- Ты представь, он меня сегодня опять русской сукой обозвал! - начинает она телефонный разговор, как принято у нас с ней, без предисловий: приветствий, дежурных фраз о погоде...
Вот уже год мы ведем с Зулей странную телефонную дружбу, лишь изредка встречаясь в Амстердаме.
- Ну и что? Тебя коробит от того, что тебя назвали сукой или русской? – спрашиваю.
- Ну ведь я и не русская! – почти кричит Зулька.
Я знаю, что ей в общем-то до лампочки: русская она в его глазах, не русская. Ей просто хочется вновь поплакаться мне в жилетку. Я хожу по дому с телефоном, одновременно делая мелкие дела. Все, что она сейчас мне скажет, было произнесено миллион раз. Все, что могу ей ответить, она знает тоже. Но...все же раз в пару недель Зуля звонит мне, чтобы рассказать об очередном скандале с ее голландским другом.
Зульфира – худенькая, невысокая татарка с мраморно-гладкой и светлой кожей. В Голландии она живет лет десять. Нет, она не невеста, ринувшаяся в поисках иностранного жениха на Запад. И даже не беженка. Просто, закончив экономический университет лет 20 назад, получила приглашение стажироваться в Германии. Затем вернулась домой. Замужество, рождение девочек... Жизнь, казалось, на родине не удалась. Решила вновь вернуться в Германию. А обосноваться улыбнулось в Голландии: она заключила контракт с одной фирмой в Роттердаме. Симпатичная стройная Зульфира приглянулась их начальнику. Ухаживания она принимала довольно долго. Решение начать совместную жизнь не было скоропалительным. Но все же произошло то, что произошло...
Они соединили свои сбережения на первый взнос за дом. Взяли вдобавок кредит и немалый. Ей и ему так хотелось именно дом – большой и уютный! В конце концов оба прилично зарабатывают – они имели на него право. Но...спустя год отношения стали просто невыносимыми.
- На выходных у нас опять были его дети, - продолжала она делиться последними событиями. - Опять в доме стоял страшный беспорядок. Все раскидано! Я решила, если уж между нами война, то ничего на этот раз делать не буду . Ни готовить, ни стирать, ни убирать за ними. Я не нянька, не прислуга, не стряпуха. Я всего лишь русская сука.,- она замолкает и начинает всхлипывать в трубку.
- Зуль,- начинаю я в который раз, - ты все знаешь. Вариантов у тебя много.
...Но ей не нужны наставления, ей надо только рассказать...
- Он был взбешен...Я ушла на все выходные на второй этаж к дочкам. Он громко хлопал дверью, что-то там кидал...И в истерике все кричал: « Русская сука...Выметайся из моего дома...»
Я пыталась быть спокойной. Но ни читать, ничего другого делать уже не могла...Взяла свой маникюрный набор, начала механически приводить ногти в порядок и тут... ворвался он: «Если ты думаешь, что получишь от меня деньги за этот дом, то ты ошибаешься! Ты в этой стране – никто. Уезжай к себе в Россию...»
Я ответила, если он не прекратит скандалить, вызову полицию. Тогда он схватил мой мобильный телефон с тумбочки и вдребезги разбил его.»
Зулька плачет. И опять по-прежнему задает вопросы, на которые давно не ждет от меня ответа. Она знает, что я ей скажу.
- Ну куда же все делось? Он же совсем недавно был таким внимательным и нежным! Я же любила его в конце концов...
Меня передергивает, как от зубной боли. Не сука, а русская. Русская дура. Я говорю, что все в ее руках. О Господи, опять все заново...У тебя много вариантов... Ты находишься в Голландии на законном основании... У тебя дети – подумай о них. Зачем им эти скандалы? Ну была любовь, ну ушла любовь..Ну ошиблась ты, он...Иди к адвокату, в другие инстанции. Добивайся выплаты своих денег за дом. Переезжай, как можно скорее в социальное, другое жилье, но не позволяй ты себя называть сукой!
Все это она знает. Зульфира, шмыгая носом, вяло говорит, что я права, вяло обещает действовать и так же вяло прощается.
Но я знаю, что она долго будет еще тянуть, чтобы что-то предпринять, долго будет сомневаться, бесконечно надеяться на что-то другое, рыдая лицом в подушку по ночам и задавая себе дурацкие вопросы: «Ну куда же все ушло? Ну почему, почему он так изменился?!»
Через пару недель позвонила Вера. Рассказывала о своих последних событиях : переезд в новую квартиру, латиноамериканские танцы с новым сногсшибательным партнером, работа – пусть не та, что хотелось бы, но все же лучше, чем сидеть на пособии и ждать неизвестно чего...
- А на показательном выступлении танцевальных групп нашей провинции я заняла первое место, - делится радостью она. - И знаешь, что меня всегда бесит, все опять говорили «Как здорово танцует эта русская!» Я их, конечно, поправляла: «Не русская я. С Украины!»
Вера смеялась, Вера счастлива...
- Ах, да, - вспомнила она. - Ты давала мой номер телефона такой Зульфире?
Действительно, очень-очень давно давала. Ситуация Зули напомнила Веру лет пять назад . Потому мы с ней, с Верой, решили, что им обеим неплохо обсудить похожие проблемы.
- Так вот, - продолжала она, - Зульфира сказала, что не могла тебе дозвониться. Просила передать, что в один из грандиозных скандалов, она все же вызвала полицию. На следующий день пошла к адвокату. Сейчас ей дали с девочками социальное жилье. Ее друга обязали выплатить ей половину денег, которые они вместе внесли за дом, оплатить ей переезд на новую квартиру. ... Слушай, ну я так поняла, что там козел еще тот! – возмущается Вера.
Забыв, слава Богу, о тех временах, как сама долго и муторно тянула с разводом со своим мужем. Как почти также, как Зулька, заламывала руки: «Куда все исчезло? Как он мог превратиться в такого монстра?» Не помнит, вероятно, и о том, как по нескольку раз то уходила, то возвращалась к нему, прощая все: ревность, тиранство, немыслимую жадность.
Я напоминаю ей об этом.
В ответ она смеется: «Ну и с приветом же мы все...»
Пока я разговариваю по телефону, моя дочь в течение продолжительного времени делает мне знаки. Ей нужна моя помощь: опять не может что-то найти. Я кладу трубку.
- Ну что, опять у русских боль души? Ох, уж эти русские.., – кривляется она, изображая усталость искушенной дамы.
- Ой, только ты мне сейчас не объясняй, что ты - литовка-немка-полька, - отмахиваюсь от нее.
Русские...Русские дуры.
«Агиос Николас...» - шепчу от счастья, погружаясь в морской залив Крита, в городке с этим волшебным названием. Все, что сейчас всплывает в памяти в связи с этим островом, заводит еще больше. Я плыву, повторяя фразы из полюбившегося в детстве Карела Чапека. "Средство Макропулоса... Гречанка с острова Крит.....Эликсир молодости...Гречанка с острова Крит!»
Затем с таким же упоением переплываю на воспоминания «бальной юности». Сиртаки. Музыка греческого танца сначала медленно и тихо, потом быстрее и громче звучит во мне.
Помню, как мы с подругой Катей решили сбежать с урока бальных танцев на дискотеку. Тихонько проскользнули в раздевалку. Похихикивая, переоделись и уже собирались вывалиться из окна на свободу, как вдруг услышали из зала, что началась репетиция танца «Сиртаки». Не сговариваясь, путаясь в одеждах, прыская от смеха над своей бестолковостью, начали вновь натаскивать на себя танцевальные юбочки. ...Как любили мы с ней этот танец!
Я подплываю поближе к берегу, чтобы коснуться ногами дна и станцевать его. Море сопротивляется, оно ревнует меня к воспоминаниям. Но все же ликую от того, что тело помнит все движения танца моей юности ! Я сегодня - гречанка с острова Крит! "Агиос Николас! Синт-Николас, Санта Клаус, Святой Николай," - шепчу я, как молитву, - паря в его морях.
Мой муж Рене, как и все голландцы, англичане, немцы, загорает на третьем этаже отеля. Время от времени окунается в бассейны. Этого я никогда не смогу понять: ведь внизу, совсем рядом, - настоящее, прозрачное, теплое, как он и любит, МО-РЕ! Он неторопливо читает книгу, пьет свой кофе, ообщается с новыми приятелем -англичанином. И, как дитя, радуется тому, что его английский все еще очень неплох. Ну и ладно...Каждому свое.
Я переворачиваюсь на спину и погружаюсь в небо. Прозрачное и бездонное, как мое море сейчас. Рене, улыбаясь, машет мне сверху. Что-то говорит своему знакомцу. И я представляю, как в очередной раз он шутит: «Представляешь, я думал женился на женщине, а она оказалось русалкой»
Его – коренного роттердамца - всегда удивляет мое ненасытное желание плескаться в морях. С раннего утра до позднего вечера. Он с ужасом наблюдает за мной, когда я окунаюсь в зябкие волны Литвы и Нидерландов.
«Средство Макропулоса...Гречанка с острова Крит...» Эти фразы не прекращают меня волновать. Эти фразы рождают во мне мою собственную песню...
На пляже, обычно пустом, замечаю мужскую фигуру. Мужчина неприлично долго наблюдает за мной.
«Ну ты, немец, совсем обалдел... Псих?»
Забыв о нем, продолжаю летать в своем далеке. Затем... опять смотрю на берег. Ну смотрит же самым вызывающим образом! Точно немец. Ни один англичанин или голландец не позволит себе этого. Погоди у меня!
Я плыву к берегу. Выхожу из воды, сфокусировав взгляд на его межбровье. Надеваю непроницаемо безразличную маску. Тело бесстыдно раскрепощено. Помните, героиню Лии Ахиджаковой секретаршу Верочку в "Служебном романе"? "Плечи откинуты назад. Походка свободная от бедра..."
Сейчас я медленно приближусь к нему на расстояние пяти шагов, а потом плавно и естественно сделаю поворот влево. Вопреки всем моим замыслам, мой взор соскользает с его межбровья, и... я вижу его хохочущие глаза. И я слышу родную речь!
-Ну как водичка?- посмеиваясь, спрашивает он.
И я вновь становлюсь сама собой,- такой, как в море...Не псих и не немец. Свой!
--Откуда.., - захлебываюсь от смеха, --Откуда Вы знаете, что я говорю по-русски?
-Очень просто: Вы слишком ДАЛЕКО заплываете. И Вы слишком ДОЛГО плаваете., --отвечает он.
Потом мы неожиданно выясняем, что он — русский немец—родился в том же городе, что и я. Фантастика!
В том самом городе, где я впервые услышала о средстве Макропулоса. В том городе, где меня учили самозабвенно танцевать «Сиртаки». Этот человек из мира моего детства.
На радостях мы поднимаемся наверх пить раки, узо, что угодно! По пути подбираем с лежаков свои супружеские половинки. С появлением Рене говорим то по-русски, то по-немецки. Муж пьет, как обычно, свой кофе и понимающе носит нам греческую водку. Русские в такие моменты пьют, он это знает...
Все последующие дни у меня отличные собеседники. Жена Андрея – Лена – очень приятная. Немного грустная, немного застенчивая. Общаться с ней, в отличие от многих русских знакомых в Голландии, очень легко. В ней нет желания во что бы то ни стало подавить собеседника знанием реалий западной жизни. В ней нет стремления снисходительно поучать и непременно выплескивать свои победы в прежней и нынешней жизни. Простота, ясность, ироничность по отношению к себе. Вижу, что и мне Лена несказанно рада. Она чаще стала выходить из номера, чтобы отыскать меня на пляже. Человек абсолютно непьющий, она с готовностью дегустировала со мной местные вина. И, к большому удивлению ее мужа, даже время от времени пила за компанию полюбившееся нам с ним раки!
Пару раз мы встречали с ней рассвет в море. И однажды у нас -- двух русалок с Прииртышья – разговор за «чашечкой» раки затянулся, и я я поняла, что моя землячка больна той затянувшейся депрессией, которая сопровождает некоторых наших людей в чужой стране. Несмотря на ее длительное проживание в Германии – около двадцати лет — она до боли ностальгировала по родине. В этом состоянии человеку все кажется в чужой стране не так. Не так встречают в магазинах. Не так общаются с тобой коллеги. Раздражают натянутые улыбки чиновников. Не так, не так, все не так.
--Если бы ты знала, как хочу домой,- рассказывала она. – С каким удовольствием сейчас взяла бы с собой полотенце и потопала бы на берег нашего Иртыша. И блаженно лежала бы на нашем замусоренном пляже, слушая речь детворы. Я устала, Рая. Да не немка я и никогда ею не буду!
В такие моменты увещевать, говорить обратное – бесполезно. Внимательный слушатель - лучший психотерапевт.
--Я устала от кучи бумаг, страховок, выплат...Приходят бесконечные счета, и ты не знаешь за что платить, за что хвататься. Моя мама воспитывала нас одна. Зарплата небольшая, но мы никогда не брали денег в долг. Здесь же у меня голова идет кругом от кредитов. Ежемесячный взнос за ипотеку дома—800 евро. Учится сын в университете - без кредита тоже не обошлись. Я понимаю, так многие здесь живут. Но, понимаешь, это на меня давит каждый день. Мне плохо. Каждый раз я впадаю в панику, что мы опять оказались в минусе в банковских счетах. Или приходит какой-то неимоверно большой счет. Я начинаю нервничать, выяснять в чем дело. Оказывется - компьютерная ошибка! И чтобы докопаться до просчета чиновников, мне приходится тратить уйму времени, нервов!
Андрей же всегда спокоен. Я так не могу. Мне плохо. Раз в год мы просто обязаны лететь к маме. Хорошо, что у обоих работа. Хорошо, хоть маме можем помочь. Ах, а эта работа! Разве работала бы я на такой у себя на родине? А ведь я закончила в Минске юридический факультет. Кто об этом помнит, кто об этом знает? Я и сама уже не верю. На фабрике, где работаю, конвейер. Сколько мне понадобилось усилий, чтобы меня не выкинули оттуда. Прихожу с работы—руки гудят. Посмотри на мои руки... И это нашим там, на родине, не расскажешь. Им кажется здесь легко деньги достаются, здесь все легко и все красиво.
Таня говорила, говорила. Плакала. Ей надо было выговориться.
Я слушала ее и понимала, что у нее не просто ностальгия, у нее - обыкновенная затянувшаяся депрессия, которую давно пора лечить медикаментозно. А пока...
В один ясный критский день мы с ней решили искать средство Макропулоса. Так началась наша игра.
---У меня есть сын, который учится в университете. Он станет юристом,- начинала рассказывать мне она, - И это просто замечательно!
--У меня есть упрямый сын и вредная дочь , --продолжала я, - это просто прекрасно!
---У меня муж Андрей – он очень добрый. Это здорово! Немного легкомысленен, но...
--Но это несущественно, - добавляла я.
---Мы вскоре полетим к моей маме - я счастлива!
--Меня тяготит назойливость продавцов в магазинах. Меня раздражают звонки телефонной рекламы, мне не нравятся неискренние улыбки..,
--Лена, но это совсем несущественно! – одергивала я.
Этого, кстати, несущественного оказалось у нее очень мало. И мы решили, что акцентировать на нем внимание вовсе не стоит. На то оно и НЕСУЩЕСТВЕННОЕ! Правда, в негативе оставались еще дела бумажные: выплаты, ошибки чиновников, кредиты... Мы их пометили как «ДЕЛА, КОТОРЫЕ ПРОСТО НАДО РЕШАТЬ».
Неожиданно открытое нами «Средство Макропулоса» и в самом деле превращалось в эликсир молодости, вызывая у нас смех. Андрей и Рене, слушая нас, недоумевали, что вызывает такой хохот у двух землячек, повстречавшихся на острове Крит за тридевять земель от Прииртышья. И это смешило нас еще больше.
....И уже потом нам грустно было только при расставании, несмотря на то, что все мы договорились о скорейшей встрече. Я помню глаза Лены, когда они с Андреем провожали нас в аэропорту. Они стали печальными и такими же потерянными, как в первую встречу. Я наспех записала их телефон. И... вот уже 6 лет не могу его отыскать во всех своих записных книжках, которые всегда в беспорядке рассованы по моим сумкам! Рене тоже вспоминает наших друзей. И тоже сожалеет, что я так опрометчиво потеряла их телефон.
Как же так могло случиться? Лена, Андрей, найдитесь. Кажется.., мне срочно пора начинать играть в нашу игру – «Средство Макропулоса». А может, мы оставили его в Прииртышье?
Рик опять сел на своего "конька". И занесла же к нему нелегкая... Уйти от него в ближайший час будет просто невозможно. Смирившись с тем, что день почти пропал, я приготовилась погрузиться в свои мысли. От меня, конечно, требуется не так много. Время от времени задержать на нем осмысленный взгляд. Иногда глубокомысленно изречь:"Да, Рик..."
Рику не нужен оппонент. Ему нужен слушатель. А еще лучше--единомышленник. Я никогда не стану сторонницей его взглядов. Так же, как и он--моих. Так зачем же понапрасну ломать копья? Тем более, что человек он в общем-то милый. Главное -- абсолютно непосредственный и простой.
Украдкой я оглядываю холостяцкое жилище. Аккуратная просторная кухня. На полках -многочисленные баночки с собранными и высушенными им самим травами. Навечно устоявшийся здесь запах свежеиспеченного хлеба. Так, наверное, пахнут настоящие "бабушкины" кухни...Увы, со своими бабушками, умершими до моего рождения, я не была знакома и в кухнях их никогда не бывала.
Мои мысли уже убежали от Рика далеко. Ему нас не догнать... Я с удовольствием плаваю в думах о своих пробабушках и бабушках, чьи недолговременные жизни мне всегда кажутся удивительными.
- Рик, у тебя остался с обеда твой вкусный хлеб?- приоткрываю я дверь из своего мира, прервав его монолог о очередных открытиях в здоровом питании.
--Сейчас испеку,- воодушевляется он еще больше. -- На это уйдет не более получаса.
О Боже, что я наделала... Сейчас мы будем печь хлеб, комментируя рецепт быстроприготовляемого хлеба, потом вновь придется вернуться к начатой им теме.. Нет, день и в самом деле пропал.
Рик -- 45-летний холостяк, приятель нашей семьи. В молодости не доучился на врача. Женился. Развелся. Стал почти инвалидом, но, благодаря им самим разработанной системе питания, встал на ноги. Бодр, здоров, в свои 45 выглядит очень молодо. Получил в наследство от отца дом с землей. Сидит на "социале", как он говорит, не потому, что бездельник,а потому, что хочет заниматься главной своей страстью --написанием книг о здоровой пище. Питается он очень уж экстремально .Во всяком случае, для меня. Салаты из сырого картофеля и трав, пара сырых яичных желтков в день, которые приносят ему собственные куры. Естественно, отсутствие мяса и..ни одного продукта из супермаркета! Фрукты, овощи, мед, молоко и зерно для хлеба ему привозят бельгийские фермеры. Сыр он делает сам.
Рик утверждает, что следуя его рекомендациям, можно вылечить любую болезнь. А прожить, питаясь исключительно таким образом, можно лет до 200.
Вот и сейчас он в очердной раз показывает мне фотографии представителей какого-то африканского племени, продолжительность жизни которых составляла 150-170 лет. Именно они и питались так, как делает сейчас Рик.
--Человек вполне в состоянии прожить до 200 лет. Но его губит вредная пища. Вот увидишь, я проживу до 120-ти уж наверняка,-- слышу я Рика и чувствую, что наступила вопросительна пауза.
--Не увижу, Рик. У меня аппетит хороший. Знаешь , что такое пельмешки, политые сметанкой, приготовленные моей мамой? А литовские цеппелины ты ел когда-нибудь? А сочные караимские кибинай? А белорусские драники с мочанкой хоть пробовал? Так вот, вся эта мясо-углеводная смесь жутко вредна, но это очень вкусно. Я бы хотела, чтобы эти кошмарные радости время от времени появлялись в моей жизни.
Рик начинает стенать. Он копается в своих архивах, что-то оттуда вычитывает мне. А я вновь уютно устраиваюсь в своей скорлупе и, думая о своем, отбрыкиваюсь,бубня привычное:" Да, Рик..Наверное, ты прав..."
" Ну почему все полезное--такое невкусное, а все вредное --такое вкусное?"-спрашивает дочь Иоланта, когда Рик передает ей приготовленный им сыр. Рику лучше не рассказывать, чем мы с мужем кормим детей. Его приводит в негодование даже безобидная овсянная каша. Мы ее тоже, оказывается,неправильно готовим. Да и покупать геркулес в супермаркете -- смерти подобно. Увы, на поиски продуктов мне просто жаль времени.
Похоже, наша беседа с Риком приняла другое направление.
--Знаешь,--слышу я,---если я когда-нибудь женюсь, то моя женщина будет из России или из другой республики бывшего Союза. Люди на Западе живут неправильно. Питают себя отравой, думают о материальном. Русские совсем другие..
Вот и настал мой черед садиться на своего "конька". Почему-то в памяти всплывает эпизод из старого советского фильма. Марецкая в фильме "Член правительства"? " Вот стою я перед вами, простая русская баба. Мужем битая..."
Несколько театрально я встаю из-за стола. Мое тело радуется движению -наконец-то!
--Рик,--торжественно и тихо начинаю я,-- вот стою я перед тобой. Обыкновенная постсоветская женщина. Имевшая на родине любимую работу, прекрасную квартиру, возможность оплачивать детям частных учителей., любившая красивые тряпки ...Конечно,было трудно,но это уже другой разговор. Как ты думаешь, в каком случае ринется к тебе на Запад нормальная русская женщина? Вот именно, если ты ей предоставишь больше возможностей, чем она имела на родине. Возможность иметь крепкую опору в лице любимого мужа. Сможешь ты оплачивать ежегодные выезды всей семьи на ее родину? Это обойдется минимум в 3 тысячи в год. Сможешь заработать и на второй отпуск, чтобы не зацикливаться на одних визитах к родным? А учеба детей в школах-университетах-студиях? А прочие необходимости?
Рик мрачнеет и опускает взгляд. Подавленный, притихший, он берет гитару.
А вот это уже самый приятный момент наших встреч!. Играет он просто виртуозно,замечательно, восхитительно, великолепно. Всем своим существом погружается в музыку. Страстную, экспрессивную. Лицо становится отрешенным, умным, красивым. В эти минуты в него можно даже влюбиться. Ах, Рик, Рик... А ты мне все о презренном питании и непритязательности русской женщины...
Раиса Том-Чехович
В нашем доме поселилась замечательная стерва
Она, действительно, была великолепна! Просто чудо, как хороша, колоритна. Эта женщина взбудоражила своим поведением все безлико-доброжелательное соседство своих соотечественников-голландцев. Маленькая, язвительная, стремительная в движениях, импульсивная, суперсексуальная, Как полагается добропорядочной стерве, она независимо, гордо шествовала мимо всех, не желая видеть никого и ничего. Громко и резко хлопала дверью, с истерическим надрывом звала свою собаку, выпускаемую бегать без поводка... А как ярко высвечивались все эмоции на ее строптивом лице! Досада, раздражение, нетерпение... Бывало, она окидывала меня презрительным взглядом и резко отварачивалась, не скрывая неприятия. И я с удовольствием констатировала факт, что выгляжу, пожалуй, классно!
Меня удивляли, а порой и восхищали искренность ее эмоций, мгновенный взрыв неистовства, абсолютное неумение приспосабливаться к окружающему миру. В ней было столько экспрессии, столько непосредственности, что ее, голландку, переплюнуть в этом не смогла бы даже иностранка!
Именно ее рождения не хватало этой мирной голландской земле. Ее необузанность и мятежность способны были компенсировать все сущестующие комплексы, заключенные в рамки приличия.
До какого-то момента ее проживание в нашем доме я воспринимала как забавную для себя игру. Но когда я поняла, что вся ее стервозность- только следствие безнадежного одиночества, ее незащищенности и отчаянной тоски...Когда я поняла, что она просто патологически не умеет ладить с людьми и, пытаясь защититься от мира, демонстрирует себя в качестве мальчиша-плохиша...Тогда и пришел конец моей тайной игре...
Как-то вечером под окнами Стервы скучковались соседи. Благообразные и медлительные,они устремили взоры наверх, откуда доносились истерические рыдания и грохот. Затем полицейские вывели ее из дома и усадили в свою машину. Плачущую, униженную, умоляющую, пьяную. Насладившись спектаклем, люди долго не расходились, покачивали головами, обсуждая чужое падение.
Потом я встретила ее на улице, прогуливающую собаку. Еще более непримиримую, еще более нервную и независимую. Я вдруг захотела ей что-то сказать. Но вовремя остановилась, вспомнив о характере этих последовательных, гордых стерв. !
И вновь покатились дни... Однажды ее начал сопровождать кукольно красивый юноша лет 22-х. Он безотвязно семенил за ней повсюду, услужливо открывал дверь ее машины, беспрекословно следовал ее желаниям, отражавшимся на ее лице и в коротких окриках. Нет, это была не кроткая привязаность сына. Это была рабская благодарность приживалы. С виду Альфонс был очень застенчивым. Его явно коробила ее бесцеремонность слюдьми. Он при этом краснел, прятал взгляд... !
Однажды приехашей ко мне подруге улыбнулось счастье лицезреть Стерву. Подруга замешкалась у выхода дома и , наблюдая за ней, с интересом спросила: « И она-голландка?»
- Она - самая натуральная и самая замечательная стерва,- не без гордости сообщила я, - а у стерв не может быть национальности.
Нет, ничего не екнуло в нас, когда мы увидели рядом Альфонса. Не екнуло, несмотря на его пристальный взгляд, как бы споткнувшийся о нашу русскую речь. С той поры при встрече со мной, он странно поглядывал на меня. И ( о, чудо!) здоровался, рискуя навлечь на себя гнев своей Стервы. Он не рассматривался мной как интересный экземпляр, а потому я никак не расшифровывала его перемену.
Как-то , вынимая почту, я вздрогнула, услышав русскую речь: - Простите, вы-русская?—спрашивал меня... Альфонс
- Почти,- ответила я.
- Вы из России?-продолжил он.
- Почти,-повторила я.
- Вы знаете, в Голландии я никого не знаю, а так хочется поговорить с кем-нибудь из наших,-произнес он деликатно.
Он рассказывал о себе. О том, как жил в России. О том, как познакомился с моей соседкой- через посредничество брачной фирмы. Дама искала хорошенького иностранца. Он- женщину из ЕС. Им повезло. Да, она старше его в 2 раза. Но разве это так плохо, если она еще хороша собой и самое главное.—посулила ему сделать вид на жительство в своей стране?
- Только знаешь, продолжал он,- ты была права, когда сказала подруге, что она стерва. Вот уже тянется год, а ее обещания о моей легализации, остаются обещаниями. А знала бы ты, что приходится терпеть от нее!
Нет, этого я знать не хотела. Мне было лишь жаль Стерву. Хотя...мне уже давно не хочется ее так называть.
Раиса Том-Чехович, Лимбург, Голландия
Как-то позвонила из Москвы подруга и сказала, что, быть может, у меня остановится монахиня Дарья из российского православного монастыря. Дарья была дочерью одного нашего хорошего знакомого ---добрейшего Геннадия Михайловича. В назначенное время инокиня не появилась. Но месяцем позже, в один из темных осенних вечеров, когда, кажется, тоскливо даже не от погоды, а от одинаковых, суетливых буден, она вдруг позвонила в квартиру...
"Ничего не происходит случайного в истории, ничего не происходит случайного в жизни",--- писал Александр Мень. Монахиня Дарья, прилетевшая из сердца русского православия, стала для меня одним из дорогих людей.
О людях, которых любишь, писать всегда трудно. Все слова кажутся блеклыми, вычурными, недостойными их. Ох, уж эти слова. Вечно произносимые, ничтожные, приевшиеся, не всегда способные в полной мере высказать все, что мы чувствуем, что любим, о чем страдаем...Люди сердечные поймут, если просто скажу, что инокиня Дарья оказалась на редкость естественным и добрым человеком. Словом, не от мира сего.
Каждая минута общения с ней приносила подтверждение о существовании Бога, добра, необходимости верить, надеяться и любить. Она не одергивала и не поучала, видя меня в грехах моей гордыни. Но, несмотря на внешнюю непреодолимую разность наших с ней судеб и характеров, между нами возникло удивительное взаимопонимание, одинаковость чувств и восприятия мира.
Из того самого монастыря...
Лет 5 назад в газете "Совершенно секретно" я прочитала материал о монастыре, где служила Дарья. Автор писал о нем, якобы обнародуя некоторые нелицеприятные факты. Ничего цитировать из этой статьи не буду. Не хочу. Уже не хочу.
---Правда ли хоть что-то в этом материале?---осторожно спросила монахиню.
---Нет. Ничего, что там изложено, у нас не было. Видно, статья была кому-то и зачем-то нужна...Да, у нас служить очень трудно, но это совсем другое...,---услышала я в ответ.
Женский монастырь, где служит Дарья, находится в 15 км от Оптиной пустыни---знаменитого мужского монастыря. Это те святые места, где мечтает побывать каждый православный. Вот что писал об Оптиной пустыни Александр Мень:" Монастырь в Оптиной пустыни не был типичным. Он был исключением в истории нашей церкви. Именно потому туда стремились представители культуры. Там были и Хомяков, и Киреевский, и Лев Толстой, и Леонтьев, и многие другие. Не в иные монастыри, а именно в этот своеобразный, удивительный центр стремились эти люди...Старцев и насельников этой обители волновали те проблемы, которые волновали культурные слои общества того времени. Именно поэтому Толстой и Достоевский могли обсуждать со старцами не только свои личные проблемы, но и общечеловеческие, общекультурные. Да, это было исключение. И вот именно поэтому Достоевский создал своего Зосиму, оглядываясь на Оптину пустынь, видя в ней как-бы открытый вариант, открытое понимание православия, открытое понимание христианства..."
Жизнь в монастырях тяжелая. Круглосуточные службы, молитвы за нас всех, почти непосильная физическая работа. Дарья сказала, что в основном монахини живут очень мало--лет до 50-60. Заметив, что меня это расстроило, она улыбнулась:" Так это же хорошо. Они спасаются через страдания!"
Голос у Дарьи тихий,спокойный, с чуть заметным московским говором. От ее кроткой, тихой речи, слова особенным образом проникают в душу. И вновь вспомнились слова А.Меня:" Голос Бога--тихий.Он звучит внутри каждого из нас и его важно услышть."
Господь смотрит на то, что у нас внутри, а не снаружи
Как-то разговаривая с Дарьей, я рассказывала ей о священниках, которые, на мой взгляд, отталкивают молодежь от церкви. К примеру, был случай, когда из-за дрэдов и сережек в ушах подростков не пустили в православный лагерь. С облегчением услышала от нее, что в Москве так уже не делают. В связи с этим Дарья рассказала мне такой случай:
" В один храм пришла девушка. В короткой юбке, при кометике. Подошла к иконе Божией Матери и начала искренно молится. Слезы текли по ее лицу. Плач переходил в рыдание. Она о чем-то просила Богородицу, уповала на Божью помощь... В тот момент подошла к ней бабушка, служившая при церкви и начала ее ругать:" Что ж ты в таком святом месте появляешься в непотребном виде?"
Девушка вздрогнула и опрометью выбежала из храма. А ночью той бабушке приснилась Божия Матерь...
---Что ж ты сделала?---спросила Она.---Я это дитя шаг за шагом вела к Вере. А ты в одну минуту перечеркнула все мои усилия!
Никогда и никого нельзя гнать из храма. Если человек туда пришел, значит, его привел Сам Господь. Через беды или другим образом Он зовет нас в храм. Бог смотрит, что у нас внутри, а не снаружи.
Однажды в церковь, где я служила, пришел пьяный мужчина. Он стал просить, чтобы позвали батюшку. Мужчина был нетрезв, а священник у нас был новый, немного мирской. Побоялась я, что он его сейчас выгонит, и , прежде, чем звать батюшку, осторожно стала расспрашивать: "Зачем понадобился священник? Мужчина указал на икону Святителя Николая и сказал:" Вот этот старик мне каждую ночь снится и говорит: " Иди в храм, иди в храм..." Никогда я сюда не ходил, а теперь напился для смелости и пришел"
Рассказала я об этом священнику. Батюшка потом долго водил мужчину по храму, рассказывал о Боге, о святых...Этот мужчина вместе со своей семьей до сих пор ходит в ту церковь".
Святые ходят по земле
Мне всегда был интересен подвиг юродства во имя Христа, существующий в православии. Христа ради юродивые отказывались от корня всех грехов---гордыни. Они вели необычный образ жизни, многие из них представлялись умалишенными. В иносказательной форме обличали зло. Василий Блаженный, Ксения Петербургская...Напомню о Святой Ксении. Жила она в Петербурге. Была молода и богата. Внезапно, без покаяния, умер ее муж. Чтобы замолить его грех нераскаянности, Ксения отказалась от богатства, которое раздала бедным. Себя стала называть именем умершего мужа, Одевалась во что придется, ела, что Бог пошлет. У людей находила временный приют, слыла умалишенной. За подвиг юродства Господь ей дал дар прозорливости.
Когда мы начали вспоминать с моей гостьей об этой святой, рассказала она мне такой случай:
"В советское время мы с семьей жили в Новосибирске. У нас в доме на ночлег останавливались приезжие прихожане храма. В те времена верующим было опасно собираться вместе где-то в одном доме. Поэтому, остерегаясь властей, батюшка нам запретил это делать.
Возвращаюсь я с вечерней службы, а мне навстречу женщина. Ладошку к губам приложила и говорит тихо:" А мне ночевать негде..." Отвернулась я от нее, иду и плачу. А через пару дней мой духовный отец, живший в Вильнюсе, прислал икону Ксении Петербурской, которая в эти дни была причислена к лику святых. Взглянула я на икону и узнала в ней женщину, просившуюся на ночлег. Это было искушение..."
А вот что рассказала Дарья о Святом Амвросии, основавшим их монастырь.
" Ехали к нам в монастырь паломники. Заблудились и долго не могли найти к нам дорогу. Вдруг из темноты вышел старец и попросил его подвезти. Указал он им путь к монастырю, вышел из автобуса... Вошли уставшие паломники в храм и там, на иконе с изображением Святого Амвросия, узнали своего попутчика.
Бог есть!
В монастыре , где служит Дарья, нет ни радио, ни телевизора. Живут все предельно аскетично. Спят в кельях на жестких, узких топчанах. К моему обыкновению включать телевизор при трансляции новостей монахиня относилась терпимо. Впрочем, как и ко всему, с чем пришлось столкнуться ей в квартире с чуждыми ей привычками.
Правда, сразу же в первые дни нашего знакомства инокиня заметила, что я не ношу крест. Она протянула мне крестик. " Возьми и носи, не снимая,-почти строго сказала она,- Это крестик с Нового Афона... Мне жутко делается, когда ты без креста ходишь"
Как чудесен этот ново-афонский крестик, вырезанный из дерева... Показала она мне и другие. Один крест --монашеский, другой,--полученный в детстве при крещении., третий,--сделанный монахиней, с которой они живут в келье.
Я так поняла, что эта монахиня очень больна. Дарья за нее волновалась и постоянно молилась.
---Иногда Господь разрешает человеку, ушедшему из земного мира, сообщить нам какую-то важную весть,--рассаказывала мне инокиня. ---Был такой случай. Муж и жена договорились: тот, кто из них умрет первым, если будет позволено свыше, придет к другому и ответит на вопрос: есть ли Бог?
Умер муж. Жена его похоронила по-христиански, а ночью---стук в окно. Подошла она к нему, а там --муж., который произнес лишь два слова:" Бог есть!". И тут же ушел.
Все истории, рассказанные Дарьей, все фразы, произнесенные невзначай, казалось, были знакомы, близки мне, но произносимые ею, они обретали новое звучание, еще более прекрасное и сильное.
---Никогда не бери на себя грех осуждения. Это нелегко, но ты старайся. Пусть лучше люди тебя осудят, но ты сама--никогда!
Уехала инокиня Дарья, оставив ощущение недосказанности и тайны. Высокая, худощавая, в черном чуть прохудившемся монашеском одеянии, с четками в руках, она осталась в моих воспоминаниях, как хрупкий цветок, подаривший мне в пасмурный день тепло и свет христианской Веры.
После разлуки с Дарьей я долго еще думала о ней и пообещала себе, что непременно поеду в паломничество в те места, где служит она. Пообещала и тут же вспомнила слова монахини:" Никогда, никому ничего не обещай. Ни себе, ни людям. Все в руках Господа Бога..."
Раиса Том-Чехович, Литва
-Ик бен индо,- гоорит Мартин и смотрит на меня серьезно. Наверняка ждет, когда спрошу, почему вдруг он, - худощавый, долговязый подросток с голубыми глазами и белесыми волосами, индонезиец? Таким, как он, только ноги в клумпы, тюльпаны в руки и...готова картинка: «Нидерландец натуральный».
Мартин продолжает смотреть на меня вопросительно и уже с упреком « Что же ты, непонятливая такая, не интересуешься, почему я и вдруг - индо?»
- Какой же ты индо? – спохватываюсь я и веселюсь от его нарастающего укора. – У тебя вон какие волосы светлые и кожа твоя почти прозрачная...
- И все же я индо, - облегченно вздыхает он, дождавшись моего изумления и наслаждаясь им.- Что поделаешь, это именно так.
Историю Мартина я уже слышала от своей дочери. Похоже, сегодня он решил рассказать ее и мне. Что ж, если он этого хочет...
Мама мальчика - наполовину индонезийка, наполовину голландка. Папа – голландец. Родили они его, когда им было по 16 лет. Через 4 года появился на свет и его брат Рональд. Несколько повзрослев, родители разошлись. Мама вышла замуж во второй раз за бельгийского полицейского и вместе с ней дети перебрались в Бельгию. Пять лет жизни в семье матери и полицейского мальчики вспоминают, как кошмарный сон. В буквальном смысле их воспитывали из-под палки. Бельгиец-полицейский опробовал на детях все приемы каратэ, которым его обучали на работе. Истязал, бывало, так, что на телах детей оставались ссадиы и синяки.
Братья жили в семье по другим законам, нежели другие дети. Им запрещалось без разрешения взрослых брать пищу, общаться со сверстниками. Мартину приходилось готовить завтрак для всей семьи, мыть каждый раз посуду, делать уборку в доме, нянчить сводных сестру и брата.
Мартин и Рональд приходили в школу вялыми и невыспашимися. Они не противились правилам, заведенным отчимом. Безропотно сносили побои, ведь они даже не прдставляли, что можно жить как-то иначе. Им казалось, что так живет большинство детей. Свои обиды и боль Мартин доверял только дневнику.
Но однажды случилось то, что и должно было когда-то произойти. Как-то на перемене в школе Мартин подрался с одноклассником. Упал. Задралась рубашка, и...все увидели его синюю от побоев спину. Педагоги тотчас вызвали детскую службу. В разговоре с психологом, очень нехотя и со страхом, что ему достанется за это от отчима, он вынужден был рассказать о происхождении синяков на теле.
Позднее связались с отцом детей, который работает в Таиланде. В конечном итоге Мартина определили на жительство к родителям отца, проживающим в Голландии, а маленького Рональда - в бельгийский интернат для детей.
Четвертый год живет Мартин у дедушки с бабушкой. Иногда летает к отцу в Таиланд. Каждую субботу на 4 часа дедушка с Мартином везут к себе из бельгийскоо интерната Рональда. Затем на сутки малыша отвозят к матери и отчиму. Потом вновь интернат.
- Не переживай,- говорит ребенок своему старшему брату,- мне в интернате совсем неплохо. Тяжелее бывать у мамы. Ты, пожалуйста, скорее вырастай. Я хочу твое место занять у дедушки с бабушкой. Хочу тоже жить в семье.
- Послушай,- говорю я Мартину,-может, тебе не надо так часто вспоминать о том, что было у мамы в Бельгии. Сейчас же ты любим и счастлив.
- Может, и не надо. Но у меня не получается. Все еще обидно за себя, за брата. Обидно, что у нас никогда не было и уже никогда не будет такой семьи, как у всех детей.
...А по-настоящему счастливым я себя чувствую только в Таиланд,- продолжает Мартин.- Европа оттуда далеко-далеко... И люди там намного проще и сердечнее. Знаешь, они ведь очень и очень бедно живут, но все-равно какие-то открытые и добрые. Почему так, не знаешь?
Когда я закончу школу, то уеду в Таиланд навсегда. Там я никогда не вспомню о том, что было в семье моей мамы.
Мартин рассказывает мне о Таиланде. Об этой его мечте я тоже уже слышала. Далекая, дивная, сердечная страна Таиланд...
Когда он заканчивает свой вдохновенный рассказ, я не выдерживю и говорю ему горькую правду.
- У русских есть пословица : « Хорошо там, где нас нет». У голландцев она звучит так:"Ты всегда несчастлив там там, где живешь".
Мне иногда тоже кажется, что по-настоящему я была бы счастлива только в России. В Сибири, на Урале, в тьмутаракани... Мне кажется, что люди там говорят, что чувствуют и слышат друг друга. Вопрос « как дела?» там не просто приветствие, а искренний интерес к человеку. И на него ты имеешь право ответить так, как тебе хочется, а не бодреньким и безликим « все о кей».
Все же, к счастью, мне это только кажется. Умом я понимаю, что в России у меня возникли бы проблемы, которые были бы мне, быть может, не по силам. Так же и с твоим Таиландом...
Поэтому я придумала себе другую поговорку: не «хорошо там, где нас нет», а «хорошо там, где я есть». А Россия и Таиланд пусть продолжают оставаться красивой сказкой. Надо же нам о чем-то мечтать?
Искренность и умение слушать - мне нравится в Мартине это свойство.
- Как ты сказала?- спрашивает он. – В России люди говорят, что чувствуют? Это верно? Тогда, пожалуй, я уехал бы в Россию...
- Мартин,-смеюсь я,- нас с тобой там только и ждали! Ты слышишь, хорошо там, где мы есть!
Раиса Том-Чехович, Голландия