Тяжело быть "белой вороной" в стае,
Только белые свет небес отражают,
Чёрные порождают страх.
Чернее, чем сажа и мысль в подкорке,
Черней, чем грибок на забытой корке,
Чернее, чем слово "Крах".
Если белая, значит судьба изгоя,
Значит, брать на себя всей планеты горе,
Принимая судьбу, как дар.
Несмотря на смешки и плевки вдогонку,
Всё толкать, как Сизиф, круглый камень в гору,
И гасить решетом пожар.
Можно краской залить на закате перья,
Заучить на чужом языке поверья,
Повторяя:"Моя стезя".
Всё равно умирая, посмотришь в небо,
Грим линяет и белым осталось нёбо,
От судьбы убежать нельзя.
Всё разделив на "до и после",
Отъезд "прошёлся топором".
Мы в этом мире только гости,
Ещё немного и уйдём.
С той жизнью (городом, дворами),
Порой казалось: "чёрт бы с ней".
Всё, что потом случилось с нами
Произошло в другой стране.
Опять воспоминаний нити,
Уносят сердце в дальний край.
Хоть сотню раз меня вините,
Но только детство – это рай.
Который мы спешим покинуть,
Не сознавая для чего.
Отметку "три четвёртых" минул
Побег из детства моего.
Всё наше остаётся с нами,
Но остаётся только снами,
Сны, словно старое кино,
Улыбки дарят наших близких,
Чьи имена на обелисках,
Уже начертаны давно.
Сон – и награда и спасенье,
Порой, как будто, день весенний,
Что победить способен грусть.
Усну, быть может и не скоро,
Там встречу всех, кто был мне дорог,
И остающимся приснюсь.
"Богу не важно, где ты лежишь,
важно, что сделал, пока был жив"
©
Много было выпито вина,
Много слов прекрасных прозвучало,
Грузия, что дождиком встречала,
Солнцем одарила нас сполна.
"Если не Георгий, кто тогда"?
Так шутил наш гид в часы застольные.
Грузия, твои застолья вольные,
В памяти остались навсегда.
Как-то произнёс старик грузин
Фразу, пусть простую, но прекрасную:
"У людей молитвы только разные,
Бог для всех молящихся един".
На Кипре тот же светлый месяц
И тёплых сосен дружный рой,
Рассвет на розовом замесе,
Встаёт привычно за горой.
Покруче серпантин дороги,
Потоки встречных поскромней.
Глухое зарево тревоги
Притихло временно во мне.
"Жизнь коротка, природа вечна",
Несёт обещанный покой,
Пусть передышка скоротечна,
Но были рады и такой.
На Кипре, в Греции, на Капри,
В краях, где мир живёт пока,
Мы пьём покой небес по капле,
И провожаем облака.
Только в детстве найду ответы,
Там берёзы, что сам сажал,
И каштан зацветавший летом,
И потёртый речной причал.
Поворот, за которым старость,
Одиночества грустный путь.
Много дней впереди осталось,
Только детство нельзя вернуть.
Заросли сорняками грядки,
Той, далёкой уже, страны.
Мы играли в войну и прятки,
Нынче прячемся от войны.
Есть страна, где прославиться сложно,
Если не был страною убит,
Или сгинул в позёмке острожной
У подножия елей и пихт.
Могут сделать придворным поэтом,
А потом – револьвер у виска.
Могут мордой возить по паркетам –
В кабинетах родной ВЧК.
Власть лелеет мазурки и марши –
С ними легче идти на убой.
Заикнёшься, что мир этот страшен, –
Запылаешь разбитой губой.
Череда поколений и судеб,
Неизбежный истории ход.
Есть страна, где безжалостны судьи,
А поэтов "пускают в расход".
Цветами граната покрылись просторы Гранады,
Усталое солнце неспешно встаёт на востоке,
Задумчивый всадник проехал селением сонным,
Куда он стремится? Возможно и сам он не знает.
Поехал за милой судачат соседки-товарки…
Сидит у окна год за годом, глядит на дорогу,
Когда её суженый, рядом коня остановит?
Зачем же цыганка ты долгую жизнь нагадала,
Когда он уехал и больше назад не вернётся.
Уехал в Севилью судачат товарки-соседки…
Она бы пошла босиком, но дороги не знает.
Боится хотя бы на время оставить жилище –
А вдруг он приедет и встретит закрытые окна,
И больше уже никогда, никогда не вернётся.
Уехал на запад, уехал на время, уехал навеки…
Не вставляйте, как патроны, в обойму,
Мы от разных оружейных систем,
Каждый пишет о своём и по-своему,
Сам не зная, почему и зачем.
Не судите нас поспешно и строго,
Были бури и на нашем веку.
Мы лишь смертные стенографы Бога,
Что успели, записали в строку.
Добровольно на страницах распяты,
Не гремите на поминках строкой.
Единицы остаются в цитатах,
Остальным даётся вечный покой.
Селенье
Символ страданий – часовня на голой вершине,
Воды прозрачны, оливы встречают столетье.
Люди скрывают плащами фигуры и лица,
Башни, открытые ветру не знают защиты.
Крутится флюгер на башне, не зная покоя,
Крутится вечно, покорный бездушному ветру.
Слёзы от ветра с рожденья до смертного часа,
Стынут на лицах моей Андалу́сии слёзной.
[Federico García Lorca 1898-1936]
PUEBLO
Sobre el monte pelado
Un calvario.
Agua clara
y olivos centenarios.
Por las callejas
hombres embozados,
y en las torres
veletas girando.
Eternamente
girando.
!Oh pueblo perdido,
en la Andaluci'a del llanto!
А небо всё ниже, а время всё хуже,
Удавка на шее всё туже и туже.
Окрасились травы кровавой росою –
Обильна пожива старухи с косою.
Грядёт на планете всемирная жатва,
Ложатся под нож за державой – держава.
Бездонны зрачки оружейного жерла,
Народы и страны приносятся в жертву.
Но дьяволу внемлют, а Богу не верят,
Становятся люди страшнее, чем звери.
Звонят колокола, скрывают звон кандальный,
Кресты на куполах пронзают небеса.
Надеждой поманил заморский берег дальний,
Но ты уже давно не веришь в чудеса.
Одна страна – язык, одна надежда – вера,
Они тебе давно подарены судьбой.
Пока ещё душа – не призрак, не химера,
Она не обретёт обещанный покой.
Пожарища пусты, земля устало стонет,
Вселенская гроза срывает ветер с крыш.
Уедешь от войны, тюрьмы, сумы, погони,
И только от себя уже не убежишь.
Зима, болезни рыщут словно волки.
Вокруг посмотришь – хочется завыть.
Но пациент пришёл в смешной футболке
С картинкой "Мир возможно изменить".
"Мир можно изменить" – ответит ветер,
"Мир можно изменить" – шепнёт река.
Что из того, что время сеет смерти,
Любовь и жизнь сильны ещё пока.
Они давно ушли в иные дали,
Никто не знает, что готовит рок.
Одним – кресты, другим за них медали –
Тоскующим по родине урок.
То критик доморощенный пинает
Уже давно шагнувших за порог.
То эпигон их всуе поминает,
Гордыню не считая за порок.
Что критики? Всё мытари и тати.
Но в каждой "твари" есть какой-то прок.
Когда б Вы знали, как Вас "расцитатят",
Не стали бы творить волшебных строк.
Прошедшие года – запавшие виски,
Разлуки чередой, страдания и войны.
Писание стихов – спасенье от тоски,
Когда светло вокруг, тогда душа спокойна.
Уносит лунный свет молитвы в небеса
О мире на земле. В огне сгорает осень.
Оставшихся в живых, слабеют голоса,
Но те, что в небесах, о том же самом просят.
На Пискарёвском мемориальном могилы общие,
Тем, кто от голода умер, отныне в земле просторно.
Дедушка там и дядя, притихшие оба, тощие
Как остальные блокадники, молча лежат, покорно.
Справки в семейном архиве – "сердечная недостаточность".
Хлеба на всех не хватало, отсюда и дистрофии.
Этот забытый диагноз, в Блокаду возникла надобность,
В справках писать и озвучивать запретили.
Там, наверху, транспаранты, плакаты, флажки, и песенки –
Дети и внуки вождей приспособились, устояли.
Тех, кому самолётом в Блокаду возили персики,
Пока горожан, умиравших от голода, скирдовали.
Нам говорят, что история движется по спирали –
Глупой старухе скулить у расколотого корыта.
Только живые, глаза на действительность закрывали,
Только у мёртвых глаза навсегда открыты.
Краков,
местами, чем-то похож на Прагу.
Все средневековые города похожи.
Если бы не Уффици или, допустим Прадо,
Бродишь по улицам, видишь одно и то же.
Но экскурсовод погружает тебя в историю,
Ставшего для него сакральным, места.
Понимаешь: любую страну, да хоть Эстонию,
Нельзя познавать по методу квеста.
И открывается Краков, где Ягеллоны сменяли Пястов,
И Закопане, где аристократы спасали Ленина,
Где музыкант на улице исполняет румынские пляски,
А трамплины стали символом поколения.
Гид вас подводит к прошлому, как подводят ребёнка, за руку.
А трубач каждый час призывает: «Очнитесь, сонные».
Королевский замок упрямо и пристально смотрит за реку,
Там, на востоке опять собираются тучи тёмные.
В нашей жизни много отметин –
Там зарубка, тут узелок.
Мы за всё на свете в ответе,
И никто, пока, не помог.
Это раньше, в детстве, казалось,
Что дорога в светлую даль.
А когда так мало осталось,
За улыбкой видно печаль.
Грузом лет заполнены трюмы.
Мысль мелькает, вряд ли свежа:
"Лучше строить храмы, чем тюрьмы".
Только где найти прихожан?
Жизнь пролетела мимо,
Дней быстротечных прыть.
Время неуловимо,
Время нельзя винить.
В серых заплатках грима
В небе взошла Луна.
Ночь наступает зримо
Страхов ночных полна.
Память уже остыла,
Старость не ждёт зарю.
Боже, за всё, что было,
Боже, благодарю.
Стихи порой как звуки скрипки,
Порой рокочут как прибой.
Нам дарят слёзы и улыбки,
И возвышают над собой.
Когда звучание природы
В метаньях нервного смычка,
Когда взрываются аккорды
Вслед за полётом скрипача,
Когда, размешивая краски,
Художник слышит зов Творца,
На лицах отмирают маски
И открываются сердца.
Искусство ничему не учит,
Для знания довольно книг.
Искусство делает нас лучше,
Одних всю жизнь, других на миг.
Между мамой и дочкой,
Я стою на меже.
Мама в белом платочке
Поистлевшем уже.
Что прошло – то пропало,
Аксиома проста.
Ничего не осталось,
Впереди пустота.
Забавляются внуки,
Разливается смех.
Предстоящей разлуки
Ощущенье у всех.
Мы пожили довольно,
Чтоб судьбе не пенять.
Отчего же так больно
Их одних оставлять.
Мальчики умирают – общей судьбы примета.
Снова проклятье мести – смертник даёт обет.
Слышишь, везде стреляют – смертью больна планета,
Кто ты и с кем ты вместе, тут выбирать тебе.
Словно Потоп и не был, бесы гремят басами,
Пляски слепых сатиров – тьма, не видать ни зги.
Воду подарит небо, хлеб мы посеем сами,
Господи, дай нам мира! Господи, помоги!
Мы от жизни получили сполна,
"Всё проходит" – безусловно, клише.
Дети выросли, но внуков волна
Дарит радость постаревшей душе.
Малыши "на ручки" к маме спешат,
Нет надёжней и теплее оков.
И повадками домашних смешат,
И защитою родительский кров.
И неважно, что на троне эмир,
И восток зарёй кровавой горит.
Как порой несправедлив этот мир
Им когда-нибудь узнать предстоит.
Пусть твои не пропадают труды,
Чтоб всегда журчал под солнцем родник.
Чтоб не знали ни войны, ни беды,
Чтобы ангел за спиной не поник.
Утекает время понемногу,
Точит камень стылая вода.
Выхожу один я на дорогу,
Что уводит в небо навсегда.
Оглянусь у самого порога,
Долгой пьесы близится финал.
Я отныне должен только Богу,
А долги земные все раздал.
Старость вехи памяти стирает,
Охраняя душу и губя.
Только маму помнишь, умирая,
Только маму, ждущую тебя.
Ничего не осталось,
Только боль и усталость,
Разговоры про старость,
И тупое перо.
А когда-то казалось –
Вот бы самую малость.
Но заря расплескалась,
А в остатке – зеро.
Время пьётся глотками,
Воды трутся о камень,
Что недвижен. Годами
Мчится мимо поток.
Мы придумали сами,
Эту притчу с часами,
В унисон с небесами,
Утекает песок.
Были пышки ленинградские,
И зарницы в небесах.
Наступило время ****ское,
Словно полночь на часах.
Словно лунное затмение,
Словно солнца недород.
Колбасою да пельменями
Откупились от сирот.
Щеголяют полушалками
И неведома печаль.
И чужих давно не жалко им,
И своих уже не жаль.
В историю уходят поколенья,
Кумиры станут строчкой в словаре.
И с каждым улетающим мгновеньем
Нас в прошлое уносит всё быстрей.
Все наши шутки, фразы и пароли,
Идущим следом, просто не понять.
Другие времена, другие роли.
И некому, и незачем пенять.
Но искорки любви и вдохновенья
Мы оставляем тем, кому дано.
Как нам, когда сидели на коленях,
У наших близких, умерших давно.
На рассвете цветы открывают глаза,
Новый день обещает надежды и встречи.
Время быстро летит – оглянулся назад,
А уже по земле расползается вечер.
Приближается день, что связал нас тогда,
Нужных слов не найти и молчать невозможно,
Словно ветер в лицо, пролетели года,
Что судьба подарила в листе подорожном.
На Востоке опять громыхает гроза,
Горизонт запеканием крови отмечен.
На закате цветы закрывают глаза.
Погружаются в ночь и мечтают о вечном.
Нас разделяют реки и моря,
Цвет кожи, заклинанья и обеты,
Давно уже придуманный обряд
И ставшие священными сюжеты.
Религия – привычная стезя,
Удобней проходить тропой знакомой.
Так много тайн, что объяснить нельзя,
Так мало сил искать дорогу к дому.
Не стоят мессы Лондон и Париж,
Волшебная страна за каждой дверцей.
Не важно как ты с Богом говоришь,
Когда твои слова идут от сердца.
Это неправда, что "мысль изречённая – ложь",
Просто попытка приблизится к Слову и свету,
Мех серебристый под грудой дерюг и рогож,
Наше стремленье найти на вопросы – ответы.
Если беда, то молчанье не злато, а зло,
Первой развалится хата, стоявшая с краю.
Жизнь отомстит и завяжет дорогу узлом
Тем, кто оставит следы на чужом каравае.
Каждый проходит свой путь, что подарят года,
Пёстрый узор заполняет пустую основу.
Всё, что ты сделал и всё, что сказал ты тогда,
Всё сохранится навеки и дело, и слово.
Прошло сто лет, забытая война
Вернулась на поля былых сражений.
Растерзана цветущая страна,
Разрушен труд ушедших поколений.
Тела, руины, слезы матерей,
А небеса бездушно стонам внемлют.
Грехи прощает протоиерей,
И снова тьма спускается на землю.
И снова кровь дешевле, чем вода,
И снова кровью истекают реки.
Прощения не будет никогда,
Война – убийство Бога в человеке.
За звёздное небо над нами,
За нравственный кодекс в душе,
За облако, как оригами,
Хоть это, пожалуй, клише.
Спасибо, спасибо, Создатель,
За мир, за его чудеса.
Ракеты ревут на закате,
И рвут на куски небеса.
И множат, и множат потери,
Сметая сады и дома.
Ты тоже отчаялся верить?
На что же надеяться нам?
Сегодня особенно много спешащих машин,
С глазами горящими мчатся к далёкому дому.
А дождь зарядил и привычно по крышам шуршит,
В пустыню добрался февраль и картина знакома.
Изнеженный солнцем, успеешь забыть о тоске,
Той Питерской вечной, которой с рожденья отмечен,
Но дождь настигает и тянет на Невский проспект,
Где кони встают на дыбы, а прохожий увечен.
Ещё пару дней и вернётся заря по утрам,
И прятаться будешь от солнца, слепого как блюдце.
И только во сне, лишь случайно, окажешься там,
Откуда ты вырваться смог и куда не вернуться.
Автор картины Зубченков Пётр
Мы ничего не знали о войне,
Мы ничего не знали о стране.
Раз в год отцы носили ордена,
Которыми отметила война.
Не спрашивали что и почему,
Кино нам рассказало про войну.
Строчил в кино красиво пулемёт,
Враги толпой валились у ворот,
Нам было ясно кто там враг, кто друг,
Но в одночасье мир погас вокруг.
И бывшие друзья теперь враги,
И от разрывов не видать ни зги,
И снег пестрит ошмётками людей,
И кто в кино герой, а кто злодей,
Расставит время по своим местам...
Но только нас уже не будет там.
Желать ей зла – что зла желать себе.
Я зла ей никогда не пожелаю.
Надежды на спасенье умирают,
И мёртвая Луна глядит с небес.
Зло проникает в души всё сильней,
Распахивает смертные объятья.
И любит повторять: "Все люди – братья"
И сеет смерть, и радуется ей.
Антисемит за тысячу морей,
Почувствует врага кровей прогорклых,
Но был Христос, по матери, еврей,
Антисемитам это "костью в горле".
Не отпирает Пётр для них дверей,
Толпятся у разбитого корыта.
Ведь был Христос, обрезанный еврей.*
Как тут не пожалеть антисемита.
Ах, как бы им хотелось поскорей
Избавить мир от всяких талмудистов.
Но был Христос, как прочие, еврей,
Как все апостолы, как все евангелисты.
*
На восьмой день после Своего Рождества Господь наш Иисус Христос, по ветхозаветному закону, принял обрезание, установленное для всех младенцев мужского пола в знамение Завета Бога с праотцем Авраамом и его потомками (Быт.17,10-14; Лев.12,3)
https://pravoslavie.ru/2040.html
В пустыне тучи встретятся нечасто,
Пока дожди на севере идут.
Хотя душа разодрана на части,
Я наш балкон старательно мету.
С природой спорить – глупая затея,
Но есть простой неписаный закон:
"Когда покой души твоей потерян,
Начни с начала – подмети балкон".
Свои дороги выбираем сами,
Пусть ветру покоряются пески.
Мету балкон, любуюсь небесами,
Надёжней нет лекарства от тоски.
Проходит век. Уже не повторится
Ни первый луч, ни пламенный закат.
Лишь в памяти живут родные лица,
И мамины любимые глаза.
Жизнь быстротечна, тягостна, сурова,
Судьбу не переспорить, не берись.
Но если спросят, то отвечу снова:
"Другой не будет, только эта жизнь".
И, если хватит сил мне, умирая,
Я снова повторю, в последний раз:
"Рай на Земле и нет другого рая,
Живите здесь и радуйтесь сейчас".
Ни снов цветных, ни летнего
покоя
Не подарила поздняя заря.
Вот солнце встало зимнее, больное
Простуженное солнце ноября.
Я думал о тебе, как мало надо
Для радости, но мир накрыла мгла.
Нам долго карантин служил преградой,
Теперь война меж нами пролегла.
О новой встрече больше не мечтаю,
Проходят дни, недели и года.
Судьба нас разлучила
навсегда.
Простить смогу, забыть не обещаю.
А когда дорога закончится, и дождик погасит медь,
Пусть продолжится жизнь, как будто другой и не было,
Как будто сошли на конечной, с коротким названьем "смерть",
Стряхнув оболочку, а с ней и свободу выбора.
И станем ветром в стрехе, рассветом и облаком под закат,
И не нужен билет, чтоб лететь на границы рая.
Лишь приснившись кому-то, очнёшься, но где этот путь назад,
Чтоб вернуться домой, где был счастлив, не сознавая.
Когда-то много лет тому назад,
Когда друг друга называли "брат",
Когда был мир один и хлеб един,
Когда дожить мечтали до седин,
Пока нас зло с тобой не развело,
Пока ты различал добро и зло,
Мы были вместе, а теперь поврозь.
Уже красна от крови речка Рось,
И не звучит во храме: "Не убий",
И поднимает веки мёртвый Вий,
И над толпою властвует тиран,
И кровь стекает из открытых ран,
И часовыми идолы стоят,
И всё вернулось "на круги своя".
Не повторяй чужих ошибок,
Чужих иллюзий и обид.
Шершавым языком ушибов
Жизнь всё подробно объяснит.
Не зная брода, дуй на воду,
Семь раз отмерь, потом иди.
И, может быть, вкусив свободу,
Смиришься с ней в конце пути.
И продолжай молить: "Спаси их",
Но оставайся вдалеке.
О том, что не вернусь в Россию
Пишу на русском языке.
Корм насыпать собаке и кошкам,
И застенчивым рыбкам в пруду,
Что глядят меж кувшинок в окошко,
Словно манну небесную ждут.
Дать приют, накормить, успокоить –
Вот и цель, и служенье судьбе.
Это правило жизни простое,
Утешеньем послужит тебе.
Остальное размыто и зыбко,
Остаётся творить чудеса.
Кем мы кажемся маленьким рыбкам,
Что с надеждой глядят в небеса?
Лампада заката в закрытом окне,
И ветер, что только на Севере вечен.
Таким этот вечер запомнился мне –
Последней печальной нечаянной встречи.
Меж нами дороги, границы, кресты
И годы, что прожиты в долгой разлуке.
Упрямая память наводит мосты,
Но даже мостов опускаются руки.
Кому посылать запоздалый укор?
В далёкую юность письмо не отправить.
Судьба – это выбор, а жизнь – приговор,
Нельзя отменить, невозможно исправить.
Что ж, повесьте меня на плечики,
Знаю, заживо не излечите,
А посмертный готов плакат.
Что о близком конце печалиться,
Бессердечна судьба-начальница,
Слева чья-то улыбка скалится:
Взят в последний вагон плацкарт.
Протекала жизнь – любо-дорого,
Удалось пожить – это здорово,
Только весь этот путь на кой?
Заметает разлука замятью,
Остаёмся картинкой в памяти
Напоследок шепни на паперти:
Обретёт ли душа покой?!
Полукровкам сложнее на свете,
Не находит покоя душа.
За кого они нынче в ответе,
Каждый день заставляет решать.
Не повесишь "на счастье подковку",
За чужой не расплатишься грех.
Тяжелее всего полукровкам,
Им за всё отвечать и за всех.
Сколько в стёкла ни смотри,
Помогает мало.
А на фото, там внутри,
Молодая мама.
Улыбается светло,
Но глаза печальны.
Много вёсен пролегло
С той улыбки дальней.
И платочек голубой
Покрывает плечи.
Время приглушает боль,
Но тоску не лечит.
"слишком быстро становится прошлым,
Всё, о чём ты когда-то мечтал"
Тупая боль – бессонница во сне –
Блуждает память в поле обелисков,
Когда ты сам с собой наедине
И нет защиты ни друзей, ни близких.
Скорей проснуться, встретить облака
Услышать шелест листьев заоконный.
Пройдёт и это утро, но пока
Сияет свет и небеса бездонны.
Опять заря, зарёванные окна,
Вчерашний дождь, распахнутая дверь.
И каждый новый день даёт урок нам,
Урок приобретений и потерь.
О чём болтают птицы без умолку,
Зачем будили тех, кто видел сны.
Мы ищем толк и не находим толка
В наивном ожидании весны.
Привычка "ждать, надеяться и верить" –
Пустая трата, бесполезный труд.
Жизнь – это ежедневная потеря
Друзей, надежд, мгновений и минут.
Всё меньше времени душе,
Всё больше – телу.
Давно истёртое клише,
А что поделать.
В здоровом теле бодрый дух,
А в добром теле?
Он на печи и сыт, и глух
Лежит Емелей.
И крылья юности, увы,
Висят в каморке.
И все пословицы правы
И поговорки:
Мол, ехал грека, свистнул рак
И жизнь промчалась,
А что осталось? На пятак
Надежды малость.
И ветра посвисты лихи,
И жребий мечен.
Но если пишутся стихи –
Ещё не вечер.
"Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небоми скажу, как называются созвездья"
И. Бродский
С.Ш.
Вот и ты прошла свой путь до половины,
Не печалься, он закончится не скоро.
Да не будем мы в унынии повинны,
Если солнце освещает эти горы.
Если есть земля, омытая морями,
Где кораллы вдоль эйлатского залива.
Привези опять печатный тульский пряник,
На закуску винам местного разлива.
Помнишь Гамлу, винодельню на Голанах?
Там и белое, и красное отменно.
Так давно мы не встречались, даже странно,
Приезжай, исправим это непременно.
Приезжай, опять пройдём по этим склонам,
Красота "Святой земли" неопалима.
В феврале пылают красным анемоны,
Вдоль дороги, что ведёт к Йерусалиму.
Всё чаще вздыхаем о прошлом и милом –
Эпохе любви и труда.
Как быстро исчезли надежды и силы,
А старость пришла навсегда.
Другие отправились в звёздные дали,
А нас по канавам в канву.
И если Гагарину вслед улетали,
То только во снах наяву.
Заводы достались богатым и беглым,
Поля поросли лебедой.
И головы праздно посыпали пеплом,
А сказку назвали бедой.
Поэмы о нас никогда не напишут,
Смотрителях мёртвой страны.
А серп, что остался – торчащий над крышей
Обрезанный ноготь Луны.
"Промолчи, попадёшь в
палачи"
А. Галич
"Но ворюга мне милей, чем кровопийца"
И. Бродский
И домашний спотыкающийся Брежнев,
И садист маниакальный, кличка Сталин,
Все ворюги – кровопийцы неизбежно,
Если не были вначале, значит стали.
Даже гениям случалось ошибаться,
Броской фразой заменяя правду жизни.
Где неправедно добытое богатство,
Там прикрытием "служение Отчизне".
Ничему людей история не учит,
Верят в сказки, да не ведают итоги.
Черепаха не вернёт заветный ключик,
Золочёные не вырастут чертоги.
Я
один из этой серой
середины,
Не стучу и не сражаюсь за идею.
Но для правды, так выходит, всё едино –
Промолчавшие потворствуют злодею.
Не возвратить ушедших и забытых,
Не завершить того, что не успел.
Уже с небес, сквозь праздничное сито
Летят снежинки, словно лёгкий мел.
Снег покрывает жухлые поляны,
Вчерашние обиды, давний сор,
Упрёки, незалеченные раны,
И прерванный на крике разговор.
Как просто осудить того, кто рядом,
Как трудно посмотреть "глаза в глаза".
Снег всё укроет праздничным нарядом,
Осколком льда откликнется слеза.
Есть быстротечность в нашей жизни бренной,
Бег времени не вылечат врачи.
Бог создал этот мир несовершенным
И нам на попечение вручил.
Как все семиты, кареглаз, курчав,
Был смуглым отрок жаркой Палестины.
"Идея Бога", камнем на плечах,
Лежала от рожденья до кончины.
Он был обрезан. Тору с малых лет
Учил как все,
шалил на переменах.
Он знал и верил: в Книге есть ответ,
И свет небес прольётся непременно.
Что Бог един, что все пред ним равны,
Что каждому по слову и по делу.
Что Слово принесёт в края иных,
Что Слово – свет и нет ему предела.
Он шёл на свет, ликуя и скорбя,
И знал, что смерть застыла у порога.
Ты можешь верить и не верить в Бога,
Но все его надежды на тебя.
Расставанья день осенний
Серый, неуютный.
Не заглянет солнце в сени,
Даже на минуту.
Та же вечная картинка
В кухонном окошке.
Редкий дождик – паутинкой,
Мокнущая кошка.
Запах старого железа,
Прелой древесины.
На стекло упрямо лезут
Ягоды рябины.
Тёща встала до рассвета,
Будем с пирогами.
Запах дома, запах лета
Остаётся с нами.
Эти запахи и звуки,
И картины эти.
Не узнают наши внуки,
Позабудут дети.
Депрессия. Декабрь. Карантин.
На лицах маски, на душе разлука.
На небе тучи плотности гардин
И мы уже привыкли друг без друга.
Ползёт по миру новая чума
И мелкий бес повсюду сеет раны.
Когда приходит "горе от ума",
Спасает разум, поздно или рано.
Надежда – лучший лекарь, я не вру.
Пока на стенах тёмные картины,
Но грянет солнце в окна поутру,
И брызнут соком ягоды рябины
Нет у нас иного опыта,
Кроме счастья и страдания.
Ни к чему пустые хлопоты
И заученные знания.
Ни глашатаю, ни мистику
Не дари вниманья малого.
Десять заповедей – истина,
Остальное от лукавого.
Пусть толпа вокруг бакланится,
Как бы жизнь тебя ни жалила,
"Поклоняйся, да не кланяйся"
Как завещано скрижалями.
Неделя осени и сразу холода,
Как быстро лето переходит в зиму.
В горшках цветочных стылая вода
И карантин сковал невыносимо.
Нет листопада царственных аллей,
Где красный с жёлтым спорят о наследстве,
И с каждым годом видится светлей
Тот снег и двор, где ты оставил детство.
Как быстро улетают годы вдаль,
Как быстро утекают воды в реках,
Что запоздало пестовать печаль,
День жизни не продлится дольше века.
Как просто слышать милых голоса,
Как просто видеть ласковые лица.
Откроются навстречу небеса
И будет нам дано соединиться.
Небо тучно, птичий клёкот –
Осень – злая сводня.
Нам домой, на юг далёкий,
Улетать сегодня.
Ляжет между нами русло
И дожди, и стужа.
Оттого и вышел грустным
Накануне ужин.
Широки надежды крылья,
Да покаты плечи.
Вам – снега, нам – степь ковылья
И мечты о встрече.
«Уронили мишку на пол,
Оторвали мишке лапу.
Всё равно его не брошу,
Потому, что он хороший»
Агния Барто
Долго будет сниться:
Питер, Главпочтамт.
Книжки за границу
Отправляли там.
Книжные посылки:
Агния, Корней*.
Уезжали в ссылку
От своих корней.
Горькие коврижки –
Эмигранта
хлеб.
Разлетелись книжки
По чужой земле.
Встречи и разлуки,
Сказки там и тут.
Но на русском внуки
Книжки не прочтут.
Старенькие
книжки.
Агния Барто.
Оторвали Мишке
Лапу ни за что.
*Корней Чуковский
Когда для стенгазеты пару строчек,
Ты попросила, чей там был пасьянс?
Когда на карте выбирал я точку,
Кто в это время всё решил за нас?
За сорок лет, как цифры эти зримы,
Что мы с тобой свиваем жизни нить,
Как мы срослись, как мы неразделимы,
Как друг без друга не умеем жить.
И радости делили и потери,
Живём с тобой по сердцу и уму.
Мы так сроднились – даже ручка двери
Халат мой прижимает к твоему.
Не откладывай на завтра
Ни звонков, ни встреч.
Всё закончится внезапно,
Оборвётся речь.
Суета – не оправданье –
Просто суета.
У пропущенных свиданий
Общая черта.
Ни вестей оттуда смутных,
Ни с письмом гонца.
Но пока летят минуты –
Жизни нет конца.
Служенье оргàну иного порядка,
Здесь свет свои крылья над миром простёр.
Почти эпилептик на грани припадка,
На паперти клавиш в экстазе тапёр.
Мелодия – к Богу дорога прямая,
Надёжней, чем речи, точней, чем слова.
Как будто последнее в жизни играет,
За скоростью рук успевая едва.
Не верите, ладно, ловите мгновенье,
Забудьте, что знали, отдайтесь ему.
Чужое, в подарок, прими вдохновенье,
И с ним погружайся в небесную тьму.
Играет до дрожи, до слёз, до потери,
Пока не услышит божественный глас.
Какими столетьями путь наш измерен,
Когда органист умирает за нас?
Зачем мы здесь, куда идём, откуда?
Ответа не находим на вопрос.
Как дети продолжаем верить в чудо,
Хоть каждый это чудо перерос.
Не зная своего предназначенья,
Десятки лет находимся в пути.
Жизнь, что река с изменчивым теченьем,
Но дважды в эти воды не войти.
Пускай потомки судят мерой строгой,
Минует эта чаша до поры.
Поэт стенографирует за Богом,
И тихо создаёт свои миры.
Зачем тебе чужие языки?
Достаточно движения руки,
И каждому воздастся в полной мере.
Желая всё понять и объяснить,
Как часто мы теряем мысли нить,
Не слыша сердца и глазам не веря.
Зачем тебе чужие берега?
Ищи себе и друга, и врага,
Где выпало для радости родиться.
Края иные, красками маня,
Стреножат даже красного коня.
И по весне домой стремятся птицы.
Зачем тебе чужие миражи?
Когда свои попробуй, удержи,
Жизнь не рядится в белые одежды.
Победный крик весеннего грача
Не принимай на веру сгоряча,
Но не теряй ни веры, ни надежды.
Всё в жизни, кроме смерти, поправимо,
Спеши дарить надежду и добро.
Укроет время под мазками грима
Молчанье зла и слова серебро.
Жизнь – что природа – череда сезонов,
Весна надежд и осени итог,
Пройдут июль и август однотонно,
А к декабрю допишут эпилог.
Зерно заката на рассвете зреет,
Я понял в наступившем октябре:
Страдания нас делают мудрее,
Любовь и вера делают добрей.
Давай опять к
тебе приеду,
Пойдём гулять среди озёр,
Нет настроенья на беседу –
Затеем лёгкий разговор.
По осени и небо стыло,
Деревья серы и дома.
Безумству не хватает силы
И как-то лень сходить с ума.
Всё те же утки режут воду,
Всё реже встречный, тише день.
Октябрь – антракт судьбы, природы,
И свет не порождает тень.
Но вот, как будто понарошку,
Средь сосен видимо чужой
Дуб, перекрашенный в морошку,
Застыл меж небом и водой.
В года потерь и юности года
Смотрел на звёзды, говорил с цветами.
В подмоге не откажут никогда
Безмолвно пребывающие с нами.
Природа бесконечна, как любовь,
Картина наплывает на картину.
Вот выпорхнула стайка воробьёв,
Как будто ветер дёрнул парусину.
Вот вечер, вот оранжевый закат,
Вот небо заметаемое снегом.
И взглядом, проникающим за кадр,
Увидишь звёзды, что приходят с неба.
У нас карантина горчащая осень,
И краски заката ложатся под стать.
И строчки слагаются как-то не очень,
И нет настроения что-то писать.
Любви и разлуки привычны оковы,
Но дремлет надежда в закрытом цветке.
Попробуй отведать настой лепестковый,
И в мир сновидений уйти налегке.
Припомнишь картину душе на потребу,
Природа приходит на помощь всегда:
Курносое облако смотрит на небо
И ближе к востоку проснулась звезда.
Налево от дома кривые сараи,
За ними соседей прямой огород,
Где грядки в ограде попарно шагают
И баня, где парится местный народ.
Направо бетонка дождями размыта,
Как будто осталась с далёкой войны,
Как будто планета сорвалась с орбиты,
И эти приметы повсюду видны.
У старой колонки отстроили школу,
Стоит у колонки народ за водой.
И, как говорит молодёжь, «по приколу»
Колонка и школа в колоде одной.
За домом цветы окружают помойку,
Желтеет в траве майонезный пакет,
И рядом с нарядной франтихою сойкой
Ворона в старушечьем сером платке.
Наша жизнь неотчётливо мнима,
За окошком пейзаж шебаршит,
Только скорость его несравнима
С быстротечным стареньем души.
К перестуку колёс – полустанки
Огоньков подсыпают драже.
Нынче Анка моя – иностранка,
Да и сам я туристом уже.
Перелески, погосты, сараи,
Одинокая в поле сосна.
Эх, сторонка моя луговая
Ты всё дальше, всё чаще во снах.
Расставанья проникшись моментом
И косу разукрасив тесьмой
Наша дочь, с ханаанским акцентом,
За Татьяну озвучит письмо.
Бурлит вокзал – поверенный разлуки –
Привычно равнодушны поезда.
Мы город оставляем на поруки,
А сами расстаёмся навсегда.
Живёт в душе на лучшее надежда,
Всё тоньше-тоньше прошлой жизни нить.
И не вернуть того, что было прежде,
И поздно повиниться, и винить.
Пришла пора последних целований,
Горчит, слезой приправленный, смешок.
И женщина с глазами грустной лани
Уже не позвонит на посошок.
Я пленник России и данник,
Глаголов и голых полей.
Забытых старинных преданий,
Летящих на юг журавлей.
Её желтоглазая осень
И бардовской юности грусть,
Борис и Марина, и Осип
Со мной и во мне, наизусть.
И те, что по-прежнему милы,
Далекого детства пажи,
Проводят меня до могилы
И, в лентах, останутся жить.
И, может, в другую эпоху
В архивах приметив листок,
Подумает кто-то «неплохо»,
И выучит парочку строк.
Ну что, Петербург, заскучал без меня,
На старой картинке трамваи звенят.
Я тоже скучаю, разлука долга,
Но мы обещали друг другу не лгать.
Висит календарь за двенадцатый год,
И встречу нельзя загадать наперёд.
И воды застыли за створом плотин,
И всех разделяет слепой карантин.
Но ляжет октябрь на Михайловский сад,
И время, как будто открутят назад.
И золото листьев пойдёт за гроши.
И будем, как дети, листву ворошить.
Ещё не забудь, за тобою должок –
Далёкого детства хрустящий снежок.
P.S.
Песня, написанная на этот стих
https://www.chitalnya.ru/work/3114470/
Идут года, недели пролетают,
Дни, в суете привычной, мельтешат.
Минуты и секунды – птичьи стаи,
Календари – речной воды ушат.
Ещё рассветы, по привычке, зреют,
И день грядущий гомоном упруг.
Чем старше мы становимся, мудрее,
Тем гуще одиночество вокруг.
Нет истины в вине, воды на дне колодца,
Нет осенью сияния весны.
Болит душа за тех, кто остаётся,
А ты уснёшь и будешь видеть сны.
И небеса в жару белесы,
И жёлты выжженные травы.
Я шёл бы полем, шёл бы лесом,
Но нет ни выбора, ни права.
И вновь пылят холмы пустые.
Так, неизменно, год за годом
Рассвет сменяется закатом,
И, наказание за гордость,
Не отыскать пути обратно.
Ни детства не вернуть, ни юность.
Друзей и спутников всё меньше,
Всё чаще отвечает эхо.
И голоса любимых женщин
Всего лишь памяти утеха.
Что наша жизнь? Игра без правил.
Негев* – пустыня
Что долго рассуждать о зле,
Скажу, на мир печально глядя:
Проблема стада не в козле,
Проблема не в козле, а в стаде.
Собирает болото добычу –
Поглощает пустые дома.
В небесах журавли не курлычут
И за тучами вечная тьма.
За ольшаником ноет моторка,
Пароходы ушли на Восток,
Темно-серого неба оборка,
Да дрожащей осины листок.
***
Жёлтые листья посеяны,
Ветер рассеял туман.
Осень дана для спасения
От снисхожденья ума.
Только на острове пишется,
Счастье – уйти налегке.
Птица – далёкая ижица,
Точкой в последней строке.
Дождик липкий, пахнут липы
В приоткрытое окно.
Во дворе промокли плиты,
Но фонтан, давно излитый,
Перекачивает литры,
Перечёркивая «но».
На Елагин, на Елагин!
Воздух там хмельнее браги
И черёмухи-бродяги,
Оживляют парк теней.
На траве избыток влаги,
Белки прячутся, бедняги,
Но тюльпанов ярче флаги
И закаты всё длинней.
Пять часов полёта, странно,
Как мелькают горы, страны,
Вот и гадано, и жданно
Этот город под крылом.
Ты позвал, и я приехал,
Залатать судьбы прореху.
И тебе и мне утеха,
Здравствуй город, здравствуй дом.
Всё как прежде – валун Соловецкий
И, куда ни направишь коня,
Всюду поросль власти советской –
Тёмно-красная злая стерня.
Телешума густая полова
Заполняет дома пустотой,
И над всем окружающим снова,
Возвышается идол литой.
Да имперскою тешась обидой,
Засевают округу свинцом.
Глянут в зеркало – голая кривда,
Так завесить и "дело с концом".
В края, где горы цвета камыша,
Где небо так бездонно, так бездарно,
Где листья о божественном шуршат,
А травы умирают лапидарно,
Приходит осень, осеняя грусть,
И груз забот острее старит плечи,
Хоть век твори молитву наизусть,
Но время забирает, а не лечит.
Лишь стрелки всё торопятся, спешат
Куда, зачем, каким служить кумирам?
Чем тоньше, чем ранимее душа,
Тем ей труднее примириться с миром.
Бабушка Дора дарила любовью.
Не помню.
Мама смотрела с любовью.
Не помню.
Отец колесил по делам и весям,
Сколько лет колесит в инвалидном кресле…
Не помнит.
Внук уснул, вырастет и не вспомнит.
Я смотрю на него с любовью.
Не возвращайся в
Питер в декабре,
Здесь, что ни день – то снег, то дождь, то слякоть.
И без причины хочется заплакать,
И давит небо, и привычен бред.
Не приезжай в июне никогда –
Захочется поверить и остаться.
Но лучше быть изгоем, чужестранцем,
Чем снова возвратиться в никуда.
А в октябре – листвы кордебалет,
И золота в достатке, и печали.
Но вспомни слово, бывшее в начале
И потеряй оплаченный билет.
Господи, не оставь без имени! Имена
С появлением "слова", надёжней покоев царских.
Для живущего в "смутные времена",
От забвения есть ли верней лекарства?
Да, я боюсь и царапаю письмена,
Но, милосердные, мерой какой ни мерьте,
Мне дали душу и разве моя вина,
Что ощущаю время как поступь смерти.
В небе унылом застыла бельмом луна -
Пятна морей позамазать - не хватит мела.
Лишь бы исчерпать тетрадный листок до дна,
Прежде, чем бренную душу отпустит тело.
С пейзажем повозился визажист –
Всё в золоте, как в лавке богомаза.
Чужая, незатейливая жизнь…
На острове, но я к нему привязан.
Вода и хлеб, растопка для печи,
Возня по дому, что сродни мышиной.
А по зонту и крышам, всё строчит
Дождей осенних швейная машина.
Покидали Страну,
надолго ли?
Оказалось возврата нет.
Посылали проклятья горклые,
Получали свинец в ответ.
Средь оставшихся слыли трусами,
Но оставшихся – под расстрел –
В землю мягкою под Тарусою,
В скалы звонкие у карел.
Избежавшему смертной участи,
И сума, словно свет в окне,
Только память ночами мучает,
Да за окнами первый снег.
Что же так беспокойно спите вы,
Над Парижем журчит шансон.
Всё вам снятся граниты Питера,
Всё преследует этот сон.
...
Все пути и дороги пройдены,
И друзей, и врагов простил.
Неизбывна тоска по родине,
И проклятье её могил.
Бог миловал – ни славы, ни поста,
Умрёшь – не вспомнят – так один из прочих,
Стихами людям головы морочил –
В базарный день – на гривенник полста.
Две даты, прочерк, общие места:
Родился, жил, работал, пара строчек.
Когда тоска глаза наполнит ночью,
Не плачь, открой мой сборник, полистай.
Судьба свела нас вместе неспроста,
Прости, что не разборчив нынче почерк,
Но грифель жизни подчистую сточен,
И смолкли онемевшие уста.
Всё для тебя. Хотел известным стать,
Но тишина забвение пророчит.
Прощай, мой старый друг, все песни наши спеты,
И мы с тобой давно стоим на той меже,
Где я боюсь спросить, где я боюсь ответа,
«Мы всё ещё друзья иль недруги уже»?
Прости, мой верный друг, разбросаны по свету,
Пусть памятью с тобой на каждом рубеже,
И всё же я боюсь спросить себя об этом:
«Мы всё ещё друзья иль недруги уже»?
Пора, мой друг, пора, пора по всем приметам,
Обыгран сотни раз потрёпанный сюжет,
Но я боюсь спросить, спросить тебя об этом:
«Мы всё ещё друзья иль недруги уже»?
Моросит
Сырость и серость – соседки-товарки,
Северных скудных земель.
Жёлтых берёз потускневшая марка,
Лица похмельных емель.
Слышишь, маразм потихоньку крепчает,
Скоро нагрянет мороз.
Солнечный луч и не ждан, и не чаян.
Дождик печален и бос.
Память, пакуй напоследок картины
Стылой родной стороны.
Время затянет плотней паутину,
Старость - всё сказки да сны.
Привычный путь
Здесь всё метель, что летом, что зимой,
но забавляют только те, что летом:
И тополя, и одуванчик следом,
и медоносы дарят сединой.
А в межсезонье грязи нет конца –
весна и осень – время бездорожья.
И лужи по дорогам корчат рожи,
и таз с водой у каждого крыльца.*
***
Заморский гость болотных гиблых мест,
Я тоже вырос в городе болотном,
Где гладь реки хранит дворцов полотна,
Но нет в палитре яркости небес.
Мне дорог этот опустевший край,
Хотя давно других дорог кочевник,
Но бледный свет доверчивый, вечерний
Напоминает дней прошедших рай.
***
Всего семь дней-- расхлябаннее гать,
Красней рябина – лето клонит долу,
Затянут облаков плотнее полог.
Я знаю, мне здесь больше не бывать.
За тридцать пять, прошедших мигом, лет
Пять сотен вёрст – бетонкой, пешим ходом.
Но лиц знакомых меньше год от года,
И редко встречный обернётся вслед.
* для смывания грязи с резиновых сапог
73-й маршрут
Роддом и кладбище – проторенный маршрут,
Трясёт автобус на раздолбанной дороге.
На каждой остановке кто-то входит,
А на конечной все они сойдут.
Давным-давно подписан приговор,
Мы от потери движемся к потере.
Когда воздастся «каждому по вере»,
Что с теми, кто не верит до сих пор?"
Пора прощатсья, что там впереди
Знать не дано, лишь это дарит силы.
Мы оставляем старые могилы,
А новые маячат на пути.
Остро пахнет черёмухой. Остров.
Год прошёл, и другая собака
На цепи в одиночестве плачет.
А хозяин как прежде в отъезде.
Ничего не меняется кроме
Дней, которых всё меньше и меньше,
Да породы собак за оградой.
Нить обрежут, а цепь оборвётся,
Вот и станем мы снова свободны,
Не грусти, каждой твари – по Парке.*
Видишь, лёгкий на взлёт, одуванчик
Отпускает пушинки по свету.
*Парки — три богини судьбы в древнеримской мифологии.
Прости меня, прости, прости меня, надежда,
И вера, и любовь остались позади,
И юности луга, что были так безбрежны,
Полынью-лебедой успели порасти.
Плыви ладья, плыви, пока судьбе угодно,
Пока не подберут последний мне причал.
Уключин долгий скрип всё тянется по борту,
И чайки за бортом пронзительно кричат.
Метели отмели, листва пооблетела,
По высохшей степи не стелется трава,
И всё, что впереди – «по слову и по делу»,
Пословица права, пословица права.
Когда совсем один останешься в столетье,
А все твои друзья уже ушли вперёд,
Оглянешься вокруг – темно на белом свете,
А лодочник гребёт, а лодочник гребёт.
Оглянешься вокруг – один на белом свете,
Но лодочник гребёт, но лодочник гребёт.
Спасибо, мой ангел, за подвиг подённый,
за тихую дружбу твою.
За то, что меня успеваешь отдёрнуть,
когда я уже на краю.
Порою мы слепы, порою мы глухи,
порою мы просто больны.
Но ты не опустишь ни крылья, ни руки –
сдаваться лишь люди вольны.
Давай над Обводным во сне полетаем,
Как будто вернулись домой.
Страна, что оставил, давно мне чужая,
Но питерский ангел со мной.
Популярность –
опасная штука,
опошляет сердца и умы.
Словотворчество – вечная мука,
на которую венчаны мы.
Если явлено Слово в начале,
для чего нам иные слова?
Но клонится в тоске и печали
над тетрадным листком голова.
И за слово цепляется слово,
и листва под лучами блестит.
Над проплешиной венчик лавровый,
ведь терновый давно не в чести.
…и шатаюсь я в
одёжке неброской
по просторам неродной мне Небраски,
жизнь – как зебра, что ни день, то полоска,
просто светлые закончились краски.
…и как будто бы я с прошлым расстался,
только память не собьётся со следа,
и какие ни закладывай галсы,
пункт прибытия заранее ведом.
…были юности надежды безбрежны,
но судьба давно мечты подкосила,
я о новом воплощенье не грежу,
мне и старое нести не по силам.
За столиком в кафе две бедуинки,
Веселье разговора бьёт ключом.
"За честь семьи" здесь режут, по старинке,
А этим всё, как будто, нипочём.
Как птицы, улетевшие из клетки,
Щебечут, заглушая шумом страх,
Одна вся в тёмном – ветхом, но заветном,
Другая канареечно пестра.
Над ними ветки пальмы –
ятаганы
Своей напоминают кривизной.
Настигнет жребий, поздно или рано.
Но может им достанется иной.
На границе города и пустыни,
там, где парк и детские горки,
подступают мысли простые:
что, как ни горько,
а жизнь проходит.
Помнишь: мы гуляли в Котласе с дочкой
и солнце, не согревая спину,
продлевало тени всё ближе к ночи,
а туфельки были великоваты.
На границе зрелости и старенья,
повезло дожить и до этих строчек,
понимаешь – жизнь откровенье,
остальное – почерк.
Впрочем,
что заманчивей заблуждений…
"Когда мне больше белый свет не мил:
Всё так же вдаль уходят поезда
И, по весне, летят обратно птицы,
А мне уже не нужно никуда,
И некуда, и незачем стремиться.
Всё пройдено, вдали – сплошная тьма,
Уходят те, что были с нами вместе.
И, может быть, схождение с ума,
Есть способ получать оттуда вести.
Неторопливо лодочник гребёт,
Ему, что "пьяно"* наших дней, что "скерцо".**
Я чувствую, грядёт и мой черёд.
Всё чаще "невпопад" биенья сердца.
*(ит. piano) (муз.). 1. нареч. Не громко, тихо, нежно, не в полную силу звука
**скерцо [ит. scherzo букв, шутка] - часть симфонии, сонаты, квартета или самостоятельная муз. пьеса в живом, стремительном темпе
Ты прости, бо не ведают, что творят.
Я простил, но спасения больше нет,
Никогда не посмотрит на них заря,
Не проснётся разум, не вспыхнет свет.
Не оставь надеждой, надеждой будь.
Мне поверить тем, кто предаст опять?
Сколько раз освещал откровенья путь,
Сколько раз они повернули вспять.
И стучат копыта, и «всадник Блед»,
И реальность страшнее ужасных снов.
Ты прости тому, кто придёт вослед,
Ты прости, милосердие выше слов.
Кате и Олегу
Портрет всегда распятию сродни –
Безжалостна рука таксидермиста,
И сколько не расписывай мониста
Не скроют странгуляции они.
Молчит толпа под стенами дворца,
Холст манит неизведанным блаженством,
Нет ничего желанней совершенства
И ничего страшнее для творца.
Когда играют двое в поддавки –
Побед не отличить от поражений:
Жизнь замирает в миг изображенья,
Но продолжает прежнее движенье
Вне времени и рамкам вопреки.
Или поздно, или
рано
Умирают и тираны,
Что тиранам очень странно,
Ведь совсем недавно лишь:
Все стояли на коленях,
Возносили песнопенья,
А знамёна и знаменья
Обещали гладь, да тишь.
Разве смерть – не только смердам?
Всю страну покроет скверна,
А часы на башне мерно
Приближают тлен и прах.
Плачут ближние людишки,
Слышу подлые мыслишки,
Прежде хапали с излишком,
А теперь снедает страх.
Сладость власти, сила воли…
Лишь морфин снимает боли,
Я – невольник, я не волен
Обходиться без него.
Трепещите, очень скоро
Рухнут скрепы и опоры,
И народ заплачет хором.
И не станет ничего.
Клонит вечер очи долу,
Ветер бабам рвёт подолы,
Проникает в сердце холод,
В окна – стылая заря.
Снова хлопоты холопам,
Вновь толпе в ладоши хлопать,
Лить елей, салаты лопать.
Славить
нового царя.
...памяти Ильи Войтовецкого...
Он прижился на кладбище – сторожем –
Чтоб могилы покойно лежали.
По утрам оставалось их столько же,
Но темней становились скрижали.
Обтирая чужие надгробия,
Разговаривал словно с больными,
Что с годами кривились и горбились,
Он кривился и горбился с ними.
Суета за кирпичной оградою,
За порогами тихих сторожек.
Лишь забвенье – заветное снадобье,
Что любую беду переможет.
«переставая быть пространством, материя становится временем»
Ни находок, ни откровений на пути от начала к концу,
может дорога обратная будет легче?
Кукушка на кладбище отсчитывает мертвецу,
счёт вещий.
Кому недолго осталось, кому-то вечность.
А жизнь протекает мимо.
С плоской улыбкой мима,
жду продолжения действия,
по крупицам собираю обол,
за спиной остаются друзья и страны.
Мы так часто вместе молчим с тобой,
так странно.
Позволяя причинам перетекать в последствия,
порождающие причину.
За собой новобранцев зовёт гобой,
но закат, припечатав солнце губой,
привычную корчит мину.
Когда бы Бродский не был столь велик,
То сев на велик, распустив подпругу
Ремня, в седле и так довольно туго,
Педали отпустив шутить с песком,
Под горку покатил бы заполошно,
Быть памятником глупо, мелко, тошно,
По ком звонит ваш колокол, по ком…
Не ворошите прошлого листы,
От пошлости спасают кракелюры,
Не воскресить ушедшую натуру,
Напрасно копья сломаны, персты,
Стикс тёмен, сожжены давно мосты…
Остались тексты, что же, смерть фактуры,
Всего лишь голый факт, литература,
Поверьте ни при ком, и не причём,
Мы переводчики, а Лета всё течёт,
Сквозь кольца древесины и Сатурна.
Скоро и меня не станет,
мамы нет уже давно.
Поменяют нас местами –
кадры старого кино.
Вставят в рамку, стану фоткой
в паутине и пыли.
Фото мамы сунут в стопку
тех, что были и прошли.
Память – горькая приманка –
встречи редкие во сне.
Только фото, фото в рамке,
фото в рамке на стене.
С миру да по ниточке – голодному верёвка,
С каждого по камешку – бездомному тюрьма.
На руках у матери ребёнок полукровка,
Ни отца, ни голубя, расхлёбывай сама.
Вдоль дороги мёртвые, кто с косами, кто лысые,
Счёт идёт на тысячи, да кто же их считал.
Если лозунг партии поддержан активистами,
Глупым, что задумались, не светит ни черта.
Выстлана дороженька – намеренья благие,
Больше почитателей – сильнее звукоряд.
Эй, благонадёжные, готовьте ваши выи,
Подвиги великие во славу предстоят.
Запасайте пряники, кнутами обеспечат вас,
Выбрось иноземное, надёжней станет плоть.
Коли речи звонкие: «о Благе и Отечестве»,
Заголяйте задницы – опять начнут пороть.
«Вот так просто попасть в - палачи:
Промолчи, промолчи, промолчи!»
А.Галич
Погубили тебя играючи,
в чёт ли, нечет ли,
нечисть-чёрт.
К позабытой могиле Галича
ручеёк людской не течёт.
Что и было-то – песни-петельки -
"правды горькая лебеда".
Лёгкий жребий ему наметили –
оголённые провода...
Не сиделось скворцу строптивому
при кормушке, да "по уму".
Под плакучими нынче ивами –
не подсуден он никому.
И живущие припеваючи,
и хранящие дар свечи.
Кто напомнит нам вместо Галича:
"В палачи, дружок, в палачи".
Мы искали смысла и жаждали веры, не боялись смерти, любили страстно,
Из палитры пёстрой, хоть всё – химеры, по завету отцов выбирали красный.
Идеалы – надёжный причал сознанья, для чего-то призвали на жизнь, не зря же,
Для своих – оправданье и состраданье, для чужого – всегда револьвер заряжен.
Прививает время привычку к смерти, незаметно мы прожили больше века,
А на небе давно уже сводят сметы, и холодные дуют навстречу ветры.
Но когда повстречаются наши души, прорываясь навстречу сквозь все преграды,
То в объятьях друг друга опять задушат, в этом поиске вечном любви и правды.
«Если говорить о местных евреях - они разные, о русских - о! среди них есть такие евреи, ни дай ни приведи!»
N*** (член СП Москвы и Литфонда России)
Спросил семит антисемита:
«Вы сами из какой семьи-то
И так ли «голос крови» чист?
Уж больно пафосны, речисты,
Вы часом не? Не из юристов?
А папа, точно, не юрист?»*
Как нам поведала недавно
Лит. дама из тусовки главной,
Тревожа крестик на груди,:
Промолвила, чертами мрея**,:
"Есть русские, куда евреям,
Не дай, Господь, не приведи!»
P.S.
Пестра антисемитов стая:
От драпированных до «ню»…
И снова «простота святая»
Спешит с вязанкой дров к огню.
* знаменитый ответ Жириновского «моя мать русская, а отец был юристом»
** словарь Даля (полная версия)
В твоей судьбе моя отражена:
Пора щенячья и восторг познанья,
И старость, подарившая сполна
И равнодушье, и непониманье.
Собачий век недолог, наш длинней,
Но всякая кончается дорога.
Всё ближе день, всё видится ясней,
Что ждёт в конце, и ждать не так уж много.
P.S.
Всё чаще спишь на коврике в углу
Ненужная ни старым и ни малым.
Себе всё чаще, всё охотней лгу,
От вещих снов спасаясь люминалом.
Больничные стены – протечек разводы,
А щи, как и прежде, постны.
И только войны не хватает народу –
Короткой победной войны.
Таскают в провинции вёдрами воду,
Хватило бы дров до весны.
И только войны не хватает народу –
Короткой победной войны.
Всё грезят в погонах и без воеводы,
Всё видят имперские сны.
И только войны не хватает народу.
И не было б только войны.
Стена цветущих эвкалиптов,
От зимних рос поляна в стразах,
Грядущих дней апокали'псис –
Встаёт над горизонтом Газа.
Февраль – веcна приходит снова –
Пора травы и маков нежных,
В пустыне, где звучало Слово,
Царят покой и безмятежность.
Пока не прозвучит сирена.
В декабре на море волны,
В лужах – ветра кружева,
Лишь один рыбак бездомный,
Что повязан страстью донной,
Да шумят прибоя домны –
Плавят старые слова.
Здесь встречаются наречья,
Здесь рождаются реченья,
Бесконечно дней теченье,
Безучастен чаек крик.
Приходи на берег моря,
Слышишь, волны с ветром спорят?
Здесь и горе – только горе
Здесь и вечность – только миг.
Давиду Лившицу
Мы болели страной, по старинке
За планету держали ответ,
Бесконечных надежд пелеринки,
Облетали под "ветром побед".
На своих и чужих не делили,
Под себя не гребли, не мели,
И для тех, что проворнее были,
Оказались давно на мели.
Не собрали ни славы, ни злата,
Не согреет потрёпанный плед,
Но для нас розовели закаты
И вставал за рассветом, рассвет.
Эй, удачники, взвесьте, измерьте,
Что скопили, "живя по уму".
Наша вера – защита от смерти,
Только в ней – оправданье всему.
Г.М.
Хорошее место, высокое,
неспешная поступь холмов.
Пустыня подземными соками
омоет посмертный покров.
Красивые женщины севера
бросали родные дома.
Потомки Христового семени
речами сводили с ума.
Судьба, ты подзуда, картёжница,
дороги твои без помет.
A сложится дальше, не сложится,
Ответа заранее нет.
Спи, светлая - снов тебе ласковых.
Стекают пески за стеной.
Всё станет забвением, сказкою,
Всё сбудется в жизни иной.
Мне нечего сказать, вот и молчу,
Хотя доходней быть пустопорожним,
И подставлять софитному лучу
Небритость или гладь заумной рожи.
Из старых фраз, что толку их толочь,
Не изготовить зелья молодого,
Любая .лядь, любая бестолочь
Поверещать за серебро готова.
Молчанье – зло – ни славы, ни словца,
Но золото давно на дно не тянет.
Ловцы напрасно балуют сетями -
Притащат, в избу дети, мертвеца.
Вот и мы – поколенье потерь.
Вот и время "уходов до срока",
Это время решает жестоко:
Кто в долгу остаётся теперь.
Улыбаемся, пряча глаза,
Согреваем холодные руки.
В ожидании скорой разлуки,
Что слова, что словами сказать?!
Уходящие пробуют жить.
Остающимся не во что верить.
Каждый день приближает потерю.
Как нам жить, Милосердный, скажи?
"90 – 60 – 90"…
Лишь в мечтаниях о прошлом осталось.
А когда-то всё казалось так просто,
Оказалось, что так просто казалось.
"90 – 60 – 90"…
Нынче все мы за пределами круга,
Не подходим по параметрам ГОСТа,
И подпруга, где бывало упруго.
Вот и грезим, закатив очи к звёздам,
Что летим вперёд с изяществом ПТУРСа*,
"90 – 60 – 90"…
Показатели давленья и пульса.
*Противотанковый управляемый реактивный снаряд
Были танки в Праге,
Были в Будапеште,
Где гремят их траки,
Друг ты мой, кромешный?
Всех нас воспитали
Для великой цели –
С юга на Цхинвали
Грады полетели.
С севера на Гори
Бомбы и ракеты.
Где чужое горе
Брат ты мой, отпетый?
Под тельняшкой пыльной
Крест нательный спрятан,
Под крестом могильным
Кровник* мой, заклятый.
*тот, кто является кому-либо родным по крови; родственник.
тот, кто находится с кем-либо в отношениях кровной мести; кровный враг.
Застывший Пушкин: жест, осанка, стать…
Весь в белых наслоениях фекальных –
Пернатым на заслуги наплевать,
И это выражаясь фигурально.
Sic transit gloria...*, в остатке лишь молва.
Вторично всё, материя первична.
Великому – в помёте голова,
Всем прочим – погребение с поличным.
Сражаться с этим иль стреляться с тем,
Кобылу на скаку иль голым в прорубь.
Кто был ничем, останется никем,
На остальных всегда найдётся голубь.
* - Sic transit gloria mundi — лат. Так проходит мирская слава
…и не было этой разлуки –
знакомой бетонкой иду –
и запахи те же, и звуки,
как в "тыща каком-то" году.
И вьются вокруг, словно слухи,
посланцы пришкольных аллей –
июльские белые мухи –
назойливый пух тополей.
Собака облает лениво,
исполнив привычный обряд,
но ивы, как нынче оливы,
прохожему путь серебрят.
Обнимут любимые руки –
и годы, и беды в утиль –
и не было этой разлуки,
лишь небо, и небыль, и быль.
С.Ш.
Ты помнишь: май, сирень стояла гордая?
Проходит всё и некого винить.
А девушка босая шла по городу
И просто попросила прикурить.
Вся вдалеке и мыслями, и чувствами,
Прохожим улыбаясь наяву,
Шла девушка босая, безыскусная,
Не приминая первую траву.
Не вспомню ни по взгляду, ни по голосу…
Ах, память, ты давно пустая клеть.
Но девушка босая шла по городу –
Так проще оттолкнуться и взлететь.
Не пробуй вернуться, пусть даже на миг,
Забудь всё, что было в начале,
Ты многое понял, успел и постиг.
Из зеркала смотрит знакомый старик,
Но взгляд бесконечно печален.
А если представить, хотя б на часок, -
Сравнение с прошлым жестоко,
И жилка истёрлась, тираня висок -
Унылые камни, унылый песок
И пыльные пальмы Востока.
Некогда подумать о вечном –
Вечно о насущном и должном,
А спроси, и первый же встречный
Лишь вздохнёт, и путь свой продолжит.
Нас беда по кромке задела,
У других бывает и хуже.
А ещё "по слову и дело"
На задворках памяти кружит.
Только лямка плечи натёрла
И на небо некогда глянуть,
Да осадок в горле прогорклый,
Словно душу выболтал спьяну.
Вроде знакомый дом, но не наш. Дверь железная.
Постучал, знал, что никого нет, но постучал.
Открыла мама. Старенькая, в косынке.
Оглядывается недоумённо: что она, где она?
Прошла в комнату, легла на диван.
Присел рядом, погладил, а плечо тёплое, живое.
Успокоилась мама, уснула.
И пропала.
Прошла неделя, вслед за ней другая,
за месяцем исправно минул год.
Вот так – скороговоркой попугая,
проходит жизнь, а скоро и пройдёт.
Ты помнишь, нам тогда казалось - много
дней впереди для выбора дорог.
Теперь я знаю, скоро спросят строго
и не зачтут пропущенный урок.
Полвека прожито, всё реже наши встречи,
отчётливее вены на руках.
И профиль Мефистофеля подсвечен
закатным солнцем в дымных облаках.
Осень жалует прохожих
лоскутами пёстрой кожи -
вспоминайте о погожих
пережаренных деньках.
Из чужой земли пригожей,
что ты ищешь, что ты можешь?
"Сторож места" осторожен,
не откроет тайника.
Ностальгии жёлтой жало -
снова сердце поприжало?
Тут и вспомнится пожалуй:
"от себя не убежать".
Пусть, на время, время сжалось,
не рассчитывай на жалость.
Что тебя не удержало,
то тебе не удержать.
"пахнут прелою листвой феврали пустыни..."
Здесь всё другое: климат и природа,
смуглее люди и гортанна речь,
и близкому экватору в угоду
способен месяц на дома прилечь,
пространства фиолетовых акаций
и бугенвилей райские кусты.
И начинает издали казаться,
что прошлое – затерянный пустырь.
Но иногда листвой опавшей, прелой
потянет в феврале. И что с того?–
И отворятся Времени пределы,
и каждому – по слову и по делу,
и каждому – по памяти его.
Свете
Небо серое над островом, над Питером
И погода эта здесь – обыкновением.
Телефон, и тот притих в тепле под свитером,
Полчаса без суеты, вне дел, вне времени.
Листья клёнов по аллеям свежей стружкою,
Дождь припустит, помолчит и снова сердится.
Глянет белка из-под ног, как нищий с кружкою.
Моросит.
По всей России небо серое.
Лето кончилось,
Небо скорчилось,
Перемёт.
Дождь щетинится,
Туч морщинистых
Перелёт.
В мокрых зарослях
Сгинут зараз ли,
Навсегда ль
Дни подсолнухов?
Время сонное
Стынет даль.
Ближе к вечеру
Недоверчивый
Бледный свет,
И оранжевый,
Словно ряженый,
Лета след.
" ... Поэтому проживающая в пиндостане и сильно озабоченная "г'оссийскими пг'облемами" либерастня регулярно газифициует лужу, подписывая подобные этой идиотские статейки..."
отрывок из комментария (члена СП Москвы и Литфонда России) в Литературном Салоне
"Евреи - доказательство того, что есть Бог, а значит, есть Правда и Ложь, есть Добро и Зло"
пастор Мозес Ли
Строение гортани, языка?
Привычка слуха? Родовая мета?
Картавость, тень кровавого навета,
Ко мне переметнулась сквозь века.
Картавили Исус и Моисей,
Эйнштейн и Бродский, Пастернак и Ньютон.
На радость мелкотравчатым малютам,
Лабазникам всех рангов и мастей,
Что не жалели стали и свинца,
Метлой поганой* гнали от порога.
Раз нет "картавых" - не было и Бога,
А заповеди - сказки для глупца.
*поган(иврит) - язычник
Смущенье Иорданских гор,
смещенье красок, –
Топазом выцветил раствор
зари подпасок.
Примчался ветер, словно пёс
на зов хозяев.
Темнеет розовый откос,
твердеет, тает.
Огни гостиниц на воде –
заплатки ночи –
Огней господних новодел,
гостей морочит.
И Лот* уже не дым, а дом –
торговым лотом.
И ждёт изгнанника Содом
за поворотом.
*гостиница на Мёртвом море
Есть в старости утехи созерцанья,
Не пестуй запоздалую печаль.
Страниц забытых долгое листанье,
И прошлого...и будущего жаль.
До той черты, что пролегает между
Тоской земли и миром, где заря.
Всё теплится наивная надежда,
Что эту жизнь мы прожили не зря.
Я знаю - на пороге смерти струшу,
Сомнения не в силах побороть.
Когда бы вера утешала душу...
Когда б надежда усмиряла плоть...
Зима в пустыне – памяти разлад –
Февраль травой и маками неистов.
И мы на них, который год подряд,
Глядим с восторгом юных колонистов.
Пусть нет берёз, но взгляд издалека,
Что в поисках реликвий, так реликтов,
Находит их, почти наверняка,
В ободранных, как липка, эвкалиптах.
Здесь в прошлое распахнуто окно,
Дождь забирает горизонт в кавычки,
Картина, что знакома так давно,
Что так близка, и всё же непривычна.
Ни о чём, ни о чём не жалею,
Благодарен за это судьбе.
Мне в пустыне закаты алеют,
Отражаясь в балтийской воде.
Расставанья, разлуки, дороги –
Новых встреч неожиданый дар.
Но небес ятаган криворогий
Надо мною завис навсегда.
Беглый сон возвращает пропажу:
Парапетов шершавый гранит,
Старый двор, что чужую поклажу -
Наши детские слёзы хранит.
Ни предателем, нет, ни героем -
Вечный пленник иллюзий и грёз.
Пусть меня напоследок укроет
Лёгкий саван пустынь и берёз.
…под вечер море выдыхает плавно
раскуривая трубку как моряк
далёким шпилем над Петром и Павлом
у Ашкелонской гавани маяк…
"...всего 45 лет...
...во время тренировки...
...разрыв аневризмы...
...перенесла рак и поправилась...
...где я теперь найду такого врача для ребёнка...
...сегодня у нас покупают цветы только для доктора Кати...
...столько людей на похоронах я ещё не видела..."
Из разговоров
Два мальчика, седой вдовец, заплаканый,
Вопрос застывший – «Почему, за что?».
Воспоминанья пёстрыми заплатами
И долгих разговоров решето.
В тот день казался город ошарашенным,
Несли цветы. «Для Кати?» - «Для неё».
И каждый отвечал, и каждый спрашивал,
И всё казалось – встанет, оживёт.
Она сумела победить и выстоять,
Уже однажды подведя черту.
И эта смерть неистовая, быстрая
Наградой ей была за доброту.
...Беэр-Шева
Июль, пустыня – желтолицей скрягой,
Хотя бы дождик реденький, косой.
Котёнок нежно слизывает влагу
С машин, к утру покрывшихся росой.
...Архангельск
На август потянулись облака,
Нездешняя жара пошла на убыль.
Июля опостылевший плакат
Свернули, задымили книзу трубы.
"Дорога на вторую" - тридцать лет
Её не подсыпали, не ровняли.
Настилов деревянных больше нет,
А будут вновь когда-нибудь? Едва ли.
Уеду скоро, где-то через год
Опять во сне увижу, затоскую.
Мать-мачеха прогонит, позовёт,
А вот попробуй, полюби другую.
Ни по имени, давно, ни по отчеству,
Даже – «доктор!» – не услышишь на улице.
Наступает на меня одиночество,
А душа, уже привычно, сутулится.
Упражненья заряжают энергией,
От пробежек каменеешь лодыжками,
Только мысли всё слабее, инертнее,
И надеждам безнадёжнее дышится.
Вот и старость со своими богатствами,
Горизонта не поманит сияние.
Говорят: "Воздастся там" - да воздастся ли?
Может эта жизнь была воздаянием.
Бессонница,
мысли о смерти…
Утро – солнышко встало.
Страхов ночные черти
Сгинули... как бывало.
Может, души и нету…
Кто её видел, душу?
Загадал.
Подбросил монету –
Упала в лужу.
2003
На «Чёрной речке» - толпа в вагон,
Бубнит динамик толпе вдогон.
От «Петроградской» за перегон
Качнулось время у берегов.
Но скрип полозьев пропал вдали,
И та, что рядом, не Натали.
Словами тупо толпа пылит,
И ты напрасно судьбой палим.
А на пороге карга с клюкой
И закрывают глаза рукой.
И неуклюже наложен грим,
И ты не нужен, не нужен им.
Горестно расставаться с этим закатом грешным,
С криками футболистов за дальнею кромкой парка.
Стоит заснуть и уже не проснёшься прежним,
Нить всё короче, но так же усердны Парки.
Плоть тяжелеет, да будет земля нам пухом,
Там, где пасует разум, спасает вера.
Ночь приближается...вот и слабею духом.
Может душа попадает в иные сферы?
Или не попадает.
.............................А птицы поют беспечно,
Солнечным утром привычнее верить в чудо.
Если и ждёт за последним порогом Вечность,
Дай мне вернуться сюда, чтоб уйти отсюда.
Ветер тревожит краски, играя зыбью.
Лампы заката под вечер неспешно гаснут.
Полосы соли застыли горбами рыбы.
Зеркало вновь отражает чужую сказку.
В гору ползёт машина, срывая голос.
Вот и последний отблеск на перламутре.
Этого долгого дня отлетела повесть.
Вечная наша надежда – проснуться утром.
Снова мне приснилась мама,
что так рано умерла.
Память жилы рвёт упрямо,
закусила удила.
Не даёт душе покоя,
раздирает пополам.
Мама, мама, что с тобою?
Где ты, мама?
..............Как ты там?
Волны предшествуют ритмам, размерам, звукам.
В крыльях воздушного змея трепещут перья.
Тени сгущаются к вечеру, дай мне руку,
Яффо зажёг огни и закрючил двери.
Ветром сдуваются краски за край заката.
Бледной бархоткой луны горизонт отмечен.
Наши надежды, мы сами уже за кадром,
Дай же мне руку, держи меня крепче, крепче.
Мраморной лестницей море стремится к пляжу,
Крепостью белой застыл пароход на рейде.
Все мы когда-нибудь станем песком, пейзажем,
Но не исчезнем, рассказам живых не верьте.
След оставляет по кромке воды прошедший.
Радость улыбки...о чём говорить влюблённым.
Ракушки нежный рисунок - гордись, Горшечник! -
Всё это тем, кто придёт посмотреть на волны.
Вышли из моря и в море вернёмся снова,
Прах и вода – вот и глина для новой цели.
Только останется слово, Твоё же Слово,
То, что услышали, то, что сказать успели.
http://poezia.ru/article.php?sid=72825
Осенний парк уныл, привычна роль
Распада и разлада, Чайльд Гарольд
Вслед за мечтами странствует по свету.
Но позабыт божественный пароль
И не трубит разряженный герольд,
И света нет, и просветленья нету.
Жизнь не объедешь на кривой козе,
Свет призывал в покои Корбюзье,
Но счастья нет, покоя нет и воли.
А то, что аист в клюве принесёт...
Уж лучше ключ на блюдечке...
...................................................приплод –
В казённый дом; один не воин в поле.
Отечества заезженный мотив –
Виагра старцу, что презерватив, –
Скрывает тайну опустевшей плоти.
Садов осенних сонные уста,
Творят молитву, от судьбы устав,
Но дробь дождя звучит на эшафоте.
http://www.poezia.ru/article.php?sid=71581
Я выбирал
Из прочих бед любовь.
Вулкан, внутри творящий катастрофу.
Метафора, пардон, не в глаз, а в бровь,
Но из таких легко слагают строфы.
Чтоб искупить подлунные грехи
В своем малометражном «халифате»,
Писал полнометражные стихи,
Но молния – стрелой застала в хате.
Любовь из прочих бед я выбирал,
Когда сердец сливались перестуки.
Кричали кардиологи: "аврал",
И к небесам протягивали руки.
Я выбирал любовь из прочих бед,
Случаются несчастья и похуже.
Сухарь трофейный слаще, чем обед,
Но к сухарю стакан обычно нужен.
Когда ж душа покой вдруг обрела,
А тело обитало в тёплой койке,
Меня задела все-таки стрела…
Зачем подъёмный кран стоял на стройке?
P.S.
А распинать за каждые стихи
Моей любви -
гвоздей у вас не хватит.
Re: Я выбирал из прочих бед любовь...
Геннадий Семенченко 2009-08-24 20:09:30
Семен, спасибо за пародию! Очень удачно получилось. Я нахохотался.
Геннадий
Ближе к вечеру волны богаче рыбой
И баркас качает сильней и чаще,
Мы сознательно сделали этот выбор,
Но над крепостью высечен крест кричащий.
Прибиваются к берегу те, кто выжил,
С остальными удача уже не дружит,
Городская стена всё темней и выше,
Принимайте добычу и наши души.
Когда ни строчки, ни полстрочки
И скулы набело свело,
Тоска полночная морочит:
"Что, милый, рубище мало?"
Молва судьбу опередила,
А за душою – ни гроша.
Нести служение не в силах
Опустошённая душа.
"Поэт язычески неистов,
А ты рассудочен и строг".
Стихи – молитвы атеиста,
А слово – Бог.
О
Восемь ног у осьминога -
Для чего ему так много?
Сколько времени сапожки
Надевать сороконожке?
Что такое чёт и нечет,
Кто врача больного лечит?
Неужели всё на свете
Видит солнце, знает ветер?
Ж и Р
Есть у рыбы жабры,
А у жабы нет.
И печально жаба
Смотрит рыбе вслед.
Уплывает рыба,
Помахав хвостом.
Остаётся жаба
В луже под кустом.
Жалко рыбе жабу,
Жабе ждать да ждать...
Но однажды рыба
Приплывёт опять.
Ё
На ежа с высокой ёлки
осыпаются иголки.
Ёж в ответ заметил колко:
"у меня свои иголки".
Ж
Буква "Ж", как майский жук,
Лапки выставит вокруг.
"Ж", пожалуйста, скажите
Неужели Вы жужжите?
З
Восемь делим пополам,
Что выходит видно вам?
Буквы "З", как две близняшки,
Половинки "неваляшки".
Г
«Га-га-га» – гогочет гусь –
«Я собой га-га горжусь,
На одной га-га ноге,
Я похож на букву “ Г”»
Д
Буква «Д» печатная
Сильно опечалена ...
Хоть похожа я на дом,
Всё же верится с трудом.
Нет ни двери, ни окна –
Только видимость одна.
Ну какой, скажите, гном
Жить придёт в подобный дом?
P.S.
Будет пополняться по мере написания, надеюсь :)
Талант высокий – улыбка Разума,
Случайны сроки, явленье разово.
Неисправима ошибка генная,
Неоспоримо величье гения.
Судьбы истоки – служенье вышнее,
Прекрасны строки...да клейма выжжены.
...Как там в Ливии, мой Постум,- или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?...
И.Бродский
Целый месяц вся семья болеет,
Отголоски - кашлем и поныне.
Мне писать послания милее,
но пишу рецепты на латыни.
Часто "Грады"* падали зимою;
жаловаться грех - теперь пореже.
Но сирена иногда завоет
и ножом поджилки перережет.
В гости не зову; весны наяды
выткали травы зелёной платье,
Но из Газы всё летят снаряды,
платят там за смерть, за жизнь не платят.
Всё борюсь со старыми грехами,
соскребаю быта грязь и плесень.
Ты спросила: «Как там со стихами?»,
извини, пока что не до песен.
* ракеты, которыми палестинцы обстреливают Израиль
Антракт истёк, в кулисах звук трубы,
Второй звонок, уже пора, не так ли,
Тому, кто тянет ниточки судьбы
Призвать к финалу занятых в спектакле.
Грядёт развязка, принимай скорей
Картоны из подсобки бутафора:
Причёски пальм, серёжки фонарей
И красный глаз дракона-светофора,
Гортанный говор избранной страны,
Закаты цвета спелого граната,
Овец отары, словно валуны,
И валуны как белые ягнята.
На этой сцене выпало дожить,
А, всё же, лихо был сюжет закручен.
Свет угасает. Что нас ждёт, скажи,
Когда опустит занавес подручный?
У зимы на сухой полянке
Городской потемневший снег...
Он приходит сюда по пьянке
Он не ждёт от неё подлянки,
«чур-чура меня, человек».
Привиденья былые гонит,
По долгам заплатил сполна.
Соблюдает свои законы,
Предавать оставляет нам.
Не услышим ни слёз, ни жалоб –
Только Гамбурга точный счёт.
Не держите его за жабры,
Пусть подышит Поэт ещё.
Г.Ботвиннику
Было это или нет,
Может слух застольный,-
Отменили чёрный цвет
В шахматном раздолье.
Белый цвет царит вокруг,
Различи, попробуй,-
Бывший враг отныне друг,
Все друзья до гроба.
Вырос новый Вавилон
На породе зыбкой...
Улыбнулся белый слон
Чёрною улыбкой.
2003
Мы лжём сознательно, поэтому и живы,
Мы лжём случайно, без желания наживы,
И лжём во благо, уменьшая зло.
Тебе солгали – значит повезло,
Проверить хочешь, подходящий случай,
Попробуй быть правдивым до конца,
И брата потеряешь, и отца,
И тех друзей, что лучшие из лучших.
Тоска России в этих серых днях,
Берёзах жёлтых, колее забытой,
Строениях, дождём к земле прибитых
И тучах, что извечно на сносях.
Недолгий свет – чужие миражи,
И снова – дым из труб хвостом обвисшим,
И небо распростёртое по крышам…
В такие дни – что умирать, что жить.
Переулком московским семит,
Пробираясь домой, семенит.
А за окнами луковый храп,
А за облаком – луковкой – храм.
А навстречу, калифом на час,
Околоточный. Крут, щукоглаз.
– Кто таков?
– Пейзажист Левитан.
– Пейзажист…покажись, левифан.
Э, да ты ведь пейсатый, кажись,
Ишь, удумал чево, пейзажист…
………………………………….
………………………………….
Переулком знакомым семит
К тихой славе своей семенит,
А за ним, словно эхо, всю жизнь -
пейзажист…пейзажист…пейзажист...
А за ним, словно зверь по пятам, -
лефиван, Левитан, левифан!
*в этом году, после покушения на Александра II,
евреев начали выселять из Москвы,
через два года начались еврейские погромы.
Не прожить без прошлого
Ни тебе, ни мне.
Наша юность брошена
В дальней стороне.
Наши годы вербные
По чужим мирам.
…мы с тобой не первые…
Разве легче нам?
Наши травы скошены,
Наша память – снег.
Возврати нам прошлое,
Возвратись ко мне!
Воспоминанья – заводь лжи,
Безбрежны заросли забвенья.
Взамен имён – местоименья,
Вослед ушедшим – миражи.
Рассвет – смотритель межевой,
Сны – кладовые подсознанья.
Уловки лжи – воспоминанья,
Сон – правды пёс сторожевой.
2003 г.
M...
Твой голос отзывался божеством...
"Прислушайся! В начале было Слово!"
В гортани женской возрождаясь словно,
Звук обретал живое естество.
"Кому дано, с того особый спрос.
Быть иль не быть…да разве в нашей воле?"
Дарить надежду тем, кто обездолен –
Тяжёлый крест.
Но путь твой прям и прост.
Н…
…и глаза твои с грусти списаны,
и слеза твоя неподдельная.
Не маши мне истово с пристани,
ухожу назад в рваном тельнике…
…ни твоих волос, ни улыбки врозь,
не забыть, завыть, да покаяться.
Я корнями вновь в этот берег врос,
только камень в рост с горки катится...
Над собором крест, за крестом луна
Опрокинута в небо бледное.
Ты опять со мной, Град мой – сатана,
От щедрот твоих, да на бедность мне.
Камень трёх дорог.
Отмотаю срок,
да к тебе в острог
право выскулю.
У тебя таких,
что не с той строки,
что не с той ноги –
не исчислено.
Не шептать в бреду:
"я к тебе приду",
не искать звезду
неприкаянно.
Приползти назад,
да глаза в глаза,
а навстречу взгляд
Ваньки-каина.
То ли мы так быстро постарели,
То ли наши краски – акварели –
Века угасающего блажь.
Вы – другие, отрицая тени
И полутонов переплетенье,
Выбрали крикливую гуашь.
Сок растений, уголь или глина,
И зрачки стоглазого павлина –
Всё подходит, всё годится; что ж…
Нам когда-то тоже удавалось
Скрыть под маской возраст и усталость…
Только время обнажает ложь.
1999
Хорошо быть маленьким – свято верить в Бога,
Не бояться старости, не бояться жить.
Хорошо быть стареньким – позади так много,
А надежда теплится – поживём, кажись.
Хорошо наивному – всё ещё вначале,
Хорошо счастливому, да в расцвете сил.
Мне б полегче горестей, посветлей печалей,
Я у жизни большего, больше б не просил.
Две женщины…одна уже не ждёт,
Другая в ожидании потери.
Когда воздастся по делам и вере,
За каждую Судья предъявит счёт.
Растаскивая душу за долги,
На грани меж безумством и падучей.
Одна молила: " Не молчи, не мучай!",
Другая умоляла: "Не солги!"
Старость просит так немного:
Хлеба, крова, веры в Бога
И надежды, что дорога
Протянулась на века.
Дней закат не за горами,
Что тогда случится с нами?
Белый голубь оригами
Тает в талых облаках.
Я спросил: “Ты откуда бредёшь, старина?”
Он ответил: “Отсюда страна не видна”.
Я спросил: “И куда же ты путь продолжаешь?”
Он ответил: “Туда, где сияет она”.
***
Коль у мужчины в золоте рука,
Не буду я судить о нём пока,
Поскольку плюсом это быть не может,
А минусом, почти наверняка.
1978
Как двадцать лет тому назад,
Луна - зрачком глазуньи,
Твои закрытые глаза -
Награда за безумье.
За всё заплачено сполна -
Забвение бездонно.
Но память дарит "ночь без сна",
И снова ночь бессонна.
2007-2008
Улыбка всё реже,
Пространство всё уже…
Закат побережья
Привычно простужен.
Состарились дети,
Оставили внуки.
Порывистый ветер –
Предвестник разлуки.
"одна еврейка, нагуляв живот…"
Дмитрий Коломенский http://www.poezia.ru/article.php?sid=58229
Священного писания строку,
Со скуки иль от колики в боку,
От желчи ли, разлившейся по жилам
Так живенько художник изложил нам:
"одна еврейка, нагуляв живот…"
А, тот Отец, что в облаках живет?
А, тот, что муж и плотник, из евреев?
Он, может, мастерил властям кресты,
Зато исправно соблюдал посты.
И сотни миллионов в это верят.
P.S.
Догматы веры – страждущему дар,
Зачем подобный наносить удар,
Не верю я, не веришь ты – неважно.
Неисчерпаем Мира водоём,
Пусть каждый остаётся при своём.
Но добрым быть страшнее, чем отважным.
Быстротечна река перемен,
Русло влево уводит, то вправо,
А за нами молчание стен,
Травы памяти – сорные травы.
Что мы можем друг другу сказать?
Имена – миражами отныне.
Колыхнётся звезда, и опять
Остывают закаты пустыни.
Все дороги ведут в никуда.
Осень – ступка, столетие – пестик.
Лихолетье, разлук череда…
Ясноглазая, что ж мы не вместе?
...вдвоём на большой кушетке
под разными одеялами, незаметно,
стареем...
2000
Не уйти от вопроса "вчерашнего",
Только нового нет.
Сколько Бога о смерти ни спрашивай,
Не услышишь ответ.
Сколько Бога о жизни ни спрашивай,
Отвечать самому.
Это, кажется, самое страшное –
Не ответить Ему.
Это, видимо, самое страшное -
Не ответить себе.
Сколько небо о Боге ни спрашивай,
Нет ответа с небес.
Сорванное яблоко – торная дорога.
Власть – ловушка дьявола по дороге к Богу.
Тридцать ли серебряных, пять ли золотых...
Список душ потерянных долог и постыл.
Не постигнуть истины, не познав любви.
Боже, будь же милостив, дай нам стать людьми.
Когда нет чувства, разум не спасёт.
Любые доказательства напрасны.
Мы над собою и судьбой не властны,
У сердца свой рассудок и расчёт...
Тогда зачем нам дан надменный ум,
Марионеткам случая и чувства?
Жизнь – краткий сон на ложе у Прокруста
И чаша Борджиа с настоем наших дум.
Любовь слепа, но стоит ли бежать?
Приходит срок стреле освободиться.
Она способна укротить строптивца
Надёжней жала и верней ножа.
Ни опыт не спасает, ни года.
Влюбиться – это больше, чем беда.
1987-2001
Лозунги к 1 Апреля:
Даёшь манну небесную!
Берегите гетеросексуалов – продолжателей рода!
Долой многие знания – источник печали!
Готовьте чепуху на постном масле!
Универсальные предвыборное:
Наш паровоз опять вперёд летит,
На переездах радостно гудит.
Жаль только рельсов, замкнутых по кругу,
Не замечают те, кто в нём сидит.
Приговорки
Человек человеку – друг, товарищ и Брут
Мир делится на пишущих и пашущих
Иду на Вы, а Вы идите на …
Москва не сразу строилась, но сразу под ружьё
От эпатажа до этапа один шарж
Сказка о пяти секретарях или слово КПСС.
Сначала было слово,
потом дело.
Потом за слово шили дело.
И было слово, что дело правое.
И были слова не по делу.
И дела не по слову.
И пришло слово новое, и погубило всё дело.
Так прошёл в России XX век.
Вопросы для опросов:
Разве сторож я браку своему?
Труд сделал из обезьяны человека, а зачем?
История одного лозунга:
Советские люди будут жить при коммунизме!
Советские люди будут жить!
Советские люди будут!
Советские?
Люди?
Тосты:
Уж лучше с водки и гостей,
Чем утром сводки новостей!
Чтобы грехи нашей молодости оказались молодостью наших грехов!
Пожелания:
Прежде чем лечь на Прокрустово ложе любви, испей из чаши Сократа.
Медицина и медициники:
Отряд не заметил потери бейца
От любви до ненависти один шанкр
В любом споре о душе плоть всегда оказывается крайней
Скороговорки:
Врач - врача врачует, ворча.
Шмель на сломанный орешник,
Ветер – на восток.
Солнце прячется неспешно
За дома в песок.
Приближение субботы,
Праздник суеты.
Бесконечная работа –
Соблюдать посты.
Птах чирикает нестрого,
Чуть картавя звук.
Примирив со мною Бога,
Спит в коляске внук.
Сердце покрывается коростой,
Больше на душе одним рубцом.
А друзья всё чаще по погостам
Под "звездой Давида", под крестом.
Все мы гости на пиру похмельном,
Не изменишь записи Судьи...
Но крути помедленнее, Мельник,
Жернова тяжёлые свои.
Твою могилу дожди размоют,
Твои надежды развеет ветер,
Но я останусь навек с тобою
И ты пребудешь на этом свете.
И мир прибудет твоей душою,
И будут внуки голубить внуков.
И мы вернёмся тогда с тобою,
И отразимся в глазах и звуках.
На погасшую свечу,
не молись, не стоит.
Как сподручно Палачу,
так он и устроит.
И болезни, и года,
и удар картечи…
Над Судьбою нет суда,
бесполезно вече.
И портной, и Пастернак
над собой не властны,
На пороге пастырь наг,
как любой из паствы.
2002-2010
Чему я научился у рассвета,
И что мне может объяснить закат?
Прошла весна, к концу подходит лето
И осень примеряет свой наряд.
В случившемся никто не виноват,
Путь пройденный душе ошибки спишет.
По сторонам дороги долгий ряд
давно забытых и давно забывших.
Не отступить, не повернуть назад,
Ступени облаков, старенье света...
И все попытки что-нибудь сказать
Лишь парафраз на афоризм поэта:
"Чему я научился у рассвета,
Чего не может объяснить закат?"
2000г.
Бессонница – примета долгих лет,
Средь прочих неудобств ещё и это:
Ворочаться в постели до рассвета
И заново прокручивать сюжет.
Осознавать, что некуда спешить,
Что всё прошло и суета предметна.
Опять страницы жизни ворошить,
А на полях – посмертные пометы.
2001
Я лежу под облаками,
Только руку протянуть.
Перекрыл тропинку камень –
Не пройти, не обогнуть.
Наметают суховеи
Остывающий песок.
Снится спящему еврею
Ярко-красный туесок –
Чудо-ягоды лесные,
Да орнамент в два ряда…
P.M.
Сны – послания земные
Ожидающим Суда.
Ночная сцена у порога -
Обряд весны.
Меж туч - индейскою пирогой
Дитя Луны.
Свидетель вечного сюжета -
Звезды свеча.
В небесной книге - трафаретом -
Судьбы печать.
Со мной, с тобою, с третьим лишним...
Не всё ль равно.
Девишник облетевших вишен
И губ вино.
2002 г.
Наша связь кровосмесительна:
Ты и женщина и друг.
Но отныне всё простительно
Поколению разлук.
Всё на свете относительно,
Кроме смерти и мечты.
Наша связь кровосмесительна,
Но о ней не знала ты.
P.S.
И когда в ряду просителей
Я склонился перед ней,
Стала грустно вопросительной
Геометрия бровей.
2000 г.
Во снах мои ушедшие гостят,
На время предоставлено жилище.
Кто видел сны, не назовётся нищим,
Пусть не держал сокровища в горстях.
Свиданья – заполнение пустот.
Во сне слеза прозрачней и весомей…
Как знать, кто навевает этот сон мне,
Возможно ангел или может тот –
Ночного одиночества гонец –
Чахоточный пожар воображенья…
Наутро настигает пробужденье
И снова жить с собой наедине.
2002-2007
Наша жизнь – череда заблуждений, потерь и печалей,
Только отблеск улыбки мелькает порой на лице,
Выручает незнанье, что нас охраняет в начале,
И заветный очаг на холсте, что мерцает в конце.
Иссякают стремленья, любовь угасает и вера.
Лишь надежда жива, что развеются скоро как дым
Наши серые будни, и запахи пота и серы.
И в закатных лучах ключ окажется, вдруг, золотым.
Наказанье – за грехи,
За добро – расплата.
Искушением – стихи,
Испытаньем – злато.
В суете мирских огней
Угасают звёзды.
Поздно Мир открылся мне…
Поздно...
..........поздно...
....................поздно...
2005
Быть вечер долгим обещал,
И в тусклом свете
Полой песчаного плаща
Метался ветер.
Мы в странной роли палача
Часам и встречам.
Минут прожитых невзначай
Отсчёт не вечен.
Но сердце путами не чаль,
Не гаснут свечи.
Другим замкам, другим ключам
Черёд намечен.
Не причащайся на печаль,
Ещё не вечер.
2003
Сударыня! Мне Вас судить? Абсурд…
Единожды солгавший – грешен вечно.
Ответ, который знает первый встречный,
Лишь Время – Высший и последний суд.
Поэзия – наложница любви…
(Улыбкой клоуна луна на небосклоне)
Восторг и боль в одном и том же стоне,
Как говорят французы,“C’est la vie”.
Недолог путь с рожденья до седин…
Что толку – заводить о вечном споры,
Ведь даже звёзды – это только споры
Цветения космических глубин.
2003
Словно гипсовый слепок
Онемело лицо…
Мы по-прежнему слепы,
Мы слепее слепцов.
Долгой ночи потрава –
Обещанья, слова…
Восхожденье по трапу,
Чёрной двери провал.
2004
Не помню ни лица,ни имени,
ни слёз из пересохших глаз…
Забылось всё.
Прости и ты меня.
Прости меня,
хотя бы раз.
2002
Уходи, я тебя не держу.
Только ветер по веткам – знакомо.
Уходи, я тебя не держу.
Только в полночь – бессонницы кома.
Только вскрикнет случайный скворец,
Завсегдатай забытого круга.
В никуда. В никогда. Под венец.
Мы давно потеряли друг друга.
2003
Стынут стоны на ветру,
Голые деревья.
Просыпаюсь поутру –
Верю.
Звон ключей на стук кольца
Слышен вроде…
У последнего крыльца
Бродим.
Оттеняет пальцев дрожь
Слово.
Промолчи, да не солжёшь
Снова.
2003
Обретало силу зрение,
В небесах - звезда знамением.
Постиженье...Откровением -
Горечь будущих утрат.
Две беглянки бестелесные,
Беззастенчивые бестии,
Наши души в поднебесие
Возносились до утра.
Так пальцы дождя оставляют следы на воде,
Так шорох в ночи порождает надежды и стансы…
Она появлялась как будто везде и нигде,
И там, где смыкалось, и там, где плескалось пространство.
Толпа расступалась, явление предвосхитив,
Её приближенье я чувствовал, даже не глядя,
А губы шептали услышанный в детстве мотив –
“Три спутника платины: осмий, иридий, палладий”.
Пусть только виденье, пусть не было, нет, никогда
Она не придёт, только вера и только надежда
Со мной остаются. Привычно мелькают года.
Всё меньше листов календарных - защитной одежды.
2002
Под ветром волновались брюки на
Натянутой за окнами верёвке,
Зелёного казённого сукна
Желанные армейские обновки.
Уснула дочь, подушку подложив
Когда-то в детстве выбранным движеньем…
Струился воздух, жили миражи,
Скрывая пустоту и пораженье.
2000
Мы встретились, молчали странно...
Кричали чайки на реке.
Клонили головы тюльпаны
В твоей задумчивой руке.
Пора прощений и прощаний,
В изгибе губ горчит печаль.
Неисполнимых обещаний
Не повторим уже, а жаль...
2000
Они встретились случайно в глухом тупике конверта,
моя рука и твоё старое фото…
Ты осталась такой же красивой.
Стихия снов стихам сродни
Прозрачностью прикосновенья...
Всё те же прежние сомненья
Тревожат прожитые дни.
Любимая, мы не одни
На перепутье сновидений…
Сгущаются и гаснут тени
Друзей, знакомых и родни.
Отрадных снов – наперечёт,
А страшным не хватает счёта.
Ночь.
Ключник.
Заперты ворота…
Жизнь истекает,
сон течёт…
2003
Небо звёздами исколото,
Словно шкура насекомыми.
Словно бабочки распятые –
Облака по небу пятнами.
Незаметно, ненавязчиво,
Тихой поступью незрячего
Исполняется пророчество –
Подступает одиночество.
Ни забвенья не проси,
Ни тоски сердечной.
Позабыть не хватит сил,
И любовь не вечна.
Не выбрасывай кольцо,
Что обиды сеять…
Ни святым, ни подлецом,
Был таким,
..........как все,
......................я.
2005
В интернете есть статьи липкие.
В интернете есть стихи Липкина.
Каждый волен выбирать по сердцу
То, что на душу ему просится.
Каин Авеля сгубил, зла не ведая.
Дьявол радостно трубил в трубы медные.
У порока два лица, два отечества…
Нет пророков – порицать человечество.
Непосильная борьба – тропку выправить.
Оставляет ли судьба право выбора?
2005
Ни прошлого, ни будущего нет.
Полоска пепла в зареве закатном,
Властители событий и планет –
Созвездий несмываемые пятна.
Безликие по небу облака,
Бездомный, побирающийся ветер.
Рождённая сознанием река –
Безумие – безвременье – бессмертье.
2005
Над молчанием собора
бледная Луна.
Опускается на город,
покрывало сна.
Фонари – темницы света –
узники в ночи.
По загривку парапета
мягкий блеск парчи.
Ни к чему слова и споры –
расставанья час.
Что без вас мне этот город?
Что он вам?
Без нас…
2005
Память – поле и пепелище,
Время – марево, дымка, дым…
Только ветер средь пепла рыщет
По осколкам былой беды.
Затянулось пятно пожарища.
Разнотравия полотно.
Утешают и врут: “Не стар ещё”.
А не всё ли уже равно.
Сон – последнее оправдание…
Возвращаюсь, чтоб не забыть
Губы женщины; Ожидание
То ли близости, то ль судьбы.
Ветер – вор и бродяга, рыщет
По обломкам былой беды...
Память – поле и пепелище,
Время – марево, дымка, дым.
2003
Речь варит слова, и сословья
слова поставляют к столу…
На тумбочке у изголовья
cловарь пожелтевший уснул.
И русичи, и прозелиты
в могилах словарных статей.
Великие – нынче забыты,
и малые стали не те.
Погосты – подобие рая:
ни боли, ни бед, ни страстей.
Забвение всех примиряет:
и слуг, и господ, и гостей.
Ощущение родной квартиры в конце лета,– ты вырос.
А,может, любимые вещи занимают в памяти больше пространства?
В той квартире и той стране давно живут чужие люди.
А память нет-нет да и подарит снова:
и зелёный диван, и знакомые запахи,
и литографию на стене – “Снятие с креста”.
Кто сюда случайно, кто сознательно…
Торопились вырваться оттуда.
На земле подаренной Создателем
Ждём давно обещанного чуда.
Жаждем веры, пестуем сомнения.
Славим Книгу, не открыв ни разу.
Знание меняем на знамение,
Но на знамя поднимаем разум.
Защищаем нравы и обычаи
Тех народов, чьим богам служили.
Слово предков – тяжкое величие
Для галутных наших сухожилий.
Бесполезные старанья –
Охранить покой души.
Манит тайна мирозданья,
Манит душу и страшит.
Страх таится за словами,
За привычной суетой.
Но скрипучими полами
Ночь приходит на постой.
Не разбить её оковы
Ни разгулом, ни постом.
«Хлеба дай, тепла и крова.
Дай надежду на Потом»!
2005
Выработанную душу нечем наполнить,
пройдена полночь.
Свет за окнами давит на веки
снизу вверх,
в кои-то веки
выходной
и можно поспать до лица отёчности,
на котором годы отчётности
оставили метки.
Время стрелок меткий,
палач равнодушный к своей профессии.
Независимо от возраста, пола, конфессии
приговор исполняет хмуро.
Утро.
Сдуру
рассказ на бумагу выплеснут нервной дрожью.
Брошу писать.
Брошу.
.......…век иной, иные идолы,
........только мы остались прежними…
Вечер недужный, бутылка початая,
В пятнах от ужина скатерть хлопчатая.
Дело привычное – споры застольные,
Лёгкой добычею – годы застойные.
То, что считалось великой крамолою,
Вдруг оказалось пустою половою.
Ценности мнимые – цены доступные.
Правда единая – девка распутная.
Скрылись вагоны, кафе привокзальное…
Поздно вдогонку за поездом…
...........................Заново
Старой бедою за столиком маемся.
Время иное.
...........Но мы не меняемся.
2005
Долго лето варит брагу,
Долго ждать дождей лихих...
Не ложатся на бумагу
Не рождённые стихи.
Скоро тучи влажной шкурой
Расползутся вдоль небес.
Постареет, станет бурым
Обезлюдит дальний лес.
По оврагам лягут тени,
Будут мхи темнее снов.
Осень - время откровений,
Новых песен...
Старых слов.
2006
Всё приняла и всё простила:
«Пустое – на судьбу пенять…»
Улыбкой встретила меня,
Домашним хлебом угостила.
Скупой остаток долгих лет
Я прожил памятью о встрече…
Открылось мне, что "слово лечит",
Открылось мне, что слово – свет.
Года, скитаний забытьё,
Судьба дороги не мостила…
«Мы изменить судьбу не в силах,
Но в силах вынести её...»
Чем ближе к старости, тем чаще расставанья,
Бледнее страсти, холодней рыданья.
Чем ближе к вечности, тем реже откровенья,
Плотнее тени, тяжелей сомненья.
Чем ближе к истине, тем видится яснее...
Что и во сне не примириться с нею.
Лица размыты песком и ветрами,
Посох не держит усталую руку.
Белое солнце, в затасканной раме
Бледного неба – привычная мука.
Зноем испиты глаза и колодцы,
Ночь возрождает былые виденья.
Звёзды – кристаллы божественных лоций
Нас направляют путём провиденья.
Волю не сломят ни смерчи, ни смерти,
Вера умножит надежду стократно...
Срок испытания – сорок отметин…
Нет у Народа дороги обратной.
Пахнут прелою листвой
Феврали пустыни.
Горькой осени настой
Этой ночью синей.
Словно пламенем костра
Осветились зыбко:
Осень, мокрая листва…
И твоя улыбка.
Привычно скрипка на руке
У музыканта грезит…
Звук, запечатанный в строке –
Круги в древесном срезе.
Далёкой флейты тонкий след.
Фагота звук минорный.
Переливает лунный свет
Сестра волны – валторна.
Смычку, уставшему молчать,
Любых созвучий мало.
Взмах дирижёра – палача,
И тишина упала.
*Синфониетта Беэр-Шевы - официальное название
городского камерного оркестра
Спрятаться от тоски в кафе придорожном...
......................................................
Бродячий дождик
Щекочет прохожим пятки.
Играет в прятки - прячется в лужах -
"Ищите, кому я нужен"!
Только влюблённым
да больным обострением слуха.
Филину в чаще ухать,
Канарейке тремолить в клетке,
Поэты, как малые детки, слова слагают из красок.
С меня достаточно, наслушался сказок,
Исчерпано вдохновение.
Тихо в кафе.
Воскресение.
За окошком - осадки местные.
......................................................
Девушка, сто пятьдесят армянского, орешки пресные
и...
задёрните, пожалуйста, занавески...
.......................................................
Избыт запас ночей и дней...
Не хуже и не лучше многих.
Мирским делам Оценщик строгий,
Будь снисходителен ко мне.
Ленив, безволен и лукав,
Гордыней грешен и сомненьем...
Прошу в последнее мгновенье:
"Мне разум, Господи, оставь"!
Сквозь вереницу поколений,
Сквозь свет и тьму.
Свои надежды и сомненья
Несу к Нему.
Прошу как милостыни – смерти,
Дрожит рука.
Не может тот, кто милосерден
Казнить века.
Я Вечный Жид, я вечный житель
Чужих дорог.
Остановитесь, подскажите –
Да жив ли Бог?
В Беэр-Шеве гроза
И быстра как гюрза
Молния.
Искромётная плеть,
Увернуться успеть
Мол, не я.
Ветер выл и устал,
Видно голос сорвал,
Бестолочь.
Всё раскатистей звук,
Начал воздух вокруг
Бес толочь.
Сто дождинок стекло,
Барабанят в стекло
Слепнями.
В Беэр-Шеве гроза.
Стынут окон глаза.
Слепнем мы.
***
“Перед грозой”
Долькой жареной картошки,
источая жёлтый жар,
выпал месяц,звёздной крошкой
изошёл зари пожар.
Ни приметы, ни намёка.
Не торопится гроза.
Только Север поволокой
облаков
закрыл глаза.
***
Сгущалась ночь,
вползая плавно
на
край облаков,
что ветром натаскало.
И,
плохо прикреплённая,
Луна
чуть не свалилась
на дома квартала.
Посыльный – растеряха,
пустогляд
в котомке не заметивший прорехи,
Просыпал звёзды,
радуйтесь потехе:
попробуй, собери теперь назад.
***
По обочинам кресты
да поля картошки,
Прилепились на кусты
дождика горошки,
Протянулись провода –
гамаки заката…
Длит дорогу даль.
Куда?
А туда куда-то.
***
Дымком костра затягивался вечер,
Ворчала, успокоившись, река,
И сосны, сдвинув зябнущие плечи,
Клонились на приманку огонька.
***
А после снега – приступ октября:
И ночь на окнах – мокрым полотенцем,
И фонари по лужам серебрят,
И ветер – по калитке
и по сердцу.
Незаметно свет уходит,
Не успеешь оглянуться…
Белый слоник на комоде
пожелтел,
разбилось блюдце
пережившее блокаду…
Принимаю как награду
Ощущение покоя…
Память – знание пустое…
Жизнь – последняя преграда…
2005
За морщинами – судьба,
За судьбой – эпоха.
У позорного столба
Барабаны глохнут.
Завершая долгий путь,
Суть познав и цену.
Улыбнуться не забудь,
Покидая сцену.
Амнезия, амнезия –
Нераскрывшийся цветок.
Незабытая Россия,
Не привившийся Восток.
На песке построен замок.
Дни короче – ближе тень…
И стучится, как подранок,
В окна – чахлая сирень.
Осень кончится, зимою
Дождь-бродяга навестит,
Сад заброшенный умоет.
Амнезия, зацвети!
2005
Нас связывает прошлое,
Привычка, дети, быт.
Всё чаще гость непрошеный –
Дух старости сквозит.
Привычное скрипение
Засохших половиц.
Полуночное бдение
В пыли чужих страниц.
Размазанное крошево
Событий и планет.
Нас связывает прошлое.
А будущее?
Нет?
Остывает пустыня,
......................... почти Ленинградский туман
Обжигает лицо,
.....................на кустах повисает фатою.
Фонари бородаты,
........................теряют опору дома.
Ностальгия...
..................Забытое чувство шестое.
2003
Мы таим личинки смерти,
Воли нет, смирился разум.
Над машиной воздух смерден…
Власть приказа.
Власть – проказа.
Улла…Улла…Красный ветер…
Нет друзей на нашей тризне.
Мы таим личинки смерти.
Мы несли личинки жизни.
Остывает закат.
Тоска...
То ли выть, то ли выпить повод...
То ли слово в Ночи искать,
То ли слышать и слушать Слово...
Ворожея песков кружит,
Зазывая дожди густые.
На востоке зарниц ножи
Полосуют горбы пустыни.
Полыхнуло огнём в глаза.
Содрогнулись дома и души.
Если слово Твоё - гроза,
Дай мне слышать Тебя и слушать.
Всю ночь по крышам плакала вода,
Дождями затяжными маскируясь,
Пятнала окна, трубы, провода,
Протянутые к небу руки улиц.
Чернело чугуном сковороды
Дно площади, и булькало жаркое,
Разбрызгивая в зеркале воды
Свет фонарей, хранителей покоя.
Прошедшего не жаль, ушедших жаль…
Прощение ошибок не исправит.
Лишь сны как исключение из правил:
Уснуть - что наказанья избежать.
Воет ветер.
По примете
Завтра быть дождю с грозой …
Стороны дождливой дети,
Начинаем жить с азов.
На Востоке всё иное –
Свод привычек и примет.
Вечный ветер, вечно воет,
А дождя в помине нет.
В запечатанном конверте
Письмецо – клочок надежд…
Над пустыней вечный ветер
Воет…
… в память о дожде.
Оставил книгу, всего одну,
А в ней вся жизнь, и ещё немного.
Опять погасит рассвет луну,
Опять привычной пойдём дорогой.
Вернёшся ветром, дождём, стволом,
Восставшим к небу, назло откосу.
И только голубь взмахнул крылом,
Наметив в облаке знак вопроса.
О, Господи, спаси Россию,
Огороди её от бед!
Осиротевшие, босые
Вновь обращаются к тебе.
Там сто народов, сто наречий.
Там вечно сыто вороньё.
Нательный крест и крест заплечный
В судьбе запутанной её.
О, Господи, спаси Россию,
Любить её нет больше сил!
Спаси бегущих от России
И остающихся спаси.
Инсбрук
Гостиница «Инсбрук»
Рассветает.
.................Полоска света
Всё отчётливей на полу...
Чемоданы – дорог примета
Сиротливо стоят в углу.
До отъезда два дня осталось,
По дороге домой причал.
Долгий дождик,
......................а может старость,
Добавляет душе печаль…
сентябрь 2002
Предвестие
Мама, мама, чей же я сын,
Мама?
.........Плотника или Бога?
Мама, меня одолели сны
такие живые, что можно трогать.
Мама, сейчас говорил с отцом,
с тем, который за облаками.
Мама, мальчишки плюют в лицо,
а вчера кто-то бросил камень.
Мама, слово больнее жала,
Всё равно отвечаю: «Мир вам»…
Молча сына к груди прижала
И заплакала тихо Ми'рьям.
Примирение
…я любил вас…
…конец всё ближе…
…несть ни эллина…
…ни иудея…
Солнце злыми лучами лижет
Вознесённых на смерть
… злодеев...
Стражник тронул копьём под сердце.
Отозвалось распятье стоном.
Словно рыба в ячейках сети
Стынет тело в тоске бездонной.
Грудь сочится слезой кровавой.
…я прощаю, простится мне ли…
Буркнул сторож: «Простится, варвар»,
И копьём надавил сильнее…
Причитание
Я тебя оплакала загодя,
спи, сынок.
Прорастёт слеза сладким снадобьем,
выйдет срок.
По воде ходил словно посуху…
Нынче что ж?
Милосердна смерть, тронет посохом
и уснешь.
Разнесёт слова твои званые
ветерок.
Я тебя оплакала заново,
спи, сынок.
…над горелым господним жнивьём
простирая дырявые руки
кто про что - а дурак о своём:
о любви да о вечной разлуке…
Мастер Евгений
О любви говорить не спешит,
Слишком много на сердце отметин.
И за каждой частица души,
И за каждую вечно в ответе.
Истекают по каплям года,
Наполняя источник печали.
И уже не осталось следа,
От любви, что случилась в начале.
Но в толпе равнодушных зевак,
Безнадёжно глухих и незрячих,
Он поёт о любви.
Он дурак.
Он поэт.
Он не может иначе.
Близкой осени примета -
Первый тёмный лист.
В небесах, вдали от лета,
Самолёт повис.
Облака по краю пали,
Палевый закат.
Горизонт - полоской стали
И плечом покат.
Закрывает ветер ставни,
Остывает медь...
Древний промысел кустарный -
Жить и умереть.
Потолки – подтёки ржавые.
Разговоры – «про высокое»:
Про метафоры Коржавина,
Про метания Высоцкого.
В оболочке тела крепкого
Жизнь казалась бесконечною:
Море вычерпаем кепками,
Разрешим вопросы вечные.
День погас, померкли сполохи…
Заслоняют небо саженцы;
Прежде – волком,
нынче – волоком.
Не живётся,
не куражится…
2004
Религия – подарок и оброк,
Блаженны укрывающие сирых…
Но сказано: «Не сотвори кумира»,
Не бойся ни ошибок, ни дорог.
Познание – горошины в горсти,
Ответ – начало нового вопроса.
Не цель, не откровение, но способ,
Не сомневаться в избранном пути.
В любом живёт подобие Творца!?
Зачем ему нужны страданья наши?
Обряды – утешение уставшим.
Вопросы – подаянье мудрецам.
Рассыпалась по косточкам заря,
Проснулись звёзды, тонкий месяц стынет.
По краешку скупого сентября
Стекает осень в логово пустыни.
Поскрипывают листья на ветвях,
Усталый вечер тянется к ночлегу
Забыв короткий, давний приступ снега,
Во сне пустыня грезит о дождях…
Чайка-кликуша – крики-рыданья,
Негев* иссушен, море – преданье.
Чайка-надежда – ножницы-крылья...
Были здесь прежде волны ковыльи.
Нынче в пустыне высохли речки,
Тени густые, кости овечьи.
Мёртвое море – соли оскалы,
С ветром не спорят голые скалы.
Там, где бездомной нищенке рыться,
В баке бездонном роется птица.
Путница-чайка – весточка моря,
Здесь ты случайна. Там на просторе:
Вечно и пьяно, загнанным зверем
Волны упрямо рвутся на берег,
Море качает звёздное просо.
Белые чайки – души матросов…
*Негев – юг, южная часть Израиля
То ль качели проскрипели,
То ли птицы прокричали.
Одинокий вечер стелет
В небе облако печали.
На закате время стынет,
Утихает даже ветер.
Домик на краю пустыни
Пуст.
Никто меня не встретит.
К остывающей ране заката
Прикипела вечерняя грусть…
Как легко обещалось когда-то:
«Я сюда непременно вернусь».
Постою у знакомой калитки.
На пороге забытой страны.
Память сердца – жилище улитки…
Я вернулся, но окна темны.
Время разбрасывать камни, и время молчать.
Солнце стекает по стенам стеклянного дома.
Время печалиться, время поставить печать,
И устремиться навстречу рассвету иному.
Время заносит песками руины столиц,
Ратные подвиги станут забытым преданьем.
Время хранит на полях пожелтевших страниц
Наши попытки в словах отыскать оправданье.
«Ничто не вечно под Луной,
ничто не ново».
И всё, что связано с тобой,
отныне – Слово.
«Не развести былой тоской
чернил сердечных»...
«Ничто не ново под Луной,
ничто не вечно».
Память – удел постылый,
Ворох сиротских дум.
Тянутся в ряд могилы,
Мамина в их ряду.
Мама меня любила.
Старый, простой сюжет.
Горькая Божья милость –
Жить,
когда мамы нет.
Ветер пустыни – пресный,
Ветер морей – хмельной.
Камень могильный треснул
северной стороной.
Неприметно текут пески,
Сон пустыни почти прозрачен.
Только ветер - разбойник, скиф
За скалой сторожит удачу.
Скрипнет лунное колесо,
Встрепенётся ночная птица.
Чей-то вздох или чей-то сон -
Всё в добычу ему сгодится.
Побледнеют края Луны,
Дрогнут листья олив столетних...
Шепчет, шепчет чужие сны
Ветер-ветреник, ветер сплетник.
Эйн-Авдат* - оазис в пустыне Негев.
И грустил и радовался в меру –
« Жизнь прожить – не поле перейти».
Неизменно следовал химерам,
Что встречались часто на пути.
Всем прощаю и прошу прощенья –
« Бросит камень тот, кто без греха».
Но живут надеждой на спасенье
Строчки не рождённого стиха.
Одной твоей улыбки ради
Предам, продамся и продам.
Готов служить чужим богам
Одной твоей улыбки ради.
Лежалым мартовским снегам
Гореть в оранжевом закате.
Одной твоей улыбки ради
Предам, продамся и продам.
Слой дерматина, времени и пыли –
Фотоальбом – былых столетий были…
Вот фото бабушки, она ещё жива…
У чёрно-белых фото тёплый шорох,
Воспоминаний снова вспыхнул порох –
Глаза, улыбки, образы, слова.
Играло лето в лёгких складках тюля,
Мы в гости шли, ждала нас тётя Юля.
Я маму крепко за руку держал.
Пух тополей на дне колодцев гулких –
Наш старый дом – волшебная шкатулка,
Наследие исчезнувших держав.
Темнеют краски, ржавчина разлуки…
Стареют дети, подрастают внуки,
Всё меньше нерастраченных минут.
Меж нами расстояний океаны,
Чужие языки, чужие страны –
Извечное скитание – галут.
Взрослеет трудно наше поколенье,
Мы слепы, мы полны душевной лени,
Прозренье – взрыв, но долго тлеет жгут.
Храни вас Бог, пусть длятся ваши годы!
Вы нам нужны – «святая несвобода».
Мы живы, если любят нас и ждут.
Вальс налетевшего ветра.
Белая блажь теплохода.
Лёгкие голуби лета.
Август прошедшего года.
Влажный посланник лагуны
Пальцев коснётся лениво.
Тенью по насыпи лунной –
Мелкие волны залива.
Окна кофейни под аркой,
Сговор гостей и квартетов.
Полночь на Piazza San Marko
Ярким паяцем одета.
Вальс захмелевшего ветра.
Сполохом – тень теплохода.
Светлые голуби лета.
Август прошедшего года.
Я прошу: «Судите строже».
Я готов не спать ночами.
Я шепчу: «Не дай мне, Боже
Ошибаться мелочами».
Близок день, рассвет затихнет,
Выцветают краски неба.
Не открою новых истин;
Но хотя бы запах хлеба
Или тёплый смех ребёнка
Дай списать в тетрадку точно…
Чтобы не молчать смущённо
Пред Тобой на встрече очной.
из сборника"Осень"
Не верю я твоим словам…
В них ни любви, ни исцеленья,
Им тонким ароматом тленья
Всегда сопутствует обман.
Не верю я твоим словам…
В них жало жалости и мщенья,
Презренье позднего прозренья
И снисхождение с ума.
Не верю я твоим словам…
Ложь чем святее, тем священней,
Но горькой правды ощущений
Неисчерпаема сума.
И как изнанка откровенья –
Улыбка скорби по губам.
***
Я Вам уже всё это объяснял,
Но искушенье – сладкий яд признанья.
Так тешат зрителей публичные рыданья,
Так властвует над сценой тёмный зал.
Я, право, повторяться бы не стал,
Ведь исповедью душу не утешить,
Но видеть Вас – я этой мыслью грешен,
Как оторопью чистого листа.
Привычные, устали лгать уста,
А правда не спасёт и не поможет.
Увидеть Вас. И хватит сил, быть может,
Не каяться по снятии с креста.
***
Как будто больше нечего сказать,
И расставанье расставляет точки,
Но прячется под строчками подстрочник,
Как прячется за веками слеза.
А время сводит образ к образам.
Боль всё слабее, хоть упорно точит,
И как всегда она сильнее к ночи,
Когда у лиц теряются глаза.
Всё пройдено, и нет пути назад.
Зажившей раны след не кровоточит,
Воспоминанья реже и короче,
И угасает радости азарт.
Как ни прекрасен осени базар,
Он зимы предстоящие пророчит...
***
из сборника "Эпикриз"
Любить тебя – привычная беда...
Страданье превращается в познанье.
Я добровольно выбрал наказананье -
Быть тенью за кулисами всегда.
Упало небо в зеркало пруда…
Природа грусти и проста, и зрима:
Ждёт за порогом жребий пилигрима -
Дорога ниоткуда в никуда.
А за годами тянутся года…
И за грехи расплата полной мерой.
Надежды нет, но не иссякла вера.
Любить тебя – привычная беда.
Как выписка вселенского архива:
«Страданья переносит терпеливо».
***
Полунамёк улыбки сладок…
Её хозяйке невдомек,
Как далеко мечты увлёк
Урок разгадывания складок.
Печальный опыт не забыт,
В загадке – суть очарованья.
Произнесённому признанью
Забвенье скорое грозит.
Вы не давали мне зарок.
Я не был с Вами откровенен.
На сцене занавеса в срок
Друг друга не коснулись тени…
Воспоминанья, створки строк,
Фантазия (кузина лени).
На пустынных твоих площадях, что ни день - то колодец,
Погружаюсь покорно в бездонные недра твои.
А навстречу течёт отстранённо - "терпи инородец" -
Напряженье толпы, что сродни напряженью змеи.
Не жалеешь, не ждёшь, ты уверен, ужалив однажды
Геометрией улиц,
________________пленяешь друзей и врагов.
Я отравлен тобой.
_________________Эта вечно томящая жажда -
Очутиться опять у бездушных твоих берегов...
Борода сединой...
Бес не дремлет,
Манит долей иной.
Внемлем.
Избежать рубежей –
Блажь пустая.
Сколько было уже.
Стаи.
Серебрятся виски,
Что ни делай...
Пыль дорог и тоски
Белой.
...свет, снова свет...
... нет покоя тому, кто проклят...
...зачем Ты опять призываешь меня...
- Иуда-а-а-а-а
…седина в бороду,
бес в ребро…
Не ходить по воду –
Не терять ведро.
Не бродить вечером
По стеклу пальцами.
Кто судьбой меченый
Крест на том ставится.
А луна полная –
В небесах пяльцами,
Видит всё, подлая,
На окно пялится.
Не пойти по воду –
Пропустить зарево.
Не лишай повода
Умирать заново.
...И ни горние ангелы в высях небес,
Ни демоны в недрах земли.
Не в силах душу мою разлучить
С душою Эннабел Ли...
Эдгар Алан По (перевод В. Рогова)
Мы не искали судьбы иной –
Мы строили корабли.
И растворялся след за кормой
И голоса Земли.
Мы улетали туда, где сталь
Прозрачнее, чем слюда.
А ты оставалась хранить печаль
И лунные города.
Мы знали обратной дороги нет
И не умели лгать.
Но слышу сквозь тысячу-тысяч лет:
«Помни, я буду ждать».
Я уже не пишу стихов –
Не страдаю ''томленьем духа''.
В переулке судьбы, глухом,
Доживает душа-старуха.
У пустыни свои права –
Ни попутчиков нет, ни встречных.
Горизонт очертил провал,
За которым встречает Вечность…
Колокола - послушники веков,
За каждым звоном кроется столетье.
К ним забегает пошептаться ветер,
Обрывки снов слетают с облаков.
Медь пестует забытые слова -
Скупые отголоски чьих-то судеб.
Настанет день, когда и нас не будет...
Прислушайтесь, звонят колокола.
Всего-то и надо – ограда,
Да жёлтые листья в саду…
В далёких дворах Ленинграда
Как прежде любимые ждут.
Полоской затасканной стали
Застыла в канале вода.
Когда-то страницы листали,
Страницами стали года...
Ни кнута, ни пряника -
пустота...
Вечер - полупьяненький
арестант.
Годы - восхождение
в никуда.
Жизнь - освобождение
до суда.
День пролетел, поди-ка поищи.
Упала ночь, наверное, устала.
Изрядно перезревшие прыщи –
Желтеют звёзды.
Небо обметало.
Тоска – разлуки неразменный грош.
Не потерять, не передать другому.
Ночь безнадёжней стоптанных галош
И одиночества.
Ни имени.
Ни дома.
Как заметил в письме Овидий:
«Всё кончается, даже сказка».
Так давно я тебя не видел…
Тонут звёзды в пространстве вязком.
По живому разлука режет.
Сновиденья – утеха слабым.
Ты во снах приходить могла бы.
Только сны
всё реже
и реже...
О женщине небесной мечты за годом год,
А женщина земная мой выносила плод.
От женщины небесной струится звёздный свет,
А женщина земная готовит мне обед.
За женщиной небесной отправлюсь в мир иной,
И женщина земная заплачет надо мной.
На крюке полумесяца,
Так и тянет повеситься,
Но потеряна лестница,
Что ведёт в облака.
Упрекают прохожие:
«Грех – являться непрошеным,
Все мы, раньше ли, позже ли…
Потерпел бы пока».
Утешает пословица –
Рыбка даром не ловится.
Поостынет и кровица,
Поутихнет тоска.
Все хотят по-хорошему,
Только тело изношено.
И душа заполошная
Не уймётся никак.
Я рос в семье, где от еврейства
Остались лишь черты лица,
На Песах – рыба и маца,
Былых обрядов лицедейство.
И брат, и две сестры отца
Порой употребляли идиш.
Необразованный подкидыш,
Мой слух, те звуки отрицал.
И, я стеснялся повторять
Слова чужих застольных песен.
На русском подовом замесе
Мне предстояло вызревать.
II
Впервые я услышал – «жид»
Лет в шесть (стоял за хлебом в стужу),
И «жид», как ножницами – вжик,
С тех пор располовинил душу.
III
Кто в юности не остолоп?
Идеи равенства – заразны.
Портрет вождя, благообразный,
Висел над письменным столом.
Проговорился военком
(пришла повестка призываться):
«Призывникам враждебных наций
закрыт в училища приём».
О, пресловутый пятый пункт
Тебе ещё поэмы сложат.
Судьба меня хранила,
............................. всё же
я был допущен в институт.
Среди загадок на веку –
Загадка Русского Еврея:
Всё знал, но оставался верен
России.
Строю.
Языку.
IV
Растерзанный, Отъездный год.
Союз объединённых наций
Трещал.
...........Уехать?
....................Оставаться?
И откровением:
......................Исход!
V
Не замечать, что близится беда –
Иллюзии, – оплот интеллигентов.
Скользили сплетни – сводни аргументов:
Погромы в Ленинграде?
................................Ерунда…
Прозрению достаточно минут,
Сомнениям не хватит и недели…
Я вдруг увидел окна в райотделе,-
Решётки наварили.
.........................Знают?
..................................Ждут?
Звонок от Вовки, накануне: – «Сень!
Конечно, бред. Да только Время сучье.
Давайте к нам. Ну так, на всякий случай.
У нас пересидите этот день».
VI
Нас ждали. Светка испекла коржи.
Играли дети. За окном светлело.
Страх остывал. Снег оставался белым.
Жизнь продолжалась, предстояло жить.
VII
ОВИР – начало и конец пути.
Стенд объявлений кнопками изранен:
«Всем отъезжающим на ПМЖ в Израиль
Лишение гражданства –
....................................оплатить».
…
…
…
…
P.S.
Россия,
..........я прощаю Вас,
Прощаясь.
.............У метро старуха
«Жида» мне подпустила в ухо,
А я не вздрогнул.
.......................В первый раз.
*25 февраля 1990 года – по слухам на этот день
в Ленинграде намечались еврейские погромы.
Заманчиво - судить поэта
Привычным, праведным судом.
Жил, ошибался, а потом
Шагнул под выстрел пистолета.
Изгнание, казённый дом,
Цензура, дёготь на ворота,
Да соглядатаев забота...
Писал легко, дышал с трудом.
Жизнь - поражений череда.
Смерть - исцеление от боли.
На Вифлеем падёт звезда.
"Я вас любил, чего же боле..."
Клубился вдалеке собор,
Искрился правый берег пляжем.
Луна, довольная собой,
Взошла над спящим Эрмитажем.
Не в силах одолеть проём,
Мосты тянули к небу руки.
Мы шли по городу, вдвоём,
И приближали час разлуки.
Назавтра снова улетать
От Вас, от города, от детства.
Судьба - повытчик, мытарь, тать...
Не отвертеться.
Мама, мама, чей же я сын,
Мама?
.........Плотника или Бога?
Мама, меня одолели сны
такие живые, что можно трогать.
Мама, сейчас говорил с отцом,
с тем, который за облаками.
Мама, мальчишки плюют в лицо,
а вчера кто-то бросил камень.
Мама, слово больнее жала,
Всё равно отвечаю: «Мир вам»…
Молча сына к груди прижала
И заплакала тихо Мирьям.
Краски покрыла патина
то ли времени, то ли доли
моей – отца и сына.
Святого духа
что ли
покричать для полного счастья?
Впрочем, его участье
встречали сухо,
не очень веря во второе пришествие.
Занятное происшествие:
в окно залетела Луна
и спряталась в чашке с чаем.
видимо, там одна, на небе, она скучает.
Муха ползёт под хлопушку,
навстречу смерти,
метит в мученики, и след свой метит
на скатерти –
паперти тараканов
и прочих праздношатающихся.
Каешься?
Каюсь.
Каин?
Авель…
Это лето губы опалило,
Истекало тело по ложбинкам.
Дней лиловых редкие приливы –
Дождика прошедшего поминки.
Это лето опалило губы,
Некому о нём поведать, только
Вспоминаю старую пристройку
И рогожу, сотканную грубо.
Губы опалило это лето,
Осень осеняет светом память.
Листья опадают.
.......................По приметам,
Скоро мне за ними следом
.....................................падать.
Я любила довольного, этого...
Что смотрел сквозь меня на другую.
Незаметна для взора эстетова...
Ну, какого тебе?
Ну, какую?
Хохотала;
и плакала жалостно,
Оголялась для дождика летнего.
Не заметил.
...........И, пусть.
....................И, пожалуйста.
Я любила...
Довольно и этого.
Карпаты.Осень.
Фиолетовой тучи набухшая плоть,
Еле движут ветвями притихшие ели…
Лето кончилось, листьев раздёрганный плот.
Испытанье дождями.Едва ли успели
К наступившей зиме заготовить дрова.
Снег придёт незаметно как старый приятель.
Колки иглы мороза, пожухла трава.
Растопите камин, запах дыма приятен.
Иней режет глаза. Важно где, важно с кем
Возводить у зимы на пороге преграду,
Или выпить вина. Все дворцы на песке…
Но воздушному замку опоры не надо…
Моем мамину посуду.
Мамы нет, посуда с нами.
Боль, лежавшая под спудом
Снова прорастает снами.
Шесть фужеров, память детства,
Блеск насечки филигранной.
Неразменное наследство…
Затянувшаяся рана…
Затянулась, да непрочно…
Сон, настигший этой ночью, –
Живы все…
Светло и странно…
И спина болит, и бока...
А по небу – вдаль облака.
Стала тесной койкой кровать
И рукой – до неба подать.
Над пустыней ветер с утра,
Над пустыней ветер утрат.
Я прикован к жизни пока,
Но в глазах уже облака.
Смотрела фильм: блокада, смерть
И сердце бабушки устало.
В том феврале её не стало,
Светила тускло солнца медь.
На Пискарёвском муж и сын.
Лежат в воронке от снаряда.
Так прирастали к Ленинграду
Могильным холмиком косым.
P.S.
Декабрь сорок первого.
Блокада.
Мама возвращалась с работы через Неву .
Наледь на ступеньках.
Выбраться не смогла.
Истощённый блокадник протянул ей руку.
И мне.
И моим детям.
Ближе к вечеру остывает
Цвет воды, становится серым.
Торопится море, сбывает
Краски по бросовым ценам.
***
Белой пеной – полоской пряжи
Берег моря по краю вышит.
Пристяжная ночной упряжки
Забирает Луна всё выше.
***
Ночь – владенья палитры строгой:
Чёрный с белым, по тучам – млечность.
Ночью море в ладонях Бога
Качает Вечность.
...сосед гуляет один теперь,
выносит мусор, занятие всё же…
Перебирает список потерь:
пусто вокруг и на сердце тоже.
Знает всему истекает срок,
месяц прошёл…
и второй ...
и третий...
Забрал её Бог;
а его не приметил.
И он сомневается,
жив ли Бог.
**********************************
При встрече желали доброго вечера –
обычно встречались на склоне суток…
Теперь мне ответить соседу нечего,
будто в этом и мой проступок.
Я уеду обратно в Россию,
В белоночье болотного смога...
Там не ждут ежечасно Мессию,
Там не верят, но веруют в Бога.
...солнце слепит. Ожог на сетчатке.
Каждый нищий – наследник пророков.
Бесконечных эпох отпечатки.
Бесконечная к Богу дорога.
Я уеду обратно; не в силах
Быть заложником мира и блага.
Затеряюсь в бескрайней России
Средь народов её и оврагов.
Ностальгия под сердце острогой.
Поколенье Исхода.
Сироты...
Испугался будильник и вздрогнул –
Воскресенье –
пора на работу.
Страшно уходить, не зная
Что Там?
Есть ли что-нибудь?
Но межа сторожевая,
Преградит обратный путь…
Не вернуться, не ответить,
Не оставить на потом.
Не дано на этом свете
Знать, что ждёт на свете том.
Боли, были и болезни
В бесполезном багаже…
Всё ненужное исчезнет…
Всё?
Ненужное?
Уже?
Ни царём, ни народом не признаны,
Грязноликой толпой сметены.
Мы, живущие будущим, призраки
Затерявшейся в прошлом страны.
Алтари покорёжены пламенем,
На руинах ржавеют кусты.
Стережём заповедное знание
В наших душах, отныне пустых.
Купола вырастают над волнами,
Опрокинув рыбачий баркас.
Мы храним вашу "грамоту вольную"...
Берегите молящих за вас.
Сколько бед пролегло, сколько просек,
Сколько вёсен сгорело вдали,
Но наряд свой никак не износит
Бесконечная осень любви...
***
Всё, что случится,
в книге Судеб
уже записано давно.
Не дай мне знать того, что будет.
Дай пережить, что суждено.
***
Когда уйду?
Быть может на рассвете...
Для каждого назначен день и час.
Мы все вопросы оставляем детям.
И все ответы настигают нас.
Здесь в феврале зелёные поля,
В траве белеют нити паутины.
Отвалы глины, лужи, колея –
Забытая российская картина.
Цветы пустыни – пасынки весны.
Наступит март – осиротеют маки.
Останутся мечтания и сны,
Те сны, что видят дети и собаки.
Не угадать какой отмерен срок,
В сухих лесах кукушки не кукуют.
Я выбрал эту Землю, дай мне Бог,
Чтоб детям не пришлось искать другую.
Я тебе не звоню, не пишу,
О тебе я не думаю даже.
Я не трушу, я просто спешу
Затеряться в знакомом пейзаже.
Отпусти ты меня, не мани,
Стало прошлое просто словами…
Я забыл наши ночи и дни,
Я забыл всё, что сказано нами.
Только пепел, зола и песок,
Да судьбы непосильная ноша…
Но стучится, стучится в висок –
«Не бросай меня, милый…»
«Не брошу…»
…безнадёжно больной,
как в тумане возвратного тифа,
каждой клеткой своей
вспоминаю Обводный канал…
В пустыне оглушает светопад.
Песок и скалы – спутники Востока.
Но быстротечный мартовский наряд –
Сиреневых акаций долгий ряд,
Меня возносит к невскому истоку.
В урочный час на зеркале реки,
Когда спешит фарватером моторка,
Качаются сады, особняки,
Осенних клёнов листья-медяки
И юная луна – арбузной коркой.
Мой город – мой защитник, мой судья.
В броню гранита и дворцов закован.
И серый дождик, сеющий с утра,
И Стрелка – неизменная ладья.
Пейзаж знакомый с детства, заоконный.
Блаженные не ведают стыда.
Пришельцы унаследуют поверья.
Так было, есть и будет.
Иногда
блеснёт в пустыне Невская вода.
И снова – пальм растрёпанные перья.
…я любил вас…
…конец всё ближе…
…несть ни эллина…
…ни иудея…
Солнце злыми лучами лижет
Вознесённых на смерть
… злодеев...
Стражник тронул копьём под сердце.
Отозвалось распятье стоном.
Словно рыба в ячейках сети
Тонет тело в тоске бездонной.
Грудь сочится слезой кровавой.
…я прощаю, простится мне ли…
Буркнул сторож: «Простится, варвар»,
И копьём надавил сильнее…