*
* *
Когда о любви будет всё уже сказано,
Жар сердца погаснет, надежда умолкнет,
Я буду ничем никому не обязана:
Ни близкому другу, ни серому волку,
Ни звёздам, что с нами смеялись и плакали,
Ни в рамке портрету на белой стене,
Ни раннего дождика капельке ласковой,
Ни миру, который забыл обо мне.
Я выпорхну в поле, чтоб петь и бродяжничать –
И ветер весенний расчешет мне волосы.
И стану я горсточкой пуха лебяжьего,
И стану мелодии трепетным голосом.
Задыхаюсь без музыки снова,
Без волнующей магии слов…
Значит, правда, что слово – основа
И что звуки вливаются в кровь?
Значит, правда, душа не хотела
Ни предать, ни солгать, ни пропасть?
Значит, правда, душа, а не тело
Сохраняет над музыкой власть?
Бьётся сердце в истоме зачатья –
Сквозь запреты, замки, рубежи.
Значит, так зарождается счастье?
Значит, так начинается жизнь?
Льётся музыка – нет ей предела,
Хоть ничто не воротится вспять.
Как болела душа, как болела!
Как она ещё будет летать!
Нити, нити, ниточки
Рвутся, истончаются.
Пытки, пытки, пыточки
Жизнью
продолжаются.
Времечко по темечку
Лупит, расстаралось как!
Прошлое, как семечку,
Вылущить осталось.
Ах,
Ты была ли деточкой,
Деточкой наивною?
Била тебя веточкой
Да стегала ливнями,
Да секла ложь розгами,
Да вела печалями.
Не усыпан розами
Был твой путь отчаянный,
Одарён не золотом –
Барахлом, стекляшками…
Отыграла молодость
Жёлтыми медяшками.
И теперь, постылая,
Бродит лесом, полюшком…
Что ж ты плачешь, милая,
Об ушедшем горюшке?
Однако страсти две я знаю в мире этом:
Одна – с тобою быть, другая – быть поэтом.
Какая победит? Они друг с другом в споре.
А я – как разделюсь меж радостью и горем?
А я ну как пойму, какое чувство выше?
Я так тебя люблю, когда тебя я слышу.
И так тоскую я – три дня с тобой в разлуке.
Вот-вот я протяну к тебе – пустые руки.
Вот-вот, уже сейчас, я выбегу навстречу,
И ветер разорву, и опрокину свечи
Романтики ночей…
Но Муза прилетает –
Пленяет ворожбой, и бабочкой порхает,
И красками пьянит до головокруженья.
Ах, как они легки, крылатые движенья!
И как она сейчас податлива – бумага,
И как перо скользит, слагая жизни сагу!
И как послушно, в ряд, летит за строчкой строчка.
Знаком и незнаком мне этот скорый почерк…
Но пробуждаюсь вдруг – одна, в пустой квартире.
Кто я? Стрелок? Мишень? Кто победитель в тире?
«…палка, палка, огуречик –
вот и вышел человечек…»
(из детской считалки).
Человечек вышел вздорный –
Неуживчивый, проворный.
Человечек вышел средний:
Злой, пустой, надменный, вредный.
То спокойный он, то он шумный,
То простой, то в общем, умный,
То бесстрашный он, то хилый.
Впрочем, иногда и милый.
Если мал он – просто ангел.
Повзрослеет – станет наглым,
Всем соблазнам он подвластен:
Пить вино считает счастьем.
И поесть – совсем не дурень.
Любит он в овечьей шкуре
Побродить.
А то – и волчьей.
В развлеченьях знает толк он.
В общем, он бывает разным:
Трудоголиком и праздным,
Суетливым и спокойным,
И никчемным, и достойным.
Но судить не надо строго:
Может, так решили боги?
Да и что о нём судачить:
Он таков – и не иначе.
Став внимания предметом,
Он не очень-то приметлив:
Палка… палка… точка… букли –
То ль хозяин, то ли кукла?
Задолго до начала,
Задолго до зачатья…
Не я ещё кричала,
Не я хотела счастья,
Не я тянула руки
К всеведущему Богу,
Не я терпела муки
Пред ликом его строгим.
Шагая по дорогам,
Седым и каменистым,
В кровь разбивая ноги,
Не я искала пристань.
Не я за то в ответе,
Что полыхали печи,
И пепел – дух столетья –
Не падал мне на плечи.
Но страх и ожиданье
Ютились по соседству.
И горькое молчанье
Досталось мне в наследство.
Теперь я понимаю,
Что это что-то значит.
Мне говорят: «Лэхаим!»,
А я тихонько плачу.
Кроме
Учиться дышать огнем
А когда все на свете исчезнет,
Кроме вечной воды и огня,
Я тебя задержу перед бездной –
Сила неба наполнит меня.
И так крепко тебя обниму я,
Словно ветку огонь молодой.
Дождь тогда
Я к тебе приревную,
Что по следу идет за тобой.
Грёзы в радостном перепуге
Свой припомнят забытый след
Ничего пусть на свете не будет.
Будет только у нас
Весь свет…
Акрамя
Вучыцца дыхаць пажар
I калі ў нас нічога не будзе,
Акрамя вады і агню,
Я напоўню пяшчотай грудзі,
Небасхіл да сябе прысланю.
I цябе да сябе прыхіну я,
Як галінку агонь малады. .
Дождж тады
Да цябе прыраўную,
Што ступае ў твае сляды.
Мроя ў радасным перапудзе
Свой згадае забыты след.
I калі ў нас нічога не будзе,
Будзе ў нас як сусед
Сусвет...
Над городом идет тихий дождь
Артур Рембо
* * *
Как сердце моё плачет,
Когда льёт слёзы дождь.
И что всё это значит,
Что сердце моё плачет?
О. сладострастья звуки
По крыше, по земле.
Зачем мне эти муки,
О, дождевые звуки?
И плакать нет причины
Для сердца слёзы – ложь.
Измены нет в помине –
Тоскливо без причины.
И это очень грустно,
Не знать зачем, к чему,
Опять на сердце пусто.
Но это очень грустно!
Romances sans paroles (1874)
Il pleut doucement sur la ville.
Artur Rimbaud
Il pleure dans mon Coeur
Comme il pleut sur la ville;
Quelle est cette langueur
Qui penetre mon coeur?
O bruit doux de la pluie
Par terre et sur les toits!
Pour un coeur qui s’ennuie
O le chant de la pluie!
Il pleure sans raison
Dans ce coeur qui s’ecoeure.
Quoi! nulle trahison?…
Ce deuil est sans raison.
C’est bien la pire peine
De ne savoir pourquoi
Sans amour et sans haine
on coeur a tant de peine!
Читали женщины стихи.
А может, судьбы?
Как на ладони – жизнь, грехи:
Судите, люди!
На выдохе, как лёгкий пар,
Слетали строчки –
Не вдохновенье, а угар
Бессонных ночек.
В них билась истина Творца
В момент творенья.
Сжигали женщины сердца
В стихотвореньях.
Слезами плакала заря
О чём-то дальнем…
Читали женщины не зря
Исповедально.
Господь, расплаты за грехи
От них не требуй.
Читали женщины стихи.
Но пело небо.
Я уже не жалуюсь,
Я уже не плачу,
У меня для жалобы
Кончились задачи.
С той поры, как надвое
Горе раскололось,
Появилась надобность
Силой мерить голос.
Появилась жадная
Жажда стать смелее.
Я теперь не жалуюсь,
Я теперь жалею.
Отпусти! Я земная и грешная.
Не неволь.
Не такая она безутешная,
Эта боль.
Не такая она безотрадная.
Отпусти!
Будет солнце ещё и радуга.
Не грусти.
Отпусти меня, злую, вздорную,
За моря.
Порознь бросим, виновные поровну,
Якоря.
В небо тянется дым рассеянный
Папирос.
То пожали мы, что посеяли –
Нету слёз.
Вместе нам, не друзьям, не товарищам,
Гнёзд не вить.
Отпусти! Нет здесь больше пристанища
У любви.
У поэта есть одно лекарство:
Выстраданным словом упоенье.
Он в своём полувоздушном царстве
Сам себе и раб, и бог, и гений.
У поэта есть такое свойство:
Спрятав жизнь за внешней оболочкой,
Выводить вперёд защитным войском
Кровью сердца выжженные строчки.
У поэта нет иной забавы:
Звуки неба
с жадностью подслушав,
Песней передать,
и с нею право –
Растоптать его живую душу.
Не виновна река,
Не виновен песок
В том, что я далека,
В том, что ты одинок.
Не виновна листвы
Золотая печаль.
Есть духовная высь
И духовная даль.
Я верую, я знаю, я дышу,
Когда слова в простой узор вяжу.
Так – в казино картёжнику игра,
Так – наркоману колкая игла,
Так – двум влюблённым жаркая кровать,
Так мне – очей бессонных не смыкать
До петухов – от ночи до утра, –
Держа на остром кончике пера
Все чувства, весь рассудок, весь азарт;
И жизнь тасуя, как колоду карт,
Искать в ошибках – сладость, в счастье – боль,
И раны растравлять, и сыпать соль,
И слёзы лить, и сеять звонкий смех,
И нежность разделить – одну на всех,
И, спрятав сердце, душу растворить,
И всё сказать, и тайну не открыть,
И за семью замками до конца
Стеречь огонь поэта и творца.
Когда мечтаю и когда пишу,
Я – бог, я – бес, я – балаганный шут.
Чтобы мне не нести этот крест окаянный,
Разорву пополам я и цепи, и кольца.
И наградою вечности будет молчанье –
Утаённой скорбящей душе богомольца.
Чтобы мне не сгореть в этом зареве адовом,
Я очищу себя от любви, как от скверны,
Потому как оков, и надёжных, не надо мне –
Присягаю свободе на верную верность.
Потому как простор лишь душе полагается,
Потому как влекут её выси и шири,
И в небесных пространствах она очищается,
А не в горестях-радостях душной квартиры.
Если ангел слезинку уронит нечаянно –
Разольются в пустыне живые колодцы.
А утехой скиталице станет отчаянье,
Если сил не останется больше бороться.
Я – робот.
Я детище странного века:
Железное сердце
в груди человека.
Чтоб вынести все перегрузки,
напоры,
Железо и сталь
мне послужат опорой.
Я – робот,
придуманный ритмами века.
Зачем полыхают
черёмухи ветки?
И зарево маковых
алых пожаров
Души не коснётся
и сердце не ранит.
Я робот. Мой день
до минуты размерен.
Я утром вхожу
за железные двери.
Мой день закипает,
заваренный круто,
Рассчитаны чётко
часы и минуты
С утра и до ночи.
Долой сантименты!
Любовные вздохи –
пустые моменты.
Я робот.
В броню я закован навечно.
Железное сердце.
Тоска человечья.
Не знаю, что значит – гордиться собой,
Своею случайною строчкой.
Коль Богом дано быть поэтом – так пой,
На то есть угарные ночки.
Что слава мирская? Она вся – враньё,
С клюкою старуха рябая.
Пускай прокричит над тобой вороньё
Из стаи, тебя зазывая, –
Не верь птичьей стае.
Удел твой – служить,
Шагая по пням и по кочкам.
Уж если поэтом назначено быть,
Иди сквозь преграды…
И точка.
Это быль или небыль?
Белый дом, белый сад.
В предзакатное небо
Молча окна глядят.
Лёгкий всплеск занавески –
И опять тишина…
Не сестра, не невеста,
Я – чужая жена.
Я с тобой не поспорю,
Не обижу со зла.
Дочитать свою повесть
Я сегодня пришла.
Дай в глаза наглядеться
И понять, в чём вина.
Просто некуда деться
От темна до темна.
И не скрыться от серых
Дней, от слёз, от весны.
В нерастраченном сердце –
Безрассудные сны…
Ни замков, ни запоров –
Только свет голубой…
Я с тобою не спорю,
Я прощаюсь с тобой.
Говори мне о любви, сказки сказывай.
От себя, прошу,
меня не отвязывай.
Не взошло оно ещё, красно солнышко.
И не выжжена огнём я до донышка.
В наползающий туман, в утро шумное
От тебя не убегу, полоумная.
Прямо в тёмное окно тайно брошу я
Полустёртую печаль в кольцах прошлого.
И пускай с зарёю всё переменится,
Я хочу твоею быть верной пленницей.
А что краток путь любви – лгут пророчества,
Ведь не выпито ещё сердце дочиста.
От заката до зари – ночь острожная…
Не буди меня, рассвет, правдой ложною.
Замирают слова, и робки, и тихи…
Никому не нужны ни мечты, ни стихи.
Не нужны откровения карандаша,
Не нужна обнажённая птица-душа.
Но как старый паяц, как безумный король,
Всё играю судьбой отведённую роль.
Не в лапту я играю, не в теннис-футбол:
Доверяя перу сокровенную боль,
Просто сердце дотла я сжигаю в огне,
Чтобы свет пронести сквозь мелькание дней,
Чтобы не раствориться в объятиях лжи,
Чтоб на плахе, в стыде, головы не сложить…
Может, время нехорошее
Для души и для стиха?
Как же жить мне с этой ношею,
Если тяжесть велика?
Как же справиться мне с песнею,
Если рвётся из груди?
Стали все просторы тесными,
Стали узкими пути.
Как же мне поладить с крыльями,
Если взмах души широк?
Как же мне остаться сильною
Там, где каждый одинок?
Как же мне сродниться с верою,
Слиться с тайною небес?
Как же мне остаться верною
Сердцу, родине, себе?
Дар бесценный –
свет, простор, свобода,
Свежесть трав,
прозрачность синих вод,
Золотые дали небосвода
И земной любви круговорот.
От щедрот впивая только малость,
Многого с большой надеждой ждём…
Сколько нам надежд ещё осталось
На пиру –
жестоком и хмельном?..
Ради мира, ради счастья –
Мир, раздробленный на части.
Замирает в страхе лира:
Воют пули – ради мира.
Не игрушки, не хлопушки –
Чётко в цель стреляют пушки.
Кто-то важный и в мундире
«Пли! – грохочет. – Ради мира!» –
И идёт войной на брата…
В этом мире всё возвратно.
Не творите – ради мира –
Ни оружье, ни кумиров…
Погоня, сутолока, срам
И суета сует…
А где душа? И где тот Храм,
В душе зажёгший свет?
Мы рождены для ссор и сеч,
Для войн, для драк, для битв?..
А может, – для любви и встреч,
Для таинств и молитв?
Жизнь – бой за грош, хоть небольшой,
В жестокой схватке лет.
И вечный долг – перед собой
За всё держать ответ.
Скажи мне ещё раз:
«До завтра. До встречи. Пока».
Не надо менять ничего
ни в душе, ни в природе.
Пусть так же лениво
по небу плывут облака,
Кроя силуэты
согласно причудливой моде…
Скажи мне ещё раз –
и больше не будет потерь,
И снова растают
тяжёлые вечные льдины,
И я приоткрою
уже заржавевшую дверь,
И ветошью белою
с сердца смахну паутину,
И, сдавшись на милость
не раз обманувшей судьбы,
Я снова подслушаю
полночи тайные звуки…
На этой войне,
слава Богу, никто не убит,
А только обманут
предчувствием лёгкой разлуки…
От спеси, от гордыни – от пороков –
Не убежать нам в первозданный лес.
В отечестве не может быть пророков,
А вот пороки щедро дарит бес.
Быть может, наши души обветшали,
И мы, ещё не осознав того,
Покрылись злобой, как железо ржавью,
И клич забыв: «Распни! Распни Его!»,
Смиренно лжём и ложно обвиняем,
Смиренно просим сыра пожирней,
Смиренно бьём, смиренно отнимаем
У ближнего тарелку постных щей.
Испив из чаши гнева и печали,
Всё дальше мы от праведных небес.
А сердце – сердце, словно в день начала,
Всё ожидает сказок и чудес.
Господи, скажи, куда мы катимся?
Подожди, хоть чуточку постой.
Пощади девчонку в алом платьице
И мальчишку с чёлкой золотой.
Мы явились в мир для светлой радости,
Так откуда взялся за плечом
И кружит там то ли демон яростный,
То ли ангел с поднятым мечом?
Господи, скажи, куда мы денемся,
Если души в пропасть упадут?
Звуком станем, эхом, тенью ли,
В мир пришедшие на несколько минут?
Нас несёт поток над бездной чёрною
И шальной полёт неукротим.
Побратимы наши – птицы-вороны –
Слева, справа, сзади, впереди.
Но сквозь мрак, как встарь,
сияют девственно
Звёзды, не давая нам упасть.
Господи, мы так ещё надеемся,
Что проклятье потеряет власть!
«Как этот принц небес, Поэт к паренью призван...»
«Альбатрос», Ш. Бодлер
1
Больше не буду
тебя вспоминать.
Праздники в будни
волью я опять.
Вдох мой – не выдох
и смех мой – не плач.
Больше не выдам
тебе, мой палач,
зова и крика,
и тайны души.
Дел-то великих –
огонь потушить!
2
В чересполосицу
света и тьмы
сердце попросится
прочь из тюрьмы:
из остывающих
бликов, теней –
в жар зазывающий
рощ и полей,
в блеск обжигающих
молний ночных,
в ветер, рождающий
крылья и стих!
3
Там, где промчится
за молнией гром,
облако птица
прорежет крылом,
чтобы мелодию
бури постичь:
гимном свободе –
ликующий клич!
С горлом сожжённым –
что плакать о нём? –
быть ей сражённой,
но только огнём.
Не приучай меня к себе,
Не то привыкну к этой роли
И буду жить с собой в борьбе,
И скоро позабуду волю.
Не приучай меня, прошу,
А вдруг придётся расставаться?
Что я тебе тогда скажу,
Как разомкну твои объятья?
Как разорву привычный плен?
Где столько взять причин обманных,
Чтоб снова кровь по руслам вен
Втекла в меня свежо и пьяно?
Не приучай меня, мой свет,
Мой раб и господин невольный.
Не приучай. В тебе лишь свет
Моей невыплаканной боли.
1
Без музыки? Боюсь, что не смогу.
Без музыки? Как будто дни без солнца.
Без музыки? Я у неё в долгу,
она во мне – до нежности, до донца.
Без музыки – как мир уныл и сер!
Без музыки – ни воздуха, ни света.
Без музыки – как обнажённый нерв,
как голый нерв – чем буду я согрета?..
Я выйду ночью августа под дождь,
под звёздный дождь из пламени и пыли.
В ладонь звезду, как будто медный грош
поймав, прижму – со всей последней силой.
И в сердце мне сквозь запертую дверь
она вольёт –
ещё не слишком поздно
дышать огнём небесных тайных сфер –
и дальний свет, и музыку, и воздух…
2
Музыки хочется… Музыки… Звука…
Музыки-нежности, музыки-муки,
Музыки-счастья, надежды, удачи…
Музыки-радости, музыки-плача.
Музыки-страсти, такой, чтоб за горло
Сразу брала. Чтоб, забыв свою гордость,
Падала я перед ней на колени,
Как о спасенье, мечтая о плене.
Музыки жду, как молитвы, как света,
Музыки осени, музыки лета,
Музыки вёсен и музыки зимней,
Музыки, музыки необъяснимой…
3
А умолкнет музыка –
Слёз не лей.
Ни о чём – ведь узок мир –
Не жалей.
Не воротишь прошлое,
Как ни плачь.
Рубит время в крошево
Жизнь-палач.
Окропит снопами брызг –
С правдой ложь.
Разобьётся сердце вдрызг
Ни за грош.
Загуляет молодость
Без меня.
Отчего в осколочках
Нет огня?
Иль в небесной кузнице
Жар погас?
Ах, не прячьте музыку
Про запас…
Быть пророком – легко, наверно:
Не бояться людей и зверя,
Не бояться гвоздей и муки,
Не бояться запачкать руки,
Не бояться в крови рубахи –
Той, в которой ведут на плаху…
Быть пророком возможно – верьте!
…Если вырасти выше смерти.
Я волк-одиночка. Я стаей забыт.
Меня не тревожат ни ночи, ни быт.
Меня не обманут ни холод, ни жар.
Я молод душою и сердцем не стар.
Я хищник матёрый, изведавший власть.
И лапы-опоры, и крепкая пасть
Служили мне долго для битв и погонь,
И ярость моя превращалась в огонь.
Пусть шерсть нынче в клочьях,
в репейниках грудь,
Отверженный, сам выбираю я путь.
Я сам, и никто не указ мне теперь.
Я вольный и гордый – хозяин и зверь.
Ни пуля меня не пугает, ни нож,
И если пронзает внезапная дрожь,
То это – азарт, пробуждение, страсть.
Добыча мне целью –
догнать иль пропасть.
Но лось длинноногий, как ветер, летит,
А пасть моя в пене, и горло хрипит.
Душою я молод, но лапы не те,
И будто бы гиря висит на хвосте.
Товарищ на помощь ко мне не придёт,
И пища моя от меня ускользнёт.
Но всё ж я ликую. Свободен, не бит.
Пою на Луну я. И воем я сыт…
Пока ещё чувствуем, помним и дышим,
Пока мы мелодию космоса слышим,
Пока друг для друга хоть что-нибудь значим,
Пока ещё верим, смеёмся и плачем,
Пока в наших душах живёт удивленье,
За всё, что свершили, попросим прощенья.
Попросим прощенья – у лип и у сосен,
У света, из лета скользящего в осень,
У белой снежинки, у пыли горячей,
У лёгкой, из рук упорхнувшей удачи,
У песни, которую так и не спели,
Над детской склонившись вдвоём колыбелью,
У каждой промашки, у каждой ошибки,
У непосвящённой друг другу улыбки,
У нежности – невосполнимой потери,
Оставшейся ждать за закрытою дверью,
У горечи поздней поры предзакатной,
У снов, растворившихся в облаке-вате,
У ночи тяжёлой, удушливо-грозной,
У звёзд…
Если это, конечно, не поздно.
Где-то, за невидимою гранью,
Одолев земные рубежи,
Ходит тихий одинокий странник,
От страстей избавленный и лжи.
Звёздный путь – теперь его дорога.
И, освобождённый от оков,
Он уже, наверно, знает много
О природе страсти и грехов.
Он, быть может, с Богом будет вскоре
Говорить о вере и любви…
На Земле – кричат, дерутся, спорят
И возводят Храмы на крови.