Чу! Это враги подползают к границам,
Здоровье ни к чёрту - и зренье и слух,
Летят и летят перелётные птицы
На йух...
И кто-то в берлоге сосёт свою лапу,
А кто-то грибов переел и пердит,
Но ты не замай, не очкуй, и не драпай,
И бди!
"Шлейки бывают не только прогулочными. Кроме них есть специальные шлейки, например караульные, буксировочные или ездовые, шлейки с утяжелением."©
«…Ты всё ещё здесь? Отвали, я же выдумал брата. А впрочем, ты понял, братишка, актёрам не страшно, А вот каскадёрам, я думаю, тем страшновато. …»©Е. Ройзман
Осень, братишка, но ты помаленьку налей-ка, я тебе так, по простому, да ты всё о бабах…Выдумал, тут понимаешь, какую-то шлейку. Женская шлейка? – Пожалуй оно и не слабо. Осень, братишка, она мне и осенью снится, тянет за шлейку в раздолье лесов и полей, снулая слякоть, лениво идти до криницы… Бурая зябь, улетальный исход журавлей…Мне бы про лето припомнить, про женщину в белом. Ту, на природе, у пруда, мы видели оба. Я про неё и забыл, до неё мне нет дела, я про неё и забыл, а тебе вот – зазноба…
Осень и так, понимаешь, проела всю плешь нам, я бы про домик в деревне писал, про гусей, про козу… Строчки бегут по бумаге не быстро, а как-то неспешно.
Если по правде, они никуда не бегут, а ползут… Я-то забыл про неё, а тебе она снится?
Так не бывает. Про это не пишут в уставе. Платье без шлеек, с подрезом, защипом и шлицей — это тебе не понять никогда и никак не представить. Осень — она, понимаешь, дождливая слишком, склизкая слякоть болезненна, даже противна…
Что тут поделаешь, это диагноз, братишка, это как перхоть, и лечится лишь гильотиной.
Не волосы красят женщину, а женщина красит волосы. Ещё она, то есть я крашу ногти, губы, брови, рисую лицо. Туфельки и сумка от Loredana, топик от Pierre Cardin, парфюм от Coccapani и самое главное, потрясающее бельё от Lamarthe, такое эротичное, такое сексуальное, такое всё кружавчики-кружавчики, потрясающего алого цвета. От Lamarthe никто ещё не устоял. Правда, никто и не пытался устоять, я его первый раз надела, специально для Виктора Николаевича. Витенька, он такой робкий, такой нерешительный, у нас до белья ещё ни разу не доходило, но только не в этот раз. Не сегодня. Сегодня я могу и взять инициативу в свои руки. И возьму, держите меня семеро, я сегодня буду прямо сама Марианна, пусть и без фригийского колпака, зачем мне колпак? Всё равно же снимать придётся.
Что-то сегодня Витенька задерживается, уже три минуты, как опаздывает. И не звонит. Может у него телефон разрядился? Но в машине же у него есть зарядка, мог бы и подзарядить, пока в пробке стоит. А может телефон разрядился, а зарядка сломалась?
Ой, а может он и не в пробке вовсе, а в аварии? Шварк свой паджерик об фонарный столб. Да нет, он очень аккуратно ездит, это скорее какая-нибудь дамочка на канареечной тойоте ему в зад въехала, а теперь голосит на всю Ивановскую, а менты не едут. А чего он не позвонит? Ах да, у него же зарядка сломалась, а телефон он в кабинете забыл или вообще потерял. Он такой рассеянный, такой невнимательный.
Ой, а вдруг менты не едут, а братки приехали. Это же Витенька телефон потерял, а зарядку сломал, дамочка-то не потеряла и своему хахалю позвонила, а тот братков на разборку послал, с битами. Они ему по руке хрясь, и пополам, по ноге хрясь и пополам. И лежит сейчас Витенька в муках, и позвонить не может, телефон же он потерял.
Ой, а вдруг они ему ещё и по голове битой бамц? Голова пробита, руки ноги поломаны и позвонить не может, телефон же потерял. А братки его за ноги тащат в кусты, чтобы паджерик у него угнать как компенсацию, а Витенька, Витюша весь без сознания в коме – голова обвязана, кровь на рукове, след кровавый тянется по сырой траве. Народный герой Щорс у меня Витенька, и позвонить не может, потому что телефон потерял.
Та-дам дам-та-дам-дам-тадам. Ой, Витя звонит, телефон не потерял значит, гад такой.
- Здравствуй солнышко, и что ты со мной уже сделала?
- Я… я тебе зарядку сломала, телефон выбросила, паджерик разбила, руки-ноги переломала и голову пробила, битой, - психотерапевт у меня Витюша, вернее даже психоаналитик, умеет он с женщиной разговаривать, знает нашего брата как облупленного.
- Спускайся, я подъехал, у меня для тебя сюрприз.
Ой, а у мну для тебя какой сюрприз, какой сюрприз от Lamarthe. Вперёд на приступ, на на баррикаду, это есть наш последний и решительный, Марианна я или где? Хоть и без колпака!
Собрался добрый самаритянин в далёкое путешествие, а дорог то и нет. Печаль. День сидит дома, два сидит дома.
Снова собрался добрый самаритянин в далёкое путешествие, теперь уже по бездорожью. А кто его поведёт в далёкое путешествие? Дураков нет. Печаль. День сидит дома, два сидит дома.
В третий раз собрался добрый самаритянин в далёкое путешествие, теперь уже без дураков. И без дорог. Вот так, напрямки и собрался. А жена не пускает.
— Куда ты, добрый самаритянин пойдёшь напрямки, без дураков и без дорог? – говорит жена доброму самаритянину. Умная у доброго самаритянина жена.
— А вот туда и пойду, — отвечает жене добрый самаритянин, — где две беды испокон веку. Так напрямки и пойду.
— Беда с тобой, — говорит доброму самаритянину умная жена.
Ушел добрый самаритянин.
И стало в мире на одну беду больше, а в России на одного дурака.
Я, ни о чём таком не споря,
однажды сяду у воды,
где пёс бежит по краю моря,
а дождь смывает все следы.
Мне не войти два раза в воду,
тем более ни три, ни пять,
ни восемь раз, не зная броду,
то умствуя, а то тупя,
творю, хотя... - какого рожна? -
Я никогда, да и нигде,
не напишу неосторожно
всё это вилой на воде.
Когда я работал в Ревде металлургом,
то страшно был крут и ужжасно суров,
однажды ударился чем-то об угол,
углу стало плохо, но я-то здоров,
как был - так остался весёлым и пьяным,
и, (это вы тоже имейте ввиду) -
сыграю вам всё-таки на фортепьяно
кошмарную фугу про город Ревду.
А пепел я – на подоконник,
Хотя по сути - та же бездарь…
Давно был в Ивделе, проездом,
А город нифига не помню…
Мы – ничего, мы в люди выйдем,
Приняв по сто на грудь в подъезде,
За то, что есть он, город Ивдель,
А мы – проездом, мы – проездом…
Видит бог, существуют весна и отрада,
Миг восторга, час смеха, неделя тоски...
Снова струнный квартет поднялся на эстраду,
Канифолью натерты, готовы смычки…
Может Вы уже забыли, как берется скрипка в руки,
И исполните едва ли, как я жил и где я сгину,
Вас когда-нибудь любили до безумия, до муки?
Вам когда-нибудь срывали прямо с клумбы георгину?
И не надо, скрипач, про судьбу, про невзгоду,
Помолчи, только к деке щекой приложись,
И исполни про все несуразные годы,
Поиграй про мою непутевую жизнь…
Странно вспомнилось то лето…
Вот уж осень – чисто, слезно…
Я гармонию задам вам – Вы исполните прелестно…
Может Вам играть про это не с руки и несерьезно?
Может слушать милым дамам пресно и неинтересно?
Будет в музыке вечной восторг и беда…
В ней волшебно сплетутся любовь и отрава…
Господа, господа, Вы не правы, не правы!
Я совсем не за это просил, господа…
1983
Что есть любовь? - надрыв души,
Глаза мои бы не смотрели,
Как Ваши ноги хороши,
Какая нега в Вашем теле,
Как вдохновенно дышит грудь,
Как бешено струится кровь,
Что есть любовь? – тоска и грусть,
Экстаз, надежда, ревность, злость…
Она мне флогистоном мнится -
Субстанция – как квинтэссенция,
Чуть биорамка накренится
В корявых пальцах экстрасенса
©владимир глухов(название)
Помолчи ни о чем. Пять минут помолчи.
В исступленье, в ознобе, во гневе, во зле.
Есть такой ритуал – зажиганье свечи.
Колыхание пламени на фитиле…
Помолчи. Покури. Ночь в июле светла.
Пусть кольцом отлетит сигаретный дымок.
И любовь, не родившись, уже умерла.
Отлетела. Издохла. Гангрена. Амок.
Чтоб минута молчания – годы подряд…
Помолчи… Обелиск незажженой свечи.
Был один вариант. Был другой вариант.
Поезда… Поезда исчезают в ночи…
Помолчи.
А столкнись мы в дискотеке или скажем в кинозале
Я бы что-нибудь промямлил про туманы про духи
А играй Вы в водевиле, а живи Вы в прошлом веке
Мне пригрезился бы образ в знойном бархате и плюше
Возле парка на парковке мы случайно оказались
Не разъехались помялись на клаксоны давим зло
Это Парки ненароком перепутали коклюшки
И бездарно завязали нам интригу в узелок
кто проживет еще полвека – о времени и о себе,
судьба играет человеком, когда играют на трубе…
где борта не задело - не бледнеть, не краснеть,
ставки пишутся мелом на зеленом сукне
карамболя в репризе раскатить на две лузы,
и разыгрывать мизер, да сходить из под туза...
кто, где, когда готовил рамки ? –
привык играть и жить красиво,
две пешки, что годятся в дамки, отдать за инициативу…
рейтинг вам не по рангу, и едва ли поймете,
я и не был в цугцванге, я и не был в цейтноте,
снова в сносе две дамы, да в раскладе – хана,
только карты упрямо прижимать к орденам...
но зубы положить на полку, пусть там не требуют ухода,
когда декабрь, зеленой елкой, готовит мат в четыре хода...
на широком экране - это было давно,
осень вертит интриги, да снегам не соври,
никуда не заманит то святое кино,
из распахнутой книги ухожу в декабри...
ухожу как в прощание
ухожу как в прощение
ухожу как в отчаянье
ухожу как в спасение
ухожу в обещание
ухожу в очищение
ухожу...
ушел.
(занавес)
Давно не говорил - вещаю или внемлю,
Давно не выпивал - пью, мучаюсь похмельем,
Давно…
Еще давней…
Еще… (молчу)
Еще…
Молитва ли, молва - слова, едва ли слаще,
Едва ли веселей,
Едва-едва…
Е2 - …
Видали и белей,
Видали и блохастей,
Видали… (на пари ?)
Видали…
А еще…
Полаю.
Поскулю.
Пущу слюну из пасти…
А с кем поговоришь ?
А главное - о чем ?
освободилось место для парковки - я, не переставая удивляться,
без вычурной помпезности паяца несу галантерею в упаковке,
эстетствую по принципу Парето, и выгляжу вальяжным и уставшим,
а качество не переходит в лето, и становлюсь не лучше, только старше,
на голубом глазу, клянусь диваном, ботинок срифмовав с полуботинком,
я в ритме синкопирующем, рваном на помповой трубе и под сурдинку…
пытаюсь сотворить себе кумира, простыми и банальными стихами,
перечеркнул двумя-тремя штрихами картину изменившегося мира,
но перпендикулярнее не стало без глупостей, без подвигов, и даже
народонаселению квартала так просто обойтись без эпатажа,
а осенит знаменье тайным знаком - переживу вторично и повторно….
все остальное - музыка, однако, все, понимаешь, трубы да валторны.
Был свет. Был морок. Снились бабочки.
Какая связь ? При чем тут участь ?
Витиеватая вульгарность
И заповедная дремучесть,
Персты, кресты должны бы сниться,
Да скорбность ликов на иконах...
Влекут меня, и я, влекомый...
Влачу... а где волосяница ?
И звук в ночи приносит весть,
Звездам числа нет, тьма бездонна...
И я бездумно и бездомно...
Ведут меня, и я, ведомый,
Пустой и выморочный весь...
И санный путь ночной и странный,
И этот силуэт совинный...
Зовут меня, и я, зовимый...
Да нет, наверно, все же званный,
Еще бы знать, чего же ждало? -
Зовут меня, и я поехал...
А запах хвои и сандала...
А вкус мускатного ореха...
А был ли бал ? А после бала...
К чему бередить, где болит ?
Околесица. Шлагбаум.
Непроворный инвалид.
Мы все создали, как хотели, живем в пластмассовом раю,
Гармония в душе и в теле, вокруг удобства и уют,
Неон реклам в ночи пылает, струится искрами стекло,
Прохожим душу жжет и плавит люминесцентное тепло.
В толпе грубим игрою слов, брюзжим безумием идей,
А скулы холодом свело, бредем побито меж людей.
Бежать! – Куда? – В поля, в луга... найти неведомые тропы, -
Но с гербицидом настигал АН-2 под характерный рокот.
На берег моря – плюх в волну, забрызгать пеной все на свете, -
Плетутся, тянутся по дну, плывут нейлоновые сети…
В любовь! – Инстинктами дрожа, но пыл остудит в цепких лапах,
Холодным лезвием ножа, дезодоранта спелый запах…
В кабак! – Вина!! – Налить еще!!! – Увы, не вырваться из плена,
Рецептор вкуса развращен икрой из полиэтилена.
В себя, туда где сброшен груз, пусть годы быстро вспять бегут,
Пусть память вспухнет, как прикус – солоноватость спелых губ…
В себя! – И память так согреет, течет, чудесна и чиста…
Но в трубах,
тихо замурлыкав,
пошло тепло по батареям,
все встало на свои места.
Теперь мораль: порой на свете все так не просто, так неясно…
Но кто-то вдруг откроет вентиль, и жизнь становится прекрасна.
типа трактат
почти невыдуманная история>
- Что там красное синеет ? - у меня спросили дети,
И на ветку показали, где сидели снегири.
- Дети, дети, я не знаю… - Я не пью уже неделю.
- Может это - синих птичек скоро будет штуки три,
Дети, дети, непонятно, - может быть, у вас удача,
Скажем, клад или подарок, под подушкой дома ждет,
Может быть за Дед Морозом - добрым дедом с синим носом -
Посылали, он приехал - скоро будет Новый Год !
-Новый Год ? - Ты шутишь, дядя - посмотри - весна, сосульки… -
Снег уже почти растаял, на носу уже апрель.
Ты наверно за неделю потихоньку крышей съехал -
По тебе же и не скажешь - мишуру и канитель
Всю давно смотали с елки, разложили по коробкам,
Налепили этикетки и запрятали в чулан…
Только что-то нам на ветке… что-то красное синеет.
Посинело ! - Это шарик !! - Нет, оптический обман !!!
- Дети, дети, это что-то, правда, что-то посинело !
Повисело и прокисло, и упало, и торчит…
Может быть вчера соседка позабыла коромысло ? -
Два ведра на коромысле, а в одном из ведер - щи !!!
- Ну, догадливый ты, дядя - щи на ветке у соседки ?-
Ты какой-то странный, дядя - непонятный, вообще -
Нам недавно говорили на уроке домоводства -
Даже в школьном пищеблоке не бывает синих щей.
- Я не знаю, дети плачут, - ох беда, беда, беда, - я
так от детских слез страдаю, - догадался про ответ -
Точно знаю, что там было - это красная кобыла
стала синею кобылой, - у нее такой вот бред.
Посвящение Мусе-4
А хорошо… иногда бы… вот так… на чужих бы ошибках…
А ведь… иногда… получалось… неплохо… за что бы ни брался…
А за стеной… у… соседки… негромко… играет… скрипка…
А... она… почему-то… все время… слушает… Брамса…
Досидеть… и уйти… и услышать… и слушать… и слушать…
И еще… приходить… без конца… приходить… раз за разом…
Ничего… не понять… не достичь… только… вымотать душу…
Только выстрадать… это сусальное золото выспренней фразы…
Только это не есть… порождение… пьяного бреда… а впрочем…
Не витийствуя… рьяно… без слов… без запретов… без правил…
Да пристало ли… мне… шалуну… виртуозу… отточий…
Засиять… как желток… на глазури… в шкворчащей оправе…
А когда… в какофонии звуков… прося… продолженья банкета…
Я ж не то… говорю… и не так… и все время… не тем…
Какофония тем… в этой душной, густой, пряной прелости лета…
Как пульсирует между затылком и ухом… резонируя в животе…
Даже встав на котурны… и всех ошарашив… ноктюрном…
Лучше… "вальсом" Равеля… исполнив его… виртуозно и чисто…
Даже женщина может… однажды… и дважды… и трижды…
Даже тысячу раз… преуспев… в понимании… истин…
Но во имя… по поводу… в случае… даже в связи…
Только как то… сказал себе… давеча… третьего дня…
Кретин… ведь не всякая… пешка… проходит в ферзи…
И вовсе уж редко… какая… когда… превратится в коня…
А вполне адекватным… работником был… и примерным же мужем…
И… не припомнить же… даже… кем только… и не был…
Но не пришлось же… пить… водку… у тех… кто нужен…
И… не пришлось вот… драть… глотку… за корку хлеба…
А хорошо бы… всю жизнь бы… вот так… на чужих бы ошибках…
А ведь… иногда… получалось… неплохо… за что бы ни брался…
А за стеной… у… соседки… негромко… играет… скрипка…
Она… почему-то… все время… играет… Брамса…
Господа, я не знаю, как это у вас,
Но какая-то сладость в бессоннице есть,
Есть какая-то прелесть. В предутренний час
Волком хочется выть и на стенку залезть…
Темнота. За овалом софита - стена.
Так похоже на сон, но не знаю лица.
Вереница повторов. Прямая спина.
Эвкалипто - анисовый вкус леденца.
И хотя эвольвента - увы, не овал,
Но похоже на жизнь - та же плавность и та
Предсказуемость, я бы ее называл,
Невозможностью выйти за плоскость листа.
Так и хочется вдребезги, в клочья, в куски,
Чтобы хаос и ужас - какой-то Хичкок.
Дураки и дороги. Да нет, дураки.
В этом поле чудес я не знаю дорог.
Впрочем, есть вариант, парадокс, но едва
Все куда-то уйдут - остаешься один,
Только слава - такой контрафактный товар,
Только в сонме сомнений - парад парадигм.
Темнота. За овалом софита - стена.
Так похоже на жизнь, но не вижу лица.
Вереница повторов. Прямая спина.
Эвкалипто - анисовый вкус леденца.
Только фортель - удел фешенебельных дам,
Как микстура от фобий, да будет ли толк ?
Или взрезать форштевнем, как воду, года -
Забурлит за кормой турбулентный поток…
Я, пожалуй, закончу на этой волне.
Так похоже на сон - непрерывный полет.
Так похоже на жизнь.… Только кажется мне,
Что какая-то гадость уснуть не дает.
"Эта вода треугольная." *)
А можно, мы, для пущей теплоты,
без брудершафта перейдем на "ты",
оставив (только сразу не бледней),
его, как и оргазм, до лучших дней ?
«И тех уже нет, а иные далече…» -
на кой меня дернуло фразу коверкать ? -
Игра подсознанья, не может быть речи
об этих, о тех, об иных…
Какие-то письма, какие-то встречи,
чем дальше – тем ближе… до ручки, до дверки…
сюда еще просятся: зеркало, свечи,
три карты, кагор и блины…
История, блин – вспоминаешь собаку,
Которой надолго… – Каштанка, Муму ли,
И что-то еще: про – зажечь, мол, и плакать…
К чему это классик сказал ?
Знакомо. Калитка помечена знаком…
Те злые собаки давно утонули.
Ты вздрогнешь при встрече – погодка, однако…
И спрячешь шкодливо глаза.
Я себе тут по случаю славненький софтик скачал -
Это просто кошмар, самый гнусный из всех безобразий:
Поколения сходят на нет, и в начале начал,
Расстояния нет, только время, и… качество связи…
Только что-то наверно не так у тебя, без меня -
Да зубами бы сжать провода, и динамить рукой…
Значит, вся эта их философия – просто фигня,
По сравнению с тем, что сегодня коннект никакой…
Ты же знаешь, что это злодеи добились побед,
Как всегда, ждешь ответа, устало, встревожено, робко…
У меня, как всегда, наступил перерыв на обед,
Или снова горячка, аврал, совещание, пробка…
Поколения сходят на нет, а в начале начал,
Мы - не воины, только, по сути, уже и не вольны…
Я бы выключил ящик и в жизни его не включал
Если б знал, что бывает настолько мучительно больно.
Соседи его, за глаза, называли "нацменом",
Я думал - про музыку: ну, как "солист", или "альт",
Когда целовался со Светкой на кухне при мне он,
То был перед бабушкой, больше, чем я виноват.
Похож на героя мультфильма про волка и зайца,
Валяясь в постели, когда протрубили "подъем",
Он всем говорил, что непалкой рожден и непальцем,
Но все же совсем неуверен в гражданстве своем.
Зеленая травка, коровки и маленький домик,
И то, как он любит смотреть по утрам на восток,
Где брезжит рассвет и доярка готовит подойник…
Меня его байки всегда приводили в восторг.
Играл на трубе, что досталась от деда в наследство,
И тщательно брился, но был без конца бородат,
Он только деталь, эпизод угловатого детства,
Колючий, как ежик, как кактус, как рота солдат.
Остался, как промельк, как прочерк, забытая строчка,
Как статуя девушки с тем, пресловутым, веслом,
Где "руллу-теруллу" крутила нам радиоточка…
Я так до сих пор и не знаю, кому ж повезло.
Разглядывая этикетку бальзама "Агидель"
Что, скрипичным ключом приоткрылась строка,
А плутонг кобылиц перепутал аллюры ? -
Здесь всего-то и дела - валять дурака…
В этот пасмурный день, беспробудный и хмурый…
Приведен аппарат в положение «товсь»,
Синусоида лезет из плоскости смысла,
Изогнулась вопросом, скрипит полуось…
Нет, уже не скрипит, а висит коромыслом.
Это просто кульбит, сублимация лет,
Небожители хлещут шикарное пойло…
Я туда не хочу, мне не нужен билет,
Мне и здесь сиротливо, угрюмо и голо…
И наверное проще уехать с ума,
А, верней, умереть - и не встать, всё - стихия,
Вот в Башкирии город есть – Стерлитамак,
Я-то не был, но знаю - места там глухие.
Мы не чуем вообще ничего под собой,
Как рокада, дорога идет объездная…
А на все это сверху взирает Господь,
Или кто-то другой, но взирает, я знаю.
Мусе
Осень листья почему-то не спалила - не успела ?
В старом загородном доме нас заносит снегопад,
Этот дом в конце аллеи, где зеленое на белом,
Романтические свечи… Разговоры невпопад…
И беспечно отплываем в волшебстве и в естестве мы…
На забытых перекрестках - запустенье, прах и тлен.
Опускается адаптер древней стереосистемы,
У камина… А в бокалах - согревающий глинтвейн…
Эта страсть сжигает осень, всеобъемлюще, всецело,
Осень-снайпер выжидает, обнаруживая цель.
Но приковано вниманье к перекрестию прицела,
Неслучайность этой встречи… Как снежинки на лице.
Осень-мельник. Осень-зритель. Осень-снайпер. Время года…
Осень сводит и разводит, снова осень, боже мой…
Только капля сожаленья, что утеряна свобода,
Только краткое мгновенье между летом и зимой.
Только осень эти листья не спалила - не успела,
Рано выпал снег, до срока, стынет зелень на кустах,
Мы проходим по аллее, сквозь зеленое на белом,
Мы читаем наши судьбы, словно с чистого листа…
Как фурункул нарывает эта пьеса без повторов,
Эта жизнь без снисхожденья, этот кризис без врачей…
Вы подумали - играют гениальные актеры,
Но себя сжигает осень в перекрестии лучей…
Но, увы, никто не знает, где сидит Верховный Зритель,
На подмостках этой сцены снова нас с тобой свело…
Печка. Свечка. Два цветочка. Одинокая обитель.
Словно ангел, пролетая, осенил своим крылом.
Осень-мельник перемелет, жернова ее циклонов
Перемелют сроки, судьбы, неустроенность мою…
Мы выходим к авансцене для последнего поклона,
Мы на «бис» выходим, лишь бы удержаться на краю.
Не хватило вдохновенья, не хватило постоянства…
Мы отбрасываем тени, тени тонут... в пустоту…
Только рампа разделяет два объема, два пространства,
Это время и не это… Эту сторону и ту…
Осень-мельник. Осень-зритель. Осень-снайпер. Время года…
В перекрестии прицела нас зачем-то вновь свело…
Я-то верю, я-то знаю, - установится погода,
Этот снег еще растает, и опять…белым-бело.
Все еще остались в прошлом, все еще нужны друг другу,
В старом загородном доме, где застал нас снегопад,
Где с виниловой дорожки зазвучала осень фугой,
Романтические свечи… Разговоры невпопад…
Меняла молния цвета, ни тени жалости…
Их на лице – от цвета беж до побежалости…
Побыть еще
Твоим плащом,
Твоим зонтом,
Твоим навесом…
Не защищу…
Люблю зато…
Мгновенье стресса.
Врасплох застигнуты грозой, намокли крылья…
В колоде было пять тузов, их всех покрыли…
Но это с вечера. С утра…
А..., нафик-пофик.
А вот вчера была пора… но выпит кофе.
С утра свежей, с утра ясней…
Оно, конечно, мудреней…
Покуда вьется…
Колода лет, колода дней…
Лежит колода, а под ней… свивая кольца…
Ни ярости,
Ни рук, ни ног…
И побежала…
Жила без жала,
Но ждала…
Хотя б из жалости…
Побыть еще
Твоим плащом…
Твоим зонтом…
Твоим навесом…
Твоим…
Приду прощен…
Не защищу…
Люблю зато…
Мгновенье стресса…
Прокатные станы грохочут весомо и грубо,
Подвергнув серьезной проверке ваш умственный ценз.
Вы видели, как производят бесшовные трубы?
Что поняли Вы, наблюдая сложнейший процесс?
Вы скажете – «суть появления дырки в металле
Проста, данный тензор опишет очаг деформаций,
И этот процесс, мы уже повторяться устали,
Вполне объективен, как атом и смена формаций…»
Вы все объясняете четко, но кто-то не веря,
Посмотрит скептично, чем может случайно обидеть…
Вы знаете тайное знание, будите зверя…
Вы смотрите вдаль, что там можно за далью увидеть?
Кто скажет, про что эта басня? – Конечно про дырку,
А также про то, что удел интеллекта – в борьбе…
Как дети, которым не следует спичками чиркать…
И в этом – мораль, ну а дырку оставьте себе…
И спорим тогда, когда спорить, ну просто не нужно,
И время уходит в упорной и глупой возне…
Ах кто бы сказал нам –«ребята, давайте жить дружно»…
Ведь жизнь так прекрасна, а истина - только в вине…
Мечтатель, романтик, фразер, вертопрах,
Бурля и искрясь, то игрой, то бедой…
На крохи - твой образ, и вдребезги - страх,
На блестки мой мир расслоился слюдой.
Падение звезд и соитие тел,
А бал выпускной, а последний звонок…
Пожалуй, ты сделал не все, что хотел,
И даже, наверное, меньше чем мог.
Строка захлестнет, и уйдет в поворот,
На выдохе - тело, на взмахе - рука,
В надрыве хрипит перекошенный рот…
Мы стоим друг друга, как два дурака.
То вечер, то ветер, то танец, то бой,
То полный улет, то с собой не в ладу…
За таинство рифмы здесь платят судьбой,
Другая валюта, увы, не в ходу…
То в позе, то в прозе, то в злой простоте,
В харизме, в юродстве, в скрещении ног…
А впрочем..., я тоже - не все, что хотел,
И даже значительно меньше, чем мог.
Но снова спасет и обнимет меня,
На дне, на юру, на падучей звезде…
Все в корне, все напрочь, все разом менять,
Вообще ничего не меняя нигде.
Святая мудрость юности в надежде, что не сбудется,
В стихах, что не напишутся, в любви, что не придет…
И в дебрях диалектики мелодия заблудится…
От сложного до вечного дороги не найдет.
Когда-нибудь, не знаю точно,
Две перекладины, как мы...
И будет гвоздь последней точкой -
Пересечение прямых.
Где рациональны и свет и тепло, нет места муре, чертовщине и смуте,
Чему равно «ПИ»? - есть такое число, оно трансцендентно по собственной сути.
А жить без волнений нам, видимо, вредно, куда-то безропотно годы таща,
И я, понимаете, индифферентно, всегда относился к подобным вещам.
Все знаем, все можем, но хочется жить до крику, до визгу, до дрожи в коленях,
А кто-то нас снова решил уложить в прокрустово ложе своих представлений.
Весьма вероятно наступит беда – подводной основе страшны увлечения,
Когда, неустойчив, громадиной льда, подтаявший айсберг – на теплых теченьях,
А где-то в дали (на Большом ли Каретном?) о наших семнадцати – только молва,
И я, понимаете, индифферентно, всегда относился к подобным словам.
Мы втиснуты в рамки, но рамки узки, когда целиком принимая друг друга,
От детских причуд, до зеленой тоски, свели к квадратуре неистовость круга.
А если подумать – уж много и лет нам, а если по крупному – чаще везло…
И я, понимаете, индифферентно, имею в активе подобное зло…
Искать квадратуру, увы, бесполезно, и рационально живя – не глупи,
Не скажут ни разум, ни циркуль железный, чему же равно это самое «ПИ».
Но грустно и весело, ярко и бледно, а «ПИ» все мелькает, то там, а то здесь,
И я, понимаете, индифферентно, но твердо уверен, что это «ПИ» существует…
Кафе «Вечерний Кандибобер». Сидел. Разглядывал блондинок.
И угождал своей утробе под звуки дивной сонатины…
Вино лилось легко и пьяно… Хотелось жить… Дышалось ровно…
Играл дуэт на фортепьянах… И месяц, из созвездья Овна,
Взошел, и вышел из восторга в надежду, и вошел в обычай…
И с желтоглазого востока, трамвай пантографы набычил…
И все о-кей, и все в ажуре, за тонким флёром ясно вижу –
Нежна мелодия в мажоре… Маэстро! – на полтона ниже…
Светло, восторженно, влюблено, чуть резонируя над болью,
Чтоб до последнего мюона вибрировало биополе…
Чтоб героиня этой драмы, забыв про стыд, где страх развенчан,
Была б гвоздем любой программы и гениальнейшей из женщин…
Чтоб как восьмое чудо света, как символ, как шестое чувство,
Была вопросом и ответом, и той субстанцией искусства,
Что предоставит право выбора – одна из двух, я выбрал обе…
Давали сонатину Вебера в кафе «Вечерний Кандибобер»…
И благостно, и вдохновенно, и безыскусно, и прости нам,
За миг коленопреклоненный под звуки дивной сонатины…
В раскаянье и в прегрешенье – антагонизм к добру и злобе –
Вот тривиальное решенье в кафе «Вечерний Кандибобер»…
Бредя терренкуром и слушая пенье,
Чириканье, щебет и трель соловья,
Я вдруг озадачился странным строеньем -
О боже, да это же створный маяк !
И враз отрешенность и даже усталость
Настигла - какое простое решенье,
Я понял чего мне всегда не хватало
В раздоре сомнений, страстей, прегрешений.
Как неоднозначно и даже двояко -
Сбегаю от бури, спасаюсь от шторма,
И в тихую бухту я встану на якорь -
Все будет прилично, все будет пристойно,
Все будет приятно, все будет как надо …
Тянусь инстинктивно к зеленым глазам,
Но вмиг цепенею от красного взгляда -
Кошмарный реликтовый бред - мозазавр !
Средство для радости и от грусти
Применишь наружно - сначала отпустит,
Потом присохнет, потом повиснет,
Возможно влипнет, возможно скиснет,
Зазеленит и покроется смехом,
Потом повылезет рыбьим мехом,
Потом подернется собачьим бредом,
Ненужным опытом, недужным кредо,
Вспотеет, вспучится, заискрится,
Зароговеет лет эдак на тридцать,
Потом не смоется в холодном душе,
И будет доооолго тревожить душу.
Я строки бросаю: точны и тихи,
Летят, шелестя опереньем.
Ты спросишь, зачем сочиняют стихи?
Послушай, не стой под мишенью.
Ночь свинцовая густая грезит запахом озона,
Грохот грома гулко гаснет, раскололся мрак телами.
Ослепительно блистая, кавалькада амазонок
Эластично-элегантна, но придумана не нами...
Усталого детства последнее лето
Так ярко и звонко мелькнуло - забыли
Все свойства и средства - ни звука, ни цвета,
И где амазонка на белой кобыле?
Как камень на шею - долги и грехи,
Шлифую изящнее форму.
Ты спросишь, зачем сочиняют стихи,
А я в них бросаюсь как в омут.
Похищение прощу ли, обещаний тощину ли?
Щедрость трещины ли или очищение обрящем?
Ощетиненным прищуром ухищренно ущипнули,
Изощренно поощрили - восхищеньем настоящим.
И хищностью щетки топорщатся щеки,
Все чаще щекочут - еще и еще бы...
И щупальца Щ укрощают защелки,
Защита трещит, и трепещут трущобы.
Как эквилибрист, громоздясь на верхи
Нелепой непрочной постройки...
Ты спросишь, зачем сочиняют стихи,
А мне не сорваться бы только.
Перед строем совершил ли ритуал подъема флага,
Экзальтация для виду - утонченней экзекуций.
Белизну следы покрыли - будь то снег или бумага -
Две прямые по Евклиду только раз пересекутся.
Эмоции мелочь сквозь стих-резонатор
Горошинкой рифм прокачу многократно
К экстазу - как тело... Разрывом гранаты
Экзему под грим не убрать, не упрятать.
И если дела безнадежно плохи
(Бездарна судьба в декабре нам),
Ты спросишь, зачем сочиняют стихи,
А мне они хуже гангрены...
Приговор бесповоротен ни амнистии, ни срока,
Я стою у эшафота в ожидании оваций.
Как решиться, топором-то, по написанным, по строкам,
Даже если кто-то в чем-то начинает сомневаться?
Как уши от жара свернулась бумага,
Клеймить, увлекаясь, источник волнений,
Причину пожара - фразера и мага...
А я и не каюсь, спокоен вполне я.
А впрочем, довольно молоть чепухи,
И так весь как рана сквозная.
Ты спросишь, зачем сочиняют стихи...
Родная, я правда не знаю!
1.
Нет, я бы не смог этот дождь переждать.
Опять пережить, доведись ему снова...
Сбиваются связи, меняется масть,
А дождь трансцендентен, как первооснова.
Опять, заблудившись в словесном дыму,
Он все составлялся из капель и точек...
Доверился мне... Только мне одному!
И стал неизбывен, как первоисточник.
И в нем было все: незакрытая дверь,
Озябшие руки, слезливые клятвы.
Он чист и прозрачен, и верь и не верь,
Он был на все сто H2O distillate.
2.
Мой дождь и повеса, и шулер, и ерник,
В душе не хранил ни надежды, ни веры.
У прошлой любви ненадежные корни,
И нет ни во мне и ни в нем чувства меры.
Так странно: должно быть, не в землю, а в тучу,
Началом, истоками дождь прорастает.
Изменчивый мой, ненадежный попутчик,
Который уйдет, если туча расстает.
В нем снова живительной силы природы
Размыты все сроки, слова, расстоянья,
Тугие минуты, ненужные годы,
Как два перманентных моих состоянья...
3.
Молчанье при встрече, слова при разлуке,
Конверты, конверты, страниц этажи.
Припухлые губы... Озябшие руки...
Нет, я бы не смог этот дождь пережить...
Маэстро, что-нибудь еще? -
Вот Вам старинный гобелен:
В одной руке - зажат смычок,
В другой, простите, - не поймешь...
Для чего об этих днях вспоминать мы будем оба,
Отчего бередят душу эти древние дела?
Все, что было до меня, я простить тебе не смог бы,
Все, что было до тебя, ты понять бы не смогла…
Вот и встретились нигде.
Поменяемся местами.
Только кольца по воде
Разбегаются крестами…
Тяжело жить на вулкане в ожиданьи катаклизма.
Хорошо лежать под вишней широко разинув рот...
Кто плывет по бурной речке, не одобрит оптимизма
Тех, кто просто смотрит в небо ожидая спелый плод...
Даже близко теплый берег, но судьба берет за глотку
Всех гребцов против теченья в половодье по реке,
И минутные невзгоды манят нас причалить лодку,
Обесценивая цели, что маячат вдалеке....
Если гладить против шерсти или сыпать соль на рану,
То поддавшись искушенью говорим: гордыня - грех,
Я закон случайных чисел знаю - поздно или рано
Упадет вам в рот не вишня, а кокосовый орех.
Но под пальмой папуасы помнят правило простое:
Чтобы завтрева дождаться, нарушать ТБ не стоит...
Раскатали зимник лесовозы, в ельнике мелькали волк и заяц,
А вчера лесообходчик нетверезый говорил, что и сохатый есть - красавец!
Сквозь подслеповатое оконце покосившейся охотничьей избушки
Нас с утра разбудит лучик солнца и морозец утренний и жгучий.
Все тут в самом неприглядном виде, сдвинут на скамью одежды ком.
Грубый шерстяной кусачий свитер ластится обиженным зверьком.
Эти, дурачье - ушли в засидку, снег тропить, да солонцы проверить…
Хвастали - стреляют, мол, навскидку… Даже не прикрыли толком двери.
Свечка догорая тает, плачет… не допит коньяк в железных кружках…
Нам с тобой поставлена задача до утра не выстудить избушку.
Все нежней, морознее и чище…терпкий запах похоти и пота…
На тетеревином токовище застывает красная Тойота.
Мы в сугроб бежим разгорячено, нас опять свели азарт и страсть…
С детства друг на друга обреченным, эта их охота - как напасть.
У железной печки бок вишневый, в плошке догорел свечной огарок…
Мы опять все начинаем снова на тулупах, брошенных на нары…
Дома, раскрасневшись после душа, смыв остатки похоти и пота,
Ты, прильнувши нежно, скажешь мужу - холодно, какая уж охота…
И трофея бережно касаясь, вылепишь, как отливают пули…
Все, шепнешь лукаво - нализались…Он довольно хмыкнет - оттянулись…
И, тряся ветвистыми рогами, головой мотая, словно лось,
Спросит он заботливо - поспали ? Ты ответишь честно - удалось…
И состроишь так капризно мину - мол мужские глупые забавы,
Сам же захотел - рога к камину… сам же выбрал - трудности и славу…
Крупные, нетрезвые, с мороза - все пространство здесь заполнят плотно,
Булькнут в жестяную кружку дозу - подкрепись энергией, охотник..
Бросят, понимающе смутившись, ничего незначащие фразы…
И пойдут укладывать пожитки и пилить дрова для следующего раза…
Зашумят, мешая с матерщиной - лось не вышел, но видали след…
А тебе еще вести машину и хихикать, слушая их бред…
А пока визжим , как от испуга - из сугроба никуда уже не деться,
И с восторгом трем и трем друг друга найденным в Тойоте полотенцем…
Ночью проспекты рекламой рассвечены.
Душно. Наверное будет гроза.
Два человека. Мужчина и женщина
Просто посмотрят друг другу в глаза.
Звучит упоительный блюз любви,
Я обожаю этот блюз…
Когда я могу никого не любить,
Я никого не люблю.
Однажды, в парке вечером, сидел, а дождь накрапывал,
Почти что машинально, даже вроде как во сне,
Я на скамейке ножичком чего-то выцарапывал,
Потом, что получилося, читая, покраснел.
А ты все наряжаешься, решаешься, мужаешься...
И так обворожительно ты выглядишь во сне!
Ты языком одежды снова самовыражаешься.
Я, эти выражения читая, покраснел.
Надела б все зеленое, но я с утра не завтракал,
И, что бы мне ни стоило, я повторюсь опять:
Сакральные сентенции в переложении авторском -
Не просто констатация, а опус номер пять!
А я хочу играть, когда играют дети,
А я хочу лежать у моря на песке,
А я хочу летать, но мне пока не светит,
Придется уходить и скрыться вдалеке,
А все хотят дружить - мура, скажу вам честно,
А все хотят любви - а мне любовь смешна,
А все хотят души, а мне не интересно,
А все хотят тепла,
А мне нальют вина,
Но мне вина нельзя, и мне вина не надо,
И я вина не пью, и выбросил стакан,
Мне ваш девичий смех как нежная награда
Балдею как столбняк, торчу как истукан...
Как реалии суровы, и тяжелый хлеб насущный –
Это суть, первооснова жизни праведной, но скучной.
От субботы до субботы, от получки до получки,
На работу и с работы, хорошо… куда уж лучше…
Заварить и выпить чаю, а потом уткнуться в ящик,
Понемногу причащаясь к бурной страстной и кипящей…
Будет головокруженье от чудесной сказки Грина,
Утонченного движенья стройной ножки балерины,
Удивительной сонаты, вожделенного этюда,
От волшебно-непонятной позы танца – дозы чуда…
Но не надо увлекаться. Но не надо вдохновляться
Позолотой аппликаций, виртуозностью паяцев…
Ведь реалии суровы, и тяжелый хлеб насущный –
Это суть, первооснова жизни праведной, но скучной.
Осень, ветреной врушей роскошного цвета,
Нежа шепотом уши, застудит, заплачет.
Разменяв трехрублевость зеленого лета,
Щедро сыплет пригоршнями медную сдачу.
Только тронув гитару - жестокость гамбита -
Я в мелодии старой найду очищение.
Элегантно теряя доверие свиты,
Нам победы безжалостно дарят прощение,
Платят нам за измену сухими глазами,
Делят вечную сцену дела и дилеммы.
Беззащитно сдавая последний экзамен,
Так надеемся дольше держаться в седле мы.
Терпит тертая шкура костлявость конины,
И плетется понуро постылая кляча.
К ежегодной расплате свели именины,
Осень полностью выдала медную сдачу...
Все счастливые семьи похожи вполне, в них покой и уют, и хозяйка добра,
Быть в подобных домах доводилось и мне, и висит там на стенке, как правило, бра.
Это очень удобно и даже смешно – меньше тратишь движений и слов,
Лишь за пипочку дернешь, и будет темно, снова дернешь – и будет светло…
У меня от забот все виски в серебре, и однажды, вечерней порой,
Понял я, что пора бы подумать о бре – отдыхать так приятно под брой.
Но увы, в магазинах такой тарарам, терпит наша промышленность крах –
Если бры есть в продаже, нет лампочек к брам, будут лампы – забудьте о брах…
Но я твердо жене говорю – решено, бру достанем, чтоб нам повезло,
Завтра дернешь за пипочку – будет темно, снова дернешь – и будет светло…
Чтобы бру раздобыть, я поймаю такси, все устрою, уж будьте добры…
Я наутро у старых знакомых спросил – для меня не найдется ли бры?
А они говорят, что видали уже – в магазине, в витриновой раме,
Продавщицы стояли в одной неглиже, и все полки уставлены брами…
Я с порога кричу – будет праздник в душе! – а жена мне ответила кисло –
Если бру не найдешь, принеси хоть торшер, все и так в нашем доме повисло…
Я воскликнул сердито – зачем нам торшер? – и жена не сдержалась в ответе –
Я за пипочку дергать устала уже, пусть хотя бы стоит, раз не светит…
13 Х 1987 г.
В глубине Ваших глаз пробивается жажда свободы,
Непосильны для Вас эти тусклые серые годы,
Ваша чувственность спит, время старые раны врачует,
И песками затянута нить караванной тропы…
По далекой степи бедуин на верблюде кочует…
Как Вам соединить звон тарелок и топот копыт?
Горький запах полыни влечет на степные просторы,
Только время и место не Вам выбирать, как известно…
Если часом нахлынет зов предков, ломая заторы,
То от ветра зюйд-веста в удобствах становится тесно…
Так упруго скачи, презирая подробности быта,
Пусть всегда удается поставить судьбу на попа.
Чинно чайник фырчит, на плите кипятится забыто,
И рассержено рвется из тонкого носика пар...
Вы между артикулом и артиклем не знаете разницы? –
тужитесь зря…
Я сел, и подумав, постукал по тыкве –
«…однако, зима декабря…
Пора уже ногу прилаживать к лыже,
готовить патроны к ружью...
Не-то артефакт, и уже не увижу
моржовую свадьбу, и песнь не спою…»
Артикль (грамматически) – член придающий
неопределенность, но дело не в ем,
Тогда как артикул, - хотя и старющий,
но очень полезный ружейный прием.
Прием - устаревший, а член – придающий… -
хорошее дело, но тужитесь зря…
И думать, однако, опять надоело…
моржовая свадьба… зима декабря…
Едва в небесах возникает абстракция страха
За нашу судьбу, чье исконное таинство свято,
И трудно вдали различить – пьедестал или плаха,
За все прегрешенья и муки в итоге расплата…
Что повод, что вывод, что следствие, что исключенье,
Что было в гадальную книгу начертано скупо? –
Начало. Усталость. Влечение и излеченье.
Покой. Паутина, и пахнет капустой из супа…
Все точно, мадам, или только, увы, вероятно?
Тур вальса, мадам, или сразу турне в дортуары? -
Гадальная книга о том повествует невнятно,
Доносится звон хрусталя, или звон стеклотары…
Но дама с горчинкой отлична от женщины с перцем,
Игрой полутонов за тонкою тканью метафор.
Началом конца. Лейтмотивом. Мелодикой. Скерцо.
Печать авантюры – судьба флибустьера и графа…
Тасуя колоду, где только знакомые лица,
И есть совокупность, но нет единения, братства…
Гадальная книга открыта на главной странице.
На чистой странице. Ни слез. Ни любви. Ни богатства…
И плюнув на все, и решив выбирать из колоды
Действительных членов для клуба любителей пива,
Пролистывать книгу судьбы – и страницы и годы…
Пролистывать жизнь, но со вкусом и неторопливо...
я с детства не любил овал,
я с детства угол рисовал
П. Коган
Все когда-нибудь снова вернется на круги своя,
Будем жить - не тужить, мы когда-нибудь в тесном кругу…
В сладком яде блаженства, в густом забытьи бытия,
В тихом омуте чувств, в запорошившем душу снегу.
Даже лампочка, если в кругу - ни зачем, ни о чем,
Этот круг-абажур, он надежно тепло ее скрыл:
Ни согреть, ни обжечься - висит себе под потолком,
Даже глупый ночной мотылек не спалил себе крыл…
Может, круг разорвав на мгновенье, преступник закат
Перекрасит обои в давно переклеенный розовый цвет,
И воочию видишь - огнем георгины горят
Пробиваясь багряно сквозь толщу спасительных лет.
Но угаснут до срока, прочтя приговор на лице,
И не дай бог, (на плечи взвалить этот яростный груз кому?),
Начертить треугольник, вершины назвав: А, Б, С,
И считать аксиомой, что он конгруэнтен бермудскому.
Вы не любите круг, я и сам не люблю, только жаль,
Что и сам его тоже черчу, и не знаю иного пути…
Что поставить в вершину угла? - а хотите, мораль -
Ничего аморального здесь никому не найти...
Назад – вперед, назад – вперед,
Жить - как играть, играть - как жить,
Нас флейта-пикколо зовет
На дырки пальцы положить…
Если губку макнуть в реактив, и по фотобумаге,°
Забившись под красный фонарь, проводить без конца,
Шепча заклинание (это не химия - магия),
Однажды проступят черты дорогого лица…
Проступят глаза, как в сгустившихся сумерках звезды,
На белой бумаге стихи проступают в ночи,
На влажной дороге следы проступают, но поздно,
Уже ничего не изменишь - кричи, не кричи…
Уже никого не догонишь - мой поезд, мой поезд,
Стучит и стучит рельсостыками дальних дорог,
И пишется, пишется, пишется, пишется повесть,
А где-то под гору пустили дорожный каток…°°
Но все не напрасно, и все будет так, или эдак,
И женщина выйдет, рассеяно сон теребя,
Дорожный каток очень просто находят по следу,
А женщина? - женщина может быть любит тебя…
И любя, на озябшие плечи накинула мне бы,
На пару мгновений зашторив сияние глаз,
Негатив горностаевой мантии - звездное небо,°°°
Как плед, что не тронет уже ни рука, ни игла…
Но я думал, что трогаю душу, а трогаю тело -
Такие стихи даже хуже недобрых примет,
А влага в глазах - это просто душа запотела
(в тепло поместили внесенный с мороза предмет).
Простите, дорожный каток - это страшное дело,
За ним по хорошей дороге покатит беда...
А мне эта вся чертовщина давно надоела,
Но карты сданы, продолжаем игру, господа!°°°°
Поскольку сие писано еще очень давно, явно нуждается в
комментариях:
° - при печати фотографий больших форматов в бытовых условиях, (когда нет посуды подходящего размера), приходится использовать описанный здесь прием
°° - несколькой тяжеловесный образ, скорее всего навеянный
популярным в те поры анекдотом, про просунутого под дверь
пионера (ассоциируется с чем-то механическим, тупым и злобным)
°°° - придумав эту "вкуснотищу", не поверил, что никто до этого
ранее не додумался и три дня провел в "Белинке" - не нашел.
Лет через несколько обнаружил у Вознесенского в сб. "РОВ" !(1990г.),
Приоритет не оспариваю, но - независимо...
°°°° - Общеупотребительным в то время было обращение "товарищ",
"господа" обычно использовалось только в смысле "... вы звери..."
День пахнет порохом, день твой – он в дыме,
И безнадежно свистя на свирели,
С лета все снятся то дули, то дыни,
Тают в апрелях твои акварели,
Не принимая на веру, ей-богу,
Темных инстинктов, семьи институты,
Встала, как циркуль, на острую ногу,
И провела роковую черту ты.
Не дилетантом, но вором в законе,
Буду представлен пред чистые очи,
В стойле Пегаса татарские кони
Очень надежно укрыты до ночи,
Рифма ударит не точно, но рядом -
Полифонически (слышишь? – Прокофьев!)
Страсти шарахнут шрапнельным зарядом,
Жертву отыщут осколки в окопе…
Завтра ты влипнешь в любовь до упора
(все было пресно, лишь музыка – с перцем)
Это опасно – складировать порох
В пору пожаров на уровень сердца…
Я же, не взяв проездного билета,
Скрипну засовом у стойла Пегаса,
И как Дега, заболею балетом,
И заменю колера, как Пикассо
Только в полях голубых незабудок
Будет молчать, улыбаясь однако,
Странный кумир – удивительный Будда,
Будет беречь вопросительность знака…
В каждой женщине, может быть где-то зарыта актриса,
В каждом доме, наверно, есть угол, хотя бы один,
Ну а в каждом углу, очевидно, живет биссектриса,
Я боюсь темноты, тараканов, мышей, а еще середин…
Это значит, во мне поселилась непризнанность гения,
(Да и в каждом из нас поселилась – в ком больше, в ком меньше),
Если мне ты не веришь – иди, почитай у Тургенева,
Он писал про прекрасных и чистых Тургеневских женщин…
Мы живем хорошо, а еще есть у нас все, что нужно –
есть дела и заботы, долги есть, друзья и враги,
Будни есть и субботы, и редкая тихая радость –
получать поздравленья и делать подарки другим…
А еще есть четыре стены, в них надежно, как в танке
(это я пошутил так, наверно, совсем не со зла)
А еще, я б тебя пригласил погулять по Фонтанке –
от угла до угла, от угла до угла, от угла до угла…
И зачем каждый угол делить пополам биссектрисе? –
Это брак, это мрак, это срам, это блуд, это бред…
На углу, на Фонтанке, листы разложил живописец,
Он за двадцать минут хоть с кого нарисует портрет…
Он за двадцать минут намалюет глаза и улыбку,
за какие-то двадцать минут схватит самую суть,
На холсте зафиксирует все, что непрочно и зыбко…
В этом тихая благость – сиди целый день и рисуй…
Ах, богема – художник, поэт и актриса…
Ах, судьба – проскитаться всю жизнь по углам…
Был свой угол, но видимо, в нем завелась биссектриса,
очень ловко она разделяет углы пополам…
И мораль – никогда не берите с богемы примера.
В нашей жизни гораздо важнее дела, а не чувства,
Ну а сладкая жизнь - это все, извините, химера,
для непризнанных гениев, для чудаков от искусства…
Мне б полгода не стричься, а после – берет и палитра,
Загрунтованный холст, скипидар, переносный мольберт –
Это утром, а вечером – дамы, друзья и пол-литра,
а еще я хочу научиться играть на трубе…
Только мне уже поздно, увы, а тебе еще рано,
мне не двадцать, и в сущности, мне надоела возня,
Но, поскольку сидит живописец в углу у фонтана,
он за двадцать минут нарисует тебя и меня
Фитилек лизнуло пламя – горьковато, как таблетка,
Стала таять несуетно, парафинна, горяча…
Помолчать приятно с Вами, безвопросно, безответно…
Почему-то очень редко зажигается свеча.
А слова заклубятся, как дым папиросы,
И они безнадежно разрушат уют
А скажите, сестрица, какие вопросы,
Вам услышать приятно, когда задают… ?
Как тени, мелькают года, эти кадры в нелепом кино…
Ну чем удивить Вас, мадам? – Я и сам удивляюсь давно…
Мы сами себя сочинили и носим теперь как медали,
Ах, девочка, наши ли дни ли в такие уплыли дали… ?
Едва ли поймем мы друг друга, оценим едва ли,
И старость застигнет бездарно, а может усталость…
Где наши удачи, подруга, куда подевались,
Где наши надежды, сударыня, что с ними сталось?
Но пальнет из-за тучи шальным полнолунием, -
Ах какая бессмысленная иллюминация,
Где Ваш смех, хохотушка, где шепот, шалунья,
Кудесница, где же твоя кульминация?
Фитилек лизнуло пламя – стала таять несуетно…
Помолчать приятно с Вами, безвопросно, безответно…
Только сняли грим и скальп, по теченью я как лодка…
Что потери, пилигримка, где находки, пешеходка?
Что за глупую комедию мы разыгрываем в лицах?
Извините, пани, леди, девочка, мадам, сестрица…
"… Зимой, когда белы поля, пою соседей веселя,
Весной, когда растет трава, мои припомнятся слова,
А летом ночь короче дня, и может ты поймешь меня…"
Л. Кэрролл
Где-то что-то клены красят, у меня своя система…
День рожденья – славный праздник, вариации на тему:
Я в буйство не верю, где хлопнуто дверью, где выпита чаша до дна,
Я осени, в яркие краски, не верю, я знаю – она холодна…
На дороге есть ухабы, на орбите есть стыковка,
Нос торчит у снежной бабы замечательной морковкой…
Я знаю – бывают напрасны потуги, когда все летит кувырком,
Еще, очевидно пикантны подруги, с которыми не был знаком…
Набухшими жилами пучась, несносен, весь мир воспаленно багров,
Когда, уступая, фригидная осень снимает последний покров…
Глубока река была бы – люди ходят по стеклу,
И в руках у снежной бабы видят новую метлу…
Такая в грядущем обещана нега, уходит земля из-под ног,
Когда белоснежные простыни снега сработает ткацкий станок,
Покуда зима их не срезала с кросен, покуда туманится взор,
Мы выпьем за то, что фригидная осень снимает последний убор…
Мир велик, а люди слабы, все придумано мудро,
На башке у снежной бабы нахлобучено ведро…
Когда обжигает озноб от испуга, и стынет спина от огня,
На складки постели натянута туго, хрустя, словно снег, простыня,
Поэтому новую чашу попросим, и будем любить всех подряд…
Нас мудро рассудит фригидная осень, снимая последний наряд…
На душе скребутся крабы, давят плечи эполеты,
И для каждой снежной бабы, божьим даром – бабье лето…
И что-нибудь будем держать пистолетом, а что-нибудь выбросим прочь,
В конце безрассудного бабьего лета холодная снежная ночь…
Пусть бледную немочь согбенным вопросом приводят зима и беда,
Успеем, покуда фригидная осень снимает остатки стыда…
Бабье лето, бабье лето – вариации на тему…
На орбите есть стыковка, есть ведро, метла, морковка, и , конечно, есть система…
Но путать не стоит причину и следствие, приходит весна, как стихийное бедствие…
Без надрыва, без морали… И куда весь снег убрали?
"...Американская художница Лилиан Штерн,
сравнив с помощью ЭВМ Джиоконду и
автопортрет Леонардо да Винчи, выдвинула
гипотезу, что на них изображено одно и то
же лицо..."
по материалам агентства Рейтер
Был увлечен адюльтером, включаю телевизор: –
"Рассчитана компьютером улыбка Моны Лизы,
Какие скрыты чувства устами – тайны пик,
Эстеты от искусства поставлены в тупик…
Ай да мастер, Леонардо, ай да Винчи, нету слов,
Что за прелесть – клоунада, вот потеха, вот улов,
Всем такую шпильку вставил , просчитал все наперед,
В дураках весь мир оставил, даже оторопь берет…
Фуэте метаморфозы, фейерверк идеи фикс –
Эти губы, эта поза, этот фантом, этот сфинкс…
Был обман – под стать титану, как его земля носила? –
Разгадать такую тайну – только женщине под силу.
Эта леди – плохо кончит, вот уже пол-тыщи лет
Над потомками хохочет не мечта – автопортрет…
Я обнаружил с ужасом – разрушены устои!
Признать имею мужество – лгать женщинам не стоит!
Была б на счастье венчана – да смотришь отрицательно –
За что, порою, женщины чертовски проницательны?
Есть время отлива, есть время отлова ,
Есть время отплыть кораблю…
Попробовать спелое сладкое слово,
Пьянящее слово «люблю»…
Бесстрастно блестит амальгамой стекло,
Отбитая кромка остра…
Страшнее всего - девальвация слов
За десять секунд до утра…
Пусть сердце, как свечка, уже отгорело,
Пусть годы ощерили пасть,
И слово, должно быть, уже перезрело,
И слово готово упасть…
Оно упадет в благодатную почву,
Как в жирный густой чернозем…
Слова прорастают безлунною ночью,
И пешка проснется ферзем…
Во тьме проявляются боль ли, испуг ли,
Проклюнется новый восторг,
И новое пламя из тлеющих углей зари
Раздувает восток…
Слова, как шары, проплывают над лбами –
Коснуться, обжечь, уколоть…
Упругую мякоть ухватишь губами –
У слова сливовая плоть,
В нем время отлова, в нем время отлива,
В нем время – отплыть кораблю…
Губами раздавлена спелая слива –
Похмельное слово «люблю»…
Зажечь свечу. Послушать тишину.
Подумать о простом или о сложном.
Так хочется любить…
Но не жену…
Но НЕ жену любить НЕ можно!