Роберт Грэйвз
(1895-1985)
Голиаф и Давид
(Посвящается Дэвиду К.Т.,*
убитому при Фрикурте,
в марте 1916)
Другой Давид из давних дней,
Насобирав в ручье камней,
Прошёл бесстрашно меж рядов,**
В неравный бой вступить готов,
Пастух, юнец - каков смельчак!
Пред ним гигантский, грозный враг
В кольчуге, пикой шлем блестит*** -
Но сокрушал не раз Давид
Медведей, львов. Падёт и он,
Кем Бог Сиона оскорблён!
Но тут... описывая бой,
Историк покривил душой.
Подобной наглости не ждав,
Юнцу дивится Голиаф -
Красавчик с гонором! А тот
Пращу и камень достаёт;
Дистанцию замерил взгляд,
Рука отведена назад,
Застыл на миг, размах, бросок -
И мчит, неумолим как рок,
Булыжник дикою пчелой
В лоб филистимлянину... Ой!
Звон меди. - Помыслов быстрей
Парирует поток камней
Своим щитом несносный враг.
Бэнц! бэнц! и бэнц! Давид иссяк.
С насмешкой дерзкой, свысока
Глядит гигант на паренька.
"К чертям пращу! Будь проклят, щит!
Не сдамся я!" - Давид кричит.
Пастуший посох он берёт -
Мамврийский дуб не подведёт!****
Ведь волчий череп не один
Пробил им Иессея сын.
Раздался смех, который мог
Сдуть колесницы, как песок;
Давид спокоен - ничего!
Сионский Бог спасёт его.
Скрестились дуб и сталь, и... ах!
Разбит красавец в пух и прах!
(Бог слеп и глух, как не причём)
Всего один удар мечом -
"Пропал! Убит!" - вскричал юнец,
Рванулся... и ему конец.
И сер, угрюм, непобедим,
Склонился Голиаф над ним.
Robert Graves
(1895-1985)
Goliath and David
(For David C. T.,
Killed at Fricourt,
March, 1916)
YET once an earlier David took
Smooth pebbles from the brook:
Out between the lines he went
To that one-sided tournament,
A shepherd boy who stood out fine
And young to fight a Philistine
Clad all in brazen mail. He swears
That he's killed lions, he's killed bears,
And those that scorn the God of Zion
Shall perish so like bear or lion.
But ... the historian of that fight
Had not the heart to tell it right.
Striding within javelin range,
Goliath marvels at this strange
Goodly-faced boy so proud of strength.
David's clear eye measures the length;
With hand thrust back, he cramps one knee,
Poises a moment thoughtfully,
And hurls with a long vengeful swing.
The pebble, humming from the sling
Like a wild bee, flies a sure line
For the forehead of the Philistine;
Then ... but there comes a brazen clink,
And quicker than a man can think
Goliath's shield parries each cast.
Clang! clang! and clang! was David's last.
Scorn blazes in the Giant's eye,
Towering unhurt six cubits high.
Says foolish David, “Damn your shield!
And damn my sling! but I'll not yield.”
He takes his staff of Mamre oak,
A knotted shepherd-staff that's broke
The skull of many a wolf and fox
Come filching lambs from Jesse's flocks.
Loud laughs Goliath, and that laugh
Can scatter chariots like blown chaff
To rout; but David, calm and brave,
Holds his ground, for God will save.
Steel crosses wood, a flash, and oh!
Shame for beauty's overthrow!
(God's eyes are dim, His ears are shut.)
One cruel backhand sabre-cut—
“I'm hit! I'm killed!” young David cries,
Throws blindly forward, chokes ... and dies.
And look, spike-helmeted, grey, grim,
Goliath straddles over him.
*Стихотворение Грэйвза посвящено его близкому другу и боевому товарищу, Дэвиду Томасу (David Thomas), погибшему в возрасте 20 лет во Фландрии, близ деревушки Фрикурт, 18 марта 1916 года (Первая Мировая война).
**Дэвид был ранен, когда шёл между рядами окопов.
***Намёк на каску прусского офицера времён I Мировой войны - пикельхаубе.
**** Мамврийский дуб - древнее дерево, посаженное, по преданию, Авраамом. То самое, под зеленой листвой которого Авраам потчевал лепешками трех ангелов. Эта сцена изображена на знаменитой иконе Андрея Рублева «Троица».
Вот здесь можно найти иллюстрации к примечаниям.
Куда б ни направлялся я,
За мной влачится тень моя.
Иду, а тень то здесь, то там
По пыльным ползает углам.
Из дома выйду - тень за мной,
Сметает мусор с мостовой.
Я резво через лужу - прыг!
Тень лезет в воду напрямик.
Дорогу я перебежал -
Попала тень под самосвал,
А после отряхнулась бойко
И тут же прыгнула в помойку!
Когда же в ванну я нырнул,
Тень скромно спряталась под стул
И, несмотря на уговоры,
Там просидела до упора.
Понятно, почему она
Черным-черна? - Грязным-грязна!
Эдвард Дайсон
(1865-1931)
«ЗАЧЕМ РОМЕО ТЫ?»*
Я помню вид нелепый твой:
Камзол широк, мешком штаны,
Ты сам высокий и худой,
И мне напомнил со спины
Жирафа. Реплики бледны,
Медлителен до тошноты.
К тебе слова обращены:
«Зачем, зачем Ромео – ты?»
За пятьдесят тебе с лихвой,
Глаза косят, воспалены.
Кивки надменной головой,
Походка, позы – так смешны.
Ты бормотал про лик луны –
Смеялся зал до хрипоты.
Тебе насмешки не страшны,
И снова здесь, Ромео, ты?
Тот парень был хорош собой,
И стать, и гордость в нём видны.
За что, скажи мне, злой судьбой
Ему твои черты даны,
Ужимки, речь, что так скверны?
Изгадив роль до срамоты,
Своей не видишь в том вины.
Ты шут – какой Ромео ты?
ПОСЫЛКА
Ты зависти пример живой,
Рассадник лжи и клеветы,
Но про талант толкуешь свой.
Где тут талант, Ромео? Ты?!?
(15.12.2007)
*У. Шекспир. Ромео и Джульетта. (II, ii, 33)
Edward Dyson
(1865–1931)
“WHEREFORE ART THOU ROMEO?”
I see thee still in doublet wide,
And hose well kept, a world too slack,
So long and lean thou wert allied,
It struck me, with that curious back,
The Zoo giraffe. Thy brow was black,
Thy speech was awkward, action slow.
I whispered at thy first attack:
“And wherefore art thou Romeo?”
Thou wert then fifty and cross-eyed;
For acting never hadst the knack.
With stilted bow and Irving stride
Thou tookst the stage, and Jill and Jack
Both sniggered, when with damned clack
Thou talkedst of moons, and wrecked the show.
And here by Heaven, thou art back.
Oh, wherefore art thou Romeo?
This fellow was a lad of pride,
No prinked-out fool, with just a snack
Of bounder, and by Fate allied
To pale effeminates who smack
The rouge about. Thou art a quack!
Thy treatment brings the lover low.
Thou’rt living still our hearts to crack;
Oh, wherefore art thou Romeo?
ENVOY
No egotism dost thou lack,
Great scorn hast for the rival pro.,
And talk’st thou of thy art. Alack!
And wherefore art, thou Romeo?
(1921)
Красивая, печальная, хмельная,
С поникшей хризантемой на плече,
Она брела по городу, не зная,
Куда она направилась, зачем?
Она была немыслимо одета:
В вечернем платье, в огненном венце.
Улыбка – что фальшивая монета –
Заплатой на заплаканном лице.
Уловка, чтобы сдерживать рыданья,
Что, впрочем, плохо удавалось ей,
И первые приметы увяданья
При этом становились лишь видней.
От скорбной влаги щёки холодели,
А слёзы всё текли. За ними вслед
Текли часы, струились дни, недели,
Впадая ручейками в русло лет.
И город был омыт её слезами,
В её зрачках века отражены…
Шла Осень с обречёнными глазами
Бесплодной и стареющей жены.
Поль Валери
(1871–1945)
Перевод с французского
Послушно два весла в речную входят гладь,
Вселяя в сердце грусть по беззаботной суше,
Мне тяжестью своей обременяют душу
И небу норовят печальный ритм задать.
Недрогнувшей рукой красоты разбиваю,
И наблюдаю смерть рождённых мной кругов,
Весь этот яркий мир я сокрушить готов,
Мир листьев и огня, который воспеваю.
Бесхитростный муар покрытых рябью вод,
Деревьев благодать, гармонии блаженство -
Вспори, мой дерзкий чёлн, нарушив совершенство,
Пусть памяти штрихи спокойствие сотрёт.
Нет, прежде никогда от бунтаря-вандала
Мир хрупкий не терпел таких больших утрат,
Но коль из детства я по воле солнц изъят,
К истокам восхожу, где имени не стало.
Гигантской нимфе рек мой дух не побороть,
Меня не удержать прозрачными руками.
От леденящих пут освобожусь рывками,
Гребца не соблазнит её нагая плоть.
Мои златые дни реки неугомонность
Торопится покрыть повязкою слепца,
И радость прежних дней развеют до конца
Журчание воды и жизни монотонность.
Под сводчатым мостом река меня несёт.
Пролёты встали в ряд, ветров и ночи полны,
Пытаясь от тоски разбить речные волны,
Но гордая их кость прочней любых ворот.
Душа лишь озарит их силуэт помпезный
Сияньем солнц-очей, чтоб веки вновь сомкнуть.
Упорный как скала, я продолжаю путь,
Идя наперекор лазури бесполезной.
Paul Valery
(1871–1945)
LE RAMEUR
Penche contre un grand fleuve, infiniment mes rames
M'arrachent а regret aux riants environs;
Ame aux pesantes mains, pleines des avirons,
Il faut que le ciel cede au glas des lentes lames.
Le coeur dur, l'oeil distrait des beautes que je bats,
Laissant autour de moi murir des cercles d'onde,
Je veux а larges coups rompre l'illustre monde
De feuilles et de feu que je chante tout bas.
Arbres sur qui je passe, ample et naive moire,
Eau de ramages peinte, et paix de l'accompli,
Dechire-les, ma barque, impose-leur un pli
Qui coure du grand calme abolir la memoire.
Jamais, charmes du jour, jamais vos graces n'ont
Tant souffert d'un rebelle essayant sa defense:
Mais, comme les soleils m'ont tire de l'enfance,
Je remonte а la source ou cesse meme un nom.
En vain toute la nymphe enorme et continue
Empeche de bras purs mes membres harasses;
Je romprai lentement mille liens glaces
Et les barbes d'argent de sa puissance nue.
Ce bruit secret des eaux, ce fleuve etrangement
Place mes jours dores sous un bandeau de soie;
Rien plus aveuglement n'use l'antique joie
Qu'un bruit de fuite egale et de nul changement.
Sous les ponts anneles, l'eau profonde me porte,
Voutes pleines de vent, de murmure et de nuit,
Ils courent sur un front qu'ils ecrasent d'ennui,
Mais dont l'os orgueilleux est plus dur que leur porte.
Leur nuit passe longtemps. L'ame baisse sous eux
Ses sensibles soleils et ses promptes paupieres,
Quand, par le mouvement qui me revet de pierres,
Je m'enfonce au mepris de tant d'azur oiseux.
Альфред Нойес
(1880-1958)
Перевод с английского
Шервуд предрассветный. Здесь ли Робин Гуд?
В тёмной чаще тени серые плывут,
Призрачным оленям грезится стрелок,
Что встаёт из тени и трубит в свой рог.
Робин Гуд, ты с нами! – всех лесных стрелков
Будит на рассвете отдалённый зов,
Что как встарь скликает удалой народ.
В Шервуде, в Шервуде утро настаёт.
Поцелуй июня, Англию согрей!
Эльфы под луною в танце кружат фей,
И сверкают сотни крыльев-лепестков
Пламенем рубинов, блеском жемчугов.
Англия проснулась, хороша, как встарь:
Кудри золотые, карих глаз янтарь.
Робин Гуд вернулся под зелёный свод,
В Шервуде, в Шервуде утро настаёт.
Для него Любовью приготовлен дом:
Жимолость, шиповник расцвели кругом.
Залилась румянцем неба бирюза,
И сияют счастьем Мэрион глаза.
Жаворонка песня льётся с высоты.
Заждалась подруга: Робин, где же ты?
Сотни фей и эльфов водят хоровод,
В Шервуде, в Шервуде утро настаёт.
Оберон раздвинет жухлую траву,
Красно-золотую разметёт листву,
Чтоб смельчак Вилл Скарлетт, услыхав сигнал,
Из лесной постели в строй весёлый встал.
Едет с Крошкой Джоном - Тук, монах лихой,
Крепкие дубинки, фляги под рукой.
Мёртвые проснулись, время вспять идёт,
В Шервуде, в Шервуде утро настаёт.
Нежный южный ветер листья шевелит.
В самом сердце Англии Робин не забыт,
И над лесом шёпот слышно там и тут:
В Шервуде светает, спит ли Робин Гуд?
Англия взывает: Робин, полно спать!
Шервуд звуком рога всколыхни опять,
Пусть нарушит эхо вековую тишь,
В Шервуде светает, Робин Гуд, ты спишь?
Где олени бродят в тишине лесов,
Созывает Робин вольных молодцов.
Зелены дублеты, ясен небосвод,
В Шервуде, в Шервуде утро настаёт.
Рог зовёт - и слышишь? - средь лесных аллей
Эхом раздаётся треск сухих ветвей.
Папоротник вздрогнул, гнутся стебельки,
На рассвет шагают вольные стрелки.
Робин! Робин! Робин! Всех лесных стрелков
Поднял на рассвете отдалённый зов,
И как встарь собрался удалой народ.
В Шервуде, в Шервуде утро настаёт.
Alfred Noyes
(1880-1958)
A Song of Sherwood
Sherwood in the twilight, is Robin Hood awake?
Grey and ghostly shadows are gliding through the brake,
Shadows of the dappled deer, dreaming of the morn,
Dreaming of a shadowy man that winds a shadowy horn.
Robin Hood is here again: all his merry thieves
Hear a ghostly bugle-note shivering through the leaves,
Calling as he used to call, faint and far away,
In Sherwood, in Sherwood, about the break of day.
Merry, merry England has kissed the lips of June:
All the wings of fairyland were here beneath the moon,
Like a flight of rose-leaves fluttering in a mist
Of opal and ruby and pearl and amethyst.
Merry, merry England is waking as of old,
With eyes of blither hazel and hair of brighter gold:
For Robin Hood is here again beneath the bursting spray
In Sherwood, in Sherwood, about the break of day.
Love is in the greenwood building him a house
Of wild rose and hawthorn and honeysuckle boughs:
Love is in the greenwood, dawn is in the skies,
And Marian is waiting with a glory in her eyes.
Hark! The dazzled laverock climbs the golden steep!
Marian is waiting: is Robin Hood asleep?
Round the fairy grass-rings frolic elf and fay,
In Sherwood, in Sherwood, about the break of day.
Oberon, Oberon, rake away the gold,
Rake away the red leaves, roll away the mould,
Rake away the gold leaves, roll away the red,
And wake Will Scarlett from his leafy forest bed.
Friar Tuck and Little John are riding down together
With quarter-staff and drinking-can and grey goose-feather.
The dead are coming back again, the years are rolled away
In Sherwood, in Sherwood, about the break of day.
Softly over Sherwood the south wind blows.
All the heart of England his in every rose
Hears across the greenwood the sunny whisper leap,
Sherwood in the red dawn, is Robin Hood asleep?
Hark, the voice of England wakes him as of old
And, shattering the silence with a cry of brighter gold
Bugles in the greenwood echo from the steep,
Sherwood in the red dawn, is Robin Hood asleep?
Where the deer are gliding down the shadowy glen
All across the glades of fern he calls his merry men--
Doublets of the Lincoln green glancing through the May
In Sherwood, in Sherwood, about the break of day--
Calls them and they answer: from aisles of oak and ash
Rings the Follow! Follow! and the boughs begin to crash,
The ferns begin to flutter and the flowers begin to fly,
And through the crimson dawning the robber band goes by.
Robin! Robin! Robin! All his merry thieves
Answer as the bugle-note shivers through the leaves,
Calling as he used to call, faint and far away,
In Sherwood, in Sherwood, about the break of day.
В далёком королевстве с названием на "эль",
Жила-была принцесса по имени Адель.
Принцесса, как принцесса. Известно, что она
Была мила, красива, богата и умна.
Наряды обожала! - скажу, но только вам -
Двенадцать тысяч платьев висело по шкафам!
Был у принцессы замок, две сотни верных слуг
И принц Анри красавец - жених и лучший друг.
Всё было бы прекрасно, но как-то летним днём
Дракон напал на замок и всё пожёг огнём.
Спалил шкафы, кровати, столы, и даже трон,
А лошадей принцессы с каретой слопал он.
Всё золото пропало, но худшая беда:
Двенадцать тысяч платьев исчезли без следа.
Сама Адель осталась, в чём мама родила,
Ни юбки, ни рубашки - сгорело всё дотла!
Прислуга разбежалась - тут струсил бы любой,
А жениха-красавца унёс дракон с собой.
Искала одеяло, портьеру, простыню,
Но лишь мешок дырявый нашла принцесса-ню.
Помяла, повертела - фасон-то, не ахти!
Надела - что же делать? Не голой же идти.
Пошла она вприпрыжку, легко - поклажи нет -
По выжженным деревьям искать драконий след.
Шагала днём и ночью, не ела, не спала.
Вдруг на пути возникла высокая скала.
В низу скалы пещера, храпит дракон внутри,
А за драконом спящим - прекрасный принц Анри.
- "Проснись!" - кричит принцесса, - "Есть разговор, дракон!"
- "Прошу не беспокоить!" - ей отвечает он, -
Я так вчера объелся, что булькает в груди.
Когда проголодаюсь, тогда и приходи".
- " А правда ли, что в лёгких твоих такая мощь,
Что ты одним дыханьем сжигаешь десять рощ?"
- "О, это мне - раз плюнуть!" - дыхнул, что было сил,
И двадцать, а не десять, ближайших рощ спалил.
- "Ещё!" - Адель в восторге, - "Какие чудеса!"
И снова запылали окрестные леса.
Когда же попытался он дунуть в третий раз,
Иссяк огонь драконий, лишь пыхнул - и угас.
Адель дракону: "Браво! Достойно похвалы!
А можешь за минуту - сто раз вокруг скалы?"
- "Конечно, да! Смотри-ка!" - и сделал без торгов,
Пыхтя и отдуваясь, в минуту - сто кругов.
Упал в изнеможенье, ни слова не сказал,
Блаженно улыбнулся и закатил глаза.
Адель кричала в ухо и щекотала, но
Лежал он неподвижно и смирно, как бревно.
Вошла она в пещеру и вывела на свет
Красавца со словами: "А вот и я, привет!
Пойдём скорей, любимый. Ты цел ли? Говори!"
Но на Адель с презреньем смотрел её Анри.
- "Ты скверно пахнешь гарью, вся в саже, босиком.
Пойди, поправь причёску и вымойся. Бегом!
Что на тебе надето? Наряд - ну просто жуть!
Пока его не сменишь, ни слова не скажу".
Нахмурилась принцесса и говорит в ответ:
- "А ты, мой принц прекрасный, изысканно одет.
Твой внешний вид опрятен, и не помят камзол,
Но, знаешь что, приятель, - какой же ты... козёл!"
Принцесса удалилась, легка и весела...
Они не поженились - такие, брат, дела!
Я Барби! Заметьте: не Таня, не Света!
Красива, известна, по моде одета.
Я мало похожа на женщин реальных -
Им век не достичь моих форм идеальных!
Не вянет с годами моя красота,
Я кукла-картинка, я кукла-мечта!
На куклу Аглаю гляжу свысока я:
Подумайте только, кулёма какая!
Смешная дурёха с бесформенным телом!
Небось, создавали её между делом.
Тряпичное чучело с ватой внутри -
Ну, просто уродина, как ни смотри!
Но что это? Как это? Так не бывает!
Хозяйка моя, обо мне забывая,
Аглаю берёт и сажает в коляску,
Ей песню поёт, сочиняет ей сказку,
Целует, качает, выносит гулять,
А после в свою забирает кровать!
Я Барби! Я лучшая кукла на свете!
Мои легионы идут по планете.
Меня вы найдёте во всех магазинах:
В столицах и сёлах, в горах и низинах.
Весь мир покорила мордашка моя...
Но кукле тряпичной завидую я!
Учитель! Я не предавал!
Я не Иуда!
Я плакал, Бога призывал
И верил в чудо.
Когда Ты крест свой тяжкий нёс,
Я был с Тобою
И плёлся, как побитый пёс,
Вслед за толпою.
Ты завершил земной свой путь
В венце терновом,
Я мир решился всколыхнуть
Заветным Словом.
Мне пытки вытерпеть пришлось
И заточенье,
Но сколько грешников спаслось
Твоим ученьем!
И бренной жизни не ценя,
Я не берёгся...
- Но ты отрёкся от меня,
Но ты отрёкся!
Я не в восторге от зимы,
Стихи ей посвящать не буду!
Без спросу явится, а мы
Получим холод и простуду?
С собой плутовка принесёт
Метели, стужу, гололёд,
Промозглый ветер, грязь и слякоть -
Тут не стихи писать, а плакать!
Конечно, если очень надо,
Могу воспеть пушистый снег,
Мороз и солнце, детский смех...
Нет, это просто муки ада!
Прошу простить, читатель мой:
Я нынче не в ладах с зимой.
(итальянский сонет)
Мужчина ты. Ничтожен и велик.
Лишь шаг от сутенёра до султана,
От рыцарских доспехов - до сутаны,
От роскоши - до нищенских вериг.
Рождается в любви младенца крик,
Безоблачны проказы мальчугана,
Но жизнь конечна и полна обмана,
Осмотришься - а ты уже старик.
Удобна, широка дорога в ад,
Путь к райским кущам крут и эфемерен,
Но обе перспективы нас страшат.
Уже алеет красками закат -
Пусть будет миг, что нам с тобой отмерен,
Единственной из стоящих наград.
Этот город сошёл с ума!
Лишь вчера он дрожал от стужи,
А сегодня глядится в лужи.
В Петербурге зима, зима...
И вверху, и внизу - вода,
Мы с тобою промокли оба,
И видавшая виды обувь
Пьёт коктейль из дождя и льда.
Щедрый ветер для нас двоих
Дарит запах Невы и хлеба.
Капли влаги со вкусом неба
Я ловлю на губах твоих.
В полудрёме стоят дома,
Занавешенные туманом,
Нездоровится горожанам.
В Петербурге зима, зима...
Детское, абсурдное, безыдейное
Я слепил для Анфиски с Полиной
Пластилинового исполина.
Обернулся мой пластилин
Славным витязем из былин.
Но наморщила лоб Полина:
"Лучше б сделал горшок из глины!"
И Анфиска скривила рот:
"Ну, зачем мне такой урод?"
Мисс Анфиса и мисс Полина
Так расстроили исполина,
Что обиженный сник, раскис,
Невзлюбив всех Полин и Анфис.
Загрустившего исполина
Я с трудом излечил от сплина.
Пластилиновый великан
Стал любимцем Елен, Татьян,
Лиз, Наташ, Катерин, Людмил -
Все находят, он очень мил.
Валентине и Магдалине
Он играет на мандолине,
Оле, Анечке и Тамарке
Покупает цветы, подарки...
Но едва подойдёт Полина -
Сразу выброс адреналина!
Если ж ты, не дай Бог, Анфиска,
То не стой к исполину близко!
Вопль Анфиски и писк Полины
Не разжалобят исполина,
Попадутся - их песня спета!
Но могу им помочь советом:
Пусть обнимут его, и вдруг
Он размякнет... от тёплых рук!
Соответственно настроению,
Я надену что-то весеннее,
Что-то свежее, неизбитое,
Из листвы молодой пошитое.
Что-то ветреное, воздушное,
Словно облако непослушное.
Мне бы радугу легкокрылую,
Чтобы ею плечи укрыла я.
Эту песенку беззаботную
На себя накину охотно я.
Подойдёт мне капель звенящая,
Птичий щебет, лучи слепящие.
Нужно что-нибудь уникальное,
Невозможное, нереальное,
Эксклюзивное, элитарное...
Под серёжки твои янтарные.
Закрыть защёлку изнутри,
Одежду сбросить у кровати
И в нежный плен твоих объятий
Отдать свободу... до зари.
Уткнуться в тёплое плечо
И запах твой - такой знакомый -
Вдыхать. Не совладать с истомой
И таять плавкою свечой.
Прильнуть к тебе и ослабеть,
Заснуть с улыбкой глуповатой,
Чтоб утром фениксом крылатым
Восстать из пепла и запеть.
(песня в исполнении Ингрид, перевод с французского)
Ты обещал,
И я ждала...
Ты обещал, что подаришь мне солнце, достанешь луну
Ты обещал мне весь мир, но прислал лишь открытку одну
Ты обещал неземную любовь и блаженство мне дать
Ты обещал мне улыбки, но вижу гримасы опять
Ты обещал,
И я ждала...
Ты обещал, что на крыльях любви мы помчимся вдвоём
Ты обещал путеводную нить, но обрезал её
Ты обещал, что твоей королевой я буду всегда
Ты обещал, но метлу вместо царского скипетра дал
Ты обещал,
И я ждала...
Пошёл ты на...
На-на-на...
Пошёл ты на...
На-на-на...
Вот, сижу, чуть не плачу
Не напрасно прозвали меня "мадмуазель неудача"
Ты обещал,
И я ждала...
Пошёл ты на...
На-на-на...
Пошёл ты на...
На-на-на...
ОРИГИНАЛ:
Ingrid
Tu m'as promis (Tu es foutu)
Tu m'as promis
Et je t'ai cru...
Tu m'as promis le soleil en hiver et un arc en ciel
Tu m'as promis le sable dorе j'ai reзu une carte postale
Tu m'as promis le ciel et la terre et une vie d'amour
Tu m'as promis ton coeur ton sourire mais j'ai eu des grimaces
Tu m'as promis
Et je t'ai cru...
Tu m'as promis le cheval ailе que j'ai jamais eu
Tu m'as promis le fil d'Ariane mais tu l'as coupе
Tu m'as promis les notes de Mozart pas des plats cassеs
Tu m'as promis d'еtre ta reine, j'ai eu pour sceptre un balai
Tu m'as promis
Et je t'ai cru
Tu es foutu
Tu-tu-tu...
Tu es foutu
Tu-tu-tu ...
Je ne sais pas ce qui se passe
Mais je sais pourquoi on m'appelle "mademoiselle pas de chance"
Tu m'as promis
Et je t'ai cru
Tu es foutu
Tu-tu-tu...
Tu es foutu
Tu-tu-tu ...
Около леса в уютном домишке
Тихо жила одинокая мышка.
Ночью, лишь травы росой заблестели,
Мышка пригрелась в мягкой постели.
Только забылась сладостным сном,
Как разбудил её шум за окном.
Мышка вскочила, в окошко глядит.
Видит - сверчок на полянке сидит
И, расплываясь в блаженной улыбке,
Самозабвенно играет на скрипке.
- "Эй, полуночник! Нельзя ли потише?"
- "Что? Извините, я плохо вас слышу!
Скрипка моя все слова заглушает!"
- "Музыка ваша заснуть мне мешает!
Спать я хочу! Не нужна серенада!
Слышите? Музыки больше не надо!"
- "Музыки больше? Вам хочется много?
Что ж, позову я дружка на подмогу!"
Вскоре под лунным рассеянным светом
Двое сверчков заиграли дуэтом.
Мышка кричит из окна скрипачам:
- "Кто же концерты даёт по ночам?
Очень хотела уснуть в тишине я.
Вы же играете только сильнее!"
- "Польку вам надо? Сильней, говорите?
Это мы мигом, нас много - смотрите!"
И запиликали без передышки
Десять сверчков под окошком у мышки.
- "Вот, наказание! Дайте поспать!
Я не просила вас громче играть!"
- "Громче? - Сыграем и громко, и звонко,
Если так цените музыку тонко!"
И расстарались они! Среди ночи
Взвизгнули скрипочки, что было мочи!
Домик дрожал, дребезжали все стёкла.
Мышка взмолилась: - "Не надо! Оглохла!
Очень прошу вас, концерт прекратите!
Хватит мне музыки! Прочь уходите!"
- "Прочь? Так бы сразу сказали! Уйдём!
Лучше для музыки место найдём".
И удалились. А мышка вздохнула,
Влезла в постельку и крепко заснула.
Снилась ей скрипка, концерт при луне...
Мышка всю ночь улыбалась во сне.
Вот компьютер последней модели:
Новизною сверкают панели,
Монитор поражает цветами,
Впечатляет огромная память.
Безграничны его познания,
Выполняет любые задания.
Без труда найдёт информацию:
Биографию, иллюстрацию,
Факты, даты и фотографии.
Знает правила орфографии,
Запятые расставит с точками,
Проследит за полями, строчками.
Строит графики, чертит таблицы,
Правит текст, нумерует страницы.
Он копирует, форматирует,
Исправляет и редактирует.
Вот теперь, с этим чудом реальным
Сочиню я роман гениальный
За неделю. Нет, за день, конечно.
Будет книга моя безупречна,
Принесёт мне почёт, признание,
Деньги, почести, обожание,
Предо мною все двери откроет...
Но... проблемка одна беспокоит,
Так, безделица, сущий пустяк -
ЧТО писать, не придумать никак.
Помню, прошлым летом,
Летом
Я летал по свету,
Свету.
А на землю лёг,
Лёг -
Огонёк зажёг,
Жёг.
Вспыхнул жёлтым шаром,
Шаром,
Маленьким пожаром,
Жаром.
А теперь я дед,
Дед,
Головою сед,
Сед.
Распрямиться мне бы,
Мне бы,
Устремиться в небо,
Небо,
Над лугами взмыть,
Взмыть,
С облаками плыть,
Плыть,
Быстрокрылой птицей,
Птицей
В вышине резвиться,
Взвиться.
Но не выйдет! SOS!
SOS!
Крепко в землю врос,
Врос!
Вскину к небу руки,
Руки -
Там свобода, внуки,
Внуки!
Собрались - и в путь!
В путь!
Стал я лыс? И пусть!
Пусть!
НЕТ, НЕ ЖАЛЕЮ НИ О ЧЕМ
Нет! Ни о чём...
Нет! Не скорблю ни о чём.
Мне не жаль ни наград, ни потерь,
Всё равно мне теперь.
Нет! Ни о чём...
Нет! Не скорблю ни о чём.
Что прошло, то прошло, отжило,
Ставлю крест на былом!
Пусть в огне догорит
Прежней памяти груз,
Радость встреч, боль обид –
Я без них обойдусь!
Сор сердечных тревог,
Все «прости» и «люблю»
Я мету за порог,
Возвращаясь к нулю.
Нет! Ни о чём...
Нет! Не скорблю ни о чём.
Мне не жаль ни наград, ни потерь,
Всё равно мне теперь.
Нет! Ни о чём...
Нет! Не скорблю ни о чём.
Сожжены все мосты,
Ведь теперь в моей жизни есть ты!
ОРИГИНАЛ:
Edith Piaf
Non, je ne regrette rien
Non! Rien de rien ...
Non! Je ne regrette rien...
Ni le bien qu'on m'a fait, ni le mal,
Tout ca m'est bien egal!
Non! Rien de rien ...
Non! Je ne regrette rien...
C'est paye, balaye, oublie,
Je me fous du passe!
Avec mes souvenirs
J'ai allume le feu,
Mes chagrins, mes plaisirs,
Je n'ai plus besoin d'eux!
Balayes les amours
Et tous leurs tremolos,
Balayes pour toujours.
Je repars а zero ...
Non! Rien de rien ...
Non! Je ne regrette rien ...
Ni le bien, qu'on m'a fait, ni le mal,
Tout ca m'est bien egal!
Non! Rien de rien ...
Non! Je ne regrette rien ...
Car ma vie, car mes joies
Aujourd'hui, ca commence avec toi!
Папа сказал, что луна за окошком
Больше, чем яблоко, больше, чем кошка,
Больше, чем комната, больше, чем дом.
Папе поверить могу я с трудом.
Он ошибается, наверняка!
Как она может быть так велика?
Этой ладошкой – смотрите, права я! –
Всю без остатка луну закрываю!
Папа сказал, что меня нет дороже,
Стою я больше, чем кресло из кожи,
Больше, чем целый вагон шоколада,
Больше, чем новая папина лада.
Шутит хитрец! Не позволит мне папа
Яркими красками кресло закапать,
Всю шоколадку не даст и опять
Будет не с дочкой, а с ладой играть.
Папа сказал, что я солнышко, рыбка,
Лучшая радость его и улыбка,
Счастье его и его талисман…
Только я знаю, что это обман!
Сделать не хочет он малости самой:
Поговорить с несговорчивой мамой.
Сколько должна я у мамы просить
Братика или сестрёнку купить?
Детская страшилка к приближающемуся Хэллоуину
Сижу один и маму жду,
Но в коридор я не пойду.
Я знаю - притаился там
Большой трeххвостый Каквастам!
Где тень от вешалки в углу,
Он распластался на полу,
Огромный, как гиппопотам.
Вон - руки, ноги, попа - там!
Его я вижу лишь на треть,
Всего никак не рассмотреть -
Ужасный, страшный Каквастам
По тeмным прячется местам.
То тенью скроется, а то
Повиснет, будто он пальто.
Не маскируйся, Каквастам,
Тебя узнал я по хвостам!
На кухню прошмыгнуть бы мне -
Там мой фонарик на окне,
Но вдруг коварный Каквастам
Пойдeт за мною по пятам?
Конечно, я бы просто мог
Закрыться в детской на замок.
Но - нет! Вот-вот вернeтся мама.
Она слабее Каквастама.
Он может маму уволочь!
Я должен, должен ей помочь!
Так берегись же, Каквастам!
Тебе я маму не отдам!
Мне очень-очень страшно, но
Бегу туда, где так темно.
Подпрыгнув, зажигаю свет -
И... Каквастама больше нет!
Входи скорей, не бойся, мама!
Я выгнал злого Каквастама!
Генри Лонгфелло (1807-1882)
СТРЕЛА И ПЕСНЯ
Перевод с английского
Стрелу я выпустил на ветер,
А где упала – кто ответит?
Так полёт её вольный скор,
Что не мог бы угнаться взор.
Я песню выдохнул на ветер,
А где упала – кто ответит?
И кто за песней уследит?
От глаза путь её сокрыт.
Чрез долгие годы я в дубе нашёл
Стрелу невредимой, вонзившейся в ствол,
А песню свою, до единого слова,
Я в сердце у друга нашёл дорогого.
Henry W. Longfellow (1807-1882)
The Arrow and the Song
I shot an arrow into the air,
It fell to earth, I knew not where;
For, so swiftly it flew, the sight
Could not follow it in its flight.
I breathed a song into the air,
It fell to earth, I knew not where;
For who has sight so keen and strong,
That it can follow the flight of song?
Long, long afterward, in an oak
I found an arrow, still unbroke;
And the song, from beginning to end,
I found again in the heart of a friend.
1845
С.Т. Кольридж (1772-1834)
ВОРОН
перевод с английского
Под дуб, отведать желудей.
Сбежалось множество свиней.
Похрюкивая, с хрустом ели:
В избытке жёлуди поспели.
Когда же ушла ненасытная рать,
Единственный жёлудь остался лежать.
Летел мимо Ворон, невесел он был:
По слухам, он ведьме Печали служил.
Был Ворон чернее, чем сажи комок,
Летел под дождём, но ничуть не промок.
Он жёлудь унёс и в земле закопал,
В долине, где мощный поток протекал.
Куда потом он путь держал?
Низко, высоко летал,
Над холмами, над лугами чёрный Ворон путь держал.
Не одну весну и осень
Ворона по свету носит;
Много лет и много зим –
Мне ли уследить за ним.
И вот он с Подругой назад воротился,
А жёлудь в развесистый дуб превратился.
Построили гнёздышко в ветках повыше
И счастливо жили, растили детишек.
Но вскоре в долину пришёл Лесоруб,
Взглянул исподлобья на воронов дуб,
Блеснули глаза под насупленным лбом.
Без слов Лесоруб застучал топором,
И рухнуло дерево вместе с гнездом.
Разбились птенцы, не умея летать,
Затем умерла безутешная мать.
Срубил Лесоруб все сучки на дубке,
Доставить бревно предоставил реке.
Наделали досок, зачистили ствол,
И дуб на добротный корабль пошёл.
Вот вышел он в море, но так уж случилось,
Что страшная буря в тот день разразилась,
И судно разбилось о выступы скал.
Над ним чёрный Ворон кругами летал,
Он слышал предсмертные крики людей,
Он видел, как мачта исчезла в воде.
И он ликовал над пучиной бурлящей,
А Смерти, с крушенья на тучке летящей,
Твердил он спасибо за пир настоящий:
Пусть всё потерял, но ОТМЩЕНЬЯ НЕТ СЛАЩЕ!
C.T. Coleridge (1772-1834)
THE RAVEN
Underneath an old oak tree
There was of swine a huge company,
That grunted as they crunched the mast:
For that was ripe, and fell full fast.
Then they trotted away, for the wind grew high;
One acorn they left, and no more might you spy.
Next came a Raven, that liked not such folly:
He belonged, they did say, to the witch Melancholy!
Blacker was he than blackest jet,
Flew low in the rain, and his feathers not wet.
He picked up the acorn and buried it straight
By the side of a river both deep and great.
Where then did the Raven go?
He went high and low,
Over hill, overt dale, did the black Raven go.
Many Autumns, many Springs
Traveled he with wandering wings;
Many Summers, many Winters –
I can’t tell half his adventures.
At length he came back, and with him a She,
And the acorn was grown to a tall oak tree.
They built them a nest in the topmost bough,
And young ones they had, and were happy enow.
But soon came a Woodman in leathern guise,
His brow, like a pent-house, hung over his eyes.
He’d an axe in his hand, not a word he spoke,
But with many a hem! and a sturdy stroke,
At length he brought down the poor Raven’s own oak.
His young ones were killed, for they could not depart,
And their mother did die of a broken heart.
The boughs from the trunk the WOODMAN did sever;
And they floated it down on the course of the river.
They sawed it in planks, and its bark they did strip,
And with this tree and others they made a good ship.
The ship, it was launched; but in sight of the land
Such a storm there did rise as no ship could withstand.
It bulged on a rock, and the waves rushed in fast;
Round and round flew the Raven, and cawed to the blast.
He heard the last shriek of the perishing souls –
See! see! o’er the topmast the mad water rolls!
Right glad was the Raven, and off he went fleet,
And Death riding home on a cloud he did meet,
And he thanked him again and again for that treat:
They had taken his all, and REVENGE IT WAS SWEET!
1797
С.Т. Кольридж (1772-1884)
ПЕСНЯ, ex improviso
В ответ на песню, восхваляющую красоту женщины
перевод с английского
О лба лилейной белизне,
О розах щёк не пойте мне.
Довольно роз, и лилий тоже!
Но мне дороже во сто крат
Очей Любви тот кроткий взгляд,
Что лишь Любовь увидеть может!
S.T. Coleridge (1772-1884)
SONG, ex improviso
On Hearing a Song in Praise of a Lady’s Beauty
‘Tis not the lily-brow I prize,
Nor roseate cheeks, nor sunny eyes,
Enough of lilies and of roses!
A thousand-fold more dear to me
The gentle look that Love discloses, –
The look that Love alone can see!
1830
ЧАС ДНЯ
Кто укрылся под листвой?
Это кобольд-домовой*
Здесь залёг, глазами моргает.
Шумной суетной гурьбой
Воробьи вступили в бой;
Куры землю с гряд разгребают.
В улей свой летит пчела;
Вот хозяйка подошла,
Встала, засмотрелась в окошко.
А пеструшка пошустрей
В дверь открытую скорей
Скок-поскок – клевать с полу крошки.
ДВА ЧАСА
Час уборки. Крошки хлеба
В дверь открытую стряхнём,
Отскребём столы до блеска
И надраим пол с песком.
Кур и кошек прочь прогоним –
Не мешайте убирать.
Марш и ты отсюда, Джони!
Лучше в мяч беги играть.
ТРИ ЧАСА
Вот уличный торговец у дверей.
Давно здесь не был – отвори скорей!
Он Джону нашему игрушку дал,
Большим хорошим мальчиком назвал.
Хозяйка купит семена для сада,
А Грэтхен** – чёткам и булавкам рада.
ПРИМЕЧАНИЯ:
*Кобольд – в Северной Европе являлся добродушным домовым, однако в ответ на пренебрежение мог устроить в доме хаос и беспорядок.
**Грэтхен – по сюжету, горничная или служанка.
ЧЕТЫРЕ ЧАСА
Грэтхен перед зеркалом
Возится с причёской.
Тут и масло для волос
И для мессы чётки.
У кувшина для воды
Откололся носик.
Глянь! – дырявые чулки
Наша Грэтхен носит.
ПЯТЬ ЧАСОВ
Кисонька-киса, на солнышке спишь.
Что тебе снится такого?
Вижу коров на зелёном лугу,
Знать, молочко мне готово.
Кисонька-киса, глазки открой.
Где твоя дочка-малышка?
Села под лестницей рядом с норой,
Ждёт, когда выглянет мышка.
ШЕСТЬ ЧАСОВ
Наш маленький Джон и Элайза
На мельню пошли вечерком,
Но старая мельница встала,
Ни звука в амбаре пустом.
Домой крошка Джон и Элайза
К вечернему чаю бегут.
Проголодались детишки,
Съедят всё, что только дадут.
Данный цикл входит в книгу Ховарда Пайла «Волшебные часы»; там 24 оригинальные сказки Пайла в прозе, а перед каждой сказкой – короткий стишок, но написаны все стихи не Ховардом, а его женой, Кэтрин Пайл. Весьма посредственные и несовершенные по форме, они значительно уступают поэзии Ховарда Пайла. Я взялась за их перевод только потому, что книга «Волшебные часы», возможно, будет в скором времени издаваться.
К смысловой части текста Кэтрин Пайл я отнеслась, как всегда, бережно и рифмовку авторскую сохранила, но ритмику позволила себе не соблюдать. Тексты оригинала разрешите полностью не перепечатывать, даю лишь образцы.
Katherine Pyle
Two O’clock
They shake the bread-crumbs
Out of the door,
They scrub the tables
And sand the floor;
They shoo out the chickens
And cats, and all,
And say, “Run, Johnie,
And play with your ball!”
Five O’clock
*-cat, *-cat, what do you dream,
Sleeping out there in the sun?
I dream that the cows are out in the lane;
I guess that milking is done.
*-cat, *-cat, open your eyes.
Do you see what your kitten’s about?
She’s found a great mouse-hole that’s close to step,
And is watching for him to come out.
Кэтрин Пайл
перевод с английского
(см. пояснения к первой части)
ОДИННАДЦАТЬ ЧАСОВ УТРА
Кухарка Бэтти печку открывает,
И кобольд чует – пахнет пирогом!
Глотая слюнки, он одним прыжком
К духовке подбегает.
А старой толстой Бэтти жарко стало,
Вспотела и не видит хитреца,
И дверцей хлопнув у его лица,
Чуть нос не оторвала.
ПОЛДЕНЬ
Вот час полудня настаёт;
Обед мужчин уставших ждёт.
И захватив пивные кружки,
В подвал торопится толстушка.
Нарезан хлеб, суп на столе,
Капуста булькает в котле.
Хозяйка Грэтхен вновь бранит,
А Таузер в тенёчке спит.
Katherine Pyle
Eleven O’clock
The cook undoes the oven door;
The kobold smells the baking pies,
Licking his lips, with glistening eyes,
He hops across the floor.
Our fat, old Betty sweats and blows,
She does not see how near he stands,
And when she bangs the door, Good lands;
It ‘most cuts off his nose.
Twelve O’clock
The dial marks the hour of noon;
The men will come to dinner soon,
And Gretchen takes the beer-mugs down
Into the cellar, cool and brown.
The bread is cut, the soup is hot,
The cabbage simmers in the pot;
The mistress scolds a clumsy maid,
And Touzer dozes in the shade.
Кэтрин Пайл
перевод с английского
ВОСЕМЬ ЧАСОВ УТРА
Вдаль плывут облака,
Солнце низко пока,
И трава у пруда сыра.
Вприпрыжку, вприскочку,
С пенёчка на кочку –
Дети в школу идут с утра.
ДЕВЯТЬ ЧАСОВ
Лишь часы покажут девять,
Школьный слышится звонок.
С переклички непременной
Начинается урок.
Наш учитель строг без меры,
У него орлиный нос.
Часто порет он мальчишек
И пыхтит, как паровоз.
Он их строит и муштрует,
Учит их маршировать,
А при выходе из класса
Все должны ему кивать.
ДЕСЯТЬ ЧАСОВ
Детишки, разом присмирев,
Бубнят уроки нараспев
Под звук учительских штиблет скрипучих.
А дома пироги пекут,
Кипит работа. Там и тут
Снуёт, жужжа, мушиный рой летучий.
Всё в доме прибрано уже,
И сковородки для коржей
Расставлены на солнце для просушки.
А Грэтхен, добрая душа,
Спешит для Джона-малыша
Спечь маленькую сладкую ватрушку.
Katherine Pyle
Eight O’clock
The sun in the sky
Is not yet high,
And the grasses are wet by the pool.
With hop and jump,
By hedge and stump,
The children are going to school.
Nine O’clock
The school-bell rings;
The children all
Must answer to
The master’s call.
The master has
A crooked nose;
He whips the boys,
And puffs, and blows;
He makes them stand
And walk by rule
And bow before
They leave the school.
Ten O’clock
The children drone
In sing-song tone,
The master’s shoes creak on the floor.
They are baking pies
At home, and flies
Buzz in and out the open door.
The beds are made;
The pans are laid
Out in the pleasant sun to dry.
Good Gretchen takes
Some dough, and makes,
For little John, a saucer pie.
Кэтрин Пайл
перевод с английского
ПЯТЬ ЧАСОВ УТРА
Застёгивая платье на бегу,
Торопится служанка к очагу,
Суёт, нахмурясь, в печку кочергу.
От ярости на Грэтхен сам не свой,
Глаза ей кобольд забросал золой.
«Ах, чтоб тебя!» - раздался окрик злой.
В хозяйской спальне скрипнула кровать;
Хозяин приподнялся, чтоб сказать:
«Жена, жена! Вставай скорее – пять!»
ШЕСТЬ ЧАСОВ
Открыта дверь,
Трава блестит росой.
Забыта ночь
И с нею страх ночной.
Свистит скворец
Мотив весёлый свой.
Спешит хозяйка –
Множество забот:
Расставить стулья,
Стол накрыть. И вот
Наш завтрак: яйца,
Сливки, хлеб и мёд.
СЕМЬ ЧАСОВ
Шалит опять,
Шалит опять
Наш кобольд. Нос пошёл совать
Во все горшки и вёдра, плошки;
Потом за хвост подёргал кошку.
Толстуха Грэтхен чашки мыла,
Одну, растяпа, уронила.
Та на ногу плутишке – бряк!
Он аж запрыгал – больно так!
Katherine Pyle
Five O’clock
The sleepy maid comes stumbling down
The steps, while buttoning her gown,
And pokes the fire with a frown.
Up in the rage the kobold flies
And blows the ashes in her eyes.
“Plague on the fire!” poor Gretchen cries.
The goodman turned about in bed,
And from the pillow raised his head.
“Wife, wife, it’s five o’clock!” he said.
Six O’clock
The door is open,
The dew is bright.
Forgotten now
Is the lonesome night,
And the starling whistles,
“All is right!”
The house-wife moves
With her briskest tread.
The chairs are set,
And the table spread
With honey and eggs,
And cream, and bread.
Seven O’clock
Around about,
Around about,
The kobold played and in and out;
He peeped in every pot and pail,
And grinned, and pulled the *’s tail.
Big clumsy Gretchen, washing up
The breakfast dishes, dropped a cup.
It fell upon the kobold’s toe,
And made him hop, it hurt him so.
Кэтрин Пайл
(см. примечание к первой части)
ДВА ЧАСА НОЧИ
Ярко светила луна,
Чёрный петух закричал,
А из другого двора
Красный ему отвечал.
Толстая Грэтхен, вздохнув,
Перевернулась во сне,
Руки закинула вверх,
Сладко сопит на спине.
Зашевелился и пёс,
Спину со сна потянул,
Морду пристроил меж лап,
Замер и снова заснул.
ТРИ ЧАСА
В комнатах холод, сквозняк на полу.
Кобольд заснул, закопавшись в золу.
Скрип половицы,
Мышке не спится,
Кобольду сон удивительный снится.
Рожицы корчит,
Морщится он
И, улыбаясь,
Смотрит свой сон.
ЧЕТЫРЕ ЧАСА
Пропел петух, за ним другой.
Похолодало. Кобольд мой
Во сне густые сливки пил,
Жаркое из гуся ловил.
Почти поймал, да вдруг проснулся,
Вздохнул и на бок повернулся.
К смысловой части текста Кэтрин Пайл и рифмовке я отнеслась, как всегда, бережно, но размер строк позволила себе не соблюдать. Это детская книга, здесь важнее точно нарисовать картинку, чем скопировать форму стиха.
Katherine Pyle
Two O’clock
The black * crowed;
The moon was bright;
The red * answered
Through the night.
Big Gretchen sleeping,
Turned in bed,
And tossed her arms
Above her head.
The old hound stretched
And, breathing deep,
He settled down
Again to sleep.
Three O’clock
The rooms were cold, the hearth was grey;
Asleep in the ashes the kobold lay.
The board-floor creaked,
The grey mouse squeaked
And the kobold dreamed its ear he tweaked.
He wrinkled up
His forehead and nose
And smiled in his sleep,
And curled his toes.
Four O’clock
The air grew chill, the sky was grey;
The black * crowed, and far away
Another answered. In a dream
The kobold drank thick clotted cream
And chased roast-goose. He woke and sighed,
And turned upon his other side.
*Здесь явно перестарались цензоры, совсем обалдели! На месте звёздочки английское слово "петух".
Кэтрин Пайл
(См. примечания к первой части.)
ОДИННАДЦАТЬ ЧАСОВ НОЧИ
Кто бродит по дому, когда все спят,
Кроме часов в прихожей?
«Тик-так, тик-так» упрямо твердят;
Не слышит никто, но всё же...
Это не Грэтхен бродит по дому,
Слышишь? – она храпит.
Это не пёс наш бродит по дому –
Старый так крепко спит.
Ветер, вздыхая, бродит по дому
Ночью, пока ты спишь.
Он не разбудит беззубого пса,
Не напугает мышь.
ПОЛНОЧЬ
Лают псы сторожевые.
Это кто идёт? Чужие?
Уж давно огонь потушен,
Остывают кирпичи,
А в углу, что потеплее,
Кобольд прячется в печи.
Он сидит – не шелохнётся,
Лишь в ночи сверкает глаз.
Вот и полночь наступила,
Бьют часы двенадцать раз.
Что такое? Жутко стало?
Ты от страха чуть живой.
Натяни-ка одеяло
И укройся с головой.
ЧАС НОЧИ
Час ночи. Тишина кругом.
По тёмной лестнице тайком
Крадётся кошка. Спит весь дом.
Она ступает тихо очень;
Лишь пара глаз во мраке ночи
Зелёным светится огнём.
К смысловой части текста Кэтрин Пайл и рифмовке я отнеслась, как всегда, бережно, но размер строк позволила себе не соблюдать. Это детская книга, здесь важнее точно нарисовать картинку, чем скопировать форму стиха.
Katherine Pyle
Eleven O’clock
Who goes about the house when all
Are sleeping but the clock,
And no one hears it, all alone,
Still saying “tick-a-tock”?
It is not Gretchen, goes about,
She’s snoring in her bed;
It’s not the hound that goes about,
He never lifts his head;
It is the wind that goes about,
Then sighs around the house,
And never wakes the toothless hound,
Or stops the gnawing mouse.
Twelve O’clock
Hist! Hark!
The watch-dogs bark!
The fire is covered,
The bricks grow cold;
In the warmest corner’s
The brown kobold.
He sits quite still,
And his eyes are bright,
The clock strikes twelve;
‘Tis the dead of night.
Snuggle down closer
Into your bed,
And pull the coverlets
Over your head.
One O’clock
One of the clock, and silence deep;
Then up the stairway, black and steep,
The old house-cat comes, creepy-creep,
With soft feet from room to room,
Her green eyes shining through the gloom,
And finds all fast asleep.
Кэтрин Пайл
Данный цикл входит в книгу Ховарда Пайла «Волшебные часы»; там 24 оригинальные сказки Пайла в прозе, а перед каждой сказкой – короткий стишок, но написаны все стихи не Ховардом, а его женой, Кэтрин Пайл. Весьма посредственные и несовершенные по форме, они значительно уступают поэзии Ховарда Пайла. Я взялась за их перевод только потому, что книга «Волшебные часы», возможно, будет в скором времени издаваться.
К смысловой части текста Кэтрин Пайл я отнеслась, как всегда, бережно и рифмовку авторскую сохранила, но ритмику и размер позволила себе не соблюдать. Это детская книга, здесь важнее точно нарисовать картинку, чем скопировать форму стиха. Тексты оригинала разрешите полностью не перепечатывать, даю лишь образцы.
СЕМЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА
Конец дневных забот, пора заката.
Бледнеет небосвод; бегут куда-то
Со смехом деревенские ребята.
Из норки жаба вылезла и рада;
Моргает глазом, прыгает по саду.
Ей нравится вечерняя прохлада.
ВОСЕМЬ ЧАСОВ
Летучие мыши
Мелькают над крышей,
И кобольд-пройдоха не спит.
А ветер, крепчая,
Деревья качает
И шумно листвой шелестит.
Закончены игры,
Молиться – и спать!
Уложены дети
Уютно в кровать.
ДЕВЯТЬ ЧАСОВ
Когда всё в доме в сладких снах,
Украдкою обходит дом,
В халате и чепце ночном,
Мисс Марджери, в одних чулках.
У двери в спальню постоит,
Послушает, а всё ль в порядке?
Сопят ли малыши в кроватке?
А после ляжет, захрапит.
ДЕСЯТЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА
Старый кобольд крадёт
Из буфета лепёшки
И пихает их в рот,
Только сыплются крошки.
Ветер северный, злой.
Ставни хлопают где-то,
Но печною золой
Его ноги согреты.
А из норки глядит
Жадно серая мышка
И о крошках грустит,
Что роняет воришка.
*кобольд = домовой.
Katherine Pyle
Nine O’clock
When all are wrapped in slumbers sweet,
About the house, with stealthy tread,
With flowered gown, and night-capped head
Dame Margery goes, in stocking feet.
She stops and listens at the doors,
She sees that everything is right
And safe, and quiet for the night,
Then goes to bed, and sleeps, and snores.
Ten O’clock
Out of the cupboard
The kobold takes
Some bits of the morning
Griddle cakes.
The windows rattle,
The north wind blows,
But the ashes are warm
Between his toes.
The little grey mouse
Looks out of the wall,
And wishes he had
The crumbs that fall.
Я не важная птица,
Не журавль и не гусь,
Я смешная синица,
Под ногами верчусь.
Птичка я небольшая,
Воробья чуть крупней,
Но птенцов защищая,
Стану кошки сильней.
А чтоб выискать пищу
Для своих «синичат»,
Я от гусениц чищу
Огород твой и сад.
К облакам я не взмою,
Выше крыш не взовьюсь,
Но студёной зимою
Я с тобой остаюсь.
Хоть мне век не исполнить
Соловьиную трель,
Я сумею напомнить,
Что приходит апрель,
Что весеннее солнце
Увеличило дни.
Брось мне крошек в оконце,
Не пугай, не гони!
Почему я «синица»?
Тот, кто имя мне дал,
Как-то синюю птицу
Вдруг во мне угадал.
Услыхав на рассвете
Озорное «тинь-тинь»,
Приглядись и заметишь
Крыльев маленьких синь.
Я всего лишь синица,
Не журавль и не гусь,
Только синею птицей
Для тебя обернусь.
Ховард Пайл
"Перец и соль", 1885
Один ягнёнок летним днём
Резвился под горой.
Четыре волка, сев рядком,
Смотрели за игрой
На лугу.
Он подумал: «Может быть,
Я игрой заворожить
Их смогу – и буду жить,
Убегу!
А волки мирно улыбались,
Любуясь малышом,
И в полной мере наслаждались –
Уж больно хорошо
Он плясал!
Но, измотанный движеньем
И душевным напряженьем,
Наш герой в изнеможении
Вдруг упал.
Сразу звук раздался громкий,
Чавканье звериное –
Захрустел скелетик ломкий,
Как крыло куриное.
Зря старался!
Пусть он всё придумал ловко,
Не спасла его уловка,
Пала бедная головка –
Хвост остался.
Так и со мной; едва закончу труд,
Глядь – критики уж тут как тут,
Сидят и плотоядно ждут –
Что? Попался!
THE SAD STORY CONCERNING
ONE INNOCENT LAMB
AND FOUR WICKED WOLVES
Howard Pyle
A little lamb was gamboling,
Upon a pleasant day,
And four grey wolves came shambling,
And stopped to see it play
In the sun.
Said the lamb, “Perhaps I may
Charm these creatures with my play,
And they’ll let me go away,
When I’ve done.
The wolves, they sat a-smiling at
The playful thing, to see
How exceedingly beguiling that
Its pretty play could be.
See it hop!
But its strength began to wane,
Though it gamboled on in pain,
Till it finally was fain,
For to stop.
Oh! Then there was a munching,
Of that tender little thing,
And a crunching and a scrunching.
As you’ld munch a chicken wing.
No avail
Was its cunning, merry play
For the only thing, they say,
That was left of it that day,
Was its tail.
So with me; when I am done,
And the critics have begun,
All they’ll leave me of my fun
‘Ll be the tale.
Полный текст оригинала и иллюстрация находятся в галерее
http://litsovet.ru/index.php/gallery.view?gallery_id=1015
Ховард Пайл
"Перец и соль", 1885
«Малиновка, малиновка!
На дереве поёшь.
Дам я мякиш белый,
Если вниз сойдёшь».
«Ветер ласковый играет
На цветочных лепестках,
Солнце весело сияет,
Греет травку на лугах;
И подружка молодая
Ждёт меня среди ветвей.
Так что вовсе не нуждаюсь
Я в любезности твоей».
«Малиновка, малиновка!
Вот ветры снег несут.
А ты в моё окошко
Стучишься, милый плут?»
«Злы ветра, цветы завяли,
И в снегу кустарник весь.
Я прошу, чтоб корку дали.
Разреши согреться здесь».
Мои детишки дорогие!
Может, кто из вас видал,
Как корке рад, кто в дни златые
Мякишем пренебрегал?
THE FORCE OF NEED
Howard Pyle
“Hey, Robin! Ho, Robin!
Singing on the tree,
I will give you white bread,
If you will come to me.”
“Oh! The little breeze is singing
To the nodding daisies white;
And the tender grass is springing,
And the sun is warm and bright;
And my little mate is waiting
In the budding hedge for me;
So, on the whole, I’ll not accept
Your kindly courtesy.”
“Hey, Robin! Ho, Robin!
Now the north winds blow;
Wherefore do you come here,
In the ice and snow?”
“The wind is raw, the flowers are dead,
The frost is on the thorn,
So I’ll gladly take a crust of bread,
And come where it is warm.”
Oh, Children! Little Children!
Have you ever chanced to see
One beg for crust that sneered at crumb
In bright prosperity?
Полный текст оригинала и иллюстрация находятся в галерее
http://litsovet.ru/index.php/gallery.view?gallery_id=1015
Ховард Пайл
«Перец и соль», 1885
Сидел на высоком заборе павлин
(Смотрите справа картинку),
Толпился народ, невзирая на чин,
Такого не видел из них ни один,
Всем зрелище было в новинку.
«О, Господи! - Боже! –
Красив, разве нет! –
Ни на что не похоже! –
Не знал белый свет
Столь дивного зрелища с давних тех дней,
Когда Ной выводил из ковчега зверей!
Хвост в пятнах!
А как приятна
Для глаза окраска его оперенья!
Дам шиллинг, чтоб слышать диковинки пенье!
Подумал павлин: «Услыхав, как пою,
Восславят поклонники песню мою».
(Запел).
«О, Господи! - Боже! –
Вот не хватало! –
Это похоже
На скрежет металла!
Где плотники пилы железные точат,
Звук много приятней! – Слушать нет мочи! –
Терпеть невозможно! – Спасите! –
Кошачий концерт прекратите!»
Так добрые люди повсюду кричали
И пальцами уши себе затыкали.
Так опозорился бедный тупица,
Талант не имея, решил им хвалиться.
OVERCONFIDENCE
Howard Pyle
A peacock sat on a garden wall
(See picture here to the right),
And the folk came crowding – great and small –
For it chanced that none in the town at all
Had ever seen such a sight.
If you’d have been there perhaps you’d have heard,
The folk talk thus, as they looked at the bird:
“O crickety! – Law! –
O jimmeny me! –
I never yet saw! –
Who ever did see
Such a beautiful sight in the world before,
Since the animal marched from the old ark door?
O! Look at the spots
In his tail! And the lots
Of green and of blue in his beautiful wings!
I’d give a new shilling to know if he sings!”
The peacock says, “Surely, they’ll greatly rejoice
To hear but a touch of my beautiful voice.”
(Sings.)
“O dear! O dear! –
O stop it! – O do! –
We never did hear
Such a hullaballoo!
‘Tis worse than the noise that the carpenters make,
When they sharpen their saws! – Now, foe charity sake,
Give over this squalling,
And catermawalling!”
Cried all the good people who chanced to be near;
Each thrusting a finger-tip into each ear.
You see the poor dunce had attempted to shine
In a way, that was out of his natural line.
Полный текст оригинала и иллюстрация находятся в галерее
http://www.litsovet.ru/index.php/gallery.view?gallery_id=799
Ховард Пайл
"перец и соль", 1885
Трое портных невысокого роста
Решили – за счастьем пойдём!
С песней весёлой шагать было просто
Так и шли, распевая, втроём.
Облака в небесах проплывали легко,
День был жарким, а солнце уже высоко.
Легко путешествовать летней порой!
Шутили, смеялись до слёз.
Один с утюгом был, с аршином – второй,
А храбрейший – тот ножницы нёс.
Так брели они, весело глядя вокруг,
Молочниц прелестных увидели вдруг.
Денёк был погожий, цветы веселы,
Зеленела юная травка.
Все три девушки были чертовски милы
И вместе сидели на лавке.
Застыли на месте три молодца наши,
Ибо сроду не видели девушек краше.
«Красавицы!» - вымолвил первый из них.
Был он бойким и самым толковым.
«Нас трое красивых парней холостых,
Ни с кем мы не связаны словом.
Вы замуж за нас выходите, все трое.
Пусть ростом не вышли – душой мы герои».
Сказала одна из прелестных подруг:
-«А что есть у вас за душой, сэр?»
-«Три любящих сердца, аршин, да утюг».
-«Прямо скажем, доход небольшой, сэр.
Вот мой вам совет – уходите скорей.
Найдём для себя побогаче мужей».
Трое портных невысокого роста
Понуро продолжили путь.
Шагать без улыбки и песни непросто,
Но шутить не хотелось ничуть.
Коль красотки горды и как лёд холодны,
И бравые парни бывают грустны.
THE ROMANTIC ADVENTURES OF THREE TAILORS
Howard Pyle
Three little men went a-jogging along –
Along in the sunshiny weather.
And they laughed and they sang an occasional song
Which they all of them caroled together.
And the great white clouds floated over the sky,
And the day it was warm and the sun it was high.
As three jolly tailor men all were they,
As you’d find in a dozen of years,
One carried a yardstick, another the goose,
And the bravest of all bore the shears.
So they merrily trudged until after awhile
They came where three milkmaids sat all on a stile.
..........
Английский текст басни приведён в отрывке.
Полный текст оригинала и иллюстрация находятся в галерее
http://litsovet.ru/index.php/gallery.view?gallery_id=1015
Ховард Пайл
"Перец и соль", 1885
Жил китаец в Кохинхине,
Звался именем А-Ли.
Все подобному мужчине
Позавидовать могли –
Был он знатен и богат,
Вышит золотом халат,
Дочь красавица – вы б лучше не нашли.
Ма-Ри-Ан – так звали дочь –
Жениха устала ждать.
Ванг безродный был не прочь
Ма-Ри-Ан в супруги взять.
Но А-Ли сказал в ответ:
«Не бывать такому, нет!
Мне не нужен оборванец, нищий зять!»
Не послушались отца,
И бегом на край земли.
Но вдогонку беглецам
Сразу бросился А-Ли.
Но влюблённых в птиц прекрасных
Лу – заступница несчастных –
Превратила, улететь они смогли.
Слушай-ка, А-Ли, приятель!
Помни правило одно:
Неприятных обстоятельств
Не хотим мы в жизни, но
Всё, чего не избежать,
Мы не в силах удержать,
Быстрой птицей улетит от нас оно.
А сюжетец сей простой
Ты найдёшь, читатель мой,
На тарелке голубой,
Той, что в Кохинхине сделана давно.
*Улыбка переводчика:
«Раз пятнадцать он тонул,
Погибал среди акул,
Но ни разу даже глазом не моргнул!»
(См. последние строки каждого куплета)
THE STORY OF A BLUE CHINA PLATE
Howard Pyle
(only last verse, for the complete English text see the link below)
Ah me! Ah-Lee; the chance is,
That we all of us may know
Of unpleasant circumstances
We would like to stay, but oh!
The inevitable things
Will take unto them wings,
And may fly where we may never hope to go.
I would further like to state,
That the tale which I relate,
You can see on any plate
That was made in Cochin China years ago.
Только последний куплет. Полный текст оригинала и иллюстрация:
http://litsovet.ru/index.php/gallery.view?gallery_id=1015
Дама любила свиней.
У ней
Был боров, всех прочих умней –
Хряк Джей-
-мс; и его обаянье,
Красота, воспитанье
Гремели по Англии всей.
Боров сей
Был учтивостью славен своей.
Хозяйке идея взбрела,
Смела! –
Любимцу она наняла –
Нашла –
Одного иностранца,
Чтоб изысканным танцам
И манерам его обучал.
Вскоре стал
Ученик выше всяких похвал.
Вот наш боров в шелка разодет –
И в свет!
До тонкостей знал этикет,
Спору нет.
Ни один кавалер
Не имел тех манер.
Его на балы приглашали,
Уважали,
На почётное место сажали.
И было всё пре-вос-ход-нО!
Да, но...
Хряк влюбился в графиню. Чудно?
Вольно!
Даме, вместо «Люблю!»,
Смог сказать лишь: «Хрю-хрю!»
Щеголять внешним лоском смешно –
Всё равно
Свинской сущности всплыть суждено.
SUPERFICIAL CULTURE
Howard Pyle
I’ll tell of a certain old dame;
The same
Had a beautiful piggy, whose name
Was Jame-
-s; and whose beauty and worth,
From the day of his birth,
Were matters of popular fame,
And his claim
To gentility no one could blame.
So, seeing his promise, she thought
She ought
To have him sufficiently taught
The art
Of deportment, to go
Into company; so
A master of dancing she brought,
Who was fraught
With a style which the piggiwig caught.
So his company manners were rare.
His care
Of social observances there
Would bear
The closest inspection,
And not a reflection
Could rest on his actions, howe’er
You might care
To examine ‘em down to a hair.
Now, things went beau-ti-ful-ly,
Till he
Fell in love with a dame of degree;
Pardie!
When he tried for to speak,
But could only say, “Ow-e-e-k!”
For, whatever his polish might be,
Why, dear me!
He was pig at the bottom, you see.
Полный текст оригинала и иллюстрация находятся в галерее
http://litsovet.ru/index.php/gallery.view?gallery_id=1015
Ховард Пайл, басня из книги "Перец и соль", 1885
Перевод с английского
Миссис Полли Поппенджей
Шла по улице своей.
Так она принарядилась,
Что сама собой гордилась –
Вся в оборках, кружевах,
Миссис Полли Поппен... ах!
Миссис Полли Поппенджей
На приветствия друзей,
Нос задрав, не отвечала,
Ничего не замечала,
Даже лужи пред собой,
Миссис Полли Поппен... ой!
Миссис Полли Поппенджей
Шла, не слушая людей,
А они кричали: «Стой!
Лужа здесь перед тобой!»
Прямо в воду во весь дух
Миссис Полли Поппен... плюх!
Ах, бедняжка Поппенджей!
За урок спасибо ей.
Впредь, коль кто-то возгордится,
Пусть сначала убедится,
Что от луж свободен путь,
Миссис Полли... вот в чём суть!
Howard Pyle
PRIDE IN DISTRESS
Mistress Polly Poppenjay
Went to take a walk one day.
On that morning she was dressed
In her very Sunday best;
Feathers, frills and ribbons gay, -
Proud was Mistress Poppenjay.
Mistress Polly Poppenjay
Spoke to no one on her way;
Passed acquaintances aside;
Held her head aloft with pride;
Did not see a puddle lay
In front of Mistress Poppenjay.
Mistress Polly Poppenjay
Harked to naught the folk could say.
Loud they cried, “Beware the puddle!”
Plump! She stepped into the middle.
And a pretty plight straightway
Was poor Mistress Poppenjay.
Mistress Polly Poppenjay;
From your pickle others may
Learn to curb their pride a little; -
Learn to exercise their wit, till
They are sure no puddles may
Lie in front, Miss Poppenjay.
Полный текст оригинала и иллюстрация находятся в галерее
http://litsovet.ru/index.php/gallery.view?gallery_id=1015
(о том, как её полюбил волшебный принц и взял в свою страну)
Баллада Ховарда Пайла из книги о Робин Гуде, 1883
Перевод с английского
. . . . . 1.
Потоки белые цветов
Боярышник ронял,
И снегопадом лепестков
Мэй Эллен осыпал,
Когда среди густых ветвей
Запел волшебник-соловей.
. . . . . 2.
«О, томный, сладостный напев!
Ты сердце мне пронзил,
Блаженной болью одолев.
Противиться нет сил!»
И Мэй, восторга не тая,
Внимала трелям соловья.
. . . . . 3.
«Певец! Покинь цветущий рай
И вниз ко мне сойди!
Скорей, любви себя отдай,
Прильни к моей груди!»
Так Мэй вскричала; ей в ответ
Боярышник осыпал цвет.
. . . . . 4.
Затрепетали два крыла,
И нежно соловей
Припал к груди, что так бела.
«Люблю!» - вскричала Мэй.
И к сердцу прижимая птицу,
Она спешит в свою светлицу.
. . . . . 5.
Вот ночь пришла, а вместе с ней
И полная луна.
Вдруг юноша предстал пред Мэй
В светлице у окна;
И взор угадывал черты
Нездешней, редкой красоты.
. . . . . 6.
Пал бледный свет на холод плит
И в отблеске лучей
На незнакомца Мэй глядит,
Не отвести очей!
Был гость в сиянии луны
Как дух, что посещает сны.
. . . . . 7.
Чуть слышно молвила она:
«Ответь, откуда ты?
Созданье дьявольского сна,
Иль сказочной мечты?»
И голос зазвучал в тиши,
Как бриз, что клонит камыши.
. . . . . 8.
«Я птицей прилетел сюда
Из сказочной страны
Где вечно лето, где всегда
Деревья зелены.
Прекрасней места не сыскать!
Там королевой – моя мать».
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . 9.
С тех пор гулять в цветущий сад
Мэй Эллен не спешит.
В светлице день и ночь подряд
Затворницей сидит.
Но слышно пенье при луне
И разговоры в тишине.
. . . . . 10.
«Надень каменья и шелка», –
Велит Мэй Эллен мать. –
«Спешит Сэр Хью издалека,
Тебя в супруги взять».
Но Мэй тряхнула головой:
«Не стану я его женой!»
. . . . . 11.
Тут старший брат шагнул вперёд –
Он тучи был мрачней:
«Клянусь, к исходу дня умрёт
Твой мерзкий соловей,
За то, что силой странных чар
Разжёг в душе твоей пожар».
. . . . . 12.
Со скорбной песнею певец
Умчался в даль небес.
Печально оглядев дворец,
В туманной мгле исчез.
«Пойдём же!» – брат окликнул Мэй. –
И вслед глядеть ему не смей!»
. . . . . 13.
И вот венчанья час пришёл
В один из ясных дней.
Весь знатный люд спешит в костёл
На свадьбу юной Мэй.
Жених – сэр Хью Отважный. Он
В шелка и злато облачён.
. . . . . 14.
Невеста в свадебном венце
Парчой блестит наряд,
Но безразличье на лице,
Отсутствующий взгляд.
Уста прекраснейшей из дев
Поют диковинный напев.
. . . . . 15.
Вдруг странный гул наполнил зал –
Не ветер ли завыл?
Нет, это воздух трепетал
Под взмахом сильных крыл.
И в окна, напугав людей,
Ворвались девять лебедей.
. . . . . 16.
Кружа у Мэй над головой,
Тройной свершили круг.
Все гости сгрудились толпой;
И скрыть не смог испуг,
Знаменье крестное творя,
Святой отец у алтаря.
. . . . . 17.
Где прежде на глазах у всех
В толпе стояла Мэй,
Там лебедь белая, как снег,
Явилась меж людей,
И крик протяжный издавая,
Примкнула к быстрокрылой стае.
. . . . . 18.
На свадьбе были старики
С седою головой,
Но не припомнили они
Женитьбы столь чудной.
И был никто сдержать не в силах
Любовь, что деву уносила.
ОРИГИНАЛ:
MAY ELLEN’S WEDDING
(Giving an account how she was beloved by a fairy prince, who took her to his own home.)
. . . . . 1.
May Ellen sat beneath a thorn,
And in a shower around
The blossoms fell at every breeze
Like snow upon the ground,
And in a lime-tree near was heard
The sweet song of a strange, wild bird.
. . . . . 2.
“O sweet, sweet, sweet, O piercing sweet,
O lingering sweet the strain!
May Ellen’s heart within her breast
Stood still with blissful pain:
And so, with listening, upturned face,
She sat as dead in that fair place.
. . . . . 3.
“Come down from out the blossoms, bird!
Come down from out the tree,
And on my heart I’ll let thee lie,
And love thee tenderly!”
Thus cried May Ellen, soft and low,
From where the hawthorn shed its snow.
. . . . . 4.
“Down dropped the bird on quivering wing,
From out the blossoming tree,
And nestled in her snowy breast.
“My love! My love!” cried she;
Then straightway home, ‘mid sun and flower,
She bare him to her own sweet bower.
. . . . . 5.
The day hath passed to mellow night,
The moon floats o’er the lea,
And in its solemn, pallid light
A youth stands silently:
A youth of beauty strange and rare,
Within May Ellen’s bower there.
. . . . . 6.
He stood where o’er the pavement cold
The glimmering moonlight lay.
May Ellen gazed with wide, scared eyes,
Nor could she turn away,
For, as in mystic dreams we see
A spirit, stood he silently.
. . . . . 7.
All in a low and breathless voice,
“Whence comest thou?” said she;
“Art thou the creature of a dream,
Or a vision that I see?”
Then soft spoke he, as night winds shiver
Through straining reeds beside the river.
. . . . . 8.
“I came, a bird on feathered wing,
From distant fairy land
Where murmuring waters softly sing
Upon the golden strand,
Where sweet trees are forever green;
And there my mother is the queen.”
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . 9.
No more May Ellen leaves her bower
To grace the blossoms fair;
But in the hushed and midnight hour
They hear her talking there,
Or, when the moon is shining white,
They hear her singing through the night.
. . . . . 10.
“Oh don thy silks and jewels fine,”
May Ellen’s mother said,
“For hither comes the Lord of Lyne
And thou this lord must wed.”
May Ellen said, “It may not be.
He ne’er shall find his wife in me.”
. . . . . 11.
Up spoke her brother, dark and grim:
“Now by the bright blue sky:
E’er yet a day hath gone for him
Thy wicked bird shall die!
For he hath wrought thee bitter harm,
By some strange art or cunning charm.”
. . . . . 12.
Then, with a sad and mournful song,
Away the bird did fly,
And o’er the castle eaves, and through
The gray and windy sky.
“Come forth!” then cried the brother grim,
“Why dost thou gaze so after him?”
. . . . . 13.
It is May Ellen’s wedding day,
The sky is blue and fair,
And many a lord and lady gay
In church are gathered there.
The bridegroom was Sir Hugh the Bold,
All clad in silk and cloth of gold.
. . . . . 14.
In came the Bride in samite white,
With a white wreath on her head;
Her eyes were fixed with a glassy look,
Her face was as the dead,
And when she stood among the throng,
She sang a wild and wondrous song.
. . . . . 15.
Then came a strange and rushing sound
Like the coming wind doth bring,
And in the open windows shot
Nine swans on whistling wing,
And high above the heads they flew,
In gleaming flight the darkness through.
. . . . . 16.
Around May Ellen’s head they flew
In wide and windy flight,
And three times round the circle drew.
The guests shrank in affright,
And the priest beside the altar there,
Did cross himself with muttered prayer.
. . . . . 17.
But the third time they flew around,
Fair Ellen straight was gone,
And in her place, upon the ground,
There stood a snow-white swan.
Then, with a wild and lovely song,
It joined the swift and winged throng.
. . . . . 18.
There’s ancient men at weddings been,
For sixty years and more,
But such a wondrous wedding day,
They never saw before.
But none could check and none could stay,
The swans that bore the Bride away.
Ховард Пайл, из книги "Перец и соль", 1885
Перевод с английского
В Аркадии встречалась
Пастушка с пастушком.
С картин Ватто, казалось,
Сошли они вдвоём
И на траву присели.
Росой блестел лужок.
Для милой на свирели
Играл наш пастушок.
Взглянув на них со стороны,
Сказал я: «Что за прелесть!»
Ведь всё так мило в дни весны,
А был конец апреля.
Увы! Сыра земля весной,
И пастушок наш влип –
С люмбаго слёг, едва живой,
А у пастушки – грипп.
Всё дело в том, моё дитя,
Что многие поэты
Там видеть прелести хотят,
Где их, по сути, нету.
Полный текст оригинала и иллюстрация находятся в галерее
http://litsovet.ru/index.php/gallery.view?gallery_id=1015
Ховард Пайл, из книги "Перец и соль", 1885, перевод с английского. Иллюстрация в галерее. Прошу не ругать меня за «рваный ритм» - стихи Пайла отличаются «прыгающими» строчками, а я лишь пыталась сохранить авторский размер.
Портняжка мимо проходил,
В глазах горел отваги пыл.
«Куда идёшь ты?» - я спросил.
«Убил я мышку
В своём домишке,
Где мы живём артелью всей.
И нет таких
Среди портных,
Кто повторил бы подвиг сей.
Хочу проверить поскорее,
Найдётся ль кто меня храбрее,
И есть ли воин,
Что достоин
Геройской доблести моей!»
Вернулся – ногу волочит,
Камзол порвался, глаз подбит,
Весь пыл пропал – вот жалкий вид!
«Рыцарь в доспехах
Навстречу мне ехал.
Я на бой его вызвал решительно.
Согласился он драться,
Но надо признаться,
Обошёлся со мной возмутительно.
Пойду-ка поскорей домой,
И уж оттуда – ни ногой!
Любой слабак –
Силач и смельчак
Против тех, кто слабее значительно!»
Howard Pyle
VENTURESOME BOLDNESS
A tailor came a-walking by,
The fire of courage in his eye.
“Where are you going, sir?” said I.
“I slew a mouse
In our house,
Where other tailors live,” said he,
And not a Jack
Among the pack
Would dare to do the like; pardie!
Therefore, I’m going out to try
If there be greater men than I;
Or in the land
As bold a hand
At wielding brand as I, you see!”
The tailor came a-limping by
With woful face and clothes awry
And all his courage gone to pie.
"I met a knight
In armor bright,
And bade him stand and draw," said he.
"He straightway did
As he was bid,
And treated me outrageously.
So I shall get me home again,
And probably shall there remain.
A little man,
Sir, always can
Be great with folk of less degree!"
1
Вы, может быть, вспомните песню мою
О хаарлемском мудреце.
О другой знаменитости вам я спою,
На этот раз, о глупце.
2
Сказал он: «За морем земля – просто чудо!
Там жирные поросята
Зажарят себя и ложатся на блюдо;
Вот это по мне, ребята!
3
«Там пироги на деревьях растут,
А пудинги с грядок срывают,
Конфеты как галька лежат там и тут –
Сейчас же туда отплываю!»
4
Стал лодкой ушат, ложка вместо весла,
А красный платок носовой
Как парус – и быстро волна понесла
Героя на встречу с судьбой.
5
Так и плыл целый день. В голубых небесах
Солнце тёплое мягко светило,
И качался ушат на игривых волнах,
Да чайки кричали уныло.
6
Так и плыл целый день. Налетел сильный шквал,
Волны лодку как щепку кидали.
Ревущий навис над судёнышком вал...
С тех пор смельчака не видали.
..........................................
7 *
Напрасно старушка ждёт сына домой.
Ей скажут – она зарыдает...
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает.
* Хулиганство переводчика
:-)))
Howard Pyle
A TALE OF A TUB
1
You may bring to mind I have sung you a song,
Of a man of Haarlem town.
I’ll sing of another, it will not take long;
Of equally great renown.
2
“I’ve read,” said he, “there’s a land afar,
Over the boundless rolling sea,
Where fat little pigs ready roasted are;
Now, that is the land for me.
Полный текст оригинала и иллюстрация находятся в галерее
http://www.litsovet.ru/index.php/gallery.view?gallery_id=799
Жил в Хаарлеме один чудак,
Бродил весь день туда–сюда
И спрашивал у всех:
«Если стал бы мир бумагой,
И чернилами вода,
Бутербродами деревья –
Что бы пили мы тогда?»
Ломали головы всерьёз
Над тем и млад, и сед,
Но на важнейший сей вопрос
Не найден был ответ.
Снискавши славу мудреца,
Чудак не уставал
И горожанам без конца
Вопрос свой задавал:
«Если стал бы мир бумагой,
И чернилами вода,
Бутербродами деревья –
Что бы пили мы тогда?»
Наш умник сильно похудел,
В раздумьях день и ночь.
Однажды ветер налетел
И сдул беднягу прочь.
***
Мне кажется, я слышу возражения:
«Не может быть! С момента Сотворения
Не видел белый свет таких глупцов!»
Друзья мои! Скажу вам по секрету:
Есть на Востоке человек. Зимой и летом
Глупейшие вопросы без ответа
Всем задаёт упорно, и при этом
Мудрейшим он слывёт из мудрецов.
Howard Pyle
A VERSE WITH A MORAL BUT NO NAME
A wise man once, of Haarlem town,
Went wandering up, and wandering down
And ever the question asked:
“If all the world was paper,
And if all the sea was ink,
And if the trees were bread and cheese,
What would we do for drink?”
Полный текст оригинала и иллюстрация находятся в галерее
http://www.litsovet.ru/index.php/gallery.view?gallery_id=799
Одели чары белой ночи
В наряд венчальный град Петров.
Ночная ласковость ветров
Тепло обманчиво пророчит.
Печальной думой удручён,
Увенчан лавром Всадник Медный.
Он вновь свершает марш победный,
На вечный подвиг обречён.
Наполненный речной прохладой,
Прозрачен воздух, и в ночи,
Как чудо, музыка звучит
Твоей нечаянной наградой.
А разведённые мосты
Молчат, заламывая руки,
Пока виолончели звуки
Качают лодочку мечты...
До утра, мой брат, до утра
Мирно спит гордый град Петра,
И сейчас ты в моём «вчера».
Здравствуй, брат, я твоя сестра.
Не беда, мой брат, не беда,
Что не сходятся города.
Пусть слагаются дни в года,
Только ярче твоя звезда!
Припев:
_____По невидимому мосту
_____Вдаль умчались слова и строки,
_____По невидимому мосту
_____Из России в твой Новый Свет.
_____Словно витязи на посту,
_____Молчаливы и яснооки,
_____Словно витязи на посту,
_____Музы строго посмотрят вслед.
Ты поверь, мой брат, ты поверь –
Позади полоса потерь.
Тьма рассеялась, и теперь
Постучится надежда в дверь.
Не забудь, мой брат, не забудь
Дверь заветную распахнуть,
На пороге крылом взмахнуть
И с надеждой – в далёкий путь.
Припев:
_____По невидимому мосту
_____Вдаль умчались слова и строки,
_____По невидимому мосту
_____Из России в твой Новый Свет.
_____Словно витязи на посту,
_____Молчаливы и яснооки,
_____Словно витязи на посту,
_____Музы строго посмотрят вслед.
Не грусти мой брат, не грусти!
Сам себе грехи отпусти
И судьбе все долги прости –
Лишний груз ни к чему нести.
Улыбнись, мой брат, улыбнись!
Над обыденным поднимись,
Лёгким облаком обернись
И в Россию дождём вернись!
Припев:
_____По невидимому мосту...
Шел Силверстайн
перевод с английского
Иллюстрация Силверстайна к этому произведению:
http://www.litsovet.ru/index.php/gallery.view?gallery_id=867
Тук тук!
- Кто там?
Я!
- Кто я?
Верно!
- Что верно?
Ктойа!
- Это я и хочу знать!
Что вы хотите знать?
- Кто я?
Вот именно!
- Что именно?
Да, Штоимина у меня на цепи!
- Что именно на цепи?
Да!
- Что да?
Не Штода, а Штоимина!
- Именно это я и хочу знать!
Я же говорю - Штоимина!
- Что именно?
Да!
- Что да?
Да, я привeл!
- Кого привeл?
Штоимину - вот кого я привeл!
- Кто я?
Да!
- Уходите!
Тук, тук...
ОРИГИНАЛ:
THE MEEHOO AND EXACTLYWATT
Shel Silverstein
Knock, knock!
- Who's there?
Me!
- Me who?
That's right!
- What's right!
Meehoo!
- That's what I want to know!
What's what you want to know?
- Me who?
Yes, exactly!
- Exactly what?
Yes, I have an Exactlywatt on a chain!
- Exactly what on a chain?
Yes!
- Yes what?
No, Exactlywatt!
- That's what I want to know!
I told you - Exactlywatt!
- Exactly what?
Yes!
- Yes what?
Yes, it's with me!
- What's with you?
Exactlywatt - that's what's with me.
- Me who?
Yes!
- Go away!
Knock knock...
Александр Бурш
Подойди, подойди, пожалуйста...
__Подойди, подойди, пожалуйста,
__И ладонью коснись груди,
__И дыханье свое пожалуй мне,
__И теплом своим награди.
__Подойди, подойди, пожалуйста –
__Никогда ни в каком краю
__Никого не молил о жалости,
__А теперь, видит Бог, молю.
Подражание Александру Буршу
Я примчалась к тебе, хороший мой,
Принеслась на семи ветрах.
Только ты глядишь настороженно,
А в глазах затаённый страх.
Подойду, обниму, убаюкаю,
Тяжкий крест помогу нести...
Стать твоей ненаглядной мукою?
Не смогу, не сумею, прости.
Размещается с согласия Сергея Стукало.
Данный диалог возник спонтанно
на основе стихов Сергея «НО МНЕ ПЕЧАЛЬНО»
и моих «ОПЯТЬ НЕ СПАЛА» и «КУХАРКА».
Впервые опубликовано в комментариях по адресу:
http://www.stihi.ru/poems/2004/10/31-97.html
ОН (Сергей Стукало):
Пришел я поздно, -
Как всегда...
А Ты не спала...
Спиной стояла
как беда...
Носки стирала...
А ужин где?
Что за дела?
Нет, без базара?
Марина,
Злишься, как всегда,
Что мы не пара?
Ну, да!
Я просто домовой,
а Ты - красотка!
Бросай носки
(да не в меня!)
И капни водки!
Душа горит
который день
Переживаю...
Что? Стыд?
Тебе не лень!
Всe! Убегаю!!!...
Я знал, любимая,
Тебе
Такой не нужен!
Носки, Марин,
возьми себе...
Но...
как же ужин?
ОНА (Марина Новикова):
Пришел ты поздно,
Как всегда,
А я заснула.
Ты разбудил
Меня, когда
Упал со стула...
Пытался люстру
Починить?
Какой ты милый!
Хотела ужин
Сочинить..
Прости, забыла!
Твои носки
Стирает Бош,
Они в сушилке.
А водки нет.
Коньяк не трожь!
Как полбутылки?
Ещe вчера
Их было две.
Куда девались?
Ах, с Батраченко
Вы вчера
Пересекались!
Душа горит?
Ну, так и быть,
Налей рюмашку.
Мне тоже
Не забудь налить
И можно в чашку.
Не надо так
Переживать -
Себя не мучай!
И будем вместе
Уповать
На лучший случай.
ОН:
Коньяк не тронь?
И хочешь спать?
Эх, Ты...
Марина...
Была - огонь,
ты раньше, мать,
Сейчас -
плотина...
Готова на корню топить
души порывы...
Марина...
Как теперь мне жить?
Что?...
Каротина?!!!
Имеешь Ты в виду морковь?
Да?!
Ту, не эту?!
Сюда смотри!
Не прекословь!
Ты мне...
поэту!
ОНА:
Бери коньяк -
Ведь я не зверь.
Бери, не дуйся.
Как жить теперь?
Живи, как жил
И не тушуйся.
Тебе, поэту
Прекословить
Не посмею.
Я лучше плов
Пойду готовить -
Я умею.
Давай сюда
Твою морковь -
Она для плова.
И на огонь
Поставь любовь -
Уже готова.
Еe поварим
Без причуд
Мы в скороварке,
И будет ужин
По плечу
Твоей кухарке.
Эдмунд Виллиам Госс
Перевод с английского
О, разве смерть нам не мила,
Когда, созревший плод срывая,
Златая Осень расцвела?
Когда звонят колокола,
Закат алеет, догорая,
О, разве смерть нам не мила?
Тумана дымка наползла,
Как сетью землю укрывая.
Златая Осень расцвела.
Когда желанья унесла
Надежда, к югу улетая,
О, разве смерть нам не мила?
Придeт Зима, скупа и зла,
Ледовым гнeтом угрожая,
Едва лишь Осень отцвела.
И будешь ты, сгорев дотла,
Напрасно слeзы проливая,
Звать смерть, что станет так мила,
Едва лишь Осень отцвела.
ОРИГИНАЛ:
Edmund William Gosse
(1849-1928)
Villanelle: "Wouldst thou not be content to die"
Wouldst thou not be content to die
When low-hung fruit is hardly clinging,
And golden Autumn passes by?
Beneath this delicate rose-gray sky,
While sunset bells are faintly ringing,
Wouldst thou not be content to die?
For wintry webs of mist on high
Out of the muffled earth are springing,
And golden Autumn passes by.
O now when pleasures fade and fly,
And Hope her southward flight is winging,
Wouldst thou not be content to die?
Lest Winter come, with wailing cry
His cruel icy bondage bringing,
When golden Autumn hath passed by.
And thou, with many a tear and sigh,
While life her wasted hands is wringing,
Shalt pray in vain for leave to die
When golden Autumn hath passed by.
В ответ на «песочные часы»
Лиза Лещинска
Полный текст:
http://www.stihi.ru/poems/2005/05/01-1125.html
___Научиться бы жить
___по песочным часам
___и, играясь песком,
___отмерять себе
___грусть и радость.
ПО ПЕСОЧНЫМ ЧАСАМ
Если б каждый мог сам
По песочным часам
Отмерять себе боль и радость,
Мы б входили в искус,
Зная радости вкус,
И приелась бы жизни сладость.
По песочным часам
Не получится жить,
Научиться бы нам
Понимать и любить...
Это ответ Гостье на стихотворение "Тепер чи
не однаково мені?", с которым я впервые
ознакомилась в переводе Сергея Стукало,
а затем в переводе Дмитрия Лаврова.
Впервые опубликовано на СТИХИ.РУ в рецензиях
на перевод С. Стукало 9 апреля.
Адрес украинского текста:
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=9691
Адрес перевода С. Стукало:
http://www.stihi.ru/poems/2005/04/05-903.html
Адрес перевода Д.Б. Лаврова:
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=27232
НЕ ВСЁ ЛЬ РАВНО ТЕПЕРЬ?
Перевод Сергея Стукало
___Не всё ль равно теперь, мой Бог,
___Что разошлись наши дороги?
___Что порознь мы. И одиноки
___теперь... А кто не одинок?
___Смертелен плод созревших снов...
___Я в новых снах черпаю силы, -
___Слезою хладной плачу, милый,
___Давясь бессильем мокрых слов...
___В искристый иней вбил мечты
___Разрыв мостов в хрустальном тоне...
___...Я ... словно льдинка на ладони...
___Нас - больше нет... Есть - я и Ты...
НЕ ПЛАЧЬ!
Пусть вас дороги развели,
Но сколько дали вы друг другу!
По заколдованному кругу,
Не по своей вине прошли.
Блестят предательски глаза
Слезой непрошеной, нежданной.
Не плачь! Любимой и желанной
Была ты – миг тому назад.
Тепло руки растопит лёд,
Лишь иней на висках не тает.
Смотри - летит родная стая,
И крылья просятся в полёт.
Пародия на моё же стихотворение
ПРОСТИ
С благодарностью к автору замечательного оригинала
nikto
http://www.stihi.ru/poems/2005/02/21-1076.html
ОРИГИНАЛ:
Уходи!
___Уходи! И возьми
___всё, что хочешь с собой:
___этот солнечный мир
___бесконечный такой,
___неба синего высь
___и морей глубину,
___звон лесного ручья
___и аллей тишину,
___сонный шёпот дождя,
___нежный шелест листвы,
___свет полночной свечи
___и надежды весны,
___треск ночного костра,
___звёзд алмазных букет,
___соловьиный закат
___и, конечно, рассвет,
___буйство ярких цветов
___на осенних холстах,
___всё, что видела ты
___в заколдованных снах
___снежных зимних ночей –
___можешь взять, навсегда!
___Лишь прошу, вспоминай
___и о нас…
___иногда.
ПАРОДИЯ:
Возьми, что хочешь
Уходи! И возьми
всё, что хочешь с собой:
мне оставь лишь диван
и ковёр голубой,
не бери телевизор,
компьютер оставь,
и любимую вазу
на место поставь,
дай сюда пылесос,
нет, сервиз не отдам,
шубу тоже верни –
я купил ее сам,
где мобильник? – на стол!
а с постели бельё?
убери его в шкаф,
остальное твоё,
можешь кошку забрать –
надоела тут всем,
старый чайник тебе
отдаю насовсем,
забирай эти джинсы,
они мне тесны,
и коньки, что валяются
с прошлой весны,
вот ещё твои тапки,
и щётка зубная,
можешь взять, навсегда!
я не жадный, родная,
от машины ключи
положи на буфет
и, прошу, заплати
по дороге
за свет.
Весну младую старая Зима
В застывший мир на царство пригласила,
Взойти на трон покорнейше просила,
Болею, мол, и не могу сама.
Мир так велик, а я уже слаба.
Одной тебе могу доверить царство,
А твой триумф – мне лучшее лекарство,
Ведь я твоя подруга и раба.
Когда ж Весна с сияющим лицом
На трон беспечно забралась с ногами,
Зима её засыпала снегами
И окружила ледяным кольцом.
Под снегом дремлет юная Весна,
Зиме на радость и на горе людям.
Но мы с тобой красавицу разбудим,
Освободим от тягостного сна.
Вставай, Весна! Седые льды круши!
Пусть прочь бежит коварная подруга.
Тебе поможем вырваться из круга,
Растопим лёд теплом своей души.
Твои глаза с хитринкою
Мне душу бередят,
Но я прикинусь льдинкою
И спрячу нежный взгляд.
Надену маску строгую
И повернусь спиной.
От хитрых глаз высокою
Отгорожусь стеной.
А чтоб твой голос ласковый
Не свёл меня с ума,
Включу погромче Баскова
И подпою сама.
Без тени сожаления,
Сомненья поборов,
Построю укрепления
И выкопаю ров.
Но ни к чему старания
Мои не приведут,
Ведь ты одним касанием
Разрушишь мой редут.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Придёшь, посмотришь ласково.
Я пенье приглушу -
Сказать по правде, Баскова
Сама не выношу.
И к чёрту заграждения,
Раз время катит вспять.
Хочу все дни рожденья
Отпраздновать опять.
Забуду про нелепости, -
Какой уж там редут?
И где такие крепости,
Что от любви спасут?
Цвету как роза алая,
Гуляю за двоих,
Коль под прицел попала я
Хитрющих глаз твоих.
:-)))
Валентинки, валентинки!
Чужестранный милый хлам.
Купидоны на картинке,
Метят прямо в сердце нам.
Нарисованных сердечек
Красно-розовый парад,
Пары слившихся колечек
Повторяются стократ.
Поцелуйчики, розетки,
Незабудки, васильки,
Розы, бантики, виньетки
И на ветке голубки.
Все до пошлости похожи,
Суррогат сердечных тайн,
Верх безвкусицы...
..........................Но всё же...
Will you be my Valentine?
Прости, что медлю я в сомненьи
Сказать заветные слова,
Что несмотря на опьяненье,
Осталась трезвой голова,
Что ты не снишься мне ночами,
И по тебе не лью я слёз,
Что ревность острыми мечами
Не ранит сердца мне всерьёз.
Прости, что поздним листопадом
Слетают быстрые года.
Я – пламя лишь с тобою рядом,
А без тебя – кусочек льда,
Прости, что встретились так поздно,
Что время не замедлит бег,
Не будет вздохов ночью звёздной
И клятвы вместе быть навек,
Не будет бегства и погони,
Прекрасных замков на песке...
Но отчего в твоей ладони
Покойно так моей руке?
Хитросплетенье наших судеб
Незрячий Ангел освятил.
Что ж, будь, что будет! Будь, что будет!
Ведь ты уже мне всё простил?
Ховард Пайл
Песня из книги «Веселые приключения Робин Гуда», 1883
Речки тихой, речки синей
Воды чистые текут
Там, где чуткие осины,
Там, где лилии цветут,
Где над отмелью звенящей
Гнутся венчики цветов,
Вздрогнут под стрижом летящим,
Рдеют под крылом ветров.
Я б доверился теченью
Этой речки навсегда.
Боль, печали, огорченья
Смоет добрая вода.
Ждет душа моя больная
Речку тихую свою.
Лишь с тобой, моя родная,
Средь невзгод я устою.
ОРИГИНАЛ:
Howard Pyle
Song from “The Merry Adventures of Robin Hood”, 1883
Gentle river, gentle river,
Bright thy crystal waters flow,
Sliding where the aspens shiver,
Gliding where the lilies blow,
Singing over pebbled shallows,
Kissing blossoms bending low,
Breaking ‘neath the dipping swallows,
Purpling where the breezes blow.
Floating on thy breast forever
Down thy current I could glide;
Grief and pain should reach me never
On thy bright and gentle tide.
So my aching heart seeks thine, love,
There to find its rest and peace,
For, though loving, bliss is mine, love,
And my many troubles cease.
Перевод с английского
Ховард Пайл
Песня из книги «Веселые приключения Робин Гуда», 1883
Спокойной речки, речки синей
Здесь воды чистые текут,
Струятся, где дрожат осины,
Скользят, где лилии цветут,
Поют над отмелью звенящей,
Целуют венчики цветов,
Качнутся под стрижом летящим,
Зардеют под крылом ветров.
Хочу довериться теченью
Спокойной речки навсегда,
Чтоб боль, печали, огорченья –
Всё смыла добрая вода.
Так и душа моя больная
Ждёт речку тихую свою.
С твоей любовью, дорогая,
Средь всех невзгод я устою.
ОРИГИНАЛ:
Howard Pyle
Song from “The Merry Adventures of Robin Hood”, 1883
Gentle river, gentle river,
Bright thy crystal waters flow,
Sliding where the aspens shiver,
Gliding where the lilies blow,
Singing over pebbled shallows,
Kissing blossoms bending low,
Breaking ‘neath the dipping swallows,
Purpling where the breezes blow.
Floating on thy breast forever
Down thy current I could glide;
Grief and pain should reach me never
On thy bright and gentle tide.
So my aching heart seeks thine, love,
There to find its rest and peace,
For, though loving, bliss is mine, love,
And my many troubles cease.
Шел Силверстайн
Перевод с английского
Маленький карлик
Иль мощный атлет -
Не важен размер,
Если выключить свет.
Богат как султан
Иль совсем денег нет -
Цена нам одна,
Если выключить свет.
Черный ли, белый ли,
Желтый ли цвет -
Кожи не видно,
Коль выключить свет.
Значит, чтоб землю
Избавить от бед,
Богу достаточно...
Выключить свет!
ОРИГИНАЛ:
NO DIFFERENCE
Shel Silverstein
Small as a peanut,
Big as a giant,
We're all the same size
When we turn off the light.
Rich as a sultun,
Poor as a mite,
We're all worth the same
When we turn off the light.
Red, black or orange,
Yellow or white,
We all look the same
When we turn off the light.
So maybe the way
To make everything right
Is for God to just reach out
And turn off the light!
Шел Силверстайн
Перевод с английского
Я составляю список слов культурных,
деликатных,
Благопристойных, вежливых,
любезных и приятных:
Привет
Позвольте
Как дела?
Пожалуйста
Простите
Благодарю Вас
Очень рад
Спасибо
Извините
Коль я чего-то упустил, прошу, не обессудьте -
недостающее ... в ведро помойное засуньте!
I’M MAKING A LIST
Shel Silverstein
I’m making a list of the things I must say
for politeness,
And goodness and kindness and gentleness,
sweetness and rightness:
Hello
Pardon me
How are you?
Excuse me
Bless you
May I?
Thank you
Goodbye
If you know some that I’ve forgot,
please stick them in your eye!
Посвящаю этот перевод Имануилу Глейзеру,
который подарил мне сегодня книгу Силверстайна,
откуда я и взяла этот стишок
:-)))))
Шел Силверстайн
Перевод с английского
Сколько ударов выдержит дверь?
- Смотря как сильно ей хлопать.
Сколько из каждой краюхи ломтей?
- Смотря как велик каждый ломоть.
Сколько добра принесет этот день?
- Смотря как его проживешь.
Сколько вмещается в друге любви?
- Смотря сколько сам отдаешь.
ОРИГИНАЛ:
HOW MANY, HOW MUCH
Shel Silverstein
How many slams in old screen door?
- Depends how loud you shut it.
How many slices in a bread?
- Depends how thin you cut it.
How much good inside a day?
- Depends how good you live'em.
How much love inside a friend?
- Depends how much you give'em.
С благодарностью к автору вдохновившего меня оригинала
http://www.stihi.ru/poems/2002/02/09-353.html
ОРИГИНАЛ:
БЫТЬ КОТОМ :)
Des
Хорошо быть, наверно, котом!
Быстрых лап шаловливым движеньем
Опрокидывать кактус - притом
Симулируя недоуменье.
Хорошо до чего же - котом!
Оприходовав рыбы порцайку,
Шлифовать язычка наждачком
Волосатую мордухайку.
Хорошо же, однако, - котом!
Огласить пятиутренним пеньем
В сладких снах пребывающий дом,
Слегонца ошалев с вожделенья.
Замечательно просто - котом!
Оторваться на тапке хозяйском,
И на швабру бросаться потом,
При уборке того, что осталось.
До чего же кайфово - котом!
Две задачи: втереться в доверье
Умурлыкиваньем, и хвостом
Не попасть под закрытие двери.
Хорошо быть, наверно, котом!
Независимым и осторожным,
Быть красивым и наглым скотом…
- Мяаууу!
- Брысь! Обнаглевшая рожа!
ПАРОДИЯ:
До чего же ужасно – котом!
Мордой тычут в вонючие лужи,
Забывают дать рыбки на ужин
И пинают ногами притом.
Совершенно не в радость – котом!
Не пускают побегать по кошкам
И попеть не дают под окошком,
Обзывая бесстыжим скотом.
Ну, совсем уж хреново – котом!
Волокут, – и с какой это стати? –
К дядьке страшному в белом халате.
Что он хочет найти под хвостом?
Мяааауу!
Больно же!
Нет, ну...
Дурдо-о-ом!
ОРИГИНАЛ:
http://my-works.org/rux/content/works/text.html?text_id=6431
* * * (Здравствуй, дедушка Мороз,..)
Автор оригинала: Des
Здравствуй, дедушка Мороз,
Борода из ваты...
Что повесил красный нос,
Неужель поддатый?
Где огромный твой мешок -
Доверху подарки?
Дотащить, видать, не смог,
Потерял в запарке?
Где Снегурка, санки где,
Что за грязь на бороде?
Соберись-ка, Дед, до кучи -
Новый Год уж на дворе,
Нужен, нужен детворе
Ты на праздник самый лучший.
ПАРОДИЯ:
(читать обязательно басом)
Здравствуй, здравствуй, Дез, малыш!
Рад тебе безмерно.
Что ж в сторонке ты стоишь?
Оробел, наверно.
Что поддатый – это да!
Было дело, пили.
Грязной стала борода?
Ей посуду мыли.
Где мешок? Подарки где?
Хоть убей, не знаю.
Может, в Вологде-где-где,
Может, и в Китае.
Не припомнить мне никак,
Где меня мотало.
Санки? - Продал за пятак,
Денег не хватало.
А Снегурка на беду
Вырубилась сразу!
Вот, ужо, её найду –
Выпорю заразу!
Где-то спит, ядрёна вошь,
Завернувшись в шубку.
Если ты её найдешь,
Звякни мне на трубку.
С Новым Годом, детвора,
Мамы, дяди, тёти!
Ну, бывайте! Мне пора.
Я ведь на работе.
25.12.2004
Полный текст вдохновившего оригинала:
Сергей Стукало
10 ЗАПОВЕДЕЙ
http://stihi.ru/poems/2004/10/08-881.html
Говорил Господь мне, - слушай, Мося!
Ты - в народе (избранном), как столп!
Если будут у кого вопросы, -
Не тушуйся - бей скрижалью в лоб!!!
Жить в согласьи Вам я заповедал,
В идолов не верить (лишь в меня),
Семь хлебов, для тех, кто не обедал
Сын отдаст... в четверг, посля дождя!
Собирайся в дальнюю дорогу, -
Распустилась паства без Тебя...
Крепнет блуд, не ходят в синагогу,
Не хасиды стали, а х... фигня!!!
Процветает буйно фарисейство,
Что ни кадик – вор и ростовщик!
Оговоры, ложь, прелюбодейство, -
Я к такому, Мося, не привык!
Зря Вас, что ли, вывел из Египта?
Обнажив морское в спешке дно?
Вот Тебе - два веских манускрипта,
Мне молитесь! Ведаю - давно
Вы богам другим поклоны бьете,
Наплодив кумиров (вашу мать!)...
Всуе Господа, чуть что, зовете,
О субботе стали забывать!
В доме рабства,... помнится,... в Египте,
Был куда послушней Ваш народ!
Я в печали, Мося, я - сердитый:
Понашлю вам мор и недород!
Развели тут Содом и Гоморру, -
Божьим птахам негде свить гнезда!
Не было такого уговору, -
Чтоб грешила каждая... Всегда
Был Закон мой против них суровым!
Был законным каждый Божий Рык!
Были святы брачные оковы!!!
Браку - да! За адюльтер - кирдык!!!
Почитайте, вашу мать! И папу
(можно римского, а можно - своего),
Не крадите, и не врите. Бабы
Не желайте ближнего свого...
Ни рабынь его, ни тягловой скотины,
Ни осла его (не гоже их желать),...
Не убий... Еще – привет... Марине...
Не забудь мой личный передать!!!
Марина Новикова
ОТКРОВЕНИЯ ОТ МАРИНЫ
Ответ-подражание
Покайся, грешница! – мне глас вещал сурово –
И вот ответ перед судьей держу.
Глаза потупила, к раскаянью готова,
О женщинах всю правду доложу.
Мы по определению порочны.
Исчадья ада и вместилища греха.
Увидишь женщину – спасайся срочно!
А то съедят, не вынув потроха.
Наивные и робкие мужчины,
Мы завлекаем вас к себе в альков,
А после покидаем без причины
Иль превращаем в преданных рабов.
Все, как одна, корыстны и продажны,
Того гляди, чего-нибудь сопрем.
И если ты не спрячешь свой бумажник,
Потом не сыщешь денег днем с огнем.
Невинные мужчины наша пища,
Их соблазняем, а потом едим.
Мы в поисках добычи всюду рыщем
Или в засаде целый день сидим.
О бедные, несчастные созданья!
Вы так безгрешны и душой чисты.
Но не надейтесь вы на состраданье –
У нас рога, копыта и хвосты.
И как пришла Всевышнему идея
На горе людям женщину создать?
Да, кстати, коль увидите Сергея,
Привет мой не забудьте передать!
10.10.2004
Шел Силверстайн
Перевод с английского.
«Голову не потеряй!
Пропадет ведь, так и знай!» –
Мать меня предупреждала.
Нынче вышел я едва –
С плеч скатилась голова,
Голова моя пропала.
Мне её не увидать –
Ведь глаза на голове,
Не могу её позвать –
Рот, увы, на голове,
(Всё равно не услыхать –
Уши-то на голове),
Надо всё обмозговать,
Но и мозг мой в голове.
Ну-ка, сяду.
Тут – как кстати! –
Что-то круглое в траве…
ОРИГИНАЛ:
Shel Silverstein
THE LOSER
Mama said I’d lose my head
If it wasn’t fastened on.
Today I guess it wasn’t
‘Cause while playing with my cousin
It fell off and rolled away
And now it’s gone.
And I can’t look for it
‘Cause my eyes are in it,
And I can’t call to it
‘Cause my mouth is on it
(Couldn’t hear me anyway
‘Cause my ears are on it),
Can’t even think about it
‘Cause my brain is in it.
So I guess I’ll sit down
On this rock
And rest for just a minute…
Некоторая «вольность» перевода объясняется тем,
что я вижу перед собой иллюстрацию автора, на
которой изображен безголовый человек, сидящий
на собственной голове.
Шел Силверстайн
Перевод с английского.
Вы бывали в Стране Счастливых,
Где каждый живет без забот,
Где шутки и смех,
Веселье для всех,
И песни поют круглый год?
Нет несчастных в Стране Счастливых,
Там радость, улыбки весь день.
Побывал я в Стране Счастливых –
Скукотень!
ОРИГИНАЛ:
Shel Silverstein
THE LAND OF HAPPY
Have you been to The Land of Happy,
Where everyone’s happy all day,
Where they joke and they sing
Of the happiest things,
And everything’s jolly and gay?
There’s no one unhappy in Happy,
There’s laughter and smiles galore.
I have been to the Land of Happy –
What a bore!
Шел Силверстайн
Перевод с английского.
Если б мир сошёл с ума, я бы на обед
Ломтик супа попросил и стакан котлет,
Лимонадный бутерброд я б тогда отведал
И испёк себе пирог из велосипеда.
Я бы съел картонный хлеб и омлет из шапок,
Стейк из нижнего белья и салат из тряпок.
Карандашным соком завершил бы пир.
Вот, что я поел бы, если б сбрендил мир.
Если б мир сошел с ума, я б ходил, как франт:
Шоколадный смокинг, из эклера бант,
Из зефира шапка, туфли из конфет,
Я б из мятной жвачки накупил газет,
Звал мальчишек «Мэри», а девчонок – «Том»,
Говорил бы с вами ухом, а не ртом,
Зонтик из бумаги я б сносил до дыр
Для скопленья влаги, если б сбрендил мир.
Если б мир сошел с ума, я б успел везде:
Плавал бы в ботинке, бегал по воде,
По земле летал бы, по небу шагал,
Мылся бы на лестнице, в ванной вниз сбегал,
Говорил при встрече каждому «Прощай»,
А при расставании – «Здравствуй» и «Встречай!»
Лень бы всех сморила, мне б сказали «Сир».
Так я стал бы королём… если б сбрендил мир.
ОРИГИНАЛ:
Shel Silverstein
IF THE WORLD WAS CRAZY
If the world was crazy, you know what I’d eat?
A big slice of soup and a whole quart of meat,
A lemonade sandwich, and then I might try
Some roasted ice cream or a bicycle pie,
A nice notebook salad, an underwear roast,
An omelet of hats and some crisp cardboard toast,
A thick malted milk made from pencils and daisies,
And that’s what I’d eat if the world was crazy.
If the world was crazy, you know what I’d wear?
A chocolate suit and a tie of eclair,
Some marshmallow earmuffs, some licorice shoes,
And I’d read a paper of peppermint news.
I’d call the boys “Suzy” and I’d call the girls “Harry,”
I’d talk through my ears, and I always would carry
A paper umbrella for when it grew hazy
To keep in the rain, if the world was crazy.
If the world was crazy, you know what I’d do?
I’d walk on the ocean, and swim in my shoe,
I’d fly through the ground and I’d skip through the air,
I’d run down the bathtub and bathe on the stair.
When I met somebody I’d say “G’bye, Joe,”
And when I was leaving – then I’d say “Hello.”
And the greatest of men would be silly and lazy
So I would be king… if the world was crazy.
Шел Силверстайн
Перевод с английского
Я потрудиться роботу велел,
А он, зевнув, сказал: «Ты ошалел?»
Я роботу велел сварить обед.
«Отстань, не до тебя!» – мне был ответ.
Я роботу: «В квартире прибери»,
Он: «Вот ещё! Ты лучше не сори!»
Я роботу: «Послушай телефон!»
«Мне самому должны звонить» – ответил он.
Я роботу: «А завари-ка чай!»
А он: «Сам приготовь и мне подай!»
Я роботу велел: «Яйцо свари!»
А он: «Повежливей со мною говори!»
Я роботу велел пропеть куплеты,
А робот мне в ответ: «Гони монеты!»
Я продал робота, – никак не мог понять,
Кто должен был кому принадлежать.
ОРИГИНАЛ:
MY ROBOT
Shel Silverstein
I told my robot to do my bidding.
He yawned and said, “You must be kidding.”
I told my robot to cook me a stew.
He said, “I got better things to do.”
I told my robot to sweep my shack.
He said, “You want me to strain my back?”
I told my robot to answer the phone.
He said, “I must make some calls of my own.”
I told my robot to brew me some tea.
He said, “Why don’t you make tea for me?”
I told my robot to boil me an egg.
He said, “First – lemme hear you beg.”
I told my robot, “There’s a song you can play me.”
He said, “How much are you going to pay me?”
I sold that robot, ‘cause I never knew
Exactly who belonged to who.
Этот стих вырос как снежный ком из маленького СНЕЖКА - моего стихотворного перевода Шела Силверстайна (здесь - первые восемь строк) - в процессе переписки с Виктором Батраченко. Как это происходило, можно увидеть в комментариях на странице:
http://www.stihi.ru/poems/2004/12/13-1080.html
А я вчера слепил снежок.
Он славный был такой,
Что я домой его забрал,
И взял в постель с собой.
Ему пижамку смастерил,
Свою подушку дал,
А ночью он описался
И от стыда сбежал.
С утра весь день его искал,
Я б у него спросил:
- Зачем ты ночью убежал?
Я всё тебе простил.
Он всё не шёл, а я лепил
Один снежок, другой…
Снежок всё время выходил
Какой-то не такой...
Когда же вечером дружок
Меня гулять позвал,
Я вдруг увидел свой снежок
И сразу же узнал.
К нему по снегу в тот же миг
Пустился прямиком.
Он сильно вырос, озорник,
И стал… снеговиком!
Его руками обхватил,
Но взять домой не смог,
Мне просто не хватило сил
Тащить такой снежок.
Потом, затылок почесал,
Решил его не брать –
В уме я быстро просчитал,
Как он зальёт кровать.
Гадал и думал я потом:
Как маленький мой друг
Смог стать большим снеговиком?
И догадался вдруг.
Когда конфуз - увы и ах! -
Случился поутру,
Он покатился, весь в слезах,
По снежному двору.
Пока катился, тяжелел
И снегом обрастал.
Он удивиться не успел,
Как снежным комом стал.
А из него снеговика
Слепила детвора,
И вот он - снежный великан -
Стоит среди двора.
Не важно, что мой снежный друг
теперь такой большой.
В нем сердца маленького стук
Услышал я душой.
Ведь даже став снеговиком,
Меня он не забыл.
Внутри оставшись тем снежком,
Который я любил!
18.12.2004
Шел Силверстайн
Перевод с английского
Нет, котенка мне не надо,
Нет – Мурлышке и Пушку,
Нет – полночным серенадам,
Нет – кошачьему горшку.
Нет – диванам, драным в клочья,
Нет – задушенным мышам,
Нет – кошачьей шерсти в «хлопьях»,
Нет – царапкам и клыкам.
Нет, котенок мне не нужен.
Был блохаст, и вшив я был,
Был «помечен» и укушен,
Аллергию получил.
Есть горилла? Оставляйте!
Есть голодный лев? Возьму!
Есть бекон ходячий? Дайте!
Буду очень добр к нему.
Я бы нянчил носорога,
Крокодила бы кормил,
Но котенка, ради Бога,
Заберите! Я ж просил!
Впрочем… этот очень мил.
ОРИГИНАЛ:
NO THANK YOU
Shel Silverstein
No I do not want a kitten,
No cute, cuddly kitty-poo,
No more long hair in my cornflakes,
No more midnight meowing mews.
No more scratching, snarling, spitters,
No more sofas clawed to shreds,
No more smell of kitty litter,
No more mousies in my bed.
No I will not take that kitten –
I’ve had lice and I’ve had fleas,
I’ve been scratched and sprayed and bitten,
I’ve developed allergies.
If you’ve got an ape, I’ll take him,
If you have a lion, that’s fine,
If you brought some walking bacon,
Leave him here, I’ll treat him kind.
I have room for mice and gerbils,
I have beds for boars and bats,
But please, please take away that kitten –
Quick – ‘fore it becomes a cat.
Well… it is kind of cute at that.
Ховард Пайл
Из книги «Перец и соль», 1885
. . . . 1 . . . .
Как-то старая сплетница,
И ещё одна сплетница,
Да ещё одна сплетница – три их было всего –
За чашкою чая изволили встретиться,
Чтоб посплетничать всласть, не щадя никого.
. . . . 2 . . . .
И о том говорили,
И о сём говорили,
Как обычно, немало костей перемыв.
Наконец всех в округе они очернили,
Лишь себя, дорогих, как всегда, обелив.
. . . . 3 . . . .
После первая сплетница
И ещё одна сплетница,
Только третья, простившись, шагнула за дверь,
Так её обругали, что впору повеситься.
Их слова повторить не решаюсь теперь.
. . . . 4 . . . .
Всех на свете ругая,
Удалилась другая,
И осталась за чашкою чая одна.
«Что за гнусные сплетницы, мерзость какая!
Как земля их выносит?» - сказала она.
. . . . 5 . . . .
Здесь – увы! – замолкаю.
Всех ждет участь такая –
И не важно, стоит ли за нами вина.
Даже если в лицо нам хвалы изрекают,
Оскорбленья и сплетни услышит спина.
ОРИГИНАЛ:
THE SONG OF THE GOSSIPS
Howard Pyle
. . . . 1 . . . .
One old maid,
And another old maid,
And another old maid – that’s three –
And they were a-gossiping, I am afraid,
As they sat sipping their tea.
. . . . 2 . . . .
They talked of this,
And they talked of that,
In the usual gossiping way
Until everybody was black as your hat,
And the only ones white were they.
. . . . 3 . . . .
One old maid,
And another old maid, –
For the third had gone into the street –
Who talked in a way of that third old maid,
Which never would do to repeat.
. . . . 4 . . . .
And now but one
Dame sat all alone,
For others were both away.
“I’ve never yet met,” said she, with groan,
“Such scandalous talkers as they.”
. . . . 5 . . . .
Alas! and alack!
We’re all of a pack!
For no matter how we walk,
Or what folk say to our face, our back
Is sure to breed gossip and talk.
Шел Силверстайн
Перевод с английского.
А я вчера слепил снежок.
Он славный был такой,
Что я домой его забрал,
И взял в постель с собой.
Ему пижамку смастерил,
Свою подушку дал,
А ночью он описался
И от стыда сбежал.
SNOWBALL
Shel Silverstein
I made myself a snowball
As perfect as could be.
I thought I’d keep it as a pet
And let it sleep with me.
I made it some pajamas
And a pillow for its head.
Then last night it ran away,
But first – it wet the bed.
Шел Силверстайн
Перевод с английского.
Вчера я вляпался в пятно
Какой-то дряни липкой.
Я палкой скрёб, старался, но
Тут к палке дрянь прилипла.
Я начал палку очищать –
К рукам пристала сразу.
Водой пытался отмывать –
Приклеил руки к тазу.
Я кликнул пса, чтоб мне помог,
Но дрянь прилипла к шерсти.
Пес о кота потер свой бок,
И оба слиплись вместе.
Друзья пришли меня спасти
И склеились тот час.
Вот может что произойти,
Коль влип один из нас.
YUCK
Shel Silverstein
I stepped in something yucky
As I walked by the crick.
I grabbed a stick to scrape it off,
The yuck stuck to my stick.
I tried to pull it off the stick,
The yuck stuck to my hand.
I tried to wash it off – but it
Stuck to the washing pan.
I called my dog to pull me loose,
The yuck stuck to his fur.
He rubbed himself against the cat,
The yuck got stuck to her.
My friends and neighbors came to help –
Now all of us are stuck,
Which goes to show what happens
When one person steps in yuck.
Перевод с английского
Ховард Пайл
Из книги "Перец и соль", 1885
Давным-давно, Святой по имени Свитин*
Ходил-бродил по Венгрии один.
Проголодавшись, осмотрелся он вокруг,
Чтоб убедиться, не найдется ль вдруг
Чего-нибудь поесть.
. . . . . . . . . . . . . А на опушке
У леса, в ветхой маленькой избушке
Жил славный малый, но он нищим был.
В дверь странник постучал, бедняк ему открыл.
- «Добрейший человек», - Святой его просил. –
«Дай корку хлеба мне, я голоден, нет сил!»
- «Прости, мой брат», - сказал в ответ бедняк, –
«Но не могу помочь тебе никак.
Я сам (и тут бедняга разрыдался)
Всё это время подаянием питался.
Нет хлеба у меня, а если б был,
С тобой последнюю бы корку разделил».
Святой воскликнул: «Не прощу себе вовек,
Коль будут бедствовать столь добрый человек,
Кто не имея средств другим помочь,
Рыдает, прогоняя нищих прочь.
Вот кошелёк. Себе его бери.
Отныне каждый день найдёшь внутри
Два золотых».
* * *
. . . . . . . . . . . И вот, через года
Святой наш снова постучал туда,
Где нищий жил. Тот дверь ему открыл.
Как кот раскормленный, теперь он толстым был,
Чему Святой был рад.
. . . . . . . . . . . . Сказал он бедняку:
- «Подайте корку хлеба старику!»
- «Ты просишь хлеба? Как тебе не стыдно!
Здоровый лоб! Ты ленишься, как видно.
Ты мог давно найти себе работу,
Когда бы захотел, да, видно, неохота.
Сам виноват, что бедствуешь теперь.
Пошёл отсюда!»
. . . . . . . . . . - Хлоп! – И запер дверь.
* * *
Святой задумчиво в затылке почесал...
- «Да-а-а... Впрочем, всё понятно», - он сказал.
«Как часто то, что на словах легко даётся,
На деле лишь словами остаётся».
ОРИГИНАЛ:
PROFESSION & PRACTICE
Once, when Saint Swithin chanced to be
A-wandering in Hungary,
He, being hungered, cast around
To see if something might be found
To stay his stomach.
. . . . . . . . . . . . . Near by stood
A little house, beside a wood,
Where dwelt a worthy man, but poor.
Thither he went; knocked at the door;
The good man came; Saint Swithin said,
“I prithee, give a crust of bread,
To ease my hunger.”
. . . . . . . . . . . . . “Brother”, quoth
The good man, “I am sadly loath
To say” (here tears stood on his cheeks)
“I’ve had no bread for weeks and weeks,
Save what I’ve begged. Had I one bit,
I’d gladly give thee half of it.”
“How;” said the Saint, “can one so good
Go lacking of his daily food;
Go lacking means to aid the poor,
Yet weep to turn them from his door?
Here; Take this purse. Mark what I say;
Thou’lt find within it, every day,
Two golden coins.”
* * *
. . . . . . . . . . Years passed; once more
Saint Swithin knocked upon the door.
The good man came. He’d grown fat
And lusty, like a well-fed cat.
Thereat the Saint was pleased;
. . . . . . . . . . . . . . . . quoth he,
“Give me a crust, for Charity!”
“A crust, thou sayst? Hut, tut! How now!
Wouldst come a-begging here? I trow,
Thou lazy rascal, thou couldst find
Enough of work, hadst thou a mind!
‘Tis thine own fault, if thou art poor!
Begone, sir!”
. . . . . . . . . Bang! He shut the door.
* * *
Saint Swithin slowly scratched his head.
“Well I am… humph! … just so!” he said.
“How very different the fact is
‘Twixt the profession and the practice!”
(вальс)
Я люблю, когда тонкие нити
Узелком затянулись тугим,
Я люблю, когда сердце в зените
Исполняет свой праздничный гимн.
Вижу я, как легко и беззвучно,
Звенья тяжких оков порвались,
Если радость и боль неотлучно
В моем сердце дежурить взялись.
Припев:
Я люблю, когда кругом идёт голова,
И сплетаются руки, коснувшись едва,
А бессмертную душу я на две делю,
Я люблю, я люблю, я люблю.
Я люблю, когда, взяв акварели,
Серый день изменяет свой лик,
Я люблю настроенье капели
И надежды нечаянный блик.
Я люблю, когда тоненький лучик
Вдруг прорежет неверия слой,
И рассыплется песней летучей,
Означая победу над мглой.
Припев:
Я люблю, когда кругом идёт голова,
И сплетаются руки, коснувшись едва,
А бессмертную душу я на две делю,
Я люблю, я люблю, я люблю.
11.12.2004
Пародия на стихи
Сергея Стукало
НО МНЕ ПЕЧАЛЬНО...
http://stihi.ru/poems/2004/07/22-1048.html
ОРИГИНАЛ:
_____А за окном -
_____уже темно,
_____И сумрак зала
_____Струится в красное вино,
_____На дно
_____бокала...
_____Я - слышу звезды...
_____Тишина
_____меня сковала...
_____Всё так непросто...
_____Ты - одна...
_____опять
_____не спала...
_____Молитвы тихие
_____луне...
_____И звон хрустальный...
_____Стихи...
_____увы, не обо мне...
_____Но мне -
_____печально... (22.07.2004)
ПАРОДИЯ:
А за окном -
метель мела,
и солнце встало...
Сегодня снова
не спала...
или не спАла?
На фейсе -
скорбная печать,
а сердце плачет...
Хочу я снова
все начать...
А, может, нАчать?
Как вы бездушны,
мужики...
Не спи же, соня!
Ты не понЯл
моей тоски...
Или не понял? (23.07.2004)
С благодарностью к автору стихотворения ПИЦЦА, Виктору Богданову, полный текст см.
http://www.stihi.ru/poems/2004/09/22-837.html
ОТРЫВОК ОРИГИНАЛА:
Давно ли мы, друзья, быв в дружеском кругу,
Закусывали пиццей стопку русской водки?
А кто при этом был, – об этом ни гу-гу…
Или долой звезду с моей пилотки.
А еще спасибо Борису Заходеру за перевод Винни-Пуха:
Куда идем мы с Пятачком, большой, большой секрет.
И не расскажем мы о том, и нет, и нет, и нет!
ПАРОДИЯ:
Вчера гулял я по Тверской у дома номер пять,
Но где бродил я день-деньской, тебе не надо знать.
В семнадцать тридцать на углу купил я пирожок,
В котором было то часу, я не скажу, дружок.
С Тамар Иванной и с Петром мы кушали рагу,
Но кто присутствовал при том – об этом ни гу-гу.
Потом ходил туда-сюда, играя на трубе,
Но что я делал, никогда не угадать тебе.
Затем стихи я сочинял, ведь в этом я мастак,
Но кто все это написал – ты не поймешь, простак!
перевод с английского
Ховард Пайл
из книги "Перец и соль," 1885
Святитель Николай когда-то был в ответе
За то, чтоб новорожденные дети
К родителям исправно попадали,
В чем аисты Святому помогали.
1
Король Карл Фридрих Шульценманненроде
В теченье многих лет Угодника молил
Послать ему для продолженья рода
Младенца сына, чтоб наследник трона был.
Тот, рассмотрев в конце концов его петицию,
Имел беседу с длинноногой птицею.
2
«Любезнейший Вильгельм!» –
(знать, аиста так звали)
«Нам мальчика младенца заказали
Для Фрица короля. Снеси ему скорее.
Нет, лучше королеве, так вернее.
А то они мне прожужжали уши
Своими просьбами, уж надоело слушать».
3
Но наш Вильгельм был стар и слыл тупицей –
Ведь возраст не всегда свидетельство ума.
Вместо того, чтоб отнести ребенка Фрицу,
Сапожнику отдал, а у того и так их тьма.
Младенец, что к сапожнику попал,
Мог первым быть, да вот последним стал.
4
Отсюда ясно, что от сына бедняка
Младенец принц ничуть не отличался.
И кто есть кто – нам не сказать наверняка,
Когда столь опытный так грубо просчитался.
И я мог принцем быть. Тогда б не надо было
Писать все это, чтоб на хлеб хватило.
ОРИГИНАЛ:
The Accident of Birth
By Howard Pyle
from "Pepper and Salt," 1885
Saint Nicholas used to send,
so I am told,
All new-born babies by storks,
in days of old.
1
King Friedrich Max of Stulzenmannenkim,
For many years unto the Saint did pray,
That he would send unto his Queen and him,
A baby boy, to be the King some day.
At last the Saint the King’s petition heard,
And called to him a sober long-legged bird.
2
Quoth he,”Good Wilhelm Stork
(such was his name),
Here is a baby boy to take away.
It is for Fritz; so bear him to the same,
Or rather to his Queen, without delay.
For one grows weary when one always hears
The same words daily dinning in one’s ears”.
3
Now Wilhelm Stork was old, and dull of wits,
For age not always sharpens wisdom much,
So what does he but bear the gift to Fritz
The cobbler, who had half a score of such.
And so the baby, Through a blunder, passed
From being first of all, unto – the last.
4
From this I gather that a new-born Prince,
From new-born cobbler’s somewhat hard to know,
For which of us could tell the difference, since
One thus experienced was mistaken so?
Also, perhaps, I should be great, instead
Of writing this, to earn my daily bread.
перевод с английского
Ховард Пайл
Из книги "Перец и соль", 1885
Я видел, старушка на кручу взбиралась,
Под грузом тяжёлой котомки сгибалась.
Но хоть и была
Её кладь тяжела,
Смеялась она и была весела.
- «Скажи мне, старушка, чему тут смеяться?
Ведь трудно с поклажей на холм подниматься».
- «Причина одна –
Вон, вершина видна,
И я скоро там буду!» - сказала она.
Я видел потом, как старушка спускалась.
Легко, без труда ей под горку шагалось,
Но вздыхала она
И стенала она,
Хоть дорога была широка и ровна.
- «Смеялась ты, с ношей на холм забираясь,
Чего ж чуть не плачешь, со склона спускаясь?»
- «Как же мне не страдать?
Будет трудно опять –
Впереди уже новую горку видать».
ОРИГИНАЛ:
THE SONG OF THE FOOLISH OLD WOMAN
I saw an old woman go up a steep hill,
And she chuckled and laughed, as she went, with a will.
And yet, as she went,
Her body was bent,
With a load as heavy as sins in lent.
“Oh! why do you chuckle, old woman;” says I,
As you climb up the hill-side so steep and so high?”
“Because, don’t you see,
I’ll presently be,
At the top of the hill. He! he!” says she.
I saw the old woman go downward again;
And she easily traveled, with never a pain;
Yet she loudly cried,
And gustily sighed,
And groaned, though the road was level and wide.
“Oh! why, my old woman,” says I, “do you weep,
When you laughed, as you climbed up the hill-side so steep?”
“High-ho! I am vexed,
Because I expect,”
Says she, “I shall ache in climbing the next.”
Перевод с английского
Ховард Пайл
Из книги «Перец и соль», 1885
Раз сапожник молодой,
Бравый пекарь и портной
Вдаль на поиски удачи побрели.
Кошелек, слыхали, есть,
А в нем золота – не счесть!
Там, где радуга касается земли.
Так скитались день за днем,
Было весело втроем,
Но сапожник нежной страстью воспылал
И сказал им так: - Друзья!
Остаюсь с любимой я.
Никогда иного клада не желал.
Распрощавшись с женихом,
Дальше двинулись вдвоем
И пришли они в уютную корчму
Милой вдовушки одной.
- Вот мой клад! – сказал портной. –
Остаюсь, хозяйку в жены я возьму.
Пекарь дальше шел один,
Был угрюм и нелюдим,
Не прельстил его ни вздох, ни страстный взор.
Клада так и не нашел,
Сам до нищенства дошел
И слоняется, бедняга, до сих пор.
Песню я тебе пропел,
Постарался, как умел,
Чтобы дать совет полезный и простой:
Лучше ты не упусти
То, что встретишь на пути,
Чем гоняться за фантазией пустой.
ОРИГИНАЛ:
THREE FORTUNES
Howard Pyle
From “Pepper and Salt”, 1885
A merry young shoemaker,
And a tailor, and a baker,
Went to seek their fortunes, for they had been told,
Where the rainbow touched the ground,
(If it only could be found,)
Was the purse that should be always full of gold.
So they traveled day by day,
In a jolly, jocund way
Till the shoemaker a pretty lass espied;
When quoth he, “It seems to me,
There can never, never be,
Better luck than this in all the world beside.”
So the others said good-bye,
And went on, till by-and-by
They espied a shady inn beside the way;
Where a hostess fair, - a widow –
In a lone seclusion hid; “Oh,
Here is luck!” the tailor said; “and here I’ll stay.”
So the baker jogged along,
All alone, with ne’er a song,
Or a jest; and nothing tempted him to stay.
But he went from bad to worse,
For he never found the purse,
And for all I know he’s wandering to this day.
It is better, on the whole,
For an ordinary soul,
(So I gather from this song I’ve tried to sing,)
For to take the luck that may
Chance to fall within his way,
Than to toil for an imaginary thing.
перевод с французского
Жан Кокто
Из цикла Песнопения, 1928
* * *
О музы, что для вас привязанностей бремя?
Мне не сказав «прощай», уходите за дверь.
Сердитый петушок уж вам отмерил время,
И местом ваших встреч не буду я теперь.
Не смею я роптать и не спешу с повинной,
Ведь глухи вы к мольбам, я ж нынче безголос.
Уходите, след в след. И будто пуповина,
Соединяет вас цепочка длинных кос.
Коль так угодно вам, задерживать не смею,
А буду умирать, – прошу, вернитесь вновь.
Ведь лебедь, что погиб, чтоб стать еще живее,
Оставил для чернил мне голубую кровь.
И в спячку зимнюю, и в сон заговоренный
Впаду я, музы, но закон ваш не предам.
Ваш труд закончен, все. Уж ангел окрыленный
Мою захлопнул дверь, пути отрезав вам.
Что мне останется? Любовь, прости, родная,
Останешься лишь ты: ягненочек-любовь.
Приди ко мне скорей, приникни, объедая
Мой лавровый венок, что кожу режет в кровь.
ОРИГИНАЛ:
Jean Cocteau
Plain-Chant, 1928
* * *
Muses qui ne songez a plaire ou a deplaire,
Je sens que vous partez sans meme dire adieu.
Voici votre matin et son coq de colere.
De votre rendez-vous je ne suis plus le lieu.
Je n’ose pas me plaindre, o maitresses ingrates,
Vous etes sans oreille et je perdrais mon cri.
L’une a l’autre nouant la corde de vos nattes,
Vous partirez, laissant quelque chose d’ecrit.
C’est ce que vous voulez. Allez, je me resigne,
Et si je dois mourir, reparaissez avant.
L’encre dont je me sers est le sang bleu d’un cygne
Qui meurt quand il le faut pour etre plus vivant.
Du sommeil hivernal, enchantement etrange,
Muses, je dormirai, fidele a vos decrets.
Votre travail fini, c’est fini. J’entends l’ange
La porte refermer sur vos grand corps distraits.
Que me laissez-vous donc? Amour, tu me perdonnes,
Ce qui reste, c’est toi: l’agnelet du troupeau.
Viens vite, embrasse-moi, broute-moi ces couronnes,
Arrache ce laurier qui me coupe la peau.
Ховард Пайл
из книги "Веселые приключения Робин Гуда", 1883
перевод с английского
Полный текст оригинала:
http://www.litsovet.ru/index.php/gallery.view?gallery_id=816
Король Артур за Круглый Стол
Садится у стены,
И с ним по обе стороны
Цвет рыцарства страны.
Вот Ланселот. Ночи черней
Шелка его кудрей.
Вот златокудрый Лорд Гавэйн,
Ключей хранитель Кэй.
А свет, пронзая витражи
Под сводом крыш покатых,
Цветными бликами лежит
На шлемах и на латах…
Вдруг воцарилась тишина –
У Круглого Стола
Стояла женщина. Она
Неслышно в зал вошла.
Она страшна, стара, седа,
Взгляд мутен, скрючен нос,
На подбородке борода –
Пучки седых волос.
Войдя, она упала ниц
При виде короля.
Скривился Кэй: «Ужасней лиц,
Клянусь, не видел я!»
Король Артур! Просить тебя
О милости дозволь!
Чего ты хочешь от меня? –
Спросил ее король.
Король! Ужасная болезнь,
Как червь, меня грызет.
Одно лишь, знаю, средство есть,
Что от нее спасет.
Коль рыцарь, верящий в Христа,
Три раза пожелает
Поцеловать меня в уста –
Уйдет хвороба злая.
Тот кто женат, иль обручен,
Мне не уменьшит боли,
А также тот, кто принужден,
Целуя против воли.
Средь вас найдется ль хоть один –
Скажи, о, мой король,
Столь благородный христианин,
Что облегчит мне боль?
Тебе помочь, - король сказал –
Я был бы очень рад.
Я б сам тебя поцеловал,
Но я, увы, женат!
Но вот мой верный Ланселот –
И в споре, и в бою
Он первый. Пусть же подойдет,
Изгонит хворь твою.
Но гордый рыцарь, недвижим,
Глаза упрятал в пол.
Не мог он видеть, как над ним
Смеется Круглый Стол.
А ты, Тристрам? – Артур король
На рыцаря глядит.
Ну, нет! От этого уволь!
Боюсь, меня стошнит!
Сэр Кэй, а ты? – Я не могу!
Мне жалко уст своих.
Кто после этих мерзких губ
Лобзать захочет их?
Ты, Лорд Гавэйн? – Избави Бог!
Сэр Джерайнт? - Не гожусь!
Мой поцелуй бы не помог –
Скорей я удавлюсь!
Но вот средь них встает один,
Моложе всех вокруг:
Ее спасу, как христианин,
От непомерных мук.
То рыцарь Кийт. Он юн, но смел.
Силен и знатен родом.
Златым пушком едва успел
Покрыться подбородок.
Насмешник Кэй съязвил: «Ну что ж,
Ты не имел подруги –
Так эту милой назовешь
И выберешь в супруги!
Но трижды Кийт поцеловал
Каргу, что всех страшней.
И вдруг… О, чудо! Охнул зал –
Что приключилось с ней?
Румянцем розы залилась,
Стал лоб высок и чист,
Грудь – словно горный снег бела,
А взгляд очей лучист.
Ее дыханье – летний бриз,
Что в поле клонит колос.
Звучит подобно пенью птиц
Когда-то хриплый голос.
Потоки локонов златых,
Рук нежных белизна.
Уж не в лохмотьях – в дорогих
Шелках стоит она.
В немом восторге смотрит знать.
Кэй вымолвил: «Клянусь!
Теперь тебя поцеловать
И я не откажусь».
Но Кийт колени преклонил,
Целуя платья ей:
Позволь мне быть рабом твоим –
Ты в мире всех милей!
Она склонилась, и его
Поцеловав в уста,
Сказала: - Рыцарь! С дня сего
Ты мой хозяин. Встань!
Все состояние свое
Тебе я отдаю
За сердце чуткое твое,
За доброту твою.
Я заколдована была –
Ты чары смог разбить.
Себя я снова обрела,
Чтоб другу подарить.
Slowly melting moonlight
Quietly wailing willows
Swiftly swaying swallows
Crazy blazing music
Vertically vibrant voices
Summer in Valbonne
Vanish in Valbonne
Mingle in the moonlight
Vocalizing voices
Welcoming the willows
Memorizing music
Of wildly waltzing swallows
Follow those swallows
Vagabonding in Valbonne
Mystify the music
Of a mandolin in moonlight
Dwell below the willows
Emphasizing voices
Volumetric voices
Will mellow all the swallows
Dwelling in the willows
Of yellow Valbonne
That will fill the moonlight
With amazing music…
Swallows in the willows,
Music of the moonlight,
Voices of Valbonne…
*Краткий комментарий:
СЕКСТИНА – твердая форма нерифмованной поэзии (Франция). Шесть строк в каждой строфе оканчиваются на шесть опорных слов, которые обязательно повторяются в следующем порядке:
1) 123456
2) 615243
3) 364125
4) 532614 и т.д.
Завершают секстину три строки, «посылка», обязательно содержащие в себе все шесть опорных слов в любом порядке.
Ты сегодня не в духе,
Ты сегодня сердит.
Из-за маленькой мухи
Потерял аппетит.
Ну, подумаешь, в супе
Утопилась она.
Все претензии к лупе –
Прям из мухи слона!
Если б выпил рюмашку,
Ты б еще попросил.
Ну, подумаешь, в чашку
Таракан угодил!
В кофе он бултыхался,
Было плохо ему.
Ты сегодня ругался.
Не пойму, почему?
06.11.2004
Перевод с английского
Ховард Пайл
Из книги «Перец и соль», 1885
Вот раз в обличии человека
по лесу Ангел проходил.
В пути он встретил дровосека
и корку хлеба попросил.
А дровосек был добрым малым.
Он дал и хлеба, и винца
Со дна бутылки, что стояла
на травке возле молодца.
Откушав, Ангел на прощанье
ему торжественно сказал:
«Исполню два твоих желанья
за то, что ты мне нынче дал.
Одно – что хлебом поделился,
второе – за глоток хмельной».
Промолвив так, он удалился.
Наш дровосек был сам не свой!
И он воскликнул в изумлении:
«Хотел бы убедиться я –
Мне было Ангела явленье,
иль этот тип провёл меня?»
Весь поглощен вопросом этим,
бесцельно взглядом он блуждал,
Как вдруг бутылку заприметил
и, не подумав, вслух сказал:
«Чтобы немедля убедиться,
не пошутил ли он со мной,
Хочу тот час же очутиться
внутри бутылки сей пустой!»
Едва лишь вымолвил – готово!
Вдруг оказался наш глупец
В бутылке плотно упакован,
как в тесной скорлупе птенец.
Напрасно он потом пинался
и извивался, как червяк.
Как простофиля ни старался,
не мог он выбраться никак.
Поняв, что грубо просчитался,
опять желанье загадал
И вмиг на воле оказался,
легко, как прежде внутрь попал.
Когда бы нам по два желанья дали,
Мы б их транжирить попусту не стали.
Мы б мудрости спросили для начала,
Тогда бы в остальном нужда отпала.
ОРИГИНАЛ:
THE TWO WISHES
Howard Pyle
From “Pepper and Salt”, 1885
An Angel went a-walking out one day, as I’ve heard said,
And, coming to a faggot-maker, begged a crust of bread.
The faggot-maker gave a crust and something rather queer
To wash it down with all, from out a bottle that stood near.
The Angel finished eating; but before he left, said he,
“Thou shalt have two wishes granted, for that thou hast given me.
One wish for that good drinkable, another for the bread.”
Then he left the faggot-maker all amazed at what he’d said.
“I wonder,” says the faggot-maker, after he had gone,
“I wonder if there’s any truth in that same little song!”
So, turning this thing over in his mind, he cast around,
‘Till he saw the empty bottle where it lay upon the ground.
“I wish,” said he, just as a test, “if what he said is so,
Into that empty bottle, now, that I may straightway go.”
No sooner said than done; for, - Whisk! into the flask he fell,
Where he found himself as tightly packed as chicken in the shell.
In vain he kicked and twisted, and in vain he howled with pain;
For, in spite of all his efforts, he could not get out again.
So, seeing how the matter stood, he had to wish once more,
When, out he slipped, as easily as he’d gone in before.
If we had had two wishes, granted by an Angel thus,
We would not throw away the good so kindly given us.
For first we’d ask for wisdom, which, when we had in store,
I’m very doubtful if we’d care to ask for anymore.
Перевод с французского
Жан Кокто
Из цикла «Песнопения», 1928
* * *
Вам кажется иной моя манера пенья?
Увы, что Вам сказать.
Я жду мучительно прихода вдохновенья,
И мне ли выбирать?
Читатель, воля муз известна мне не боле,
Чем прихоти Богов.
Лукавство их удел, и их капризной воле
Я следовать готов.
Я позволяю им плести узоры танца,
И на свою беду,
Не в силах я другим беспутствам предаваться –
Лишь их законы чту.
ОРИГИНАЛ:
Jean Cocteau
Plain-Chant, 1928
* * *
Si ma facon de chant n’est pas ici la meme,
Helas, je n’y peux rien.
Je suis toujours en mal d’attendre le poeme,
Et prends ce qui me vient.
Je ne connais, lecteur, la volonte des muses,
Plus que celle de Dieu.
Je n’ai rien devine de leur profondes ruses,
Dont me voici le lieu.
Je les laisse nouer et denouer leurs danses,
Ou les casser en moi,
Ne pouvant me livrer a d’autres imprudences
Que de suivre leur loi.
Эпиграмма
Мной центр Вселенной обозначен.
Не возражай, мой критик, мне!
Пойми, как может быть иначе,
Когда всё прочее - извне!
Когда храпишь ты в час полночный,
Хоть на боку, хоть на спине,
То сны, я это знаю точно,
Ты видишь только обо мне.
Сей звук, как музыка, как песня,
Как ниагарский водопад.
Клянусь, не может быть чудесней
Твоих клокочущих рулад.
Твой храп – гарант любви безмерной.
Храпи, мой милый и родной.
Ты самый лучший, самый верный,
Пока в постели спишь… со мной.
07.11.2004
перевод с английского
Ховард Пайл
Из книги «Веселые приключения Робин Гуда», 1883
ОН
Будь моей, голубка моя!
Я так тебя люблю!
А я тебе, голубка моя,
Ленточек ярких куплю.
Я буду звать тебя женой
И песни петь для тебя одной.
Ты услышь, слышь, слышь!
Как щебечет стриж,
Ты услышь воркованье голубей!
Ярко-жёлтый нарцисс
Над ручьем склонился вниз.
Так пойдём, будешь любушкой моей.
ОНА
Конечно, ты жених хоть куда,
Но всё же прочь уходи.
Твоей не буду я никогда,
Любви моей лучше не жди.
Нет, я с тобой никуда не пойду
И парня получше себе найду.
Ты услышь, слышь, слышь!
Как щебечет стриж,
Ты услышь воркованье голубей!
Ярко-жёлтый нарцисс
Над ручьем склонился вниз.
Нет, не буду я любушкой твоей.
ОН
Другую красотку тогда поищу,
Вокруг немало их.
И тратить время с тобой не хочу,
Раз я тебе не жених.
Ведь в поле цветок не одинок.
Поищешь – найдётся не хуже цветок.
Так услышь, слышь, слышь!
Веселится стриж,
Ты услышь воркованье голубей!
Ярко-жёлтый нарцисс
Над ручьем склонился вниз.
И другая будет любушкой моей.
ОНА
Постой, мой друг, не спеши уходить,
Другую любовь искать.
Я в спешке не то начала говорить,
Позволь ещё раз сказать.
Уж если ты выбираешь меня,
То буду любить одного тебя.
Так услышь, слышь, слышь!
Веселится стриж,
Ты услышь воркованье голубей!
Ярко-жёлтый нарцисс
Над ручьем склонился вниз.
Буду верною любушкой твоей.
ОРИГИНАЛ:
THE LOVING YOUTH AND THE SCORNFUL MAID
HE
Ah, it’s wilt thou come with me, my love?
And it’s wilt thou, love, be mine?
For I will give unto thee, my love,
Gay knots and ribbons so fine.
I’ll woo thee, love, on my bended knee,
And I’ll pipe sweet songs to none but thee.
Then it’s hark! hark! hark!
To the winged lark.
And it’s hark to the cooing dove!
And the bright daffodil
Groweth down by the rill,
So come thou and be my love.
SHE
Now get thee away, young man so fine;
Now get thee away, I say;
For my true love shall never be thine,
And so thou hadst better not stay.
Thou art not fine enough lad for me,
So I’ll wait till a better young man I see.
For it’s hark! hark! hark!
To the winged lark.
And it’s hark to the cooing dove!
And the bright daffodil
Groweth down by the rill,
Yet never I’ll be thy love.
HE
Then straight will I seek for another fair she,
For many a maid can be found,
And thou will never have aught of me,
By thee I will never be bound.
For never is a blossom in a field so rare,
But others are found that are just as fair.
So it’s hark! hark! hark!
To the joyous lark.
And it’s hark to the cooing dove!
And the bright daffodil
Groweth down by the rill,
And I’ll seek me another dear love.
SHE
Young man, turn not so quick away
Another fair lass to find.
Methinks I have spoken in haste today,
Nor have I made up my mind,
And if thou only wilt stay with me,
I’ll love no other, sweet lad, but thee.
So it’s hark! hark! hark!
To the joyous lark.
And it’s hark to the cooing dove!
For the bright daffodil
Groweth down by the rill,
And I’ll be thine own true love.
Мы беспомощны, как дети,
Хрупких крыльев взмах несмел,
Если их никто на свете
Не увидел, – не сумел.
Если б нас не убеждали:
- Будь смелее, ты взлетишь!
И с тревогою не ждали
На краю уснувших крыш,
Не встречали в час печали,
Не вели на край земли,
В дали дальние не мчали…
Мы летать бы не смогли.
Наших крыльев шум неслышен,
Незаметен перьев блеск.
Только вдруг над самой крышей –
Шепот, шорох, шелест, всплеск!
Только вдруг раздвинет тучи
Наш веселый детский смех…
Шелест крыл почти беззвучен,
Но они растут у всех!
Что такое – ты и я?
Парадоксы бытия?
Непривычность забытья?
Иль беспомощность моя?
Что такое – я и ты?
Может, чистые листы?
Боль разящей доброты?
Иль над пропастью мосты?
Что такое – мы с тобой?
Срыв программ, системный сбой?
Или спор с самим собой?
Вой сирены и отбой?
26.11.2004
Знаешь, это совсем не больно –
Словно невольно струны коснешься,
Словно опустишь руки безвольно
И от печального сна очнешься…
Знаешь, это совсем не страшно –
Словно увидел в ночи лучик,
Словно забыл о беде вчерашней
И разогнал над собой тучи…
Знаешь, это совсем не сильно –
Словно росток сквозь асфальт пробился,
Словно цветок, что полит обильно,
Выпрямил стебель и распустился…
Знаешь, это почти не слышно –
Словно от вздоха свеча потухла,
Словно на цыпочках ночь вышла,
Тихо травой шелестя жухлой…
Знаешь, это совсем близко –
Словно рукой удержать можно,
Словно звезда, что летит низко,
Или… кинжал в золотых ножнах…
Знаешь, это совсем глупо –
Словно ветра загонять в рамки,
Словно огонь разжигать лупой,
Сидя в объятом огнем замке…
06.11.2004
Мне что-то в этом мире не дано,
Чего-то я совсем не понимаю.
Ты говоришь, мой милый, что умна я,
Но в этом сомневаюсь я давно.
Я помню, знаю, вижу и могу,
Умею, разбираюсь, вычисляю,
Но истин прописных не осмысляю,
Ошибки совершая на бегу.
Мне просто необъятное обнять,
Легко скользя по жизни торопливой.
Но почему так трудно быть счастливой
И так непросто ближнего понять?
Полна ненужных знаний голова,
В ней факты, формулы, разгадки тайны века.
Но как измерить ценность человека?
И где найти заветные слова?
Мне то, что неизбежно, не принять,
А то, что очевидно, не проверить.
Я верю в то, во что не стоит верить,
И знаю то, что невозможно знать.
Казалось мне, что я всего добьюсь,
Но я всего лишь женщина земная.
Ты говоришь, мой милый, что умна я,
Нет, не умна… и поумнеть боюсь.
19.10.2004
Ховард Пайл
из книги "Перец и соль", 1885
Был всех богаче и знатней
Великий Раджа Рама Бей.
Вот раз со свитою своей
Он моцион свершал.
Был жаркий полдень, летний зной,
И арапчонок молодой
Над венценосной головой
Огромный зонт держал.
Вдруг муха на нос Радже села
И ноги вытереть посмела
О нос Владыки. Нет ей дела,
Ты дервиш или царь.
И вне себя от оскорбленья,
С горящим взором, жаждя мщенья,
Он – хлоп! – по мухе в иступленьи,
Но улизнула тварь.
Тогда он в ярости страшнейшей
Воскликнул грозно: «Враг мой злейший!
Ты смела нос наш августейший
Собою осквернить!
Велю всем гражданам и воинам
Кровавую устроить бойню,
Чтоб род твой, трижды недостойный,
Под корень ис-тре-бить!!!!»
Войну возглавил Раджа смело,
Забыв, что есть другое дело.
Казна бесхозная пустела,
Хирел весь царский двор.
К развязке дело приближалось.
Он нищим стал – какая жалость!
А племя мух приумножалось
И живо до сих пор.
Отсюда вам видно, что с теми бывает,
Кто в мелких заботах свой долг забывает.
ОРИГИНАЛ:
The Song of the Rajah and the Fly
By Howard Pyle
from "Pepper and Salt", 1885
Great and rich beyond comparing
Was the Rajah Rhama Jaring,
As he went to take an airing
With the Court one summer day.
All were gay with green and yellow;
And a little darky fellow
Bore a monstrous sun-umbrella,
For to shade him on the way.
Now a certain fly, unwitting
Of this grandeur, came a-flitting
To the Royal nose, and sitting
Twirled his legs upon the fame.
Then the Rajah’s eyes blazed fire
At the insult, and the ire
In his heart boiled high and higher.
Slap! He struck; but missed his aim.
Then all trembled at his passion,
For he spoke in furious fashion.
“Saw ye how yon fly did dash on
To our august nose?” he said.
“Now let all within our nation
Wage a war without cessation;-
War of b-lood, ex-ter-mi-nation,
Until every fly is dead!!!!”
No the while this war was raging,
That the Rajah was a-waging,
Things that should have been engaging
His attention went to pot.
So he came at last to begging,
Though the flies continued plaguing,
For it’s not so easy pegging
Out vexations thus, I wot.
From this you may see what all have to expect,
Who, fighting small troubles, great duties neglect.
Он
На кухне стоит скороварка.
В ней тухлая утка лежит,
А рядом рябая кухарка,
Ошпарив колени, визжит.
На примусе пахнут котлеты,
В газете сардельки гниют.
За стенкой смешные куплеты
Соседи на свадьбе поют.
Но громко стенает кухарка,
Ошпарив колени свои.
А утка лежит в скороварке,
И нету на свете любви!
Она
На кухне стоит сковородка.
На ней золотистый омлет,
А рядом кухарка-красотка,
Смеясь, напевает куплет.
Духов аромат утонченный,
В газете – ромашек букет.
За стенкою – плач похоронный:
Скончался бедняга сосед.
Но громко смеется красотка,
Забыв про печальную весть.
Плевать на омлет в сковородке!
Любовь она все-таки есть!
Он
Красотка увянет на кухне,
Погаснет в желудке омлет,
Изящные пальцы распухнут,
Засохнет в помойке букет.
Лишь марш отзвучит похоронный –
Заявится новый сосед
С гитарой своей электронной
И целой коробкой кассет.
Он будет служить в жилконторе,
Культсектором руководить,
Окурки плевать в коридоре
И женщин нетрезвых водить.
О прошлом вздыхает кухарка –
Пропало – зови, не зови…
Не выпорхнет из скороварки
Протухшая утка любви.
Она
Мой друг, Вы по своему правы.
Красотка увянет, увы!
Но время бесстрастно и, право,
Состаритесь с нею и Вы.
Так будет. Пока же на кухне
Красотка готовит омлет,
И утка еще не протухла,
Не вянет в газете букет.
Вы молоды оба – дерзайте!
Чтоб было, что вспомнить потом,
На площадь соседа въезжайте,
А утку съедите вдвоем!