Сосенки да ёлки. Ледяной испуг.
Ветер обветшалый. Поздних листьев тленье.
Замечаю в чаще - кладбище ль?.. избу?..
То, чего, быть может, нет во всей вселенной!
Отыграла лютня. Отсмурнела мгла.
Песни светочейной никогда не спеться.
Сколь же ты безгласна! сколь же ты светла!
Будто скрепольчино, будто марта скерцо...
Бесполезна песня, безысходен звук.
Истины печали сыты укоризной. -
Укоризной счастья, горя ли, разлук,
Бесконечной смерти, бессердечной жизни...
Еду ли в трамвае, слушаю ль в лесу -
Сойкиное пенье, шелест листьев строгий, -
В сумрачные лики я тебя несу,
В край моей печали, в призрачные строки.
Осени свеченье, спелых дней уют -
Полнятся капризом, стелящейся тайной,
Тем, чего по смерти - нет, не узнаЮт,
Тем, что называют призраком случайным...
2022 г.
Видел печали зим.
Видел радости вёсен.
Мир был порой незрим.
Мир был порой несносен.
Тонко звенела струна.
Белое было белым.
Был в королевстве сна,
Грешным и онемелым.
Грешно цвела заря
И колосились блики
Истиной ноября,
Сумрачной и великой.
Было всегда – ничто:
Солнце, леса, болота...
Был я всегда – никто.
Буду, быть может, кто-то...
Липкие январи.
Великосветность мая...
С ночи и до зари -
Верил во что:
Не знаю...
Но времена прошли
По моему пространству:
В мыслях – и тень, и блик.
В чувствах – непостоянство.
Тени глухи, слепы.
Свет непорочен, ярок.
Будущности столпы -
Это судьбы подарок.
Глуп, как всегда, смешон,-
Лучик в болотном царстве...
Чёрное – страшный сон.
Будущее – лекарство.
2022 г.
Синеокая чистота!
Моя ласточка! Канареечка!
До чего ж ты мила, проста!..
Улыбаешься на скамеечке...
У тебя голубые глаза -
Голубыми смеются озёрами.
Как мила мне твоя слеза
Под каштановыми узорами!
Ты меня подняла из глубин:
Твоё сердце - оно такое!..
И теперь я уже не один.
Нас с тобой теперь -
Двое.
07. 01. 2004 г.
(сонет)
Приближаемся к закону,
Что – в основе бытия,
Обобщаем аксиомы
Нашей жизни, – ты и я
Постепенно постигаем,
Что в основе Истин – нуль.
И в итоге получаем –
Сумасшествие.
Наш культ –
И науки, и прогресса –
Бесполезен потому,
Что идеи, интересы –
Неподвластные уму.
А подвластны только чувству,
Интуиции искусству.
2002 г.
Бесконечным листопадом
Заштриховывая дни,
Осень сыростью крылатой
Нашептала мне: «Усни!»
Принимай болотный север,
Как облатку, по утрам,
Где бессмертие рассеял
Ветер, друг семи кострам.
И тоска твоя, и люди,
Перетлевшие внутри,
Не забудут, не осудят
Сон твоей лесной зари.
Не осудят ничего, лишь –
Сам себя не осуждай!
Скажут: «Ты чего изволишь –
Виски, кофе или чай?»
Ничего не отвечая,
В вену прошлое плесни,
Ничего не различая,
Успокойся и усни.
2022 г.
В лилейно-ёловой оправе,
В цветах, душа которых “best”,
Пьянил мозги свои в дубраве...
Казалось, что полны чудес
И это лето, эта роща,
И мир, что стал добрее, проще.
Когда бутылку вискаря
Я разделил с подругой “Вечность”,
Смеялась летняя заря
И улыбалась ночи млечность...
А я стоял среди дубов,
Забыв про страсть и про любофф.
И было мне совсем плевать
На всех людей, на их реальность.
Ничто не значили слова
И чувств, и мыслей инфернальность.
И пели песни небеса,
Тараща лунные глаза.
К чему, к чему былое всё,
Конечно, будущее тоже!
Былое - боль, былое - сон...
А настоящее похоже
На то, чего и вовсе нет,
Да и не нов он, мой сюжет!..
Но выпит виски “Гленморанж”,
Как выпит прошлый день мой тоже.
Иссяк мой пыл и мой кураж;
И холодок-минор по коже
Бежит, бежит в дубовой мгле,
Как призрак счастья по Земле.
2022 г.
Тянет сыростью злой от забытых болот.
Солнце плещется в небе - воздушный пузырик...
Прерываю в былое волшебный полёт.
И простор надо мною становится шире.
Как же долго смотрел я в пустые огни.
Как же долго томился в плену у разлуки.
И теперь пустота колокольцем звенит,
И янтарь прошлых дней - лишь подобие скуки.
И в болотных лесах - пустоты перезвон.
Лопнет солнца пузырик о твёрдые тучи.
Но грустить о былом - всё равно - не резон,
Если машет мечта мне рукою могучей.
Если бабочкой вздорной крылатятся дни,
Если птицей поёт голосистое время,
Если с новою силою блещут огни,
Если солнцем полны - и леса, и прозренья.
2022 г.
(сонет)
Оправа мысли – наше слово.
Оправа чувства – наши мысли.
Одни мечтания готовы
Нас унести в иллюзий выси.
…Понятья доброго и злого –
Над ними разум долго бился.
Но различить их не решился. –
Они непонятые снова.
Томится он первопричиной;
Бытья-небытия личиной,
Основой мировых основ.
Но симметричны аксиомы.
Без духа непостижны оны.
Рассудок болен – дух здоров.
2002 г.
Всё вот так – снаружи и внутри -
Стонут белым стоном фонари.
И грозится алая тоска
Чёрной кровью прямо у виска.
Белые решетчатые дни
Ты в себе тоскою сохрани.
Белым дымом прожитых дорог.
Всем, чем никого сберечь не смог.
За решеткой глупою зари
Ты себя забытым сохрани...
Чтобы луноликая тоска
Не прикрыла веки на века.
Да я знаю - есть и рай, и ад,
И в апреле яблоки звенят.
Есть и пестрокрылый оболвень,
Что минует темноту и тень.
Только ты меня не укори
Трупным ядом выцветшей зари.
И беда, и горе, и тоска... –
Всё ж не на года, не на века.
Посмотри на зелень и сирень,
Что поют лесную дребедень.
Дребедень весенних мыслей, чувств.
Но опять в ночи печаль и грусть…
Хвоя. Хвоя. Лёд и пламя.
Хилый дуб. Болотный мох.
Неисчертанные длани.
Прерывающийся вздох.
Не хотела. Не сумела.
Ну и пусть. Всегда ведь ты!
Смелых мыслей онемелость
В окруженье пустоты.
И покой еловой хвои,
И вневременья струя
Не погасят пламя боли
В гнойном теле бытия.
(триолет) - 30 -
По комнатам гуляют сквозняки.
И призраки полночные мелькают.
На сердце давит будущего камень.
По комнатам гуляют сквозняки...
И не разбить мечтаньям вопреки
Оковы рока слабыми руками!..
На сердце давит будущего камень.
По комнатам гуляют сквозняки...
В тяжёлых сумерках - ни радости, ни боли.
И паутину вьёт паук на антресоли.
Блуждает тьма в кустах, как будто чья-то жизнь.
И шепчет, шепчет тишина: давай, держись!
Смотрю в окно - свивает ночь из снега пряди.
И бесконечность пустоты - забвенья ради.
И пляшет прошлое, танцует и поёт,
По капле мне безумье раздаёт.
И март раскинулся, фонарчат и пузырчат.
И мир былой во мне линейчат, но узорчат.
И потому не замечаю ничего.
Иллюзий бесконечно торжество!
Пропеллер бытия стучит, стучит в оконце.
Погасли звёзды и луна и даже солнце.
Пространство жидкое, но времени вода
Остыла и замерзла навсегда!
Лазоревый простор небес
Нам машет крыльями зари. –
Пребудь зарёй в моей судьбе,
Себя навек мне подари, -
Чтоб от сиянья крыл твоих
Рассеялся туман души,
И чтобы нас с тобой двоих
Венчали счастья миражи.
Чтоб в пламени жестоких лет
Не отпылал тот идеал,
Который дарит счастья свет,
Так долго я его искал!
Так долго я его хотел,
Что разум плавился во мне:
Слиянья душ! Слиянья тел! –
Как в трепетном и добром сне…
О снежнопенная мечта!
Как горячо твоё вино!
Как пламенны твои уста!
И как мне без Тебя темно!
Так не покинь меня! С Тобой
Не страшен ужас бытия,
Начертанный самой судьбой.
Ты слышишь ли, Мечта Моя!
Сорвись кометою с небес,
Лучом простор мне освети…
Как трудно без Тебя мне здесь, -
На этом дольнем, злом пути!
2009 г.
Отцвели мои полнолуния в многострунные пустословия.
В беспросветное, безучастное, где не сумерки и не тьма.
Дни бесстрастные, дни безумные - ставят странные всё условия.
Ежедневные. Ежечасные. Трудно выполнить их весьма...
Над травой цветок наклоняется. То ли молится. То ли гибнет он.
А весной трава шелковистая. Может, просто он шепчет ей:
Дай смотреть тебя, не кляня – глася, что душа моя слишком выгнута.
Что рассветным холодным выстрелом ранен я в перестрелке дней.
По мокнущей талой тропе
Брела ошалевшая осень,
В унылых снежинок толпе
Она растворялась меж сосен…
Туда уходила она –
Где плыли минувшие годы,
Испитые сердцем до дна,
Как будто бокалы невзгоды.
И падал сыреющий снег
На корни дубов, на тропинки,
И всё было будто во сне:
И ветки дерев, и травинки.
И всё заметало кругом,
И всё было – снежная небыль,
Лишь палевым ярким лучом
Мигало простывшее небо.
И думал я – вот он – мираж,
Похожий на признаки жизни.
…Всё было – игрою… Игра -
С судьбою намного капризней,
Чем тающий образ мечты,
Который оставлен тобою,
Который оставила ты…
Играя с моею судьбою.
Любви моей иссякли злые чары.
Под землю каплею она ушла.
Бывают ядовитые Анчары. –
Та капля ядовитее была.
Она ушла, и силы поиссякли.
Она ушла, и сердце отцвело.
Она была последней едкой каплей,
Смывающею грань: «Добро и Зло».
…Любили мы, друг друга не заметив.
И растворили чувство в небесах,
В озёрах синих, в ласковых лесах.
Любили мы – как любят только дети!..
2002 г.
(сонет)
Любовь – не более чем форма,
А содержанье – ненависть…
И как оно ни назовись, –
Всё в мире – лживо и притворно!
Что – правда? – голубое небо
Да леса мягкий малахит?..
Страданья выпавший нам жребий
Секунды счастия таит.
А без него? – темно и сыро,
Любые холодны лучи.
Нет радости в большой квартире,
Когда потеряны ключи…
Так и свобода: вне тюрьмы
Её – не замечаем мы!
2002–2004 гг.
I
Прекрасна твердь, поля, леса, луга,
Туманами промытые долины,
Отвесы гор, их льдистые вершины,
Осенний ветер, летний птичий гам...
Восславлю всё: крутые берега
Стальных озёр, степей простор былинный,
И век земной, печальный и недлинный,
Где многое нас может напугать! –
Таится непонятное – повсюду.
Оно как боль, как зверская простуда, –
Пугает нас. Оно везде, во всём:
Крик филина... ночная тьма и тени..
Погибшие печальные растенья...
Во всём, во всём, – как ночью, так и днём.
II
Во всём, во всём, – как ночью, так и днём, –
Сокрыта тайна. Вовсе мир неясен!
Хотя порой и кажется прекрасен,
Так в той же мере очень незнаком!
Пока мир обращён пробитым дном, –
Наш труд – понять его – всегда напрасен,
И потому на самый яркий праздник
Открытья тайн мы так и не придём.
За областью предметною не видно
Иных миров, и столь порой обидно,
Что будущего мы не познаём.
Грядущее всегда от всех сокрыто
Секундою... причиною... событьем...
Сгорает мир незнания огнём.
III
Сгорает мир незнания огнём.
Причины перетёрли нить наитий.
Слабеет дух. Дымит. Огонь событий
Рассеянно сквозь пепел узнаём.
Отыщется Стремлений Водоём, –
Потушим пламя. Новое открытье
Окажется лишь тем, что позабыто,
Погребено под пеплом. И вдвоём
С моим прошедшим я, идём к началу,
Пытаемся понять, что означало
Стремление стать искрою в снегах,
Осенним бликом, светом или тенью,
Рекой... росой... звездой... стихотвореньем...
Дух – Господин, а мир ему – слуга.
IV
Дух – Господин, а мир ему – слуга.
Слова мои – потёртые одежды.
Вмещает Дух и чувства, и надежды...
И с ним одним, неспешно, наугад,
Под тихий ропот дней, под тихий гам –
Бредём по временам, потупя вежды!..
И чувствую, что скоро неизбежно
Иссякнет дух... О том не стоит лгать
Забытому из прошлого второму –
Былому я – с кем было по другому,
О том, что чахнет Дух, кружит пурга...
О, с тем былым не будем мы друзьями.
И в этом виноваты лишь мы сами.
Не будем же зане искать врага!
V
Не будем же зане искать врага,
Который вмиг разъял любовь и сердце;
Мечту – реальность; гениальность – серость;
И тупости ошмётки настрогал
Из бренности. К нему и так строга
Реальность. Колебаний тихих герцы
Гармонии сердец ему, безверцу,
Так чужды, далеки! К тому ж рога,
О сколь его уродуют безмерно!
Однако думать было бы неверно,
Что будто виноват не он. – О том
Давно уже написано, но вы ли
О супостате будто позабыли,
Который – во грехе, да не в одном!
VI
Который – во грехе, да не в одном,
Виновен, так подчас его любили!
А он ко всем с букетами из лилий
Роскошными являлся... Все мы льнём
К нему, ко лжи и лести... А в ином –
Который – Добродетель – клубы пыли
Лишь замечаем. Доброе сгубили
В себе. О, горе! Не забыться сном!
О, Дух! приди, приди, – отверзь нам очи,
В тумане мы блуждаем долго очень.
Приди ко мне в обличии земном.
К Тебе я обращаю мысли, чувства.
С тобою быть – великое искусство.
Дух переменчив! Дело-то всё в нём!
VII
Дух переменчив! Дело-то всё в нём!..
Ведь это он – мечты мои в тумане
Прошедшего. Как струи из кальяна
Дурманные, живущие в былом,
Рассеянные грёзы под крылом
У памяти больной – всегдашней раны.
О, лживые мечты, как вы, тираны,
Посмели Память ранить, и притом
Остаться все в душе моей печальной
Полоской света, тонкою и дальной,
Манили через годы наугад.
Томится Память! Силы иссякают.
И будущее тяжко, будто камень
Темно Грядущее! Судьба – шпагат!
VIII
Темно Грядущее! Судьба – шпагат!
Я, будто акробат, почти вслепую
С шестом удачи (...Боже, как рискую
По этому шпагату я шагать!..)
Так долго должен двигаться... Нога
Неправильно ступила... Вот я чую,
Что падаю (но вовсе не лечу я).
Не стоит далее. Кратка ль, долга
Судьба. Тебя, Судьба, не выбираем.
Здесь, на Земле, – меж адом и меж раем
Скитаемся. Скалист, тернист наш путь!
Но влево или вправо – злая бездна,
Темна она, бессолнечна, беззвездна.
Не поскользнуться бы ...Ах, как-нибудь.
IX
Не поскользнуться бы... Ах, как-нибудь
До тайны бытия дойти. Эйнштейном
Хоть на мгновение побыть, ведь гений –
Не в том, чтобы понять, – чтоб проскользнуть
Туда, где тайн невидимая жуть
Откроется в Одном – одним стремленьем.
Осколки в вазу обратятся! Зренье
Обычное не может посягнуть
На таинства. Но заблистает ваза,
В невидимой, досель незримой, связи
Нам открывая мирозданья суть,
Где прошлое и будущее – слиты...
Пробьём причин таинственные плиты! –
В грядущее на миг хоть заглянуть!
X
В грядущее на миг хоть заглянуть
Не можем мы! – мешает нам предметность:
Цвета и краски, отзвуки... – заметны
Очам и слуху. С силою на грудь –
На сердце давит тягостная муть
Неощутимого. О, сколько бед нам
Подарит Бытие! – Сие несметно!
Томится Дух. О, Дух, посмей, добудь
Единое великое прозренье! –
Хотим мы запредельное творенье
Всех измерений мира Твоего,
Великий Боже Праведный, осмыслить.
Столь хорошо, покуда вместе мы с ним.
Столь хорошо прочувствовать его!
XI
Столь хорошо прочувствовать его,
Каркас миров, тогда лишь мы смогли бы,
Когда б причины упростили. Глыбы
Разбили б их. Но злое колдовство
Нагромоздило знанья. – Божество
Прозрений погубило; так что – либо,
Свергая зло, предотвращая гибель
Душ наших, верить – верить в торжество
Божественного Пламени – основы
Всего и Вся... Но – вынуждены снова
Терпеть, томиться, плакать и страдать.
А либо – мысль трудами разовьётся,
Откроет нам Иное, и как солнце
Нам воссияет снова благодать.
XII
Нам воссияет снова благодать.
Наградою получим Третье Око,
Способное смотреть – смотреть далёко! –
Где раньше не могли и угадать,
Что происходит, – там теперь всегда
Энмерный мир, причудлив, будто кокон;
Он, будто сто сливающихся окон,
Открытых в позабытые года
И в будущее, – в каждое мгновенье
Оси времён! Тот мир, как сновиденье,
Одновременно разный, но опять
Понять немыслимо, однако, будет
Разновременное понятно людям,
И будет многомерный мир сиять.
XIII
И будет многомерный мир сиять,
Как аметист на сером злом пространстве.
Ни времени там нет, ни дольних странствий.
Там – каждый сразу – и святой, и тать...
И – сразу вместе – кем могли бы стать,
Кем стали мы... и с кем давно расстаться
Пора и нет... Вот там, наверно, вкратце
Возможно описать, как время вспять
Поворотить. Возможностей там тыщи.
И каждый счастье не одно отыщет...
А, может, нет... там нету ничего! –
Великий Нуль на троне – праздном троне.
Однако с трона и его уронит
Сознания больного волшебство.
XIV
Сознания больного волшебство
Явило нам пространство, судьбы, время,
Весь строй событий, горестное бремя
Страстей, несчастий... землю, небосвод...
О, серое живое вещество!
Сколь алчно – алчно властвуешь над всеми:
В плененье разума давно, и все мы –
Все пойманные сетью существо.
Стремленье наше – вырваться из сети –
Бессмысленно, доколь на этом свете
Сеть разума крепка, прочна, туга.
Так искромсать бы волей, как кинжалом,
Трёхмерный плен! Но счастливы мы в малом:
Прекрасна твердь, поля, леса, луга.
МАГИСТРАЛ
XV
Прекрасна твердь, поля, леса, луга...
Во всём, во всём, – как ночью, так и днём, –
Сгорает мир незнания огнём.
Дух – Господин, а мир ему – слуга.
Не будем же зане искать Врага,
Который – во грехе, да не в одном.
Дух переменчив! Дело-то всё в нём!..
Темно Грядущее! Судьба – шпагат!
Не поскользнуться бы... Ах, как-нибудь
В грядущее на миг хоть заглянуть!
Столь хорошо прочувствовать его!
Нам воссияет снова благодать,
И будет многомерный мир сиять:
Сознания больного волшебство.
2004 - 2024 гг.
(сонет)
Что было непонятно в прошлом, -
Так то - понятно нам сейчас.
А то, - что будет через час, -
Нам кажется туманным, сложным,
Непостижимо невозможным...
Но дни идут, и, торопясь,
Они вдруг просветляют нас:
Теперь нам ясно - непреложно,
Что Время - обретенье форм
Для Истин (постоянных норм)!
А горний мир - его начало...
Сквозь мига узкое кольцо
Мы видим Истины лицо.
Мгновенье!.. - и оно пропало.
2003 г.
(сонет)
О, сколько раз я был цветком.
Змеёй ползучею - однажды!
В пустыне изнывал от жажды,
Верблюдом был, был мотыльком...
Но каждый раз я был влеком
Единым духом. Образ каждый,
Неважно – добрый, злой – неважно! –
Одним питался родником.
Стирая время и пространство,
То тут был явлен я, то там…
Итогом этих долгих странствий –
Всепоклонение мечтам.
Они одни мой дух спасали,
Иные открывая дали.
Журнал "Юность", июнь, 2007г.
Почему ж ты ушла от меня!..
Помнишь: плакал метелью февраль? –
Нас обоих ему было жаль!
Алым блеском дневного огня
По снегам зажигалась печаль.
Почему ж ты ушла от меня!..
Промолчали могилы, кресты.
Белый шар расставания дня
Ослепил, в неизбежность маня,
Оставаясь до боли пустым!
Почему ж ты ушла от меня!..
Скован холодом крепкий бетон.
Твой двойник, по тропе семеня,
Шёл к безликой судьбе на поклон.
И так жалок, уродлив был он.
Почему ж ты ушла от меня!..
Окликаю других имена, –
Тех – кто были со мною давно,
Или не были… мне всё равно!
Потому что прошли времена…
Почему ж ты ушла от меня!..
Помнишь: плакал метелью февраль?
Нас обоих ему было жаль!
Алой скорбью дневного огня
По снегам зажигалась печаль.
Газета "Российский писатель", апрель, 2009 г.
...И повторился снова
Земной ненужный строй
От детства голубого
До старости седой...
Ф. Сологуб
Бесчисленность столетий
Пробыв в небытии,
Про всё узнав на свете,
Нашёл пути свои.
По тем путям скитался
В томлениях земных
И прахом дней питался –
Пороков огневых.
Но дух мой поругался
С бездушием телес.
Он рвался, рвался, рвался
К творению чудес.
Меня пронзали стаи
Отравленных страстей.
Рассыпался, истаял
На множество частей.
Опять я воротился
К обители небес,
И дух мой испарился,
И дольний мир исчез.
Опять брожу уныло
По звёздам, небесам,
И знаю: – то, что было, –
Я всё придумал сам.
Газета "Российский писатель", апрель, 2009 г.
Холодным пламенем заката
Сгорел, ликуя, старый мир,
И слёз стозвонное стаккато
Тоской заполнило эфир.
Я выходил из прелой яви
Погасших умерших миров,
И к небу дух змеился навий,
Был тёмен сущего покров.
Одни притихшие берёзки
Смеялись детскою мечтой.
От их красы простой, неброской
Струился отблеск золотой.
Но вряд ли он теперь подарит
Былые чýдные миры,
Покуда едкий дым от гари
Мешает "прошлое открыть"...
2009 г.
Небесным лоцманом ведомый
В цветную бухту сентября,
Корабль осенних окоёмов
В туманы бросил якоря.
На мачтах корабельных сосен
Качнулся парус облаков
Фрегата под названьем «Осень»,
Плывущего в простор веков.
А утром якоря подняли,
И, разрезая гладь времён,
Поплыл в тоскующие дали,
Сливаясь с призраками, он,
Пройдя все зимы и все вёсны,
Вернётся в гавань сентября,
И эти мачты, эти сосны –
Спалит прощальная заря…
2008 - 2010 гг.
Журнал "Юность", сентябрь, 2010 г.
(сонет на две рифмы)
Когда рассеялись надежды,
Когда испит любовный яд,
Когда мечты – и те горчат,
Когда порок смежает вежды,
Когда невежи и невежды
Тебе: безумный! – говорят,
Когда судьба готовит пат,
Войди в листвяные одежды,
Почувствуй леса аромат.
Его застенчивый наряд
И шёпот листьев, тихий, нежный –
Тебя от горя исцелят.
Но будь спокоен, а не рад!
Иначе – горе неизбежно.
2003 г.
Настала пора маскарада.
И пляшет и клоун, и шут.
Выходят, и шагом парадным
Гусары идут и идут.
И стало теперь непонятно, –
Кто роли играет, а кто –
Собой остаётся… Ну ладно,
Забудем и думать про то…
Но вот замечаю так ясно,
Так ясно я вижу: Одна
Из Масок особо прекрасна,
Искриста – искриста она!
Она, то ли фея Eiole,
О ком Северянин писал;
А, может, кухарка – не более,
Пришедшая на карнавал.
Но щели на красочной маске
Не могут очей её скрыть.
Старается веером глазки
Павлиньим она заслонить.
А вот…
И не получилось!
И вижу теперь я глаза
Печальные. Божия милость! –
Проблёскивает слеза.
Под маскою радостной девы
Скрывается боль и печаль.
И гложет её, королеву,
Туманная скорбная даль.
Похоже, заметили гости
Такой очевидный подвох.
И полный,
Из них самый толстый,
Ко мне обращает свой вздох.
И тихо лепечет на ухо:
“Та фея – знакомая. Я
Видал её, пусть будет пухом
Кладбищенская земля.
Вчера мы её отпевали
И колокол гулко звенел.
Она же живая? – Едва ли:
Смотрите – и шея, как мел.
Кого она здесь представляет? –
Она – Вековая Тоска.
И в чаши вино наливает
Совсем не живая рука.
Кому наливает по капле,
Кому - то – полный бокал."
...Уйти мне отсюда, не так ли, -
Чтоб больше её не видал?
Но грустные тихие очи
Я буду всё помнить, пока
Из сердца, скорбящего очень,
Стекает, стекает тоска.
2004 г.
(сонет)
Под тяжестью небытия
Слагаю я свои законы.
И страсть моя и боль моя –
Не вызывают больше стоны!
Бреду, бреду я в те края,
Где молчаливее иконы,
Где подвергаем буду я
Распаду, будто злой плутоний.
На скал вершины оглянусь
И вороном меж скал очнусь.
Распался – искрами летаю.
И звёзды в бледной пелене
Смеются (нет покоя мне!). –
Туманами в долинах таю.
Литературная газета, сентябрь, 2006 г.
Открывает зима раны рваные.
В небесах догорают костры.
Почему бы вселенской нирваною
Не забыться до летней поры?..
Остывает, согрето надеждами,
Наше время в объятьях зимы,
Возвращая в проклятое «прежнее»
Из «грядущего» наши умы.
Солнце клоуном в небе кривляется,
Утопая в заснеженной мгле,
И глядит, как сердитой красавицей
Разгулялась зима по Земле!
...Открывает зима раны рваные.
В небесах догорают костры.
Почему бы вселенской нирваною
Не забыться до летней поры?!
2009 г.,
Журнал "Смена", 02, 2024, Москва
Осень пылает закатом.
Гулкие, тихие дни,
Холодом влажным объяты,
Красной рябиной полны.
Мы потеряли надежду,
Мы обретаем покой...
Леса густую одежду
Сбрасывает рукой
Вялая поздняя осень.
И загорается даль
Бронзою мачтовых сосен...
Неба колючая сталь
Плавится алым закатом
И вытекает на лес.
В небе – летучие скаты –
Тучи плескаются. Весь
Лес, будто кружев узоры,
Тоненьких,
Золотых.
Холодные алые зори
Тихо ложатся в стих.
Ало-янтарные полдни
Листвою воспалены,
Красною краскою пОлны,
Солнцем обожжены.
...Поляна, объятая дымкой...
Всадник...
Гарцующий конь.
А по лесам невидимкой
Пылает
осенний
огонь.
2001 г.
«...Ну так получилось...» –
Я слышу беспомощный тихий ответ.
Слезам, и словам, и эмоциям –
Здесь не было места и нет.
«...Ну так получилось...»
Смотрю я в осеннее чудо-окно.
«...Вот так получилось...» –
И стало опять бесконечно темно...
Огни огни огни разлук.
Тревожный трепет дальней боли.
Давно забытый старый звук...
Значок забытый на пароле...
И бесконечность, тишина...
И плотоядное томленье.
Идет, тоской обожжена,
Безликость некой старой тенью.
И я - отсутствие твоё,
И ты - отсутствие (моё ли?) -
Позднейших чувств и дней проём,
Предначертанье скорой боли.
И пусть поёт мне тишина,
И пусть орудует лукавство,-
Сегодня снова не до сна.
Сомнение – мое лекарство!
И ты в трубе, и я в трубе
Давно забытого былого.
Тобой и мной забыт рубеж
Давно несказанного слова.
А после... после пустота.
И эклектичные пустоты
Во мне молчат, что ты - не та.
И я тебе – не я, а кто-то!..
И, беспокоясь сотни раз,
Трепещут крылья сонных улиц
О том что мы с тобой сейчас,
Как на века, на миг проснулись...
На зеркале вод отражалась она -
Цветком полудневного зноя.
Не мог ни понять её, ни осознать -
Ни злобой, ни лаской лесною.
Вся в пурпуре, вся в неземных облаках,
Ко всем и всему безучастна,
Являлась ко мне - и светла, и легка -
И в солнечный день, и в ненастье.
И в холоде белом, в огне сосняков,
В берёзах, осинах, дубравах -
Всё злое шептанье её сквозняков,
Всё то, где все были неправы!..
Когда за дымкой-синевой
Стоит отчаянья стена, -
Ты одинок, ты сам не свой,
О прошлом хочется стенать.
Замри, замри... В былое путь
Небезопасен и далёк.
Костёр событий не задуть.
Былое в нём - лишь уголёк!
И те, кто в прошлом был с тобой -
Теперь - одни лишь миражи.
...Где счастья призрак голубой?! -
Его - попробуй - укажи!
Звенит молчания струна.
Закат. Рассвет. Опять закат...
Бликуют прошлым времена.
Но не вернуть его назад!
Сгорают сумерки небес
И тлеют сумерки души.
Но замело пути тебе
В былые грёзы, миражи!
Весь день кружила над землёю
Отчаянная злая мгла.
Но мысль мечтальницей немою
Во мне жила тиха, светла.
И небо яркою стеною
Стояло в этой белой мгле,
Струилось солнце надо мною,
Отдав свечение Земле.
Но света было слишком много. -
Он от мечты струился сам...
Простор. Покой. Зима. Дорога...
Забытый путь мой.
К небесам.
Бесконечен звездопад.
Безнадёжное: "Простишь ли?.."
Разрушаю всё подряд
Твёрдым комом прошлой жизни.
Прежней свежестью ветров.
Суетой воспоминаний.
Тем, что глупо и хитро -
Всем, чем живо мирозданье.
Где-то - блещет слабый свет.
Где-то - горнее величье...
Я даю на всё ответ,
Непривычно безразличный.
Отзвени во мне, июль!
Ослепи бесстрастьем, август!
Шевелит на шторах тюль
Позабытый в детстве Аргус.
Бесконечен звездопад.
Безнадёжны сны и лица.
Я исчез меж них опять,
Чтобы снова появиться.
Как время печаль, так печаль - это время.
Пространство - гитара, причина - струна.
А счастье - волчонок, невидимый всеми,
Которому боль на съеденье дана.
Ты слышишь, как странно, ты слышишь, как жутко
Прошедшее, давнее плавится в нас!
И ящеркой юркой секунда ль, минутка,
Под спудом страстей обращаются в час.
Закаты. Рассветы. Рассветы. Закаты.
Фортуны крутящееся веретено...
Случайный узор, как всегда, не разгадан.
И прочий узор всем понять не дано.
По кромке предчувствий, по светлому снегу
Бежит в никуда вековое ничто.
И вторит его непонятному бегу
Весь мир в запылённом и рваном пальто...
Сентябрьский день осенней дымкой
Змеился влажно по лесам.
Непостоянный, бледно-дынный
Закат в ветвях дерев плясал.
И среди сотен меланхолий
В душе блуждала пустота,
Касаясь тихо давней боли
Каймой кленового листа.
И ты как будто шла со мною,
И невесома, и нема,
Зовущаяся тишиною,
И непроглядна, словно тьма.
И наполняла колкий сумрак
Воспоминаньем о тебе,
Считая всех ошибок суммы
В моей заре, в моей судьбе...
Жёлтая стенка. Солнце. Листва.
Мухи, жужжащие роем.
Отсвет забытого божества.
Мыслей гнетущие строи.
И лихорадка последней волны.
Шорохи. Сумраки. Страхи.
Отзвук несбывшейся тишины.
Поздние охи да ахи...
Но - никого... И от стенки печёт
Печкою летнего полдня.
Нет никого! И никто не придёт,
Сказкою сердце наполнив.
Лишь лиловатые тени в листве -
То ли смеются, то ль плачут.
Мухи жужжат...
А в слепой синеве -
Солнца полдневный калачик.
И - никого... Лакированный куст...
Стенка. Да мухи. Да полдень. -
Жаркий, лишающий мыслей и чувств,
Скорбью земною наполнен.
Жёлтая стенка. Солнце. Листва.
Мухи, жужжащие роем...
Должно быть нечто большее
Того, о чём мы думаем,
Мечтаем ли, стремимся ли...
Должно быть нечто большее!
Я чувствую, как временем
Тугие вены полнятся
Пространства ли, фантазии...
Но чувствую, я чувствую....
Простите эти глупости
Весны лесной сиреневой
И лета среброокого
И осени мечтательной...
Но большее, есть большее
Того, о чём не думаем,
И думаем - неважно, ведь
Кругом повсюду большее!
Кругом повсюду большее,
Чем было до и после нас.
Повсюду больше большего -
Реальности ль, фантазии...
О сумерки, о призраки!
Какие вы нелепые,
Какие вы несчастные -
Всё - оторопь сознания.
Но всеми правит большее
Того, что видим, чувствуем...
Но всеми правит большее!
Но всеми правит большее!..
Лучше всего молчать.
Это судьбы печать.
Звонкое "всё равно" -
Будущего звено.
Лучше подальше быть
От похвальбы, обид.
Сумрачно бытиё.
В нём лишь простор - моё.
Осени календарь.
В нём беспробудна даль. -
В окна плеснёт волной...
Свет мой всегда со мной.
Призрачные круги.
И не видать ни зги...
Будущее ничто.
В прошлом моём никто.
Но... тростникова даль.
В сердце сгорел миндаль.
В сердце сгорает день.
Бьётся крылами тень.
На сыром ветру дрожанье медленных огней.
Поздних вёсен обнищанье в застеколье дней.
"Это ты моя дилемма? – знаю наизусть!.."
- Я твоя тоска и тема, боль твоя и грусть.
Бродит сумрак по орбитам солнечной свечи,
По лесам, полям, обидам в векторной ночи.
Бродит, бродит, бродит молча похоронный звук
Зябкою походкой волчьей – севером разлук.
Кто-то шепчет постоянно:
- Я твоя весна!
Странно всё, что было странным
В снежном царстве сна.
"Снова ты, моя дилемма? боль моя и грусть!"
- Да, я снова неизменна! Помни наизусть
Все мои слова и знаки, всю мою печаль,
Однодневной жизни накипь, прошлой жизни даль!
И оранжевое детство, юность на крови -
Помни, помни, не бездействуй, позднее лови!
Чтобы больше не исчезнуть, чтобы там сверкать,
Где лучи цветут над бездной, где чернеет гать...
Светло растаял день, безвкусный и бессвязный.
И ночь гробницы снов раскинула, темна.
Блуждала тьма моя над топью непролазной,
И даль высоких нот была светлее сна.
И свет остановил движенье одиночеств.
До Утра, до поры, когда пусты дворы.
В молчание чудес, в затишие пророчеств,
Где мир искал свои оттенки до поры…
Отыскивал тебя, где дует светлый сумрак.
Озвенивал тебя, где – радуги капель.
Но ты и твой корабль мечты, как призрак, умер.
И тропы замела безгласная метель.
Отошла эпоха мотыльков.
Белые пророческие звенья…
Смотрят одноглазые растенья
На зигзаг сентябрьских сквозняков.
И не понимают ничего –
Ни тепла, ни флейты, ни улыбок…
Воздух… он и солнечен и липок.
Но бессилен перед синевой.
Ну а мы и видеть не могли
Ничего – кого-то и когда-то.
И листали временем закаты
Над пространством гибнущей Земли.
И никто не помнит прежний лик,
Лик предначертанья и утраты…
Потому что памятные даты
Перед нами быстро пронеслись!
Бесполезен скорый переход
В запределье сумрачных иллюзий,
Где – что ни игрок – то вечно лузер,
Пленник запоздалых несвобод.
А свободой выткана тоска,
Пересчитаны тоскою смыслы,
И над всеми истиной зависла
Рока тугожильная рука.
Просыпаясь сумраком безгласным
Сказкой тополей, берёз, осин –
Ты явилась, молча, сладострастно
В край моих забвений и трясин.
Ты была тогда одна со мною –
Сладкою наложницей, женою.
Растерял тебя, не потеряв,
Окуная белое в былое –
Крики, плач, тоску твою и нрав,
Доброе, неясное и злое.
Рассыпались мысли и прозрения
Перед чистотою вдохновения.
Ты его ко мне собой несла,
Окрыляя пасмурные чувства.
Бесконечность подлости и зла
Сокращая страстью властно, густо...
Мысли обмельчавшие, робевшие
Погибали взвешено и бешено.
Восставали светлые миры,
Чувственны, бессмертны и прекрасны,
И до горней искренней поры
Оживляли страсть мою и счастье.
Опадала искорками вечность
В яркие беспечность, бесконечность.
Это всё – и ты, и я, и все!
Это всё – и разности, и суммы…
Вся вселенная – в твоей слезе.
И в моём костре – полночный сумрак.
Но… иди, иди в своё безбрежное,
Оставляя всё земное, грешное.
Мысли чужие. Чужие слова.
Пухнет от страха моя голова.
Космос разбился на тысячи звёзд.
Время – ответ, а пространство – вопрос.
Перебродили медвежии сны
В клюквенный виски бродящей весны.
Ты – звездно-пахнущий осени крест.
Я – тихий сумрак прощающих мест.
В нас отдыхает от всех тишина,
Правдой весны бесконечно сильна,
Пламя отвесное, тьма, пустота,
Та, что достойна небес и креста.
Синий мой май, и июнь голубой!
Что же – нас всех – на убой?.. на убой?..
Что же – нас всех?.. Ну за что? Ну за что? –
Не отвечают ничто и никто!
Тихо молчит за рекою канал.
Не отвечают ни стар, и ни мал…
Тошно молчат, но смеётся оно –
То, что нам было судьбою дано.
Ладно… молчите! – придёт грохота. –
Заговорят пустота, немота.
Светлые лесные бабушкины кочки.
Чистая лесная робость ноября.
Ты ли моё счастье, дней былых крючочки.
Ты ли моё горе, прошлого заря.
Я припоминаю, ох, припоминаю -
Льдящееся утро искренних утрат.
Памятью озябшей вспомню имена их –
Тех, кого не спрятал дней былых наряд.
Сколько же их, сколько, воскрылённых верой,
Скоротечной дрожью истину найти!..
Верой воздаются радости химеры
На жестокой плахе к горнему пути.
Что мне бесконечность! Что мне сингулярность!
Если постоянство - не к бессмертью шаг!..
Соткана из бликов счастья светозарность,
Но жива под кочкой светлая душа!
Бабушкино счастье трупом отсмердело,
Горькою дорогой, женским забытьём.
Ничего не будет непонятно телу,
Если не заплачет истина дождём…
Зная это, помню - бесконечный остров,
Бесконечный нищий грошевой уют.
Сложное так зябко. Сложное так просто.
Лишь к простому сложен сложного маршрут…
Сойкой встрепенулось вдохновенье.
Шевельнулось прошлое в груди.
Замелькали сиротливо тени.
Прокричало прошлое: «приди».
Яблоневый ворох распахнулся.
Захрустела яблоком заря.
Дым календарей во мне качнулся
Выдохом листов календаря…
Ты меня звала тоской вокзалов,
Трепетом бумаги на ветру.
Этого мне было слишком мало.
Я был верен своему костру…
Ты ли, придорожная, кричала,
Бесконечная брусчатка дней!..
Прошлому, во все его начала,
Восклицаю тоньше и светлей:
Никого навеки и вовеки.
Никому причастие к тебе.
Потому что сиротливо веки
Опустила ты в моей судьбе.
Я и понимал, не понимая!
Я и уходил, не уходя –
Свежие ростки земного мая,
Духоту и солнца, и дождя.
...А они летели дымным комом,
Не спасая ни себя, ни нас,
Солнца жизненосная солома
И змеи земли полночный глаз.
Ладно, не случился я с тобою –
Шепелява горькая заря…
Станем ты и я земной золою,
Прокричу – я знаю – что не зря:
Никого навеки и вовеки.
Потому что непричастен я к тебе.
Потому что сиротливо веки
Опустила ты в моей судьбе…
Окунулась ночь в синий омут.
Мотылёк дрожит, светом тронут.
Обернётся он вокруг лампы.
На огонь летит... Вот и нам бы...
Вот и нам бы с тобой загореться.
И огнём любви нам согреться.
Но в округе - тьма, света мало.
И летим во тьму - как попало...
Изо всех щелей - вурдалаки.
Днём и то полно... как собаки,
Выпучив глаза, дико воют.
В погребах сердец нас зароют.
Вурдалаки те - скорби наши.
С ними все пути - болью краше.
И бросают нас им в объятья
Горькая судьба ( иль проклятье?..)
Обессилим мы. Охладеем.
И любви найти не сумеем.
Слепнем мы как моль светлой точкой.
И летим во тьму тёмной ночкой.
Так убьём тоску, недоверье!
Позабудем сны, суеверья!
Мотылёк летел на свет лампы.
Он успел сгореть. Вот и нам бы!
2001 г.
Любая глупость, сказанная вовремя, обретает свойства мудрости.
Литературное произведение – не более чем бледная тень личности написавшего –
в ярком свете истории!
Как хороша порою реальность в частностях! Но сколь отвратительна – вообще!
Не можем в панцире сознанья узреть объёмность мирозданья!
Дорогой человек всегда доставляет страдания, соответствующие его дороговизне.
Самый большой изъян в человеке – это когда у него не видно никаких изъянов.
Настоящий поэт всегда может позволить себе написать плохо…
Есть категория женщин, которые не просто непонятны,
но непонятно, в чём именно состоит эта непонятность…
Чаще влюбляются не в красоту, а в необычность и загадочность.
Прошлое кажется лучше настоящего оттого, что в нём уничтожен страх перед будущим...
Реальность трудна не оттого, что в ней всё порой противоречит здравому смыслу,
но потому, что это всё одновременно противоречит нездравому смыслу тоже.
Многие принимают за ностальгию не тоску по прошлому,
но ощущение неизбежности потери настоящего.
Грусть – тот чёрный бархат, на фоне которого ярче сверкают бриллианты счастья.
Всё, что может быть, – уже было; будет теперь только то, чего быть не может…
Бокал наполовину наполненным, но не наполовину пустым считает только тот,
кто не видел его полным.
Человек жив до тех пор, пока не расстался с последней иллюзией.
Жизнь не более чем постоянное прощание с самим собой
(с) Алексей Борычев
...Она стихов не понимала,
И не поймет их никогда,
Неполнота пустого зала,
Звездой отпетая звезда…
Но есть миры, где всё понятно,
Камням и скалам!.. Даже ей!
Но нет из них пути обратно
В потоках лет, в потоках дней.
И никогда не будет робкой
Иных миров шальная дрожь,
Тверда, как черепа коробка,
Остра, как кремниевый нож!
На их морях вздыхают луны.
По берегам стоят года.
И счастьем пахнущая юность
Там оживает навсегда!
А на Земле, где всё теряешь –
В который раз, в который раз…
И лжи, и правды не узнАешь
В переплетенье чувств и фраз!
Есть в каждой что-то от тебя.
Но каждая – не ты, лишь кто-то…
Живу я, прошлое любя –
И в той, и в этой… Мир мой кроток:
Леса, болота, вновь леса.
В них – о тебе – живая память
И дней угасших полоса,
Скорбей грядущих злая заметь.
Ты предала былой наш мир,
В котором звонкие удачи.
И замолчал любви клавир.
А ведь могло бы быть иначе…
Теперь не будет ничего!
Да! ничего!.. я это знаю...
Ни дней весенних торжество,
Ни колдовство ночей… Лесная
Тропа, забытая тобой,
В любимой чаще умирает.
"Вернись ко мне, чтоб стать судьбой!"
Но не вернёшься… Догорает
Последняя моя свеча.
Свеча надежды и утраты.
И звуки скорбные звучат,
Быстрее мчатся, чем когда-то
Годов безликих поезда,
Их ускоряется движенье.
Ты не вернёшься никогда –
Ни светом прошлого, ни тенью!
Листва струила аромат
В прохладе грозовой истомы,
И капель звонкий звукоряд
С небес летел, земле знакомый.
А малахит сырой травы,
Стеблей-цветов переплетенье
Под промельками синевы
Лечили злое настроенье.
Из предвечерней полутьмы
Спадал поток неугомонный
Пестрящей птичьей кутерьмы
И осыпал рассудок сонный.
И память о былой любви,
И прошлых красок переливы
Померкли, выцвели, увы,
Беспомощно и торопливо.
2001 --- 2021 гг.
(почти триолеты)
Во множестве объёмных слайдов
Размещены мы на одном.
Рельефом мира он знаком
Лишь на мгновенье… В новом слайде
Отыщем в образе другом
Слегка отличный мир. – Потом –
Переберём все эти слайды.
Жизнь – в этом образе одном.
И время – в образе таком:
Во множестве объёмных слайдов.
Мгновенный мир мы за окном
Узрим недвижным. А потом –
Он сменится другим из слайдов,
Несхожим с прежним. Незнаком
Он в новом образе таком.
О время – лишь наборы слайдов!
(с) Алексей Борычев
2001 --- 2021 гг.
Ах, сколь бы ни были успешны вы,
Но если воля мирозданья –
Шепнет на ушко вам: «увы», –
В момент потонете в страданьях!.. :-)
Я осознал ничтожность бытия.
И кто бы, что бы мне ни говорили, –
Я упрощён до схемы « ты и я»
Сегодня, ну, а завтра – столбик пыли!
И кто, и что мне могут рассказать,
Когда теряюсь в собственных обломках.
А ты глядишь , без слов, в мои глаза.
Как совесть. Как похмелие. Как ломка!..
И – ни к чему - следы твоих границ,
Которые в прошедшем начертала…
Я не хочу небесных колесниц, –
А только цвет и свежесть краснотала.
И похер – на тебя, на всех друзей.
Судьба змеится бешеною струйкой
По горестной руке любви моей,
По твоему гнилому «поцелуй-ка»!..
Простая мысль законом стать смогла,
А может, так лишь кажется, пожалуй:
Отягощённых знаньем - несть числа,
Но умных среди них ничтожно мало.
Когда простой дурак даёт совет,
Пусть не дурак... бывают чаще дуры,
Легко смолчать, услышав явный бред,
И не бежать - от нервов пить микстуры.
Но если много знает, а - глупа,
То слово удержать бывает трудно,
Поскольку смысл как будто не пропал,
От умных слов, сплетённых безрассудно!
Остров Лосиный – моя колыбель!
Сколько прошедшего! Сколько пропащего!..
В памяти струнной – апреля капель –
Звонкими звуками времени вящего.
Светлым ликером весны веселы
Тени прошедшего, призраки странные…
Чутко молчит старый лес. А стволы –
Солнцем апреля, тоской осиянные…
Прошлым хохлатым – мои феврали –
Пьют вечера, их настойку янтарную.
Волны чудес, будто память Земли,
Светятся в небе печалью алтарною.
Прошлое! Прошлое! Где твой огонь,
Что освещал тонким светом грядущее!..
Остров Лосиный, такой дорогой! –
Где же бездонность, тобою цветущая? –
Где же бездонность открытых очей
Детства наивного, юности бешеной?.. –
Всё потонуло в озёрах ночей
Позднего времени, зрелости взвешенной.
Остров Лосиный! Сгубили тебя
Ветры внезапные позднего времени.
Стал ты другим, все потери терпя.
Нету теперь ни надежд, ни прозрения!
Дико вокруг, беспокойно в душе.
Даже весна точит глупое лезвие.
Страшно кривляется в злом кураже
Пьяным паяцем плохая поэзия.
Лес Мой! В тебя погружаюсь опять.
Ты симметрично в меня погружаешься.
Время легко обращается вспять.
Мир мой! Так что же ты не возвращаешься!
Зефир (здесь) - западный ветер;
Вистлер - дорогой и редкий ирландский односолодовый бочковой шестидесятиградусный виски
Зефирная свирель поёт о позднем лете,
О сумраке дождей и запахе травы.
Зефирная свирель - как память о поэте,
Которого, смеясь, давно отвергли вы.
Зефирная свирель - как пауза в куплете,
Янтарь осенних дней, шептание листвы.
Ах, всё уже прошло... в забвенье те, и эти...
Ах, всё уже прошло, прошло давно, увы!
В бокале отцветёт, блестя на солнце, Вистлер!
И скатерть на столе отснежит, как метель.
Но прогремит над ней высокий твёрдый выстрел,
И замолчит свирель, зефирная свирель...
(триолет)
Меня вдохновляет природа!
Не женщины и не вино.
Спокойствие. Счастье. Свобода.
Меня вдохновляет природа!
Как это мне не всё равно,
Когда для души есть работа…
Меня вдохновляет природа!
Не женщины и не вино.
Огонь над полями, над талой бумагой,
Над взвешенной смежной водой,
И если молва – лишь последняя сага
Последствий – и «после» и «до» , -
То осень и слякоть и дольняя мякоть
Встает у тебя из груди.
А – значит – забудь веселиться и вякать,
Прости всех – ты слышишь – прости…
Огонь над полями – как смех над лесами
Того, кто и здесь и нигде…
Но – слышишь – свирелью – над горнею келью
Пропели осанну Звезде…
И ты не со мной, но мы снова едины,
И ртуть в наших венах кипит.
Пойми – вне меня – укорочены длины,
В пределах которых размыты картины,
Где блеск нетерпенья шипит!
из всех преображенских площадей
преображенская площадь
самая преображаемая!
испаряются трамваи
из кратеров прошлого
исходит глубокий пар
Пар
преображаемых
преображения
преображений
смыкается кольцами суеты
над волнами всех преображенских площадей
из которых
преображенская площадь
самая преображаемая
ни к чему говорить стихи-стихи
когда можно сказать слова-слова
или промолчать
или даже удавиться в петле безразличия времён
и даже не молчать, но и не думать
и всё…
...........
кварталы восстанавливают свет
крадущийся по лицам тротуаров
мой щенячий испуг крошится на
мелкие куски камней прошлого
невесомую пыль грядущего
и трение настоящего
поплавок времен дрожит…
ночь будто окунь на крючке
серебрится звездной чешуей
трепещется в водах пространства
и умирает
Я трансформируюсь в оконное стекло,
Где гномики зари шалят на гранях…
А утро, что фиалкой расцвело,
Скользит по мне, бессмысленностью раня.
Ночное торжество сырых небес
Мерцанием Венеры угасает.
И тишина космических завес
От суеты грядущей не спасает.
Но я – стекло... на мне поёт роса...
И мир другой со мною существует.
И время, будто детская слеза,
Сверкая, явь рисует мне живую.
Похоже на поющую росу…
А вы несчастные завистливые люди!
И если превращусь я в стрекозу,
То будет весело, что скоро вас не будет…
Поздний луч в кристалле.
Кромка дальних гор.
Странных мыслей сталкер –
Лучик – метеор.
«Широка усталость»…
«Высока печаль»…
Что ещё осталось? –
Скомканная даль…
Заперты все въезды
В город скоростей.
Небо. Вечер. Звёзды.
В поле коростель…
Думай обо мне же
Чаще, чем всегда,
Полночная нежить,
Тихая звезда.
Думай, думай, думай…
Только не жалей
Красноватый сумрак
Умерших аллей.
Опустись снежинкой.
Пробуди восток.
Ласточка! Смешинка!
Поздних дней листок!..
Изумрудная сказка живой красоты
Расцвела аметистным узором,
И струились ручьями лесные цветы,
И леса возвышались собором.
В эту зелено-алую тонкую вязь –
То галактики грёз, то печали –
Вплетены, и блистает наитием связь:
Что грядёт – с тем, что было вначале.
В том начале, когда, улыбаясь, смеясь –
Милым гномиком бегало детство
Средь цветов и дерев…
Не порвать эту связь
В ясной памяти – верное средство –
Оказаться в былом, том волшебным былом,
Где добрее, нежнее, светлее…
Так не рви эту связь поздновременным злом,
И – ничто не покажется злее!
...Тропа, ведь ты одна была
Моим прощаньем и венчаньем.
Но ты безлюдно умерла
Среди крестов людских молчаний!
Тропа! Ты в северных лесах
Вела меня по мхам и топям.
Я слышал чьи-то голоса
И чей-то непонятный топот...
Давно везде искал тебя,
Моя тропа, тропа родная,
Чужие радости терпя,
Ничто ни в ком не принимая!
Ломало, плющило меня,
Но всё ж, тебя навек запомнив,
Ищу, безумие кляня,
Себя надеждою заполнив.
И ожидаю, что ко мне
Ты выйдешь из еловой гущи,
Вся в солнечных снегах к весне,
И я забуду о грядущем!
И буду жить тобой, сейчас,
Ступая по тебе, былая.
И - никого, кто кроме нас
Блистал бы, радостью пылая!..
...Я чистовик воспоминаний
В себе из прошлого несу:
Тропу прощений и прощаний
В бескрайне сказочном лесу.
Света, Света, где ты, где ты?
Где же твой прощальный свет?
Замерцало снова лето,
А тебя всё нет и нет…
Как во влажные объятья
Приняла тебя земля,
Усмиряя все проклятья,
От бессмертья до нуля!..
Помнишь: кочки, лес, болото,
Утро, белые грибы?..
Иномерным было что-то
В вязком коконе судьбы.
Что-то в воздухе светилось!
В свете утра – аромат!
Нисходила Божья милость
К нам сто лет тому назад.
И не мы как будто были
Ранним утречком в лесу...
А теперь – к твоей могиле –
Я венок простой несу.
Постою, и стерва память
Снова прежнее вернёт,
Рассмеётся и обманет.
Сдавит сердце колкий гнёт. –
Гнёт того, что не случилось…
Но – случится – знаешь ты!
Полдень. Лето. Божья милость –
На твоей земле – цветы…
Света, Света, где ты, где ты?
Где же твой печальный след?
И мерцает снова лето,
Что же? …а тебя всё нет…
Глупый день – как будто ёжик,
Иглы – солнечные стрелы.
В тучах – под небесной кожей –
Прячет мордочку несмело.
Слышит облачные звуки,
Бормотанье старых сосен,
Слышит скорби и разлуки,
Знает, сколь порой несносен
Старый мир земной, а время –
То бескрыло, то крылато,
Ощущаемое всеми,
Всё спешит, спешит куда-то…
И от этого так страшно.
Но беспомощный и глупый,
Ёжик-день, уже вчерашний! –
По болоту жизни хлюпал.
(с) Алексей Борычев
Из первой книги стихов "Иду на восток", Москва, 2004
Лета медовые вздохи
Пьяно ласкают меня.
Кажется, будто эпоха –
Кроха июньского дня.
Кажется, мы уже были
Тут и вчера и всегда –
Белкою, мышкою, или
Прутиком-вехой гнезда.
Влага бросается в губы,
И, поцелуй подарив,
Тут же уходит на убыль,
Прячется в веточках ив.
Блещут цветы огневые
В яркой июньской траве…
НА небе звёзды немые
Ночью горят в синеве.
Посмотрели мне в окошко
Осени глазищи…
Нищая с пустым лукошком
Подаянья ищет.
В золоте холодных дней
Скованные дали
Стали резче и ясней
И синее стали.
Тишину рассыпал лес
Ворохами листьев
И пролита синь небес
На глазёнки лисьи.
Лапой заячьей сентябрь
Дни легко листает,
Заливая их янтарь
Струями токая.
Флёр сыреющей листвы
Напоенный ими.
Одурманил…Но любви
Позабыто имя
Из первой книги стихов "ИДУ НА ВОСТОК" (Москва, 2004)
Отчего наш мир так светел?
Ах, не оттого ли так,
Что пронизан он лучами
Света из иных миров?
Отчего другой мир тёмен?
Ах, не оттого ли так,
Что он нашего тень мира
В озаренье тех лучей!
Сегодня – это завтра
За минусом мечты.
Так ужин – тот же завтрак
Без специй, остроты.
Удача – плод страданий
На дереве судьбы.
Одним ствола качаньем
Её нельзя добыть!
Качания – попытки
Судьбу свою согнуть.
Но это только пытки,
Безвыходная жуть:
Плоды обледенели
От холода сердец:
Как бахрома на ели
Удачи отвердели,
И радости – конец.
Качанья потрясают
Судьбы могучий ствол.
Плоды же не спадают
На скромный жизни стол.
Мечта – кора на древе.
Удачи – на ветвях.
Питает их во чреве
Ствола
Господь?.. Аллах?..
Без лестницы познаний
С опорой на мечту,
Мы так и не узнаем
Удачи полноту.
Поэтому за данью
К удаче – два пути:
Один – через страданье,
Другой – через познанье.
О жизни миг! – такой неуловимый,
Но в миге том – всё наше существо.
Что до него? – лишь памяти картины.
Что вслед за ним?.. – быть может, ничего…
Темнота в густом проёме запотевшего окна.
Нет ни виски, и ни водки – сигарета лишь одна.
Неизбежность тонкой тростью мне в окошечко стучит.
Молчаливая разлука бродит страхами в ночи.
На балконе закурить ли? Но паршивый мой табак!
Зелья пенного испить ли?.. Но нельзя, нельзя никак.
Потому что это зелье преисполнено огня.
То – не виски и не водка – мир меняет, не пьяня.
Мир меняет в серый сектор, где ни грёзы, ни любви. –
Только вечность, только слёзы, стоны страшные твои…
За бокалами в буфете – с ним графинчик виден мне.
Дом пустой. Тоска. Дремота. Слёзы, стоны в тишине…
Нет ни зимы, ни весны.
Счастья покои тесны.
Катится слово
Зло и свинцово.
Тихие тени грустны.
И ни мою, ни твою
Музыку не узнаю,
Ту, что сначала
Громко звучала.
Тихие песни пою.
Озеро. Лёд. И камыш.
Зимнее олово крыш.
Снегом над всеми –
Серое время.
Памяти юркая мышь.
Не про тебя и меня
Сипло молчит тишина…
То, что забыла –
Вспомнит могила.
Ночь.
Небеса.
Полынья...
Я войду в сырой сосняк,
В ельник я войду сырой:
Не зима и не весна –
Только дней тревожных строй.
Звонкий бор поёт печаль.
Свет зари горит во мгле.
Беспокойно на Земле,
И прошедшего так жаль!
Красна ягода в бору
Крови каплею горит.
Беспокойно на миру.
Ворон высоко кричит.
Алым звоном на заре
Души падшие поют.
Все поляны – в серебре.
Ах, как неспокойно тут…
Тут болотная печаль,
Бледноликая, живёт.
Оросится ею даль,
Прямо в душу протечёт.
Тени прошлого скользят.
Солнце мрачное дрожит.
В вены разливает яд.
Мир сомнением прошит.
Дым кадильный из-под ряс,
Вьётся, вьётся он в петле:
Ели молятся за нас.
…Беспокойно на Земле!
(с) Борычев Алексей
2006 год (Опубликовано в газете
"День литературы" за 2007 год, сентябрь)
(триолет)
Возникло сиянье пера лебединого
Из полночи горькой, из влажной глуши.
Всё было живое. Ни доли картинного…
Возникло сиянье пера лебединого.
На флейтах играли весну миражи.
Блестели в осоке тревоги ужи.
Возникло сиянье пера лебединого
Из темени горькой, из влажной глуши
Февраль. Апельсинный закат.
Звериные тропы. Болота. Леса.
Струящийся прошлого яд.
Над лесом краснеет его полоса.
Он в каждой молекуле здесь.
И я отравился им очень давно.
Разлука – грядущего месть –
Ко счастью, что в прошлом мне было дано.
Ни сладок, ни горек тот яд.
Простите, что снова пишу я о нём…
Но умер над лесом закат. –
Сгорел чуть похожим на горе огнём.
Осталась сырая земля…
Звериные тропы, да чаща и мох…
Остались леса и поля.
Но – самое главное – небо и Бог.
Я верю – помогут они,
И вспыхнет огонь благодати в душе…
Но где же, но где же те дни,
Которых не в силах вернуть я уже!
(триолет)
Покажите мне лес в голубых мотыльках.
В оперении света весеннем.
Это будет душе во спасенье.
Покажите мне лес в голубых мотыльках!
Полдень… Тающий день… Воскресенье…
Лепетанье ручьёв! И подснежник в снегах!
Покажите мне лес в голубых мотыльках.
В оперении света весеннем.
23 – 24. 11. 2019
В солнечные чаши дней
Осень проливала
Тёмный кальвадос дождей…
Пенные бокалы
Наполнялись и лились,
Весело искрились,
Упоительно пились,
Капли испарились…
…Утро.
Снег – вчерашний сон,
Бел и не уверен.
И морозу в унисон
Заскрипели двери.
Я по лесу: там и здесь –
Инея узоры.
И стоит, бросает лес
Ледяные взоры.
И оранжевой искро́й
В лапах снежных ёлок
Вдруг ожил восход сырой,
Холоден и колок.
Розы снега в облаках
Расцвели, и солнце
В их бутонах, как в шелках,
Весело и сонно.
Я – во царствие берёз –
К этому восходу,
Всё бреду и слышу грёз
Пламенную оду.
…А сквозь окно, струясь, глаза мне осень омывает
И бликов мотыльки крылами бьются в потолок.
Живая тень, живой огонь и мысль моя живая –
Калейдоскопят в пустоте, прозрачно и светло.
Светлы осенние леса, но призрачно и ломко
Сквозь них, кряхтя, идёт октябрь колючий, и хрустит
Грустящей тонкой тишины обветренной соломкой,
Которая лежит, дрожа, в сырой лесной горсти.
И ширь помножена на даль, и время на пространство.
Колеблется камыш небес в трясинах высоты.
Молчит прошедшее во мне в стремлении расстаться.
Но все старания его – скучны, просты, пусты.
И света шаткая вода, и тяжкий камень теми –
Одно кромешное ничто – квадрат ли, полукруг…
Я не с тобой и не с собой. Я сам, конечно, с теми,
Кого привёл осенний путь на север ли, на юг!..
Звенят слова осенних дней под звёздными крылами.
И сами дни, как мотыльки, на свет зимы летят.
Сверкают гроздья пустоты; поёт, сверкая, пламя.
Сверкает солнечный июль сквозь зимний листопад...
..........................А. Гуреевой
(триолет)
Хочу не вспоминать тебя,
Но – знаю – это невозможно.
Забыл, что истинно, что ложно…
Хочу не вспоминать тебя.
Мой прошлый я кричит: "Я тоже
Живу, в себе тебя терпя.
Хочу не вспоминать тебя.
Но – знаю – это невозможно!"
Светлым-светло, и все цвета,
Цветам подобно расцветают.
И на востоке – чистота,
Морозно-льдистая, густая…
Стволы еловые блестят
Калейдоскопом скользких бликов…
Не досчитаешь и до ста, –
С небес просыплется брусника –
Из акварельных облаков,
С полей обветренного неба –
Слетают ягодки легко –
Крупицы хрупотного снега.
Они красны в лесных лучах,
И столь мерцающе-искристы,
Что, кажется, горит свеча
Во влажном воздухе лучисто.
Но, как всегда, чего-то нет.
Простуженные перламутры
Изысканно роняют свет.
Но сколь безжизненное утро!
Горчат пространства, времена,
Горчит и то, что было сладким.
Декабрь. Чаща. Тишина.
А остальное всё – загадки…
Надежде
То ли вижу я тебя, то ли нет…
В подреберии щемит мой декабрь…
Кто же, кто же, как не ты, яркий свет!
Кто же, кто же, как не ты, на века!
Я в твои цвета войду – тишина.
В темноту твою войду – ярок свет.
И судьба моя тобой сожжена.
Прощена она тобой, или нет? –
Я не знаю… Семенят дерева
По морозу пустоты в высоту,
Где, как эхо, прозвучали слова:
Милый, выбрал ты меня, да не ту…
Как всегда опять не ту! Как всегда!..
Где же Та, ответь, прошу, не молчи!
…Но сгорит опять зима, как звезда.
И весна погасит вслед все лучи!
И свет. И только свет.
И ничего иного.
Оставит осень след
Померкнувшего слОва.
Атласы и парча
И шёлк из тонкой нити.
Гортанный клик грача.
И колкость ежевики.
И в ком-нибудь другом
Проснётся ирреальность –
Бруснично-мятный ком
И чувств трансцендентальность.
Парча прошедших дней
И их невозвратимость.
И сани без коней
Проносятся всё мимо…
И мимо – всё всегда.
Чего и нет – всё мимо.
Печальнее звезда.
Угрюмей пилигримы. –
Идут, и каждый шаг
Бессмертием отмечен.
Черства моя душа
И сам бесчеловечен!
Аллеи световые. Прозрачные леса.
Светло бухает осень. И пьяными глазами
Глядит с тоской весёлой в уставшие глаза,
В мои глаза, прищурясь, блестя дождей слезами.
А что же предложить ей? Вискарь прошедших дней?
Коньяк былой мечты? Откуда же я знаю!
Ведёт тропа былого туда, где всё светлей.
Ведёт меня тропа, забытая, лесная.
А солнце высоко! А небо, как всегда,
Молчит, и на коне времён куда-то скачет…
Я помню о тебе, прощальная звезда!
И нету никого, но кто листвою плачет?
Как жаль, что нет её! Как жаль, что нет тебя!
Светящие леса – совсем не утешенье.
Всю жизнь терплю судьбу, прошедшее любя
И бесконечный лязг презрений, унижений!
В холодном октябре, просторном и пустом,
Шагаю от себя – к себе лиловой тенью.
Ни мысли о тебе… о ней… о той… о том…
И вот кончается моё... стихотворенье...
Звезда. Дымящаяся тьма.
И где-то в поднебесье –
Бессмысленность, слепа, нема, –
Парит над мелколесьем.
Бессмысленность всего и вся,
Небесного ль, земного…
Того, что можно, что нельзя,
Любого чувства, слова,
И действий всех, и мыслей всех,
И полного бездейства,
Того, что святость, или грех,
И старости, и детства.
Бессмысленности бытия
Отсутствуют законы.
Но в храмы ходим – ты и я
И смотрим на иконы…
И ждём от Бога благодать,
Боясь себе признаться,
Что всё отнимет время-тать,
А наш удел – бояться! –
Всего и всех, всегда, везде –
Хорошего ль, плохого,
Пока бессмысленность в узде
Сознанья, звука, слова.
Пока осенняя звезда,
Пока ветвей качанье…
Пока на «нет» найдётся «да»,
Возникшее случайно.
О.С.
Какой сегодня яркий день!
Мерцающие блики.
Благоухает в сердце лень
Со вкусом земляники.
Однако всё-таки зима,
Мороз, и всё такое…
И сходит снежный день с ума,
Не ведая покоя:
Брильянтовые блюдца льда –
Оранжевы под солнцем.
Пространств огонь. Времён слюда…
В прошедший день оконце…
Такое светлое оно! –
Прозрачней не бывает!
А в нём забытый мир лесной –
Душа моя живая.
И ты одна! И только ты!
Стройна и величава:
Земная даль былой мечты,
Январская купава.
Принцесса Ольга. Где теперь?
Кому твоя покорность?
Какой же дикий злобный зверь
Твою терзает скромность?
Да и осталась ли она?
Да и была ли раньше?
Налью в бокал бурбон-вина…
А день смешлив, оранжев…
Вода в остатках теорем
И плавники столетней чащи –
Незамечаемы никем –
Покоем ли, толпой кричащей…
Момент весенне-летней силы
Вращает шарик пустоты,
И ощущения просты,
Как деревянный крест могилы.
А кто-то рассыпает дни
Крупой белёсой, остроснежной
И загораются огни
Тревоги тяжкой, безнадежной.
А кто-то тихо говорит:
«Вот так – смотри – бегут пространства.
В лесу токуют глухари,
Лесной весны протуберанцы.
Тебе знаком ли мой ответ
На все внезапные вопросы?» –
– Конечно, да! конечно, нет! –
Блистает небо купоросом.
И где-то в матричных полях
Льдом застывающее время
Сверкает строгостью нуля
И обещанием прозрений.
Но глухота густой земли
И вечная небес беспечность –
Стирают к черту все нули,
Всем открывая бесконечность.
И чисел стройные ряды
Бегут туда, где тает время,
Где ощутим событий дым
Иных миров и измерений.
Небо дышало светом. Небо смотрело осенью.
В листьях больших, янтарных – солнечный день дрожал.
Лета мечты живые ранены злыми осами,
Осами дней осенних, тысячей светлых жал!
…Я погляжу на остров, тот, что вон там, на озере.
Чудится, будто лодка чья-то ко мне плывёт.
Кажется, это ты в ней, с чайной осенней розою,
Вёслами синь взрезая, смотришь в пучину вод.
Но ни тебя, ни лодки. Скучно. Однообразие.
Солнечный день осенний вывел тебя из тьмы.
Ты, как всегда, прекрасна, страстна до безобразия.
Но ни тебя, ни лодки… жаль, что не вместе мы!
Солнечный зайчик пляшет. Строит смешные рожицы.
Молча смотря на остров, вижу, что нет тебя…
Ты, как и всё на свете, только больное прошлое.
Но я живу надеждой, прошлое в ней терпя…
Рассмейся в утренние зори
Слезой сверкающей росы,
Рисуя счастье на просторе
Сияньем солнечной слезы.
И пусть тебя на свете нету,
И ни меня... и никого...
В пыланье огненного света –
Покой, надмирность, торжество...
И влаги тёплые овалы,
И смех прозрачных сквозняков...
Судьба нас вместе не связала,
Нас,
Двух потухших светляков.
Так пусть же все так потухают,
Ведь нет тебя, и нет меня,
И никого не покарают
Взбесившиеся времена...
По комнатам гуляет ветер.
За окнами – тревога птиц.
Покуда – никого – на свете,
То никому и нет границ,
Ограничений и пределов...
Их нет, не будет никогда,
Пока земное опустело,
И – только Небо и Звезда...
(триолет)
Ах, этот день был так хорош!
Так мало было в нём земного.
Цена всему земному – грош.
Ах, этот день был так хорош!
Пусть были в нём и страх, и дрожь,
Слабело чувство, гасло слово,
Но всё же день был так хорош!
Так мало было в нём земного.
(триолет)
Не то мне печально, что жизнь прозевал,
А – что прозевал в ней себя!
И пусть я не встретил любовь-идеал, –
Не то мне печально, что жизнь прозевал!
Плевать, что учёный, богач, маргинал
Живут все, о том же скорбя...
Не то мне печально, что жизнь прозевал,
А – что прозевал в ней себя!
Равнодушной волной океана
Рождена в перламутре заря,
Где белёсой печатью тумана
Усыпляется дух сентября.
Времена пересыщены плотью
Многоводных спокойных пространств,
Где мечтают киты о полёте,
А мечта, будто спица, остра…
И чего-то забытого ищут
Бесконечной свободы круги…
Ветры памяти истово свищут,
Но твоей не коснутся руки.
Облака расцветают к рассвету.
Облака – это мысль о тебе...
Океанскому влажному лету
Не сыграть на пустынной трубе:
На пропавшей в болотном июле
Посреди среднерусских трясин.
И колеблется тенью на тюле
Темнота разлучающих сил...
По лестнице, по лестнице ступают времена,
Толкают нас, толкают нас –
То в спину, то в затылок.
А лестница ведёт туда, где сон и тишина,
Где память, чувствами давясь,
Давно уже остыла.
Там нет путей и нет пространств. И только пустота
Зовёт меня, тебя и всех
В извечное иное.
И понимаешь: всё – не то, и ты совсем – не та,
Смеётся плач, крадётся смех
Тоскливой стороною.
И ты – не ты, и я – не я, и стёрты все следы
От наших мыслей и страстей
В трёхмерном скорбном мире.
Там каждый может быть любым, седым и молодым,
Всё постижимо в простоте,
Как меткий выстрел в тире…
Знаю – безысходности пути неизмеримы.
Знаю – бесконечности безликие горят.
Что неповторимое? – здесь всё неповторимо!
Выстроились праздники и похороны в ряд…
Чистая – в лесной глуши – забытая берёзка!
Скоро ты, весенняя, к веселью побежишь!
В небе самолётная рассеется полоска…
Звуки все умолкнут.
Будут только свет да тишь.
Сколько никогда и ни на что неразделимо!
Сколько безразличия на небе, на земле!
Ты беги, берёзка, мимо всех событий, мимо,
Смех роняя светлый, и по свету, и по мгле!
подражание Игорю-Северянину
Все тропы бредили закатом,
Как нетерпение моё. –
Уйти от всех, уйти куда-то,
Где время песенки поёт,
Где растворённое пространство
Кристаллизуется во снах,
И где всегда – с улыбкой странной –
Обнажена весна-красна!
...Я знаю – злато потускнеет,
Ну а пока, ну а пока –
Весь мир тобою солнцевеет,
Года, эпохи и века!
Я хлеб сырых небес цветами запивал
И звёздные лучи вдыхал душой полночной.
Кружился певчих дней пестрящий карнавал,
И было так легко! Так шелестно! Так сочно!
Но вот огонь остыл. В кружении недель
Так стало не хватать искрящихся мгновений.
И жизнь теперь – не та, и цель теперь – не цель.
И нет ни торжества, ни счастья вдохновений!
Сижу-грущу один за призрачным столом,
И маятник часов гарцует осторожно.
Я так умел играть! – играть добром и злом,
Что тошно оттого, что больше невозможно…
…А было – хлеб небес цветами запивал
И звёздные лучи вдыхал душой полночной.
Кружился певчих дней пестрящий карнавал,
И было так легко! Так шелестно! Так сочно!
© Алексей Борычев
В чёрной матовой одежде
Ведьма-девочка, красотка,
Высока, стройна, чернява –
Повстречалась как-то мне…
Шла она в лесу еловом
В синих сумерках куда-то
Быстрым шагом по тропе.
Это было в полнолунье
В вечер Троицы Великой
Девятнадцатого года…
В ночь девица уходила
Колдовать или молиться
На безрадостной поляне
Злому богу своему.
Так прошла. Я обернулся:
Сумка чёрная на спинке…
Не позвал я, не окликнул
Эту феечку. Она
Будет где-то белой ночью
Одинока или с кем-то
Ворожить, и злые чары
На кого-то источать.
Под пеной заката – печали волна.
Стеклянные бусинки боли.
Стирает молчанье разлуки струна
И синие звуки гобоя.
Шипит бесконечная лава дорог
И лунные блики танцуют.
Пью залпом крутой одиночества грог –
Несбывшийся хмель поцелуев.
А где-то есть дом… В нём рыданье и смех,
Объятый свеченьем уюта.
И тихие ноты мерцают во тьме
И мне, и тебе, и кому-то…
Во мхах соберу в полуночном лесу
Колючие звёзды былого.
Лукошко со звёздами в дом принесу,
И вспыхнет полночное слово!
На закате – воздушный зазор
Между прошлым и тёмногрядущим.
На предчувствиях серый узор
От событий, в былое идущих…
А на времени – просто тесьма,
Золотого пространства верёвка…
Красота бесполезна весьма,
Если к ней ослабела сноровка.
Ну а мы, как вода и огонь,
Как воздушные палочки смеха,
Ощущаем касаньем ладонь
Смертоносно прозрачного эха.
Привыкаем. Привыкли уже.
К непонятным овалам, квадратам,
Потому что в одном мираже
Мы другим бесконечно объяты.
Забыл себя в колеблющейся ноте
Оборванной струны седьмого дня.
На бесполезно горьком повороте
Ты, жизнь, совсем забыла про меня!
И с этих пор зело противны стали –
Весь этот пёстрый кукольный театр,
Что так бездарно, дико и устало
Показывает жизни каждый кадр,
Все эти краски, пошлые картины
И шум кулис, заржавленных кулис.
И я с тех пор – там, где болота, тина.
Я сам и режиссёр, и сам артист.
Раздели́ минорное молчанье,
Что ютится вечером в окне,
На лучей закатное касанье,
На огни, поющие луне.
Раздели́ предутреннюю радость
На морщины каменных морей,
На усмешки плавниковых радуг,
На повадки львиные зверей.
Раздели́ на всё – и то, и это,
Ни на что ничто не умножай! –
И распознавание секретов,
И печалей пышный урожай –
Разомкнутся страстною дугою,
Рассыпаясь пустяками чувств…
Странное... Нездешнее... Другое…
Радость – рыбка: бабочкина грусть…
Бесполезная пустота.
Кто-то… Что-то… А, может, нечто…
И весна, как всегда, не та.
Беспричинно бесчеловечна.
Все прямые в одну слились.
Все окружности разомкнулись.
Вне сознанья блуждает мысль,
Будто пьяный средь тёмных улиц.
Будто всё, что могло – сбылось.
Будто то, что сбылось – не сбЫлось.
Времена – будто в горле кость.
Ну а скука – страданья милость.
Вечерами – туман, цветы…
И открытое в сад окошко...
Нет полнее той пустоты,
От которой пьяны немножко…
Осень – звонкая звезда,
Тоненькая ветка.
Будто колкая вода –
Боль – беды соседка.
Клёны, сосны и закат,
Пышно разодетый.
Память – мысленный каскад
Канувшего лета.
Кто-то бродит по Земле,
Зеркалом бликуя.
Блик его в осенней мгле
Слаще поцелуя.
Потому что в блике том –
Свет иного света,
Где всегда, везде, во всём
Бед и боли нету.
Поредевшие леса…
Третье измерение…
Где глядят в мои глаза
Злые очи времени.
Бесконечностью внезапной вырывается весна
Из воронки многомерной, из отсутствия пространства,
Постепенно пробуждая от сверкающего сна
Тёплый ветер беспокойства, дуновенье дальних странствий.
Оглушающее небо – озарение моё.
Сквозняки лучей прозрачных – исцеляемое сердце.
По колено в топком марте ликование поёт.
Ну а ельник открывает в терем бархатные дверцы.
Но тревожно, беспокойно, что свершенья – позади,
И кадит тоскливо солнце слишком дымный, грустный ладан.
Оттого-то всё чужое… Будто лезвие в груди –
Этот мир, такой упрямый, тот, что мною неразгадан!
И пускай весна танцует первым мартовским дождём –
По асфальту ли, по грязи, по снегам или по лужам…
Нас навеки будет двое. Только нам не быть вдвоём!
В холодильнике вселенной никому никто не нужен.
Постоянство одиночества –
Нет полнее постоянства!..
Слава, деньги, бабы, почести
Не загадили пространства,
Где живёт, как будто в сумерках,
И творит мечте молитву –
Что во мне ещё не умерло,
Но почувствовало бритву
Многолюдия, веселия,
Бесконечных рож фугасы,
Всё людское злое зелие,
Хищных душ людских неясыть…
Человечишко! Что надобно
Для тебя? – Скажи! ответствуй!
Власти?.. Золота?.. Иль снадобий –
Сотворить волшебнодейство? –
Одурманить мозг, и в призраки
Превратить судеб пустоты?..
О… Какие мы капризные!..
Ну а сам, скажи, ну кто ты?..
Стекло сердец – осколки.
Остатки января.
Вонзает в нас иголки
Ежовая заря.
Бессмертное терпенье
Смертельно сгущено,
Где пробивают тени
Полночное окно.
Простор… покой… да разве
Иное передашь,
Когда в душе не развит
Укор земных пропаж!
Когда двойник встречает
Лишь самого себя,
И ты идёшь, отчаян,
К себе, к нему…скорбя,
О том, что изменились –
И ты, и он, и все…
Пока к сердцам стремились
По скорбной полосе…
Пока ещё – льдистою розою – солнце…
Пока по лесам – снегопадное время…
Но тенью весенней пространство смеётся,
Бросая на снег лиловатое семя.
Оно отлежится, весной прорастая,
И рыхло набухнут сырые сугробы,
И мартовских бликов душистая стая
В ручьистом вине восхитительной пробы
Легко заблистает, легко заискрится…
Всё будет по-новому, старое даже!
Забытой мечты золотистая птица
Сверкающей песней о счастье расскажет.
Отрешенностью дни разукрашены.
Нарисованы кольца печали.
И страшны бесконечные скважины,
Что когда-то покой означали…
Где-то в сумерках летнего, южного,
Где-то в теле тропической ночи –
Заблудилась мечта непослушная,
И вернуться на север не хочет.
Тяжелеет молчание зимнее
И свинцом наливается время.
Кучерявится тьма под осинами,
Будто мира иного творенье.
Неразгаданны и не рассказаны,
Шевелятся лесные просторы.
Темнота непонятными фразами
Разъясняет десятки историй,
Что в ночи происходят таинственно,
Что сокрыты от сердца и ока.
И тогда ощущается истина
Белой птицей, летящей высоко.
Это ночью... А дни разукрашены
Отрешённостью, скукой, печалью.
В этих днях – бесконечные скважины
Сумасшествия, страха, молчанья.
(сонет)
При повышенье измерений
Причины более просты. -
И, постигая суть явлений,
Раскроем тайну я и ты,
Когда почувствуем предметы,
В объёмном мире дух тая. -
Так открываются секреты
Небытия и бытия.
Там, где развитие получит
Энмерный мир перед тобой, -
Случайное - уже не случай,
Закон же - более простой.
Причина столь упрощена,
Что Истина сама видна!
В тускнеющей янтарности лесной
Запело перламутровое время.
Оно стояло к осени спиной.
Звучали тишины стихотворенья.
Их пело время красками высот –
До крика памяти,
До гула страсти…
И было хорошо от этих нот,
И боль была от них,
и было счастье!..
И было то, чего не может быть,
И каждому хватало малой меры –
И тосковать, и злиться, и любить.
Хватало сил, желания и веры.
Но песня!.. песня вдруг оборвалась,
И время стало снова молчаливым.
Той песне эхо
не дало пропасть,
И каждый побывать успел счастливым!
Аквариум леса осеннего
Заполнен воздушной водою
Оранжевый час. Воскресение…
Встречается счастье с бедою.
И точка их встречи отмечена
На тихой энмерной поляне.
Как много повсюду невечного!
Как много стареющих рано!
Оранжевый час. Воскресение….
Аквариум леса прозрачен.
Есть в осени что-то весеннее.
Но время от нас его прячет.
Мерцают блестящими рыбками
Бесшумно плывущие листья.
Осенней походкою зыбкою
Леса путешествуют лисьи
По мшистому днищу аквариума,
По влаге, по кочкам, по душам –
Навстречу весеннему зареву,
Навстречу сияющим лужам.
Иду, померанцевой стужею,
Алмазной пургою гонимый…
А все – с омертвевшими душами –
Куда-то идут, да всё мимо…
Идёт он, большой, богатый,
Поющий молчаньем птиц.
С ним время, как пёс лохматый,
С глазами, ясней зарниц!
Идёт, в доброту обутый,
И – шариком – день в руках.
И весел, и пьян, как будто...
А волосы – в облаках.
Смеётся над всем, смеётся.
Идёт себе налегке.
Земля. Небеса. И солнце.
И время – на поводке…
Остановилась. Монотонно остыла поздняя вода.
Стеклянный мир осиротевший тепла уже не получает.
Сквозь синь осин по мшистым тропам тепло уходит навсегда.
Октябрь молчит и безысходно играет скользкими лучами.
Кого спросить? Кому ответить?.. О чём? – Да просто ни о чём.
Сквозь памяти прищур глубокий видны события нечётко.
Бликует поздних дней водица холодным тлеющим лучом,
Не ведая ни колкой правды, ни лжи, ни горя, ни отчётов.
А гроздья снега за окошком видны отчётливо; висят
И багрянятся закосневшей улыбкой умершего лета.
По обезжизненным полянам беснуется толпа лисят:
Играют блики под ногами рыжехвостатым зимним цветом.
Переборы запятых
На прозрачных строчках
И нехватка слов простых
На твоих листочках.
Изумрудные стихи –
Липовые ветки.
Блики, бархатные мхи,
Дней прогретых сетки.
Рыба сердца, в них попав,
Бьется плавниками.
Лени солнечный расплав
В бездну истекает…
21 – 22. 05. 2018
Осень тонкой гранью начертила день,
И завис над полднем золотистый зАмок.
Световые нити… Дремлющий олень
На опушке леса… Сетка мелких ямок.
Вот оно – земного хрупкое звено.
Вот оно – что было, а потом исчезнет.
Пейте, пейте залпом времени вино,
Радость заедая чёрствой горя песней.
Ничего другого… Ничего потом…
Ничего – что было. Только настоящим –
Только тем немногим мы ещё живём –
Тем, что видим, слышим. Нетерпенья ящер
Спит, сопит уныло этим ясным днём.
Но, конечно, завтра снова он проснётся.
И на оловянной чешуе, на нём,
Отразится солнце, стынущее солнце…
28 – 29. 05. 2018
Осиновое солнце февраля.
Теней искусство. Щебетанье бликов.
И день лесной –
насмешка короля,
По облакам бредущего со свитой.
Цвета предощущения весны
Застенчивы пока, хоть и капризны.
И мир завис в туманах белизны
Меж скалами кончины, страсти, жизни.
В покоях февраля царит покой.
Но комнаты его белей и ярче!..
Вбегает в них насмешливый такой –
Лиловоглазый март – кудрявый мальчик.
И волосы, как золото, блестят.
Лиловые глаза полны лукавства.
Не поспешил бы ты, небес дитя!
Поют, звеня, продрогшие пространства…
И сетка лесов на болотистых землях,
И мхи, и лишайники, скалы и топь,
И атом, и космос, который объемлет
Всё это, конечно... и то, и ничто…
И много чего… Даже то, чего нету,
И быть-то не может ни здесь и нигде –
Всё, всё – одинаково в разных сюжетах,
Подобно червю и подобно звезде.
И скрипы ступеней, и лунные блики,
И моль, притаившаяся на чердаке… –
В иных измерениях кем-то отлитый
Кристалл, на Господней лежащий руке.
12. 06. 2018
Как будто и не было ничего…
Как будто – ни ты не была, ни я…
Шевелится некое существо –
Давно отпылавшая боль моя.
И вакуум писем и телеграмм
Уже поглотил и печаль, и грусть.
Осталась, подобная облакам,
Сырая тоска. Буреломы чувств
На мокрой земле, отсырев, лежат.
И нет в буреломах дорог и троп.
Лишь хриплые вороны всё кружат,
Кричат, предвещая судьбы урок…
18 – 19. 06. 2018
Лось шевельнулся в болоте.
Юркнула белка в дупле…
Берег тоски – в позолоте.
Радости берег – в золе.
Звуки фаянсовой грусти –
Вечера летнего альт.
Чьи-то шаги не отпустит
Чёрный горячий асфальт…
Чьё-то веселье – в печали.
Чья-то свобода – в петле.
Меркнут российские дали.
Тучи идут по Земле…
24 – 25. 06. 2018
Одиночество – буковый лес.
В одиночестве больше простора.
В небесах, на воде, на Земле –
Беспокойства пустые повторы.
Высока одиночества боль.
Глубоки застаревшие раны.
Созревает земная юдоль
И дымят беспокойством туманы.
Но в колодцах забытых сердец –
Сероватые воды покоя.
Одиночество – счастья венец.
Одиночество – это такое
Бесконечно большое ничто,
Что похоже на малое нечто,
От которого каждый готов
Хоть на что-то надеяться вечно…
05-06. 05. 18
Кукушки кликали в лесу
друг друга
И резонировал их звук
по кругу.
И плыло пламя летних дней
по кронам,
И солнечной июль блестел
короной.
Косуля робкая в лесу
плутала
И вечер зажигал закат
устало.
Грустней заплакали в лесу
кукушки,
Мешая пению лесной
пичужки.
Хватали за горло меня времена
И долго и крепко душили.
Роняло презренье свои семена
На землю, в которой мы жили.
И не было света и не было тьмы,
А лишь земляные туманы.
И тускло мерцали заботой умы,
Болели зажившие раны…
И было у всех – по два хрупких стекла.
Одно – осиянное – пело.
Другое окутала плотная мгла,
Шипела она и кипела.
Крутился меж стёкол светляк-огонёк.
И каждый ему удивлялся.
Но – что, одинокий, – поделать он мог!
Светился, мерцал, кувыркался…
А все ожидали чего-то ещё.
Чего же – и сами не знали.
И думали все – ни о ком, ни о чём.
Смотрели, как пляшут печали…
Тонка удавка – времена. Пространство – мыло.
И быстрый шаг, и острый глаз – всё это было…
И свет сквозь слёзы, смех и плач – цветные краски.
И – разрисованы – лежат паяцев маски.
На них узоры, и мазки ещё не стёрлись.
Они пылятся на столах небесных горниц.
А горницы белы, светлы. Цветы на окнах.
И отражаются цветы в зеркальных стёклах.
А за окном, большим окном, извечно утро.
И все стоят, и все молчат – живые будто…
31.03.2018
Игольчатой осени синий изгиб.
Холодные чаши пространства.
В них зреет вино остропенной тоски
И предощущение странствий –
По белой печали – по льдистой реке,
По снежным путям одиночеств…
И время, зажатое в крепкой руке,
Вневременья крепкого хочет!
Вращая зубчатых небес жернова,
В муку обращая свободу,
Стараются шорохи, звуки, слова
Судьбу получить за работу.
Какого-то, кажется, нет пустяка
В сиротстве полей, в снегопадах…
Зима – росомаха, мохната, дика –
Оскалит клыки на закатах!..
Рассеялся осени синий изгиб
По воздуху снежных событий,
И кто-то в осеннем изгибе погиб,
Последний, пропащий, забытый…
Оранжевый шар суеты-маеты,
Где ткани событий прошиты лучами
Внезапного плача глухой пустоты –
Кукушкиной тихо поющей печалью.
Знакомая пауза, крохотный миг
Меж нервными циклами встреч-расставаний,
Меж скалами тех, кто зовутся людьми
Над пропастью их многомерных страданий.
Оранжевый круг – мягкотелый покой.
Змеится туман над чернильною речкой:
Забвенье струится чернильной рекой.
И то, что мгновенно – то более вечно,
Чем всё, что звездою сияет в веках,
Чем то, что бессмертием всеми зовётся.
Светящейся рыбой в густых облаках
В повторы плывёт терпеливое солнце.
Я слышу – зовут меня где-то – зовут…
А кто и куда? – непонятно, неясно.
Но то, что никак не понять наяву –
Во снах я всегда понимаю прекрасно!
© Борычев Алексей
Два события — два божества…
Чернота — это маркер былого.
Жестяная лепечет листва,
Но невнятно листвяное слово.
Забери ты себя у меня.
Забери. Забери. Забери же!..
По дороге тоски, семеня,
Моя память уходит по жиже:
По грязи бесполезных времён
Ожиданий, надежд и томлений…
Было то, что похоже на сон
И на ласки безвыходной лени.
Небеса. Паруса. Полюса.
Да какие-то символы, знаки.
Бесконечно черна полоса.
Стёкла битые. Свалки. Бараки
— Алла, где-то гудят поезда!
— Алла, ты пропадаешь в тумане!..
Громыхают на шпалах года
И шумят небеса в котловане.
— Алла, всё обращается в прах!
— Алла, всё уж давно обратилось…
И веселье похоже на страх,
И презренье похоже на милость.
Светло дрожание струны
Лесных апрельских дней.
Кольцо берёзовой весны
Смыкается тесней.
Стеклянный солнечный сосуд
Наполнен по утрам
Огнем расплавленных минут,
Цветением костра.
Сгорают спички вечеров,
И сквозь закатный блеск -
Загадочный иных миров
Зеркальный арабеск.
Тропинки юности видны,
Как тени при луне.
По ним весны гуляют сны
В сквозной голубизне.
Звенит апрельская струна,
Совсем недалеко.
Оранжевые времена
Поют светло, легко!..
И где-то рядом ты, но я
Тебя не узнаю.
И боль усталая моя
Не знает боль твою…
Вне времени рождаются миры,
Вне времени, причины и пространства.
И каждый проживает до поры,
Пока не станет тенью или царством.
Вот так… вот так и мы с тобой живём,
И царство света путается с тенью.
Вчера ещё была ты божеством,
Сегодня ты – погибшее растенье!
Всё обратимо, зыбки все миры –
И твой, и мой. Предел релятивизма
Для чувства и прозрения закрыт,
Как тайна смерти или счастье жизни.
Так будем поклоняться красоте,
Лучу и ночи, трепетному мигу.
Узнаем тайны знаком на листе,
Открыв случайно найденную книгу.
И это всё, что можем ты и я…
Но даже то, чего никак не сможем,
Заполнит все пустоты бытия,
И лёгкий ток пройдёт по нашей коже…
Зелёные блёстки. Лиловые брызги.
Берёзовый лес изумрудной души.
Читаю в траве бесконечные списки
Весенних событий в листвяной глуши.
Поляны смеются ромашкой. Болотце
Морщиной коряг улыбается мне.
А временем прошлым пропахшее солнце
Кукушкою плачет в лесной тишине.
Здесь нет никого и, наверно, не будет –
До вечера, ночи, до нового дня.
Пропавшие люди! Пропащие люди!
Забудьте, забудьте про лес, про меня!
Здесь горе уснуло, и счастье уснуло.
Остались забвенье, спокойствие, сон.
Анютины глазки – слезинки июля –
Я вашей печалью в себя унесён.
И бликами плачут пространство и время,
Но плачут спокойно, легко и светло.
И чьё-то крыло из иных измерений
Полдневным покоем на плечи легло…
Вижу птица, вижу сокол,
Вижу талая вода.
Устремляется высоко
Вековое никогда.
Устремляется, стремится
Дотянуться до того,
Чьих усилий злая спица,
Ах, да не свяжет ничего!
И лепечет под ногами
Землеглазая весна.
Удивлёнными кругами
В нас уходят времена.
Угрожающим распадом
Заболела пустота.
Беспокойства красный атом
Расщепляет немота.
Вижу птица, вижу сокол,
Вижу талая вода.
Устремляется высоко
Вековое никогда.
Эти клетки дополняют, заполняют, разгоняют
Ромбы, кольца – бесконечно – уменьшаются, дрожат.
Умножается на время, результата не меняя,
Полимерного пространства замедляющийся шаг…
Ты – туда, а я – обратно. Не сойтись и не столкнуться,
Не сомкнуться, не столкнуться, не вернуться, не сойтись.
Будто грани постоянства разбиваются о блюдца.
Будто камни беспокойства разбиваются о мысль…
Сам себе – и ложь, и правда. Сам себе – многоугольник,
На события разбитый, пропадает в никуда.
Хаотично и бесцельно фибриллирует мой дольник,
И в его нечётком ритме тихо плавятся года.
Кое-что теперь знакомо – снеговые телеграммы
Посылает – то ли небо, то ли бездна – в сердце мне,
За стеною снеговою открывая панораму,
Где отчаянье рождает белизну на белизне!
Ничто никогда не бывает цельным…
Цветными шарами искрится поле.
Гирляндами света украшен ельник.
И облако в небе, как белый кролик.
Весна. Полыханье зарниц. И небо –
Уже закипевшее пред грозою…
В тебя от себя ухожу, и нежно
Лицо обжигаю твоё росою.
Росой, потому что гроза утихла.
И вечер сиренев и остр до боли. –
И вот уже звёзд огневые иглы
Проткнули шары: опустело поле.
А мы улыбаемся, будто вечны –
И эта весна, и простор, и счастье…
Но как-то нелепо, бесчеловечно
Расколота жизнь на куски, на части…
16 – 17. 11. 2017
Поговори со мной душевно.
И лжи во благо мне не надо!..
Побудь пьянящей и напевной,
Ведь ты – последняя отрада.
Поговори спокойно, тихо,
Коснись моей щеки губами.
Из лабиринтов тяжек выход,
Но, может, он не за горами.
Но, может, нас судьба отпустит,
Оковы злые разрывая
Туда, где ни тоски, ни грусти,
Лишь радость, светлая, живая.
Смотри, как сладко дышат сосны
Под облаками влажным небом,
Как источает ласки солнце,
Как вкусен день и пахнет хлебом.
Скажи мне всё, смотря в глаза мне,
Не думая о том, что будет,
Ведь мы же люди, а не камни.
Хотя и камни – тоже люди…
Я знаю – всё необъяснимо,
Невероятно, невозможно.
И – что хорошее – то мимо.
И оттого нам столь тревожно.
Коварны дальние пределы,
И близкие коварны тоже.
Ты говори, спокойно, смело,
Иначе – вместе быть не сможем!
Осенних огней по России блужданье –
В осиновой дымке осенних огней.
И чуть ощутимое сна колыханье –
Того забытья, что и смерти верней.
И нет, и не будет ни чуда, ни рая
Забывшим себя в бесконечно других.
Осенняя дымка осеннего края…
Печали российской немые круги…
Озёрные дали. Болотные хлюпи.
Да неба осеннего радужный хлеб.
А кто это плачет слезами разлуки?..
Кто кутает плечи в туманистый плед?..
Осенних огней бесконечно круженье.
Осенних огней переменчивый блеск…
Корвета последних иллюзий крушенье.
И крики, и стоны, и палубы треск.
Крушенье в каком-то энмерном просторе
Я вижу как осени поздней огни.
В лесах и горах, на равнине и в море...
Усни, человек, постарайся, усни!
Облака, свиваясь в кокон, то сжимались, то взрывались,
Хлопья снега источая из невидимых хлопушек.
Юркий день тоски бечёвку намотал на снежный палец,
А потом ударом резким вечер о закат расплющил.
И небесные герани, розы, флоксы, цикламены
Увядали, опадали, лепестки во мгле кружились.
Об колено разломила ночь дневные перемены,
Напрягая до предела тьмой сверкающие жилы.
Ничего, и – только ветер, ничего, и – только стужа.
Сосны прыгают в сугробах, ели хмурятся в снегах.
Скоро на снега прольётся утра огненная лужа.
Бьётся сердце чёрной чащи в гулкой темени кругах.
Тебе нести зарю и звёзды
И чёрной памяти гранит
Туда, где так легко и просто
С тенями лучик говорит,
Где просыпаются столетья
От талых снов небытия
И где в руках былого лета
Судьба пульсирует моя.
На землю в панцире из снега
И капли малой не пролив,
Неси кувшин зари и неба,
Земную злобу укротив!
И всё одно. И все едины.
И – серебристая тоска –
На фоне гаснущей картины,
Где осень с дулом у виска.
Непостоянно постоянство.
А в тесном неводе времён
Опять запуталось пространство
И погрузилось в зимний сон.
Опять тускнеющим узором
С небес на ветки пал октябрь.
Сквозят безлистные просторы –
Наполнить холодом хотят
Леса, луга, поля, болота…
Но оживает иногда.
Предощущение полёта
Во временнОе никуда,
В оцепенение событий,
В анабиоз страстей и чувств…
А всё прошедшее – забыто.
Забыто намертво. И пусть!
Леса, исполненные светом,
Легко высвечивают мысль
О том, что бесполезно где-то
Искать хоть в чём-то некий смысл!
Вода текла, не размыкая
Круги столетней ветхой тьмы,
Тяжелоцветная, густая,
Несла предчувствие зимы.
Не потому что льдистой крошкой
Она туманила глаза,
Не потому что снежной мошкой
Летела наземь бирюза…
Не потому… А отчего же? –
Не догадаться, не понять.
Змеится лентою по коже
Воды смертельной благодать.
На звон небес благословляет,
На тот неповторимый звон,
Что небо тусклое роняет
Предзимней музыкой на сон.
И ноября тугие вены,
Водою полные густой,
Набрякли необыкновенно
Белёсой этой густотой.
Вода. Воде. Воды. Водою…
И снова кончились слова…
А за небесной синевою
Блестит земная синева…
Смотря в бинокли зоркой осени,
Я вижу будущее лето…
Дождливых дней тоскливый косинус
Сентябрь высчитывает где-то.
Как математики, рассеянный, –
Как листья по земле, – рассеян…
Плывут по небу тучи с севера,
Сверкает сам колючий север.
Сверкает сумрак, сном пронизанный,
Крупа сверкает ледяная.
И беспокойство птицей сизою,
Летая к северу, склоняет
Все мысли и мечты, и в памяти
Свивает гнёздышко забвенья,
А в сердце скупо рассыпает мне
Томительные откровенья.
Спасибо всем, кто был со мной жесток,
Кто был несправедлив, надменен, алчен!..
Сиял победой ясный мой восток,
Хоть запад был окраской неудачен.
Спасибо и тебе, трёхмерный мир,
Что мне являл и радость, и томленье.
Хотя мирок души и сер, и сир,
Перед земным склоню свои колени.
Но страшно непредвиденное мне –
Всё то, чего предугадать не в силе.
Его фрагменты вижу в вещем сне,
Как надпись на стареющей могиле.
Вот этого принять-простить нельзя.
Да и кого, кого прощать за это?
Людей, чья мысль молчит, по тьме скользя?
Беспомощных пророков и поэтов?..
В стремительной погоне за руном
Никто века не чувствовал, не мыслил
О том непредсказуемом Одном,
Перед которым всё теряет смыслы!
И как обратно время устремить?
Причину после следствия поставить? –
И вот – непокорённое людьми
Небытие над нами жёстко правит…
Влажный августовский сад.
Яблоневы души.
Чей-то шёпот, голоса –
Дрёмы не нарушат.
Не слетит с ветвей небес
Звёздная синица.
Суетливый мир исчез?
Или это снится?..
Меж дерев – во тьме стоят –
Лунные олени.
Блики беспокойно спят
На моих коленях.
Серебрятся травы, мхи…
Голоса стихают.
Хочется слагать стихи
И молчать стихами…
Лес крутился на лунных осях.
Обращаясь в сырую труху,
Светляки истлевали во мху…
Источали покой небеса.
И змеились вокруг времена,
Обвивая зеркалье пространств.
Будто гость из неведомых стран,
Приходила ко мне тишина.
В эти миги, минуты, часы
Я готов был поверить во всё…
В полнолуние лес невесом,
И прозренье, как жало осы!
И – зовущие в сказки огней –
В параллельных мирах светляки
При свечении лунной реки
Становились темней и темней.
Озарённые души берёз,
Уходящие тихо в мечты,
В лунном свете тонули почти,
Откликались в тональности грёз.
И – в былом утопающий я –
Вспоминал вот такую же ночь
И свою не рождённую дочь
И тебя, где была ты моя!..
Стекло. Вода. Железо. Глина.
И больше – больше ничего.
Я вижу страшные картины,
Как некой жизни вещество,
Оно, шипит, преображаясь,
То в глину, то в железо, то…
В стекла оплавленного жалость,
Разбившуюся о ничто.
В моря, колодцы, океаны,
Где бесконечная вода
Омоет все земные раны,
И испарится навсегда!
Стекло. Вода. Железо. Глина.
Как много их!
Как мало нас!
Но ими станем мы отныне,
В который раз, в который раз!..
Памяти белый дымок.
Лучик, вонзившийся в стену. -
То, что я так и не смог.
То, чему нету замены!
То, чем вздыхает июль,
Росы роняя на травы.
Тихо колеблется тюль...
Сумрак синеет лукаво...
Ночи распахнуты. Блеск
В их коридорах гуляет.
Вечно изменчивый лес
Первые листья роняет.
Облако нервных теней
Под фонарями кружится.
Чувства - погибшие птицы.
Мысли - темней и темней...
От такой красоты можно лишь умереть,
Потому что с ней жить невозможно…
Это пытка огнём, это жгучая плеть.
Беспощадна, бездушна, безбожна!
От тебя расцветают, как сны, небеса,
Но цветы ядовиты, колючи.
И рыдают лучистых чудес голоса,
Беспокойно, тревожно, певуче.
Звёздный мир – воплощенье твоей красоты,
Каждый образ его, каждый атом.
Потому что вселенную кто, как не ты
Напитала страстей ароматом!
Потому что в очах – изумрудная высь,
А в улыбке – бессмертие тайны;
И бессильны все чувства, прозрение, мысль
Перед ней, неизбежной, фатальной!
От такой красоты – погибают миры,
А погибшие – те воскресают…
Только знай – это всё до поры, до поры –
Той, пока мне тебя не хватает!
Тихи шаги. Не окончена повесть.
Память стремится в пределы нуля.
Совесть моя, заболевшая совесть –
Шхуна, чей штурман уснул у руля.
Плещутся рыбы, похожи на знаки
Тех, чьих загадок совсем не узнал.
Мир мой окутан зловещими снами
И обращён в неземной карнавал.
Что же вы просите? Мне непонятно.
Где-то вдали – голоса… голоса…
Как же вернуться навеки обратно?
Разных судеб совместить полюса?
Кто ты? Тамара? Конечно, Тамара.
В разных пределах с тобой мы теперь.
Всех настигает единая кара –
Кара отсутствия!.. Страшно! Поверь!
Или, быть может, не ты… но неважно…
Сердце разрежет бесчувствия нож!
Страшно, конечно! и больно, и страшно.
Но ничего не вернёшь, не вернёшь!..
На ледяном автомобиле
Зима въезжает в город наш,
Сверкая фарой снежной пыли,
Как детства ясного мираж.
И, по проспектам проезжая,
Бросает звонкие огни,
Невероятная, большая,
Вонзая шпиль мороза в дни.
А ты смеёшься, отряхая
Снежинки колкие с ресниц.
Синицы холода порхают
Над пламенем твоих зарниц…
Вода листвы кипит в котлах
Дождливой душной летней ночи.
Но грозовая ночь прошла.
Вода остыла. Не клокочет…
Я поздно встал. Смотрел в окно.
А в нём листвы шумело море.
Волна бежала за волной
В лесном темнеющем просторе.
Вода листвы грустна, густа –
Вскипала с пеною на ветках.
По прутьям дальнего куста
Текла, струилась сквозь их сетку.
И контур каждого листа
Так чёток, резок, так отточен,
Что влажных листьев густота
С мозаикою схожа очень.
Но вся – колеблемый порыв,
Вся – тишины преображенье
В шуршащей красоты миры,
В законы сложного движенья!
28 – 29. 07. 2018
Я сам не знал, чего хотел от жизни,
И жизнь – чего хотела от меня?..
Нектар тоски в хрусталь бессмертья брызни,
Неутолимость вечная моя!..
Покой входил дождём в лесные залы,
Где песни пел пьянеющий июль.
Так много было мне! Так было мало! –
Цветущего в глазах лесных косуль.
Как веера, стоцветно распускаясь,
Миры дарили девственный приют:
Леса, лучи, озёра, небо, скалы,
Мерцавшие снопы секунд, минут…
Лесное незабудковое лето!
Со мною ты… со мною только ты!
Но в памяти, в её покоях где-то,
Лишь только там цветут твои цветы.
Лишь только там, увы… о память, память,
К чему хранишь ты блеск былых времён?
Симфония былого засыпает;
И бесконечно крепок этот сон!
Когда прошедшее мертво, а в будущем седая мгла,
Рисую новые миры, цветистей радостных узоров,
И ты восходишь чистотой над чёрной бездною укоров,
Сияньем солнечного сна, бела, воздушна и светла.
Тоску земную укротив, ясней муранского стекла,
Искрится звёздная вуаль во тьме людских безумных взоров.
Не предавай, не продавай себя бездушию просторов,
Едва начав свой яркий путь, забудь кривые зеркала…
Кому – скажи – подаришь ты свеченье тёплых изумрудов?
А вечеров с тобой – кому – даруешь ласковое чудо?
Зелёный свет твоих очей, кому? – скажи, скажи, кому?..
И – тишина… и никого… и ночь осенняя прекрасна
Невероятностью твоей невинно грешной тихой страсти,
С которой медленно бредёшь по жизни к счастью своему.
Кому же – не молчи – кому подаришь ты своё бессмертье,
Отдав трепещущий комок, светящийся в твоём предсердье?..
Идя на самый яркий свет, не попадай в глухую тьму…
14. 12. 2017
Девятое стихотворение "Северного цикла"
Прозрачных сумерек качанье
На паутине темноты
Взрастило в сонном ожиданье
Покоя скромные цветы.
Качался лес, качалось небо,
Звездой смотрящее на нас,
И, сильно отклонившись влево,
Мерцавший вечер вдруг погас.
Мгновенья стали на колени
Пред непреклонной тишиной,
Как будто бы прося прощенья
За суетливый мир дневной.
Зеркальной осени озёрной
Слегка надтреснуто стекло.
Сквозною музыкой минорной
Отыграны добро и зло…
И ничего не остаётся
Как снова ждать невесть чего,
Глядеть на утреннее солнце
И видеть бликов торжество.
Но – до утра ещё качанье
Таёжных сумерек во мгле,
Да ночи льдистое молчанье
О том, что тяжко на Земле…
23.11. 2017
Восьмое стихотворение "Северного цикла"
Вечер. Север. Осень. Лес.
Голубой лишайник.
Хмурый взор сырых небес.
Ощущенье тайны.
Ощущение времён,
Тягостно-тягучих.
Сине-снежный зимний сон
Проплывает тучей.
Серебристые стволы.
Осени мерцанье.
Колющей ночной иглы
Тихое дрожанье.
Красновато-бурый блеск
Ближнего болота.
Лиловато-серый лес.
Сумерки. Дремота.
Ночью, звёздами блестя,
По тайге невзрачной
В пустоту уйдёт октябрь,
Призрачный, прозрачный,
По озёрам проплывёт
Северною рыбой.
Обернется небосвод
Каменною глыбой…
22.10. 2017
Седьмое стихотворение "Северного цикла"
Пестрятся осенние дни
На крыльях серебряной птицы.
Сверкая, мерцают они,
Огонь их пыльцою ложится
На шар золотистых времён,
На кольца прозрачного леса.
Иду, в немоту погружён,
Земного не чувствуя веса.
Одеты в лесные лучи,
Искрятся овалы просторов,
Где осень тобою звучит,
Тоска бесконечных повторов.
В сетях посветлевших лесов
Запутались сонные чувства…
А вот, и зимы голосок,
Знакомый до льдистого хруста.
Встречаешь? –
Встречаю…
Встречай!
Сверкают морозные ситцы.
И снежная блещет парча
На крыльях серебряной птицы.
22.10. 2017
Шестое стихотворение "Северного цикла"
Цветной лишайник. Скал скупой оскал.
Сосны́ болотной щупальца кривые.
Тропинка та, которую искал
Среди трясин. Елани вековые.
Брусника. Клюква. Вороника. Мох.
И – ничего, что может быть иначе.
Озерный край. Тайги неспешный вздох.
Таежный мир, и чуткий он, и зрячий!
И – никого! Леса. Холмы. Леса.
Рябиновая осени улыбка.
Озёр суровых серые глаза.
Кругом – пестро, нестройно, зябко, зыбко.
И крутит блики солнечных лучей –
Раскачивает осень карусели
По пёстрому простору ярких дней,
Качает блики звёзд в ночной купели…
Но человек, незримый человек
Откуда-то всю жизнь идёт куда-то.
На юг: в простор степей, полей и рек…
Багровой
лихорадкою заката
Прошита тьма, тревоги гулкой тьма.
Дойдёт ли человек до южной цели?
Тайга грустна, тайга почти нема.
Раскачивает осень карусели.
Второе стихотворение "Северного цикла"
Собрав озер окрестных звоны
В темнеющую чистоту,
Слепой покой взошёл на склоны
Туманных скал. Ночная ртуть,
Мерцая мелкими огнями,
Как пробуждение меж снами,
Катилась в клюквенную тьму…
Сентябрь. Ночей осенних бритвы
Кромсали смысл всего. Всему
Ломали схемы, алгоритмы…
Но кто-то шёл на тихий звон,
Под тихий свист иных времён.
Плутая в онеменье леса,
В сетях бесчисленных колец,
Не замечая жизни веса,
Не чуя стука злых сердец,
Он останавливался где-то
И слышал смех былого лета,
И сквозь себя он шёл к нему,
Просторы осени разрушив,
Презрев «зачем?» и «почему?»,
Сплетая жизнь из сотни кружев
Воскресшей юности. Покой
Мерцал озёрной чистотой.
27. 09. 2017
Четвёртое стихотворение "Северного цикла"
Я – осколок. Ты – осколок. Все – осколки…
Серебрится северная нить.
Острием под сердце колющей иголки
Время хочет совесть разбудить.
Но разбиты мы на клейкие осколки.
Под холодным солнцем нам сиять.
Ничего и никому не жаль нисколько.
Бабочкина гаснет благодать.
На осенних лапах сумерки крадутся.
Холодеет. Зябко у воды.
И бессмертия фарфоровое блюдце
В сотый раз осколками беды
Обращается… осколки, всё осколки…
Пусть весна! Пусть осень! Пусть зима!..
Ярок бликов свет, но короток,
лишь долго
Тянется осколочная тьма!
10. 10. 2017
Третье стихотворение "Северного цикла"
Неброский звук по вечерам скребет озёрные сердца
И наполняет чистотой брусничный блеск лесов карельских.
Октябрьским росчерком пера тайге мертвеющей мерцать
Сквозной осенней пустотой и дожидаться дней апрельских.
Но поплавкам декабрьских дней по временам ещё стоять
Отвесным пухом белизны, просолнеченной, вертикальной.
А после – чётче и светлей, прочнее кружевная гать
Предощущений крутизны весны грешно-маниакальной…
Но всё ещё октябрь… Увы. Ещё осколки впереди
Разбитых солнечных зеркал калейдоскопных снегопадов.
Бордовой памятью вдовы Змея колеблется в груди,
Как по краям гранитных скал колеблется расплав закатов.
01.10.17 - 04.10.17
Пятое стихотворение "Северного цикла"
Янтарь искровЫх времён крошится под ногами.
Вода ключевых озер смотрит в стекло бессмертья.
Пространство брусничной тьмы молча играет гаммы
Покоем живых трясин, чувствующих предсердья
Погоды ли, ночи, чащ, бегающих под небом
Готической ли сосной, северной ли берёзой…
Биенья стальных сердец – осени бой со снегом;
Но в полночи чёрен звук, утром он бледно-розов.
Дремота заклеит ночь клюквенной клейковиной.
Замедлят деревья бег, корни пуская в топи.
За звуком порочным, злым явится звук невинный,
И будет по лесу день прыгать, смеяться, топать.
Свалившийся сноп лучей с неба на землю ляжет.
Светящийся силуэт смело в себе растает.
И детскою синевой, смехом младенца даже –
Простится осенний звук с гаснущими устами.
28. 09. 2017
Первое стихотворение "Северного цикла"
Перекликаясь поездами,
Как птицы, станции живут…
Не знаю, свет поёт меж нами,
Полнясь густеющими снами,
Иль сумрак плачет наяву…
Живет в тоске осенней время,
В уста целуя пустоту.
И сквозь простор сквозных прозрений,
Считая стук тоскобиений,
В себя из памяти бреду.
Лесов осенних злое жало
В меня вонзают холода,
И время столь лилово, ало,
Что кажется оно устало.
Замедлились часы, года.
Но ледяной, декабреносный
Свет набирает высоту
И снова поджигает сосны;
Ступает север гулко, грозно,
Считая за верстой версту!
© Борычев Алексей
Станция «Подлипки»! Станция «Подлипки»!
В ней, как соль, растворены молодости слитки.
Остывающий перрон, звуки электрички
Зажигают прошлых лет крохотные спички.
Прошлых лет, когда тобой время сладко пело,
Заглушая тихий стон скорбного предела…
Вечерок. Огни витрин. Мы идём по снегу.
Смотрит ласково на нас пасмурное небо.
За витринами цветы. Чей-то голос грубый…
Покупаешь розы ты. Мы идём до клуба.
Тихий город Королёв мимо нас проходит.
Дом культуры. И концерт. Новикова, вроде…
Сиротливые дома заметает вьюга.
Нам с тобой тогда никак было друг без друга.
Сколько лет уже прошло! Десять?.. Иль пятнадцать?..
Нет тебя со мной давно.
Надо постараться
Пение былых времён, опьянев, услышать:
Вновь приехал я сюда, из вагона вышел…
Переход. Передо мной крохотная площадь.
Дождь. Осенний серый дождь день пустой полощет.
Покупаю водку. Пью. Хмель по венам хлипкий
Возвращает вас ко мне, Прошлые «Подлипки»!
Морозная соль, как печали улыбка,
Сверкает тревогой на стылых стволах.
И осень целует тоскливостью липкой
Смиренье, горча у него на губах.
…Красивая девочка. И молодая.
Наверно, не больше семнадцати лет.
Со мной по дороге идёт, утопая
В осеннем тумане, похожем на бред!
Улыбка искусственная. Неспокойно.
Чего-то совсем неспокойно в душе.
Та девочка большего в жизни достойна,
Чем плавать в пустом временном мираже,
Чем думать о том, что всего не хватает.
Она ведь красивая! Счастья бы ей!
И солнечных дней лебединую стаю!
Но где-то мы в чаще, как в царстве теней.
Чего она хочет! Чего она ищет!
В лесу ли пустынном, во мне ли, в себе…
Да просто бредёт за фортуною нищей,
Покорная злой и нелепой судьбе.
И лес, и октябрь,
и тропа с буреломом
И ели, как вороны, злые, стоят.
И – нет подходящего честного слова.
И всё – не о чём, не о том, невпопад!
И я понимаю – чего-то случится.
Конечно, случиться чего-то должно!
Она улетит запоздалою птицей.
Так будет. Так кем-то уже решено!..
Семья оранжевых сияний
Нашла серебряный предел,
И миражи, как марсиане,
Брели в сияниях без дел.
А древо – зиму источало
Из льдисто-солнечной души.
Земного было слишком мало
В лесной мерцающей глуши.
И лёд, поющий колким светом,
И мгла лиловая снегов…
Как мало грубой плоти в этом!
Как много светлых сквозняков!
И день, смеющийся и звонкий,
На лыжах воздуха – с небес –
Въезжает в утро, красной кромкой
Украсив лиловатый лес.
Семья оранжевых сияний
В свирель снегов играет. Свет
Искристой гаммою мерцаний
Рисует сказочный сюжет.
И пухом памяти о прошлом
Окутан будущего сон.
В былое – замело дорожки…
И мир – блистающ! Невесом!
Время вырастает из земли,
Кучерявясь летними цветами…
Сорняком, желтеющим меж нами,
Времени соцветья расцвели.
Смотрят одноглазые на нас
Корневища, в наше беспокойство,
Отвергая всё мироустройство,
Что мы видим в профиль и анфас.
Прошлокрылых буден мотыльки –
Абрисы известных нам событий –
В том, что было намертво забыто,
Растворятся, чувствам вопреки.
Сорняки времён заглушат всё,
Вырастая стеблями до неба,
Жизни обжигающую негу
Обращая в бесконечный сон…
Тишина роднее звука.
Слева, справа тишина.
Обретенная разлука.
Разоренная страна.
В этой слякоти осенней
И в мерцании лучей
Крутит солнце карусели
Листьев, ярче, горячей.
Времена. Густые краски.
Кровь кленовая горит.
Беспощадностью прекрасен
Злобы яркий флюорит.
Тишина. А, может, просто
Больше нету никого?..
Ветер воет на погостах,
Славя смерти торжество?..
И в предзимней лихорадке
Осень-то,
и та мертва,
Или в судорожной схватке
Шепчет горькие слова?..
Но бессонной тишиною
Скованы её уста,
И летает над страною
Блик распятого Христа.
Я стоял и смотрел, как бежала она,
Как бежала она и как пела.
Громыхала война и кипела волна.
Но какое до этого дело!
Песня – влага лесов, песня – тающий день
И времён беспокойные воды.
А мотив – краснорогий закатный олень
На вечерних лугах небосвода.
И бежала она, и смеялась она,
И бессмертие вслед ей глядело
Голубыми очами весеннего сна,
Непонятного миру предела.
Небеса это сон. И Земля это сон.
И бегущая снится мне, снится
В непонятных просторах забытых имён,
В обратившихся пеплом страницах.
Прибежала она. Запыхалась она.
Повернулась ко мне. Улыбнулась.
Пусть грохочет война и вскипает волна.
Лишь бы всё никогда не проснулось!
Бессмертия лик угловатый
Бессмысленно в душу глядит.
Предчувствий немые солдаты
Толпятся на сердце в груди…
И то, что не будет чего–то –
Тождественно сразу всему,
Когда безразличия ноты
Врастают цветами во тьму.
Когда, в темноте расцветая,
Колеблют мембрану судьбы
Напором свирельного мая
И звуком осенней трубы.
Фаэтоны солнечных лучей,
Золото воздушных лёгких ситцев
Наиграла мне виолончель –
Майская жасминовая птица.
Родников знобящий переплеск,
Влажных трав скупая осторожность –
Это блеск, весенней грани блеск,
Лепесткового пути возможность
В край свечей в подсвечниках лесов,
В тихий тон звучащей майской ночи,
Где глядит бессмертье оком сов
В голубые ямы одиночеств.
Но сыграет утренний скрипач
Яркую мелодию рассвета,
И опять румян, пунцов, горяч
День примчится в колеснице света.
И легко дыхание коней.
И смеётся облачный возница
В фаэтоне утренних лучей,
В золоте воздушных лёгких ситцев.
Утопая в скорбях и печалях,
Воздымляю свой дух к небесам.
Если был я когда-то отчаян,
То об этом не ведаю сам.
Силу отняли зла привороты.
Зло блуждало за мной по пятам.
Тёмно-жуткое, страшное, кто ты?..
Кто пугает меня по ночам?
Я ищу драгоценные камни
На пустых и забытых путях.
Тихо падают тёплые капли.
Намокает души моей прах.
И танцует неистовый кто-то
На просторах печалей моих.
Серебрится туманом болото.
Снова скорбный слагается стих.
И слова его скорбны, как прежде, -
О пустом, о гнилом, о былом...
Тихо машет больная надежда
Неуверенным белым крылом.
Ты чуешь, как, сжимая времена,
Ползёт по венам к сердцу злая старость!
Какими бедами напоена
Ничем не обратимая усталость!..
И старый стол, и серый шкаф, и мрак –
Вот маркеры неспешного уюта.
Устроен дольний мир совсем не так,
Как хочешь ты, как хочется кому-то…
И мутной паутиной пустоты
Опутано грядущее, а в прошлом
Давно нет ни одной живой мечты,
От настоящего так трудно, тошно!
Пускает злобно щупальца свои
Чернильный спрут голодных одиночеств
И плющатся волшебные слои,
Где доброта, любовь, и честь, и почесть…
И серый леденящий дождь потерь
С твоих обочин смоет страсть и радость…
Скрипит, скрипит ржавеющая дверь
В соцветие блестящих детством радуг.
И скоро затворится навсегда!
Померкнет всё, и спрут в момент ослабнет.
Другие доживут свои года –
Почти как ты – бессмысленно, бесславно…
Что-то как-то не очень весело
В этом сумраке января.
Все берёзы тоску развесили
Цветом тусклого янтаря.
Что-то как-то не очень верится
В то, что будет, и в то, что прошло.
Одинокое смотрит деревце
На меня сквозь времён стекло.
Времена мои потускневшие…
Ну а деревцу – всё равно!
И послал бы
весь мир я к лешему,
Да не можется: не дано!..
Одинокая злая молодость
Наточила на старость нож.
Не скопил я ни меди, ни золота.
И ни сЕребра… ну так что ж!..
Ну и пусть!..
Небеса суровые
В эту зиму. И снег большой.
Будьте счастливы, будьте здоровые
Люди, благостные душой!
Наливаются ярыми соками
Вены вьюжные злой зимы.
И снега белизной высокою
С горней падают полутьмы.
И скрипит, и скрипит безвременье,
А продрогшие времена
Обеднели навек прозрениями,
Позабыли все имена.
И простор надо мной качается,
Остужая моё чело.
Всё кончается.
Все кончаются.
...Не кончается ничего!
С Новым годом!
Снегом сыплется тишина
На дремотное постоянство,
Что покоем легло в пространство,
И колышется на волнах
Бесконечных воспоминаний.
А мороза шершавый шар
С неба катится не спеша
В лес, под лунными валунами.
Звездноглазая темнота,
Тихо кашлянув, посмотрела
На покой, беспокойно белый,
Одинока, грустна, густа.
Было видно, как сонно, странно
Сам в себя уходил декабрь…
Снежнотелая ночь, гибка,
Принимала лесные ванны,
И хотела вина, вина!
Пометелистей, да покрепче!
Но, метелям назло, всё легче
С неба сыпалась тишина…
Художник акварелью рисовал
Коралловое утреннее небо
И озера серебряный овал
И хлопья переливчатого снега,
Осины, липы, ели и дубы –
Царевичи, царевны и принцессы.
В одежды их одел он, не забыв
Про тайны засыпающего леса.
Упал на холст мазок, снега задев,
И мир осенний вдруг преобразился, –
Сиреневый проснулся в нём напев,
Фиалковый напев вдруг появился.
Он уходил. Заря ещё сияла.
Он уходил домой, от грёзы прочь.
Но перед ним влюблённая стояла
Фиалками офеенная ночь.
Два эха живут в параллельных мирах:
Рыданье былого, насмешка грядущего…
Как некий туманный неясный мираж –
Владыка судеб и скопление душ его –
Виднеются розовым облаком там,
Где Бог никогда не живёт по углам...
Два мира, две крайности, две полыньи.
В какую из них ты провалишься?.. Каждому –
Секунды былого, грядущего дни –
Тождественны плахе, проклятию страшному,
Поскольку былое страшит пустотой,
Грядущее – к смерти влекущей мечтой.
Два эха зеркальных и две полыньи.
Два леса, два дома, две боли, две радости.
И в них паутиной тоски вплетены
Искристые зори, стоцветные радуги:
Мерцает и льётся загадочный свет
На сумрак прошедших и будущих лет.
Но в сумраке этом заметны едва
Останки былого и знаки грядущего.
Бессильны заклятья, бессильны слова,
Летящие в спину в бессмертье бредущего,
Где эхо, живущее в мире одном,
Сливается с эхом в пространстве другом!
В рыдающей пустоте
Молчания твоего –
Ни ворона на кресте,
Ни голубя…
ничего!
Скажи, почему слова
Твои так скупы, бедны,
Что кружится голова
От мраморной тишины,
От грусти твоих снегов,
От света твоих небес,
От скрипа моих шагов,
Неспешно ведущих в лес?..
Я пришёл к тебе, обитель
Сонных тающих дерев, -
Успокой меня, Целитель,
Донеси веков напев.
Комариные перины
На полянах расстели.
С песнею перепелиной
Пусть трубят коростели!
Истомлёнными устами
Припадаю к роднику.
Темнолистыми лесами
Исцеляю я тоску.
Гаснет полымя заката.
Чутко дышит тишина.
Вновь туманистая вата
Привиденьями полна.
Топи, кочки, мох, болото
Обволакивает дым.
Опускается дремота
Белым облаком седым.
Обнимает и ласкает
Неприметного меня.
Тишиною чуткой тает,
Сна истомою маня.
Жизнь – такая же отрава!
Но туманом по виску
На лимонные купавы
Проливаю я тоску…
Мой костёр туманной точкой
Потерялся средь лесов…
Никого нет! – Знаю точно.
Кроме… птичьих голосов.
Качаются ветки. Леса убегают
Листвою осенней на север, на север…
По солнечной сказке ступает нагая
Брусничная осень, печали посеяв
Лучами на нитях седых паутинок,
Ознобом осин под свистящие звуки
И рябью озёр, беспокойством утиным,
Законами скучной осенней науки…
И движется поезд товарного неба
До станции «яркое снежное утро».
Так жалко чего-то!..
Так странно, так немо
Стекают дождями земные минуты!
И время, оно, будто капля на ветке,
Блистает неярко, блистает прощально…
И рыбой туманной в берёзовой сетке
Запуталось солнце, легко и печально…
И жизни жидкая смола,
И лава липкая фантазий –
Затвердевают без тепла
Всего одной холодной фразы.
И на поверхности – круги,
И в глубине – водовороты…
Кому кричат: быстрей беги,
Тот падает на повороте.
Весны вселенская слеза
И смех раскованного лета…
Ни показать, ни рассказать
О чём-то
сил у жизни нету!
Времён холодных полынья,
В которой блещет око смерти,
Искрит печалью для меня,
Как капля клея на конверте.
Незамечаемых примет
Звучат надломленные ноты…
Как тонок предрассветный свет,
Стекающий во тьму дремоты!
И шпили вящей пустоты
Так непростительно похожи
На иглы, что вонзаешь ты
Седой судьбе моей под кожу.
Неторопливый тонкий свет
Колючего лесного утра
Похож на прошлых дней привет,
Тех дней, что мы забыли мудро…
Цена всему – пятак мечты,
Да грош поломанного счастья.
Все вещи кажутся просты…
Когда развалятся на части!
-1-
Ледяной стрелой летящей
По охрипшей тьме времён,
Кристаллического счастья
Он разбил седой полон.
-2-
Разметавшиеся искры
Ошалевшего огня
Обращались в капли, быстро
В темень падая, звеня.
И во тьме времён так чётко
Обозначился июль,
Ёлки с вычищенной чёлкой,
Зоркий взгляд лесных косуль,
Речки сонное дыханье,
Скрип осей земных пространств,
Колебанье, колыханье
Дыма дальнего костра,
Чьё-то пенье и шептанье,
Приближенье влажных губ,
И улыбка тихой тайны,
И прощанье, и испуг...
Слёзы, стоны, и усталый
Кашель космоса глухой.
Но чего-то не хватало...
Не хватало нас с тобой!
Сентябрьские струи тягучи.
Сентябрьские блёклы огни.
Привязаны тяжкие тучи
К земле.
Их возьми, потяни
За нити дождей бесконечных,
За – в темень ушедший – июль…
На солнца еловый подсвечник
Смотри через дремлющий тюль…
И первых снегов телеграммы
Душой близорукой читай.
Ни слова, ни мига, ни грамма
Не стоят ни ад и ни рай!
Глядя на вспухшие вены июля,
Вижу, как жар циркулирует в них.
Сгустки тепла, что ветра не раздули,
Станут сугробами дней ледяных.
Время усохло от жажды событий –
Бьётся грозою в озёрную гладь…
Ты помяни непокой не испитый,
Нервной строкою измучив тетрадь.
Солнца когтями распороты вены,
Хлещет бурляще-кипящая кровь.
Темень еловая в мареве пены
Хмурит на небо колючую бровь.
Перекликаются бликами травы.
Время о камень пространства звенит.
Воды ночей – то не воды – отравы
В сердце струятся по руслам обид!
Но августейшая гордая стая
Августа дней прилетает сюда.
Книгу спокойствия лето листает,
Глядя в осеннее никуда…
Без малого – четыре часа.
Кефирный воздух ноября –
Всё это – тень второго раза,
В тебе сгоревшего не зря!
Не зря стучали в небе кони,
Копытом били о зарю…
Слеза на выцветшей иконе
Горит укором ноябрю…
И снежный голос негасимый,
И похоть яхонтова дня –
Всё тонет в полынье лосиной,
Горит тоской её огня!
Звенит струна зимы о звёзды,
И пенной влагою времён
Напоен хлюпающий воздух,
Послушный тьме со всех сторон.
А тьма болезненно похожа
На твой нелепый первый раз,
Что будто обжигает кожу
Её колючий острый час!
Что будто не было второго
И тени не было его.
И нет ни звука и ни слова,
Да и не будет ничего!
Молчанье – куб. Звучанье – круг.
Слова – изгнанники из рая.
Земля упругая, сырая.
А воздух – гулок, свеж и крут!
На трёх опорах пустоты
Удержаны и власть, и сила…
А смерть – кристалл, и так красиво,
Когда на нём сверкаешь ты!..
Страстей кудрявых облака
Всю жизнь курчавятся над чащей.
На трёх лучах беды блестящей
Распяты годы и века.
По кругу слов мечты бредут.
Но как же вырваться из круга,
Когда вне круга так упруго
Кубы молчанья восстают!
И смерти дымчатый кристалл,
Что замораживает время,
В двумерном плоском измеренье
Отображать не перестал
Тебя нечёткой запятой
На пожелтевшем послестрочье,
Где места нет мне даже точкой
Остаться!..
Точкою
простой...
Март въедается в глаза яркой солью, скорбной солью.
Выжигает солнцем то, чем вчера был я.
Разбухают времена чуть подмокшею фасолью.
И шипит, шипит во мне памяти змея.
Опрокинутая высь в землю вжалась теплотою,
Расплавляя ледяной замок зимних снов.
И небесная слеза снова стала золотою.
Снова жало заострил дух сырой, лесной.
Если б кто-то был со мной, если кто-то, если кто-то…
Март не выел бы глаза, ослепив меня.
Но стекает с мёртвых крыш слёз небесных позолота
И звенит о пустоту, что во чреве дня.
Никого, кто должен быть!.. Лишь мембрана ожиданья –
Туго стянутая боль – чуточку звенит…
Лишь по чувственным волнам мой кораблик мирозданья
Уплывает от меня к небесам, в зенит…
А что за окном?..
Осень крыльями машет.
И ржавые хлопья летят
В ничто, в никуда, в день пропащий вчерашний,
И капает солнечный яд.
Отравлены улицы, сны и деревья.
Былое седеет в висках…
Сентябрь – это город покинутый, древний.
Я – помню – себя в нём искал…
И капало солнце, и хлопья летели,
Сгорали во мне времена,
И город подобием звука свирели
Как будто струился в меня.
Струились вокзалы, сплетения улиц,
Дома, небеса, тополя…
Но – кто проживал в нём – уже не вернулись.
Отчаяньем пахла земля...
Без оглядки, без томлений,
В чреве лопнувшей души
Вызревают чьи-то тени,
Чьих-то жизней миражи.
Заострён простор над ними.
Словно иглы, небеса
Светом вышивают имя
Страха, что открыл глаза,
И, смотря на чьи-то тени
В чреве лопнувшей души,
Дарит духу исцеленье,
Оживляет миражи.
Час закатный. Фонари
Пьют настой сентябрьской ночи…
Что не делится на три –
Кажется, мешает очень.
Ты, подруга, не гляди –
Что в углу темно и пусто.
Так же, как в твоей груди,
Где живёт шестое чувство.
Потому что в час, когда
Фонари лакают темень,
Легче кажется беда
И стремительнее время.
На платформе «Яуза» нету никого.
На платформе «Яуза» нету ничего.
По перрону прыгает одинокий лист.
Над платформой «Яуза» вечер свеж и чист.
И ни звука-отзвука. Пустота молчит.
Догорают в воздухе поздние лучи.
На платформе »Яуза» будто бы не я.
На платформе «Яуза» тень небытия.
Что же это, Боже мой!.. Где же, где же всё?..
Прокатилось по сердцу злое колесо.
Фонари неяркие. Я стою. Темно.
«Острова Лосиного» чёрное пятно.
И сигналы поезда что-то не слышны.
На платформе «Яуза» – царство тишины.
То, чего не стало здесь – мне сдавило грудь…
От платформы «Яуза» – мой последний путь.
Вон, какие замки над землёй поднялись!
Снег оставил право быть счастливой тебе.
Звякнуло пространство, опрокинулась высь.
Закачался времени высокий стебЕль.
И в закатном зареве - звучание «за»,
А в забытой музыке - зеркальное «нет».
Память приоткроет утром злые глаза,
И завоет волчьим воем стылый рассвет.
Не витрины битые, но бисер в ногах,
Будто бы осколки отзвеневшей зимы.
Темень остывающая ...шаг наугад, -
И – никто не знает, где окажемся мы...
Сжимаются скрепы, и что остаётся?
Терпеть бесконечную боль?..
Сентябрь занавесил бессилием солнце.
Отыграна временем роль
Луча, уходящего в темень колодца.
Поверить в безверье изволь!
Разжатые скрепы – напрасно томленье,
А – сжаты – томиться пора!
И скуки, подёрнутой дымкою лени,
Растёт на безверье гора.
Ошибки былого тушуют прозренье,
И нА сердце будто кора.
Безжалостных скреп не бывает немного,
Являются из ничего,
И душат тебя безразлично и строго.
Напрасны мольбы. Божество
Не хочет дать жизни без срока и рока,
И властвует воля его!
И скрепы сжимаются – мы расстаёмся,
А если разжаты – любовь. –
И солнце смеётся, весеннее солнце,
В каскадах улыбчивых слов.
И вроде бы всё нам теперь удаётся,
Но...
скрепы сжимаются вновь!..
Памяти мерцанье. Летних дней изгиб.
Солнечные вазы полнятся покоем.
Тянутся минуты, что к годам близки,
Растворяя в полдне бренное, людское.
Стекленеют чувства, и сквозь них смотреть
Можно прямо в сердце, нет ни в чём заботы…
В небесах – две трети, на Земле на треть
Истины, какой же? – думать не охота!
Полдень суетливый, словно зыбкий уж.
Только не молчит он, а вовсю стрекочет.
Но бегут вприпрыжку через чащу, глушь
Времена босые по тропинке к ночи.
Зимний день бывает винным,
Если солнце в пьяной дымке
Улыбается сквозь ветки,
И спокойно, и хмельно!
И зеркальным он бывает,
Если солнце блещет светом
Белым,
Словно отражая
И леса, и небеса!
А когда в пылинках снежных,
Алых, синих или жёлтых,
И поэтому похоже
На густой небесный крем,
То и день бывает кремов,
И тогда порой охота,
Тыча пальцем в это небо,
Крем попробовать на вкус!
(с) Борычев Алексей
Стрекозами пронизано пространство.
Мерцающая ртуть живого дня
Покоем истекает на меня,
При этом угасая беспристрастно!
Безумие болотной пестроты,
Дыша полдневным солнцем, паром, жаром,
Вдруг оборачивается шаром
Сияющей шипящей духоты.
Меж топким одиночеством и мной
Видны уже, как трещины, зазоры.
И бегают по ним страстей курсоры,
Ведомые вернувшейся весной,
Которая стоит, но смотрит так,
Что закипают сонные болота,
Где я брожу, святая простота,
С фаянса дней счищая позолоту!
Серые лики рассветных дворов.
Белая пыль декабря.
Льдистое пламя небесных костров:
След покорённых забытых миров –
Угли былого горят!
Угли былого сгорают везде:
В кронах закатных берёз,
В снежном покое, в далёком «нигде»,
В колких предчувствий тугой борозде,
В жгучем бессмертии грёз.
Пламя врастает и в ночи, и в дни
Смехом счастливых детей…
Это не птицы поют, а они.
Память достойно их голос хранит
В мире плохих новостей.
Где же ты, прежняя, слово скажи,
Глядя в рассветный огонь!
В мире, где правда – последствие лжи:
Ты или я – это лишь миражи –
След позабытых погонь
В сказку - за счастьем, за стаей теней,
Где времена – только дым…
Там не бывать ни тебе и ни мне,
В этой весёлой забытой стране.
Может, лишь детям твоим!
Угли былого сгорают. Потом
Будущее догорит.
Даже никто не узнает о том,
Как набиваются в памяти дом
Тлеющие декабри.
Только на небе… и только звезда…
Только вот то, что сейчас!..
Только беспечное вечное: «да»
Всё остальное, поверь, ерунда.
Не было!.. не было нас!..
перевод выполнен украиноязычным поэтом Анатолием Крыловцом, кандидатом филологических наук
Аксіома смеркання
Аксіома смеркання легка й нескладна,
Густо пише її сонця промінь
В час осінній на жовтих полях полотна,
Але темно й печально при цьому.
Теорема світання складніша мені,
І накреслена лиш половина
На високих шпилях кочівних моїх днів,
Де гуркочуть події-лавини.
Між учора і завтра там січень згоря,
Неможливе здається можливим -
Розкладе у суцвіття сузір"їв зоря
Чисте світло оце неквапливо.
Злого щастя єлей світ освітлює скрізь,
Але пахне в нім туги отрута.
Допиши теорему світання - і вчись
Аксіому смеркання забути.
27 червня 2015 р.
Аксиома заката
Аксиома заката легка и проста,
И прописана солнечным светом
На густых временах, на осенних холстах,
Но темна и печальна при этом.
Теорема рассвета премного сложней
И начертана лишь половина
На горах и на скалах кочующих дней,
Где грохочут событий лавины,
Где меж прошлым и будущим - свет января,
Невозможное будто возможно,
И в созвездий ряды разлагает заря
Этот свет, не спеша, осторожно.
Злого счастья елей бесконечно лучист,
Но дурманит тоски ароматом.
Дописав теорему рассвета, учись
Позабыть аксиому заката
Сонце рида між ялин...
Сонце рида між ялин.
Співи сопілки.
Вітер заплівсь між хвоїн
Сонної гілки.
Березню мій, добрий день!
Й вам, хуртовини.
Свято: весна ж бо іде,
Скрапує-плине.
В березні сонце й капіж
Розхвилювались,
Квітня стрічаючи спиж -
Сяйва навалу!
Квітню-владико, привіт,
Мій чародію!
Чистих чуттів сонцесвіт,
Вісник надії.
22 червня 2015 р.
Весенние приветствия
В ельнике пела свирель.
Плакало солнце.
Ветер причесывал ель
Вяло и сонно.
Здравствуй, мой северный март,
Вьюги, метели.
Это - весны моей старт,
Праздник капели.
В солнечном марте капель
Разволновалась!
Блеском встречала апрель,
Розово-алый.
Здравствуй, Владыка Апрель,
Здравствуй, кудесник!..
Чистого чувства купель,
Солнечный вестник.
Воскреснуть в далекій планеті
Воскреснуть в далекій планеті,
У зірці забутій своїй.
І мчатись кудись - хто ти й де ти? -
Крізь Всесвіту темний сувій.
Навколо квадрати і точки,
Орбіти й віки без наймень,
Що дзвонять, неначе дзвіночки
Дзвінких, та забутих імен.
Вторинні стрічаючи далі,
Первинні забуть назавжди
І те, що кохана казала:
Мій милий, до мене іди...?
І знати: в позасвіти завтра
Ніколи вже не загляда.
І зімкнеться тьми темна правда:
Я - глина, пісок і вода...
21 квітня 2014 р.
Очнуться далёкой планетой
Очнуться далёкой планетой,
Забытой своею звездой,
Летящей куда-то и где-то
Над тёмной вселенской грядой.
И видеть квадраты и кольца
Тебе неизвестных времён,
Звенящие как колокольцы
Забытых, но звонких имён.
Встречая вторичные дали,
Забыть о первичных навек,
О том, что тебя называли
Любимый ты мой человек.
И знать, что какого-то завтра
Не будет уже никогда.
Сомкнётся кромешная правда:
Я - глина, песок и вода...
Мій вірш не знає слова "мама".
Мій вірш не знає слова "мама".
В нім слова "тато" - теж нема.
В нім дим кадильниць, даль туманна
І неповторна світлотьма.
У ньому помира сумління.
Й країни тінь, що впала в прах,
Зове туди, де вічне тління,
В світи, де забуття і крах.
Там час у травах спочиває,
Заплівшись в дух моїх вітчизн,
Й до божевілля наповняє
Яв ароматом злих трутизн.
В хащі тій, нема котрої,
На пні старім минулий час
Сидить в замшілім однострої -
Про мене дума повсякчас.
Та я його уже не бачу.
Нема його в моїх рядках...
А дощ штрихами в землю плаче,
Й розгасло в косих все штрихах.
13 червня 2015 р.
В моих стихах
В моих стихах - нет слова "мама".
И слова "папа" - тоже нет.
В них дым кадил и свет тумана,
Неповторимый тусклый свет.
В них погибающая совесть
И тень погубленной страны
В иной предел уводят,
то есть
В миры забвенья, тишины.
Где время тихо отдыхает
В переплетенье спелых трав
И наполняет явь духами
С ума сводящих, злых отрав.
И в чаще той, которой нету
На одиноком старом пне
Сидит,
в лесные мхи одето,
Былое
С думой обо мне.
Но я его уже не вижу.
И нет его в моих стихах.
Штрихует дождь земную жижу,
И меркнет всё в косых штрихах
Теменну тьму в століттях
Теменну тьму в століттях
Пробувши в небутті,
Пізнавши все на світі,
Знайшов свої путі.
По них я волочився
У пристрастях земних
І прахом днів живився -
Пороків огняних.
Та дух повстав мій нагло -
Бездушна ж плоті кліть!
Він прагнув, прагнув, прагнув,
Щоб чудо сотворить.
Мене безперестанно
Разив жадань порив.
Я розсипався, танув
І в пристрастях горів.
І знову повернувся
Я у чертог небес.
Дух в пару обернувся,
І долішній світ щез.
І мило знов блукаю,
Де зір й небес краса,
Й минуле споминаю,
Яке придумав сам.
28 червня 2015 р.
Фёдору Сологубу
Бесчисленность столетий
Пробыв в небытии,
Про всё узнав на свете,
Нашёл пути свои.
По тем путям скитался
В томлениях земных
И прахом дней питался -
Пороков огневых.
Но дух мой поругался
С бездушием телес.
Он рвался, рвался, рвался
К творению чудес.
Меня пронзали стаи
Отравленных страстей.
Рассыпался, истаял
На множество частей.
Опять я воротился
К обители небес.
И дух мой испарился,
И дольний мир исчез.
Опять блуждаю мило
По звёздам, небесам,
И знаю: - то, что было, -
Я всё придумал сам.
Дитинство
У калюжу з неба
Місяць впав. Вам треба?
Сонце на тарелі, може, треба, ну?
Хто, скажіть, під трелі
Майбуттям застрелив
Мій колишній світик?
Де ти? - не збагну.
...Сон простий і ясний
Бачу я прекрасно:
Бредемо лугами поміж літніх плес -
Я із вірним другом.
Над вечірнім пругом
Сонце. І злітає
Щастя із небес...
День рудий - потіха.
З ластівками стріха.
В пам"яті, як в краплі, дні встають і дні
Випукло і строго.
Правда ж, вік недовгий?..
Теж мовчиш, мій друже?
Бачиш їх у сні?
28 червня 2015 р.
Детство
Лунный мячик в луже -
Никому не нужен.
Солнышко на блюдце - тоже ни к чему.
В соловьиной трели
Будущим расстрелян,
Прошлый мир мой, где ты?
Где ты? - не пойму.
...Сон простой и ясный
Вижу я прекрасно:
Мы бредём по лугу летним вечерком -
Я и мой приятель.
Солнце - на закате.
И с небес слетает
счастья светлый ком...
День смешной и рыжий...
Ласточки над крышей -
В памяти, как в капле, все отражены,
Выпукло и чётко.
Правда, век короткий?
Что молчишь, дружище?
Тоже видишь сны?
Сузір"я забутих імен
Я брів по галактиці давніх часів,
Осяянням бачив простори,
В сузір"ї забутих імен так хотів
Тебе знайти - пристрасть в покорі.
Натягнуті струни чекання ячать,
В печалі зітхаючи гінко
З розлуки з тобою, що наче печать
У цім іншомірнім затінку,
Де тиша плакуча мені загляда
Ув очі, де час затонулий,
Який всі творіння земні, як вода,
Навіки скриває в намулі.
Я знаю, що, зблиснувши у небутті,
Буття твоє все ж не померкне, -
І ти в незвичайності чистій, святій
Воскреснеш, красива й безсмертна,
Від злої непам"яті в інших світах,
Де сплутані дії й події,
Де сплять знов повергнуті в попіл і прах
Причини, і мрії, і надії.
Дивлюсь на грядущі склепіння часів,
Де, знаю, в нещасть наших свято, -
В сузір"я забутих імен, як і всім,
Пора мені також вертати!
24 червня 2015 р.
Созвездье забытых имён
Бродя по галактике прежних времён,
Листая наитьем пространства,
Ищу я в созвездье забытых имён
Тебя, терпеливо и страстно.
Струна ожидания громко звенит,
Натянута долгой печалью
Разлуки с тобой в иномерной тени,
Чей сумрак отмечен печатью
Плакучей, смотрящей в меня тишины,
В которой потоплено время,
В которой нигде никогда не видны
Любые земные творенья.
Я знаю, что в отблесках небытия
Твоё бытие не померкнет
И вся необычность святая твоя
Красою воскреснет бессмертной
От злого забвенья в предельных мирах,
Где спутаны нити наитий
И где обращённые в пепел и прах
Погибли причины событий.
Смотря на грядущие своды времён,
В которых пируют несчастья,
Я знаю - в созвездье забытых имён -
Пора самому возвращаться!
Бутоном вранішнього холоду
Бутоном вранішнього холоду
В осиках сонце розцвіло;
На сході хмар блискуче золото
Кришилось снігом, наче скло.
Пилком легким вкривало сонні ще
Дерева, трави й чагарі,
В душі засліплюючи сонмище
Моїх прудких летючих мрій...
Хатинка лісова прикрашена
Іскриться січнем й не згоря -
Ховає зблиски щастя нашого,
Щоб усміхалася зоря
В бутоні холоду досвітнього,
У тиші чистій, як алмаз,
Щоб гніву злого й безпросвітного
В мені не виявилось враз.
Щоб, світлом крижаним освічена,
Ти, в зблисках вся, аж золота,
Відчула: січень ґвалтівниче так
Тебе цілує у вуста.
Щоб ласка, сильна і нахраписта,
З морозно-льодовим вогнем,
Поставила між нас три крапочки...
І... щоб забула ти мене!
25 червня 2015 р.
Бутоном утреннего холода...
Бутоном утреннего холода
В осинах солнце расцвело;
Востока облачное золото
Крошилось снегом, как стекло.
Пыльцой ложилось на дремотные
Деревья, травы и кусты,
Слепя воздушные, полётные,
Во мне живущие, мечты...
Избушка леса разукрашена
Огнистой краской января -
Хранит осколки счастья нашего,
Чтоб стала радостней заря
В бутоне холода рассветного,
В его алмазной тишине,
Чтоб чувства злого, безответного
Не обнаружилось во мне.
Чтоб светом льдистым, ослепительным
Сквозь блёстки кружев на кустах
Январь бесстыдно, упоительно
Поцеловал тебя в уста.
И чтобы этой лаской точною
В морозе льдистого огня
Январь поставил многоточие...
И... ты б забыла про меня!
Простий мотив
Берізкою, вся у сивинах,
Зустрілась мені моя Русь.
Я рідній до болю хатині,
Трясинам боліт поклонюсь.
Струмує п"янлива волога,
Пульсують джерела й струмки...
Гармошки доноситься стогін
Аж ген з-за моєї ріки.
Про Тебе, зібравши всю волю,
Брати там співають мої...
Навстріч нелегкій своїй долі
Розкинь же обійми свої.
27 червня 2015 р.
Простой мотив
Берёзой седой на опушке
Ты встретилась мне, моя Русь.
До боли родной мне избушке
И топям болот поклонюсь.
Плескают хмельную истому,
Прохладу струят родники...
Мне слышны гармоники стоны
За далью родимой реки.
Там волю собрав, мои братья
Играют, поют о Тебе...
Раскинь же пошире объятья
Навстречу нелёгкой судьбе.
(с) Анатолий Крыловец, 2014 - 2015
Чернильные пятна – померкшая осень.
Взрывные поля тишины.
Кому это нужно? – никто и не спросит.
Прозрения искажены.
Во льдистые воды осеннего сердца
Глядится, как в зеркало, замкнутость дней.
Ничем не разжиться, ничем не согреться…
И небо – на звёздные тайны бедней.
Спроси у меня: почему же итоги
Осенние скупо скромны? –
Не знаю, не знаю… небесные тоги
Распороты когтем луны.
Остыла причин обжигающих лава
От смурого холода поздних времён.
Звездою прочитаны зимние главы,
В которых снегами простор заклеймён.
Кругом тростники, тростники и трясины.
Трясины кругом! Тростники!..
И пахнет судьба пережжённой резиной,
Ленивой душе вопреки!
Кто сказал, что шипение осени –
Это навий дымящийся яд,
Принесённый уснувшими осами,
Что не могут вернуться назад
И вонзиться укусами в плотное
Тело ясного летнего дня,
Пробуждая дыханье болотное,
Колокольцами влаги звеня?..
Кто сказал, что седая, беззубая –
Это осень глядит на меня,
Золотыми полдневными трубами
В бесконечную полночь маня,
От которой звездой не открестишься,
Убегая печалью туда,
Где колдует весенняя вестница,
Вышивая весельем года?..
Кто сказал?.. Но глухое молчание
Оглушило меня, отняло
Чувства, мысли, и даже отчаянье
Обратило в предельное зло.
Потому что так много молчащего
Ядом осени поздней шипит,
И оса моего настоящего
Жалит сердце, а вовсе не спит!
Взойди на бессмертие звёздных высот,
Испей галактический плазменный сок,
Играя пространствами лихо.
Но вёсны земные ты не позабудь.
Сумей, рассчитай к отошедшему путь –
К былому сияющий выход.
Пусть снова качнётся тот солнечный день,
В котором бродила смешливая лень
Забытого юного детства.
Пусть зяблик споёт, и в полуденный зной
Ты снова надышишься спелой сосной
И елями, что по соседству…
И сколько бы в горних мирах не горел
Звездою твой дух, вне присутствия тел,
Ты осень припомни земную.
Припомни цветные её паруса,
Себя, не познавшего те небеса,
Что звали в предметность иную.
Припомни хрустящие льдом вечера
И зимы, текущие влагой с пера,
Ложащиеся на бумагу
Забытой рифмованной злою тоской,
Когда – ни прозрений, ни славы мирской –
Былую припомни отвагу!
Вселенную новую духом создай,
Неважно – то будет ли ад, или рай,
Но главное, чтобы звучали
В ней осени тихий протяжный гобой,
Свирели весны… то, что было судьбой,
Земною, как в самом начале,
Когда не грустили твои времена,
Печалей не знал ты ещё имена,
И было так ярко лилово
Подснежники первой любви собирать
И чувствовать, как наступает пора
Созревшего главного слова!
Ежата зимы – тонкоиглые бесы – сбежались на праздник снегов.
В трясины, в низины, в кромешную небыль, в стоячие воды болот.
И машут огнями и пляшут тенями, выходят из всех берегов.
Высоко летают, и скачут и лают, ломая декабрьский лёд.
Болота блуждают слепыми кругами над силой своей немоты,
И мышью простор убегает под камень, змеиные звёзды кружат.
Меж кочек шипящих – от злого круженья вскипают оконца воды.
И чёрная плазма болотистой жижи, пугая, съедает ежат.
Они, погибая, всё-всё понимают, и плачут и стонут, вопят.
Но звёзды болот, их змеиные жала – под жижей – растут и растут.
И время кукожится, будто бы стая забытых осенних опят,
Для праздника снега ежам не оставив хоть пару никчемных минут...
Отражая в стекле расстояний
Золотисто-берёзовый день,
Темноокая осень поманит
В полудрёмную сонную лень.
В этой лени потонут событья,
Разомлеет под солнцем душа,
Если в полдень в лесную обитель
Я войду, синевою дыша.
Будет время сквозь сердце струиться
Родниковой печалью небес.
Пролистает покоя страницы
Предо мной берендеевский лес.
Между елей лучами играя,
Синеглаза, прозрачна, ясна –
На ладони у зимнего края –
Будет гулко стоять тишина.
И с небес полетят парашюты.
Сколь неистов он, снежный десант!..
Я ловлю неземные минуты!
Я творю на Земле чудеса!
Потому что, ну, как же не чудо –
В полыхании снежных огней –
Прошлый мир, что к грядущему чуток,
Замечать с каждым мигом ясней!
И предсказывать новые сроки,
И вести за собою судьбу,
И слагать родниковые строки,
Позабыв все земные табу!
Земля поворачивает на зиму.
Прошит лихорадкой осенний воздух.
И время в густых ледяных сединах
Глотает рябинных закатов гроздья.
Ночами деревья в оковах чёрных
Блуждают по зябкой осенней хляби…
А утром, снегами позолочёны,
Стоят, изумлённо на небо глядя.
Ведь там, в вышине, по утрам так звонко
Лучами звучит на востоке солнце,
Что будто проснулся, открыл глазёнки
Декабрь – и над серостью дней смеётся
Молчаньем лесов, как хрусталь, прозрачных,
Ветрами, поющими жгучесть неба.
Восторгом, кричащим, неоднозначным,
Растущим в предчувствии льда и снега.
Спираль пространства замыкая,
Спешат покинуть мир земной
Людская злоба, скорбь людская
Подземной тёмной стороной.
Но размыкаются просторы
Движеньем горнего ключа,
И времени густые шторы
Пронзает лезвие луча.
Он режет их, и беспощадно
Кромсает на клочки секунд
Чугун грядущего прохладный
И тёплый прошлого корунд.
Шлифует чувства ежечасно
До блеска летних детских дней,
И всё, что сложно и опасно –
Сверкает проще и светлей!
Осиновой тьмой обескровлены рощи.
На землю мозаикой осень легла.
И тихо мерцают продрогшие ночи,
А дней перспектива легка и светла!
Стараюсь я вспомнить какое-то имя,
Но память сбежала в болотную топь.
А, значит, опять мы пребудем чужими,
О милая! в тёмно-бордовом пальто...
Брусничным забвеньем раскрашены мысли,
И чувства черничной печалью полны.
И привкус бессмертия солоно-кислый
На пухлых губах ледяной тишины!..
Скелеты былого по просекам бродят
И вдруг обращаются вышками ЛЭП.
Но что-то иное, весеннее вроде,
Мелькает искрою в сентябрьской золе.
О, красная метка весеннего края,
В какую погибель зовёшь ты меня:
В уют золотистый неспешного рая
Иль в адовы вечные сети огня?
…А я погляжу через ветки берёзы
В лилово-елово-елейную даль,
Лучами играя, покуда морозы
Простор переплавят в декабрьскую сталь.
…А я подожду, и сбежавшая память,
Конечно, вернётся воскресшей весной.
Апрельские печи пространство расплавят,
И время заблещет в сердцах новизной!
Пульсирует ночь и пульсирует день,
Врастая в свои очертанья,
Дары принося бесконечной звезде,
В которой скрывается тайна.
У тайны закрыты глаза и уста.
Она просыпаться не хочет.
Ей тихие песни слагает звезда,
Всегда молчаливая очень.
И ты не тревожь понапрасну звезду,
О тайне не думай ты больше.
А лучше живи, отвергая беду,
В какой-нибудь старенькой Польше…
Смотри, как пульсируют ночи и дни,
В себя непрестанно врастая;
И тихая скука тебя сохранит,
Привычная, злая, простая!
Вода этой полночи слишком чиста,
Чтоб в землю пролиться.
На вытканных звёздами синих холстах
Весёлые лица.
А полночь другая - темна и грустна,
И чёрной водою
Омоет просторы, где в утренних снах
Заблещешь звездою.
Две разные полночи - выстрелы дней
По звёздным мишеням...
Иди в черноту и пребудь же смелей
В принятье решений.
Пока чернота из одной черноты
В другую струится,
Ты полночи первой попробуй воды,
Успей насладиться.
Август ночи зашивает
Звёздными иголками.
Тьма шевелится живая
Ёжиком под ёлками.
И впускает в наши вены
Кислую бессонницу.
Все бессмертные мгновенно
Смертными становятся.
Августа мерцает платье
Страхами полночными,
Обращая все проклятья
Долгими, бессрочными.
Полнолуние рисует
Дикую фантазию,
Будто смерть себе рискует
Сделать эвтаназию…
Тихо небо засыпает,
А по небу кружится
Облаков немая стая,
Проливаясь в лужицы.
(триолет)
Ах, лучше б ты не прилетал –
Который и летать не может!
Меня сомненье злое гложет.
Ах, лучше б ты не прилетал…
Ржавеет душ сырых металл,
И не металл ржавеет тоже!
Ах, лучше б ты не прилетал –
Который и летать не может!
(триолет)
И рыба-ночь, и суслик-утро
Питаются травой небес.
Бывают там, бывают здесь –
И рыба-ночь, и суслик-утро.
А я гляжу на них, я весь,
Как дуб, корявый, но премудрый.
И рыба-ночь, и суслик-утро
Питаются травой небес.
И был этот день… и земля …и звезда.
По рельсам осенним неслись поезда,
По лунным блистающим нитям,
По мгле, по судьбе, по событиям…
И кто-то стоял, разливая вино
По тёмным бокалам и глядя в окно,
Где олово дня остывало,
Темнея лилово и ало.
И, спички тревог зажигая во тьме,
В осенней кисельно текущей сурьме,
Блуждали пространство и время,
Как гости иных измерений.
А кто-то стоял у окна и курил,
Допив из бокалов остатки зари,
И слышал, как тихо шептались
Пространство и время-скиталец.
И слышал гудки неземных поездов,
И осень ему показалась звездой,
По небу летящей на север,
Где ветер бессмертье посеял…
Четыре огня и четыре сосуда.
Фиалковая высота,
Где звёздное небо и солнце – посуда
Для тайной вечери Христа…
Чего же ты просишь? Чего же ты хочешь?..
У времени короток путь.
Танцуют канкан тёмнотелые ночи.
Так пой же! О прочем забудь.
Забудь полувросшую в землю сторожку
И магний тоскующих лиц,
И небо, где ворон кружит осторожно,
И злобу запретных границ.
И время взовьётся, и когтем царапнет
Костлявую грудь бытия…
Гляди, как с небес, да по звёздному трапу,
Спускается осень твоя.
Бесснежье. Тощие долины
По капле солнечную брагу
Устами ив лениво пьют.
Лиловый холод тенью длинной
Скоблит остывшие овраги,
Мертвя сентябрьских дней уют.
Переливаясь тусклой ртутью,
Тоска лесная зажигает
В осинах синие огни,
Отдав кромешному безлюдью
Времён серебряные гаммы,
Просторов чувственный гранит.
Во снах лесов легко и чисто.
Берёзным блеском в синем дыме
Горит полдневная свеча.
И тихо, трепетно, лучисто
О той, чьё позабыто имя,
Стекает зябкая печаль
На камни памяти, на белый
Песок бессмертия, струится
По руслам осени, туда,
Где так безвыходно, несмело
Поют хорал прощальный птицы –
Мои свирельные года.
Этот день похож на кролика.
Те же глупость и испуг.
Страх катается на роликах
В окружении подруг.
Боль и жалость – червоточины
В зыбком яблоке души.
А на ней клеймо: «просрочена».
В мыслях ползают ужи.
Разливается чернильница.
Пятна – осень на холсте.
Мгла могильная пружинится.
И не где-то, а везде!..
То ли буквы, то ли нолики
На снегу – не разберёшь…
Этот день похож на кролика.
Потому и страх, и дрожь.
Шарик возмездий в руке я катаю.
Маленький, серый, пушистый такой…
Видишь, Олюнчик, судьба непростая,
И не сравнить её с Волгой-рекой!
Помнишь: веселье, дугой выгибаясь,
Кланялось нам в том далёком «тогда».
В душах светила звезда голубая.
И голубыми казались года…
Ночь. Огонёк. И затерянный где-то
В чаще еловой наш маленький дом. –
Дом, где грустило какое-то лето.
Наше. Не наше: не помню о том!
Помню – зато я – какие-то люди
Стол накрывали, и звякал хрусталь…
Столько цветов!.. Больше столько не будет!
Мы – за столом. За окошком, как сталь,
Небо дождливое… в горнице гости.
Кто они, Оля, чего ты молчишь?..
А на столе поросёнок, от злости
Скалит клыки, будто кажет нам шиш.
Главный встаёт. В пиджаке. Краснолицый.
И говорит: это свадьба у нас.
Лёша надумал на Оле жениться.
Горько же! Горько! Мы все пьём за вас!
Но открывается дверь, и заходит
В белом костюме шикарный мужик.
Нож достаёт, из-за пазухи вроде,
Тычет в гостей, поднимается крик.
Кровушка хлещет на снежную скатерть.
Падают замертво гости на стол.
Оля! А ты порося так некстати
Ешь и бросаешь объедки на пол.
Гости порезаны. Я шевельнуться,
Палец согнуть не могу, не могу…
Вдребезги всё: и бокалы, и блюдца.
Я наблюдаю, сижу: ни гу-гу!
Что же! Шикарный мужик улыбнулся.
За руку взял и уводит тебя.
Мне бы очнуться. Но я не очнулся.
Так и сижу, униженье терпя!
Шарик возмездий в руке я катаю.
Маленький, серый, пушистый такой…
Видишь, Олюнчик, судьба непростая,
И не сравнить её с Волгой-рекой!
Когда-нибудь чёрная ткань бытия
Порвётся, и в этом просвете,
Сколь сильно изношена вера моя,
Увижу в мерцающем свете,
Сколь сильно душа истомилась по дням,
Где счастье живёт, а не вечный бедлам!
И свет, проникая в забытые дни,
Вернёт ощущенье былого.
Событий былых возгорятся огни,
И скажется верное слово,
Которое – помню – забыл я сказать,
Когда покатилась по небу слеза…
Из памяти явится старенький дом,
Забор и резная калитка,
Запущенный сад с обмелевшим прудом…
И солнце, как чья-то улыбка,
Подарит ожившую юность на час.
А может, на два… я не знаю сейчас!..
Над кипой бумаги давно я сижу,
Сижу я и нощно, и денно.
И формулы, знаки на ней вывожу,
Как будто один во вселенной…
Раскрытие тайны времён и причин
Является мне под покровом личин!
Остынет. Истлеет. И вылетит вон –
И то, что смеялось когда-то, –
И то, что так было похоже на сон,
Что право, и что виновато!
Иное сгорит и рассыплется в прах,
Как призрак, блуждающий в энных мирах.
И мысли, себя замыкая в кольцо,
Для духа пребудут удавкой.
Ты видишь, темнеет бессмертья лицо
Пред горя тягучей добавкой...
А то, что разбросано, не подмести.
Что мог – я собрал: всё былое в горсти!
Как много того, чего так не хотел!
Как мало того, что хотелось!
Ведь каждое слово – подобием тел -
Во мне изгибалось, вертелось,
Чтоб имя твоё не забыть, не забыть,
О чудо, которое требует жить!
Пространство и время – волокна. Они,
Спирали событий свивая,
Во мне ускоряют текучие дни.
И льётся вода неживая
С небес – переполненных некой судьбой,
Как тучей – на мир, порождённый тобой.
Я знаю, что тёмное прячешь в лучах
И в горнем сплетении радуг.
Скажи мне, когда я увижу в очах
Твою непокорную радость?
Ведь ты так сурово бываешь со мной,
Что кажется конченным путь мой земной!
Но ты бессловесно и немо. Тебя
Не вижу, и нет тебя вовсе.
И только ветра одиноко трубят.
Дождливо. Распутица. Осень…
Ты – слово, забытое мною тогда,
Когда золотистыми были года.
А сердце блуждает по звёздам. Оно
С тобою как будто блуждает.
Ты так же упрямо, убийственно, но…
Звенишь колокольцем Валдая.
И пусть всё истлеет и вылетит вон,
Ведь мы же не знаем, где явь, а где сон…
Когда уходит свет, тогда приходит звук.
И тетива страстей в сердцах ослабевает.
Блуждает в тишине предчувствие разлук,
И за окном весна – как будто неживая.
И чёрных магий дым, и белый дым наук
Свиваются в спираль, заметную едва, и
Сбегает от меня красавица на юг. –
Никак не подберу любви своей слова я.
И кажется ясней трагический ответ
На мучивший меня вопрос о том, что будет,
В звучании утрат, в потоке быстрых лет:
Что буду счастлив я, когда узнаю: нет,
Да-да, вас больше нет, о нелюди и люди,
Не только на Земле – на всякой из планет!
За чёткой тенью полутьмы –
Полузима, полувесна.
И где нас нет –
...........................там снова мы
В осколках бед, в крупицах сна.
И снова бренное цветёт
Петуньей будущих страстей,
И карлик прошлого идёт
Ко мне с портфелем новостей…
И пусть на свете – никого!
И пусть на свете – ни души!
Но ком спасения живой
Всем шепчет: будущим дыши.
А половинчатая суть
И перепончатая явь
Внушают мне: мечты забудь
И серый мир себе оставь.
И пусть в нём будущего нет,
А прошлое погребено
Под снегом снов, под пеплом бед, –
Гляди в разбитое окно.
В котором зреет в пустоте
Полузима, полувесна,
Ведь те – кто есть – совсем не те,
Под пеплом бед, под снегом сна.
Ненастье. Комнаты звенят
Вечерней пасмурной истомой.
Умы струят внезапный яд.
Сердца сбегают прочь из дома,
И в кабаках одни сидят
За пасмурным бокалом виски,
И говорят о пустоте,
О том, что высоко и низко…
А я смотрю на кучи тел,
В которых духу тошно, склизко.
И дождь скандалит до утра
С ветрами. Пьяные соседи
Всё варят суп из топора.
И говорит с экрана леди:
Мол, там куда-то мне пора…
Но мысли курят на балконе.
А я бессмысленно сижу,
Забыв о времени-драконе,
Подобен тени, миражу.
Весь мир – духи в моём флаконе!
Идти... Куда? Ведь снова дождь.
Стеклу подобно это лето.
Влетает жёлтая, как ложь,
Ко мне в окно пылинка света –
Капризный блик. Он мал. Так что ж?
Я сам так мал! Сердца огромны.
Людские алчные сердца!
Их чувства ярки, полихромны.
Они пьяны, и нет конца
Пирам их, жирным и скоромным.
А я устал, я не могу…
Давно в загуле злое сердце!
И я б отдал его врагу,
Отдал ворюге, иноверцу!
Но я в отчаянном кругу:
Ведь сердце никогда не пустит
Меня к другим. И я сижу.
Без мысли. Без души. Без чувства.
И этот дождь... И эта жуть...
И так безвыходно!..
Так пусто!..
Чу! Бессмертье округляет переменные событий до бессмысленного круга, до предельного нуля.
Как же тяжко дышит время под терзанием пространства, разложив в ряды по скорби отошедшие столетья!
То, что пело, что кричало, но самим собой не стало трансформируется кем-то, кто выходит погулять
По сердцам людей, по судьбам, по просторам озарений, окуная стопы в Лету, рассыпая междометья
На строках истёртых книжек, где прописаны законы, открывающие тайны – злые вехи бытия.
И тогда и боль, и радость, и веселья и печали – всё мешается в пылинках неизбывного хаоса.
Непривычно. Непонятно. Перепутаны канаты чьих-то судеб, чьих-то жизней, и теперь уж я – не я!
Кто гуляет по просторам: кто – волшебник? – неизвестно, но слова его, как манна, песнь его сладкоголоса.
Лучи, лучи… их контур зыбкий
Скользит, как лезвие ножа,
По тьме лесной, чей воздух липкий –
Земли тишайшая душа.
И тьмы горящие порезы
Среди кустов едва видны,
И золотистой кровью леса
Искрятся чаши тишины.
Лучи всё ниже, ниже, ниже.
И потухают небеса,
И на иглу заката нижет
Покой – молчащие леса.
Они бездушны до утра, и
Деревья и кусты мертвы.
А ночью фуга заиграет
Надмирной звёздной синевы.
И в зеркалах чужих печалей
Увижу я печаль свою.
А – где тревоги днём рычали –
Мне песни ангелы споют.
К утру лучи опять закружат
Искристый танец ножевой
И позовут своих подружек:
Ансамбль теней полуживой.
Вращая круги сомнений на иглах тревожных мыслей,
Откроем пучину света в туманной пучине тьмы.
И красные капли счастья – упрямые сгустки смысла,
Которых не замечали, заполнят сердца, умы.
Цилиндрами откровений, трапециями наитий
На прочном холсте пространства начертано то, что нам
В свеченье времён открыто как множество тех событий,
Чьи контуры незаметны стареющим племенам!
Но мы то – другое дело. Сметающие барьеры,
Забывшие все законы, творящие беспредел –
Мы живы одной лишь верой, посланники новой эры,
Что будет лишь то, что каждый упрямо давно хотел!
Все утра – потоки света! В сердцах – бесконечно лето!
Лучи позабытых истин, и тензор, и пустота…
И нас окликает где-то купающаяся в Лете
Смеющаяся наяда – светящаяся Мечта!
ранний символизм
Когда над кромкою лесов
Восток зардеет алой лентой,
Я слышу хоры голосов
И глас небесного регента.
Как будто пламенный восток,
Пылая каплями тумана,
Пропел о том - кто одинок,
И как открыты его раны
Перед рождающимся днём,
Перед торжественным моментом,
Когда восток горит огнём...
Но замолкает глас регента,
И солнце бледное встаёт,
Позолочённое туманом.
Так радости не знает тот,
Кто побыл жертвою обмана!
Идти, идти ему туда -
В страну восхода, песнопений
И согревать свои года
Слезами горестных молений.
А кто удачливее - спят,
Но вещий ворон одинокий
Хвостом покажет, кто распят
Судьбой жестокой...
Мотыльковый туман по реке.
Облепили зарю мотыльки…
Там, за омутом, невдалеке,
Лиловатое сердце реки.
Тихо бьётся оно в глубине –
Родниковым пульсаром добра…
Милый друг, вспоминай обо мне,
Если чёрная будет пора.
Если лезвия слов или снов
Искромсают судьбину твою…
…Помню, давней земною весной
Повстречал тебя в этом краю.
И взошла над рекою звезда,
Мы глядели с тобой на неё.
И – казалось – теперь навсегда
Будет сладким вином бытиё!
Но звезда отняла у меня –
И тебя, и мечты, и покой.
Вот, иду я, печалью звеня,
Этой северной тихой рекой.
И везде ты мерещишься мне –
И в туманах, и на небесах,
В голубиной сквозной тишине,
И в лугах, и в полях, и в лесах.
И сияет звезда надо мной,
Что навеки тебя отняла,
Чтобы в сумрак небес ледяной
Окунуть, беспощадна и зла!
Я иду в камышах на зарю,
И порхают вокруг мотыльки…
Ах, вернись, я тебе подарю
Лиловатое сердце реки!
Летая дугой по простору томлений –
От белой звезды и до чёрной звезды, –
Пронзила судьбу тонкой спицею лени
Калёная скука – подруга беды.
Упрямая скука! Ты – отдых от боли!
И нет добродушней тебя ничего,
Когда после боя, жестокого боя
Я чувствую краха побед торжество.
И всё я гуляю по городу где-то,
Как призрак, как некая знойная тень,
И хочется лета, июльского лета,
И думать о прочем, конечно же, лень.
И все поражения, все неудачи
Забыты на время, забыты, пока
Потоки страданья, обиды и плача
В душе размывает забвенья река.
Но если дуга не такая кривая,
Чтоб путь был далёк от звезды до звезды,
То скука бессильна… Глаза закрывая,
Я вижу прицельные очи беды!
Когда в лесу был жаркий день,
Ко мне явился мшистый пень.
Корнями тихо шевелил
И всё о чём-то говорил.
В пыхтенье мха, в томленье дня
Глядел упорно на меня.
Из глаз его, с сучков-ресниц,
Текли печали скорбных лиц,
Которых видел он, пока
Гостил в лесу года, века.
И в мятном полдне, в тишине
Он тихо плакал о весне,
Когда родился он сосной,
Далёкой северной весной…
За мною в чащу по тропе
Он брёл в полуденной траве.
И, оставляя мшистый след,
Пень молодел на сотни лет.
Когда же в чащу я попал,
Мой пень, как дух лесной, пропал:
На месте пня, как сон – ясна,
Смеялась юная сосна!
Кто-то рыдает. Его голосок
Слышу в ущелье за дальними скалами.
Кто же ты? Выйди! …молчит темнота.
Лишь полыхает сапфирами, лалами –
В сердце уставшем былая мечта,
Точно рождающий утро восток!
Слышится плеск и русалочий смех
Где-то в реке, а, быть может, и в озере.
А над болотом восходит луна.
Ночь расцветает пурпурными грёзами.
Бьётся о скалы речная волна.
Вижу: дремота окутала всех.
Угомонились русалки в реке.
Больше не плещутся. Пахнет туманами.
Мятные мысли плывут в голове,
Сердце по времени шляется пьяное.
И засыпает в дремотной траве
То, что не будет ничем и никем…
Но всё яснее рыданья в ночи!
Всё беспокойней кому-то и тягостней.
И не спасают лукавые сны,
Хоть и чисты, и беспечны, и радостны,
В прятки играя с лучами луны.
Плач – словно пламя забытой свечи!
Кто-то во храме забыл потушить,
В храме, где свечи давно все потушены.
Вот и горит восковая свеча
В темени тихой, во тьме обездушенной,
В тёмных местах высветляя печаль –
Дымистый сумрак уставшей души.
Боже! Но как же пронзителен плач!
И непонятно в тумане рыдание:
То ли, как прежде, рыдают вдали,
Кажется, будто в другом мироздании,
То ли за кочками голос разлит…
Полночь, как некий безликий палач…
Сны отгоняя, прислушался я.
Боль и страданье в себе вдруг почувствовал,
Словно печали Земли и Небес
В сердце моё были кем-то искусственно
Втиснуты, сжаты, и голос исчез,
Но проскользнула в ущелье змея –
В скалы ушла, и на плечи покой,
Лёгкий, забытый, весёлый, доверчивый
Пал, и тогда вдруг подумалось мне:
Может быть, Счастье, грехом изувечено,
Плакало где-то в глухой тишине
То ли за скалами, то ль за рекой?..
Время небесное – пыль на обочине.
Время земное – звезда в небесах.
Матрица прошлого тьмой обесточена,
Темью, растущей в полночных лесах.
Где ты, свирельная музыка севера!
Где ты, плакучая, ну, отзовись!..
Солнечной пылью печали рассеяны.
Влагой тоски омывается высь.
Но вырастает прозрачное, светлое
В сырости, в северной тёмной тиши,
И задевает хрустальными ветками
Лёгкую тень опустевшей души. –
Вмиг наполняются тонкими звонами
Кочки болотные, чахлый лесок…
Полночь напевная! Темень зелёная!
Слышите, льётся бессмертия сок.
Где-то в трясинах кипящими струями
Он протекает туда, где всегда
Будут сердца обжигать поцелуями
Вечного тихого счастья года.
Время небесное – пыль на обочине.
Время земное – звезда в небесах.
Матрица прошлого тьмой обесточена,
Темью, растущей в полночных лесах.
Лесная тропа – ты колдунья лесная! –
Чаруешь напевами яркой листвы.
В глуши я. А где?.. – я не знаю, не знаю!
Пью токи июльской густой синевы.
Тропа, ты единственно, - что неизменно
В таком беспокойном и злом бытии…
Вот - ворон кричит, и, подобны мгновеньям,
Снуют по опавшей листве муравьи...
Ах, если бы всё постоянно так было,
И детство б моё не ушло, не ушло! –
Как было бы славно! Как было бы мило!
Но хрупко мечты этой чудо-стекло…
Дожди. Стекольная погода.
Стекает полдней липкий хмель
В стекло потресканного года,
Где рыбой плещется апрель.
Где в неевклидовом просторе
Жива евклидова душа,
Где мысль о горе больше горя,
Но тем она и хороша!
Дожди. Стекает постоянство
С зеркал потресканной души
В чужие души и пространства,
Стекает тихо, не спешит.
И так же тихо, понемногу,
По капле, иногда – по две,
Струит отчаянье тревогу
По бледной чахлой синеве.
И – Боже – вместо неба вижу
Большое бледное пятно.
И туч темнеющую жижу,
Текущую ко мне в окно.
Живут нескромные улыбки
В домишке старенькой души.
У дома речка. В ней – две рыбки –
Событий прежних миражи.
И звёзды ярко-золотые
На крышу падают с небес...
Года былые, молодые!
Сгорел за речкою ваш лес.
Но кто-то тихо улыбнётся.
И в тёмном зеркале воды,
Как будто в темени колодца,
Качнутся лес и две звезды.
И побежит по росам мальчик,
У времени мой мир украв.
И солнечный ворвётся зайчик
Во мрак чернёющих дубрав.
Раскинув солнечные крылья,
Она порхнула в небеса.
...Рукою дверцу приоткрыл я, –
А там, в воде, стоят леса...
А там пылают акварели,
Истаивает тишина.
Там под дыханием апреля
Порхает в небесах Она.
И так крылами бойко машет! –
Уходят тени на восток...
«Хочу быть спутницей я вашей!» –
Смеётся песней голосок.
Плетём из дней тугие сети,
Пытаемся поймать её:
Что может лучше быть на свете,
Чем с нею вместе забытьё?!
Она пропела, рассмеялась.
Она растаяла, как дым.
Она оставила нам малость –
Потоки солнечной воды.
Потоки брызнули ручьями
И, заиграв и заблестев,
Шальными вешними лучами
Пропели нам её напев:
– Была я песней! Буду песней!..
Под солнечным моим крылом –
Забудьте вы о зле, о мести
И о былом, и о былом.
Белые очи прошедшего дня!
Что вы глядите из тьмы на меня?
Что прозреваете вы в темноте:
Те ли со мной, или вовсе не те?..
Та ли восходит по мрамору тьмы,
Кто усыпляет сердца и умы:
С кем ни встречаться не смог, ни прожить,
С кем не сумел о судьбе ворожить?
Душная ночь. Лакированный лес.
Жёлтая краска стекает с небес.
Чёрные призраки будущих дней!
Мимо идите! От вас холодней!
Пусть в эту летнюю душную ночь
Буду бессилен я, будет невмочь
Гвозди былого в себя забивать...
Время – подушка. Пространство – кровать.
Прожитый день, не смотри на меня.
Были и лица... и вспышки огня...
Был однодневный погаснувший май...
Я не хочу его. Ты так и знай:
Этих улыбок, и смеха, и лиц.
Счастья и горя размытых границ...
Этих твоих перелётных ветров...
Жертвенных, ярко горящих костров...
Пусть лакирует забвеньем луна
Тёмную правду, хмельна и бледна.
И лихорадочный блеск на кустах,
Как поцелуй в чьи-то навьи уста –
Пусть остаётся среди тишины
Хохотом лунным, усмешкой весны...
Земля – пространство. Время – небо.
А между ними – ткань судьбы.
Во мгле событий – злых, нелепых –
Чернеют прошлого дубы.
Они растут, как дышит время. –
Они – почти что не растут!
Они – погибшие мгновенья
Того, что было раньше тут.
И в темень детскую стремятся
Их корни, в вязкий перегной...
Звезда, чей номер триста двадцать,
Обозначает путь земной.
Деревья к небу ветви тянут,
К звезде, чей путь неизменим...
Смеётся старость, будто спьяну,
Над миром прошлым, молодым.
Земля – пространство. Время – небо.
А между ними – ткань судьбы.
Во мгле событий – злых, нелепых –
Чернеют прошлого дубы.
Чего молчишь... за темью снова тьма!
И зеркало, разбитое в прихожей.
Осколки на мечты мои похожи.
А за окном – зима... опять зима!
Чего молчишь!.. Скажи хотя бы то,
Как провела очередную вечность?
Как вечности похожи... это нечто!
А ты стоишь. Снежинки на пальто...
Сколь быстры эти вечности у нас!
И с каждым днём и годом – всё быстрее...
Я помню снег на липовой аллее.
И солнце юное... Ах, Боже, сколько раз
Мы вечности встречали, провожали,
Вдогонку бегали за ними, а теперь...
Одни круги обид, невзгод, потерь
Да истин потускневшие скрижали.
Вот ты пришла. Откуда. И зачем.
Плевать на все вопросы и ответы!
Я закурю на кухне сигарету,
И погляжу, как в утреннем луче
Трепещет мир, где ты сияешь! Ты!..
Я полагаю, что бесчеловечно
Опять нести всю муть про это «вечно».
Как будто снова все мы у черты,
Где было всё, и вдруг всего не стало,
И зеркало разбитое лежит.
И солнцем утро зимнее грозит,
Лучами в нас стреляя, как попало...
Срывая тихо пуговицы звёзд
С небесного изношенного платья,
Разделась ночь. Восток, красив, но прост,
Раскинул перед ней свои объятья
И целовал смелеющим лучом
Восторженно, легко и виновато,
И била страсть из тьмы седым ключом,
Как – помню – и в моей ночи когда-то...
Тебя я помню, лунная моя!
И слёзы... и лианы грёз лучистых...
Кому в пределах злого бытия
Теперь мерцаешь чёрным обелиском?
Я помню, как пульсировал апрель!
Как май сгорал в лучах твоих неярких!
Ты где?.. Ты где?.. Молчит твоя свирель.
Лишь память шлёт дешёвые подарки.
Но нет дороже их... Конечно, нет!
Обрывки вёсен... памятные даты...
А ночь своею страстью сжёг рассвет,
Но тьма воскреснет в похоти заката!
Детства пшеничные рученьки
Долго тянулись за мною.
Утро. Весёлые лучики.
Тихое счастье земное.
Стёкла оконные бликами
Голову сонно кружили.
А за окошком пиликали
Вёсны, как вечность, большие.
В дали звенящие, струнные
Я уходил на рассветах,
Где разноцветное, юное
Пело свирельное лето.
Помню, я помню (а надо ли?..)
Вечера влажного грёзы.
Помню, как на небе плакали
Мятные душные грозы…
Надо ли, надо ли, надо ли
Помнить об этом и думать…
Чувствую тление падали…
Осени чёрное дуло…
Детство, за мною бежавшее,
Будущим в сердце убито.
Память, меня согревавшая!
Слышишь,
..................былое забыто!
Апрель молчал. В лесу под солнцем
Роились снеговые мухи.
Облитый блёклой тусклой бронзой,
Томился лес... Как злые духи,
Сквозь сеть дерев прохлады токи
К земле навязчиво стремились.
И травы, те, что только-только
Из тьмы сырой на свет явились,
Болели, чахли, умирали.
Стволы берёз светились тихо
Больной чахоточной печалью.
И было странно, даже дико
Апрель больным и скорбным видеть.
И этих мух блестящих рои...
И этот холод, что не выйдет
Никак из леса, а порою
Позёмка снежная закрутит,
Да так уверенно и смело,
Что ветка каждая и прутик
В узор сплетаются умело. –
Огнём горят, холодным, жёлтым.
И солнце белое тревожно
Роняет семечки под ёлки,
Несмело, тихо, осторожно...
Апрель молчит. И только небо
Невероятными тонами
Цветёт и зреет так нелепо,
Что непонятно, что же с нами
Будет...
Распахнуты окна. Апрельский трубач,
Сыграй нам берёзовый вечер,
Пока не ворвался полночный палач,
Печалью мой мир изувечив.
Пока не забился в агонии звук,
Сражённый ночной тишиною,
Сыграй, мой свидетель скорбей и разлук,
Ну, что-нибудь звонко лесное.
Сыграй, как смеётся, лепечет ручей,
Как солнечный день угасает,
Как время поёт у весны на плече
Оранжевыми голосами.
Сыграй рыжеватый апрельский снежок
И ржавое солнце заката,
Чтоб стало небесно, чтоб стало свежо,
Как было, как было когда-то. –
Когда лиловатые тени скрестив,
Две тёплые тихие тени,
Просторы играли такой же мотив,
Далёкий, забытый, весенний!
Я слышу – играешь!.. Играй, дорогой!
Спеши, потому что осталось
До ночи холодной, до ночи густой
Такая ничтожная малость!
Хрупкая девочка Оля. Ромашковый лес.
Слитки июльского полдня сверкают над нами.
Синие птицы слетают с белесых небес.
Мир наполняется снами, прекрасными снами...
Белые, жёлтые в небе плывут облака.
Красные, синие бабочки. Пчёлы. Стрекозы.
Озеро. Солнце. Кристальный ручей, как река. –
Чёток полуденный час, нескончаемо розов.
Оля, ты слышишь, как сладко поёт глухомань?
Оля, ты видишь, как волны, зелёные волны
Нас увлекают в ленивый дремотный туман,
Счастьем, покоем, свободой заманчиво полный?
С дальних полян прилетает сюда ветерок –
Может быть, это рыдание чьё-нибудь, Оля, –
Слёзы того, кто почувствовать счастье не смог
И догорел в беспорядочном пламени боли.
Вот по травинке ползёт непонятный жучок.
Вот где-то там, далеко, тихо стонет кукушка.
Как на душе от всего горячо-горячо!..
Жаль, это время с тобою – для сердца ловушка!
Когда было страшно и мрачно,
Когда был с собою я в ссоре,
Когда мне в лицо многозначно
Смотрело безликое горе,
Я вышел, я вышел в рассветы,
Я вышел в росистые утра,
Глядел в переливные светы, –
Блистающие перламутры.
Я в сонные вышел поляны,
Я пил родниковую правду,
Меня обнимали туманы, –
И стало спокойно и праздно…
Блуждая по раннему лесу,
Я музыку слышал иную,
Какая со сцен поднебесья
Мне жизнь воскресила земную.
Потом погрузился в потоки
Сплошных беспричинных иллюзий
И пил я их пьяные токи
Под тихую музыку блюзов:
За гранью предметного мира
Явились иные герои,
Звучали их дивные лиры,
И я услаждался игрою.
Туманы восторгов рассеял
Луч полдня, навязчивый, жаркий.
Миражи исчезли, робея
Пред правдой, простой и неяркой.
В глаза уставшей осени смотрю,
В тревожные дымящие сосуды,
В которых смерть вскипает на ветру
И плавают последние минуты
Отчаянного смеха летних дней,
Где мир казался легче и добрей.
Окно. Звезда. И больше ничего!
Лишь пятна – пятаки воспоминаний
На полотне пространства моего
Краснеют, обращаясь именами
Всех тех, кого я помнить не хочу.
И я тушу забытую свечу.
Из памяти в меня глядят леса,
Смеются птичьим смехом и свободой,
Искрятся изумрудные глаза
Лучами золотого небосвода.
Но памяти бледнеет полотно,
И снова осень смотрит мне в окно,
Терзая беспокойством сердце мне,
Крылатая и чёрная, как ворон,
Ворует блеск былого в тишине,
В предсердие проникнув наглым вором
Сквозь стылый звон холодного окна,
Где даже ночь, и та – едва видна...
В глаза уставшей осени смотрю,
В тревожные дымящие сосуды,
В которых смерть вскипает на ветру
И плавают последние минуты
Отчаянного смеха летних дней,
Где мир всегда – и легче, и добрей.
Распустилась незабудка
Расцветающего дня,
И не страшно и не жутко
В царстве снега и огня.
И теперь я вижу север,
Капли солнца на снегу.
Белых дней пушистый клевер
Собираю, как могу.
Слышу север, вижу север…
Север, я к тебе иду.
Зёрна будущего сею,
Рву былого резеду.
Вижу север. Север звонче
И желаний и тревог.
Выстрел. Вой собаки гончей.
В небеса – сердец рывок.
Хрупкое рукопожатье
Замирающих времён.
На забытой снежной гати
Пламя гаснущих племён.
И живых огней движенье
В те места, где нет меня,
Где века идёт сраженье
Темноты, снегов, огня.
Слышу север, вижу север…
Север, я к тебе иду.
Зёрна будущего сею,
Рву былого резеду.
Север. Север. Север. Север…
Лето смеётся. Оранжевых точек
Над многомерною бездной не счесть.
Сладок и приторен счастья кусочек.
Вечер – как некая тайная весть.
Сколько оставлено! Сколько забыто!..
Бродит усталое сердце по снам.
Вечности кубок, никем не испитый,
Льётся событьями по временам.
Кто-то ушёл, и едва ли вернётся.
Влага былого горчит на губах.
Где-то в глубинах былинных колодцев
Бьёт родниками водица-судьба.
Лето смеётся. Но тяжко дыханье
В дыме просторов горящих болот.
Пробуй молчать песнопеньем, стихами. –
Слово крошится, как тающий лёд!
Холодное небо коснулось Земли
Сырым снегопадом,
А в полночь созвездия тихо зажгли
Цветные лампады.
По снежной пустыне плыла тишина,
Как воздух густая,
Смотрела задумчиво с неба луна,
Совсем молодая,
На лес и упавшую ночью звезду,
На снежные скалы.
Но долго звезду на подтаявшем льду
Созвездья искали.
В ночи замелькают и дни, и года –
Метелью, порошей;
Исчезнет под ними навеки звезда,
И прошлое тоже!
Трещат берёзовые дни
В весенней печке.
В дугу сливаются огни
Закатной речки.
Апрель – разбитое стекло
Зимы – по скверам.
И неба сонного крыло
С надеждой, верой.
В закатанной палевой тиши
Всё бродишь где-то,
И – хоть на небе напиши:
Скорей бы лето!
Ночей апрелевых полёт
Прозрачный, лунный.
И по утрам всё гуще мёд
И звонче струны!
Осинок облачная блажь
Кольцом совьётся,
Когда на утренний этаж
Вернется солнце.
И новый блеск, и новый звук
Возьмут начало,
Покуда от метелей, вьюг
Зима устала.
Из сырой еловой гущи вырывается восток.
Тишиною расцветает утра вешнего цветок.
Шепелявят неустанно под ногами злые мхи.
Сонно напевают сосны утра вешнего стихи.
"..Как летала? Что хотела этой ночью? - расскажи!.." -
Феями полна дубрава - оживают миражи.
Просыпаются берёзы, и тихонько говорят.
Серебристо - лунно - росный расцветает их наряд,
Растворяются в туманах, мокнут лунною слезой.
Оживляются поляны, полыхает горизонт.
Ускользает злого ока тьмою напоённый взгляд.
Переменчивые тени тихо душу веселят.
Улетают белым роем феи в утренние сны.
Я - с тобою! Ты - со мною!
Мы - в объятиях весны!
На куст серебряной сирени
Пролилась лунная слеза.
Как тяжко ночью дышит время!..
Прикрой же прошлому глаза.
Когда теплеет поздней ночью,
Декабрьской ночью, и в лесах
Тебя высматривают очи,
Закрой прошедшему глаза!
Хотя оно тебя любило,
Померкла чудо-бирюза,
И что мертво - совсем не мило,
Так и прикрой ему глаза!
Когда в кудрях весенних время
Качает счастья полюса,
Забыв былые все прозренья,
Закрой прошедшему глаза.
И пусть мелькает яркой искрой
Былого лета стрекоза –
Забудь о прошлом лете быстро,
Прикрой прошедшему глаза.
Оно по сердцу навью бродит,
Мертво, как снега полоса,
Но кажется теплее вроде…
А ты закрой ему глаза!
Хотя под сердцем сладко очень,
Так сладко, что терпеть нельзя –
Закрой, закрой былому очи,
И не гляди ему в глаза
Ты чуешь этот трупный запах
Струится к звёздам, в небеса:
Оно гниёт, как тлеет запад.
Прошу, прикрой ему глаза,
Чтоб не смотрело звёздной дрожью,
Вернув былые голоса,
Нагнись над ним, и осторожно
Прикрой алмазные глаза.
И пусть пред этим отразится
В них целый мир, твой детский мир,
К тебе оно не возвратится –
Ни блеском грёз, ни пеньем лир!
Сентябрь несмелою рукою
В колодце звёзды размешал
И в сердце, полное покоя,
Вонзил тоски тупой кинжал.
И кровь осенняя по чащам
Потоком листьев протекла,
А воздух, хриплый и свистящий,
Обрезался о край стекла –
Осколка лунного на небе,
Серпом грозящего Земле,
И был какой-то странный лепет
В сырой осенней серой мгле.
И бинтовали воздух тучи,
И заживали раны в нём…
Но он, туманы нахлобучив,
Заплакал сереньким дождём.
Приснились опята в листвяной глуши,
И дождь моросящий, и сонные блики. –
То место грибное, куда я спешил
За тихим покоем, на сердце пролитым.
И бабочка сонная, в каплях дождя –
На пне отсыревшем дрожащее тельце…
Я липовый листик сорвал, проходя,
И крылья прикрыл со сноровкой умельца.
И влажные звуки на землю лились,
И пар восходил к небесам, а сквозь тучи,
Пронзая лилово-белесую высь,
Бежал по кустам лихорадочный лучик.
И стало светло, будто не было туч,
И душный озноб, заполнявший пространство
Клубами тумана, тягуч и липуч,
Алмазами лёг на лесное убранство.
И липы дышали сырою землёй,
И тихо смеялись берёзы, осины,
И птичьего гама цветное стекло
Покой осветило, еловый, лосиный.
И я оглянулся: на каждом стволе,
На каждой коряге, сырой и замшелой,
И даже местами на мокрой земле
Опята глядели, нахально и смело.
Лесной одноногий забавный народ
Меня окружил, и до позднего часа
Сражался я с ним…
Ах, какой же был год?..
Теперь не припомнится с первого раза!
О Свет, блуждающий во тьме, приди, приди ко мне!
Зажги в душе моей огни. В полночной тишине
Во мрак не удаляйся!
Рассей напевную печаль кочующих полян
В крученьи сонной синевы по млеющим полям.
И – улыбнётся май сам!
Твои огни в зрачке луны, пространством зажжены,
Влетают бликами тревог в простые птичьи сны,
На искры разлетаясь,
А в чёрных водах немоты, где прошлый мир живёт,
Взрезая память плавником, из тьмы ко мне плывёт
Восторженность святая…
О Знак, блуждающий во тьме, приди, приди ко мне,
И заостри осколок сна предчувствием камней,
Из прошлого летящих
В мои седые времена, где столько тьмы и сна,
Что в нерастаявших слезах стоит моя весна
В подлунной спящей чаще.
И пусть осколок режет лёд того, что и не ждёт
Мои года, мою печаль, мой тёмный небосвод,
И скрежет будет слышен! –
Я знаю – только я проснусь, и колыхнётся грусть.
Я знаю всё!.. я изучил! …я помню наизусть!
Мой голос неподвижен.
И только прошлого струна, она одна слышна!
Звучит для вас, Огонь и Знак, терзая времена,
Идущие оттуда,
Где позабыты голоса блуждающих чудес,
Но где краснеет полоса блистающих небес,
Похожая на чудо!
Всё будет хорошо,
Когда тебя не будет...
Наденут счастья шёлк
Совсем другие люди.
Совсем другой январь...
Совсем другие лица...
И всё не так, как встарь, –
Иначе повторится.
Иная суета.
И смех. И разговоры...
Но, видно, неспроста
Повторы всё, повторы...
И в коридорах тьмы
Опять блуждают души,
А лучшие умы
Опять бездушье душит.
Опять. Опять. Опять –
По кругу всё, по кругу.
И те, кто вместе спят, –
Забудут друг про друга.
Но где-то далеко,
В кружении вселенных
Разрушен дикий ком
Зацикленности тленной.
И там горят огни
Совсем иного счастья.
К ним сердце протяни,
Земных скорбей участник!
И сразу попадёшь
В совсем иные веси,
Где вся людская ложь
И унции не весит.
Всем станет хорошо,
Когда тебя не будет.
Забудь!.. Они ещё
Земные злые люди!
Я оглянулся – пропасть за спиной.
Гудят, дымят былые времена.
И звёзды, нарисованные тьмой,
Иные называют имена.
И нет ни блеска, Боже, ни огня
В туманной черни прошлого, и даже
Никто не видит в тягостном пейзаже
Забытого, счастливого меня.
Я оглянулся – пропасть за спиной.
Над нею слабый свет и облака...
И мир иной, знакомый, но иной
Вонзает шпиль бессмертия в века.
К чему смотреть в грядущее, к чему,
Когда оно само в глаза заглянет,
Придя ко мне в оранжевом тумане?
Прокисших вёсен дар его приму!
Я оглянулся – пропасть за спиной.
А впереди – высокая стена.
Идут снега. Шершавой тишиной
Прошита их тугая пелена.
О, так всегда грядущее идёт –
Снегами – сокращая расстоянье
До той стены, где блеском расставаний
Сверкает лёд,
Прощаний скорбный лёд!
- 1 -
Какое безмолвное утро!
Звезда на востоке горит.
Как мыслится - светло и мудро,
И птица ночная летит.
Рассветным я радуюсь далям,
Где в маковой дымке заря
Восток обливает печалью,
Болотный простор озаря.
Такие простые минуты
Проносятся через года,
И все и печали и смуты
Отсеивают навсегда.
И все и дела и заботы
Ничтожными кажутся здесь,
Когда после тихой дремоты
К утру пробуждается лес.
- 2 -
В зеркала замёрзших озёр
Падают тихие звёзды...
Инея блёсткий узор
На деревьях... Морозный воздух...
Тишина гудит. Тишина.
Белым пухом она облетает. -
Царство леса и зимнего сна.
Тут, наверно, мечта обитает.
Я пойду по тропе, не спеша:
Ноги вязнут в оснеженном дыме.
Я пойду по тропе, чуть дыша...
Как он пахнет мороженой дыней!..
Небеса в огоньках. Небеса.
День ложится в леса и долины.
Фиолетовая полоса...
Новогодние мандарины...
Так гуляй же, гуляй, мороз,
На просторах России стылых.
Так кидай на снега искры звёзд,
И крестами скрепи на могилах!
Гулко... Тихо. Дымок всё идёт.
Да колечки морозного пара.
Да звенит под ногою лёд,
Как расстроенная гитара.
Приподняв над землёй туманистую фату,
На пуантах плясала, радуясь ночи, тьма.
Заплетала лианы лунных лучей в мечту,
По которой стремилась в горние закрома
От цветов, чьи бутоны вспыхнули в тишине
Отражением звёзд на росах ночных лугов,
От луны, чей огонь купался в речной волне,
От светящей пыльцы мерцающих светляков.
От всего, от всего, что было дневным - земным,
Потому что земное - душный невзгоды плен,
Потому что - в стремленье к счастью - всегда больным
Пребывает весь мир, а счастье порушил тлен.
Но лианы лучей, оборваны, пали ниц -
От густой тишины, от тяжести тьмы самой.
Не хотела она космических колесниц,
Что дарила ей ночь, сказав: "Тучи с неба смой!"...
Проплывала по небесам на корвете снов,
Паруса расправляя облаком над луной.
И в объятьях её - казался чудесен, нов -
Старый мир, на свету не блещущий новизной.
Тогда мы отца хоронили.
Поехали мать хоронить.
Из крови, из неба, из пыли
Свивается тонкая нить.
Сворачивается петлёю.
Подвешивается на крюке.
И пахнет сырою землёю
Судьба, будто камень в руке.
И смерти бескрайнее око
В меня из бессмертья глядит.
Октябрь –
непременно жестокий.
Декабрь –
так и вовсе бандит!
И май! – ты же знаешь, ведь он же
Тебе надевает петлю
На шею, былое итожа,
И вкрадчиво шепчет: люблю...
А осенью бродит бесснежье
По тем погребальным лесам,
Где бегала прежняя нежность
И призрак веселья плясал.
Сегодня былое забыто,
Оплакано, погребено.
На горькой закваске событий
Настояно злое вино...
Лиловая искорка жизни
На чёрных полотнах времён...
Слеза окаянная, брызни!
Приди, ожидаемый сон!..
Тогда мы отца хоронили.
Поехали мать хоронить.
Из крови, из неба, из пыли
Свивается времени нить.
Свиваются пламя и небо,
Свиваются вечность и миг...
Поедем до первого снега
Чрез поле и лес.
Напрямик...
Я проходил хрустальные пространства,
Где билось сердце осени, даря
Покой, но ветер нёс протуберанцы
Иных высот, деревья серебря
Светящимися звёздами былого.
Пространство было жёстко и лилово,
И запад поедавшая заря
Вкусила горькой плоти октября.
Когда блестящий шелест листопада
Баюкал даль глухих сырых лесов,
К реке я вышел, будто бы так надо, –
Мне к ней прийти, – и девять голосов
Мне повторили: «В воду погляди же,
И станет цель твоя казаться ближе».
Но страшно стало, как перед грозой.
Луга блестели снежною росой.
Я закричал, что цели не имею,
Что время перекрыло все пути.
Что суть моя вмещается в идею
Идти в пространствах, просто так идти!..
Что череда часов, годов, столетий
Стоит стеной, и нет того нелепей,
Чем вдоль стены, как червь слепой, ползти.
Мы все во временах – как взаперти!
И девять голосов смеялись долго,
Колебля смехом сферы всех пространств.
И мысли были злые, будто волки.
И я молчал, впадая в некий транс.
И лишь река, светла и безучастна,
Откуда и куда текла – неясно.
Смеркалось быстро. Тени от костра
Плясали дико. Ночь была остра.
И вдетая в неё тугая вера,
Что состоится радостный маршрут
В оранжевых мирах, без скуки серой,
Вне времени, туда, где и не ждут
Меня земные тяжкие оковы
И люди, что всегда предать готовы.
Где лишь один оранжевый уют,
В котором даже птицы не поют...
Та вера прошивала ткань сознанья
Иглою ночи, штопала мечты
(О сказочно высоком мирозданье –
Приюте красоты и доброты),
Разорванные лезвием страданий,
Заточенном чугунными годами
Земной премноголикой суеты...
Костёр потух. Сквозь частые кусты
Смотрело утро. Заревом пылая,
Лиловое пространство снегом жгло
Весь жёлтый мир, а метрика былая
Сворачивалась в кокон. Под уклон
К несбывшемуся пало в темень время.
А паутина низших измерений,
Блеснув прощальным светом, как стекло,
Рассыпалась, укрыв добро и зло.
Меня вела по выпавшему снегу
Сверкающая утра полоса.
И плавило свинец сырое небо.
Былых миров качались полюса.
Сквозь снежный шёпот шёл туда, где смело
Пространство пело и оранжевело.
Река струилась рядом, а в лесах
Посмеивались чьи-то голоса.
В ручьях мороза тихо слышно
Журчание декабрьских смол,
Когда в пространстве неподвижно
Цветок отчаянья расцвёл.
По высохшей реке удачи,
По позабытым голосам,
Они текут, смеясь и плача,
Искрятся полднем по лесам.
Их капли – солнечные блики.
Их запах – стылый цвет небес.
Январь суровый, многоликий
Под их журчание воскрес…
Смывая тяжкие глаголы
Со строк рассеянной судьбы,
Текут декабрьские смолы
Туда, где дали голубы.
Где сосны вышили крестами
Снегов сухое полотно,
Где в синем севера кристалле
Цветенье зим отражено,
Где времена глухи, жестоки
Пронзают тишиною лес
И зорь кровавые потоки
Стекают с лезвия небес.
Но даже здесь я различаю
Журчание декабрьских смол...
А в небе долгими ночами
Играет звёздами Эол.
Из первой книги "Иду на восток", Москва, 2004
- 1 -
Мыслителя Анаксагора
Томила тягостная мысль:
Ну почему же снег не чёрен,
Кто понимает – отзовись!
Но было тихо – знали: смысл
Не происходит от подбора
Названий. – Он, как будто ворон,
Над ними символом завис.
Покуда через отношенье
К объекту формируем мненье,
То суть – не определена.
И потому мы, называя,
Явлений не определяем:
Названье – бочка, но без дна.
- 2 -
...Однако всякое явленье, –
И то, что ощущаем мы,
И то, что могут лишь умы
Понять, – являет только тени –
Проекции с тех измерений,
Где упрощён событий мир
До осветления той тьмы,
В которой Случай проявленье
Причинной Связи всех вещей...
Там мир понятней и светлей,
Закон – один, и он – единый!
Детерминирован и прост,
Хватает Истину за хвост,
Но, право, хвост-то очень длинный.
- 3 -
Года, эпохи и века
Полны суровой старой боли
О том, что в рабстве и неволе
Проводим мы свои «срока».
И полноводная река
Прекрасных мыслей, где раздолье
Для гениев, впадая в дольний
Наш мир, мельчает. И пока
Тобой и мною правил хаос,
Нам мало времени осталось
Для постижения основ.
Пускай же суета покинет
Наш ум, и сердце не остынет
В потоке тягостных веков.
- 4 -
Больное бытия пространство.
Больно, причинностью больно.
И переполнено оно
Отравой мысленной. На рабство,
Как будет, есть, и было раньше –
Скопленье душ обречено
Под игом разума. Оно
Пути проходит долгих странствий
По закоулкам бытия...
Кипит смертельная струя –
На мыслях гениев согрета –
Предметной Связи. И микроб
Её неверности "по гроб"
Творит над бытием вендетту.
"Литературная газета", 2006 г., сентябрь
Те же краски, те же звуки.
Тот же чахлый небосвод.
Встречи. Радости. Разлуки.
Беспокойство. Торжество...
Помню: лето, паркий полдень.
Солнцем комната полна.
В муках корчится эпоха.
Загибается страна...
Те, кто надо, – по науке
Обещают сто свобод.
Но над всеми – те же звуки,
Тот же чахлый небосвод.
Так и будет, кто бы, что бы
Ни сулили нам с тобой, –
Вместо терема – трущобы,
Вместо рая – ад земной!
По листику бумаги
Торопится червяк. -
Из точки 'А' бедняге
В 'Б' не попасть никак:
Оставленная кем-то
На листике лежит
Спиралью кинолента,
Движению претит.
Ему бы напрямую,
А вынужден - по ней...
Не так ли мы дрейфуем
По океану дней? -
По листику событий
Стремимся мы - от 'А'
До 'Б' путём наитий -
Туда, где пустота...
На листике событий
Единственный наш путь.
Любой другой - закрытый.
Фортуны -
в этом суть.
Встаёт пред нами стенка
Тянущихся времён
Изгибчатою лентой -
Чтоб путь был сохранён.
Она и есть - наитье...
Иначе б растеклись
По хаосу событий
Мы сами...
Ну а мысль?.. -
Для мысли нет препятствий,
И мчится по прямой:
По времени, пространству
Мгновенною стрелой.
Но, может, только годы
(А может, и века!..)
Пройдут. И воля Бога
Научит червяка
Вскарабкаться на ленту,
Её перемахнуть
И к точке 'Б' заветной
Найти кратчайший путь.
И, может, нам поможет
Увидеть времена!
Почувствовать их кожей!
Теченье их менять!
А, значит, и научит
Судьбою управлять.
Тогда - что было случаем -
Законом может стать.
Миги, часы вдохновений!
Сколько спрессовано в вас
Трепетных откровений,
Мудрости торжества!
Миги прекрасных открытий
Стоят нам жизни порой,
Ибо причины событий
Связаны смертной игрой.
Истины корень глубокий
В тёмной чащобе зарыт.
От человечьего ока,
Сердца, ума он сокрыт.
Лишь только малые звенья -
Те, что мы правдой зовём,
Нам открывает прозренье.
Видно, затем и живём!
Что осталось? – мгла и сырость,
Тихий свет далёких лет.
Будто прошлое присни6лось
И меня как будто нет!
Что осталось? – исцеленье
Заболевшей тишиной
И открытое стремленье
К небу сонною луной.
Что осталось? Что же будет?
Пепел. Дым. Лесной костёр.
Люди, где вы? Где вы, люди?..
Сумрак крылья распростёр.
Что мгновенье, что весь век твой? –
Блика солнечного дрожь.
И куда направлен вектор
Мыслей, чувств – не разберёшь!
Только лёгкая дремота
Да осенняя тоска –
Ощущением полёта
Скорой пули у виска.
Что же делать, если просто
Не случилось, не сбылось…
Успокаивайте, звёзды,
Накопившуюся злость!
Мария, ты слышишь, как полночь крадётся
Пушистыми лапами лунного света
Туда, где восходит, как сонное солнце,
Над чёрной судьбой - вдохновенье поэта.
Туда, где кораблики лунных видений
Роятся всё гуще, и чётче и ярче,
Где в прятки играют лиловые тени,
И где открывается времени ларчик.
И бродят забытые слабые души,
Которых и помнить то мы перестали
По лунным полянам, покой не нарушив,
Похожи на блики в энмерном кристалле
Мария! Ты слышишь, как полночь смеётся,
Шальная весёлая майская полночь –
Мерцанием звёздным, каскадом эмоций,
Чьих блеском пурпурным весь май переполнен.
Но это на время, короткое время:
Спадает с весенних миров позолота.
И осень – ты слышишь, Мария, – не дремлет.
Открой: не она ли стучится в ворота!..
Белое солнце. Рассыпчатый снег.
Тающий лёд на земле.
Прошлое вижу как будто во сне,
В белой мерцающей мгле.
В белом сиянии прожитых дней
Замок забытой мечты,
Яркое детское небо над ней,
Светлая добрая ты...
О, голубеющих дней пастораль,
Слаще звучи, не стихай.
Слушает звуки притихший февраль,
Внемля волшебным стихам.
В них колыхается солнечный блик
На апельсинном снегу,
По небу тихо плывут корабли
В край под названьем «Могу».
Я возвращаю далёкой весне
Песню и солнечный день,
Белое солнце, рассыпчатый снег,
Счастья поблёкшую тень.
Где то в иных временах, именах
Прошлое будет цвести.
Что же, являйся хотя бы во снах!
Тяжки земные пути!
Ольге С.
В полутьме пустых пробирок бродят призраки открытий,
Привидением летает страшной мысли силуэт:
То бы не было забыто! это не было б забыто!..
И морщинкой остаётся на лице от мысли след:
Отягчённое сознанье отучило от полёта. –
И в мечту билет на лайнер продан был позавчера! –
Я из тьмы лабораторий попадаю на болото,
Где летает по трясине тень вороньего пера.
А кругом гуляют люди, будто это не трясина.
Впрочем, что тут удивляться, люди – «мыслящий тростник»!
…И потом иду обратно – как фортуну не тряси, но –
Снова вонь лабораторий – то к чему давно привык.
Открываю я газету и читаю заголовок:
Самолёт «мечта – реальность» прилетел в последний пункт.
Я ругаюсь - раздаётся дюже матерное слово…
А в углу лежит полоний, массой более чем фунт...
Уже двенадцать долгих лет
В меня струится непогода
И горе вычертило след
За счастье купленной свободы.
И я ничей, и ты ничья,
Но воля к прошлому сурова,
И в царстве майского луча
Цветёт душа; и снова, снова
Я говорю лесам: скорей
Пропойте песни золотые
Под шелесты календарей,
Под чувства ясные, простые!
Какой ещё певучий звук?
Какая млеющая нота? –
Симфония былых разлук?
Соната птичьего полёта?..
И говорю себе: замкни
Контакты долгих ожиданий.
В леса озябшие взгляни
Очами будущих страданий:
Невыразимое людьми
Протяжное земное горе –
В осенней тягостной любви
С огнём бессмертия во взоре!
Твердеет булат ножевого заката,
И красные искры летят,
Где молотом вечер куют бесенята,
Пугая ночное дитя.
Оно выбегает из дома, и страхом
В глазах его север стоит.
Становится прошлое пылью и прахом,
Сгорая, как метеорит.
Лесной стороною, где факелы блещут,
Как призраки ранней весной,
Дитя убегает, – где старые вещи
Наполнятся вновь новизной.
Где в каждом предмете: в сучке ли, в траве ли
Скрывается будущий день,
И ангел играет на горней свирели,
И бродит рассветный олень.
Где в ржавые топи и хлюпкие кочки
Скрывается полк бесенят,
И солнце в багровой туманной сорочке
Смеётся, и блики звенят...
Дитя засыпает под старою елью,
И сны о нездешних мирах
Пугливой и лёгкой осенней метелью
Рассеют прошедшего прах!
Чернильная печаль ноябрьской ночи
В озёрную пролита тишину,
И небеса молчаньем звёзд пророчат
Земле - дремоту, лесу - седину.
Осенний поздний час, унылый очень.
Волками чувства воют на луну.
Гуляют сотни, тыщи одиночеств,
И каждое зовёт свою весну...
В такие миги ясно различимы
Нелепости житейской пантомимы,
В которой даже лучшие друзья -
Не более, чем просто лицедеи.
И лживы все мечты и все идеи.
Одна лишь верная: скорбеть нельзя...
Это всё очень больно, родные мои.
Эта жизнь... эта смерть... очень больно!
И о чём бы ни пели весной соловьи –
О разлуке ль, о счастье с любовью, –
Всё равно это больно, поверьте же мне!
Нестерпимо и невыносимо
Понимать, как уходят года в тишине,
Сколь не вечны и вёсны и зимы!
И звучит белый день, как молчанье моё,
И безмолвствует ночь, как рыданье.
Заунывные песни поёт и поёт
Накопившее силы страданье.
Потому что так много того, что нельзя,
Потому что так многого мало.
Вот и песни уж нет! Вот и кончилась вся!
Дорогие! Мне вас не хватало…
Обжигаясь, томясь поцелуями солнца,
Лето плакало тёплым душистым дождём…
Как мельканье стрекоз – с облаков к горизонту –
Иглы молний пронзали небес окоём.
Закрутились, ворча залохматились тучи,
Закипая от молний, в небесном котле.
Замерцал между тучами крохотный лучик,
Полетели они ещё ближе к земле.
И летучие клочья косматого неба
Прилипали к болотам, лугам и лесам.
Всё утихло... И снова поплыл белый лебедь
По хмельным от прошедшей грозы небесам,
Отражаясь в озерах, глазах и колодцах,
Летний день проплывал, и светило ему
Обнажённое, страстное летнее солнце,
Ослепляя грядущую скорую тьму.
Чтобы легче любилось, хотелось, дышалось,
Солнце радугу свило из сотен лучей.
Все заметили эту невинную шалость,
На мгновенье какое-то стали добрей.
Мириадами тлеющих медленно бликов
Белый пух лебединый спустился с небес,
И аккордом последним – раскатом великим –
Дальний гром проворчал, за рекою исчез.
Приготовило солнце настой на туманах
Из листвы и цветов – опьянела земля,
И загадочны к вечеру стали поляны,
И заплакали росною влагой поля.
По локонам белым седого мороза, опутавшим тонкие зябкие ветки,
Лилось, полыхая, закатное солнце из рваного неба. –
Снежинки-кокетки,
Смеясь алым звоном, его зашивали, пронзая блестящими иглами воздух.
Их кружево, радугой переливаясь, рассыпало льдистые, снежные звёзды
На плотные шубы темнеющих елей, на шапки дубов…
Но разбухшее солнце –
Лилось и лилось и, казалось, неделю всё будет струиться на ели и сосны,
Всё будет стекать по стволам, застывая на них и на локонах белых морозных.
И вечер чернильную синь не расплещет, взорвав темноту мановением грозным…
Мерцал золотистый дворец снегопада, а солнце краснело, на лес вытекая.
Казалось, что время быстрее бежало, пугая день зимний ночами, веками.
Раскрасили кобальтом сумерки небо, и купол его стал по-звёздному чистым.
И ночь раскрывала для тайны объятья, сама оставаясь яснее всех истин.
И рушились воздуха замки цветные, слетала с их стен на снега позолота.
И, глядя в ночные глазницы пустые, совсем позабыл о последнем полёте…
В ночи за окном заблудились деревья, запамятав азимут свой и шептали,
Что завтра по-новому будет едва ли, а сонные звёзды в ответ им кивали.
Бродило по лесу извечное нечто,
о чём каждый думал хотя бы однажды,
И разум пугала могучая вечность
мыслишкой «копи – не копи… всё отдашь ты».
Час закатный. Фонари
Пьют настой сентябрьской ночи…
Что не делится на три –
Кажется, мешает очень.
Ты, подруга, не гляди –
Что в углу темно и пусто.
Так же, как в твоей груди –
Там живёт шестое чувство.
И настойчивость моя,
И твоя скупая злоба –
Свет лучей небытия,
Где пребудем скоро оба.
А пока ты не дели
То, что нА три не делимо,
И, быть может, Зло Земли,
Скорби – пронесутся мимо!
Потому что в час, когда
Фонари лакают темень,
Легче кажется беда
И стремительнее время.
И молчание зари
Правит мыслями твоими:
Что не делится на три –
Разделимо меж двоими!
Когда поёт прощальная свирель,
Играет осень пасмурные гаммы,
Ко мне приходит солнечный апрель,
Преображая сердца панорамы.
И вижу я не зори сентября,
Не грустную задумчивость лесную,
А, как сияет майская заря
Сквозь мглу,
Где позабыл свою весну я,
Сквозь призму отошедших в память лет,
Которые навеки потускнели,
И потому я блёклый вижу свет,
Струящийся нелепо и несмело
В просторы тихой осени моей,
Молчанием полян заворожённой,
На листья, на листы календарей –
На мир, ветрами скорби оглушённый.
Но так ещё прозрачны небеса,
Так глубоки их мысли, темы, чувства,
Что наполняются слезой мои глаза,
Хотя в душе всё выжжено и пусто!
И светлая сентябрьская свирель
Лучистые с небес играет гаммы,
Смущая ими давний мой апрель.
В огне осеннем - сердца панорамы!
Когда я тихо восходил
К осенним дням, к тоске востока,
Я нёс веселья ком в груди,
И забывал, сколь одиноко
Мне было в росных вечерах
Едва остывшего июля,
Когда в придуманных мирах
Миры земные все уснули.
Теперь, когда в тоске восток
И жёлтый воск разлит по свету,
Читаю прошлых дней листок,
В котором слов о счастье нету,
И снова, снова восхожу
К пустотам осени бессмертной,
К цветному листьев мятежу,
Ко временам, густым, инертным.
В них просыпаются миры
И улыбаются в дремоте –
Земные скорбные дары
Из духа, чувства, крови, плоти!
Октябрь закатной полосою
Упал на серые леса,
Пролив невидимой росою
Остылый воздух на глаза;
Порушил терем разноцветный
Осенних клёнов и берёз,
А после – тихо, неприметно
В бокалах луж печаль принёс. –
Пылала пламенем прощальным
И пуншем пенилась она…
Но не прощальный, а венчальный
Бал уготован был для нас:
Когда погас напиток пенный
И позабыли все о нём,
Явился главный во вселенной –
На небе некий добрый гном.
Он обручил весну и осень
Искристой снежной тишиной,
Испил напиток,
Топнул оземь,
Скрепил союз кольцом – луной.
И закружились в хороводах
Все-все успевшие на бал,
Забыв о бедах и невзгодах,
А я рассеянный стоял…
Бросая лучики заката
В оцепенение мое,
Соединил легко и свято
Небытие и бытие!
И никого, и ничего.
Но даже если был бы кто-то –
Мы б не заметили его,
Найдя вокруг одни пустоты.
И если завтра – торжество,
А послезавтра – злые скорби,
То нам то с этого – чего? –
Мы – звук, неслышимый в аккорде!
И ты – отсутствие моё,
И я – отсутствие твоё же
Там, где струится бытиё
Кипящим оловом по коже.
Там, где бушуют времена,
И, подчиняясь им, пространства
Дают событьям имена,
А нам с тобой – непостоянство…
Весна. Акации. Мечты.
Предчувствий призрачные знаки –
К чему? –
Скажи хотя бы ты,
На Сердце Болевая Накипь.
Но – тишина… а в тишине,
В дымы одето и в туманы,
Идёт забвение ко мне.
Болят невидимые раны…
И так всегда, и так везде –
И я, и ты, мой друг далёкий –
И на Земле, и на звезде
Полны отсутствием жестоким!
Просторы трепетных стихий
Пронзая голосом печали,
Глотает боль мои стихи,
И запивает рифмы чаем
Перетомлённой тишины,
Где растворённые, как сахар,
Прозрачны северные сны,
Что я смотрел, борясь со страхом…
Кругом толкутся времена,
Слегка похожие на мысли
О том, что в этих давних снах
Забыты мною злые смыслы
Всего, что мучило меня
И боль навеки поселило…
Ночная тишь стоит, звеня.
И спит уставшее светило.
И – слышно – булькает звезда
В уже остывшем этом чае,
И то, что будет так всегда –
Ах, ничего не означает!
Ты пришла ко мне во сне,
Черноброва, темноока,
А в осенней тишине
Тихий голос одиноко
Пел о том, что мы с тобой
На Земле не повстречались.
Протрубил ветров гобой,
И две светлые печали
На стекло осенних дней
Вдруг расплакались дождями,
Прикоснувшись к тишине
Непривычными тенями…
И глядело в полутьму
Сквозь туман осенних далей,
Оказавшись ни к чему,
То, чего давно мы ждали.
То, что нас соединить
Так старалось, но напрасно,
И плескало в злые дни
Нам с тобой мечты о страсти.
Что хотело вырвать нас
Из проклятий одиночеств,
Но погас последний час –
Стало страшно,
Слишком…
Очень!
И, земной кончая бег,
Наше пестуем страданье.
Будь же проклято навек
Ожиданье, ожиданье!..
Венок сонетов с обратным магистралом
1
О наши души - зеркала!
На небе кто-то их шлифует
До плоских, чтоб передалась
Картина мира в них, но всуе. -
Наш мир - как твёрдая скала.
Она раздавит их. Подует
Буран-порок. Он тяжек, буен,
Изменит оптику стекла,
И зеркала уже не плоски,
И отражённый мир - кривой,
Как будто бы и неземной!
Тебе покажется неброским
На все цвета: зимой, весной...
Клеймо тебе: "Да ты - больной!.."
2
Клеймо тебе: "Да ты - больной!..",
И мучат тягостные мысли,
Таинственные злые смыслы...
Отягощён путь духа твой!
Ты - раб иллюзий (не одной!)
Они тебя уносят в выси,
А ты не падай с них, держись, и,
Хоть ты и тёмен головой,
Не бойся ты хулы ничьей,
Ведь зеркала души твоей
Нам отражают чудо-знанья
Иной модели мирозданья.
И нам покажут мир иной -
Души кривою стороной.
3
Души кривою стороной
Ты постигаешь тайны мира.
Как драгоценные сапфиры,
Они сияют чистотой!
Когда в душе царит покой -
Твоё сознанье тупо, сиро.
Но если страх - тогда пунктиром -
Законов замечаешь строй.
Их постигай не для людей,
Не для секунды, не для мига.
Те знания - они важней,
Чем вписанные в наши книги.
Хоть не Христос ты, не Аллах...
Ведь знанья - истина дала!
4
Ведь знанья - истина дала!
Войди в лептонные поля!
Антенной будь! Лови скаляр
Наитий: пусть же опалят
Они твой дух... И пусть, смела,
Как жало острое шмеля,
Пронзит твой ум, восторг суля,
Прозрений истая стрела.
Потом прозрение оформи
Стихом... картиной... кучей формул. -
Потомкам - дар. Тебе - хвала!
Ведь современник не оценит:
Ценнее штамп ему и ценник.
А для тебя - одна хула.
5
А для тебя - одна хула,
Покуда разум бессистемен.
Он твой - на миг, а вечно - с теми,
Чьи очень тёмные дела.
Но мудрая душа светла.
Она, опережая время,
Скорбей и бед грядущих бремя
Рассеет, как всегда могла
Исправить будущность... Постой! -
Не мучай душу ерундой
И обрати все мысли в небо. -
Там боль и радость, быль и небыль
Тебе откроются простой
Необычайной красотой.
6
Необычайной красотой
Блистает мира отраженье
В неплоском зеркале, но гений
Творит, как солнце - летний зной,
Свой мир - осмысленный судьбой,
Который ярче, современней.
(Миры другие - только тени!)
А кто поймёт его?.. - любой!
Но хуже тем (а их немало),
Чей дух своё утратил жало,
На ком клеймо: "Да ты - больной!".
Они во власти раздвоений,
Их ум не мыслит упрощений,
И все повенчаны мечтой.
7
И все повенчаны мечтой,
Что духа сила к ним вернётся
И воссияет, будто солнце,
Их мир, чудесный, золотой.
Что делать! - есть закон такой:
Чем больше горя им придётся
Испить - тем менее на донце
Увидят счастья! Но ведь той -
И очень малой - счастья долей
Они довольные, тем более,
Что малое блистает ярче.
А то, что было большей частью, -
Отдастся гениям, ведь, к счастью,
Все гении - смелее, алчней!
8
Все гении смелее, алчней,
Чем биллионы тёмных душ.
Упрямы гении, к тому ж!
Любой в кармане фигу прячет...
Но мало их! - а это значит -
Испит другими духа пунш,
И опустел "вселенский куш",
И дух пропал - вот незадача! -
Рассеян он по тем умам,
Чьи думы - тягостный туман,
И он рассеянней тем паче,
Что те умы - не лучший мир
Питают духом, но - пойми -
Твой ум темней, неоднозначней!
9
Твой ум темней, неоднозначней.
Не проникает страсти луч
В пещеры разума... Могуч
Наитий вал он обозначил,
Но силы нет для передачи
Той информации "под ключ"
Другим, и сам ты столь дремуч,
Что не видать тебе удачи,
И мыслям нету оболочки,
Эмоций нет, - и мысль непрочна:
Вмиг растекается рекой.
Становится витиеватой,
Бесформенной, аляповатой,
Но вместе с тем и непростой!
10
Но вместе с тем и непростой
Покажется ума работа,
Покуда думать неохота
Тебе, ведь ты ослаб душой...
Питает душу дух собой,
Но если духа скорбны ноты, -
Она теряет в чувствах что-то,
И разум - более пустой
Становится... Принять решенья
Ему трудней. Нет просветленья
В сознанье. Тягостный настрой
Передаётся на оправы
Зеркал, их искажает. Право,
Мир изменился! Стал - другой!
11
Мир изменился! Стал другой!
Он - непонятней, непривычней
И тем от прошлого отличней,
Что он зияет пустотой.
Ты видишь - он перед тобой,
Но ты раздвоен, безразличен,
И хоть умён, да непрактичен,
И так испуган чернотой
Кромешной полумёртвой ночи,
Что солнце ты увидеть хочешь
Или хотя бы света зайчик
В волнистом зеркале души.
Но пламя духа не туши -
И всё покажется иначе!
12
И всё покажется иначе:
Все двойственности бытия
Рассеются, и мысль твоя
Из двух решений то означит,
Что с чувством совпадёт горячим.
Теперь дуальности изъян
Эмоций волею изъят.
Ты постигать прозренья начал
Опять - запомни сей момент -
Твой дух - тончайший инструмент -
Для мыслей чувства опрозрачил.
Теперь они - одно звено.
Без чувства разуму темно!
Пойми: рассудок, он - незрячий!
13
Пойми: рассудок, он - незрячий!
И объясняет лишь одно:
Что интуиции дано
Почувствовать. Сомнений мячик
Без интуиций славно скачет...
Не может ум, как ни смешно, -
Из двух решений выбрать, но -
Вариативные задачи
Решает! Так успей понять,
Что разум с чувствами - родня,
И обрети навек покой.
Не страсти управляют нами,
Не ум, не чувства - не мы сами!
Мы отражаем мир душой.
14. Обратный магистрал
Мы отражаем мир душой.
Пойми: рассудок, он - незрячий,
И всё покажется иначе:
Мир изменился! Стал другой!
Но вместе с тем и непростой...
Твой ум темней, неоднозначней.
Все гении смелее, алчней,
И все повенчаны мечтой -
Необычайной красотой...
А для тебя - одна хула,
Ведь знанья истина дала
Души кривою стороной.
Клеймо тебе: "Да ты - больной!..".
О наши души - зеркала!
Мой мир – растаял и исчез…
Он, полон сказочных чудес,
Вдруг опустился в родники,
Моим мечтаньям вопреки.
Мечты прозрачны, холодны,
И в них иллюзии одни –
Иллюзии былых надежд
И счастья призрачных одежд.
Вокруг – и сон, и тишина,
Болотной лилией пьяна.
А там, в осоке – родники,
И в них большие светляки
Полночных стылых, вязких звёзд.
И Млечный путь – по небу мост –
Он тоже, тоже отражён.
И я от мира отрешён.
Стою, вдыхаю эту ночь.
Туманы пробегают прочь.
И я один… А тишина
Густой поэзией полна.
И я хочу, чтоб было так
Всегда!
И чтоб один светляк
Упав с небесной вышины,
Попал хотя бы в твои сны!
Вот я в лесу… А ты лишь там,
Где мир отдался городам…
Что в городах? – трамваев гул,
Да тяжкой похоти разгул!
Ничем невыразима эта боль.
Да-да, я знаю – так порой бывает:
Быстрее пули счастье убивает,
И чья-то жизнь играет смерти роль.
В печах души остыли угольки,
И хлеб добра испечь мы не успели.
И нет ни сил, ни даже малой цели.
Влекут к себе ночные огоньки,
И мы идём на свет, о Боже мой,
Мы столько в темноте ночной блуждали,
Что позабыли радостные дали,
И наслаждались этой вязкой тьмой!
Идти к огням… куда! И свет ли это?
Быть может, перед нами та же тьма,
Кривляется, бездушна и нема,
Дразня предчувствием другого света…
Кипят котлы июльских гроз,
Готовя нам с тобою крепкий
Настой настурций, калл и роз.
Трещат берёзовые ветки.
И я стою в грозу у клумб
И жадно пью его из кубка
Густых небес,
от счастья глуп...
И день – как белая голубка.
И ночь – как чёрное перо
Какой-то неизвестной птицы,
Летящей из иных миров,
Под ноги нам с тобой ложится.
Кипят котлы июльских гроз,
И закипает всё на свете:
И жизни едкий купорос,
И грог грехов, и страсти ветер…
Я знаю – станет мир иным,
И что блестело – потускнеет.
Рассеется ль мечта, как дым?..
Нет!
Мы ещё придём за нею.
Запрягая нетерпенье в колесницу зимы,
Обрекли январь на долю стать морознее, злей.
И хлестали нетерпенье плетью горести мы,
Заставляя дни и ночи мчаться к марту смелей.
Лесником бродила память по волшебным лесам,
Прорубая буреломы погибающих грёз.
На игле мороза ангел в небе ночью плясал.
Ну а днём иглу поспешно в снег упрятал мороз.
Дрожью сумерек плакучих в предзакатных лучах
И зовущим звонким небом – обозначился март.
Колесница развалилась талым снегом в ручьях…
И весна опять творила ослепительный «арт».
За мною наблюдали злые мысли
Тенями обезлиственных дубов.
Грехами облака над ними висли,
Скрывая в небе присную любовь.
И снегом распушился по равнинам,
Тяжёлым снам предшествующий, день,
Где ветерок разбойником былинным
Забил в просторы – хОлода кистень.
И тихо вдаль былое уходило
Шагами умножавшихся утрат,
А времени чадящее кадило
На всех, кто был спокоен, тих и рад
Струило тяжкий дым воспоминаний,
Скрывающий грядущее во мгле
Фрагментами былого, именами
Всех тех, кого не стало на Земле…
1.
Не мысль, не чувства, а прозренья
Стремятся ум поработить,
Даруют духу исцеленье,
Удачи повышают титр.
И будь ты – бездарь или гений,
А в жизни – кролик или тигр, –
Тебе успеха – миллилитр
Во взвеси вечных невезений.
Наитий малое звено
Тому найти лишь суждено,
Кто разорвал цепочки следствий.
И лишь бесстрастные умы,
Приняв наитие в наследство,
Вершат поступками, пойми!
2.
Вершат поступками, пойми! –
Где мы к прозреньям безучастны –
Иные силы: чувство, мысль,
Не принося любви и счастья.
Слезой печали нам не смыть,
Когда в душе – одни напасти,
И разрываются на части
Сердца от дольней кутерьмы…
Скрипят на лестнице ступени,
Ведущей к звёздам, небесам,
Под массой тягостных стремлений
К успехам лёгким, чудесам…
А сами (нет, не верь глазам!) –
Мы кем-то брошенные тени.
3.
Мы кем-то брошенные тени:
Не замечаем мы объём,
Как низкорослое растенье
Не замечает окоём.
Но прочное переплетенье
Структурных связей (их зовём
Законом) – дарит нам приём
Понять объёма построенье,
В котором мыслим и живём
И, пребывая в непростом
Смятенье духа, алчем мы
Найти разгадки мирозданья,
Которых чувствует сознанье
В лучах иных миров из тьмы.
4.
В лучах иных миров из тьмы
Нам открываются наитья. –
Таким вот образом людьми
И совершаются открытья.
Прими прозрения, прими,
И все грядущие событья
Ты угадаешь, позабыть их
Непросто и на краткий миг!
Во снах полуденных, а может,
Колючим холодом по коже
Ты их почувствуешь движенье.
Когда они бессвязны станут,
Ты будешь думать неустанно:
Весь мир – фантазии творенье.
5.
Весь мир – фантазии творенье.
Пространство – разума игра.
А время – сердца сокращенья.
Давно понять сие пора.
Какое б ни было явленье –
Сегодня, завтра иль вчера –
Оно лишь росчерки пера
Творца – в пергаменте вселенной.
А колебанья пустоты
Преобразуются в мечты,
Которые спасают мир
И возникают оттого,
Что он – фантазий торжество,
Крушенье разума тюрьмы.
6.
Крушенье разума тюрьмы
Освобождает силу духа,
И тьма сомнений не томит…
И кроме зрения и слуха
Иного чувства динамит
Взрывает тайну. Тихо, глухо,
Как бы наполненная пухом,
Она в сознанье прогремит.
И станет ярче, и печальней
В туманном море малый мыс
Большого острова Случайность…
Что море? – образ хаотичных
Небытия систем статичных,
Где погибает горний смысл.
7.
Где погибает горний смысл
Существования живого –
Там не спасут ни свойства чисел,
Ни мысль, ни чувство и ни слово…
И устремится в пропасть, вниз
Любая птица, если злого
Распада духа в ней основа
И страха черви завелись.
К чему прогресс, к чему успех,
К чему печали, слёзы, смех,
Когда потеряно значенье
Духовной силы? Ведь тогда
Живое гибнет без следа
В плену кратчайшего мгновенья.
8.
В плену кратчайшего мгновенья
Томится мир, томятся все.
Но кванты поздних откровений
Видны в младенческой слезе.
И вновь пульсируют по венам,
Когда гуляем по росе –
По тихой праведной стезе –
Гемоглобины вдохновений.
Пока яснеется восток,
Нам открывается исток. –
В нём откровения легки.
Но день накинет пелену,
И, хоть у мига все в плену, -
Темницу времени покинь.
9.
Темницу времени покинь,
Пока твои не вышли сроки,
И к новым знаньям не остынь,
А запиши их чётко в строки.
Нам неба выспренняя синь
Диктует новые уроки.
Все мы, конечно, не пророки,
И потому сказать: «Аминь!»
Никто и права не имеет.
…И солнце – образ злого змея
Палит полдневные цветы…
А с гор безверия былинных
Вдруг сходят мощные лавины,
Круша ряды былых святынь.
10.
Круша ряды былых святынь,
Найти пытаемся свободу.
Но траектории светил,
И те – в плену у небосвода!
Порядок быстро запретил
Хаос, и это ли – невзгода!
Кому б ни кланялись народы,
Надиру пара есть – притин.
Былые истины отвергнем,
Но будут ли ясны и верны
Другие – что желаем, или
Мы всё же сами и зависим
От симметрий, законов, чисел,
Которым жертвы подносились.
11.
Которым жертвы подносились –
Те своды правил поменять
Совсем не то, что пару миль нам
Пройти пешком и не устать.
И как бы мы ни суетились
В стремленье правила подмять, -
Небытия укор, как тать,
Оставит всё в привычном стиле.
Святыни прошлого храни –
Законы вечные они –
Царят над нашей суетой,
Скрепляя следствий и причин
Союз, который зазвучит
И заблистает красотой.
12.
И заблистает красотой
Волшебной, дивной и лучистой
Мир новоявленный, святой,
Который сотни, тыщи истин,
Преобразованных мечтой,
Вобрал в себя, препоны мистик
Преодолев прозреньем истым,
И порассеяв дым густой
Всех мысле-форм, способных рушить
Тоской ослабленные души,
Истерзанные пустотой
Духовных поисков напрасных.
Те души манит, словно праздник,
Мир ясный, более простой.
13.
Мир ясный, более простой –
Откроет нам свои объятья,
Когда пожертвуем собой,
Снесём обиды и проклятья,
Когда мы впустим на постой
В сердца покой, и все понятья
Лишим личин, снимая платье
Пустой обыденности с той
Структурной связности, что правит
Набором сотен тысяч правил,
В которых мы, как в клубах пыли,
Блуждаем долгие столетья.
И хоть – густые клубы эти –
Не бойся новое осилить!
14.
Не бойся новое осилить!
Любовь несчастная, болезнь,
Тоска и старость… до могилы –
Своя у каждого есть песнь.
Неважно – дико или мило –
Искрится горя-счастья взвесь.
Удачу в ней – попробуй – взвесь,
Цени её, и пусть уныло
Плывут от берега Земли
Большие детства корабли,
А с ними – судеб исцеленья. –
Запомни: каждый миг и час
От маеты спасают нас
Не мысль, не чувство, а прозренья
15.
Не мысль, не чувство, а прозренья
Вершат поступками, пойми! –
Мы кем-то брошенные тени
В лучах иных миров из тьмы.
Весь мир – фантазии творенье,
Крушенье разума тюрьмы,
Где погибает горний смысл
В плену кратчайшего мгновенья.
Темницу времени покинь,
Круша ряды былых святынь,
Которым жертвы подносились;
И заблистает красотой
Мир ясный, более простой.
Не бойся новое осилить!
1.
В кристалле времени блестящем
Я вижу времени лицо…
Ошибки возвращая чаще,
Судьбы вращается кольцо.
И яд былого – в мелкой чаше
Моей души – простор лесов
Вдруг размешает, чтобы слаще
Мне было в царстве серых сов.
И я, забыв про всё, блуждаю
По лесу – по земному раю,
Тоски, сомнения лишён,
И вижу: между сосен, елей –
В жаре ли, в холоде метелей –
Объёмный мир отображён.
2.
Объёмный мир отображён
В большом и малом – там, где микро
Система: атом-электрон,
Затеяв квантовые игры,
Откроет планковский закон.
И там, где огненные тигры
Протуберанцев, где протон –
Нейтронно-плазменные титры
Так бесконечно высоки,
Что термояда языки
Переплелись, как ветки чащи.
Объёмный мир – всегда везде:
В нейтрино малом и в звезде,
В небытие легко летящий.
3.
В небытие легко летящий
Эн-мерный мир бросает тень
В лучах духовности палящих
На измерений низших сень.
А дольний мир себя обрящет
Той тенью... разуму не лень
Ломится мыслью, руша ящик
Трёхмерных связей, и кистень
В руке прозрений разбивает
Проблемный плен! Порой бывает
Одним ударом разрешён
Вопрос, каков кристалл за ширмой
Причин, где оказался мир мой
Тем отраженьем упрощён.
4.
Тем отраженьем упрощён,
Мир проявляется эфиром…
Причинно-следственный полон
Послужит разуму квартирой.
Хоть будет хаос сохранён
На полотне вещей пунктиром,
Однонаправленность времён
Распоряжается всем миром.
И потому – всегда, всегда
Текут секунды, дни, года
Рекою тихой, не бурлящей.
Таков он, мир! Наитий вязь
И роковых событий связь,
Летя в эн-мерности, он тащит.
5.
Летя в эн-мерности, он тащит
Забытый вкус былого дня,
Где я был – Я! Обычный мальчик.
Где счастье нянчило меня.
И синий мир глаза таращил
Огнями окон, вдаль маня.
В судьбе – любовь была лишь тральщик
Моих желаний… Променяв
Былые радости на нечто
(Иль на ничто?..), я стал, конечно,
Толпой сомнений окружён.
И – как мне быть – не знаю, право,
И стал конвоем странных правил
Законов свод отягощён.
6.
Законов свод отягощён
Одной престранной аксиомой –
Предположением, что сон
Являет образ незнакомой
Иной реальности. И он
Нам открывает окоёмы
Других миров, где нет препон
Познать грядущее, где комом
Наитий – рушится звено
Причинной связи, и оно
Кошмаром явлено светящим.
Те сны рассудок не поймёт,
А подсознанье соберёт
Их фолиантом, как верстальщик.
7.
Их фолиантом, как верстальщик,
Займётся разум, но с утра! –
Он вспомнит сны, и в настоящем –
Почует будущих утрат,
Соблазнов терпких и манящих
Большое множество… Гора
Предчувствий странных, скорбных, вящих
Придавит душу, и пора
Перелистать страницы книги,
Осознавая сердцем миги,
Когда кошмаром поражён
Был сон… А после – пусть сам разум
Познает будущее, сразу
В творенье книги погружён.
8.
В творенье книги погружён
И Ваш слуга. – Пишу неспешно
Я книгу жизни, увлечён
И тем, что – свято, и что – грЕшно.
И пусть окажется смешон,
Банален слог, строка – небрежна,
Не поменяю стиль и тон,
Поскольку книга неизбежно
При этом лгать обречена…
А где она, величина,
Ложь обращающая правдой? –
Знакомый с ней – объёмный мир.
Стирая лишнее до дыр,
В пути он делает поправки.
9.
В пути он делает поправки –
На толстой книге бытия,
И, повинуясь, в топь – по травке,
Не укусив, ползёт змея…
Порою, менее булавки
Деталь, от разума тая,
В судьбе отыгрывает ставки,
И жизнь становится моя
Счастливой. – Больше я не трагик!
Но… сроки краткие пройдут,
И снова станет тяжким трафик
Моей судьбы. Былой уют
Рассеет, ратуя за труд
И соблюдая точный график.
10.
И, соблюдая точный график,
Конечно, знает наперёд, –
Что духа доли не «проштрафив»,
В небытие свершит полёт.
Событья свяжет туго в шарф, и,
Шутя, им вечность обернёт
Под переливы некой арфы –
Под сочетанье ярких нот…
«Нет! всё не так! – смолчит читатель. –
Что знаем мы…? – творит Создатель
Порядок: год сменяет год,
Ну и т. д.» – Отвечу: Что же!
Ты прав, мой друг! – Конечно, Боже
Порядок вечный наведёт!
11.
Порядок вечный наведёт
Господь. Однако всё – условно.
Каков пример?.. – хотя бы вот:
Эн-мерный мир – два неких слова.
Значеньем их быть может Тот,
Чьё имя душит духа злого.
Бог в сердце каждого живёт!
Он – постоянная основа
Всего и вся, он сам – во всём!
И зла земного чернозём
Добра свечением заблещет –
От истин тех, что Бог творил,
Ни капли не пролив чернил,
На всех страницах книги вещей.
12.
На всех страницах книги вещей
Зеркально всё отражено.
Там ни царапин нет, ни трещин,
И лишь отличие одно:
В той книге – миг и мал, и вечен. –
Там бытие упрощено
Из-за того, что мир отмечен
Времён отсутствием. Оно
Волнами новых знаний плещет,
Открыв вещей иную суть,
Врачует душу, разум лечит.
О – только бы – не потонуть,
Торя в морях познаний – путь,
Где новый смысл имеют вещи.
13.
Где новый смысл имеют вещи,
Где меньше рока беспредел,
Там – тесно стиснутые клещи
Детерминизма. Поредел
Туман случайностей зловещий
Под солнцем истины. Удел
Земной юдоли, что клевещет
На всё – являет кучу дел
По исправленью представлений,
Что обретенье счастья в лени –
От бед избавит, от невзгод,
Что в душах будто не хранится
Наитий книга – в ней страница,
Где мирозданья вписан код.
14.
Где мирозданья вписан код?
Где книга? Где страница эта?
Каков он, к истине подход? –
Вопросов много, а ответов…
…Ты говоришь: «Когда ж черёд –
Узнать и знаки, и приметы –
Те, что скрывает небосвод,
И те, что в душах, а не где-то…»
Ищите книгу там, где Вы
Давно уж не были, увы, –
В далёком детстве, тихо спящем.
Там, где все помыслы чисты, –
Отражены её листы
В кристалле времени блестящем.
15.
В кристалле времени блестящем
Объёмный мир отображён,
В небытие легко летящий,
Тем отраженьем упрощён.
Летя в эн-мерности, он тащит
Законов свод, отягощён
Их фолиантом, как верстальщик,
В творенье книги погружён.
В пути он делает поправки
И, соблюдая точный график,
Порядок вечный наведёт
На всех страницах книги вещей,
Где новый смысл имеют вещи,
Где мирозданья вписан код.
Ты видишь ли, как замедляется время
Вблизи сингулярностей наших невзгод?..
Когда осыпаются звёзды прозрений –
Пустеет энмерных чудес небосвод.
И мы зажигаем последние свечи
И трогаем памятью чью-то звезду,
Которой не стало… утешиться нечем…
И мы погибаем в таком-то году.
Но дух – нашей плоти – неважный союзник,
И он отдыхает до срока, один,
Причин и времён переменчивый узник,
Пока на планете – лишь рок - господин!
Но знаю, что будут иными пространства,
Что будет разломана времени клеть,
Что выход найдётся из скорбного транса,
Лишь нужно немного совсем потерпеть!
И долы заблещут иными огнями,
И то, что погибло, воскреснет в мирах,
Где мы, пресмыкаясь, влачились тенями,
Но снова живое рассыплется в прах!
И круг превращений, мой друг, бесконечен,
Пока атманических сил полнота
Горит, будто солнце,
.................................но солнце не вечно,
Не вечно! ...рассеет его чернота!..
В бессмертной болотной глуши
Два ириса сонных качаются –
Дыхания два, две души,
Живут, в постоянстве отчаявшись.
Под ночи бездонную песнь,
Под чёрною мглой одиночества –
Кого же зовут они здесь –
Поведать лесные пророчества!
Белеет болотная ночь,
Болеет, слепая и старая,
И лечат её под луной
Два ириса сонными чарами.
Как змеи, снуют времена,
И песня далёкая слышится,
Но в полночь встаёт тишина,
Лишь ирисы тихо колышутся.
За что же Господь две души
Обрёк на печаль и страдание?..
Но в их шелестящей тиши,
В их гибели – очарование!
Восток розовеет уже,
И легче, свободнее дышится…
Прижавшись душою к душе,
Два ириса спящих колышутся.
А днём разгорится пожар.
Трясина вскипит, запузырится.
И в душном огне камыша
Погибнут, погибнут два ириса.
К чему эти блики на чёрной стене?
Ничто ни тебе не поможет, ни мне.
Расколется звёздная полночь!
И будут бродить по Земле времена,
Как вьюги, как звёздные искорки сна, -
В просторе, забвением полном.
В лесах – жемчуга, а в лугах – серебро.
Молчаньем повенчаны Зло и Добро.
О, где вы, искатели правды!..
Так холодно, зябко, что мне не дойти
Туда, где скрещаются наши пути;
Проблещет свинцовое завтра.
И осень, слагая свою пастораль,
Рассеет бессмертье, навеет печаль;
Сомненья – по кругу, по кругу!..
Но снова кораблик в апрель поплывёт,
И снова к весне оживёт небосвод,
Послушный внезапному звуку.
И солнечной розы прозрачный цветок
Уронит и мне, и тебе лепесток. –
Возьми его ты и, конечно,
На стену и блики смотри сквозь него.
Но если опять, кроме них, – ничего, –
Припомни прошедшее нежно!
В каждой игрушке больше, чем есть!.. В каждой игрушке...
Грань бытия. Слёзы и плач. Порох и пушки…
В каждой слезе плавится лёд смелой улыбки.
В белую ткань прожитых дней вшиты ошибки.
Сколько осталось? Сколько сбылось? Важно ли это,
Если всю жизнь смотрит в тебя ствол пистолета?..
Знаю, что есть больше, чем смерть: нечто такое –
Что веселей праздного дня, тише покоя.
Но бытие слепо, как ночь в пене заката,
И расщеплён в наших сердцах времени атом.
И потому скрыто от нас некое нечто,
Что – вне пространств, что – вне времён, что – бесконечно!
В каждом, кто есть – больше, чем есть; больше, чем было.
Чувство и мысль, память и страсть – наши могилы!
Вот так проходит август.
Вот так проходит всё…
И снова зимний Аргус
Нас погружает в сон.
Но если бы лишь зимний.
Но если бы лишь сон:
Я стаей снега синей
В былое унесён!
Знакомый дыма запах.
И детства яркий свет.
Иди на север, запад…
Былого мира – нет!
Его давно не стало.
А был ли он тогда,
Когда все дни устало
Тянулись, как года?
И каждая минута
Вмещала целый день,
И важной почему-то
Казалась дребедень.
Не спрашивай… не помню…
Не важно – не был… был…
Паркет лучистых комнат…
Мой Бог,
...............я всё забыл!..
триолет 1
При повышенье измерений –
Причины более просты.
И мы – не более чем тени –
При повышенье измерений.
Смотря на горних сил творенья,
Легко поймём – и я, и ты:
При повышенье измерений
Причины более просты.
триолет 2
Энмерный мир намного лучше:
Там упрощён закон любой
И предсказуем каждый случай.
Энмерный мир намного лучше!
И даже истин яркий лучик
В нём замерцает пред тобой!
Энмерный мир намного лучше:
Там упрощён закон любой.
триолет 3 (вариация на тему второго триолета)
Энмерный мир намного лучше:
Там упрощён закон любой.
Распоряжается судьбой
Энмерный мир намного лучше.
Предсказан будет каждый случай
В том мире с лёгкостью тобой.
Энмерный мир намного лучше:
В нём упрощён закон любой.
На тонких нитях ожиданий –
На паутине бытия –
Ведома волею страданий,
Судьба качается моя.
И гармоничность колебаний
Не нарушается ничем –
Ни бесконечными мольбами,
Ни отрешеньем от проблем.
И я качаюсь, разлучая
Одну вселенную с другой,
Все парадигмы различаю,
Касаясь истины рукой.
Встречаю новые сознанья,
Не отвергая тьму былых,
Для построенья мирозданья,
В котором нет пороков злых.
Встречаю новые пределы,
Где больше …надцати времён
Творят в сознаниях умело
Один для всех миров закон.
Там прошивают ткани связей
Иглой прозрений времена,
Но в одномерной дольней фазе
Прошивка эта не видна…
Пусть колебаний амплитуда
Всё уменьшается, но я –
Из ничего, из ниоткуда
Построю зданье бытия!
Кем созданы спирали метафизик,
Опутавшие истины панно?
И мирозданье всё – под властью мистик,
Чьей дикой волей порабощено?
Какие силы, действия и тайны
Сокрыты в столь лихом потоке дней?
И где для нас — закон, а где — случайность?
И почему мы – лишь игра теней? –
Предметы, порождающие тени,
На поле бытия бросают нас,
И времени незримое свеченье
Нам освещает истины алмаз.
Но мы слепей кротов, и наши мысли
Не могут лучик времени поймать,
Покуда не почувствуем те выси,
Откуда к нам нисходит Благодать.
Порочные и низкие стремленья,
Коварно овладевшие душой,
Лишают нас предчувствий и прозрений,
Стирая наши души «в порошок».
Вот так поэт, художник или мистик,
Забыв про озарения зерно,
Плетут, плетут спирали метафизик!
И мирозданье порабощено...
Ты явился снова,
Тихий человек –
В царстве змея злого
Прожигать свой век.
Здесь с тобою будет
Белая печаль,
Плачущие люди,
Плачущая даль.
На звезде далёкой
Твой расчерчен путь,
Но судьба жестока:
Ты о нём забудь!
Звёздными ветрами
Ты заброшен к нам,
Чтобы горе с нами
Пить напополам.
Чтобы лабиринты
Всех земных дорог
С кем-то
............иль один ты
Одолеть бы смог.
Но – с тобой одна лишь
Белая печаль.
С нею и отчалишь
В плачущую даль.
Полетишь в туманах
На крылах тоски
В ласковые страны,
Что к мечте близки.
Но во мгле холодной
Посреди болот
Нежитью безродной
Кончишь свой полёт!
В тяжёлых вздохах злых трясин
Я слышу голос вельзевула,
Когда в тоске иду один
Туда, где суетность уснула.
Туда, где ирисы цветут
Слегка шипящим синим ядом
И проливают пустоту
Тревожной ночи где-то рядом.
И кто-то лунный по земле
За мной крадётся сладкой тенью,
И плачут нежити во мгле,
И пахнут сонные растенья…
Простор угрюм, простор суров,
И заострён луной, как спица,
И в многомерности миров
Иглой в грядущее вонзится...
До горизонта – камыши,
Да бугорки корявых кочек
В туманной слякотной тиши
Жуют сырой тоски кусочек.
И – никого… ни огонька…
Ни чьей души, лишь тлеет запад.
Да с облаков, издалека,
Струится странный лунный запах.
А на востоке – две звезды:
На черни чёткие две точки,
И слышен голос: к ним иди
И прыгай – с кочки да на кочку.
И не спеши: одна звезда –
На небе – вовсе не померкнет,
Другая – блик звезды, всегда –
Напоминание о смерти
Когда пройдёшь семь тяжких вёрст,
Возникнут звёздные ступени,
Ступай на этот светлый мост –
Живи в отдельном измереньи.
В том измереньи времена
Твоим страстям покорны будут,
И дней унылых пелена
Блеснёт, похожая на чудо!
И цепи тягостных причин
Падут, мечты освобождая.
Судьба рассеет сонм личин,
Покорная и молодая.
И жизнь, как пенистый нектар,
Испита будет не однажды,
И никому взамен сей дар –
Не думай даже – не отдашь ты!
Но не гляди с того моста
На воду – там, где отраженье
Своё оставила звезда,
Иначе времени движенье
Преобразуется в круги.
В одном ты будешь вечный пленник
Жестокой дьявольской руки
И раб тоски, страстей и денег,
Из года в год, из века в век,
Покуда злоба не уснула, –
Ты – слабый грешный человек -
Вассалом будешь вельзевула.
Заблудившись между елей,
Тонким голосом свирели
Разрыдалась тишина,
Брагой вечера пьяна.
На тропе вечерней, мглистой
Сквозь апрельскую весну
В мягкой шапочке из листьев
Кто-то кликал тишину.
Раздавался по туманам
Чей-то звонкий голосок
Средь густого балагана
Оживающих лесов.
Оживающих, смотрящих
На весну во все глаза,
Голосами птиц звучащих
И прозрачных, как слеза.
И напрасно кто-то кликал
Тишину – она спала
До зимы в цветенье бликов
У елового ствола.
Постепенно сокращаясь до какой-то малой точки,
Бесконечность обратится каплей на конце пера,
И галактика пребудет чёрной кляксою на строчке,
А пространство – запятою между «завтра» и «вчера».
И листок глядит упрямо на нелепую реальность,
Где, минуя все законы, пишет драму бытия
Некто очень мне знакомый, убивая специально
Даже скромные попытки понимать, что «некто» – я...
…За окном растаял полдень карамелью солнца в луже,
Залетел в окошко ветер, и унёс мои листы,
На которых дни, столетья – в виде строчек неуклюжих;
После строчек – двоеточья, эти точки – я и ты.
А за нами… бесконечность! Перед нами – неизвестность!
Посредине – неизбежность! …впрочем, это – ерунда. –
Не закончилась тетрадка, и чернильница на месте.
Нарисую снова буквы, не сотру их никогда.
Запятые я расставлю по-другому и, конечно,
Постараюсь я иначе звёздный мир расположить –
Чтобы легче было, чтобы… впрочем, что я так беспечен? –
За упрямым двоеточьем не рисуемая жизнь.
Почему сегодня холод!
Почему сегодня мрак!..
День сомнением расколот,
И в душе лютует страх.
Слякоть. Осень. Дует ветер.
Опустел весёлый сад.
А так хочется, чтоб светел
Был мой мир, как век назад…
Подхожу я ближе к дому,
Чую – дверь не заперта.
Чую – кто-то незнакомый
Ждёт за дверью… Пустота
Не бывает слишком тихой,
Не бывает неживой.
И душе печально, дико,
Будто кто пришёл за мной.
Дверь со скрипом отворилась,
А за нею – чернота,
Да страстей погасших стылость.
А в углу смеётся та…
Та, что время не отсрочит
И придёт, когда не ждёшь…
А столбцы корявых строчек
Смоет дождь, осенний дождь!
Сталь отвесных ночей.
Тридцать пятая осень.
При луне, при свече –
Я люблю тебя очень.
При бессмыслице дней,
При случайности строчек,
Став на счастье бедней,
Я люблю тебя очень.
Разбежались пути
В никуда, в многоточье.
Мну усталость в горсти…
Я люблю тебя очень.
Но живу без тебя
В тёмном пламени ночи,
Одиноко терпя
Сумрак ста одиночеств.
Холодное небо коснулось Земли
Сырым снегопадом,
А в полночь созвездия тихо зажгли
Цветные лампады.
Земного томленья навек лишена,
О чём-то мечтая,
По снежной пустыне брела тишина,
Как воздух, густая.
Лиловая тьма растворила звезду
В хрустальном бокале,
И долго её на подтаявшем льду
Созвездья искали...
В ночи замелькали и дни, и года –
Метелью, порошей, –
Которых уже не вернуть никогда,
И таяли тоже…
И лунные блики цвели на снегу
Пресветлой печалью,
Ответом на вечное «Нет! Не могу!..»
Свечою венчальной.
По снежному лесу летали во мгле
Полночные тени,
Харонов предел открывая Земле,
Рисуя смятенье.
Звонко разбился январь
Льдинками дней.
Пала туманная хмарь,
Прошлое - в ней...
Марта легчайшая дрожь –
По небесам.
Солнца приколота брошь
К серым лесам.
Ласково смотрит с небес
Ангел Весны,
Плавно вращает в судьбе
Ось тишины.
Сегодня день, в котором бесконечность
Янтарной акварелью разлита
По мыслям успокоенно-беспечным,
Где расцветает чувства полнота.
И время узелком воспоминаний
Качается в невидимой руке
Гуляющей по зимним тропам тайны,
От нас с тобой, мечта, невдалеке.
Сегодня вечер – тлеющая свечка,
Стоящая у гроба суеты,
Убитой пропадающим словечком –
Стирающим разлуку – словом «ты».
Сегодня ночь прольёт печаль созвездий
На лица неисполненных чудес,
И лунный блик – миров лучистых вестник
Вернёт Земле спокойствие небес.
Сквозь пыль неугасающих столетий
Пронзит простор былого острый луч
Обиды о пропавшем прошлом лете,
Где не был страх потерь, как шип, колюч.
Где полыхало грёзами пространство,
Огнями нескончаемых удач,
И где так просто было разобраться
В любой из не решаемых задач!
Облучи наготою своею меня,
Ничего не стыдясь, ничего не тая,
Дикой похотью в бездну безумно маня,
Где кончается дольний предел бытия.
Где секунды текут, упиваясь грехом,
Где кончается совесть и царствует власть,
Где луна раскачалась на туче верхом,
Где приятней не быть, а, скорее, пропасть.
Облучи наготою своею меня.
Пусть смеётся от зависти глупая ночь.
Напои меня влагой, хмельнее огня,
Чтобы не был я в силах порок превозмочь.
Отдавая себя, напитай тишину
Ослепительной болью, отчаянной тьмой,
Оставаясь у грешного чувства в плену,
Говори: «Навсегда я твоя, милый мой!
Я с тобою готова... готова на всё,
Я забыла про прежний блистающий мир…
Это было – мираж, так похожий на сон.
Загорелся иными огнями эфир».
Распускаясь бутоном рассветной зари,
Открывая себя, отдавая себя,
Подари наготу, наготой одари,
Дикой похотью властную волю губя.
Безликий мир, двоящийся в осколках
Хрустальных фраз, разбитых пустотой,
Как ты смешон!
Не жаль тебя нисколько
В твоей тщете, бессмысленно-простой.
Пропавший мир, забытый иероглиф
Небытия, зачем твоё «тогда» -
Неважно что – изменчивость ли, рок ли, –
Когда прошли парадные года?
Когда хрустит уставшая планета –
Не на одной! – на всех своих осях,
И над мечтой господствует вендетта
И шьют простор скорбями небеса.
Забытых дней бессмысленное эхо!
Тот мир тобой распят в моей судьбе.
Ты знаешь, мне сегодня не до смеха,
Как не до слёз раскаянья – тебе.
Так что же, пусть кружит твой скорбный ангел
Над всем былым, над мёртвой тишиной.
Но где-то там, вдали, играет танго.
Есть новый мир, пока ещё живой.
Цепляясь солнечной иглой за ель,
Уставший день упал в объятья ночи.
Срывая двери темени с петель,
Ворвался в терем леса лунный кочет.
И перья разлетелись по снегам
Истлели в темноте огнями бликов,
Созвучные аккордам звездных гамм,
Наполненных ночной печалью дикой…
Стояла тьма, как верный страж зимы,
И стрелы холода пронзали полночь.
И мы с тобою вместе, ночь, - не мы, -
А некто неизвестный, преисполнен
Других, а не моих страстей, надежд,
Других, а не твоих морозных далей,
Но кто он, кем он раньше был и где ж
Все те, кто в зеркалах его видали?
Слияние – не путь познать себя
В другом, в других, в самом себе, а свойство
Почувствовать, раздвоенность терпя,
Миров несправедливое устройство.
Конечно, по-другому написать
Об этом – невеликая задача.
Труднее, забывая небеса,
Вымаливать грошовую удачу.
Снега и ночь. Опять снега и ночь.
На острие тиши простор нанизан.
Но в снег печаль мечтой не истолочь
И не преподнести весну сюрпризом
Себе – на, дескать, вот она – красна,
Покуда всё стократно повторимо.
И я молчу… зима – предлог для сна
Тому, кто обречён быть пилигримом.
Потерпим. Подождём. И небосвод
Остатки дней просыплет у порога.
Зима деньки по зёрнышку клюёт.
Но их немного. Их совсем немного!
Зачем вы, нежити болотные,
Ко мне явились в поздний час.
Трясин дыхание холодное
Как будто оживляет вас,
И вы, забыв свои пристанища,
Какие ищете места ещё!
Вот вы стоите здесь, на острове,
Куда я шёл пятнадцать вёрст,
И взгляды тусклые, но острые,
Как жала пчёл, как иглы звёзд,
В меня, наивного, вонзаете,
И звёздно плачут небеса, и те
Деревья, хилые, увечные,
Что время тихо стерегут,
Пролив покой в просторы вечные,
Где навий распростёрт уют.
Чего хотите вы, нездешние,
От человека, злого, грешного!
Да, грешен я, и лишь поэтому
Вы бродите вокруг меня,
Могильным холодом согретые,
Лучами лунными звеня.
О, эти ваши полнолуния –
Страстей загробные безумия!
Вот ты, нелепое создание,
В лучах луны среди осин! –
Зачем рождаешь ожидание
И веру в то, что не один
В мирах забытых и потерянных
Живу я, злой и неуверенный
Ни в чём – ни даже в дальнем пламени
Иной мечты, иной тоски,
Ни в памяти истёртом хламе, ни
В потерях, чьи часы близки…
На что, на что вы все похожие –
Болот бесплотные прохожие?!..
Гляжу: мерцающая женщина,
Бела, как магний, нагота,
Холодной похотью увенчана!..
Свивает навья красота
Непостижимое пленение
Из нитей гаснущего тления.
Улыбка – влагой напоённая,
Теплом ирисовых долин,
Веками скорби утомлённая –
Во мне рождает страсть и сплин.
Но миг один… и тьмой безглазою
Она слита с туманом, связана…
А это кто? – корявый, маленький –
Из топи вылез и исчез –
Расцвел цветком горящим, аленьким
И озарил болотный лес,
Просторы серые, унылые
И кочки, схожие с могилами.
Меня прозрения лишившие,
Виденья медленно бредут.
Повсюду пятна, сны ожившие…
Как в лихорадке, как в бреду -
Я вижу в этом скорбном шествии
Тебя, Царицу Сумасшествия.
И вспоминаю годы давние
И чёрные твои дела.
За них в пределы злые, дальние –
В долину скорби, бед и зла
Перенесло тебя забвение,
И я забыл про вдохновение.
Хожу сюда по лесу лунному
Я лет пятнадцать, долгих лет:
Удастся ль мне, почти безумному,
Найти твой дух, найти твой след…
Но чем черней была ты ранее,
Тем ярче разочарование!..
Не мякоть судеб, а растаявший воск,
Не ливни, а лики событий.
Кораблики бликами северных звёзд
Плывут по просторам наитий.
Плывут по просторам печальных сердец –
Свидетелей счастья и горя –
Туда, где земля бесконечных чудес
Омыта люпиновым морем.
Там бродит одетое в ясные дни
Невинное пёстрое счастье,
Лиловых стрекоз возжигает огни
И рубит невзгоды на части.
Там зависть уснула, гордыня ушла
В пространство иных измерений;
От чёрных наветов, печали и зла
Остались унылые тени.
Оранжевый день там струится в ночи,
Зимы никогда не бывало.
Весёлое время покорно молчит
В просторах энмерных кварталов…
Смотри: на плече синеглазой весны
Поёт нашей юности птаха.
Мы молоды! счастливы! мы влюблены!
Не знаем, что будущность – плаха!..
К чему же стремятся, к какому огню
От горя ослепшие жизни?
Их души в мечтах навсегда сохраню
До смертного часа, до тризны.
Стремятся по росным лугам и лесам
В забытую старую сказку…
А ты, моя милая, даже я сам –
За ними ступаем с опаской...
Солнце – белой свечкой.
Тихие леса.
Друг ты мой сердечный,
Вот она, весна!
Тишиной лесною
Дышим мы вдвоём.
Вместе за весною
Мы с тобой пойдём.
Бьётся так сердечко
Сладко, не унять!
Перед нами – Вечность!
Вместе мы опять!
Ночью тёмной, ночью тихой
Ты, стоящий за спиной,
Не буди земного лиха,
Не безумствуй надо мной!
Я так свято верил в чудо,
В сострадание людей
До поры, как ниоткуда
Ты явился, лиходей,
И в унылое ненастье
Обратил мои года.
Я с тобой забыл о счастье,
Мне казалось, навсегда!
И когда по переулкам
Я бродил неспешно днём,
Слышал смех протяжный, гулкий,
Обжигающий огнём...
И сейчас твоё дыханье
Слышу, шум в твоей груди,
Будто веток колыханье
Где-то рядом, позади.
Но сегодня чей-то шёпот
Мне донёсся из болот:
Кто доставил столько хлопот –
Обязательно уйдёт.
Видишь, пламя загорелось
Посреди седых трясин?
Собери всю волю, смелость
И ступай к нему один.
Совершится снова чудо,
Если ты придёшь туда.
Кто явился ниоткуда –
Тот и сгинет в никуда!
Былых огней холодное качание
И дым, летящий над сырой золой.
Забытых дней скрипучее звучание.
Прошедшего разбитое стекло...
Скажи, мой друг, зачем же всё тревожнее
Над нами бьют в набат колокола?
Я с каждым днём всё тише, осторожнее
Вершу свои обычные дела.
Хожу по нелюдимым грязным улицам,
И никого!.. ты слышишь, никого!
Домишки постаревшие сутулятся
И ожидают часа своего...
И дым, о Боже, дым клубами синими
Бежит, бежит по мокрой мостовой,
И вдалеке, свиваясь в кольца, линии,
Плывёт над рощей, над её листвой.
За городом, в лесу, в горчащем воздухе
Я слышу аромат былых времён,
Играющих в далёкий мир со звёздами,
В тот мир, что мне является как сон.
О нет, я не прошу о возвращении
В забитое, забытое «тогда»,
Но Господа молю об укрощении
Сил памяти, затем чтоб навсегда
Я отказался верить в это прошлое,
Что тихой тенью встало за спиной,
И чтоб событий яростное крошево
Мелькало, словно блики, предо мной!
Грядущего стозвонное звучание
Пусть оглушит меня, мой прежний мир,
И лёгких дней весёлое качание
Разбудит счастья солнечный клавир!
Тенями играло лето.
Лето играло тенями.
Солнечные куплеты
Были пропеты днями.
Были пропеты небом,
Лесом, землёй, травою…
Ярким полдневным светом.
Тлеющею золою…
Сердце омыто счастьем -
Радужными дождями,
В небе порхали страсти
Бабочками, мотыльками.
Кто-то, смеясь украдкой,
Тихо прошёл по лету
С пухлой стихов тетрадкой,
Медленно канул в Лету.
Тонкий и серебристый
Пел тенорок июня
Арию солнца, листьев,
Звонкого полнолунья.
Но провиденье слепо,
Выжжено всё огнями…
Помню, играло лето.
Сказочными тенями.
И то, что с нами было,
И то, что с нами будет –
Осенних дней остылых
Сгорающая груда.
Осенних дней ненастных
Шуршали листопады,
Я просто верил в счастье,
А ты – лишь в то, что надо…
Забыли о грядущем,
Прошедшее истлело.
В нём были наши души,
Высокие пределы!
Ах, прошлое!.. поляны,
Облитые росою.
И привкус детства странный.
Объятья под грозою…
Луна, ручей и полночь.
И тени за оврагом.
Хрусталь, до края полный
Веселья бодрой брагой.
Тот мир, что чувством вышит,
Разрезала разлука.
В былое не гляди же.
Обманываться глупо!
Ведь то, что с нами было,
Как то, что с нами будет –
Осенних дней остылых
Сгорающая груда.
Мерцающий храм запоздалого лета
Над мёртвой землёю судьбы возвышался,
И звонкие чувства слагались в куплеты,
Тоске не оставив и малого шанса.
И мы под его куполами бродили
И слышали юностей поздних хоралы,
Но то, во что верили, что мы любили –
Последней свечою уже догорало…
Я помню – в сады, где петунья покоя
Цвела, выходили из храма неспешно,
И ловкое счастье незримой рукою
Срывало цветы беззаботности грешной.
Я помню озёра в саду и прохладу,
Времён переспелых огромные вишни –
Для мыслей простор и для чувства усладу,
Где счастье спокойно, почти неподвижно,
Стояло, одетое в пёстрое солнце,
И кроткие лилии вальс танцевали.
Теперь это лишь вспоминать остаётся.
А будет ли лучше? – не знаю!.. едва ли.
Свечка заката сгорает бездымно.
По небу тихо плывут облака.
Тенькает птица ночная невинно.
Льются туманы, белей молока.
Память уносится в дальние дали.
Время алеет на углях золы.
Ночь у костра мне врачует печали,
Боли и скорби врачует мои.
Мысли роятся – смелее, смелее!
Будто, почуявши яркий огонь,
Бабочки все к костру прилетели,
Крыльями нежно щекочут ладонь.
Вот – загораются тусклые блики. –
Кажется, звёзды упали в траву,
Кажется, это – хрустальные льдинки. –
В руку берёшь, как небес синеву.
Эти огни – светлячковые души.
Тайною странной блистают они.
Утро потушит их – знаю – потушит!
Только свеченье их – память хранит.
Тем она ярче, чем холоднее
Эта погибшая чья-то душа.
Ну же! давай же!.. в небо... смелее! –
Нет, на Земле она так хороша!
В небе и так есть далёкие звёзды.
Так же прекрасны, как далеки.
Только они улетели, и поздно –
Их не обронишь неловко с руки.
... Небо алеет, тьма зеленеет.
Воздух – как острая спица-игла.
Звёзды погасли... Грёза слабеет.
Лёгкая дрожь по осинам прошла...
За далью даль, за болью боль.
Горчат сырые дни.
Дымят зажжённые судьбой
Лиловые огни.
А рядом – тихое «хочу»
И громкое – «молчи»,
Верны озябшему лучу
В остывшей злой ночи.
Качают времена корвет
Пространства моего…
За светом – тьма, за темью – свет,
И больше ничего!
Я за дверью услышал шаги.
Постучали в мой дом поздней ночью.
За окошком не видно ни зги.
Лишь тревоги колючие очи.
Слышу стоны за дверью и плач.
Женский голос лепечет негромко:
«Я замёрзла! огня бы! тепла!..
Тяжела за плечами котомка…
Я из дальних пределов иду,
Возвещаю о будущей жизни;
Одиноким, попавшим в беду
Отгоняю печальные мысли.
Я скажу, где блуждает оно,
Ваше робкое тихое счастье,
Сколько жизней прожить суждено,
Сколько радостей в них и напастей…
Замерзаю. Впустите меня.
Из котомки кристалл я достану:
В нём заблещут мечтой времена,
Беззаботной мечтою и пьяной.
И танцующей будет судьба.
А миры, что хрустальны и хрупки,
К вам с небес прилетят. Ворожба
О грядущем – невинней голубки».
Я у двери стоял и внимал
Этим жалобам тихо, но злоба
Заточила внезапно кинжал,
И сказал я в безумном ознобе:
Убирайся в пределы свои,
Не хочу непонятных пророчеств.
Знаю – клятвы слепые любви –
Суть истоки земных одиночеств.
Убирайся! Не верю тебе!
Замерзай, оголтелая ведьма!
Я не верю, что племя скорбей
В состоянье с тобой одолеть мы!..
Слишком горестно стало вокруг,
Слишком тягостно и безнадёжно.
Словно в чёрный магический круг
Я ворвался вдруг неосторожно…
И за дверью опять тишина,
И рассвета бутон расцветает…
Может, правду сказала б она,
Только правда её не святая!
Одной минутой прошлого храним,
Я выйду в холод поздних дней согретым,
Рассею дым, событий скорбных дым,
Заставлю дух остаться молодым,
И средь туманов сам растаю где-то.
Но мысль моя болотным светляком
В сырых лесах по кочкам будет прыгать,
Пока ночами призрачно кругом,
И нет тебя… и грусти жёлтый ком
Подвешен, будто лунная коврига,
На облаках в конечной пустоте,
В молчании трясин, густом, суровом,
Где все, кто здесь – чрез миг уже не те…
Где нет креста, но все, как на кресте,
Где не найти живого звука, слова.
И – лишь покой, забвенье и покой
Поют ночною птицею о вечном,
И нет ни лжи, ни правды никакой
В том, что не станет озером, рекой –
В болотной жиже, тягостной и млечной.
Но мысль живёт – то бликом, то огнём,
Шипит в воде, отравленной и горькой,
В кудрях дерев колышется дымком,
И, снова обращаясь светляком,
Кому-то светит с кочки иль пригорка.
Кому?.. Тебе, погасшая звезда,
Чей свет летит ко мне через парсеки,
В иных мирах рисуя те года,
Которые пропали навсегда,
Где мы клялись быть солнцами навеки!
Не надо ничего… букет
Пылает ярко в вазе.
И слово тихое «привет»
Я слышу в каждой фразе.
Окно. Весна. И небеса.
И то – что с нами было…
Опять листва… Опять гроза.
Легко. Свежо. И мило.
И только там, где чей-то сон
Гуляет важно, гордо,
Закатной грёзе горизонт
Располосует горло!
Студёная вода скорбей
Сочится из гнилых трясин...
А где-то в мыслях о тебе
Судьбы играет клавесин.
И времена мои поют
О всякой пошлой ерунде -
О том, каков он был, уют,
Когда весна цвела везде.
Когда весна цвела всегда
И умирали январи.
О, те далёкие года
Прекрасны, что ни говори!..
И домик с окнами в мечты,
И мая сладкий пирожок -
Такой была со мною ты.
Нам было слишком хорошо!
Но вот беда – в сырой глуши
Из почвы кислой, торфяной,
Где тихо дремлют камыши,
Залепетал родник лесной.
Из родника в тоске болот,
В змеино-злобной тишине,
Холодноватая, как лёд,
Вдруг потекла вода ко мне.
Туман над ней – как навий яд,
Сама она – вода скорбей.
Мечты исчезли все подряд,
И стало пасмурно в судьбе.
Весна погибла в чёрной мгле,
Пропала ты во тьме времён;
Мне стало тяжко на Земле.
Я погрузился в тёмный сон.
Но даже в этом тёмном сне
Я вижу воду родника:
Вода, вода... спешит ко мне.
Смеётся смерть издалека.
Я слышу шорохи апрельских
Зеркальных сумерек болот,
Когда мечты, как погорельцы,
Переплывают душу вброд.
Сбежав от чувственных пожарищ
В прохладу зыбкую трясин,
Где дна тревоги не нашаришь
Среди берёз, среди осин.
О, эти чахлые берёзы!
Как вы нездешни в поздний час:
Когда закат роняет слёзы,
Я не могу смотреть на вас.
Тоской истерзанные судьбы!
Зачем, к чему влечёт вас жизнь,
Без смысла всякого, без сути,
Как ржавый старый механизм.
И луч заката на осинах
Похож на блик небытия;
И, словно след сырой лосиный,
В лесу блуждает жизнь моя.
В потоки странных тёмных строчек
Сознанием оттенена,
Среди осоки, хлюпких кочек
В туманах прячется она.
Когда весна коряво, дико
Бредёт во мшистой мгле болот,
Пространство криком, птичьим криком
Меня в грядущее зовёт.
Но я смотрю, как погорельцы
Былых страстей плывут туда,
Где нет тепла огней апрельских,
Но где покой и холода.
И в невозвратных топях этих,
Средь ядовитых, злых ключей,
О дальнем я припомню лете,
И жизнь почую горячей!
Я шёл дорогой тайной
В серебряных лесах,
Ведом тоской случайной,
Звездою в небесах.
Туманные поляны
Скрывали от меня
Тот мир забытый, странный,
В котором времена
Сплетались, словно змеи –
Грядущее с былым,
Где был я добрым, смелым
Предчувствием храним.
Дремали сладко ели
И пела тишина
Сиреневой свирелью,
Весны вином пьяна.
Я шёл туда, откуда
Болотных светляков
Мерцающее чудо
Простор дарить готов.
Туда, где пенье звонкой
Полночной тишины
И звук печали тонкой
Заметнее слышны.
Туда, где улыбнутся
Покой, восторг, мечта,
И губ моих коснутся
Палящие уста.
Аксиома заката легка и проста,
И прописана солнечным светом
На густых временах, на осенних холстах,
Но темна и печальна при этом.
Теорема рассвета премного сложней
И начертана лишь половина
На горах и на скалах кочующих дней,
Где грохочут событий лавины,
Где меж прошлым и будущим – свет января,
Невозможное будто возможно,
И в созвездий ряды разлагает заря
Этот свет, не спеша, осторожно.
Злого счастья елей бесконечно лучист,
Но дурманит тоски ароматом.
Дописав теорему рассвета, учись
Позабыть аксиому заката!
Полночь. Апрельские звёзды
Тихо рыдают в ночи.
Капают, капают слёзы.
Ртутью мерцают лучи.
Влажная тёплая юность
Тьмой безголосой поёт.
Зеленоватая лунность
Льётся на тлеющий лёд.
Кто-то знакомый по чаще
Тихо блуждает в ночи.
Слышишь, всё громче и чаще
В сердце тревога кричит.
Слышишь, как сладко тоскует
Прошлое в наших сердцах.
Кто-то знакомый ликует,
Шёпотом славя Творца.
Ночи погасшее око
Грустью мерцает моей.
С нами пространство жестоко.
Будет ли время добрей?..
Судеб кровавые жала
В детские жизни впились.
Может, поэтому мало
Длилась беспечная жизнь?
Памяти скинув запреты,
Выжег нам души пожар,
И позабыли мы где-то
Детства блистающий шар.
Знаю – зловещею ночью –
Он освещал бы пути.
Кто-то знакомый мне очень
Шепчет:
.............его не найти!
В январской тлеющей золе
Иду по снежным дням устало
И вижу я в закатной мгле
Всех тех, кого давно не стало.
Сгорает памяти свеча,
Пред ней - они ещё живые.
И всё стоят, и всё молчат,
Времён былых сторожевые.
На донцах луж апрельских
Дремала темнота,
Мелькала, как по рельсам,
Вечерняя верста.
И ехал тёмный поезд
Пространства моего
В былое время, то есть
В отсутствие всего:
В отсутствие надежды,
В отсутствие мечты...
Легко пронёсся между
Чрезмерно и почти.
Лесной версты вагоны
Навстречу мне неслись,
Бежали под уклоном,
Похожие на жизнь.
И мшистые вокзалы
Столетних сосняков
Грустящими глазами
Смотрели из веков
На поезд, что проехал
Сегодня мимо них,
И словно на потеху
Сложился в этот стих.
Лесная глушь дымит полдневным зноем
И по глухой тропинке я иду –
Туда, где посчастливилось весною
Поймать с небес летящую звезду.
И, словно на секунду, на мгновенье
Преобразилось всё, что было здесь
До истины, несущей откровенье
О будущем... Как будто в край чудес
Попал, и оказался вне пространства,
Вне времени, вне плена всех причин,
И, находясь спокойно в этом трансе,
Познал я суть скрывавших мир личин.
Потом весны прищуренное око
Глядело пустотою на меня,
И мысли воспарили так высоко,
Что детские вернули времена.
И память яркий день нарисовала,
Весенний незабудковый денёк,
Где было всё, чего сегодня мало,
Сегодня, где я зол и одинок…
А там летают осы и стрекозы,
А там большие майские жуки…
И колыбельно шелестят берёзы
И пар струится тихо от реки.
Лесная глушь дымит полдневным зноем,
Ни шороха, ни звука. Тишина…
Лишь лёгкий отзвук прошлого земного,
Что принесла мне памяти волна.
Сегодня винный день – я наливаю
Перебродившей зимней тишины
В бокал небес, где плещется живая,
Как рыбка, долька палевой луны.
И пьёт напиток память, злая память,
Почуяв хмель несбывшихся времён,
И, не допив, в бессилье засыпает,
И видит сон, убитый прошлым сон!
Тот сон лежит в канаве у дороги,
За сотни вёрст от сёл и городов,
В которых я писал пустые строки
Под шум пустых, бегущих вдаль годов.
В его глазах звездой мерцает детство,
А на щеке ещё горит слеза,
Быть может, капля юности чудесной,
А может быть, и старости роса...
Сегодня винный день – я намечаю
Споить не только память – и печаль! –
О жизни, что была тогда, вначале,
Когда весну я каждый день встречал.
Пускай же память спит. Невероятно,
Как без неё прозрачны те миры,
Куда апрель ступает аккуратно,
Не зная ни печали, ни хандры!
Угол дома заалел, лихорадкою
Заразилась высота и закашляла.
Это в мир пришёл декабрь, и украдкою
По забвению раздал в сердце каждому.
И дворцы весны в сердцах вмиг порушились.
И восток оскалил пасть угрожающе,
И стреляла пустота без оружия
Пулей снежной тишины в окружающих.
Угол дома заалел, и встревожилось
Позабытое в снегах отошедшее,
Обратило мысли все в злое крошево,
И брело по тяжким снам, сумасшедшее…
Я стою среди рассветного пламени,
Обжигающих ветров злого севера
Под горячею тоской снежной замети
И вдыхаю небеса цвета клевера.
И по венам дня струится молчание
Бесконечное, тревожное, гулкое,
По снегам крадутся тени печальные
И блуждают, словно псы, закоулками…
Ближе к вечеру кораблик спокойствия
Проплывёт по тихой заводи времени,
Привезёт из дальних стран продовольствие –
Сны цветные – для души исцеление.
Когда собрав
Простор и время в точку,
Иных миров
Зажёгся Горний Свет,
Причинности
Прорвавши оболочку,
Распалось бытие –
На – «да» и «нет».
Я вернусь в охрусталенный лес
Тонкотелой октябрьскою лужей.
И глаза мои – просинь небес –
Запорошит декабрьская стужа.
Догорает ледовый осколок. –
Солнца плавится палевый луч.
Дует холод, снежинками колок,
Месяц ломится из-за туч.
Полежу, подрожу до весны я.
Красотой кружевной обовьюсь.
Я услышу молитвы лесные
И увижу янтарную грусть.
Напитавшись покоем закатов,
Буду видеть не раз я, не раз,
Как по белому снегу куда-то
Инок в чёрном идёт, крестясь.
И следы заметают метели.
И скрипят под ногами снега.
Да качаются сонные ели,
Да всё воет и воет пурга…
(сонет)
Ты поджигала мои страсти
Последней искрою души.
И было то – подобье счастья. –
Больные грёзы. Миражи.
Когда ушла, хотел украсть я
Тебя из чувственной глуши.
Ах, я старался, но напрасно:
Судьбы крутые виражи
К тебе всё время возвращали
И быть с другими запрещали.
И пусть тебя покрыл песок
Времён. Но в памяти гнездится –
Я слышу – слышу голосок –
Твоей души Святая Птица.
Солнце бледное над крышей.
Мрамор надмогильных плит.
Мысль моя смелей и выше,
В небе облаком парит.
Боль отчаянных признаний
Птицей падает на снег.
Перед бездною страданий
Так бессилен человек!
(триолет)
Вино, хрусталь, янтарный вечер
И тайны чёрная фата…
Мне подарила темнота
Вино, хрусталь, янтарный вечер.
И мир казался бы увечен,
Когда б не пряная мечта:
Вино, хрусталь, янтарный вечер
И тайны чёрная фата.
Я помню день, взлетевший грустной птицей
Над полем увядавших васильков,
Что мог другому только лишь присниться:
Столь было всё торжественно, легко!
Мы шли втроём по лугу, полю - к лесу.
С небес с утра струилась тишина,
И каждый миг имел так много весу,
Так много счастья, грусти и вина!
Я пил его с полян, залитых светом,
Из ковшика сыреющих чащоб...
Тогда уже заканчивалось лето
В судьбе, в душе, в природе, но ещё
Из утренних туманов улыбалось
Холодным недоверчивым лучом.
И эта обольстительная малость
Пронзала сердце сладко, горячо!
Я помню тех смеющихся, весёлых,
Кто шли со мной в лесное никуда,
Под шёпот колдовских столетних ёлок,
Считавших проходящие года.
И мы в лесном покое проходили,
Смеялись, рвали польские грибы...
И не пойму я – мы ли это были
Иль счастья тени в зареве судьбы?
Березняки, болота и пригорки
Уже впитали оцет новых лет...
Как мне сегодня горько, очень горько
За тех двоих, кого давно уж нет!
За тех двоих, которые так ярко
Нарисовали солнечный денёк,
Что мне дороже всякого подарка,
Особенно, когда я одинок!
из февральского цикла
Надо же, февраль-то какой!
Недоверчив. Суетен. Тих.
И своей светящей рукой
В темноте судьбы пишет стих.
Из лазури выкован лёд.
И блестит свечой на ветрах.
По ночам печально поёт
Синеокий вкрадчивый страх…
Надо же, февраль-то какой!
Ни вперед взглянуть, ни назад…
И покой его – не покой.
И слеза его – не слеза!
Колокольчиками ночей
Синева его отзвенит
И в реке весенних лучей
Захлебнётся снова зенит.
Рассмеются вновь небеса,
Прибегут к тебе сквозь окно –
Показать весны чудеса,
Улыбайся им, слышишь, но…
Если вечно грустный ты сам,
И тебе невзгода грозит,
Научи грустить небеса.
Пусть печаль твоя в них сквозит.
Как светлы и чисты феврали.
Как звенит и поёт гулкий лёд.
И летают мои корабли.
И хрустален их лёгкий полёт.
Веселее напевы разлук
И просторно предчувствиям тут,
Где леса убегают на юг,
Где лиловые тени цветут.
Аромат апельсиновых зорь
Переспелые дали струят.
Осыпается с неба лазорь
Лепестками забытых утрат.
Назови предвесенние дни
Именами свирельных ветров
И смотри, как сгорают огни
Серебристых лесных вечеров.
Если север стоит за спиной,
Твой суровый земной визави,
Назови свою зиму весной.
Назови. Назови. Назови.
Опять на скатерть дня пролился
Рассветной чаши лютый яд.
Ночных видений бледнолицых
Закончен выспренний обряд.
Лучом отравлены рассветным,
Под камни тени полегли,
И растворились незаметно
В туманах утренней Земли.
… А ночью по тропе бежали
Легко в сыром лесу они,
И по их контурам дрожали,
Как магний, белые огни.
Мелькали белые одежды,
Скрывая навью наготу.
У всех закрыты были вежды,
Как путь моей души в мечту…
Стрела мелькающих мгновений
Летела через темень прочь,
И лёгкий дым прикосновений
Холодных уст кадила ночь.
Фатою снежною обвита,
Плясала дымистая тьма,
И с нею танцевала свита,
Мертва, бездушна и нема.
Стрела рассветная разбила
Востока хрупкое стекло
Со злой, неистовою силой,
И небо ядом протекло,
И тени пали и исчезли,
И день тоскливо воссиял,
Унылый, долгий, бесполезный…
А я всё ночи… ночи ждал!
По русским просторам лесным
Гуляет седая Печаль.
Я с нею до самой весны
Бреду в календарную даль.
Осины тихонько грустят.
Уснули на солнце дубы.
Снега под ногами хрустят.
Мечтается – до ворожбы.
О сонное царство лесов!
О снега сыпучая гладь!
Ничьих не слыхать голосов,
Вокруг никого не видать;
Лишь только сверкающий сон,
Слепящий до боли узор.
И с солнцем густым в унисон
Играет блистающий бор.
Меж липами – царство лучей,
Протяжных, тягучих, как мёд.
От них на душе горячей.
Но душу никто не поймёт.
Уснувшие старые пни
Под плюшевой шапкой снегов
Считают в молчании дни.
До марта – немного шагов.
...Гуляем недолго вдвоём.
Довольно, Печаль, уходи:
Смятение в царстве твоём! –
Ликует весна впереди!
Скорей! Часы пробили полночь. –
Пора на битву, гордый принц!
Пространство призраками полно,
И тьма остра, как тонкий шприц.
Ты помнишь прежние победы
Над полчищем людских сердец?
Нет, принц! Ты, верно, не изведал,
Как он тяжёл, тернов венец.
Ты приходил, и открывались
Все пред тобою ворота...
Ты опускал надменно палец,
И – поджигались города!
Ты побеждал людскую волю
Одним движением очей,
Ты обращал богатых долю
В остывший пепел из печей!
Влюблял ты женщин своенравных,
Но все покинули тебя!
Твои иссякли силы рано,
И Молох душу съел, дробя
Остатки прежнего тщеславья,
Остатки беспощадных сил,
Тоска на сердце пала навья;
И мир былой заголосил
Протяжным воплем убиенных
Тобой, о принц, невинных душ.
Не слышно их сердец биенья,
Зато оркестр играет туш! –
Сегодня полночью восстали
Из склепов – все до одного,
Мечи их твёрже всякой стали,
Желают сердца твоего!
Скорее в бой! Пускай порубят
Тебя на мелкие куски,
Ведь сердце ты отдал подруге,
Сказавшей: «Нет!.. любовь – тиски!».
Я жил один в пещере диких снов
И страх ко мне являлся из болота.
И от его колючих, злобных слов
Я забывал мечты моей полёты.
Из дальних гор гиены пустоты
Ко мне бежали, чуя смрадный запах
Покорно истлевающей мечты,
Когда горел огнём лучистый запад.
Алмазная заря ко мне пришла
Из дальних гор, из царства самоцветов,
И мой приют, в котором столько зла –
Вдруг озарился невечерним светом.
Алмазная заря пунцовой мглой
Звала меня к высокому чертогу,
И я пошёл, царапая стекло
Унылых дней, смелея понемногу.
Я шёл в туманных буковых лесах
В страну зари, пока хватало силы,
И видел меж стволов на небесах
Сжигавшее тоску и страх светило.
Вот, наконец, пришёл в долину я,
Где сотни зорь с небес в меня глядели,
И позабыл все скорби бытия,
Живущие в покинутом пределе.
В янтарно-снежном полусне,
Где пульс восьми вселенных бьётся
И душ томленье в тишине
Обожжено холодным солнцем,
Живут, как дружная семья,
Воспоминания о детстве.
От их присутствия Земля
На миг становится чудесней.
На миг зима воссоздаёт
Из памяти – былые зимы,
Их многоликий хоровод,
Моей тоской недостижимый.
Воспоминания живут
В своём особом измеренье,
Но мне заметны наяву
Их серебрящиеся тени…
Светящийся шёлк берёз.
Седеющий дым осин.
И день – как всегда – вопрос,
Направлен
.................в ночную синь.
Но синь – высока, чиста,
И вряд ли ответит мне,
Зачем так судьба пуста,
Хотя и зовёт к весне?
Зима, не молчи! Зима!
Скрижали твоих высот
Истёрты былым весьма,
И горек закатный сок!
Я знаю – в случайных снах
Блуждая, давно погиб.
К чему же даётся знак –
Причудливых дней изгиб?
В рыдающей пустоте
Молчания твоего –
Ни ворона на кресте,
Ни голубя…
Ничего!
Скажи, почему слова
Твои так скупы, бедны,
Что кружится голова
От мраморной тишины,
От грусти твоих снегов,
От света твоих небес,
От скрипа моих шагов,
Неспешно ведущих в лес?..
Бутоном утреннего холода
В осинах солнце расцвело;
Востока облачное золото
Крошилось снегом, как стекло.
Пыльцой ложилось на дремотные
Деревья, травы и кусты,
Слепя воздушные, полётные,
Во мне живущие, мечты…
Избушка леса разукрашена
Огнистой краской января –
Хранит осколки счастья нашего,
Чтоб стала радостней заря
В бутоне холода рассветного,
В его алмазной тишине,
Чтоб чувства злого, безответного
Не обнаружилось во мне.
Чтоб светом льдистым, ослепительным
Сквозь блёстки кружев на кустах
Январь бесстыдно, упоительно
Поцеловал тебя в уста.
И чтобы этой лаской точною
В морозе льдистого огня
Январь поставил многоточие…
И... ты б забыла про меня!
За белой скатёркой пирует зима.
Мадеру закатную хлещет.
И голосом вьюжным и сиплым весьма
Кричит несуразные вещи
На маленьких мальчиков первых снегов,
Смеющихся розовым светом,
На лица хмельные густых облаков,
Опившихся браги рассветов…
Пугливо звенит колокольчиком день,
Ведь сам он – лиловый бубенчик,
И – пьяный – такую несёт дребедень,
Что мир, хоть жесток и изменчив, –
Становится мягче, добрее, милей
И яства событий подносит,
А тёмные горести-беды людей
Настаивает на морозе.
И льётся печали лучистой вино
В сердец опустевшие кубки,
И светлое чувство влетает в окно
Подобием снежной голубки.
Каждый человек смертельно болен.
Болен безысходностью своей.
Звоном беспокойных колоколен.
Рвущимся листком календарей.
Тяжестью и лёгкостью былого,
Что к себе безжалостно зовёт.
Ласкою простого слова
.......................................злого.
Сотнями из тысячей свобод!
Болен солнцем, небом и травою.
И, конечно, спазмами страстей.
Чередой событий роковою.
Сложностью, живущей в простоте…
Сладко ожиданье долгой ночи,
Бездыханной, тихой, неживой,
Потому что полдень кровоточит
Раною смертельной ножевой!
Угрожает чем-то постоянно
Свод небес, до боли голубой:
Счастьем или бедствием нежданным. –
Каждый болен... собственной судьбой!
По лезвию часа рассветного
Стекает прозрачный июнь
В хрусталь настроения светлого.
Я пью его, весел и юн.
И звуки, беспечны и розовы,
Полощутся в синей тиши,
Пока перепуганы грёзами
Бегут в пустоту миражи.
Так много пьяняще-манящего
Пролито над сонной землёй,
Что хочется утро звенящее
Пронзить непокоя стрелой,
Чтоб громче деревья пиликали
На скрипочках птичьих своих
И чтобы крылатыми бликами
Порхали мечты среди них.
Чтоб мир на двоих - не разрушился
От громкого счастья, ведь мы
С бедовой судьбою подружимся
И горя попросим взаймы…
Никто никогда не поймёт ничего.
Никто ничего никогда.
Сгорает надежды моей вещество.
Тоскливо гудят провода.
Колеблются шторы полдневных небес
На окнах осеннего дня.
И нет никого,
кто бы должен быть здесь,
Любви колокольцем звеня.
И спит пустота, и безвыходна высь,
И даль безысходно чиста.
По кругу блуждает бессонная мысль,
Глупа, одинока, пуста.
Никто ничего никогда не поймёт.
Но в этом ведь счастье! Оно
Стекает на душу, как солнечный мёд –
С утра заполняет окно.
Пульсирует вечность на правом виске
Моей постаревшей тоски,
Но стоит ли думать нам всем о тоске,
Когда серебрятся виски!..
(с) Борычев Алексей
Из бабочкиного непостоянства,
Сияющего палевой пыльцой,
По сполохам весеннего пространства
Сквозила, обжигая мне лицо
Лиловым ощущением тревоги –
Не встреченная мною на дороге,
Не названная памятью, во сне
Не явленная… просто было что-то,
Проснувшееся бабочкой в весне,
О чём и думать вовсе не охота,
Но растворить в себе самой судьбой,
Как выпить кубок неба голубой!..
Я в комнате окно открыл, и птицей
Предчувствие влетело, но ему
Пространства нет в душе, где приютиться,
И в сердце – места нет, и потому
Оно покинет дольние пределы,
И станет той неназванной, несмелой,
Которая тревогой обжигать
Другие лица будет в исступленье,
Когда весной зажгутся вновь снега
И замерцают первых листьев тени,
И снова кто-то, но уже не я
Почувствует сквозняк небытия.
По сполохам весенних откровений
Струиться будет некое тепло
И напоит печальным ядом вены
Тому, кому спокойно и светло.
Окно откроет он: предчувствий птица
Всё также не найдёт, где приютиться!
Я помню мёд улыбок детских,
Когда в брильянтовой глуши
Легко звенели елей ветки
В дождливой солнечной тиши.
Я помню – дождь,
Тот дождь сквозь солнце,
Когда смеялись небеса
Огнистой радугою сонной,
В туманах прячущей глаза.
И было сыро, ах, как сыро,
И в синих лужах май сиял.
Земного столько было мира,
Что о небесном забывал!
А дождик лил, и пар струился
Над незабудковой страной,
И в этот час -
Мне враг был мил сам,
Идущий тёмной стороной.
Мой враг? – кромешная тревога,
Что всё исчезнет, как всегда,
По воле черта или Бога,
И свет, и светлая вода,
С небес летящая на ели,
И будет снег и будет грязь…
Бегут секунды, дни, недели,
Над прошлым солнечным смеясь.
В паутине дней стеклянных, где погиб, устав, июль,
Мотылёчком-огонёчком догорал янтарный август.
В доме времени качался на окне в былое – тюль,
Заслоняя абрис мира, где был блеск лесов и трав густ.
Где с пчелиной суетою копошились времена
В пенном воздухе сирени, в тёплой пене ожиданий,
И бродила по тропинкам в звёздной чаще тишина,
По ночам плясали тени лунный танец, танец странный!
И бемоли озарений, заполняя зал сердец
Непонятно-неизбывной светлой мукою желаний,
Надевали на невзгоды – веры в лучшее венец.
И ладони наших судеб обжигало счастья пламя.
Паутина трепетала от грядущей пустоты,
От ветров осенней ночи, от безумства листопада,
Ведь у осени от смерти на лице видны черты,
А в руках её свинцовых бряцают ключи от ада…
Но пока в стеклянных нитях бьётся август мотыльком, –
Над полями, над лугами проливаются туманы.
И с небес хмельное солнце гневно машет кулаком,
И наносит тучным тучам кровью хлещущие раны.
Желтеющая взвесь событий
На дно судьбы моей легла,
И – ни предчувствий, ни открытий…
Лишь блеск морозного стекла.
За ним – ветра прошедших далей
Тупой иглой небытия
Так беспощадно сердце жалят,
Что воля плавится моя!
Лишь память бешено бликует
Лучом событий дорогих,
Сомненье, страх, печаль, тоску и
Томленье помещая в стих.
А где-то ласковые звуки
Проснулись в розовой тиши
И всем дают урок науки
Обожествления души.
Но я не там, где звуки эти
Кому-то радостно звучат,
И для меня давно не светит –
Ни солнце счастья, ни свеча…
Живу я – как в пещере тёмной,
И где-то в памяти горит
Огонь былой печали томной –
Звезда созвездия обид.
(сонет)
Не раскрывая сущности вещей,
Их стороны обратной, их изнанки,
Мы счастливы бываем спозаранку,
Когда в душе – и легче и светлей.
То – детство, юность… С ними нам ясней,
Как мир устроен. Бабочки с полянки
Обучат лучше книг, учителей,
От коих в голове – одна солянка.
Все знания – в воде, лесах, цветах,
В улыбках ясных зорь, в порханье птах,
В пока ещё не сломанной игрушке…
Но Разума стремление – познать! –
Коварное: игрушку разобрать! –
От сломанной игрушки – шаг до пушки!..
Июнь, гуляющий в полях густых ромашковых сердец!
Чьё счастье спрятал в рукаве непримиримого Персея?..
Я по лесам иду к тебе, сплетая звёздных дней венец
И так хочу, чтоб навсегда мой мир ты звёздами усеял.
Передо мной в глуши лесной смешно воркует тишина
И апельсин вечерних зорь спешит душе моей в объятья.
А на тропинках снов седых танцуют танго времена,
И надевает пустота – печали бархатное платье.
В медвяно-липовой глуши, где обитает бог лесов,
Построю терем из лучей, золотоцветный лунный терем,
И дверь, как прошлое моё, легко закрою на засов,
Чтоб всеми - в памяти, во снах – везде-везде, я был потерян!
И лишь бы ты, мой свет-июнь, ко мне лесные тропы знал
И приводил кормить с руки косуль несбывшихся мечтаний
Последней спелой чистотой, что мне оставила весна,
Хрустальной влагою поить из родника сердечной тайны!
Тихий голос окликнул меня
В молчаливой октябрьской чаще.
Задрожало пространство, звеня
Тишиной, к небесам восходящей.
То ли филин о том прокричал,
Что я предал кого-то когда-то,
То ли шедшая в душу печаль
Разрыдалась, тревогой объята.
Может, ты – о которой забыл –
Этим звуком к себе призываешь?
Но – ни воли не чую, ни сил…
И душа моя как неживая!
…Я стою, надо мной небеса
Моросят непростительным прошлым,
И слышны в темноте голоса,
Только слышать и слушать их тошно!
Я застыл в этой чаще навек
Посреди тёмных гатей и топей,
Бесполезный, пустой человек,
Проживающий на автостопе.
И к чему призываешь меня,
Ты, ночная зловещая птица?
Это сон!..
А в чужих временах
Так тревожно и тягостно спится!
Судьба не станет нам судьбою,
И в предвечерний стёртый час
Пространство протрубит гобоем,
Разбудит вечное для нас.
И ты, и я – сквозные звуки,
Пронзая розовый июль,
Как пеньем птиц, стрелой разлуки,
Очередной очертим нуль.
Нас напитала тленьем вечность
И обратилась красотой,
Горящей в небе лунной свечкой,
С небес пролившею покой.
Но что – покой, когда веселье
Впускает в вены острый яд –
Густое радостное зелье,
И жизнь – как праздник, маскарад...
Судьба не станет нам судьбою,
Покуда вечность не права
И у неё для нас с тобою –
Одни лишь тихие слова.
Но разлучённые друг с другом
На глупой, пошленькой Земле –
Единым станем горним кругом
Среди фигур в энмерной мгле.
В ельнике пела свирель.
Плакало солнце.
Ветер причесывал ель
Вяло и сонно.
Здравствуй, мой северный март,
Вьюги, метели.
Это - весны моей старт,
Праздник капели.
В солнечном марте капель
Разволновалась!
Блеском встречала апрель,
Розово-алый.
Здравствуй, Владыка Апрель,
Здравствуй, кудесник!..
Чистого чувства купель,
Солнечный вестник.
Научился я беречь
В тяжких памяти оковах
Промельки коротких встреч,
Бесполезных, бестолковых.
Пролетевшая звезда
Незагаданным желаньем
Потухает навсегда,
Омрачая мирозданье.
Но тончайшая печаль
Слабым писком комариным
Остаётся невзначай
На туманистых перинах.
И качается душа,
Убаюканная ею,
В переливных миражах
И в мечты густом елее.
Чисто и лучисто
Он ушёл от нас, -
Тот, который в числа
Верил каждый час,
В хитрые сплетенья
Знаков и чудес.
Был он солнцем, тенью,
Был. Теперь исчез...
Чисто и лучисто
Пела высота:
Первая из Истин -
Просто Красота.
Этого не понял
Он, и не хотел
Понимать, и поднял
Крылья, улетел.
И круженье чисел,
Знаков и чудес
Потеряло смысл.
С ним - и он исчез...
(сонет)
Из сумрака канав восходит
Седой туман небытия
И, будто серая змея,
Струёй змеится к небосводу.
И, позабывши о свободе,
Тоску кипучую тая,
Гляжу в ночное небо я,
На звёзд полночных хороводы.
И там, в небесной вышине,
С печальной думой обо мне
Двойник по Альтаиру бродит.
Смеётся - весел он тогда,
Когда со мною вдруг беда
Нечаянная происходит.
(сонет)
Из сингулярности явись!
Бросай иных галактик блики -
Умерших душ забытых лики,
И в бесконечность удались.
Стремись, мой дух, - туда стремись,
Где прошлого живые клики,
И где порыв добра великий
Стирает злобы злую слизь.
Стремись!.. Но вот же, из-за тучи
Дух зла, обманчивый, летучий,
Нам замыкает горний круг,
И снова злая слизь сомнений
Туманит пламя озарений...
Скажи, не так ли, милый друг!
Сегодня стаи белых птиц
Над городом моим кружили,
И снова сполохи зарниц
Во мне печалями ожили!
Моя мечта! С тобою я!
Твоё неясное мерцанье
Приятней страстного огня
И тленной плоти обаянья!
Сегодня стаи белых птиц
О невозможном прокричали,
И сотни позабытых лиц
Тревогу на душе качали.
Они баюкали её,
Смотрели на меня с укором;
И замирало бытиё
Под их суровым приговором.
Сквозь символы былых столетий
Мерцает блик небытия.
И старой песнею о лете
Истаивает мысль моя.
И странные блистают знаки
На небесах и на снегу.
Скулят замёрзшие собаки,
Спать не давая леснику.
И звёзды волчьими глазами,
Остервенелыми, глядят,
За серебристыми лесами
В просторах растворяя взгляд.
Отмеривает вёрсты инок,
Ступая тихо на восток.
На мёртвые души куртины
Надежды падает листок.
И снова символы и знаки
На том листе заметны мне.
И снова, злые как собаки,
Завоют чувства в тишине.
И снова Долгие Столетья
В ответ им усмехнутся лишь.
...Поётся песенка о лете? -
Так пой! Чего же ты молчишь?
Брожу по солнечным лесам,
Кручу печаль по листьям палым
И проливаю на глаза
Синь неба путникам усталым.
Выращиваю боровик,
Смеясь, кладу его в корзину,
И думает любой грибник,
Что леший гриб ему подкинул.
Кружу печальных листьев вихрь
В осиновой туманной чаще
И снегом посыпаю их,
Кладя в сырых оврагов чаши.
И дней студёное вино
Настаиваю на печалях,
И неба звонкое окно
В макушках сосен я качаю.
Затихну вдруг. Остановлюсь.
И оглянусь: и стынь, и холод...
Что получилось? - сосны - плюс
На льду холодный солнца сполох.
Что получилось? - тишина,
Да звуки - ломки и хрустальны.
А там, глядишь, зима...
Она
Плывет на туче - Белой Тайной.
подражание К. М. Фофанову
Сквозь пламя дней я проходил,
Неся победную мечту.
Года прошли: вот я - один,
Вдыхаю сущего тщету,
Вкушаю терпкую печаль,
Вином страстей её запив.
Померкла солнечная даль
И стих души моей порыв.
Пусты полночные миры,
В которых дух мой ликовал.
О, с той поры!.. Там с той поры -
Скорбей кружится карнавал.
Любовь былая не поёт,
Былое больше не манит. -
Вот так закончился полёт,
Души моей ослаб магнит.
И только Светлая Мечта
Гуляет по миру одна.
У ней палящие уста,
В косу вплетенная весна.
Тебя ли, Светлая, догнать,
Как прежде, трепетно нести?
Но где же силы отыскать,
Былые где найти пути!
Тепло свечи роняет утро
На голубые плечи рек.
Но капли воска - перламутры -
Так холодны, как будто снег.
Они - рассыпчатые росы,
Гирлянды утренних берёз.
Они шипят, как папиросы,
Потушенные в каплях слёз,
Стихи поет романтик ветер,
Играя на ветвях дерев,
На охладелых листьях ветел,
Простой и горестный напев.
Листая дни, мечтает осень
О капле радостной слезы,
Которую, быть может, бросит
Нам время - на свои весы.
(сонет)
Услугой скрытности времён
От сердца, разума и зренья
Трёхосный мир и сохранён!
И, если будут в нас стремленья
Заметить времени закон,
Аннигилируем творенье
Бытья трёхмерного. - Легко
Миры всех высших измерений
Исчезнут, скручиваясь в ноль,
Когда почувствуем их нормы,
Подобно времени. Юдоль
Темна земная, но бесспорно:
Ограниченьем восприятий
Оберегает нас создатель!
Норма (матем.) - величина, характеризующая многомерный объект
Плыву, плыву я по реке,
От берегов невдалеке.
А вдоль реки, а вдоль реки, -
Бегут, бегут березняки.
Истомный зной, и тишина
Моим былым напоена, -
Всем тем, - что было и прошло...
Но так в душе моей светло!
Осока, плески вёсел, хвощ.
Весенний гам. Дыханье рощ.
Стрекоз оравы надо мной. -
Вот - милый мне предел земной.
И - по реке плыву один.
И - от былого - грустный дым.
И лишь смеются вдоль реки
Березняки, березняки...
Небес дымящееся око
Пролило первую слезу.
Туманы густо, одиноко
Бродили в солнечном лесу.
Сквозила тайная тревога
На клювах птиц. Неясна суть
Была её, и непонятно,
Зачем - дрожание листов?..
И солнца палевые пятна
В тени ореховых кустов?..
Так было страшно! Так невнятно
Шептались тени! Лес густой
Таил навязчивую думу.
Ветров тугие провода
Несли её с тоской, угрюмо
Туда, где звонкая звезда
Светила на пустые трюмы...
Ложась на грусть трамвайных звонов,
Осенний вечер проплывал
Над клумбой вянущих пионов…
Дышала влажная листва
Аквамариновым настоем
Свеченья тусклых фонарей
На усыпляющем покое
Московских блёклых сентябрей.
И ветер серою дворнягой
Метался в парках, по дворам,
Хмелея дождиком и влагой,
Стремясь устроить та-ра-рам!
И тучи, словно чьи-то мысли,
Которых время не прочтёт,
Над миром тяжестью повисли,
Наполнив страхом небосвод.
Но сладкой мукою забвенья
Осенний город был пленён,
И звонко падали мгновенья,
И был как музыка их звон.
Небо распушило хвост
Над июльским лесом.
Радуги поднялся мост
Аркою чудесной.
Шарики воды блестят
На еловых лапах.
И на личиках опят
Крохотная влага.
Липы, ели и дубы
Чисты и пахучи.
Лужи бликами разбил
Озорнишка - лучик.
Под деревьями дрожат
Птицы и зверушки.
Из-под ёлочки торчат
Меховые ушки.
Тут же рядом и лиса,
Цапля из болота.
Как гроза - она - в леса:
Мокнуть не охота!
Перепуганный косой!
Притаился заяц!
Только летнею грозой
Лисы не кусают,
И никто и никого
Даже и не тронет,
Когда первый ветра вой
Капельку уронит.
...Липы, ели и дубы
Стряхивают капли
В мох, на землю, на грибы,
И на клювик цапли.
Безропотные тихие созданья!
Где обитаете? Где ваша колыбель?
Поёт, поёт небесная свирель
Под куполом великим мирозданья...
Я знаю - скоро, скоро - ваш апрель,
Бестелые, полны очарованья...
Вот - абрис тонкий вашего крыла,
Стеклянный, розоватый, под зарёю
Переливается; вот - яркая стрела,
Испущенная кем-то... Я порою
Так ясно-ясно вижу зеркала
Куда вы залетаете... И мною
Овладевает радость пустоты,
В которой блики странные порхают,
Певучие метели... И мечты
Хрустальные порой овладевают;
И ваши тонкие небесные черты
К иным мирам мой разум приобщают.
Весною бабочка пригрелась на стекле...
Я думаю о вас, Небесные... Наверно,
Такими явлены вы на Земле,
Крылом слегка подёргивая нервно.
И серебристым пухом на ветле
Вы, зимние, прозрачны, эфемерны…
Искрится вино белых буден
Мечты золотистой строкой,
И лета грохочущий бубен
Грозой усыпляет покой.
Так хочется влаги медвяной
Садов ароматных твоих...
Войти тишиною в туманы
И песнею стать для двоих.
Лучами полдневного зноя
С лиловою тьмой поиграть,
Еловое царство лесное
Вмещая стихами в тетрадь.
Струями горячего ветра
Сплетаться в сиреневой мгле
И пламенем снов многоцветным
Цвести на сосновой смоле.
В лугах родникового счастья
С тобой заблудиться, и там
Рассыпать росою бесстрастье,
Рассеяться по временам.
Журавли потянулись на юг.
Жемчугами усыпанный лес...
По ночам от луны белый круг,
Да лишь звёздная темень небес.
Ну а днём - ни тепла, ни жары,
Только дым желтовато-седой...
И докучливые комары
Не кошмарят весёлой гурьбой.
Ярко тени гранита лежат
На болоте холодном, сыром.
Позабыла про колос межа
И тоскует о лете былом.
Много-много последних опят,
Желтоватые, как янтари...
В небе лёд загорелся опять,
И горит и горит до зари.
... И леса опустелые спят.
Обветшалые спят пустыри.
Я открою тебе небеса
Кучерявых печалей моих,
И качнутся твои полюса,
Рухнет хрупотный мир для двоих.
И опять пеной белых ночей
Буду я одиночество пить,
И хрустящим словечком «ничей»
Заедать его вязкую прыть.
Этот мир – что потерян – не мой:
Стану я постоянно внушать
И себе, и разлуке немой,
И тому, что зовется: душа.
Но печалей моих небеса
Разразятся внезапной грозой,
И сверкнёт, ослепляя, гроза
Покаянной твоею слезой!
В немом дрожании времён
Плохим подобием куста,
Где разум чувством не пленён,
Меняя сути всех имён,
К нам тянет ветви пустота.
Шипами бледных тусклых дней
Цепляясь за руку судьбы,
Она господствует над ней,
В просторах делая темней
Прозрений пёстрые столбы.
Пускает корни в чернозём
Случайных мыслей, действий, фраз,
Которые произнесём,
Припоминая обо всём,
Что мучило хотя бы раз.
И – лишь касание одно,
И сами – опустошены;
Глядим в окно, а за окном –
Зимы блестящее панно,
Цветное чудо тишины.
И – если крик, то между ним
И заоконной тишиной,
Той пустотою разделим
На там и здесь, как пилигрим
Уставший мир – стучит в окно.
Но стук в сомненьях растворён,
Как в турбулентности звезда,
И вязким оловом времён
Под звёздный лепет, тихий звон
Текут событья в никуда.
Нам пустоты не изменить.
Она – константа бытия,
Что отрицание хранит
Того, что ты есть – ты, но я
И сам не знаю, где твоя,
А где моя змеится нить
Судьбы ли, жизни – ничего
Не понимаю в пустоте.
Пройдет секунда, миг, и – вот –
Пустой вещает небосвод
Что все, кто есть – совсем не те…
Время хоронит пространство моё
В тесной могиле забвенья.
Кто-то унылые песни поёт.
Рвутся привычные звенья.
Я бы поверил, что это не так,
Новые формулы вывел.
Но обнаружил погибельный знак –
Что у фортуны на вые.
В звёздный туннель убегают года,
Искры мгновений мерцают.
Те, кто отстал – не придут никогда.
В памяти бьются сердца их.
Вижу – снега на закате горят
Алой запёкшейся кровью.
Вижу – печальный свершает обряд
Вечер, нахмуривши брови.
Милая, прошлая – из темноты,
Ты ли ко мне воротилась?
Но почему ж так суровы черты!
Ну не молчи – сделай милость!
Но расцветает в ответ тишина
Злобою, чёрным укором.
Это не ты, а другая… она!
Та – что внезапно и скоро…
Время хоронит пространство моё
В тесной могиле забвенья.
Кто-то унылые песни поёт.
Рвутся привычные звенья.
Затерялась я по синим временам
Полинявшей, тихо выцветшей секундой,
И легла моих восторгов пелена
На просторы чьей-то жизни, слабой, скудной.
По спирали ожиданий неземных,
Окунаясь смело в звёздное забвенье,
Поднялась я в тот предел причин иных,
Где мелькали дни и годы, как мгновенья.
Времена лилово-алой тишиной
На меня порой испуганно глядели,
Потому что заблистала белизной,
Ослепляя дни, столетия, недели…
Обретя и вес, и белый яркий цвет,
Из иных миров вернулась я обратно.
Но средь синего для белой места нет.
И смотрю, как жизнь чужая аккуратно
Расцвела в просторах счастья моего,
В пелене моих восторгов, чётко зная,
Что за это ей не будет ничего.
Будь же проклята, жестокая и злая!
Темнота мне поёт о тебе
Под охрипшую дудку метели.
И полно ледяных голубей,
Что ко мне от тебя прилетели.
Что расселись на ветках берёз
И воркуют мерцающим светом,
Отвечая на скромный вопрос:
Неужели ты счастлива где-то?
Но густая мелодия тьмы
Забивает прозрачные клювы
Многоцветным испугом немым,
Бесконечным терпением лютым.
И внушает душе непокой,
Заметающий время снегами
Обманувшего счастья рукой,
Усмехающегося над нами.
Но ясны в освещении снов
Позабытые милые лица.
Я твой сон обойду стороной,
Чтобы ты захотела присниться.
День зимний солнечной стрелой коснулся моего виска,
И, рикошетом отлетев, пронзил покой вечерний,
Плывущий мыслями о том, чего я так давно искал,
То красным будущим горя, то тлея прошлой чернью.
Чего искал? Чего хотел? Забыто. Птицей в небеса
Оно отпущено, теперь – зима стоит стеною,
Стремясь вечернюю зарю на копья мрака нанизать,
Чтоб ночи тёмное крыло чернело предо мною.
Я слышу – гулко, тяжело в печальной полночи пустой,
Как бьётся сердце бытия – на небе ль? под землёю?
Гоняя медленную кровь – поток терпения густой
По венам страха моего, затянутым петлёю…
Одним глотком небытия испито времени вино,
И опрокинутая ночь пуста до звона капли.
Иду, вмерзая в снег судьбы своей забытою виной,
Пока не тронутые тьмой надежды не иссякли.
Световые карусели
Под цветными куполами
И лубочное веселье
Под столами, над столами…
Ты не спишь, моя старушка...
Тяжко дышится на ладан...
Я шепчу тебе на ушко:
Так и надо. Так и надо…
То, что было – позабыли.
Что хотели – не сказали.
Разрыдались злые были
Непорочными слезами.
Но теперь – смотри – по небу
Проплывает тихой лодкой –
Что не стало солью, хлебом,
Ни закуской и ни водкой…
Закрывают окна, двери.
Громко бряцают ключами.
Все, кто ни во что не верил –
В кокон пойманы печалью.
Засыпай, моя старушка!
Не в глуши я, не в сосновой.
К панихиде ли, к пирушке,
Как и прежде, не готовый.
Вечер врачует простуду заката
Чёрной облаткою ночи.
Память лиловою тьмою объята –
Пеплом былых одиночеств.
Пламя осенней лесной лихорадки
Всё поджигает во злобе…
Дни как секунды, прозрения кратки.
Мысли и чувства в ознобе.
Когти времён, ухватившие лето,
Приступом боли разжались.
Лето разбилось в сознании где-то
На ностальгию и жалость.
Тихо пульсирует летнее сердце
В полночи дрожью осенней,
Но замирают бесшумные герцы
Утром, колеблющим тени.
И продолжается тихая осень –
Заводь покоя без края,
Солнце, подобное острой занозе,
Мглой в небесах растворяя.
Олово дней растекается тише
В тигле метельных просторов.
Знак всепрощения на небе вышит
Иглами вечных повторов.
Когда воцарился безумный царёк,
Восславились двое – Курок и Ларёк, –
Народы молчали.
Народы молчали, когда на войну
Бессмысленно выродок кинул страну,
Все были в печали.
Народы молчали… молчат и теперь,
Когда государство окрепло, как зверь
Оскаливши зубы,
Готово бедою потешиться всласть! –
Такая уж чёрная дикая власть, –
Работает грубо...
И снова беда за бедою растёт,
И вновь у подъездов толпится народ,
Несчастный, забитый!
Века он молчал, и теперь он молчит!
Терпения нить – натянулась – скрипит:
Ничто не забыто!
А ежели вдруг оборвётся она. –
Узнает героев родная страна!
на мотив А. Апухтина
Воспоминания. Воспоминания.
Где обретаете силы и рвение –
В доме скучающего мироздания?
В замке несбывшегося вдохновения?
Светом осенним, остывшим, врачующим
Вы освещаете прошлое, прежнее
И усмиряете дух негодующий,
Ставший преградой пред чувствами нежными.
Полем, озерами, рощей, болотами,
С неба хлебнувшими горечь осеннюю,
Вы пролетаете тихо. Полётами
Сердце волнуя душе во спасение.
В сумерки синие, в сумерки поздние
Часто в тревогу мою проникаете
И осыпаете искрами звёздными
Волосы ей, говоря: кто такая ты!..
Волосы длинные, волосы чёрные
В небе колышутся голыми ветками…
Прошлое, памятью позолочённое,
Падает лунными бликами редкими.
Падает, падает в темень осеннюю,
В чёрную пропасть земного страдания…
Где же забвение? Где же спасение? –
Воспоминания. Воспоминания…
Когда со дна галактик поднялся
Моих предчувствий плавающий ил,
Я погасил бессильем небеса,
Где прошлый мир кометою светил.
И отыскал в шкатулке прежних лет
Тот бриллиант, подаренный тобой,
Который, отражая млечный свет –
Что говорить – и был моей судьбой!
Но ты ушла,
и потускнел бриллиант –
Как дни, как боль, как память о тебе;
И тёмной точкой обратился мой талант –
Творить миры в полночной ворожбе.
Собрав предчувствий плавающий ил
И разбросав его по временам,
Тебя в былом рассеял, погубил,
Чтоб хорошо в грядущем было нам!
Сгорая в пламени росы, луга туманами дымились
И на космических весах день перевесил ночь.
И был так радостен восток, всем оказав толику-милость –
Смахнув ресницами лучей ночную темень прочь.
В небытие, в мечты, в ничто – он обратил былую данность.
Смыканье стрелок на часах кромсало тот фрагмент,
В котором было всё вот так – случайно, мило и спонтанно,
В музее памяти оно, теперь как рудимент!
Сырой восток рисует знак рассветной тонкой кистью в небе,
Танцуют тени облаков в объятиях лучей
На кронах дремлющих дерев, где полыхает птичий лепет
И замирает боль веков у дуба на плече.
Но почему-то всё вокруг – разобщено, несовместимо.
И нет гармонии былой – ни в небе, ни в душе.
Событий славных череда проносится всё мимо, мимо:
Удача мимо цели бьёт, причём давно уже…
День лениво доедал ягоды заката. –
Медвежонком по сосне нА небо залез.
Звёздным платьем шелестя, ночь брела куда-то
И платок лиловой тьмы бросила на лес.
В белом рубище туман шастал по низинам,
Бородатый и седой, – прошлый день искал.
Космы длинные его путались в осинах
И клубились над водой, будто облака.
Замолчало всё вокруг, словно ожидая
Что появится вот-вот из иных миров
Что-то важное для всех: /искра золотая?/
И сорвётся с бытия таинства покров.
Колдовская тишина взорвала пространство.
И оттуда полетел тёмных истин рой…
Но в лучах зари он стал быстро растворяться,
А потом совсем исчез в небе над горой.
Поглотил его рассвет, крылья расправляя
Над туманом, над рекой, над ночною мглой…
И падучая звезда – точка голубая –
Вмиг зашила небеса тонкою иглой!
По мостовым, по тротуарам
Маршировал осенний дождь,
И запад, облачённый в траур,
Сказал: ты больше не придёшь…
Цвело тревожное молчанье
Тюльпаном лопнувших надежд,
И сердцем чётко различаем
Был счастья прежнего рубеж.
А ливни пуще всё хлестали,
Шлифуя неба синеву
До остроты дамасской стали,
Косившей жухлую траву.
Горчило осени начало
Твоим отсутствием в судьбе,
И небо – плакало, кричало,
Ветрами ухая в трубе.
Другие часто возвращались
И оставляли тени зла,
Но ты их тьму не освещала,
И только в памяти жила.
Поцелуй меня, время, улыбкой весеннего взгляда,
Уколи острием темноты в непроглядной ночи.
Если было бы большее... большего, впрочем, не надо!
Да и меньшего тоже желать не имею причин.
Над бессовестным бытом, над тьмой потускневших прозрений
Поднимите меня, уходящие ввысь времена,
И последним аккордом мелодии всех невезений
Пусть звучит надо мной ослепительная тишина.
На причалах пустых никогда и нигде не встречал я
Ни фрегатов, ни шхун, цепенея от холода звёзд.
И пространство водило меня от причала к причалу,
На дороги пролив остывающей памяти воск.
Я бродил и бродил по бесцветному миру, однако –
Вспоминали меня иногда небеса, и тогда
Рассыпались предчувствия яркими искрами знаков,
Освещая последнего счастья цветные года.
Раствори, бесконечность, осколки пропавшего мира
В помутневшем растворе прошедших забытых веков,
Зачеркни на листе бытия неизбежность пунктиром
Озарений.
Пусть будет душе – и светло, и легко.
Улыбнись, бесконечность, огнями счастливых событий,
Озорными очами чудес на меня посмотри.
Без тепла твоего я скитаюсь забитый, забытый
В обездушенном мире холодной закатной зари.
Я хочу разузнать, сколько будет гулять
Этот гул, этот шум в перелесках ночей?
И когда оборвётся вины твоей прядь,
Я сожгу её,
Вновь оставаясь ничей.
Где-то там, далеко, где всё время легко -
Ты осталась, забыв переменчивый край,
И пропала лучом между туч-облаков
И не крикнула мне: «Выбирай! Выбирай!»
И гуляет по лесу, по полю твой гул,
И за память цепляется иглами дней,
Но не ты утопаешь в февральском снегу.
А другая, другая...
И я вместе с ней…
В жидком олове снов растворяемый рай
Пал тоскою на дно сероватых времён..
Почему ж ты не крикнула мне: «выбирай»,
Превращаясь в одну из забытых икон?
Кто-то утром в лесах разжигает костры,
Кто же это? – хотел посмотреть - не могу:
Слишком тени кустов и деревьев пестры.
Слишком блики остры на горячем снегу.
В небе сонный север
Плавился зарёй,
И свинцово-серый
Звёзд угрюмых рой
Опылял неспешно
В сумерках цветы,
А во тьме кромешной
Всё блуждала ты
По лесным полянам
В звёздной тишине
Сквозь дурман-туманы
В сказочной стране,
Где шептали сосны
Ведьмины слова,
И от них несносно
Пухла голова.
Отцвели по логу
В сумерках цветы.
В липкую тревогу
Погрузилась ты.
Но случилось чудо:
Полночью взошли
Для тебя повсюду
Таинства Земли.
Их коснулась нежно
Хрупкая душа.
Ты из тьмы кромешной
Вышла не спеша.
Кружит над елями коршун луны,
Мир осеняя лучистыми крыльями.
Слушают стоны дерев -
валуны.
Ночь распускается северной лилией…
Между берёз восходящая тьма -
Кольца свивает из прошлого времени.
Льётся с небес голубая сурьма
И осаждается в сердце прозрением.
Ртутные тельца полночных берёз
Хрупкие в лунном и звёздном сиянии.
Чёрная чаща…
Какой-то вопрос
Молча застыл в закоснелом сознании:
Тихо шепчу я: зачем эту тьму,
Зимние силы, в судьбе рассыпаете?
Кто мне расскажет, зачем, почему
Прошлое намертво врезано в памяти?
Но молчалива, как тень, темнота.
Хоть бы огни засверкали далёкие.
Как мне противна её немота
В мире, где все навсегда одинокие!
Чёрные птицы как будто кружат...
Чёрная ночь угождает нездешнему.
Воздух несмелыми мыслями сжат –
Тихой печалью по времени прежнему.
О, как пружинит его существо!-
Чувства пульсируют волнами-волнами -
Злое земное творит колдовство
Зимними звуками, злобных сил полными.
Так много мест чудесных. Я б пошёл
Туда, забыв о том, что было счастье.
Наверное, мне стало б хорошо,
Когда б не знал, что надо возвращаться.
Так много мест прекрасных. Я б поплыл
Туда, к былому будто непричастный,
Но вряд ли, вряд ли мне хватило б сил,
Придя обратно, к ним не возвращаться.
Закат воспоминаньями объят,
Но ведь любой рассвет – лишь тень заката.
И в будущее я поверить рад,
Когда б прошедшим не было распято!
За постоянством немоты
В просторах вечных заблуждений
Живут забытые мечты,
Блуждают их живые тени.
А на осях иных миров,
Где постигается бессмертье,
Нанизан сумрак катастроф
Земной бессменной круговерти.
Когда в дыму случайных фраз
Мелькают контуры вселенной,
Сколь ни бессвязен был рассказ,
Он будет истиной нетленной.
Но срок молчания велик –
Кому знакомо совершенство,
Непостигаемой Земли
Непостижимое блаженство.
Когда потянется сентябрь
За нитью птичьих стай,
Усни в заоблачных сетях,
Мгновением растай.
Летай на крыльях пустоты,
Раскрашенных в рассвет;
И где б ты ни был: ты – не ты,
Тебя и вовсе нет!..
И пусть отсутствием твоим
Не все обеднены…
Земное время – алый дым
Надмирной тишины.
Ты эргодический процесс
В пластах небытия,
И ожидание чудес
Творит судьба твоя.
Смотри мозаики других
Галактик и миров,
Сложи единый мир из них,
Чтоб не был он суров.
Где нет тебя, там – только ты,
И потому ты там,
Где времена тобой пусты,
Где пусто временам!..
А на Земле в кострах потерь
Пускай сгорает то,
О чём – поверь – уже теперь
Не ведает никто.
Пусть белый коготь хищных дней
Царапает всех тех,
Кому привычнее, родней
Мирок земных утех.
Нет ничего темнее звука,
Нет ничего светлее боли…
В висках стучащая разлука,
Как птица, вырвется на волю.
Пребудет близостью апреля,
Прощающей былые зимы –
С их чёрной музыкой метелей,
С их тишиной неотразимой…
А после – пёстрою весною
В лесных просторах разгорится,
Чтоб майской песнею лесною
Пронзить покоя шар, как спицей…
Нет ничего темнее звука.
В его тени уснуло время.
И память стала близорука,
От немоты времён старея.
Кто знает звук, его не слыша,
Приходит в тихое бессмертье,
Траву причин земных колыша
Ветрами слов «не верьте», «верьте».
Преграды истин разрушая,
В небытие смещая судьбы,
Восходит тихо мысль чужая
Над горизонтом высшей сути
Былых событий и явлений,
Блистая пасмурной печалью
И правдой редких откровений,
Пасующей перед молчаньем.
Зане молчанье благородней
Победно высказанной правды,
Как наступившее "сегодня"
Честней обещанного "завтра".
В сырое холодное лето
Горячие мысли одеты.
А мы в ожиданиях тлеем,
Скользя по дождливым аллеям.
И тёмная пена событий
Вскипает над тем, что забыто.
А в чёрной воде откровений
Искрятся пылинки сомнений.
Кривые зеркальные ночи
Помножат на сто одиночеств
Число отражений рассветов,
Потерянных памятью где-то.
А дней перламутровый клевер,
Бегущий по небу на север,
Рассеет пыльцу расставаний
По серым лесам расстояний.
И кольца времён разомкнутся.
Прольётся бессмертие в блюдце
Глубокой печали о чём-то,
Растаявшем за горизонтом
Того водянистого лета,
В которое были одеты
И мысли, и чувства, и даже
Земное бесчувствие наше.
Скажи, зачем тобой пусты миры?
В них без тебя – ни милости, ни силы.
Скажи, зачем ты вышла из игры
И никого об этом не спросила?
Тебя ввели мы за руку сюда,
В чертог времён, где прошлое – в грядущем
Затем, чтоб ты осталась навсегда,
И стала явь событиями гуще.
Чтоб череда нелепых дней и лет
Образовала некое мгновенье,
Которое струило б яркий свет
Иссякнувшей любви и вдохновенья.
А ты ушла за край шестых небес,
Где без тебя всё цельно и прекрасно.
Вернись, пойми, ты нам нужнее здесь.
Заполни чем-нибудь большую разность
Известных двух опасных величин,
Неявная зависимость которых
От трёх, пяти, семи, восьми… причин
В линейную войдёт совсем не скоро.
Но тензор многомерный бытия
Свернётся до числа твоею волей,
Когда вернёшься в ближние края
Под звоны поднебесных колоколен.
И тьма испепелит огонь,
когда
Стремиться будет вспять, к истокам, время.
Вернись скорей, пока горит звезда,
Как слово изначального творенья!
Цветной тишиной октября
Темнеющий день рисовал
В тетради с названьем "заря"
Свинцовой прохлады овал.
И контур нечёткий его
Врезался в лиловую тьму,
В которой брело существо,
А кто? – недоступно уму...
Возможно, прощальная тень
Прошедшей прекрасной поры,
А может, закатный олень,
Идущий в иные миры.
А может, затравленный зверь
Души опустевшей, больной -
В безверие, в сумрак потерь -
Он крался лесной стороной...
И небо струило печаль
По веткам и листьям дерев,
Покоя вечернюю шаль
На шею тревоги надев...
Стоял я среди валунов
Забвенья, дышал немотой,
Луны золотое руно
Сбирая тоскою густой.
Темнело. И лес в темноте -
Как терем судьбы - до небес,
Там, будто искристая тень,
Цвело ожиданье чудес.
Пришедшая в терем судьбы
Осенняя гулкая ночь
Качала осины, дубы,
Не в силах тоску превозмочь.
И хлопнула в тереме дверь,
Рассыпалась тьма на куски,
И шедший в безверие зверь
С рычаньем оскалил клыки...
Стекло весенних дней
Сияет бирюзою,
Становится светлей
Апрельскою слезою.
Промыто тишиной
И вакуумом звука,
Прозрачное оно,
Как с юностью разлука.
Я вижу сквозь него –
Смелеющее солнце
И бледный небосвод,
Ленивый, полусонный…
Морозных дней смола,
Под солнцем разогрета,
С весеннего стекла
Стекает в блюдце лета.
Душистых вечеров
На дне его чаинки.
А к чаю – всем пирог
Со звёздною начинкой…
Стекло весны дрожит
На сквозняке событий,
И кажется, что жизнь –
Нова и неизбита.
И сквозь него – она
Светла и невесома.
Но всякая весна –
Увы, не аксиома!
Собери все пожитки – и в путь, и в путь –
По Сибири ли, по снегириному свету,
Воскресая под каждой лесной сосной,
В календарный простор восходя весной…
Если встретишь в пути ты кого-нибудь,
Напевай ему весело песенку эту:
По звериному следу иду-бреду,
Утопая в созвездьях звенящего снега.
На иголке мороза танцует мгла
И таёжных огней не слыхать тепла.
Я былого костёр не могу раздуть.
И роняю звезду с полуночного неба…
Что ни звук, что ни бред – то с небес привет.
И смеются мой мир осудившие судьи.
Даже если б мой путь оказался прост –
За погостами новый растёт погост.
До рассвета не видно… Просвета нет.
И всё дальше и дальше – от смысла и сути.
Но… бери все пожитки – и в путь, и в путь –
По Сибири ли, по снегириному свету,
Воскресая под каждой лесной сосной,
В календарный простор восходя весной,
Если встретишь в пути ты кого-нибудь,
Ты пропой невесёлую песенку эту…
За первой вселенной, наполненной светом
Твоих озарений, мерцает вторая.
И маленький мир мой, потерянный где-то
Среди одиночеств, тоской догорает.
Стремится кометой к пределам чудесным,
В которых ты празднуешь светлые даты –
Побед над случайным и над неизвестным –
В чертогах времён обитавших когда-то.
И снова, в кружении переплетаясь,
С тобой отражаемся в энных просторах,
И нам улыбается тайна святая,
Постигнуть которую сможем мы скоро…
Алмазным потоком вливается вечность
В слегка помутневшую реку забвенья,
И волны качают легко и беспечно
Не то наши души, не то вдохновенья…
А наши миры, столь далёкие в прошлом,
Вдыхают теперь непохожесть друг друга,
И то, что казалось совсем невозможным –
Становится былью – твоею заслугой.
Лучистые вина грядущих событий
Легко разбавляешь ликером былого,
И звёздный бокал их, никем не испитый,
Ты мне подаёшь, не роняя ни слова.
На зимнем холсте, потонувшем в квадрате
Оконной морозной густой синевы,
Декабрьская ночь суетилась во мраке
Под сиплые звуки метельной молвы.
Синицей в окно постучавшее утро
Склевало с ладоней рассвета звезду,
И время, густевшее быстро и круто,
Декабрьским деньком растеклось по холсту.
И краски застыли, но воды пространства
Размыли узоры морозного дня.
И сумерки лезвием лунным бесстрастно
Очистили холст, пустотою маня.
Небес потухающий взгляд...
И дни – серебристей и тоньше.
Замедли движение, гонщик
Времён, по планете Земля!..
И в солнечных сонных сетях,
Забыв о грядущем бессилье,
Забился крылами сентябрь,
Но в тучах запутались крылья.
Влажнее, воздушнее высь,
И Север всё ближе и ближе,
Лучистой прохладою вышит,
Как жалостью – грешная мысль.
И пламенем снежных секунд
Охвачена память о лете –
Цветной полинявший лоскут,
Просроченный счастья билетик…
Весны сквозная синь.
Светящаяся истина.
Застенчивость осин,
Прозрачная, лучистая.
Кораблики тепла
По морю стыни плавают,
И теплых дней расплав
Стекает с неба лавою.
Весны блестящий диск
Вокруг меня вращается,
И мир, суров и льдист,
На части разрезается. -
На щебетанье мглы,
На пенье ручейковое,
На воды рек, светлы,
Что были стужей скованы...
И солнечным стеклом
Леса переливаются,
Как память о былом,
Всегдашняя, живая вся!
А солнце - просто дым,
Оранжевый, берёзовый
Над мартом молодым,
Над снегом бледно-розовым.
Виждь! вон там, в тумане заоконном,
Времена, как воины, глядят,
И гарцуют сытые их кони,
Выбивая щебень круглых дат.
И дрожит, пробитая копытом,
Влажная осенняя земля.
Раз удар – и прошлое забыто.
Два удар – и снова всё – с нуля!
Апрель покупает билет для меня
На поезд до станции «Осень»,
Куда отправляюсь, мечты разменяв
На воздух и дым на морозе.
Бегут полустанки мерцающих дней,
Быстрее, быстрее, быстрее;
И солнце в оконцах уже холодней,
И прошлое даже не греет…
И нет остановок, а старый вагон
Несётся, несётся, несётся
И делает новый и новый разгон
Навстречу закатному солнцу.
Уже не приносят ни чай, ни коньяк. –
Уволены все проводницы.
Но знаю – на станции «Осень» – не так:
Там есть ещё – чем насладиться!
Светились полночи апрелем,
Цвели прозреньем времена.
Они в огнях весны созрели,
Роняя в вечность семена...
И дней ручьистых перезвоны,
И шёпот тёплых вечеров
Пытались нам открыть законы
Непроницаемых миров,
Где разговаривает небо
С Землёю птичьим языком,
Где тает в марте первым снегом
Необратимости закон.
Где оживают камни истин,
Вдыхая звёздные ветра,
Где облетают скорби листья
С сухого дерева утрат.
Где бесконечное – конечно!
Где, разложим по степеням
Тревог,
смеётся мир беспечно,
Смотря в лицо грядущим дням.
И лиловато-серебристый
С небес я слышу смех его…
А май стоит, такой лучистый!
Как волшебство!
Как божество!
(триолет)
Пространство – функция ума,
Преобразующая время
В мечты, события, прозренья.
Пространство – функция ума!
И пусть сомнений в этом – тьма,
Но даже в энных измереньях:
Пространство – функция ума,
Преобразующая время.
Последний летний день с небес слетел,
Прохладно стало тёмными ночами.
На мягкую листвяную постель
Покой ложился тихими лучами.
Простор лесов прозрачнее, светлей.
Гуляют переливчатые блики
По сумраку пустеющих аллей
Под журавлей прощающихся клики.
Рядится осень в алые шелка,
И ветры, как осипшие свирели,
Свистят, и гонят, гонят облака
По выцветшей небесной акварели.
Ах, осень, осень... ты ли это? Я ль
Попал в твои холодные объятья?
И – понимаю:
Если есть печаль, –
Она приходит в самых ярких платьях!
Что буду я делать весной?
Наклею на чувства листочки,
Твой голос, как поле, льняной
Заставлю цвести в моих строчках.
Оранжевых бликов семье
Пошлю приглашенье в свой терем.
В его малахитовой тьме
Чтоб не было места потерям.
Что буду я делать весной?
Вино из черешневых мыслей,
Напиток покоя лесной,
Слегка от забвения кислый.
Мгновений кусающих рой
Потонет в потоках сирени,
Окажется тихой строкой
Какого-то стихотворенья.
Что буду я делать весной?
Сшивать временами пространства?
Взойдя на порог неземной,
К астральному буду пристрастный?
…А ивы речные глядят
В парные закатные воды,
И вечер, лучами объят,
Спускается тьмой с небосвода.
И мир – как обычно – ничей,
Весенний ли, зимний, осенний.
Порхание дней и ночей,
Сплетение света и тени.
Стекает утро вязким солнцем
С покатых крыш,
И день стоит над горизонтом,
Кудряв и рыж.
Осенней солнечной слезою
Позолочён,
Он ловит блик под бирюзою,
Хрустит лучом.
Зерном печали кормит небо,
Молчит оно,
Глотая, словно крошки хлеба,
Её зерно.
И пусть сентябрь горчит повсюду
Сырой строкой,
Но этот день подобен чуду,
Живой такой!
И льются тихие просторы
Струёй времён
На бесконечные повторы
Иных имён.
На недовольное шептанье
Тоски земной,
На все предчувствия и тайны
Судьбы иной…
И что ему угрюмый невод
Земной тоски,
Когда задумчивое небо
Кормил с руки!
Когда тяжело тебе
И ноет былая боль,
И веры в твоей мольбе -
Жестокий и чёткий ноль,
На шее - петля пространств,
По венам - ножи времён,
И тянут сознанье в транс
Магниты былых имён, -
То знай - от тебя ушла -
Ушла, как уходит день,
Твоя световая мгла,
Твоя вековая тень:
Ушла от тебя она
К другому ли, в пустоту -
Не важно. В окне весна
Иная,
А ждёшь всё ту...
Хоть сам ты давно не тот.
И та - уж давно не та,
Но ты без неё - никто! -
Несчастие, пустота!
По скорбным пустым годам
Рассеешь пылинки чувств,
Не сможешь понять, когда
Веселие или грусть,
Когда не найдёшь в себе
Себя и былую боль,
То та, кто нужней тебе,
Вернётся, чтоб стать судьбой.
Очнуться далёкой планетой,
Забытой своею звездой,
Летящей куда-то и где-то
Над тёмной вселенской грядой.
И видеть квадраты и кольца
Тебе неизвестных времён,
Звенящие как колокольцы
Забытых, но звонких имён.
Встречая вторичные дали,
Забыть о первичных навек,
О том, что тебя называли:
Любимый ты мой человек.
И знать, что какого-то завтра
Не будет уже никогда.
Сомкнётся кромешная правда:
Я – глина, песок и вода…
В моих стихах - нет слова "мама".
И слова "папа" - тоже нет.
В них дым кадил и свет тумана,
Неповторимый тусклый свет.
В них погибающая совесть
И тень погубленной страны -
В иной предел уводят,
То есть,
В миры забвенья, тишины.
Где время тихо отдыхает
В переплетенье спелых трав
И наполняет явь духами
С ума сводящих, злых отрав.
И в чаще той, которой нету,
На одиноком старом пне
Сидит,
В лесные мхи одето,
Былое
С думой обо мне.
Но я его уже не вижу.
И нет его в моих стихах.
…Штрихует дождь земную жижу,
И меркнет всё в косых штрихах.
Курила полночь дымный ладан
Клубами едкой темноты
И наполняла майским ядом
В ночи живущие мечты.
И дым к востоку поднимался,
И в небе змеем извивался,
По звёздной речке проплывал
В густое озеро рассвета,
Где светом день плескался, ал,
Грустила бледная комета.
И белой лилией цвела
Ночная тишь, во тьме светла.
Но кто-то шёл, шептался с кем-то:
По лесу тихие шаги
Прошили тьму невнятной лентой.
Пространства утренний изгиб,
Свивая в кольца свет туманный,
Надел на лес их,
На поляны –
На остро-тонкий стержень тьмы…
И стали млечными просторы,
В них робко птичьей кутерьмы
Огонь затеплился, в котором
Сгорала, плавясь, тишина,
Куреньем полночи пьяна.
Когда ушла ты в ночь из дома моего,
Свечение времён сверкнуло и погасло,
И задрожал хрусталь забытых мной тревог,
По рельсам белых дней текло, пролившись, масло...
В петле из ста проблем повесился мой мир
И смерти всех удач, как яд, вошли под кожу.
И бряцала весна на струнах старых лир,
Расстроенных тобой и мною, впрочем, тоже!
А ты брела по дням в скрещении лучей,
Которые всегда светили нам обоим,
И звал тебя покой, просторный и ничей.
Ведомая судьбой, сама была судьбою!
По небесам сердец, забытых и пустых,
Прошла огнём побед над суетностью дольней
В края высоких снов, как детский мир, простых,
Где духу твоему и легче, и раздольней.
Хоть не было меня в пространстве снов твоих,
Ты кольцами ночей сплетала зыбкий невод -
Ловить мечты мои, где был с тобою в них,
А после воскрылять в сновидческое небо.
Где небо бело, как мел,
Где с тёмной водой канал –
Без цели, мечты и дел –
Там некто один стоял.
Пусть светлая быль – темна.
А тёмного – ярок след.
Но та, кто во тьме одна –
К нему выходи на свет!
Пусть капает звёздный воск
На чёрную гладь воды
И слышатся речи звёзд
Как слово одной звезды,
Сшивается чернота,
Без ножниц и без иглы,
Из белых времён холста,
Из локонов светлой мглы,
И в злой паутине дней –
Звенящая болью грусть,
И в мятном дыму ночей –
Запутались сотни чувств,
Ты помни – одна вода
Жива, и хранит в себе
Тот мир, где поёт звезда
О чёрной земной судьбе.
Ночная ящерка души!
Такая слабая, слепая.
Беги во тьму,
Спеши, спеши -
Испуг на лапки рассыпая.
Вонзает в землю
злой рассвет
Свои отравленные стрелы,
И ты во тьму своих побед
Стремишься к дальнему пределу.
В зрачках безжалостного дня -
К тебе - и ярость, и презренье.
Твой путь - не путь его огня.
Ты ночи ртутное творенье!
Ночная ящерка души,
Тоской дышащая закатной!
Во тьме, где топь и камыши,
Тебе спокойно и приятно!
Но день, безжалостен и сух,
Ночной души не пожалеет
И опалит весельем дух,
И станет счастье горя злее!
Где ты бродишь? Где лучится
Памяти твоей слеза?
Где роняешь слов зарницы?
В чьи глядишься небеса?
– По высоким звёздным тропкам,
По тончайшей вышине
Я брожу, гляжу, как робко
Ты стремишься ввысь ко мне.
В чащах лунных, в чащах звёздных
Ты почти и не видна,
И моей печали гроздья
Поглощает тишина.
– Милый, помнишь, мы блуждали
По фиалковой весне?
Синеокий, бело-алый
Мир светился, как во сне.
Да, я помню – майской ночью –
В небе звёздные цветы
Рассыпали многоточья,
Где гуляли я и ты.
В пенном облаке сирени
На свирели тишины
Ночь играла…
Наши тени
Были переплетены...
А потом хрусталь рассвета
Проливал весенний день…
Где же, где теперь всё это? –
Только память! Только тень!
– Успокойся. Не печалься.
Слышишь, время ожило:
И кружится в быстром вальсе,
И дрожит миров стекло.
Вижу, скоро разобьётся.
И тогда в предел иной
Полетишь, как в темь колодца,
Вновь окажешься со мной!
Снег устал под тоскою кружиться.
Просит смеха сиреневый снег,
Потому что печальною птицей
Бьётся в сетке секунд человек.
Потому что и сами секунды
Снегопадом бескрайним идут,
Покрывая поспешно цикуты
Ядовитых от счастья минут.
Снег – темнее, чем память о снеге,
Снег – невнятнее мысли о нём.
Огоньками порхая на небе,
На земле он не станет огнём.
Может, нет его вовсе, а то, что
Называем снегами – лишь связь
Между будущим нашим и прошлым,
Обитающим где-то, лучась.
Но - ни вздоха, ни горького смеха…
Только тихо поёт темнота, –
Голубыми секундами снега,
Будто светом времён, повита!
(триолет)
И смерть, и жизнь, и красота
Умом совсем неуязвимы.
Достойны чистого листа –
И смерть, и жизнь, и красота.
Покуда смысла полнота
На части ими разделима,
И смерть, и жизнь, и красота
Умом совсем неуязвимы.
(триолет)
Смотрю я только на восток -
На жемчуга рассветных далей.
Читая новых дней листок,
Смотрю я только на восток.
Чтоб не казался мир жесток
И ярче мысли расцветали,
Смотрю я только на восток -
На жемчуга рассветных далей.
(триолет)
Цветы ночного беспокойства
Повиты лентою зари.
Мне в чаще сумрак подарил
Цветы ночного беспокойства.
Во тьме – тревожней мира свойства,
Но утром – на восток смотри:
Цветы ночного беспокойства –
Повиты лентою зари!
(триолет)
Дыша болотными огнями,
Цвело предчувствие чудес.
Покой листал печаль небес,
Дыша болотными огнями.
Когда простор играл тенями,
Я замечал – и там, и здесь:
Дыша болотными огнями,
Цвело предчувствие чудес.
(триолет)
Я повторяю слишком часто:
Любимый тьмою, любит свет…
О том, что в миге – сотни лет! –
Я повторяю слишком часто.
И, понимая, что несчастья
Без счастья в дольнем мире нет,
Я повторяю слишком часто:
Любимый тьмою, любит свет.
У темноты особый блеск,
Особая звезда.
Мерцает странный арабеск
В лучах её всегда.
За каждой новой темнотой –
Иная темнота
Скрывает белый свет густой
И все его цвета.
И в каждой то, что может быть,
А может и не быть –
И горний мир, и смрадный быт,
И бабочка судьбы…
В густой блестящей темноте
Огнями сны цветут
И украшают на холсте
Событий – наш уют.
Над городами, над землёй,
Где не был человек,
Витает тьма липучей мглой,
Туманом чёрных рек.
У темноты особый вкус,
Особый аромат.
Я ими от себя лечусь.
Они слегка пьянят,
Легонько давят на виски,
И я во тьму иду,
Времён потерянных куски
Сбирая на ходу.
У темноты особый блеск,
Особая звезда.
Мерцает странный арабеск
В лучах её всегда.
Покой. Движение. Покой.
Огней шипящая печаль.
Над обесточенной рекой
Времён ржавеющая сталь.
И только вздох. И только стон.
И только… больше ничего.
Но открывается закон –
Причин случайное родство.
И если есть и хлеб и соль.
И если в чаше есть вода,
То молчаливей будет боль
И бессловеснее беда.
Молчанье – белое, как ночь.
И расставание – как день…
Но счастья,
..................что не превозмочь,
Уже воздвигнута ступень.
Он шёл от хаоса к порядку,
Взрывая звёздные миры,
И внёс случайную загадку
В законы строгие игры,
Которым слепо подчинялись
И все вершители судеб,
И вызывающие жалость -
Все, кто бы ни были, и где б!
По граням хрупкого бессмертья
В пространство истин он прошёл.
Кто сомневается - не верьте!
Кто верит... тоже хорошо...
На первой истине споткнулся,
А на второй упал туда,
Где в ритме солнечного пульса -
В трёхмерном мире шли года.
Случайны стали все событья,
Когда-то вызванные им
Из тьмы послушного наитья,
Которым сам он был храним.
И снова хаос беспределен.
Загадка сделала своё:
Кружатся времена без цели
И замирает бытиё.
И раньше пришла... и раньше ушла...
И силы понять – негде взять.
"Зовут, – говорила, – пора: дела.
Забудь и начни опять…
С тобой, – прошептала, – мои слова
И горький бессмертья вкус.
Огонь и ветра, и полынь-трава.
И дней обветшалых груз".
Прощание белое, как туман.
Весла приглушённый плеск.
Молчание. Шёпот лесных полян.
И полночи звёздный блеск.
Я знаю – прозрачная, как стекло,
Играя тенями крыш,
Легко чередуя: темно – светло,
Теперь предо мной стоишь.
А где-то в воронку погибших дней
Стекает былая мгла.
На тысячу добрых сердец родней
Ты в ней для меня была.
Погибшей в 2012 году подмосковной Алексеевской роще посвящаю...
Мне вернуться бы в тот ельник,
Где гуляет в тишине
Юность –
солнечный бездельник,
И спешит покой ко мне.
Где стоит хрустальным замком,
Возвышаясь до небес,
Обретённое внезапно
Ожидание чудес.
Чтобы гул моих печалей
И печальный стон разлук
Уместились бы случайно
В кукушиный робкий звук.
Тёмно-мшистые тропинки
Увели б меня туда,
Где светились, как дождинки,
Позабытые года.
Там – зима ко мне лавиной
Перламутровою шла,
И весной наполовину
Для меня уже была.
Там лучами любопытства
Было всё озарено,
И сто раз я оступиться
Мог... а было всё равно.
Хоть забыты все тропинки,
Я брожу, покой храня,
И грибами из корзинки –
Юность смотрит на меня.
Две звезды у тебя в королевстве ночей.
Там уснуло пушистое снежное время,
Замирая котёнком на левом плече
У пригретого солнцем лесного апреля.
Чтобы тени разлук не казались темней,
Звонкой музыкой эльфы наполнили чащи.
И рассыпано прелое золото дней
В погребах пустоты, в тишине восходящей…
На второй высоте, там, где облачный бог
На апрельской струне увлечённо играет,
Нам с тобой приготовлен рассветный пирог,
Сладкоежкой луной объедаемый с края.
Посмотри, как густеет желания мёд,
Проливаясь в бокалы пространства восторга;
Улыбаясь, со скипетром солнца идёт,
Новый день по небесной тропинке с востока.
И встречают его светляки – васильки,
И вращается ось одинокой планеты,
Друг от друга где так далеки-далеки
И влюблённые души, и просто поэты.
Не грусти, не грусти, и свечу потуши.
Потому что свивается радуга счастья.
Где и сумрак, и свет – там рождается жизнь,
И вторая, и третья за ней в одночасье!
- 1 -
Зима говорит о вечерней звезде,
О вскинувшей чёрные крылья беде,
О праве не быть никогда и нигде
Неправой, и невиноватой.
В избушке ночей обитает она,
Где льётся на крышу с небес белизна,
И гулом метелей в лесах сожжена
Холодная свечка заката.
Весна говорит о тебе, о тебе,
На птичьем наречье в лесной ворожбе,
Листая цветные страницы в судьбе
И радуги снов зажигая.
А я – молчалива, я знаю, что ты
Апрель, окрыленный бессмертьем мечты,
Такой, как во сне… ты такой же почти.
Я тоже почти...
не другая!
- 2 -
Возьми моё хмельное небо
В свои апрельские лучи
И в песни тающего снега
Его молитвы заключи.
Пускай птенцы весенних бликов
В ручьях щебечут до поры,
Когда мой мир, в мечты пролитый,
Бессмертья принесёт дары.
И ты, в оранжевое счастье
Одетый, станешь каждый час
В моих очах пожары страсти
Встречать,
горящие для нас.
За кружевами белизны
Густое таинство заката
В смущенье льдистой тишины
Тоску пьянит огнём муската.
И лиловеет белизна,
На плечи вечера спадая.
Устами тьмы, устами сна
Целует небо стынь седая.
В морозных токах декабря
Луна свои полощет перья.
Тревожной полночи снаряд
Зима взрывает в подреберье.
И миллион живых миров
Во мне сливается в единый,
Который страшен и суров
Своей бездушной сердцевиной.
В котором нету божества
И нет времён преображенья
В живые мысли и слова,
В души свободные движенья.
Сквозь шёлковый июль светился август,
И солнца потускневший аметист,
И жизни потемневший спелый лист –
Так тяжелы! Так запах летних трав густ!
Но сколь легки и память о тебе,
И шторы дней, прикрывшие те вёсны,
Когда ещё горяч был ток венозный,
Струящийся в твоей-моей судьбе.
Когда весна легко и беспристрастно
Звала к тому, что будет впереди.
И время оживало на груди
Забывшего про горести пространства,
А впереди… разъятие судеб,
Сплетённых во единый жизни стебель.
А впереди… расколотое небо
И ёмкое короткое: нигде…
Теперь другие дни свободы ищут,
Где нет давно тебя или меня,
Как нету ни пожара, ни огня
На выжженных страстями пепелищах.
Но память воскрыляет пустоту,
И к нам она как будущность слетает,
И дней былых испуганная стая,
Взлетая, гибнет, гибнет на лету!
Вплетается страха пурпурный цветок
В бесцветные пряди сомнений,
И строит бессмертье над Летой мосток
В края неземных вдохновений.
Там тихо беседуют наши мечты,
Мерцая на звёздных ресницах,
О том, что мы счастливы были почти,
Земные бескрылые птицы…
Там сонно целует простор тишина,
Вселенским покоем омыта.
Там горесть забвением сожжена
И ласковы лики событий.
Звенят колокольчики звёздных сердец
В сердцах одиноких поэтов,
И время чудес, как жучок-плавунец,
Плывёт от планеты к планете.
И сойка чудес, и пчела вдохновений
Ночуют в тумане знакомых ресниц.
И гений мечты, переменчивый гений
Блуждает в стране позабытых страниц.
Но мысли и чувства, одетые в строфы,
К нему отправляются тихой тропой,
И разум его – озарения профиль –
Любуется каждою новой строфой.
Шептание слов, разговор междометий,
Журчание ритма – доносят ему
Берёзовый голос плакучести летней
И сиплую осень в листвяном дыму,
Когда, восходя в небеса расставаний,
Мечту обращал я в холодную мглу,
Бессильно теряя в закатном тумане
Пичугу чудес, вдохновений пчелу…
Теперь рассыпается хрупкое время,
И чёрные птицы слетают с ресниц,
И в клювах приносят ко мне откровенья
Удушливой правды газетных страниц…
И сойка чудес, и пчела вдохновений
Теперь обитают в забытых мирах.
И гений мечты, переменчивый гений –
Лишь только сомненье, лишь только мираж.
Я вижу, как время гуляет по небу,
Легко поднимаясь по звёздным ступеням
Туда, где живёт одинокая небыль…
Где брошен в галактики вечности невод -
Ловить золотых пескарей вдохновенья.
В тех омутах звёздных так много земного,
Так много там плещется юного счастья,
Так много знакомого, сердцу родного,
Что кажется быть и не может иного,
Чем то, что встречаем привычно и часто.
Но тени событий там столь многоцветны!
Там всякая радость смеётся лучами
Добра, и всё жуткое кажется бледным.
Взрастает бессмертье квазаром несметным
Из той пустоты, где живучи печали.
А мы, согревая у печки покоя
Промокшие ливнями горестей души,
Небрежно к щеке прикоснёмся щекою,
В окно поглядев, скажем: небо какое!..
Как тихо! – шепну я. – Ты только послушай.
В еловой весне новый день воскрес.
Он рос. Небеса тяжелели.
И треснуло в полдень стекло небес.
Осколки упали на ели.
На блики рассыпался небосвод,
Лиловые тени пригладив.
И солнечный лился на землю мёд,
Густея в хрустальной прохладе.
Струился по мху, пробираясь там,
Где скользкая тьма приютилась,
В забытые сказкой навек места,
И слизывал зимнюю стылость.
Но в блюдце коралловой тишины
Во снах растворился под вечер,
И ночь расплескала цветные сны
На хрупкий покой человечий.
Я видел, как зажжённая зарёю,
Горела ярым пламенем роса
И над травой, спешащая за роем
Каких-то мошек, мчалась стрекоза.
Переливаясь радугой, сверкала,
Разбившись отраженьями в росе;
И понял я, что целой жизни мало –
Увидеть мир во всей его красе.
Обесцвечены летние полдни белым кружевом воспоминаний.
Истлевают в огне прошлых вёсен исцеляющие вдохновения.
И просторы событий прошедших наполняются детскими снами.
И становятся годы – часами, а часы – как секунды, мгновения.
...Где же ты, долгожданное чудо драгоценного дара Грааля!
Где же вы, дорогие минуты раздроблённого будущим прошлого?
Слышу – души деревьев о чём-то бесполезно и долго скандалят!
Слышу – небо смеётся над чем-то, и дожди проливает над рощами.
Бесполезно. Никчемно. Пустынно. Ни приметы пустяшной, ни знака…
Пляшет лучик полдневного солнца по листве, по земле да по лужицам.
И хоть кажется – тени былого не гуляют по лесу, однако,
В совмещении света и мрака что-то очень знакомое кружится.
То ли память играет с мечтою? То ли мреет болотная влага?
Подхожу я поближе – под елью – замечаю лиловую бабочку.
Между прошлым, грядущим кружиться – ей последнее тихое благо.
Этой крохотной искорке счастья не погибнуть в забвения баночке…
Замолкающим птичьим хоралом разукрашен застенчивый вечер.
Бирюзовая дымка покоя ниспадает на суетность летнюю.
Замедляется в сумерках время, и мирок этот, кажется, вечен.
Я в иллюзию эту поверю, к сожалению, что не в последнюю.
Рассыпается хрупкая вечность многоточьями праздников, буден;
И сверкают осколки прозрений на квадратных полотнищах истины.
И безумие прожитой жизни ударяет в невидимый бубен,
И судьба, подытожив былое, всех приводит к разрушенной пристани.
Двери срывает с петель
Ветер, гуляет в лачуге.
В окна ворвётся метель –
Светлая память о друге.
Друг мой любимый, скажи,
Где же погиб ты однажды?
Близкие нам две души
Так изнывают от жажды!
Долго брожу по лесам,
Но, ощущая тревогу,
Крик возношу к небесам –
Боль и смятение – Богу...
Двери срывает с петель
Ветер, гуляет в лачуге.
В окна ворвётся метель –
Светлая память о друге.
Раскольцованы времена
Раскалённостью прожитого.
Мысли пишут мне письмена
Из внезапного, из другого…
И границ, и пределов нет
Ни случайностям, ни законам.
И скучает лампадный свет
По молитвам, да по иконам.
Параллели весны иной
Опоясали мир привычный.
За стеною ли, за спиной,
За отчаяньем – плач скрипичный.
И не то чтобы старость вдруг.
И не то чтобы нет исхода.
Просто чей-то ни враг, ни друг
Не дождётся уже восхода.
Весна возвращается белой стрелой,
Небесной, воздушной, крылатой,
Пронзая ледовый звенящий покой
Кристально морозных закатов.
И тихо бегут по полям, по лесам
Лимонные сполохи марта;
И дни, расправляя свои паруса,
Срываются с зимнего старта,
Плывут и плывут осиянные дни
По небу, по солнечным водам
Туда, где мечты разжигают огни,
Где пьяные мреют восходы.
Там бликами полный блистает апрель,
Мерцает и пляшет по лужам
Под шорохи мглы, под лесную свирель,
Нелепо, смешно, неуклюже.
И ландыш, собрав ослепительный май
По каплям росы на листочках,
Поспешно уходит в июневый край
Последней весеннею строчкой.
Холодной влагой северных широт
Пропитаны просторы снов и память,
Чей путь к тебе недолог и широк,
Неназванная страсти именами.
К тебе, чьи песни знает наизусть
Медвяным светом осиянный север,
Куда течёт река с названьем Грусть
И где отцвёл недавно терпкий клевер…
О северная светлая стезя,
Овеянная вересковым дымом!
Вернуться на стезю, увы, нельзя,
Лишь памятью такое достижимо.
Как не постичь случайностей в судьбе,
Не предсказать того, что будет с нами –
Так не остаться, прежняя, тебе
Неназванною страсти именами.
Суровой краскою разлуки
Ты рисовала дни мои,
Найдя покой в минорном звуке,
Вещавшем о небытии.
Времён задумчивые души
Глядели, молча, на тебя.
А я стоял,
смотрел и слушал,
Как ты рисуешь,
не любя…
Потом – я помню – шёл куда-то,
В простор иных страстей и чувств,
И пламя раннего заката
Во мне спалило злую грусть.
Потерь звенящее пространство,
Едва пополнившись тобой,
Так упоительно и страстно
Довлело над моей судьбой.
Но в зеркалах моих печалей
Не ты одна отражена,
А все, кто плакали, кричали,
Когда рождалась тишина.
Той тишины я не забуду.
Она как в солнце первый снег,
Ко мне приходит ниоткуда,
Потом прощается навек.
На два куска кромсают время
Часов двоящиеся души.
В них – голос вечности – послушай,
Он открывает нам прозренья.
Гляди, как блещет амальгама
На зеркалах вторичных истин. –
В них отразима чувств и мыслей
Перенасыщенная гамма.
Мельканьем бабочек летящих
Влекут цветные отраженья,
Создав иллюзию движенья.
Они объёмны и блестящи.
Из пустоты, из ниоткуда,
Круша ряды былых гармоний,
Небытие слезу уронит,
Вздохнёт,
и вдруг возникнет чудо.
Цветочки, цветочки…
И чёрная лента.
В глазах огонёчки
Остывшего лета.
В нем зеркало жизни
Задёрнуто шторой.
Иссохшие мысли.
Потухшие взоры.
Как было – не вспомнить.
Что будет – не знаю.
Объятия комнат?
Тропинка лесная?
Цветочки, цветочки
Поникли, завяли.
Забрызганы строчки
Янтарной печалью.
Голубка под солнцем.
Опавшие листья.
И солнце в оконце
Осеннее, лисье.
И так одиноко,
И так безвозвратно…
Что будто бы много
О многом понятно.
Из осени, из ветреной тоски,
Пронзая паутину белых буден,
Оно рождалось, мыслям вопреки,
И воле вопреки...
И то, чем будет –
Во что преобразуется оно,
Когда зима прольёт на землю пламя
Слепящей солнцем снежной тишиной,
Восставшей, как проклятье, между нами, -
Меж тем, кто мною был ещё вчера
И тем, кто, может,
будет мною завтра –
Понять не позволяют вечера,
Лишенные предсказывать азарта.
Понять не позволяют злые дни
И утра пожелтевшие, и ночи…
Осенние туманные огни –
Свидетели остывших одиночеств –
К чему ваш безнадёжный липкий свет!
К чему тепло! К чему, к чему всё это!
Когда змеёй шуршит в сырой листве
Загадка? Ощущение? Примета?
Что за птица кричала в ночи?
И к чему эти шорохи, вздохи!
Промолчи обо всём, промолчи,
Позабыв о неправде эпохи.
Кто устроил такой маскарад,
Где смешались и смех, и рыданья!
Где в кострах, полыхая, горят
Справедливых судеб ожиданья.
Что за птица кричала в ночи,
Имитируя злую тревогу?
Но тревога бездушно молчит,
Превращаясь в печаль понемногу.
И по чувствам пульсирует ночь
И в сердца проникает свободно.
И способна весь мир истолочь
Тяжелеющая безысходность.
Февраль. Играет небо в бадминтон,
Ракеткой мглы подбрасывая солнце…
Одетый в снежно-льдистое манто,
Кивает лес в морозное оконце
Избушки, где живёт февральский день,
Танцующий, смешливый, синеглазый:
В избушке даже крыша набекрень
От топота весёлого и пляса!
И стены той избы не изо льда –
Из воздуха, который крепче стали,
А окна – многоцветная слюда
Времён, смотрящих в палевые дали.
Туда воланчик-солнце упадёт,
Когда вдруг небеса играть устанут…
Потом придёт полночный лунный кот
И слижет с неба звёздную сметану.
Перспектива спокойных событий,
Точно август, туманна, густа,
И свечением грусти омыты
Позабытые детством места.
Проливается тихое солнце
На листву моей памяти бронзой.
Оживляются воспоминанья,
Сопрягая вчера и теперь,
Замыкая в круги расстоянья,
Уводящие в темень потерь;
Но облитая бронзою память,
Облетая листвой, засыпает.
И зима, заполняя просторы
Ожиданием тихого сна,
Опускает бесчувствия шторы
На стекло временного окна,
Перспективу событий сжимая,
Непокорная, злая, живая.
На поля бесконечной разлуки
Выпадает забвения снег,
Приглушая и краски, и звуки –
До весны ли? на год ли? навек?..
Но прощальное зимнее слово
Не готово ещё, не готово!
Апрель! Как дорог выдох твой
Лесной мерцающею дымкой…
Когда огонь чудес живой
Горит лучом над каждой льдинкой,
Когда в прозрачных сосняках
Гуляют палевые пятна, -
Под звонкий лепет ручейка
Мечтать особенно приятно.
Когда все дни, как мотыльки,
Розовокрылы, невесомы;
Уму и зренью вопреки,
Всё непонятно, незнакомо.
Апрель! Твой мир неуловим.
Он в книге тайн – то нуль, то прочерк.
Он между чувств!
Он между строчек!
Кто в нём – тот навсегда не с ним.
Осколками смеха повесы-паяца
Слетая под купол печалей земных,
В сердцах растворятся, во снах приютятся,
И в тихом сиянье дождутся весны.
И каждый молчит, но молчанием жив он,
И каждому снятся апрельские дни,
Когда, околдованы трепетным мифом,
Весны карусель раскачают они:
На ней затрезвонит крылатый бубенчик,
И звук поцелует в уста тишину,
И радости маленький солнечный птенчик
На ветке терпенья споёт про весну.
Ещё не растаявший снег на полянах
Слегка удивится напеву его,
Забыв, что опять обратится в туманы
И сгинет в бурлении мартовских вод…
Но контуры мира декабрь обозначил,
Врастая цветком ледяным в пустоту,
И льётся мороза небесная ртуть,
И кажется всем, что не будет иначе…
Ни звука, ни слова, ни вздоха.
Откуда? - конечно, оттуда...
Зима, ожиданье, простуда.
Черства повторений лепёха!
Обиды в ночи растворяя,
Ты сам каменеешь под утро.
А после крыло перламутра
Помашет из горнего края!
На простыни стынет былое
Просыпанной звёздною пылью.
Подняв невесомые крылья,
Порхает в пространство другое
Лимонница порванной жизни...
Какие слова здесь? - молчанье!
Но мир беспокоен, отчаян.
И время нервозно, капризно.
Осколками льда возвращается север
В чертоги лучистых времён,
Готовя зерно ледяного посева,
Смещая события в сон.
И спят – и леса, и остывшая память,
И прошлое тоже во сне.
И только грядущее не засыпает,
Не смея к весне закоснеть.
Сверкает печалью декабрьская вечность,
На снег тишиной пролита.
Ни тихого звука вокруг, ни словечка! –
Усталая спит пустота.
Ей снятся огни в бирюзовом тумане –
Ожившие души лесов,
Которые в тереме звонкого мая
Закроют печаль на засов…
Но севера пламя другое. Другие
Законы декабрьского дня.
И струны мороза, лихие, тугие
Угрозою тихой звенят.
И тихо смещается к ночи пространство
В усеянный звёздами клин,
В котором над тропкой лесной растворятся
Закатной тревоги угли.
Однажды в ослепительной слезе
Того, кто был никем, рождалось небо,
И на его зеркальной бирюзе
Терпение поблёскивало снегом.
Судьба светилась солнцем в облаках,
Пронизывая светом безысходность,
С которой породнился на века,
Являя к переменам непригодность.
Но время распадалось на куски
От тяжести его свинцовых мыслей,
Слагая лишь мозаику тоски,
Лишённую и яркости, и смысла!
Менялся в ней оттенков цвет и вес,
Подобно облакам перед грозою,
И только бирюза его небес
Цвела и оставалась бирюзою!
- 1 -
Берёзой седой на опушке
Ты встретилась мне, моя Русь.
До боли родной мне избушке
И топям болот поклонюсь.
Плескают хмельную истому,
Прохладу струят родники…
Мне слышны гармоники стоны
За далью родимой реки.
Там волю собрав, мои братья
Играют, поют о Тебе…
Раскинь же пошире объятья
Навстречу нелёгкой судьбе.
- 2 -
Мне больно думать о тебе,
Многострадальная Россия,
Изнеможенная в борьбе
За процветание… Спроси я:
«Скажи, зачем тебе оно,
Ведь ты и ветхая прекрасна?..
Горчит старинное вино,
Но пьётся в радости и страстно!
Тебе идёт тоски печать.
Бог за тебя. С тобой и сам он! –
Холмов летящая печаль
И белых дней лучистый саван».
Не отвечаешь ты... Молчишь...
И лишь туманы шевелишь. –
Молчание мудрее слова…
Ты – к новым подвигам готова.
-1.-
Горит высокая печаль
Зарёй на бледных небесах.
Играет старенький рояль
О позабытых чудесах –
Напоминанием о том,
Что счастье было, но прошло.
Поёт какой-то баритон.
Бокалов звякает стекло.
И все смеются и шумят.
И жизнь вовсю кипит кругом.
Жасмина крепкий аромат
Струёй из сада рвётся в дом.
Но всё – не так… чего-то нет…
Здесь нет меня, я там – в былом,
Где чётче мысль, добрее свет
И мир мой не опутан злом...
-2.-
Моя жизнь никому не нужна.
И не греет померкшая память.
Тишина надо мной. Тишина…
Обращается в скорбную заметь.
Никогда и нигде и ни в чём
Не почувствую больше живого.
Не согреться весенним лучом.
Не оттаять сочувственным словом.
Никого мне не надо теперь,
Да и сам никому я не нужен.
Пусть ворвётся в открытую дверь
Очумевшая зимняя стужа.
Пусть напомнит она о тепле,
Что когда-то меня согревало,
О любви, о весне, о тебе
И о том, что всё это пропало.
А когда прекратится метель
И снега заблистают рассветом,
Упаду навсегда в их постель.
И никто не узнает об этом.
(триолет)
Трудно человеку быть хорошим,
Если он юродив, духом слаб.
В мире лжи, безумия и зла
Трудно человеку быть хорошим.
Даже если мысль его светла –
Пустяком малейшим огорошен.
Трудно человеку быть хорошим,
Если он юродив, духом слаб.
Свеча зимы горит метелью
Над октябрём, над ноябрём,
И новый год, как крест нательный,
Поблёскивает серебром.
Врастая в гулкий снежный сумрак,
Звенит завьюженная даль,
Считая звёздных чисел суммы,
Вонзая страха злую сталь
В покой декабрьской спелой ночи,
Где мысль моя растворена
О том, чего же мне пророчит
Рождественская тишина?..
Свеча зимы горит метелью
И освещает свод времён,
В котором вечной канителью
Скитаний каждый полонён.
А в снежной поступи мороза
Слышны прошедшие года,
В капризной памяти занозой
Оставшиеся навсегда.
И в суете предновогодней
Не замолкает голос их,
И с каждым годом несвободней
Мир,
......данный Богом для двоих…
Свеча зимы горит метелью
Над октябрём, над ноябрём,
И новый год, как крест нательный,
Поблёскивает серебром.
Ты родилась из пустоты
В скрещении лучей полдневных.
Наполнив мир моей мечты
Живым потоком слов напевных.
Весны мерцающая мгла,
Берёз морозное дыханье
И белых будней купола
Твоё хранили обаянье.
Качалось небо, уходя
В тобой отмеченное лето,
И звонкой музыкой дождя
Ласкало слух кому-то где-то…
А ты бродила по лесам,
Ключом весны открыв просторы
Мной позабытым чудесам,
На окнах дней поправив шторы.
Лучи грядущего ко мне
В пределы тёмные проникли,
И – то, что будет – как во сне
Открылось в них…
.........................на час? на миг ли?..
Невесомые дни проходили сквозь сетку
Расставаний, сплетённых усталою тьмой,
Покидая весны временную беседку,
Оставляя следы холостой кутерьмой...
От холодного вздоха грядущих событий
Трепетал беспокойной души лепесток.
Но водою бессмертия в небе умытый
Улыбался кому-то спокойный восток.
Он дразнил покорённую мороком Землю
Равнодушием алых рассветных небес
Ко всему, чего я никогда не приемлю,
Ко всему, что не смеет коснуться чудес.
Мы с тобою стояли, изгнанники рая,
По колено в грязи? по колено в росе?..
И смотрели, как в пламени утра сгорает
То, чем были вчера… то, чем были мы все!
А грядущее вскинуло крылья рассвета,
Призывая к полёту в страну миражей,
Как всегда, без гарантий на всё, без совета,
Как спастись, не упасть на крутом вираже.
Я тебе показал на прошедшее время,
Истекавшее струйкой смолы по сосне…
Постоим на земле, где в бессилии дремлет
То, что было забыто в далёкой весне.
Под прицелами тревог
День печалью изнемог
И дождями разрыдался.
В лужах солнечный овал
Звоном капель танцевал
В темпе вальса, в темпе вальса.
Любовался синий дым
Отражением своим,
От огней весны летящий
В устоявшуюся даль,
Где куражился февраль,
Наполняя смехом чащи.
И меня круговорот
От весны к зиме ведёт,
Растворяя постепенно
В океане прошлых лет,
В вязкой суете сует,
Поднимая злую пену.
Не заметны, не видны
Сквозь неё следы вины,
Оставляемые счастьем,
Что баюкало меня,
В сказку яркую маня.
Но исчезло в одночасье.
Дождь кончается, и я –
Под крылом небытия
Трепещу, надеюсь, верю,
Что, врастая в пустоту,
Обретаю чистоту
Как забытую потерю.
Когда метель пришла за мною,
На зимний путь вручив билет,
Тогда последней тишиною
Прочерчен был разлуки след.
И повела звезда печали
По следу этому туда,
Где вдруг навеки замолчали
Для нас поющие года.
Читая будущность по лицам
Былых событий, дней былых –
Я замечал миров границы –
Всех тех,
Что жили в снах моих.
Когда пространство прорастало
В бестелость ночи,
Я ловил
Прозренья отблеск бледно-алый -
Исток познания и сил,
Слепящий все мои разлуки
С неповторяемым былым...
А утром солнечные звуки
Слагали дням грядущим гимн.
И пели солнечные блики
Свою лучистую печаль,
А через край небес пролитый
Покой мечты мои венчал.
Река судьбы текла устало,
Омыв иные берега...
И небо душное упало
В окаменевшие снега.
(триолет)
Что может быть страшнее боли? –
Другая боль! Другая боль!
Когда – ни духа нет, ни воли –
Что может быть страшнее боли?
Судьба играет злые роли,
И мир играет злую роль:
Что может быть страшнее боли? –
Другая боль! Другая боль!
- к. О. -
Тихонько звёздами звеня, качаясь на луне,
Подняв из тьмы астральных грёз волну земных знамений,
Воруя истины из снов, ты счастлива вполне,
И нет творениям твоим покоя и забвений.
Ты каблучками светлых чувств по сумраку дорог
Земной судьбы своей идёшь, вонзая в беды шпильки,
И уползает злой змеёй в болота чёрный рок,
Пугаясь острых каблучков и страсти нежно-пылкой.
Кривою линией былого
Тебя мне память рисовала
И краской времени лиловой
Твой тонкий абрис заполняла.
Играли солнечные струны
Мелодии осенних далей,
И голоса, нежны и юны,
Для нас с тобой с небес звучали.
Оживлена воображеньем,
Ты шла босая влажным лугом,
И мне казалась наважденьем
Из тьмы летящая разлука...
Мария! бархат летних снов, тебя окутавший, непрочен.
Твой гость, молчащий до поры – уже устал, уже сердит.
Смотри: осенние огни – сжигают дни, сжигают ночи.
И сквозь слезу пустых лесов луна озябшая глядит.
И только тени тишины на облетевших листьях пляшут
Под вой осиновых ветров, под плач берёзовых лучей.
И журавлиный клин, как кисть, крылами птиц стирает сажу
С твоих задымленных высот и полирует тьму ночей.
Ты говоришь: «мой мир погиб, душой и сердцем я ослепла».
Но это сон – пойми – лишь сон, его слова пусты, мертвы.
Среди осенних облаков, среди бессмысленного пепла
Найди, найди клочок своей неповторимой синевы.
И лёгкий трепет бытия, тобой забытый, вновь вернётся.
Сыграют на семи цветах твою мечту лучи зари.
Рассеяв дым и облака, в твоих очах проснётся солнце.
И гость, молчавший до поры, повеселев, заговорит.
…И лета жёлтое пятно,
И осени цветные крылья –
Упали памяти на дно,
Слились в лиловое одно
Воспоминанье. Без усилья
Я дверь открою октябрю –
Второму, третьему ль… седьмому…
В глаза ему я посмотрю,
Впущу в себя его зарю,
Приму октябрьскую истому.
И, промокая пустотой,
Пролитой бездной ожиданий
На мой испуганный покой,
Коснусь и телом, и рукой
Очередной забытой тайны…
А после – плен горящих снов.
А после – яркое веселье.
Фонтаны искренности слов.
И сквозь познание основ –
Бессмертия густое зелье!
Впитав осенний влажный свет,
Иду в цветное запустенье,
Вхожу в холодный блеск комет,
В неразличимость «да» и «нет»
Нелепой выцветшею тенью.
...Земная мгла, я рад тебе!
Я рад, что проникаешь в память
Своим отчётливым «убей»
И ярким пламенем скорбей,
Обозначаясь именами.
Земная мгла! Покинь, покинь
Небытие моих печалей.
Хотя остры твои клыки
И рвут забвенье на куски,
Меж них я счастье различаю!
Января серебристую брошь
На волнение улиц надев,
Городская тревожная дрожь
Замирала на коже дерев…
Я закутался в солнечный лес,
Промокая людской суетой,
И забвения серый навес
Тишина возвела надо мной.
На границе певучих времён,
Где и камень, как солнце, лучист,
Я вошёл в ослепительный сон,
Я нашёл запредельную высь.
Никогда не забыть этот день:
На полянах берёзовый свет.
И гуляет рассветный олень
В небесах оставляя свой след!
Я направо гляжу – полутьма.
А налево – танцующий блик…
Так не хочется мне понимать
То, к чему я пока не привык.
Я закутался в солнечный лес,
Промокая людской суетой,
И забвения серый навес
Тишина возвела надо мной…
(триолет)
И тьма, и свет – равновелики
В судьбе, теснимой пустотой.
Таков закон, совсем простой:
И тьма, и свет – равновелики…
Так говорят цветные блики,
К теням пришедши на постой:
И тьма, и свет равновелики
В судьбе, теснимой пустотой.
Всё то, что когда-то звалось непогодой,
Висит надо мной, ускользая во мрак,
Где прошлого своды, спокойные воды, -
В судьбе отражённые некой свободой,
Не полнятся грустью никак.
И смотрит в глаза одиноких бессонниц,
Забыв никогда не смотреть никуда,
Молчанием сосен поющее солнце,
Роняя слезы ослепительный стронций
Туда, где ночует беда.
И тихие воды лишь шепчут лукаво,
В себе отражая времён непокой,
Что если победа любая – то браво,
Что водами быть – это каждого право,
Но право даётся бедой.
И в сонные сумерки смотрит погода,
Глаза опустив с облаков на меня,
Где в рыхлые годы врастают невзгоды,
В их почву, которая малопригодна
Прозренья взрастить семена.
И то возникает, что больше не блещет
Ни мыслью, ни чувством, ни солнцем… ничем!
К себе восходя пустотою зловещей,
Становятся вещи отшельником вещим,
Несущим покой на плече.
Между мной и тобой – сквозняки
Расстояний, ворующих нас
Друг у друга, предельно легки,
Словно кружево искренних фраз.
Меж твоей и моей тишиной –
Разговоры закатных лучей.
И бессмертие пахнет весной,
На твоём расцветая плече!
Меж цветными загадками слов
Оживает растерянность чувств,
Из которой всеядное зло
На обед приготовило грусть.
Одиночества бледный цветок –
Точно лилия в спящей воде.
Нарисуй мне разлукой восток,
Ты!
.....которая здесь, и нигде.
Отделяя сердечные звуки
От глубокого стона сердец,
Обретаю простор для разлуки
И свободы терновый венец.
Если всё это – то, что осталось,
Если всё это – камни да пыль,
Сохрани в колыханье усталость,
Мой любимый ветрами ковыль.
Где разлуки тревожное пламя
Догорело в бескрылой ночи,
В родниковую влажную память
Осторожный покой заключи.
Или ты забываешь как будто –
Истлевающий ночи овал?
Как на иглах колючего утра
Непокой над тобой танцевал?
Просыпается страха волчица,
Обнажая клыки суеты,
И по венам, пульсируя, мчится
Новый день, огибая мечты.
Но сердца обнажают глубины,
Где озёра густой тишины…
И опять только дети невинны.
И опять только вёсны нежны.
Лесная память собирает
В ларец янтарных поздних дней
И то, что мне казалось раем,
И то, что грустного грустней.
Лесная память солнценосна
И вечна, будто небеса.
Их яркий мёд испили сосны,
Открыв туманные глаза…
В сплетённой солнцем паутине
Осенних дней трепещет боль
О том, чего не стало ныне –
Мне душу выевшая моль.
А сам гляжу я на овраги
Уставшей осени моей,
В лесное царство светлой влаги,
В хрустящий свет календарей.
На корабли осенних далей,
На их цветные паруса,
В сырую тьму моих печалей,
И в сосен влажные глаза.
И вижу в них огни былого,
Давно отцветшие огни.
О, память, в сумраке лиловом
Ты навсегда их сохрани!
Неповторимостью звучаний
Двух камертонов бытия
В просторах встреч и расставаний
Пронзали время – ты и я.
Но были звуки разделимы
Сторонней белой тишиной,
И твой аккорд пронёсся мимо,
Сливаясь с кем-то,
..........................не со мной.
Однако музыкой случайной
Пространство наше расцвело
И, тишины рассеяв тайну,
В одно звучанье нас свело.
В земные тесные пределы,
В их переливчатый хаос,
Не думая, влетели смело,
Как будто ветер нас принёс.
Иное бытие настало,
Где привлекали нас с тобой
Шипенье пенистых бокалов
И пунша пламень голубой.
Но ты чего-то ожидала
Совсем другого. Ты есть ты!
Шипенье пенистых бокалов
Не заглушило той мечты,
Которой, видно, не узнают
Ни в небесах, ни на Земле.
Тебя влекла печаль лесная
В сырой осенней серой мгле.
Из самых тонких ожиданий –
Тобой был соткан непокой.
В лучах прощений и прощаний
Светился пушкинской строкой.
И ты в его шелка одела
Разлуки нашей времена,
Сказав: тебе какое дело…
Забудь,
.........забудь,
...................забудь меня!
Эту тьму, что пришла погостить ко мне –
Ни впустить, ни прогнать. И стоит она,
Размыкая круги пустоты в окне,
Раздробив тишину на осколки сна.
И стоит, и молчит, и глотает дым.
Это полночь свои развела костры,
И заметны повсюду её следы
И шаги, вдоль по душам, легки, быстры.
Только полночь и тьма, никого кругом.
И затерян мой дом в их немых лесах.
И томлений о прошлом колючий ком
Вдоль по памяти катится прямо в страх.
Эта тьма, эта тьма – в никуда мой путь.
Путешествие в страны зеркальных дней,
Где, рассыпав предчувствий моих крупу,
Ожидание счастья кружит над ней.
Лунный мячик в луже –
Никому не нужен.
Солнышко на блюдце – тоже ни к чему.
В соловьиной трели
Будущим расстрелян,
Прошлый мир мой, где ты?
Где ты? –
не пойму.
…Сон простой и ясный
Вижу я прекрасно:
Мы бредём по лугу летним вечерком –
Я и мой приятель.
Солнце – на закате.
И с небес слетает
Счастья светлый ком…
День смешной и рыжий…
Ласточки над крышей –
В памяти, как в капле, все отражены,
Выпукло и чётко.
Правда, век короткий?
Что молчишь, дружище?
Тоже видишь сны?
Не жалей ни о чём. Позабудь. Позабудь.
За окном пролита кем-то звёздная ртуть.
И скрипят отсыревшие двери.
И висит родниковой слезою луна,
Отражая в себе имена-времена,
Умножая печаль на потери.
Не скучай. Не скучай. Образуется круг,
Вне которого шествуют сотни разлук,
А внутри только встречи да встречи.
Если в дверь постучат – ты гостей прогони.
Тёмной ночью с добром не приходят они,
И не слушай за дверью их речи.
Не пиши никому, не пиши ни о чём!
Обожги себя ярым рассветным лучом,
И – получишь ты то, что хотела!
Но закатных лучей не встречай, не встречай,
Потому что закаты сгущают печаль,
А зачем тебе – чтобы густела?..
Рассчитывая тензор темноты,
Весна кусала лунный карандаш,
Шуршали неба звёздного листы,
И мысли суетились, все пусты,
И тьмой не мог наполниться пейзаж.
Палитра многоцветных вечеров,
Впитавшая напористость зимы,
Оттенками пятнадцати миров
Раскрасила времён глубокий ров,
Где – помню – были мы с тобою, мы…
Где было непонятно и светло,
Порхали мотыльки невинных фраз…
Но помню я: апрельское стекло,
Сквозь наши соты, плавясь, утекло
Туда, где никогда не будет нас.
Под тяжестью молитвенных минут
Пространство сокращало свой объём.
Казалось, никого не будет тут.
Свой порох соловьи напрасно жгут,
Картечью песен раня окоём.
Быть может, нас и не было, и нет,
А лишь светила тусклая звезда,
Касаясь некой тайны сотни лет,
И память завязала в узел свет,
Который сохранила навсегда.
Я помню – как флажками тишины
Махала полночь, связывая всех,
Как были ею все окружены
Под смелым приказанием весны,
В плену её был так предсмертен грех.
И точечными выстрелами чувств
Расстреливала воронов тоски,
Прицелившись по тонкому лучу
Звезды, которой имя умолчу,
Настойчивости текста вопреки.
Но тьма не наступала, и тогда
В ряды по степеням остывших дней
Разложен был весенний кавардак,
И тихо стало – так, как никогда,
И снег пошёл, и сделалось темней…
Ещё в едином русле не сошлись
Река отвесных дней с рекой пологих,
Но больше не зовёт густая высь
Отсутствием и многого, и многих.
Ещё не вдоль времён, а поперёк
Стирает память тень, темнее сажи,
Того, кто стал и жалок, и жесток,
И ничего без страха не расскажет.
На ровную поверхность светлых чувств
Ложится ощущение повторов
Событий, разрисовывавших грусть
По прошлому – бесстрастия узором.
Остыло ощущенье теплоты,
Но теплота пока что не остыла.
И падают созревшие плоды
С деревьев под названьем «То, что было».
И на вопрос: а будет ли ещё? –
Ответ, как боль и как земля, коричнев.
Стоит сентябрь, бессмертием крещён.
А что за ним – бессмысленно, вторично.
В ослепительной тьме, в тишине снегопада
Февралю обучала мой город зима,
На домишки бросая ледовые взгляды
И сводя снежным голосом парки с ума.
И молчал ученик-городок перед нею,
Аккуратно внимая беззвучным словам:
То дневной кутерьмою он красил аллею,
То фломастером ночи покой рисовал.
То, решая задачу сложения звуков
Пересвиста синиц и людской суеты,
Проникался несложною зимней наукой,
То грустил, не найдя в ней порой простоты.
Но за партой времён протекал интересно
Этот вовсе не новый урок для него,
Потому что февраль каждый раз неизвестный,
Потому что наука зимы – волшебство!
Потому что зима, хоть строга и сурова –
Снегопадно красива, стройна, высока!
Он хотел понимать её снова и снова,
И домами тянулся в её облака.
А зима иногда задавала вопросы
Лиловатым оттенком снегов февраля.
Городок отвечал, разгребая заносы,
Чистотою ответы он ей направлял.
Иногда бормотал, отвечая нескладно,
Если та вдруг сердилась, метелью кружа,
И тогда убегал он туда безоглядно,
Где всё глубже весною дышала душа.
Забыв о раздельности высших миров,
Земное пространство измерив
Размеренной музыкой строчек и строф,
Открыв невозможному двери,
Скрепив непонятной для нас простотой
В единое сотни осколков
Истраченных лет и столетий на то,
Чего незаметно нисколько,
Довольный, неспешно он вытер со лба
Кровавые капельки пота.
И тихо сказал: моя воля слаба.
Доделайте эту работу:
Осталось немного. Осталось чуть-чуть.
Раздайте, раздайте, раздайте:
Просторам – по тьме, ну а тьме – по лучу,
И будет доволен Создатель!
Небесные силы забыли меня,
В зеркальных пределах блуждая. –
С тех пор ничего не могу я менять,
И, видно, таким навсегда я
Останусь в полоне печалей чужих,
В жестокой тоске у кого-то…
Прошу я последним порывом души:
Доделайте эту работу!
Осталось немного. Осталось чуть-чуть.
Раздайте, раздайте, раздайте:
Просторам – по тьме, ну а тьме – по лучу,
И будет доволен Создатель!
В лесу предчувствий – там, где сны приобретают привкус яви,
Мне показалось, что простор тебя из прошлого вернул,
И я попал тропой лесной в давно отцветшую весну,
Где ветер будущего лишь судьбою правил…
Ты квантом памяти во мне, почти забытая, живёшь,
Не уменьшаясь до потерь, на белой кромке тьмы и света,
И гулом истовых времён даёшь нелепые ответы
На сто вопросов о себе, скрывая ложь.
По лабиринтам снов моих блуждаешь яркою секундой,
Осколком прошлого, пока прощанья порох не погас,
Пока в огне его горят поленья бесполезных фраз –
Сгорает терем наших клятв печалью скудной.
А вне меня – острее тьмы – ты прорываешь темноту,
И дней цветных карандаши мечтой обтачиваешь ловко.
На облаках твоих чудес нужны терпенье и сноровка,
Чтоб не принять цветную ложь за доброту.
Когда лихорадкой предзимней
Охвачен был алый восток,
В окне ослепительно синем
Расцвёл снегопада цветок.
Его лепестки, отрываясь,
Чертили узор на окне.
И зимняя сказка живая
Входила без стука ко мне.
Вязала пушистые шали
Холодной рассветною мглой
Из утренней шёлковой дали
И мир согревала былой.
И в памяти давнее лето,
Оттаяв, сияло слезой,
И чувств отпылавших букеты
Бросало, кропя их росой.
И будто они оживали,
Погибшие эти цветы –
От трепета сказочной шали,
И были нежны и чисты.
Казалось, миры обратимы –
Где каждый не я – это – я!
Казалось, что в снежные зимы
Мосточки из небытия
Легко возводились под утро
Над пропастью прошлых времён,
Когда голубым перламутром
Холодный мерцал небосклон,
Когда, за окном расцветая
Сквозь снега белёсый цветок,
Кружил лепестковые стаи
Простуженный алый восток.
Цветная мозаика прожитых дней
Мерцает огнями твоими,
И в зареве странном я вижу над ней
Твоё позабытое имя.
И будущность, словно кропя мне уста,
Стекает с креста всепрощенья,
А даль без тебя – и светла, и чиста,
И ждёт твоего воплощенья -
И в утренних росах, и в блеске дневном,
И в сумраке леса и ночи…
Но ты воплощаема только в одном:
В напевах рифмованных строчек.
А мир без тебя – задремавший октябрь,
Опившийся браги закатов.
Он тоже бесплотен, бездушен, хотя
Апрелем рождался когда-то…
Совсем опустели тропинки мои.
Лишь память над ними совою летает,
И мысли кричат, будто вороны в стае,
Что осень дана одному – не двоим…
Что мир бесконечных цветных одиночеств,
Которыми чуткие души полны,
Натянут до звона осенней струны
На скрипке дождливой сентябрьской ночи.
И в танцах срываемой ветром листвы
Легко угадать отражённое лето:
Всё вроде бы то же безумие света,
Но дни в опадающем свете мертвы…
И циркулем в прошлом пропавшего счастья,
Его острием – воплощённой мечтой –
Очерчен магический круг несогласья
Души с приближающейся пустотой.
Вне круга того – декабри на излёте,
Внутри – расцветающий грозами май.
В том круге – грядущего знакам внимай
Как свету огней на туманном болоте.
Забудь её, мой страстотерпец март!
Пускай зиме свои слагает гимны.
И пусть зима – метельная зима –
Опутает сетями сна тугими
Её мечты и сказки – те, что в ней
Гнездились, словно птицы. Пусть узнает,
Как доживать свой век под спудом дней,
Не понимая – осень ли, весна ли
Дымит золою медленных минут
В огне времён, убогом, бледном, тусклом,
Когда – что плыть по жизни, что тонуть –
Без разницы! Покинутая чувством,
Она забудет вещие слова,
Что оживляют землю, камни, скалы.
Её не закружится голова,
Когда найдёт того, кого искала...
Забудь её, мой трепетный апрель!
Пускай полюбит льдистые узоры.
Прости за то, что холод ей согрел
Предсердие
...............своим колючим взором.
Она вернётся. В это верит май.
Она придёт: всё в мире повторимо
И поправимо...
...............Каждая зима
Стремится роль весны сыграть без грима.
Ты так бездушна, что как будто
Тебя давно похоронил,
В былом уснувши беспробудно
Болоту старому сродни.
Я позабыл слова людские,
А птичьих так и не познал.
И тех, кто были столь близки мне -
Всех отняла моя весна.
С тобой остались посредине
Пространства радостей чужих.
На этой тягостной чужбине
И жить опасно, и не жить...
На стыке прошлого с грядущим
Так беспощаден каждый миг,
Что вижу: рвутся чьи-то души,
Сквозь тучи, к Богу, напрямик...
Прости, что вовремя не понял,
Какой дорогой нам идти,
И сам всегда бродил не полем,
А в чаще, где трудны пути.
Что постоянною тревогой
Я заполнял пустые дни,
И оказались мы в итоге
Одни, безвыходно одни.
И ты седая, словно солнце
В туманной паутине дня,
Тоску роняешь;
Вяло, сонно
Смотрясь, как в зеркало, в меня.
Всё ждёшь и ждёшь свершенья чуда -
Забьёт ключом источник сил...
А мне всё кажется, как будто
Тебя давно похоронил.
Июньский вечер пил аи
Пьянящей палевой зари
Из хрусталя небес.
И по лугам совсем хмельной
Бродил туманной тишиной.
И был – и там, и здесь…
И кто-то пел легко, светло
Сквозь ночи хрупкое стекло.
Да кто же? – он не знал!
А за рекой – огни, огни…
Вели в грядущее они –
В полночный карнавал.
Испив до полночи бокал,
И, ночи не сказав «пока»,
Улёгся под сосной.
А кто-то в звёздной вышине,
Забыв о лете и о сне,
Светил в него луной.
За белым краем тишины
Кинжалы слов обнажены,
И сталь безвыходных высот
Щекочет злобою висок.
Кромсает ненавистью дни,
В которых призраки одни,
В которых - белая тоска
И страха розовый оскал.
Там свет – осколками стекла,
Там темень – острая игла –
Вшивает в дремлющий простор
Снов нескончаемый узор.
Они во мне отражены
Пределом новой тишины.
А в зеркалах иных времён
Сам тишиною отражён!
В повторах этих до поры
Легко рождаются миры,
Где появляется Она,
Чьё имя носит тишина…
Если белый огонь беспокойных ночей
Поджигает опавшие листья прозрений,
А беспечные дни у судьбы на плече
Улыбаются вечно влюблённой сирени,
То меняются числа на картах миров –
Непонятные коды времён, расстояний,
И тогда на бумаге выводит перо
Бесконечное кружево встреч-расставаний.
Бесконечный узор, только тем он и нов,
Что по-разному листья трепещут, пылая,
И что всякой беспечности - новой весной
Будет вечным укором беспечность былая.
Пусть кружится в беспамятстве старенький мир,
Обрастая плющом однородных событий! –
Но у каждой судьбы существует – пойми –
В этом мире простор, где для счастья обитель.
Бродя по галактике прежних времён,
Листая наитьем пространства,
Ищу я в созвездье забытых имён
Тебя, терпеливо и страстно.
Струна нетерпения громко звенит,
Натянута долгой печалью
Разлуки с тобой в иномерной тени,
Чей сумрак отмечен печатью
Плакучей, смотрящей в меня тишины,
В которой потоплено время,
В которой нигде никогда не видны
Любые земные творенья.
Я знаю, что в отблесках небытия
Твоё бытие не померкнет
И вся необычность святая твоя
Красою воскреснет бессмертной
От злого забвенья в предельных мирах,
Где спутаны нити наитий
И где обращённые в пепел и прах
Погибли причины событий.
Смотря на грядущие своды времён,
В которых пируют несчастья,
Я знаю – в созвездье забытых имён –
Пора самому возвращаться!
Не в силах разъять неземное с земным,
Твой свет, соблазняемый тьмою,
Печали моей показался ручным,
Устав сопрягаться с прямою. –
С прямой, по которой текли времена
В зеркальную хрупкую память,
Былым напоивши меня допьяна,
И пропасть возникла меж нами.
Не знаю, в каких небесах ты теперь –
Оборваны струны наитий.
Но верю – найду потаённую дверь
В твою световую обитель.
На снежных запястьях зимы
Сияют браслеты рассвета,
Бросая лучами из тьмы
Приветы грядущего лета.
В хрустальных садах чистоты,
В долинах небесного края,
К весне созревают мечты,
В снегах лепестки обжигая.
Но в зеркале солнечных дней –
Пока февраля отраженье…
В вечерней густой тишине
Едва лишь заметно движенье
Цветущей далёкой весны,
На краски и звуки богатой,
Вплетающей в сумерки сны,
Идущей по краю заката
В глазах твоей весны померкшие просторы
И пламя наших встреч, угасшее почти.
Плывёт по небу дым не медленно, не скоро.
Сквозь дым на небесах прочти меня, прочти.
Моей весны глаза полны недоуменья,
Которое кричит отсутствием твоим
Во всех живых мирах, где скальпелем сомненья
Из плоти мыслей-чувств – твой образ сотворил.
Я знаю – заберут, я верю – не оставят
Январские снега, сентябрьские дожди
Кромешную печаль, отмеченную славой
Побед над тем, что есть, что будет впереди.
На лицах давних лет, хранящих наши встречи,
Я памятью своей целую каждый миг.
Скажи, зачем теперь изломан, изувечен
Тобою прежний мир, который я постиг?
Зачем иголки дней, не сбывшихся, напрасных –
Всегда терзают мысль и память о тебе,
Цепляясь за любой, пусть даже малый, праздник,
Который светляком летает по судьбе.
Я чувствую, что ты – ни слова мне не скажешь,
И путь земной пройти придётся одному…
Но, зная это всё и, может, больше даже,
Надеюсь, что тебя когда-нибудь пойму!
Вино апрельских дней
Разбавлено томленьем.
Но пьются веселей
Весенние мгновенья,
Когда ещё горька
Недавняя разлука
И прошлое пока
Всё целится из лука,
Сражая наповал
Стрелой воспоминаний,
Поправ мои права
Ветра носить в кармане...
Апрельское вино
Настояно на вере
Найти бессмертье, но
Не в горней атмосфере,
А где-то на Земле
Меж добрыми делами,
В лесах земных проблем
Гася сомнений пламя.
Когда весна пьяна
Апрельскою слезою,
Сверкают времена –
Забвения слюдою.
В забвении легко
Стать жертвой тьмы крылатой,
Тенями облаков,
Летящих вдаль куда-то.
Но тьму лучом рубя,
Нас всех спасает солнце.
И только от себя
Навряд ли кто спасётся!
О чём грустишь, смотрящий из былого
Сквозь пыль веков, пропавший прошлый день!
Стекло весны твоим разбито словом
В осколки чувств,
В сплошную дребедень.
Твои слова – отравленные стрелы
Былых иллюзий счастья и чудес.
Я вне себя. Бессильный. Неумелый.
И не пойму, зачем, зачем я здесь –
Вот в этой дымке разочарований,
На острие нелепого «сейчас»,
Высматриваю прошлое в тумане
Ненужных действий, мыслей, чувств и фраз.
Я не пойму, зачем слагают звёзды
Сюжеты притягательных легенд,
Когда опять в гробы вбивают гвозди,
Когда навек отсрочен «happy end».
О чём грустишь,
Сквозь память продираясь,
Когда пора отчаяться лишь мне!
Я не вернул потерянного рая.
Не проскакал на розовом коне.
Какою краской ты окрасила печали,
В палитру дней макая кисть своих тревог,
Когда ведомая ожившими ночами
Твоя душа в иное сделала рывок.
Когда сводившее мосты над мутной Летой
Твоё бессмертие забыло навсегда
Связать грядущее с былым одним сюжетом
И повернуть в обратный путь твои года.
Смотри, кружатся в тёмном мареве предчувствий
Весенних дней непостоянные огни;
Но мир грядущего к прошедшему не чуткий,
И потому неярко высвечены дни.
Возьми же краски у раскрашенных печалей
И расцвети свои невзрачные миры,
Чтоб все вокруг тебя завистливо молчали,
Чтоб был напрасен их презрительный порыв!
Рассветный солнечный пирог
Слоился в небе облаками…
На перекрёстке двух дорог
Копил былое мшистый камень.
На копья буден волшебство
Весны
нанизывая метко,
Взлохмачен первою листвой
И суетой пичуг на ветках,
Парной апрель смотрел с небес,
Румяный и голубоглазый;
И влаги капельная взвесь
Цвела над топью непролазной,
В которой талая вода
Несла в безвременье остатки
Снегов,
Подтаявшего льда –
Весь мир зимы, больной и шаткий!
Светящей нитью времена
На бархат бытия ложились,
Когда лесной тропой весна
Брела в клубах искристой пыли.
И, зажигая солнцем дни,
Роняла воск полдневных бликов
В густую тьму, в сырые пни
Под хрип гортанный враньих криков.
Казалось, будущность парит
В просторе праздничной истомы
На крыльях утренней зари,
Торжественна и невесома.
Приснился мой давний апрель,
Неброский, застенчивый, скромный,
Где мир, бесконечный, огромный –
Вместила весенняя трель.
Где сумерки сказку шептали
Хрустальной сквозной тишине,
Когда начинали синеть
Лесные прозрачные дали.
Приснился доверчивый мир,
Мерцающий звёздами детства,
В котором душе отогреться
Легко было между людьми.
В котором, в котором, в котором
Я не был собою, а ты…
Гостила ещё у мечты,
Ко мне отпустившей не скоро…
Осколки счастливых времён
Царапают хрупкую память,
И вмиг высекается пламя
Родных позабытых имён.
И мир под названьем «Сегодня»,
Тускнеющий в дымке тревог,
Светлеет свеченьем его,
Становится к счастью пригодным –
На миг, на неделю, на год? –
Мне это совсем непонятно…
Повсюду – багровые пятна
Грядущих скорбей и невзгод!
Сознание тщетно стремится
Найти хоть какую-то цель,
Забыв, что мой давний апрель
По-прежнему снится и снится…
Когда, отражаясь в зеркальных веках,
Твоя и моя бесконечность
Темнеющей тенью легла в облаках,
Разлука свернулась колечком.
И сладко уснула, сквозь ближние сны
Едва нас с тобой различая,
В объятиях звонкой беспечной весны,
Других навсегда разлучая.
В зеркальных веках, где им быть суждено,
Другая блестит бесконечность,
В которой разлуке уснуть не дано,
Змеёю свернувшись в колечко.
Где север читает по звёздным картам
Мой путь до меня по тропе весенней,
На пенистых водах хмельного марта
Волна мне слагает стихотворенье.
И звёзды струят ароматы детства,
Которыми дышат мои печали,
И вижу я юности край чудесный,
Куда мой корабль мечты причалил.
И стоит мне только подумать: где ты,
Забытый двойник мой, не знавший горя,
Как в ярких потоках земного света
Из памяти ты улыбнёшься вскоре.
В пути от весны до весны по кругу
Тускнеет былого нечёткий абрис.
Но в марте, где ночи и дни упруги,
Легко вспоминаю забытый адрес
Того двойника из страны былого,
Который забыл про меня конечно,
Но я напишу ему два-три слова,
Что лучше меня он –
..........................далёкий,
..............................прежний!
В цветении солнечных бликов
Храня постоянство своё,
Багряной лесною клубникой
Дремало моё бытиё.
Оно равнодушно качалось
На стеблях, пригнутых к земле,
И ягод созревшая алость
Блестела в небесном стекле
То красно-лиловою тучей,
То облаком цвета зари,
Которых полуденный лучик
Сияньем своим одарил.
Стрекозы беспечного детства
И пчёлы печальной поры
На ягоде, спелой, чудесной
Не раз пировали пиры…
Но поздние сроки настали.
Последние вёсны пришли.
И стали родными печали
Моей постаревшей Земли.
Звенело последнее лето
Осколками тёплых секунд
И ржавым кромсало стилетом
Скорбей и печалей лоскут.
И ленты весёлых событий
Обвили стволы пустоты,
Пронзавшие трепет наитий,
Бросавшие тень на мечты…
Но спелой клубникой июля
Дремало моё бытиё;
Все радости быстро уснули,
Не смея отведать её.
Забывая звенящую музыку сфер,
Где блаженство мечты расцветает,
Я бреду по Земле, неземной Агасфер,
И со мной – отрешённость святая.
Полнозвучием дней напитаю судьбу,
И в алмазном дожде вдохновений
На полдневных лучах сотворю ворожбу,
Чтобы ожили прошлого тени.
Чтобы полночь качалась на волнах веков
Серебристой забытою лодкой,
И чтоб зависть покинула сердца альков,
Уходя воровскою походкой.
Чтобы ярко сверкали тобой времена,
Позабытое прошлое счастье,
И зовущая в тайны миров тишина
Не рассеялась бы в одночасье.
Там, где времён разрушаются стенки,
Где озаренья негромко поют,
Где различимы предчувствий оттенки,
Чувствует жизнь середину свою.
Можно врастать безразличием в память,
Смутно надеясь на некий уют,
Но пропоёт беспокойство над нами:
Чувствует жизнь середину свою.
Время крылато, пространство бескрыло.
Жизнь ожидает, но долго не ждёт
Тех, чьё бессмертие злоба сокрыла,
Впрочем, бывает и наоборот...
Зёрна возможного лёгкого счастья
В нас прорастают тревогой, когда
В город грядущего яростно мчатся
Тягостных мыслей и чувств поезда.
Всё разделимо на Небо и Землю
Лезвием тёмного небытия,
И в колыбели мечтания дремлет,
Срок выжидая, кручины змея.
Над тишиной позабытого края
Звоном тревожным, усталый, стою.
Знаю: свечой в темноте догорая,
Чувствует жизнь середину свою!
Смотря на весёлых небесных лошадок,
В карете везущих весеннее солнце,
Легко понимаешь:
Мир вовсе не шаток,
Но знают об этом лишь ели да сосны.
И знают ещё и холмы и долины,
Молчащие мглою, поющие солнцем,
Хранящие тайны в сплетении линий
Руки Дульцинеи, не ставшей Альдонсой.
Беспечные лица весенних событий,
Смотря в зеркала беспокойных сомнений,
В себе не находят печали, забытой
В просторах пяти ли, семи? измерений.
Я вижу: играют беспечные дети
На солнечных струнах, в пылающих росах,
И небо – лукавый игры их свидетель
Над ними – таинственным знаком вопроса…
Листая восток, обжигаясь зарёю,
С лесами толкуя на птичьем наречье,
Я сказку найду, а несказку – зарою
В земле оживающих противоречий.
Привет тебе, мой славный юный день!
Тропой цветов идёт ко мне, вздыхая
Огнём зари, неповторимость мая,
Вплетая в ночи снежную сирень.
Цветёт весна светящимися днями,
Кружится в небе солнечная пыль.
Привет тебе! Моя земная быль,
Поющая весенними огнями.
В тени берёз и елей полумрак
Врастает тишиной в апрельский полдень,
И в чаще луч, как будто перст Господень,
Касается блестящего ковра,
Лежащего на листьях прошлогодних,
На мхе, на пнях, на сучьях, на земле,
Которая бессильна разомлеть
Пока ещё, в объятьях несвободных
Подтаявших снегов. Со всех сторон
Пространство, ожидающее звука,
Пронизано, как стрелами из лука,
Шипами оживающих времён…
Лиловый вечер тьму кладёт на плечи,
И лунный блик доверчив и смешон,
И сны земли – тоски сжигают свечи,
И старый мир весной преображён.
Вращая ось весенней суеты,
Пронзившую простор моих желаний,
Я запрещаю прошлому застыть
И обратиться в каменную тайну.
Я запрещаю будущему плыть
На утлой шхуне странных сновидений
В просторах бесконечной серой мглы,
Где вместо нас – былого злые тени.
Целуя сны заснеженных долин,
Лесным ручьям подснежник улыбнётся
И на небе созреет апельсин
Апрельского полуденного солнца.
Фиалки расцветающих ночей
Я заплету венком очарований
И лунным бликом лягу на плече,
Скажу о вечном звёздными словами…
Ты не молчи – прошу я – не молчи,
Когда поймёшь, что в каждом – жив волшебник,
Имеющий к бессмертию ключи,
Небытия читающий учебник.
Ольге О.
1.
Легко растворяя кристаллы сомнения
В озёрной тиши отдыхающих лилий,
Касайся летящей звезды вдохновения,
Не бойся во мне неземное осилить!
Ты видишь, как тени не встреченной вечности
Жучками бегут по горящей бумаге,
Зажжённой лучиной июльского вечера.
Решайся! Я знаю – ты полон отваги!
В тебя прорастаю не сердцем – предсердием,
Ведь сердцем – ты знаешь – гораздо больнее.
Но слово к словам подбираю с усердием,
С фиалкой воркуя, цвету по весне я.
Смотри: тротуары с тревожными лицами
Всё ищут по лужам разбитое небо..
А я отыграла небесными блицами
Луну, унесла в душный полог Эреба.
Я нитью чудес прошиваю вселенные,
Скрепив полюса их своею мечтою..
Ты знаешь ли, милый, насколько бесценна я!
И небо не ведает, сколько я стою.
2.
Листая дни при сумеречном свете
Моей зимы, смотрящей на восток,
Я сны зову, поющие о лете,
И жгу тоски заснеженный листок.
Я знаю – дни – подобны снежным птицам.
Их путь туда, где мир неизменим,
Где не грустны земных событий лица,
Где мой рассвет бессмертием храним.
Я восхожу ступенями мгновений
В чертоги сна, в сквозную тишину,
И там со мной веков играют тени,
И я в волне безвременья тону.
В осколках дней на тлеющей планете
Взошли ростки не тлеющей любви.
Они уснут, мечты свободной дети,
Но будут ли разбужены людьми?
А где же ты, мой лучший день июля?
Какой тропой – небесной ли, земной –
Идёшь ко мне, пока цветы уснули,
Чтоб разбудить их встречею со мной?
3.
Я иду по тропинке прошлого,
Где звенит колокольчик юности,
Где вплетаются сны певучие
В очарованный лунный луч.
Под ногами сверкает крошево
Каблучками разбитой лунности,
И зарница глазами случая
Мне мигает с небесных круч.
Прорастая в тебя наречьями,
На которых вещают сумерки
О поющем весной бессмертии,
Восхожу красотой к тебе.
Посмотри, как сияет вечное,
Как печали бесславно умерли…
И посланники милосердия
Разжигают костры в судьбе!
Устало, печально скрипели качели
И плачем невидимой виолончели
В дома залетали… Пыльцой,
Мерцающей около крылышек детства,
Порхала привычка в неправду одеться,
А правду оправить в кольцо
Того, чего нет иль бывает не часто,
Того, к чему годы безвыходно мчатся,
Себя не узнав в зеркалах
Событий былых, чьих темна амальгама.
Потеряна в ней семицветия гамма.
И прошлое, будто скала,
Где мы, достигая заветной вершины,
Играем в печаль, не нашедшей причины,
Увидев себя с высоты
Отличий времён и родства расстояний,
Где необратимы пути расставаний,
Но так неизбежно просты!
Крестами наитий отмечены встречи
На карте бессмертия. Очеловечен
К отсутствию смысла порыв.
И женщина вносит вино и бокалы
Мне в комнату, тихо лепечет: искала
Тебя, не молчи, говори!»
Родная! Ты слышишь, как тихо смеётся
Над нашею встречею темень колодца,
В которой окажемся мы,
Забыв, как печально скрипели качели,
Когда замолчали вдруг виолончели,
Предчувствуя музыку тьмы.
Когда осыпаются спелым зерном
Созвездий колосья на поле
Свинцовой тоски, я грущу об одном –
О неодолимости боли…
Легко прорастает в мой мир пустота,
И злое бессилье под кожу
Мне вводит забытая в прошлом мечта,
На сны бесконечно похожа.
Но мысль обретает и вес, и объём,
В моей пустоте ощутимый,
Ничто воплощается сразу во всём,
Реальность становится мнимой.
И слышно, как травами космос шумит,
А в поле, где зёрна упали,
Уже расцветает гортензией мир,
Свободный от «чёрной печали».
Но часть пустоты обозначена в нём,
А, значит, опять загорятся
Невзгоды и беды бесцветным огнём
По схеме, очерченной вкратце
Творцом и хранителем разных причин
В копилке возможных событий,
Скрывающим истину сотней личин
И правдой, до боли избитой.
Вы думали, что вечер – полутьма,
В которой непонятное блужданье
Предчувствий тайны сводит нас с ума,
А ночь – уже во власти этой тайны?
Ничуть!
Он – не родившийся малыш,
Растущий по секундам в чреве ночи.
Об этом шелестит зимой камыш,
Когда молчать не может и не хочет.
Земля улыбнулась весной,
И звонким берёзовым смехом
Летело в бессмертие эхо
Твоё, отражённое мной.
Ты быть не могла, но была,
Покуда вне времени всё же
Ты мне бесконечно дороже
Любого добра или зла.
Земля улыбнулась весной,
Задористой, розовокрылой,
И терем покоя закрыла
В глуши ручейковой, лесной.
В жужжании солнечных дней
Так много простора для звука,
Что кажется, будто разлука
Оглохла и стала глупей.
Земля улыбнулась весной,
Неярко, стыдливо и сонно,
Но камень светился от солнца,
Зажжённого яркой сосной.
Бежали пылавшие дни
В прохладные белые ночи –
От тока весны обесточить
Себя, отдышаться в тени.
Земля улыбнулась весной,
Смотря на печальные звёзды,
Которые рано ли, поздно
Тебя обвенчают со мной!
И тени ушедших времён,
Слетая, как стаи, с галактик,
К весне прикоснутся галантно
Мерцанием звёздных имён.
Земля улыбнулась весной,
И нам бы с тобой засмеяться.
Но много прошло –
лет пятнадцать –
С тех пор как ты стала звездой…
Жемчужные нити вчерашнего дня
Оборваны солнечной песней,
Пропетой лучами в стремленье поднять
Мечту над печалью, чудесней,
Напевней пропеть переменчивый мир
Волшебной небесною флейтой –
До блеска, до счастья, до звона рапир
Парадом идущих столетий…
Пускай истлевает созвездьями ночь,
Пускай темнота догорает! –
Я знаю, что тьме невозможно помочь
В пределах лучистого края.
И снова натянет восток тетиву,
Взметнутся огнистые стрелы,
И кто-то сквозь боль прошептав: «я живу!»,
Забудет о том, что болело.
Тяжёлой поступью времён
Идёшь, забытая, ко мне,
Играя искрами в огне
Давно покинутых имён,
Вздымая тяжкую волну
На тёмной глади бытия,
Где шхуна утлая моя
Ни плыть не в силах,
ни тонуть!
Узнав неведомый мне код
У адвокатов вечной тьмы,
Шагая мглой через холмы,
Ты мне пророчишь злой исход.
Кому, скажи, предрешено
Быть повелителем твоим?
Хоть не расправиться мне с ним
И не спастись – я знаю, – но
Определю иную цель,
Другим богам я поклонюсь
И растворю тоску и грусть
В Гольфстриме бешеных недель.
Обрушу замок пустоты
В глухую пропасть под судьбой.
Предстану нищим пред тобой,
Без жажды счастья, без мечты…
В берёзовые чащи ложится день
И лужи стекленеют подлунным льдом.
И с неба прилетает шальная тень,
Тревогой наполняя уснувший дом.
Она летала в мире, где чёрный свет
Пронизан беспокойством белёсой тьмы,
И души расстояний таят ответ
На то, чего осмыслить не можем мы.
По мебели, предметам она скользит,
Бездушна и бесплотна, всегда одна,
И время бледным бликом пред ней дрожит,
Тревожится пространство в стекле окна.
Людскою пустотою оживлена,
Порхает по привычкам чего-то ждать,
И, чёрною отвагой в ночи полна,
Стремится в запредельность миров опять.
Заманчиво мигает ночная даль,
Зарницами рисуя дальнейший путь
В какой-нибудь забытый земной февраль.
Лети быстрей в былое! Про всё забудь!..
Отброшенная чем-то в иных мирах,
Она принадлежала самой себе,
И не было предмета, а был лишь прах,
Который был развеян в её судьбе.
Стирает время лица дней
С холстов потерянных картин,
Где был и чётче, и видней
Замысловатый серпантин
Огня и тьмы, разлук и встреч,
Приобретений и потерь,
Того, что больше не сберечь,
Того, что лишнее теперь…
И пылью солнечной февраль
Сверкает в дымке голубой
И пьёт завьюженную даль
Молчаньем сосен и дубов,
Печалью мраморных берёз,
Зовущих тусклую звезду,
Воспоминаньем летних гроз,
Тропой, которой я иду
Туда, где новый серпантин
В очередном своём витке
Откроет двадцать пять причин
Пролить тоску в моей строке.
Отгорела тёмными огнями ночь.
Надувала щёки алые заря.
И, не в силах зёрна утра истолочь,
Просыпала их на плечи октября
То листвяной едко-жухлой шелухой,
То крупой с пустых обветренных высот,
То янтарно-алой тишиной,
глухой
Ко всему тому, что серебрит висок
Бесполезно мною начатого дня,
Где прощение в прощание влилось,
Где, конечно, неизменным без меня
Будет всё вокруг,
и мировая ось
Вновь нанижет солнечные дни,
Непогодой прорастающие в ночь…
Всепрощеньем ты её перешагни
И вернись ко мне,
уйдя навеки прочь!
В пределах второго круга
Нам не найти друг друга…
Где б ни пролило время
Огненную тоску,
Схвачены неизбежным,
Биты грядущим, прежним,
Мы принимаем бремя
Метров, минут, секунд…
В пределах второго круга
Нас заметает вьюга
Нет, не снегами… может –
Хлопьями пустоты.
Где-то горят столетья,
Где-то вторая, третья
Жизнь обрастает кожей –
Плотью былой мечты.
Глянцевый отблеск смерти
На голубом конверте
Неба, в котором кто-то
Звёздами написал
Текст о пропаже смысла
В буквах, словах и числах,
Солнечной позолотой
Нам ослепил глаза.
Не находя друг друга,
Бродим в пределах круга, -
Круга, который был нам
Первый, а стал – второй…
Третий, четвёртый, пятый…
В них – пустотой распяты!..
Но под крестом могильным
Камень всегда живой.
Тянулись медленно февральские минуты.
В них не было ни страсти, ни тепла.
И день казался вечным, словно Путин.
И скучной, как Зюганов, ночь была.
О чём-то возбуждённо говорили.
Молчали принуждённо иногда…
Горел огонь морозной едкой пыли
И на небо смотрели города.
Казалось, ничего не происходит.
И вряд ли тут чего произойдёт.
Бегут минуты. Год сменяет годик.
В толпу преобразуется народ.
И в воздухе витает: по-каковски
Теперь отнимет разум русский чёрт?
Ответ, темней, чем мыслит Жириновский
И чем не мыслит бывший Горбачёв
Не будет ничего… довольно пыла
Каких-то возражений и обид!
Ведь то, что может быть – конечно, было.
Осталось лишь – чего не может быть.
Белою мглой вызревает простор,
Где оживает погибшее прошлое,
Где прорастает в него настороженно
Вечных потерь ядовитый росток.
Время густеет во мгле одиночества
И замирает в ладонях разлук…
Предощущая безвыходный круг
И постоянные злые пророчества, –
Некто является в дымке чудес
Из лабиринта тоски, неизбежности,
В знаках судеб исправляя погрешности –
Малую, скромную данность небес.
И, по-другому сшивая мгновения,
Он понижает предел пустоты,
Где позабытые бродят мечты
По ледниковым дорогам забвения.
Строкой счастливой и живой святую душу оперив
И отперев ключом мечты врата в простор, где дремлет время,
Ты прилетела в край чудес, и, подсмотрев секреты рифм,
На светлом краешке луны пропела мне стихотворенье.
Твои ресницы щекотал эпох забытых тихий свет,
И улыбалась тишина, мигая звёздными лучами.
Сам лунный бог, поняв, что ты не стихотворец, а поэт,
Поставил свечи пред тобой, молился лунными ночами.
Там, на луне, бывает ночь, какой не видела Земля,
С круженьем белых огоньков, зажжённых в будущем желаний,
И ты, стихи свои пропев, по небесам пошла гулять.
И было видно мне с Земли твоё мерцающее пламя.
Я помню тебя, одинокая полночь!
И ты не забыла, ты многое помнишь…
Обрезав ножом темноты
Незримые нити с былым расставаний
Пронзаешь бестелость времён, расстояний,
И после, снежинкой застыв,
Холодным свеченьем приветствуешь вечность,
Плывущую тьмою над белою свечкой,
Горящей снегами зимы…
И кажется краткой дорога в бессмертье,
Но в это не верьте, не верьте, не верьте, -
Обманет спокойствие тьмы!
Бессмертие – шарик на тоненькой нити,
Подвешенный чьей-то мечтою в зените,
Колеблемый небытием…
И все, восходя в неземные высоты,
Попробуют мёда в полуночных сотах
Пред тем, как пребудут ничем!
От полночи вдаль разбегутся столетья,
И полночь рассыплется на междометья,
Секундами тихо звеня.
Останутся в кипени прошлого света
На солнечных струнах игравшие дети,
Смотрящие в мир сквозь меня.
Он шёл по третьему лучу
Звезды, зажжённой на востоке,
Касаясь слова «разлучу»
Печалью трепетно-жестокой.
Касаясь белого огня
Пережитых противоречий
Прохладой гаснущего дня,
Предощущеньем новой встречи
С каким-то промельком в ночи –
Напоминаньем о прошедшем –
Хранящим к прошлому ключи,
Себя в грядущем не нашедшим…
По звёздам плыли корабли
Невероятных соответствий
Огней небес – теням Земли,
Покой везущие из детства.
А он смотрел в тугую тьму,
Жгутом стянувшую просторы,
На все вопросы «почему»
Ему бросавшую укоры –
То замедлением времён
На пустырях ночных событий,
То возведением в закон
Погасшей истины забытой.
И взгляд его, пройдя сквозь ночь,
На гранях утра отражённый,
Вернулся, чтобы снова прочь
Уйти, поверив непреклонной
Периодичности всего,
Что обозначено мирами,
Где предсказуемость живёт,
И где случайность умирает.
Не больше, чем память – всего лишь касанье
Невидимых нитей полночной звезды –
Осколками счастья в тиши угасанья
Свечения боли, мерцаний беды.
Не резче печали – отчётливость линий
На карте времён - уходящего дня,
Где мир обратился из белого в синий,
Забыв на оттенки себя разменять.
Не выше, чем голос минувшего – звуки
Натянутой солнцем небесной струны,
Звучащей в миноре двадцатой разлуки,
Где были, конечно, ещё влюблены…
Где пело пространство, не петь не могло бы,
Где сны, расцветая, дурманили явь.
И чтобы мы делали?.. Что бы и чтобы?..-
Когда б не пропало всё это, представь!
Ловец хрустальных состояний,
Не кратных тридцати семи!
Поймай пятнадцать расставаний,
А на шестнадцатом – пойми,
Что обретенья и потери
Взаимно отображены
То многоцветностью истерик,
То белым тоном тишины.
Когда в пыли истёртой ночи
К нам страх врывается, как тать,
То все оттенки одиночеств
По пальцам не пересчитать,
И опрокинутое завтра
В ещё глубокое вчера
Чернильной каплею азарта
Стекает с кончика пера.
Я дам объясненье грядущему дню
Разрывностью линий былого.
В копилке времён тишиной сохраню
Тщету объясненья такого.
На плечи беспечных загадок о том,
Что кровью пульсирует в венах
Событий, наброшен прозрений хитон,
Пошитый из ткани мгновений.
Усилие мысли – и порвана ткань,
И ветром космических буден
Обветрена кожа, белее листка
Бумаги, где вписана будет
Рукой наводнившей миры пустоты
История некой вселенной,
Где правила быть не собой так просты,
Что быть лишь собою – бесценно!
В ковше иномерных просторов, без нас,
Густеет бесцветное время,
И в меру длины обращается час,
Смущая вселенскую темень.
И там, где порой сгущены времена
До плотного дыма проклятий,
Роняет бессмертье свои семена
В сырой чернозём благодати.
Когда улетают в рассвет январи,
Просторы воруют из душ нетерпенье,
И счастье с печалью мечтой говорит
И слышится марта лазурное пенье.
Когда улетает в бесснежие март,
То бликами тайн усмехаются страсти,
И солнце, взломав темноты закрома,
Обетом лучистого времени дразнит.
Когда улетает в бессмертие жизнь,
Сердца покидают пределы страданий,
Листок бытия беспокойно дрожит
От вечно пугливых ветров ожиданий.
Тебе ли не верить ветров голосам,
Которые молят приюта в грядущем
У времени
тем, кто не спели осанн
Владыкам, по следу фортуны ведущим?
С тобою нам в будущем место, пока
В былом не припомнят, что были мы, были!
Налей же мне вечности полный бокал. –
Я выпью за то, что мы в прошлом любили,
За серые тени сомнений и снов,
За годы, сгоревшие в памяти нашей,
За крепкий фундамент каких-то основ,
За то, что в потерях я многое нажил.
Налей же мне вечности полный бокал
И, лунные дольки в него опуская,
Пойми, сколько лет я напрасно искал
Тебя в областях позабытого рая!
Найдя в лукошке дней лучистых
Ключи к ларцу и снов, и грёз,
Забыв магические числа,
Ты обратилась блеском звёзд.
Во снах своих повелевала
Стихиям ветра и огня
Устроить в небе карнавалы
Во славу гаснущего дня.
Во славу царствующей ночи,
Летящей лунною стрелой
В миры молчащих одиночеств,
В сердцах застывших серой мглой.
Ты расплавляла чувством время,
Окаменевшее от зла,
И запоздалые прозренья
Ко мне в ладонях принесла.
Звеня лучистыми речами,
Подняв волнение времён,
Тебя созвездия встречали,
И до Земли струился звон.
Когда и звёзды замолчали,
Росой разбитые в траве,
Земные вечные печали
В твоём притихли рукаве.
На лёгком облаке удачи,
Смела, воздушна и стройна,
Лучом улыбку обозначив,
Ко мне спустилась ты из сна.
Неуловимое бессмертье
Небрежно в косы заплела,
И в ручейковой круговерти
Лесной фиалкой расцвела.
Пускай рассыпает обид лепестки
Увядшее счастье на лёд расставаний,
Я знаю – разлуке слепой вопреки –
Что нет для сердец никаких расстояний!
Пускай погибает в крылах мотылька,
Мерцая пыльцой золотистой, надежда –
Я верю, что встреча не так далека,
Что время нам станет вином, как и прежде!
Теперь только в небе удача живёт,
И радость погасла алтарною свечкой,
Но знаю, я знаю, что нет ничего –
Что было бы вечно, что было бы вечно…
Ты слышишь, как память прощает себе
Возможность обратного хода времён,
Когда утомлённый в усердной мольбе
К безумью –
рассудок собой полонён.
Ты видишь: разлука, мечтою пьяна,
Блуждает раскаяньем грустных сердец
По тропам, которыми бродит весна,
Надев из лучистых событий венец.
Ты чувствуешь, время тебя предаёт,
И ты каменеешь в трясине секунд,
Забыв бесконечный, беспечный полёт
В какой-то всю жизнь ожидаемый пункт!..
На лютне луны отыграв, небеса
Пролили звезды золотую печаль
На утренних влажных лесов голоса.
Ты веришь - прошедшего стало не жаль!
Гуляет лучами рассветный восток
По кладбищу утром уснувших теней…
Гляди же: любви расцветает цветок
На поле поющих о будущем дней.
Гляди же, гляди, наполняется высь
Ответом на твой постоянный вопрос:
Зачем обретает бессилие мысль,
Когда обжигается пламенем слёз?
Над тайнами встреч с позабытым собой
Восходит цветущая памятью тьма
И тихо трубит в поднебесный гобой,
Взобравшись на мачту мороза, зима,
Озвучив покой голубой…
О лезвие холода точит ножи
Седая, во снах отражённая, грусть.
Но мир мой пред нею давно не дрожит,
Повадки её разучив наизусть
По книге с названием жизнь.
В полотна времён зашивая простор,
Усталая мысль каменеет, она
Легко погружается в некий раствор
Таблетки истомы в кипении сна
И гаснет сознанья костёр.
И близкое с дальним, сливаясь в одно
В зрачке ледяном остроглазой луны,
В иные миры открывают окно,
Где время, пространство не разделены
Законов высокой стеной.
Где точным лекалом провидческих дней
Очерчена горних высот кривизна.
Бессмертие птицей кружится над ней,
И бабочкой бьётся под ней новизна
Забытых, но верных идей.
От пасмурных дней восходя к декабрю,
Мой мир обживает цветные чертоги,
Жасминовой дымкой окутав зарю,
Былое упрятав в небесные тоги.
Обитель моя и пуста, и чиста,
И сотнями радуг под нею смеётся
Вобравшая мудрость веков высота,
Зарницей мигая закатному солнцу…
Ты шепчешь мне что-то,
ты молишь: «скажи,
Узнаю тебя ли в сиянии истин,
Где в прятки играют с мечтой миражи,
Где воздухом тайны пропитаны мысли?»
Молчи!.. и певучих лучей не спугни
Бездонной, как пропасть, словесною тьмою…
Пылают над вечной печалью огни,
Чтоб розы в снегу расцветали зимою.
Себя не узнавая в отраженьях
Кривых зеркал придуманных миров,
Восходим к мигам счастья по ступеням
Ошибок, отторжений, катастроф.
И стрелка показателя удачи
Стремится дальше, дальше от нуля,
Отсчётом бесконечность обозначив
Тому лишь, кем покинута Земля.
А сроки на межзвёздные полёты
Отмерены короткие для нас,
И опытного нет нигде пилота,
И мы в плену нелепого «сейчас».
Тугой петлёй бессмысленных событий
Затянута способность бытия
Бесчисленное множество открытий
Дарить душе, ни тайны не тая.
Цепочки беспричинных превращений
Абстрактных и бесформенных идей
В нелепые теории, в их тени
Опутали сознание людей.
И в сотый раз, бесспорно, повторится
Ошибками развенчанный процесс
Познанья, накопления традиций,
К которым не утрачен интерес.
И бликами невнятных откровений
Слепить нас будет истина, пока
В мелькающем случайностью мгновенье
Не сможем мы почувствовать века!
В зеркальности дней отразив небеса
Миров, где встречается дальнее с близким,
На гранях времён я тоской написал:
Ты правдой была? Будь великой из истин!
Печалью раскачивая полюса
Планеты, где сны обращаются явью,
В тетради судеб я мечтой написал:
Есть правила, будь исключеньем из правил!
Победы и беды считая до ста,
Разлука, подобная скользкому змею,
Меня обвила, но горчат на устах
Два слова, два слова: останься моею!
Крылами тьмы взмахнула полночь,
И звёздный свет – печаль небес –
Своими чарами наполнил
Подлунный, сладко спящий лес.
Меж ним и звёздами кружилась
Воспоминаньем о тебе
Творцом дарованная милость
Моей безвыходной судьбе.
Срезая грани расстояний,
Нас разделявших, лунный луч
Осколком долгих ожиданий
Вцепился, яростен, колюч
В сырую темень зимней чащи,
Где каменела тишина,
А в небе отзвуком лучащим
Блестела полная луна.
И на снегу забытой сказкой
О двух расставшихся сердцах
Сияли блики, и бесстрастно
Огнями лёд мечты мерцал.
И мысли с чувствами сплетались
В единый образный клубок…
Пусть то, что есть – такая малость!
Но омут прошлого – глубок!
Лови полночных мотыльков
В сачок луны, не забывая,
Что где-то очень далеко
Ещё горит звезда живая,
Ещё поёт лучами даль,
Где обратима бесконечность,
И на губах горчит миндаль
Простого слова «человечность».
На сквозняках запретных чувств
Легко – ты знаешь – простудиться,
И я одной тобой лечусь,
Глотая пламя, как водицу.
И в небеса твои иду,
За облака держась неловко,
И – то срываюсь, на беду,
То – обретаю вновь сноровку...
Пускай летучи декабри,
И под крылом уносят время, –
На снежных птиц ты не смотри,
Лети по лучику мгновенья!
Творило бытие событий серых строчки
Пером унылых дней на листике тоски.
Я помню: был апрель, порвались оболочки
Терпенья ждать тебя, стянувшие виски
Тугою пустотой, пульсирующей болью…
И шла моя весна, босая, по стеклу,
Поссорившись опять (в который раз!) с любовью,
Реальность погрузив в томительную мглу.
Отсутствие твоё, мерцавшее печалью,
Молчанием легло на плечи тишины,
И в гавани мечты к судьбе моей причалил
Корабль, который вёз спокойствие и сны.
Сундук обычных дел закрывши на замочек
Бездействия; забыв, что мир и зол, и крив, –
Из трюма корабля забрал бутылки, бочки,
Усталостью своей мгновенно их открыв.
И пил я их, когда роняло небо слёзы,
И сон заполонил простор моей души.
Игла небытия вшивала нить угрозы
В цветные ткани снов, где видел миражи.
Но выхода из сфер, где расцветали ночи
Огнями всех цветов, не испугался я,
И – как хотел – менял оттенки одиночеств,
Познав закон миров иного бытия.
Да, я помню, как ты мне однажды сказала:
Я навеки твоя! Я навеки твоя!..
Под цветным хрусталём в ослепительной зале
Мы с тобою стоим, чародейство творя.
А потом, заплетая венком наши души,
Устремляемся в некий изменчивый мир,
Чтобы злобное бремя пространства разрушить,
И попасть на доселе неведомый пир.
Золотистым вином проливается время.
Испиваем его, забывая про всё.
И грядущего нет, и прошедшее дремлет.
Настоящее тоже похоже на сон.
То – сжимаемся в самую яркую точку,
То – становимся тенью забытых веков.
И, срывая с запретных вещей оболочку,
Обращаемся стаей цветных мотыльков.
К нам из окон врывается трепетный ветер,
Остужая порыв, и мы снова с тобой
Появляемся порознь на проклятом свете,
Чтобы после вернуться в предел голубой.
Я в сказке солнечных лесов
Терял сияющие блики
Земных печальных голосов
И звуки музыки великой.
Я в сказке сумрачных ночей
Искал лучистые мгновенья
Ночных загадочных речей
И вздох небес для вдохновенья.
И, опираясь на рассвет
Своею детскою мечтою,
Я забывал про слово «нет»,
И лишь тогда я был собою.
Но не забуду никогда
От жизни,
от любви лекарства –
Простого звука слова «да»,
Его холодного коварства!
В небе рисуя зигзаги удачи
И пролетая над тёмною бездной,
Слышишь, как в ней начинают судачить
Страсти земные о страсти небесной?
Ты поднимаешься выше и выше,
Где не делимы событья на части,
Где озарений узорами вышит
Горний предел, позабывший несчастья.
В нём полыхают цветные зарницы
Всеми оттенками сказочных истин,
Тихим свеченьем ложась на ресницы
В сон погружаемых временем мистик.
Звёздное пламя раздув, улетает
В небытие одинокая вечность,
И обращаются миги летами,
Взяв на прицел пустоты бесконечность.
И ничего никогда не случится. –
Прошлого нет и грядущего тоже,
А настоящее – тонкая спица –
Вышить причинный рисунок не может.
Там сопрягаешь удачу со счастьем,
Переплетая лучистые нити
Чистых мечтаний с волокнами страсти,
Синей звездою мерцая в зените.
Не доверяя свечению детства, во тьме потерь,
И обходя предначертанность судеб тропой ошибок,
Неторопливо, без горьких последствий, поверь – проверь,
Что повторений, конечно, не будет, что мир не гибок.
Что безысходность, по сути, являет последний шанс
Не обратиться фигурой, творимой рукою ловкой,
И по-другому всегда открывает простор пространств,
Отображая беду обратимой, предельно лёгкой.
Там, где кончается выбор, даются стена и цель.
Там, где разрушены стены, сквозь щели сквозит свобода,
А на свободе нелепо толкутся в толпе недель
Выбор творящие мысли без цели, и нет исхода…
Бродя тропою серых дней в плену пугливых ожиданий,
Я заблудился, потеряв среди бессмысленных теней
И то, что мучило меня, и что влекло в поток желаний,
Но смог я путь найти, когда – лучом ты посветила мне.
Над суетою бытия твои лиловые зарницы,
Полны полночного огня, мне освещали синеву.
Моя мечта под небеса к тебе стремилась белой птицей,
И, не постигшая высот, звездою падала в траву.
Хмельными чарами луны бокал души моей наполни.
Пускай он вовсе не хрусталь, но напитай его огнём –
Горящей магией любви, и заблистает летним полднем,
И будет бликами слепить, чтоб не забыла ты о нём.
Ты опрокинь его, испей! И время тихо закружится
Пыльцою белых мотыльков, на веки опускаясь нам,
И загорится тишина, и воспылают наши лица,
И всё былое отдадим на растерзанье временам.
Я буду помнить о тебе, когда рассыплет время знаки
Невероятных перемен, и мы расстанемся во мгле
Скорбей и прочей маяты, потом рассеемся во мраке.
Но это после… а пока пребудем вместе на Земле.
Не обратится вода в вино, а солнце в темень.
След поцелуя отцвёл давно – замерло время.
На бархатистых ресницах звёзд тают столетья
И упрощают любой вопрос до междометья….
В глянцевых снах неземных пространств мягкие тени
Судеб - ложатся тоской на страх – так на колени,
Тихо мурлыча, покой храня, кошка ложится.
Жизнь, это можно понять-принять, вовсе не птица…
Стынет небесных загадок ртуть между созвездий,
Бабочкой летней стремясь прильнуть к миру соцветий.
Полнится тайной, едва дыша, звёздная млечность.
И ни забыться, ни сделать шаг, и ни отвлечься –
В дольних пределах не можем мы, волей рассудка
Втиснуты в стены вербальной тьмы, горестно-жуткой.
Тихой толпою немых теней – прошлого знаки -
Явью забытых осколков дней бродят во мраке,
Где почему-то со всех сторон – тусклая память –
Не забирает их в свой полон, но и оставить
В тесных покоях земного сна – тоже боится.
Жизнь (нелегко так порой познать) вовсе не птица.
Мало пустот в бытии земном. Не развернуться.
Что – пять стагнаций – мне всё равно! …что революций…
Кроме прохладной струи времён – нечем напиться
Духу, принявшему явь за сон. Стёрты границы
Между мирами, где я и ты – вечный двойник мой,
Где перспективы судеб пусты, некою сигмой
Обозначается то, чего слухом и зреньем
Нам не постигнуть, и нет его – нет озаренья!
Там, далеко, где не быть – нельзя, прошлое наше,
Памяти скользкой тропой скользя, - сколько я нажил
И потерял – мне покажет, но… после подсчёта
Ясно, что плохо: не всем дано – по звездочёту!
Я хочу прикасаться полдневным лучом
К очарованной тайнами коже,
Обнажая тебя, обжигая плечо,
Ожидая момента дороже…
Неприкрыта ничем белоснежная плоть,
Отражая сияние страсти,
Наполняет душистою влагой, теплом
Предвкушенье грядущего счастья.
Надвигается душно предчувствий гроза,
Будто молнии, искры волнений
Между нами сверкают, слепит бирюза
Подготовленных страстью мгновений.
Померанцевым блеском мерцает огонь –
Тела с телом – покорных слияний,
Разжимается щедрого неба ладонь,
Рассыпая плоды подаяний.
Мы горим и цветём, мы с тобою теперь
Неизбежное яркое пламя,
И сплелись навсегда: ты во мне, я в тебе…
А сгорим – так останется память.
Заполним пробелы житейских проблем
Густой суетой исключений,
И космос подарит печальной Земле
Букеты забытых учений.
В просторных покоях отчаянных тайн
Тому, что бывает случайным,
Найдутся, конечно, пустые места –
Отмечены горьким молчаньем.
В земных же пределах по краю судеб
Гуляет предопределенность,
И что б ты ни делал, и ни был ты где б –
К расчёту оправдана склонность.
На флейте ветров заиграет восток.
Наитие, словно синица,
К тебе прилетит, и сомнений росток
Склевав, в темноте растворится.
От мира вчера и до мира сейчас
В пространстве пяти измерений,
Мерцая, пути освещает свеча
Замедленных мыслью мгновений.
В кристалле времён отражаясь едва,
Померкшее давнее чудо
Теперь не являет нам дар божества,
Как будто взялось ниоткуда!
На фору судьбы не надеемся, но
В просторы семи измерений
Тоской-нетерпеньем разбито окно,
И дует сквозняк озарений.
И тонкое кружево связей-причин
Рассеяно им по минутам,
И нет ни печалей теперь, ни кручин –
Другому достались кому-то...
В тебе одной – основа жизни
И ты одна – венец всему.
Слагая гимны сатанизму,
Его рассеваешь тьму.
Когда ты чёрное рисуешь,
Я вижу белые лучи.
Речей, произносимых всуе,
Не бьют холодные ключи.
Но страсть моя – твои печали.
А страсть твоя – моя тоска…
Мы часто днём с тобой молчали.
Нам так обоим тьма близка!..
...На утлой шхуне ожиданий
Уплыли в край иной весны,
Не замечая расстояний,
Туда, где властвовали сны,
Где радость бликами пылала
В лучах иного бытия,
И там взошла, алее лала,
Заря рассветная твоя.
Глотая воздуха ликёр
В сырой осенне-зимней чаще,
Души наполненные чаши
Я проливаю на простор,
И гулом отвечает мгла,
И растворяется сознанье
В полночных звёзд немом мерцанье,
Бьют полночи колокола.
Звенит весеннею синицей
Простор лилово-голубой.
Тут – лишний я. Любой другой –
И облаку-то не приснится.
…Вот скрылся зверь в тревожной мгле
С рычаньем, хрюканьем и злобой.
Одни мы с ним… Похожи оба
На соответствия Земле.
Вздыхает в полночи луна
Лучом иным, потусторонним,
Тень мира предков нам уронит,
И станет чудною страна
Лесная. Хлопья синевы,
Переливаясь, воздымятся.
Но после… после не приснятся.
Их не увидим мы,
Увы…
Расколотив о купол дней
Тепла светящуюся чашу,
От сумрака не обеднев,
Бродил разбойником по чаще.
Обворовал сады, леса,
Плоды ветрами обрывая.
Щекой горячей полоса
Над полем рдела заревая.
И, напитавшись темнотой,
На землю мелким снегом падал,
И на него сквозь туч настой
Светила лунная лампада.
К утру опять поднялся он
Свинцово-синей влажной дымкой,
Размыв границы всех времён
И обратив мечту дождинкой.
На острие тиши лесной
Лишь враний крик теперь нанизан.
Пугливый день, блеснув блесной,
Струится влагой по карнизам.
Кружится в воздухе тоска
Секунд беснующейся стаей
И дожидается, пока
Пора искристая настанет.
Переменными огнями
Освещая грани дня,
Сквозь томленье между снами
Время смотрит на меня.
То волненьем, то покоем,
То печалью поглядит,
То смешливое такое,
То сурово, как бандит.
Улыбается, прищурясь
Заоконной тишиной…
Я окно перекрещу, раз
Там мерцает мир иной,
И с небес его – прозренья
Падает метеорит,
А светящееся время
С ним о чём-то говорит.
Отражённый стеною скучающих дней
И пропитанный дрожью иных измерений,
Горний свет ноября – ты, как память, во мне
Сфокусирован зеркалом ярких мгновений.
Угасанье твоё – не прошедшего тьма
И не сумрак грядущего времени злого.
Просто скоро на окнах узором зима…
Просто кем-то забыто заветное слово…
На устах тишина, и на сердце – вина.
Золотая обитель давно опустела.
Бесконечность, и та – бесконечно одна.
Для другой – декабри расставляют пределы.
На листе печали светлой
Переменою стихий –
От тепла
к дождю и ветру –
Набросаю я стихи.
Но печаль моя темнеет
От осенней пустоты,
И тускнеют вместе с нею
И надежды, и мечты.
Я зачёркиваю осень
Волей памяти своей,
Потому что сердце просит
Изумрудов летних дней.
Потому что одиночеств
Мне опять не сосчитать…
В сердце метко злые ночи
Скукой целятся опять!
Потому что, ускользая
По тропе лихих секунд,
Дни светящегося мая
Нити счастья отсекут,
И покатится клубочек
Золотого бытия
Снова где-то между строчек,
И куда – не знаю я!
Как тягостны пространства злые путы!
Как тяжко их полон преодолеть!
Смогу ли я, причину перепутав
Со следствием,
покинуть эту клеть.
Смогу ли я в ромашковом просторе
Грядущее украдкой подсмотреть,
В истории увидеть сто историй,
Ну, или же хотя бы только треть?
Да, помню: будто ветра дуновенье,
Однажды я почувствовал тепло,
Какое-то хмельное вдохновенье
По венам вместо крови потекло.
И в поле расцветавшие ромашки
Вдруг замерцали прирачным огнём…
Но вышла у меня одна промашка:
Подумал я о чём-то об ином,
И мир, в котором даже время зримо
И где настолько всё упрощено,
Что прошлое, как мысли, повторимо
И будущее знать разрешено,
Обрушился осколками печали
На душу истомлённую мою.
Наития навеки замолчали,
Доверив бытие небытию.
Я так хочу в Москву восьмидесятых! –
В пятиэтажек тихие дворы.
По улицам, от флагов полосатым,
Пройтись под щебетанье детворы…
Я так хочу в Москву восьмидесятых!
От страшного позора наших лет.
Идей добра (в безумии распятых)
Пускай струится тёплый тихий свет!
Я так хочу в мой милый город детства!
Ведь там остались добрыми они, –
Все те, кто не могли стерпеть последствий
Крушения отчизны в злые дни.
Я так хочу в объятия Былого,
Где ранние лета мои текли.
Но не могу забыть я, сколько злого
Года разрухи в мир мой принесли.
Я так хочу в Москву восьмидесятых!
Ведь там осталось счастье у меня...
Дождусь ли я когда-нибудь заката
Сегодняшнего "рыночного" дня?!
Тихое кружение звёздных пространств
Быстро убаюкало злую судьбу…
Кто-то мне нашёптывал: всё позабудь –
Знания, традиции, творческий дар,
Счастье, вожделение, злобу и страсть…
Направляй наитием в небо радар!
Мысленно исполнил я просьбы его.
Память окружила вдруг... синяя мгла!
Сквозь укоры совести страсть истекла
Чёрными потоками. В ком-то другом
Стала безысходностью, после чего
Некто опечаленный стал мне врагом.
Вирус одиночества умер во мне.
Так ли это значимо – с кем я теперь?..
Главное – бездушие больше терпеть
Надобно, ненужно ли – мне всё равно.
Снова в том, что было – я? или вовне?
Или бытие во мне?.. очень темно!
К высшим измерениям путь недалёк.
Надо же, а думалось – так далеко!
Кем-то подгоняемый, тайной влеком,
Скукою ускоренный, быстро бреду.
Вижу – ожидание, как мотылёк,
Мечется неистово, словно в бреду.
Двигаясь по лестнице скользких времён,
Вскоре я приблизился к энным мирам,
Где от напряжения дух замирал.
Связи меж событьями рушились там.
Мира многомерного общий закон
Мультиголограммою ярко блистал.
1.
Бывают дни губительных смятений,
Когда клещами страха чёрный рок
Сжимает сердце, бьющееся в лени,
Нам преподав несчастия урок.
И разум, и наитие не в силе
Освободить от гнёта злой судьбы –
Ни души, где цветы добра взрастили,
Ни мир мечты, где мы всегда рабы.
2.
Я приду к тебе лесной дорогою,
Оглушаем ночью злыми лунями,
На кресте рукой венок потрогаю,
Набирая силы в полнолуние…
И луна скорбит тоской высокою,
И молчат печально ели старые.
И огнём болотным над осокою
К небесам летит душа усталая.
Мы с тобой томились в заточении
На Земле, тугим бессмертьем связаны,
Но познал я грешное учение,
И слова заклятий были сказаны.
Загорелась ты печалью жгучею
И, ко мне влекома злою силою,
Похотливой жаждою измучена,
Успокоена была могилою.
Я стою на этом старом кладбище
И припоминаю наше прошлое,
Как с тобою собирали ландыши
И берёзовой гуляли рощею
Я помню старый тёмный дом,
Ступени лестницы, и третий
Этаж, где жили мы вдвоём,
И – никого на целом свете.
Где по ночам встречал его –
Пусты отныне коридоры.
К нему почувствовал родство,
Не заводя с ним разговоры.
По разным комнатам к утру –
Я помню – мы с ним расходились.
Шептал он: «Скоро я умру ",
И утопал в потоках пыли.
"Мой друг, пребудешь ты один,
Но не скучай, к чему печали,
Ведь ты же знаешь – впереди –
О чём мы долго так молчали…»
Потом был день – тяжёлый день,
А за окном сияло небо.
Цвела герань, и было лень
Идти на улицу, за хлебом…
И я ложился на диван
И ждал, когда лучи заката
Исчезнут вместе с сотней ран,
Какими днём душа объята.
И снова – ночь, и снова – тьма,
Молчание – нежнее речи.
И – две души и два ума –
Друг друга оживляют, лечат...
И тени не было сомнений –
Что будет так всегда, всегда…
Что высоту моих ступеней
Не одолеют боль, беда!
На каждый трепет бытия
Пространство знаком откликалось.
В простой системе «ты и я»
Для счастья сил осталась малость.
Потери хрупкое звено,
Нарушив верный ход событий,
Явилось нашею виной,
За строем лет давно забытой…
Ты помнишь, помнишь ли тот миг,
Когда мы так и не успели
Несчастий стену проломить,
И вот теперь – ни сил, ни цели…
И время тихою струёй
Текло, без запаха и вкуса,
И – с каждой новою зарёй –
Сильней заклятия, искусы!
Я знаю – всё разделено:
И похоть, и любовь – не вместе,
И только времени дано
Их совместить в единой песне.
Пространство медлит с торжеством
Объединенья антиподов,
И все размерности его –
Наборы нам неясных кодов.
И никогда не разгадать
Их комбинации, конечно,
Так – непонятна благодать,
Снегам дарящая подснежник.
Но струйка времени для нас
Кристалл прозрения омоет,
И будет явлен день и час,
Когда страдающие двое,
Быть может, только в вещих снах,
Где мир не делится на части
И где весна – всегда весна, -
Обрящут подлинное счастье!
Красное, белое, чёрное
Мне угрожало во мгле.
Петли фортуны кручёные –
На небесах, на Земле
Тонкой иголкою времени
Из неудач и потерь
Связаны,
Свиты,
Промерены…
Тем измереньям – поверь!
Красная нитка, вплетённая
Злобой и болью в узор,
Душу тревожит лептонами
Страхов, сомнений и ссор!
Белая нить извивается
Змеем случайностей. Так –
Цепью проблем обращается
Малый, незримый пустяк.
…Если кровавою раною –
Солнце на небе с утра –
То сплетены со старанием
Чёрные нити утрат!
Мне б перевить с ними – синие,
Жёлто-зелёные. Но
Нет их! Тревожные линии
Вижу на этом «панно».
Только отдельные локоны
Синей надежды-мечты
Изредка радуют око мне.
Их и не видно почти…
Серебряным туманом усыпляющих дождей
Отвергнуто сияние растаявшего лета.
И в ритмике судьбы обозначается спондей
Фальшивой нотой радости осеннего куплета.
Слагает время нудную и злую пастораль
Из дней дождливой осени, все стили перепутав.
И снова мысли светлые закручены в спираль
И снова в душу втиснуты случайному кому-то.
На пыльном поле памяти гуляет пустота.
Пугливо одиночество по памяти гуляет.
Я знаю – ничего не происходит просто так.
А то, что происходит, обращается нулями.
Пока ещё сентябрь… пока безумно верит он,
Что осень не отдаст его как золото лесное
Всесильному и строгому хранителю времён
В обмен на исполнение желанья стать весною.
Стремлением к удаче разбивается кристалл
Осенней безысходности – на колкие осколки,
Которые кромсают неподатливый металл
Бездушия, безверия, ах сколько его… сколько!
По сумеркам, по сумраку рассеется сентябрь
И пламенем холодным догорит в закатном небе.
На озере темнеющем в расставленных сетях
Крылом забьётся истово печальный белый лебедь.
Осень, как могила, поглотит былое.
Станет меньше силы. Станет больше боли.
В зимнюю обитель вновь судьба вернётся.
Прошлые обиды вновь укроют солнце.
Снова, снова, снова – мы с тобой – не вместе.
Не хватает слова. Не хватает песни.
Падая на сердце жгучею снежинкой,
Ты хохочешь дерзко, говоря: остынь-ка!
Нам помочь с тобою – обрести друг друга
Не под силу зною... так поможет вьюга!
Бабочкой последней, вялой, изнемогшей,
Бьётся, бьётся лето, под дождём промокши.
Там, за чёрной тучей, Ангел мой – хранитель
Посылает лучик в дольнюю обитель.
Наше счастье скрыто в том, чего на свете
Нету, и разлито горе по планете.
Под ветров свирели в дождевом спектакле
На иголках елей оживают капли.
Если стрекозою улетит удача,
Солнечной слезою будущность заплачет.
Три минуты расставанья – напряжением пространства,
Положением предметов, преходящей новизной –
Объясняют нашим душам, почему же нам так рано
Суждено с тобой расстаться: летом/ осенью/ весной...
Воробьиным трепетаньем, эхом дальней электрички –
В интервальчике прощанья – зашифрованы века.
Остальное угадаю я в порханье серой птички,
Или в падающих листьях… В них то уж, наверняка!
Напряженье ситуаций – частотой распределений
Всех предметов… электронов, кварков, квантов и т.д. –
В миг потери формирует сто грядущих поколений,
Отражает их печали, будто дерево – в воде!
Каждый год, с тобой, принцесса, проведённый мной в разлуке,
Зашифрован в этом миге (не скупись на поцелуй!).
…Что это? – Скулёж собаки! Старой-старой вредной злюки,
Может быть, напоминанье, что тебя я разлюблю…
Три минуты расставанья – чёрным бархатом на плечи
Наших душ, обретших плоти в этом «лучшем» из миров, –
Не скрывают боль потери – ту, что будто время лечит,
Но оно, увы, не доктор, а судья, и суд – суров!
В небезопасной темноте
Я спрятал ком переживаний.
Кто был свидетелями – те
Давно ослепли от страданий.
И хоть не вижу я его,
Но страх берёт меня во мраке,
Покуда знаю: ком – живой,
И подаёт мне злые знаки.
И я, и те, кто был в былом
Со мной, когда комочек прятал,
Найти не могут этот ком,
И темнота не виновата…
Ещё горит в душе огонь,
Но темноту не освещает.
В кулак сжимается ладонь,
Но страх мне пальцы разжимает!
Как одиноко в тех местах,
Где похоронено былое.
Там в трепетании листа –
Оцепененье роковое.
Стихает пение синиц
Под гнётом мёртвого пространства.
Размытых прошлого границ
Не достигает шаг и транспорт…
Бывало, выйдешь за порог,
И – вот оно – смеётся детство
И дарит тысячи дорог
Да одиночество – в наследство!
Но вот и смех уже исчез
В событий беспокойном гуле.
…Да, сказка, нет твоих чудес,
И те, что были – обманули…
Но всё же я, закрыв глаза,
На помощь память призывая,
Хотя б на миг вернусь назад.
Там ты! душа моя живая.
Печали странствующих звёзд
Струили времени теченье,
Похожее на жидкий воск
При их свеченье.
Испил по капле сок времён
Неторопливостью событий
Мой мир, бессмертьем устремлён
В то, что забыто…
На вертикали перемен
Полярных свойств двух антиподов
Судьбой нанизан элемент -
Кусок свободы,
Которым каждый может сам,
Забыв на миг его границы,
Не обращаясь к небесам,
Распорядиться.
Но свойство цельности вещей
Эн-мерным скальпелем нарушив,
Хаос обрёк на страсть вотще
Сердца и души.
На зеркала пяти пространств
Ложилось время амальгамой,
Даруя зреть прозренья шанс
Как панораму.
Оцепенение умов,
Познавших двойственность явлений,
На бытие иных миров
Упало тенью…
Неотвратимость пустоты
Неторопливостью галактик
Поставит пьесу, где мечты –
В последнем акте…
Ослеплён осенней сталью,
Сонной ясностью небес,
Самолёт тоски хрустальной
Посреди лесов исчез.
Расслоился, растворился
Средь седеющих осин,
В искры снега обратился
И в мерцание трясин…
В угасающие мысли
Засыпающей совы,
В нарисованные числа…
Да во что ни назови!..
Снова снежные постели
Расстилает нам зима,
Снова залы опустели
Для цветного синема…
Разрезая нетерпеньем одиночество ночей,
Открывал пучину страха, где барахталась душа,
И кусок былого мира трепетал – теперь ничей,
И осколками от счастья мне сознанье разрушал.
Я в подлунные болота положил бы тот кусок,
Чтобы мог он сохраниться неизменным и впитать
С темень плавящего неба синеватый лунный сок
И лучить в меня, изгоя, неземную благодать.
Всё никак не отрывался, непослушный он… Тогда
С прошлым я решил расстаться и придумать новый мир,
Где горела бы, как счастье, озарения звезда
И звучал тоской высокой вдохновения клавир!
Но в безумии сомнений мир сгорел, не проблеснув,
И кивнула злая вечность: так и надо, мол, тебе.
И сковала льдом забвенья нерасцветшую весну,
И заставила лихие поражения терпеть…
Равнодушье – не удушье… я решил не поспешать
Строить новое, покоем заполняя бытиё.
Отрешённости взалкала терпеливая душа,
Захотела устремиться в небо – в царствие своё!
От юдоли дольней доли до космических огней
Не добраться на ракете отрешённости, и я –
Оставляю все попытки до иных ночей и дней –
Жду, пока покинет случай окоёмы бытия.
Как было прежде – не случилось.
Спираль былого замерла.
Прими грядущее как милость,
Твори, мечтай, и все дела...
Но далеко, в просторах энных,
Пребудет будущего твердь,
Где всем хватает переменных
Для описанья темы «смерть».
От обещаний до прощаний –
В зеркальном теле бытия –
Тоннели долгих ожиданий
Проделала судьбы змея.
В их лабиринтах потеряли
Ядро первичности своей.
Витки тугие злой спирали
Нас закрутили в вихри дней.
И мы легли унылой пылью
На зеркала иных миров,
Где небыль властвует над былью,
Где счастье – в мощи катастроф.
Никакого намёка мне никто не давал
На простое сравненье: время – это подвал.
Не скользящая лента неудач и потерь,
На которой – и «завтра», и «вчера», и «теперь» –
Словно кадры на плёнке чередой пронеслись
Через кинопроектор под названием жизнь,
Не предмета над тенью превосходство, и не
Вертикали над плоским превосходство вдвойне,
Не блестящие грани многомерных пространств,
Не побед над случайным неизменная страсть…
Время – это лишь погреб, на полу в нём лежат:
Кукла детская, компас… и какой-то ушат,
Два набора для шахмат, и один – домино,
Мячик, детский конструктор, позабытый давно.
И ещё – в виде пыли – мысли, мысли одни…
Мне их жалко, поскольку позабыты они,
Или вовсе их нет там? да и быть не должно?
Ведь в подвале хранится, что хотелось мне, но
Не сбылось, не случилось… Даже в памяти нет!
Время это ещё и – в неизбежность билет…
Но, минуя сознанье, пролетают года,
Оседают в подвале,
не оставив следа
На окраине тихой, где стоит некий дом,
На стенах и на крыше, да и в доме самом.
Клубится день полдневным паром
Над голубою чашей лета,
Змеится меж листвяных арок
Неторопливый зной, а где-то
В осоке, сумрачен, неярок
Мирок прохладный приютился.
Покой парит, расправив крылья
Дремотной лени, хищной птицей –
В просторах мыслей без усилья
И за пределы их стремится.
Болото лезвием прохлады
В лесу бутон жары подрежет,
И бликов прошлого громады
Ломиться будут реже, реже
Туда, где для души отрада –
В былого гнёздышко, где жили
Они, питая духом детства
Мои мечты, надежды или
Покоя благостное действо
В сознании производили.
Придавлен камнем злого зноя,
В тени до срока замер вечер.
И бесконечной белизною
Был беспредельно изувечен
Простор небес, от жара ноя,
От мощи солнца изнывая…
Цветеньем света в дальней туче
Восток пульсировал... Зевая
Оконной шторой, дом на круче
Томился, полдень проживая...
Льдистые ветки играют на лютне зари.
Тьму обрезая, пыхтит оголтелая вечность.
Странница!
Снова взываю к тебе: «Одари
Холодом утренних снов,
бесконечных, беспечных!
Тучей соблазнов плывут надо мной времена,
Ливнями страсти питая иссохшее сердце,
И прорастают порой до небес семена –
Тонких гармоний астральных неспешные герцы!
Странница!
Стало пустынно мне в зимнем лесу,
И небеса отливают зловещею, синею сталью…
Светлые думы тебе я сюда принесу!
Чёрные чувства на черни порога оставлю.
Мыслей моих не приняв, удалилась она.
Кровь проливая в небесные бледные вены.
Пятнами лунными пала на снег тишина,
И расплескались по небу ночные мгновенья.
…Тайна приходит сверкающей тенью миров,
Что полыхает во сне, будто сонные блики,
И вдохновений потоки в сердца мастеров
В эти мгновения будут, конечно, пролиты…
Но, уходя, хохотала в охотку луна,
Сон растворяя в отчаянном утреннем смехе,
И уплыла белой дымкой опять тишина,
И вдохновению снова – помехи, помехи!
На что потратил время сомневающийся Кант!
Бессмысленность логическое здание развалит.
Меняются со временем значения констант.
Пространство сопрягается с материей - всегда ли?
Колеблется, как маятник, система аксиом.
Условности мешают перепутать север с югом…
В грядущем – настоящее, грядущее – в былом. –
Никак нам не сойти с эзотерического круга!
Напился с безысходности усталый Гейзенберг.
Не снятся Нильсу Бору ни законы, ни задачи.
Эйнштейн и относительность давно уже отверг.
Теория пред практикой так мало может значить?! –
Мгновение меняет и законы, и миры,
Но мир того мгновения никак не изменяет.
Какую бы теорию рассудок ни открыл,
Отыщется - которая её опровергает.
Вселенная рождается, как будто изнутри,
В непонятом биении сердечных колебаний;
И как бы ни стремился кто, и как бы ни хитрил,
Первичное понять ему – напрасное старанье!
Упала дымистая тьма
На мшистые трясины.
Седые локоны туман
Оставил на осине.
Стекло росы разбила ночь
На колкие кусочки.
Как будто ёжики – точь-в-точь –
Серебряные кочки.
Луна рассыпала по ним
Брильянтовые льдинки...
Была трава – теперь одни –
Седые паутинки.
А сквозь тумана плотный шар
Просвечивают звёзды.
Костром сплетённый тёплый шарф
Окутывает воздух.
Полдневный жар с высот небесных
Прольёт торжественный покой
На лес, луга, в ущелий бездны
Господней властною рукой.
И затрепещет в белом платье –
Истомы летней – мир земной,
Смущенный истовым объятьем
Небес, блестящих белизной…
В лесных канавах незабудки
Смеются бледно-голубым
Сияньем, радуясь (как будто)
Забавам солнечным любым.
Семейство прыгающих бликов
Играет в прятки меж ветвей
И пламя птичьих песен, криков
Всё разгорается сильней…
Церковной тьмой, впитавшей ладан,
Вздохнул, грустя, еловый лес.
Мечтой и мыслью не разгадан,
Покой до полдня в нём исчез.
Лишь колокольчиковым звоном
Теперь пространство сгущено,
Да кукушиным гулким стоном
Слегка вибрирует оно.
А после полдня – снова птицы
Зажгут звучанием простор,
И солнцем сотканные ситцы
Украсят птичьих грёз костёр
Среди ветвей узором кружев
Переплетения лучей,
Законы оптики нарушив
Волшбою сойкиных речей.
Часам к семи медвяным паром
Июнь окутает сады
И воздух напоит нектаром
Ирисов, мяты, резеды.
А после – влажная прохлада
Цветком тумана расцветёт,
И белой ночи будет рада
Душа, зовущая в полёт…
Загадочным мерцанием берёз
Луна коснулась леса… Как нарочно,
Опять возник мучительный вопрос,
Как отразимо будущее в прошлом –
В таинственном присутствии Его –
Какого-то неведомого мира,
Которого прозрений торжество
Представило случайностей пунктиром?
События разрозненные – вдруг,
Скрепляясь во единую цепочку,
Под магией луны смыкались в круг,
Неявное показывая точным.
И в центре круга некто, недвижИм,
Присутствовал, собой являя образ
Того, кто в параллельном мире жил,
Отобразив в нём
дух мой,
плоть и возраст,
Судьбу мою – зеркальным двойником,
Дарующим спасительные знаки,
Но быстро исчезал наитий ком,
Когда цвели огнём рассвета маки…
И снова, погружаясь в пелену
Томительного дня
и не пророча
Грядущего счастливую страну,
Я жду лесной и долгой лунной ночи.
Молчанием простужены и мысли, и мечты.
Копается в копилке бытия старуха-память.
Но образы прошедшего, забытые почти,
Являются туманными июльскими ночами
Скрипящим звуком старых половиц,
Мерцанием зарниц…
…Пространство не напомнит о свободе никогда,
Покуда клетка времени крепка, и не пустует
Событьями, при этом невозможно передать,
Что кроется за тайным, посекундным, тихим стуком
Хронометра, квантующего дни
Периодом одним.
Меняет постоянные небесный часовой,
И с ними корректируются время и пространство,
Галактики смещаются, и серою совой
Туманность между звёздами пытается пробраться…
Меняемый невидимой рукой,
Период стал – другой!
Однако ослабляются спирали мыслеформ,
Закрученные в дальние эн-мерные пределы,
И снова уменьшается квантованный простор,
Случайному событью покоряясь то и дело.
И время – непрерывно, и опять
Пора воссоздавать
Другие, переполненные зыбкостью миры,
Похожие на призраки, меняющие свойства,
Гармонией исполненные только до поры,
Пока не поменяется закон мироустройства,
И сын опередит отца и мать –
В стремленье умирать.
Когда неприводимо бытие к небытию,
Пульсирует на тайне отношений их к сознанью
Неявное – чему определений не дают,
Не в силах отказаться от абстракций мирозданья -
То – иррациональное звено,
Которым скреплено
Единство ощущения первичной пустоты,
Сквозящей из космического хаоса наитий,
И знанья, нам знакомого, как клиру монастырь. –
Сцепляются звеном причины, следствия, событья.
И мыслей отрешённых череда –
Им скована всегда!
В медленной реке воспоминаний
Счастье растворилось, и теперь –
Будущее душу не обманет
Огненной иллюзией потерь.
Кружатся цветные фейерверки. –
К ним ли мне доверчиво пойти?
Нет! Уж слишком дороги проверки
Истинности дольнего пути.
Слишком оказался горьким опыт
Поиска небесного в земном…
Копоть! На душе – сплошная копоть
Прошлого, объятого огнём.
Помню я: Грядущее блистало
В розовых иллюзии лучах.
После – догорело, и усталый
Пламень, поглотив его, зачах.
Сможет ли душа забыть Былое?
Сможет ли Грядущее принять?
Или, как свеча пред аналоем,
Будет терпеливо догорать?..
Знаю – есть спасительные знаки!
Господи! Даруй хотя б один,
Чтоб перед бедой, пред горем всяким
Я б предстал – не раб, а – господин!
Сиреневой печалью
Омыл сердца июнь.
Вечернему молчанью
Пропел болотный лунь.
На дремлющих полянах
Лучами тишины
Из локонов тумана
Пошиты птичьи сны.
Жасминовым бутоном
Прохлада расцвела,
Лиловым полутоном
Окрасив зеркала
Вечерней тихой залы,
Где платьица дерев
Колышутся устало
Под ветреный напев,
Где выдохи и вдохи
Полночной темноты –
Лишь космоса-пройдохи
Дремотные мечты…
Сонливые созвучья
Мерцали вдалеке
Грозою в дальней туче,
Купавшейся в реке.
Пускай же мне приснится
Мир страсти и огня,
Пусть звёздные ресницы
Лучом кольнут меня.
1.
Пролетая над поляной,
Одиночество моё
В сети благостной нирваны
Погрузило бытиё.
Беспокойство, невидимкой
Семенящее во тьме,
Потерялось в синей дымке,
Не найдя пути ко мне.
И лучистые просторы
Приоткрыла тишина,
Ожиданием простого
Звука слов обожжена.
Грани мира заиграли
Запредельностью мечты,
Из священного Грааля
Тайны я вкусил почти…
Увлекли миры иные,
Где давно упрощены
Все случайности земные,
Те, что возвещают сны.
Но мои порвались сети
От движения времён:
Я на горестной планете
Вновь судьбою заклеймён.
2.
Стуча колёсами на стыках передряг,
Сквозь серый сумрак опустелой стылой жизни,
Пронёсся скорый, сокрушая всё подряд:
Надежду, веру – то, чем жил, чему был рад,
И светом фар мне на прощанье в душу брызнул.
И восставали из подвалов, тайников
Моей души – толпою дикой – злые гномы,
Гремя цепями заржавевшими оков,
Пугая стайки белокрылых мотыльков,
И нарушая мерный цокот метронома.
Но я бездействовал, а поезд вдалеке
Ещё насвистывал прерывистым фальцетом,
Желая будто указать на то мне, кем
Я смог бы стать… струился холод по руке…
И доктор вату подносил ко мне пинцетом.
Что было после? – Открывали в ночь окно.
Иглою рдяной прошивали горизонт, и
Загнали карликов душе моей на дно.
Едва посвистывал ушедший поезд, но:
Проснись, – сказали, – это просто видел сон ты.
Морозный выдох тишины
Застыл рубином на стекле
И отразил цветные сны
Уснувшей розы в хрустале.
Во снах её смеялась ты.
Казалось мне – хрусталь дрожал
И звоном тихим и простым
Он заполнял зеркальный зал.
А вдоль по полу, чуть дыша,
Унылый сумрак семенил.
Была темна его душа
И было в ней немного сил...
От солнца луч, пройдя рубин
И отразившись в зеркалах,
Явил тебя мне из глубин,
Где память окружала мгла...
Виолончельною печалью звучал июль
И дни бежали в алом зное, быстрей косуль.
Воспоминаньем о прохладе томил меня
Еловый лес, кукушки плачем в покой маня.
И я вошёл под своды елей, в их терема,
Где мхом шепталась под ногами сырая тьма,
Где мне мерещилось былое за каждым пнём,
И в памяти моей мерцало живым огнём.
И тихо блики танцевали, и пела мгла,
А сердце болью прошивала времён игла.
Простор, лилов и ароматен, напомнил храм,
Куда я с трепетом и верой шёл по утрам.
Свечой алтарною стояла вдали сосна,
Держа на кроне пламя солнца, и – докрасна
Был раскалён над нею воздух, а мысль моя
Парила птицею уставшей в других краях,
Где было вольно и просторно моей душе,
Куда не в силах я вернуться давно уже.
Виолончельною печалью звучал июль
И дни бежали в алом зное, быстрей косуль...
Аквамариновая юность
Туманом пала на глаза…
Не обыграть, не переплюнуть
Судьбу без веры в чудеса.
Замысловатые синкопы
Ещё в душе моей звучат!
Какой закон, какой тут опыт,
Когда весны горит свеча!
Какие выводы… итоги…
Какие мысли о былом!..
Когда листвяные чертоги
Влекут жар-птицыным крылом!
Когда сиреневою дымкой
Мне улыбаются леса,
И пляшут первые дождинки,
Бушует первая гроза…
Хотя у зрелости осталось
Ничтожно мало от того,
Что было прежде, эта малость
Дороже прошлого всего!
Туманы ядовитых переменчивых желаний
В отсутствие предела, за которым пустота,
Подобно пьяной лилии
В болотном изобилии
Распустятся капризною строфою в подсознании,
В спокойной тихой радости, в стремлении отдать
Целуемую сотней благодатных вдохновений
Высокую, стоящую до неба, тишину -
На растерзанье разуму,
Не ставшему ни разу мне
Попутчиком в пути, где под шуршание мгновений,
Под скрежет дней-ночей, я лямку времени тяну...
А в плавящемся мареве событий завершённых
И будущих – блуждает истлевающий мой дух.
Мне небо стало прозою,
Написанную грозами,
Спалившими цветущие красивейшие кроны
Мечты моей, и пламень тот давно уже потух.
Теперь, когда я вижу чьи-то робкие надежды
На дальнее, смешно мне, потому что знаю я,
Что будущим развенчаны
Они, и переменчивы
Всегда, какими б ни были нарядными одежды,
Скрывающие тайны и соблазны бытия.
Смотря на бесконечное, увижу только точку,
Мелькающую в гранях бриллианта пустоты,
И близкое – в далёкое,
Воздушное – в нелёгкое, -
В момент преобразуются, как будто по цепочке,
В комок иного мира, не успевшего остыть…
И снова разширяется другая сингулярность,
И снова формируются скопление планет,
И звёзды, и галактики,
Теории и практики…
И снова – вместо хаоса – закон и регулярность.
Вы скажете: бессмыслица! …а я отвечу: Нет!
Кто часто ошибается в простом,
Тому порой легко бывает в сложном.
Вне категорий – истинно ли, ложно –
Кто часто ошибается в простом.
Судьба научит времени кнутом,
Что и подчас ошибку сделать должно!
Кто часто ошибается в простом,
Тому порой легко бывает в сложном.
Песком золотым сквозь небесное сито
На Землю осыпалась осень
И небо – до звона покоем разбито –
Ударами гулкими оземь.
Оно, рассыпаясь на тысячи лужиц,
Пронзило уснувшие чащи
Острейшей стрелою ноябрьской стужи
И снегом, печалью блестящим.
Избушка лесничего, старясь, ветшая,
Неспешно отправилась в вечность.
Никто в этом странствии ей не мешает.
Притихли и мыши за печкой…
Блуждая по первому снегу, по бликам –
По огненным пятнам – увидишь:
Гуляет былого двойник бледноликий.
К нему не захочешь, да выйдешь…
Леса и сады улыбаются грустно
Багряной густой тишиною.
Молчание – это, конечно, искусство –
Почувствовать осень живою...
Холода обжигают лицо.
Блики солнца упали на снег.
Закатилось судьбы колесо!
Воет ветер, а слышится - смех!
И берёзы, осины, дубы
Тщетно тянутся ветками вверх.
...Ни зимы, ни страны, ни судьбы,
И прозрение разум отверг.
Холода обжигают лицо.
В синеве утопая, бреду.
Замыкается снова кольцо.
Снова мир в одноцветном бреду.
Открывается медленно глаз -
Равнодущной к земному - луны.
...Ни покоя, ни жестов, ни фраз.
Ни любви, ни судьбы, ни страны...
1.
Прося прощения у вечности
Свинцовой сумеречной тьмой
За краткости и скоротечности
Часов, забытых кутерьмой,
На запад ночь плыла, не ведая,
Что обращают вечность в ноль
Мгновений выстрелы рассветные,
Земную не сразив юдоль.
2.
Рассвет, задумчив, нерешителен,
Уча какой-то свой закон,
Легко общался с небожителем
Весёлым птичьим языком.
Чирикал, тенькал и посвистывал
Живой бесформенный комок
В переплетенье хвои с листьями,
И уставать никак не мог.
И ощущенье пряной праздности
В разноголосой пестроте
Дразнило, образуя разности
Оценок чуда в красоте.
Лишь там, где сырость изначальная,
Камыш, осока, молочай –
В траве – отчаяньем качаема –
Ютилась некая печаль.
Ведь утро, медленно скользящее
По тёмной чаше бытия, –
Ни что иное как блестящая
Слеза, о Господи, твоя…
Сыграй каденции судеб,
Мой терпеливый Музыкант!
Ты на людском земном суде
Не оправдаешь свой талант.
На белых клавишах миров,
На аспидных – небытия,
Играй, невидимый герой,
Пока ловка рука твоя.
Движенье – музыка времён.
Синкопы – молнии секунд.
Играй, весельем заклеймён,
Рассей вселенскую тоску.
Горящий факел тишины
Сожжёт безумный твой порыв
И все мы будем лишены
Простого счастья до поры…
Ну а пока играй, играй –
Минуту/ век/ секунду/ час/ –
Пока наш мир ещё не рай.
И вряд ли станет им для нас!
Сорвался
с нервных струн,
разбился
на сотни пауз тишины
твой голос,
мир перекрестился
прикосновеньями весны.
И ты ушла,
воспоминанья
заполнив бликами надежд,
ушла в тот мир, где между нами –
осколки прежнего,
но где ж,
где ж отыскать такой осколок,
в котором ты смеёшься мне?..
ко счастью первому – путь долог,
к второму-третьему – вдвойне!
И времена,
сжимаясь в точку
от выдоха:
«верну тебя!»,
путь сокращали, в каждой строчке
огонь
моих молитв терпя.
«Верну тебя!» – за облаками
мне вторил гром,
когда гроза
несла моих желаний
пламя
стрелою молнии – в небеса.
«Верну тебя!» – дробилось эхом
в сырых лесах,
в ущельях гор…
вернуть тебя… но есть помеха,
ведь ты…
со мною – до сих пор! –
лучом ли майским
или снегом
смеющегося января…
а может,
августовским небом,
туманным блеском янтаря?..
Ты – память,
понял я,
ты – память
по тёплой юности годам,
и лишь несбывшегося заметь
тебя сокроет,
вот тогда –
когда мне станешь
не нужна ты,
ко мне вернёшься…
что же я? –
отрину всё, что будет свято!
не память ты. –
Судьба моя!
Я был жестоким действием разъят
На две неравнозначные основы,
Несущие в сознание разряд
Сомненья и прозрения святого.
Сомнение поставило печать –
Окутало мой мир злой пеленою.
Прозрение – свечением луча –
Рассеивало морок предо мною.
Я знаю –
был бы счастлив, счастлив я,
Когда б сомненья мыслить не мешали…
В покое вечном – радость бытия,
А в страсти, вожделении – едва ли!
И я вошёл в давно забытый храм.
Надежды трепетали там свечами
И пелись песнопенья по утрам,
Исполнены покоя и печали.
И светлый дух слетал из алтаря,
Высвечивая тьму моих томлений,
Спокойствие творил во мне, даря
Душе моей от хвори исцеленье.
И крест на аналое целовал
Упавший с неба луч.
Окно сияло.
Но кто-то мне нашёптывал слова:
Покоя на Земле для счастья мало.
Льдинкой канула печаль в тёмный омут Леты
И на солнечной печи потянулся март –
Распушил, котяра, хвост, небом отогретый,
Серый дымчатый, укрыв солнца белый шар,
Чтоб оно, к весне – ежом дико ощетинясь,
Не ужалило её, и – до майских трав
Заподснежилась земля, и весны святыня
Расцвела, белёсый блеск у зимы украв.
Ты проснулась… Улыбалось
Солнце лучиком в окне.
Сна рассеянного малость
Приютилась в тишине.
Искупалось и остыло
Солнце в локонах твоих…
Где любимый?
Где твой милый?
Счастье – где для вас двоих?
Как бывало? – на неделю
Страсть… на две недели… три…
Те, кто были – надоели.
Их из памяти сотри…
Принимаешь с пеной ванну,
На балкон выходишь ты,
Окунув в дымы «Гаваны»
Все домашние цветы.
И стоишь ты на балконе,
Руки трепетно сомкнув,
Для одних – сама Мадонна,
Для других – кокотка «Буфф»!
День хрустальной вазой блещет,
И пьянящее Аи
Золотистым солнцем плещет
На запястия твои.
В гробу ледовых стылых дней зима заснула.
И блик весны дрожал на ней, на снежных скулах.
Тепла не чувствуя, она во сне искала
Страну, где стынь и белизна, где льды и скалы.
И на лице застыл декабрь, едва заметной
Улыбкой, чопорной слегка – бесстрастья меткой.
А слишком ярый – в сотни жал – январский холод
На остриях ресниц лежал, на них наколот.
И – вспышек магния белей – блестели кудри
Морозной дымкой февралей – искристой пудрой.
Весна! Хмельная теплота! Глоток токая!
Ты всё равно не та, не та…
Ты - не такая…
Снова считаем рубли и победы
все понимаем, всё понимаем..." А. Дольский
Никто с этим миром не спорит.
Законы его нелегки.
И счастье сменяется горем,
Прекрасным мечтам вопреки.
Сплетаются руки и души
В едином порыве, но вновь
Судьба ликование рушит
И молвит: «К печали готовь
Согретое юное сердце
Короткой любовью!», и вот –
Гармоний сбиваются герцы,
Темнеет грядущего свод…
Откроем забытые книги,
Сдувая священную пыль:
Прозрений спасительных миги,
Изменят ли скорбную быль?
Конечно же, нет и, как прежде –
Скорбей расцветают цветы
На поле истлевшей надежды,
Туманом грехов повиты.
Где чуда искать? В небесах ли?
За жизненным кругом невзгод?
Терпение, силы иссякли.
За годом проносится год…
И снова по вечной спирали
Кружатся планеты судеб
В пространстве, где счастье украли
Причины-разбойники, где
И жизнь-то – всего лишь – свобода
Спокойного хода времён.
Сознанья напрасна работа,
Чтоб ход был ему подчинён…
И всё же – в каком-нибудь мае,
Забыв обо всём навсегда,
Мы с лёгкостью мир понимаем,
Но поздно… умчались года…
Синей бабочкой лесною
В паутине темноты
Билась позднею весною,
Тронув крыльями цветы,
Полночь,
звёздною пыльцою
Опыляя небеса,
Где – луны полукольцо и
Бездны тёмные глаза.
От биенья крыл полночных
Трепетала темнота.
Паутина, хоть и прочно
Полночь сцапала, но та
Порвала её, на запад
Улетела. А клочок
Паутины трогал лапкой
Злой рассветный паучок.
Задохнулся, пропал мой мир в бытии трёхосном.
Ускоряясь во много раз, уплывало время.
На окне рисовала тьма то ли знак вопроса,
То ли ставила знак «тире», как черту на кремне.
Утро, горечи лет испив, обжигалось болью,
И восток покраснел – подобно больной гортани.
Прострелил облака рассвет, разрядив обойму
Нетерпения темноты. …От пустых скитаний
Побледнела луна в петле, облаками свитой,
На звезде – на гвозде она, приуныв, болталась.
…И брела, обретая тень, обрастая свитой
Потускневших картинок дня, королева Старость.
Закрутилась позёмка лет по лихой спирали.
Замелькали снежинки дней, дорогих, ушедших;
На виски сединой ложились и… умирали.
И врывался в окно октябрь – беспокойной векшей.
Белоснежной печалью сгорала
Свеча зимы.
По утрам перламутром коралла
Из синей тьмы
Трепетало холодное солнце
В остывшей мгле,
Приближая мольбою чухонца
Весну к земле.
И тогда расцветала тюльпаном
Сама весна
И блестела, лучистым туманом
Озарена.
И земля становилась пестрее
Тогда, тогда...
Заставляя крутиться быстрее
Года, года...
Звезда Маир сияет надо мною… (Ф. Сологуб)
Осколки разбитого детства
Мечты искромсали мои...
От прошлого некуда деться.
И где он, далёкий Маир!
Пронизаны радостной дрожью,
Проносятся годы, а я
В грядущее по бездорожью
Иду, за предел бытия.
Мелькают забытые лица,
Фрагменты былого. Они
Меня призывают молиться
За прошлые грешные дни…
А лучики воспоминаний
Погасли, не греют мой мир.
В свинцовом осеннем тумане
Померк мой желанный Маир….
Молюсь, чтобы не было боли
От счастливо прожитых дней
И чтоб, обедневши судьбою,
Не стал бы я духом бедней.
Грядущее свяжет, конечно,
Тугою петлёю невзгод
Крыла, на которых беспечно
Душа совершала полёт.
Оно роковой пеленою
Окутает радужный мир,
Но вновь заблестит надо мною
Зовущий в иное Маир!
Куда ни посмотри – везде святынь
Лучистые забытые останки…
От воли очумев, цветут цветы,
Наполнив ожиданьем полустанки.
Здесь время, откричав, отголосив
Сирено-канонадным плачем, воем,
Бродило вдоль запретной полосы
Под памяти всевидящим конвоем.
Здесь небо, утолив печаль по дням,
Когда мертвящий дух стоял в пространстве
И рок войны над всеми меч поднял,
Оглохло, пребывая в скорбном трансе.
Кто знает – над болотами потерь –
Ещё, быть может, мгла воспоминаний
Рассеется, но крикнет: «Нет, не верь!..»
Нам ворон, пролетев над валунами.
Куда ни посмотри – сквозь пламя дней –
Иных огней мерцающие знаки…
О мире вспоминаем на войне,
Покуда мир бесчинствует во мраке.
Война – не поругание святынь,
Не смерть людей, не плач вдовы солдата…
Война – когда в лугах цветут цветы
Ни для кого… и ничего не свято!
Уставая от морока дел дневных,
Усмехаясь болотным огнём в ночи,
Надышавшись цветами скорбей земных,
К небесам так хотела найти ключи!..
Слишком холодно ночью среди болот.
Слишком тягостно пение тишины.
И так низок прошедших времён полёт,
И так быстро все тайны разрешены…
И заухала гулко ночной совой,
Замелькала пылинками на ветру,
И - над видящей пятые сны травой -
Забелела туманами поутру.
Сосчитала забытые небеса,
Заплетая в них ткани пурпурных зорь,
И, на первом галактики разбросав,
Рисовала созвездий цветной узор...
На втором – отошедшее ожило,
Замелькало картинками детских дней,
А на третьем – грядущее, как стекло,
Отразило любовь и тоску по ней.
На четвёртом – успеха, добра чертог!
А на пятом – покой и пути к тому,
Кто живёт на шестом, он – всему Итог.
Ну а выше – Господь, далеко – к нему!
И нашла от астральных ворот ключи,
Что упали с четвёртых небес в траву.
Осветили пути к небесам лучи,
Обрезая привычную синеву.
От земли полетела синицей в синь,
Совершая попытку под цифрой «шесть».
До шестого, конечно, не хватит сил,
Но до третьего силы, бесспорно, есть!
Густою дымкой теорем
От нас сокрыты навсегда
Путь обретенья новых тем
И озарения звезда.
И лишь высокая печаль
Горит над сутолокой дел,
И, освещая жизни даль,
Кладёт мечтаниям предел.
Так вот он, тёмный горизонт,
Под ним какое-то число.
Его увидеть есть резон:
Оно б от гибели спасло
Судьбу и душу – боль мою,
Но не взойти его заре,
И я в отчаянье стою,
Поднявшись по крутой горе.
И вижу: так пусты миры,
В которых истина живёт,
Что далеко до той поры,
Когда эн-мерный небосвод
Откроет тайну бытия,
И будет явлено число.
А без него душа моя
Не различит добро и зло!
Трагичное безмолвие полей
Осыпалось уныньем снегопада
На тихое мерцание аллей
В покое позаброшенного сада.
Искрился рой замедленных секунд
В поклонах фонарей, молящих зиму
Не сыпать бесконечную тоску,
А закрутить в подобное Гольфстриму
Безумие метелей, облаков,
Ускорив времена, да по спирали,
И так, чтоб скоротечно и легко
Снежинки в этом вихре умирали.
А хлопья растворённой тишины
В кислотной вязкой тьме воспоминаний
Упали, белоснежны и нежны,
На спящие азалии, герани…
Последняя улыбка теплоты,
Подаренная летом, вдаль летящим,
Растаяла вдруг, инеем застыв,
Посеребрив поля, сады и чащи.
И в небе, кувыркаясь, клокоча,
Сплетались змеи снежные под солнцем,
Которое, румяней калача,
Всходило над остывшим горизонтом.
И был столь ожидаемым восторг,
Разлившийся над снежною планетой,
Когда – в морозном мареве – восток
Вдруг улыбнулся солнечным рассветом!
Отрицая превосходство расстоянья над событьем
И сплетая паутину хаотичности миров,
Над причиной торжествуют - озаренья и наитья,
Открывая и скрывая сроки бед и катастроф.
Обращая нетерпенье в строфы-строчки на бумаге,
Всё прочнее и прочнее устанавливаем связь
Между точным и случайным, отвергая силу магий
И сюжетов сновидений переливчатую вязь.
...Хор небесный, не смолкая, пропоёт о том, что будет,
А потом он приутихнет, откровенья исчерпав.
И задует время свечи, а тепло забытых судеб
Сгинет в холоде могильном на костях и черепах.
Только где-то на болотах пламя бледно-голубое
На мгновенье загорится и погаснет на века,
И забытое былое – злое, доброе – любое
Обратится под золою, под землёю в червяка…
Что останется? – немножко: горя маленькая ложка.
Что же будет в этом мире? – только то, что не сбылось!
…Снова путь пересекает чёрная, как дёготь, кошка.
За окошком – всё медведи трутся о земную ось…
Царица дней былых…
Царица дней былых, блистая лалом,
Пришла ко мне из края дальних грёз,
И говорит: «Пока – утешься малым, –
А после – будешь счастливым до слёз».
И вот, презрев покинутое счастье,
И веря в каждый проходящий миг,
Терплю невзгоды, беды, безучастный
Ко всем, кто называются людьми.
Царица мне подносит злую чашу:
«Испей нектар, и будешь счастлив ты».
За нею тени прошлого мне машут
Хоругвями поруганной мечты.
Я поднял чашу, выпил, опьянел я,
К прошедшему стремленье потерял:
Не заблистали ярче ожерелья
Не полыхал на бармах ярче лал…
Царица дней былых ушла в чертоги,
Откуда мир покажется ясней,
Но вход туда мне преградили боги
Стеною дней, прожитых мною дней!
Во тьме миров, погасших и забытых,
Блуждает разум, странный и больной…
Но не вернётся дух к былым событьям,
Покуда я от зелия хмельной.
Итог
С какой неистребимой верой
Смотрел вперёд!
Над суетою жизни серой
Стремил полёт.
Я духом наполнял бокалы
На пире грёз.
Решал я вмиг большой и малый –
Любой вопрос.
Предметам всем и всем явленьям
Я имя дал.
Я в каждое стихотворенье
Вплёл идеал!
Но полог неба приоткрылся,
И я забыл,
Над чем, над чем всю жизнь трудился!
Не стало сил.
Блуждаю тёмною тропою
По чьим-то снам,
А наяву кружусь золою
По серым дням.
Спасение
В дни безумно-огневые
На простор я выхожу.
Там у Господа прошу:
«Мне отдай "цветы живые"!
Боже, милостив, порви
Злые ткани разлученья.
Ты рассей мои мученья
По ветрам былой любви».
Но угрюмы небеса.
Тёмно Божеское Око.
И кругом поют жестоко
Неземные голоса:
«Позабыл ты божий лик
И вкусил отравы страсти.
Ах, не будет больше счастья.
Божий гнев теперь велик!»
…Вижу я: сырой восток,
Зажигается Венера. –
Снова бьётся моя вера
Как спасения исток.
Романс
Цветёт шампанская печаль
Во глубине твоих очей.
Переливается хрусталь
Твоей души огнём свечей.
Ах, ангел белоснежный мой,
Весь в озарении зеркал,
Прими, прими земной покой,
И ты отыщешь идеал!
…Как магний, бледное лицо,
Гудит сиреневая ночь…
Возьми из рук моих кольцо,
И дьявола, и Бога дочь.
Агония
Я видел, как пьянел закат,
Как расцветали сумерки,
Как небо источило яд,
И будто бы все умерли…
Огни мережили в окне
Трагично, переливчиво.
И сам был будто бы в огне…
Распахнутый, отзывчивый.
Ко мне летели души всех, –
Умерших, отживающих;
И каждой отпускал я грех,
Жалеючи, страдаючи.
Но расцвела одна Звезда,
Холодная, рассветная.
Душа влетела навсегда
В пространство межпланетное.
Горние вершины
Поднимаясь к лазурным высотам,
О прошедшем своём забывал.
Я всегда был не первым, а сотым,
Мне противен людской карнавал.
Наблюдал я снега на вершинах,
Презирая просторы полей,
Потому что в вершинах вершил я
То, чего не свершить на Земле.
Ледники загорались и гасли
В алом пламени горних костров,
И не знал я: прошёл – то ли час ли,
То ли век…
Видя снежный покров,
Забывал о превратностях мира,
Потонувшего в зле и в скорбях,
Где и душно, и сыро, и сиро,
Где возможно прожить, не любя!
Аккорд
Она молчала. Дни прошли.
И сердце приувяло.
Оскалом бешеным вдали
Грядущее кричало.
Бессильный, я стоял среди
Камней былого храма,
И безучастие среды
Мне рисовало драму.
И я бы – к той, да вот она –
Во гробе, неживая…
Когда – фальшивая струна –
Тоска, аж ножевая!
Ты приходи, моя печаль,
Былая, из Былого
И, освещая жизни даль,
Даруй живое слово.
Поклоняясь злу и мраку
Поклоняясь злу и мраку,
Я рассеиваю мрак.
Слепо доверяя знаку,
Проверяю каждый знак.
Знаки в мраке восплывают
Из пространства вещих снов,
Тайны жизни возвещают
И основы всех основ.
О, тепло моей души…
О, тепло моей души,
Тщетно грёзишь ты о мае!
Музыка лесной глуши
В скорби жизни замолкает.
Тащится уныло тело
По бесчувственным путям,
Приобщённое к скорбям
Волей низменной умело.
От лютого коварства дней…
От лютого коварства дней
Огонь мечты я зажигаю
И, согреваяся под ней,
Опять в тоске изнемогаю!
От злого выдоха времён
Я отгораживаюсь целью,
И, новой целью полонён,
Я забываюсь дни… недели…
Струит сознанье терпкий яд,
И сердце бытия слабеет.
И тлеют цели все подряд.
Огонь мечтаний тоже тлеет.
И, к Горним Высям восходя,
Порабощён тоской земного.
А по земле сырой идя,
Я алчу горнего, иного.
Рондель
Жасминовой неги твоих лепестков
Коснулось дыхание белых ночей. –
Ты стала сиянием лунных лучей,
Дрожащим от крыльев ночных мотыльков.
Так где же ты, где? – лишь туманный альков
Да трепетный лепет несмелых речей,
И нет аромата твоих лепестков,
Осталось – томление белых ночей.
А утром прольются из туч-облаков,
Сливаясь с потоками горных ключей,
Дожди, и потом обратятся в ручей,
И я среди сонма воскресших цветков
Почувствую запах твоих лепестков!
Витиеватые мысли
Я верил в превосходство результата
Над тем, что обещала мне она –
Какая-то несбыточная дата,
Какая-то далёкая весна…
И, веря в поражение теорий
Под натиском влюблённой тишины,
Доверил многомерному простору
Пылающую боль своей вины.
…А время – от начала до исхода –
Застыло посреди пустых дворов
Молящим ожиданием восхода,
Сиянием забытых мной миров.
Но времени, конечно, маловато,
Чтоб прошлое с теперешним скрестить,
И эта невозможность – как утрата,
Как порванная судеб наших нить.
…Кому-то – непременная удача,
Кому-то – вековечная беда…
Ребёнок почему-то горько плачет,
Когда мерцает тихая звезда.
… Остыло всё! – остыли утра, ночи,
Остыли дни, прошедшие года.
Пространство рассказать о чём-то хочет,
Но небо – молчаливо, как всегда!
Печать
Тяжёлой печатию рока
Отмечены тёмные судьбы.
На всё установлены сроки.
Жестоки безликие судьи.
Тяжёлой печатию рока
Отмечены наши пределы…
Дыханием тёплым востока
Врачуем и душу и тело.
Тяжёлой печатию рока
Пломбируется мирозданье.
Откроет ли тайные знанья
Нам голос витии, пророка?..
Тяжёлой печатию рока
Отмечены чувства и мысли.
Мы ждём озарений, урока –
Победы над тлением жизни.
Но правит событьями Случай,
Сверкает мечами над нами,
И малый предчувствия лучик
Слабеет, поникнув крылами.
И будем бессильны, покуда
Скупая царица Фатальность
Скрывает от нас своё чудо –
Грядущего злую реальность,
Покуда по времени полю
Гуляет дитя её, Случай,
Скрывая от нас свою волю,
Жестокий! Великий! Могучий!
Как можно быть счастливым в настоящем?..
Как можно быть счастливым в настоящем,
Когда полна печалями Земля?
Доволен жизнью был далёкий пращур, –
Незнание своё благословлял!
Как можем мы – далёкие потомки
Среди бетонных стен покой искать,
Когда просторов нет и нет котомки,
В которой – хлеб да Божья Благодать?
Выткана сетка времён…
Выткана сетка времён
Нитью сплошной тишины.
Древки забытых знамён
В пламени дней сожжены.
Точкой означена высь,
Где возгорится звезда.
Встань на колени, молись,
Чтоб навсегда, навсегда…
Чтоб навсегда – ни во что…
Чтоб навсегда – в никуда…
Нет ничего?
Но зато
Вечная блещет звезда!
Враг мой
Тёмная комната. Ночь. Постель.
Завтра, зевая, проснётся кто-то.
После он станет кряхтеть - свистеть,
И, отогнав от меня дремоту,
Вцепится в сердце тревогой мне
И отпускать целый день не будет,
Всё ожидая, пока темнеть
Станет, тогда он отпустит будто…
Днём, когда выйду из дома я,
Тысячи глаз обстреляют сердце –
Тысячи взглядов убьют меня,
Но приоткрою в леса я дверцу…
Так я спасался от тяжких стрел,
И от людей уходил в чащобы,
Чтобы никто никогда не смел
В мыслях меня умертвить, и чтобы
Тот, кто мне сердце с утра сдавил,
Больше не плёлся за мною следом,
Чтобы остался навек вдали
Иль растворился бы в знойном лете.
Но на меня (и со всех сторон)
Молча смотрело само пространство –
Небом, глазами синиц, ворон,
Соснами, травами… зло, бесстрастно!
Тоже хотело меня прибить.
Тоже!.. Ведь так не бывает, Боже!..
Кто же сподобил такой судьбы,
Что темнота мне всего дороже?!
Вечера ждал я… А спутник мой –
Враг мой – стоял за спиной, смеялся.
Ночь наступала. Пора домой.
Я уходил… а вчера – остался!
Зверь
Холодным лезвием рассвет
.....................................рассёк красу ночную
И кровь по венам облаков в озёра протекла,
И мне подумалось тогда: иную не начну я
Простую жизнь, прозрачнее муранского стекла.
А власть давно прошедшего безжалостно творила
Над будущим, сегодняшним нелепый произвол
С упрямством и кривлянием большого гамадрила,
Которого рассудок мой из страха произвёл.
Как много было бешенства, как много тёмной жути
В глазах его пылающих, в гримасах и рывках!
И так порой казалось мне: он шутит, просто шутит,
Но токи страха бегали по коже на руках.
И солнце пряталось во мгле, и всё не восходило –
Боялось потерять покой в тревожных небесах,
И только луч сжигал туман, как ладан жжёт кадило,
Да плавил грусть сырых чащоб, на тучах написав
Понятные одним лесам светящиеся знаки.
И – лишь запела тишина сиянием небес –
Как тотчас озлоблённый зверь, оскалившись во мраке
Моей души, бежал в леса, до полночи исчез.
Нарисуй мне ясный день..
Нарисуй мне ясный день
Акварельною печалью,
Освети разлуки тень
Чувством –
Как свечой венчальной.
От желания горя,
Не жалея, не тоскуя,
Выпей пламя октября, -
То, что слаще поцелуя.
Обнажённая, войди
В сумрак душного алькова,
С тайным трепетом в груди
Молви: «Я на всё готова!..»
Расцветающая тьма
Розовеющею сказкой
Нам откроет закрома
Страсти, нежности и ласки.
Упавшая звезда
По мосточкам да по гатям добирался я сюда.
Здесь упала и погасла очень яркая звезда…
Шёл я лесом, шёл болотом, расцветала тишина,
И искрилась, и мерцала ледяная белизна…
Здесь –
Малиновое солнце догорающей зари.
Здесь –
Рожденье обретают молодые январи…
Ярко вспыхивает иней на деревьях кружевных
И гуляет бликом лучик на просторах ледяных…
Синий вечер приближался, истлевали небеса
И под ёлками салютом зажигались чудеса.
Искры снежно-голубые появлялись там и тут,
И плясали, и сплетались, и, казалось мне, поют
Берендеевские чащи погребальную звезде,
Что упала прошлой ночью и рассыпалась везде –
На мерцающие искры, на звенящие мечты,
На последние надежды, да на снежные цветы…
Это – счастие разбилось и пропало навсегда,
Ведь упала и погасла новогодняя звезда!
Весеннее
Хрустальная чаша рассвета
На Землю весну пролила…
В потоках лучистого света
Блеснули два белых крыла,
И птицею звонкоголосой
На ветку уселся апрель.
Роняя прощальные слёзы,
Пропела, блистая, капель.
Кружа мотыльковой метелью,
Весенние сумерки шли,
И пали туманы под ели –
Дыхание талой земли.
К утру розовеющей дымкой
Дремотный окутался лес;
И день воссиял, как снежинка,
Упавшая с алых небес.
А в полдень ручьистые флейты
Запели на все голоса,
И вскоре румяное лето
Вошло торопливо в леса,
(сонет)
Наш мир – иллюзия, ведь он
Реален только в наших мыслях,
В страстях, эмоциях и числах,
Определяющих закон,
Где аниону – катион
Дан в соответствие. Их жизни
Выстраивают механизмы,
Которыми и сохранён
Наш мир. Его существованье –
В невыполнимости слиянья
Двух антиподов бытия,
И этому помеха – время,
Как невозможность расширенья
Земного – в горние края.
Растекается вязкое олово дней по невидимой тверди унылой судьбы, -
Расплавляется сотнями дальних огней, подчиняемых воле лихой ворожбы.
От забытых пределов небесных миров нам доносится ангелов стройный хорал,
И, внимая, слагаем мы тысячи строф и молитвы – затем, чтобы нас не карал
Вседержитель. Ах, как бы да не прогневить!.. Только помыслы все неизвестны его,
И невидима нам запредельная нить, из которой пошито причин торжество.
Примеряя одежды скорбей и утрат, не спешим на последний земной карнавал,
Но хотим, чтоб при жизни (и чтоб «на ура») Елогим нас удачею короновал.
И зима за окном – бесконечно дика, и почувствовать благость его нелегко.
А на улице скалится дикий декабрь, и весны поцелуй – далеко, далеко!
И несчастные мы… и не часто – любовь… А подчас ненавидеть, и то тяжело!
Только в сердце больном – перебой, перебой… Сердце! Как до времён ты таких дожилО!
Полдневный час тропой лесною лениво брёл ко мне на встречу,
Колыша стебли на полянах, сплетая солнечный венок
На кронах сосен, льнущих к небу, пронзая сотней мелких трещин
Густую тьму сырой чащобы, и лил лучистое вино
Сквозь них медовым током солнца – на мхи, замшелые деревья,
На терема уснувших елей, на царство сна и тишины,
И расцветали в чаще блики! …и лес – не лес, а Китеж древний –
Мерцал видением туманным, отображением весны
На гранях праздного пространства, забывшего юдоль земную,
Блестящего кристаллом лала в косых лучах иных времён,
Где все утраты и потери, устав под гнётом дней, зевнули,
И тихим-тихим сном уснули, отправив душу на ремонт.
И я, встречая полдень мая, припоминал иные сроки,
Когда судьба моя однажды крутой свершила поворот,
Мне преподав совсем другие, каких не ведал я, уроки,
Но, вопреки законам строгим, всё вдруг пошло наоборот...
1. Любая глупость, сказанная вовремя, обретает свойства мудрости
2. Литературное произведение – не более чем бледная тень личности написавшего – в ярком свете истории!
3. Как хороша порою реальность в частностях! Но сколь отвратительна - вообще!
4. Не можем в панцире сознанья
узреть объёмность мирозданья!
5. Дорогой человек всегда доставляет страдания, соответствующие его дороговизне.
6. Самый большой изъян в человеке – это когда у него не видно никаких изъянов.
7. Чем легче очароваться человеком,
тем после тяжелее разочарование в нём.
8. Настоящий поэт всегда может позволить себе написать плохо…
9. Есть категория женщин, которые не просто непонятны, но непонятно, в чём именно состоит эта непонятность…
10. Чаще влюбляются не в красоту, а в необычность и загадочность.
11. Прошлое кажется лучше настоящего оттого,
Что в нём уничтожен страх перед будущим...
12. Реальность трудна не оттого,
что в ней всё порой противоречит здравому смыслу, но потому,
что это всё одновременно противоречит не здравому смыслу тоже!
13. Многие принимают за ностальгию не тоску по прошлому,
Но ощущение неизбежности потери настоящего!
14. Грусть - тот чёрный бархат, на фоне которого ярче сверкают бриллианты счастья.
15. Всё, что может быть – уже было; будет теперь только то, чего быть не может…
16. Бокал, наполовину наполненным, но не наполовину пустым, считает только тот, кто не видел его полным.
17. Лучше быть плохим поэтом, нежели хорошим автором.
18. Женщина – как нож - чем лучше, тем опаснее!
19. Человек жив до тех пор, пока не расстался с последней иллюзией.
20. Надо обладать большим умом, чтобы признать себя идиотом!
21. Жизнь не более чем постоянное прощание с самим собой
(с) Борычев Алексей
Смотря однажды в огонь заката,
Печальный отрок Эммануил,
Подумал: «Сколь мне милы Геката
И стылый сумрак сырых могил!
К чему мне солнце? К чему мне пламя?
Зачем на свете полно огней?..
Остынет солнце… Истлеет память,
И мир погибнет в плену теней.
Забыв былое, уйду в Иное,
И снова стану – небытием,
И будет воля моя со мною
Творить просторы иных проблем,
Но станут лучше и плоть, и души,
У тех, кого я воссоздаю…
Как он прекрасен, как он послушен –
Мой мир, не так ли? – в нём как в раю!»
…Наивный отрок! Упрямый отрок!
Зачем стоишь ты среди зеркал?
Зеркальный мир ведь навеки проклят!
Другого мира ты не искал!
Что запредельно – всегда бесцельно!
За амальгамой стихает свет,
И снова праздник – как понедельник,
И в отраженьях – простора нет!
Но был упрямым, тот отрок странный, -
С былым прощаясь, ушёл туда,
Где в точку – время, и в луч – пространство
Преобразились, и навсегда!..
Последний отблеск былого горя
Закатной каплей стекал с зеркал,
Крестом могильным на косогоре
Он под луною сиял, сверкал…
Но встречный отблеск иного счастья
Лучом рассветным попал в трюмо!
…А шар крутился, а мир вращался,
Сплетая новых миров руно!
Горячим воздухом июня
Обозлена, обожжена,
По чаще, пьющей полнолунье,
Волчицей кралась тишина.
В неё стреляли детским плачем
И гулким рокотом машин,
И солнце прыгало, как мячик,
На дне её глухой души,
Когда был день…
От гула, шума
В колодцах пряталась она
И в корабельных тёмных трюмах…
На то она и тишина!
Пугаясь дня, пугаясь солнца,
Стремясь на волю,
Не смогла
Таиться долго в тех колодцах,
Где луч – как острая игла! –
И из последних сил, под вечер,
Пустилась в чащу, в темноту,
Чтоб не страдать, чтоб не калечить
Густую волчью красоту…
Мерцали звёздными огнями
Её полночные глаза,
Когда, испуганная днями,
Она ушла во тьму, в леса.
Но гвалтом воронов на кочках
Настиг её рассветный залп,
И – две звезды,
две тусклых точки –
Погасли искрами в глазах.
«…А «Наутилус» снова подо льдом…
Что будет с нами, капитан? Что – с вами?
Вы для чего оставили свой дом? –
Чтоб на века остаться подо льдами?..
Нед Ленд грустит… все – в панике… «Динь – дон» -
Спокойны лишь часы, да вы… как камень!
Слуга Консель теперь уже в бреду,
А Франсуа покинул нас недавно,
Месье! мы все, как будто бы в аду.
В аду – во льдах?.. звучит не очень славно.
Я понял вас: вы ищете беду, -
Не быть как все – для вас – вот это главное.
Но пощадите нас! Иначе Нед,
Сменив тоску порывистым аффектом,
Прикончит вас, как рыбу… Слово «нет»
Из ваших уст – не признак интеллекта,
И помните, месье, что ваш ответ
Уже придумал мудрствующий «некто»,
Кто создал нас: вам будет суждено
Найти приют на острове последний,
А вовсе не сейчас идти на дно…»
…Я в курсе, Аронакс, но… ветер летний
Остатки «дури» выкинул в окно…
Ещё бы взять, чтоб впрямь не околеть нам!
Чернично-ежевичная метель
Не вьётся больше чёрными ночами.
На мягкую листвяную постель
Покой ложится тихими лучами.
Простор лесов прозрачнее, светлей.
Гуляет солнце тысячами бликов.
В молчании пустеющих аллей
Осенняя задумчивость разлИта.
Рядится осень в алые шелка,
И ветры, как осипшие свирели,
Свистят, и гонят, гонят облака
По выцветшей небесной акварели.
Ах, осень... осень, ты ли это? Я ль
Опять твои почувствовал объятья?
...Да, понимаю:
Если есть печаль, -
Она приходит в самых ярких платьях!
…А никто ничего и не ждал!
И зима очень долгой казалась.
Много сложного – всё, как всегда.
А простого – ничтожная малость:
Беспокойная стайка берёз,
В небе крыльями тихо махая,
Отгоняла упрямый мороз
От небесной обители мая.
Май пока ещё в небе, пока
Не спустился на Землю, однако
Он лучами играл в облаках...
А в лесу, невзирая на слякоть,
Суетился апрель под сосной,
Растопляя снега и, конечно,
Огонёк появился лесной –
Улыбнулся кому-то подснежник.
И, когда работяга апрель
Гнал ручьи по снегам, по оврагам,
Над землёю рубином горел
Льдистый воздух...
Туманная брага
Растворялась в мерцающих днях
И роняла в проталины капли…
И леса лепетали звеня,
И деревья стояли, как цапли,
В полыхающей талой воде,
Все пиликали, перекликались…
И плескался сияющий день
В бирюзовом небесном бокале.
А потом, усмехаясь грозой,
Май вошёл в эти пьяные рощи,
Кучерявый, весёлый, босой.
Вот и всё! …а бывает ли проще?
Одна была скромна. Держалась крайне строго
Со всеми, кто просил хоть раз её руки.
И добрый говорил: «Какая недотрога!»
А злой ему в ответ: «Гадюкой нареки».
Вторая обожала "Феррари" и Канары…
С одним, с другим… и так – все ночи напролёт.
И добрый говорил: «Пропащая Тамара!»
И злой ему в ответ: «И счастья не найдёт!..»
А третья – под венец… Забыв про честь и ревность,
Творила «всё и вся» для наглого юнца.
И добрый говорил: «Немыслимая верность!»
А злой ему в ответ: «До смертного венца!»
Прошли года? (да нет!) – прошли десятилетья.
У первой – муж и сын, конечно, сорванец!
Вторая, как в раю, в стране, где вечно лето.
А третья – к Богу в рай: не выдержал юнец…
Солнце рыжей кошкой
Щурится в окошке…
Сахарная вата - эти облака.
День походкой бравой
Правой, левой, правой –
Марширует бодро – прямо на закат.
Пусть дожди прольются, -
Выпьем их из блюдца, -
Дождик будет – сладкий ароматный чай,
Потому что тучи
Мёдом смазал лучик –
Из небесных ульев – собран урожай!
…Вот на небе чисто.
Лапкою пушистой
Солнышко умылось, – спать ему пора.
И луна на троне
В золотой короне
Будет этим миром править до утра.
Настоящего нет. Обручаясь с прошлым,
Я ступаю по старой, сгоревшей роще
И вдыхаю событий грядущих запах,
Позабыв в темноте, где восток, где запад.
Впереди огоньками болота блещут,
Открывая, насколько первичны вещи:
Травы, мох, небеса, осины…
В лихорадке туманов дрожат трясины.
Как стрелой, я пронзён уходящим летом,
И луна острие заостряет светом.
Понимаю – былые событья всё же
Мне больнее сегодняшних и… дороже.
В этом мире и звёздный покой не вечен.
Каждый зверя числом навсегда отмечен,
Потому что всегда на него делимы
Все просторы и жизни людей, и длины
Тех предметов, которых никто не знает.
Не помеха незнанье (иль новизна их),
И, затёртые мыслью, событья, даты -
На века на кресте бытия распяты!
…Как сгоревшая в прошлом когда-то роща -
Никогда о пожаре былом не ропщет,
Дым рассеяв по воздуху в тех пределах,
Где душа никогда не покинет тело,
Так и я в настоящем - грядущим связан,
О прошедшем своём позабыть обязан,
Доверяя реальность какой-то точке,
Словно та до вселенной разбухнет точно.
...Настоящего нет! И в сознанье пусто.
Старой мухой под снегом уснуло чувство...
Я, в былом проживая, творю законы,
От нелепых картин отличив иконы.
Захожу в позабытую сном сторожку,
Тихо дверь открываю в ней. Осторожно
Зажигаю в киоте огонь лампады,
Понимая, что большего и не надо…
Хрустальной тишины испив,
В объятьях света,
Под осени хмельной мотив,
Уснуло лето…
Унылое скользит пятно
В свинцовых тучах,
Бросая в мутное окно
Багровый лучик.
Расстроенный ветров клавир
Звучит устало.
На атомы разбили мир
Дождей фракталы.
Лиловое болото, –
Туманистая глушь, –
Разлитая дремота
По царству топких луж.
Летает пряный запах
По венчикам цветов
И вспыхивают залпы
Весенних комаров.
Тут древнее яснее
Того, что есть сейчас.
Далёкое виднее,
Понятнее для нас.
И тонкие осины,
Бледнее белизны,
Вдыхают сумрак синий,
И спят, и видят сны.
Подолгу я брожу здесь
Среди немых трясин,
И дольной жизни ужас
Бледнеет меж осин.
Картина мирозданья –
Не более чем сон.
Усталое сознанье
Забыло обо всём.
Всем – тьма и снег! Всем – царство льда!
Принцесса – на ледовом троне.
Блистает луч в её короне.
Сияет в полночи звезда.
К утру поднимется принцесса,
Пройдётся по опушке леса,
И гомон дальних птичьих стай
К ней прилетит, весной влекомый…
Когда дремотная истома
Навеет ей: «Растай! Растай!» -
То слёзы протекут ручьями,
Искрошит солнце снег лучами.
Она поднимет взор, грустна,
И тень на бронзовых ланитах –
Слезой хрустальною омыта.
Молчат холодные уста…
И расцветает на востоке
Бутон рассвета одинокий…
…Морозный полдень рассыпал
Её волос златые пряди
По снегу бликами. Изрядно
Подтаявший зимы кристалл
На солнце вспыхнул, заискрился,
Капелью звонкою пролился.
Смеялся солнечный ручей,
И в том ручье она смеялась.
Потом, почувствовав усталость,
В плененьи мартовских лучей,
Исчезла, обратилась льдинкой,
Повисла над землёю дымкой...
Остановка!.. платформа: «Детство»! -
Голоса… голоса… голоса…
И куда же от счастья деться,
Когда взгляд летит в небеса!
Остановка!.. платформа: «Зрелость»!
Тишина. Тишина. Тишина…
Обнаглевшая озверелость!
Оголённая боль – сильна!
Остановка!.. платформа: «Старость?..»
Я – с тобою. Ты – не со мной!
Остаётся… увы… усталость.
Оставляю покой земной.
Остановка!.. платформа: «ТРАУР»! –
Оглянулся: всё - позади!
Приближается «скорый» справа.
Останавливается… в груди.
Солнце бросило палевый луч улетевшему лету,
И просыпало небо на землю искристую пыль.
Загорелись холодным огнём ледяные рассветы,
Обращая в красивую сказку несносную быль...
Ослепительно ясно в уснувшей берёзовой роще.
Тишина в этот край непременно теперь забредёт.
У рябины рубиновый дар подо льдом заморожен.
Оживляется бликами серый лесной гололёд.
По-осеннему ухают совы и гулко, и мрачно,
И последний кленовый листок мне в ладони летит;
И молчанье лесов так сурово и так многозначно,
Что… никто никогда никому ничего не простит!
Лимонницей, порхавшей над поляной,
Попало лето в сети сентября,
Повисшие над чашею стеклянной,
Где плавилась осенняя заря.
Зачёркивая прошлое пунктиром,
Мешая думать – что же впереди,
Размыв предел изменчивости мира,
Пронзили землю долгие дожди.
Завязывая узел нетерпенья
На нити ожидания зимы,
Судьба сердито требовала пени
За то, что удержали счастье мы.
…Конечно, ни домов, ни серых улиц,
Ни слякоти просёлочных дорог,
Не видел, промокая и сутулясь,
Неверующий в истину пророк...
Оскалилось ненастьями пространство,
Зевнуло холодами рдяных зорь,
И солнце, полыхнув протуберанцем,
Несло зиме туманистую хворь.
Подхвачены декабрьскими ветрами,
С небес срывались звёзды, и везде
Ложились серебристыми снегами,
Как память о померкнувшей звезде…
На просторах тьма гуляет,
Камышами шевелит.
Эхом и собачьим лаем -
Воздух августом прошит.
Оглянулся: там ли, тут ли –
Ожидание цветёт.
Остывающие угли
Рассыпает небосвод.
Утро смело улыбнётся.
Рассмеётся тишина…
И за лесом оборвётся
Одинокая струна.
То ли дни короче стали,
То ли я слабее стал,
Только выгорел местами
Яркой осени кристалл.
Лихорадкою рябины
Всё вокруг поражено.
Два луча, как два рубина,
Солнце бросило в окно…
Когда потеряно мгновенье
В лесной осиновой глуши,
И невозможность повторенья
Его - как рана для души,
Когда в сознании всплывает
Событий позабытых ком,
И солнце вдруг слезу роняет
Прощальным, палевым лучом,
Когда - "потери за потерей",
Мерцает гаснущий огонь,
Билет вселенской лотереи -
Листком кленовым - мне в ладонь,
Дожди серебряным пунктиром
Перечеркнут в былое путь,
И так захочется над миром
Душе, как бабочке, вспорхнуть,
То - что поделать - наступила
Опять осенняя пора.
"Банально" - скажешь...
Но как мило
В саду играет детвора!
Хмельное лето разливает
По окоёму терпкий день,
Прощаясь с ландышевым маем,
Надевшим шляпу набекрень.
Окутан яблоневым цветом,
Румяный май спешит туда,
Где вечно бледные рассветы,
Болотный край, и холода…
Идёт на север, зажигая
Огни сирени. Перед ним
Ступает тихо тьма лесная -
Струит подснежниковый дым.