Измученный только собою, и больше никем, никогда,
Сегодня ты занят судьбою, свои вспоминая года.
А там… Что же там в самом деле. Какие такие дела?
В каком ты бывал в переделе, сгорая от водки дотла?
Потом воскресал, снова падал. А в общем-то жил, как и все.
Но что-то печатал, печатал, романы, рассказы эссе.
Да разве упомнишь о чём ты, когда-то мечтал и писал?
Всё это экспромты, экспромты. А дальше экспромтов не стал
Писать, устыдившись кого-то, какой-то вины и себя.
Всегда виноватый за что-то живёт, никого не любя…
Такая беда приключилась, которую сам накликал.
Себя загоняя в немилость, себя с каждым днём открывал.
В таких ты бывал переделках, куда себя сам загонял,
Где вся перестройка – на стрелках, но стрелки ты сам направлял.
Там ботает каждый по фене, и публика вся в партаках,
А вместе сидят на измене. Не в зоне, но все не в ладах.
Россия – страна негодяев? Что знал ты, болезный, о ней?
Скорее – земля рас****яев, без веры, без бога, идей.
Там с дубом телёнок порою бодается впрок и не впрок,
Но тренинги эти, не скрою, и есть настоящий урок.
Спасибо, судьба, за уроки! За мысли, большие крыла,
За трудности, сложности, сроки, за то, что меня довела
От страшных ущелий к полёту, открыв мне далёкий простор,
Спасибо, судьба, за работу – пожизненный твой приговор…
12 января 2024 года.
Трудно вспоминается о них,
Если вы не знали и забыли,
О кочевьях, пастбищах степных,
Где когда-то предки наши жили.
И прошли сквозь бури и дожди
На конях с гуртами и стадами.
А враги остались позади
Множиться с послушными рабами.
Нет о них ни книг, ни картотек,
Ни статей, где муки и страданья.
Ни в одной из всех библиотек
Не найти о них воспоминанья.
Они молча снялись и ушли
В дали, где за далью снова дали,
Растворились где-то там вдали,
И нигде их больше не встречали…
На чужом несчастье не прожить,
Не прожили все, кто здесь остался.
Вечный выбор – быть или не быть
Человеком? Или лишь казался?
Никогда теперь их не догнать.
Это тема! Пробуйте, затроньте.
Чьи гурты, отары? Не узнать.
Чьи стада пылят на горизонте?
Написать о них с недавних пор
Каждый хочет (сам себе риторик):
И насквозь пробитый военкор,
И прошитый тщательно историк.
Может быть, в Монголии, в Барге,
Вам расскажут, как брели их кони,
О снегах, бушующей пурге,
Что не все уходят от погони.
Кто-то остаётся и в степях…
Всё забыто. Было или сплыло?
Родина – в рабах и во врагах,
И – в друзьях. И всё давно забыла.
А они уходят дальше, в даль,
С жёнами, детьми и стариками.
В небе растворяется печаль,
Оседает пыль за табунами…
8 ноября 2023 года.
Воспарив от Большого Хингана,
Где тайга серебрится в снегу,
Вижу древнее темя кургана,
Слышу звучное слово Мэнгу,
Что звенит и звучит над Аргунью,
И не гаснет на сильном ветру,
И зовёт, призывает колдунью
В Цасучейском сожжённом бору.
Открываю от края до края
Я забытые наши миры,
Степь шумит под мной золотая,
От горы и опять до горы…
Будто звали меня, ожидали
Величавые сосны Осы,
Балаганско-нукутские дали
Где жемчужные капли росы,
И дымок эвенкийского чума,
Тайлаганы, ночные костры,
Кутулик и Аларская дума,
Берега золотой Ангары…
Лебединая песнь над Унгою,
Где восходит Гэсэр на Хашхай,
Миражи над лесами, водою –
Обуса и гора Удагтай.
Слышу ёхор в Кахе и Онгое,
Где черёмуха буйно цветёт.
Город гуннов – монгольская Троя,
Там сяньбийка протяжно поёт.
Вижу тюркские письма Орхона,
Котловину Цайдама в цветах.
Курыкан на утёсах Ольхона,
Кукунорских тангутов в степях.
И парю, я свой мир открывая,
От гобийских песков до Аги,
От маньчжурских степей до Алтая,
От пустынь до байкальской тайги.
Будто всех возвращаю из плена.
Всё я помнил тоскою томим:
И луну на волнах Керулена,
И звезду над Ононом моим…
26 августа 2023 года
На снимке: народный ансамбль "Кахинские напевы" в селе Обуса. Ёхор!
Улан-Баторские мотивы
Под землёю беседуют ламы,
Хувараки подносят им чай.
Было дело, стреляли ночами,
Расстреляли и их невзначай.
И теперь без вины виноваты,
До рассвета ведут разговор
Хубилганы, гэгэны, араты,
Про доносы, статьи, приговор…
Черепа аккуратно пробиты,
Но в глазницах живой интерес.
Хоть сейчас зажигайте софиты,
Начинайте хуралы, конгресс.
Много всякого, разного люда
Собирается там по ночам.
Как всегда, улыбается Будда,
Как всегда, много бедных и лам.
Крепко спят наверху конвоиры,
В окнах свет, заседают вожди.
Делят мир, поделили полмира,
У Монголии – всё впереди…
Маркс и Энгельс, Ульянов, экватор.
Через ад, через пропасть в огне
Перепрыгнуть не смог Сухэ-Батор,
На своём деревянном коне.
Эта пропасть – расстрельные ямы,
А за ними – ревком и айком,
Хувараки, араты и ламы...
Положили всех навзничь, ничком.
Вспыхнет месяц с небес карнавально,
Ров расстрельный в ночи осветив.
Камышовая флейта печально
Начинает протяжный мотив…
И тогда поднимаются ламы,
Оставляют беседы и спор.
И глазницами, может глазами,
Смотрят долго и прямо, в упор…
Смотрят долго и прямо, в упор…
Смотрят долго и прямо, в упор…
Смотрят долго и прямо. В упор…
25 апреля 2023 года.
* * *
Изучивший библейские темы,
Изостривший таланты, мозги,
Поднимает такие проблемы,
Что забытые вспомнишь долги…
Говорит он о Плинии-старшем,
Расставляет богов по местам,
И проходит торжественным маршем
По моим измождённым мозгам.
Измочален культурой я всмятку,
Измордован ума громадьём.
Выпиваю пол-литра с устатку,
Крепко сплю на диване своём…
И какие я мог перепалки
С ним устраивать, спорить о чём?
Вся Земля с океанами – свалки,
А вокруг говорят – уберём.
Говорят, о богах, о культуре,
Об искусстве, науках, стихах.
О натуре, друзья, о натуре,
О больших чрезвычайно мозгах...
21 января 2022 года.
* * *
Изостривший талант и мозги,
Поднимается выше и выше,
Нарезая в полёте круги,
Увлечённый собой. И не слыша,
Что творится внизу, где всегда
Неразлучен с Вергилием Данте,
Там в гулагах поёт рок-звезда,
И чем ниже – страшней коменданты.
16 февраля 2022 года.
О чём шумит в ночи листва, и растревожена берёза?
Как будто смутная молва и непонятная угроза,
Качнув латунную луну и с блеском гнущиеся травы,
Пригнали первую волну ещё не вздыбившейся лавы.
Далёкий отблеск говорит о чем-то жутком, небывалом,
Упал ли там метеорит и что на нас несётся валом?
О чём грустишь в степи, старик, вторую пьянствуя неделю?
Себя сбивая с панталык, бредя в горячке по тоннелю,
В конце которого лучи бьют по мозгам внезапной вспышкой
И сразу рой – хрычи, сычи летят, у каждого подмышкой
Компьютер или ноутбук, откуда лезут файлы, папки…
Но вот сегодня странный звук и голос умершей прабабки
Услышал ты и увидал людей в пустынной галерее,
И видишь вновь девятый вал, себя, плывущего на рее.
Ты был ведь некогда таким! Стихия буйствует стихами!
Ты там и умер молодым, но встретил старость с дураками.
30 сентября 2018 года.
Субботний дождь внезапный и нежданный,
Начал с грозы, но плавно перешёл
В шумящий, моросящий и – желанный
Поток воды вдоль улиц бывших сёл.
Простор парит в клубящемся тумане,
Здесь раньше зрел и колосился злак…
Беззубый бомж шатается в бурьяне,
Смеясь дождю, вскрывает «Doshirak».
Он ничего не помнит, кроме зноя,
Пожарищ и скелетов тополей.
А дождь стучит по толще перегноя
Необозримых пастбищ и полей…
9 июля 2017 года. 09-52.
Улетишь, улетела и снова вернёшься?
Всё стучишь в моей клетке грудной,
Птица красная, снова и снова ты рвёшься
И не хочешь остаться со мной.
Что нам делать в ночи? Или степью морозной
Сиротливо пройти до холма.
И смотреть, ожидая как Млечный и звёздный
Тоже взглянут на нас. Так с ума
Много раз я сходил. Как теперь возвратиться?
Остаётся одно нам с тобой,
Улететь в небеса, моя красная птица,
Раз не хочешь остаться со мной…
11. 01. 2018
Что нам делать сейчас: изменять ли привычки
В соответствии с новым решеньем вождя?
Или снова идти в передел и отмычки
Да волыны готовить, подспорья не ждя?
Но столетьями чистят с успехом планету
Ганнибала сменяет другой Ганнибал,
Снова в Канны сзывают рекламы, газеты.
Там потоки валюты, там лютый обвал
Человеческих судеб, играющих в жмурки,
Где кричат ассистенты латентных ослов,
Зазывая всех к урнам. Но только придурки
Добровольно спешат. И не надо им слов.
Что нам делать теперь, залезать ли в подполье
И крепчайший оттуда достать самогон?
Ах, какое теперь растечётся раздолье,
После всех этих урн и согласья сторон?
11.01.2018.
Над Гоби призраки-драконы
Поныне реют по ночам.
Ужель не слышите вы стоны
В монгольских юртах тут и там?
Вновь оживает Шуанчензе
(На самом деле – Цзюцюань).
Шипящей щукою из пемзы
Летит в космическую рань
До пересохшего Лобнора -
Восточный ветер Дун и Фэн.
И синь монгольского простора,
Мерцает трепетно, как тлен.
И цепенеют страх и горе,
И дышит пламенем дракон,
И я, охрипший, в Ханхонгоре
Кричу, кричу в ларингофон.
Допотопное нынче село,
Золотушная жизнь на коросте,
Говорят – полселу повезло.
Говорят – полсела на погосте...
Кто, какие найдёт здесь следы
От былого и сытого лада?
...Как шумят и не чуют беды,
Все деревья колхозного сада!
Над этой белёсой травою
Не ведают тени покоя,
Под этой солёной землёй:
Не ведом останкам покой…
Какие руины и свалки,
Где строили что-то они!
И жалко потомков им, жалко,
Бредущих в пыли и в тени.
И кружат они над травою,
Ворочаются под землёй,
И нет им ни сна, ни покоя.
Но как же им нужен покой!
Врасплох – по живому! Ранимо
Империй кончается путь.
Спят зодчие Древнего Рима,
А эти не могут уснуть…
Здесь утром кровавы туманы,
И плачет росою трава,
Шевелятся космы бурьяна,
И слышатся чьи-то слова.
Когда стираются границы,
Мой друг, ни в чем не торопись.
Вглядись, как размывает лица
И изменяет Время Жизнь...
И не предвидится решений
Больших и маленьких задач.
Ты - часть совсем иных творений.
Узнай об этом... И не плачь!
29 июля 2013 года.
Возвращаюсь в отчие пределы,
В давние и детские года.
Как же ты, душа моя, сумела
С Родиной остаться навсегда?
Будто ты свой край не покидала,
Будто без тебя я колесил,
Открывая призрачные дали…
Где же обретал я столько сил?
Значит, род спасал неутомимо
От пустой и бренной суеты:
Родина с душой неразделимы,
С ними лишь сбываются мечты.
Знать, душа звала, оберегая,
И манила запахом степей,
И горел, горел, не угасая,
Свет далекой Родины моей…
20.08.2012.
"Здесь только мертвые не пьют, и стонут, плача, провода,
Давно не сеют и не жнут, и все дороги – в никуда.
Я по дорогам тем прошел. Устал, продрог, по-волчьи выл.
Мне странно, мертвому, еще: с улыбкой думать, что я жил…
Что я китайский спирт хлестал, и жил угрюмым, страшным, злым.
В гробу, с улыбкой на устах, намного лучше, чем живым…"
15 ноября 2009 года.
Уходи в туман и бездорожье,
И забудь о мненьях величин.
Никогда пусть больше не тревожат
Поиски неведомых причин…
Ни к чему ни слава, ни держава:
Зыбких грёз угроза и гроза.
Пусть не ждут, как горькая отрава,
Женские печальные глаза…
И однажды, выйдя из тумана,
Оттолкни неспешною рукой
Все, что догоняет непрестанно
И мешает быть самим собой.
8 августа 2011. 16-17.
* * *
До царя далеко и до Бога высоко.
Не воскреснут цари, но бессмертен Христос.
Помолись, православный, в тиши одиноко,
Ибо каждый сейчас над собой меч занес!
Ибо сильную душу никто не обидит,
Ибо слабый повсюду изыщет врагов.
Мир прекрасен, мой друг, это добрый увидит.
Помолись за себя, за господ и рабов.
Как молились в Ипатьевском доме царица,
Херувим-цесаревич, четыре княжны,
За рабов неразумных, разумных убивцев,
За Любовь и за Веру – спасенье страны.
Будешь с Богом, родимый, и быть тебе с хлебом!
Я желаю тебе – помолиться в тиши.
Да стоит Воскресенская церковь под небом,
Православная церковь воскресшей души!
Март 1997 года. Свято-Воскресенская церковь. г. Чита.
Замерцают звезды, заалеют,
Звезды эти умерли давно.
На траве в бокале багровеет
Терпкое тягучее вино.
Вспоминаю ночью, между прочим:
Гумилев убит был наповал.
Он писал когда-то о рабочем,
Что ночами пули отливал:
«Пуля, им отлитая, просвищет
Над седою вспененной Двиной,
Пуля, им отлитая, отыщет
Грудь мою, она пришла за мной».
Сколько же рабочим тем убито!
Будет ли трудам его конец?
Жизнь идет, хоть столько пуль отлито!
Но еще не кончился свинец...
Обороты, фабрик и заводов,
Тьмы и тьмы рабочих у станков,
Это все для бомб и пулеметов,
Это все для пуль и для штыков!
Мои братья, добрые поэты,
Никогда не кликали беду,
И на этом добром белом свете
Добывали хлеб, а не руду!
И, плеснув вина на травы, ночью
Стану я поэтов поминать!
И, конечно, в эту ночь рабочий
Продолжает пули отливать.
14 июня 1994 года.
Прочитал в Литературном салоне два печальных сообщения о кончине двух наших друзей по сайту. Вспомнил об этом давнем стихотворении. Пусть строки о людях, никогда не кликавших беду, напоминают о поэтах, покинувших землю и нашу суету...
Только руку назад протянуть –
И в двадцатом окажешься веке,
Там, где мой начинается путь,
Где мои начинаются реки.
Что мне строй, государство, режим –
Эта жалкая, местная повесть,
Если там я – живу молодым
И жива моей Родины совесть…
03.02.2010
Но что ж, начнем с тобой беседу.
О политическом прогрессе?
Оставим это домоседу,
А также – радио и прессе,
Где все помешаны на мессе.
Ты вспомни дивные картины,
Где в небе птичий гам и клёкот,
Озера, реки и долины,
Туман в степи, в тумане топот
И беспокойный чей-то ропот,
И свист бичей. Так на рассвете
Идут гурты или отары,
И солнцем осени согреты
Парят дворы, поля, кошары.
Там журавлей даурских пары!
Они летят, летят над ними
И машут плавными крылами.
Их нет совсем над городскими,
Такими чуждыми, домами,
Где все повязаны долгами…
Что ж плачешь ты, какие беды
Тебя в квартире настигают?
Какой ты ждал еще беседы –
Банкеты, бабы и обеды,
Интриги, жалкие победы?
Жаль, журавли здесь не летают…
7 декабря 2009 года.
В своих желаниях неистов,
И состояться одержим,
Питомец мудрых атеистов,
Одними грёзами палим:
Достичь больших высот и власти,
(Но всем о равенстве твердил),
Так начал жизнь! И все напасти
Он превозмог. И полон сил
Прошёл в идейно-мутной коме,
От пункта А до пункта Бэ,
И был парткоме и в райкоме,
И в МВДэ, и в КГБэ…
Теперь – писатель! И в тревоге
Он всё надеется и ждёт:
Что заслонит он завтра Бога
И как-то в чём-то превзойдёт…
12 декабря 2009 года
Вот опять живу в обшарпанной общаге.
Где ровесники, друзья или подруги?
От Нью-Йорка до Госдумы и Гулага –
Каждый пайку получает в своем круге.
Я остался у разбитого корыта,
В ареале моем – только атавизмы:
Почему-то даже совесть не забыта,
А деревня еще смутно помнит измы.
Говорят здесь о душе, а также – чести,
Поминают часто бога или чёрта,
И не смотрят телевизор, даже «Вести».
Словом, люди здесь совсем иного сорта.
И ни выжечь, и ни вырвать этих фактов,
В новом веке странно видеть человека:
Он не знает меморандумов и пактов,
Ипотека не нужна ему, опека.
Ни к чему ему помешанный мессия,
Бюллетени, урны, выборы, кабина…
Что такое «Справедливая Россия»
Раз «Единая Россия» – не едина?
Отчего-то понимают здесь превратно
Жизнь элиты или разных депутатов:
От Госдумы до Гулага и – обратно,
Губернаторы – ворьё или из катов…
Если здесь родился и не пригодился,
Значит, ходит в бизнесменах или урках.
Если кто-то долго в умного рядился,
Со всем родом он останется в придурках.
Почему-то сохранилась здесь природа,
Избы, дым печной, ни смога, ни тревоги.
Если кто-то, как-то, вышел из народа,
То обратно не найти ему дороги.
Ни к чему ему убогая деревня,
Где Емеля на простор глаза таращит.
Не растут нигде корнями вверх деревья,
И никто добро в могилу не утащит…
Уложу я снова вещи в чемоданы,
Почему-то подступают к горлу слёзы:
На рассвете мне привиделись туманы,
Свежий снег и кони в искрах от мороза…
5 декабря 2009 года.
третий венок сонетов
1.
Творцу не ведомо признанье,
Его работа для души…
Мне властно требует – Пиши!
Все время голос подсознанья.
И чувства в мысли перелились,
И мысли чувства обрели.
Едва мелькнувшие вдали
Черты и контуры явились!
И так всю жизнь. Что за мученья
Тебе с рождения даны?
Не надо чувствам вдохновенья,
Когда они осуждены
На вечный пламень озаренья,
В горниле правиться должны…
2.
В горниле правиться должны…
Так что же выпало тебе?
И, может быть, в твоей судьбе,
Другие судьбы сведены?
Но можно было дать с рожденья
Иную жизнь, иной удел,
Иль вместо будней – наважденья,
Как сон, как благости предел,
Иль, скажем, ту же одержимость,
Что с бесноватостью сродни,
Где все ранимо! Но ранимость
Так любят бесы. И они
Впадают в зуд и нетерпимость,
Бедой и злом ослеплены…
3.
Бедой и злом ослеплены
Иль полнокровностью и статью.
Но бесы там, где люди – братья,
Они поссорить их должны.
И состояться одержимы:
Напиться крови и ожить!
И вечно – быть или не быть?
Обречены в таком режиме
Существовать. Им не узнать
Чужую скорбь или страданье.
Ведь одержимый это – тать,
Все время требует признанья!
Себя боится испытать
На тяжкой божьей наковальне…
4.
На тяжкой божьей наковальне,
Где правят сгибы дум и чувств,
Где всех сильнее из искусств –
Искусство через испытанья
Достигнуть замысла Творца
И оправдать существованье,
Чтоб стало это оправданье
Началом всякого Конца…
Так мысль, желая оправдать,
Став чувством всякого искусства,
Стремится только создавать!
И будет это жизнелюбство
Опять душе твоей являть –
Сомненья, замыслы и чувства…
5.
Сомненья, замыслы и чувства…
Но рвется там, где тоньше нить,
Где бес творил, там всюду пусто,
Там невозможно людям жить!
Свобода, равенство и братство,
Сюжеты эти любит бес,
Война любимая и ГЭС,
А завтра – доллары и блядство.
Все Мастер выправит по чести,
Лишь тему Совести избрав,
Где нет ни лести, и не мести.
Коварство дьявола поправ,
Он расчищает чувствам место,
И лед, и пламя испытав…
6.
И лед, и пламя испытав,
Ты явишь миру совершенство,
Изнемогая от блаженства
И от рождения устав…
Рожденье всякое – мученье!
Одни стихи лишь поцелуй,
Читай, ликуй или танцуй,
Но нет от этого рожденья.
А ты твори. И от творенья,
Светлеет мир, твой мир познав.
Пусть горн пылает. От горенья
Подвижней чувства и сустав.
И все вокруг, и даже мненья,
Меняют формы и состав…
7.
Меняют формы и состав…
Все в этом мире не статично,
И не меняться – неприлично.
А кто кому писал Устав?
Но совершенство – цель творенья,
Дано лишь Мастеру творить,
И красоту боготворить…
Творя до славных дней успенья,
Он должен Труд свой возлюбить,
И только это трудолюбство,
Способно плакать и творить
Над мыслью, вылитой из чувства.
Из камня высечь, слов – сложить.
И вот из кузницы искусства…
8.
И вот из кузницы искусства
Он в мир выходит, чтоб узнать
Благую весть и благодать…
Но мир давно погряз в беспутстве,
Приняв за роскошь и блаженство
Помои, похоть и разврат,
Убийства, деньги или блат,
В дерьме мараясь или в членстве…
Кто может Мастеру помочь?
Лишь только таинство священства!
Трудиться должно день и ночь,
Гореть в огне без лицедейства
И в ступе воду истолочь…
Явилось миру совершенство!
9.
Явилось миру совершенство!
Но кто услышит эту весть?
Когда дороже член и членство
В какой-то гадости иль месть
Кому-то, как-то и за что-то…
В тенетах жутких королей,
Бездушный город без корней.
Где нет зерна, там нет заботы!
Одни кумиры и сортиры,
И властелины всех колец,
Где бесы, демоны, сатиры,
И нет мужчин, но лишь – самец.
Но что творится в этом мире,
Извечно ведает Творец…
10.
Извечно ведает Творец…
И он уходит по дороге,
И долго думает в тревоге
О трудных детях, как отец…
Он чует почву под ногами,
Сквозь сталь, железо и бетон.
Все переплавить должен он
В горниле кузницы. И пламя
Готово вспыхнуть. И тогда
Он разгадает где главенство
Структуры страшной, там беда!
Пред ним лежит несовершенство,
Без мысли, чувства и труда.
Не вдохновенье, но блаженство…
11.
Не вдохновенье, но блаженство.
Там сатанинские следы,
Повсюду страшный знак беды,
Вернее, дьявола агентства...
Такие низкие порывы
Такие жалкие мечты,
И где от божьей красоты –
Одни лохмотья и обрывы…
Где жрец и жертва нет покоя,
Всему безжалостный конец,
Где люди требует героя…
Там дети – жертва, жрец – отец.
Но Мастер жертвует собою.
Ведь он закончил, наконец…
12.
Ведь он закончил, наконец
Свое раздумье, и решенье
Он принял, как благословенье:
Он жертва сам, и сам же жрец.
И будет день и ночь трудиться,
Пока не кончит. И тогда
Итогом тяжкого труда!
Он может только насладиться.
Итог трудом отягощен,
И в этом все его блаженство,
Теперь трудиться будет он,
Других вести до совершенства,
Ведь он для этого рожден…
Творенье таинства, священства.
13.
Творенье таинства, священства
Пускает Мастер, не боясь.
Не потеряет с небом связь
И не потребует главенства
Его творение. И людям
Он только благо принесет
И красоту их вознесет
Наперекор всем пересудам.
Но бесы, дело убивая,
Пророчат миру, что конец
Пришел от края и до края…
Тогда и властвует Творец,
Любовь и Труд провозглашая.
В горниле кованый венец…
14.
В горниле кованый венец…
Где мысли, чувства бесконечны,
Но все желания не вечны,
Там всюду властвует Творец.
Он чувства в мыслях изливает,
И мыслям чувства придает.
Слагает, лепит и кует,
Все время что-то совершает…
Чем может мир ему помочь?
О чем же голос подсознанья
Ему вещает день и ночь?
Пройди горнило испытанья,
Себя попробуй превозмочь.
Творцу не ведомо признанье…
15. Магистрал
Творцу не ведомо признанье:
В горниле правиться должны,
Бедой и злом ослеплены,
На тяжкой божьей наковальне –
Сомненья, замыслы и чувства,
И лед, и пламя испытав,
Меняют формы и состав.
И вот из кузницы искусства
Явилось миру совершенство!
Извечно, ведает Творец
Не вдохновенье, но блаженство…
Ведь он закончил, наконец,
Творенье таинства, священства –
В горниле кованый венец…
10 января 2009 года.
второй венок сонетов
1.
Прекрасна жизнь на этом свете!
Но кто расскажет, как на том?
Нет ни ответа, ни привета
От всех, покинувших свой дом…
«Мороз и солнце; день чудесный!»
А где чудеснее найти,
Мой современник, друг прелестный?
Ведь нам с рожденья по пути,
По той, отмеренной однажды,
Нам вместе выпало пройти.
Никто тот путь не мерит дважды,
Нам это только раз дано!
Но помни – больше нет пути.
Жужжит судьбы веретено…
2.
Жужжит судьбы веретено…
Мой современник, дай мне руку!
Познать с тобой нам суждено
Совместной радости науку:
Ведь мы с тобой пройти должны
Далекий путь под небесами,
Со всех сторон окружены,
Как мы – такими же друзьями!
Враги и недруги – случайны,
Мы знаем так же, как – они,
Что станут явными все тайны.
Сотри случайные приметы!
Мы на Земле совсем одни,
Одни мы люди на планете!
3.
Одни мы люди на планете!
Но Человек – чело и век…
И в этом мире, в этом свете
Все будет тот же Человек
Со мною рядом и повсюду,
С другими вместе и с тобой.
Прости апостола Иуду,
Давно прощеного судьбой
И Тем, которого он предал,
Таким же людям, как и он…
Прости любого, кто не ведал
Благую весть… Во тьме темно!
Ведь он, родившись, не рожден.
Так что же свыше нам дано?
4.
Так что же свыше нам дано?
Не зная времени и места,
Блуждают в сумраке давно
Умы, не ведавшие вести,
Живя лишь только для себя,
Они тюрьму себе создали.
Но журавли, простор любя,
Летят без гнева и печали,
Высоким клином, в небе тают.
Они, покорные судьбе,
Птенцов полету обучают,
Хоть им не ведомо преданье:
На век, который дан тебе,
Чело – вместилище сознанья…
5.
Чело – вместилище сознанья,
В себя вобравшего притом
Всю беспредельность мирозданья,
Со всем его добром и злом.
Се – Человек! Смотри и внемли,
Каким он в замысле рожден…
Пока рождается… Приемли
Того, кто рядом. Может, он
Достигнет замысла в итоге!
Приняв его, растешь и ты
В лачуге или же в чертоге.
Но, если сам себе кумир,
Оставь надежды и мечты…
Вмести себя, вместишь и мир.
6.
Вмести себя, вместишь и мир.
И распахнется дверь свободы
(Отстанет сонмище сатир),
А там за сводом – своды, своды…
Учись внимать и созерцать,
Как Бог громами и зарницей,
Тебя пытается создать
И разлучить с твоей темницей!
Но осененный благодатью,
Не будет клясться тьмою слов
И посылать врагам проклятья.
Все заклинанья – для закланья
Овец невинных и рабов.
Где клятвы – там и оправданья!
7.
Где клятвы – там и оправданья!
Но лишь покоем жизнь сильна,
Когда от мысли, созерцанья
Нисходит с неба тишина…
Ты небу, может быть, обязан,
Но сердце просится к земле,
Где ты рожден, и крепко связан
С корнями в недрах и во мгле.
Все бродит там и, созревая,
Стремится к солнечным лучам.
Ты сам растешь и, прорастая,
Корнями связываешь мир.
Но не молись своим корням.
Где идол – там же и кумир!
8.
Где идол – там же и кумир!
Не создавай себе, другому –
Кумиров, идолов, сатир…
Любому трону или дому
Не верь. Не ими ты рожден.
И не для них. Другие силы
Тобой владеют испокон,
Ведя до неба иль могилы.
«Скользя по утреннему снегу…»,
«Пока свободою горим…»
«Друг милый, предадимся бегу…»
Прости, за это отступленье,
«Мой друг, Отчизне посвятим…»
Но где закон – там преступленье…
9.
Но где закон – там преступленье,
Там с небом связь оборвалась,
Там вместо веры – лишь сомненье,
Сомненье в вере – ложь и грязь…
«Будь благ!» - сказал себе Сенека
И благодарен был судьбе.
Но все пороки человека
И человечества – в тебе…
Не воспитай себе Нерона,
Благими помыслами в ад
Дороги устланы закона…
Ты хочешь выбрать этот путь,
Чтоб повернуть потом назад?
Моралью душу не вдохнуть…
10.
Моралью душу не вдохнуть…
«Но там, где небо мглой одето…»
Туда, не хочешь ли взглянуть –
Узнать свой путь по вспышке света?
Великий случай: Млечный путь,
Песчинка встретила песчинку!
Обняться им бы и прильнуть
Друг к другу. Но они дубинку
Достали с криками и бранью,
А может ружья…. Но убить
Спокойно можно на собранье,
Проголосовав за чье-то мненье!
Решая – быть или не быть.
Не вспыхнет в сердце озаренье…
11.
Не вспыхнет в сердце озаренье,
В душе не вырастут цветы.
Но Бог не знает вдохновенья,
А людям свойственны мечты…
Мой современник, друг прелестный,
Нам рано счет вести годам.
На этом свете, в этом месте
Кому довериться здесь нам?
Мы столько в жизни повидали,
Пройдя сквозь бури и снега,
Но все же лучшего не знали,
Чем эта жизнь, что нам давно
Мечтами стала дорога…
Чтоб ни случилось – все равно…
12.
Чтоб ни случилось – все равно
Остаться надо Человеком!
Ведь это свыше нам дано –
Челом нам быть, и быть нам веком.
Ведь каждый что-то и вместил,
Хотя и выместил, что надо
(Пусть это было свыше сил),
Но жизнь – награда и отрада.
Мой современник, дай мне руку!
Земля и Небо – нам державы,
Им благодарны за науку…
Еще земной не пройден путь.
Быть Человеком – это право,
Будь Человеком – в этом суть.
13.
Будь Человеком – в этом суть…
Не пожелай того другому,
Чего не хочешь ты ничуть
Себе, всем близким или дому.
«Блестя под солнцем, снег лежит…»
«Прозрачный лес один чернеет…»
«И речка подо льдом блестит...»
«И ель сквозь иней зеленеет…»
Ты вспомни луг, и сенокосы,
Как мы любили и ценили,
В алмазах утренние росы…
Куда и что унесено?
Но ничего мы не забыли!
Ведь это свыше нам дано…
14.
Ведь это свыше нам дано…
Всего один раз повстречаться!
Все в этом мире решено.
Чего ж друг друга опасаться?
Все человечество – в тебе!
И вот мы встретились, песчинки.
Ты расскажи мне о себе,
Я – о себе. И ни пылинки
Упасть друг с друга не позволим,
Но будет только говорить.
Один лишь раз! Не в нашей воле
Прожить две жизни на планете,
Себя в другом боготворить…
Прекрасна жизнь на этом свете!
15. Магистрал
Прекрасна жизнь на этом свете!
Жужжит судьбы веретено…
Одни мы люди на планете!
Так что же свыше нам дано?
Чело – вместилище сознанья…
Вмести себя, вместишь и мир.
Где клятвы – там и оправданья,
Где идол – там же и кумир!
Но где закон – там преступленье.
Моралью душу не вдохнуть,
Не вспыхнет в сердце озаренье…
Чтоб ни случилось – все равно
Будь Человеком – в этом суть,
Ведь это свыше нам дано!
8-9 января 2009 года.
первый венок сонетов
ФОНЕМА. Абстрактная звуковая единица языка, в разных позициях обнаруживающая свои различительные признаки.
1.
Щепетильный ценитель фонемы,
Что тебе было в жизни наградой,
Если звуки, сюжеты и темы,
Наилучшей считаешь отрадой?
Ни жены, ни детей, ни квартиры!
Что ты ищешь в словах или звуках,
Умирая, рождаясь вновь в муках,
Отрекаясь от целого мира?
Обрекает тебя на мученье
Мир за это твое отреченье.
Мир не ведает в этом сомнений!
Кто такой и явился откуда,
На какое надеешься чудо,
От кого же ты ждешь откровений?
2.
От кого же ты ждешь откровений,
От бездушных камней или плоти?
Но, не ведая вовсе мучений,
Ты всю жизнь на каком-то излете.
Никаким уговорам не внемля,
Ты играешь один с целым светом.
Или даже не знаешь об этом.
Что-то пишешь, не хочешь на землю.
Никакому не веришь кумиру.
И зачем тебе мир, а ты – миру?
Океаны страстей – тебе темы,
Мириады явлений, течений,
Доказательства чьих-то учений.
Каждый – мир, а миры – теоремы!
3.
Каждый – мир, а миры – теоремы!
Теоремы не знают решенья.
Но нашли – аксиомы и леммы…
А до Бога дошли откровенья,
Что все это одно только мненье...
Тоже истина! Даже – не в споре.
Вам покажут ее очень вскоре.
А хотя для чего вам прозренье?
Короли все предстанут нагими,
А серьезные станут смешными,
И не будет уже подозрений
В том, что черное станет вдруг белым,
Или трус, неожиданно, смелым.
Кто же ты – сумасшедший иль гений?
4.
Кто же ты – сумасшедший иль гений?
Может быть, твои звуки, фонемы –
Коды тайных событий, явлений,
И ты их составляешь в системы?
Что ты ищешь в словах или звуках?
Все открыто давно в этом мире,
Вот дороги, дома и сортиры…
О каких ты талдычишь науках?
Может быть, говоришь и на идиш,
Мало русского или же english?
Он молчит и все смотрит куда-то.
Будто он потерял в этом свете,
Но не помнит – когда-то и где-то,
Друга лучшего, может быть, брата…
5.
Друга лучшего, может быть, брата…
Как найти его в этом болоте,
То есть в мире трясины и блата?
Где и камни не тонут, ведь в плоти.
Значит, все сохраняется в Слове.
Если б каждое – было на месте,
То, какие познал бы мир вести,
Отделил бы зерно от половы!
Проявились бы сестры и братья…
Но пока полководцы в объятья
Заключают, как в тюрьмы, героев.
Сквернословит среда – поле брани!
Каждый данник другого. И дани
Продает, этот мир перекроив.
6.
Продает, этот мир перекроив
На куски, на проценты, на масти.
Но удвоив цену и утроив,
Государства торгуют и власти…
Значит, все перепутали снова.
Значит, снова решает проблемы
Щепетильный ценитель фонемы –
Не на место поставлено Слово!
Вот откуда идут диссонансы,
Разрушают дома резонансы.
Где металл не бывает гобоев.
Вот откуда опять Вавилоны,
Глобалисты, путчисты и клоны –
Сатанинское племя изгоев!
7.
Сатанинское племя изгоев!
Камни ожили, плоть обретая,
Облачаясь в одежды героев.
Но визжит богохульная стая.
Слова нет! Да и не было, значит:
Бог призванья камням не назначил,
Только контур пока обозначил.
Будем ждать, когда камень заплачет!
Изойдет весь! Покажется мякоть,
А потом и душа… Если плакать,
Вспомнишь то, что и ты был когда-то
Человеком! Душа, пробуждаясь,
У себя будет спрашивать, каясь,
Для чего ты живешь и что свято?
8.
Для чего ты живешь и что свято?
Щепетильный ценитель фонемы,
Никогда не считал ты утраты,
Но берег только звуки и темы.
Мир гадает – зачем, почему?
Подбирает ключи или схемы,
И пытается вскрыть твои темы.
Как взломать, что открыто всему
И не требует платы все время?
Но твой труд это тяжкое бремя,
И иная в нем скрыта отрада…
И она в завершенье сокрыта.
Ни в уюте, деньгах, драме быта.
В самом акте творенья – награда!
9.
В самом акте творенья – награда!
Мир теснится в душе, нарастая.
Маски сорваны. В страхе эстрада!
И камнями прикинулась стая…
Но твой вымысел – правда и пламень,
Где вообще нет обмана и лести,
Только каждое слово на месте…
И тогда оживет даже камень.
Это небом дано тебе право,
Потому не нужна тебе слава,
Но дарована все же отрада,
От того, что доволен судьбою,
От того, что ты ладишь с собою,
Жизнь сильна от словесного лада!
10.
Жизнь сильна от словесного лада!
Мы же знаем, что было вначале.
Вот вам код от житейского клада –
Утоли покаяньем печали…
Посмотри тихой ночью на небо,
Позабудь и тоску, и тревоги,
Попроси себе верной дороги,
И прощенья – у Бога и Хлеба.
И откликнется бездна звездою,
И пучина заблещет водою,
Будут светлыми все сновиденья.
Это камень оттаял. И вера
Открывает вселенские двери.
Нет вернее руки провиденья!
11.
Нет вернее руки провиденья!
Брось идеи и прочие бредни…
Спи спокойно. К чему твои бденья?
В камне ожило сердце намедни:
Ведь на место поставлено Слово.
Щепетильный ценитель фонемы
Открывает великие темы…
Что его озаботило снова?
Может, снова он нас покидает,
Может, где-то опять холодает?
Может, кто-то решил теоремы?
Он идет и над ним озаренье.
Верим мы – есть рука провиденья!
Так ведет нас ценитель фонемы…
12.
Так ведет нас ценитель фонемы…
Если Слово на месте, то значит,
Мир живет без вражды и проблемы,
И за пазухой камня не прячет.
Загораются звезды над нами,
И сияют рассветные росы,
Плес сверкает, а дальше покосы,
Сонно плещутся рыбы ночами
Пахнет медом, травой и цветами,
И танцуют девчата с друзьями,
И задумчив ценитель фонемы.
Если нет ни проказы, ни скверны,
Значит, Слово поставлено верно.
Но никак не кончаются темы…
13.
Но никак не кончаются темы…
Неохватные, как мирозданья,
Теоремы, дилеммы, проблемы,
Но светло и легко от сознанья
Что решаемо все! Ведь на месте
Звуки все и фонемы в порядке,
(Не сыграешь с гармонией в прятки).
Остальное решить – дело чести.
Но устал от людей и творений,
Бескорыстный целитель и гений!
Неужели остались сомненья?
В алой шали лазурные склоны,
Он смотрел на закат удивленно.
Не теряйте, друзья, удивленья!
14.
Не теряйте, друзья, удивленья!
Он сказал. И откроются тайны.
Все в свой срок, и не надо терпенья,
Если веришь, что все не случайно.
Тайны слова и тайны творений,
Человека, Земли, Мирозданья…
Не познать глубину созерцанья,
Созерцает всегда только гений!
Каждый гений. И в этом нет тайны,
Это тоже совсем не случайно.
Жизнь сюжетов полна, важны темы.
И ни в чем состояться не надо,
Жизнь сильна от покоя и лада.
Щепетильный ценитель фонемы!
15. Магистрал
Щепетильный ценитель фонемы.
От кого же ты ждешь откровений?
Каждый – мир, и миры – теоремы!
Кто же ты – сумасшедший иль гений?
Друга лучшего, может быть, брата
Продает, этот мир перекроив,
Сатанинское племя изгоев…
Для чего ты живешь и что свято?
В самом акте творенья – награда.
Жизнь сильна от словесного лада,
Нет вернее руки провиденья!
Так ведет нас ценитель фонемы.
Но никак не кончаются темы.
Не теряйте, друзья, удивленья!
4-5 января 2009 года.
Между прошлым и будущим
Памяти моего друга, русского поэта Михаила Вишнякова…
1. Встречи
Я в Россию пришел из ковыльного края,
Из таинственных песен, звучанья веков.
Я родился, чтоб жить, языки сочетая
И сближая народы созвучием слов…
Встречи длились века. Помнят только поэты.
Как смешались обличья, наречья и кровь.
Позабыто родство, но рождаются дети,
Может, только затем, чтобы встретиться вновь.
Я пришел им напомнить. Назначить на место
Сочетания звуков, созвучия слов…
Все знакомы давно! Почему же не вместе?
И поймут ли меня? Первым был Вишняков!
Но сначала мне Бог напророчил – Пиши!
Сотворив для меня Мастерскую Души…
2. Мастерская Души
Мастерская Души. Там мы встретились с ним,
Но при первой же встрече признали родство.
Пусть другой повстречается где-то с другим,
Как заблудшего брата обнимет его!
То размером, то рифмой призывно маня,
Русский стих зазывал меня магией слов.
Это Запад с Востоком вливались в меня:
Миларайба и Пушкин, потом Кузнецов…
Суета многолюдства… Я был одинок
В толчее лизоблюдства и низких интриг.
Каждый день был уроком и каждый урок
Будет память хранить, чтобы светлым был миг
Между прошлым и будущим, где на пути
Мастерская Души, лучше нет Мастерской.
Лишь один Вишняков туда может войти,
И звенеть и блистать самой верной строкой.
Но остался теперь в Мастерской я один,
И над вымыслом плачу твоим, Михаил.
Годы нам добавляют морщин и седин.
Кто же братьев добавит, а братья нам – сил?
3. Птицы над океаном
Говорят, что какие-то люди живут,
Говорят, называются странно – поэты.
Будто птицы: не пашут, не сеют, не жнут.
Но на всякий вопрос подготовят ответы.
Говорят, выпивают, изрядно притом,
Говорят, любят женщин, их женщины тоже.
Говорят, только выпустят книгу иль том,
Так деньжищ огребают возами. О, Боже,
Как судачит молва о нас всюду, везде!
Но не вынесет свет жесточайшее право
Жизнь бездомным прожить в нищете и беде,
И не знать, что настигнет какая-то слава.
Ты, как птица, летишь, и вздымает валы
Океан под тобой! Даже в мыслях нет суши.
Не услышит никто ни хулы, ни хвалы,
Но куда-то летят и летят наши Души…
Где нашел ты причал, расскажи, Михаил?
Ты архангел теперь иль уже чудотворец?
Ты такое в полете для всех сотворил,
Что не мог сотворить ни один миротворец.
4. Филология и физиология
Объять необъятное – дело поэта,
Но надо кончать, хоть спеши, не спеши.
И вот окончание дела, а это
Парение плоти, но больше – Души.
Мы каждое слово поставим на место,
Отсюда звучанье и сила его.
Поэт – дирижер и парит над оркестром,
Творя и готовя свое торжество.
Зачем флибустьеры готовятся к рейду,
Филолог в другие науки проник?
Все движется в мире по мудрому Фрейду.
О, что ты придумал нелепый старик!
И мозг твой не спит. И горячие мысли
Не могут прорваться, взрывают тебя.
Творец – физиолог. И все в этой жизни
Конец и начало. Но только любя
Ты можешь закончить свой акт, чтобы снова
Начать все с начала. Партнеры твои
Любимые звуки и верное слово,
Плоды твои – дети, вернее – стихи…
Но кто же посмеет в толпе разродиться,
А тот, кто сумеет – попробуй посметь.
Творение акта все длится и длится.
Ты должен закончить, а после хоть смерть.
5. Мутные игры и золото короны
Хватит играть нам в героев и в Спарту,
И пусть ненадежна, но все-таки власть.
Что ж, разыграем с ней мутную карту.
А вдруг там – козырный, и выпадет масть?
Так рассуждали наивные люди.
Но кто-то отпрыгнул, а кто-то отпнут.
Козыри биты, закончены будни…
Закончил раздачу проныра и плут.
Только поэт оставается поэтом,
Он должен прожить без духовных потерь:
Зверь обнаружит однажды с рассветом,
Что он благородный и ласковый зверь,
Все помещаются в доме громадном,
В котором их вздумал поэт размещать,
Каждый напудрен, в костюме парадном.
Хотели играть? Так давайте играть!
Вот он играет один с целым царством.
Но кончилось время песочных часов.
Что же случилось с твоим государством,
Мудрый, веселый, поэт Вишняков?
Так наступает эпоха прозренья,
Одним покаяньем не смоешь грехи…
Дальше не будет уже отступленья,
Не будет игры. Но прорвутся стихи –
Золото русской короны и чести,
Там мерзлые ангелы, тут – чучуна.
Нет ни тоски, озлобленья и мести,
Но есть лишь больная, родная страна.
6. Ода Баркову
Привет, Барков, охальник мира,
Создавший русские стихи,
Как жаль, что ты утоп в сортире,
Помре бесславно за грехи…
Век восемнадцатый жеманный
Слагает вирши в тишине,
Но девятнадцатый желанный –
Силлабо-тоника вполне
Подходит вольной русской речи.
Анапест, дактиль и хорей –
Калибра разного картечи,
Один другого посильней!
Но ямб здесь первый, скорострельно,
Чечеткой тему поведет,
И амфибрахий вам прицельно
Сюжеты шире развернет…
И безударный, и ударный!
Баркову – слава и почет.
Так пусть потомок благодарный,
Оригинал его прочтет.
Но дикость грубых слов и оргий
Сменили перси и уста,
И гениталии в восторге,
Когда их трогают перста,
И свету кажется, что, вроде,
Повсюду рай и пастораль.
Но век приходит и уходит,
Меняет нравы и мораль,
И нет ланит, но только – щеки,
Попробуй сжать в кулак персты.
О, как глубоко и далеко
Барков узрел полов мечты…
Еще незримо совершенство,
На каждый век свой плен идей,
Но люди требуют блаженства,
Идеи требуют людей.
Так что ж, начнем опять с Баркова,
А там и Пушкина дадут,
Потом дойдем до Вишнякова.
Идеи сами отпадут…
7. Поиски
Тебя нет ни в Сухайке, ни в Шилке,
Приезжаю в Читу, нет и тут.
Говорят, что ты был на развилке,
Где дороги к бессмертью ведут…
Не найду тебя, друг мой, в Тригорском,
И в Тарханах тебя не найду…
Весь в снегах монастырь Святогорский,
И звезда полыхает во льду,
Там, где бегает мальчик в салазку,
Посадив свою Жучку с утра.
Но печальна сибирская сказка,
Голодает зимой детвора…
Нас такие ветра закаляли,
Президентов бы в ссылку сюда!
Лунин твой поумнел в Забайкалье.
Кто не вынес – пропал без следа.
На Торейских озерах пустынно,
Слева – Зун, а направо – Барун,
Здесь свои на вершинах святыни,
И не властен над ними Перун.
Ты сюда приезжал не случайно
И причин не выстраивал цепь,
Славянин, ты любил эти тайны,
И монгольскую древнюю степь.
Но, как холодно, страшно и жутко
Быть поэтом и жить в нищете!
Бог не шутит. Откуда же шутка
О бездомном поэте в Чите?..
Бог дает нам талант, а квартиры
Выделяют здесь черти в кредит
Только тем, кто узнать в этом мире
Их не должен, и им не вредит…
Ты хотел меня с ними поладить,
Только я никому не вредил.
Но в обличье любом и наряде,
Узнаю их. И больше нет сил.
Захожу я Ады-министраций,
И ищу тебя в этом аду.
У чертей здесь бюро регистраций.
Но и там я тебя не найду!
Вдруг откуда-то голос твой, Миша:
«Есть всему свое время и час,
Ниже ада и рая повыше
Приготовлено место для нас!
Как спокойно от лунного света,
Суеты нет земной и людской.
Для уставшего сердца поэта –
Уготован тут только покой.
Мастерская твоя в озаренье?
Что в Иркутске, в Москве и в Чите?
Верь в судьбу свою, в рок, в провиденье
И всегда доверяйся мечте…»
Отчего-то вдруг стало отрадно.
Я бреду сквозь метельную мглу.
Это кто там высокий, нескладный
Поджидает меня на углу?
8. Прощание с эпохой
Сиротливо здесь, Миша. Печальные думы.
Кто над вымыслом плачет, не знает про спор.
Я один в Мастерской. Город в праздничном шуме
Без конца и начала ведет разговор...
Между прошлым и будущим мы повстречали
Память разных веков и народов своих,
В этой памяти – жизнь: войны, быт и печали.
Мы сближали людей, и был верным твой стих.
Был и хлеб на двоих. Но без ложных объятий
Мы прожили эпоху, как год или час.
Пусть другие других повстречают, как братьев,
И, быть может, когда-нибудь вспомнят о нас.
Наши братья ушли… Не найдут они места
Ни в аду, ни в раю. Но великий покой
Обретут они там, где сбираются вместе
Кто творит по призванью, доволен судьбой.
А Земля холодеет, сказал как-то Миша,
И все больше мельчает на ней человек.
И все делает маленьким – это из Ницше.
Так кончается век, начинается век…
25-28 декабря 2008 года.
А я в скворечнике бетонном,
Сойти на землю не могу,
Ты в мире чистом и огромном,
В траве по пояс, на лугу.
Идешь и думаешь, что выше
Подняться надо над землей.
Но знал бы ты – какой я нищий,
Да и скворечник тот не мой…
Мне снится ночью запах хлеба,
Своя изба в родном селе.
И все мечты свои о небе
В стихи слагаю о земле.
Еще мне снится, что вдвоем мы
Картошку начали копать
В том мире – чистом и огромном,
Откуда все хотят бежать…
24 июня 2005 года.
Никогда хорошо мы не жили,
Жили только на грани беды.
На обочине грязи и пыли
Затеряются наши следы…
Мы не знали хорошей дороги,
Не ходили по ней никогда.
Нас всю жизнь догоняют тревоги,
И всегда настигает беда.
Мы живем, все расчетливо взвесив,
И, боясь, ошибиться на грамм.
Где-то птицы поют в поднебесье!
Но когда бы прислушаться нам?
9 мая 2008 года.
Нанизывай строчку за строчкой,
И грезы твои, и мечты
Как листья из лопнувших почек
Появятся, после – цветы.
А корни глубоко, в фольклоре.
Но слышишь ты голос с небес,
И видишь такие узоры,
Которыми вычерчен лес.
Ты чувствуешь как по волокнам
Стремится живительный сок,
И бабочка бьется о стекла,
И рвется в огонь мотылек.
Ты слышишь как небо ночное
Дождями с землей говорит,
И сладостно влажной землею
Строка твоя пахнет, звучит.
Ты зреешь, и ширятся своды,
А люди твердят – ты поэт…
Ты мысль и частица природы,
Которым названия нет.
21, 08. 05.
Мой друг наивный, будь смелее,
Оставь утехи и грехи,
Чем ночь темнее и длиннее,
Тем лучше пишутся стихи.
Стихи – они и есть стихия,
Где все на месте – Стих и Я.
Пусть не проникнешь ты в глухие,
В живые тайны бытия,
Но все страданья и волненья,
И гул бунтующей крови,
Такие сменят откровенья,
Что выше плоти и любви.
28 июня 2005 года.
С Новым годом, друзья! Будьте счастливы. Все!
«Счастлив, кто падает!» Падал я, падал.
Да и сейчас я, звеня,
Падаю в бездну, возможно, так надо,
Бездна глядит на меня!
И пробиваю свободно я своды
Вверх или вниз головой!
Черт бы побрал эту бездну свободы,
Где долгожданный покой?
Как эти типы меж небесами
В бездну не могут не упасть?
Смирно стоят и вращают глазами.
Ждут, когда сменится власть?
Бедные, бедные, в бездне нет смерти!
Что-то случилось со мной:
Тверди не будет – и не было тверди,
Крылья растут за спиной!
Падайте в бездну, отбросьте усилья,
Силы боится дурак…
Падайте долго – и вырастут крылья.
Ангел рождается так!
1996 год.
Шумят в ночи задумчивые кроны,
И ветер гонит волны ковыля...
Степной простор. Горит звезда в Ононе.
Спит в лунном свете родина моя!
И лошади в спокойствии бессонном
Пасутся по полянам и лугам.
Сосновый бор над медленным Ононом
Монголов вспоминает по ночам.
Здесь были ставки, стойбища и станы,
И звон кольчуг, и бранный шум и гул!
И рыскал по просторам непрестанно
На лошадях скуластый караул.
Свистели стрелы, ветры пели в гривах.
Пока монголов мир еще не знал.
Найдете в исторических архивах
Делюн-Болдок, Онон и Икарал...
Под зычный крик степного полководца
История народов родилась,
И никогда в крови не оборвется
Невольная наследственная связь!
Какие здесь накапливались силы
В ядро огромной мировой беды,
И эту силу в мире растворили,
Оставив только копии Орды...
Далекий век как следствие страданий,
Неясный гул походов и времен...
Я, может быть, живу на поле брани
Каких-то мне неведомых племен.
Шумят в ночи задумчивые кроны,
И ветер гонит волны ковыля.
Степной простор! Горит звезда в Ононе,
Вся в лунном свете родина моя...
16 июня 1997 года.
Что клубится за оградой,
Сотрясает толстый дом?
Многорукий, многозадый,
Многоногий пляшет ком.
Это свадьба! Свадьба эта
Дышит жарким красным ртом!
В блин сжимается планета.
Скачет, воет пестрый ком.
Разнополый люд совьется,
Разовьется животом.
Скоро много ног вольется
В многотонный потный ком...
Много зим заменит лето,
Много лет еще пройдет,
Округлится вновь планета,
Ком в навоз перегниет.
Но какое свадьбе дело
До печалей и забот…
То мелькнет невеста в белом,
То жених за ней мелькнет.
1995 год.
* * *
Забыв про войны, древние народы,
Вкушают сладко радость бытия.
В хаосе и гармонии природы
Их от природы отличить нельзя.
Но вдруг чего-то смутно опасаясь,
Они вглядятся вдаль из-под руки...
Там звери, в человеков превращаясь,
Готовят в наступление полки.
* * *
Желтеет степь неуловимо,
И эскадрильи журавлей
Кружат, инстинктами гонимы,
Над светлой дымкою полей.
Что им, крылатым, путь опальный,
Границы стужи, зноя, стран!
Стоит задумчивый, печальный
В степи ковыльной тарбаган...
* * *
Для меня гладиолус опять расцветает,
Согревает береза сосновый мой дом.
Бескорыстно и щедро Земля одаряет
Неразумных людей красотой и теплом.
Мы любить не умеем, но только любимы -
Нас Земля никогда не устанет любить!
Почему же не можем так ярко цвести мы
И – любовь свою ближним так щедро дарить?
* * *
«В цветах и травах до колен...»
(Н. Заболоцкий).
Какую радость тракторами
Не растерзали здесь едва,
Как вспыхнет степь моя цветами,
Какая вымахнет трава!
Какой потомок на рассвете
Пройдет в туман, ища коней,
Воспетый строками поэта:
«В цветах и травах до колен»!
* * *
За городским мудреным разговором,
Когда всему поверить ты готов,
Узреешь ложь сердечным чутким взором
И умысел, вплетенный в сети слов.
И вспыхнет ярко в памяти картина,
Затмив людскую подлость на устах:
Орел степной, парящий в небе синем
И одинокий всадник в ковылях...
* * *
Ночую на старой чабанской телеге,
И мир опрокинут опять подо мной,
В ночной тишине я как будто в ковчеге,
Плыву и плыву, а в дали голубой
Вращается медленно наша планета,
И вижу свой путь я с далекой звезды,
Пустыни Монголии, горы Тибета,
Жемчужные цепи Курильской гряды...
* * *
Мелкий дождь барабанит по крыше
Третьи сутки. Набух огород
Так, что чудится – сочно и слышно
Наливаясь, капуста растет.
Мелкий дождь барабанит ночами.
Милый дождь, не части, не спеши!
В огороде друг друга плечами
Раздвигает картошка в тиши...
* * *
В муках выняньчив эту ватагу
Бабы русские горько молчат.
Обобрав и убив бедолагу,
Бедолаги ночами кричат.
Те убиты, а эти убили.
Снова крики и стоны в ночи.
Были ноченьки сладкие, были!
Но как скорбны старухи. Молчи...
* * *
Счет сошелся опять на ничьей,
Начинают игру по нулям.
Хоть в крапленой колоде твоей
Пять тузов к четырем королям.
Карты биты!.. Снимают с петли,
Закрывают банкроту глаза.
Что же чуткие пальцы твои
Не узнали шестого туза?
* * *
Гром оглушительный, трескучий,
Взорвал земную, ширь и тишь!
И ты, подавленный могучей
Стихией, немощный дрожишь,
Раздавлен волею Вселенной
Не значишь, бренный, ничего.
А час назад еще, надменный,
Ты был хозяином всего...
* * *
Прохладой осени палимы
Шумят деревья на ветру.
И гуси, будто херувимы,
Трубят тревожно поутру,
Скользят торжественно и ясно
С деревьев листья без конца,
Вот также в старости прекрасной
Летят, созрев, к земле сердца...
* * *
Бесконечная пыль дождевая
Сквозь мельчайшее сито идет.
А к утру эта пыль, остывая,
Вдруг морозной прохладой дохнет.
Не душа ли твоя так поблекла,
То ли радость в ней, то ли печаль?
Но однажды увидишь сквозь стекла
В белых искрах алмазную даль...
* * *
Тараторит трескуче транзистор,
Призывают куда-то людей
Президент, депутат и министр
И какой-то еще лиходей.
Молча слушаем мы ахинею,
Жарим жирных в жиру карасей.
А ловить рыбу в сети труднее,
Чем наивные души людей...
* * *
Холодный дождь от края и до края,
А на душе и слякоть, и печаль.
Идут сквозь мглу машины, завывая,
И мне бы тоже мчаться с кем-то вдаль.
А мне бы слушать пение мотора -
Машины, самолета, корабля...
А этот дождь закончится не скоро,
Все глубже вязну, хлюпает земля.
* * *
«Ты уходишь? Тебя подменили!
Что ты делаешь? Черт бы побрал!»
И мужские слова говорили
Женских губ затвердевший овал.
Что наделал ты, жив ли и где ты?
В мире больше и больше беды,
Значит – меньше мужчин на планете.
Губы женщин сухи и тверды...
* * *
А лист последний не слетает,
Хоть ветры злее и сильней.
Меж клочьев черных туч мелькает
Последний куцый клин гусей.
Прощальный крик морозно тает!
В провале черного окна
Их в путь старуха провожает.
И – цепенеет тишина...
Сентябрь 1994 года.
На обочине трассы широкой
Ребятня продает молоко.
А машины несутся потоком
Далеко, далеко, далеко…
В знойный полдень, и в ливни косые
Терпеливо стоят пацаны,
Загорелые, в цыпках, худые –
Дети самой богатой страны!
Остов фермы, заброшенный трактор
И руины дворцов и домов…
И летят иномарки по тракту,
Вдоль высоких, густых сорняков.
Кто узреет в бреду суеверий
Политологов – новую жизнь?
(Мимо дымных развалин империй
Мародеры в повозках неслись…)
Но смеются ребята босые
И кричат, и играют в пыли.
Паразитами станут другие,
А они будут Солью Земли…
2005 год.
Говорила мне тень Чингисхана:
«Для того, чтоб не сбиться с пути,
Не прощай ни обид, ни обмана
И за слово неверное мсти…»
Рассекал лицемерье и лесть я,
Но смыкались повсюду круги
Бессердечья, бездушья, бесчестья,
Глупогордой людской мелюзги.
И повисла на мне, как вериги,
Разномастых мерзавцев орда,
И плетет паутины интриги,
Прикрывается мною всегда…
Но на месть не ответил я местью,
И на ложь не сумел я солгать,
Никогда на любое бесчестье
Я бесчестьем не мог отвечать!
И болят мои нервы и раны,
Сердце хочет давно на покой.
И задумчиво тень Чингисхана
Всюду следует молча за мной…
1996 год.
Вот и первый больной, за ним – первые вести,
Вот и бесы, что в русскую въелись словесность.
Захлебнулись там водкой, возжаждали мести!
Затуманен и тускл взгляд безумный его…
Пусть побудет один – в тишине и покое.
Первый искрится снег, небо здесь голубое.
Богородской травой окурите покои…
И оставьте, оставьте совсем одного!
Хорошо, что исчез он в разгаре сражений!
Холодало… И падали длинные тени…
Хохотал сумасшедший с трибуны на сцене,
Хор безумных из зала ему отвечал!
И метался в бреду он и рвался куда-то,
Изрыгал хрипло маты, то клялся вдруг свято.
И однажды, очнувшись, смотрел виновато
Испуганно в окна… И долго молчал…
Почему, думал, здесь он, что это за местность?
Позади – дикий сон, впереди – неизвестность!
Да, наверное, русская только словесность
Доведет до могилы, лишив сна и сил…
И смотрел он в снега, на березы и ели:
Имитируя жизнь, годы зря пролетели,
Хорошо, что очнулся больным на постели,
Хорошо, что еще никого не убил!
Усмехнувшись, недавнее вспомнил безумье:
Укрепляли в нем злость, озлобляли угрюмо.
Век вчерашний – тяжелые, мрачные, думы,
Век сегодняшний – море и крови, и слез!
Это – весело буйствовал Васька Буслаев,
Эхом здесь отозвался веселый Чапаев…
Светлым ликом мелькнул и исчез Чаадаев
Среди тонких стволов белолицых берез!
Приближался, сгущая спокойствие, вечер,
Принесли и зажгли ему белые свечи.
Хорошо одному – одиночество лечит...
Хорошо излечить себя, вспомнив, как жил!
...Он спокойно уснул, и здесь не было чуда!
О, как много больных к нам прибудет оттуда!
Ему снились – Ремарк, и Уитмен, и Будда,
И – впервые страданьем никто не смутил!
1993 год.
Сегодня мне ночью приснился Серега,
При жизни он не был таким никогда:
В хорошем костюме, ухоженный, строгий,
И, вроде, от прошлого нет и следа…
Он был моим верным и преданным другом,
Который меня понимал до конца
В жестокое время! И каюсь – с испугом,
Бывало, смотрел на меня, подлеца.
(Как жить и творить в суете Вавилона,
Под небом России, на вьюжных ветрах?
Имеющий дом, не имеющий дома
На разных всегда говорят языках)…
Безумный скиталец, бродяга несчастный
Он жить не умел, а другие смогли,
Оставив ему все подвалы, ненастья,
Холодное небо родимой земли.
Бездомный, запойный, братишка мой русский,
И в пьяном бреду сохраняющий мысль
Далекой культуры славян и этрусков,
Без всякой обиды смотревший на жизнь.
Ведь в каждом из нас – станционный смотритель,
И каждый – в шинели своей немоты.
Но он еще – слушатель и посетитель
И собутыльник богемной Читы…
Продрогший насквозь и промокший до нитки,
Он шел до меня и о чем-то мечтал.
И знал: обязательно выручит Витька,
Ведь Витька Серегу всегда выручал.
О, как наши судьбы страшны и похожи:
И вот на холодном, промозглом, ветру
Зазвал его в дом свой случайный прохожий.
Он выпил с ним ночью, а помер к утру…
Мы долго искали, сличали, просили –
Пока не нашли бугорки и тот ряд,
То дикое кладбище дикой России,
Где дети ее – без имен и без дат.
Родились не вовремя, не было силы
Убить в себе совесть и чувство вины:
Ведь жизнь – не борьба и нельзя до могилы
Бороться со всем населеньем страны.
А звезды – высоко, Серега – глубоко,
На каждом из нас – роковая печать!
Я плачу, проснувшись, в ночи одиноко.
И не с кем беседовать. Не с кем молчать…
28. 08. 05.
Памяти отца…
Я вижу загорелого подростка,
И сердце греет светлая печаль.
Отец с малокалиберной винтовкой
Стоит в степи и всматривается вдаль.
Такая ширь звенела, голубея,
Где небо слилось с далью и водой,
И лошади стоят у Зун Торея,
И овцы семенят на водопой…
Такая тишь! И гуси над водою
Скользят и тают в мареве вдали,
Горячего струящегося зноя,
Миражной дымки неба и земли.
В тех миражах качаются картины,
И вдруг всплывут виденья из глубин
Степной души: вот кони Тэмуджина,
За ними скачет юный Тэмуджин!
И мы стоим и всматриваемся в дали
Средь золотых шумящих ковылей,
Отец и сын… Без гнева и печали
Нас степь приемлет словно сыновей.
Какой покой, какие расстоянья,
И аромат задумчивой глуши!
Я все отдам за этот состоянье
И равновесье сердца и души…
21. 08. 05. 23-48.
Его так долго убивали,
Что он о боли позабыл,
И только в памяти всплывали
Обрывки мерзких, пьяных рыл…
Потом подонки закурили…
Забытый нож в траве блеснул,
И он с неистовою силой
Схватил, вскочил и – полоснул.
В остервененье и отваге
Вонзал он нож, дичал в крови…
И двадцать лет сидел бедняга
За муки тяжкие свои.
На крик зовущей незнакомки
Он побежал, забыв про риск.
Стоит на кладбище подонкам
Под синим небом обелиск…
28. 08. 05. 03-05.
На рассвете туманном и странном
Станут гуси призывно кричать.
И тогда я во сне нереальном
Полечу белой тенью опять.
Полечу я туда, где пшеница,
Где шумит и колышется рожь,
Где садятся на озеро птицы,
А на озере лунная дрожь…
Хорошо! Никакого нет дела
До людей, суеты и забот.
Так душа, отделившись от тела,
Снова слившись с природой, живет!
Не гнетут там судьба или доля,
Там не нужен расчет, и еще –
Ни стремлений не надо, ни воли.
Хорошо… хорошо… хорошо…
Разум лжет по веленью желудка,
Но душа всех желаний сильней,
Отдыхает во сне от рассудка,
Где всегда предрассудок главней.
1996 год.
Трава блестит! Шумят деревья,
Над влажной степью светлый дым.
И я – спешу в свою деревню,
Омытый ливнем проливным…
А я смеюсь и вспоминаю,
Смотря на мокрую траву,
Тот город Глупов, где бываю,
Насквозь знакомую главу:
И споры шумных шарлатанов
После вчерашнего борща,
И думы мрачных истуканов,
Заблудших истину ища.
И не прощаясь, и прощаясь,
От них спешил я в отчий дом…
Как будто в детство возвращаясь
Опять иду я босиком!
Светла отрадная прохлада,
Над кромкой дали синева.
Мне никого теперь не надо,
Мне не нужны ничьи слова!
Как пахнет влагой и землею
И мокрым оползнем песка.
Трава растет! И над травою
Плывут летуче облака…
9 июня 1997 года.
«Есть блуд труда, и он у нас крови…»
(Осип Мандельштам).
Эти запахи, звуки мне душу врачуют,
А без них и немыслима жизнь на земле.
Полной грудью дышу, запах пашни почуяв,
Как свежо и прохладно в предутренней мгле!
Запах трав сенокоса и конского пота,
Скрип колес, визг пилы, перестук топоров.
Мир мой полон поэзией звучной работы,
Как у этой бригады из трех мужиков.
Они ставили дом, и пропахли смолою,
До заката звенела и пела пила.
И бревно называли любовно сосною,
Будто жила она все еще и росла.
Успокоились сосны под лунным сияньем,
Окольцованы в бревна и пригнаны в лад,
Чтобы стать здесь навеки людским достояньем.
Пусть тепло очага они верно хранят.
Кто рожден для работы – живет беззаботно,
Кто рожден, чтобы жить – знает цену труда.
Эти запахи, звуки – зовут приворотно.
Я люблю их с рожденья, сейчас, навсегда…
2 июля 2005 года.
Когда меня гложут тоска и смятенье,
Смотрю на портреты родных на стене.
Светлеет печаль… И в таком окруженье
Легко и свободно становится мне.
И мы говорим снова долго и нежно,
Все дальше уходим за грань тишины,
Где мир наш, как прежде, живет безмятежно.
И сладостны грезы былой старины!
Там мать и отец молодые смеются,
Там озеро, речка и мальчик босой,
Там трудятся люди!.. Но в комнате пусто,
И веет повсюду холодной тоской.
Я знаю – Отчизна – отцовские земли,
А Родина-мать там, где матери путь.
И снова свой мир благодарно приемля,
В четвертом часу я пытаюсь вздремнуть…
За окнами ночь и густое ненастье.
И звезд не видать, и черны небеса.
Гудят и ревут лесовозы по трассе
И прочь из Отчизны увозят леса.
2 июля 2005 года.
Оторвусь от народа, неволи,
Полечу вольной птицей туда,
Где четыре крестьянина в поле
Норовят накормить города...
Буду долго кружить я, далекий,
От земли. Там шумят ковыли.
На пригорке сурок одинокий
Затерялся в прогорклой пыли!
Смерчи черные, черные камни,
Видно снова внизу до поры...
Лишь помашет оттуда рука мне
Может брата, а может сестры!
Серый дым над лесами, степями,
И все ярче и жарче лучи,
Но лечу прямо к солнцу упрямо,
Ах, как крылья мои горячи!
Закричу, обожженный, от боли,
Упаду, где тверда борозда!
Где четыре крестьянина в поле
Норовят накормить города...
1991 г.
Отзвучал полонез в ресторане,
Белый вальс, полный сладостных грез,
Обещаний, надежд и обмана,
И восторженных радостных слез!
«Предлагаю вам сердце и руку!»
Говорил даме пьяный мужик.
И, целуя учтиво ей руку,
Оцарапал о перстни язык...
«Но ведь это не очень этично...
Понимаете... чувства... любовь...»
«Не этично? зато поэтично!»
И культурно он выплюнул кровь!
«Вы простите меня... И к тому же
Я ведь замужем, я ведь и мать...»
Он не слышал, шагнул неуклюже,
Чтоб прекрасную даму обнять!
И качнулась она, как в тумане,
Не услышал бокалов он звон.
Появились тогда в ресторане
Доктора и за ними - ОМОН...
До утра просидел он в подвале,
Заплатил, как положено, штраф.
Но в деревне узнали б едва ли -
Он шагал словно вылитый граф!
Одевается он аккуратно,
И глаза украшает печаль,
И блестит его вымытый трактор,
Как старинной работы рояль.
Он теперь молчалив и достоин,
Разогнал собутыльников прочь,
Днями он безмятежно спокоен,
Но когда приближается ночь...
Он кричит, просыпаясь, ночами,
Только снова начнет засыпать:
Как с улыбкой прекрасная дама
Приглашает его танцевать.
И идет он на сладкую муку,
И легко в танце тело несет,
Предлагает ей сердце и руку
И ответа уверенно ждет...
1997 год.
То ли в Библии, то ли в Талмуде
Прочитал я когда-то стихи:
Если паства погрязнет во блуде,
То иные придут пастухи.
Они спустятся с гор на равнины,
Окружая жилища людей,
И народы все станут повинны
От свистящих ударов бичей.
И вся перхоть земли – паразиты
Вместе с плотью и солью ее
До единого будут убиты,
И с природой сровняется все…
Будут в эрах меняться туманы,
И столкнется звезда со звездой,
Из таинственных недр океана
Бросит монстров на сушу прибой.
И веками, сплетаясь в наитье,
Они сменят и облик, и стать.
Неужели за этим соитьем
Будет кто-то с высот наблюдать?
Так закончив красивую сказку
В грозовую и душную ночь,
Ожидал от кого-то я ласки,
И кому-то хотел я помочь.
И желал всем любви и отваги,
Где нельзя обойтись без грехов.
И пускай гром и молний зигзаги
Предвещают приход пастухов!
24 июня 2005 года
Так вот она – радость земная,
Таинственный смысл бытия,
Не поиски ада и рая,
А просто – родная Земля!
Дышать бы, как сосны и травы,
Летать бы, как птицы, вдали...
Я тоже частица по праву,
Частица чудесной Земли!
В бетонных тисках замирая,
Душа умирала во мне...
Я счастлив устало шагая,
По пыльной вечерней земле!
И ведаю, хоть не без страха,
(Не верю в бесстрашие я!)
Что плоть, сгусток жизни из праха,
Вернет себе прахом Земля!
И в дымной космической бездне
Душа потеряет покой,
Увидев, как тело на место
Вернулось и стало Землей!
И вспомнит она, затоскуя,
Про спор о добре или зле,
Про жизнь и про радость земную
Со мной на прекрасной Земле!
16 июня 1994 г.
«Я знаю то, что ничего не знаю!»
Спасибо всем, кто не сумел солгать,
Спасибо всем, кого не понимаю,
Всем, кто меня не может понимать!
Пусть кто-то, смутно мучаясь о чуде,
Сопоставляет разность величин.
А чудо – Жизнь! И для мучений, люди,
Нет абсолютно никаких причин…
Какие бы причины не открыли –
Все будет только следствием всегда!
Спасибо, Жизнь, за мысли и за крылья,
За все, что не узнаю никогда.
1996 год.
А мысль всегда боится заключенья,
Боится заключенья в клетки слов.
И потому, дождавшись сновиденья,
Парит одна – без страха и оков!
Луна мерцает мраморной ладьею,
Ладья скользит по сонной глади вод.
И мысль моя с безмолвною луною
Счастливая, свободная, плывет!
Все таяло вокруг! И здесь значенья
Никто, никто себе не придавал!
И растворялся я без облаченья.
Стал безымянным (вновь собою стал)…
Еще не падшим ангелом, возможно,
Любой из нас в младенчестве парил –
До оболочки слов, где мысли ложны,
(И ангел в клетке не подъемлет крыл!)
А мысль во сне дарует утешенье:
Что став никем, от слов освобожден,
Я, растворясь, вплыву из заключенья
В безмолвный, безмятежный, сладкий сон!
1993 год.
(По мотивам старинных народных песен)
- Мой нукер!
Когда возвратишься домой,
Зайди в нашу юрту, поведай
О том, что мой меч зарастает травой,
Что я не вернулся с победой...
Скажи, что в бою горемычный убит,
Что тело гниет на чужбине,
Колчан мой блестящий, синея, лежит,
Украсив леса и равнины...
Скажи, что несчастный друзей не предал
И небо не проклял укором,
Что шлем мой железный чернеет у скал,
Покрытый осенним узором.
Скажи, что застыли, мертвея, глаза
И были слезами омыты,
Что черная длинная, плетью, коса
С травою теперь перевита!
Поведай отцу, что я был еще жив
И после пятнадцатой раны!
А матери бедной потом расскажи
Про земли, народы и страны...
5 апреля 1998 г.
Я вас кохаю в мыслях снова -
И слышу музыку во сне!
Чиста украинская мова,
И чуден Днепр при луне...
Опять, три вербы схилилися!
О чем они журятся там?
А кто сказал, что не журыся
По этим вербах и степям?
Печалься, друг, печалью светлой,
И бачь в подлунной тишине:
Как ты идешь тропой заветной,
Как вечен Днепр при луне!
Под золотым Чумацким шляхом
Белеют смутно вдалеке
Ночные хаты, как рубахи,
И челн качается в реке...
Там песню дивную про Галю
Поют дивчины под окном...
Всю жизнь кохал ты эти дали!
Все остальные были – сном...
Печалься, друг, схопивши в руки
Седую голову свою,
Забудь про все – гоньбу и муки,
Их просто нет в родном краю!
Их нет нигде на самом деле!
Зачем выдумывать их нам,
Когда всем призрачную землю
Лишь обрий делит пополам...
Теченье чувств, как мысль и слово,
Никто не в силах превозмочь...
Чиста украинская мова,
Тиха украинская ночь!
Осень 1993 года
Неужто я болен и брежу ночами
О мыслях несбыточных чистых времен?
Пульсирует жизнь между явью и снами,
Никто мне не скажет, где явь или сон!
Сквозь черные тучи зрачки мирозданья
Ищу я! И вещий немеет язык...
А жизнь, может, – только души созиданье,
А, может быть, – лишь разрушительный миг?
Так сколько продлятся нелепые будни?
И лепым, наверное, столько же быть!
Жалеть ли теперь мне, что жалкие люди,
Надрывно советуя, учат, как жить?
И дивно их много на этой планете...
Когда им пытались о чем-то сказать,
Звериные их, водянистого цвета,
Бессмысленно тускло мерцали глаза.
Ругались за окнами грязно и пьяно,
И снилось, что вспять повернула река,
Глухая тоска надвигалась протяжно,
Но, хлынув, за ней открывались века!
Дымились дождливо тяжелые пашни,
И мгла моросила – не видно ни зги!
Бывало порой изумительно страшно, -
Холодная радость хлестала в мозги!
Мир зыбок! И близко от ада до рая,
Как трудно пророку, легко палачу...
Я все понимая, не все принимая,
Пугливо печалясь, глубинно молчу...
О чем говорить! Глупогордых так много,
Надолго отмерены совесть и честь.
Пригрезится вдруг – я из мира иного,
А может, не грезится, может так есть?
Я дымкой туманной ожившей тревоги
Витаю над сонным селеньем окрест,
И глупо просить крест полегче у Бога,
Но каждый по вере получит свой крест!
Вот молятся истово, бесятся рьяно,
И вижу сознаньем я их бытие:
И пенится жизнь там, во тьме окаянной,
Творя и корежа творенье свое!
И я опускаюсь в промозглую слякоть,
Где будет кричащее месиво днем...
А мне бы к желанной прижаться и плакать,
В печальном покое, забыв обо всем!
А мне бы не знать о далеком и близком,
А мне бы не знать, где добро и где зло,
А мне бы не знать о высоком и низком,
А мне бы желать, чтобы мне повезло...
Луна зеленела таинственным оком,
И птицы тревожно шуршали в лесу,
И плакал я скорбно в ночи, одиноко:
Зачем в себе боль я людскую несу?
За что эта доля, и кто меня мучит,
И надо ли было рождаться на свет?
Клубились лилово-прохладные тучи,
И таяла боль – занимался рассвет...
Я болен! И брежу наивно ночами
О мыслях несбыточных чистых времен.
Пульсирует жизнь между явью и снами,
Но кто мне откроет, где явь или сон?
И что я увижу в зрачках мирозданья,
И скажет ли вещий, забытый, язык,
Что жизнь – это только души созиданье,
Без этого – лишь разрушительный миг?
1991 г.
Белый снег покрывает леса и поля –
Элегичность осенней природы.
В ожиданье зимы затаилась земля,
Вот и кончилось время свободы…
А Покров это значит опять покрывать,
Укрывать под надежным покровом.
Откровение – значит себя открывать,
Чтоб откликнулся кто-то хоть словом.
А пока белый снег покрывает поля,
И окутаны дымкой тумана,
Отдыхает душа, отдыхает земля
И рубцуются сладостно раны…
12 октября 1996 года
Из Тибета домой возвращался
Молодой, посвященный, монах,
И с пастушкой в пути повстречался,
И вино дозревало в котлах...
Был обетами крепко он связан,
Но пока дозревало вино,
Так случилось, что стал он обязан
Из трех дел только выбрать одно:
Не зарежет козу он из стада,
Должен девушкой он овладеть,
А не выполнит это, то надо
Непременно ему опьянеть.
Убивать? Он не станет убийцей!
Бог и женщин ему запретил.
Оставалось тогда лишь напиться.
Он напился... И все совершил!
Совершил все дела раз за разом,
Позабыв, что известно давно:
Отнимают рассудок и разум -
Либо женщины, либо вино.
Никакой тут морали не надо.
Вижу я, как в родимых степях
И пастушка пасла свое стадо,
И шагал одиноко монах...
1997 г.
* * *
Лишь ветры поманят, и сумрак блеснет озаренный
Таинственным бликом далеких тревожных огней,
Спешу на тот зов, хоть буду убит там, рожденный
Завьюженной ночью в год вольных и мудрых коней.
Спешу на тот зов, где меня забивали камнями,
Где больно бывало за глупую гордость людей,
Где тенью незримой мой конь проскакал над полями,
Над прахом веками осмеянных, вздорных, идей...
Все ближе огни. И вспомню в степи опустелой -
Аркан просвистевший, мелькнувшую звонко узду!
Как страшно и жутко заржал жеребенок мой белый,
Шарахнулся дико, впервые почуяв беду...
Мерцали рассветы в дождях и дорожных тревогах,
И громче, и чаще во мгле полыхала пальба!
И в тысячах юртах дымились котлы на треногах,
И в избах станичных пекли аржанные хлеба...
И конь мой мужал, и во мраке был белой звездою,
А все остальное всегда оставалось враньем,
Остались в пыли укротитель с удавкой-уздою,
Возможные всадники с жалким, ненужным, седлом!
На меринах сивых свирепые люди скакали,
Стреляли в таких же несчастных, неверных, людей!
И в заревах дымных пожарищ бесследно сгорали
Станицы, улусы и особи лучших лихих лошадей...
Растеряны выживших морды... Они изумленно
Глядят, как пронесся неистовый белый скакун,
Земля от жестокой опять содрогнулась погони,
Но бег свой замедлил усталый и потный табун!
Вот также уйти бы! Ведь насмерть забьют тут камнями,
И снова мне только не мертвых, живых будет жаль!
А белый мой конь обгоняет судьбу. И над нами -
Бессмертный и вольный летит в бесконечную даль...
1990 г
* * *
Приезжала вчера Валентина,
Улыбаясь, навстречу мне шла!
Объезжали, сигналя, машины -
Пестрота городская текла...
Было ветрено, пыльно и знойно.
Стало сразу светло и легко!
И ночами казалось порой мне,
Что парное я пью молоко...
В складках ситца она привозила
Позабытый мной дух чабреца!
Обнаженная, спала счастливо,
Не сходила улыбка с лица!
Осторожно целуя веснушки,
Я вдыхал ароматы земли...
Вспоминалась моя деревушка -
Позабытая ферма вдали!
И в дрожащем я видел дурмане,
Как плывем мы по синей реке,
Журавлиные пары в тумане
Горделиво паслись вдалеке...
Засыпая в блаженном бессилье,
Я молил – пусть вернется туда,
Чтоб ее, как меня, не сгубили
Суета всех сует – города...
Уезжала вчера Валентина,
Умудрено смотрела в глаза.
А уехала!.. Пахло полынью,
И всю ночь полыхала гроза!
1990 г.
* * *
Ты мог писать бы и на польском,
И на английском мог слагать.
Попробуй, скажем, на монгольском,
Или на русском написать?
Ведь в этом нет большой науки –
Но божья тайна на устах,
Когда одни и те же звуки
Звучат на разных языках!
И будь знаком ты с языками
Народов разных и племен
Тебя с твоими письменами
Растопчет тот же Вавилон!
Но тайны звуков все едины,
Слагай, не важно на каком.
И как Цветаева Марина
Не обольщайся языком:
«Родным его призывом млечным».
В разноязыкой суете,
Под этим небом бесконечным,
Душа слагает в немоте…
1996 г.
* * *
Земля в цветах! Дышу неровно,
Лежу, устав за много дней.
У самых рук таскает бревна
Собрат проворный – муравей!
И я встаю! И продолжаю
Упорно строить крепкий быт,
И все знакомства забываю
Поскольку сам давно забыт.
Проклявший ложь – и одинокий,
Я с каждым мигом все сильней.
Душа поет!.. Простор широкий,
Земля, цветы и – муравей…
Душа любуется руками,
Душа поет и день, и ночь!
А муравей ползет упрямо
И мне пытается помочь.
1996 г.
* * *
Мне бы дом и крылечко с подковой,
И в работе крестьянской гореть,
Умываться водой родниковой
И на светлые звезды глядеть,
Или в беленькой, чистенькой, хате
Или в юрте огонь разжигать,
Или в синем монгольском халате
Или в бурке кавказской скакать!
Только нет ни того, ни другого,
Только нет ничего впереди,
Только – мысль, только верное слово
И щемящая песня в груди…
1996 г.