Галина Булатова

Лена Шагирзян. Письмо Анне Ахматовой

ПИСЬМО АННЕ АХМАТОВОЙ

...Сударыня Анна!

Пишу не темня:

ты – матерь поэзии,

зеркало дня!

Хранящий заветные тайны листок

с пылающим словом твоим между строк,

возможно, прочитан моею душой,

тебе не чужой?!

В сирени кладбищенской – твой соловей,

сияет звезда над сиренью моей...

Кто душу сирени способен понять?

Лишь только родня...

 

Сударыня Анна!

Строка запоёт –

ложится на музыку

имя твоё.

Одна у нас кровь и одно ремесло...

Инакая птица... Ах, как тяжело

делить океан и крутой небосклон,

и лебедем быть, и орлом.

О сколько обличий и силы в устах

осталось в священных твоих зеркалах.

Лишь зоркий их выхватит из глубины.

Дальтонику сло́ва – цвета не видны.

Чурбан к семицветной строке не привык –

деревянный язык...

 

Сударыня Анна!

Родная душа!

Мы жили, любовью

и правдой дыша...

Когда институт благородных девиц,

закрыли, учились мы пенью у птиц,

любви – у земли, красоте – у цветов,

берёз, облаков.

Сегодня смазливых девиц – через край,

посмотришь – вышагивает попугай,

напыщенный, гордый. Но где красота?

Сомкнуты уста...

Не могут сегодня, как раньше, страдать,

и плакать навзрыд, от любви умирать.

Святой Шахрезаде не сыщешь уже

местечка в душе.

На «русскую Анну» навесят ярлык...

Помеха ли родственным душам язык?

Родившая песню – извечная Мать!

Не сметь на неё посягать!

 

Сударыня Анна!

Быть может, смешной

кажусь я, идя

за своею звездой?..

Сто лет позади, сто зеркал и сто лиц...

Осенние лица июньских столиц...

Но разные лица у строчек твоих,

и нет ни морщинки на них...

Недавно пришла незнакомка в наш дом –

на мой день рождения, с грустным лицом

делилась со мной, что который уж год

мужик сильно пьёт...

И я ей читала стихи у окна,

От них – без вина – опьянела она...

 

...Бушуют зелёные ветры судьбы,

в открытые окна врывается пыль,

закроешь окно – и уже одинок,

и где для души уголок?

Из дома я выйду – встречайте, ветра,

пускай разгорается пламя костра!

Сударыня Анна! Кто в сердце стучится?

Сегодня наверное что-то случится:

родится ли песня,

Любовь ли родится!

---

Лена Шагирзян. Мойка, 12

МОЙКА, 12

 

      А.С.Пушкину

 

Гостьею стольного града,

В белых ночах растворяясь,

Памятникам и фонтанам

Царским дворцам удивляюсь.

 

В этом гигантском музее,

Нету которого выше,

Как чужестранка, немею,

Кто моё слово услышит?

 

Город пронзительно серый

Не отпускает поэта.

В дом, куда просится сердце,

Я захожу напоследок.

 

Мойка, двенадцать... На входе –

Он, от меня в полушаге.

Держит за руку и водит,

Словно пером по бумаге.

 

...Чёрные дни вперемешку

С белыми льются ночами.

Капают строчки неспешно

В невские воды печали...

 

Сгорбилось время нелепо,

Сжались от ужаса звуки:

В солнце под питерским небом

Выстрелил тот, косорукий...

 

...Встретятся после разлуки

Скоро мосты над Невою...

Снова окажутся в круге

Гости-поэты с тобою.

 

Им переводчик не нужен

В тесной беседе застольной.

Дождь, разговором разбужен,

Капли рифмует невольно.

 

– Был ли судьбою он связан?

Сам ли создатель сюжета?

– Стрелы, что пущены разом,

Стерпит ли сердце поэта?

 

– Гибнут пророки, мессии...

Вечно у нас так бывает...

– Разве в одной лишь России

Гении так погибают?

 

Льётся вино, точно море,

Грезится Пётр-правитель.

Но и поэт в этом споре –

Дум человечьих властитель.

 

Дело поэта такое:

Он, назначенью послушен,

Сводит мосты над Невою

И в человеческих душах.

 

Мойка двенадцать... Последний

Адрес поэта.

Бессрочный...

Дождь, убаюкавший сердце...

Белые-белые ночи...

---

Байкал

Байкал баюкал и буянил,

бухтел, бурханил, барабанил,

многоголосый удэге.

Спускались горы мыть подошвы,

а чайки хлопали в ладоши,

смеясь на нашем языке.

 

Небесный омуль плыл высоко,

вращая умным жёлтым оком

у переносицы горы.

И триста рек несли дары –

доволен батюшка оброком:

готов калым для Ангары.

 

Пока шаманил с бубном кто-то,

открыв Ольхонские ворота,

дожди впечатались в гранит.

И мы карабкались по склону

непостижимого Ольхона

до запредельных пирамид.

 

Я, месяц мучась со спиною,

ступила в море ледяное,

сомкнув его над головой

три раза, как тому пристало,

и трижды море цвет меняло –

зелёный, серый, голубой.

 

Не разыгравшиеся нервы –

а разыгравшиеся нерпы

чудно крутились на волне.

И был весь мир потом в нирване:

туман валил, как пар из бани,

и я – забыла о спине.

 

Забыть ли этих дней теченье,

любовь камней и трав, свеченье

прозрачных донельзя глубин?

О месте силы древней веры

друг с другом так и спорят ветры –

сарма, култук и баргузин.

---

Из ненаписанной поэмы

* * *

Роду я – Булатовых, племени – волжанского.
Бородатый прадед мой, свет Степан Михайлович,
Пел в церквушке регентом, сельским был учителем.
Нажили с супругою Ольгою Даниловной
Машеньку, Владимира, к девятьсот десятому
Петю – сына среднего, Алексея, Ванечку.

Сгинули родители в страшные двадцатые.
Потерялись младшие за судьбой детдомовской.
Петенька помыкался, да годков прибавивши,
В маслобойню сунулся – не задаром хлеба есть
У сестрицы Машеньки. Муж её из бондарей –
С ним на пару ладили лодки, бочки с кадками.

(А село Подборное, где родился Петенька,
Не найти – затоплено посреди столетия
Из-за гидростанции. Да и самый Ставрополь,
Где учились отроки, Волга убаюкала.
Что смогли, по брёвнышку разобрали, выдохнув,
И собрали заново вёрст на десять в сторону).

У Петра с Владимиром – пять по каллиграфии,
На двоих доставшийся дар отцовый к музыке.
Как живая, плакала, пела скрипка старшего,
Поднимала хворого балалайка Петина,
А баян в руках его душу выворачивал
То бродяжьей участью, то волной дунайскою.

Следом за Владимиром Петя – в педучилище
И под Нижний Новгород на стезю учительства.
Там и познакомился со своей соратницей,
Будущей супругою Голышевой Клавдией.
Так Валки под Керженцем за полвека в плоть вросли,
Стали ближе родины для Петра Булатова.

(Из ненаписанной поэмы "Родословная")

---

Пушкин

Вольной русской речи
Катится река.
Александр Сергеич,
Я – издалека.

Знаю из рассказов,
Писем и картин:
Вы – голубоглазый
Смуглый господин.

Воспеватель воли
И дитя до слёз
В русом ореоле
Вьющихся волос.

Пишут, что не шибко
Рослый – пять вершков.

Но хронист ошибся:
Вы на сто голов

Выше даже века,
Смявшего звезду…
Вот сирени ветка,
Как у Вас в саду.

Стало быть, пригожий
Этот райский сад
Оказался горше,
Чем Дантесов ад.

Не сломала срока
Магия камней:
Подчинились року
Ваши семь перстней.

Там, от Чёрной речки,
Обжигая лёд,
Вольной русской речи
В жилах кровь течёт.

---

Лябиб Лерон. Любовь Такташа

(перевод с татарского)

1980 год, 18 октября.
Мы, студенты-поэты, Ркаил Зайдулла, Газинур Мурат и я –
в квартире Хасана Туфана. Поэт рассказывает:
«...В то время мы уже были знакомы, дружили с Такташем.
Мы с Кутуем жили в одном номере гостиницы «Болгар»...
Как-то Адель обронил: «Давайте все трое женимся
в одно время!..» Первым женился Такташ. Его женой стала
стройная, красивая девушка по имени Гульчира. Потом...»
(Из дневника)

Хасан ага о друге говорит
И по следам Такташа нас ведёт…
Воспоминанье звёздочкой горит,
Из глубины мерцает и поёт…
И по следам Такташа нас ведёт.

Не зря, мол, славный Гоголь был воспет:
«Все из его шинели вышли враз,
И у татар особый есть бешмет, –
Мы из Такташа вышли в добрый час,
Как из Тукая вышел он до нас…»

А лунный свет к окошку льнёт и льнёт,
Быть может, он – из тех далёких лет?
Такташ-бродяга взору предстаёт,
И оживает светлый силуэт, –
Как лунный свет из тех далёких лет…

Хасан ага рассказывает так:
Любовь поэта – вот его беда…
Когда такое сам не испытал,
То и понять не сможешь никогда.
Любовь Такташа – вот его беда.

У юности есть имя – Гульчира,
Родятся пери дивной красоты.
Забывший о любви ещё вчера,
Вновь очарован девой будешь ты – 
Чудесной пери дивной красоты…

Напишет время грустную главу, –
Любовь – не только из счастливых дней, –
Когда лишь дети держат на плаву,
В то время как душа давно на дне…
Любовь – не только из счастливых дней.

…Не то ли в горле огненная дрожь,
Не то ли в сердце горькая вода?
Как ни желал бы, вряд ли ты поймёшь:
Любовь Такташа – вот его беда…
Мы не поймём поэта никогда.

Декабрь, 2000 год

_______________________________

Такташ яратуы

1980 ел, 18 октябрь.
Без, студент-шагыйрьләр, Ркаил Зәйдулла, Газинур Морат һәм мин,
Хәсән ага Туфан фатирында. Шагыйрь сөйли:
«...Такташ белән инде танышкан, дуслашкан чак.
Кутуй белән бергә «Болгар» номерында бер бүлмәдә яшәгән вакыт...
Берчак Гадел әйтеп ташлады: «Әйдәгез, өчебез дә бер үк вакытта
өйләнәбез!..» Беренче булып Такташ өйләнде. Сылу, чибәр генә
Гөлчирә исемле кыз алды ул. Аннары...»

(Көндәлектән).

Якын дусты Хәсән ага сөйли...
Ияртә дә безне үзе белән
Еллар эргәсенә алып китә –
Йөртә безне Такташ эзләреннән...
Ияртә дә безне үзе белән.

Сөйли безгә:
«Урыс әдипләре
Гоголь «шинеленнән» чыккан кебек,
Татарның да күпме шагыйрьләре
Такташ шигыреннән чыкты килеп –
Тукай шигыренә чыккан кебек...»

Тәрәзәдән төшкән ай яктысы
Шул елларның әллә яктысымы?!–
Безнең күзалдында гәүдәләнә
Такташ-браматның якты сыны, –
Шул елларның әллә яктысымы...

Хәсән ага сөйли – бәян итә:
Такташ фаҗигасен, шагыйрь гыйшкын...
Үз башыңа әгәр төшмәсә ул,
Аңлый алмас кебек аны һичкем –
Шагыйрь фаҗигасен, Такташ гыйшкын.

Үсеп тора кызлар, очрап тора
Пәризатлар кебек гел чибәрләр.
Иләсләнмәс сыман җаныдны да
Иләс-миләс итәр Гөлчирәләр, –
Пәризатлар кебек гел чибәрләр...

Гел шатлыктан гына тормый Сөю, 
Булыр парә-парә килгән мәлләр, – 
Бала хакына дип яшәүләрең
Тоташ януларга әверелгәндә...
Булыр парә-парә килгән мәлләр.

...Бугазымда әллә утлы төер,
Күңелемдә әллә ачы юшкын?..
Теләсәм дә аңлый алмам сыман –
Такташ фаҗигасен, шагыйрь гыйшкын...
Мәңге аңламас аны һичкем.

Декабрь, 2000

---

Лябиб Лерон. «Голубая шаль»

«Голубая шаль» – это сила, помогающая татарам жить.

                                              Марсель Салимжанов

 

Взгляните вы на эту «Голубую шаль». Кого только

из наших там нет. Все свои, все наши...

                                            Туфан Миннуллин

 

Марсель Хакимович сказал: «Голубую шаль»

поставил, буду ставить, и ты тоже, Фарид,

помяни моё слово, ты тоже поставишь!

                                            Фарид Бикчентаев

 

 

Я видел её на сцене
И редко читал, а жаль…

Вчера, всё забыв на свете,

Смотрел «Голубую шаль».

 

Былое сородичей милых

Я вспоминал, не дыша.

Всю душу татар вместила

Одна «Голубая шаль»!

 

Тоска по Кариму Тинчурину

Иль по Сайдашу печаль?

Какое же таинство чудное

В тебе, «Голубая шаль»?

 

Тайну твою бесценную

Не разгадаем, нет.

Ты покоряешь сцену

Уж целую сотню лет.

 

Век миновал громоздкий, –

А ты всё родней, живей.

Узки тебе подмостки,

Тесен простор полей!

 

Время… Но та же с нами

Луна и звёздная даль…

Наше сиротство и память

В тебе, «Голубая шаль»!

 

О память, моя отрада,

Ты пестуешь разум мой:

«Народ, создавший театр,

Не может быть сиротой!»

 

А значит, дела такие,

Что лучшее впереди.

Впавшего в летаргию

Можешь ты пробудить!

 

Спят города и веси,

Но каждый проснётся дом,

Если с народной песней

К будущему пойдём!

 

Я плакал, и мне казалось,

Что чувствую связь времён

В едином порыве зала,

Объятым татарским «мон».

 

24 февраля 2017

---

Неенная

Мне приснилось, что ты ушёл.
В горле застряло слово.
Бешено закрутилось небо вокруг своей оси.
Облака превратились в гигантскую спираль.
Над землёй пронеслось Солнце, роняя огненные куски.
Телефон расплавился в моей руке.
Я проснулась и поняла: Вселенной больше нет.

---

Аве Марина

Где он, Серебряный чародей?
Только мелькнула пята его.
Я обронила даму червей,
Он обронил Цветаеву…

Будто на старом половике,
Выцвели, стёрлись цвета его.
А на верёвочном пояске
Красная нить – Цветаева…

Где он, Серебряный, роковой?
Намертво сжаты уста его.
Кто вы такие, – шумит прибой, –
Чтобы судить Цветаеву?

Где он, Серебряный этот век?
Канули в Лету лета его?
Аве, – луна замедляет бег,
Чтобы по строчкам любимых рек
Перечитать Цветаеву.

---

Лябиб Лерон. Пёстрые рубаи

(переводы с татарского) 

 

                            И откуда он взялся, невежа-поэт,

                            Всё плетёт рубаи – за куплетом куплет.

                            Но не смейся, прошу. В этом мире нелепом

                            Для души ничего интереснее нет.

                                                            Туфан Миннуллин

 

                            Для души ничего интереснее нет,

                           Чем слагать рубаи, как великий поэт.

                           Я однажды на дело благое решился, –

                           Может, в чьих-то сердцах и останется след…

                                                                     Лябиб Лерон

 

 

Ритуал чаепития свято блюду,

Чернослив и урюк – всё в почётном ряду.

Скажут люди: «Совсем он не думал о водке», –

Так хоть этим в историю, может, войду.

 

* * *

 

Тянет в сон от обжорства, меняется стать,

На ботинках шнурки не могу завязать.

Каждый месяц даю себе честное слово:

В понедельник диету начну соблюдать.

 

* * *

 

Эх, татары мои, наша жизнь – каламбур,

То ли грабли не те, то ли время – абсурд…

На своём языке перемолвиться не с кем:

Зять с невесткою – русские, внучек – манкурт!

 

* * *

 

Сцена ряженых стала полна мужиков,

Уже уши оглохли от этих ослов.

Пропади они пропадом, песни и шутки,

Я и сам замяукать на сцене готов.

 

* * *

 

Вот победный бросок – и окончен турнир…

Ёшкин кот, вот те на! – удивляется мир:

За плечами с бараном… да нет… со свиньёю

С сабантуя идёт самый храбрый батыр.

 

* * *

 

Каждый день слышу я справедливый укор:

– Да не пей, – говоришь ты, – упрямец такой!

Хоть и знаю, что кашлять я буду ужасно,

Продолжаю холодное пить молоко.

 

* * *

 

– Чтоб в огонь за тебя я пошёл – никогда!

Чтобы в воду пошёл за тебя – никогда! –

Распалился мужик и нечаянно ляпнул:

– За тебя я пойду уж налево тогда!

 

* * *

 

«Да, с народом чиновник сейчас разобщён!» –

Но, однако, напрасно народ огорчён:

Юбилей у любовницы мэра случился –

И легко на пирушку нашли миллион!

 

* * *

 

Всю Россию пропили, скорби, не скорби, –

Тут и там шепоток из народных глубин.

Ну а если прикинуть, что там моя доля,

Не пора ли уже и вмешаться, Лябиб?

 

* * *

 

Нас когда-то назвали на зависть другим:

«Повезло же с отцами, – судачили, – им».

Нету круче имён, чем Лемон или Роберт,

Чем Илфак и Марсель, и Ркаил или Ким!

 

* * *

 

Сколько стран на земле, где я не был пока?

Скольких в мире цветов не касалась рука?

Как ты думаешь, сколько осталось на свете

Языков, что стремительно канут в века?

 

* * *

 

Я попал на застолье в высоком кругу,

Был шашлык, и машлык, и рагу к пирогу.

Дома сел я за стол и тетрадку придвинул…

Жаль, что ложкой стихи написать не могу.

 

* * *

 

Дал мне руки Всевышний, чтоб книги писал,

И тропу, по которой бы твёрдо шагал.

А вот чтобы узнать, чего стою на свете,

Мне сынка дорогого Всевышний послал.

 

* * *

 

Чай зелёный вседневно для бодрости пьём,

Фрукты-овощи для долголетья жуём, –

А признаться – так сами себя утешаем…

Сколько Богом отпущено – столько живём!

 

* * *

 

Наизнанку рубашку надеть я рискну,

Как Шумбай, поброжу, может, к вам загляну…

Иногда не могу удержаться от мысли:

Наизнанку бы вывернуть эту страну.

 

* * *

 

Обманули мечты, ни одна не сбылась:

В космонавты когда-то хотел я попасть,

Автогонками грезил, – судьба удивилась

И в поэты меня записала смеясь.

 

* * *

 

Сколько времени в очередях протекло,

Сколько нас в эти очереди вросло…

Сколько славных сынов, очерёдность нарушив,

Раньше всех остальных в мир иной отошло.

---

Лябиб Лерон. Я вышел из бешмета Тукая

(переводы с татарского)

Деревня с чёрным столбом    

 

Древняя деревня моя,

Славиться тебе и цвести.

Доброму – ты добрая мать,

Злого – будешь плёткой стегать,

И такая строгость – в чести.

 

Чёрный, чёрный столб на краю

Высится, как твой судия:

Не сменила веру свою…

С чёрным, будто уголь, столбом

Уцелела в веке лихом

Светлая деревня моя!

 

Чёрный столб – чернее грача,

А душа народа – бела.

Может, мы и рубим сплеча,

И Сибирь маячит в ночах,

Но дружны слова и дела.

 

Чёрный столб в деревне моей

Прямотой, быть может, суров.

Лихо и напасти, ей-ей,

И посланцы власти, ей-ей,

Сторонились наших краёв.

 

Голод нас ломал – не сломал,

Поросли все беды быльём.

Пролетела юность моя,

Но, как прежде, думаю я

О деревне с чёрным столбом…

Я вышел из бешмета Тукая

 

Ты выберешь Толстого в кумиры,

И к Пушкину – захочешь – шагай.

А для меня средь избранных мира

Нет выше, чем великий Тукай.

 

Не ради красноречья благого

Я говорю, дожив до седин:

Великих на земле очень много,

Но ближе всех Тукай – он один.

 

Не к Гоголю себя отсылаю:

Не из его шинели, о нет –

Я вышел из бешмета Тукая, –

Благословен суконный бешмет!

 

Я миру, будто слову, открытый,

Читаю между строк бытия…

Стихи – моя душа и молитва,

А свет Тукая – кибла моя.

 

Другой народ – и доля другая,

Но мне до всех иных нет забот.

Я воспеваю снова Тукая,

А значит, свой татарский народ!

 

«Куда же я иду? – вопрошаю. –

На ту ли поднимаюсь ступень?»

Не прошлое ищу у Тукая, –

Нащупываю завтрашний день!

 

Луне и солнцу, звёздам беспечным

Я не открою душу свою.

… Идущий за высоким и вечным,

Сегодня у Тукая стою.

 

Кто ты?

 

                            Татарскому народу

 

В ничейной будто бы стране

Не ты ли тот безродный пёс?

Лежишь в холодной конуре,

Поджав безвольно тощий хвост…

 

Не ты ли тот трудяга-конь,
Кого взнуздали, запрягли?

Не замечая холодов,

Идёшь по краешку земли.

 

А может, на челе страны

Ты – надоедливая вошь? –

Они тебя – к ногтю, а ты,

Ты всё никак не пропадёшь.

 

Быть может, птицею рождён

Ты для полёта и мечты?

Смотри – собратья взмыли ввысь,

Они летят, а что же ты?

 

Возвращение Гаяза Исхаки

 

У нищеты в подругах значатся

Война, разруха и страданье…

Он покидал страну, как стрельбище –

Вернулся вновь на поле брани!

 

Тогда её бросали тысячи –

Евреи, русские и прочие.

Прощались и татары с родиной,

Но уезжали в одиночку.

 

Растили хлеб в родных селениях,

Трудились дружно, без обмана…

И лишь за долю свою горькую

Судьбу бранили постоянно.

 

Не выбирая время смутное,

Татарин был с собою честен:

Ругал сбежавшего сородича,

Приняв на грудь с Иваном вместе.

 

Ругали, впрочем, всех – оставшихся,

Своих, уехавших, друг друга:

Баран и лошадь – были прозвища,

Паршивый пёс и скользский угорь!

 

…Возможно, думал отбывающий,

Что белый конь его уносит,

Что никогда его на родину

Судьба вернуться не попросит.

 

А может быть, страна опомнится:

«Вернутся все мои вояки…»

Он не забыл, как вслед ушедшему

Безумно лаяли собаки!

 

«Мы возвратимся обязательно,

Коль нас не колесует время!» –

Так, исполняя обещание,

Вернулись русские, евреи…

 

Когда в столице танки лязгали,

Когда «ать-два!» кругом звучало,

Признала родина Набокова

И Солженицына признала.

 

Настало время возвращения

И моего народа сына.

Избыть бы горький ком предательства,

Застрявший в горле у России!

 

Но как вернулся он на родину,

Каким путём глухим и шатким,

Что перед ним, стелясь угодливо,

Визгливо выли те же шавки?

 

У нищеты в подругах значатся

Война, разруха и страданье…

Он покидал страну смятенную –

Вернулся вновь на поле брани!

 

…Опять бегут, теряют родину,

Живому голосу не внемля,

Не видя, как с небес лазоревых

Целует он родную землю…

---

Лябиб Лерон. Время безвременья

(с татарского)

                         А ночь всё ждёт стихотворенья…

                                            Эдуард Мустафин

 

Внезапно время отошло,

Исчезло, как и не бывало…

Пропали месяц и число,

И века будто бы не стало.

 

Перемешались все цвета,

И перепутались сезоны.

Какого племени ветра

Гуляют в парках по газонам?

 

Какую манну небеса

Из сундуков на землю скинут?

Слышны ли в мире голоса?

Текут ли улицы людские?

 

Вчерашний день ушёл вчера,

О нём сегодня вспоминает...

Вчера, желая нам добра,

О завтра предостерегает.

 

Вчера не терпит пустоты,

Напрасных, как сегодня, судеб…

– Живу! – однажды скажешь ты

И прав, наверное, не будешь.

 

Ведь жить – ещё не значит жить,

А можно, с бурями не споря,

Себя ни капли не пролить

В пучине яростного моря…

 

Однако выругаться всё ж

Бывает так необходимо…

Как хорошо, пока живёшь,

До слёз любить и быть любимым!

 

Любой пустяк гнетёт меня,

Чураюсь колкостей и шума…

Дождусь ли завтрашнего дня

В своих сегодняшних раздумьях?

 

Ночное солнце вижу я?

Луна ли день укрыла тайной?

А ты, любимая моя,

Случайна или неслучайна?

 

За ночью – день. И снова – ночь…

Не избежать и не настигнуть…

Хотел бы я однажды смочь

Барьеры суток перепрыгнуть!

 

А тени бродят по стене…

Ты ждёшь, отчаянно тоскуя,

И сомневаешься во мне,

Браня меня напропалую.

 

Простишь ли, умница моя,

Мои полуночные бденья?

Я знаю, ты всё ждёшь меня,

А я … всё жду стихотворенья.

 

Глупец, я жду стихотворенья…

---

Лябиб Лерон. День просьбы

(с татарского)

 

Лишь погрузился в молчание дом,

только утихла вокруг суета,

я прочитал «бисмиллу», а потом

ручку достал и писал до утра.

 

Дело святое – права отстоять,

лишь не остались бы к просьбе глухи,

ночь напролёт я писал и писал! –

только прошение, а не стихи.

 

Не за себя в этот час я радел,

я захотел человеку помочь

и, отрешившись от собственных дел,

занял прошением целую ночь.

 

Я переписывал, правил, творил,

точку поставил – и встретил рассвет,

ну а потом целый день я ходил

из одного – да в другой кабинет.

 

Десять начальников я обошёл,

был терпелив я и был я речист,

был я, где надо – серьёзный поэт,

был я, где надо – блестящий артист!

 

Ради другого прожил этот день,

пусть не в обиде он будет сейчас.

… Видит Всевышний людские дела,

каждому Он по заслугам воздаст.

 

Только стихами ли дышит поэт,

только ли проза другому мила?

Утро встречаю – со мной «бисмилла»,

день провожаю – со мной «бисмилла»…

 

Всё сохранится: усердность строки,

эхо шагов и свеча на окне…

… Я хлопотал целый день о других,

вдруг позаботится кто обо мне?

---

Дочке в день рождения 12 декабря

…И был момент крутящий, а век ещё крутой,

страна включала ящик и мчалась за водой.

А там типаж таковский, но круче всех, не лгу,

брутальный Кашпировский с полоскою на лбу.

Он смотрит не мигая: – Дышите! – я дышу.

Живот пододвигая, о радости прошу.

 

…Ах, радость, моя радость: почти на два пятьсот.

Защитница для брата, гроза для сорванцов.

Шажок, ещё полшага – и танцы день-деньской,

и королева шахмат в скрижали городской.

В коллоидах дорожек – оксиды декабря.

Диплом из красной кожи, медаль из серебра…

 

Я звёздный дождь событий, как блёстки, ворошу

и в тридевятый Питер послание пишу.

Что завтрему угодно – к чему переживать?

Будь счастлива сегодня! А что ещё желать?

Родного человека, приветливых чужбин

да платье цвета снега на плечиках рябин…

 

---

Осенняя элегия

Вышел я родом из леса,

из-под пера топора.

Чувствую тяжесть железа, –

так в ожиданье пореза

отвердевает кора

 

и раскрываются поры

свет предпоследний приять.

Солнце косого пробора,

прямолинейность укора,

страха невнятная прядь.

 

Я сокращён до предела,

сжат до астрального тела,

я  на прожилках распят.

В час, как рябина зардела,

небо уходит назад.

 

Даром сбиваются в стаи

братья мои, отлетая,

даром дрожат на ветру, –

каждого перелистает

та, что красна на миру.

 

Что там осталось? Полешки,

в беличьих дуплах орешки,

исповедь кроткой воды

и у рождественской вешки

окрик зелёной звезды.

 

---

Молчание

                                         Посол суверенного рая…

                                         Наиль Ишмухаметов

 

Как будет, так и будет,

умолкни, изустав.

И кто тебя осудит,

когда и сам неправ?

 

Беги, мой суверенный,

садами просквозив,

беги, пока по венам

толкает кровь сизиф.

 

Пока тропой медвежьей

ты слово не настиг,

пока июнь подвешен

на гвоздики гвоздик,

 

на крюк чертополоха,

на стрелы черемши…

Ни хорошо, ни плохо,

а просто – это жизнь…

---

Десятое лето

Казалось, в жизни не предашь
привычку, умницу, натуру,
однако я свой карандаш
сменила на клавиатуру.

Я поменяла города,
работу, имя и пространство,
в котором красная звезда
была как символ постоянства.

Когда же – «трижды жди меня» –
обещанное рассмеялось,
я не убавила ни дня:
подумаешь, какая малость

меж вечным именем жены
и безымянностью на пальце, –
когда ромашки так юны,
а я древней неандертальца;

когда ржаные корабли
плывут в полях моей эклоги,
и я – дитя сырой земли,
она мои целует ноги.

О этот дождь, о этот гром,
и золотая круглость сена,
и перекат весёлой пены
у теплохода за бортом;

Луны смешная воркотня,
четвёртый спас, таённость пенья,
и жизнь простая, как репейник, –
всё это я.
Люби меня.

---

Фаниль Гилязов. Стихотворения

Фаниль Гилязов

 

(переводы с татарского)

 

Разговение

 

1

 

День угасал, и пост подходил к концу,

Мир в ожиданье томился вестью благой.

На минарете месяц светло блестел,

А в вечереющем небе всходил другой.

 

К исходу жаркого дня муэдзин пропел,

Он возвестил, наконец-то, желанный миг.

И, обращённые к небу, тысячи рук

Аллах акбар, восклицали, Аллах велик!

 

Повеявший лёгкой свежестью ветерок

Вдохнул в изнурённое зноем тело жизнь.

Иссушено было горло и спёкся зев,

Голодному чреву воля теперь – держись!

 

Божественный вечер, не взвесить пользы твоей

Ни на весах, ни на рожке луны.

Празднество наступает, ломится стол от яств,

Доверху чаши его благом полны.

 

Полна и душа, растрогана до того,

Что льются слова из самых глубин её.

Горячей молитвой будет она сыта,

И благодарно забьётся сердце твоё.

 

2

 

Господи Боже, прости мне мои грехи!

Выдержал пост – Тебя я благодарю!

Огороди же теперь от печалей-бед,

Благословенной сделай мою зарю!

 

Вслед за счастливым вечером этим пусть

Будут такими все вечера вдали.

Воду, что пил я, бодростью заряди,

Пищу, что ел я, силою надели!

 

Неизмеримы блага Твои, Господь,

Всею душою славить Тебя готов!

Пусть не иссякнет милость Твоя вовек,

Мы без Тебя – сироты, точней – никто!

 

Дай же терпения выстоять столько дней,

Сколько в глубоком небе сияет звёзд!

И подари уверенность, чтобы я

С новой зарёй на новый решился пост!

 

3

 

Божественный вечер, не взвесить пользы твоей

Ни на весах, ни на рожке луны.

Празднество наступает, ломится стол от яств,

Доверху чаши его благом полны.

 

Тысячи тысяч нас, и меж нами тот,

Кто управляет судьбами и страной.

Значит, он верует в Бога, подобно нам,

Значит, и он, правитель, вполне земной.

 

Вышитая тюбетейка – чуть набекрень,

Чётки в его руке – с шёлковым бунчуком.

Глядя на небо, смиренно ладони сжав,

Просит чего и думает он о ком?

 

Общей молитвой дышит он и живёт,

Милости просит Господа своего.

Будто пример другим и за всех других,

Шепчут заветное слово губы его.

 

Шепчут заветное слово тысячи губ,

Благодаря Всевышнего без конца.

В воздухе – запах трапезы, а вокруг –

Светлой надежды исполненные сердца!

 

Сомкнуты руки, взгляд устремлён в небеса,

Кисточка чёток в такт молитве дрожит.

…Скоро на горизонте долгого дня

Алый барашек облака пробежит.

 

Алыми зорями отполыхают дни,

Время сгорает, и нам сгореть суждено.

В этот священный вечер – на всей земле

Бьются сердца молящихся, как одно!

 

Супруге муллы, Бибимамдуде

 

Брошенный щенок не даёт уснуть,

Взгляд его растерянный давит грудь.

Вот таким щенком и Апуш глядел,

Провожая маму в последний путь.

 

Вышел родничок, между гор кружа,

И о камни билась его душа.

На своём пути сирота Апуш

Холода и горя не избежал.

 

Вот Сосна с Субашем – родимый край,

Речка, над которой звучал курай.

В эту ли речушку в печальный час

Горькую слезу проливал Тукай?

 

Головы склоняющих – череда,

А на камне выбито на года:

«Матери пророка подобна ты,

Мать поэта, славная Мамдуда!»

 

Летит к свободе гордая душа

 

Под сердцем у казанского Кремля –

Соединились в камне смерть и жизнь.

Колючей проволокой окружён,

Поэт и воин гордо смотрит ввысь.

 

Железных пут ему не разорвать,

На теле страшных ран не перечесть.

Не пламенная кровь течёт из них –

А льётся обжигающая песнь.

 

О, сколько было узников таких,

Нерасторжимых с тяжестью цепей,

И сколько их, героев, полегло,

Чтобы спасти татарских сыновей.

 

И в память тех безвестных храбрецов,

Кто за свободу голову сложил,

Под сердцем у казанского Кремля

Стоит, как символ, каменный Джалиль.

 

Седеет мир, уходят времена,

И плоть, и камень в пыль веков кроша.

Назло судьбе и узам вопреки,

Летит к свободе гордая душа!

 

Нурсэя-ханум

 

Мысли, родившиеся после созерцания картины Зуфара Гимаева,

 изображающей Фаниса Яруллина и его супругу Нурсэю-ханум

 

Выпит из чаши чай, обнажилось дно,

Рядом стоит другая, ещё полна.

Видно, Господь приметил уже давно

Те, что испиты нами будут до дна.

 

Чаша твоей судьбы с каждым днём полней,

Так переполнена чувством душа твоя.

Слышишь, наверно, ты до сих пор во сне,

Как окликает он: «Нурсэя моя!»

 

Вздрогнешь и обернёшься в полночной мгле,

Память рисует контуры темноты.

Бережно тронешь рукопись на столе –

Как пожелтели, однако, её листы.

 

К чаю – лимон, а в судьбе ни кислинки нет,

Что б ни случилось – улыбка твоя светла.

Вот и выходит: жил на земле поэт,

Сладкою музой ты для него была.

 

Ярким лучом

сияла твоя душа,

Кислый лимон в мёд превращала ты.

Сладким нектаром

в сердце его вошла,

Чтобы остаться в чаше его судьбы.

 

* * *

 

Седлали мы коней, не зная скуки

И страха – всё под силу было нам.

Хозяева теперь – чужие руки

Игреневым послушным лошадям.

 

Сгорали племена, за власть враждуя,

Другие – восставали из огня.

Отдал ты жизнь за землю дорогую,

Кому отдал уздечку от коня?

 

Нет, нас не одолели бы, я знаю, –

Ведь мой народ выигрывать рождён! –

Не допусти чужих до акбузатов,

До их уздечек и до их стремён!

 

Когда твой конь крылатой песней признан,

Как можно его имя очернить!

Будь на коне! Любимая Отчизна

Должна свободной, как и прежде, быть!

 

Увы, в стране творится беззаконье,

Тебя лишили памяти отцов.

Тобой надрессированные кони

Давно несут на крыльях чужаков.

 

Но мы же племя всадников отважных

И родились, чтоб в битвах побеждать.

А хорошо бы этот мир однажды

Взять под уздцы и крепко оседлать!

 

* * *

 

Здравствуй,

небо над Казанью!

Укрепи мои крыла,

Чтоб взлететь душа поэта

Белым беркутом могла.

 

Погружённое в раздумья,

Слышишь,

озеро Кабан,

Словно дикий гусь, прощаясь,

Я лечу за океан!

 

Здравствуй, край мой

неоглядный,

Я хочу развеять грусть!

Жди меня, раскрыв объятья,

Очень скоро я вернусь.

 

Здравствуй,

облако над рощей!

Уплываешь ты куда?

Чьи ты страны повидало,

Чьи узнало города?

 

Погляди, земля родная,

Будто птица,

я лечу!

Но надолго

от тебя я

Отрываться не хочу.

 

Ах, мой Бог!

Даруй музы́ку

С высоты своих небес,

Чтоб на крыльях мне подняться

В это лучшее из мест.

(Опубликовано в журнале "Идель", 2017, № 8)

---

Время синих стрекоз

Там, куда я навскидку,
ерундой забрела,
синий мостик раскинул
два речные крыла.

Речка, речь волопаса,
ты впадаешь куда?
Впасть в наивность и пафос –
небольшая беда.

Это счастье: разиней
на неспешном ходу
оказаться на синем
стрекозином мосту,

где и полдень высокий
к водной глади прирос,
где течёт над осокой
время синих стрекоз.

---

Рифат Салах. Стихотворения

(переводы с татарского)

Ненасытному

 

Если доверху камнями – душа,

Если давишься бессчётным  куском,

Значит, ангелы, печально кружа,

Сговорились и покинули дом.

 

Если мысли промелькнут без стыда,

Веру предков, мол, не ставь ни во грош,

Поклоняйся истуканам тогда,

Если идолов достойных найдёшь.

 

Поклоняйся золотому тельцу,

Лихоимству и вину – так верней,

Разве что-то помешает дельцу

В бренном мире, что короче трёх дней…

 

Для тебя же невозможного нет,

Ибо жадность и казна – твой кумир.

Пожелаешь покорить белый свет –

Только выйдет покорить тёмный мир!

 

…Но послушай лучше совесть свою

И в советчиках оставь только честь.

Если хочешь оказаться в раю –

Обуздай свои желания здесь!

 

Тоскуешь, говорят…

 

Ты плачешь… Все ветра тебе родня.

Мне говорят, тоска твоя безмерна…

С тех пор, как потеряла ты меня,

Не знают солнца дни твои, наверно.

 

Уже давно луной не освещён

Твой небосвод, и свет зари неярок.

А я брожу по миру всё ещё,

Чтоб солнца луч прислать тебе в подарок.

 

Твоя душа печалью спасена,

А мой огонь давно куда-то сгинул.

Ох, слишком рано я любовь познал,

И слишком рано я тебя покинул.

 

Зачем же я сжигал себя в огне,

Когда любовь – цветок, и не иначе?

…Под жёлтой шалью этих грустных дней,

Подобно розе, ты росою плачешь.

 

Откинь же шаль, любимая моя,

Попробуй снова в прошлое вернуться…

Эх, душенька… Но держит колея,

И с настоящим нам не разминуться…

 

Родной земле

 

Я спешу за рассветом, ища красоты –

Лишь полынь, да репейника заросль.

Мои алые, лучшие в мире цветы

Отцвели и вдали потерялись.

 

Там, где ягоды зрели, дорога пылит,

А вокруг только тени и тени.

Потерявшее родину сердце болит

И не может найти утешенья.

 

Где лекарство сыскать, чтобы боль одолеть? –

Сколько снадобий в мире – увы, но

Ни одно не спасёт от тоски по земле,

Куда капала кровь пуповины.

 

До твоего появления

 

Такой красавицы, как ты,

Не мог найти, поскольку тщетно

Искал прекрасные черты

На лицах девушек рассветных.

 

Я в темноте бродить устал

И заблудился среди терний,

Твои черты не распознал

На лицах девушек вечерних.

 

Весны не видел я весной,

Мне лето летом не казалось

До той поры, как, ангел мой,

Ты в сердце мне не постучалась!

 

Не прячь лица, как солнце лик

Порой за облаком скрывает!

Саднит душа, но – каждый миг –

Твоей любовью заживает.

 

Тридцать лет

 

Лето моё прекрасное,

Что с тобой!

Косы твои пожухли, поникла стать.

Если припомню пышность зелёных кос,

Только ли в памяти надобно их искать?

 

Лето моё прекрасное,

Что с тобой?

Снегом припорошило твои виски.

Перья макая в белую пустоту,

Тратятся дни и горько молчат листки.

 

Лето моё прекрасное,

Я грущу!

Ах, от какого пламени искру взять?

Вот по земле шагает уже весна,

Значит, должно и ты наступить опять!

 

Лето моё прекрасное,

Вновь надень

Златом и жемчугом вышитую тафью!

Буду любить, как прежде, тебя, пока

Медленно входит осень

В судьбу мою.

 

Когда я родился

 

Когда я родился, в тот день соловьи

Серебряно пели в садах на реке.

Когда я родился, шумела вдали

Кудрявая роща в зелёном платке.

 

Когда я родился, колосья в полях

Уже наливались тяжёлым зерном,

И пили из лужицы возле крыльца

Скворцы, щеголяя зелёным пером.

 

И солнце, когда я родился на свет,

Стояло в зените, как в красном углу,

И донник с душицей, сомлев от жары,

Густым ароматом манили пчелу.

 

Когда я родился, ручей лепетал,

Искрился, прохладой луга веселя,

И в новом наряде – от ягод лесных –

Как дева, стыдливо алела земля.

 

Я знаю, всё было другим до меня,

Иначе откуда бы в мире взялись –

Когда бы в моей не родились душе –

Сто тысяч вселенных по имени жизнь.

 

Тюркским собратьям

 

Земных кровей, объявшая простор,

Душа у нас к высокому стремится.

Собратья – мы. Сойдя с Алтайских гор,

Ведём свой род от матери-волчицы.

 

Пусть в разных лицах мы воплощены,

Но общим сердцем славим наше имя!

Вскочив в седло,

решимости полны,

Быстрее ветра в будущее мчимся.

 

Несём в душе от матери любовь,

С огнём отцов храбрее всех на свете.

Едва заслышав наших скакунов,

Скорей в берлогу прячутся медведи.

 

И затихают недруги кругом,

Сейчас они осмелятся едва ли…

Но вот беда:

распался общий дом –

Друг друга мы из виду потеряли.

 

Лети, надежда, в небо высоко,

Кому ещё доверено так много?

И вновь седлают тюрки рысаков –

Зовёт к мечте их долгая дорога!

 

Пятница

 

В пятницу с небосклона сорвутся звёзды,

В пятницу мир рассыпаться угораздит.

Верно, не попрощавшись, покинуть трудно

Этого мира самый последний праздник.

 

В пятницу, говорят, и тому я верю –

Солнце взойдёт на западном оконечье!

В небо взлетят пушинками наши души –

Так одуванчики улетают в вечность.

 

Всхлипнет душа разок и вздохнёт чуть слышно –

Ангел у входа в рай зазвенит ключами.

В пятницу не успеешь прочесть молитву –

Значит, последний праздник пройдёт в печали.

 

В пятницу ты обнимешь весь мир руками,

Так с тишиной сплетается бесконечность.

Солнечный шарик. Пятница. С горизонтов

Души и одуванчики сыплют в вечность.

 

В пятницу с небосклона сорвутся звёзды,

В пятницу мир лишится ориентира.

Трудно, не подготовясь, прийти на первый

Неотвратимый праздник другого мира.

 

Светлая мечта

 

Ты белое платье наденешь, и враз

Как будто бы крылья раскроются белые.

Царевною-лебедью в радостный час

Вошла ты, любовь, в мою душу несмелую.

 

Я звёздное озеро видеть хочу,

В котором плывёшь ты лебёдушкой, милая.

Проглянет улыбка,

подобно лучу,

И мир погружается в белые лилии.

 

Плыви, не стесняясь,

в мечтаньях моих,

К тебе прикоснуться вовек не посмею я!

Лишь мимо пройду,

незаметен и тих,

И выпущу счастье моё онемелое

Туда, где теряется

боль бытия,

Туда, где стираются всякие линии…

 

Останься на озере, лебедь моя,

Покуда не высохнут белые лилии!

Рифат Салах (род. в 1987 г) – татарский поэт,   лауреат премии Союза писателей Турции имени Намыка Кемаля (2013).

(Опубликовано в журнале "Идель", № 7 2017)

---

Лябиб Лерон. Живая точка

(перевод с татарского)

с печной трубой сроднилась сажа
прикипев
сроднилась с горлом немота
туманя взор –
раскрыла ночь
голодный чёрный страшный зев
и поглотила в одночасье дом и двор

смешались тьма и свет
начало и конец
была судьба бела
пришла беда черна
как ненасытный
злата алчущий скупец
земную деву
забрала к себе луна

кружат незримые дымы
и я кружу
а ночь – недобрый соглядатай –
не видна
что значит ночь
я сам себя не разгляжу
и даже речь моя
сокрыта
от меня

сегодня понял я
коснувшись пустоты
меж иномирием и жизнью
нет черты
одна бездонная Вселенная
а я
живая точка в вечной книге
бытия

_________________________________

ТЕРЕ НОКТА

борынгы мич торбасына
пичәтләнеп
ябышып каткан корым кебек
кап-кара төн
йолкып алды бүгенге көн сурәтеннән –
ач шом йотты ишегалдын
капка артын

тапкан алтын
кемгә бәхет
кемгә ләхет
яшәү язган ак-карага бергәләшеп
мәңге туймас карун сыман
комсызланып
ай үзенә тартып алган
җир кәләшен

һич күренми
авыл өсләп эреп аккан
төтен эзе
һич күренми бу төн үзе
төн нәрсә ул
мин күренмим үз-үземә
бөтен йөзем бүтән
бү тән
сүзем

мин кушылдым бүген сәер бер
бушлыкка
биһуш булып тормыш бардан тормыш
юкка
уяу йокы булып ойыйм бер ешлыкта
мин
бу төпсез галәм гамәл дәфтәрендә
тере нокта

---

Сосёнка, схваченная оградкой...

* * *

 

Сосёнка, схваченная оградкой,

и беломраморная берёзка, –

теперь всё это в твоём владении, папа – как раз к юбилею...

Случайно ли весть о книге пришла в день твоего ухода?

Спи спокойно, Иван – крестьянский сын.

Топор и лопата, молоток и пила,

скальпель и гиря, жигуль и лодка –

всё пело в твоих руках.

Слушаю дождь за окном…

А помнишь, в восьмидесятом,

нашу палатку у Чёрного моря чуть не смыло дождями?..

Я помню все твои присказки, они – половина моего языка.

Спи спокойно, Иван-царевич,

кудрявая голова,

васнецовское сердце,

вятская кровь…

                           14 июня 2017

---

Лябиб Лерон. Калитка

(перевод с татарского)

                               И у тебя там тоже ночь?

                                        Рузаль Мухаметшин

 

Стынет ночь,

пробирает

до слёз…

А калитку никак не толкнуть.

Видно, мама решила её

подпереть изнутри чем-нибудь.

 

Открывайся, ну что за дела,

леденея, стучусь

и стучусь…

Но, проклятая, словно вросла –

я полночи напрасно топчусь.

 

Вновь и вновь

грохочу кулаком

так, что лает собака вдали…

Но никак не откликнется дом –

только холод до края земли.

 

И сквозь щёлку в калитке родной –

только мрака чужая стена…

– Мама! Мама! Калитку открой! –

надрываюсь…

…Не слышит она.

 

Я кричу…

Закрываю глаза…

И в смятенье руками машу…

Умоляю…

Молчат небеса…

Пощади – пустоту я прошу…

 

Что же это за долгая ночь!

Дотерпеть…

Или в ночь с головой…

А терпеть совершенно невмочь!

Открываю глаза…

Боже мой!..

 

…Ни калитки… Ни дома… Держись…

В горле ком тяжелей…солоней…

Сколько лет продолжается жизнь…

Жизнь идёт…

…но без мамы моей.

______________________________

КАПКА 

 

                                   Синдә дә төнме ул?

                                      Рүзәл Мөхәммәтшин

 

Әче суык үзәгемә үтә,

күңелемә бәреп

керә төн...

Һич ачылмый капка.

Эчке яктан

әни куйган, ахры, терәтеп.

 

Күшеккән кул белән шакыйм,

шакыйм...

Бар көчемә этәм капканы.

Һич ачылмый каһәр суккан нәрсә –

ярты төнем үтә таптанып.

 

Тагын, тагын...

Капка дөбердәтәм,

кайдадыр эт өрә, котыра...

Явыз суык үзенекен эшли –

җелеккәчә үтә отыры.

 

Аптырагач, капка ярыгыннан

төнне ертып эзлим ишекне...

– Әни! Әни! Ач капканы! – димен,

кычкырамын...

...Әни ишетми!

 

Кычкырамын...

Күзләремне йомам...

Кулларымны бутыйм...

Ялварам...

Шик-шөбһәле авыр уйларыма

сәер уйлар килеп ялгана...

 

Нинди бетмәс озын төн булды бу!

Син шул төнгә егыл йә чыда...

Юк, егылмыйм!

Мин чыдарга тиеш!

Ачам күзләремне...

Йа Хода!..

 

...Капка да юк... Өй дә... Авыл да юк...

Елыйсылар килә... Әрнисе...

Ничәнче ел инде тормыш бара...

Тормыш бара...

...минем әнисез.

---

Лябиб Лерон. 0:00

(перевод с татарского)

 

не утихнет любовь – по тропе сквозь года

ты летишь

я тебя долгим взглядом веду

и заходишь в незапертый дом

угадав

как давно и томительно

я тебя жду

 

с караваем священного хлеба сравнить

это чувство хочу

им до крох дорожа

и всю ночь

колокольчики смеха твои

как волшебную музыку слышит душа

 

и пылает

луны

золотой фитилёк

и созревшие звёзды

ссыпаются вниз

и восходит

горячее солнце

твоё

озарив этот дом

эту серую жизнь

 

нашу связь не разрушить

на части дробя

разломить раскрошить

невозможно её

я Всевышнего

благодарю

за тебя

неделимое цельное счастье моё

 

где-то

бредит гитара

прогнавшая

сон

до-диез си-бекар ля-бемоль

и табло на смартфоне – начало времён

обжигающее ноль-ноль

____________________________

 

0:00

 

сөюдән айнымас дуамал яшьлегем

үткәнем юлыннан

ашкынып килгән күк

киләсең

керәсең келәсез өемә

зарыгып көткәнне

күптәннән белгән күк

 

өстәлдән

бөртекләп учыма җыйгандай

кадерле һәм изге ипекәй валчыгын

сеңдерәм җаныма көлүең аһәңен

бермәлне

төн йоклап киткәнче талчыгып

 

тоямсың

сулкылдап

ай эри шәм кебек

күкләрдән йолдызлар

коела тулышып

кояшым

булып син

аерым ямь биреп

балкыт бу өемне

бу елак тормышны

 

карыйм да юанам

син дип бу дөньяда

өзелмәс

сүтелмәс өметем

карыйм да куанам

шөкер дим бер Аллам

изелмәс

кителмәс бәхетем бербөтен

 

кайдадыр

саташа гитара

яңгырый

аккордлар

до диез си бекар ля бемоль

смартфон кабынып балкыта вакытны

төннең кыл уртасы 

---

Лябиб Лерон. Не позабудь

(перевод с татарского)

                               Не торопись, опасайся ошибки…

                                                                 Зульфат

 

Если охватят душу твою сомненья

И заведёт тоска тебя далеко,

Не принимай необдуманного решенья –

Ведь второпях ошибиться так легко.

 

Не торопись, пожалуйста, не тревожься,

Пусть улетает птица унынья вдаль.

Если однажды горько ты ошибёшься,

Можно стократ умножить свою печаль.

 

Не ошибись, прошу, в суматохе буден,

Не заблудись в сомненьях, любовь моя,

Не позабудь, пожалуйста – вряд ли будет

Кто-то тебя любить сильнее, чем я!

Онытма берүk    

 

                         Ашыга күрмә, ялгыштан саклан...

                                                            Зөлфәт

 

Җаныңны синең биләсә әгәр

Борчулы уйлар, сагышлы уйлар,

Кирәкмәс эшләр эшләмә берүк –

Ашыгып кинәт, ялгышып куйма.

 

Үкенерсең бер – ялгышсаң әгәр,

Ялгышма, зинһар, ашыга күрмә.

Саташып йөрмә әллә кайларда,

Ерак-еракта адашып йөрмә.

 

Ашыкма, зинһар, ялгыша күрмә,

Чыгарма истән, онытма берүк –

Сине берәү дә өзелеп сөймәс,

Үлеп яратмас нәкъ минем кебек!

---

Симбирск

Сим-сим, откройся!

Ларцом Владимирского сада

с его златоволосой нимфой

в неспешном шелесте фонтана.

Води мостами, как смычками,

звучи виолончелью Волги!

Вчера ли в кружеве ранетка

с тобой стояла под Венцом?

Катись, свияжское колечко,

тори причудливое русло,

вдевай – мостам на удивленье –

фату тончайших облаков.

Весь день бродить по разноцветным

половичкам сплетённых улиц,

ах, загляжусь – коньки резные

летят под дугами крылец!

Симбирск, откройся!

Щеколдой двери деревянной,

ключом, оброненным Маришкой,

скользнувшим в лоно подземелья…

И честной карамзинской музой,

и русской мыслью Гончарова,

и одному тебе присущей

мемориальностью имён.

Но сколько света и надежды

у птицы Спасо-Вознесенья,

у пьющих небо голубое

золотоклювых куполов!

---

Лябиб Лерон. Хаос

(перевод с татарского)

будто резвый телок

я от стада отстал

все вернулись домой – он бродил где-то ночь

неприкаянный странник

о как я устал

даже разум

сегодня

бродяга

точь-в-точь

 

и душа у меня –

разорённый очаг

вырван корень из почвы

смятенной души

и я сам суета

на тревожных плечах –

будто тесто из миски вот-вот убежит

 

я озябший

ослабший

поникший птенец

нет убежища птахе – ни веток ни гнёзд

к индевелой земле прижимаясь во сне

укрываюсь как дервиш

под пологом звёзд

 

это хаос в стране

это хаос

во мне

это временной власти седьмая печать

хоть ругай этот мир

до скончания дней

всё равно

ты не тот перед кем отвечать

 

это хаос во всём

мир по горло в крови

как угодно

ты этот бардак назови

это пьянство

измены

и ложь без конца

это власть

золотого тельца

 

устоять удержать совладать не кляня

и сберечь

что на сердце храним

награди же Всевышний

терпеньем меня

Бисмилла иррахман иррахим

 

Өзеклек 

 

бер гаярь бозауның

көтүдән кайтмыйча

төн ката кайдадыр йөргәне шикелле

хис итәм үземне

бүген мин

шуңамы

бу мәлдә

бар уем

икеле-микеле

 

күңелем

тузгытып ташланган фатир күк

бүгенем

туфрактан йолкынган тамырдай

борчулы

чыр-чулы тынгысыз халәтем

мискидән бүселеп ташыган камырдай

 

өшегән

күшеккән

йончыган кош сыман

бөкшәеп сыенам сыкылы дөньяга

мәңгелек мосафир-дәрвиш күк

бу төннең

йолдызлы күк йөзен өстемә мин ябам

 

вакытлы өзеклек

илдә дә

миндә дә

гүя ки урнашты вакытлы хөкүмәт

сүк сүкмә

дөньясын

каһәрле тормышны

син түгел барыбер тартучы хөкемгә

 

өзеклек дөньяда

илләрдә кан-коеш

юлларда һәлакәт

гаиләдә кырын эш

сәрхушлык

хыянәт

акчага табыну

кыскасы

кырылыш

 

түзәргә түзәргә түзәргә түзәргә

түземлек

көч-куәт бирсәнә

Илаһым

сабырлык сабырлык сабырлык сабырлык

Бисмилла иррахман ирраһим

---

«Не хочется о мелком. Преходящи…»

* * *

Не хочется о мелком. Преходящи
парад белья ручного полосканья
в краю тазов и царстве безутюжья,
и перекличка трещин потолка.
Комоды – заговорщики: их дверцы
уж если открываются, то напрочь.
Отставить ножку так и норовит
весёлое вольтеровское кресло.
Не хочется о мелком. Преходящи…
А вот о том, что, выходя из дома,
забыл обнять… Осиротели плечи,
и каменный удав глотал ступени,
где миг тому твоя скользнула тень.
Когда же стены сжали горло дома,
он форточку сумел открыть наощупь,
и жёлтый томик модного поэта
взяла в ладонь лохматая тахта.
И белый день уже толкал на прибыль
стремящийся к нулю предел желаний,
и вместе с ним пытался дом постигнуть,
зачем Кибиров пишет о любви.

---

Блаженная мати Матрона

 

Блаженная мати Матрона,

В платочек упрятав чело,

Сидит за тетрадкой влюблённо,

Не видя вокруг ничего.

 

Февраль застегнётся – и выйдет,

А март распахнёт облака, –

Она ничего не увидит

В содружестве стен-потолка.

 

Но что там, на донышке глаза,

Ни ты не ответишь, ни я.

Ползут по стене метастазы,

И блюдца в серванте звенят.

 

Окликнет чужое пространство,

Накроет её с головой, –

Испуганной птицей прекрасной

Ложится она на крыло.

 

Ах, мама, не дай им ответа,

Не верь чужеземцам, не верь, –

Уже вышивает на ветках

Пасхальницу новый апрель.

 

И будет яичко к обеду,

Кулич и тепла благодать.

А я непременно приеду…

Чтоб вскоре уехать опять.

 

Я верю: всё будет в порядке,

Как прежде, от сих и до сих,

Пока ты рисуешь в тетрадке

Молитвы о чадах своих.

---

Ленар Шаех. Из «Английской тетради»

(переводы с татарского)

Английские дубы

 

Великая Британия!

К тебе

Я прилетел на крыльях облаков.

С почтением приветствую дубы,

Похожие на мудрых стариков.

 

В их памяти – ушедшие века,

Не зря меня к ним сердце привело.

Коснусь рукой могучего ствола,

Чтоб ощутить далёкое тепло.

 

Не в них ли дух народа своего

И, может быть, величие страны? –

Прочла моя ладонь.

Шумит листва –

То шелестят страницы старины.

 

Вольготно тут столетним деревам,

Их седину любой уважить рад –

Размах ветвей не знает топора

И мощь корней не ведает преград.

 

Их жизнь и счастье – с ними навсегда,

Из тьмы времён до неба доросли,

Благословенны разумом своим,

И потому – хозяева земли.

 

Да, тех краёв, где, полные надежд,

На ветках гордо жёлуди несут.

Наступит время – крепкие плоды

Для новой жизни в землю упадут!

 

Расти дубам и вдоль, и поперёк –

Не хватит рук, чтоб эту ширь объять.

Друзья мои, английские дубы,

Хотел бы я, как вы, однажды стать.

 

Свободу вашу в сердце обрести,

Прогнать тяжёлых мыслей чехарду,

Стать мудрецом с широкою душой

И жить светло у мира на виду!

 

Не в вас ли дух народа своего,

Не вы ли есть начало из начал? –

Прочла моя ладонь. Тепла кора.

И я тихонько в завтра постучал.

 

11.08.2016 г.

Лондон, Великобритания

 

* * *

 

Небо над Лондоном день и ночь

В рокоте самолётов:

Кто-то торопит прилёт домой,

И улетает кто-то.

 

Росчерк серебряных быстрых птиц

Белою дымкой тает.

Это не сон – в голубую высь

Сердце моё взлетает.

 

Смог оторваться я от земли,

Плыл с облаками вместе.

Сколько событий, имён и лиц

В новом увидел месте!

 

Опыт открытий звучит во мне

Странами, городами.

Гладким становится, говорят,

Только подвижный камень.

 

В крепкие руки судьбы вручён,

Небу на откуп отдан.

Кто бы сказал, что Ленар Шаех

Сможет  увидеть Лондон?!

 

Да, все дороги ведут в него,

Нету пути иного.

Радость теснится в моей душе,

Но и печаль немного.

Счастлив потом оказаться вновь

У своего порога!

 

18–21.08.2016

Лондон, Великобритания

 

* * *

 

Где жизнь вкуснее и пространней,

В обворожительном краю –

На Гринвичском меридиане,

Раскинув руки, я стою.

 

Здесь океанский воздух тает,

Приятно влажен, вдохновен…

Всё так же стрелки наблюдает

Хранитель времени Биг-Бен.

 

Я безнадёжно ими ранен,

Бесповоротно покорён.

На нулевом меридиане –

Начало мира и времён.

 

Здесь день сменяется вчерашний,

И новый правит паруса.

У нас – шесть вечера на башне,

А тут – дневные три часа.

 

Завесу времени открою,

Задышит сила старины.

Ступаю лондонской тропою –

И мысли радости полны.

 

Иду садами Кенсингтона –

Не скрыть счастливого лица.

По Оксфорд-стрит брожу влюблённо,

Вдоль Букингемского дворца –

 

И пульс веков во мне забился,

И время потекло слышней.

Великий Лондон уместился

Весь целиком – в душе моей!

 

Нетороплив и благороден,

Им старт в неведомое дан –

Ось мировых часов проходит

Сквозь гринвичский меридиан.

 

21–22.08.2016

Лондон, Великобритания

---

Оставьте оробенье на кончике пера...

Готовимся к примерке
В салонах февраля:
Сверкают всюду серьги
Литого хрусталя.

Пожалуйста, берите,
Берёза, тополь, ель,
Топазы и бериллы,
Алмазы и шпинель.

Им – золото Маккенны,
А в нашем феврале
Фасонят манекены
В брильянтовых колье.

Сугробы устарели,
В сезоне мода ню.
Всем крышам ожерелья
Раздарены на дню!

Примеряйте без торга

И вы прозрачный свет,

И тайте от восторга,

И плачьте от восторга, –

У света тени нет!

Оставьте оробенье
На кончике пера
Для капельки терпенья
И капельки добра.

---

Настоящее прошлое

Бредём, опутанные сетью,
По третьему тысячелетью.
Вокруг да около война,
А позади одна страна.
Зачем я прошлое столетье
Тащу с собой в тысячелетье?
Оно само, в висок дыша,
Не отпускает ни на шаг.

---

Сызрань

Сызрань – сыздавна, сызмала, сызнова…

Деревянное кружево крыш…

Кисть берёзы окошки забрызгала,

У которых с восторгом стоишь –

 

Человечишко перед вершинами –

Лепотою высокой объят.

Бирюзовая арка с кувшинами,

Где былое, как вина, хранят.

 

Сызрань – сызнова… Бросит украдкою

В Крымзу солнце – сверкают круги –

И протянет с кремлёвской печаткою

Пятиречье, как пальцы руки.

 

Сызрань – сыздавна, сызмала, сызнова

Белой птицей уходит в полёт

И, мелодию вечности вызная,

На земле в красном камне поёт.

 

То светло, виновато печалится,

Не скрывая морщин на челе.

И берёза в окошке качается:

Удержись, утерпи, уцелей!..

 

Жив лишь только молитвами деревца

И, быть может, отвагой своей,

Там балкон до последнего держится

С благородством купецких кровей. 

---

Нежному Нижнему – из Казани

Скоро зима. Я давно безнадёжнейший мистик: 

Всё превратится в золу и рассыплется в прах.
Снег с аппетитом глотает зелёные листья –
Те, что ещё не успели увянуть в садах.

Но ведь и я ничего рассказать не успела –
Осень в своей кочегарке поэзы сожгла…
Жёлтый, зелёный и красный венчаются белым,
Господи, как же корона твоя тяжела.

Пухнет земля, прирастая опавшей печалью –
Плотью и кровью кленовой, костями ветвей.
Всё породнится с подземною речкой Почайной
И обернётся ночною Покровкой твоей.

Мир, златоустым и трепетным некогда слывший,
Сжался сегодня до вороха жалких листов…
Колокол нашей Варваринской будто бы слышал
Нижегородской Варварской потерянный вздох…

---

Фирдус Девбаш. Лиса и петух

(басня)

(перевод с татарского)

 

Лиса богата на уловки,

Дивишься хитростям плутовки.

 

Однажды ловкая лиса,

Платок смиренно повязав,

 

Очки поправив, с видом кротким

Пошла, перебирая чётки,

 

К почтенным людям на меджлис,

Где без неё не обошлись.

 

Ведь у лисы – ума палата.

О, как прочтёт она аяты,

 

Как сладкой речью всех прельстит –

Обильный стол уже накрыт!

 

В мечтах скорее поживиться

Подходит к дереву лисица

 

И чует аппетитный дух –

Сидит на дереве петух.

 

Мысль о меджлисе неплоха,

Но как оставить петуха?

 

– Эгей, дружок, скорей спускайся,

Намаз исполнить собирайся –

 

Азан я слышу над селом,

Давай помолимся вдвоём.

 

К увещеваньям лисьим глух,

О чём-то думает петух...

 

Потом за дерево кивает

И так лисице отвечает:

 

– Взгляни, ханум, получше – там,

Уставший, крепко спит имам.

 

Как без него молиться будем,

Давай-ка мы его разбудим.

 

Лиса прищурила свой глаз –

О петухе забыла враз.

 

И – след простыл в мгновенье ока:

Там пёс лежал неподалёку.

 

Петух безбожнице вослед:

– А как же твой намаз в обед?!

 

Кричит плутовка в отдалении:

– Мне нужно сделать омовение…

 

Далёк обман от петуха –

Доводят плутни до греха.

 

Певцу зари намаз не нужен,

Вагаз бывает часто скучен.

 

Но есть на свете бог другой,

Он – солнца свет над головой!

________________________________________

 

* Меджлис – сбор людей с проведением обеда у татар для наречения имени ребенку, поминовения умерших родственников и т.п., где мулла читает аяты из Корана и ведёт назидательные речи о том, как укрепить религию ислам.

 

* Азан – призыв к молитве

 

* Вагаз – проповедь муллы

 

_______________________________________

 

 

Фирдүс Дәүбаш

 

 Төлке белән әтәч

 

(мәсәл)

 

һәммәбезгә таныш төлке,

Төлке дию белән көлке.

 

Көннәрдән ул бер көнне

Ак яулыгын бөркәнде.

 

Киеп куйды күзлеген,

Кулына алды тәсбихын.

 

Кереп купшы бер төскә,

Китте төлке мәҗлескә.

 

Барган җирдә табын ямьле,

Төлкенең теле тәмле.

 

һәр сүзендә тирән мәгънә,

Мәҗлес тыңлый бирсен әйдә!

 

Очрады юлында агач,

Утыра башында әтәч.

 

Тавык көтсә дә үзен,

Алалмый әтәчтән күзен.

 

– Әй дус, ишетмисеңме,

Агачтан төшмисеңме?

 

Колак сал азаныбызга,

Вакыт ич намазыбызга.

 

Җәмәгать булып укырбыз,

Бергә сәваплы булырбыз.

 

Төшмәде әтәч бу сүзгә,

Күрәмсең, акылы үзгә...

 

Агач артына күрсәтеп,

Диде әтәч серле итеп:

 

– Анда имам йоклап ята,

Эшләре аны оета...

 

Уят үзен, булмас ансыз,

Кылынмас намаз имамсыз.

 

Төлке карады, күрде эт,

Онытылды хыялдагы ит.

 

Этне күреп ул качты,

Әтәч ниятен ачты:

 

– Качма, калма намазсыз,

Син, остабикә, имансыз!

 

Качкан төлке сүзгә юмарт:

– Тәһарәтем юк, алу шарт.

 

Аңла син хикәядән,

Ник өстен әтәч хәйләдән.

 

Укымас таң кошы намаз,

Тыңламас ул озын вәгазь.

 

Аның бит илаһы башка,

Табына әтәч кояшка!

---

Рамазан Байтимеров. Восьмистишия

(переводы с татарского)

* * *

 

Человек – ещё ребёнок,

Если глубже посмотреть,

Пусть на крыльях обретённых

Выше неба смог взлететь.

С титаническою силой,

Только разума лишён,

Ведь оружием могилу

Сам себе копает он.

 

* * *

 

Случайным словом, павшим с губ,

Обидел старого солдата.

Ты был безжалостен и груб

С тем, кто спасал тебя когда-то.

О нерадивый ученик,

Запомни, коль ещё не знаешь:

Ты вечный перед ним должник

За всё, чем ныне обладаешь.

 

* * *

 

Молоды, бедны, неугомонны,

Не давали отдыха плечам:

Помнится, студентами вагоны

Мы грузили с другом по ночам.

И теперь, года свои итожа,

Благодарно думаем о том.

Наш успех для нас стократ дороже,

Потому что добыт он с трудом.

 

* * *

 

Тружусь, тружусь... О юбилее

Моём не вспомнили, и пусть.

Ну что ж, наверно, им виднее,

Наверно, мало я тружусь.

Просеять – нет и половины

Моих успехов и трудов.

А вот во Франции дельфину

Уже и памятник готов.

 

* * *

 

– Почему ты, гармонь, приуныла,

Где летают твои соловьи?

Мне мальчишкою радостно было

Слушать звонкие песни твои.

– Оттого я теперь замолчала,

Что хозяин мой сгинул в бою.

Лишь ему одному доверяла

Я и песни, и душу свою.

 

* * *

 

Жизнь меня крутила и ломала,

Я держался, сколько было сил –

Не скулил, но в сердце я немало

Горьких слёз непролитых скопил.

И поныне горести хранящий,

Не могу волнения унять.

Потому от радости всё чаще

Мне труднее слёзы удержать.

 

 

* * *

 

Сказал в глаза, что он ошибся,

С тех пор я стал его врагом.

Коллеги шепчут: извинись, мол,

Да и поладите на том.

Чтоб на колени? Да я лучше

Умру, но этому не быть.

Как сталь, тверды Джалиль и Фучик –

Их даже пыткой не сломить!

 

 

* * *

 

– Сад песен! Непостигнутый, послушай,

Зачем ты с юных лет меня манил?

Ты музыкой стиха мне ранил душу,

Когда я исцеления молил.

– Цветы и песни, речь мою густую

Растить и холить не был ты готов.

Ты тратил много времени впустую,
Когда я ожидал твоих трудов.

 

* * *

 

Вон желторотик упал из гнезда,

То-то свободы вкусил.

Скачет, задача взлететь не проста,

Хватит ли птенчику сил?

Юность наивная с пылкой строкой

Вспомнилась в шуме весны:

Прежде, чем птичке взлететь высоко –

Крылья окрепнуть должны.

---

Рамазан Байтимеров. Песня родника

(переводы с татарского)

Память сердца

 

Глаза закрою… сон проходит мимо,

И тишина покоя не даёт.

Пережитое бьёт неумолимо

И предъявляет сердцу старый счёт.

 

Как будто снова в пламени округа,

Гудит земля от яростных боёв.

Опять в дыму с гранатой вижу друга

И той войны безумный слышу зов.

 

Идут бойцы в атаку ночь за ночью,

Киномеханик памяти суров.

Алеет снег… и вижу я воочью,

Как прожигает землю чья-то кровь.

 

Я вновь и вновь с бессонницей на равных,

Упавший воин в сотый раз убит.

Давно на теле затянулись раны,

Одно лишь сердце памятью кровит.

Берёзовый сок

 

О чём берёзы плачут вешним днём

И почему весной печаль светла?

Быть может, слёзы капают о том,

Что безвозвратно молодость ушла?

 

А целый мир, куда ты взгляд ни кинь,

В нарядах новых царствовать готов.

Взлетают птицы в ласковую синь

И славят жизнь на тысячу ладов.

 

О чём берёзы плачут ясным днём,

Какой печали сердце их полно?

Не рассказать о горюшке своём,

Ведь языка берёзам не дано.

 

Сажали вас мужчины по весне

И шли за эту землю воевать.

Да вышло им навек сродниться с ней,

А вам – слезами сердце умывать.

 

Зимняя серенада

 

Не скрипнет дерево в заснеженном лесу,

Кто бережёт его безмолвную красу?

Два лыжных следа припорошены метелью,

С далёких лет я это в памяти несу.

Притихли птицы, я мгновение ловлю,

На целый век я тишину остановлю –

Пусть вдалеке перекликаются два голоса,

И шепчет лес, и вторит ветер:

– Я люблю!

 

Колючий иней на висках моих давно,

И слово то под слоем лет погребено.

И слово то, и те уста, и то волненье,

Но с новой силою мне чувствовать дано.

Пусть тает след, а я мгновение ловлю,

Для нас двоих я тишину остановлю –

Я слышу, как перекликаются два голоса,

И шепчет лес, и вторит ветер:

– Я люблю!

 

Одежде ветхой уподобятся года,

От юных песен не останется следа,

Но подрастут другие пары и однажды

Свою лыжню они проложат без труда.

А я счастливое мгновение ловлю,

Его легко, как снежный ком, остановлю –

Услышу вновь, перекликаются два голоса,

Запомнит лес, прошепчет ветер:

– Я люблю!

Песня родника

 

Бежит ручей, журчит ручей,

Поёт под горной кручей.

Ах, почему же родники

Так звонки и певучи?

 

Слетелись птицы к берегам –

Нет музыки чудесней.

И камни катятся с горы

Его послушать песни.

 

– Скажи,

От матушки-земли

Взял пылкости сердечной?

В кого же ты, ручей, влюблён,

Что славишь песней вечно?

 

Ответил:

– Вышел я из тьмы

В мир, солнцем осиянный.

И вот об этой красоте

Пою я неустанно!

---

Фирдус Девбаш. Правда

(перевод с татарского)

Ты в мире правды не найдёшь,
Мир от рождения – одна сплошная ложь.

Осталась правда в том краю,
Где солнце песней славит родину свою.

Не зная о добре и зле,
Рассеял гуннов ветер странствий по земле.

Ведь дети солнца рождены,
Чтоб стать хозяевами солнечной страны.

Рекой столетия текли,
Чужие песни плыли, будто корабли.

Нужды в родных напевах нет:
В мечах и луках – сила гуннов, их секрет!

К чему нам песен канитель –
Земля, красавицы и злато – наша цель.

…Кто ради злата жить привык,
По ветру веру свою пустит и язык…

Остались ныне без души
Не дети солнца, но потомки глупой лжи…


_____________________________________


Дөреслек

Юк дөреслек бу дөньяда,
Барча тормышыбыз корылган ялганга.

Калган ул еракларда,
Якты нур сибеп кояш чыккан якларда.

Һуннар таралган дөньяга,
Озын юлларда бирешмичә ялганга.

Тормыш корган яңа җирдә,
Кояш халкы үзе хуҗа булган илдә.

Сулар аккан, еллар узган,
Аңа читләр гел мактап үз җырын сузган.

Сөйләнсеннәр, дигән баба,
Көч-кодрәт серен һуннар кылычта таба!

Җыр-сүз түгел, җир кирәк,
Чибәр кызлар, алтын-көмеш – безнең теләк.

...Мал өчен биргән җанын,
Җуяр телен, очырыр җилгә иманын...

Калыр чиксез далалар,
Ялган тормыш, кыйбласыз ахмак балалар...

    * Гунны – от слова «гун», т.е. «солнце»
   
    * Фирдус Девбаш (наст. имя Фирдус Нурисламович Фатклисламов, род. 14 сент. 1962) – татарский писатель, учёный-религиовед, философ, ратующий за возрождение традиционной культуры татар
   

---

Был человек – и нет...

Был человек – и нет.
Пьяненький мой сосед
Вышел вчера в отставку.
Сплошь синяки, фингал –
Кто-то его послал
К боженьке на поправку.

Скорой такой не гож,
Сколько их, пьяных рож,
Это не наш, мол, профиль.
Только зачем ты, док,
Выпавший кошелёк
Так изучал подробно?

Глупая штука жизнь,
Ну же, сосед, держись –
Сил моих маловато.
В тулове – ломота,
В комнатах – пустота:
Здесь ни жены, ни брата.

«По выходным – сынок…»
Падает, как без ног,
Мечется на подушке.
Тара стоит в углу,
Брошены на полу
Коленькины игрушки.

Был человек – и нет.
Гордый, смешной сосед
Выкинул злую шутку.
Он же чужой, чужой –
Что ж так нехорошо,
Плачу вторые сутки.

Был человек – и нет.
Сел на диван сосед,
Носом в плечо уткнулся,
Крепко закрыл глаза,
Вышел на небеса,
Вышел и не вернулся.

---

Рамазан Байтимеров. Осенняя песня

(переводы с татарского)

Раздумье

 

В раздумьях лежу, не спится,
С собою наедине.
О, времени злые спицы,
Вы колете душу мне!

Когда защищал Отчизну,
Не думал я о себе,
И голосом сердца чистым
Оружию славу пел.

Теперь же другие песни:
У жизни уму учусь.
Тогда отчего на месте
Как будто бы я топчусь?

Возможно, я слишком честен,
И слог мой воды не льёт.
Отсюда ли сад из песен
Скупой урожай даёт?

Возможно, моей породе
Дано было мало сил?
А может, я сам природе,
Неопытный, изменил?

Себе говорю спокойно:
Пусть будет немного их –
Тех песен, что быть достойны
Навеки в сердцах людских.

 

Не зря мы жили на земле

 

Нас было много – сильных, смелых,

Тех, кто оставил отчий дом:

Отважно молодость летела

На битву смертную с врагом.

 

Что нам опасности пугаться –

Настигнет пуля, ну так что ж.

В живых куда трудней остаться –

Так ноют раны невтерпёж.

 

Мы шли вперёд и уставали

Не от походов боевых,

А оттого, что мы теряли

Друзей и братьев дорогих.

 

Всё дольше скорбные аллеи,

Друзья теряются во мгле.

Но мы о прошлом не жалеем,

Не зря мы жили на земле.

 

Невозможно

 

Расцветать ромашкам на полянах,

Птицам над деревьями кружить.

Невозможно было бы и странно

Без друзей и нам с тобой прожить.

 

Думай о хорошем, как родился,

А иначе в небо не взлететь.

Если ты с мечтою породнился,

О мечте немыслимо не петь.

 

С той поры, как в сердце осторожно

Два огня небесные зажглись,

Невозможно, стало невозможно

Без любви на свете обойтись.

 

К новой, самой лучшей, светлой жизни

Все на свете нас ведут пути.

Без родного края, без Отчизны

Невозможно счастье обрести.

 

Осенняя песня

 

Юность закрыла страницы,

Рощицы золото льют.

С летом прощаются птицы,

Грустные песни поют.

 

Осень приму молчаливо,

Словно река – синеву.

Так же задумчива ива,

С ветки роняя листву.

 

Что ты, душа дорогая?

Каждому в мире свой срок.

Всякий цветок увядает,

Всякий засохнет листок.

 

Новые вёсны ворвутся,

Заново луг расцветёт.

Песни души остаются,

Значит, душа не умрёт.

---

Рамазан Байтимеров. Годы-годы, вы – нежные струны...

(переводы с татарского)

Родная деревня

Здесь деды, прадеды росли,
И жили мать с отцом.
За огородами, в пыли,
Я бегал сорванцом.

Открылось мне, что краше нет
И нет земли святей.
Я не считал счастливых лет
И вырастил детей.

Нас всех поили родники,
И лес дарил добром,
Несли на крыльях мотыльки
Зимою серебро.

Красу весеннюю земли
Я воспевал не раз, –
Какие девушки цвели
На радость наших глаз!

Моя деревня Исмагил
Чем дальше, тем родней.
И унесёт лишь тьма могил
Мой светлый сон о ней.

Годы-годы

 

На цветы проливаются луны,

Шелестят камыши у реки.

Годы-годы, вы – нежные струны,

Ваши песни печалью легки.

 

То, что было – дороги, походы –

Всё навеки сердца сохранят.

Лишь цветущие юные годы

Растерял увядающий сад.

 

Рано вызрели наши соцветья,

И уже облетели листы.

Но остались нетленны на свете

Наши строки и наши мечты.

 

Расцветают упрямо и юно

Песни вешних садов и полей.

Годы-годы, вы – нежные струны,

Трону вас – и от песни светлей.

 

Родной язык

Душою и словом лукавить
Я с детской поры не привык.
Лишь ты меня можешь прославить,
Родной мой татарский язык!

Достойный отдельного гимна –
А ты безусловно таков:
В твоих заповедных глубинах –
Сокровища всех языков.

Пытали тебя, убивали,
Но ты не поддался им, нет,
Из старых и тёмных подвалов
Ты нацию вывел на свет.

И помнит Европа доныне,
Как с радостной дрожью в руке
Писали на стенах в Берлине
Бойцы на родном языке.

Ты атомной бомбы сильнее,
И сабли булатной острей.
Мы, светлую будущность сея,
С тобою шагаем быстрей.

Грусть

 

Когда судьбой от дома отлучён,

Как может сердце яростно не биться?

Чужие стены чувствовать плечом –

Пусть эта старость с вами не случится.

 

Я взглядом вновь прикован к высоте

И немоте – встречая птичьи стаи.

Ведь даже пташки малые – и те

Не навсегда гнездовье покидают.

 

Хотя бы миг в моём краю побыть –

И пусть навек усну зарёю ранней.

Прошу вас в изголовье положить

Ту горсть земли, что я ношу в кармане.

*  Рамазан Байтимеров (1923 – 1989) – известный татарский поэт XX века, его стихотворение "Родной край", положенное на музыку Р.Яхиным, легло в основу гимна Республики Татарстан (2013, автор русского перевода Филипп Пираев)

---

Песни марийских озёр

1.

 

У марийского бога

Рубашка – атлас,

Бирюзовое око  –

Морской глаз.

 

Порассыпал на радость

Песен в траве,

А ещё и осталось

В рукаве.

 

2.

 

Собирайте по склонам,

В междуречье корней,

В тростниках на Зелёном –

Там верней.

 

На глубинах ищите,

Где мерещится сом.

День, как будто песчинка,

Невесом.

 

3.

 

Тянут с облаком невод,

Бьётся солнце поверх.

– Как зовут тебя, небо?

– Кичиер.

 

4.

 

Погружённое в грёзы

Мушаньерское дно.

Из кубышек стрекозы

Пьют вино.

 

5.

 

От поющего камня

Поверни на восход,

Отворяя стихами

Восемь нот.

 

Выйдешь к старому дубу

И прижмёшься плечом.

Рядом – думает думу

Пугачёв.

 

Други – ёлки да палки,

А дозор – комарьё.

Лешаки да русалки –

Всё зверьё.

 

Выгнет спину, как кошка,

Ощетинится лист:

Путник, путник, немножко

Задержись!

 

Вскрикнет сзади идущий,

Разыграется нерв.

Зыркнет оком из пущи

Конан-Ер.

---

Лябиб Лерон. Вечный зов

(с татарского)

Чтобы не забыть, существуют звёзды,

Чтобы тосковать, существуют горы…

Я приду к тебе, потревожа память,

Сквозь безумный ливень и снежный ворох…

 

Чтобы не забыть, существуют снимки,

Чтобы тосковать, существуют письма…

Сколько недосказанных обещаний,

А пустых обетов и не исчислить.

 

Видно, я, увы, не такой хороший,

Быть белее белого даром думал.

Если ты попросишь меня присниться,

И во сне мне в белом не быть костюме.

 

Я в каком ты хочешь явлюсь обличье,

Только б нам с тобою не разминуться.

Ты позволь мне нежно и осторожно,

Словно яблок – белых грудей коснуться.

 

В сны твои безгрешные, молодые

Я приду без стука ночной порою.

Белоснежным бархатным одеялом,

Как любовью чистой, тебя укрою.

 

Чтобы не забыть, существует память,

Чтобы тосковать, существуют птицы.

То, что ты запомнить во мне хотела,

Может быть, всё это тебе и снится.

 

Я устроил жизнь, как оно сложилось,

Я собрал свой мир из обрывков счастья…

Написал стихи эти, жив покуда,

Не сердись, пожалуйста, не печалься…

---

Элизабет Браунинг. Как я люблю тебя?

Элизабет Барретт Браунинг (1806 – 1861) 

Как я люблю тебя? (Сонет 43)

 

Как я люблю? Ответ давно готов:

Любви моей нет выше, глубже, шире,

Так свет и звук, плывущие в эфире,

Не знают ни краёв, ни берегов.

Пылает день и ночь моя любовь

То солнцем, то свечою на клавире.

Люблю тебя сильней всей правды в мире,

И нет на свете чище этих слов.

 

Во мне живёшь неистовою жаждой,

Давнишней мукой, детскою мечтой.

Не на святых молюсь я вечер каждый,

А на тебя. Люблю, дышу тобой,

Смеюсь и плачу; а уйду однажды –

Клянусь любить за смертною чертой.

_________________________________

 

 Elizabeth Barrett Browning (1806 – 1861)

 

How Do I Love Thee? (Sonnet 43*)

 

How do I love thee? Let me count the ways.

I love thee to the depth and breadth and height

My soul can reach, when feeling out of sight

For the ends of being and ideal grace.

I love thee to the level of every day’s

Most quiet need, by sun and candle-light.

I love thee freely, as men strive for right.

I love thee purely, as they turn from praise.

 

I love thee with the passion put to use

In my old griefs, and with my childhood’s faith.

I love thee with a love I seemed to lose

With my lost saints. I love thee with the breath,

Smiles, tears, of all my life; and, if God choose,

I shall but love thee better after death.

---

Лябиб Лерон. Ах, мой ангел прекрасный...

(с татарского)

 

Свечи

 

Зажёг я свечи, чтобы дом

Светлее стал в ночи.

Дрожала тень под потолком

Танцующей свечи...

 

Ах, свечи, всполохи огня,

Я так же тьме открыт:

Пылает сердце у меня,

Как вы, оно горит.

 

Кто знает, может быть, и ты

Мечтаешь обо мне,

Раздвинув скуку темноты

Сиянием огней.

 

Пылает сердце, плачет тень...

Я сам свеча в ночи?!

Кричу «скучаю по тебе!»

На языке свечи...

 

Ах, свечи, всполохи огня,

И я любви открыт:

Пылает сердце у меня,

Как вы, оно горит.

Обернувшись, гляжу...

 

По дорогам идя и себя не щадя,

Я разматывал жизни клубочек.

Обернувшись, гляжу, обернувшись, гляжу –

Моё время вернуться не хочет.

 

На поляне – цветок, и в ладони – цветок,

Не роса на цветке, а слезинка...

Закричу – и меня, не услышит меня

То ли юность, а то ли былинка.

 

Обернувшись, гляжу, обернувшись, гляжу,

В эту даль не могу наглядеться...

Думы скачут мои, песни плачут мои,

Что ни делаю, тяжко на сердце.

 

По дорогам идя и себя не щадя,

Моё время вернуться не хочет.

Обернувшись, гляжу, сквозь туманы гляжу,

Как разматывается клубочек...

 

На поляне – цветок, и в ладони – цветок,

Не роса на цветке, а слезинка...

Закричу – и меня, не услышит меня

То ли юность, а то ли былинка.

Ах, мой ангел прекрасный...

 

Где ты выросла, дева,

Не с луны ль прилетела?

Словно яблочко красное,

Для кого ты созрела?!

Ах, мой ангел прекрасный...

 

Не могу надышаться

Милым обликом, грацией

И душой безупречной.

Разреши мне остаться

В твоём сердце навечно.

 

По лесам ли гуляла,

На поляны ступала,

Да из цветиков ясных

Ты венки заплетала...

Ах, мой ангел прекрасный....

 

Даже солнце захочет

Твой примерить веночек.

Кто же нежных и страстных

Не писал тебе строчек...

Ах, мой ангел прекрасный....

 

Не могу надышаться

Милым обликом, грацией

И душой безупречной.

Разреши мне остаться

В твоём сердце навечно.

Все рассветы и все вечера 

Все рассветы и все вечера

Гонят в сердце кипящую кровь...

Дорогая, признаться пора:

Только ты пробуждаешь любовь.

 

Как же вышло, что выпало вдруг

Нам в трёх соснах с тобой заплутать.

Птицу счастья из трепетных рук

Невозможно в чужие отдать.

 

Поросли все тропинки травой,

Затуманились воды реки...

Остаётся грустить под луной –

От тебя ни единой строки.

 

Опрокинувшись, синяя даль

Растекается каплями звёзд...

Мою душу объяла печаль

Неподъёмною тяжестью слёз.

---

Лябиб Лерон. Земляничные губы

(с татарского)

Я выхожу на свет...

 

Я выхожу на свет, ещё не стар,

И, увлечённый времени потоком,

Читаю по глазам влюблённых пар

Послание из юности далёкой.

 

Я выхожу на улицу – хочу,

Чтоб юность снова подарила крылья...

И я тогда до самых звёзд взлечу,

Виски осыпав серебристой пылью.

 

Я в мир ступаю, чтобы молодеть

И оживлять воспоминаний строки.

Все песни, что готов сейчас я спеть –

О юности счастливые намёки.

Земляничные губы

 

Алой земляникою

Вызрела краса.

Обожгла огнём меня

Губ твоих роса.

 

Земляника алая

Спеет на лугу.

Радость моя шалая –

Земляника губ.

 

Напиталась солнышком,

Радостью зари

И душистой ягодой

На губах горит.

 

Вкусные, как ягоды,

И твои слова.

Эти губы сладкие

Век бы целовал.

 

Земляника алая

Спеет на лугу.

Радость моя шалая –

Земляника губ.

Два одиночества

 

В небе ночном, таинственном

Звёзды горят мои...

Знаю, что одиночество

Тоже знакомо им.

 

Звёздочка одинокая,

Как мы близки сейчас...

Я на земле и в небе ты –

Каждый грустит из нас...

 

Светят два одиночества,

Нежности не тая.

Сердце моё из пламени,

Искра – душа твоя.

 

Оба мы одинокие...

Парной была б когда –

Ты бы меня окликнула:

«Здравствуй, моя звезда».

 

Звёздочка одинокая,

Как мы близки сейчас...

Я на земле и в небе ты –

Каждый грустит из нас...

Полюбите меня

 

И ростом, и статью вы вышли,

И, верно, умом так же ловки?

О вас лишь одной мои мысли,

А что в вашей милой головке?

 

Мне музыка ваша отрадна,

Вы – песен чудесных обитель...

Я вас полюбил безоглядно,

Вы тоже меня полюбите.

 

Не нужно богатства другого,

Когда благородство в почёте.

Поверьте, что днём и с огнём вы

Джигита, как я, не найдёте!

 

Уж сколько брожу я по свету,

Даря чаровницам напевы.

За песню нехитрую эту

Простите, прекрасные девы.

 

Мне музыка ваша отрадна,

Вы – песен чудесных обитель...

Я вас полюбил безоглядно,

Вы тоже меня полюбите.

---

Лябиб Лерон. Одуванчики летели, одуванчики...

(с татарского)

Птицы, парящие в небе

 

Птицы, парящие в небе,

Находят друг друга?

Мы разминулись, ошиблись –

Не вышли из круга?

 

Птицы, парящие в небе,

Куда улетают?

Разве они, как и мы,

Безнадёжно страдают?

 

Птицы, парящие в небе,

Где ваше гнездовье?

Помнишь ли ты, как меня

Согревала любовью?

 

Птицы, парящие в небе, –

Нет пары нежнее.

Те, с кем мы делим судьбу, –

Нам дарованы ею...

Наша любовь

 

Повеяло в ночи

Прохладой голубой.

А мы на берегу,

Влюблённые, с тобой...

 

Река течёт, река речёт:

Любовь – счастливая находка.

Пусть, не печалясь ни о чём,

Плывёт, качаясь, наша лодка.

 

Прохладой голубой

Укроемся в тиши,

И воды исцелят

Ранения души.

 

Река течёт, река речёт:

Любовь – счастливая находка.

Пусть, не печалясь ни о чём,

Плывёт, качаясь, наша лодка.

Одуванчики

 

Ах, как быстро время-молодость летит,

Оглянуться, осмотреться не успели...

Мчались кони по тропе, из-под копыт

Одуванчики пушистые летели...

 

Одуванчики летели, одуванчики...

Мчались кони... колыхалися султанчики...

Как хотел я это время удержать –

Одуванчики цвели, взрослели мальчики...

 

Мы рассеялись дорогами судьбы,

Только кони в нашем сердце уцелели...

Мчались вихрем кони, а из-под копыт

Одуванчики пушистые летели...

 

И другая юность так же пролетит,

И другие кони так же вдаль умчатся.

И от звона их стремительных копыт

Одуванчики другие разлетятся...

 

Одуванчики взлетают, одуванчики...

Мчатся кони... колыхаются султанчики...

Разве кто-то сможет время удержать –

Одуванчики цветут, взрослеют мальчики...

---

Ломбард

Проходили воду,
огонь и медь –
только вышло вёдрами
зря греметь.
Билась чья-то правда
об стенки лбом.
Выкинули барда –
остался лом.

Приняли без пробы вы
серебро –
седина вам в бороду,
бес в ребро!
Вы не разглядели
сейчас и здесь,
что на самом деле
так блещет жесть.

Медный лоб упрятавши
под убор,
вновь и вновь упрямые
тащат вздор.
А другие долго,
до темноты
намывают золото
немоты.

---

Поэзотерика

Если к нежности апреля
мы добавим силу солнца,
соки трав, цветов, деревьев,
шум дождя, тумана шёпот,

то получим женский облик,
силуэт, летящий оттиск,
семь цветных полос на небе,
предысторию порыва...

Заверните в лист берёзы
дождевые три алмаза,
восхититесь цветом яблонь,
до поры плоды таящих,

поделитесь с нимфалидой
предвкушением сирени,
обещайте послезавтра
непременно стать счастливой...

---

Ленар Шаех. Предсказание

(с татарского)

* * *

Поезд мчится
В Москву-столицу...
Замедляет ли время ход?
Надо мною луны ли, солнца
Неприкаянный шар плывёт?

Там, в Казани, сжимают крики
Горла улиц и площадей.
Самолёт, из Москвы летевший,
Над Казанью упал моей...

И взорвался. Глотаю слёзы,
А колёса стучат, стучат.
Развернуть бы обратно поезд,
Повернуть бы часы назад.

Как же странно трястись в дороге –
Там, в Казани, стряслась беда...
Не вернутся они живыми
Никогда уже, никогда...

Подаяние дам старушке,
Пусть молитву о них прочтёт.
Осветить бы лучом, как душу,
Мглой укутанный небосвод.

Поезд мчится
В Москву-столицу...

Жеребёнком ли сердце скачет
И покоя мне не даёт?
Солнце в небе, луна ли плачет?
Замедляет ли время ход?

* * *

Душа и свет татарских матерей,
Сердца и слёзы бабушек татарских,
Что может быть дороже и мудрей? –
А жизнь и боль идут в единой связке.

Когда б не долг, что юношей позвал
Забыть о многом, но не об Отчизне...
На поле боя твой любимый пал,
К чему теперь мечтать о лучшей жизни?

И ты, другая, плачь, кори судьбу
За то, что нет жесточе и нелепей.
Прими сыночка в цинковом гробу
И новых дней развей по ветру пепел...

О детях, не успевших повзрослеть,
О тех, кто не вернулся с поля битвы,
Мне остаётся только лишь скорбеть.
А матерям выплакивать молитвы?

Нет, невозможно прошлое унять,
Оно кричит младенцем из пелёнок!
Из полуснов к тебе идёт дитя,
А рядом с ним шагает жеребёнок.

Сердца и свет татарских матерей,
Душа и слёзы бабушек татарских...
Не осушить солёных тех морей,
Не залечить те раны даже лаской.

Молиться за усопших – ваш удел,
И вспоминать, и верить, и не верить.
О, как бы я для вас вернуть хотел
Те дни, когда стучалось счастье в двери!

Предсказание

На рассвете вздохнёт
Путевая звезда –
И накроет Казань
Роковая вода.

Это будет потоп,
Заклокочут снега,
И наполнятся рек
До краёв берега.

Вековечную пыль
Растревожит весна:
«Не бела ты, Казань,
Изнутри ты черна...»

От тяжёлых, от дум
Ты согнулась, Казань.
Ты в горючих слезах
Захлебнулась, Казань.

Но пока твои слёзы –
Тяжёлые льды,
И ни стар, и ни мал
Не представят беды –

Что с рассветом вздохнёт
Путевая звезда –
И накроет Казань
Роковая вода.

Неизбежен потоп,
Неизбывна вина,
И ушедшее время
Припомнится нам.

Из веков донесёт
Ветер важную весть,
Что у нашей Казани
История есть!

Пусть окрашены в белое
Стены кремля, –
Сколько взглядов чужих
Сохранила земля.

И восторженный взгляд,
И завистливый взгляд.
Надвигается, ох,
На Казань дождепад.

О домах, ставших пылью,
Без меры тужу, –
Будет время – о том
Я ещё расскажу...

Но сегодня Казань
Накрывает вода.
Что же будет,
Какая случится беда?

Если с белых камней
Пыль столетий не смыть,
Не придётся ли нам
Славу дедов забыть?

Ты снаружи бела,
Изнутри же черна...
Наших предков мечта
Где-то погребена...

Терпеливость души
Испытает беда:
На рассвете вздохнёт
Путевая звезда –
И накроет Казань
Роковая вода!

---

Ленар Шаех. Парить ветрам и водам течь

(с татарского)

* * *

Летят года, летят года.
Как будто книжные страницы
Листают ветры вёсен, лет.
Мелькает день, тебе же мнится,
Что ты ступаешь в прежний след.

Идут года, идут года,
Нет времени конца и края.
Сорвётся капля только раз –
За ней летит совсем другая,
Неповторим и день, и час.

Года растут. Бегут года
Безостановочным потоком
И гаснут искрами огня.
Так солнца луч последний, тонкий,
Исчезнет на закате дня.

Летят года, летят года,
Проходит жизнь в мгновенье ока,
Она – лишь видимость одна.
Следы смывая в срок, без срока,
Неумолимо и жестоко
За нами гонится волна.

Неловко!

(Из «Германской тетради»)

Здесь осень так похожа на лето –
Неловко смотреть ей вслед.
Привычной осени – серой, бледной –
Как будто в помине нет.

В Казани, слышу, опять дождливо,
И первого снега ждут.
А тут листва и цветы счастливо
По лету тебя ведут.

Ещё соловьиному рады пенью
На этом конце земли.
У нас не от крика ль ворон осенних
Морщины на лоб легли?

Дождём этот дождь называть негоже –
Где ветра шальная прыть?!
И так на песню осень похожа –
Неловко и говорить!

Парить ветрам и водам течь...

Парить ветрам и водам течь...
Всему живому прахом лечь.
Так сквозь века и сквозь пожар
В небытие ушёл Биляр.

Тень минарета гордого –
Над городищем Чёртовым.
Ашлы, Кашан – гора песка,
Одна Казань стоит века.

Где Болгар – смыт ли водами,
Разрушен ли народами?
Подземные чудовища
Хранят ли те сокровища?

Ни золота, ни серебра –
Течёт вода, парят ветра.
Я книги десяти веков
По пальцам перечесть готов.

Кто был торговец, кто мулла,
Куда звезда тебя вела,
Кто предком Кул Гали зовёт? –
Ответь, уснувший мой народ!

Кто внук Гирея, расскажи?
У временной стою межи,
Где обрываются следы
Потомков Золотой Орды.

И снова слышу над землёй
Я чей-то плач и чей-то вой:
«Парить ветрам и водам течь...
Всему живому прахом лечь...»

Ода татарской мелодии

Я – стихия напевная,
Твою ночь стерегущая.
Я – печаль задушевная,
В каждом сердце живущая.

Я – твой дар, полыхающий
Под небесными высями.
Я – скакун, выручающий
От огня и от виселиц.

Я – печаль твоя светлая
И душа твоя зоркая.
Я – надежда заветная
И судьба твоя горькая.

---

Лябиб Лерон. На жёлтой лодочке луны

(поэтические переводы с татарского)

Девушка Зухра

На жёлтой лодочке луны
По глади озера плывёт
Прекрасноокая Зухра –
Как лучезарен лик её!

И коромысло – на плече,
На коромысле – два ведра.
О чём задумалась в ночной
Тиши красавица Зухра?

Кувшинки звёздные цветут
На тёмно-синей глади вод…
Головку к озеру склоня,
Зухра прекрасная поёт:

– На полумесяце плыву –
Чтоб тайну озеру открыть.
Печаль сердечную мою
Ночной ли влагой утолить?

Когда любовь своим крылом

(Песня Фираи из спектакля “Егоза”)

Когда любовь своим крылом
Моей души коснулась,
Надежда, спящая во мне,
Тотчас же встрепенулась
И жизни улыбнулась…

Мечталось, счастья через край
Отмерится судьбою.
Летели звёзды за окном,
Казалось, сбудется оно,
Загаданное мною…

Но не сложилось, не сбылось,
Лишь обернулось пылью.
Погас души моей очаг,
Потухли искорки в очах –
Любовь сложила крылья,
Любовь сложила крылья…

Я бежала за мечтой...

(Песня Фираи из спектакля “Егоза”)

Белым цветом садик мой
Зацветает вновь.
Я поникла головой:
Где моя любовь?..

Я бежала за мечтой –
Позвала тропа.
Только шла передо мной
Горькая судьба.

Опадают лепестки
У цветов в саду.
Плачу, плачу от тоски,
Места не найду…

Я бежала за мечтой –
Позвала тропа.
Оказалась предо мной
Горькая судьба.

Собирая ягоды в лесу

(Песня Фираи из спектакля “Егоза”)

Собирая ягоды в лесу,
Я в кустах волчонка увидала.
И не знала, что свою судьбу
Из огня да в полымя бросала…

Собирая ягоды в лесу,
Я зачем волчонка увидала?
Дней грядущих горькую слезу
Я тогда ещё не распознала…

Собирая ягоды в лесу,
Исколола рученьки до крови.
Кто бы знал, когда же приведут,
Милый мой, к тебе пути-дороги?

Птенец оперился и дом покидает...

(Песня Лейсан и Салавата из спектакля “Папа глупого мальчика”)

Птенец оперился, и время покинуть
Любимый родительский дом.
Ещё не успев улететь на чужбину,
Грустит он о крае родном.

А стая уже над селением вьётся…
Печалится где-то курай…
Ах, девушка, милый твой здесь остаётся,
Ах, пташечка, не улетай…

Птенец оперился и дом покидает –
Когда же он встал на крыло?
Ох, дальние дали его ожидают –
И время расстаться пришло…

Тебя встречая невзначай

(Песня Асии и Рустема из спектакля “В гостях у Казихана”)

Тебя встречая невзначай,
Я сам не свой хожу…
От взгляда вспыхнув твоего,
Себя не нахожу.

В огонь ли – за тебя я
И в воду – за тебя я…
Когда бы я не полюбил,
Не знал, что так бывает.

Тебя встречаю невзначай,
Уходит из-под ног
Опора – исчезают враз
И пол, и потолок.

Тебя встречая невзначай,
Теряю все слова…
Порхаю лёгким мотыльком,
Дышу едва-едва.

В огонь ли – за тебя я
И в воду – за тебя я…
Когда бы я не полюбил,
Не знал, что так бывает.

---

Елабуга

                                                  Рахиму Гайсину, Эдуарду Учарову, Евгению Морозову

 

1

 

В Елабуге сердце ищет

Сокровища древних лет…

Над Чёртовым городищем

Звезда прочертила след.

Безжалостный день вчерашний

Под корень кроши́т века,

Но крепкою пломбой башня

Стоит на горе пока.

А всадник на лобном месте                

Поводья зажал в горсти.

Над Камою полумесяц

Подковой в ночи блестит.

 

2

 

Елабуга, ты запала

В меня белизной берёз.

Часовня Петра и Павла

Ослепла от долгих слёз.

На серых камнях дорожек

Рябиновый бьётся след.

Приводит сюда прохожих

Марины нетленный свет.

Отцовыми именами

Сроднились навек с тобой.

Позволишь ли между нами

Тебя называть сестрой?..

 

3

 

Елабуга, муза марта,

Пролеска грядущих дней,

Высокая песня барда

Летит из груди твоей  

За дверь университета

И выше кирпичных стен –

Туда, где кричат поэты

На вымученном листе,

Где Шишкин кистями сосен

Расписывает пейзаж…

Елабуга, сколько вёсен

Возьмёшь ты на карандаш?..

 

12 – 14 марта 2016, Елабуга – Казань.

---

Ленар Шаех. Синичка с вестью стучит в окно

( с татарского)

* * *

Синичка с вестью стучит в окно:
«Чего грустишь?» – говорит она.
«Не слышишь, в сердце поёт весна?
Тебя любимая ждёт давно».

Синичка-кроха торопит в путь:
«Ну что ты медлишь, ведь ждёт она», –
И стала комната мне тесна,
И нетерпенье вселилось в грудь.

... К тебе синичкою я лечу,
Пусть так же время вперёд летит.
Цветы рассыплю на всём пути –
Тебя увидеть скорей хочу.

В дождь

С неба на землю тянутся нити тугие –
Чтобы одни поднялись и спустились другие...

* * *

Всяк о своём – человечья порода,
Всем наплевать на чужие невзгоды.
Вместе, наверно, лишь лошади пьют
Из водопойной колоды.

Время

Время – испытание.
Продержусь подольше,
Было бы терпения
Вдесятеро больше.

* * *

Мне за двадцать уже –
Начинаю мужать.
Лишь у мужества так
Поэтична душа.

* * *

Шумит-шумит, не прекращаясь, дождь,
Зелёную листву бросает в дрожь...
А новый век давно пророка ждёт –
Его услышав, к небу вознесёт...
Звучит молитва, и по листьям дрожь,
С небес на землю кровью льётся дождь...

* * *

– Темно вокруг...
– Свет в голове включи, мой друг…

Любовь

Капля влаги в обители –
Той, где сердце похитили...

* * *

Эх, стереть бы до пыли
Эти автомобили!
Век машин замените –
Лошадей с тарантасами
На дороги верните!

* * *

В чёрный квадрат Малевича
Ночь поместила действо...
Так хорошо мечталось мне
Лишь на кровати детства...

Девушка в красном

Девушка в красной куртке
И в красном же палантине
По городу разъезжает
На ярко-красной машине.

Может, любимого ищет,
А он никак не найдётся?
Может быть, город вечерний
Над нею просто смеётся?

Движутся автомобили,
Щёлкают красные дверцы...
Красного цвета снежинки
Падают в девичье сердце...

Любовь отыскать непросто –
Кружишь вокруг да около,
Тем более, если смотришь
В тонированные стёкла.

Красные куртка и шарфик....
Но чу! – и вот так бывает –
Наша девушка в красном
Сегодня пешком гуляет.

---

Ленар Шаех. Светлый голос

(поэтические переводы с татарского)

Открытое письмо девушке из деревни Именьково
от парня из деревни Такталачук*

Долго корни я искал:
Ты – Дубок, а я – Доска,
Связь имён близка.

Даже так могу сказать:
Я – Лачуга, ты – Лоза,
Не солгут глаза.

Справа – тополь, слева – ель...
Ты – Чулман, я – Агидель,
Снова параллель.

Может быть, сообразишь –
Ты – Лаеш, я – Актаныш,
Ловим солнце с крыш...

Важен дуб, доска нужна,
И лопата так нежна –
В грабли влюблена!..

Что мне стоит: захочу –
И возникнет Именьчук,
Такталаково, гляди,
Я соорудил!

... Тёплый ветер ощути...
Парень Т. знакомой И.
Шлёт слова любви!


*Именьково – тат. Имэнкискэ: Имэн – дуб, Кискэ – обрубок
Такталачук – тат. Такталачык: Такта – доска, Алачык – лачуга

Раннею весной меня найти…

В золотую осень мы вошли...
Клонится берёза до земли...
Мается душа, бесцветны дни,
В пустоте потеряны они.

Не ищи меня среди пурги,
Не ступало там моей ноги...
Не ищи меня среди снегов –
Снег в руке всплакнёт и был таков...

Под корою почка, посмотри,
До поры пульсирует внутри.
В роще первоцветов сможешь ты
Раннею весной меня найти...

Думая об Именьково

Ошибки нет – скажу как можно проще –
Что солнце, выйдя вечером из рощи,
В Чулман-реке свои лучи полощет!

Светлый голос

Я просыпаюсь. Будто бы поёт,
Звенит моя душа, моя царица.
Она, печальной нежности полна,
Готова в мир предутренний излиться.

Душа взмывает, кружится, парит…
И, может быть, сама от песни тает?
А может быть, как бабочка, она
Меж нот её серебряных летает?

Так хорошо мне… Счастлив чувством я,
Которое в душе нашло гнездовье.
Чем глубже окунаюсь в волшебство,
Тем более пленяюсь я любовью.

И льётся светлый голос так легко,
Знакомый временами несомненно… –
Подобно капле солнечных небес,
Звенит во мне твой голос вдохновенный.

* * *

Комар, который кровь любимой пил,
Моей, возможно, тоже пригубил?

* * *

Пока седьмой ты видишь сон
В своей ночи глубокой,
Я сорок раз перевернусь
В постели одинокой…

Я подожду…

Ночь подступила – я не могу уснуть,
Да и тебе, скорее всего, не спится:
Чувствуешь, как тоска, разрывая грудь,
Бьётся во мне, трепещет, как будто птица…

Ты и сама скучаешь наверняка,
Чувствую я, что где-то, за гранью зыбкой –
Ты существуешь рядом, нежна, легка,
И устремляешь в небо свою улыбку…

Вот распустила волосы и ко мне
Взгляд обернула, радостный и влюблённый.
Нет у меня на свете тебя родней,
Замер перед тобою я изумлённо…

Светится счастьем даже твоя тоска –
Так она дорога мне и так отрадна.
В эти минуты нежить тебя, ласкать
Хочется мне безумно и безоглядно…

Ночь подступила – я не могу уснуть,
Да и тебе, скорее всего, не спится.
Только глаза открою и вновь вздохну:
Где же мечта, куда она резво мчится?

…И не догнать летящего вдаль коня.
Я подожду, закончится время гонок –
В светлую жизнь пускай приведёт меня
Ласковый, с белой звёздочкой жеребёнок.

---

Автоград

Небо опять зашторили
Жалюзи этажей.
Нет у тебя истории
Посвежей.

В первых фарцовых джинсиках
Выйди ко мне, весна.
Как ты живёшь, Дзержинского,
Старина?

Как вы теперь, ничейные,
Кто приголубит вас,
Улица Юбилейная,
Рыбий глаз?

Где ставропольским отрокам
Нынче встречать Зарю?
Топать ли по Приморскому
К Волгарю?

Памяти здесь – до жжения.
Разве забыться сном?
Вымолить утешение
На Цветном?

Сколько уж, сколько молится,
Чтобы не потерять.
Только Сатурну кольцами
Не играть.

Вечное или женское? –
Душу сожгут дотла
Спасо-Преображенские
Купола.

---

Лябиб Лерон. Я – стихия

(с татарского)

День. Ночь. Явь

День. Я. Дом.
Явь не даёт покоя.
Чувства горят огнём –
снова в душе такое...
Этот вулкан страстей
не переспорить
солнцу!..
...Сноп огневой весь день
бьёт по глазам, смеётся...
Вот уж пылать невмочь
Фебовой колеснице!..
...Явь
поглощает ночь.
Но и в ночи
не спится.

Глядя на Кавказские горы

Эти горы не спутать с другими,
Эти горы сравнимы с любовью:
Сколько раз они плакали, глядя
На долины, омытые кровью.

Вместе с ними мы тоже страдали
По истерзанной горем отчизне,
Обнимали могучие горы,
Наполняясь здоровьем и жизнью.

Эти горы дарили надежду
Даже в самой шальной круговерти
И учили быть гордыми, если
Оставался лишь выдох до смерти.

И стояли народы, как горы,
В полный рост, высоки и свободны.
И над ними стояли вершины,
Величавы, как эти народы.

Каска

Июнь, 22-е.
Горе встаёт горою,
горькою лебедою,
молниеносной
ночью,
самым протяжным днём...
Мысли –
гудящий улей...
Каска пробита пулей –
сердце болит о том.

Декабрь, 22-е.
Горе встаёт горою,
горькою ле...
...бедою,
самой протяжной ночью,
заледеневшим
днём...
Деды навек уснули...
Каска пробита пулей –
сердце болит о том.

Я – стихия

Я – стихия:
дно морское,
хранящее жемчуг,
ларь земли, где горят изумруды,
недра неба в мерцании звёзд.

Голубой океан рассекая,
проплывает торжественно Солнце,
золотой управляя ладьёй,
паруса облаков поднимая.

Ночь.
В её серебристой реке
умывается дева Луна.
Капли влаги с волос
упадают на землю.
И земля, и вода, и цветы –
мир ночных превращений...
Это всё –
лишь моменты моих ощущений.

Я – стихия:
плещет ярость,
её не сдержать берегам,
сумасшедшие льдины ревут –
половодье!
Хлещет дождь,
и неистовый огненный кнут
то и дело стегает по небу –
даль дрожит от метания молний...

Льётся музыка ветра.
Тяжелеет в колосьях зерно,
и природа ликует
под заливистый голос гармони!
Снег, сходящий с небес,
выбеляет холстину души.
Как божественно чист
путь любви и прощений...

Я – стихия! –
Это всё –
лишь моменты моих ощущений.

---

Лябиб Лерон. Лунная дочь бессонницы

(переводы с татарского)

Поэзия

 

Кто́ ты – дитя ли, девушка ль нежная?

Может быть, спутница в цвете лет?

Часто одна на печаль безбрежную

Ты проливаешь свет.

 

Поэзия! Боль ты моя сердечная,

Кровоточащий порез души;

Пусть не покажется противоречием –

Я лишь тобою жив!

 

Поэзия! Ты – сестра милосердия,

Но и сама ты – милость богов!

Лучшей наперснице – сны и беседы, и

Слёзы мои, любовь!

 

Поэзия! Лунная дочь бессонницы,

Нежное солнце судьбы моей;

Дни – предсказатели звёздной конницы,

Ночи – пророки дней.

 

Поэзия! Шёпот небес услышанный,

Молнии одушевлённый след, –

Благодаренье моё

Всевышнему

Не иссякает, нет!

 

Поэзия! Ты – моё наслаждение,

Синяя птица из детских снов!

Как бы ни выразил восхищение –

Всё не достанет слов...

 

Поэзия! Бурные реки вечности,

Сполох негаснущего огня...

Жарким дыханием бесконечности

Ты обожгла меня!

Весна, говорите...

– Весна! – говорите вы. – Весна нежна! –
Пусть даже эта нежность – пятиминутка.
– Прекрасный лебедь! – выдумает она,
А вы-то знаете: это всего лишь утка.

– Весна! – говорите вы. – Весна ясна! –
Пусть даже в этот час облака сереют.
Душа молодой весны для меня ясна –
Постигнуть людские души стократ труднее!

– Весна! – повторю за вами. – Весна красна! –
Алеют цветы, головками мне кивая.
Уверены вы: «Природа обновлена!» –
А я утверждаю: «Это я обновляюсь!»

– Весна! – говорю. – А впрочем, весна грустна –
Как яблонь опавший цвет на дорожках сада.
О том, что весенним яблоням не до сна,
Шептал лепестковый ветер на струнах саза.

– Весна! – говорите. – Лето! – отвечу я,
Хотя понимаю: осень в окно стучится.
А чьё здесь лукавство и чистая правда чья,
Расскажут потом летящие к югу птицы.

Переселение души

Один вопрос преследует меня:
Ведь если нам бессмертие дано
И сверху виден след любого дня,
То кем я был давным-давным давно?

Возможно, ханом или же рабом?
Пастух ли я, поющий песни гор?
А может, дервиш в облике моём
Идёт-бредёт по свету с давних пор?

Я зорким оком вглядываюсь в даль,
Через века выхватываю день,
Просеиваю каждого: не я ль?
И не моя ли там мелькнула тень?

Твердят: переселение души...
Я знаю, ей бессмертие дано,
Так пусть тогда откроется в тиши:
Ну кем я был давным-давным-давно?

В какой стране я жил? Кого любил?
Пылал от счастья, плакал от потерь?
А может быть, когда-нибудь я был
Таким же бесприютным, как теперь?

Твердят: переселение души...
Пытаюсь разглядеть издалека,
Из беспросветной нынешней глуши:
Ну кем я был в далёкие века?

Возможно, ханом или же рабом?
Пастух ли я, поющий песни гор?..
А может, странник в облике моём
Грядущий день всё ищет с давних пор?

Зрелище

Будто к берегу эту добычу прибила волна:
И лежит на лазурном песке золотая луна.

Да и сам я, похоже, родившийся на небесах,
Если лунное диво и утром сияет в глазах.

Что же это такое? Виденье, мираж ли луны?
Но я видел её, и сомнения отметены!

Головастиков звёзд я поближе хочу рассмотреть
И дыханьем своим голубые ледышки согреть, –

В целом мире бушуют бураны, и кажется мне,
Обитатели неба озябнуть могли бы вполне.

Мир светлеет... И ветер как будто немного утих,
Успокоилась лунная рыба в лучах золотых.

Всё в порядке, и будто бы солнцу хватает всего,
Но уже раскалилась вовсю сковородка его.

Дышит белой тревогой... Ах, близок обеденный час:
Брызжет масло кипящее... Капает прямо на нас...

И с добычей своей попрощавшись, уходит волна.
Бьёт хвостом, трепыхаясь в песке, золотая луна.

---

Гарай Рахим. Самообмана люлька золотая...

(переводы с татарского)

Друзьям

 

Дикий гусь, от стаи отставший,

На дороге багаж упавший –

Вот что я такое теперь.

Телефон глядит с укоризной,

Половица скрипит капризно,

И замкнулась входная дверь.

 

Как же долго я вас не видел,

Может, чем-нибудь вас обидел?

Я же с вами всегда шагал,

Строил печи, дома, плотины,

Расчищал родники от тины,

В вашу честь поднимал бокал.

 

Сколько раз подставлял я плечи,

Сколько вами бывал излечен, –

Не расскажут про то слова…

Всё, что нужно, отдам – берите,

За ошибки меня корите,

Но лишь вами – душа жива….

 

Не смотри в зеркала

 

Распустила со вздохами косы,

Перед зеркалом стоя большим.

Задавать молчаливо вопросы

Ты, родная, ему не спеши.

 

Разве может бездушная рама

Отразить твой душевный огонь?!

С чистой совестью лжёт амальгама,

Упираясь ладонью в ладонь.

 

Но секрет красоты постигая,

Поделиться с тобою я рад:

Не смотри в зеркала, дорогая,

Лучше зеркала – любящий взгляд.

 

Лишь глаза человека напротив

Не солгут – остальное обман.

У тебя – восхитительный профиль,

У тебя – соблазнительный стан!

 

Без слов

 

Слова не нужны, если скромных ромашек

Однажды протянешь букет –

Дежурное слово безделицей зряшной

Недолго удержишь в руке.

 

Слова не нужны – подари мне ромашки,

Весны золотую печать.

Букет из ромашек обоим подскажет,

О чём мы хотим умолчать.

 

Ищу чего-то

 

Ищу чего-то, стал я сам не свой,

Не понимаю:

Душа вчера смеялась над собой –

Теперь страдает.

 

И всё заметнее неровность строк,

И ночь длиннее.

Своих стихов разматывать клубок

Мне всё труднее.

 

А дни, дождями бурными звеня,

Проходят мимо.

Сбивая с толку, смотрят на меня

Глаза любимой.

 

Уединенье

 

Самообмана люлька золотая

Давным-давно баюкает меня.

Уединясь, живу и не страдаю,

Не тороплю ни ночи и ни дня.

 

Нас только трое, знающих свободу

Вдали от суеты, и в том числе

Луна и солнце – двое с небосвода,

И я один, идущий по земле.

 

Но солнце лишь полдня за господина,

Луна владычит только до утра,

А я – хозяин каждой половины,

И буду счастлив завтра, как вчера.

 

Самообмана люлька золотая…

А может быть, не разбирая дней,

Ты раскачалась, просто утешая

Своих несчастных брошенных детей?..

 

Печаль и радость

 

Печаль осенняя в окне –

Листами золотыми.

Вернутся птицы по весне –

И радость вместе с ними.

 

Когда взимает смерть оброк –

Печаль идёт с родными.

Но народятся дети в срок –

И радость вместе с ними.

 

Война – печаль. Забыть о том

Хочу, но не сумею.

Весть о победе входит в дом –

И радость вместе с нею.

 

И уступает трон луна,

Когда восходит солнце.

Поёт, звенит моя струна,

То плачет, то смеётся.

 

Рана

 

Прошедшим душу грея,

Страданьем дорожу:

Чем старше, тем мудрее

О ранах я сужу.

 

Душа болит и плачет,

Но знает всё равно,

Что, раненой, богаче

Ей чувствовать дано.

 

Смиряя крик гортанный,

Переживаю вновь,

И кажется: из раны

Течёт не кровь – любовь.

 

И остаётся то мне,

Что взять и не унять:

Тебя – простить и помнить

И целый мир – обнять.

---

Прибалтика

Я помню, поезд плыл морозной ночью…
Студенческая братия Самары,
точнее, Куйбышева, сессию окончив,
вперёд состав весёлый разгоняла.
В Москве мы день гуляли по Арбату
(и где ты ныне, фантик эскимо?),
да так, что от сапог ушла подошва –
я новые себе купила в ГУМе.

Куратор, седовласая еврейка,
везла своих девчонок поклониться
святыням Минска, Бреста и Хатыни –
остались в памяти обугленные стены,
и колокол, и каменные слёзы…

Но нас ждала Прибалтика – кусочек
другого мира, странного немного,
звучащего нелепо, но прекрасно,
как узких улочек готический мотив.
И Каунас, и Клайпеда, и Рига
сплелись в моём сознании, подобно
трём стрелкам потревоженных часов,
когда заходишь в лавку антиквара.
Казалось бы – уже ушло их время,
но шестерёнки крутятся в тебе.

Два белых лебедя, похожих на скульптуры,
царящих в тёмных водах зазеркалья
в короне белоснежных берегов.
Музей Чюрлёниса, и музыка, и волны,
симфония воздушных пузырьков,
зелёное, слоистое, чудное…

Другой музей – название я помню,
но называть не хочется, поскольку
просила мама словом не играть,
а дедушка подшучивал над ними
и рисовал, бывало, на газете
их морды, и копыта, и рога…

Летящие высокие ворота
(за петушком ли золотым на шпиле?) –
и Домский ригорический собор,
где я орган услышала впервые,
держась за восхищённые колонны…

…И узких улочек готический мотив…

Ветрами просолённая Паланга,
следящая холодными глазами
за Эгле, королевою ужей.
Так ветрено, что бронзовое платье
готово улететь из рук её…

Балтийский берег Куршского залива –
заснеженное тусклое светило
боится, видно, выпустить лучи:
не разбудить бы море ненароком.
На берегу напрасно мы искали
осколки золотого янтаря –
конечно, он давно уже разобран
неисчислимым полчищем туристов…
Зато мы увозили в пухлых сумках
чудесный прибалтийский трикотаж
и посвящённых после узнавали
по их жакетам, юбкам и платкам…

Но был ещё и старый добрый Вильнюс,
ведь только здесь могла бы я увидеть
величественный маятник Фуко,
непогрешимо двигающий в лузы
тяжёлый шар, сияющий, как солнце
над мраморным песочным циферблатом.

…Легко и точно двигаются стрелки
старинных потревоженных часов.
Казалось бы – уже ушло их время,
но шестерёнки крутятся в тебе…

---

Гарай Рахим. Возвращаясь в Казань

(переводы с татарского)

1

В Казань луноликую ветры ведут поезда,
С вокзала ступаю на камень, любовью прогретый.
Вот в утреннем облаке медленно тает звезда
И вновь зажигается – только в груди у поэта.

Дома, будто белые лебеди, мимо плывут,
Готовы взлететь в небеса белокрылые храмы,
Зелёных холмов замечаю весенний уют,
И вспомнится вдруг невзначай колыбельная мамы.

Луна засияет алтыном, и цирк вдалеке
Румяным бэлишем покажется, если всмотреться.
И красная башня красавицы Сююмбике
Отчаянно ранит меня в беззащитное сердце.

В Казань луноликую ветры ведут поезда…
Мой город, тебя мастера не напрасно ковали:
Я знаю, вбирает огромный казан навсегда
И мысли, и звёзды, и душу… Отпустит едва ли…

2

Летит над Казанью серебряный мой самолёт,
Турбины гудят, небеса по-весеннему ярки.
Казанское солнце восходит и тихо плывёт,
Внизу убегают за нами проспекты и парки.

Идём на снижение – ах, не задеть бы дома,
Над радиомачтами мчимся – и ноги поджаты.
Белеет кремлёвский шатёр на вершине холма,
А город раскинулся так, что не видно обхвата!

Из давних веков посылает привет Бишбалта –
Он белой голубкой над Козьей летит слободою,
Вдали заводскими дымами заря завита,
И в каждом прохожем я чувствую племя родное.


Парит над Казанью серебряный мой самолёт,
Как стриж легкокрылый, свои озирающий дали…
Я знаю, огромный бурлящий казан заберёт
И мысли, и сердце, и душу… Отпустит едва ли…

3

Рассветной порою встречает Казань теплоход,
Лучи золотые всю Волгу измерить успели.
Громадные краны портовые вышли вперёд,
Радушно кивая и не забывая о деле.

Вчера и сегодня – всё помнит живая река:
И сны берегов, и глухую бурлацкую песню,
Судьбу Татарстана и Булгар делила века,
И не было этой дороже судьбы и чудесней.

Упругие ветры истории дышат в лицо
И сходят по трапу на утренний мраморный берег.
Джалиль на горе умирает за всех храбрецов –
За тех, кто остался себе до последнего верен.

Рассветной порою встречала Казань теплоход,
И чайки о горе и радости небу кричали…
Я знаю, огромный бурлящий казан заберёт
И мысли, и чаек, и душу… Отпустит едва ли…

4

Иду по Казани пешком – и усталости нет,
Всё по сердцу мне, всё знакомо – и будто бы ново.
Хотелось бы взглядом мне многое запечатлеть,
Но самое важное всё-таки – трепетным словом:

Крылечки домов и бегущие ввысь этажи,
Суровую кладку гранита и ласковость сада,
Всезнающий булгарский камень – в музейной тиши,
И в уличном шуме – лепнину старинных фасадов,

И площадь Свободы в оранжевых гроздьях огней,
И белые своды родного университета,
Чьи стены, наверное, помнят ещё обо мне,
И прячутся годы мои за колоннами где-то…

Храни же как сына меня, дорогая Казань –
Нигде не найду я роднее, надёжнее крова.
Тебе отдаю в золотой беспокойный казан
И мысли, и душу, и сердце, и звёзды, и слово…

---

Лябиб Лерон. Авиценной не стану

(переводы с татарского)

Рубаи – листок за листком

Как божественны холмики этих грудей! –
Ах, не сглазить бы, нет их на свете нежней.
Дорогая моя, что бесстыднику скажешь,
Если я прикоснусь к драгоценности сей?!

Будет перепись душ, я услышал на днях –
Взял перо и бумагу, стихи учиня.
Вдруг, душа моя, ты ворвалась в эти строки
И взмолилась: ты лучше пиши про меня!

«Ты – находка», – чирикал тебе я зарёй,
Соловьём заливался вечерней порой.
Но в постели усну и твой выдох услышу:
«Чудо в перьях, откуда ты взялся такой?»

Все надежды, которые в сердце хранил,
Я сегодня, как чашу о камень, разбил.
Это ты, разрывая мне душу, промчалась
На машине, что спонсор тебе подарил.

Изменился немного годам к сорока,
И в глазах расплывается часто строка.
Но оставлю читать и на улицу выйду –
Замечаю красавицу издалека.

Мы мечтали о девушках юных в ночах,
Не чурались хмельного на шумных пирах…
А теперь в головах ни одной грешной мысли –
Только кипа анализов есть на руках.

Серьга

Подобный лишь только Халилу, джигит
Нырнёт и достанет пропажу:
В озёрной глуби полумесяц блестит –
Серьга Всевладычицы нашей!

Кошка 

(Из Фазыла Хусни Дагларджи)

Вверяя дверь щеколдам и ключам
и прикрывая шторами окошко,
одни лишь вдовы
слышат по ночам
по лестнице крадущуюся кошку.

Авиценной не стану 

Если бы я Авиценной предстал бы из книг –
в душу твою, как в пещерную тайну, проник.

Я бы тогда в уголке на ковре возлежал,
из-под ресниц бы с улыбкой за всем наблюдал.

Я бы, решимости полон, к секретам готов,
все твои мысли прочёл бы, как строки стихов.

Только, наверное, всё это глупость и вздор:
как же войти в твоё сердце, ведь я не хитёр?

Если бы даже я ключик нашёл на пути,
я бы к тебе ни за что не посмел бы войти –

если б увидел я тайны твои у дверей,
ты бы загадкою быть перестала моей.

Вот почему я в пещеру души не ходок,
вот почему Авиценной я стать бы не смог.

---

Лябиб Лерон. Если возможно...

Дни в узелках

Могут ли быть чёрные дни?
Вздох приготовь.
Чёрную кровь гонят они,
Чёрную кровь.
Чёрной рекой льются они,
Раны души.
Как пережить чёрные дни,
Ты подскажи.
Как пережить, раны души
Не теребя?
В самое сердце я поспешил
Ранить тебя.
Вижу теперь: бьются огни,
Плачет гроза.
Дни в узелках – чёрные дни –
В грустных глазах…

Если возможно... 

Брошу
белый кораблик детства,
пуговку платья милой,
всё, что со мною было –
не отвертеться –
в память!

Брошу
ворох моих ошибок,
нежность очей раскрытых –
в жаркое сердце, ибо
пусть поглотит их
пламя!

Брошу
доблести и пороки –
всё, что во мне хранится –
в дерзкие эти строки,
чтоб возродиться
с вами!

Если это возможно.
Если возможно...
Если...

Промокшая любовь 

И хлынул дождь. Он шёл стеной,
Неистовый и одержимый.
До нитки вымокнув с тобой,
Обсохнуть в дом к тебе зашли мы.

Мокра одежда, но зато
Сухими были чувства наши.
И в тесной комнатке никто
Не знал, что будет с нами дальше.

Умчался дождь, сады омыв,
И город освежил свой облик.
… Одежда высохла, а мы –
Смущаясь, отчего-то взмокли.

***

Струится сумрак голубой
И к свету льнёт.
Подушкой кубовой любовь
Застелет свод.

Склоняем головы свои,
Молясь луне,
И растворяемся в любви,
В лиловом сне.

… Струится с неба белый свет,
Вбирая ночь.
Подушка сменит прежний цвет,
Исчезнет прочь.

Заденет синим уголком
Рассвета сень.
…Проглотит, дрогнув кадыком,
Нас новый день.

---

Лябиб Лерон. Я только сам себе понятен...

(переводы с татарского)

Опустошён…

 

Так мало прожито и мало пережито –

Едва оттаявшие почки так нежны…

Ещё готовлюсь я шагнуть в пока сокрытый

Чертог весны!

 

Ещё не ведал я, любимая, не верил,

Что в мире есть такое солнышко, как ты.

И были дни мои прекрасны в полной мере

И золоты!

 

Так мало пройдено, и, может быть, подчас я

Самонадеян был, собою обольщён…

И вот теперь, как будто ветром, в одночасье –

Опустошён!

 

До слов признания – порядок не короткий,

Но не сверну с дороги, вверенный судьбе.

Сжимая зубы, нанизав слова, как чётки,

Иду к тебе!

 

Моя весна…

И в переборе чутких чёток –

Звенят ручьи, кипит сирень, играет кровь!

Ты – ясноглазое предвестье звездочёта,

Моя любовь!

 

Так мало прожито и мало пережито –

Побеги юные в груди моей нежны…

Ещё готовлюсь я шагнуть в пока сокрытый

Чертог весны!

Последняя ночь года

............................Фидании

 

Зима.

Избушка.

Лунные лучи.

Ваниль духов – ты рядышком совсем.

Из радиолы

Музыка звучит

И Джо Дассен.

 

Ты – королева

Лунных колесниц!

Гляжу в глаза, на нежности не скуп,

И «Незнакомка»

Блоковских страниц

Слетает с губ…

 

Предновогодье!

Звуки так чисты.

В твой кубок эту музыку налью!..

Через минуту

Мне на ухо ты

Шепнёшь:

«Люблю».

Потрясение

 

Разве ошибками ты заплатить готов –

Чтобы всё потерять?!

Я не найду никак целительных слов –  

Чтобы тоску унять.

 

Мир неуютен, дни без тебя – ничьи,

В окнах одна печаль.

Всё бесполезно: волком ли вой, кричи –  

Осиротела даль.

 

Нынче я не прислушался к соловью –

И разучился петь.

Господи, подскажи, как вину свою

Мне позабыть, стереть.

 

Падают звёзды, рассветы сменяют тьму –

Торят по кругу путь.

Разве ошибками надо платить Ему –

Чтобы любовь вернуть?

Искушение

 

Я только сам себе понятен

И знаю сам, каков я есть.

Во мне немало белых пятен

И чёрных дыр в душе не счесть.

Казалось, вовсе нет причины,

А я и плачу, и смеюсь:

Зачем-то с радостью мужчины

Рука об руку ходит грусть.

И безошибочный, и правый,

Внезапно дам обратный ход,

Из-за спины порой лукавый

Меня подначивать начнёт.

Как уберечься от ошибок?!

Как искушенья избежать? –

Когда туман болота зыбок,

Когда ни кочки не видать.

Вопросам этим злободневным

Счёт утомительный веду

И только в песне задушевной

Я утешение найду…

… Очнусь в ночи от шума ветра –

Мелькнёт мучительная тень.

Едва дождавшийся рассвета,

Переживу ли новый день?

---

Ленар Шаех. Сожги печаль, тревожа клавиши...

Я люблю!

Снегопад на дворе, снегопад,
Я лечу, этой снежности рад,
И с восторгом снежинки ловлю:
Я люблю, я люблю, я люблю!

Снегопад на душе, снегопад,
Как жемчужно снежинки парят!
Вместе с ними кружусь и пою:
Я люблю, я люблю, я люблю!

Снегопад – ах, какой снегопад,
Я плыву по снегам наугад
И, счастливый, из снега леплю:
Я люблю, я люблю, я люблю!

* * *

Весенний дождь всё льёт и льёт,
Целуя окна. К травам льнёт,
Гремит на крышах, дует в трубы.
А нам с тобой тепло вдвоём,
Счастливо гнёздышко мы вьём
В дупле раскидистого дуба.

* * *

Когда бы смог – похитил я
Тебя, любимая моя,
Из мира яви в мир поэта.
Тебя окутал бы стихом
И предсказал бы нам вдвоём
Вовеки длящееся лето.

* * *

Что же, милая, привиделось?
Усомнилась, что люблю?
Неужели ты обиделась,
Что стихов тебе не шлю?

Что же грусть твоя безмерная
Тихо льётся по щеке?
Говоришь мне: «Чувство верное
Удержи на поводке»?

Только вряд ли так получится –
Сколько ты ни суесловь.
Будто солнечные лучики,
Освещает нас любовь.

И дождями мимолётными
Проливают наши дни,
На семи ветрах, вольготные,
Развеваются они.

Необъятные, упругие,
Их в руке не удержать,
Но возьму тебя за руки я –
И мне радостно дышать.

Так весною полноводною
Речкой дышат небеса.
Расправляя грудь свободную,
Поднимаю паруса.

* * *

Сожги печаль, тревожа клавиши,
И пой в огне своей тоски!
Сердечко, ты слезами плавишься
И разрываешься в куски...

В больной строке, из уст оброненной,
Звучи, тоска моя, зови.
В твоих глубинах похоронена
Одна история любви.

Играй, плещи, и пусть качается
Несчастье лодочкой в груди.
Ведь жизнь на этом не кончается,
И что-то будет впереди!

Играй, когда всё подытожено,
Устанешь петь – давай, танцуй...
И боль, на музыку помножена,
Скользнёт улыбкой по лицу.

---

Ленар Шаех. Красное яблоко, белое платье...

(переводы с татарского)

Красное яблоко

Красное яблоко мне подала,
Будто бы солнце в ладонях.
Затрепетала душа, замерла
Птицею на небосклоне.

Залюбовался я милым лицом –
Яблочком спелым, румяным.
Лето к тебе поднялось на крыльцо,
Гостем стучится желанным.

Вот ты смеёшься, а я всё ловлю
Яблоко взгляда упрямо.
Красное яблочко, помнишь, в раю
Ева дарила Адаму?

Этот огонь и поныне гудит
За приотворенной дверцей.
Видишь, и я достаю из груди
Красное яблоко сердца...

* * *

Когда снежинки замедляют бег
И мы меж них так счастливы с тобою,
Мне кажется, что только белый снег
Нас укрывает ласково любовью.

Мы с ним свои, так пусть летит снежок,
За наше счастье он один в ответе.
А мир жесток и не убережёт
От пересудов, домыслов и сплетен.

* * *

Свет от лица и сиянье от прядей –
Это роса пролилась?
Как же к лицу тебе белое платье –
Может, ты в нём родилась?

Платье невесты – счастливое платье,
Символ твоей чистоты.
В благословенном отцовском объятьи
Светишься радостью ты.

Солнце, смеясь, на ланитах играет,
Гладит их нежный атлас.
Не в поднебесье все звёзды сверкают,
А в уголках твоих глаз.

Белое платье – нежнейшее платье,
Чистое, будто бы снег!
Пусть ни за что никаких серых пятен
Платье не знает вовек!

* * *

Милая,
Это тебе я «Люблю!» говорю,
Каждую клеточку боготворю...
Глаз твоих не посмел коснуться губами...

С нами
Первая ночь на двоих в тишине,
Лунное золото там, в вышине,
Самая нежная тайна, трепетный воздух.

Звёзды
Переливаются, небо светло,
Это любовь излучает тепло
Там, на небесах, и мы в её власти.

Счастье
Может казаться порой волшебством,
И на ресницах серебряным сном,
Явью, той, что волной до дна истомила...

Милая,
Это тебе я «Судьба!» говорю,
Каждую клеточку боготворю...
Глаз твоих не посмел коснуться губами...

Пламя
Тотчас накрыло смущеньем тебя,
Даже и я растерялся, любя...
Сколько дней утекло – я стал уже мужем.

Будь же
Вечно моею желанной женой,
Неубывающей полной луной,
Самою первою тайной, тайной последней.

---

Ленар Шаех. И случилось однажды так...

(переводы с татарского)

Ночь без тебя

Сжимался памяти комок –
Тепло любви твоей сберечь,
Ведь я никак забыть не мог
Ни ласку губ, ни запах плеч.

Под одеялом я ищу
Тепло твоей руки на мне,
Но молча смотрят, как грущу
Берёзы белые в окне.

И в стопке каждый мой листок
Тобой печалится во мгле.
О, если б кто-нибудь зажёг
Свечу на сгорбленном столе.

Стихами б время пролилось
На скатерть лунной белизны,
Да только муха – поздний гость –
Ломает почерк тишины.

А летний дождь срывался с крыш
И тёк по белому листку –
Скорей, любимая, услышь
Мою дождливую тоску...

Пусть солнце вычертит дугу
Всем одиночествам назло.
Под одеялом сберегу
Твоё уютное тепло.

Карие очи

Карие очи бездонны, как тёмное озеро,
Воды которого тайны сулят.
То, что однажды мы в омут задумчивый бросили,
Всё сохранит антрацитовый взгляд.

Ах, эти жесты и ах, эти взмахи ресницами –
Сколько пытался я их приручить.
Только рождённых прекрасными вольными птицами –
В тесную клетку нельзя заточить.

Взгляды встречаю твои озорные, смешливые,
Это не звёзды танцуют ли в них?
Нет ничего для меня долгожданней, счастливее
Самых счастливых улыбок твоих...

Если же взор потаённой печалью колышется,
Замкнутой в семь нерушимых оков,
Будто ребёнок, я радуюсь, если отыщется
Ключ золотой к одному из замков.

Очи твои – это неба шальная бездонность,
В море скольжение вольных ладей,
Через сияние звёзд и зари окрылённость –
Гордый полёт лебедей.

Стихи тебе

Ни одного не пропускает дня
Стихов тебе заветная тетрадка.
Пожалуйста, пойми, что для меня
Ты – самая чудесная загадка.

За взгляд очей твоих молюсь судьбе,
За слово и желание любое.
Я думаю лишь только о тебе
И не могу насытиться тобою.

А обо мне душа твоя таит
Взаимность думы долгими ночами?
Не потому ли так меня томит
Твоё красноречивое молчанье?

Поэму сердца трепетно пишу,
Оно от красоты твоей ослепло.
Я каждый раз безумно восхожу
В костёр любви, сжигающий до пепла.

Родятся вновь стихи, почувствуй их –
Моей груди распахнуто оконце:
Одна луна в нём светит для двоих,
Одно горит для нас обоих солнце.

Ты – яркий свет, звезда души моей,
Тобою я заполнен без остатка.
На всей земле и во Вселенной всей
Ты – самая прекрасная загадка.

* * *

И случилось однажды так: с самых детских дней
Поселилась в душе весна.
И с тех пор ни за что не могу разлучиться с ней,
Хоть и бурями жизнь полна.

А когда на заре я познал тёплый вкус дождей –
Поселилась в душе печаль.
И с тех пор ни за что не могу разлучиться с ней,
Хоть и песнями дышит даль.

И кивали головками синими мне вдогон
Колокольчики на лугу –
С той поры поселился в душе их лилейный звон,
Разлучиться с ним не могу.

И случилась ты – поселилась в душе мечта,
Заплетаются пряди кос.
С тех счастливых пор я с тобой неразлучен стал –
Всей душою к тебе прирос.

---

Ленар Шаех. Жёлтый цветок осторожно в ладони беру...

(переводы с татарского)

Я мир любовью согреваю!

(триптих)


1

В холодном сетуя плену
И не найдя заветной тропки,
То к солнцу руки я тяну,
То вовсе к спичечной коробке.

Но отчего же в летний зной
Так зябко сердцу, что дрожу я?
Любовь ли ходит стороной,
Тропу ли выбрал я чужую?

О мир, даруй тепло и свет,
Пролей из рога изобилья!
Ищу тепла – его всё нет.
Склоняю голову в бессилье.

2

Разбить холодное стекло –
Мой лучший день ещё не прожит!
Я миру сам дарю тепло,
Раз он дарить тепла не может!

Оно растёт в моей душе –
Берите – всё раздать готов я!
Не златом полните кошель,
А души – светом и любовью!

О, человек, в тебе исток
Того, о чём весь мир томится.
Живи, берёзовый листок,
Пылай, души моей страница!

3

Лети, берёзовый листок,
Навстречу тёплым летним зорям.
Быть может, ляжешь ты у ног,
С дождями или ветром споря.

Быть может, к солнцу приведёт
Тебя твой провожатый робкий…
А солнце, знаешь ли, живёт
Совсем не в спичечной коробке.

Ты не исчезнешь, мой листок…
Я это чувствую… Я знаю…
А чтобы ты согреться мог –
Я мир любовью согреваю!

Осень...

Осень…
День русоволосый
В поисках лета, растерян, прозрачен и тих,
Листья ссыпает в сияньи лучей золотых...
Осень.

Лето
Растаяло где-то:
Дикие гуси его унесли на крылах,
Белые ветры умчали его на конях...
Лето…

Просит
Листочек берёзы
Ветку родную его удержать на ветру.
Жёлтый цветок осторожно в ладони беру –
Осень…

Как только выжить?

(Думая о Тукае…)

О, одиночество снежного скрипа,
Нет никого, кто открыл бы мне дверь,
И никого, кто услышал бы всхлипы –
Горестный голос потерь.

Но почему я один на дороге?
Гостю не рады в жилище чужом –
Снег леденеющий режет мне ноги
Злым равнодушным ножом.

Сжался от боли, гнетущего горя,
Холод до мозга меня истерзал.
Но не замёрзнет горячее море –
Слёзы сжигают глаза.

Только бы, только дождаться ответа,
Переступить милосердный порог.
Наперекор леденящему ветру
Бьётся в груди огонёк.

Люди, откройте!.. Услышьте – один я!
Это о помощи сердце стучит!
Ноги вмерзают в огромную льдину,
Холод сознанье дробит!

Двери молчат, и срывается голос
Там, на чугунном, глухом рубеже.
В мире, холодном, как Северный полюс,
Как только выжить душе?

Постмодерн

Душа находит приют, благодаря
Кирпичным углам, панельным блокам.
Поэзия скоростей летит не зря
По асфальтированным дорогам.

Душа выветривается… Ищет страсть
В железных рельсах, бетонных сваях.
Томится муза в тысячный, верно, раз
И ждёт поэзии от трамвая.

Душа похожа на дождь... Её печаль
Струится с крыши, течёт из раны,
Вздымает и точит капля тугой асфальт
И усыпальницу древних ханов.

Мы ищем музыку слов, и наш кумир
От ипподрома до стадиона…
По белому снегу душ ступает мир –
Неисчислимы его колонны.

Душа спешит на камнях себя прочесть,
Готовая со скалы разбиться.
И камнепадом стихи – вот это жесть –
Попробуй только не вдохновиться!

---

Дойдя до точки невозврата

О, одиночество привата,
Луновеликая жена,
Я чем-то очень виновата
И вряд ли буду прощена.

Солнцеподобные рычали,
Луновеликие несли,
За бесприютными плечами
С щеки взлетали журавли…

Но я была другому рада:
Дрожанью шины под ногой,
Цветным огням Димитровграда,
Строке, гудящей и тугой,

И в раме лужи привокзальной
Автопортрету фонаря,
И сбившемуся под Казанью
Сердцебиенью октября.

Дойдя до точки невозврата,
Пространство разрешилось мной,
Той, что прекрасно виновата
Своей немыслимой виной.

---

Казань – Тольятти

(акро, сочинённое в автобусе по дороге на фестиваль поэзии)

Кремль, Казанка и старая дамба поэта...
Алый камень церквей и
Зелёные сны минарета.
Арка любящих,
Небо для всех, вековое крыльцо,
Ь – мягкий знак, половину себя заключивший в кольцо.

Т – графический стержень дороги, упирающийся в горизонт,
О – октябрьское солнце и зонт,
Л – столбов долговязые ноги.
Ь – мягкий знак придорожный, и он – разрешает обгон.
Я и
Ты.
Толкованье стихами себя. Если смог домолчаться.
Иногда – получается.

---

Посвящение в Кальпиди

О презентации книги Виталия Кальпиди в Казани 30 сентября 2015

Кальпиди велик, иным до него ещё нужно дорасти. Разнородность публики, собравшейся в Доме Аксёнова на презентации книги Кальпиди «IZBRANNOE» обнаружила себя при первой же паузе. «Почитайте нам что-нибудь приятное» – ответ последовал незамедлительно: «Вы можете пойти и сделать себе сами что-то приятное». «Прочтите патриотическое» – ветеран с первого ряда получит его. Кальпиди читает «На смерть бомжа». На последних строчках у меня плывёт в глазах:

Спи, полумразь, спи в сторону от боли,
спи прямо в рай, куда тебе нельзя,
спи против всех, заснувши против воли,
мужчиною обросшее дитя.

«Мы впервые слышим Ваше имя» – вставляет своё слово казанский мэтр, но раздаются дружные голоса протеста. Да, их не очень много – тех, кто пришёл не просто познакомиться и приятно провести время, а стать единомышленником и единочувственником большого поэта.

Челябинский издатель Марина Волкова, организовавшая этот автопробег с Кальпиди по городам России, прекрасно понимает уникальность его дара и востребованность творчества, в первую очередь, у подготовленного читателя. «Сегодня вы получите колоссальный заряд энергии, невероятный сгусток поэтической информации» – так или примерно так напутствует она зрителя. Представляя «IZBRANNOE» – увесистый фолиант в 400 страниц – Марина обращает внимание на его наполнение. В новую книгу без предисловий и фотографий автора вошли все десять изданных ранее книг в обратной последовательности: от свежей («В раю отдыхают от Бога») до самой первой («Пласты»). А палимпсест-иллюстрации (авторская находка) представляют собой многослойные в прямом смысле слова картины: поднимаешь наружный лист, подобно листку календаря, а под ним – вторая картинка. Такая иллюстративная изюминка отсылает к многослойности самой поэзии Кальпиди. Советы от Марины Волковой – для разных категорий читателей: подготовленным – в удовольствие и по силам прочесть фолиант с самого начала, а неофитам лучше всего начать с книги «Мерцание», которая снабжена авторскими ремарками-пояснениями, имеющими самостоятельную художественную ценность. Из двух видеообращений (а «крутили» ещё и витиеватого Дмитрия Кузьмина, современного критика и литературоведа) меня порадовало выступление культуролога Аркадия Бурштейна. Он признался, что познакомился с творчеством Кальпиди и самим автором в середине 80-х и был шокирован новой, брызжущей энергией, строфикой и образами. В современной поэзии нет равных Кальпиди – уверен Аркадий Бурштейн, добавляя, что гордится годами замечательной и необычной дружбы с поэтом.
Кальпиди читает стихи. Нет, он читает мои мысли. Перед встречей я ещё раз пробежала глазами с монитора одно из любимых стихотворений. И вот – оно материализовалось в голосе поэта:
…
и звёзды шумят, как небесные травы,
и вброд переходят своё молоко
кормящие матери слева – направо,
и детям за ними плывётся легко.

А потом (или перед этим? – я уже не помню) вот это, перевернувшее меня ещё полтора года назад (из книги «Ресницы», приобретённой на Днях Кальпиди в Тольятти в июне 2014-го):

На отмели времён, прижавшись к человеку,
вселенная молчит, не кратная семи,
а кратная его отчаянному бегу
вдоль смерти искони.

«Он не боится говорить о смерти!» – я слышу отклики посвящённых. Большей частью они, посвящённые, сами поэты. «Это надо было услышать»…

---

Обсерватория

Хочешь увидеть Бога, соедини
Жемчуг зрачка со створками телескопа.
Глиняным пятилучьем себя распни –
Только тогда кручина высоколоба.

Кажется, это небо не удержать –
Рушатся мне на плечи его своды.
Не приближайте свет – тяжело дышать
Сдавленным горлом жалкой моей свободы.

Только бы пережить метеорный дождь,
Кажется, это зевсы сюда проникли.
Ярость непобедима, так для чего ж
Лиру укрыли волосы Вероники?

В тёмных садах межзвёздного вещества
Стынут ночами горькие оговорки.
Собраны до последнего все слова,
Яблоки, звёзды, – пусто… Задвиньте створки.

---

Молодецкий курган

В Жигулёвских горах атаманят ветра,
А лесную тропу сторожит мошкара.

Но ведут на вершину чабрец и полынь –
И в глаза не вмещается волжская синь.

О пристанище-вольница буйным богам!
Дай примерить твой шлем, Молодецкий курган!

Эту гордую реку ты выгнул дугой,
Эти камни под Стенькиной были ногой.

Эти русские волны, послушно дружны,
По-персидски расшили накидку княжны…

Там, где Волге в подмогу впадает Уса,
Поднимают утёсы свои паруса.

Города и деревни поют вдалеке
О великой реке, о Самарской Луке.

Только Девья гора не поднимет лица –
Уронила чело на плечо Молодца.

И впечатаешь в память гряду за грядой,
И Лепёшку запьёшь родниковой водой.

И, не вытерев капель с горячей губы,
Обернёшься на зов Жигулёвской Трубы.


* Молодецкий курган, Девья гора, Лепёшка –
названия гор в Жигулях; Жигулёвская Труба –
залив и одноимённый овраг

---

Рузаль Мухаметшин. Добрый вечер.

Переводы с татарского

Добрый вечер

Темь за окошком – светлого ни следа,
Купол небес чернильным пятном отмечен...
На полумесяц робко глядит звезда –
Хрупкое
Одиночество.
Здравствуй, вечер...

Лишь заиграет ветер на проводах,
И от столба рассыплются звёзды-искры.
Как не мечтать о светлых счастливых днях,
Как не поверить, что будущее так близко...

Кажется, мы парим над землёй вдвоём,
Будто шагнули в небо с клубами дыма
За ледяной полуночный окоём,
Где навсегда останемся мы любимы.
Ты не волнуйся, будет светло: прошу
Луч полумесяца путь обозначить Млечный.
Веришь, пока я есть – я тобой дышу,
И до тех пор пребудет он –

Добрый вечер.

Ты мне поведай, если я не чужой,
Всё – от секретов звёзд
И до тайн сердечных!
Хочешь, к моей душе припади душой,
Плачь!
И ни слова больше,

И – добрый вечер!

В парке

Весенний парк. В зелёной дымке
Я плыл по краешку земли.
Вдруг двое, шествуя в обнимку,
Счастливым смехом обожгли.
И что-то вспыхнуло, как прежде,
Украв рассеянный покой,
И я закрыл глаза в надежде
Тебя почувствовать рукой.

Моя любимая, не мы ли
Вот так же тесно шли с тобой?
Так почему же только пылью
Рисует ветер облик твой?
Родная, с кем сейчас и где ты,
И вспоминаешь ли меня?
Кружит весенняя планета,
Листвою памяти звеня.

Зелёный парк, и эти двое:
– Люблю...
– Я знаю.
– Вечно знай!
Увы, не нам, не нам с тобою
Смеётся новая весна.

Лишь на мгновение

Дождь сиротливо плакал, и ты ушла,
Бросив обиду в зеркало впопыхах.
Мне показалось, будто из-за угла
Вышел навстречу мой одинокий страх.

Лишь на мгновение замерли вдруг часы,
Лишь на мгновение город недвижен стал.
Я потерял себя – но дождей косых
Тут же заполнил улицу прежний гвалт.

Вечный свидетель наших с тобой бесед,
Строчек Такташа преданный поводырь,
Дождь уносил былого печальный след,
Вот и теперь смывал он твои следы.

Лишь на мгновение сердце моё зашлось,
Колокол тишины не пошевеля.
Лишь на мгновение остановилась ось,
И завертелась со скрипом опять Земля.

Что ж, золотая осень, давай, итожь,
Значит, у одиночества шансы есть.
Ты завернулась в плащ и шагнула в дождь,
Я, как забытый зонтик, остался здесь.

Лишь на мгновение ветер твоих ресниц
Вдруг разогнал все тучи в суровом дне:
Видел я, как сияет над бездной лиц
Солнце моё – возвращайся скорей ко мне…

Не хочу тебя я потерять

Милая, на белые снега
Снизошла ты музыкой чудесной,
И очаровались облака
Этой тихой-тихой белой песней.
Опустилась на моё плечо –
И смычками дрогнули ресницы,
Белой песне бесконечно длиться
Пожелало сердце горячо.

Не хочу тебя я потерять!
Оттого восторженного взгляда
От тебя не в силах оторвать,
Не противься, милая, не надо –
Не хочу тебя я потерять!
Ты пойми, что может так случиться:
Ты уйдёшь – и в снежной веренице
Не смогу тебя я отыскать.

Как легко мелодии парят,
Их полёт сродни полёту перьев:
То ветра на флейтах говорят,
И частит за левым подреберьем.
Из ладоней кипенных снегов
Принял я тебя в свои ладони.
И о самом важном я сегодня –
О любви моей сказать готов:
Не хочу тебя я потерять,
Оттого восторженного взгляда
От тебя не в силах оторвать…


* Рузаль Мухаметшин (р. 1989) – молодой татарский поэт,
автор книги «Каралама» («Черновик») (2010); автор либретто
к татарской народной сказке «Белый волк»; лауреат
Республиканской премии имени Мусы Джалиля (2013).

---

Рузаль Мухаметшин. Перекрёсток

Переводы с татарского

***

Шёл я, забыв про роздых,
но не тропой веселья –
серой тоски-хворобы
узел на шее свит.
Выйду на перекрёсток
и на его качелях
так раскачаюсь, чтобы
ветру рыдать навзрыд.

Сердце тревоги полно,
день ото дня не легче:
вестники новой жизни
«карр!» обещают, «карр!», –
ангелы ли, вороны,
севшие мне на плечи,
в книгу судьбы впишите,
что я ещё не старр.

Только берёт на убыль
тропка в заросшем поле,
будто бы на чужую
я ступил полосу,
в кровь искусавший губы,
узел разъяв на горле,
Господу на межу я
душу свою несу.

Январь

Заиндевелое стекло.
Весь мир, похоже, занесло.
Под полы рвётся ветер прытко.

От этих злых истошных вьюг
Не чуешь ног, не чуешь рук,
И нет конца студёным пыткам…

То синь январская, то мгла,
И пешеход щеками розов, –
А я, представьте, жду тепла
От этих яростных морозов...

Несносен холод, ветер груб! –
Слетит с окоченевших губ
И отзовётся в окнах треском.

А впереди – такая даль:
Пройти заснеженный февраль
И продолжать мечтать о дерзком.

Маячит снулая фигурка,
От стужи челюсти свело,
И только кожаная куртка
Хранит душевное тепло.

Январь – погода набекрень –
Зачёркивает каждый день,
А я на оттепель надеюсь.

Так индевелое окно
Одной мечтой озарено,
Весенним поцелуем греясь.

Я ухожу

...................................Светлой памяти твоей. Прощай, Раиль!

Я появился в преддверии снежного дня,
Чающий славы, завёрнутый в звёздную тогу…
А повитуха слезами умыла меня:
«Дитятко милое, жизнь твоя будет недолгой!»
Я не перечу – на тёмное небо взойду
В свете сатурна по лестнице белой пологой.
Я ухожу – так написано мне на роду.
Вы остаётесь, альхамдулиллах… слава Богу…

Звёздная ночь…
Выключает окошки Тулба,
Вот их, как зёрнышек жизни, осталось немного.
Кто-то бессонную мысль отирает со лба,
Где-то сияют светила морозно и строго.
Только почуют ли звёзды чужую беду?
Или скорбящему сердцу облегчат дорогу?
…Я ухожу – так написано мне на роду.
Вы остаётесь, альхамдулиллах… слава Богу.


***

.........................................Ниязу


Налей-ка, друже, лёгкою рукой!
Давай испьём приятственное зелье!
Оно течёт – и жизнь течёт рекой,
Лишь поутру – тяжёлое похмелье...

Закрой окно, чтоб шум не проникал,
И в свете фар увидишь рампы отблеск.
Уже вечерний занавес упал,
И Альмандар уже поставил подпись.

Как должно жить, так должно и играть,
Чтобы услышать пламенную коду.
Твоя судьба – игрою покорять,
Моя судьба – стихи дарить народу.

Корить фортуну, право, нет нужды,
Да мы с тобою, друже, и не спорим:
Плохая пьеса – это полбеды,
Гораздо хуже быть плохим актёром.

Давай-ка, друг, поднимем по одной...
(И пусть народ о нас с тобою скажет!)
Прекрасна жизнь! Похмелье – бог с тобой! –
Перенесём – невелика поклажа…

***

«Сынок, приедешь?» –
Из родного края
Обрывки слов доносят мне ветра.
Что им ответить?
Матушка родная!
Длинны дороги, долги вечера…

Твоё однажды тронув коромысло,
Подбросит кто-то в вёдра злую весть, –
Не верь молве, гони худые мысли,
А только верь – что я на свете есть.

Осенний день всё прибавляет шагу,
Накинь на плечи старый тёплый плед.
Да кто не знает вечного бродягу? –
Твоей любовью путь его согрет.

Эй, ветер!
Возвратись к седой старухе
И поцелуем слёзы осуши!
Скажи, я жив, а всё иное – слухи,
И что вчера мне предсказали духи
Бессмертие поэтовой души.



* Рузаль Мухаметшин (р. 1989) – молодой татарский поэт,
автор книги «Каралама» («Черновик») (2010); автор либретто
к татарской народной сказке «Белый волк»; лауреат
Республиканской премии имени Мусы Джалиля (2013).

---

Горошина

Обычная горошина,
Племянница кусту,
Я кем-то в землю брошена,
И вот – себе расту.

Но чья душа мне дадена,
Судьба вздыхать о ком,
Цепляясь за оградину
Зелёным стебельком?

Какому дню назначена
Средь заросли густой,
Обожествляя ржавчину
До вязи золотой?

Живу, дай бог, не овощем
На крохотном клочке,
А всё моё сокровище
В зажатом кулачке.

Господь надкусит бережно
Стручковое ребро:
– Ну, здравствуй, королевишна,
Хранящая добро!

Храни и дальше, матица,
На много-много лет,
Пока по кругу катятся
Горошины планет.

---

По мотивам Наби Даули. Из дневника памяти.

Наби Даули (Набиулла Хасанович Давлетшин) (1910 – 1989)
известный татарский поэт, автор произведений о войне
«Между жизнью и смертью» и «Разрушенный бастион»,
а также нескольких сборников стихотворений.
С августа 1941 г. по апрель 1945 г. находился
в фашистских концлагерях на территории Белоруссии,
затем в Бухенвальд-Дора. 10 апреля 1945 года он смог
бежать из плена и дождаться прихода Красной Армии.
В ноябре 1945 г. возвратился в Казань. После возвращения
в течение 12 лет писателю не разрешали издавать
и печатать свои произведения.

(По мотивам книг, писем и биографии писателя)

Кружка воды

Успею ли поведать вам об этом,
Пока ещё часы мои идут?
Я помню скорбь обугленного лета
И лающее «русские, капут!»

Печально колосился хлеб несжатый
На белорусской выжженной земле,
И рано поседевшие солдаты
Брели по окровавленной золе.

Вели нас по деревне друг за дружкой,
Упавших отправляя на покой…
Не позабыть растоптанную кружку,
Протянутую детскою рукой.

О, страшное беспомощное время,
Оно палач, оно не исцелит,
Глаза закрою – на краю деревни
И день, и ночь – та девочка стоит.

Совесть

«Вы слышите, они нас не обманут,
Дадут табак, одежду и еду –
Великая Германия гуманна!» –
Читал один листовку, как в бреду.

Вдруг кто-то сжал его, горя от пыла,
И двинул в подбородок: «Замолчи!
Нашёлся! Мы-то думали – убило,
А ты, подлюга, к немцу на харчи?!»

Осёкся тот, глаза – две жалких плошки.
Когда ж фашист провизию прислал,
То он не тронул вражеской картошки,
Но исступлённо в землю затоптал.

А утром кто-то снял его с верёвки.
Над ним стояли долго, не дыша.
Дрожала под пилоткою листовкой
Ещё не отошедшая душа.

Фотография

Память моя, записавшая годы на свитки,
Скорбный багаж до последнего срока не тронь.
…Всё отобрали, ощупывая до нитки,
И фотографию доченьки принял огонь.

Так ли в минуты отчаянья господа просим,
Так ли стихия с тобою задышит одним –
Ветер спасительный в сторону снимок отбросил,
Старый немецкий вояка склонился над ним.

Что же ты, сердце, колотишься не по уставу,
С пленным солдатом лицом оказавшись к лицу?
Старый вояка три пальца зачем-то расставил
И протянул фотографию дочки отцу.

Что же такое, да что же такое сказал он?
Кто-то ответил: да тут и в словарь не смотри.
Ты, мол, солдат – но и я тебе равный по званью.
Дочь у тебя – у меня подрастает их три…

Побег

…Млечный Путь… Давно ли шили
серебристой нитью гуси
Твой узор и, улетая,
звонко так перекликались?!
Срок придёт – они вернутся.
Ну, а я смогу, вернусь ли?
Что-то стискивает сердце.
По щекам стекают капли.

Задержись, моё мгновенье,
ведь ещё туманны лица
В поманившем гостя доме
у картофельного поля,
Не видна пока повязка,
где на белом крест когтится,
И остались ровно сутки,
Ровно сутки до неволи.

Время наших надежд

На цементном полу нас мороз колотил и калечил,
Нас промеривал страх сорока неизбежных смертей.
От хороших вестей нам дышалось свободней и легче,
Даже в жутком тифу мы таких ожидали вестей.

Время наших надежд на победном текло циферблате,
Да и как не поверить в последний решительный бой,
Если нашей рукой из соломы плетёные лапти
Обувал и фашист той ужасно холодной зимой.

Часовщик и кузнец, и жестянщик, и плотник, и токарь
Мастерили в плену – нам сдаваться нельзя нипочём –
Мы сражались за жизнь и ковали победу над роком
Деревяшкой, жестянкой, осколком стекла, кирпичом.

Грелись песнями мы… Знали край, да не падали духом,
Ведь на той высоте и проходит полёт журавля.
А ушедшим во тьму – на века, на века будет пухом
Просолённая болью, политая кровью земля.

Вдали от Родины

О, сколько ещё не пройдено?!
Закрылась вагона дверь.
Прощай, дорогая родина,
Куда нас везут теперь?

Постригли и «обилетили»,
Оттиснули пальцы рук.
«Какое это столетие?» –
Шептал перед смертью друг.

Ни формы теперь, ни звёздочек,
Хранивших пожар войны.
Как будто до самых косточек
На рабство обречены.

Уж лучше бы в окружении
Не выйти из-под огня!
И плакало отражение,
Не узнавая меня.

Звенят топоры с лопатами,
И земли в ответ гудят.
Дорога до сорок пятого –
Сквозь каменоломен ад.

Сердце

Приклады, штыки и плети –
И всё же победа чья?
Что твёрже всего на свете?
«Сердце» – отвечу я.

И если страна не примет
Несчастных своих сынов,
То и в ледяной Сибири
Сыщется сердца кров.

Письмо любимой

Здравствуй, моя родная!
Сколько суровых лет
Нас разделило. Знаю,
Что не прочту ответ.

Знаю, меня ждала ты,
Страха неся печать,
Но иногда солдаты
Обречены молчать.

Как же отрадна воля
Мне на земле отцов! –
Месяц назад всего лишь
Видел я смерть в лицо.

Тысяча дней – не малость
В перечне страшных вех.
Сколько друзей осталось
В каменоломнях тех…

Милая, не печалься,
Не упрекну ни в чём –
Сердце не запечатать
Намертво сургучом.

Не дождалась – прощаю…
Слышишь, ликует май!
Здравствуй, моя родная!
Радость моя, прощай…

Судьба

Я в девять сиротою оказался,
Но выстоял без хлеба и без ласк.
Одним плечом на Булгар опирался,
Другое мне поддерживал Билярск.

Примерив опоясок Черемшана,
Потуже затянулся кушаком.
Судьба, уже просчитывая шансы,
Сигналила детдомовским флажком.

И я, хлебнув царицынского детства,
В печах Донбасса превращался в сталь.
Мне землю с небом – новое наследство –
Восточная отмеривала даль.

И в самой безнадёжной топке века
Я выжил, всем прогнозам вопреки,
Не для того ль, чтоб имя человека
Прожгло в конце любой моей строки?

Наша весна

Будто разом закончился дождик,
Будто в роще запело сто птиц, –
Ты меня в немудрёной одёжке
Разглядела средь множества лиц.

И подолгу глядишь, не мигая,
И всё ярче во взгляде пожар, –
Как могу я, моя дорогая,
Твой принять ослепительный дар?

Кто я здесь? Заблудившийся странник,
Как шурфы, пробивающий тьму.
Или целого мира изгнанник,
Не солгавший ни разу ему?

Милый локон, что вьётся упруго,
Не могу я тоской распрямить,
Но готов я с тобою, подруга,
Счастье будущих дней разделить.

Сколько их, замечательных, вешних
Ожидает нас в каждом году!
Для пернатых скитальцев скворечни
Мы с тобою развесим в саду!

---

Эльс Гаделев. Что твоя им судьба, что твоя им печаль и язык?

(поэтический перевод с татарского)

Затяжной дождь

За чёрными очками дремлет мир.
«Шебыр-шебыр…»
Поднявшись, кто-то зажигает свет
И ставит чай, но пробужденья нет.
«Шебыр-шебыр…» – весь мир сошёл с ума,
Бормочет тьма.

Дождь гонит с тротуаров, площадей
Домой людей.
Пути промокли, и трамвай опять
Из рельсов будет воду выжимать.
Забыто напрочь время ясных дней –
Сезон дождей.

Просвета нет, и воздух сер и сыр.
«Шебыр-шебыр…»
Такого не припомню я давно,
Когда-то это кончиться должно!
Щелчок замка – захлопнулась теперь
Напротив дверь.

Шебыр-шебыр и вдоль, и поперёк,
И между строк.
Недаром затяжным зовут его,
Но я б желал другое торжество:
Прольётся шумный пусть один, а вслед
Пусть грянет свет!

Наследие

Оно – не россыпь щебня у дорог,
А чистый жемчуг, потаённый в речке.
Оно роднится с отпечатком ног:
Твои следы – наследия предтеча.

Да мы и сами, в сущности, малы:
Одно людское племя в целом свете мы.
Не возжелайте ближнему хулы:
Мы все – крупинка божьего наследия.

Пусть не устанет мой язык хвалить
Чутьё и вкусы прадедов умолкнувших:
Могли же место выбрать, чтобы вбить
Под доброе жилище первый колышек!

Земля какая, воздух – благодать,
Любуйся родниками, небом, рощами!
Да разве можно это променять
На самые манящие сокровища!

Не обманись, браток, и не ропщи,
А приготовься следовать за нами ты.
Давай-ка поднатужься, притащи
Ты сам камней для общего фундамента.

И будем строить вместе, не спеша,
Смотри вперёд – судьба сияет дальняя.
Я от цены не скину ни гроша:
Я на Казань поставлю максимальную.

За шагом шаг прокладываем след
И умножаем прадедов наследие.
Казань стоит вторую тыщу лет,
Аллах, даруй ещё тысячелетия!

Июньский соловей

В канун июньского тепла
Стихами дышит вся природа –
И вот ко мне, забыв дела,
Явился Пушкин, как свобода.
Взбежал легонько на крыльцо
И распахнул он в доме двери,
А я не смел поднять лицо,
А я глазам своим не верил.
О золотое божество,
Кто я ему, скажите, други?
И звон бубенчика его
Был, верно, слышен всей округе.
А он сказал:
– Ну здравствуй, брат,
Веди же в красный угол дома,
Стакану пунша очень рад –
Отныне будем мы знакомы!
Я тру в волнении свой лоб –
Кажусь для этих гонок старым,
А мой забавный эфиоп
Шумит весёлым самоваром.
Вольно же дерзкому играть!
Вот, говорит, подав тетрадь,
Читай написанное смело:
Царём татарина я сделал.
«Татарин» написал и «царь»
Я про Бориса Годунова.
Быть может, я такой бунтарь,
Что и моё бунтует слово.
Да, мы бунтуем и поём –
А ты проснись, уж светел дом,
Приподыми главу с подушки,
И помни, как во сне твоём
С июньским спорил соловьём
Сегодня Пушкин.

Impressia

С грустью на чёрную иву смотрю:
Стала от чёрного ливня рябая.
Не упрекайте вы иву мою –
Ива рябая мне грудь обжигает.

Вот она, милая, смотрит на лист
Зыбкого озера – дождь полосует –
Будто художник-импрессионист
Чудное что-то по глади рисует.

И преклонила колени свои
На берегу и, в дожде утопая,
Что-то поёт – о судьбе ли, любви –
Чьи же черты на воде проступают?

Может быть, самый последний портрет
Пишет она на холсте полноводном,
Гладя ветвями дрожащий мольберт
И изгибаясь под ветром холодным.

Только меня не рисуй, говорю,
Я ведь и сам, словно ива рябая.
Не отрываясь, смотрю и смотрю:
Ива рябая мне грудь обжигает,
Чёрная ива мне грудь обжигает.

Интервью с Чингизом Айтматовым

(К фотографии, снятой на студии ТВ)

Сотнями адских солнц Люкс полыхал,
Горевших в подсвечниках.
Камеры-людоеды, ворвавшись в зал,
Схватили в тот вечер нас.

Объективом-чудищем быть проглоченным
Суждено, видимо, мне.
Мастер по превращению всего в ничего –
Телевидение.

Кажется, я до сих пор в страхе былом,
Колени мои дрожат.
Незаметно для зрителей, под столом
Ты руку мою пожал.

Заговорил, мыслям моим вторя,
Придвинув к плечу плечо,
О том, как были ухабы истории
Прадедам нипочём.

Я пронёс тепло ладони твоей
Через года, холода.
Узы Великого Братства людей
Почувствовал я тогда.

Смотрим вдвоём с экрана тех дней,
Как самые близкие;
Сзади стоит Казань, а перед ней –
Узоры киргизские.

Камень мудрости Хикмат

Разбиваются думы о чёрный колодец ночей,
Драгоценный Хикмат не предстанет пред светом очей.

А надежда, как сабля, висящая на волоске,
Лишь подскажет, что камень не тот остаётся в руке.

В летаргии – полмира, в пороках – оставшийся мир.
Только я, неразумный, печаль изливаю в эфир.

Может быть, я лишь муха, что села на купол чужой,
Но пока бьют по заду, и, значит, пока что живой.

Хорошо, что у них за заботами времени нет,
А прихлопнут – то всюду останется розовый след.

Что твоя им судьба, что твоя им печаль и язык?!
Вот бы свежего ветра – от дум я тяжёлых поник.

– Бык издох, и телега сломалась – так что же сейчас?
– Значит, будут дрова, и огонь, и варёное мясо у нас!

Драгоценный Хикмат не могу отыскать, очень жаль,
Только горестно в сердце колодезный бьётся журавль.

Белый медведь

(После прочтения в больнице книги
Роберта Ахметзянова «Древо жизни»)

Обычная тонкая книжка, казалось,
Такие я сотни листал.
Но что-то случилось, но что-то сломалось,
Расплавился в сердце металл.
И будто вспахала незримая сила
Эмоций моих целину –
И охала книга, как будто просила
Её не оставить одну.
От грохота жизни она колыхалась,
Летели дожди и снега,
И воздухом этим так славно дышалось,
И чуяла травы нога.
Ах, молодость, как же ты нас увлекала
Нашествием бурь и штормов!
Ты стоишь сегодня моих запоздалых
Восторженных тысячи слов.
И, кажется, это моё по бумаге
Гуляло перо поутру,
Но в мире никто не услышал бедняги,
Кричавшего «SOS!» на ветру.
Однако позвольте – пыхтящий, уставший,
Один богатырь мне помог,
Горячим дыханьем меня обжигавший –
Но пусть отдохнёт между строк.
Ведь мир этот хрупок, и лёд ещё тонок,
И многое нужно успеть.
Я нюхаю ветер, ведь я – тюленёнок,
Он – белый полярный медведь.


Эльс Гаделев (1936 – 2002) – татарский поэт, переводчик,
журналист, диктор республиканского радио,
обладавший голосом редкой красоты и тембра.

---

Таблички синие причудливо мешая

Где майский Бор полощет даль
За Красной Горкой,
Дают младенчеству медаль
За город Горький.

Качает ласково у Лыскова водица,
Чтоб до Макарьева дойти и воротиться.
А там зефиры куполов – тебе гостинец.
Кто воротился, назовётся Воротынец.

Идёт родимое, да вспять,
Оброк взимает,
Ершистый Су́ндовик опять
Мосты ломает.

По бездорожью, по песку до Сельской Мазы
Возили зилы и чумазые уазы.
Но был так светел уголок и ласков слишком,
Что назывался он не Яром, а Яришком.

Опять зовут к себе пожить
Валки, где волки,
И шустро Керженец бежит
До самой Волги.

Ступая в след, созвучно папиной походке,
Ищу не отдыха себе – ищу Работки.
И вот когда земля в ногах задышит чаще,
Внезапно Выползово выползет из чащи.

Я здесь, живая, во плоти,
Промолвлю тихо:
Хотя б пушинкой прилети,
Перелетиха!

Таблички синие причудливо мешая,
Со мной в лото играет девочка смешная
С далёкой улицы того, кто всех живее –
Она жила когда-то здесь и не жалеет.

---

Улица Комзина в Тольятти

В прибрежном обществе осин,
Подобен парусу на нефе,
Иван Васильевич Комзин
Увековечен в барельефе.
Он заслужил его вполне –
Масштабом, а не скорбной датой.
…Война утихла, по стране
Катился год пятидесятый.
Ещё в чернилах был закон,
Но сборы выдались недолги,
И самый мирный батальон
Пошёл на штурм раздольной Волги.
Шагал по улице Комзин,
Красавец стати двухметровой –
От восхищенья Кать и Зин
Светился окнами Портовый.

Иван Васильевич Комзин
Громаден был не только ростом.
Те девять лет и девять зим
Дались ему совсем непросто.
Великий кормчий вёл вперёд,
Не ослабляя портупеи:
«Имей в виду, что Запад ждёт
Провала нашей эпопеи».
Пусть были жёстки времена
И строги будни ради блага,
Но всё ж любили Комзина
Рабочие Кунеевлага.
Да, он умел людей беречь,
Ему служили все законы,
И генеральские погоны
Честней не видывали плеч.

В науке строить нет чудес,
Она умеет много гитик…
Гудят турбины Волжской ГЭС,
Ждёт Асуанская в Египте.
Он помнил, как был редок дождь,
Но капля каждая хранила
Всю бриллиантовую мощь
Награды Голубого Нила.
И в орденах родной страны
Стучало сердце человека,
Чьей дерзостью возведены,
Считай, полсотни строек века.
Закон суров – оправдан риск:
Не уместив матёрых пальцев,
Мятежный телефонный диск
Будил кремлёвских постояльцев.

Он потирал высокий лоб
В предвосхищении успеха,
И не случилось без него б
Тольяттинского политеха.
Труду – учение не вздор,
А суть полезное знакомство.
Он мыслил: время вить гнездо
Для инженерного потомства.
Провидец, сеятель добра,
Ведь дотянулись эти руки
До биостанции – ядра
Экологической науки.
Пред нею Ставрополь предстал,
Как сам Комзин, сенсационен…
Здесь лектор Любищев читал,
И здесь же был он захоронен…

Под шум автобусных резин,
Летящих, будто жизнь земная,
Иван Васильевич Комзин
О чём-то главном вспоминает.
О том ли времени своём,
Когда в кунеевских карьерах
Дымились сапоги на нём
Неимоверного размера?
О тех ли днях могучих дел,
Когда, показывая норов,
Он над собою не терпел
Партийных разных ревизоров?
О планах с нового листа?
Ведь между гидро-рубежами
Так и осталась чертежами
Переволокская мечта…

---

Ленар Шаех. Облетает листва, продолжается жизнь...

Думая о дуанике…*

Катился, катился клубочек,
Виток за витком убывал, –
И вот уже, вздоха короче,
Он белою ниточкой стал…

Замедлилось, кажется, время,
Притихли следы у ворот.
Лишь белого снега паренье,
Лишь белого пара полёт…

Всё рухнуло, рухнуло…Пусто…
Клубок не покатится вспять…
Лишь белое облако грустно
Пытается землю обнять.

Зачем же так скоро, так скоро
Распутался белый клубок?..
Ложатся на землю узоры,
Уходит земля из-под ног…

Слеза обожжёт и сорвётся,
Чалмой проплывут облака…
Тропинка петляет и вьётся,
Как белая нитка клубка…

*Дуаника (тат.) бабушка

***

С чужедальних
............сторон
Ветер злой
............налетел,
На берёзоньку
............он
Будто вожжи
............надел
И, вонзая
............в бока
Резвых шпор
............остриё,
Клонит
............вправо её,
Клонит
............влево её.
Против ветра
............одна,
Оставаясь
............собой,
Понимает
............она:
Не поспоришь
............с судьбой, –
То направо
............склонись,
То налево
............склонись…
Облетает
............листва,
Продолжается
............жизнь…

***

На прошлое смотрю, оборотясь, –
Что видно там, в тумане, еле-еле?..
Вот кто-то ясноглазое дитя
На руки нежно взял из колыбели.

Оборотясь, на прошлое смотрю, –
Я разглядел, как крохотный мальчонка
Качал в ресницах спящую зарю
И лунный луч держал в своей ручонке.

На прошлое смотрю, оборотясь, –
Не в этих ли дворах подростком бегал,
Тепло земли весенней обретя
И свежий хруст нетронутого снега?

Оборотясь, на прошлое смотрю, –
Вот на развилке – юноша постарше…
Я снова нежность рук благодарю,
Которые вослед платком помашут.

На прошлое смотрю, оборотясь, –
Сугробам колыбельные поются…
За пеленою, память бередя,
Осталось что-то – мне не дотянуться…

***

Моя душа бурлит и плещет, как волна,
И голова до края разных дум полна.
Я, превратившийся в ручей, теку во мгле
И объяснить себя пытаюсь на земле.

Каков я, кто я, если жребий предрешён,
Несчастен, жалок или, может быть, смешон?
Я слышу голос неизвестного в пути:
«Тебе не терпится, тогда давай лети!»

Но я ручей, и значит, выпало мне течь,
Переплавляя рокот струй в родную речь.
Одолевая камни стен, гранит дорог,
Бежит по жизни мой доверчивый поток.

Я не могу душе покоя попросить,
Хотя и близок локоток – не укусить.
Не время ветром веять, птицею летать,
Но быть ручьём – душе такая благодать.

В какую сторону, куда течёшь, ручей?.. –
Ответа нет, ответ сокрыт на дне очей.

Эти и другие стихотворения Ленара Шаеха в моём переводе

---

Рождество

(акростих)

Разглядывая звёздные пределы,
Одно желанье небу прошептать.
Желаемое сбыться бы хотело,
Дитя хотело сказку увидать.
Его сажают в саночки резные,
Серебряных полозьев вещество
Туда стремится, в звёзды расписные,
В торжествованье сущего всего –
О, Рождество…

---

Ленар Шаех. Стихи о любви

(переводы с татарского)

Что весь мир готов обнять!..

Погляди, как вечер зыбкий
Красит мир, за взмахом взмах,
Как небесная улыбка
Проплывает в облаках...

Разглядела ли, родная,
Ночи бархатную шаль,
По которой вышивает
Месяц синюю печаль?..

А в низине, ты видала,
Как, влекомая в полёт,
Лебедь крыльями вздымала
Серебро озёрных вод?..

Так тебе я рад опять,
Что весь мир готов обнять!..

Последний августовский вечер…

Я в ожиданье нашей встречи,
Покоя сердцу нет и нет.
Лучом на дереве отмечен
Очередной не наш рассвет.

Ты тоже чувствуешь сиротство,
Как водопады, льются дни.
Прошедших суток превосходство
Хоть на минутку обмани.

Считать часы ли бесконечно,
С ума сойти ли веселей,
Но с приближеньем нашей встречи
Бессонней – ночи, дни – светлей.

И нетерпенье всё огромней,
Когда у бездны на краю
Улыбку солнечную вспомню
И нежность лунную твою.

Последний августовский вечер…
Упавший лист в траве шуршит.
Я в ожиданье нашей встречи
Зажгу костёр своей души.

* * *

То недоверчивой, то строгой,
То грустной я тебя найду.
Позволь унять твою тревогу,
Твою беду.

Позволь прильнуть к тебе, родная,
И чуть коснуться лба рукой,
Твои печали прогоняя –
Дыши легко!

Позволь в тебя ворваться счастью,
Прекрасной музыкой звеня.
Не услаждай свои напасти –
Люби меня!

Твоя улыбка – вот богатство,
Печаль не стоит ни гроша.
Не нужно с бедами тягаться,
Моя душа.

Чтоб солнце радостью лучилось
В твоём окне, в моём окне,
Любовь моя, чтоб ни случилось,
Прильни ко мне!

* * *

Ах, как сияет небосклон,
Светилом опалён,
Ведь я сто раз в тебя влюблён
И тысячу влюблён!

Смотри в глаза и ворожи –
Не усмирить ручьи.
Ладони лодочкой вложи
В раскрытые мои.

Бежит любви моей поток
Всё шире, горячей.
Несёт кораблик-лепесток
Восторженный ручей.

Минуты счастья заберу,
Что ты мне отдала.
О, как трепещут на ветру
Два лёгоньких крыла.

---

Ленар Шаех. Три стихотворения

(переводы с татарского)

* * *

Когда, как из пустыни брошенной,
Жаре несносной нет конца,
Девчата, лакомясь мороженым,
Волнуют юношей сердца.

Ах, эта пылкость сердца вечная
Живой водой во мне течёт!
И холод лакомства беспечного
От страсти не убережёт.
Пломбир играет в свой рожок –
Но слушай музыку сердечную
Она одна лишь не солжёт.

Жаре несносной нет конца,
А сердце, как ручьи весенние,
Безумно скачет – где спасение?
Похож влюблённый на глупца.

Стоят с мороженым пригожие.
А сердцу хочется любить!
Не остудить его мороженым…
Мороженым – не остудить…

Февраль

........................Февраль. Достать чернил и плакать.
.........................Писать о феврале навзрыд…
...................................................Борис Пастернак


Эгей, февраль!
Разбойник, враль,
Собравший строк негусто!
То льдом покроешься, а то
Хоть тут же скидывай пальто –
И объясняйся в чувствах!

Плещи, волна!
Душа полна
Дарами бокогрея.
Ты разгоняешь в сердце кровь
Не для того ли, чтоб любовь
Пришла ко мне скорее?

Страницы зря
Календаря,
Я жажду новой встречи!
Душа оттает, как земля,
Быть может, солнце февраля –
Весенних зорь предтеча?

Смогу ли я
Постичь, понять
Таинственные вещи?
Ведь песни в душу льёт курай,
И так внезапно через край
Она порою плещет...

Эгей, февраль!
К весне причаль,
Эпоху вьюг итожа.
И я с волос своих стряхну
Со снегом вместе седину,
И стану чуть моложе.

Не плачь, февраль!
Уйми печаль,
Нас многих ждёт сиротство...
Я верю, в честь твоих стихий
Ещё напишутся стихи –
Придёт твоё господство!..

* * *

Сынок играет. Слёз не удержу.
Кого благодарить мне за наследство?
С волнением я в сыне нахожу
Свои черты мальчишеского детства.

От колыбели до текущих дней
Рисует жизнь по чёрточке картину, –
И вот улыбку бабушки моей
Прочёл сегодня я во взгляде сына.

У наших душ похожи голоса,
Я слышу их перекликанье снова, –
Тревожат сердце мамины глаза,
Которые я распознал в сыновних.

Пусть он – неоперившийся птенец,
Но мне через него мой родич ведом:
Глазами сына смотрит мой отец,
Чтоб в одночасье проявиться дедом.

Счастливых мамы с папой тешит взор
Ребёнок – драгоценное творенье.
Как нити заплетаются в узор,
Так и дитя сплетает поколенья.

Цветок души ты, ягодка моя,
Ты – свет очей, и ты – моё сердечко.
Ты – тот, в котором создано семь я,
И ты – росток большого человечка!

Эти и другие стихи Ленара Шаеха в моём переводе

---

И лёгкой поступью меж нами...

Мой поводырь, мой страж вечерний,
На всё про всё благослови!
Ты подавал мне, виночерпий, 
Равно безумства и любви.

Но кто, уступка за уступкой,
Ведёт, беспечен и нелеп,
От опрокинутого кубка
До опрокинутых судеб?

Бегут, смеются, умирают,
Чертимы стрелками, круги.
Кто в круге новом отмеряет
Мои шаги, твои шаги?

Кто наблюдает шаг за шагом
Колёс вращательный рефлекс
И то, как зверь походкой шаткой,
Кровавя след, уходит в лес?

Над Камой белые туманы,
Печаль вмерзает в берега.
И лёгкой поступью меж нами
Идут снега, идут снега…

---

Все автобусы – братья

Все автобусы – братья:
неразрывные узы дорог.
Зыбче зыбкого ради
я опять оставляю порог.
И с киванием мудрым
под сурдинку усталых рессор
с октябрём рыжекудрым
мой автобус ведёт разговор.

Вот, казалось бы, довод,
что поблизости, может быть, ждут,
только, как заколдован,
повторяется старый маршрут.
Под прикрытием неба,
и под локоть ведут дерева,
фонари будто слепы,
расстилается в ноги трава.

Мой ненастный, цветастый,
обучён волхованью ресниц,
обещает всё царство
милый нищий, и всё-таки принц.
Ибо горы и долы –
самый подлинный вид из окна,
ибо всё-таки долог
путь до счастья во все времена.

Влажной ночью зажжённый,
этот красно-зелёный восторг,
словно флаг, отражённый
в зазеркалье умытых дорог.
Бег серебряных капель
не удержишь на чёрном стекле.
Я уже умолкаю,
по знакомой ступая земле.

---

Осенняя флейта в разрезе

Смурнеет. Попрятались в ниши
вселенский потоп переждать.
А тучи всё ниже и ниже –
до неба рукою подать.

Недолго, осталось недолго:
опустится тень на плетень,
и ветер, как дворник, метёлкой
смахнёт застоявшийся день.

Дождавшись условного знака
(а первая капля – ожог!) –
фонарный двойник Пастернака
очертит заветный кружок.

Осенняя флейта в разрезе,
подобие яркого дня –
и вот молодому повесе
готова уже западня.

Сорвавшийся, шумный, ведомый,
целующий ночь напролёт,
с карминовой мальвой у дома
над чашечкой смятой всплакнёт.

---

Йошкар-Ола

Шатры йошкар-олинских площадей,
Скользящих за бортами у ладей,
Качает венценосная Кокшага.
О, здесь такая плотность красоты,
Что сделать от креста и до звезды
Нельзя без удивления ни шага.

Взойди на полукружия мостов:
Фламандии повсюду слышен зов.
И красный город – в каждом сердце мара.
Забудь о вечном, помни о тщете.
А белый лось в лазоревом щите
Несёт золоторогую тиару.

Жива царь-пушка сытостью ядра,
А Пушкин – царским росчерком пера, –
Бери всё царство, скромный описатель!
Смотри на мир с курантовых высот,
Где ослик Богородицу везёт
И, может, не одну её спасает.

И всё же кто вы, жертвенный народ? –
Чавайн устами вашими поёт,
Потомки первобытных землекопов,
Хранящие в застенчивой крови
Священный свет природы и любви,
Последние язычники Европы.

---

Квадратный снег

Индюк не видит дальше драки,
Глухой не слышит дальше слова.
Плакатным строем по бумаге
Бездарность марширует снова.

А на плацу порядок тоже:
Вооружённые лопатой
Равняют снег, который должен
Быть только белый и квадратный.

И, облечённые речами,
Но поэтически бескровно
Горланят малые печали –
Кровоточащие безмолвны.

---

На отмели времён

На отмели времён, прижавшись к человеку,
вселенная молчит, не кратная семи,
а кратная его отчаянному бегу
вдоль смерти искони.

Виталий Кальпиди

Я выплакивала тебя речному песку,
солнцу, которое через кепку мокло,
музыке, знающей не понаслышке тоску,
автобусу в равнодушные стёкла.

Выбрасывала тебя майскими жуками,
залетающими в ночное окно,
прокручивала обручевыми кругами,
кадрами кино.

Исторгала тебя уходящими килограммами,
пятнадцатью процентами живого веса –
чемодана с фотоальбомами ранними,
ужесточением пресса.

Вычёркивала тебя на простынях и листах,
и когда тебя во мне не осталось
(или только думалось так), –
оказалось,
что не стало меня…

---

Лядской сад

Где мелькают солнца спицы,

спят в скворечнике ветра, –
там в трёх соснах заблудиться
замечательно с утра.

Там Пегасы в поле зренья
и в траве полно подков,
там отыщешь у сирени
пять заветных лепестков.

Цыкнет день на птичий гомон.
На примете у тропы –
от следов забавных гномов
до державинской стопы.

Но настойчиво кручина
хлынет, давностью дыша:
где вы, девушка с кувшином
и фонтана славный шар?

Не простившись, съехал Горький,
не на дне ли затужил?
Тольки ёлочки на взгорке
вышивают ностальжи.

И когда душистый полдень
развернётся на покой,
вдруг притихнет, что-то вспомнив,
сад Лядской.

---

И тебя не услышит Бетховен...

Завещаю тебе череду прибывающих дней
На пороге апреля – ты только не сбейся со счёта.
Заверни, дорогой, мне в салфетку небес повлажней
Эту жёлтую розу, парящую так бледнощёко.

Непомерное утро, сводящее горло, свежо,
А оброненный след – моего одиночества слепок.
Отвернётся окно, заприметив, как талый снежок
На груди у земли сиротливо замрёт напоследок.

Опрокинута чаша, и с неба отчаянно льёт,
Обездолен лимон, а оставленный обезлюбовен.
Что же делать, когда пустота постучит и прильнёт,
И заплачет она, и тебя не услышит Бетховен?

---

Март

Где ветка касается робко
Горячей щеки фонаря,
Вела меня быстрая тропка
От прожитого февраля.
И были дома у обочин
В вечернем прищуре слепы,
Но даже в преддверии ночи
Я видела марта следы.
Резные балкончики зданий
И дерево в истинный рост
Взлетали уже над Казанью
Под звоны оттаявших звёзд.
И эти, и те, и другие –
Весь город вставал на крыло, –
В какие края дорогие,
Куда эту стаю несло?
Летели куда переулки
Над городом светлым моим?
Тянулся за ними, как руки,
Котельных серебряный дым.

---

Снег бегущей строкой

... Снег, пожизненный снег…
... ... Он присыпан землёй,
... ... ... словно папин последний приют
... ... ... ... в январе XXI века.
... ... ... ... ... Век – хромой.
... ... ... ... ... ... Опираясь на палочку, он
... ... ... ... ... ... ... моей мамы считает шаги
... ... ... ... ... ... ... ... по безумно уставшему снегу.
... ... ... ... ... ... ... ... ... Снег на всём.
... ... ... ... ... ... ... ... ... ... Неизбежен и неумолим:
... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... на ссутуленных крышах домов,
... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... на тетрадях скамеек в полоску.
... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... Вот и всё…
... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... Мне наверно уже не успеть
... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... за бегущею белой строкой –
... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... слишком скользко…

---

Я была любима

Я была любима.
И нечаянна.
Так в пустыне дождь врачует истово
Деревце поникнувшее, чахлое,
Что тому уже нельзя не выстоять.

Я была любима.
Так иззябнувший
Тянет руки к радостному пламени.
Отогревшись и родившись заново,
Он уйдёт в назначенное плаванье.

Я была любима.
Мати – дитятком.
На чужбину выброшенным – родина.
Вольность луга – алыми гвоздиками.
Берег детства – керженскими водами.

Я была...
Отчаянна и жертвенна.
Купина твоя неопалимая.
Я была любима так божественно,
Что любя тебя уйду любимою.

______________________________________

Стихотворение перевёл на турецкий язык

Айрат ГАЛИМЗЯНОВ

Galina Bulatova

Ben sevgili idim

Ben sevgili idim.
Beklenmedik idim.
Şiddetli yağmur vuracak
ve çöldeki cılız ağacını o kadar tedavi edecek ki,
sonuçta ağaç dayanamayacak.

Ben sevgili idim.
Üşümüş adam
ellerini neşeli aleve çekecek,
ısınıp yeniden doğunca
tayın edilmiş vapurla seyahata gidecek.

Ben sevgili idim.
Anne olarak – çocuk tarafından.
Gurbete atılmışken – vatan tarafından.
Çayır özgürlüğü – al karanfiller tarafından.
çocukluk sahili – Kerjenskiy su tarafından.

Ben …
Umutsuzdum, ben kurbanlıktım.
Senin yanıp bitmez çakal eriği ağacıydım.
Tanrısal sevgi içinde olduğum yüzünden
Seni severek sevgili olarak gideceğim.

Tercume eden: Ayrat GALİMZYANOV

---

Читаю капли на стекле

Читаю капли на стекле,
Дышу на светлые дорожки.
Автобус едет в декабре –
И тот пустой, и тот порожний.

Светает нехотя: невмочь
От сна оправиться природе.
И дольше века длится ночь,
Но всё же новый век приходит.

Из голубого забытья
Сочится в окна он и двери,
И оборачиваюсь я
На мрамор и венки империй.

А путь до горизонта бел –
Так пусто будет в мире целом,
Когда останусь не у дел
Я чёрной веточкой на белом.

А тот, кому она цвела,
Осиротелый и бездомный,
Сотрёт с холодного стекла
Письмо озябнувшей ладонью.

---

Имена

Ивану Данилову, казанскому поэту, 1941 – 2010

Да, мы любуемся дерзкими,
которые здесь и сейчас,
которые с возраста детского
тянут на силача.
Отмеченные медалями
и звёздами всех мастей,
которые зажигали мы
от искры на бересте.

Но будет что на поверку,
когда отгорит, отойдёт
прекрасными фейерверками
украшенный небосвод?
Какою горькою пылью
осядут их имена
на творческом изобилье
во всякие времена?

Хоть я не из той породы –
мне ближе упрямый труд,
я знаю, славные годы
сами меня найдут.
Между любовью и болью,
где-то на склоне лет,
звёзды крупною солью
лягут на мой хлеб.

---

Мне снилось: над степью и Волгой...

Мне снилось: над степью и Волгой
Горящий летел самолёт,
И падал горячий осколок
Туда, где купался народ.
Глаза у забывшего шалость
Сынишки тревогой полны,
И девочка с криком бежала
Ко мне от бурлящей волны.
Последние вспыхнули кадры
Пожара над степью – и мгла...
Я сон позабыла назавтра.
Беда не забыла – пришла.

Садится остывшее солнце,
Чернеющий день моросит,
И мне, может быть, остаётся
У неба прощенья просить –
За сон, что беду напророчил,
За грубо оборванный путь.
Знобит, и наброшен платочек
Концами крест-накрест на грудь.
Преследует запах полынный
И девочкин профиль в дыму.
И мальчик, похожий на сына,
Растерянно смотрит во тьму.


* 17 ноября 2013 при посадке в Казанском аэропорту Боинга-737
погибло 50 человек. Среди них было двое детей.

---

Дирижёр

Андресу Мустонену
Кристоферу Мулдсу

В шестом ряду второе место –
Счастливый вытянув билет,
Обожествляю спинку кресла,
Каких на свете больше нет.

Он вышел в чёрном. И взмывала
Смычковых стая голубей.
О дирижёр, ты сердце зала
Навылет музыкой пробей!

Толкай, раскачивай качели,
До неба головокружи
На той струне виолончели,
Которую не заглушить.

Когда рояль играет жизнью,
А скрипку обнимает альт,
В одном движенье тонкой кисти –
Такая боль, такая даль,

Такие колоколят бездны
На люциферовой трубе,
Что отрекаться бесполезно
От безрассудного в тебе.

И ты, в неудержимой страсти,
Все дни и ночи напролёт
Отдашь за чуткое запястье,
За тонкой палочки полёт.

---

По кленово-огненному следу...

По кленово-огненному следу
Путь в невозвратимое готов.
Вылилось фонтановое лето
В бронзовые чашечки цветов.

Туфли отошли, не в моде платья…
Задрожат напрасные уста –
Ровно разжимаются объятья,
Будто отпускает высота.

И не пошатнётся мирозданье,
И ничто свой не нарушит ход.
Башенку над пасмурной Казанью
Покидает птица-вертолёт.

---

Бабье лето

Шмеля запрягай, пока у погоды льгота,
Махнём к сентябрю в лесок.
Для нашей телеги пятое время года –
Не пятое колесо.

Пропишет тебе движение мегаполис
С компьютера на диван.
Здесь доктор иной: ничто не сравнится с пользой
Целебных осенних ванн!

Ещё не утихли звуки лесных оваций,
Рябиновый пир – горой.
И хочется плакать раньше, чем любоваться
Последних цветов игрой.

И музыкой дышит даль, рассыпая флейты,
Опятами дышит близь.
О пятое время года, о бабье лето,
Ещё на чуток продлись!

---

В парке «Чёрное озеро»

В чёрном провале окна обнаружен фонарь,
Значит, пора мне со сцены домой возвращаться,
На перекрёстке вдогонку смеются паяцы,
Их не услышит мой маленький скорбный звонарь.

Дёргает вервии – нету покоя в пути.
Так, содрогаясь всем телом от звонов тревожных,
В белую арку войти и, себя подытожа,
Замкнутый круг расставанья опять обойти.

Чёрному озеру веря, луна проплыла.
Сколько счастливых ещё отражений осталось?
Мне бы дожить до зимы, это самая малость –
Белым-пребелым закроют его зеркала.

О неурочные выдохи в мёртвой ночи!
Плески на озере, что вы сегодня солжёте?
На деревянную лавочку падает жёлудь…
Звякают в сумочке белой от дома ключи...

Милые руки – не надо другого кольца –
Только бы в вашем одном навсегда оказаться,
Звёздную книгу читать от письмён на форзаце
И до конца, до конца...

---

Акупунктура дождя

Хмурить лоб, уподобляться шарпею,
Не к лицу, душа моя, не по чину.
Если женщины и вправду глупее,
Не постигнуть эту глупость мужчинам.

Между тучами прогал синий-синий,
Лечит дождь акупунктурою бабье,
Или что-то там сжимают так сильно,
Что твоё зеленоглазое каплет.

Скоро-скоро бросят в садик осенний
Все листы календаря и все даты...
Вот и первый полетел – у сирени,
Не желтеющий, чуть-чуть виноватый.

 

---

Омограммы

Даме в погонах

Розыск – уставам,
Розы с куста – вам!

Сердце

Тобой томимо,
То – бой, то – мимо.

Прощание

Утра память
У трапа мять.

О мышах

Закон сер вами: мыши ковали.
За консервами мы шиковали.

Тоска

Тоска – нерв ременной, –
То сканер временной.

Мечта

Мечта Верна:
Меч, таверна.

Подарок

Шёл к Наталии,
Шёлк на талии.
Кори, Андрей,
Кориандр – ей.

Устрица

Девиз устрицы:
Дев – из уст Рицы!

Жена

От винта испод! Обнажена!
От вин – Таис подобна жена.

Читая…

Чита. Я жива: годы-шали.
Читая «Живаго», дышали.

---

Дышу Казанью

Дышу Казанью, дышу по-русски,
дивлюсь одеждам и языкам,
одолевая подъёмы-спуски,
иду – заветный ищу сезам.

Иду доверчиво мимо кассы –
коплю удачу по мере сил.
Перебежала Булак на красный,
а полицейский меня простил.

Дорожек каменная мозаика,
ворот и крыш вековая скань, –
моя таинственная хозяйка,
моя возвышенная Казань.

Коснусь чугунного парапета
на Лобачевского – вот и дом:
здесь бьётся сердце того поэта,
который в сердце живёт моём.

Закатной охрой крыльцо облито…
Уж не от этого ли столба
берут начало твоя планида,
счастливый крест и моя судьба?

---

Казань майская

День – конверт, что ни облик, то марка:
Вековая на выходе арка –
Чуть надорван её уголок.

В красных, розовых, жёлтых тюрбанах
Вдоль дороги гуляют тюльпаны,
И тюльпаном цветут купола.

У асфальта – душа нараспашку,
А жилетов оранжевых рать
Не устанет лопатой махать.

На горе, за кирпичной стеною,
Жмурит звёздоблюстилище глаз:
Не вместить столько солнца за раз.

Рокот, музыка, плеск, свиристенье,
Громыхание, мимика, пенье, –
Май на многих звучит языках.

Звуки слышатся дольше и дальше.
От апреля едва отдышавшись,
Надышаться не можем на май.

---

Февраль

Ты, не вышедший статью,
Затесался, малыш,
Между рослыми братьями
И метелями мстишь.
Вы хотите веселья?
Вам покой не с руки?
Нате вам карусели,
Заводные волчки,
Мотыльков под облаты,
Белых шершней в лицо!
Выходите, лопаты,
Под сугроб на крыльцо!

А устанет проказник –
Прибежит на постой,
И в безоблачный праздник
Поиграет звездой.
За мерцанием синим
Ворожится ему
Колыбельная сыну
В материнском дому.
Одиноко и стыло
К небу тянется дым…
«Дай, мне, господи, силы
Быть извечно вторым».

---

Имя розы

О сердце, ты так беззащитно
пред кровною памятью зла…
Но с детской душою мужчину
однажды своим назвала.

В устах распускается слово –
дар божий, весенний, живой,
так ждущий ответного зова
от музыки – музы его.

И так неизбывна угроза
остаться без песни вдвоём,
покуда лиловая роза
цветёт на предплечье моём.

---

Сохранить как черновик

Черновики, черновики
я отпускаю из руки…
Летите, милые, в тот круг,
туда летите,
где абрис тонок и упруг
у Нефертити.

Я – невеличка, мир – большой,
в нём сильный слабому чужой.
В нём обходительны друзья –
они обходят,
и снисходительны князья
к чужой свободе.

И я двухсотую печаль
таю у левого плеча,
но в женской нежности метельной,
тонкорукой
я всё же многого сильнее
в этом круге.

Там ты со мной на выдох-вдох,
а боль всегда звучит как Бог…

---

Слово, соловушко, соловей

Слово, соловушко, соловей,
тёплое гнёздышко в сердце свей,
звонкое серебро оброни,
чёрного ворона прогони.

Чёрная птица речёным днём,
страшно крича, залетела в дом.
И, превращая уют в бедлам,
эхо металось по всем углам.

Слово, соловушко, истый свет,
русой весны молодой поэт,
выменяй ноченьку до утра
на серебро своего пера,

на колокольчики чутких нот,
где покаянье берёт отсчёт…
Слово, соловушко, малый птах,
что же ты медлишь в моих устах?

---

Полдень. У полдневной реки

У полдневной реки

У полдневной реки,
На твоём побережье,
Вдохновляться зелёными рыбами глаз,
И волны кружевами расшитый атлас
Выпускать из руки,
Сотворяя мережку...

И семь звёзд из ковша
Проливать без остатка,
Выжидать от ростка до цветения роз
(Философия розы – занятный вопрос) –
А тобою дышать
Удивительно сладко.

Если всё это Бог
Потеряет из вида,
Или взвешивать станет, над бездной держа, –
Ничего не останется – только дышать:
Вдохновение – вдох,
А поэзия – выдох.

---

Блаженная

Блаженная, в нелепой одежонке,
Маршруту воздавая по трудам,
Не девочка, но и не старушонка,
По магазинным шествует рядам.

Так сторож бережёт свои границы,
Глаза ко всем внимания полны.
Где подадут монетку, где тряпицу,
Где всучат неликвид за полцены.

И прошлое вдруг высветится ближе,
И бедность замаячит за углом.
Блаженная, тебя я не унижу
Ненужной вещью, пыльным барахлом.

А большего подать я не готова,
И где-то виноватится в груди.
Кивну вперёд, ответствую два слова.
Иди, моя печальница, иди.

(2012)

---

Есенинское

Со скрипом ломались перья,
Не в силах строке помочь.
Бунтующе хлопнул дверью
Ушедший в сырую ночь.

И свет золоточервонный
Ссыпала с него листва,
И тень человека в чёрном
Манила его из рва.

Босая, в излёте танца –
За суженым по струне.
Но хватит ли слёз остаться
В безумной его стране?

И пить на краю траншеи
С дождями на брудершафт?
Всё туже сжимает шею
Предательский алый шарф.

Легонько заря коснётся
Невольного палача, –
Любимое насмерть солнце
Зайдёт с твоего плеча.

---

Сверчок

Судьба, раздающая горюшко,
И памятлива, и зорка.
Сужаются стены до горлышка
Спасительного пузырька.

И восемь таблеток снотворного
Колёсами поезда мчат
От адского скрипа зубовного
В тот рай, где чудесно молчат.

Осыпятся звёзды с ресниц её,
Разгладится лба горизонт,
И снова владеет столицею
Единственно верный сезон.

А крест или счастье несущему,
Ему, на развилке дорог
Зачем-то о бренности сущего
Свербит светофорный сверчок.

---

Храм всех религий

...........................................................Ильдару Ханову

…В пригороде Казани, Старом Аракчино,
То, что перед глазами, чудом наречено:
Десять обычных соток выстраданной земли
Не куражом высоток – храмами проросли!

Где безмятежный Будда правит цветок–ковчег,
Льёт византийский купол золото на мечеть.
Из тесноты ущелий к дали, что так светла,
Вместе идут священник, лама, раввин, мулла...

«Кто проявил участье?» – «Много их, целый свет»
«А помогают власти?» – «Да не мешают, нет»
«А не поймут, разрушат?» – Дрогнет легонько бровь:
«Выше тогда и лучше люди построят вновь».

Фото

---

Раифа

Условным тяготясь, без времени бродить
Вкруг храмов, их снаружи постигая,
С открытой головой, без шарфа на груди,
Там радость не смиренная – другая.
Там кроме, что в тебе, других запретов нет –
В душе вместить или заснять на фото –
Не камень из голгоф, а камушек извне,
Не преподобных, а других, за входом.

И там, на берегу, лягушка и бобёр,
И с ними кот откроются пришельцам,
Доверчиво молча; а кто вперёд забрёл,
Раифского ногой касаясь шельфа,
И лодку отцепив от мощного ствола,
Людскую суету на берег бросил, –
Как скульптор, высекал прозрачные слова
Размеренным размахиваньем вёсел…

И отражала гладь монашее лицо,
Рождались купола из красной пены.
Рубите же, слова, о дне Святых Отцов,
В Синае и Раифе избиенных,
О варварстве людей и совести времён,
О колоколе, храмовой святыне:
Со звонницы упав, он, вживе погребён,
В пятьсот пудов стенает и поныне.

И будь Софийский храм, будь Троицкий собор,
Грузинской Божьей Матери будь церковь,
Будь стены и врата, будь самый дальний двор, –
Во всяком камне оживает сердце.
Услышав звон ли, стон, как странно заболеть
Обителью Святого Филарета.
…А озеру блестеть, и церковкам белеть
На взлёте вёсел в середине лета.

---

Папе

С дрожью входило, стирая черты
Время у тела в больничной постели.
До голубого безмолвья светлели
Папины синие прежде глаза.

Кто-то чужой на разрыве дышал,
Хищно змеились лиловые трубки.
В окна листом (или сизой голубкой?)
Папина билась душа: «отпусти…»

И, неизбежному дверь отворя,
Утру молилась Святая Татьяна.
Падал вчерашний листок покаянно
На ослепительно-траурный снег.

---

Шмель

Мы вышли в путь. Маячил целью
базар казанский вдалеке.
В дверях – червонец на похмелье
искал сосед в моей руке.

---

Зеленежность

И тихо под парусом месяца

    выплывет ночь,

        и выхватит профиль поэта

          с летящею бровью.

            Казалось, окончен роман,

              а я жду послесловья,

               дойдя до финала,

                ладонью коснись изголовья

                и новых листов

                изумрудный пожар напророчь,

                где мы, задыхаясь в объятьях

               зелёных дымов,

              в свободный полёт отпуская

            все окна апреля,
          заметим, что проще согреться,

        прощая и грея,

    а наша с тобой зеленежность

сильней холодов...

---

Детские часики

Детские часики в блеске витрины
Взгляд ремешками притягивали:
Бабочки, пчёлки, лошадки, дельфины
Плыли, летели, вышагивали.
И не догнать вездесущих белок
На колесе у секундных стрелок.

Не ремешками ли горло сдавило –
Доча, сыночек, когда это было?
Нет, не откроется в детство сезам.
Нежности горькой избегнуть не в силах,
Время течёт по глазам.

---

В чайном доме отведав чая...

В чайном доме отведав чая,
Погрузиться в суть пальтеца.
Растревожит Казань ночная
Золотым ободком «Кольца»:
Всё пройдёт. А одно бессрочно.
Прошивают двойною строчкой
Каблуки за верстой версту.
Люди ходят по белу свету,
Ищут памятники с секретом,
Ловят улицы на мосту.
И с частицей себя прощаясь,
Разбивают часы на счастье...

---

Сиреневый снег

Восемь вечера, праздник окончен

По часам на штурвал-колесе –

Под казанской нахлынувшей ночью
К берегам отправляются все.

И плыву я усталой креветкой
В океане сверкающих мекк.
На мосту с голубою подсветкой –
Настоящий сиреневый снег!

 

Вспоминаю, на таинство глядя,

Не туманы в волшебных лесах,
А сирени в родном палисаде
И фиалки у дочки в глазах.

 

А у сына глаза с бирюзинкой

Озорной черноморской волны, –

Мне одну за одною картинки

Освещает фонарик луны.

 

Там и там собираю по горстке
Огоньки в драгоценный узор,
И на каждом моём перекрёстке –
Бирюзовый маяк-светофор.

---

Декабрьский блюз

Придекaбрился город
В огневое манто.
Брошен холода ворох –
Я вдыхаю ментол.

Новогодняя ёлка –
Золотые шары –
Высоко-одинока
Под фатой мишуры.

Индевелые пальцы
Греет лампочек шарф.
Лица улиц в румянце
Фейерверков и фар.

В белоснежных ливреях
Разъезжаются сны.
Объянварится время
В циферблате луны.

---

Небушко

Встречай скиталицу, вокзал,

Под шёпот неба неустанный!

Тысячелетняя Казань,
Ты помнишь дух прабабки Анны?

На старой карточке – она
И прадед Голышев Василий.
Ах, жаль – другие имена
В том прошлом улицы носили.

Я Рыбнорядскую ищу,
Где чинно шли под ручку двое,
О старом времени грущу
С Адмиралтейской слободою.

А неизменный небосвод
Всё приближает перспективы –
И фото «Хлъбниковъ» живёт
И сохраняет негативы.

 

Смогу ли я пройти пути –

Мучительные, родовые,
Где дробью перелётных птиц
Пронзает небушко навылет?..

---

Белые, красные, золотые…

Белые, красные, золотые…
Рыбок плывёт косяк.
Истина прячется за латынью,
Глазом опять кося.

Холодно, друг, не зима едва ли,
Что там сейчас в Москве?
Виснет на проводе, как удавлен,
Лампочки тусклый свет.

Пьяный октябрь снял эполеты,
Благостен и сметлив.
Сможет ли солнце свою планету
Вытащить из петли?

Вечного лета собрать обрывки,
Тёплышком озарив?
Пусть не погибнут цветные рыбки,
Брошенные за риф.

Сон, точно грифель, тонкий и ломкий,
Ластик стирает утр.
А в глубине голубой клеёнки
Рыбки себе плывут.

---

Fantasia чистой воды. Чары жемчужных лун

Эда Учарова с днём рождения!

Fantasia чистой воды

                     кружение столиц, струение садов,
                     лиловый свиток волн, когтящий свет...
                                               ...
                     но та последняя святая ночь
                     не позабудет рыбу в смертных ранах
                     рубиновых крючков...
                                                 Хосе Лесама Лима

Скользящей рыбою, зеленоглазым грезя,
Хочу почувствовать незримое в разрезе.
Где всякий слой играет цветом в зыбком лоне,
Живописует Дебюсси, звучит Чюрлёнис.

Зеленоглазое идёт неумолимо,
Волной накроет он – Хосе Лесама Лима.
Летят и кружатся в серебряном потоке
В прожилках листьев зашифрованные строки.

На их рубиновый крючок попалась рыба,
Звенят чешуйки в колокольчиках порыва.
Зачтя фантазии под тысячу попыток,
Прочесть сумею ли волны лиловый свиток?

Чары жемчужных лун

Эллипс луны по кромке скользит песка,
Долго ища в прибрежной волне альков.
Утицу кличет селезень, расплескав
Аквамарин струящих рассвет шелков.
Робок поток лучистый, но так упруг.
Дышит река, вздымая нагую грудь.

Утицу кличет селезень молодой,
Чары жемчужных лун вбирает роса,
А в полусне колышутся над водой
Ранних кувшинок тонкие голоса.
Отозвалась крохалечка на призыв –
Веером с крыльев капельки бирюзы.

---

Галка

Здесь, за метровой кирпичной стеною
Бывшего дома дворян,
Многое кресло хранит раскидное,
Сетуя снятым дверям.

Шкаф неприкаянный обликом странен,
Стулья иссохли (по ком?).
Кто из них временем более ранен,
Спорят полы с потолком.

Милое – близко, отрадно – простое:
Здесь – средоточье тебя.
Силы хватило сорваться с гнездовья,
Ждать бы хватило чутья.

С башенки каменной на нелегалку
Искоса смотрит аллах:
Что тебе нужно, залётная галка,
Чудо на птичьих правах?

---

Пожалуй, он и был стиляга

Пожалуй, он и был стиляга,
Что в моде лезет на рожон,
И автор свежих взглядов, – благо
В пятидесятые рождён:

В тот год скончался вождь народов,
И бушевала Воркута,
И первой бомбой водородной
Жила советская мечта.

Вслед за Томмазо Кампанелла
Он в Город Солнца смело шёл,
И верил, что любое дело
Ему даётся хорошо.

Его портреты в жанре шаржа
Тогда никто не оценил.
Он мог быть символом of Russia –
Когда бы жил он в наши дни.

В зелёном галстуке поэта
И в шляпе ярко-голубой,
До сей поры по белу свету
Незнайка шествует с тобой.

---

Мелькнула фигурка в зелёном...

Мелькнула фигурка в зелёном, махнула рукой,
И ясный октябрь украл материнский покой.
Прощалась – с улыбкой, а после пришло, ослепя.
Уехала... Разве уедешь от них, от себя?

А пики летящих решёток кололи под вздох.
О, неотвратимость автобусов и поездов,
Где мы, раздираемы криком рубежной версты,
Всех встречных погостов – в себя собираем кресты.

Сбегали берёзы с пригорка – автобусу вслед
И сыпали золото мне на обратный билет,
И скорость убавить просили значки у дорог,
И сердце сигналило громко, что боль – не порок.

«Наверное, – выдохнул, – дом теперь будет пустой...»
Мелькнула фигурка в зелёном – о, время, постой!
Рябиновой кровью осеннее пишут эссе,
Но серым бинтом промакнёт твою рану шоссе.

---

День осеннего равноденствия. Сентябрины.

День, предписан Земли скрижалями,
Под салют листвы препожаловал.

На Весы он для равновесия
Гирьку пробует полумесяца.

Аплодируют листья тополя:
Ходят звёзды по небу толпами.

Трём ярчайшим, что над берёзками,
Светофоры под козырёк берут:

Как полковника, рады чествовать
День осеннего равноденствия!

...И обрёл половинку день в ночи,
А моя – заплутала в вечности...

***

От георгинов сентябринам –
Последний праздничный салют.
Взбивая синие перины,
Нам вечера смиренье шлют.

А ночь смыкает очи крепко –
И не разбудишь до зари.
Надев оранжевые кепки,
Гулять выходят фонари.

Листок торопится кленовый
До клумбы вымерять длину,
И чётче ночью профиль слова,
Глядящий в зеркальце-луну.

---

Шекспиру

Слова ли всего предтеча?
Да слышится голос твой!
Глотает секунда встречных,
А Гамлет – живой, живой!

Что тени – ни тени шутки,
Что солнце – узор слизав,
Слепит у окна маршрутки,
А Гамлет стоит в глазах!

«Я знаю, мой друг Гораций:
Возмездия ждёт отец...»
И хлынула с декораций
Волна по камням сердец.

Как горестно быть мишенью
По жизни братоубийц.
Угодно ли миру мщенье?
To be или not to be?

Ты так и не дал ответа,
А может его и нет?
Сменяется век за веком,
А Гамлету тридцать лет.

---

Синяя птица

Если мысли, творящие страсти, всесильны,
Если перьями птицы диковинной синей
Украшается образ твой снова и снова,

Почему же душа в сиюдневность стремится,
Почему изловить ты пытаешься птицу,
Эту синюю птицу семейства дроздовых?

Оттого ли так сильно её притяженье,
Что на солнце блестит по краям оперенье
И индигово манит, как всякое пламя?

Оттого ль, чтоб пером синекрылого счастья
Написать на щеке, на губах, на запястье
И потом же прочесть эту фразу губами?

---

Мур-мемуары Марфы

– Ма-а-ама! Мя-а-а-у! Ну, сколько же можно ждать! С четырёх утра прочищаю свои лёгкие! Газетка в туалете чистая, сухая, не волнуйтесь. Я избавила вас от смены газеток, облюбовав себе прекрасное местечко под ванной – вы про него не знаете. Или знаете? Да что там смотреть – всё равно никто не увидит. Мя-а-а-у! Показываю лапами: идти нужно на кухню! Положим, от котлетки не откажусь, но это потом, а сейчас – чтоб погладили и взяли на ручки! Да! Вот так! Мр-р-р-р-р… Кошачий Бог!

…Где этот Доминирующий Самец? Опять будет хватать своими ручищами и загибать мне уши? И не смей вырываться – бесполезно, только шерсть понапрасну помнёшь. Акробатические этюды мне, конечно, не чужды, но зачем меня подвешивать на турник? Час от часу не легче. А самому на передних лапах слабо передвигаться? Ладно, лежу, где положили – доволен? Опаньки – я лечу!!! Из комнаты в коридор, правда, но главное – лечу! Спасибо за приданное ускорение – хорошо, что не ногой.

Превосходная обивка дивана! Всякий раз убеждаюсь в этом, пробуя её когтями на прочность. И всякий раз приходится улепётывать от возмущённо надвигающихся фигур. Помилуйте, но где мне точить когти? Вместе со мной недоумевают обои в коридоре (ишь, как разинули рты) и кухонная дверь, обклеенная под дерево, что и ввело меня в заблуждение. Зато в большой комнате дверь изумительно деревянная, что я красноречиво засвидетельствовала всеми четырьмя когтистыми лапами.

Диван – ковёр – вершина шкафа! Ух! Во мне пропадает чемпионка по паркуру – вижу это по вашим восхищённым мор…лицам! В качестве медали охотно приму кружочек колбасы, которую только что запрятали в белый урчащий высокий ящик. М-да, мяу-чты, мяу-чты, где ваша сладость, – так, кажется, говорил великий кошачий поэт Мышкин. Ладно, буду выше всего этого. Кроме люстры, конечно.

И сразу по усам! Я не виновата, что она так вкусно пахла! К тому же в вашей тарелке остался второй кусок курицы. Констатирую: неплохо зажаренная дичь. Ну, дайте же, дайте мне доесть, в конце концов, всё равно после меня не будете. Это я никогда не брезгую. Что значит, «наглая Марфенция»? Попрошу не коверкать моё имя! Уж какой раз приходится самой заботиться о хлебе насущном, хотя бы он и являлся курицей. А сейчас я умываю руки. То есть лапы.

Стучите, стучите себе по чёрным клавишам, вы мне не помешаете. Я вот тут, на коленях ваших, прикорну. Предварительно показав, как одной задней левой могу делать то же самое. И это вы называете мышкой? Ха-ха-ха! Возьмите лучше мою, пусть плюшевую, но всё же больше похожую на настоящую. Ну, как хотите. Сворачиваюсь, мурчу – чтобы перекрыть мурчание вашей техники. Впрочем, милая техника – не то, что этот воющий монстр, еженедельно бороздящий полы! Я помню, как вы решили меня однажды пропылесосить… Ну, да кто прошлое помянет, тому хвост вон.

…Как назвать, спрашиваете? Я бы назвала «Мур-мемуары»…

---

Дворцы городов

Дворцы городов, чья фантазия вас изваяла?
Приюты титанов времён солнцеликого Феба,
Где эхо шагов раздаётся под сводами зала,
А своды короной небрежно касаются неба.

Вы созданы для церемоний и пышных нарядов,
Что держит за складки накидок торжественный мрамор.
Здесь верные слуги-вазоны, неся балюстрады,
Рассеют секреты свои по периметру храма.

Как вырваться духу из плотных объятий эфира,
С проспектов бесчисленных лестниц, фойе, коридоров?
Пусть жезлы дворцов означают господство над миром,
Но хрупок цветок мирозданья в горсти у просторов.

Ищу человека. Ищу в человеке простое.
Несметным богатствам простого не нужно охраны.
Я здание Розы для всех и для каждого строю,
И небо бескрайнее высится куполом храма.

---

И первое «можно»

Сыну было три года, когда он понял суровую правду жизни с ограниченным порой выбором:

***
– Мам, куда папа пошёл?
– В магазин, сынок.
– За пивом?
– Нет.
– За вином?

***
Рассуждаю вслух, какую кашу варить: все крупы кончились, кроме пшёнки.

– Ну, что, сынок, пойдём кашу варить.
– Какую?
– Пшённую. Другого выхода нет.
– Мам, а третий выход есть?

Ещё несколько памятных изречений из 3-летнего возраста:

***
Увидел мальчиков-близнецов:

– Это два Жени пошли.

***
– Сынок, ты взрослый?
– Я только маленько взрослый.

***
– Мам, дай ещё конфету!
– Сын, попа слипнется.
Сын (радостно):
– И я буду как снеговик!

***
– Мам, дай «сив»...
– Какой «сив»?
– Ну, «сив»!
– Не понимаю, сынок.
Видя всю тщетность объяснения на русском, сын пускает в ход
свои лингвистические познания:
– Мам, ну cheese.
Только тогда мама понимает, что не выговаривающим букву «р»
о сыре проще сказать на английском.

***
Мама рассказывает сыну сказку, где хитрая лиса говорит:
– У медведя имечко хорошее, у лисы имечко хорошее, у волка
имечко хорошее, у зайца имя худое!

В другой раз эту сказку рассказывает сам ребёнок:
– У медведя имечко хорошее, у лисы имечко хорошее,
у зайца имя дырявое!

***
– Сынок, что больше: четыре или пять?
– Шесть!

***
От 4-х до 5-ти:

Объясняет:

– Тёлка – это большая ёлка.

***
Играем в словесную игру. Называю предметы и прошу сына
назвать их одним общим словом.
– Берёза, тополь, ёлка.
– Это деревья, – откликается сын.
– Лиса, волк, медведь.
– Это звери.
– Мухи, тараканы, комары.
– Их всех убивать надо!

***
Дедушка Ваня задал внуку задачку:

– Два глаза, два уха и один нос – сколько всего будет?

Тот долго и сосредоточенно считает. Все уже занялись другими
разговорами, и вдруг сияющий внук произносит:
– Пять!

***
Мама прогоняет детей с кухни, где печёт оладьи:

– Дети, идите в свою комнату, что вы всё время вокруг меня?

Сын:

– Это ты всё время вокруг нас!

***
– Сынок, какие грибы ядовитые?
– Мухоморы, поганки, сложные лисички...

***
Сыну - 5 лет:

– Сын, сядь как люди сидят!
– Люди по разному сидят.

***
– Мам, давай начнём новую жизнь.
– ???
– Роди нам ещё одного братика...

***
– Мам, как называются эти белые цветочки?
– Это яблоневый цвет. Так цветёт яблоня.
– Что, из них потом яблоки выводятся?


***
С дочерью я успела записать «перлы», начиная с двух лет:

Утром раньше всех вставшая Алиса заботливо опекает сонного брата,
старше её на год, поправляет ему одеяло. Тот хнычет:
– Хочу печенья...
– Нет печенья, сынок, – вразумляет его Алиса.

***
Двухлетняя дочка слышит по магнитофону песню в исполнении
Наташи Королёвой:

Первый поцелуй, первая гроза,
Первое «хочу», первое «нельзя».

– И первое «можно», – допевает Алиса, восстанавливая справедливость.

***
Дочь надевает на голову синий таз и заявляет:
– Я – милиция!

***
Алиса от 3-х до 4-х:

Долго рассматривает на картинке «пятачок» свиньи. Наконец произносит:
– Какой у неё нос дырявый...

***
– Алиса, ты ещё маленькая девочка, и в твоей головке один маленький
мозг, – провокационно говорит мама.
– У меня не один (обиженно).
– А сколько же?
– Много, как у вас...

***
Мама учит читать Алису слово «сок»:
– Смотри, «С» и «О» читается «СО». А на конце «К». Что получилось?
– Каша!

***
Играем в игру. Называю взрослого зверя, а дочь – его детёнышей:
– Кот.
– Котёнок!
– Заяц.
– Зайчонок!
– Медведь.
–...Медвежий зайчонок!

***
У Алисы в руках игральные карты:
– Это Дама, это Валет, это Король, а это – Трус!!!

***
Алиса от 4-х до 5-ти:

После генеральной уборки заявляет:

– А теперь, мама, будем тебе делать генеральную причёску!

***
Рассказывает брату:

– А знаешь, кто самые первые поженились? Мадам и Ева!

***
Дочь от 6 до 7:

– Мам, кто это воет?
– Собака.
– Какой красивый голос!

***
– Я люблю картошку всмятку.
– ???
– Ну, картофельное пюре!

***
– А на завтрак нам давали греческую кашу.

___________

Проходят годы, а детский лепет остаётся в моём сердце ярко-освещённой солнечной поляной со множеством полевых цветов...

---

И радуюсь о тебе

Люби меня беспредельно
И пуще стихов алкай,
И нощно люби, и денно,
И в рубище, и в шелках.

Люби меня на излёте –
Моей ли, своей руки –
Изменчивой позолоте
И времени вопреки.

Забыв пересуды граждан,
Избытое мной прочти,
Люби меня, вечный стражник
Лукавой своей мечты.

Объятием обознача
Спасательный круг в мольбе,
Я просто о жизни плачу
И радуюсь о тебе.

---

Дедушка мой Булатов

Моему дедушке Булатову Петру Степановичу посвящается

Память ценнее клада, если добро в судьбе...
Дедушка мой Булатов, вспомнилось о тебе.
Вглядываюсь в начало: кто-то скромней едва ль –
Долго в шкафу молчала страшной войны медаль.

Это и мой осколок – жизнью неизлечим.
...Сельский директор школы слову детей учил.
Светлой души, нестрогий – с лёгкостью я пойму
Тех, кто с других уроков тайно сбегал к нему.

Письма писал – от Бога, всяк ему бил челом:
Было не так уж много грамотных на село.
Добрая слава греет щедрого на Руси:
Что отдавал на время, то забывал спросить.

Ну же, баян, играй-ка вальсы амурских волн!
Старая балалайка, вспомни байкальский чёлн!
Дедушка мой Булатов, в камне – овал простой...
Правнук уже в солдатах, правнучка – под фатой...

---

Где-то на озере Ханка

Сыну

Ах, почему в июне мало
дней
И тридцать первого в анналах
нет?
Последний вечер, полусонный
мир.
Венчает голову зелёный
мирт.

Глаза заплаканы у летних
лун.
Стоит король на чёрной клетке,
юн.
Квадраты досок жаждут свежих
войн.
Приказ – и рвутся мысли-пешки
в бой.

Ещё чеканкой не отмечен
шаг,
А мне грозит унылый вечный
шах.
Июнь. Откуда в сердце холод,
стынь?
А завтра в армию уходит
сын.

Листок

Выхвачен, обезотчен...
Сорван с куста досрочно,
Кружит, летит листочек –
С бурями незнаком.

Не избежать их, впрочем:
Осени не отсрочить –
Чёрная лапа ночи
Листья сминает в ком.

И понесёт легко их
Мимо соломин полых,
Мимо деревьев голых,
С запада на восток...

Боже, не оприходуй,
Чтобы сквозь зимний холод,
С новой весны приходом
Свежим влететь листом!

Где-то на озере Ханка

Радость отметилась кратко –
Другая гостья вошла:
Мантию с конфедераткой
Армейский сменил бушлат.

Снимок на фоне танка –
И воин чуть-чуть суров –
Где-то на озере Ханка,
За семь часовых поясов.

Берцы уже не тугие –
Крещён через кровь пацан…
А были войска другие –
По клетчатым шли плацам.

Пока приморские дали
Из ниточек вяжут жгут,
Шахматные медали
Владельца по струнке ждут.

Горлица

Прибиралась в горнице,
Тихо щебеча,
Но таила горлица
В горлышке печаль.

Думушка былинная,
А работа – быль:
Сдула бы пылиночки –
Вытираю пыль.

Что по доскам босая –
Рана не страшна,
А саднит занозою
Горлинки душа.

Трепетная веточка,
Хрупкий стебелёк,
Если б только весточку
Ты подал, сынок.

---

Стихи и загадки для детей

Праздник зимоцветья

Ярких лампочек узоры –
Вот одна, вторая, третья –
Салютуют светофоры:
Это праздник зимоцветья!

Всё блестит, горит, сверкает,
Серебром насыщен воздух,
И на стёклах расцветают
Астры, лилии и розы.

В синем небе – месяц нежный,
Реют звёзды и кометы.
А в ветвях деревья держат
Снега пышные букеты!

Зелёный пожар

На границе апреля и мая,
Под лучами рассвета дрожа,
Пробирался агент, понимая,
Что обязан устроить пожар.

Вот он чиркнул берёзовой веткой
(И чирикнул от чувств воробей!):
Раздуваемый солнечным ветром,
Побежал огонёк – не робей!

Нарушитель, скользнув по газону,
Ни следа не оставил, увы...
И глядел воробей удивлённо
На зелёное пламя листвы.

Октябрь полыхающий

...И зелено было. Теперь же
Всё вспыхнувшей полно красы,
И пламенем чутким трепещут
Зажжённые спички осин.

И белые свечи берёзок
Уже опалили лужок, –
Октябрь – шаловливый подросток
Леса спозаранку поджёг.

И клён рассылает листовки
Под жгучими взорами лип,
И лист по горящей путёвке
На отдых сезонный летит.

А мир полыхает неслабо,
А кроны, как огненный шар!
Лишь ёлок зелёные лапы
Без устали тушат пожар.

Осень – рыжий котёнок

День синеглазый тонок,
Солнца лучом прошит.
Осень – рыжий котёнок –
Лапой в листве шуршит.

Утром из лужи-плошки
Пеночку льда снимай.
Белой пушистой кошкой
Выбежит вдруг зима.

Пташка

Как поймали дети резвыя
Пташку малую, невзрачную,
Стали пёрышки выдёргивать:
Почему щебечешь, глупая?
Почему поёшь о листике,
О пылинке с паутинкою?

Погрустнела пташка малая,
Покачала серым хвостиком,
Отвечала резвым чадушкам:
Билось нынче сердце в горести –
Растоптали дети гнёздышко,
До последней до скорлупочки.
И теперь осталось матери
Только небо светлоокое,
Только боль моя под пёрышком.

О листочке ли чирикаю,
Вдохновляясь красным солнышком,
О пылинке ли, о камушке,
О соломинке ли брошенной,
О большом пою, о малом ли –
О своём пою я, детушки...

Мели, Емеля!

Наступает понедельник –
И пшеницу мелет мельник.

Вторник – в очереди рожь,
Будет хлебушек хорош!

Счастлив завтрашним обедом,
Мелет мельник рис по средам.

Как всегда, по четвергам –
Кукурузная мука.

Выйдет утро на крылечко –
Здравствуй, пятница и гречка!

А суббота на носу –
Подготовиться овсу!

В воскресенье вся работа –
Мелет мельник анекдоты,

Без устатку языком
Развлекает целый дом.

Словно мельница, неделя:
Ну, давай, мели, Емеля!

Техно–загадки

Он – часы, и он – игрушка,
И секрет расскажет в ушко.

Есть у ящичка работа:
Разогреть еду в два счёта.

Через синие экраны
Стали ближе люди, страны.
Почту, игры, море книг
Открывает мышки клик.

Кто в уме считает робко –
Нажимает чудо-кнопку.
Эти кнопочки и сложат,
И разделят, и умножат.

Он по комнатам гуляет,
С аппетитом пыль глотает.

Необычное окно:
Не на улицу оно.
То показывает сказку,
То концерт, а то кино.

Что за шкафчик – вот вопрос:
Там внутри живёт мороз.

Так и крутится в работе,
А окно – как в самолёте.

Весёлое деревце

Верится – не верится,
Но под Новый год
На весёлом деревце
Всячина растёт:
Вишенка с китайкою,
Тыква с огурцом,
Зайка с балалайкою,
Мишка с бубенцом!

---

Ночная молитва

Какая тишина – оглохнуть можно!
А до рассвета несколько часов.
На лунный ноль созвездия умножив,
Ночь медленно вращает колесо.

А где-то там, сошедшие с распятья
Безумной, поглощающей любви,
Друг друга двое крепко сжав в объятьях,
Не в силах колесо остановить.

---

Щень

Когда какой-то колокольчик
Забьётся, может быть, в груди...
Е.Евтушенко

Как в любви – притяжение с первого взгляда, порой
Связь с живым существом-малышом до того крепка,
Что, бывает, приходишь на почту взять бандероль,
А уходишь с подброшенным пёсиком на руках.

...Он катился за кошкой на лапках своих кривых,
И задорный его колокольчик-хвостик звенел.
Дни бежали, и ты понимал, что уже привык,
Удивляясь безмерно сердечной той новизне.

Не понять дальним близким привязанности твоей:
За спиной, втихаря, разыграли отличный блеф,
Ни «в хорошие руки» даже, а так, за дверь,
Мол, пропала собака и нет никаких проблем.

В свете фар – подвалы, открытые люки, бачки,
Стынет кровь от красных вывесок «шаурма»...
Бедный мой... Это как дитя потерять почти,
Это ночь без сна и тягучий дневной кошмар!

Время, сможешь ли безнадёжного исцелить?
Люди мнят, что случившееся – в порядке вещей.
Почему только слева опять и опять болит,
Колокольчик умолкнувший, мой безымянный «щень»?

---

Солнечное затмение

В лунной горелке времени
Солнце зажгло фитиль.
Солнечное затмение –
Это любовь светил!

Там, на небесной улице,
Прямо средь бела дня,
Солнце с Луной целуются,
Мир без вина пьяня.

Вызнай Селены чаянье,
Счастье созрело – жни!
Дарит кольцо венчальное
Деве своей жених.

Рвы не страшны и рытвины –
Даль всё равно светла.
Что же в окно раскрытое
Грустно глядит Земля?

---

И сорок ступенек туда...

Дорога в Казань

Дорога тянется туда,
Где хлыст могучих камских вод
У берегов своих пасёт
Холмов зелёные стада;
Где за рекою косогор –
Приволье ёлок и берёз,
И завораживает взор
Тясячелистник в полный рост;

Где в казане меж гор кипят
Закаты с привкусом надежд,
И невозможный взят рубеж
До неизбежного тебя;
И где, предвосхищая вздох
Восторга с грустью пополам,
Гуляют месяц со звездой
По бирюзовым куполам.

* * *

 

На шаги и скамейки дорогу дробя,

приручаю её понемногу.

За какими из окон ты прячешь себя,

подневольный казённого срока?

Всё теснее июльского дня поясок,

всё длиннее прогулка по саду.

За стеклянными сферами сыплет песок,

оседая на долгих фасадах.

Бесприютное время, начало начал,

ты меня ожиданьем согрело.

Под закатным лучом вызревает печаль,

а рябина ещё не созрела.

Только Чёрного озера строгий квадрат,
небеса расплескав удивлённо,
обещает нам первый пригубленный взгляд
непременно под Аркой влюблённых…

---

Танцевали румбу ракушки

В доме неуклюжем, старинном,
Умиротворённо-радушном,
В розовой волне стеарина
Танцевали румбу ракушки.

Оживали тёплые страны,
И казалась роскошью ветошь –
Так сиял свечной шестигранник
Изнутри божественным светом.

В тёмно-синем кресле напротив,
Волосы взъерошив рукою,
Самый замечательный профиль
Думал над бессмертной строкою.

Всякую условность отринув,
Проплывали райские кущи.
В розовой волне стеарина
Танцевали румбу ракушки.

---

Парижанка

Пальцы в тучи апрель окунал
И бросал с высоты жемчуга.
В приоткрытую створку окна
Холод лентой скользил по ногам.

Завернувшись в сиреневый плед,
Обняла поэтический том:
«Погадай мне, месье, сильвупле,
Что сейчас и что будет потом.

Отчего так далёк Фонтенбло?
Отчего всё расплывчато так?»
Призадумались Бродский и Блок,
Покачал головой Пастернак:

«Вероятно, придуман Париж
И кончается он за углом...»
Но пытается робко парить
Мой Париж с перебитым крылом.

Ветер в комнате веял, крепчал.
Изнывали в изгибе уста.
У окна – парижанка-печаль,
За окном – жемчуга, высота...

---

Звучала песнь

Звучала песнь, я слов не распознала.
Казалось, ей внимали своды зала
И освященья ждущий белый хлеб.
И были там мужчины разных лет,
И мальчики с чистейшими альтами.
Светились лица строгой простотой.
И рукава у регента взлетали,
И ноты золотились от крестов.
Смотрела долго, не смыкая вежды,
На их жемчужно-белые одежды,
Свечей голубоватый ореол.
И верилось: потерянный – обрёл.

---