Алёна Рычкова-Закаблуковская

Метелью занесенное

Метелью занесенное,
Почти что вознесенное,
Но схваченное ловко за края,
Несу руками зябкими,
В верхонки облаченными,
Хрустальное подобие белья.
Несу-несу морозом опаленные,
Лучась душой, и телом, и лицом,
Не простыни -- крестильные пелёны,
Сквозящие хрустящим огурцом.
И память от начала сотворения
Высвечивает вдруг
Как мы, растения,
Цыплячие распахиваем рты,
Ловя парок через порог летящий.
С бельем восходит холод настоящий,
Когда заносят дедовы порты,
Стеклянные исподние рубахи.
Под наши визги, бабушкины ахи
Студёный дух кружится по избе.
И настигает колко и бодряще...
Хоть пропади ключом в комодном ящике,
Судьба тебя немедленно обрящет.
И ты не сможешь отказать судьбе

Жатва

Да что это? Ни осень ни зима.

И голова клонится к изголовью.

В такое время по усадьбам кровью

Согласно закипала тишина.

К зиме крестьяне прибирали скот,

Творя убой рачительно и властно.

Мне от крестьянства -- морок голубой,

Пустые сени да пустые ясли.

Чем дальше в лес тем эфемерней взвесь.

Весь мир повис в пространстве безвоздушном.

Кого нам нынче на закланье весть?

А помнишь? Освежеванные туши

Полировали чистою водой --

Ледок глазурью вспыхивал туманной.

И детский ум, окованный виной,

И в сердце детском стынущая рана --

Пустая жатва алчному огню,

Снедающему жертвенные крови.

Скажи, за что я так тебя люблю,

Страна моя? Без всяческих условий?

Где я сама, как перышко в горсти --

Сомни меня. Под сапогом расплющи.

Задуй и пронеси по плоскости

Сквозь райские свои сквозные кущи.

28.11.24

Звезда над Уссурийском

Что мне сказать сегодня между строк?

Что мальчика увозят на восток?

Что, слава богу, не везут на запад?

Пускай молчит ему походов медь

И полковой качается медведь

На мягких лапах.

Пусть и тому живется без затей,

И, потешая маленьких детей,

Он крови навсегда забудет запах.

Ребятам смех, медведю — снедь и клеть.

В окне восхода розовая скатерть.

Я снова заговариваю смерть,

Когда бы можно было умереть

И преломить её тугую плеть...

Приморский край, прими в свои объятья!

Пускай земля твоя совсем не рай,

Путь до неё, как водится, неблизкий.

О мальчик мой, желанье загадай.

Уже взошла звезда над Уссурийском.

27.11.24

Ноябрь

Ну что тебе ноябрь?

Темна его водица.

И ночь его темна,

А день отроковицей

Наладится чулок

Натягивать бумажный,

И словно занемог.

И все уже неважно.

Расчетам и счетам

Кормить огонь каминный

И лечь черновикам

На спёкшуюся глину

Пора бы, но никак

Не отпускает что-то.

И поступает мрак.

Так начинай работу —

Налаживай питьё

С баданом и зирою.

Житьё твоё бытьё

Укроется зимою.

И дом, а пуще сад,

Замрут в оцепенении.

Но в доме наугад

Проклюнутся растения

Под светом фитоламп,

В тепле и неге сонной.

Под шорох мягких лап

Замри и ты, включенный

В простой круговорот

Бытийного вращения.

И снова жизнь начнет

Свое осуществление.

17.11.24

Осторожный ледостав

Над рекой возводит тверди.

Мерно движется состав.

День стоит, как день последний.

На обрыве у реки

Тополь, не доживший века.

Бог над ним, как мудрый лекарь,

Обе выпростал руки:

Умирая - умирай.

В лед вмерзает плоскодонка,

Но пока что там, где тонко,

С треском рвётся фотоплёнка

И мерцает бездны край.

12.11.24

В ожидании снега

в ожидании снега

замрешь на границе,

между явью и сном

перелетною птицей.

и увидишь сквозь сон,

как мерцает слюда

водной глади.

пока не замерзла вода

неуютно тебе.

сам себе неприятель,

безвремения носишь

тяжелое платье,

от невидимой ноши

смертельно устав.

но когда утвердят

на реке ледостав

полегчает тебе

и немного попустит.

словно ноша твоя

через узкое устье

осторожно на убыль

протокой пойдет.

ты почуствуешь как

утверждается лед.

и какой-то тебе

непонятною властью

отпускает душа

омертвевшие части.

28.10.24

Воспоминание о лягушке

Золотая лягушка,

Пропой мне по нотам,

По кому нынче дождь

Завершает работу,

Прибивая листву и явление пыли

По следам на меже, что еще не остыли.

Земноводная дщерь,

Ты давно ли утратила жабры?

В первозданном пруду,

Где коряжины как канделябры,

Золоченых свечей оплывают

Придонные блики.

Замышлявший исход

Всякой твари из вод,

О Великий,

Воплоти меня в жизнь

Беспечальной парящей стрекозкой.

На ладони твоей

Я мерцаю, как капелька воска.

У лягушки во рту тают крылья

Былого улова.

И хитиновый хруст

У еще несказанного слова.

18.10.24

Осенний сон мой

И вот опять осенний сон мой

Туманный шлейф влачит-влачит.

Я заносила эустомы,

Жизнеспособные на вид,

В тепло домашнего уюта.

Продлить их маленькую жизнь

Хотелось мне и поминутно

Я осени "не торопись"

Твердила. И казалась странной

Такая просьба ни о чем,

Как будто близкий и туманный

Коснулся призрачным плечом.

И холодок прошел предплечье,

Лопаток крылья обогнул,

И эту просьбу о невечном,

Как пламя робкое задул.

09.10.24

Между городом и селом

Словно кто-то провёл веслом -

То волной перелески, то взгорья.

Словно кто по душе стилом,

Потому ли писать о том

Что стоять с рассечённой бровью.

Сквозь багровый прищур глядеть в поля.

То ли пращур твой, то ли мать земля

Повернулась. И над безлюдьем

Неизменно алым кровит заря

Рассечённой грудью.

30.09.24

Омут омуту рознь

Омут омуту рознь. Помидорная гроздь

В нашей местности гроздь виноградная.

В небеса розовато восходит лосось

Планетарная и ретроградная.

Богу богово. Ныне тебе отдаю, что ниспослано

Было недавно. Утихай моя боль,

Зарастай моя кость.

Утверждайся пора листопадная.

2016

Такое в саду запустение

Такое в саду запустение,

Что кажется даже к лицу

Пустынность ему. И растениям,

Утратившим цвет и пыльцу,

Должно быть привольно без имени

Пылить по небесной мели.

Смети утомившимся триммером

Следы их с холодной земли.

Легко им - ненужное сброшено,

Обронено семя и плод.

И сам ты давно уже прошлое,

Которое здесь не живет.

22.09.24

Небо

какое нынче давали небо

мне надлежало поторопиться

занять в партере пустое место

так занимает на ветке птица

свое пространство

но я листала

как в тяжком сне новостную ленту

пока небесное покрывало

сшивала птица иного рода

подбои были его кровавы

она упорно соединяла

разрыв смертельный

песок и воду

и кромку леса

пришпилив к самой

высокой точке

нездешним криком

зашлась гортанным

05.09.24

Девясил

и даже все что не

стяжала, не просила

мерцает в тишине

прощальным девясилом

и яблочная сласть,

и луковое горе,

и синее перо

сорочье на заборе.

все это принимать

бесплатно и бессрочно.

посылку загадать

перекладными почтой.

на почте тишина.

на чай и мыло даже

по акции цена.

конвертов нет в продаже.

27.08.24

Ильм

ну здравствуй прекрасный ильм

обживающий пустоши

заполняющий землю после огня.

я с поклоном к тебе.

я из местных из тутошних

признай меня

я пришла за тобой

ибо некому

пустоту наполнить мою

поле выжжено человеками

я одна стою на краю...

под ногами вдруг

что за мистика

росной почкой увенчан шпиль

об одном стебле парой листиков

к небу тянется малый ильм

19.08.24

Будет ангел

Фантазийка

На балконе дремлют кони. Я их вижу.

Крайний справа — это пони, слева — рыжий.

Посредине белый-белый, рядом — карий.

Вот, вы спите! И поверите едва ли!

После скажете своё мне:

— Ты в уме ли? Где же кони?

— Кони утром улетели, — Я отвечу.

Но упорствовать не стану.

Просто кони улетают рано-рано.

Мечта

Разберём над головой крышу,

Чтобы видеть по ночам ковшик.

А ещё, чтоб до утра слышать,

Как гуляет по лугам лошадь,

Обрывает васильки с хрустом,

Задевает головой тучи.

Вместо неба потолок — грустно.

А когда без потолка — лучше!

На синем побережье

(или откуда прилетают медведи)

На синем побережье,

Где вьётся синий вьюн,

Стоят дома медвежьи

В сиянии двух лун.

Заглядывают звёзды

В окошки наугад,

Уже довольно поздно,

А в домиках не спят.

Хлопочут мишки-мамы,

Хлопочут папы-мишки —

Пакуют в чемоданы

Штанишки и манишки.

Пакуют босолапки,

Пинетки и сапожки,

Чтоб не замёрзли лапки,

Не замарались ножки.

Глядят на сборы эти

С опаской медвежата —

Соседняя планета,

Но всё же страшновато.

Мерцают бледным светом

Далёкие зарницы,

Приколоты планшеты

К медвежьим ягодицам.

В них, на медвежьих картах

Отмечены пунктиром

Возможные контакты

С инопланетным миром…

А в мире параллельном,

Сквозь жалюзи и шторы,

Взирают в беспредельность

Медвежьи контактёры.

Твердят слова мелвежьи

И азбуку твердят.

Готовятся прилежно

Налаживать контакт.

***

Есть в мире особой породы медведи —

Забавные мишки по имени Тэдди.

А также полно в этом мире людей

Особой породы. Они без затей

Не могут прожить и минуты, ребята!

Приходят к ним в сны шалуны-медвежата.

Лишь только проснутся, хватают иголки!

Хватают и шьют, и выносят за холки

Забавных медведей по имени Тэдди

На суд всему миру — друзьям и соседям.

Быть может, и с вами живёт по соседству

Такой человек, заблудившийся в детстве?

Поверьте, ребята, он — чудо природы,

Особой души и особой породы!

***

Набиваю куклу ватой.

То смешно мне, то грущу.

Будет ангел толстопятым.

Вот набью и отпущу.

Спрячу ножницы, иголки.

И скажу ему: Малыш!

Если ты грустишь на полке,

Поднимайся выше крыш!

Ангел тихо улыбнётся,

Обведёт глазами дом,

Тихо у него забьётся

Сердце где-то под крылом.

Ночью звёздной втихомолку

Ангел выпорхнет в окошко.

Полетает там немножко

И вернется в дом опять

Нас беречь и охранять.

Про кошку

Никто не знает точно,

Кого встречает кошка

На сумрачных дорожках,

Гуляя по ночам.

Но слух идёт в народе:

«Там что-то происходит!

Она там дружбу водит

С кем и не снилось нам!»

Там в кружеве деревьев

Миры висят, как бусы.

Средь кочанов капустных

Там бродит Божья Мать.

Бездонными очами

Она взирает грустно

На тех, кого ей в люди

Придётся отпускать.

Она целует нежно

Кудрявые макушки

И что-то шепчет в ушки,

Качая головой.

А белый ангел с кошкой

Над сумрачной дорожкой

Сидят, болтая ножками

Меж небом и землёй.

https://formasloff.ru/2024/08/15/aljona-rychkova-zakablukovskaja-budet-angel-tolstopjatym/

Тишина

О лето, дни твои - полова.

Мякина, вызревшая сныть.

Здесь тишина дороже слова

Не знающего глубины.

В молчанье сумеречном этом

Саднит привычная вина.

Но здесь еще покамест лето.

И тишина.

Морок

Она всё боялась: мужик поведётся.

И воду носила ему из колодца.

Шептала в ночи заговорное.

- Пей!

И даже не думай помыслить о ней.

А он и не мыслил - так действовал морок.

Но сходятся реки. И волок на волок

Находит в тумане твердыней на твердь.

И жизнь прорастает

Сквозь морок и смерть.

24.07.24

Вокзальное

Оле Аникиной

***

Пока холодными не стали

Ночные росы по утру,

Встречаться будем на вокзале.

Не поддающийся перу,

Прозрачен и ультрамаринов,

Здесь свет сквозит

И сам вокзал

Пропитан ладаном и миром.

Блажен ли тот, кто опоздал

Ловить удачу за предплечья,

Глядеть ей вслед глазами пса.

Здесь на неведомом наречии

Восходят наши голоса

Под куполок.

Под шум вокзальный

Многомильонная страна

Вослед глядит многострадально

И забывает имена.

23.07.24

Казалось, что лето в зачатке

Казалось что лето в зачатке,

А лето в остатке сухом.

Мерцают цветы на лапчатке

И осень стоит в голубом

Проёме меж мокрых штакетин.

И нам до нее только вдох.

Роняет намокшие плети

На землю кудрявый горох.

И замер цветник в беспорядке,

И сад тяжелея поник.

Так все оказалось в упадке

В один кратковременный клик.

22.07.24

Ноготочки

Моим дорогим друзьям, замечательному скульптору Аркадию Баирову и Лиде Шаркуновой - прекрасному иркутскому поэту.. совершенно неожиданно детский стишок...

***

Весь мир покрылся мраком,

Весь мир дошел до точки.

А где-то светлым лаком

Дочурке ноготочки

Неспешно покрывает

Большой серьёзный папа.

Над ручкою порхает

Его медвежья лапа.

У маникюрной кисти

Заманчивые свойства -

Лишь только прикоснись ей

И все мироустройство

Сместится непременно

На детский ноготочек.

На краешке вселенной

Расти себе, росточек!

Пусть папы дочкам красят

Реснички и веснушки.

Наташкам, Светкам, Настям,

Девчонкам хохотушкам,

Посредством пылесоса,

Без всяческой расчески

Закручивают косы

И прочие прически.

Когда усаты няни

Займутся делом этим,

То сразу детям станет

Светлее на планете.

Кузнечик

Как кузнечик маленький в западне -

Заблудился в доме, теперь стрекочет

Выводя коленцами: Авва Отче

Милосердный, после поплачь по мне.

Или лучше ловко сожми в руке,

Как сбираешь тварей всех сетью ловчей,

И выносишь в сад свой под многоточия

Звёзд бесчётных. На лепестке

Я тебе такое сумею спеть,

Я такие выведу там коленца...

Или лучше, Отче, спаси младенца,

Что ещё не знает ни жизнь, ни смерть.

Половицы крашены - скрип да скрип.

Все смешалось: тени растений, лица.

И кузнечик бедный совсем охрип.

И гроза сухая в окно стучится.

За раскатом снова идёт раскат.

Нет покоя смертным ни днём, ни ночью.

Протяни над всеми небесный плат.

Сохрани кого-нибудь, Авва Отче.

Ты говоришь

Ты говоришь, меня здесь нет.

И в голосе твоем досада.

Тревожно тянется из сада

Предсмертный обморочный свет:

В агонии цветы горят.

Пред переходом, на излуке,

Они заламывают руки,

Горчей чадят.

Как этот августовский чад

Уже сейчас в июне слышен...

Как стук о землю темных вишен,

Как дождь, как яблоков опад.

24.06.24

День ВМФ

Как символ империй летящих во тьму

Висит триколор на соседском дому.

Судьбу его ветры итожат.

Теперь он потрепанный Роджер

Из ткани китайской за грошик погнут -

Цена за которую нынче сдают

Страны вековые угодья.

А ты как и прежде живешь себе тут

И ждешь Воскресенья Господня.

И Троицу после, и день ВМФ.

Когда голубую тельняшку надев,

Ликующий флаг дядя Юра

Поднимет, высотной фигурой

Качаясь на крыше. И не избежать

Ему нынче дна и веселья.

А после он будет в бурьяне лежать

В тяжелом похмелье.

Но все же воспрянет на следущий день

И снова его угловатая тень

Над старенькой крышей качнется.

И он, как штрафник оттрубив на губе,

Присядет сперва, прислонится к трубе

Под ласковым солнцем.

А после опустит торжественно флаг,

Свернет дорогую тряпицу.

Лохматый, в тельняшке, с цигаркой в зубах -

Таким он и снится.

Он с флагом плывет по высокой воде

Навстречу своей незавидной судьбе

Под небом из ситца.

20.06.24

Июньское

Мы целый день лежим,

А после выползаем,

Когда прохлады дух

Исходит осязаем

Откуда-то с реки,

Или густого леса.

В расслабленных телах

Искрою интереса

Промелькивает жизнь

И хочется движения

Всему что посейчас

Пеклось в изнеможении.

Футболочный загар

Прикрытый еле-еле,

Июньский щедрый дар,

Пятнист лежит на теле.

Открытых этих мест

Нам незачем стесняться,

Здесь некому в таком

Раскрасе показаться.

Прожарены насквозь

Лодыжки и предплечья.

И вырез декольте

Трагически очерчен.

На скулах и носу

Загар горит ликуя.

И я его несу,

Как след от поцелуя.

19.06.24

Птичье ремесло

Вознестись так знобкой ранью,

С утренней росой.

Кто меня переупрямит -

Тот и будет мой.

Слышишь песенку простую?

Птичье ремесло -

Кто кого перекукует.

Опусти весло

В белый омут, долгих будней

Злую круговерть.

Жизнь нас всех перецелует

И отступит смерть.

18.06.24

Сиюминутное

Для перехода в верхний мир из нижнего

Бери с собою непременно ближнего.

Но если вдруг зацепишься за строчку

Переходить придется в одиночку.

Пока не прекратится рябь просонная

Симфония струится какофонная,

Шумливые порхают ангелочки

И осыпают черточки и точки.

А ты стоишь со взглядом изумленным

И выбираешь быть осуществленным.

04.05.24

Морось

Такая морось на дворе,

Такая морось.

Как будто небо в серебре

Пустило поросль

По водостоку, а затем

Прошло сквозь шорох

Листвы лежалой,

Морок стен,

Оконный сполох.

А в доме вымыты полы,

Протерты полки.

Здесь совмещаются миры.

Блестят осколки.

Они обточены волной,

Их свет разрежен.

Лишь только отблеск голубой -

Они не режут.

Не причиняя боли мне

И малой ранки,

Лежат тихонечко на дне

Пузатой банки,

Как позабытый между книг

Сухой гербарий.

Колючим кажется на миг,

Но вопреки числу улик

Уже не ранит.

30.05.24

Всякое изречение

Господи, дай мне говорить просто,

Не мудрствуя лукаво.

По левую руку остров,

Угодья мои направо.

Сейчас здесь твоею милостью

Светло и богоугодно.

Восходят жарки над стылостью

Им лилии вслед восходят.

Куда-то несет течение

Останки древесной плоти

И всякое изречение

Теряется в водовороте.

Усыпальница собак и птенцов

У забора травы целят в лицо –
К детским кладам путь надёжно закрыт.
Усыпальница собак и птенцов,
Прочих меньших и погасших планид –
Здесь же рядом. Поднимает лопух
Паруса непобедимых армад.
Белый ангел и отверженный дух
Вдохновенно в дебрях парят.
Божий день сквозит бутылочным дном.
Звон мушиный, лёгкий шорох крыла.
Кошка мордочкой суётся в окно,
Та, что жизнь назад умерла.

2016

После бури

И дождь, и снег, и музыка извне.

Не всадник ли к нам мчится на коне,

Неся извечный свой апокалипсис?

Студеный ветер обрывает листья

Черемухи и цвет её, в окне

Мерцающий из века в век и присно.

Казалось, что всегда ей так стоять.

Вот ствол ее в снегу - по рукоять

Вонзенный меч. На свет его нанизан

И двор, и дом. Как продолженье жизни

Цветков её стремительный полет.

Но вот уже лежат раскрывши рот

Её птенцы, как масло в маслобойне -

Крупитчато, не ощущая боли.

Но дерево пока ещё живет.

До нового жильца, до топора,

До всех охочих вынесть со двора

Отживший хлам. Своё о всякой вещи

Имеющих сужденье и вердикт.

Но дерево пока ещё стоит

Торжествено и, кажется, невещно.

16.05.24

Рыба-кит

акварельные картины

утреннего недосна

нашей судной палестины

прикасается весна

под мостом лошадка бродит

на приколе у реки

что-то выловят сегодня

в мутной речке рыбаки

по воде ее холодной

умудренные как встарь

ходит сом глубоководный

верноподданный пескарь

кто кого на что имает

кто кому дает поддых

поедают поедают

рыбы малые больших

копышевский дремлет остров

словно древний рыба-кит

родина многоголоса

тишина твоя болит

13.05.24

Уже очистилась река

уже очистилась река

и пошевеливаясь в плавнях

несет в распахнутые ставни

сквозного неба облака

стоять вот так на берегу

под шорохи воды и ветра

березой согнутой в дугу

под тяжестью большого света

который вынести невмочь

который тяжек здесь и давит

ей берег этот не оставить

и я ее не сберегу

когда падет тяжелый снег

налепится увязнет в кроне

молельный ствол её уронит

в свинцовую волну

Фикус

Все как будто так и надо:

Дня злаченое руно,

В доме фикус листопадный

Упирается в окно.

Словно птицы в зоосаде,

Хрупкие ломая крылья,

Мы с ним вместе листопадим.

Нам другого не сулили.

Осыпается гордыня,

И тщеславие, и спесь.

Никого вокруг в помине,

Но и в этом тоже есть

Провидение, эклога.

Прорастание травы.

И терпения немного.

А смирения, увы,

Не хватает. Не хватает.

Что же, фикус, бог с тобой.

Погляди, как облетает

В небе облак голубой.

Не печалясь несвободе -

Принял облик и пропал.

Стройный замысел господен

Тем немного оправдал.

Так и мы, по божьей вене,

Верноподданный народ,

Поспешим на свет весенний,

В сад из душных помещений

Совершая переход.

Мама должна быть черствой

это ли не притворство

чтоб не сходило с рук

мама должна быть черствой

в темячко тук-тук-тук

пальцев стучат костяшки

помни запоминай

не выходи к наташке

не заходи за край

будет моею местью

серый больничный лед

вот она по предместью

в сумке отвар несет

блистеры аллохола

ягодный холосас

ангелы невесомы

с неба глядят на нас

Вот свет в ночи

вот свет в ночи находит прорезь

неплотно сомкнутых дверей

чтоб пасть во тьму не беспокоясь

дальнейшей участи своей

и распластать пространство ночи

скользя по лезвию ножа

а ты живи меж тем и прочим

коль записалась в сторожа

не сожалея не боясь

участья не ища и славы

такая горькая отрава

такая власть

в уединении увечном

как будто в мире бесконечном

тебе другого не дано

как только рыбой лечь на дно

тем сохраняя человечность

На синем побережье

(или откуда прилетают медведи)

На синем побережье,

Где вьётся синий вьюн,

Стоят дома медвежьи

В сиянии двух лун.

Заглядывают звёзды

В окошки наугад,

Уже довольно поздно,

А в домиках не спят.

Хлопочут мишки-мамы,

Хлопочут папы-мишки –

Пакуют в чемоданы

Штанишки и манишки.

Пакуют босолапки,

Пинетки и сапожки,

Чтоб не замёрзли лапки,

Не замарались ножки.

Глядят на сборы эти

С опаской медвежата –

Соседняя планета,

А всё же страшновато.

Мерцают бледным светом

Далёкие зарницы,

Приколоты планшеты

К медвежьим ягодицам.

В них, на медвежьих картах,

Отмечены пунктиром

Возможные контакты

С инопланетным миром…

А в мире параллельном,

Сквозь жалюзи и шторы,

Взирают в беспредельность

Медвежьи контактёры

Твердят слова мелвежьи

И азбуку твердят.

Готовятся прилежно

Налаживать контакт.

2010

Мой берег ближний

воспринимай меня облаком

легчайшего тополиного пуха

стой не дыша около

слухом лишь только слухом

запоминай движение:

стёклышко немудрящее

медленное скольжение

света переходящего

вот они стрелы созревающего лука

отягощенные семенными коробками

мимолетное течение звука

комариное пение острое

робкое моё прикосновение

к непостижимой сути бытия

где ты и я

такие первозданные

смешные и нелепые

где над тропою курослепа

едва приметное мерцание

мне тихо затаив дыхание

смотреть как облаченный

в шляпу пчеловода

ты распыляешь воду

над посадками

над сливой дух пунцово-сладкий

и облюбованные осами

плоды сочат по капле плоть

и платье облегает складками

мои колени

аксолотль нет амбистома

греет тельце

на камушке

и ты глядишь

как я иду к тебе из дома

и говоришь

преображаются чужие дети

глядишь и выросли когда успели

а мы с тобою меняем облик

о боже святый зачем так скоро

когда бы жили бок о бок рядом

не так заметен бы был упадок

и хмурость складки

на лбу мятежном

и те что прежде случились

глубже не становились бы год от года

увидишь мельком и сердце охнет

и оборвётся в пустую воду

мой милый как же стремится время

разжать нам пальцы

разъять разрознить

и углубляя следы на коже

излом бровей обозначить четче

и все же время плохой советчик

оно нам лишь путевой обходчик

меж полустанков забытых наших..

на занесенном пути отрезке

лесочек выжжен

не дрогнут спущенные занавески

на окнах хижин в плюще и мальвах

целую лоб твой

мой берег ближний

мой берег дальний

Из книги "Про свет"

Предчувствие дождя

предчувствие дождя

его большого тела

держи держи меня

пока не улетела

пока не поднялась

над тьмой многоэтажной

и не коснулась дня

в котором сизый бражник

выискивает снедь

на донышке бутона

и невозможна смерть

ни с кем из обреченных

Хоронили удода

Ты помнишь, как мы хоронили удода.

Стрекозы и мошки садились на воду

И падало солнце в утиную заводь,

Но нам не хотелось играться и плавать.

В нарядной коробке, на кукольных тряпках,

Усопшая птица скукожила лапки,

Как два кулачка и нахохлила грудку.

Как будто удод задремал на минутку,

Пока мы копали могилу в суглинке,

Затем выстилали – травинка к травинке.

Нелепый такой ритуал человечий

Сводил над землёй наши хрупкие плечи

И остро лопатки, как крылышки птичьи,

Светились сквозь платья. Меняя обличье

Дрожали над заводью знойные тени

Когда отрясая суглинок с коленей,

Сухие былинки и прах с ягодиц,

Сквозь пух проступало на свет оперение.

Мы были похожи на маленьких птиц,

Прошедших негласный обряд посвящения.

2014

Господи, храни врачей

господи храни врачей

в каждой чертовой лекарне

врач он в сущности ничей

он на страже жизни тварной

стисни зубы и молчи

сдайся милости господней

у врача от преисподней

на бедре гремят ключи

пусть сознания пунктир

замирает в точке черной

белым операционный

вспыхивает нижний мир

и шуршит себе шуршит

поднебесная контора

перемалывая зерна

человеческой души

Про медведя

Давай пошьем нагому медвежонку

Простую в исполненьи одежонку:

Штаны на лямках, легкую панамку.

Он сорок лет сидит вот так, без мамки,

В нательный бант, бедняжечка, одет.

Вокруг новейших чад кордебалет

В кричащих майках, платьицах, пинетках.

Он среди них, как отщепенец в клетке,

С заплаткой кожи на прямом носу,

Прилаженной на место круглой дырки

Взамен утраченной медвежьей носопырки.

Он получил увечье не в лесу,

Не в битве с равным. Он, боец диванный,

Утратил здесь и юность и красу.

И рад бы он отправиться в леса,

Нести туда тугие телеса,

По буеракам расточая вату.

Но он же был подарен нам когда-то

На радость, на взросленье, на печаль.

И вот забыт, и впал в свою нирвану.

Давай сошьем медведику панаму.

Себя не жаль мне. А медведя жаль.

2021

Клон

Согласно укладу старинному

Здесь что-то скрипит по ночам.

Сенник и чердак паутинный,

Предметный хранящие хлам

По разным закутам и ящикам,

Являют в назначенный срок

То тканую ветошь пылящую,

Сапожной колодки мысок,

То груду по радиотехнике

Брошюр и обширных томов.

В иные миры переехали

Носители первооснов

Житейско-технической мудрости.

А мне ни к чему их почин

По разности или по скудости

Ума и по ряду причин.

Я только вместилище памяти

Я их неудавшийся клон.

Слепили, вдохнули, оставили

И вышли торжественно вон.

28.03.24

Мандрагора

Корнеплоды эти похожи на корни таинственной мандрагоры,

На меднокожих её отпрысков,

Коими можно заселить воображаемый город.

Мы засеяли поле в разгар пандемии.

Время сбора пришло. Каждому вышепчи имя.

Вот же лежат они – голые, половозрелые.

Словно младенцы, которых мы так и не сделали.

Гробокопатели мы, немудрёная наша работа –

Мы вынимаем на свет бессловесных солдат терракотовых,

Обезоруженных и обезглавленных.

Армия оных повержена и обесславлена.

Свалены в кучу хоругви, нетленные мощи.

Снятую гриву ботвы ветер в межах полощет.

Труд невеликий, но он нам с лихвой воздаётся

Ныне вот этим рукастым, ногастым народцем.

Вскормленный в чреве, засим извлеченный из лунки

Не человек, человекообразный гомункул,

Чресла топорщит над прахом, клубится покато.

Странный ребёнок земли этой – клубень распятый,

К недрам её приникающий жадно и тесно.

Чтобы лишиться бессмертья и снова воскреснуть.

2021

Река

Как они так живут никто не знает.

Пожимают плечами люди: вот, мол, два дурака.

А у них река через дом протекает.

Понимаете ли – Река.

И о чём бы там не твердили судьи,

У реки свои потайные смыслы –

Где убудет одно, там другое прибудет.

Русло выпятив коромыслом,

То ребёночка в дом заносит,

То выносит дощатый гроб.

И о чём у ней не попросят –

Норовит коль не в глаз так в лоб.

Колыханья всё да кохання.

Рыбный омут – тоска взахлёб,

Занавесочка в детской спальне,

Столик беленький пеленальный...

Соглядатай сам и холоп,

При реке, как при мамке родной,

Он налаживает уду

На ленка. А она у брода

Всё дудит, да дудит в дуду:

– Не позвать ли, мой свет, шамана?

Пусть он за стену перенесёт

Эту реку.

С Хамар-Дабана

Ветры дуют, шуга плывет

И раскачиваются снасти

На малюсеньком островке.

– Что ты, душенька, наше счастье

На Реке.

2016

Бодхидхарма

даже тишина имеет имя

было б только по кому молчать

туча волчье опускает вымя

чтобы землю млеком напитать

в тишине протяжной и дремотной

словно долголапые щенки

в брюхо волчье утыкаясь плотно

тянут сопки небо за соски

напитавшись остывают в дымной

поволоке впав в анабиоз

даже тишина имеет имя

именами испещрен погост

как она главенствует в природе

ни единый лист не зашуршит

по переселению народов

по перерождению души

*Бодхидхарма - дацан в поселке Аршан. Бурятия

2020

Буки-веди

Разучишься писать,

Начни писать картины.

Вот, скажем, Богомать

Стоит среди куртины.

Очей ей не разнять

И замкнут слух руками.

Она не хочет знать,

Что будет дальше с нами.

А новостей не будет никаких.

Лишь только те, которые поддых.

Здесь мертвые стоят среди живых

Невидимы, как будто обесточен

Их глаз огонь.

И язвы червоточин,

И смрадный дух...

Такая благовонь,

Такой елей

Течёт из всех щелей,

Что застит очи,

Залепляет глотки.

На ярмарке медведь в косоворотке

Со связкой бутафорских кренделей

Садится в лужу плюшевою тушей.

Над ним гарцует кукольный Петрушка,

Кровавый рот разявив до ушей.

Поживи вот так

И станешь глухонемою.

Обнесешь себя от мира стеною.

Между навью его и правью

Вековой отшельницею Агафьей.

Посреди тайги-лесосеки

Нету места злу в человеке.

Среди мшистых скал и медведей

Постигать ему свои буки-веди,

Человеческой науки основы

О сращении кости берцовой.

22.03.24

Пять старух

Тот день был тих, теплом последним сух,
Как прогоревшее кострище.
Мы вышли дружно, я и пять старух,
И поплелись на старое кладбище.
Я впереди, ступая по коре.
Старухи позади. Их смех девчачий
Казался неуместным в тишине,
Был инородным здесь. Пособник плача –
Погост осенний возносил дымы.
Старухи шли, ногами попирая
Сезонное гниение листвы,
Всем видом утверждая – живы мы!
И далеки от края.

Потом они сидели за столом
На кухоньке в хрущевке тесной,
Как стайка птиц – к крылу крылом.
Мне, как птенцу, нашлось меж ними место.
Старухи пили горькую и вдруг
Запели песни странные, глухие,
В которых света не было. Был крюк
И висельник. Нет, не припомню имя.
Да, был топор. Ну, как без топора?
И каторжанский ропот конокрада.
Светило подбирало со двора
Лучей поводья, угасая взглядом...
Из всех старух одна пока жива.
Крепка еще, скрипит над ветхим садом.

А песен тех не вспомнить мне теперь,
Канва словес за давностью истлела.
Но словно кто-то открывает дверь –
Звучат их голоса мне акапелла.

2021

На любовь

О, свойство человеческого дна -

Свернуть в спиралевидную улитку

Весь белый свет. Чердачного окна

Белесый глаз, готовая к прибытку

Над крышей дома узкая луна.

Вернее серп -

Он пережил ущерб,

И заново наращивает тело.

Душа моя еще не омертвела.

И я, мой друг, беру вас на испуг:

На птичий посвист незамысловатый,

На тишину и шепоток невнятный,

Который вдруг.

А ведь могла бы взять вас на любовь.

Но на нее немного нынче спроса.

Сутулый стан, заломленная бровь.

Куда ей в мир такой простоволосой?

Она скорей похожа на недуг.

07.03.24

Немного света и любви

Так не бывает - белое на белом,

И белое потом на голубом.

То мама занята извечным делом -

Младое над ушатом клонит тело,

Над цинковым склоняется ведром.

Какая огородина поспела -

Сластей не нужно. К дому напрямик,

Гудя натужно, катит грузовик

И высыпает гравий грудой целой.

И мы находим в груде сердолик.

И радостно бежим за молотками.

Окатыш выбирая наугад,

Дробим упорно блеклый камень.

Как на изломе камешки горят

Искрою кварца, к радости великой

Слюдой слоистой. Мы опьянены.

Но нету-нету больше сердоликов.

Увы.

***

Так, опрокинув мир вверх дном,

Пройдешь себя, как бурелом.

Кого-то Бог выводит к храму,

А ты приходишь в отчий дом.

И видишь маленькую маму,

Сидящей под большим столом,

По центру комнаты в пыли,

В смешных штанах на серой вате,

В твоём нелепом детском платье.

У ног, как церковь на Нерли,

Стоит игрушечная ёлка,

В кошелке дремлет белый кот.

Ты шла сюда темно и долго.

Так долго детство не живёт.

Возьми себя из тьмы и тлена,

С колен пылинки отряхни.

Впусти в холодный пятистенок,

Как будто выпустив из плена,

Немного света и любви.

***

Совхозной фермы белые цеха,

А на тебе веселый ситец маркий.

Ядреного навоза и солярки

Стоячий запах. Хлебная труха

В ведерке. Ты влезаешь на окно

И свешиваешь ноги в сапожонках.

И, как в доисторическом кино,

К тебе приходят лошадь с жеребенком.

Он тянет-тянет бархатистый нос

И тычется щекотно в шею, в темя.

Каштановый его пушистый хвост

Смешно дрожит, как ухо спаниеля.

И золотистый сыплется овес.

Пока младенец шлепает губами,

Ты понимаешь, лошадь - это пёс

С печальными и долгими глазами.

И мать его, неся свои бока,

Гнедую шею над тобой склоняет.

Но кто кого из вас удочеряет

Не опознали вы еще пока.

***

Июль стоял, как божья милость.

Птенцы осваивали клирос.

Ты в этой маечке навырост

Была себе мала.

Под нею сердце робко билось,

Душа над миром возносилась

И облаком плыла

С небесным храмом по соседству.

Ивановым звенящим детством

Сквозь кроны напросвет.

И вспыхивал светло и звонко

Под голою пятой ребенка

Яичный курослеп.

Ты и сейчас ступая тяжко,

Нося отцовскую рубашку,

Легка себе вполне.

И, кажется, порой надмирна,

Но все же жизнью наполнима,

Как эта голубая чашка

С клубничиной на дне.

Крылья

От того что выхожу на воздух раздетой,

Но пока не взлетаю,

Проходя бескрылой птицей между домами,

В области лопаток появились болезненные ощущения.

Словно крылья заново отрастают.

Но поскольку в крылья здесь мало кто верит,

Пеленаю туго их грубою тканью,

Запираю клетку узлом под грудью.

Чтоб, помилуй боже, не увидали.

Тут такого не было и не будет.

По утрам соседка мне носит яйца.

Нелегко дается ей труд сизифов.

А когда-то деда принес мне зайца.

Что поделать? Просится заяц в рифму.

Он был бел, как снег, а на ушках пятна.

Он все спал и спал, о кончине своей не ведал.

Я не то что смерти стала тогда бояться,

Я тогда чуть-чуть разлюбила деда...

Я все трогала мех золотистый, тонкий,

И глазами хлопала от бессилья.

А душа зайчонка плыла сторонкой

И ушами прядала, словно крыльями.

2022

Улитка времени

На нашем заливном лугу улитка времени в стогу

из рода ахатин.

Подвешен звонкий бубенец на влажный долгий рог.

По лугу ходит господин –

наш поселковый Бог.

Улитке дует на рога и бубенец звенит.

Пространство скручивает луг в спиральный аммонит.

Там – в крайней точке бытия, где кончик заострён,

берём начало ты и я.

И тонкое дин-дон –

литовка под рукой отца звучит подобьем бубенца,

пространство распластав..

Я вижу свет его лица,

на цыпочки привстав.

2017

Голомянка

От скуки и для вящего труда
Дана тебе ледящая вода,
Какою она мнится поначалу.
Как скудным снегом слякотно упала,
Но, слой за слоем, монолитом стала
И как плита стремительно легла
На звонкого и хрупкого ребенка.
А ты теперь всю жизнь ходи сторонкой
И опасайся льда.
Да нет не опасайся. Ты живи.
Несомая вот так по гололеду.
В байкальскую входи живую воду,
Под ней исходят светом алтари
Придонных духов - манкая обманка.
И ты светись, как рыбка голомянка
Неоновой прожилкою внутри.

2021

Гиацинт

это узнавание на уровне чашки ложки
как ты ходишь дышишь сопишь во сне
наливаешь воду сметаешь крошки
обживаешь место своё во мне
этим утром снежным в лиловых пятнах
из иных теорий невероятных
вероятней ветер сквозной в окне
как напоминание о шрапнели
снеговой обстреливающей дворы
и о заметённых что не сумели
уберечь и вывесть свои миры
на простейший уровень
как преданье
мир к окну приник он до дна продрог
но на подоконнике держит тайну
гиацинт мерцающий полубог

2019

Сизиф

Он жил не так, как нам хотелось всем.

Дни истончались хлопковой мережкой,

А он катил по узкой полосе

Тропинки допотопную тележку,

Что об одном помятом колесе.

Он тридцать лет возил на ней песок

На заболоченный участок.

Сизифов труд

Бездарным и напрасным

Казался мне. А ныне тут растут

Берёзы наши.

Он сам себе придумывал работу:

Вставать чуть свет, вернее – до восхода,

Литовку взять, в предутреннюю хмарь

Идти в росу. Пока гудит комар

И розов край тугого небосвода,

Срезать косой звенящую траву

И в эту землю прорастать ногами,

Сминая дёрн литыми сапогами.

И никому не возводить в вину

Свою судьбу.

Не верить в бога и в загробный мир.

«Есть скорбь и тлен, червей могильных пир»

Он говорил и улыбался тихо.

А нынче вот приснился. Как он лихо

Свою тележку по тропе катил!

Как глаз белки покойницки блестели.

Рубашка на его тщедушном теле

Сама собой торжественно плыла.

И вот тогда во сне я поняла,

Что до сих пор он увлечён неверьем.

И даже там, за сумрачною дверью,

Он линию свою упрямо гнёт.

В тележке возит траурную землю

И никого за это не клянёт.

2018

Косточка

ну что молчишь ты птица певчая

на веточке береговой

все ждешь-пождёшь

когда натешится братва

над костью мозговой

а ты глядишь сквозь них бедовая

на лес песчаную губу

и бродит косточка вишнёвая

в твоём малиновом зобу

12.02.24

Филипок

Все кончилось тогда и началось.

Собака проглотила рыбью кость

И, бездыханная, осела в снег.

А я щенок, пока не человек, -

В смешной пальтейке, в шапке на пуху.

Вот мама, обряженная в доху,

И бабка в шали – кисти бахромой.

Земля блестит, как сахар кусковой.

Наш поезд похоронный топчет сныть.

Я плакать не могу, могу скулить,

Размазывая сопли по щекам.

По земляным слежавшимся комкам,

За матерью и бабкой, что несут

В носилках псину, как на страшный суд,

Согбенные над ношею своей.

Иду я Филипком среди полей.

И небо опускает белый плат

Над горшей из ребяческих утрат.

2020

Вневременное

Что ждать тебе от новых февралей,

Небесной сини, белых простыней,

Ангарской проруби оплавленного чрева?

Песчаной отмелью, как поглядишь налево,

По краешку, где прибывает ток,

Оттаявшей воды взошел цветок

По трубочкам стеклянного напева.

Сквозняк прибрежный, вечный стеклодув,

Вневременное что-то выдувает,

Как прах с руки, как невесомый пух.

По капле неизменно прибывает

Дневной надел. Нет никакого дела

До тьмы людской,

До выверенных зол, -

Природа лишь на время омертвела.

Размеренно плетет себе узор

То льдом, то карантинной повиликой.

Чтоб после встать над пустошью великой

03.02.24

В каком-то незапамятном году

начни себя искать найдёшь его

погашен свет и вяз стоит у двери

балконной

мутное стекло

приглушено

прозрачной шторой

кораблекрушений

здесь нет следа размеренное действо

в полупустом графине не вода

осколок детства

там нет меня но есть скелет в шкафу

на книжной полке что-то из конфу..

и фэнтези советского разлива

и красный конь гуляя вдоль обрыва

срывается

но держит на плаву

***

Ищи меня, мой друг, как я тебя искала.

Бери меня на звук, на слово, на испуг.

Есть в городе моём церквушка у вокзала.

Там певчие звенят.. Не покладая рук,

Господь вершит дела людские понемногу.

И семь последних дней земля белым-бела.

Ищи меня, мой друг, пока ещё дорогу

Судьба не замела. Судьба не замела.

***

В каком-то незапамятном году

Был снегопад такой же. Не касаясь,

Гляжу на ветки. В почках дремлет завязь.

Когда вот так по улице иду

Я ни на шаг к тебе не приближаюсь.

Не отдаляюсь, впрочем, ни на шаг.

Пусть будет так. Вот дом – живые стены.

А по стенам не трещины, но вены.

Как светлый полог, отделяя мрак,

Снег опадает рыхлый белопенный.

И клён стоит коленопреклоненный,

Спины своей не выпрямит никак.

Чем дольше живешь

чем дольше живешь в одиночестве

тем менее страшно оно

глядишь на отцовскую вотчину

в слепое по утру окно

в нехитых домашних растениях

фиалка герань цикламен

какого тебе откровения

какой тебе жизни взамен

остыла другого не хочется

твоей незатейной звезде

ни званья иного ни отчества

луны голубое высочество

плывет по высокой воде

и ель твоя прямостоящая

и тополь с вороной во лбу

такая она настоящая

с дыханием спертым в зобу

когда приподнимется солнце

не песня пробьется не крик

но с дерева тонко прольётся

восторженный птичий курлык

2022

Маринистическое

Марине Немарской

Мы помчимся по лету в Большие Коты

На байкальской летучей ракете.

И глядеть будем вдаль с голубой высоты,

И смеяться как падшие дети.

А потом ты найдешь в золоченом песке

Два кусочка стекла. Колыбеля в руке

Их как самое легкое бремя.

Словно жизнь на едином висит волоске

Как младенец во чреве.

Я выходила за полночь

Я выходила за полночь к той реке –

Через дорогу. Летала над синим плёсом.

Днем никакой реки здесь в помине нет.

Существованье её под большим вопросом.

Через дорогу выстроил дед избу.

Надо же было этому сну присниться.

Он уже десять лет, как лежал в гробу.

Бабушка рядом, плотно сомкнув ресницы...

Ночь напролёт там горел негасимый свет.

Пахло сосной и ладаном под образами.

Я все просила:

«Домой пошли! Слышишь, дед?»

Он все глядел невидящими глазами.

2020

Олешек

А времени у нас вагон.

Вагон и мелкая тележка.

По этой пустоте кромешной,

Гляди, упрямый мой олешек,

Стремительный лесной орешек –

Светило катится за склон.

А дальше что, а дальше тьма.

Гуденье вод околоплодных.

Кем нас задумает природа

Она не ведает сама.

Возьмёт и вытолкнет на свет

И разведет вот – так руками.

Смеяться, горевать, лукавить.

И осторожный камень ставить

С негромкой надписью на память,

Что нас здесь нет.

2020

Рождественские стихи

Ну, какой он, прости Господи, соцработник?

Вот тебе, Мария, праведный плотник.

Ты сама ему опора и плотик,

Будь почтительна и добра.

По весне распаханный огородик

Невелик, но вроде исправно родит.

На базар торопится серый ослик,

На ухабах тихо скрипит арба.

Разнотравье пышет, лоснятся ягоды,

Разливают ангелы благодать,

Рассыпают всюду смарагды, яхонты.

Успевай их только в подол собрать,

Разложить на чистой холщовой скатерти.

Тот, кому ты случилась матерью,

Не готов еще умирать.

Он лежит в кроватке лицом к оконцу,

Чтобы видеть первым как всходит солнце.

Он еще, Мария, совсем малец.

Как барашки тучки плывут, скиталицы,

В кулачок Дитя поджимает пальцы,

Поминая вслух всех своих овец.

***

Каждую ночь в опустевшем хлеве,

В самый темный час перед рассветом,

Ей мерещатся звуки

И блики света по стенам.

Там хлопочут куры,

На задки приседают гуси,

От коровьей морды дух травный и хлебный,

Как в тот час когда народился Иисус.

Но она-то знает, за стенкой ветхой

Тишина и тьма и пустые ясли.

Только кот соседский ночует, если

Не пустили в дом его.

Понапрасну

Не расходуй силы, сховайся в сене,

Пережди морозную ночь до света.

На четвертой страже проснётся петел.

И, конечно, мы все потом воскреснем.

Но сначала нужно дождаться лета.

2020

Она сидела словно птица

Она сидела словно птица на сгибе его локтя.
Медноокая девочка в берете пажеском.
Истончались августы. Лакомым соком
Исходили яблоки. Светлые бражники,
Как листва кружились над летом утлым,
Над упавшими маттиолами.
Двухгодичная дива смотрела мудро
И пальчиками фарфоровыми
Теребила шёлковое шитьё.
Я глядела вслед ему без укора и
Думала: не я родила её..

2017

Этюд на тему сломанного цветоноса

неси меня нисколько не жалея

по холоду январскому неси

я цветонос тигровой стангопеи

какого ляда надо на руси

моим корням в сырой оранжерее

деревенея весь недавний срок

неси меня я ветка стангопеи

я золотой пробившийся росток

сквозь прель и сумрак торфяного днища

проникли стрелы улица бела

неси до новогоднего кострища

дыши в раструб пустого рукава

2018

Итоги

Итоги года - странная игра.

Я снег не убираю со двора,

Который день проходит скоротечно,

И он лежит с упреком, безупречный.

Над головой нависла бахрома -

Парок восходит сквозь дверную щель

И застывает аркою барочной.

Как не разрушить это нам теперь -

Свод кружевной воздушный и непрочный.

Когда выходишь в двери напрямик

Он падает стемглав за воротник

С высоких перекладин потолочных.

Не удержать тончающую вязь.

Увы она порвется там где тонко.

Запоминай, несовершеный глаз,

Все то, что не сумеет фотопленка.

Ах, боже мой, и пленки нет, как нет

Черновиков и записных блокнотов.

И обо мне едва ли вспомнит кто-то -

Неуловимо исчезает след..

2021

Каждую ночь в опустевшем хлеве

Каждую ночь в опустевшем хлеве,
В самый темный час перед рассветом,
Ей мерещатся звуки
И блики света по стенам.
Там хлопочут куры,
На задки приседают гуси,
От коровьей морды дух травный и хлебный,
Как в тот час когда народился Иисус.
Но она-то знает, за стенкой ветхой
Тишина и тьма и пустые ясли.
Только кот соседский ночует, если
Не пустили в дом его.
Понапрасну
Не расходуй силы, сховайся в сене,
Пережди морозную ночь до света.
На четвертой страже проснётся петел.
И, конечно, мы все потом воскреснем.
Но сначала нужно дождаться лета.

2021

Держи соломинка меня

Держи соломинка меня,

Покамест черный год уходит.

В небесных плавнях пароходик

Плывет без дыма и огня.

Так ходят крадучись рекой,

Помалу распуская бредни.

И приближают час последний

Просонным рыбинам. Покой -

Приманка дурачка.

Обманка быстрая и злая.

Затеплят искру маячка

И рыба сонная, всплывая,

Глотнет каленый воздух ртом,

Чтобы не выдохнуть потом,

И жизнь качнется ускользая.

22.12.22

Что делать этими ночами

что делать этими ночами

сидеть с опавшими плечами

на мир летящий под откос

глядеть и удержать не чая

не возвышать своих печалей

усугубляя сколиоз

над рукодельем в захолустном

своем углу авось отпустит

как шарик схлопнется извне

луна в заиленом окне

и тьма не оставляя устья

слизнёт предместье за предместьем

в молчанье этом безыскусном

дышать нельзя и сердцу тесно

но все ж безвестье не бесчестье

Никола зимний

а на николу выпал снег

николу зимнего

как будто вышел человек

позвал по имени

и ты пошел себе пошел

родства непомнящий

и стало вдруг так хорошо

и нету помощи

качнут сквозные небеса

обетованные

и голоса и голоса

дороги санные

от самолетных кораблей

следы горючие

и ты один как перст ничей

на волю случая

2021

Здесь белый свет

Здесь белый свет сошелся клином

Над помертвелою осиной.

И зафиксировал на дне

Небесной чаши синей глины,

Пока я нахожу слова,

Текущее явленье жизни:

Три воробья, как три волхва

Сидят на ветке, как на тризне.

И облетает скорлупа,

И в небе облачка мочало.

Чтоб жизнь опять пошла сначала

И сызнова'

Колодец

Когда в колодце кончилась вода

Он возомнил себя первопроходцем.

Декабрь стоял, стояли холода.

Дымы стояли, заслоняя солнце..

Он вниз скользил, вычерпывал песок

И каменюки.

До той поры, пока подземный сок

Не брызнул в руки.

А после никнул стылою спиной,

Всем зябким телом

Ко мне в ночи, что к той печи,

Чтоб отогрела.

Подумалось: из темной полыньи

Отца и брата

Так вынимают.Теплились огни

И я горбато,

Как птица нависала над птенцом.

Под утро он порозовел лицом.

А мне с тех пор повеяло покоем.

Как будто сердце стало ледяное.

2018

Холода

Вспомнила как маменька

Собирала тятеньку в гроб:

Теплую рубашечку – не холодно чтоб.

Трусики, да маечку потеплей.

Помню, как мне муторно от затей

От её, от вдовьих... злилась как.

А сама решила вдруг: не пиджак!

Свитерочек надо бы в холода.

Глупыми и слабыми нас беда

В одночасье делает – знай держись.

В морге шторка с крабами – тоже жизнь.

Преступил за краешек – сразу шок.

Санитару старому вещмешок

Отдала и шёпотом: так и так.

Он мне: что ты, милая, не дурак...

Я работу выполню посмотреть

Будет любо дорого. Вот ведь смерть

Выбирает времечко – холод лют.

Облетают семечки, люди мрут.

Как же в землю стылую класть людей?

Надо бы одёжу-то потеплей...

2019

Он с нею не договорил

Он с нею не договорил,

Не подарил кольца на память.

Теперь лежат среди могил

Ближайших родичей

И заметь

Колеблет тихо ковыли

При убывающем светиле.

Тогда, в житейском этом иле,

Он младше был на десять зим.

И мне дано грустить по ним,

Как их свели, как разлучили,

Как будто не было любви.

И даже неба и земли,

Которою они ходили

И врозь и вместе.

Снова врозь

Души разрозненная кость.

Все окончательно срослось

Когда их вместе положили.

3.12. 22

Мой бабий род, мой род двужильный

Мой бабий род, мой род двужильный,

Ходящий по одной черте

За дверью адовой родильни

В нечистоте и наготе.

Глядящие в земное чрево,

Что видите среди корней?

Там пробивает камни древо.

Там клубни темные черней

Июльской ночи, складки буры,

Земная твердь, тепла кругла,

Колышется глубинным гулом

И поднимается сутуло.

Покамест ты не родила,

Пока свое не помнишь имя,

Вам смерть, гремучая гюрза,

В затылок дышит...

Голубыми

Вдруг стали карие глаза.

Над синевой, прорвавшей тучи,

Над болью, расколовшей высь,

Неотвратимо неминуче

Восходит жизнь.

2021

Детские ангины

О, детские ангины мои вялотекущие,

До сих пор отзывающиеся в конечностях.

Куколкой вочеловечшейся

Смотришь, как улица упирается

В девятиэтажку со сквозным подъездом.

Дверь открывается,

А за нею бездна -

Переход в инобытие,

Который по сей день снится.

На ладони практиканта бьется

Сетренка в рубашонке из ситца.

Будущий эскулап

Рассматривает младенца и этак и так

Перед окном, за которым льдистая

Пустыня аэропорта.

После его ухода у нее развивается пневмония.

Потому что какого черта

Брать детей голыми

И выносить на холод?

Он не был злым. Он был глуп и молод.

Или наоборот?

Одно из любимых воспоминаний детства - мамин зонт.

Бордовый,

С наконечником острым, как спица.

Им удобно было делать дырки

В бетонной стене.

Но самое главное - я себя ощущала птицей,

Раскрывая парашютный купол в окне,

Озирая мир с высоты

Третьего этажа без страховки и якоря.

Я хотела полететь.

Но не хотела чтобы родители плакали.

2021

Ноябрьская бездна

За ощущеньем сумрачного дня,

Упавшим в снег трагической перчаткой,

Потянешься и вдруг найдешь себя,

Потерянной среди миропорядка,

Средь бела дня, нелепой и серьезной.

Сентенцией весьма претенциозной,

Как кот сидящий в бельевом тазу

С мерцающею искоркой в глазу.

А между тем в ветвях, на перекрестье,

Снуют сороки, словно на насесте

Две курицы. Разобрано гнездо.

И, заново по веточке сложенным,

Висеть ему до розовых птенцов

Над миром неживым и занесенным.

Однажды вынырнешь из дома

И никого в округе нет.

Ноябрь, податель монохрома,

Стоит, в нательное одет.

Пока одежды невесомы

Полощет ветер навесу

Голубоватые кальсоны.

Гашеной известью в лесу

Стволы начертаны. Там вьётся

Берёста. Крестики кладут

На снег сороки. Над колодцем

Небесный белый маламут,

Нависнув грузно и лохмато,

Готов обрушится едва

Подденешь черенком лопаты

Упругий бок. И вдруг слова,

Прорвав белёную холстину

Над непокрытой головой,

Стремительно неотвратимо

Нисходят лавой перовой.

Нет всполоха и, значит, нет стиха.

И осень на исходе, значит, поздно.

Никто уже не пустит петуха -

Леса в оцепененье коматозном

Голы и безыскусны. Ловишь ртом,

Как птица пролетая над мостом,

Студеный воздух.

От солнца заслонясь, из под руки,

Глядишь: вот рыбу ловят рыбаки.

Над рукавом медлительным иркутным

Ледок еще некрепок невысок.

Еще желтеет берегом песок,

Белеет утро.

Лети себе, иного не проси.

Под говорок неприхотливой песни

Несет тебя иркутское такси

Над миром тесным.

Над рыбаками, над домами, мимо

И далее, над стынущим прудом

С кувшинками ушедшими на дно.

То там, то сям во льду тусклеют спины

Головоногих вмерзших в пузыри

Метана голубого.

И носиками долбят пескари

Ледовый панцырь глухо безнадежно.

И медленно утраченное слово

Туманом розоватым и нездешним

Восходит от воды и от земли.

Сквозит ноябрьская бездна,

Как отворённое окно.

Отсюда нулевой троллейбус

Медлительно несёт нутро

В депо. Качаются тычинки

И тычут в небо. Там темно.

Он махаонова личинка,

Не-до-окукленная но...

Он доползет по бездорожью

В конечный пункт среди зимы.

Вдруг омертвевшей лопнет кожей,

На божий свет пробьёмся мы,

Прозрачные зажмурив веки

От дежавю и визави.

Слепые недочеловеки,

Не избежавшие любви.

Снег

он стоял здесь тому лет сто

вверх воздетым грозя перстом

семя жизни храня в подсумке

по весне он темнел лицом

и село обходил кольцом

истлевал затем в переулке

и теперь себе порошит

вся природа имеет вид

завершенный придя в упадок

только снег словно вечный жид

в промежутке меж снов стоит

от небес до пожухлых грядок

и от этого хорошо

он на землю сейчас сошел

и накрыл собой запустение

человеческого жилья

чашу нашего бытия

ужас нашего безвременья

2022

Матушка

весь последний год
матушка приходила к нему ночами
и зажигала лампаду
пред иконой со стёртыми ликами
говорят что такие надо
отпускать по воде с молитвою
но икона оставалась
на прежнем месте
потому что прочие
увезла его средняя дочь в город
по месту жительства

вот и пылилась на божнице доска
то ли фигуры на ней человеческие
то ли стайка усопших птиц
словно сорок мучеников вышли вон
лишь остался шаблон фотографический
с пятнами белесыми вместо лиц

она садилась у изголовья
гладила его лысую голову руками
и говорила
умирать не больно
только подожди до весны
пусть оттает камень
пожалей своей сестры
не помирай пока к ней не вернутся дети
ведь она одна у меня
остаётся на этом свете
а на том будем мы вдвоём
словно голубки рядом

она глядела
на светлеющий окоём
и задувала лампаду

2020

Уже под зиму

Уже под зиму вынуты ковры

И войлочные бродни-скороходы.

Когда вокруг смещаются миры

Ты беспристрастно слушаешь природу.

Но все же, страстью тайной обуян,

Вот там на дальней занесенной грядке,

Сидит в рубашке маленький тюльпан.

Среди других воткнутых в беспорядке.

Махровые и скромные сорта,

Во власти ли Морфея ли Эола,

Не разомкнут сведенные уста

Подобно слову.

Молчанием испепелив себя,

То клинопись то тайнопись Эзопа,

Оно от февраля до февраля

Во тьме кромешной высекает тропы.

Из оболочек прорываясь ввысь,

Сквозь мрак души и буден окаянство,

Не смерть пропеть, не возвеличить жизнь.

Хотя б оконце продышать в пространство

В уединении нет доблести

в уединении нет доблести

по слабости сиречь по совести

и вопреки законам рацио

в глубокой внутренней своей

ты пребываешь эмиграции

где по стенам дает градацию

закат осенний брадобрей

учись икусству у художника

у прохиндея и безбожника

снимать с окна отживший лист

он сотворяет невозможное

он превосходный колорист

гляди туда где листья падали

полно и золота и падали

любая высвечена роль

и палачи и виноградари

в одной земле единым ладаном

весь мир остриженный под ноль

Марьиванна

согласно записи кадастра
усадьба доживает век
и фиолетовые астры
ломает снег
на берегу обетованном
и поделом
и ты стоишь как марьиванна
с веслом
на этой странной переправе
кричишь ау
где берег левый берег правый
в сплошном дыму
здесь реки всех европ и азий
сквозь рукава
но никаких тебе оказий
до покрова

2021

Голубцы

матушка богородица святые отцы

я говорит хочу готовить ему голубцы

в голубой утятнице с черносливом

чтоб над дверью звякали бубенцы

чтобы по фен-шуй затекала ци

проходила сквозь золотую гриву

непослушных зыбких моих волос

и качала в такт лубяную зыбку

а лежащий в оной всё рос и рос

как в утробе мати уроборос

философский камень златая рыбка

2019

Милитари

не помогают дома стены

нигде они не помога

на рыночке у манекена

синеет голая нога

он в неизменном камуфляже

от исчисления времен

висит средь копоти и сажи

людской любовью заклеймен

и ею же обескуражен

один из многих буратин

он целлулоидно отважен

и без ботин

Под утро вспыхнет на затоне

О лето, ты меня не тронешь

Однообразною листвой.

Под утро вспыхнет на затоне

Внезапный призрак золотой.

Смотреть в него не насмотреться.

Но как мне поле перейти?

Споткнется шаг,

Собьется сердце

И осень встанет на пути.

Два стихотворения

Этот лепет палых листьев –

Сада горькая остуда.

Под ногою ветки выстрел.

Ягод крапчатая груда,

Как простуда. Колыбельным

Звук молчанием залечен.

Всяк предмет очеловечен –

Помело, ведро и грабли.

Облака плывёт кораблик

По речной воде небесной.

Вслед за оным снасти-мухи

Дно земное оплели.

Ловят бледные старухи

Их морщинистыми ртами.

Ловят девушки и парни.

Всякий парный и не парный.

Мир вещественный и тварный

Машет крыльями-руками,

Отрываясь от земли.

2017

***

какое странное совпаденье

найти себя в выездном зверинце

держащей дивную на коленях

в свеченье райского оперенья

сложенных крыльев немую птицу

средь облепивших твою фигуру

глаз любопытных и неуместных

в такое время все бабы дуры

из оболочек стремясь телесных

ты прорастаешь в себе растением

сквозь руки плечи и ягодицы

и отпускаешь ее с коленей

немую птицу

2022

Сердолик

Так не бывает - белое на белом,

И белое потом на голубом.

То мама занята извечным делом -

Младое над ушатом клонит тело,

Над цинковым склоняется ведром.

Какая огородина поспела -

Сластей не нужно. К дому напрямик,

Гудя натужно, катит грузовик

И высыпает гравий грудой целой.

И мы находим в груде сердолик.

И радостно бежим за молотками.

Окатыш выбирая наугад,

Дробим упорно блеклый камень.

Как на изломе камешки горят

Искрою кварца, к радости великой

Слюдой слоистой. Мы опьянены.

Но нету-нету больше сердоликов.

Увы.

2021

Через порог

Рожденный на задворках у страны,

Особой ценности, увы,

Дом не имеет. Между тем он дорог.

Здесь память, скрупулезный рентгенолог,

Такие вдруг высвечивает сны.

Дом-монолит. Но вот, не чуя ног,

Все маме тяжелей через порог.

И потому порог успешно стёсан.

Он крепок лбом, точнее стоеросов.

Хранит ответов больше чем вопросов.

Он дома полувековой кусок.

Он кровь от крови, плоть древесной плоти.

О, как его старалась побороть я,

Когда отец велел: тащи баян!

И мне двухлетней, в спущенных колготах,

Он предстоял как море-океян.

Как я тянула за ремни тугие

Баян по полу! Тяжелее гири,

Он вдруг застрял и стукнул о причал.

Отец смеялся, улыбались гости.

Он до сих пор мне в горле костью,

Как будто я тяну, посредством строк,

И жизнь свою, стыдясь простоволосья,

Как тот баян через порог.

Благая

Все осторожно приспособятся

И понесут благую весть

Тебе, живущей наособицу,

Что счастье есть.

Что в состоянии придушенном

Дышать легко.

И даже хлеб дают насущный

И молоко.

По праздникам не святотатствуя

Берут дары -

Кровавое парное мясо.

Для детворы -

Флажки и дудочки из глины,

Вертеп и посвист шутовской.

И надо всем закон старинный

И воровской.

Осенние эскизы

Хрупких соцветий не увядание – остекленение,

Сад осиянный, гусь мой хрустальный,

Поступь осенняя.

Горше нет скорби, чем скорбь по невинным.

Ближе к полуночи выйдешь из дома -

Кажется – живы ещё георгины,

Но обречённым

Не дотянуть до рассветного солнца.

В ночь тихой казни

Плачет, оставленный любящим отцем,

Горький отказник,

Брошенный в осень, в слякоть и сырость,

На умирание.

Что происходит, Господи, с миром?

– Непокаяние...

«Что в имени тебе моём?» что в имени…

Мы все когда-нибудь умрём, Эмилия.

Когда-нибудь, но не теперь. По времени -

Кому метель, кому капель по темени,

Кому летящая листва летальная

И неказистые слова прощальные.

А дальше снова канитель перерождения:

Куда мне, Господи, теперь… куда теперь меня…

Шёпот водный, гомон птичий,

Благодати под рукой.

Просится легко о личном:

На поляне, на черничной,

Со святыми упокой…

Окно из баньки вытекает в сад,

Туда где зреют зёрна облепихи.

Какие б мир не сотрясали вихри,

Они висят. Во все глаза глядят…

И ты стоишь пред ними, наг и тих.

Или душа твоя стоит босая?

Оконце в садик, шепот облепих.

Калитка рая.

2013

Школа

Королева Елизавета

Все последующие поколения учеников

Называли ее королевой Елизаветой.

Царственная стать ей всегда была присуща.

Где она сейчас? Наверное, в райских кущах,

В окружении ангелов неоперившихся.

Помню, как мне, отучившейся

И позабывшей вход в школу,

Она повстречалась на остановке.

В тот же миг проснулся

Ребёнок неловкий внутри.

Она просила: говори, говори!

А я никак не могла выудить

Из сумочки ускользающую монету.

Она улыбнулась и оплатила билет мой.

Всю дорогу я плыла, как в тумане.

Наконец монета была найдена в кармане.

При выходе, задержавшись на ступеньке,

Она рассмеялась: разве маме

Возвращают деньги?

И для закрепления азов нехитрой житейской науки

Огладила меня по волосам и пожала руку.

Автобус понес меня далее

С пятаком в кулаке зажатом.

Больше я её никогда не видела.

Ничего о ней не знала.

На последнем моём экзамене

Я пришла к ней в больничную палату.

Это было во сне,

В нелепой и торжественной обстановке.

Я опять смущена, мне неловко,

Словно на голове развязались банты,

Или оторвалась пуговичка на манжете.

Вокруг медсестры, скользящие на пуантах,

Приносящие букеты дети.

В глубине палаты – Она, в высоком седом парике,

В больничном халате

Отороченном горностаем.

Она приподнимается на кровати,

Прозрачна и бела,

И говорит:

- Вот и ты пришла, моя дорогая!

Вскоре пришло известие, что Елизавета Андреевна умерла.

***

От нелюбви до нелюбви

Кружат немые совы.

Семидюймовыми гвоздьми

Забейте двери школы.

Но прежде дайте мне изъять

Из инфернальной пасти

Двух человек, ну может пять.

Я обладаю властью

Не помнить ничего, забыть.

И помнить все до знака.

И выводить и выводить

По одному из мрака

Аркашку, Ольку, по воде

На тонкий лучик света.

Сквозь темноту живет во мне

Моя Елизавета

Андреевна. Мир праху их

Упокоенья душам.

А мне твердящей этот стих -

Молчать и слушать.

2021

Август скоро перестанет

Август скоро перестанет.

Отчужденье за окном.

Август - пир во время брани

В лепрозории чумном.

Неизбежная остуда,

Проникающая двери.

Убывающие люди,

Обнажающие звери.

Август пахнет матиолой,

Вызревшей травой горчащей.

Август извлекает слово

Из груди кровоточащей.

Два стихотворения

Травы опали, тлетворны и смертны.

Я продолжаю династию смердов -

Жну и кромсаю. Над кучей компостной

Кружатся пьяные жадные осы.

Манит нектар их от корки арбузной.

Август кончается пышно и грузно.

Дух увядания горек и сладок.

Нет, сад пока не приходит в упадок.

Сад изумруден, лилов и рубинов.

Сад погибает в плену георгинов.

Маки погасли, черны и опальны,

Их попирают высокие мальвы,

И возвышаются справа и слева

Морды кровавые львиного зева.

Оных немало и прочих расцветок.

Яблоки сняты. Кончается лето.

2020

***

Все состояния женщины, моющей пол.

Цинковое ведро да грубая мешковина –

Вынь её с шумом. Выше колен подол

Подобран невинно –

Ты ещё девочка. Всплески воды – восторг

Непрерываемый – влаги живой прохлада.

Скачет по полу солнца литой обол.

Тянет из сада

Дымом сиреневым, горькою лебедой,

Диким пионом, жжёною древесиной.

- Сколько мне будет счастья, бог мой?

- Сколько ты попросила..

Времени половина

Мелкой монетой канет в пустой проём.

В узкой ладони комья промёрзшей глины.

Вот и четвёртые всходят сороковины.

Что улетело то не воротишь вспять.

Снова в ведре воды ледяной мерцанье.

Кто научился умерших отпускать

Тот и живых отпускает без содроганья.

2018

На выселках

нет никого я друг мой не спасу
когда вокруг такие тянут бредни
мы встретили на выселках лису
она спешила видимо к обедне
и полыхал обманчивый костер
ее хвоста как чудо-опахало
господь над нами длани распростер
и вся округа вмиг заполыхала
горел очаг и кружка горяча
нам грела руки словно тело птичье
мы привечали нынче палача
он говорил мол не имею личной
претензии и крови не люблю
ни злобы нет ни явной неприязни
я с малолетства головы рублю
и дед рубил
почти до самой казни

2022

Время маленьких Будд

Время маленьких Будд созревающих тут

Непременно приходит с дарами.

Вдоль примятой тропы шевеление груд,

Поспевания томное пламя.

Под навес уложи желтокожий отряд -

Обнажённые маковки лука.

Этот древний и скорбный семейный уклад,

Эта горькая бабья наука,

Тонкой складочкой лягут у бледного рта,

Острой линией врежутся в руку.

Отворяй погреба, как святые врата,

Засыпай свою смертную муку,

Словно на зиму хочешь избавить от пут

Эти хрупкие длинные ветви.

Август время надежд, вызревающих Будд,

Время душ, обретающих ветер.

2016

Суламифь

Если бы он приснился с крыльями за плечами,

почитала бы его ангелом вочеловечшимся.

А он явился в чёрном, как мир в начале.

Едва расслышала его дыхание,

биение сердечное.

Словно между нами пелена белая

Словно он не мужчина, а дева

непорочная в молчании.

Только серебро на висках, да чёткие очертания

скул высоких, упрямого рта...

«Господи, отвори свои врата! Затвори врата»

Но Господь усмехается нам с неба,

осыпая зерном медным

и тонкими соцветиями

лиловыми и цвета беж.

Положи, говорит, его промеж

грудей твоих, как веточку чабреца.

Гляди в глаза, воду пей с лица.

Потому, как доселе была ты незрячею.

И не спрашивай - за что?

Но для чего.

2017

Август

Казалось что лето уснуло в зачатке,

Как август нежданно нагрянул с заботой.

Беру с верстака золотые перчатки,

Которые пахнут мужскою работой:

Румяною стружкой, смолистой сосною.

И нету рукам моим больше покоя.

Как нету в душе моей мира и лада.

Так, стало быть, время твердыни посада

Разрушить. Серпа потемнелое тело

Вгрызается в травы. Малина поспела

И пала под силой моей первородной.

И стало душе велико и свободно

Пространство, открывшись.

А где-то на крыше

В сухом паутинном и ветхом остатке

Качается память летучею мышью...

Скудеет тепло и тучнеют осадки.

Так, стало быть, лето к закату стремится.

И так же стремительно старятся лица,

Как будто по заводи ходит плотвица

И рябью пятнает блистательный лик.

Но август все длится, и длится, и длится.

И, кажется, жизнь продлевает на миг.

Небесный вертоград

Лети моя душа ликующей букашкой.

Раскручивай серсо, разреживая мрак.

Я на скамейке жду вчерашнюю Наташку.

И не дождусь никак. И всё уже не так

Поехало-пошло и вывело куда-то.

По улице пылит и катится навстречь

Глубинная вода. Понуро и горбато

Идут плечо к плечу утратившие речь

Вчерашние друзья. Несут пунцовый гробик.

В нём сухонький как жук опрятный человек.

Июньский день дрожит над белою дорогой.

Гляди моя душа, не закрывая век.

Вчерашний балагур, отцовский друг Валера,

Спелёнут как дитя, плывёт, чему-то рад.

И широко пред ним распахивает двери

Небесный вертоград. Небесный вертоград.

2018

Яблоко

так нет между нами посредников

и гол остывающий сад

лишь ангелы в белых передниках

опавшей листвой шелестят

здесь бродят заблудшие агнецы

здесь всякий вошедший блажен

последние выпали паданцы

елейный сочат этилен

источник с плавучим корабликом

под парусом тонкой перкали

нет выбора брошено яблоко

и нам не избегнуть печали

Да будет тишина которая в начале

Которая пред тем как яблоки упали

На кровельную жесть

И в желоб водостока

Так не дождавшись весть

Не выдержав урока

Кто в бочку кто в жнивье

Червям земным усладой

Ты яблоко моё

Но мне тебя не надо

2019

Ягоды в траве

ягоды в траве круглеют сочные

не бери хоть и соблазн велик

на боках их тлеют червоточины

словно дух невидимый проник

внутрь плодов

на всех тропинках сада

начиная монотонный труд

тайные пособники распада

жадно плоть пунцовую клюют

вот оно мерцанье тихих падалиц

средь корней на самом-самом дне

мне от них свечением останется

призрак лета в стынущем окне

я снимаю сливы на варенье

возжигаю жертвенный огонь

сад дрожит как в день грехопадения

опадая в теплую ладонь

2020

Вот и август

Вот и август. Странное время года.

Обнажили листья

Изнанки молочный опал.

Говорила бабушка,

Де Илья пророк нассал в воду -

Словно камень в омут с небес упал.

Тяжелы де воды августа.

Берег зыбится киселём.

Рыбы сонные в плавнях плавятся.

Божий мир подёрнулся кисеёй.

Ляжешь звездочкой на поверхности

И тотчас касаются рук и губ

Земноводные невоскресшие.

Тянут, аспиды, тело вглубь.

Табунятся ласточки над зародами.

Мошкарою жалится знойный луг

И качет небо тугими сводами,

И смыкается где-то в круг.

Донными ключами искрится старица,

Тянет манит знобкая глубина.

Распластаешь руки – душа качается

На травинке тонкой у края сна.

2021

Рядно

На то он дьявольский расчёт

Внушить: душа его калека.

Ты смотришь, смотришь в человека

И видишь, как река течёт.

Не задевая стоп твоих,

Шуга проносится и ветки.

О Святый Боже, Святый крепкий,

Из двух всенепременных лих

Дозволишь ли избрать одно?

Нести его на край вселенной,

Как тайный ужас поколенный

И дней истлевшее рядно..

Дозволь мне малое ещё.

Покуда не смежила веки,

Увидеть свет Твой в человеке.

Пока река его течёт.

2017

Памяти Нади Ярыгиной

Малина

Какая есть такую и бери.

Ее испепелили феврали,

Но как она сияет спозаранок!

Она такой же в сущности подранок,

Как все что происходит от земли.

И я такая.

Я еще смотрю,

Как тень моя бредет по февралю,

Преодалев последний рубикон и

Не ноги омывает на краю,

Но у малины подрубает корни.

И как суметь такое произнесть?

Здесь нет меня, но оболочка здесь.

И чем ее пустынную наполнить?

Не дух, но ветер заплутал в валторне

И длит дыханье, если я не длю.

Я только лишь фиксирую зарю.

И вижу как малина наклонилась,

Непостижимо проявляя милость

Свою.

Пионы

пионов нынче нам не завезли

о где же где их тонкий свет неонов

холодной влагой напиталось лоно

земли

но не спешит пионов нам подать

одну из невеликих привилегий

мерцание хрупчайших аквилегий

велит принять как дар и благодать

пока душа хватается за оси

так на окошке пышный фаленопсис

хватает лепестками рукоять

оконной рамы и глядит глядит

и тычется нелепо мотыльково

и слово отделяется от слова

в груди

2021

Орехи

Перебирая старый шкаф, кулёк прогорклого ореха

Находишь в нём. Был ледостав. Был ледостав.

Да вот – проехал по приснопамятной реке...

Кулёк кедровых междометий.

Они как замершие дети

В моей руке.

О, Виноградарь, мой Виноградарь –

Души свеченье, свеченье плоти.

Мой Виноградарь проходит садом

И исчезает на повороте.

Под куст бросала сухое племя

Пыльцою плесени обелённое.

Лесных орешин тугое темя

Не сразу выстрелит в мир зелёный.

А вдруг да выстрелит самопалом?

А ты здесь сорные щиплешь травы.

А ты плывёшь и не веришь в чудо.

Что может проще – орехов груда

В осоте, в тлене.

Долой из плена природа бьётся осатанело –

Разрыв аорты и оболочек.

И, рты разинув, стоят росточки.

Кедрёныш малый он та же пальма

В микроскопическом эквиваленте –

На тонких ножках зонты La palma.

Сорокалетней взираешь дурой

На этот выводок эмбриональный.

На их сошествие ниоткуда –

Из дали дольней, из грёзы давней.

Сидят скорлупки а-ля береты

На их головках.

О, дети-дети...

Легко ли трудно существование,

Но озарение приходит с вами.

Уходит с вами.

И греет после.

И светит.

Светит.

2017

Несколько стихотворений

вот так он и живет

подставив солнцу спину

я льну к нему душой

душа чего-то ждет

нет не люпин еще

подобие люпина

украсит ли собой

мой скромный огород

из семечка с руки

а как не хватит время

ему произвести

соцветие но вот

я все равно его

целую нежно в темя

в наметившийся зонт

полураскрытый рот

где брилиант росы

а значит он причастен

и свету и теплу

песку и влаге глин

и властвует над всем

хотя совсем не властен

над будущим своим

над будущим моим

***

Перенесен на пятачок земельный,

Дыханием исходит карамельным

Без имени какой-то дикорос.

Он мировой латает перекос

Цветеньем.

И нам в саду, под вечер замерев,

Когда ни слов ни голоса не нужно,

Вечерний свет сочится нараспев.

Такой он слабосильный и недужный,

Как все, что неизменно на закат...

На взлобке, как на боговой ладони,

Мы тихие стреноженные кони.

Под нами поднимается земля.

Она несет нас подвернув края

Свои, как панцирь черепаший.

И соскользнуть с нее не страшно,

Но нас покамест держит колея.

***

Пространство выгнулось дугою

И стала я совсем другою.

На берегу небытия

Такое небо голубое

И чудные открытия.

Как зелен луг в провале черном!

Забор кренился в травах сорных

И пал под крепкою рукой,

Как будто въехали на танке,

Нам вдруг открылся мир иной.

Девчонки-инопланетянки

В нездешней дымке золотой

Свечение над головами.

Как скудна речь моя словами.

Круглеют пятки и колени,

Тела отбрасывают тени

Полупрозрачны и легки.

В траву заброшены сачки,

Как порожденье знойной лени -

Нескладные стихи мои.

И потому сейчас замри.

Фиксируй, память:

Луг нездешний,

Две девочки, как две черешни

На черенке зари.

***
Так полвека звякаешь на стене,
В древесину дома вплетая корни.
И теряешь голос когда извне
Налетает ветер сырой и черный.
Остывают мертвые во гробех
И грядет наверное день последний.
Слышишь ли? Я тоненький по тебе
Колокольчик медный.

У старого цирка

под небом из стали и цинка

согласная миропорядку

на фоне разбитого цирка

как гриб воплотилась палатка

наймитов берут по контракту

бликует фонтан у почтамта

и плесени трупные пятна

на прошлом твоем невозвратном

здесь голубь уже не знаменье

он только лишь призрак бесплотный

над общим висит безвременьем

беспочвенно и беспилотно

Осинёнок

Или век осины недолог,

Или так непрогляден морок,

Только дерево на корню

Отказалось встречать зарю.

И закат провожать за гору.

Встало горестным ореолом

Над моим невеликим угодьем.

Говорят про неё в народе,

Де лесина то странновата,

Почитает иного братом,

Кто не к ночи помянут будет.

Вспоминают всё о Иуде.

Но нет дела до этой славы

Нам живущим под ней, двуглавой,

С этих листьев прохладу пьющих.

И зовущих её, зовущих:

Просыпайся давай, лесина,

Ради бога отца и сына.

Глядь стоит в огородной грядке

Осинёнок ее в зачатке -

На макушке листок пунцовой

Обещанием жизни новой.

Быличка

рассказывала тетка в том дому
никто не ночевал по одному
не мудрено когда такие страсти
творились заполночь
не обладая властью
всю эту бесовщину на корню
пресечь на раз дед свел её к нулю
продать избу решившись в одночасье

вещала тётка были мы детьми
все как один побитые плетьми
и голода и страха и разрухи
но про такое разве что старухи
беззубым ртом мочаля кус и речь
твердили нам затем чтоб уберечь
от всяческих соблазнов и пороков

мы растопили жарко в доме печь
втроём собравшись
чтоб гостей стеречь
незваных и топорик у порога
оставили и двери на крючок
забрались на полати и молчок
оставив на столе коптить коптилку

а заполночь они вошли как есть
темны лицом по счету ровно шесть
и холодок осел у нас в затылках
они же стали пить себе да есть
стол засиял как скатерть самобранка
а мы глядели словно три подранка
не смея даже слова произнесть

и гости молча трапезу вели
беззвучно над столом сводя стаканы
их лица и размыты и туманны
зияли как зияет пустота
снедь исчезала не достигнув рта
и вдруг пропала будто канув в воду
пустили гости 'по кругу колоду
и долго били картами об стол
пока не вышел между ними спор
а после спора стал быть вышла драка
они достали помнится ножи
и вкруг стола друг друга положив
опали пылью

взлаяла собака
и спохватившись кочет прокричал
и темнота раздвинула границы
впустила свет
чтоб после повториться
и снова стать началом всех начал

2021

Рыба

Не видеть, не слышать, как рыба молчать.

Господь налагает заката печать

На лоно твоей преисподней.

Ты всё продолжаешь ещё отрицать,

Но мнится, что жабры свободней

Колеблются в иле. Плыви и смотри.

Вся смерть происходит сначала внутри,

А после выходит наружу.

И вот уже город запружен

По горло, по маковки храмов. Ковчег

Ещё не придуман тебе, человек.

Не вызрели кедры Ливана.

Душа - марианская рана.

Спасения нет. Словно рыба об лёд.

И спазмами сводит распахнутый рот...

Светло дерзновенно и храбро,

Здесь скоро высоко осока взойдёт

Сквозь твой преломлённый

О лопасть хребёт,

Сквозь илом забитые жабры.

Бражник

в школе мы отчаянно боялись стоматолога
огненно-рыжая хозяйка адского кабинета
была некрасива и патологически зла
господи прости её за это
мы уходили от нее огородами
тайными тропами
прятались в подсобке набитой картами
европы междуречья
и римского сапога
избегали как только можно избегать
врага

однажды в фильме батальоны просят огня
я увидела
как комбат страдая зубной болью
прибегает к простому средству
пригубив чистый спирт из походной
фляжки
полощет зубы не находит места
для плевка
и обреченно сглатывает огненную воду

со всею наивностью детства
берущего все на веру
стремящегося к свету
я нашла панацею в глубине буфета
бутыль с гремучим снадобьем
дарующим свободу
я полоскала зубы
и следуя кинематографическому примеру
проглатывала ополоски
погружаясь в блаженное беспамятство
без вреда
я не стала запойной пьяницей
в отличии от подруги-двойняшки
с которой нас всегда принимали за сестер
мы пили и ели из одной чашки
но не умерли в один день
она ушла выиграв давний спор
сдав мне позиции по всем фронтам
уступив в красоте степени одаренности
в способности к счастью

в снах я долго приходила к ней по ночам
в ее выжженную квартиру ища участия
пока однажды не отдала ей самое дорогое
нарисуй мне нарисуй мне просила она
покачивая шаманскою головою
и я нарисовала на школьной промокашке
не то куколку не то букашку
напоминающую
спеленутого младенца
по бокам его выпуклого тельца
пробивались крылышки
делая изображение похожим на самолетик
или на бражника
я любила его такого маленького и отважного
а она вырвав рисунок из моих пальцев
кружилась в ритуальном танце
радуясь как дитя
на фоне занимающейся зари

мелькали пролеты подъезда
я хотела вернуться
но разверзлась бездна позади
и внутри
лестничные марши зияли провалами
словно после землетрясения
небывалой силы в наших местах

ничего-то нам не остается
только чаять мертвых воскресения
встречаясь с ними кратко во снах
и жизни будущего века...
помяни добром всякого человека
на своем пути
как бабочку богом данную
нареки его богданом
и отпусти

2022

Словно птица

до утра она корпела

вышивая покрывало

словно тело между делом

уязвленное латала

словно птица неустанно

с мертвой и живой водой

над земной кружила раной

над разверстой пустотой

не имея дерзновенья

со творцом тягаться в силах

совершала омовенье

всех не преданных могилам

всем не перешедшим реки

накрепко смыкала веки

взор свой в сердце обратя

видя в каждом человеке

убиенное дитя

Так эта птица неживая

так эта птица неживая

сама себя опережая

птенцов своих поит рот в рот

а после их подводит к краю

и клювом бьет

так напоённой и умытой

полно во поле птицы битой

и беспилотный тихоход

плывет над нею гужевая

но пассажиров не берет

о чернозем как ты всеяден

любой кто был сюда покладен

тобой взят разоружен

и остывает обнажен

среди брони и такелажа

не различить обличий даже

и лице отвратил господь

слизнув останки камуфляжа

земля усваивает плоть

Косточка сливовая

О, если ты его попросишь,

Господь сместит любые оси.

Поверь, он в этом деле ас.

И будет дан тебе Иосиф.

Но сына он тебе не даст.

Все может быть. Не в этом теле,

Не в этом мире ножевом.

Весна стоит уж три недели

Но все не возвестит о том,

Что, мол, пришла,

Что, мол, настала,

Что выходи навстречу, мол.

Взгляни, вот косточка упала

Сливовая на ветхий стол.

Но если он не будет против,

И предрешит все наперед,

То и над этой скорбной плотью

Однажды дерево взойдет.

Эустома

ну что за сладкая истома

глядеть как трепетные лани

на подоконник эустомы

традиционные герани

сместив втупают

сердце клетка

захлопнется и ни гу-гу

не подъязычная таблетка

подхваченная на бегу

его врачует

мелкой крупки

весенний дождь имеет вид

пусть эта свежая зарубка

условно нынче не болит

не проронив себе ни стона

бери скорей

по объявленью эустому

как одержимый увлеченно

по сту рублей

оттенков разных тонкокожих

росточков дцать

и так окажется возможным

дышать

Зингер

В швейной машинке Zinger, доставшейся мне от умершей женщины бывшего моего мужа, живет её дух.

Неистребимая монада,

которая знает когда надо и когда не надо запускать маховик.

Машинный механизм функционирует избирательно:

горит подсветка, но не работает привод.

Но как только к машинке прикасаются мужские руки все становится неизменно исправным:

колесо крутится, иголка совершает поступательные движения.

Будто и не ломалось ничего и никогда.

Будто минуту назад я не давила отчаянно на педаль в надежде хоть на какую-то ответную вибрацию.

Приглашенный мастер вскрыл корпус, заглянул в святая святых.

И, не нашед изъяна, пожал плечами.

Машинка послушно стучала под его руками, радостно мурлыкая свою песню.

Одновременно он осмотрел и другие швейные механизмы имеющиеся в доме.

К примеру старая, ручная, бабкина (тоже зингер) вполне рабочая.

Мастер вычистил пыль, поколдовал, покрутил колесико, смазал ее нутро.

Дунул, плюнул, и она весело застрекотала, выговаривая свое ца-ца.

Дух бабки неистребимо присутствует в ней.

А вот старая прадедовская (все тот же зингер) с ножным приводом,

хранящаяся в сарае, везомая когда-то мамой по диким степям Забайкалья,

она, пожалуй, так и останется бездыханной.

Быть может дух деда Зиновея

и не испарился совсем,

витает скорбно над ржавым телом.

Но её волшебный челнок,

без коего нет жизни, утрачен навсегда.

- Ищите его в антикварных лавчонках, - сказал мастер, похлопав старую рухлядь, как старую клячу по пыльному крупу,

- знатная была вещь!

И кожу, и шерсть, и тончайший шелк, -

и все одной иглой! Нет уже игл таких...

По уходу мастера машинка,

доставшаяся мне от умершей женщины бывшего моего и т.д,

тут же отказала мне во всяком ваимодействии.

И тогда я решила оставить её

наедине с мятежным духом
до лучших времен.

До лучшего мастера, наконец.

Подумала, однако, заказать для строптивой новый чехол.

Но все откладывала затею в долгий ящик.

Так и пылилась бы она без дела и без чехла,

рискуя пополнить собой кладбище ненужных домашних вещей.

Но однажды с чердака достали старые стулья, которые решено было облачить в их собственные старые чехлы.

Один из них требовал основательной реставрации.

Вручную этот процесс длился бы бесконечно долго.

Потому почти без всякой надежды я включила машинку в сеть.

И, о чудо. Она заработала.

Бойко и радостно, словно изголодавшись по труду, по человеческому прикосновению.

Словно осознав незавидные перспективы свои, усмирив гордыню.

Дух лампы! - сказала я, давай дружить.

Отметив про себя, что лучшей хозяйки для нее все равно не предвидится

Но вслух не произнесла, дабы не нагнетать.

Вечерний свет разливался тепло и благостно над умиротворенным жужанием.

Согласный дух, умершей женщины моего бывшего мужа, витал рядом.

Никогда еще дело не спорилось так скоро.

Помимо выше означенного чехла для стула вместе мы сочинили чехол для машинки Zinger, доставшейся мне...

Озеро

Ну, здравствуй, озерко болотное.

Недавно, выпрастано досуха,

Ты онемевшее, бесплотное,

Лежало мертвено и крохотно,

Пока река там за деревнею

Спала во льдах. Во испытание

Открылось ложе твое древнее,

Как место спальное.

Снега сошли, но коркой настовой

Белели вросшие меж кочками

Куски нетленной пенопластовой

Бытийной чьей-то оболочки.

Сухих осок коленки голеньки

Клонились над её поверхностью.

Пивные банки алкоголики

В лицо бросали неизвестности.

О человеческие сущности,

Нам, обнаженно неприкрытые,

Явило дно вольноотпущенно

Грехи забытые.

Казалось лежище дремотное

Другим не будет никогда,

Но вот опять над нечистотами

Взошла глубинная вода.

И озеро лежит омытое,

Людского ничего не помня.

И к небу тянется молитвенно

Кубышек тонкими ладонями.

Трава растет

трава растет и дом на ней растет

и высится

а прежний дом молельня

в её утробе тесной колыбельной

дух родовой по прежнему живет

в её утробе вызревали мы

спеленутые туго непокорный
нрав усмирив

и белые дымы

текли из труб разявленных и черных

как птичьи рты они открыты небу

мы были здесь как быль и снова небыль

наш дар никчемный возводить слова

изжил себя

так изживают счастье

испепеляют за зиму дрова

лишаются ребенка в одночасье

чтобы стоять потом с разверстым ртом

над жарко пламенеющим мостом

меж будущим своим и настоящим

вдруг осознав ты тот разъятый хрящик

в хребте когда-то становом

Сад

И я затею убегать

Из опостылевшего сада,

А сад в смятеньи и досаде

Мне станет ноги оплетать

Руками цепкими корней.

Вьюнов стальною канителью

Охватит зябкие колени.

По безысходности своей

Заплачет сумрачная птица,

Переходя на сиплый свист

И в памяти воспрянут лица:

Вот я стою — отроковица,

Вот вальс играет гармонист.

Дед кружит статную соседку,

Скрипит начищенный сапог.

Когда бы память спрятать в клетку

Под бабкин выцветший платок,

Как заводного попугая.

А лучше пуговкой в карман.

Но без конца гармонь играет

И млечный стелется туман —

Сырой, трагический, извечный.

Так прорастает сад во мне

Начальной пристанью, конечной,

Несущей точкой на земле.

2018

Два стихотворения

Если ложиться поздно, вставать рано,
Станешь однажды падчерицей тумана.
Сводной сестрой пасмурного рассвета.
Встретишь у дома долгое-долгое лето,
Где ты без возраста и словно уже без тела.
Легкость такая в нем, как ты давно хотела.

*
И станет усталой душе хорошо
Припомнишь едва, как плескали ковшом
Хрустальную воду на мыльные стекла -
И в комнатах свет становился высоким,
Как руки черемух, минуя преграды,
Тянулись по комнатам из палисада.
Небесная синька в гашеную известь
Вливалась.
И завязи зрели навынос.

Андрюшенька

Маленькой мне казалось,

вот иду я по земле,

а моя прабабка идет под землей.

Я шаг, и она шаг.

Так и идем, слипшиеся ступнями,

непонятно кто чьё отражение.

А другая прабабка, Марфа,

та, что по отцу,

любила меня крепко.

А я ее боялась.

Носила она длинную юбку

и долгополый зипун.

нос её был такой длинный

и крючковатый, что о подбородок

стукался – страсть Господня!

Любила она петь песню старинную

"Я сажала огуро'чки

Кто же будет поливать"

Пела и притопывала,

И юбкой землю мела.

Бывало, встанет посреди улицы

С кульком пряников,

А я бегу-убегаю от нее со всех ног.

"Ой, люди добрые!

Поймайте мне Андрюшеньку –

глазки кругленьки!"

Соседские ребятишки

Схватят меня и волокут.

Я кричу, вырываюсь.

"Отпустите! Отпустите ее!

Передайте только прянички"

А когда помирать стала,

Долго помереть не могла.

Всей деревней приходили

Прощаться. Почитай

Все родственники.

А она об одном только и просила

"Приведите мне Андрюшеньку –

глазки кругленьки"

И опять схватили меня,

Тащат через порог,

Я криком кричу надрываюсь.

"Отпустите! Отпустите её.

Посмотрела я!"

С тем и отошла ко Господу.

А почему Адрюшенька –

Глазки кругленьки?

Говорят, похожа я

На другого сына её,

В гражданскую сгибшего.

Капля от капли.

Её капля в море человеческом.

Про братцев

Один из проблесков детства –
мёртвые телята близнецы,
птенцы однояйцевые.
По причине непонятной
(да и нужно ли было кому
объяснять мне, несмышлёной?)
молодую телку пустили под нож,
словно перевели через улицу
в небытие.
А как перевели, так и обнаружили
в пустой ее оболочке
зачатки двух душ.
Содрогнулись от неисправимости содеянного,
и поклали младенцев в ящик,
словно в колыбельку сосновую.
Подстелили соломки
и соломой прикрыли –
от детских глаз,
от детских слез.
Но детское сердце чутко и любопытно.
Я приходила к ним каждый день,
словно в тайную комнату
Шварцевского Прадедушки Мороза.
Сдвигала в сторону солому
и смотрела, смотрела
на их не имеющие шерсти
окаменелые тела,
будто выточенные из розоватого кварца.
На округлые носы и прозрачные ушки,
выпуклые яблоки глаз со смеженными веками.
На молочного цвета раздвоенные копытца
и впалые бока
с просвечивающими извилинами внутренностей.
О, маленькие эмбрионы мои,
во власти вечного сна!
Нерожденные мои братцы меньшие...
Странная,
отталкивающая и притягательная,
эстетика смерти.

2021

Путешествие

Это путешествие во времени
Всегда совпадает с началом светового дня
в славном городе металлургов.
Расплавленная магма поднимается
по стволам тополей
и в сердцевинах их
начинается медленное закипание.
Янтарная канифоль проступает сквозь почки
и дымка зеленоватого угара дрожит
над кронами.
Транспортный поток несет маршрутку
словно кровяной шарик –
от города к городу.
Между их сообщающимися сосудами
проплывает в прозрачном мороке лес
Воздух плывет и пульсирует.
Еще немного и он материализуется
островами подснежников, светящимися изнутри.
Прошло время советских автобусов.
Как и время крутобокой кондукторши тети Тоси,
возвышавшейся надо всеми
в кондукторском троне – объекте вожделения
всей ребятни.
Где, Тётя Тося, твоя кожаная сумка
увешанная рулончиками билетов?
Где твоя красная косынка
с золотой искрой.
Ведь нет ей сноса и тление не страшно.
Потому как нейлон мало подвержен разложению.
Потому что не было и нет крематория
в городе металлургов.
Где, тетя Тося, твой золотой зуб?
Как бы звучно ты объявила сейчас:
- Следующая остановка Чкалова!
И кедровая сера смачно щелкнула
у тебя во рту на первом слоге "чка"
Я сойду на Чкалова
и увижу твою красную косынку в окне,
как в иллюминаторе.
Твой автобус совершит орбитальный виток
и вернется в город металлургов.

Еще живой

когда в груди по рукоять

чужая боль и смерть чужая

ты как ни странно различать

способен свет родного края

вглядись вот так не на бегу

вот прошлогодние ранетки

кровавым крапом на снегу

и птичий грай

и сердце в клетке

грудной прошитое насквозь

чужой бедой

неслышно бьется

пока она в нем остается

ты все-таки еще живой

Фрагменты

Фрагменты жизни, склеенные вкось,

Нанизаны на тоненькую ось

Бытийную

Без всяческого смысла.

И кажется душа моя повисла

Меж до и после.

Мак и живокость,

Люпин и наперстянка.

Снег неистов -

И потому пока им не бывать.

Томиться подоконникам рассадой.

Так от себя никак не убежать,

Да и бежать теперь уже не надо.

Наш монастырь, в составе двух старух,

На солнце выйдет.

Под осиной - кресла

Прогреются.

И одуванов пух

Растает непременно в день воскресный.

Как не бывал.

Но в первую субботу

Проснется одуванчик желторотый...

Весна

Весну отменили недавно.

Казалось она не придет.

Она умирала бесславно,

Вмерзая в распаханный лед

Распластанной чьей-то перчаткой.

На склоне холодного дня.

Так умер когда-то в зачатке

Ребенок внутри у меня.

Она была с тем, кто не выжил.

Оставшись в сплошной темноте,

К нему приникала все ближе

В бестыдной своей наготе.

Затем чтоб пробиться подробно

Сквозь пальцы,

Меж скрещенных ног,

Сквозь зубы,

Сквозь скулы и ребра,

И вывесть на волю свободный,

Голодный до жизни росток.

Культпросвет

Заброшенные в жизнь,

Как моряки в подлодке,

Мы выживали в ней,

Не выходя на свет.

Луна лимонный цвет

Одноименной водки

Имела, а судьба

Неясный силуэт.

Холодную весну

Превозмогало лето.

То снегом то дождем

Начертанный пунктир.

А мы глядели в мир

Сквозь окна Культпросвета.

На серый тротуар,

Застиранный до дыр.

А в Культпросвете свет

В холщовых драпировках

Терялся и тонул.

Но прорывался звук

На улицу сквозь них.

То робкий и неловкий,

То трубный и густой.

Не покладая рук -

Зубрить, паркеты в классах

Дробить до волдырей,

До обморочной тьмы.

До связок рваных в хлам.

Нести культуру в массы

Учили нас тогда.

О, как же пели мы.

На каждом пятачке,

На каждой остановке!

Сплетая голоса

В многоголосый плач.

И завершался век,

И примерял обновки,

Пришедший вслед за ним,

Вершитель и палач.

Он каждому воздал.

Тому - позднее. Рано -

Другому. Верный знак,

Что будет жизнь его,

Нам кнопочкой баянной -

Запала и саднит,

Не выправить никак.

А нам-то что с тобой?

С такими голосами

Наверно в самый раз

Заигрывать с судьбой.

С такою красотой

Садись в любые сани

И мчи себе, и мчи

Над миром и тщетой.

Спроси себя теперь,

Мол, в чем я виновата?

Подруги где твои?

И как они живут?

Одной светло в Крыму.

В цехах жиркомбината

Другая обрелась.

И больше не поют.

2021

Ябалан-Дабаан

По осени, когда к пальцам ног
Подступают щупальца ревматизма,
Я вспоминаю о ней
И её хождении в 'Яблоновый хребет.
Яблошный, как говорят местные.
Не ходи одна, не забывай примет.
Береги обувку тесную
Покуда стоит такая теплынь,
Сухость осенняя, хрупкость да ломкость.
И такая прозрачная синь
Над водоразделом трех великих рек,
Текущих в три моря –
Лаптевых, Карское да Охотское.

Под ногами камушки – счету нет,
Будто россыпи райских яблочек.
Потому ли так обозвал хребет
Пришлый люд – Яблочным?
Говорили, мол, что бока его
Заросли дичком лакомым.
Ничего здесь нет.
Первозданный свет.
Золоченый лист лаковый
Да брусничины, как в чаду горят.
Знай ковшом бери.
Небо ясно.
Переменчив нрав вековой земли.
Было солнце да вдруг погасло.
Стылый ветер встречь,
Не поднять руки,
Обернётся сырым бураном.
Застывает речь,
Густо лепестки
Кружат над Ябалан-Дабааном.

Лепесточек яблочный полети,
Покружи над водоразделом.
Перевал проходимый, твои пути
Словно вязь меж душой и телом.
Половина жизни ещё не срок –
Только срез её поперечный.
Двоеперстный крест, да бурятский бог,
Листобой, перебой сердечный.

Так искали её подряд три дни
И три ночи односельчане.
Голосили, дымные жгли огни.
И нашли у Христа в кармане,
У гранитных глыб,
Где намёка нет – ни тропы,
Ни иного знака.
Словно дух лесной, побелевший гриб,
Шевельнулась на зов собака.
И припала снова, как лист дрожа,
Согревая ей босы ноги.
Уходя в леса не возьми ножа,
Но собаку возьми в дорогу.

Потому по осени между строк
Пробивается холод. Снится
Бел-горючий камень у самых ног,
Снегом скованные ресницы.
Это я, не она, прохожу гранит,
Разнимаю руками воду.
Потому во мне до сих пор саднит
Эта горькая память рода.
И душа разъяв временной капкан,
Прорывая покров метельный,
Улетает на Ябалан-Дабаан.
Проходимый. Водораздельный.

2021

Снится странное

Снится странное: кто-то болен.

Навещать идешь с узелком.

У разрушенной колокольни

Баба старая с молоком,

И коза с бубенцом на шее.

А потом вдруг вода-вода.

Рыбаки тянут, тянут невод.

Невода вокруг, невода.

И не выпутаться, не скрыться.

Здесь, куда не уткнется взор,

Белокаменная больница,

Над полынью забор-забор.

Флигелёчек. Телам в нём тесно.

В санитарской руке свеча -

То ли лампа Николы Теслы,

То ли лампочка Ильича.

Не хватает ни сил, ни веры.

Онемеешь душой. И ртом

Ловишь воздух, как красноперый

Окунь выплеснутый в ведро.

Но приходит тот самый близкий

И берется за локоток -

Мимо гипсовых обелисков

Переправить через порог.

Отведёт. Отпустить не хочет.

Оттолкнёт и летишь - изгой.

В лодке ждет тебя перевозчик,

Крутит крепкою головой.

Признаешь в нем соседа Витьку,

Убиенного невзначай.

Палисадник скрипит калиткой.

Отступает вода за край.

2018

Из книги "Птица сороказим"

И чашечки коленной завиток

Так и живем. От света подустав
Не лета ждем, а новый ледостав.
Вот свистнет рак на сумрачной горе
И пожелтеют листья в сентябре,
Которые пока еще в зачатке.
А ты готовь садовые перчатки,
По правилам бесхитростного быта.
Не баба у разбитого корыта,
Но крепкою рукой середняка
Клепай телеги куцые бока.
А после начинай готовить сани.
Куда судьба, лихой Иван Сусанин,
Нас заведет не знаем мы пока.
Но нынче по ночам такая страсть -
Взята весною безраздельно власть.
И дышит прель.
И всякое в природе дышит тело -
Поленица ли, баня ли, горбыль,
Что над межой горбился омертвело,
Всю зиму останавливая пыль
Метельную. Гляди теперь он тоже,
Чешуйчатую ощетинив кожу,
Весь напитался влагой снеговой
И древесиной пахнет разомлевшей.
И кажется готов зацвесть скворешник,
Уже как двадцать вёсен нежилой.
И прибывает тайный кровоток.
И попирает рокот поколенный
Отживший тлен. И воздыхают стены,
И чашечки коленной завиток
Пульсирует, несет тебя из плена,
Поклоны класть грядам попеременно,
И прорастать во вздыбленный песок.

Бездомье твоё

когда происходит такое в стране

рождается странное чувство

и я принимаю с тобой и в тебе

бездомье твое и манкуртство

и я проникаю все эти слои

все страхи твои и безумства

нам всем не хватало тепла и любви

от этой пространной и стылой земли

порой до зубовного хруста

до спекшейся крови скрепившей уста

но снова земля отрясала с куста

избыток плодов

и младенцев

плодила уже отщепенцами

им сосны не сосны дубы не дубы

не все ли равно что пойдет на гробы

и как оно всем отзовется

извечное наше сиротство

Десятый ангел

Какой по счёту ангел вострубил,

Десятые приканчивая сутки?

Мне для рожденья не хватало сил,

Как новобранцу на момент побудки.

Мне не хватало веса и тепла

От матери, бедою обелённой.

Она прозрачной девочкой плыла,

Она на мир глядела изумлённо,

Как маленький взъерошенный птенец.

И я птенец. И обе мы – две муки.

И что бы с нами.. кабы не отец.

Так древо жизни раскрывает руки –

Садись рядком, да говори ладком.

А между тем июнь в закат катился.

Гудел наш дом. Плескался самогон.

А как иначе – человек родился.

Наступило время странных птиц –

Голубых сорок и свиристелей.

- Прилетели, мама?

- Прилетели!

Время петушковой карамели.

Люди-лодки шоркая бортами,

Соблюдают таинство границ.

Не соприкоснувшись рукавами,

Зиму коротают до весны.

Соблюдайте, милый мой, и вы..

Словно ледокол в торосах снежных

Обогните мыс моей надежды.

И минуйте дни мои и сны.

Мама любит всякую ерунду.

Какую-нибудь там годецию.

Львиный зев считает венцом творения.

Переслащивает варенье

И не досаливает соления.

Мама не любит специи.

Блюда её просты и пресны.

Когда-то ей удавалось тесто -

Белые калачи

Пористые и грузные,

Крученые, посыпанные мукою.

Она замораживала их на балконе.

Господи мой Иисусе,

До чего они были вкусными…

У мамы в саду хризантемы да лилии,

Малиновый зев щерит львиные пасти.

Она говорит:

- Хочу чтоб тебя любили.

И будет мне счастье.

Здесь лён голубой - золотые бубенчики,

А рядом, никак не припомню названия,

Цветы открывают духмяные венчики

Лишь к ночи. Лишь к ночи, полны обаяния,

Струят невозможные ноты медвяные,

Вплетая их в буйные заросли флоксов.

Здесь имя спроси

И услышится странное.

И веришь всему неподдельно и просто.

всё думаешь и пишешь не о том

на языке горчит и взгляд туманный

по дому ходит маленькая мама

и время отбивает метроном

покуда ходит по одной доске

как морячок по шатким гулким сходням

висит мой мир на тонком волоске

на волоске отеческом

господнем

Расторопша

качаются стены останься останься

укройся от снега и ветра

и ты остаешься как женщина манси

на стойбище этом

как странная птица с разбитым коленом

и тянутся долгие дни

корой вековой покрываются стены

но свет от земли

какие улики тот дар невеликий

сомнительный в целом товар

реликтов реликвий

сенник повилики

печной заскорузлый нагар

такие не ропщут

цветы расторопши

землицы стыдливая персть

о прошлом о горшем

помилуйте – проще

пуд соли поваренной съесть

Ржа

эта ржа доспехами дребезжа

у истоков всякого дележа

начиная с памяти и вины

выедает плешь на две стороны

и куда тебе от нее бежать

не пристало ныне детей рожать

но рожают и дают имена

и несут с поклоном пожалуй на

не помилуй ржа не жалея ешь

а что не доешь положи промежь

ну а мы тебе народим еще

вырастай сынок бел и тугощек

приходи на свет уходи во тьму

домовин бездонных

в пустом дому запустенья дух
да гудит окрест вальс осенний сон
медный благовест

Проявленного слова

когда в огне душа перегорит

окажется что крошится гранит

что в пламени её преображения

произошло перемещенье плит

и слово как стремительный болид

летит не допуская отражения

и падает в оплавленное дно

не постигая как могло оно

поверх других (иных) первооснов

легко и между тем краеугольно

обезоружить сказанное до…

лишь допущу: в начале было больно

когда в грядущем не видать ни зги

я затеваю в доме пироги

а за окном небесным мукомолом

убелены и други и враги

мерцающим снежком из-под дуги

и медленно расходятся круги

под пёрышком проявленного слова

2014

О Якове

Поговори со мною, Евдокия,

О Якове поговори...

"Я помню как, подрагивая выей,

Жизнь восходила светом от земли

И сизые клонились ковыли…

Как лопнул купол, как звенела тонко

Над лошадиным крупом тишина.

Как я несла по снегу жеребёнка

И девочку свою не донесла

До срока, до июньского раската,

До той зарницы, вспыхнувшей вдали.

Так в мир приходят иноки, солдаты,

Когда их оставляют журавли.

Над мартовской мерцающей купелью

Прозрачное её светилось темя

И рот чернел на пике задыханья.

И всё-таки владела нами

Жизнь безраздельно.

Я дала ей имя."

Всё так и было? Верно, Евдокия?

Она кивает и уходит снова

За белый край, за светлый окоём.

Не проронив о Якове ни слова.

Ни слова не ответив мне о нём.

2019

Нырок

Прошло немало дней, а я всё помню это.
Осеннее стекло студёной Ангары.
Октябрьский сонный день на берег, за Мегет,
Нас выманил. Затем доверчиво дары
Вручил. Но тишины, что ждали мы, в помине
Там не было. То птиц, то ветра говорок.

С удилищем в руках шагая по стремнине,
Ты увидал вдали кочующий комок –
Невнятное пятно форсировало реку,
И вопреки волнам несло себя, несло.
И вот оно у ног большого человека.
Тихонько подхватив под хрупкое крыло,
Ты разглядел его – опознанный утёнок
В руках твоих дрожал и лапкой молотил.

Забавный дух борьбы владел им
И силёнок, должно быть, придавал –
В руке, как по реке,
Он плыл. И плыл. И плыл!
Но вскоре взгляд померк – утиное сознанье
Разумный птичий бог, как огонёк задул.
Отколотый волной осколок мирозданья
За пазухой моей согрелся и уснул.

Смирившись с тем что мух
Ловить ему придётся
И, может быть, искать приёмную семью,
Я вспоминала всех кто склонен к утководству.
И вскоре для себя решила – полюблю…

Малыш меж тем ожил и овладел собою,
И осознал тепло чужих ненужных рук –
Так в бусинах зрачков весь план его неволи,
Определённый мной, отобразился вдруг.
Тут в птице занялась сердитая тревога:
- Пусти меня! Пусти! Издохну сей же час!
Настойчивый птенец с проворством скомороха
Из пальцев ускользал, испытывая нас.
И не хотел руки.
- Пусти меня! Пусти! Мне плохо! Плохо! Плохо!
Так мы, боясь свернуть утёнку позвонки,
Снесли его к воде. Он одержал победу.
О как он гордо плыл! Как радостно спешил!
Как рассекал волну стремительной торпедой.
Как в этот краткий миг он бесконечно жил.

Сентиментальной мне до слёз – одно мгновенье.
И вот уже в глазах стоит их терпкий дым.
Но не было и нет и капли сожаленья,
Но тихая печаль и восхищенье им –
Отважным храбрецом, не знающим сомненья.
Пускай его сожрёт скучающий налим,
Летящая на писк прожорливая птица,
Или двуногий зверь с крестом, иль без креста…

Ты спросишь, для чего я ворошу страницы?
Я думаю о том, что истина проста –
Нам каждому свой путь неведомый и странный
Отмерен и открыт. И каждому свой срок.
И потому летит к проточине туманной
Душа моя – птенец, душа моя – нырок.

2018

Калина

синицы снуют там где им подают

но мимо летят свиристели

и ягод калины они не клюют

которые нынче сомлели

как будто в ветвях заплутала заря...

в сплетениях тонких и хрупких

огнем негасимым пунцово горят

кистей кровяные обрубки

зимой этой скорбной калина горька

как самая горькая хина

как ягод ее полыхают бока

над судной моей палестиной

как будто напитана плоти их взвесь

всей кровью и горечью ада

и по миру птицы несут эту весть

и ягод им этих не надо

Египетская сила

Посмотришь вглубь и даль тебе светла:

Вот ты за ним полжизни прожила.

Все наперед иных определила,

Воздвигла дом и сына родила,

Родителей его похоронила.

За краткий миг движения навстречу

Тебе уже открылся пункт конечный.

Что делать там? Выходит - делать неча.

Пустынны улицы, бессмысленны слова.

Пройти не прикоснувшись рукава,

И бытовать, обняв себя за плечи."

***

Всё в этой женшине не так,

Как вам хотелось.

Какая в ней молочная незрелость

И скован шаг.

Так отойдите. Вам не по плечу

Такая милость.

И обратиться надо бы к врачу.

Вчера вам снилось

Неясное мерцанье на песке,

Реки теченье.

И тонкий пух на скулах и виске,

Плеча свеченье.

И запах этот тонкий и живой,

До боли близкий.

И голосом нездешним: милый мой.

По-матерински.

Река

Как они так живут никто не знает.

Пожимают плечами люди: вот, мол, два дурака.

А у них река через дом протекает.

Понимаете ли – Река.

И о чём бы там не твердили судьи,

У реки свои потайные смыслы –

Где убудет одно, там другое прибудет.

Русло выпятив коромыслом,

То ребёночка в дом заносит,

То выносит дощатый гроб.

И о чём у ней не попросят –

Норовит коль не в глаз так в лоб.

Колыханья всё да кохання.

Рыбный омут – тоска взахлёб,

Занавесочка в детской спальне,

Столик беленький пеленальный...

Соглядатай сам и холоп,

При реке, как при мамке родной,

Он налаживает уду

На ленка. А она у брода

Всё дудит, да дудит в дуду:

– Не позвать ли, мой свет, шамана?

Пусть он за стену перенесёт

Эту реку.

С Хамар-Дабана

Ветры дуют, шуга плывет

И раскачиваются снасти

На малюсеньком островке.

– Что ты, душенька, наше счастье

На Реке.

***

Он с нею не договорил,

Не подарил кольца на память.

Теперь лежат среди могил

Ближайших родичей

И заметь

Колеблет тихо ковыли

При убывающем светиле.

Тогда в житейском этом иле

Он младше был на десять зим.

И мне дано грустить по ним,

Как их свели, как разлучили,

Как будто не было любви.

И даже неба и земли,

Которою они ходили

И врозь, и вместе.

Снова врозь

Души разрозненная кость.

Все окончательно срослось

Когда их вместе положили.

***

Ты думаешь: ну что она любовь?

Ее по капле нужно выдавать,

Как снадобье.

Такое вещество негоже лить

Без умысла и смысла.

По пузырькам аптечным разливать

Покапельно.

И тщательный учет

Бухгалтерский сверяя бесконечно,

Не прилагать уже иных затрат:

Давленья колебаний и сердечных

Ритмов сбой и перестук.

Но падает стекло из слабых рук.

Как всякое явление конечна,

Она проходит камни и песок

Минуя туфельки мысок.

И растворившись млечно,

Являет вдруг такую благодать,

Преумножаясь в мире мгогократно.

Всего-то лишь сумей ее отдать.

Всего-то лишь прими ее обратно.

***

вот она египетская сила

а всего-то поблагодарила

за его присутствие и вот

он теперь как будто не живет

без того чтобы о ней не вспомнить

теплый свет пролит на подоконник

за окном и осень и тоска

и мелькает белая рука

белую развешивая простынь

день сквозит в окне простоволосый

теплится на донышке коньяк

кажется - прими для отрезвленья

но не отступает наважденье

и не исполняется никак

***

во времена воинствующего ширпотреба

нам досталась глинянная безделушка

бог весть откуда

две обезьянки глядящие в небо

сросшиеся головами

почти что будды

наделенные третьим глазом

одним на две отдельные особи

так глядели в небо они с экстазом

не имея для виденья иного способа

сожалея о их незавидной доле

мне хотелось плакать просить: изыди

мне мерещилась аллегория

словно горе-умельцы не их обидели

запекли в печи вознесли на полку

глинобитный голем ключицы плечи

прилепились так и слились настолько

что дышать однажды нам стало нечем

***

Мир первозданный отголоском

С рожденья в нём. И он привык

Все истолковывать на плотский,

На допотопный свой язык,

На коем говорят растения

И дети сумеречных рек.

Ему теплы твои колени.

О, первобытный человек!

Ему грешна твоя аскеза,

Так искажающая суть,

Когда видна в просвет разреза

Ложбинка меж грудей и грудь

Подсвечена молочным светом.

Телесная, живей живых,

Перетекает осень в лето,

И август рыхл,

Бездонен небом. Пахнет пряно

Полынь горчащая в чаду.

Пока исходят соком пьяным

Земные яблоки в саду,

И солнце в паутинной леске

Качается туда-сюда,

Он говорит со тобой по-детски:

Вот хлеб. Вот небо. Вот вода.

Вода тепла, а под водою

Безвидна даль, неясна твердь.

И лечь ему на дно с тобою

Не значит смерть.

***

господи храни его для меня

и не для меня все равно храни

словно за щекой золотой пятак

как зеницу ока как пуп земли

если надо господи отмолю

встану мачтой на его корабле

лягу матицей на краю

чтоб качать его колыбель

под кормой волна под ногами твердь

невечерний свет придорожный храм

и откуда тянется этот след

чтоб не знал не ведал не помнил сам

***

Теперь ты знаешь - так бывает.

Как только ночь опустится бела,

Мы всякий раз меняемся телами -

Твоя душа скользит из рукава

И опустившись за пижамный ворот,

Сквозь грудь мою проходит и живот.

А в это время через сонный город

Душа моя сомнамбула бредёт

Проулками. Приподнимает полог

И голову на грудь твою кладёт.

Так тишина, причалив белым яликом,

Качается. И вместе с нею дом.

Я проникаю. Округляюсь яблоком.

Я засыпаю под твоим ребром.

Когда же утро мертвенно и марлево,

Ключами от дверей твоих звеня,

Проявится. В сиреневое зарево

Открой глаза. И выпусти меня.

***

это узнавание на уровне чашки ложки

как ты ходишь дышишь сопишь во сне

наливаешь воду сметаешь крошки

обживаешь место своё во мне

этим утром снежным в лиловых пятнах

из иных теорий невероятных

вероятней ветер сквозной в окне

как напоминание о шрапнели

снеговой обстреливающей дворы

и о заметённых что не сумели

уберечь и вывесть свои миры

на простейший уровень.. как преданье

мир к окну приник он до дна продрог

но на подоконнике держит тайну

гиацинт мерцающий полубог

***

вот они стрелы созревающего лука

отягощенные семенными коробками

мимолетное течение звука

комариное пение острое

робкое моё прикосновение

к непостижимой сути бытия

где ты и я

такие первозданные

смешные и нелепые

где над тропою курослепа

едва приметное мерцание

мне тихо затаив дыхание

смотреть как облаченный

в шляпу пчеловода

ты распыляешь воду

над посадками

над сливой дух пунцово-сладкий

и облюбованные осами

плоды сочат по капле плоть

и платье облегает складками

мои колени

аксолотль нет амбистома

греет тельце

на камушке

и ты глядишь

как я иду к тебе из дома

и говоришь

***

Стираются приметы времени,

Но нет в том никаких чудес.

Из маркета с домашним веником

Наперевес

Выходит пара. Ночи длинные

Им впереди, рахат-лукум.

А я без спроса их задвинула

В свою строку.

Во все глаза, Господь, приглядывай.

Расти, лелей.

И береги от муки адовой

Своих детей.

Мартовские иды

Ангарская вода

Перетекает в небо,

Звенят колокола.

Расходятся с молебна.

Хвалебный в небе грай

И хлебный дух завода.

Не смей, не умирай

В такое время года!

Рассеивая мрак

Навеянный повесткой,

На Ангаре рыбак

Разматывает леску.

Марток, семи порток

Адепт и проповедник,

Не больно нынче строг -

По темноте передних

Теснится обувь в ряд

Всех внесезонных видов.

И пестуют ягнят

На мартовские иды.

Валентина Прохоровна спит

Валентина Прохоровна спит.

Сквозь окно пасхальное яичко -

Ей луна торжественно блестит,

По утрам насвистывает птичка.

Полно-полно, Прохоровна, спать!

Ждут тебя иною ипостасью

На пороге старенькая мать,

Братик Федя, да и братик Вася.

За порогом дальше и левей,

Еле-еле на свету белея,

Ждет тебя и дед твой Зиновей,

Ждет тебя и бабка Пелагея.

Видимо еще не вышел срок.

Изредка, в каком-то промежутке,

Глаз её степные незабудки

Вспыхивают в белый потолок.

Валентина Прохоровна здесь

Только телом тяжким и недужным.

Ей зачем-то непременно нужно

Все мытарства эти перенесть.

Меру эту горького питья.

Эскулап, держа ее в неволе,

Говорит: она не чует боли

И на вас глядит из небытья.

А она наверно в этот час

К полынье небесного Чикоя

Припадает розовой щекою.

Никакого дела ей до нас.

Как она воздушна и легка!

А намедни было очень плохо.

Вместе с ней кончается эпоха,

Но эпоха корчится пока.

Амфифиты

В низину тени приходят раньше.

От бузины лишь остался пень.

Бери побольше, кидай подальше.

Глядишь и кончится трудодень.

- Хоть кто-то помнит? Тут было русло.

Не слышит ухо и ум неймет.

Здесь разнотравья в болотном устье

Кипрейный дух и тяжелый мед.

А нынче стройка. Бузинный корень

Пробился к свету под сапогом.

В низине будет наш дом построен,

В русальной роще. На золотом

Суглинке сбитом. Здесь даже полдня

Горячий сбитень не так горяч.

Печет светило. И мы не помним

Какой тропою пунцовый мяч

Уходит чаще, рекой подхвачен.

Река-река, за тобой должок!

Давай присядем, давай поплачем,

Авось и выплеснет на бережок...

Низина дышит прохладой знобко

На землю ляжешь и чуешь как

Руки касается кровохлебка

Души касается темный мрак.

И тело в почву пускает корни.

Сквозь глину тянутся до воды

Глубинной вены твои. Запомнить

Студеный привкус ее руды.

Мы к плавням этим давно привиты -

Земная тяга сильней небес.

Мы проросли здесь. Мы амфифиты.

Дурная поросль этих мест.

Памятка

Какой такой небесной манною оно просеялось в тот год

Осиновое окаянное в наш допотопный огород?

Его людской недоброй славою отец решился пренебречь.

Теперь над нашею державою струится деревце двуглавое,

Ведёт пришёптывая речь.

Отцу видней с другого берега, как мы вот так с тобой сидим.

Опять осиновое дерево весенний возжигает дым –

Цыплячьим пухом кисти длинные из кровяных его телец..

В небесной выси над осиною Господь пасёт своих овец.

Я кутаю яблони, словно детей готовлю к прогулке неблизкой.

По капельке свет отползает с ветвей вовнутрь оловянного диска,

Плывущего медленно в белой пыли, привычной дорогой, на запад.

А саженцы малые, как журавли, пружиня мосластые лапы,

Того и гляди – упорхнут к облакам, взмахнув на прощанье дерюгой.

Но разве поднимется чья-то рука сдержать их стремление к югу?

Случится такое, я в землю врасту и стану глядеть, обмирая,

Как кустик незрелый курлычет во льду, а сад, словно дикая стая,

Встаёт на крыло и зовёт за кордон. Вот корни, державшие мёртво,

Срываются с дёрна, не чуя урон и... в папиной куртке потёртой

Взлетает вожак у села на виду, скрывается прочь за оградой...

Я кутаю яблони в нашем саду. Я, папочка, знаю – так надо.

На нашем заливном лугу улитка времени в стогу

из рода ахатин.

Подвешен звонкий бубенец на влажный долгий рог.

По лугу ходит господин –

наш поселковый Бог.

Улитке дует на рога и бубенец звенит.

Пространство скручивает луг в спиральный аммонит.

Там – в крайней точке бытия, где кончик заострён,

берём начало ты и я.

И тонкое дин-дон –

литовка под рукой отца звучит подобьем бубенца,

пространство распластав..

Я вижу свет его лица,

на цыпочки привстав

Хронологическое

поэзия утратила язык

бросай её на что тебе калека

она не воскрешает человека

она абстрактно мыслящий тростник

без всяческой привязки к существу

по локотки в земле своей увязшем

ночного страха и стрелы летящей

не убоясь собаку на ветру

несущего как жизнь несут в горсти

да будет ноша эта невесома

так подними же

подними же слово

неси

***

Не сон но явь. Сквозь частокол ресничный

Душа проходит зоной пограничной.

Душа глядит на призрачную воду

И видит, как на острове Комодо,

Извечную сгущая темноту,

Варан берет ребенка за пяту.

Покуда безмятежные играли

Его манил молочный дух фекалий.

И вот один до ветра отошел,

Между камней пристроился по-птичьи.

Мерцало тело хрупкостью яичной.

Варан узрел, что это хорошо.

***

братец иванушка

бел пострел

что ж ты не слушал сестрицу

братец иванушка как ты посмел

дать ему крови напиться

жаден до крови теперь божок

он беспощадный трубит в рожок

сила его на убыль

выйди алёнушка на бережок

смажь ему млеком губы

***

живи теперь над этой немотой

скорбящий рот скукоженной рукой

щекой в ладонь как будто зуб болящий

зажми в горсти свой голос говорящий

ищи покой

покоя нет ни выше ни внутри

живи ее до срока не умри

подобно всем почившим в бозе

так тыква золотится на морозе

но сникнув от весеннего тепла

как шар воздушный словно не была

условная как всё в житейской прозе

и я хожу условная хожу

меж пресловутых паводковых луж

метущимся оборвышем бумажным

с дырой в груди

с невыплаканной кражей

и голоса лишенная к тому ж

***

какой теперь бесчинствует недуг

что прошлое срывается из рук

дешевой запонкой блестящей

что ты искал не вспомнишь не обрящешь

и друг нарошный иже ворог зряшный

берут тебя на мушку на испуг

на карандаш

ты наш или не наш

а ты ничей

вчерашний книгочей и букинист

и финист ясный сокол

ты поднялся опасно и высоко

и не сомкнуть распахнутых очей

весь мир болит покой ему неведом

и жизнь сама предвосхищенье бреда

и нет конца отдохновенья нет

то бешеные псы собакоеда

глодают то ведет собакоед

хромого пса на кожаной удавке

и солнца свет больной и тугоплавкий

сошел на нет

***

мы с тобою доживем быть может

до её бесславного конца

и увидим как сдирают кожу

мертвецы с живого мертвеца

у любой эпохи путь конечен

и глумится тьма перед началом

страшна твоя кара человече

стыть века с опущенным забралом

над стремниной где вздымая руки

распахнув глазницы в поллица

в смертных корчах

в неизбывной муке

мертвецы глодают мертвеца

***

Если сыну не дано родиться

Стало быть ему не умирать.

Стало быть подстреленною птицей

Над Каялом мне не куковать.

Стало быть не попрошу о многом

Горькою молитвою своей.

Преломи им на пороге ноги -

Сохрани от морока детей.

Чтобы после жизни, как скрижали,

Камни их вещали на веку:

Хлеб растили и детей рожали.

И ни слова больше о полку.

***

я такого не припомню лета

все слились в единое одно

в нем плывешь по воздуху раздетой

в розовом телесном кимоно

а теперь вот черная на белом

в чистом поле изнывает сныть

телом на ветру окаменелом

чем бы его стыдное прикрыть

за загаром пыльным за товарным

обликом подкрылками шурша

мается обугленная жаром

выжженная до слепа душа

***

Когда умолкнут левые и правые,

Такая тишь наступит меж державами,

Прольется с неба благодатный дождь.

Кого ты удивишь посмертной славою,

Когда поймешь, что больше не живешь.

Лишь черепа с хоругвями заилены

У берега, где прежде в бубны били мы.

Обугленные головни в золе

Исходят неприкаянными душами

Над требищем и капищем разрушенным.

И нет им больше места на земле.

***

нет никого я друг мой не спасу

когда вокруг такие тянут бредни

мы встретили на выселках лису

она спешила видимо к обедне

и полыхал обманчивый костер

ее хвоста как чудо-опахало

господь над нами длани распростер

и вся округа вмиг заполыхала

горел очаг и кружка горяча

нам грела руки словно тело птичье

мы привечали нынче палача

он говорил мол не имею личной

претензии и крови не люблю

ни злобы нет ни явной неприязни

я с малолетства головы рублю

и дед рубил

почти до самой казни

***

пришли волхвы и принесли дары

когда взошла звезда над усть-балеем

господь сказал все будет иудея

я никого из вас не пожалею

пока вокруг смещаются миры

господь сказал а после будет рай

мы будем тихо жить своим аббатством

ты только ничего не возжелай

чужой жены и пастбищ и богатства

чужой судьбы не возжелай сынок

а все иное мы переболеем

и горсть за горстью сыпался песок

в разверстый рот земли под усть-балеем

***

сердце как крынка по самую кромку

полнится светом вмещает ребенка

и поднимается как на опаре -

всяческой твари вмещая по паре

и от того не становится уже

даже вместив постороннего мужа

вместе с женою детьми и собаками

всем безпричинно стучит одинаково

всем раздается легко и шутя

пей мя и ешь мя

хватайся дитя

всеми руками ногами за стенки

пленник невольный времен

современник темных годин

я тебя помещаю

в сердце болящем у самого края

словно в утраченном прежде раю

в сердце моем укрепись на краю

***

Мужчины те, что мне принадлежат,

В сырой земле который год лежат

И не имеют воли

Мне причинить ни радости, ни боли.

Глаза их сомкнуты и заперты уста.

Нарушит тишь лишь ягода с куста,

И та не долетит до подземелья,

До бренных тел. Не потревожит тленья

Хула, молва, опавшая листва.

И черные властителей дела

Не застят зренья.

Их души высоко и я молчу.

Я всуе их тревожить не хочу.

Я говорю: о милосердный Боже,

Какое счастье - их не потревожить.

И не поднять.

Никто их не отправит убивать.

Никто из них не будет уничтожен.

Никто из них не сотворит беды,

Не окровавит хлеба и воды.

Благодарю Тебя за волю свыше.

За то, что не дал видеть им и слышать.

За то, что Ты остановил их время.

Не возложил на плечи бремя

Проклятья до седьмых колен.

Благословен их беспечальный тлен

И повторенья не имеет семя.

Древо

Распахни своё чрево, древо. Человечек – птица желна.

Притулится, да оперится – проглаголет свой век сполна.

Распахни своё ложе – лоно. Дух твой долог, да выйдет вон.

Поплывёт по воде зелёной долгоносый челнок долблёный –

Домовины белёный чёлн.

Зиновею – по зимовею. Евдокии – благоволить…

Несказанно по ним болею.

И за них продолжаю жить.

2016

Китай

ах эта дивная картинка

китай в снегу

где я в резиновых ботинках

на берегу

стою

а прямо над китаем

скользит река

и он пока не обитаем

он пуст пока

бамбук не тронут не встревожен

в лесу самшит

китай покамест невозможен

и не обжит

зверьем и дикими богами

по закрома

во внутреннем моем китае

зима зима

2021

Крылья

От того что выхожу на воздух раздетой,

Но пока не взлетаю,

Проходя бескрылой птицей между домами,

В области лопаток появились болезненные ощущения,

Словно крылья заново отрастают.

Но поскольку в крылья мало кто верит,

Пеленаю туго их грубою тканью,

Запираю клетку узлом под грудью.

Чтоб, помилуй боже, не увидали.

Тут такого не было и не будет.

По утрам соседка мне носит яйца.

Нелегко дается ей труд сизифов.

А когда-то деда принес мне зайца.

Что поделать? Просится заяц в рифму.

Он был бел, как снег, а на ушках пятна.

Он все спал и спал, о кончине своей не ведал.

Я не то что смерти стала тогда бояться,

Я тогда чуть-чуть разлюбила деда...

И все трогала мех золотистый, тонкий,

И глазами хлопала от бессилья.

А душа зайчонка плыла сторонкой

И ушами прядала, словно крыльями.

2022

Поезд Господен

казалось, вот так до скончания дней
ты будешь томиться, прихода гостей
чужих ожидая на взводе.
но поезд явился господен.
и яблоко ловко минуя ножа
скатилось по темным пустым этажам,
ликуя внезапной свободе.
и поезд тебя колыхая привез
под скрипы и шорох отцовских берез,
к столу с недопитою чашкой.
как в детстве далеком шальной паровоз -
вернулся в ромашково.
но как оказалось тебя здесь не ждут
ни луг одичалый ни гравием пруд
забитый до самого донца.
построить редут? ты построишь редут.
а что же тебе остается?
лепить и кромсать, и копать, и полоть.
всему удивляясь в природе -
явленьям, что в ней происходят.
и снова узреть, как по небу плывет
не призрак, не облак-ковер-самолет,
но поезд господен.

09.11.22