Капсула Блока

Капсула Блока

Вот мое тело, важный, простой белок,
едет через таможню, а за окном все то же:
ночь, привокзальный морок, улица и фонарь,
медленный пограничник в белой рубашке, боже,
вот моя сумка, я трепещу как тварь,
вдруг обнаружит, что у меня под кожей
спрятан в коробке сам Александр Блок,
спит как щенок, прихлопнув себя рогожей.

Уйди, пограничник, я еще молода,
если не веришь, я перекрашу имя,
капсула Блока действует на меня
я начинаю путаться в псевдониме.
Знай, пограничник, вся моя болтовня,
будет короткой, как выброс адреналина,
будет подземной, вычурной, как вода
с запахом севера, с привкусом украины.


* * *

Воздух вокзальный остыл,
в пригород мчит электричка,
спит, обнимая костыль,
старая алкоголичка,

Бабушка дремлет, как йог,
лежа на грязных ступеньках,
рядом газетный ларек,
светится глянцем Ваенга.

Тряпкою трет витражи
тощая азербайджанка,
бабка в проходе лежит,
рядом - консервная банка.

Что ей поток укоризн,
что ей вокзальное ложе?
Тети, подайте на жизнь,
дяди, подайте, кто может.


Как жаль

Холодный день, окраина Подольска,
в окне стоит природа, как живая,
морозно, но еще не скользко,
я этот день хорошим называю.

Я этот день предвидела когда-то,
я говорила: ветки опустеют,
мне кажется, я называла дату,
мне кажется, что я гордилась ею,

вот этой датой, названною кожей,
предчувствованной снами и кровями,
что я однажды закричу: о боже,
все небо заштриховано ветвями!

И стану звать с какой-то дикой жаждой
под слоем неба спрятанное солнце.
Как жаль, что день закончится однажды,
как жаль, что ночь когда-нибудь начнется.


Негромко

Как день неподвижен, как воздух летуч,
окно живописнее фрески,
окрашено небо подборкою туч,
но тянутся вниз занавески.

Два стула, комод, телевизор, кровать,
гибискус, растущий наклонно -
мне в комнате этой дано проживать
негромко и уединенно.

В окне проплывают небес лоскуты,
синица скользит по карнизу,
так хочется легкости и чистоты,
но небо испачкано снизу.


* * *

Просыпаемся рано, детей одеваем,
на бегу выпиваем свой утренний чай,
из подъезда выходим, в перчатку зевая,
мой хороший ребенок, не озорничай.

Вот Сережина мама, вот Катина мама,
вот Макар завершает детей череду,
показалась Кариночка между домами,
не реви, я сегодня пораньше приду.

В полвосьмого темно. Освещают дорогу,
фонари, им привычен наш утренний бег,
и ложатся, помалу рождая тревогу,
скоротечные тени на выпавший снег.

Мы идем под прицелом бесшумной винтовки,
нас ведет через темень небесный спецназ.
И становится страшно, досадно, неловко,
почему-то становится жалко всех нас.


Пин-код

В банке сказали: возьмете монету
сильно не трите, водите легко,
там под полоскою серого цвета
вы обнаружите новый пин-код.
Вышла из банка. На детских качелях
мальчик качался, скрипели болты,
рядом в «Харчевне» чиновники ели,
терли салфетками жирные рты.
Птицы летели, собаки бежали,
дворники метлами землю скребли.
Вписаны эти мгновенья в скрижали,
или же в ливневый сток утекли?
Город как город. Сроднился с планетой.
Город-инфекция. Город-налет.
Если стереть его крупной монетой,
взгляду откроется новый пин-код.


* * *

Декабрь прорастает между крыш,
пронзает город белыми стеблями.
Смотрю в окно – качается камыш,
стучит в дома своими хрусталями.

Из корневищ рождается мука,
ползет к дороге через остановку,
как будто незаметная рука
раскладывает рыхлую циновку.

И миллион нечищеных сапог
ее исходят темной чередою,
терпи, зима, недолгим будет срок,
весной ты станешь быстрою водою.


Про Валеру

Валера живет возле мусорных баков,
копается в хламе, как кладоискатель,
живущая рядом большая собака
его понимает, как добрый приятель.

Валера безумен. Ведет диалоги
то с тополем старым, то с новым забором,
то с мышью в своей деревянной берлоге.
Я слышу его обращенье, в котором

Валера на чай приглашает соседа:
"Я чайник поставил, нажарил картошки,
тепло в моем доме, проведайте деда,
зайдите ко мне, поболтаем немножко".

И стонет, и воет, и плачет как будто,
и словно рукой раздвигает портьеры,
и пальцем елозит по векам надутым.
Зайду на минутку, тепло у Валеры.


Стеклодув

Как-то огонь разжег
опытный стекловар,
дунул в стеклянный шелк
и получился шар.

Катимся колобки,
прыгаем на ходу,
это не по-людски,
дедушка-стеклодув.

Брызжет слюной лиса,
волк разевает пасть,
в этих глухих лесах
как бы нам не пропасть.

Мы от тебя ушли -
песни хотели петь,
но на полях Земли,
нас ожидает смерть.

Сети паучьей нить,
вязкая грязь болот -
как же нам сохранить
хрупкую нашу плоть.

Видишь ли, знаешь ли
ты, наполняя нас,
как по ночам болит
твой углекислый газ.


Гостья из будущего

Алиса, ты меня помнишь, мы лежали с тобой вдвоем
в больнице. Ты помнишь? Я - Юля, Грибкова Юля.
Алиса, ты меня слышишь, ответь мне, прием, прием!
Мы тут все в шоке. Нас кажется, обманули.
Вы обещали, что Мила станет врачом,
а она торгует, держит точку на «Черкизоне»,
Фима бухает, Герасимов стал бичом,
я растолстела, Сулима сидит на зоне.
Что у вас там случилось? Вы проиграли войну?
Спаси, сохрани нас, Господи, твоя воля.
Пираты сбежали, или еще в плену?
Ведь им ничего не сказал истерзанный мальчик Коля.
Алиса ты меня слышишь, ответь мне, прием, прием!
Наш мир завоевали Крысы с Весельчаками.
Но мы еще терпим, мы дышим, живем и ждем,
что скрипнет белая дверь в заброшенном доме
с высокими потолками.

Ганна Шевченко, 2012

Сертификат Поэзия.ру: серия 1134 № 95470 от 08.10.2012

0 | 0 | 1389 | 18.04.2024. 16:30:42

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []