За Смоктуновским не занимать! (не стихи)

Тёмное пиво в антракте мы попили, а вот бутербродов с финским сервелатом нам не досталось. Первое действие в театре оперетты досматривают до конца только тонкие ценители, курсанты военных училищ и такие олухи, как мы с Лёхой. Нормальные зрители, слегка пританцовывая под заключительные аккорды, пробираются к выходу, - занимать очередь.
А кто-то в те времена и в театре появлялся только к началу антракта.

Место зрителя театра оперетты тогда было - в буфете.

Да и я хорош: повёз одноклассника в столицу показать достопримечательности и буфет, неоднократно признаваемый лучшим по итогам театрального сезона, и так прокололся. Хотя и бросить Лёху одного в зрительном зале я тоже не мог. Ещё испугается, потеряется.

Лёха приехал по делам в наш подмосковный городок и остановился у меня в общежитии молодых специалистов.
Это была старая двухэтажка, уткнувшаяся в заводской забор скошенным, как нос корабля, торцом. Пятна в местах отвалившейся штукатурки чернели, как пробоины от тяжёлых орудий невидимого врага.

Общага Лёхе понравилось. Там было электричество. Причём, круглосуточно.

Он и его жена работали инженерами на монтаже высоковольтных линий в Сальских степях. После пуска линии их бригаду опять забрасывали в не электрифицированный район, что было логично, но, согласитесь, немного обидно.
Лёха с женой были альпинистами, то есть любили трудности и упорно создавали их себе сами, но даже их эта беспросветная жизнь, в конце концов, утомила. Жене приходилось ежедневно разводить костёр, чтобы приготовить обед и искупать их маленького сына.
А когда она ещё раз отчего-то забеременела, Лёха собрал рюкзак, привязал к лямке чайник, и направился в сторону Москвы, предварительно разузнав мой адрес. Он собирался устроиться на наш завод, - поближе к цивилизации.

Чайник заставила взять жена, - на всякий случай. Лёха не стал спорить с беременной.

Теперь вы понимаете, почему, допивая дефицитное 12-градусное пиво, Лёха глаз не мог оторвать от театральной люстры.
Оперетта была про Любовь Яровую.
Во втором акте ничего интересного не происходило. Люба, как мы и предполагали, хорошо поставленным голосом заложила мужа соответствующим органам. Лёха поделился со мной бутербродом, - его угостила какая-то тётка по соседству. Немолодые женщины всегда почему-то его жалели. Может оттого, что он рано лишился родителей, а женщины это как-то чувствуют.

Позже я узнал, что и жена Лёхи старше его лет на пять.

Спектакль был дневной, и после его окончания у нас ещё оставалась уйма времени. Лёха надел рюкзак, презрительно выданный гардеробщиком, и мы нырнули в морозные ранние московские сумерки.
Пока Лёха выбирал игрушки для сына, я вспоминал, когда же мы с ним последний раз тесно общались. Получалось, что лет за десять до того, когда в 8-м классе подрались. Причину драки я не вспомнил, но, кажется, мы тогда с Лёхой быстро согласились на ничью.
У нас с ним было не много общего. После 8-го класса Лёха поступил в техникум, потом работал, - а я ещё был студентом. Он начал ходить в горы, - я же усердно посещал шахматный клуб в полуподвале.
Но я страшно обрадовался, увидев на пороге своей комнаты, как привет с родины, Лёху с рюкзаком и чайником.

Натолкавшись в магазинных очередях, мы забрели в кафе с кавказским акцентом, где долго ждали заказ, и Лёха рассказывал мне про свои горные похождения. В частности, про то, как они встретили снежного человека.
Если верить Лёхе, - а он честно предупредил, что из-за кислородного голодания в горах чего только не померещится,- волосатый монстр пол дня маячил перед ними. Он был в пуховике, сидевшем на нём, как детская распашонка, и, конечно, босой. Изредка человек оглядывался и нехорошо ухмылялся.
Лёха доедал шашлык и одновременно демонстрировал мне, как скалятся снежные люди. Получалось довольно натурально.
Ещё Лёха добавил, что босоногий верзила почему-то не оставлял следов.

Мы вышли из кафе и почувствовали, что мороз усилился. Но решили на прощание прогуляться по вечерней столице. Одеты мы были неважно. На Лёхе был тулуп - не новый и, судя по печати подмышкой, - казённый, а также высокие, c рельефной подошвой, чуть ли не альпинистские, ботинки,- вряд ли тёплые.
Я был одет хуже.
Усы у Лёхи заиндевели, нос покраснел. В длинном, на пару размеров больше, тулупе с белым воротником, красной лыжной шапке и рюкзаком, набитым покупками, он напоминал деда Мороза. Не хватало только посоха и бороды.

Между прочим, в Москве Лёха был впервые в жизни.

В конце концов, мы окончательно замёрзли и уже направлялись к метро, чтобы ехать на Курский, но тут заметили гражданина с авоськой апельсинов. Вычислив дверь, откуда тот появился, мы вошли и оказались в опрятном овощном магазинчике.

И что удивительно, там продавались апельсины.

Понятно, за ними стояла внушительная очередь. Мы заняли за двумя дамами, за ними торчала сутуловатая фигура в куртке с полуопущенным капюшоном. Я сразу обратил внимание на его большой портфель, как у командировочного. Портфель настораживал: в него могло бы поместиться всё содержимое оранжевого лотка, блестевшего апельсиновым светом за спиной румяной продавщицы.

Очередь расположилась на всю длину магазинчика в виде перевёрнутой буквы L, короткое плечо которой составляли несколько лидирующих в ней женщин. Мы же с Лёхой замыкали основную часть, так сказать, пелетон.

Освоившись, мы заметили две странности: в магазинчике было как-то не шумно, скорее тихо – прямо как на симфоническом концерте в паузе между частями. Публика что ли такая интеллигентная тут живёт? – подумал я. Магазинчик располагался где-то на Суворовском. Даже продавщица, вряд ли жившая тут на бульваре, пыталась разговаривать шёпотом, хотя у неё это плохо получалось.
Видимо, с непривычки.
Вторая странность была в том, что очередь постоянно оглядывалась, и как раз на командировочного с портфелем. Ладно, мне его портфель не понравился, - скупит все апельсины, но передним-то что?
Я присмотрелся…

Это был Народный артист СССР, лауреат Государственной и ещё каких-то премий, великий русский актёр Иннокентий Михайлович Смоктуновский.

Я сообщил о своём открытии Лёхе. Он решил, что я пошутил, но потом из любопытства на пару шагов вышел из очереди, посмотрел, и тут же заскочил обратно.
Он казался сильно испуганным. Я не ожидал такой реакции от альпиниста, видевшего снежного человека. Лёха пытался спрятаться за моей спиной, он покраснел и мычал. Потом зачем-то стянул с головы шапку. Как будто нерадивый прихожанин в церкви при виде попа.

Отправляясь в дальнюю поездку со своим чайником, Лёха готовился к любым испытаниям. К самым неожиданным ситуациям. Но чтобы в овощных магазинах сталкиваться в очереди с народными артистами, - это было слишком.

Я решил поддержать своего впечатлительного друга ненавязчивой шуткой.
- Лёха, - спросил я с притворной завистью, - Это на тебя женщины постоянно оглядываются?
В общем-то, в моих словах была доля правды: интеллигентные москвички не могли пялиться на любимого артиста открыто. Они рассеяно осматривали входную дверь, хвост очереди, нас с Лёхой, и только потом, как бы невзначай, их взгляды соскальзывали на Смоктуновского.
Увы, моя реплика не помогла. Скорее, наоборот: с мычания Лёха перешёл на шипение, и, казалось, готов был возобновить наш ничейный поединок десятилетней давности.

Но тут обнаружилась ещё одна неприятность. Мою фразу, адресованную исключительно и только Лёхе, ещё не отошедшие от мороза губы произнесли громче, чем я рассчитывал. И в симфонической тишине овощного её услышали практически все. В том числе и Иннокентий Михалыч.
Скорее всего, он бы проигнорировал нахала, но поклонницы – ни за что!
Они, теперь уже подробно, изучили нас с Лёхой. Оценили красноносую физиономию моего друга , его рюкзак и ботинки, а также печать монтажного управления, предательски выглядывающую из подмышки тулупа. Шапку Лёха снова натянул, как будто собирался удирать.

Я, кажется, не сказал: он был маленького роста.

Я тоже был подробно осмотрен. Как призывник медкомиссией. Я чувствовал холод, что для голого призывника вполне естественно. Мне стало не по себе. Ещё подкараулят на выходе, забьют авоськами с апельсинами, - мелькнуло в голове.

Но в эту критическую минуту на выручку пришёл главный герой моего неумелого рассказа. Его спина дрогнула, как в знаменитой шекспировской роли, и Смоктуновский медленно обернулся.

Он оглядел Лёху строгим взглядом Сальери, - мол, не понял, на кого тут ещё женщины могут смотреть? Потом перевёл взгляд на меня, - а кто тут у нас без спросу реплики подаёт?

Но, выдержав МХАТ-овскую паузу, Смоктуновский всё же решил, что пошучено к месту. Реплику добрый Гамлет оценил коротким смешком. Правда, он выразил своё одобрение только левой, обращенной к нам, щекой. Правая же половина лица оставалась строгой и неподвижной – для поклонниц. Они продолжали считать меня неумным наглецом, и Иннокентий Михалыч, видимо, не хотел спорить с женщинами .

Дипломатичная, точно дозированная реакция Смоктуновского вывела Лёху из ступора. Он даже пытался улыбаться в ответ. Дамы тоже успокоились.
В магазине установилась обычная атмосфера. Очередь, кажется, привыкла к присутствию актёра, оживилась и уже перешептывалась в полный голос. За спиной я услышал, например, такое: "...сапожки, как у вон той дамы, третьей от Смоктуновского". Народный артист служил неплохим ориентиром.
К продавщице вернулся голос,  и она снова привычно подгоняла покупательниц и покрикивала на грузчиков. Апельсины кончались, и она пробормотала что-то вроде: «Надо было сказать, чтоб за Смоктуновским не занимали».

Лёха перестал на меня дуться. Он был отходчив, и нрав имел весёлый. Как Горацио. Теперь его волновало, скупит народный артист последние апельсины, или нет. Вообще-то отпуск дефицитного товара тогда ограничивали. Два или три килограмма, не больше. Но кто ж откажет знаменитости?

Наконец подошла очередь Смоктуновского. Он открыл пасть своего чудовищного портфеля и сказал:
- Мне восемь кило...
очередь вдохнула,-
грейпфрутов.
Очередь выдохнула.
Грейпфруты не были дефицитом. Они лежали никому не нужные во всех магазинах, как побочное явление советско-кубинской дружбы. Они были горькие и невкусные. Их надо было каким-то хитрым способом засыпать сахаром чуть ли не на сутки.

Когда Иннокентий Михалыч спросил грейпфруты, очередь слегка заволновалась. Некоторые покупательницы, уже набившие сумки апельсинами, даже задержались в дверях. Казалось, они сейчас бросятся менять их на более полезные фрукты.
Теперь догадайтесь с двух раз, что заказывали дамы, стоявшие за Смоктуновским?

А он уже уходил. И мне кажется, даже подмигнул нам с Лёхой на прощание.

Сегодня, перечисляя актёров той эпохи, великими называют многих. А вот гениальным - только Иннокентия Михайловича. Как бы повторяя просьбу румяной продавщицы: за Смоктуновским не занимать!

Итак, вы уже догадались, что купили остальные дамы. А мы затоварились апельсинами, как и хотели. Я потом отдал свою долю Лёхе, - у меня от них аллергия.
Когда друг уезжал, они никак не хотели помещаться в рюкзак, - тут-то чайник и пригодился. Лёха затолкал последние апельсины в него.

Умная всё-таки у Лёхи жена. Повезло парню.

Дмитрий Демидов, 2012

Сертификат Поэзия.ру: серия 1414 № 93828 от 24.06.2012

0 | 10 | 2275 | 20.04.2024. 00:50:58

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []