Междуречье. Таблица VI

… красива лицом и красива станом
(Быт 29,17)

«Спасли», - говорит у колодца, где он чужестранный гость,
человек, чувствуя боль в ребре. Резким восточным ветром,
его тело прошивает насквозь, и поэтому горячей лобная кость
становится, когда он, сидя один под вечнозелёным кедром,*
пьет его сок, утоляя на миг, как жажду, свою жестокую злость
от предстоящей дороги, и вспоминает, как ухо, что к недрам

было в пустыне у камня повёрнуто, – слышало шум, как весть
о будущей вспышке в сердце, что теперь, словно протуберанец,
опаляет совместно с памятью то, что он видит и всё то, что есть
от одной до другой реки, и от моря до горных пещер, где сланец
кристаллический равен одной слезе, что быстро смывает спесь
с лица, и сохраняет ритм ствола и кроны у пальм - их как танец

ощущает он, вместе с той, кто сладкий и терпкий срывает плод.
Она красива белым лицом, волосами и белым красива станом.
Она невольным взмахом правой руки - тихий начальный аккорд
призывает взять музыканта, когда ждёт, привезённые караваном,
себе для духов - ладан с корицей и открывает этим потоки вод
во все каналы с гор, из под земли к источнику. И овца с бараном

ранним утром - пьют из него. И тогда глиняных птиц в стрижей
превратить на ладони можно. И тогда зелёным небесным садом
пустыня становится. И понятны узоры змей, иглы морских ежей
на дне видны все, лишь в косточку, что сорванным виноградом
спрятана, - смотрит она, как в молочную речь, не ведая падежей.
И сливки сбивает в масло для губ, которые ждут тому, кто рядом

встанет, сказать: «это я». Узнать себя навсегда страшится в том,
кто до самых ресниц и кончиков пальцев - сделает завершённым
её тело в своей душе, и потому эту фразу откладывает на потом.
И только на день один считает свой каждый вопрос - решённым.
И натирается мыльным корнем. И после тёплым и нежным ртом
- улыбкой, чей мягкий изгиб не ясен опытным и неискушённым,

уточняет: облака над кипарисом не бывают закончены – их связь
всегда сильней, чем дерево крепче, а возле самого Солнца дымка
- тоньше, разматывая память к воображению, как шершавую бязь
для росписи жёлтым и синим цветком. И каждый, что невидимка
для постороннего взгляда, направление знает туда, где живую вязь
образуют два стебля. Оттого долгим светом рыхлая хлябь суглинка

на пшеничных полях после ливня становится, если в июле гроза
накаляет земную ось докрасна, точно в лампочке нить вольфрама.
И тогда в оживлённом вакууме она готова прямо смотреть в глаза
тому, кто способен в молчании слышать её. Так у стены Пирама**
Фисба знала, перед тем, как большой рекой с цветом, как бирюза
стать, чтобы о красных ягодах шелковичных ведала пиктограмма

раскрываясь, словно горящий бутон, и медленным ростом туда
стремится, где совмещается с той улицей, площадью, переходом
подземным, где, приподняв воротник плаща, слышит как поезда
приближаются к станции - та, кто мерцающих светил хороводом***
воссоздана с розами в левой руке, и пишет в новый iPhone: «среда
- следующая». Откидывая лёгкие волосы назад со лба, переводом

с птичьего занята для того, чтоб вместить непроизнесённую речь
в себя того, кто встанет возле, зная эти слова до последнего слога,
как эхо подводного колокола, или раскаты в лесу, что даёт картечь
охотника на дикую утку. От звезд на кирпичных башнях до порога
избы на краю деревни, она от прохлады, коротким движением плеч,
сдвигает перед глазами у кедра сидящего – всё. И перед ним дорога

к ней у камня уже началась. Когда Энки храм и Notre-Dame de Paris,****
от которых чёрные и сизые голуби полетят навстречу друг к другу,
сшивая каждый раз заново: Волгу и Тигр, Днепр и Евфрат, - изнутри
собирая тело его по ребру, а с ними и красные буквы «М» по кругу
против минутной стрелки смещаются, тогда отбивают куранты три.
Она поправляет часы на запястье, и видно: на белых коней подпругу

надевают всадники для бешенной скачки, и этих лошадей в галоп
пускают, шар земной перечёркивая намертво снежным пунктиром,
чтобы намокшая сирень стояла в вазе на подоконнике и пах укроп
от дождя прошедшего. Так она, словно трубный оркестр клавиром
для фортепьяно и голоса, гром переложит на шорох травы у троп
ведущих к встрече звезды Иштар, которая, будто вино потиром,*****

непрерывно сама в себя собирается, и расплетает все восемь лучей
во все времена, как в растущие тёмные комнаты Ариаднины нити
на Улисса в пещере циклопа и того, кто с ним повторяет: «Ничей»
в глаз проверки зрачка перед офисом, этот свет призывая пить, и
Новый год начиная сразу для всех, кто сто раз входит в один ручей.
Она не говорит: «пора» тому, кто с ней готов для таких открытий.

28.12.2011.


* Кедр был одним из самых почитаемых деревьев у народов Месопотамии. Он являлся символом бессмертия и местоv рождения Думузи — вечно умирающего и воскресаюшего бога растительности и плодородия. Миф об Иштар/Иннане(Астарте) и Думузи, отправившегося за богиней любви в царство мёртвых, – один из центральных в космогонии шумеров.


** В известной легенде о жителях Вавилона Фисбе и Пираме эти двое слушают друг друга через стену.


*** Перефразированная цитата из известного стихотворения И. Ф. Анненского «Среди миров в мерцании светил…»


****Энки – на языке шумеров - «владыка земли», «владыка низа»- одно из главных божеств шумеро-аккадского пантеона. Энки - хозяин Абзу - подземного мирового океана пресных вод, а также создатель людей хранитель основ цивилизации, бог мудрости и заклинаний, владыка божественных сил ме.


*****Звездой Иштар ассирийцы и вавилоняне называли планету Венера, изображая её с восьмью лучами.

Посмотреть стихотворение в авторском исполнении можно здесь:

http://www.youtube.com/watch?v=yXpVIbnHYtA&feature=player_embedded

Константин Латыфич, 2011

Сертификат Поэзия.ру: серия 1376 № 91118 от 28.12.2011

0 | 0 | 1960 | 19.04.2024. 14:26:57

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []