Роберт Фрост несколько стихов

Алмазом, словно солнце,
Лучился влажный луг,
Не шире, чем деревья
По высоте вокруг,
Ветра здесь не летали,
По воздуху плыла
Цветов густая сладость, -
В святилище тепла.

И поклоняясь солнцу,
Все жарче и святей,
Цветы мы выбирали
Из тысяч орхидей,
Чьи стрелки возносились
Над полем травяным,
От крыльев их, казалось,
И воздух был цветным.

И прежде чем уйти, мы
Молитву вознесли,
Чтобы в косьбе забыли
Сей уголок земли;
Пускай нам не увидеть
Молитвы той - плодов,
Никто косить не должен,
Где все полно цветов.


Robert Frost Rose Pogonias

A saturated meadow,
Sun-shaped and jewel-small,
A circle scarcely wider
Than the trees around were tall;
Where winds were quite excluded,
And the air was stifling sweet
With the breath of many flowers, --
A temple of the heat.

There we bowed us in the burning,
As the sun's right worship is,
To pick where none could miss them
A thousand orchises;
For though the grass was scattered,
yet every second spear
Seemed tipped with wings of color,
That tinged the atmosphere.

We raised a simple prayer
Before we left the spot,
That in the general mowing
That place might be forgot;
Or if not all so favored,
Obtain such grace of hours,
that none should mow the grass there
While so confused with flowers.


The Hill Wife


Одиночество
(Ее слова)

Не надо нам переживать,
Вздыхая невзначай,
Когда у дома стая птиц,
Кричит, кружа, - прощай;

Переживать, когда они,
Поют, вернувшись вновь;
Все дело в том, что чересчур
Грустим, - не прекословь,

И радуемся - чересчур,
А птичий мир так прост:
Полны друг другом их сердца,
И обустройством гнезд.

Страх В Доме

Они привыкли, - так всегда, -
Вернувшись издали туда,
В свой темный одинокий дом
С погасшим пепельным огнем,
Привыкли, - погреметь в двери,
Чтоб, кто бы ни был там внутри,
Предупрежден, летел бы прочь…
И, хоть снаружи – тоже ночь,
Привыкли, не закрыв дверей
Входить, чтоб свет зажечь скорей.

Часто Повторяющиеся Сны

Она молчала, глядя мрачно
На мрачную сосну,
Что ветки протянула прямо
К их спальному окну, -

Стучала, пробуя задвижку,
Но тщетно… так могла
И пташка биться, не сдаваясь
Пред тайною стекла;

Иль заглянуть в их дом хотела.
Из них – один во снах,
Все повторяющихся, думал,
Что сделала б сосна.

LONELINESS
(Her Word)

ONE ought not to have to care
So much as you and I
Care when the birds come round the house
To seem to say good-bye;

Or care so much when they come back
With whatever it is they sing;
The truth being we are as much
Too glad for the one thing

As we are too sad for the other here—
With birds that fill their breasts
But with each other and themselves
And their built or driven nests.

HOUSE FEAR

Always—I tell you this they learned—
Always at night when they returned
To the lonely house from far away
To lamps unlighted and fire gone gray,
They learned to rattle the lock and key
To give whatever might chance to be
Warning and time to be off in flight:
And preferring the out- to the in-door night,
They learned to leave the house-door wide
Until they had lit the lamp inside.

THE OFT-REPEATED DREAM

She had no saying dark enough
For the dark pine that kept
Forever trying the window latch
Of the room where they slept.

The tireless but ineffectual hands
That with every futile pass
Made the great tree seem as a little bird
Before the mystery of glass!

It never had been inside the room,
And only one of the two
Was afraid in an oft-repeated dream
Of what the tree might do.


Соломенная Крыша

Под дождь ледяной выходя, одинок,
Обиду и горечь унять я не мог.
Но боль становилась сильнее во мне,
Когда отдалялся свет в верхнем окне.
Свет был для меня самым важным сейчас:
И я б не вошел, пока свет не погас,
И он не погаснет, пока не войду.
Хотели мы знать, кто окончит вражду,
Кто первый уступит, хотели знать мы,
Весь мир стал невидимой сферою тьмы.
Шел ливень со снегом, холодный и злой,
И ветер стелил по земле новый слой.
Но странно, где старый соломенный кров,
Где летние птицы растили птенцов,
Кормили, учили вставать на крыло, -
Там кто-то остался, забыв про тепло.
Я рядом прошел, у карниза, притом
Соломенный клок зацепил рукавом.
Отшельников-птиц с их насеста согнал
Во тьму. Я их горе душой осознал,
Что новою болью над прежней взошло, -
Поправить нельзя причиненное зло,
Куда же лететь им с насиженных мест,
Во тьме не найдут ни гнездо, ни насест.
Скорей упадут, не в болото, так в грязь,
Крыло не спасало в ночи отродясь,
При свете лишь смогут лететь не таясь.
И боль не казалась столь сильною мне,
Ведь им без укрытия горше вдвойне,
Боль гасла моя, когда думал о том.
Они говорили: наш старенький дом
Разломан, солому уносят ветра,
Закончилась жизни столетней пора.
Захватывал дождь этот дом не спеша,
И с верхнего он начинал этажа.

Robert Frost The Thatch

Out alone in the winter rain,
Intent on giving and taking pain.
But never was I far out of sight
Of a certain upper-window light.
The light was what it was all about:
I would not go in till the light went out;
It would not go out till I came in.
Well, we should wee which one would win,
We should see which one would be first to yield.
The world was black invisible field.
The rain by rights was snow for cold.
The wind was another layer of mold.
But the strangest thing: in the thick old thatch,
Where summer birds had been given hatch,
had fed in chorus, and lived to fledge,
Some still were living in hermitage.
And as I passed along the eaves,
So low I brushed the straw with my sleeves,
I flushed birds out of hole after hole,
Into the darkness. It grieved my soul,
It started a grief within a grief,
To think their case was beyond relief–
They could not go flying about in search
Of their nest again, nor find a perch.
They must brood where they fell in mulch and mire,
Trusting feathers and inward fire
Till daylight made it safe for a flyer.
My greater grief was by so much reduced
As I though of them without nest or roost.
That was how that grief started to melt.
They tell me the cottage where we dwelt,
Its wind-torn thatch goes now unmended;
Its life of hundred of years has ended
By letting the rain I knew outdoors
In on to the upper chamber floors.


И Я Отдам Все Времени

Не принимает Время гордый вид,
Когда падет вершина снеговая
И обратится в пыль седой гранит,
Не веселится Время, все свергая,
Но лишь молчит, задумчиво молчит.

Где материк, - там будет островок,
И Время лишь взвихрит у рифа в море
Водоворот, - улыбки завиток,
Не испытав ни радости, ни горя,
И в этом я его понять бы мог.

И я отдам все Времени, верней,
Все, кроме мной удержанного, кроме
Того, что я, покуда в тишине
Таможня спит, уже пронес, притом и
Утраченное мною – все во мне.


Robert Frost I Could Give All To Time

To Time it never seems that he is brave
To set himself against the peaks of snow
To lay them level with the running wave,
Nor is he overjoyed when they lie low,
But only grave, contemplative and grave.

What now is inland shall be ocean isle,
Then eddies playing round a sunken reef
Like the curl at the corner of a smile;
And I could share Time's lack of joy or grief
At such a planetary change of style.

I could give all to Time except - except
What I myself have held. But why declare
The things forbidden that while the Customs slept
I have crossed to Safety with? For I am There,
And what I would not part with I have kept.


Птица, Поющая Во Сне

В ночь лунную, проснуться не успев,
Запела птица свой родной напев.
И потому, что пела в темноте
Однажды лишь, с куста, не в высоте;
И потому, что пела лишь в душе,
И собиралась замолчать уже,
Настороже, вблизи чужих ушей,
Риск не был так велик, как мнилось ей.
Но разве бы смогла пройти она
В просвет пространств иных, сквозь времена
Столь долгий путь перерождений весь,
Оставшись птицей, как людьми мы - здесь,
Когда кричащий в дреме, полусне
Добычей легкой может стать вполне.


Robert Frost On a Bird Singing in Its Sleep

A bird half wakened in the lunar noon
Sang halfway through its little inborn tune.
Partly because it sang but once all night
And that from no especial bush’s height;
Partly because it sang ventriloquist
And had the inspiration to desist
Almost before the prick of hostile ears,
It ventured less in peril than appears.
It could not have come down to us so far
Through the interstices of things ajar
On the long bead chain of repeated birth
To be a bird while we are men on earth
If singing out of sleep and dream that way
Had mode it much more easily a prey.


Несобранное

Я чуял запах спелый тот.
Свернул, не одолев искус,
Искал, откуда он идет, -
Была там яблоня видна,
Что сбросила свой летний груз,
Весь, кроме листьев, и она
Вздыхала тихо, ни о чем.
Лежал там совершенный плод,
Что человеку был вручен.
И всюду алого – полно.

Не все бывает собрано!
Не все всегда мы сбережем,
Забытое, как те плоды,
И сладость ту вдыхаешь ты.


Robert Frost Unharvested

A scent of ripeness from over a wall.
And come to leave the routine road
And look for what has made me stall,
There sure enough was an apple tree
That had eased itself of its summer load,
And of all but its trivial foliage free,
Now breathed as light as a lady’s fan.
For there had been an apple fall
As complete as the apple had given man.
The ground was one circle of solid red.

May something go always unharvested!
May much stay out of our stated plan,
Apples or something forgotten and left,
So smelling their sweetness would be no theft.


С Удобной Точки

Когда уставший от лесной прохлады
ищу я человечество, тогда,
не мешкая, спешу – в рассвет, сюда,
на склон зеленый, где пасется стадо;
смотрю никем не видим: даль объята
лазурью, на холмах дома кругом,
могилы дальше вижу я потом;
живые, мертвецы, - что ближе взгляду.

Смотрю полдня, не надоест пока,
тогда на локоть опущусь, и только,
лежу на обожженном склоне долго,
дрожит цветок от вздоха - ветерка,
вдыхаю дух земли я, дух полынный,
за жизнью наблюдая муравьиной...


Robert Frost The Vantage Point

If tired of trees I seek again mankind,
Well I know where to hie me--in the dawn,
To a slope where the cattle keep the lawn.
There amid lolling juniper reclined,
Myself unseen, I see in white defined
Far off the homes of men, and farther still,
The graves of men on an opposing hill,
Living or dead, whichever are to mind.

And if by noon I have too much of these,
I have but to turn on my arm, and lo,
The sun-burned hillside sets my face aglow,
My breathing shakes the bluet like a breeze,
I smell the earth, I smell the bruised plant,
I look into the crater of the ant.


Косьба

Здесь, около леса, не было звуков, верней
Был один, то шептала земле моя коса.
О чем шептала? О, если б я знал ответ,
Возможно о том, что солнце палит сильней,
О том, возможно, что исчезли все голоса,
Потому и шептала так тихо в косьбе своей.
Это были не грезы о даре праздных часов,
Или золоте легком эльфов ли, феи, нет.
То, что больше, чем истина – было бы много слабей
Горячей любви, что трясину укладывала в ряды,
И падали стрелы едва заостренных цветов
(Полевых орхидей), где змея исчезла мгновенно.
Реальность – сладчайшие грезы, что познали труды,
Шептала коса, а трава превращалась в сено.


Robert Frost Mowing

There was never a sound beside the wood but one,
And that was my long scythe whispering to the ground.
What was it it whispered? I know not well myself;
Perhaps it was something about the heat of the sun,
Something perhaps, about the lack of sound—
And that was why it whispered and did not speak.
It was not dream of the gift of idle hours,
Or easy gold at the hand of fay or elf:
Anything more than the truth would have seemed too weak
To the earnest love that laid the swale in rows,
Not without feeble-pointed spikes of flowers
(Pale orchises), and scared a bright green snake.
The fact is the sweetest dream that labor knows.
My long scythe whispered and left the hay to make


Вторжение

Нет, знак запрета я не ставил,
Да, и ограды не имел
Участок мой, но против правил
Вдруг кто-то вторгся в мой удел,

Используя без объясненья
Мои деревья и ручей,
И беспокоился весь день я
О собственности все ж моей.

Искал он книги трилобита
Окаменевшие листы
Что здесь давно была открыта,
Законны ли его труды.

Да разве я жалел о «кладе»,
Что мне тот камень или рак, -
Обычные, чего же ради, -
Мое-то право – не пустяк...

Но он воды спросил тогда,
Пусть был предлог придуман им, -
Все встало на свои места,
Вновь стало все моё – моим.


Robert Frost Trespass

No, I had set no prohibiting sign,
And yes, my land was hardly fenced.
Nevertheless the land was mine:
I was being trespassed on and against.

Whoever the surly freedom took
Of such an unaccountable stay
Busying by my woods and brook
Gave me a strangely restless day.

He might be opening leaves of stone,
The picture book of the trilobite,
For which the region round was known,
And in which there was little property right.

'Twas not the value I stood to lose
In specimen crab in specimen rock,
But his ignoring what was whose
That made me look again at the clock.

Then came his little acknowledgement:
He asked for a drink at the kitchen door,
An errand he may have had to invent,
But it made my property mine once more.

Алёна Алексеева, поэтический перевод, 2011

Сертификат Поэзия.ру: серия 338 № 88217 от 13.07.2011

0 | 0 | 2275 | 24.04.2024. 03:21:07

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []