Корея. 1946 год.

Молился утром божеству в домашнем храме,
Смотрел на солнечный восход, что цвета сдобы,
Ел сыр овечий, запевал его водою,
Той, что ручьем журчит в саду под камнем серым.

Вы говорите, что все дни приходят сами,
Он говорил: «Совсем не так, есть смысл особый
В приходе каждого, когда взмахнув рукою,
Вы зажигаете рассвет в порыве веры».

И жизнь прошла его. Посередине сада
У самого ручья весной его убили.
Там птицы выводили свои трели,
Там пел ручей, весенней песне вторя.

Он был убит юнцом из Ленинграда,
Когда войска советские входили.
Случилось это, кажется, в апреле,
В тот год разлада, ужасов и горя.

Молился утром божеству в домашнем храме,
Смотрел на солнечный восход, что цвета сдобы,
Ел сыр, который делаем мы сами
Особым образом всегда и в день особый.

Он говорил, что всё взаимосвязно,
И тот рассвет не просто так сгорает,
«Смотрите», — говорил он, — «он же разный,
И каждый раз другое означает».

Его убили утром на расвете.
И птицы пели, и ручей струился.
Солдаты необстреленные — дети
Его убили. Он не защитился.

Молился божеству в домашнем храме,
Пил из ручья, ел сыр овечий с нами
И говорил всегда перед едою:
«Наш мир велик — я ничего не стою».

И был убит он утром на рассвете,
И мир подлунный это не заметил.
Случилось это, кажется, в апреле.
Его слова познать мы не сумели.

22 ноября 2010 г.

Михаил Рахуно́в, 2010

Сертификат Поэзия.ру: серия 1278 № 83840 от 25.11.2010

0 | 0 | 2164 | 24.04.2024. 14:20:56

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []