Морис Роллина Креслица и др. 123-127-е.

Морис Роллина Баллада про облака, 123-е.
(Перевод с французского).

Посвящено Арману Дуайо*.

Порой они плоски, как мёртвые пруды,
а могут быть пышны, как хлопья белой ваты.
Надменные, подчас, как мощные скирды,
а вдругорядь скромны, как в чём-то виноваты,
и вечно, в суете, проносятся куда-то.
Под кровом облаков спокойно зреет рожь.
Любое озерко блестит внизу, как брошь.
Дыхание жилья к ним тянется парами.
Любуется весь свет, как облик их хорош...
Для жизни облака - эмблема, символ, знамя.

В них полчища ворон, глашатаев беды,
терзающие слух с рассвета до заката.
Но там же и орлы, которые горды,
встречая в облаках небесные фрегаты
и бури - как в морях, где рыскают пираты.
Вслед шквалам и штормам, когда денёк хорош,
в небесных пастухах - смотрю - зефиры сплошь,
и путь свой облака определяют сами.
Весь строй их на ходу меняет свой чертёж...
Для жизни облака - эмблема, символ, знамя.

В них краски всех сортов, цвета любой руды:
те золотом блестят, другие розоваты.
То сфинксами стоят, то мрачные, как льды.
А вот стада скота - мохнаты и лохматы.
Дорога - не пыльна, просторы - непочаты.
Зародыши всех бурь, готовых на дебош,
укрывшись в облаках, молчат, пока втерпёж.
Сбираются в кулак над дикими горами,
чтоб после прогреметь под вопли и скулёж...
Для жизни облака - эмблема, символ, знамя.

Посвящение.
О Смерть ! Богиня снов, которых не прервёшь !
Ты знаешь, чья судьба в меня вонзает нож
и кто меня зовёт навек забыться снами.
Оставь мне небеса, бросающие в дрожь !
Для жизни облака - эмблема, символ, знамя.

Maurice Rollinat Ballade des nuages, 123-e.
A Armand Doyot.

Tantot plats et stagnants comme des etangs morts,
On les voit s’etaler en flocons immobiles
Ou ramper dans l’azur ainsi que des remords ;
Tantot comme un troupeau fuyard de betes viles,
Ils courent sur les bois, les ravins et les villes ;
Et l’arbre extasie tout pres de s’assoupir,
Et les toits exhalant leur vaporeux soupir
Qui les rejoint dans une ascension ravie,
Regardent tour a tour voyager et croupir
Les nuages qui sont l’embleme de la vie.

Plafonds chers aux corbeaux diseurs de mauvais sorts,
Ils blessent l’oeil de l’homme et des oiseaux serviles,
Mais les aigles hautains prennent de longs essors
Vers eux, les maelstroms, les ecueils et les iles
D’oceans suspendus dans les hauteurs tranquilles.
Apres que la rafale a cessй de glapir,
Ils reviennent, ayant pour berger le zephyr
Qui les laisse roder comme ils en ont envie,
Et l’aube ou le couchant se met a recrepir
Les nuages qui sont l’embleme de la vie.

Avec leurs gris, leurs bleus, leurs vermillons, leurs ors,
Ils figurent des sphinx, des monceaux de fossiles,
Des navires perdus, de magiques decors,
Et de grands moutons noirs et blancs, fiers et dociles,
Qui vaguent en broutant par des chemins faciles ;
Gros des orages sourds qui viennent s’y tapir,
Ils marchent lentement ou bien vont s’accroupir
Sur quelque montagne apre et qu’on n’a pas gravie ;
Mais tout a coup le vent passe et fait deguerpir
Les nuages qui sont l’embleme de la vie.


envoi

O Mort ! Divinite de l’йternel dormir,
Tu sais bien, toi par qui mon coeur s’use a gemir
Et dont l’appel sans cesse au tombeau me convie,
Que je n’ai jamais pu contempler sans fremir
Les nuages qui sont l’embleme de la vie.

Справка.
*Арман Дуайо - Armand Doyot - в Интернете этому господину приписано авторство
работы, посвящённой творчеству Гойи: "Goya. Etchings. Courses des Toreaux". Paris.
Baschet. 1909. Повидимому, речь идёт о знаменитом французском художественном критике и историке искусства Армане Dayot (1851-1934). Ему принадлежит большое количество известных искусствоведческих и исторических работ. Он занимал важный
пост в правительстве Гамбетты - заведывал департаментом изящных искусств.
Он писал также и о Морисе Роллина и состоял в кругу его друзей.


Морис Роллина Старые изгороди, 124-е.
(Перевод с французского).

Посвящено Эдмону Арокуру*.

В них тьма тревог и тайн, они дики, страшны;
порой - светлы, как день; порой - как ночь, темны.
То шёпот в них, то молчаливость.
Тронь изгородь рукой - колюча, будто ёж.
В них сыщешь, как когда: и трепетную дрожь,
и бесконечную сонливость.

Их возраст, рост и цвет напомнят лес и сад.
Боярышник и дрок привносят аромат,
им жимолость дарит свой запах.
В них папоротник есть. В них весело дышать.
Дрозды на их плоды, на яблочную падь,
как тучи, мчат на их этапах.

Они - заслон дорог, чтоб сбить там пыль и жар,
приют для пастухов и для влюблённых пар,
укрытие интимной встречи.
Со стиркой вечерком монашенки пройдут -
тут с ними местный шут, вещун и словоблуд,
заводит колдовские речи.

Все старые кусты - крепки и высоки,
а сыщешь в них просвет - сквозь листья и сучки
сверкают голубые блики.
Там катится ручей с дремотным шепотком,
обложенный вокруг взъерошенным мотком
непроходимой ежевики.

Здесь редко пролетит красивый махаон,
взамен весь лабиринт сверчками заселён.
Их стрёкот вечером отчаян.
Впридачу звон цикад. Он громок, част и рьян.
А всем лягушкам люб глубокий котлован.
В нём Уж резвится как хозяин.

Увы ! В своём углу вертлявый мерзкий плут
петляет неспроста. Мелькает там и тут.
Свистите, пташки, взвейтесь в воздух !
Старайтесь углядеть за жадным наглецом.
Вот делает бросок - и он уже с яйцом.
Он любит поживиться в гнёздах.

В соседстве многих змей, кустам живых оград
приходится вдыхать их смертоносный яд.
В пик лета этот край - как распят
в губительных лучах, что быстро выпьют пруд
и зелень жгут. Зато - превесело живут
гадюка чёрная да аспид.

Отравы накопив, вся изгородь поздней
вновь кроется листвой, и краше, и пышней.
И уж не тронь её губами -
с рогами или без докучный жвачный скот -
и смирных, и шальных надёжно отшугнёт
своими грозными шипами.

Но по утрам, с зарёй, и в предзакатный час,
вблизи лесов, полей и солнечных террас,
и возле ферм, и рядом с садом,
все жители равнин и гор - в любом углу -
сердечно воздают достойную хвалу
тем старым боевым оградам -

за то, что им не счесть всех пыльных ходоков,
баранов и овец, ослов, коров, быков,
прошедших и идущих снова,
за милый для людей патриархальный вид,
который, в полусне, наружность их хранит,
как ласковый отсвет былого.

Maurice Rollinat Les Vieilles Haies, 124-e.

А Edmond Haraucourt*.

Fauves, couvrant l’horreur, le mystere et l’ennui,
Tantot pleines de jour, tantot pleines de nuit,
De murmures et de silences ;
Hostiles au toucher comme des herissons,
Elles sont la, melant a d’eternels frissons
D’interminables somnolences.

Elles ont l’attitude et la couleur des bois :
Aubepines, genets, fougeres, et parfois
Un panache de chevrefeuille
Leur donnent une odeur suave a respirer ;
Leurs fruits ? c’est le hasard qui les fait prosperer,
Et c’est le merle qui les cueille.

Elles sont un ecran pour le sentier poudreux,
Un abri pour le patre, et pour les amoureux
Le lieu des rendez-vous fideles ;
Et quand l’ombre noircit la plaine et le ravin,
La nonne lavandiere et le mauvais devin
Dialoguent a cote d’elles.

Tous les anciens buissons poussent dru, haut et droit,
Comme aussi, bien souvent, ils penchent, et l’on voit
Sous l’azur clair ou qui se fronce,
Au-dessus du ruisseau chuchoteur ou dormant,
La courbure agressive et l’echevelement
Epouvantable de la ronce.

Rarement effleures par les beaux papillons,
Ils sont le labyrinthe aime des vieux grillons ;
Plus d’une cigale en tristesse
Y hasarde un son maigre et que l’age a fausse ;
Grenouilles et crapauds visitent leur fosse,
Et la couleuvre est leur hotesse.

Helas ! dans ces fouillis qu’elle connait si bien
Cette sournoise ourdit son muet va-et-vient
Que maint sifflement entrecoupe ;
Malheur au nid d’oiseau ! L’ogresse a pas tordus
Se hisse pour biber les oeufs tout frais pondus
Dans la pauvre petite coupe.

A la longue, parfois, ces grands buissons affreux
Ont bu tous les venins que vont baver sur eux
L’aspic et la vipere noire :
Aussi, lorsque l’ete rechauffeur des deserts
Promene au fond des trous, sur l’onde et dans les airs
Son invisible bassinoire,

La haie empoisonnee, apres son long sommeil,
Etire ses rameaux qui s’enflent au soleil
Comme autant de betes squammeuses ;
Et contre les troupeaux sveltes et capricants
Elle se dresse, armee, avec tous ses piquants,
D’innombrables dents venimeuses.

Dans la pourpre de l’aube ou des soleils couchants,
Au bord des bois, des lacs, des vignes et des champs,
Des pres ou des chataigneraies,
L’habitant du ravin, du val et des plateaux
Venere a son insu ces sombres vegetaux :
Car, a la fin, les vieilles haies,

A force d’avoir vu tant de pietons bourbeux,
D’anes et de moutons, de vaches et de boeufs,
Ont, comme les tres vieux visages,
Pris un air fantomal, prophetique, assoupi,
Qui sur le chemin neuf et le mur recrepi
Jette un reflet des anciens ages.


Справка.
*Эдмон Арокур (1856-1941) - Edmont Haraucourt - французский поэт, автор нескольких романов, драматург, журналист, собиратель и автор афоризмов. В России извнестен его
афоризм: "Уехать - значит чуть-чуть умереть". Он сам сочинил и тексты и музыку нескольких песен. В течение многих лет был хранителем музеев, сначала "Трокадеро",
затем "Клюни". Был членом поэтического кружка "Гидропатов". В 1882 г. стал известен как автор несколько скандального сборника стихов, в котором предвосхитил некоторые
идеи, развитые потом Гийомом Аполлинером, (предвосхитив его практику расположения текста стихов в виде графических фигур).


Морис Роллина Лань, 125-е.
(Перевод с фванцузского).

Лань громко скорбно плачет под луной
и очи поднимает до небес.
Её олешек маленький исчез,
как будто растворился в тьме ночной.

Чтоб отыскать его любой ценой,
она в тоске тревожит весь свой лес.
Лань громко скорбно плачет под луной
и очи поднимает до небес.

Но нет ответа. Ной - не ной !
Тревожное молчание древес.
Куда же он зашёл ? В какую пропасть влез ?
Любовь слилась с фантазией больной.
Лань громко скорбно плачет под луной.


Maurice Rollinat La Biche, 125-e.

La biche brame au clair de lune
Et pleure a se fondre les yeux :
Son petit faon delicieux
A disparu dans la nuit brune.

Pour raconter son infortune
A la foret de ses aieux,
La biche brame au clair de lune
Et pleure a se fondre les yeux.

Mais aucune reponse, aucune,
A ses longs appels anxieux !
Et le cou tendu vers les cieux,
Folle d’amour et de rancune,
La biche brame au clair de lune.


Морис Роллина Креслица, 126-е.
(Перевод с французского).

Посвящено Альберу Дельпи*.

Два малыша сидят в их креслах у стены.
Пинетки у мальцов - голубенького цвета.
В лесах - на вёрсты вдаль - осенние приметы:
в листве горит пожар, лишь иглы зелены.

Котёнок сел вблизи - апостолом премилым,
а вот у близнецов - довольно дивный вид:
так схожи меж собой - никто не различит.
И матери порой задача не по силам.

Обутая в сабо, пастушка на пути
замедлила свой шаг, чтоб глянуть на мордашки.
Мальцам не убежать. Сидят - как в каталажке.
Их креслица тесны. Они в них взаперти.

Два ротика влажны, как розочки в кадушке -
когда их там польют. Мальцам - по паре лет.
У первых их зубов - молочно-белый цвет,
а губки у ребят смыкаются, как дужки.

Причёски малышей искрят, как свежий сноп.
Весь вьющийся поток сияет ореолом.
На радость всем родным и ангелам весёлым
сбегают завитки, как золото, на лоб.

И каждый из мальцов во всю стучит по планке -
по полкам, где лежит забавный ряд куклят.
И дети без конца восторженно шумят,
без дум и без забот, совсем как коноплянки.

Они восхищены и счастливы сполна,
когда вокруг снуёт, жужжа в полёте муха,
а если промелькнёт вдруг ящерка-воструха,
в восторге изо ртов течёт у них слюна.

Поверх сырой стены - из старых да угрюмых -
растёт вьюнок - ковром из пёстрых погремков.
Душистые цветы - как стайка мотыльков
над парой малышей в их кукольных костюмах.

На дальний горизонт лёг облачный бурнус.
Ребячьи волоски играют с ветерками.
Один из малышей балуется с носками,
другой всё теребит костяшки крупных бус.

И курица - как штрих в пленительной картинке.
Весь выводок цыплят - вокруг ребячьих ног.
А хлопцев стережёт внимательный щенок,
и в преданных глазах трепещутся слезинки.

Природа - не в ладах с осеннею судьбой:
пытается вписать свой хрип в ребячий лепет.
Вот, кажется, свой лёт замедлил быстрый стрепет,
и, будто, он зовёт ребят на юг, с собой.

Осенняя листва, завидев птичьи стаи,
зовёт их вновь начать витьё уютных гнёзд.
Зазывный аромат вдыхает каждый дрозд,
и каждый лес манит, расцветками блистая.

А дети, под конец, притихли как-то вмиг,
зевнули, утомясь, почти одновременно,
нагнули шейки вниз, прикрыв глаза мгновенно -
и веки не дрожат - обоих сон настиг.

В небесной вышине над всем земным ранжиром
светила больше нет - сошло с его путей.
И сумерки спешат, окутать сон детей
и щедро одарить молчанием и миром.

Maurice Rollinat Les Petits fauteuils, 126-e.
A Albert Delpit.

Assis le long du mur dans leurs petits fauteuils,
Les deux babys chausses de bottinettes bleues,
Regardent moutonner des bois de plusieurs lieues
Ou l’automne a deja tendu ses demi-deuils.

Aupres du minet grave et doux comme un apotre,
Cote a cote ils sont la, les jumeaux ebaubis,
Tous deux si ressemblants de visage et d’habits
Que leur mere s’y trompe et les prend l’un pour l’autre.

Aussi, sur le chemin, la bergere en sabots
S’arrete pour mieux voir leurs ivresses gentilles
Qu’un barrage exigu, fixe par deux chevilles,
Emprisonne si peu dans ces fauteuils nabots.

Avec l’humidite de la fleur qu’on arrose,
Leur bouche de vingt mois montre ses dents de lait,
Ou se ferme en tracant sur leur minois follet
Un accent circonflexe adorablement rose.

Leurs cheveux frisottes ou la lumiere dort
Ont la suavite vaporeuse des nimbes,
Et, sur leurs fronts benis par les anges des limbes,
S’emmelent, tortilles en menus crochets d’or.

Parfois, en tapotant de leurs freles menottes
La planchette a rebords ou dorment leurs pantins,
Ils poussent des cris vifs, triomphants et mutins,
Avec l’inconscience exquise des linottes.

Tout ravis quand leurs yeux rencontrent par hasard
La mouche qui bourdonne et qui fait la navette,
On les voit se pamer, rire, et sur leur bavette
Saliver de bonheur a l’aspect d’un lezard.

En inclinant vers eux ses clochettes jaspees,
Le liseron grimpeur du vieux mur sans enduit
Forme un cadre odorant qui bouge et qui bruit
Autour de ces lutins en robes de poupees.

Et tandis que venu des horizons chagrins,
Le zephyr leche a nu leurs coudes a fossettes,
L’un s’amuse a pincer ses petites chaussettes,
Et l’autre, son collier d’ivoire aux larges grains.

La poule, sans jeter un gloussement d’alarme,
Regarde ses poussins se risquer autour d’eux,
Et le chien accroupi les surveille tous deux
D’un oeil melancolique ou tremblote une larme.

La campagne qui meurt parait vouloir meler
Son rale d’agonie a leurs frais babillages ;
Maint oiselet pour eux retarde ses voyages,
Et dans un gazouillis semble les appeler.

Le feuillage muet qui perd ses decoupures,
En les voyant, se croit a la saison des nids ;
Et la flore des bois et des etangs jaunis
Souffle son dernier baume a leurs narines pures.

Mais voila que chacun, penchant son joli cou,
Ferme a demi ses yeux dont la paupiere tremble ;
Une meme langueur les fait bailler ensemble
Et tous deux a la fois s’endorment tout a coup :

Cependant qu’au-dessus de la terre anxieuse
Le soleil se derobe au fond des cieux plombes
Et que le crepuscule, embrumant les bebes,
Verse a leur doux sommeil sa paix silencieuse.

Справка.
*Альбер Дельпи (1849-1893) - французский писатель, романист, драматург, поэт, журналист. Родился в Нью-Орлеане. В период Коммуны американское гражданство спасло ему жизнь. Он как доброволец был участником франко-прусской войны. В 1871
г. был адъютантом адмирала Сессе, тщетно пытавшегося остановить провозглашение
Коммуны. Дельпи известен как участник дуэли с Альфонсом Додэ, которого Дельпи оскорбил, назвав подражателем Шатобриана и Диккенса, лишённым воображения. На этой дуэли (в 1883 г.) Дельпи был ранен. Французское гражданство он получил только в 1892 г. Свою писательскую карьеру он начал как сотрудник Александра Дюма-отца.
Неоднократно получал премии Академии: в 1869 г. за "Апофеоз Ламартина". В 1872 г. за
сборник стихов "Invasion", затем за поэму "Le Repentir ou Recit d'un Cure de Campagne".
На сцене ставились его пьесы "Robert Pradel" (1873), "Jean-Nu-Pied", комедии "Le Message
de Scapin" (1876), "Le Chevaliers de la Patrie", "Le Fils de Coralie" и др. Его проза переводилась на немецкий, русский и другие языки. У букинистов можно найти изданные в Санкт-Петербурге книги Дельпи: "Дочь Атеиста" (1880); "Отец Марциала" (1881); "Пропал без вести" (1899).


Морис Роллина Бэби, 127-е.
(Перевод с французского).

Посвящено Жоржу Нардену*.

Свеж, глазаст, пригож и тонок:
в хуторке, где я гостил,
пальчик свой сосал ребёнок.

Погляжу в окно спросонок:
пляшет дрозд среди стропил -
свеж, глазаст, пригож и тонок.

Если там из всех воронок
дождь с грозою с неба лил,
пальчик свой сосал ребёнок.

Мохноногий жеребёнок
резво бегал без удил -
свеж, глазаст, пригож и тонок.

Возле козлик да ослёнок
наклоняли пару рыл:
пальчик свой сосал ребёнок.

Став ходить, под визг девчонок,
он мутил по лужам ил,
свеж, глазаст, пригож и тонок.

Видя, как лихой котёнок
пса-обжору задразнил,
пальчик свой сосал ребёнок.

Сумасбродный поросёнок,
где придётся грязь месил -
свеж, глазаст, пригож и тонок.

Рассмешил мальца цыплёнок.
Мощный бык обворожил.
Пальчик свой сосал ребёнок.

Колокольный бой был звонок.
Мальчик слушал и грустил -
свеж, глазаст, пригож и тонок.

Ураган пугал сестрёнок.
Дуб трухлявый скорбно ныл.
Пальчик свой сосал ребёнок.

Смерть гребла в мешок подёнок.
Тут и бэби стал ей мил:
свеж, глазаст, пригож и тонок.

Кашлять начал пострелёнок
и, хотя лежал без сил,
палец свой сосал ребёнок.

Смерть добралась до пелёнок.
Вспоминай, каким он был:
свеж, глазаст, пригож и тонок...
Пальчик свой сосал ребёнок.

Maurice Rollinat Le Baby, 127-e.
A Georges Nardin.

Frais comme l’herbe qui pousse,
Dans la ferme ou je me plus,
Le baby sucait son pouce.

Le merle qui se tremousse
Dans les buissons chevelus
Frais comme l’herbe qui pousse,

Le roc ou l’eclair s’emousse
L’attiraient ; roi des joufflus,
Le baby sucait son pouce.

Il se roulait dans la mousse
Et grimpait sur les talus
Frais comme l’herbe qui pousse.

Longtemps, devant la frimousse
Des petits anons poilus,
Le baby sucait son pouce.

La flaque oщ l’on s’eclabousse
Tentait ses pieds resolus
Frais comme l’herbe qui pousse.

Pres du chat qui se courrouce
Et des bons vieux chiens goulus,
Le baby sucait son pouce.

Oh ! dans l’eau de son qui mousse
Les pourceaux hurluberlus
Frais comme l’herbe qui pousse !

Il suivait tout ce qui glousse
Et devant les boeufs rablus,
Le baby sucait son pouce.

A la voix lointaine et douce
D’un glas ou d’un angelus,
Frais comme l’herbe qui pousse,

Dans la nuit vitreuse et rousse,
Sous les chenes vermoulus,
Le baby sucait son pouce.

Mais la mort vient et nous pousse !
Il fut un de ses elus
Frais comme l’herbe qui pousse.

Un jour on me dit : « Il tousse. »
Pourtant, chetif et perclus,
Le baby sucait son pouce.

La mort le prit sans secousse :
Et jaune, helas ! n’etant plus
Frais comme l’herbe qui pousse
Le baby sucait son pouce.

Справка.
*Жорж Нарден - художественный критик, публиковавший свои эссе в "Revue contemporaine". Как поэт, он известен сборником стихотворений "Les Horizons Bleus".
В Интернете названы циклы его стихотворений, опубликованные в 1876-1880 гг.:
"Lyres et Epinettes", "Reves envolees", "Les Sanglots de l'Ame". Его стихи были включены
в Антологию французской поэзии XIX-го века, изданную Лемерром в 1888 году.
Композитор Анж Флежье (Ange Flegier) опубликовал свои песни, написанные на слова
Ж.Нардена ("Les Brimbelles"). Стихотворение Ж.Нардена "Les Bohemiens" вошло в
литературный сборник "Le Livre Des Tetes de Bois", опубликованный в 1883 г. писателем
и журналистом Луи-Рене Делормом (1848-1890), выступавшим чаще под псевдонимом
Saint-Juirs.

Владимир Корман, поэтический перевод, 2010

Сертификат Поэзия.ру: серия 921 № 83188 от 22.10.2010

0 | 0 | 2454 | 20.04.2024. 11:45:44

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []