Эрнест д'Эрвильи "Дама из Пекина" и "Фрейя"

Стихотворения из книги "Гарем" № 19 "Дама из Пекина" и № 20 "Фрейя".

Эрнест д’Эрвильи   Дама из Пекина, 19-e.
(С  французского)

Посвящается Этьену Каржа*

Любимую себе сыскал я в отдаленье,
где добрый богдыхан у знати на виду
и всем своим льстецам в пример и наставленье,
обычно сам весной проводит борозду.

Она живёт в стране закрытых паланкинов.
Туда я рвусь душой, но всякий раз смущён:
любуюсь ясным днём, на солнце рот разинув,
когда она глядит на звёздный небосклон.

Она там родилась, она - дитя Пекина,
её отец – большой вельможа при дворе,
и всяких мудрых слов в запасах мандарина
почти наверняка побольше, чем в Литтре**.

Любимое лицо – в нарциссовым отливом,
глаза насмешливы, они слегка косят.
На жемчуг ноготков, отрощенных на диво,
наложен бурый лак на их китайский лад.

Лишь ей благодаря так мило постоянно
под крышей золотой в их праздничном дворце.
Дают густую тень два рослые баньяна,
и с ласкою гостей встречают на крыльце.

Здесь масса фонарей, развешанных по саду -
цилиндры всех цветов - ветрам на перебор.
Павлины при хвостах - на удивленье взгляду -
докучливо кричат, забравшись на забор.

Красавица моя в любое время года
глядит на пышный сад, где выдумка и труд
преобразуют всю подвластную природу
и требуют чудес, шалея от причуд.

Из сосен и дубков – не выше, чем капуста –
составлены леса, хоть возраст их не мал.
Фарфоровый мосток, плод дивного искусства,
висит поверх ручья средь карликовых скал.

Любимая в саду и, будто рысь лесная,
по-кошечьи поёт о девичьих мечтах,
скандирует стихи, размеренно качая
прелестной головой в роскошных волосах.

С вниманием к тому, что редкостно и странно,
она, смеясь, следит, охочая до игр,
как шествует в строю имперская охрана –
в драконах и гербах, и каждый – будто тигр.

Пекиночка моя ! Вот было бы блаженство,
живи мы впрямь в любви вдвоём у вас в стране.
В тебе нашли бы все вершину совершенства
и даже старики завидовали мне.

Тогда по вечерам на маленьких ножонках,
когда взыграет вдруг мой застарелый сплин,
приковыляв ко мне, ты говорила б звонко:
«Прекрасный вечерок, мой славный господин !»

Вдвоём, как рыбаки, мы брали бы баклана,
надев ему на зоб ошейник золотой,
и вместе шли к реке, где водятся сазаны,
где цапля мирно спит под ивой над водой.

Я подарю тебе пластину из нефрита.
Умелец сорок лет её полировал.
А несколько пластин рисунками покрыты -
там бой: китайцы бьют британцев наповал.

Есть Будда для тебя – толстяк из пагодита***,
и вот тебе презент, всех прочих посильней:
то чёрный медный пёс. Он выглядит сердито.
Он злобен. Он жесток и пожирает змей.

Вот триста вееров в футлярчиках из лака.
Захочешь – бей меня любым из них подряд.
Мой яблоневый цвет ! Забавной выйдет драка.
Как станет весело. Я буду только рад.

Не дай бог, разлучась, смахнувши капли влаги,
как мышка заблестев алмазами очей,
ты мне пошлёшь стихи на рисовой бумаге
о персиках в цвету на родине твоей.

А если вдруг вернусь, то милая подружка,
ты, теша мой каприз, устроишь невзначай,
забавный бой сверчков, и мы хлебнём из кружки
с миндальным молоком, а лучше - если чай.

Пекиночка моя ! Давай, пока не поздно,
уйдём с тобой вдвоём долой от остряков.
Посмотрим-ка в меню: есть ласточкины гнёзда
и яйца куликов на «Корабле Цветов».


Ernest d’Hervilly    La dame de Pe-King, 19-e.
A Etienne Carjat


Quand vient la nuit, je pense a la dame que j'aime,
Oh! bien loin, mon ami, la-bas, dans le pays
Ou le noble Empereur daigne creuser lui-meme
Un sillon, devant tous ses flatteurs ebahis;

Helas ! c'est au pays des brouettes a voiles
Que mon ame s'envole, oubliant sa prison ;
Celle que j'aime voit flamboyer les etoiles
Lorsque que le clair soleil rit a mon horizon.

Elle habite Pe-King, Pe-King la ville immense !
C'est la joyeuse enfant d'un mandarin lettre,
Honore de boutons jaunes, et qui commence
А savoir plus de mots que notre grand Littre.

Son visage a l'еclat pale de la jonquille;
Ses yeux sont retrousses vers la tempe, et moqueurs ;
Elle a des ongles longs d'un rose de coquille
Qu'elle brunit parfois dans d'etranges liqueurs.

Hote exquis, elle egaye un vieux palais bizarre,
Peint de milles couleurs, couvert d'un toit dore ;
Deux banians touffus et d'une taille rare
Ombragent ce reduit coquettement pare.

Des lanternes partout, rouges, jaunes et bleues,
Sechent aux quatre vents leurs cylindres huiles,
Et des paons familiers aux eclatantes queues
Piaulent sur les murs de bambous anneles.

Le jour, elle se tient dans une galerie
Donnant sur des jardins tres-singuliers ou l'Art
Deforme en ricanant la Nature qui crie,
Et simule a grands frais les effets du hasard :

On voit dans ces jardins une foret epaisse
De chenes rabougris aussi hauts que des choux;
Sous des ponts de faience un fleuve coule en laisse,
Entre des rochers nains, sur de jolis cailloux.

Elle est la, sur son banc, et, de sa voix feline,
Chante un air impossible ou s'exhalent ses voeux ;
Pour cadencer les vers, grave, elle dodeline
De sa petite tete aux superbes cheveux.

Curieuse а l'exces, parfois elle regarde
A travers les treillis, d'un oeil fin et riant,
Les gestes merveilleux des Tigres-de-la-Garde
En habit jaune orne d'un dragon effrayant.

O dame de Pe-King ! que la penible vie
Serait legere alors que vous seriez a moi !
Notre couple charmant ferait a tous envie,
Et les vieillards glaces en rougiraient d'emoi !

Malgre tes pieds d'enfant, le soir, mon doux sourire,
Tout en te dandinant tu viendrais sur mon coeur,
Et ta bouche, grenade ouverte, saurait dire
D'un petit ton calin : « Bonsoir, mon cher Seigneur. »

Nous irions, tous deux, sur les rives desertes,
Avec un cormoran fier de son collier d'or,
Pour prendre des cyprins rouges dans les eaux vertes
Surveilles d'un heron qui pres un saule dort.

J'ai pour toi cent cadeaux : — une coupe de jade
Qu'un ouvrier a mis quarante ans a polir ;
Puis des tableaux d'ardoise ou des jonques en rade
Bombardent des Anglais laids a faire palir ;

Puis des Bouddhas ventrus en pagodite***rose ;
Puis — present delicat fait pour etre cite,
Un Chien-Fo d'airain noir a l'heroique pose,
Qui mache des serpents avec ferocite;

Puis trois cent sept ecrans dans leurs etuis de laque !
Ah ! si c'est ton desir, et qu'avec chacun d'eux
Tu veuilles me donner une petite claque,
O ma fleur de pommier! je serai bien heureux!

Parfois, en mon absence, adorable etrangere
Aux yeux clairs et brillants comme ceux des souris,
Vous traceriez des vers de votre main legere,
En l'honneur du Pecher, sur du papier de riz.

Et puis, s'il survenait une amie, avec grace,
Vous lui sauriez offrir, — car c'est ma vanite,
Un combat de grillons, en buvant une tasse
De lait pale d'amande ou bien d'excellent the.

O petite Chinoise, ame douce et fidele,
Qu'il serait gai d'aller, loin des regards railleurs,
Faire des repas fins de nids blancs d'hirondelle
Et d'oeufs de vanneau frits, sur un Bateau de fleurs.

Справка.
*Этьен Каржа (1828-1906) – журналист, карикатурист, фотограф, поэт.
Друг Бодлера, Верлена и многих других знаменитых поэтов, художников,
музыкантов. Был в сложных взаимоотношениях с Артюром Рембо.
Создал бесценные фотографии своих современников. Издатель
популярных газет “Le Boulevard” и “Le Diogene”. Сочувствовал Парижской
Коммуне. Автор книги стихов “Artiste et Citoyen”.
**Литтре – имеется ввиду «Словарь французского языка», составленный Эмилем Литтре (1801-1881), французским филологом, философом-позитивистом и историком медицины.
***Пагодит – поделочный камень, плотная мелкозернистая метафорическая порода, синонимы: агальматолит, бихарит, восковый камень, жировик, картинный камень, кореит. Из него часто вытачивают модели пагод, скульптуры, архитектурные блоки.

Эрнест д‘Эрвильи  Фрейя*, 20-e.
(C   французского).

Посвящено Камиллу Пеллетану**

В полярных областях, в студёном небе звёздном –
алмазные глазки, вкраплённые в гагат.
Там родина богов, и в воздухе морозном
аркады из огней сияние струят.

Там странствует луна, глядясь во все зерцала
бесчисленных озёр арктических равнин,
и никогда зимой там солнца не бывало.
Там торжество и блеск немых снегов и льдин.

Над гребнем ближних гор, их пиков и ущелий –
пожарище небес, горячих, как зола.
Внизу зубастый ряд из лиственниц и елей
кусает горизонт, как длинная пила.

Расширивши зрачки, бесшумно, вроде тени,
пускается в полёт за дичью соколок.
Торопится медведь, учуяв след оленя,
где тот копытил снег, ища зелёный клок.

И вновь бежит олень, не зная передышки.
Вверху горят огни – ему не до потех.
Сосульки вместо слёз, вокруг груди ледышки,
в сиянии с небес искрится мёрзлый мех.

В суровой красоте покоя пребывала
та северная ночь, когда раздался глас:
«Эй, Один* ! Будь блажен. Открой мне дверь Вальхаллы !».
И крик нарушил сон, царивший в этот час.

«Мне больше не видать, как три старухи-норны*
поют и воду льют под ясень Иггдрасиль*.
Из рога мне не пить по-прежнему задорно,
не поминать вином кровавую кадриль.

Увы, теперь я мёртв ! Я вышел из сражений,
где дрался до конца, где рухнуть довелось.
Мне зубров уж не бить и не стрелять в оленей,
и рыбы не ловить. Возрадуйся, лосось.

Два ворона-гонца* ! Всезнающие птицы !
Бог Один* ждёт вестей. Поведайте ему,
что я погиб в бою за русую девицу.
Был ею ослеплён. Теперь ушёл во тьму.

Мне помнятся слова певцов сладкоголосых,
что честные бойцы хранят и чтут обет,
красавицам – Увы ! –подобной веры нет.
Их женские сердца кочуют на колёсах.

За хижиной моей колючая чащоба.
Меня туда влекли охотничьи дела.
Там встретилась Она и сердце забрала.
Оно в её руках усохло от хворобы.

О Фрейя ! Ты ведёшь с собой двух кошек белых.
Ты плачешь золотой текучею слезой.
Прислушайся к словам речей моих несмелых,
когда идёшь своей божественной стезёй.

Великая Вдова ! Не ты ли – Мать влюблённых.
Ты беспощадней всех и всех грозней в борьбе.
Когда закончен бой, тогда из всех сражённых
часть Одину идёт и столько же – тебе.

Твой сказочный дворец* потряс моря и сушу.
В нём блещет молодёжь и лучший цвет богинь.
Внемли моей мольбе ! Послушай – не преминь:
прими туда мою израненную душу !».

Но скорбный голос смолк, и вскоре глаз орлиный
мог различить внизу, как кровью истекал
недвижимый предмет, сраставшийся со льдиной,
уже лишь только труп среди снегов и скал.

Норвежский берег стал ему покойным ложем.
Кровь мёртвого текла, дымясь, с его овчин,
и каждый сгусток был, застынувши, похожим
на ужасавший взор пылающий рубин.

В точь так, как умолял охотник цепенея,
к нему доставил конь на пальчатых ногах*
богиню из богинь блистательную Фрейю,
нежнейшую из всех, внушающую страх.

Богиню не страшил суровый холод ночи.
Кроваво-красный плащ вздувался за спиной.
С Полярною Звездой могли поспорить очи.
Звенела чешуя брони её стальной.

«Охотник ! Смерть твоя, - ему сказала Фрейя, -
предсказана давно и ведома из рун.
И это я была возлюбленной твоею,
пришедшею к тебе в одну из прежних лун.

Тебя я обрекла страдать, о сын Идуны*.
Жестокая любовь живёт в моей груди,
зато ты прибыл в край, где души вечно юны.
Тот временный удел остался позади.

Ты радость обретёшь, красавец белолицый,
когда предстану я в повязке золотой
в лазоревом дворце, что реет над столицей,
как молния слепя своею красотой.

Под крышей из щитов красуется Вальхалла,
где сладостный приют все павшие нашли.
В кругу валькирий там, в богатом блеске зала,
как сможешь ты потом не презирать Земли ?

Валькирии, смеясь, все в длинных белых шарфах
устроят хоровод и заведут игру
под сладостный напев, исполненный на арфах.
И скальды будут петь на праздничном пиру.

Так возродись теперь, извечно мной любимый !
Целуй меня скорей ! Хочу, чтоб ты приник.
Хочу, чтоб утолил мой трепет нестерпимый.
Услышь сердечный жар. Настал желанный миг.

При Одине сидят два ворона* и волки* –
вернейшие друзья. Он пьёт вино, сердит.
«Где ж Фрейя ? – говорит и гладит волчьи холки.
Богини молча ждут, а стол уже накрыт».

Закончив эту речь, нагнулась ниже Фрейя
и, как голодный волк, стремительно и зло,
обнявши труп бойца за ноги и за шею,
легко втащила вверх на алое седло.

Затем скакун взбрыкнул, фырча и стервенея,
хватая удила кусачками резцов,
и в нежности своей, пугая страстью, Фрейя
помчалась в пустоту дорогой мертвецов.


Ernest d’Hervilly Freya*, 20-e.

A Camille Pelletan**

Au Nord, sejour des Dieux, ou les etoiles semblent
De larges diamants incrustes dans le jais,
L'Aurore sans soleil, arc de flammes qui tremblent,
S'irradiait dans l'air pure et calme, par jets.

Les innombrables lacs aux rives crevassees
Ou vient chercher la lune un reflet fraternel,
S'illuminaient au loin dans les plaines glacees
Que le silence habite, immense et solennel.

En haut des monts abrupts, pareils а des falaises,
On voyait sur le ciel, rouge ainsi qu'un tison,
La ligne des grands bois de pins et de melezes,
Mordre, comme une scie enorme, l'horizon.

Dilatant tout а coup leurs prunelles sereines,
Les legers faucons blancs reprenaient leur grand vol ;
Les vieux ours galopaient, etonnes, pres des rennes,
Trouant sans bruit la neige amere jusqu'au sol.

Les glacons suspendus а leurs poitrails robustes,
Les ruisseaux congeles, les larmes de cristal
Que pleurent dans l'hiver les branches des arbustes,
S'irisaient aux rayons d'or du feu boreal.

Telle etait cette nuit polaire aux heures rudes.
Quand, soudain, une voix humaine qui troubla
Le repos ecrasant des vastes solitudes,
S'ecria : « Bienheureux l'hote du Valhalla* !

« Moi, je ne verrai point les trois antiques Nornes*
Arroser en chantant le grand frene Iggdrasel* !
Et je ne boirai pas dans les coupes de cornes,
Apres les jeux sanglants, la biere et l'hydromel!

« Lache, je me soustrais par la mort а nos luttes;
J'ai trop souffert! — Adieu, torrents, plaines et rocs!-
Je ne pecherai plus le saumon dans les chutes,
Je ne chasserai plus l'elan ni les aurochs!

« Hagen*! Munen*! Corbeaux qui parcourez le monde!
Volez pres d'Angagud*, le Pere-des-pendus*,
Dites-lui que je meurs pour une fille blonde
Que ne peuvent plus voir mes regards eperdus!

« Pour une femme aux yeux d'azur, aux roses joues !
Helas! le skalde a dit : « O credules amants,
« Le coeur de toute femme est monte sur des roues, »
« Mais quel homme loyal peut douter des serments!

Pres des genevriers qui bordent ma cabane,
Un matin, je La vis ; Elle emporta mon coeur ;
Maintenant, loin de moi, dans ses mains il se fane
Ainsi que, dans un vase ou l'eau manque, une fleur !

« Deesse aux larmes d'or, o Deesse que traine
Un couple de chats blonds, pendant les belles nuits,
Confidente sacree, o Freya, noble reine,
Prete ta douce oreille а mes sombres ennuis :

Viens me prendre, Freya, Veuve а la haute taille,
O Mere des amours, Guerriere sans pitie,
Qui des ames des morts, le soir d'une bataille,
Au sublime Allfader* reclame la moitie;

« O Tres-belle, parmi les plus belles Asesses,
Qui daignes ecouter, au palais de Folkvang*,
Les joyeux chants d'amour que chantent nos jeunesses,
Prends mon ame qui rampe ici, rouge de sang! »

Mais bientot s'eteignit cette voix desolee ;
Et l'aigle qui passait sous le ciel inclement
Eut pu voir un cadavre au fond d'une vallee,
Qui saignait dans la nuit, silencieusement.

Or, pendant que dormait pres des mers la Norwege,
Le sang du mort coulait, fumant, sur ses habits,
Et le vent glacial, sur son linceul de neige,
Egrenait, un par un, de sinistres rubis !

O stupeur ! — Pres du corps du chasseur, froid а peine,
Brusquement apparait, ainsi qu'il l'en pria,
Sur un cheval aux pieds humains, couleur d'ebene,
L'Asesse а la fois tendre et cruelle, Freya !

Freya, dont l'oeil ressemble а l'etoile du pole !
Elle avait son armure aux ecailles de fer,
Et son manteau de pourpre effrayante а l'epaule.
Le froid mordait en vain а sa robuste chair !

Ta mort, dit-elle, etait ecrite dans les Runes,
O chasseur chaste et fier. — Ta maitresse, c'est moi!
Moi dont l'oeil flamboyait sous mes paupieres brunes
Dans les genevriers, un matin, pres de toi!

Fils d'Iduna*, je t'ai rendu la vie amere,
Et je t'ai fait pleurer ! mais mon amour est tel !
Et tu devais quitter cette vie ephemere,
Pour gouter le bonheur dans un monde immortel.

Ton coeur eclatera de joie, o blanc jeune homme,
En me voyant bientot, le bandeau d'or au front,
Dans mon palais d'azur, resplendissante comme
Le zigzag aveuglant de la foudre au vol prompt !

« Sous les boucliers d'or couverts de pierreries,
Indestructible toit du Valhalla d'Odin,
Va! devant les jeux gais des blondes Valkyries,
Qui peut se rappeler la Terre sans dedain?

« Tu les verras tourner dans leurs blanches echarpes,
Tres-charmantes, avec des rires argentins,
Aux sons, qui font pleurer, de nos divines harpes,
Lorsque le Skalde chante au milieu des festins.

« Viens donc renaitre, objet de mon amour constante !
J'ai soif de tes baisers dont le chaud souvenir
Brule encore ma levre et me rend palpitante;
Viens sur mon coeur en feu; viens, le jour va venir!

« Odin, buveur du sang des vignes, qui caresse
Gere et Freke, ses loups, s'irrite en ce moment :
» Que fait Freya? dit-il, quand la table se dresse? »
« Et les Ases, debout, tremblent, o mon amant! »

Disant ceci, Freya sur sa selle ecarlate
Se penche, comme eut fait quelque loup affame,
Et, roidissant ses bras ou la vigueur eclate
Tire sur son cheval le corps inanime ;

Le noir coursier fremit, renacle, rue, et dresse
Son oreille pointue en bavant sur son mors,
Et l'auguste Freya, terrible en sa tendresse;
Disparait dans l'espace obscur ou vont les morts.

Справка.
*В тексте стихотворения много обращений к скандинавской мифологии.
*Фрейя – иначе Ванадис – богиня любви, плодородия и войны, колдунья, предводительница валькирий, жительница города асов Асгарда, вдова смертного,
которого звали Од. Она дочь одного из ванов (богов плодородия) Ньерда, приёмного сына
Одина (верховного бога высших богов-асов).
*Норны – божества женского рода, определяющие судьбу человека от рождения его и до смерти.
*Ясень Yggdrasel – громадное дерево, основа всего мира, дерево жизни и судьбы.
*Hagen (Хугин - мысль) и Munen (Мунин - память) – всезнающие птицы, два ворона, ежедневно приносящие Одину известия обо всём происходящем на свете.
*L’hote du Valhalla, Angagud, Pere-des-pendus, Allfader – всеми этими именами называется здесь Один. У него в мифах много других имён.
*Folkvang – дворец богини Фрейи.
*Конь на пальчатых ногах – конь Фрейи, конь с человеческими ногами цвета чёрного (эбенового) дерева.
*Идуна – богиня вечной юности, хранительница волшебных яблок, от которых зависела юность богов.
*Два волка Одина: Gere (Гери – жадный) и Freke (Фреки – прожорливый).
**Камилл Пеллетан, иначе Пельтан (1846-1915) – французский политический деятель,
журналист, противник Тьера, автор статей, сочувственных Парижской Коммуне.
Был близок к «парнасцам». Представлен на знаменитой картине Анри Фантен-Латура
«Угол стола» (1872) рядом с Полем Верленом, Артюром Рембо, д’Эрвильи и другими.
В 1902 г. в правительстве Комбу, при президенте Леоне Буржуа, занимал пост морского
Министра. В 1911 г. выступал как депутат парламента с протестами против репрессий
царского правительства в России против русских революционеров.

Владимир Корман, поэтический перевод, 2010

Сертификат Поэзия.ру: серия 921 № 77184 от 03.02.2010

0 | 0 | 2225 | 19.04.2024. 22:53:57

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []