Поздравление на 8 марта 1978 года

В те «застойные», уже безнадёжно далёкие годы я работал ведущим инженером на одном из радиотехнических предприятий Васильевского острова. Обычная лаборатория, и народ самый что ни на есть обычный.

Как повелось в стране задолго до описываемых событий, каждый год, 23-го февраля женщины поздравляли мужчин с «их днём» (хотя и поныне не совсем понятно, каким образом отпор, якобы данный войскам кайзеровской Германии под Псковом и Нарвой 23-го февраля 1918 года превратился в мужской праздник), а к 8-му марта стороны менялись местами, и теперь уже мужчины ломали головы над тем, как достойно и весело поздравить наших дорогих женщин.

В те годы я стихосложением не занимался, разве что когда меня просили написать короткое поздравление кому-либо из сотрудников или сотрудниц. Я откликался на эти просьбы пошловатыми четверостишиями с так называемыми «скользкими рифмами», когда вместо ожидаемой непристойности, как бы в последний момент рифмовалась вполне пристойная строка. Здесь не требовалось ни ума, ни таланта; надо было только зарифмовать четыре строки, да сделать их в известном смысле «озорными». Ну, например, как эти, написанные к 30-летию одной девушки:

Над рифмой долго не колдуя,
Желаем Вам большого счастья,
Во всех друзей вселять участье,
И встретить юбилей, ликуя!

И так далее, и тому подобное... В этих «стихах» весьма распространёнными были деепричастные обороты, оканчивавшиеся на «колдуя», «смакуя», «ликуя», «тоскуя», и пр. Приведённый пример более, чем наглядно объясняет читателю, почему. Народу эти шалости были по душе: они, как-никак, вносили нечто нешаблонное, нестандартное, оживляя набивший оскомину и отдающий бюрократизмом процесс поздравления. Поэтому я не удивился, когда парторг лаборатории пригласил меня, беспартийного, и ещё несколько молодых людей, коммунистов и комсомольцев (образовавших некую инициативную группу) для серьёзного разговора об очередном праздновании Международного Женского дня. В своей проникновенной, хотя и не очень замысловатой речи парторг, в частности, попросил меня написать к празднику весёлое, тёплое стихотворение, «но без этих штучек: колдуя, ликуя...»

Скромная попытка идеологического давления немедленно вызвала во мне внутренний протест. Я пообещал попробовать, но тут же решил попытаться сочинить похабный акростих, хотя не имел никакого опыта в данном жанре.

Я наивно полагал, что это просто. Однако, на первых же шагах по осуществлению своего творческого замысла стало ясно, что желание поздравить женщин от всего сердца сильно ограничивала самая конструкция акростиха, ибо закодированная в нём фраза не должна была содержать буквы «ы», «ъ» и, что было особенно болезненным для меня, «й» и «ь», которые так и лезли в предполагаемые варианты скрытой фразы. Таким образом, известное существительное и не менее известный глагол нельзя было употребить в их номинальных формах.

Кроме того, длина фразы определяла количество строк, а мне, разумеется, хотелось написать покороче. И вовсе не потому, что «краткость – сестра таланта», а по диаметрально противоположной причине: я не был уверен в способности написать длинное стихотворение. Вот тут и посетила меня шальная мысль: а не воспользоваться ли «онегинской строфой»? Ведь учили же нас в школе чему-то?! В самом деле, всего 14 строк, лёгкость ритма, завершённость концовки, - всё это привлекало, сулило, вдохновляло...

После тяжёлых раздумий подходящая фраза была, наконец, найдена, и осталось написать стихотворение. Ещё через пару дней оно было готово, и, когда парторг, как бы невзначай, поинтересовался моими успехами на поэтической ниве, я, не без популярного в те времена «чувства законной гордости» положил на его стол листок с моим произведением. Он прочёл, и, пытаясь скрыть некоторое разочарование, промолвил:

-Стихотворение хорошее, трогательное, но только не смешное...

Я развёл руками: что поделать, ежели такая грустная муза посетила меня.

О, как он ошибался! Инициативная группа, которой я показал сей опус и рассказал, в чём его секрет, пришла в восторг. Стихотворение было написано фломастерами на большом листе ватмана, причём первая буква каждой строки была выделена красным цветом. И, к началу поздравительного мероприятия на стене помещения красовался написанный почти каллиграфическим почерком плакат с таким текстом:

ВАМ, ЖЕНЩИНЫ...

Когда весной холодной, ранней
Растают звёзды в тишине,
Едва забрезжит день желанный,
Придя на смену сизой мгле,
Когда в весеннем поднебесье
Опять звучат пернатых песни,
Гортанных звуков ералаш
Отменно слух ласкает наш,
Веленью Божьему внимая,
Аккорды звучные весны,
Многоголосье тишины
Храним мы в сердце, уповая
Увидеть, в назиданье снам,
Явленье тех, кто дорог нам.

Разумеется, мы договорились никого не посвящать в суть моего хулиганства, хотя бы до тех пор, пока основная часть праздничного действа не завершится. Но один из нас не сумел сберечь эту тайну, поделился с приятельницей, и к началу торжества женщины перешёптывались и сдержанно улыбались, поглядывая то на плакат, то на меня.

В середине празднования, когда нашим дамам раздавались нехитрые подарки, я подошёл к парторгу и, стоя немного сзади него, произнёс театральным шёпотом:

-Это стихотворение – акростих.

Почувствовав, что слово сие ему, скажем так, не очень знакомо, я добавил:

-Первые буквы каждой строки составляют фразу.

Он повернул голову в сторону плаката, а я учтиво осведомился:

-Прочёл?

-Чай, грамотный, - сухо ответил партийный руководитель.

На другой день нас, членов инициативной группы, пригласили на «промывание мозгов», где парторг доверительно сообщил о том, что кое-где существуют коллективы с нездоровыми отношениями между мужчинами и женщинами, но не хотелось бы, чтобы и наш коллектив стал таким. Было также популярно объяснено, что советская женщина – ещё и мать, дочь, сестра, а не только... Всё это произносилось с выразительностью пономаря, как бы «для галочки», и лишь в конце своей речи парторг с искренним возмущением заметил:

-И что удивительно, бабам – нравится. Они – довольны! Переписывали!

-Ничего плохого я им не пожелал, - заметил автор, скромно потупясь.

Больше меня к стихосложению не привлекали.

На этом, казалось бы, следовало завершить повествование, но не тут-то было: через два или три месяца друг, работавший на родственном предприятии, сообщил, что мой непристойный акростих ходит по рукам среди тамошних женщин.

Я сомлел...

Вот оно, народное признание! Сразу вспомнилось из школьного курса литературы: «Слух обо мне пройдёт по всей Руси Великой...» И не беда, что «Великая Русь» в данном случае скукошилась до пары радиотехнических предприятий. Я же, всё-таки, не Пушкин!

Сэр Хрюклик(Михаил Резницкий), 2008

Сертификат Поэзия.ру: серия 348 № 59717 от 03.03.2008

0 | 8 | 11375 | 19.04.2024. 21:54:03

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []