Артур О Шонесси Любовь в Вечности

Артур О’Шонесси Любовь в Вечности
(С  английского)

Я составлен из капелек солнца с росой,
и не видно во мне никакого распада,
а в могилу положен был кто-то другой,
кто такой, мне, должно быть, и думать не надо.
Я умылся небесною голубизной
и душа моя плещется в ней, как наяда.

Я в беде, но наряден, и внешность мила,
и рыданья теперь неуместны и странны,
но - хоть прежнее сердце сгорело до тла -
в новом тоже зияет сердечная рана.
Эту страшную рану Она нанесла.
мной любимая прежде и впредь неустанно !

Я бродил одиноко по звёздным следам,
стал собою подстать световому потоку.
И дивлюсь – ведь могла бы открыть мне Сезам,
а в итоге я с радостью умер до срока.
И припомнил, что ей безразличен был храм,
и припомнил, что раньше бывала жестока.

На земле я такого представить не мог.
Та любовь, что питаю я здесь, - благородней
Рана в сердце – как вечный залог,
что пребуду я в царстве любви, как сегодня,
вплоть до дня, как любовью заполнит наш Бог
весь свой мир - от Эдема и до преисподней.

Не сержусь, хоть и часто бывал я в слезах
от обид на Неё, а сейчас и суда нет.
Лишь Её беззаботность внушала мне страх.
Опасался – вот-вот упадёт и не встанет.
В путь к бессмертной любви на святых небесах
кто ж Её поведёт и протянет к Ней длани ?

Развлекаясь, была Она часто непрочь
раздразнить и умножить любовную жажду.
Я внимал Ей и чувства не мог превозмочь.
Ей, притворщице, так же поверил бы каждый.
А закончилось тем, что был выставлен прочь –
я - способный любить лишь однажды.

В Ней была только ложь, и трагичен итог –
ни любви, ни надежд. Для меня – лишь печали.
И Её приговор был и прям и жесток:
«Уходи ! Позабудь !» Ей и снилась едва ли
наша встреча в скрещенье загробных дорог.
Не гадала Она о грядущем финале.

Я грустил В голубом беспредельном краю
в белоснежном строю облака просияли.
И влюблённые души в них радость свою
сладкозвучно сливали в едином хорале,
и стекались к деревьям в небесном Раю
ради долгого счастья и ныне и дале.

Век проходит, а дивный и страстный цветок
ждущей вечности пышет сильнее.
Небо ближе стянулось, предчувствуя срок
воплощенья глубокой идеи.
В лоне вечности всё соберётся в поток,
и любая любовь воспарит в эмпирее.

Как же в той пустоте ликовал я опять.
Я почти заблудился в пределах пространства.
Вдруг спешит мне навстречу Моя Благодать,
сохранив красоту и прелестнейший стан свой.
Плачу. Встретились губы. Спешу приобнять.
Вот награда за век постоянства !

«Ах, любовь ! - говорит. – Я её поняла
только после твоей несчастливой кончины.
Жизнь сломалась, и солнце закрыла мне мгла,
и не стало ни лета, ни роз, ни жасмина.
Все надежды сгорели до тла.
Я рыдала с тех пор над твоею судьбиной.

С той поры, как тебя я не вижу у ног,
мне никто уж не мог рассказать свои чувства,
приводя моё сердце в полнейший восторг.
Помню речи твои, без которых так грустно.
Как мне сладки твой голос, твой слог.
Как же горько мне стало и на сердце пусто.

Я постигла, что жизнь пропадает зазря.
Дни и ночи блуждала без карт и без лоций.
Было страшно и горько, как будто заря
навсегда утонула в глубоком колодце.
Стало холодно жить, как среди декабря.
Что за мрак, если пламя любви не зажжётся !

Но вверху углядела я твой ореол.
Что ни ночь в небесах, не звезда, не планета,
ты являлся и шёл, колыхался и цвёл,
оставляя свой след вроде ангела света.,
новоявленный дух, лучезарный посол,
улетающий в дали с прощальным приветом.

О мой ангел ! То ты прилетал день за днём.,
добиваясь меня постоянно и снова.
Ты ронял свои слёзы в ночной окоём
и губами не мог прошептать мне ни слова.
Силу этой любви я постигла потом.
О какую любовь я отвергла сурово !

Но любовь, что дарил ты, с секретом была,
не простой для ребёнка игрушкой с загадкой.
И дитя, лишь взглянув, погружалось в дела
веселей и привычней для детской площадки.
Что ж, игрушка осталась. Загадка ждала
до поры, как закончатся салки и прятки.

Дальше женщина, больше уже не дитя,
отыскала твой дар, где он в детстве был спрятан,
и секрет, что в нём был, разгадала шутя.
Дорогим был твой дар, драгоценнее злата,
да не знала, к чему он - тот дар обретя.
Не учла, что даритель погибнет когда-то.

Мой поклонник, защитник, мой князь !
Ты страдал, добиваясь любви изначала.
Я смеялась в ответ, и душа не зажглась,
и ни струнка внутри не дрожала.
Так всю жизнь я втоптала как в грязь.
Неоплатной должницею стала.

От меня не укрылся прощальный твой взор,
помню тайные слёзы твои при разлуке.
Ты желал мне спасенья и счастья. С тех пор
беспрестанно терплю я душевные муки.
Я постигла потом мой сердечный разор.
Не могла позабыть твои очи и руки.

Я исправила жизнь так, как ты бы хотел.
Я всю душу свою отстирала в лазури
для бессмертной любви в бесконечной мечте.
Ты хранил меня с детства от боли и бури.
Вот, как ангел, лечу я к тебе в высоте.
Так взгляни же с любовью и очи не хмуря».

Замолчала Она. И с последним словцом
В бедном сердце моём поутихли печали.
И жестокая рана стянулась рубцом.
И не стало обиды, терзавшей вначале.
Я увидел, что в сердце Её, как в моём –
весь небесный простор. Мы вдвоём зарыдали.
.


Arthur O’Shaughnessy In Love’s Eternity

My body was part of the sun and the dew,
Not a trace of my death to me clave,
There was scarce a man left on the earth whom I knew,
And another was laid in my grave.
I was changed and in heaven, The great sea of blue
Had long washed my soul pure in its wave.

My sorrow was turned to a beautiful dress,
Very fair for my weeping was I;
And my heart was renewed, but it bore none the less
The great wound that had brought to die;
The deep wound that She gave who wrought all my distress;
Ah, my heart loved her still in the sky !

I wandered alone where the star’s tracks were bright;
I was beauteous and holy and sad;
I was thinking of her who of old had the might
To have blest me, and made my death glad;
I remembered how faithless she was, and how light,
Yea, and how little pity she had.

The love that I bore her was now more sublime,
It would never be shared nor or known;
And her wound in my heart was a pledge in love’s clime,
For her sake I was ever alone,
Till the Spirit of God in the fullness of time
Should make perfect all love in His own.

My soul had forgiven each separate tear,
She had bitterly wrung from my eyes;
But I thought of her lightness, - ah, sore was my fear
She would fall somewhere never to rise,
And that no one would love her, to bring her soul near
To the heavens, where love never dies.

She had dawn me with feigning, and held mе a day;
She had take the passionate price
That my heart gave for love, With no doubt or delay,
For I thought that her smile would suffice;
She had played with and wasted and then cast away
The true heart that could never love twice.

And false must she be; she had followed the cheat
That ends loveless and hopeless below:
I remembered her words’ cruel worldly deceit
When she bade me forget her and go.
She could never have believed after death we might meet,
Or she would not have let me die so.

I thought and was sad: The blue fathomless seas
Bore the white clouds in luminous throng;
And the souls that had love were in each one of these
They passed by with a great upward song:
They were going to wander beneath the fair trees,
In high Eden – their joy would be long.

An age it is since: the great passionate bloom
Of eternity burns more intense;
The whole heaven draws near to its beautiful doom,
With a deeper; a holier sense;
It feels ready to fall on His bosom in whom
Is each love and each love’s recompense.

How sweet to look back to that desolate space
When the heaven scarce my heaven seemed !
She came suddenly, swiftly, - a great healing grace
Filled her features, and forth from her streamed.
With a cry our lips met, and a long close embrace,
Made the past like a thing I had dreamed.

Ah Love ! she began, When I found you were dead,
I was changed, and the world was changed too;
On a sudden I felt that the sun shine had fled,
And the flowers and summer gone too
Life but mocked me; I found there was nothing instead
But to turn back and weep all in you.

When you were not there to fall down at my feet,
And pour out the whole passionate store
Of the heart that was made to make my heart complete,
In true words that my memory bore, -
Then I found that those words were the only words sweet,
And I knew I should hear them no more.

I found that my life was grown empty again;
Day and year now I had but to learn
How my heaven had came to me, sought in vain,
And was gone from me never to return:
Ah ! too earthly and winterly now seemed the plain
Of dull life where the heart ceased to burn.

And soon with a gathering halo was seen,
Over a dim waste that fell into night,
Your coming, your going, as though it had been
The fair track of an angel of light;
And my dream showed you changed in a spirit’s full sheen
Fleeing from me in far lonely flight.

My angel ! ‘twas then with a soul’s perfect stake
You came wooing me day after day,
With soft eyes that shed tears for my sake, and the sake
Of intense thoughts your lips would not say.
‘Twas a love then like this my heart cared not to take !
‘Twas a heart like this I cast away !

Ah, yes ! but your love was a fair magic toy,
That you gave to a child, who scarce deigned
To glance at it - forsook it for some passion joy,
Never guessing the charm it contained;
But you gave it and left it, and none could destroy
The fair talisman where it remained.

And surely, no child. but a woman at last
Found your gift where the child let it lie,
Understood the whole secret it held, sweet and vast,
The fair treasure a world could not buy;
And believed not the meaning could ever have past,
Any more than the giver could die.

And then did that woman’s whole life, with a start,
Own its lover, its savior. Its lord;
He had come, be had wooed her – and lo ! her dull heart
Had not hailed him with one stricken chord
Of whole passion – had suffered him even to depart
Without hope of a lover’s reward !

But surely there failed not at length his least look,
His least pleading, his most secret tear,
To win her and save her, - her heart surely took
A fond record of all: very dear,
Very gracious he seemed; and for him she forsook
The drear ruin her soul had come near.

For him she made perfect her life till she laved
Her soul pure in the infinite blue:
O thou lover ! who once for a love deathless craved,
A brief heaven of years frail and few –
Take the child whom you loved, and the woman you saved,
In the angel who now blessed you !

She ceased. To my soul’s deepest sources the sense
Of her words with a full healing crept,
And my heart was delivered with rapture intense
From the wound and the void it had kept;
Then I saw that her heart was a heaven immense
As my love; and together we wept.

From “Music and Moonlight”, 1874

Владимир Корман, поэтический перевод, 2007

Сертификат Поэзия.ру: серия 921 № 55376 от 10.09.2007

0 | 0 | 2558 | 18.04.2024. 23:33:22

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []