Артур О Шонесси Зюлейка; Андалузский лунный свет

Артур О’Шонесси Зюлейка
(С  английского)

Зюлейка убежала прочь,
прошла сквозь ваши загражденья.
Не в силах сердце превозмочь,
ушла, куда позвало пенье.
Завлёк заезжий менестрель.
Лаская, сладостная трель
в Зюлейке душу окрыляла.
Его слова попали в цель.

Как ваш закон ни строг, ни твёрд,
а менестрель нашёл лазейку,
Из-за моря приплыл в ваш порт.
Нет. Не для вас цвела Зюлейка.
И лесенка была дивна,
из звонких песен сплетена.
Из строчек свиты все ступеньки.
И вот достала до окна.

Красив был юный менестрель,
жар пения его - чудесен.
Нет. Не певали вы досель
таких, как он, любовных песен.
Он пел о сказочном леске,
о море, стонущем в тоске,
о дорогой своей отчизне,
лежащей в дальнем далеке.

Он пел про роскошь и покой
зелёных рощ в любимом крае,
где простодушно день-деньской
в ветвях воркуют птичьи стаи,
и птицы там по сотне раз
споют для вас хоть каждый час
за каждым менестрелем следом
набор его волшебных фраз.

И вновь распелся менестрель,
увлечь свою Зюлейку силясь -
за сто морей и сто земель.
Гадай, где нынче очутились !
Скользят по морю на ладье,
присевши рядом на скамье.
Взгляни-ка ! Вот по зову песни,
плывут в серебрянной струе.

Так пусть же светит им звезда
и выйти на берег поможет.
Пусть песни и любовь всегда
им станут всех щедрот дороже.
Там ждёт их счастье , без тщеты,
в союзе юной красоты,
и ночью, в соловьиных рощах
для них раскроются цветы.


Arthur O’Shaughnessy Zuleika

Zuleika is fled away;
Through your bolts and your bar were strong;
A minstrel came to the gate to-day
And stole her away with a song.
His song was subtle and sweet,
It made her young heart beat,
It gave a thrill to her faint heart’s will,
And wings to her weary feet.

Zuleika was not for ye,
Through your laws and your threats were hard;
The minstrel came from beyond the sea,
And took her in spite of your guard:
His ladder of song was slight,
But it reached to her window height;
Each verse so frail was the silken rail
From which her soul took flight.

The minstrel was fair and young;
His heart was of love and fire;
His song was such as you ne’er have sung,
And only love could inspire:
He sang of the singing trees,
And the passionate sighing seas,
And the lovely land of his minstrel band;
And with many a song like these.

He drew her forth to the distant wood,
Where bird and flower were gay,
And in silent joy each green tree stood;
And with singing along the way,
He drew her to where each bird
Repeated his magic word,
And there seemed a spell she could not tell
In every sound she heard.

And singing and singing still.
He lured her away so far,
Past so many a wood and valley and hill,
That now, would you know where they are ?
In a bark on a silver stream,
As fair as you see in a dream;
Lo ! the bark glides along to the minstrel’s song
While the smooth waves ripple and gleam.

And soon they will reach the shore
Of that land whereof he sings,
And love and song will be evermore
The precious, the only things;
They will live and have long delight
They two in each other’s sight,
In the violet vale of the nightingale,
And the flower that blooms by night.

From “Music and Moonlight”, 1874

Артур О’Шонесси
Андалузский лунный свет
(С английского)

Дворец – вверху. Я там без никого.
То тень, то проблеск – вереницей.
Мечтаю, слушаясь лишь сердца своего.
Вся жизнь под музыку творится.
Я в сумрак погружён,
и в стройности колонн
все грёзы дивны и прекрасны.
Фонтан среди цветов,
журчит под ход часов,
с наивной музыкой согласно.

А полночь обращает всё кругом
в тревожный и волшебный морок,
и под луной благоухает окоём.
Заросший лаврами пригорок
и весь откос
в букетах алых роз.
Блестит листва на померанце.
А я крою, что память сберегла, -
мои и страсти, и дела.
И как всё славно в лунном глянце !


Arthur O’Shaughnessy Andalusian Moonlight

In a lifted palace I dwell apart,
Changeless in glimmer and shade;
Alone with my dream, and alone with my heart,
And the music my life hath made.
There, deep in the dimness,
Some white pillar’s slimness
Figures my dreamlike thought;
And fainting in flowers,
Some fountain for hours
Murmurs over my music untaught.

When midnight renders the place more fair
With shadowy magic and thrill,
And the moonlight flood all the odorous air,
Beneath on the rustling hill;
I see red rose
In the laurel closes,
And the glossy citron-trees;
And thought re-fashions
Past life and passions,
As the moonlight glorifies these.

From “Music and Moonlight”, 1874

Владимир Корман, поэтический перевод, 2007

Сертификат Поэзия.ру: серия 921 № 53829 от 21.06.2007

0 | 0 | 3391 | 20.04.2024. 09:47:32

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []