"Поэт - сплошное ухо тишины" (о поэзии Александра Кабанова)

1.ЦИНИК И РОМАНТИК

Я думаю, русская литература должна быть благодарна Александру Кабанову уже за то, что он подвел виртуальную черту под развитием большинства литературных направлений отечественной поэзии конца ХХ века: концептуализма, метаметафоризма, постмодернизма, куртуазного маньеризма и др. В самом деле, он словно бы высветил, выставил напоказ недостатки вышеперечисленных направлений – и сейчас человеку, прочитавшему Кабанова, уже труднее говорить в восторженных тонах о стихах Пригова, или Парщикова, или, скажем, Степанцова. Потому что очевидно: Кабанов, как поэт – лучше. По сравнению с синтетическим Кабановым всё вышеперечисленные поэты, а также их сподвижники, представляются словно бы далёкими предшественниками.

Я не знаю, изучал ли Александр Кабанов специально все эти «измы», или же на него, как говорят, «снизошло». Но факт остаётся фактом: взяв понемногу отовсюду, он показал миру новую гармонию, завершающую искания предшественников, которые выходили подчас за пределы поэзии и которым как раз этой гармонии, чувства врождённого, а не благоприобретённого, и не хватало! «Мы все учились понемногу – чему-нибудь и как-нибудь». Есть души, в которых противоположности сходятся – для обретения новой гармонии.

Просто поэтом можно стать. Поэтом с Большой Буквы нужно родиться. Это так же истинно, как то, что дважды два – четыре. Если допустить, что у всех ведущих поэтов, пишущих по-русски, равные технические возможности, на первый план выйдут чисто человеческие качества, составляющие сущность натуры поэта. Я думаю, что Пушкин превзошёл своих современников-поэтов не столько точностью слова, сколько величием замыслов и разнообразием своего дарования; это был человек, равно любивший и почитавший и царя, и его заклятых врагов, декабристов. Его гений был универсален, и потому – всесилен. На него, проказника, нисходили порой глубокие озарения. Да, из его лирики нам сейчас интересны 15-20 стихотворений, не больше. Но его пьесы, его сказки, его афоризмы, разбросанные тут и там, по-прежнему современны.

Я не случайно заговорил здесь о Пушкине. Именно чувство объёмности сказанного, гармония внутреннего мира роднит Пушкина с нашим современником Александром Кабановым. Правда, мера эта разная: если Пушкин, как поэт, является олицетворением «золотой середины», то Кабанов, постоянно зависая «по-над пропастью», когда малейший шаг в сторону – фальшь, всякий раз умудряется этот шаг не сделать. Иногда читаешь его стихи – и подспудно ждёшь, когда же он сорвётся, соврётся – без неприязни к поэту, а, наоборот, с замиранием сердца...

И вот однажды мне показалось, что он таки сорвался... Правда, не эстетически, а... политически. Это были пресловутые «журавли табака», которые снились мёртвому поэту Гамзатову. Эти кабановские строки показались мне верхом цинизма. Но для самого Кабанова это, возможно, была кавалерийская атака на чуждую ему эстетику – надмирный советский пафос. Хотя добивать мёртвого льва – вряд ли является делом чести. Лучше уж схлестнуться с живым тигром... Возможно, я ошибаюсь, и не пафос был главной мишенью Кабанова, а только желание пошутить над классиком, пусть и ушедшим, и, таким образом, почувствовать себя равным классикам прошлого. Ибо такую же шутку Кабанов выкинул и с Набоковым, как известно, излишним пафосом не отличавшимся...

Но все эти «фокусы» прекрасно вписываются в образ Кабанова-хулигана. Хотя шутки Кабанова порой, образно говоря, «ниже пояса». Это похоже на то, как Есенин кричал, «снимая с Христа штаны» (поэма «Инония»). Но сила Кабанова-поэта такова, что мы охотно прощаем ему «солдатские» прегрешения, как давно простили невежественному Есенину его нападки на Христа. Ведь они хулиганили исключительно ради чувства свободы!

А вот как сам Кабанов рассматривает поэзию:

«Поэзия – предательство рассудка,
Одним – жена, всем прочим проститутка».

Я уверен, что над сегодняшним Кабановым «поработали» и Бродский, и Мандельштам. Замечательное послесловие к книге «Крысолов» делает честь Бахыту Кенжееву. В самом деле, пропагандировать творчество более яркого, нежели ты сам, поэта, дорогого стоит! Вспоминаются неуклюжие попытки Евтушенко объявить своими преемниками поэтов гораздо более низкого уровня. А вот Бродский, наоборот, объявил своим учителем Евгения Рейна! И эта маленькая семитская хитрость достойна восхищения! В самом деле, постоянно солировавший в компаниях, прискорбно не умевший слушать других, и, потому, совершенно неспособный быть ничьим учеником Бродский захотел немножко отогреть в закатных лучах Нобелевской славы друга своего детства, и это ему вполне удалось!

Я думаю, большие поэты идут своими, ещё нехожеными тропками, и любое «ученичество» такого поэта выглядит притянутым за уши. Это раньше древние греки учили приходивших к ним юношей философии и мужеложству: других университетов попросту не было. В скульптуре, в силу сложности ремесла, подчас необходима «школа». Но говорить в рифму, слава Богу, человек в состоянии выучиться сам. Нужно только поработать над своим духовным уровнем – но это может сделать и свита поэта: родители, друзья, книги. Если, конечно, повезёт с окружением. Тем не менее, поэт в состоянии учиться сам – читая нужные, «развивающие» книги, общаясь с незаурядными людьми. Сомневаюсь, что у Александра Кабанова были какие-то конкретные учителя стихосложения.

Я был весьма удивлён – и обрадован, что циник Кабанов оказался к тому же и романтиком. Судите сами:

«Иду на дно – и преданно шепчу:
Ты, женщина, женчужина, женчу...»

Вот как широк спектр эмоций этого поэта, объявшего, вопреки Пруткову, необъятное!

«Пока ещё идут песочные часы,
и простывает след, и молоко сбегает,
бессмертие не спит у взлётной полосы,
вселенную от нас оберегает».

Несмотря на то, что творчество А. Кабанова представляет собой итог развития сразу нескольких поколений русской поэзии, было бы неправильным заранее отдать ему пальму первенства среди наших современников. Я уверен, что не один, не два, а добрый десяток поэтов способен оказать ему достойную конкуренцию, – и, быть может, когда-нибудь наше время назовут «бронзовым» веком русской поэзии.


2. ЛЮБОВЬ - ТОЛЬКО... ЧАСТЬ РЕЧИ.

Безусловно, все стихи любого автора НЕ РАВНОЦЕННЫ.

Поэт – сплошное ухо тишины
с разбитой перепонкой барабанной…

На примере стихов Александра Кабанова становится понятным, почему Пушкина, явись он сейчас, никто не принял бы за великого русского поэта. Язык не современный. Эпитеты банальны. Любовная лирика психологически шагнула далеко вперёд, и «я помню чудное мгновенье» уже никого не очаровывает. Более того, Пушкину наверняка за стихотворение «К Чаадаеву» (помните, «товарищ, верь, взойдёт она, звезда пленительного счастья, и на обломках самовластья напишут наши имена») рецензенты пришили бы злоупотребление советским пафосом и вынесли суровый вердикт: отстой! Да, повезло, прямо скажем, Александру Сергеевичу, что он родился не сейчас, а двести лет тому назад!

А что же Кабанов, спросите вы? А Кабанов взял – и открыл Амбарную Книгу Зимы. Снег – ни дать, ни взять – живое существо. Он то летит, то стелется; словом, снег ведёт самую бурную, бестолковую и безалаберную жизнь. Видимо, подобная безалаберность ему самому порядком надоела – и он на полставки решил устроиться писцом у поэта Кабанова, который заранее решил, что снег будет самым лучшим учётчиком Амбарной Книги Зимы. Помните, учёт и контроль – прежде всего!

Вот как намеревался Кабанов «приструнить» такое стихийное и непокорное существо, как снег. Но... снег тоже оказался не лыком шит: он вовремя вспомнил, что у глагола «занести» есть и другое значение. Писать снегу сразу расхотелось – и он принялся всех заносить по-своему, т.е. покрывать собой в изобилии. Или, попросту, «крыть». Кабанов использует фразу «снег заносит» как анафору, как шампур, на который он смачно нанизывает шашлык стихотворения. Приём, конечно, не новый, им с удовольствием пользовались и Лермонтов, и Бродский, и даже, грешным делом, автор этих строк, и всё-таки у Кабанова он отливает некой новизной. Всё дело в двусмысленности глагола «заносит». Это вносит в стихотворение дополнительный элемент словесной игры.

Открывая амбарную книгу зимы,
снег заносит в нее скрупулезно:
ржавый плуг, потемневшие в холках – холмы,
и тебя, моя радость, по-слезно…

…пьяный в доску забор, от ворот поворот,
баню с видом на крымское утро.
Снег заносит: мычащий, некормленый скот,
наше счастье и прочую утварь.

И на зов счетовода летят из углов –
топоры, плоскогубцы и клещи…
Снег заносит: кацапов, жидов и хохлов –
и другие нехитрые вещи.

Несмотря на бьющую рогом изобилия словесную игру, «Амбарная Книга Зимы» – на мой взгляд, страшно серьёзное стихотворение. Игра слов призвана оттенить эту оголтелую серьёзность, уравновесить призрачное и материальное, забавное и драматическое. Все равны перед стихией – независимо от национальности и других индивидуальных особенностей. Кого-то снег и впрямь заносит, а кого-то – просто помечает. Неподвижное – заносит. Движущееся – «помечает», и в этом случае он точно подобен писарю. Снег – это словно бы наша судьба.

Надо отметить, что кабановский снег безумно мистичен и ведёт себя как последний барабашка: «и на зов счетовода летят из углов топоры, плоскогубцы и клещи». Как мы видим, снег не только подвержен левитации. Он сам способен передвигать вещи! И человеческое счастье оказывается в одном ряду с «прочей утварью». Вспоминается Державин: «Всё времени жерлОм пожрётся – и общей не уйдёт судьбы». И метафорическое, у Кабанова, «и от вечного холода сердце моё покрывается воском и шерстью» бумерангом словесной игры прочитывается буквально, анти-метафорой: поэт в шерстяном свитере сидит у письменного стола, на котором горит восковая свеча.

Снег, как тонко подметил Александр Кабанов, ещё и великий иллюзионист:
«Одинаковым почерком занесены
монастырь и нечистая сила,
будто все – не умрут, будто все – спасены,
а проснёшься – исчезнут чернила».

Вспоминается история, приключившаяся однажды с Блоком. Он пошёл с женой в цирк, и там жена повздорила с другой женщиной, и вот уже они сцепились из-за какого-то пустяка, вцепились друг дружке в волосы. И тогда Блок громко сказал: «Пойдём, Люба! НИЧЕГО ЭТОГО НЕ БЫЛО».

А вот как сегодня звучит у Кабанова пушкинское «чудное мгновенье»:

Это мгновенье, друг мой, согласен,
Даже стоп-краном не остановить!
(«Вот мы и встретились в самом начале...»)

Мы видим, что любовный пафос прячется у Кабанова за... остроумием. Его любовная лирика – весьма остроумна. Например, строки из стихотворения «Признания».

Скажу тебе: «Изюм» и ты – раздвинешь ноги.
Скажу: «Забудь язык и выучи шиповник,
покуда я в тебе – ребенок и любовник…»

А «трофейный воздух поцелуев»! А вот ещё образчик любовного остроумия:

я тебе напишу на хот-доге:
золотою горчицей – о Боге,
о любви – майонезом вчерашним,
я тебе напишу на хот-доге
быстро-быстро, нестрашно-нестрашно.

О любви Александр Кабанов говорит много-много. Но как-то «быстро-быстро». И – мимоходом. Потому что любовь к женщине – для него только часть речи.

Александр Карпенко, 2006

Сертификат Поэзия.ру: серия 791 № 46406 от 22.07.2006

0 | 4 | 3518 | 25.04.2024. 04:30:54

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []