Монолог Гамлета "Быть или не быть". - Версия

Быть или не быть? Вот в чём вопрос.
Вот поле бесконечных провокаций.
Но нужно уточненье – где? кому?
Есть мир и я – в чём их соотношенье?
И кто готов принять безумный облик
Для поруганья мира? Обольстив
В миру себя, тем мудрость на безумье
Меняя в знак аскезы пред людьми,
Притворством соблазняя небеса,
Достойны ль мы небес? Низринуть гордость,
Смиренно принимая поношенья,
И выполнять презренную работу,
Всем демонстрируя неблагочестье,
Но днём… А ночью тайно обращаться
К Тому, Кто нас низринул в этот мир.
Подобными поступками стяжать
И неподверженность соблазнам светским,
И вИдение призраков умерших,
Незримых бесов, что вокруг теснятся,
А главное – способность к обличенью
Всех грешников, от мала до велика?!
Как сможет показная бесноватость
Дарить пророческий нам дар? Иль это
Санкционированный небом подвиг
В преддверии совсем иной аскезы?
Ходить нагим, в веригах, слыть безумным,
Измазаться в грязи, вопить нещадно,
Есть крокодилов, наносить стигматы –
И я бы смог! Но даст ли это силы
Мне навзничь опрокинуть чашу мира
И стать глашатаем небесной воли,
Стать почитаемым ещё при жизни –
И это значит быть? Или не быть?
В чём фокус всей специфики юродства?
В динамике взаимоотношений
Властей небесных и властей земных?
И в этом – элементы провокаций:
Сознательно достичь таких условий,
Чтоб вынудить врага принять активно
Характер мной предсказанных поступков.
Он, нарушая этим status quo,
Тем самым выкажет своё начало,
В котором свили демоны гнездо. –
И в этом корень главного различья
Великого и тайного юродства
От сумасшествия, под чем скрывают
Страх пред опасностью, играя дурно
В притворной глупости свою судьбу,
В позорном избегании конфликтов.
Подобно провокациям в безумье
Библейского пророка вскрыть ли язвы,
Пороки обезумевшей державы?
Иль попирать устои вековые,
Беснуясь, словно киник, у ворот
Дворца и храма – в этом ли юродство?
Конечно же, и в этом, и не в этом –
И в том загадка и отгадка тайны…
Но чем изгнать туманный шёпот бесов? –
Гортанным криком в прорицанье духа?
Тем самым уподобиться святым?
И тишину духовную почтить,
Вкусив благословение и пищу?
Но это провокация иная,
Она санкционирована властью,
Церковной или светскою – едино.
Иль обнаружить женское начало
В себе, подняв над ним завесу тайны?
…Мой пол был скрыт: когда я был рождён,
Отец ещё сражался с Фортинбрасом
И мог погибнуть. Так что был объявлен
Наследник трона в датском королевстве.
И в том трагизм Офелии, влюблённой
В меня. И в том трагизм моей любви
К Горацио, единственному другу,
Кто предан мне, меня совсем не зная.
Где взять мне силы, чтобы облик женский
Принять пред всеми …и остаться принцем,
Прямым наследником? Вот ключ к разгадке
Безумья моего, что я скрываю,
Что не несёт в себе печать юродства,
Но есть юродство в самом чистом виде…
Агрессия моя есть зависть к члену,
Иль к чреву – это как кому угодно
Интерпретировать мои метанья
В определенье корня трансвестии,
Которая к юродивым причастна
И служит мне легендой для безумств.
Преодолею ль тем я равнодушье,
Что усыпило бдительность мирян?
Разнузданность полна фатальных мыслей:
Ведь надо мной ничто не будет властно,
Когда я весь отдамся власти рока.
Ум человеческий понять ли сможет
Осуществление небесной воли
В отвязной наглости абсурдных действий,
Что протестуют против всех властей,
Вверяясь власти высшего синклита?
Отличье еретических поступков
От данного в том, что в противоречье
Сложившемуся «доброму устою»
Я не твержу: вот, выбранный мной путь
Единственный и верный – в этом сила
Свободного мышленья и позиций!
И в этом есть пространство для манёвров.
Не подражать, но быть самим собою
И с хохотом произносить в глаза
Слова, какие насмерть режут души
Всех грешников – от мала до велика.
Наш мир далёк от явного юродства,
Оно в восточных землях процветает.
А здесь демонстративность нарушенья
Концептуальна вплоть до неприличья.
Но я разрушу огнивом Востока
Твердыни безупречного греха,
Аттилой став, Тимуром, Чингисханом,
Иваном Грозным … но на время жатвы:
Мне дела нет до страсти к тирании.
Разрушить царство зла – и отойти!
Затем вернуться к трону в добрых чувствах,
Безумие своё навек оставив.
И этим искупленье уподобить
Граалю, чашей чашу опрокинув.
И грех поправ грехом – вот и разгадка:
Чем оценить и в том, и в этом мире
Величие пороков и достоинств,
Когда над ними властна благодать?
Безумием напомнить о грядущей
Кончине света – это ли не цель
Желанная? Рутинным ложным миром
Сдавило души – требуется воздух!
Эсхатологии здесь нет и эха!
Тлетворный запах Запада мирского
Изгнать мне должно практикой Востока.
В страданьях и гонениях свой подвиг
Нести наперекор порядку зла.
Так принц в анахорета превратился
В Европе, здесь, где тварный мир почётен
И не подвержен грому издевательств.
Из Азии приняв ничтожность мира,
Где мир презрен для грома издевательств,
Здесь поразить его своим безумьем,
Как делают в Татарии мерзлотной!
Всех европейских университетов,
Английских тайных клубов им не хватит
Осилить то безумье напускное,
Чем отличится беглый датский принц,
На почве датской не познав приюта!
Амлет не Гамлет, рафинад для сцены!!!
Он всё приличье разрывает в клочья,
Мозги свои в омлет спекает в жаре
И не приемлет яйценосность мира,
Испепеляя Эльсинорский замок,
И с ним все зАмки и замкИ на свете.
Я принимаю вызов, мир мой бренный!
Офелия? О радость! Помяни
Мои грехи в своих молитвах, нимфа…


ПРИМЕЧАНИЯ
«Гордон» от 26.02.03.
Тема «Юродивые»
Что такое юродство? –
Об этом д. и. н. Иванов С. А.
и д. филол. н. Живов В. М.
Известно, что Гамлет по пьесе
принял на время юродство,
но оно характерно не для Запада,
а для православной церкви.
Поэтому понимание юродства как такового
было воспринято автором
в контексте знаменитого монолога Гамлета.
Версия о том, что он, возможно,
был женщиной, почерпнута
из сценической и экранной истории
этой знаменитой трагедии.
Кстати, имя героя
по-английски произносится
с придыханием на лёгкий звук "х",
а ударение на втором слоге в этом имени
ещё А. Блок использовал.
Ещё в пять лет автору данного монолога
представлялось имя героя как Амлет
(из-за светлых, похожих на омлет,
волос И. Смоктуновского,
игравшего главную роль;
но при этом смысл и сюжет трагедии
полностью осознавались адекватно).
Прототипом героя, действительно,
был принц Амлет, имя которого
встречается в одной
из исландских саг Снорри Стурласона.
История эта произошла еще
в языческие времена, то есть до 827 года,
когда в Дании было введено христианство.
Если в шекспировском монологе
"Быть или не быть" Гамлет
решает проблему страха перед смертью,
как перед неизвестностью,
то здесь Гамлет задаётся вопросом,
что именно означает "быть" и "не быть",
который приводит его к осмыслению
тактики притворного безумства:
он опровергает западную ментальность,
меняя её на восточную
(здесь, в основных чертах, свойственную
для православных юродивых).
Кроме того,
если в шекспировском монологе
"или" представляет собой
контрадиктное противоречие
(либо - либо, третьего не дано),
то в данном монологе
"или" выражает
контрарное противоречие,
а в качестве третьего
выступает решение Гамлета
принять юродство
(умалив своё Я, получить тем самым
возможность противостоять
силам мира).
Впоследствии, написав монолог,
автор нашёл в интернете, что,
согласно легенде, принц Амлет
действительно сжёг замок
убийцы своего отца
и с ним всех своих врагов.

Татария – так в Средние века
и эпоху Ренессанса
иногда называли в Европе Россию.

Монолог Гамлета
(У. Шекспир, перевод Б. Пастернака)

Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль
Смиряться под ударами судьбы,
Иль надо оказать сопротивленье
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними? Умереть. Забыться.
И знать, что этим обрываешь цепь
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли не цель
Желанная? Скончаться. Сном забыться.
Уснуть... и видеть сны? Вот и ответ.
Какие сны в том смертном сне приснятся,
Когда покров земного чувства снят?
Вот в чем разгадка. Вот что удлиняет
Несчастьям нашим жизнь на столько лет.
А то кто снес бы униженья века,
Неправду угнетателей, вельмож
Заносчивость, отринутое чувство,
Нескорый суд и более всего
Насмешки недостойных над достойным,
Когда так просто сводит все концы
Удар кинжала! Кто бы согласился,
Кряхтя, под ношей жизненной плестись,
Когда бы неизвестность после смерти,
Боязнь страны, откуда ни один
Не возвращался, не склоняла воли
Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к незнакомому стремиться!
Так всех нас в трусов превращает мысль,
И вянет, как цветок, решимость наша
В бесплодье умственного тупика,
Так погибают замыслы с размахом,
В начале обещавшие успех,
От долгих отлагательств. Но довольно!
Офелия! О радость! Помяни
Мои грехи в своих молитвах, нимфа.

Ирина Сидоренко, 2006

Сертификат Поэзия.ру: серия 660 № 45260 от 01.06.2006

0 | 1 | 35524 | 25.04.2024. 03:19:57

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []