КЛУБЯЩИЕСЯ ДЕБРИ ХРИЗАНТЕМ

***
Едва ли не единственный из тех,
Кому в такую ночь не до утех,
Кто, за день измотавшись до предела,
В горизонтали скрюченно притих –
Едва ли не единственный из них,
Я бодрствовал. Измученное тело
Хотело забытья. Хотело сна.
Ущербная, но яркая луна
Сияла. И отбрасывали тени
Клубящиеся дебри хризантем,
Растущих исключительно затем,
Чтоб отражать набеги сновидений.
Сентябрь свои, как говорят, права
Утратил. Но приблудная трава
В углу двора, и дальше, вдоль забора –
Ещё не серебрилась поутру.
И жухнуть на пронзительном ветру
Намеревалась, кажется, не скоро.
Опутаны сиянием луны,
В заглохшем палисаднике видны –
Отчётливо, от мала до велика –
Растрепанные, горькие цветы.
Исполнены осенней немоты.
Увиты канителью повилики.
Так много умещается в окне...
Душа устала с телом наравне,
Но не было и тени полудрёмы.
Я бодрствовал, приткнувшись у окна –
И к горлу подступала тишина
Луною озаряемого дома.
Уехать бы. Собрать бы чемодан,
Побриться – и уехать. В Аккерман.
К лиману, виноградникам, руинам…
Но я и так давно уже в пути.
Всё не могу пристанища найти,
«Земную жизнь пройдя наполовину».

***
Для корзин понастригли лозы – лишь связать да сволочь.
Но какая-то сволочь тростник подпалила упрямо.
И трещало всю ночь, и пылало. И целую ночь
Повторяя изгибы реки – колобродило пламя.
Поселяне взирали на зарево: «Эк, занялось…»
Не особо терзаясь, но, кажется – без одобренья.
А наутро лучи осторожно пронзили насквозь
Прокопчённый туман, неподвижно покрывший деревню.
И хотелось воскликнуть обугленной пойме: «Прости!» –
За народную дурь, за бессилье, нелепость порыва…
А тростник догорал. И всё так же упорно расти
Продолжал – безбоязненно и, до поры, молчаливо.

***
На бору со звонами
Стонут глухари.

Долей львиною дали вольную.
Вянул хлопотно долгий день…
Косо пялится постной воблою
Месяц в облаке набекрень.
Мокрой курицей, птицей кроткою
Стог нахохлился. Стынь-роса.
Столько топали вёрткой тропкою,
Глядь – и за полночь два часа.
День спровадили, вечер встретили,
Ночь почудилась терпким сном.
Тело солоно, губы трепетны,
Колки ласки в стогу лесном.
Стелет влагою русло-старица.
Лошадь чалая, фырк да хруст.
Плачет иволга, плачет-мается.
Им, по гнёздам-то – что за грусть...

***
Через несколько лет я едва ли узнаю тебя.
И весьма вероятно, едва ли сумею сказать,
Отчего это время, с такою сноровкой гребя,
Как на что-то наткнулось, и, кажется, прянуло вспять.
Через несколько лет я едва ли смогу описать –
Что вчера излагал, за главою листая главу…
От дымящихся плавней, шурша, потянулась роса,
Застигая врасплох разомлевшую за день траву.
Так тепло и легко… А тогда, через несколько лет,
Затоскую в ночи. Воедино свести торопясь
Незнакомку в окне электрички, внезапный рассвет,
Сладострастье жасмина, шиповника цепкую вязь…
Возникая почти из безделицы, из ничего,
Из мечты, несмотря ни на что обретающей плоть,
Неожиданно явится угол двора твоего,
У оврага забор… И рука, разжимая щепоть,
Так по-птичьи уронит перо, и застынет у лба,
И не сможет никак на вопрос отыскаться ответ…
Через несколько лет я едва ли узнаю тебя.
Да и ты не узнаешь меня через несколько лет.

***
Летом далеким, каким-то холодным и бледным,
Тем, за которым такая несносная осень,
Что и не вспомнить подобной… Так вот, этим летом
Домик стоял среди елок и, кажется, сосен.
Так, небольшая хибарка у самого леса.
Прямо у окон теснилась густая малина.
Двое там жили: бродяга-поэт и повеса –
Это один. А вторая – наяда. Ундина.
Нет, ну повеса – не то, чтоб уж вовсе повеса.
Так, горемыка: искания все да сомненья…
Стало быть, сняли хибарку у самого леса –
Елки, там, сосны и птиц предрассветное пенье.
В общем, история – ну, не бывает банальней:
Рай в шалаше, упоенье стихами и плотью…
Сладко желтели купавы, и в речке недальней
Плыл по течению утлый бесхитростный плотик.
Боже, какие сходили над речкой туманы!
Как нависали над ней эти самые ивы!
Как по ночам шелестели дожди неустанно –
Выдалось лето каким-то на редкость дождливым…
Ну, а потом наступила пора листопада,
Дом заколочен гвоздями… Конец пасторали.
Занавес, как говорится. Оваций не надо.
Собственно – все, ни итогов тебе, ни морали.
Он безо всякого толку все носится где-то:
Поиски все да сомненья, стихи да новеллы…
Встретил недавно ее, с высоченным брюнетом.
Муж, вероятно. Сама – ничего… Пополнела…

Николай Чернецкий, 2006

Сертификат Поэзия.ру: серия 969 № 43318 от 29.03.2006

0 | 5 | 2866 | 19.04.2024. 08:50:23

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []