Хилэр Беллок (1870 - 1953)

Ночь

О Ночь, мне двери отвори
В свои покои до зари,
Приди, я жду, я утомлён,
Даруй мне сон.

Смогу ли я теперь уснуть.
Пусть день уйдёт в последний путь.
Плачь, колыбельной прозвучи
В моей Ночи.

И ты, прекрасная луна,
Воспоминаниям верна,
Мечты навей мне и благой
Верни покой.

Пусть длится отдых мой и сон.
Рассвет ветрами занесён.
Их ложь сумеет мне помочь,
Святая Ночь.

Дикобраз

Что! Драка – дело по плечу?
Стой! Это – дикобраз!
Да ты, наверное, драчун,
Дружок мой, вот те раз.

Тех, кто слабей, наверняка,
Грех – обижать, причём,
Гораздо хуже – бить зверька
С колючками на нём.

Большой Бабуин

Большой и наглый Бабуин
(Всё нипочём ему)
Гуляет, видишь, без штанин,
Скажи мне, почему?

Но если он наденет фрак
И отрастит усы,
То станет сэром Так-и-так,
И всем утрёт носы!

Вопрос

Когда мы, Дейвс, отправимся к чертям,
Писаки, богачи, все будем там,
Где будто продолжается вояж;
Возьмём большой, но разный мы багаж.
Не тяжело ли будет Вам, мой друг?
Там, где очередной прервётся круг
Пройдёте Вы по рангу в первый класс!
На переправе Стикса встретит нас,
Изрядно вежлив и почти что мил,
Харон (я помню тесть Ваш говорил, -
Они в аду там соблюдают этикет):
Милорд! - Вам скажет
(чем не высший свет?!), -
Оставьте Ваш большой багаж! И вот,
Несчастный друг мой, полетят за борт:
Пятнадцать пар ботинок выходных,
Для встречи с чёртом – шляпа, и простых
Но дорогих уд.. галстуков, штук пять;
Шампанское, часы, кольцо – под стать,
Для Вельзевула взятка и бисквит
Для пса; гарантия, что не горит
В огне податель сих бумаг, и что
Воскреснет обязательно; пальто,
Специальное, чтоб пересечь Кацит…
Всё это, друг мой, в воду полетит.
Добро своё оставив позади,
Таким же нищим Вы войдёте в ад,
Каким и дед Ваш был лет сто назад,
Когда копал чужой прекрасный сад!
Потом настанет очередь моя.
Посмотрит перевозчик как змея
На всё, что я с собою захватил:
Воспоминания и смех, и стиль;
Немного чести, но полно долгов,
Сомнений куча, вера и любовь,
И (что, быть может, удивит его),
Мой список предков, всех до одного,
Кто верой жил отнюдь не напоказ…
Харон, который двадцать тысяч раз
Поэтов провожал до бездны, вниз,
Оценит ношу и воскликнет: Please!
Дружище (как известно, он и сам
пристрастьем отличается к стихам;
Поэмы даже сочинял, пиит,
Почти Вергилий)! Не отяготит
Нас малость эта (взвесив всё в уме)!
– И кто из нас окажется во тьме,
В аду ужасный претерпев урон!
Скажите, Дейвс, - я? Вы? или Харон?

Эпиграммы

О своих книгах

Услышу ли, когда уйду в иные дали:
«Грехи его считали, а стихи читали».

О жилищах

Кто во дворцах живёт, кто в загородках,
А кто-то – в ожиданьях. Мудро, кротко.

Розе для Розы

Скажи красотке, что прелестней нет цветов,
Я у возлюбленной как ты стоять готов

Разговор о стихах

Вильям, отличные, брат, у тебя стихи.
Совсем не плохи эти, те – совсем плохи.

Пример таких стихов

Как много удовольствий от вина.
От многого вина – печаль одна.

Жираф

Известно вам, само собой,
Жираф всегда стоит.
Кровать под рост высокий свой
Найти не может и не спит.
Упёрся в небо головой,
Рогами, - индивид.

Но он же всё-таки живой!
Пусть вас не удивит!
Я раздобуду дельтаплан
И буду рядом с ним кружить,
С оружием, кричать: – Пора!
Чтоб эту крепость сокрушить,
Готов пойти я на таран:
– Ляг, неразумный, полежи!

Крокодил

А чтоб не стала жизнь твоя кошмаром,
ты на любой удар ответь ударом,
так выслушай, дружок мой, до конца:
великий и солидный, - ставший старым,
так мал он, выходящий из яйца.
От пирамид неподалеку
покушать сел служитель Бога,
там, где струился Нил:
он хоть и был лукав немного,
сутаной все покрыл.
Но вот нахмурился он строго,
улыбку смыла вдруг тревога
(а прежде был так мил).
Зачем вскочил без разговора,
пустыню одолел так скоро,
как тот, кто убежал за скорым,
иль тот, кто борется с затором?..
– А он лишь вскрыл яйцо, в котором
сидел с голодным диким взором –
малютка-крокодил.


Hilaire Belloc The Crocodile

Whatever our faults, we can always engage
That no fancy or fable shall sully our page,
So take note of what follows, I beg.
This creature so grand and august in its age,
In its youth is hatched out of an egg.
And oft in some far Coptic town
The Missionary sits him down
To breakfast by the Nile:
The heart beneath his priestly gown
Is innocent of guile;
When suddenly the rigid frown
Of Panic is observed to drown
His customary smile.
Why does he start and leap amain,
And scour the sandy Libyan plain
Like one that wants to catch a train
Or wrestles with internal pain?
Because he finds his egg contain—
Green, hungry, horrible and plain—
An Infant Crocodile.



Hilaire Belloc The Camelopard

The Camelopard, it is said
By travellers (who never lie),
He cannot stretch out straight in bed
Because he is so high.
The clouds surround his lofty head,
His hornlets touch the sky.

How shall I hunt this quadrupled?
I cannot tell! Not I!
I'll buy a little parachute
(A common parachute with wings),
I'll fill it full of arrowroot
And other necessary things,
And I will slay this feafull brute
With stones and sticks and guns and slings.

Hilaire Belloc Epigrams

On his books

When I am dead, I hope it may be said:
“His sins were scarlet, but his books were read”.

Habitations

Kings live in Palaces, and Pigs in sties,
And Youth in Expectation. Youth is wise.

On a rose for her Rosom

Go, lovely rose, and tell the lovelier fair
That he which loved her most was never there.

Talking of bad verse

William, you vary greatly in your verse;
Some s none too good, but all the rest is worse.

An example of the same

Wine excercises a peculiar charm;
But, taken in excess, does grievous harm.

Hilaire Belloc To Dives

"Dives, when you and I go down to Hell
Where scribblers end and millionaires as well,
We shall be carrying on our separate backs
Two very large but very different packs;
And as you stagger under yours, my friend,
Down the dull shore where all our journeys end
And go before me (as your rank demands)
Toward the infinite flat underlands,
And that dear river of forgetfulness--
Charon, a man of exquisite address
(For as your wife's progenitors could tell,
They're very strict on etiquette in Hell),
Will, since you are a Lord, observe, "My Lord,
We cannot take these weighty things aboard!"
Then down they go, my wretched Dives, down--
The fifteen sorts of boots you kept for town,
The hat to meet the Devil in; the plain
But costly ties; the cases of champagne;
The solid watch, the seal, and chain, and charm;
The working model of a Burning Farm
To give the little Belials; all the three
Biscuits for Cerberus; the guarantee
From Lambeth that the rich can never burn,
And even promising a safe return;
The admirable overcoat, designed
To cross Cocytus – very warmly lined:
Sweet Dives, you will leave them all behind
And enter Hell as tattered and as bare
As was your father when he took the air
Behind a barrow-load in Leicester Square.
Then turned to me, and nosing one that brings
With careless step a mist of shadowy things:
Laughter and memories, and a few regrets,
Some honour, and a quantity of debts,
A doubt or two of sorts, a trust in God,
And (what will seem to you extremely odd)
His fathers granfers fathers fathers name,
Unspoilt, untitled, even spelt the same;
Charon, who twenty thousand times before
Has ferried Poets to the ulterior shore,
Will estimate the weight I bear, and cry –
“Comrade!” (He has himself been known to try
His hand at Latin and Italian verse,
Much in the style of virgil – only worse)
“We let such vain imaginaries pass!”
Then tell me, Dives, which will look the ass--
You or myself? -- Or Charon? Who can tell?
They order things so damnably in Hell.”

Hilaire Belloc The Big Baboon

The Big Baboon is found upon
The plains of Cariboo:
He goes about with nothing on
(A shocking thing to do).

But if hi dressed respectably
And let his whiskers grow,
How like this Big Baboon would be
To Mister So-and-so!

Hilaire Belloc The Porcupine

What! would you slap the Porcupine?
Unhappy child – desist!
Alas! that any friend of mine
Should be Tupto-philist.

To strike the meanest and the least
Of creatures is a sin,
How much more bad to beat a beast
With prickles on its skin.



Hilaire Belloc The Night

Most holy Night, that still dost keep
The keys of all the doors of sleep,
To me when my tired eyelids close
Give thou repose.

And let the far lament of them
That chaunt the dead days requiem
Make in my ears, who wakeful lie,
Soft lullaby.

Let them that guard the horned moon
By my bedside their memories croon.
So shall I have new dreams and blest
In my brief rest.

Fold your great winds about my face,
Hide dawning from my resting-place,
And cheat me with your false delight,
Most holy Night.

Алёна Алексеева, поэтический перевод, 2006

Сертификат Поэзия.ру: серия 338 № 42352 от 22.02.2006

0 | 2 | 5612 | 18.04.2024. 10:38:43

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []