ТРИ ЧАСА ПОД ДОЖДЕМ

первый час

Уже три дня, как кончился сентябрь.
Не прячет парк в зеленом малахите,
своей листвы; прокуренное солнце,
качелей деревянные мостки,
аллеи, клумбы, низкие беседки,
с навесом, где торгуют пирожками
и в синих лодка белые сорочки
беспечных юношей и шляпки их подруг.
Невнятица нервозных воробьев
за хищно оголенными кустами.
переполняет воздух напряженьем
и параллели телеграфных линий
звенят, как струны мусагетовой кифары.
Пруд исторгает резкий запах серы.
На белокожем небе хвост драконий
над старой башней изгибает туча
и тополь, словно Джорш - победоносец
вонзает в него мокрое копье.
Сопротивляясь северному ветру
невольно набредаешь на гравюры:
охваченные судорогой лица,
очищенные нашатырным ливнем
в витринах исказившихся пропорций
изящных граций. Все напоминает -
изгнание из рая. Позади
гнилые листья, порванные связи,
газет вчерашних шепелянье, щепки
обглоданных сиреней. Горожане
спешат в вертепы душных рестораций,
в раскопанные кладбища иллюзий,
на сборище веселых панихид.
Окрошки луж. Из темных подворотен
на встречу ветру пучится туман
мысль наводя о вечности и смерти,
беря в прицел огни ближайших окон
и начиняет порохом листвы
молочные бутылки, точно гильзы.
Текут асфальта нефтяные реки.
Дома над ними образуют скалы,
с атлетами в пучках сырой травы.
Теперь все по - другому: зонт, плащи
кашне, перчатки, жирный блеск ботинок.
Сбывается мечта о целлофане -
весь мир сквозь запотевшие очки.
Подъездов пасти источают плесень.
Как незаметно наступила осень.
Гардений зелень воскрешает память.
Самозабвенно плинькает рояль.

второй час


Уже три дня, как кончился сентябрь.
И неприятно видеть полубоксы,
стремительно лысеющих деревьев,
которых прижимает институт
физической культуры к стадиону,
где вычерчены точно старт и финиш,
и еле-еле глазу удается
объять и сфокусировать в хрусталик
всю философию абсурдного ландшафта
без флагов в оцеплении трибун.
Бомбят мячи. Скрипят велосипеды,
бегут трусцой седые торопыги
кровь развивает скорость амазонки,
таращатся с усмешкою студентки.
Так крепнет в мышцах олимпийский дух.
Им аплодируют на штанге деревянной
голкипером забытые рейтузы.
Вот полукружье щерится кольчугой,
к нему бредут огромные, как йети,
легко катя увесистые ядра
по слякоти молотобойцы-зевсы.
Два тренера, укрывшись от дождя
в фанерной раздевалке, выпивают
для гигиены медицинский спиртус,
меж корневых хрустят головки лука
Они пьяны и счастливы, наверно,
и спорят о каких-то там секундах
потом один кричит: «поедем к бабам»
другой, квадратным черепом мотая
бубнит: «... к жене, к жене. Все за—ись».
И все сильнее атакует ливень
упрямых старцев. Бодрый бег по кругу
им подсознательно отраднее гораздо,
чем бить подошвы к финишной прямой.
Во всем наличие сплошного декаданса.
Прожектора, как черные скелеты
палеозойской эры освещают
морозным светом жесткую арену,
в которой слышно эхо Колизея.
И возникают чудные виденья:
выходят львы, грохочут колесницы
и взрыв толпы на вспоротый живот,
и гладиатор подбирает кишки,
и током бьют разорванные связки.
« Добить, добить» - беснуется народ,
а уж потом мы сами за него
набьет свои желудки до икоты
бараниной вином и черносливом....
Да это дело было в древнем Риме,
а на стене висит картина в раме
с невыразительным и хмурым пейзажем:
лужайка чахлая, забором плотным лес,
как стадион похожий на бурлеск.

третий час


Уже три дня, как кончился сентябрь
и облаков размытых акварели
просвечивают в кальке горизонта
остывшую яичницу заката,
и голоса влюбленных не слышны
в удушливом аду архитектуры.
Все предалось былым воспоминаньям:
колонны, арки, фикусы и флоксы?
пожарных лестниц вертикальный бред,
напоминающий то явь, то сновиденья
Иакова, часы, автомобили,
холмы, подвалы, трубки телефонов,
булыжники, чугунные ограды,
гостиницы, вокзалы, ателье,
младенцы в животах, сады, терассы,
разграбленных церквей паллиатив.
Как-будто прозвучал хлопок нейтронной.
Все потянулись в дантовы предместья
Октябрь гробовщик колотит в стекла
распотрошив листву календарей.
И девочка с ландрином в старых джинсах
давно уже не водит на прогулки,
нестриженного ,глупого эрделя,
играющего с розовым мячом.
И лишь одна осталась у камина
дни коротать печальная Камена.
зане воспоминанья составляют
всю прошлую и будущею жизнь.

Боровиков Пётр Владимирович, 2005

Сертификат Поэзия.ру: серия 913 № 40306 от 16.12.2005

0 | 2 | 2440 | 19.04.2024. 21:41:53

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []