Когда ангелы плачут

КОГДА АНГЕЛЫ ПЛАЧУТ
- Мы с вами уже встречались?
Голос прозвучал так близко, что она вздрогнула от неожиданности. Перед ней стоял тот самый молодой человек, который совсем недавно так пристально смотрел в её сторону сидя за соседним столиком. Она, правда, тоже смотрела только на него, правда не так явно, а как бы невзначай, соблюдая видимые приличия. Среди поэтической богемы найти поэта достойного твоего внимания – ещё куда не шло, но вот мужчину… Но всё же несколько личностей явно интересовали её не только душою, но и плотью. Так как подобный интерес возникал в ней крайне редко – она его холила и лелеяла, придавая ему различные пикантные подробности, подключая все органы чувств, в том числе и раскручивая воображение на полную катушку. Этот же человек был не из их круга явно зашедший в кафе из праздного интереса, может тоже в надежде найти среди поэтесс женщину достойную его внимания.
Она, наверное, уже привыкла к подобным заявлениям, поэтому и не удивилась. Но, не смотря на банальность прозвучавшей фразы, всё же поддержала разговор.
- Наверное, Ваше лицо мне тоже кажетесь очень знакомым.
- Может в Донецке или Запорожье?
- О нет. Не в Харькове, не в Днепропетровске… Киев – это куда не шло.
- Киев – это слишком далеко для меня.
Он опустился перед ней, присев на корточки. «Как будто на колени перед прекрасной дамой, – подумала она. – Сейчас по сценарию должно прозвучать признание в любви или хотя бы дифирамбы о её неземной красоте покорившей его навеки… Фу, какая я всё же циничная, в кое-то веке подфартило, встретить подобную искренность, но ведь так сложно поверить в случайность».
- Тогда я ничего не понимаю. Ваш образ, Ваши волосы и эти гибкие руки… Даже когда со сцены прозвучало Ваше имя - я его уже знал.
- Я тоже знаю Ваше имя…
- Но откуда?
- Пространство на столько щедро осыпает меня людьми с Вашим именем, что я скорее удивлюсь, если вдруг услышу в ответ что-то другое. Это даже удобно – никогда не запутаешься.
- Но когда Вы пели… Я уже слышал этот голос, и мне казалось, что вы поёте для меня.
- Наверное, так оно и было. Я пела для Вас.
Заявляя так прямо, она вовсе не лукавила. Она пела, конечно же, для всех, но петь о любви земной к мужчине без ярко представленного образа достаточно трудно и поэтому, как правило, она выделяла в зале во время выступления несколько ярких личностей. В этот вечер больше всего она пела действительно для него.
- Вся эта ситуация наверное очень странная, а моё поведение кажется смешным. Но я уверен, уверен в том, что вас уже где-то встречал. Но вот где?
- Наверное, в своих снах.
Её ответ прозвучал так легко и просто, словно она говорила о простых и всем известных вещах. Людям свойственно говорить о том, что нельзя потрогать здесь и сейчас таинственным шёпотом, напуская как можно больше тумана превращая вполне существующее и реальное в миф. И поэтому когда на пути вдруг встречается человек, который воспринимает мир сновидений как вполне реально существующий, то это кажется ещё более странным.
- Вы смеётесь надо мной?
Нет, я говорю вполне серьёзно. Иначе как объяснить подобное дежа вю у двух людей.
Она протянула руки и сняла с него очки. Ей никогда не нравилась наталкиваться на подобную преграду – невидимая стена от внешнего мира, и потому при каждом удобном случае она старалась её убрать со своего пути.
- Ну, вот, теперь совсем другое дело, - проговорила она.
Прозрачность голубых глаз напоминала ей утреннее море, шум которого и сейчас изредка доносился до её слуха. Он взял в свои руки её ладонь и прошептал:
- Только обещайте, что мы встретимся вновь. Не во снах. А вот так же рядом, чтобы я мог ощущать Ваше тепло, Ваш запах, Вашу нежность.
- Хорошо, мы пойдём с Вами завтра к морю.
Это лёгкое согласие с первого предложения, этот откровенный взгляд полный любви, эта неприкрытая нежность пальцев в его волосах… Она могла напугать этой откровенностью многих, она отпугивала от себя многих, но только не сейчас и только не его. Отражающие друг друга в невидимом зеркале бесконечного пространства, они были одним целым.

Окна в её номере были во всю стену и выходили на море, волошинскую гору и мыс хамелеона. На ночь она поднимала жалюзи, и когда наступало утро стена, словно растворялась в лучах света, создавая видимость полного единения с окружающим пейзажем. После утренней пробежки по прибрежной полосе следовало погружение в море. Лёгкая утренняя прохлада охватывала её обнажённое тело, вызывая лёгкий трепет в предвкушении чего-то необычного схожего с экстазом. Любой случайный прохожий мог бы принять это за занятие любовью, правда, непонятно с кем. Но ведь это было так символично – земля, прохлада воды, лёгкий обдувающий воздух и тепло утреннего солнца, едва касающегося своими лучами женского тела. Эти игры были такими знакомыми и приятными и в то же самое время такими необычными – порождающие искушение, в предвкушении скорой встречи с необычным и таким желанным.
Упав на кровать, она смотрела на то, как лучи солнца растекались по склонам гор, завоевывая всё больше и больше пространства. И как, припавший к воде хамелеон, разнежившись от долгожданного тепла то и дело менял свою окраску. Лёгкое пиликанье рядом лежащего телефона напомнило о новом сообщении. «Утреннее море так прекрасно. Где ты, любимая?»
Она взбежала на холм Юнга легко и просто. Скорее даже не взбежала, а взлетела, раскинув крылья, словно большая белая птица. Усиливающийся ветер подхватывал в свои объятья послушные волны, подгоняя их к подножью холма. Ещё один шаг и… Что может быть прекраснее ощущения свободного полёта? Она видела, как он летел к ней навстречу, его распущенные волосы развевались на ветру. Он сам был похож на стремительный ветер, и она отдавалась послушностью волн в его бесконечно-нежные объятья.
- Если ты был в Коктебеле надо обязательно побывать на Волошинской горе.
- С тобой на любую вершину и даже на край света.
- Ну, на край света мы сегодня с тобой не пойдём, а вот восхождение обещает быть интересным, - проговорила она и, взяв его за руку, помчалась на встречу новому приключению.
Склон был не таким уж и крутым, но по дороге, пуст и не к такой далёкой вершине, всегда бывает несколько остановок. Странное место, вызывающее множество воспоминаний из прошлой жизни, настолько далёкой, что казалось уже не твоей, но всё ещё тяжёлым осадком лежащие на дне души. Одно неловкое слово и вот уже безмятежное прозрачное море становиться похожим на мутную воду бурлящей реки. Она не любила мутные воды, наверное, потому что ей всегда казалось, что под толщью этой серой непрозрачности скрывается что-то опасное, с угрозой для её такой ясной и понятной жизни. И хотя она чётко разграничивала состояние влюблённости и любви, она всегда была искренне в своих чувствах. Как и искренними были переживания по поводу расставаний и многочисленных утрат и не важно по чьей причине они происходили. Вот и сейчас, когда она была так бесконечно счастлива, всё словно нарочно выплывало наружу, заставляя течь по щекам упрямые слёзы. А он каждый раз прижимал её к своей груди, как маленькую и боль затихала. Не то чтобы оседала на дне, словно ожидая нового всплеска, просто уходила, далеко и безвозвратно, теперь уже точно не в её жизнь.
На вершине было тихо и спокойно. Положив по принесённому камушку на могилу Максимилиана Волошина, они, обнявшись, замерли, словно две статуи, глядя на бесконечную водную гладь, простирающуюся до самого горизонта. Потом, развернувшись друг к другу, они слились в долгом поцелуе. Как странно находиться там, где стираются грани между тем, что было, тем, что есть и тем, что может быть. Где стираются грани между жизнью и смертью, как вечное напоминание о бренности тел и при этом вечного напоминания о пребывании в вечности.
- Смотри,- проговорила она, показывая ему волос. – Это твой волос. Я могла бы привязать твою душу семью узлами к себе. Или прочитать заклинание и украсть на веки твой покой. Но я отпускаю его, - и она раскрыв пальцы отпустила волосок на ветер, - как отпускаю тебя, потому что даже такая огромная золотая клетка, как моя будет мала для такой огромной птицы как ты.
- Но я согласен жить в твоей клетке, - почти прокричал он, погружаясь в бездонную зелень её глаз.
- Тогда ты перестанешь быть собой, и я уже не смогу тебя любить.
- Самое время спустится к морю, - проговорил он, - иначе мы поднимемся так высоко, что возвращение назад будет просто невозможным.
Чем ниже они спускались, тем проще были их беседы, тем чаще звучал колокольчик её непринуждённого смеха, тем крепче становились его объятья.
- Не смотря на завоздущенность наших с тобой отношений, я не могу отрицать всё более ярко проявляющееся желание к тебе. Даже сейчас обнимая тебя за талию, моя рука так и просится опуститься чуть ниже.
- Кто бы сомневался, - проговорила, рассмеявшись, она.
Сомневающихся рядом действительно не было, если ещё и учесть, что в той маленькой бухточке, куда они спустились, были только они одни.
Он смотрел с восхищением на её обнажённую фигуру в ореоле лучей заходящего солнца. Волны, медленно набегая на берег, ласково обнимали щиколотки её прекрасных ног. О, как нежны были эти объятья. Как хотелось ему подобно волнам припадать к этому нежному телу, окутывать собственным теплом гибкий стан, стекать каплями желания по гладкому шёлку мерцающей кожи. Дочь прекрасной Венеры утопающая в пене струящихся вод. Думал ли Марс, пронзённый стрелами Амура, поддаваясь первородному греху о том, что Венера может принадлежать кому-то другому? И что значит быть богом, если ты не свободен в желаниях своих? Искушение любовью… Но если любовь искушение, то стоит ли сопротивляться ему? И когда они вдвоем в окружении древних скал, в объятиях волн без всяких видимых преград, так бесконечно чисты, можно ли назвать любовь порочной. Слияние стихий, слияние душ и тел всё это, канув в вечности, останется вечным. И они величественные, как эти скалы не думали о грехе опьянённые вечной любовью.
Они седели на прибрежных камнях, и море тихим шуршанием сбегающей гальки пело им песню.
- Хочешь, я спою. Эта песня будет только для тебя.
- Конечно, конечно, любимая.
И она пела… Пела только для него и голос её сливался с шёпотом волн, шумом ветра… И не было ничего прекраснее этих минут, когда она смотрела на единственного значимого мужчину в своей жизни, когда он слушал голос ангела так давно ожидаемого и так внезапно явившегося в его жизнь. И хотелось, чтобы эти минуты длились долго. Но всё имеет своё окончание.
Обратный путь был не таким долгим. Они уже не сбирались на вершины, а большую часть дороги шли по прибрежной полосе. По пути им всё чаще и чаще встречались мёртвые чайки – когда-то доверившиеся ветру и так небрежно выброшенные на скалы. Как дорого стоило им это доверие – тёмные пятна засохшей крови в девственно белом оперении птиц.
- Когда ангелы плачут их слёзы алыми каплями, путаясь в белом оперенье, опадают на бренную землю лёгким пухом разбившихся птиц.
- К чему эти слова. Ведь мы нашли друг друга и счастливы этим?
Он с надеждой всматривался в её глаза, словно в поисках подтверждения собственных желаний – теперь уже не расставаться никогда.
- Потому что они знают, что будет завтра, но не в силах изменить намеченного, оплакивают то, что могло бы быть, но мы по глупости своей, растеряв в бесконечных исканиях земных так и не смогли заметить…

- Можно я поцелую тебя на прощанье?
- Зачем спрашивать о том, что непременно должно произойти? – проговорила она, обнимая его за плечи.
Он нагнулся и, припав губами к её устам, словно застыл, растворяясь в долгом и желанном поцелуе. Торжество тишины, и лишь звёзды – немые свидетели совершающегося таинства, освещали своим безмолвием вечные скалы, стоящие за тонкой гранью стекла.
Непослушные пуговицы, словно пугаясь его нетерпеливых рук, срывались с привычных мест, обнажая трепетные плечи, стыдливую грудь, неслышно ударяясь о пол слетевшей блузкой. Как он бережно ласкал и целовал и эти плечи, и эту грудь. А после, резкой вспышкой разорвавшейся молнии, высвободившиеся из плена тонкой ткани, лёгким вздрагиванием отзывались ласкам покатые бёдра, открывая самые потаённые места своей утомлённой желанием плоти. Он подхватил её словно пушинку на руки, а после бережно уложил на кровать.
- Te quiero! Ti amo! Ich liebe dich! Je t’aime! I love you!
- Как красиво, - прошептала она.
- Я готов повторять тебе эту фразу на сотнях языках мира, но сегодня мне хочется тебе говорить – я кохаю тебе, люба!
Лёгкий озноб пробежал по всему её телу. Нет, не от холода, а от внезапно возникшей страсти охватившей всё её существо. Притянув его к себе, она жадно прошептала:
- Я хочу тебя любить прямо здесь и сейчас. И я призываю эти звёзды и небо, эти горы и море в свидетели искренности моих желаний и моей любви.
Он начал резко срывать с себя одежду. Она остановила его, прошептав:
- Нет, не торопись! Позволь это сделать мне.
И она начала освобождение его тела от ненужных пут. Ей нравилось это делать медленно и со вкусом. Шаг за шагом, пуговица за пуговицей, скользя нежными губам по его груди, славно не желая пропускать не миллиметра отвоеванного ею пространства. Рубашка, словно осенний лист, сорвавшись с тела, упала вниз. Тяжёлая пряжка, жёсткая ткань уступали место гибким рукам и ожидаемым ласкам. И вот они, такие обнажённые и такие близкий, на пороге чего-то нового и неизведанного на мгновение замерли, впиваясь взглядом друг в друга.
Он сидел перед ней в позе воина такой непоколебимый и могучий на фоне ночного неба и мерцающих звёзд, словно сфинкс, застывший в веках. Его руки путались в водопаде её волос, рисовали таинственные черты, покрывали вздымающиеся холмы куполом небес, стекали волнами по изгибам прибрежных скал подбираясь всё ближе и ближе к заветному ущелью, где когда-то Гефест ковал тайное оружие для олимпийских богов. Он был так близок к разгадке этой тайны – вечно полыхающего огня порождающего чудо. Она безропотно молчала, наблюдая за ним и лишь тихи стоны, вырывающиеся из её груди и лёгкая дрожь, пробегавшая по всему телу, говорили о полном согласии со всем происходящим. Обхватив руками за бёдра и притянув её к себе, он медленно вошёл в столь желанные глубины. Это проникновение было таким лёгким и нежным, словно пена тёплых волн, ненавязчиво проникающая в самую суть твоего бытия. Словно стук обнажённого сердца. Словно нарастающие подземные толчки, говорящие о скором приближении землетрясения, вызванные пробуждением вулкана, готового вот-вот взорваться, низвергнув палящую лаву на спящую землю. Словно священнослужитель, вошедший в храм, совершает таинство, принося в жертву на алтарь самое дорогое, что у него есть – это своё бессмертие. Она отдавалась ему, так бурно и страстно, словно бушующее море в пылу урагана. Словно пустынные земли, хранящие в глубине семя, готовое вот-вот прорасти, в ожидании дождя. И вот наступил тот момент, когда она взорвалась миллионом мелких частиц, растворяясь в струях светящихся вод, порождая новую вселенную. И крылья, с хрустом прорывающиеся сквозь тонкую кожу плеч, заполняли пол неба. И боги, спустившиеся на землю, застыли в немом величие скал, наблюдая за этим рождением. И, казалось, они сами были такими же огромными, как эти скалы - слившись в едином вселенском оргазме, порождающие вселенскую любовь. И пусть непременно придёт завтра, где, забыв о том, что были когда-то крылаты, где они будут продолжать взрываться в оргазме, но уже рядом с другими - рождённая ими вселенная останется существовать, порождая все новые и новые миры. И эта любовь, растворённая в бесконечности, будет жить в самых потаённых местах утомлённого частыми расставаниями сердца, в надежде, что это когда-то вновь повторится.

- Когда ангелы плачут их слёзы алыми каплями, путаясь в белом оперенье, опадают на бренную землю лёгким пухом разбившихся птиц. Потому что они знают, что будет завтра, но не в силах изменить намеченного, оплакивают то, что могло бы быть, но мы по глупости своей, растеряв в бесконечных исканиях земных так и не смогли заметить…
11 августа 2005 г.

Елена Ступникова(Апполонова), 2005

Сертификат Поэзия.ру: серия 359 № 36681 от 14.08.2005

0 | 3 | 2447 | 19.04.2024. 08:33:27

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []