АГОНИЯ ТРИУМФА

Поэма

1.
Да, есть страх,
Есть ответственность:
Вдруг я о чем-то забуду,
А потом обленюсь,
А в душе, в глубине – отрекусь!
В безымянных степях
Голубые глаза незабудок
Тех, с кем хлеб я делил.
Откажусь – не прощай меня, Русь.
Здесь я в детстве летал!
И в нежнейшем ракитовом лепете
Есть мой радостный голос.
Так больше теперь не поют.
Злые силы меня превратили
В ослепшего лебедя
И пустили на волю,
Навек осквернив мой уют.
Запах желтых ракит...
Перед вечными, может, метелями...
Мой загубленный край,
Все изведав, меня ты поймешь!
Почему над судьбой,
Окантованной пихтами-елями,
Знаки тайные пишет,
Шипя по периметру, дождь.
Провожая в полуночь,
Сычи мне вослед чутко охнули.
А потом далеко-далеко,
Будто выплеск крыла,
Прошумело, прошло что-то
Перед державными окнами:
То ли сон, то ли явь.
Может быть, это жизнь и была?
Время желтых ракит.
Как мы поздно становимся мудрыми,
Так нелепо приветствуя
Мыслей не наших полон.
Лики храмов бревенчатых,
Вслушайтесь в голос заутрени:
Возвратилась душа моя к вам,
На последний поклон.
Отрыдать, отмолиться
За всех и за все.
Вы ведь знаете:
Вечность неба и воля,
И крылья спасали меня.
А глухие сердца
Не сумели расправиться с памятью –
Чем я жил и живу,
Буду жить до последнего дня.
Через тысячи мук,
Через множество лет ожидания,
Через тундровый наст
Сердце чуяло травный укос...
Не казни - не зови меня
В близкое давнее-давнее,
Где так нежно и жутко,
Так легко и так тяжко жилось.
На горячей плите –
Босиком – не давал показания.
Не бежал, обезумев,
С колтуном подожженных волос.
Но года «перелома» -
Не байки, не сны, не сказания -
Отхлебал докрасна
Все, что выпало,
Все, что пришлось.
Тени снов - ребятишки
Издали – солнечнотелые!
Поразительность вечности.
Миру – ни края, ни дна.
Облака над горой
Развернулись хоругвями белыми.
Поезд, в вечер въезжая,
Дал голос у Песочина.
Ах ты, прошлое,
Степь моя – тропка, бегущая ровненько.
Загоришься, закорчишься –
Стали лицом мы к войне.
И кусками, стоп-кадрами
Рвется и крутится хроника,
Черно-белая лента
Моих полыхающих дней.
И осталась за кадром
Изба, где певали по вечеру
Серебром голосов
О замерзшем в степи ямщике.
Я бежал под навес,
И лошадкины губы доверчиво,
Чуя гибельный гон,
На моей замирали щеке
Перед тьмой грозовой...
Смолкла песня.
И лязгнули траками.
Взрыв округу потряс:
Рухнул храм.
Пала пыль по росе.
И пошла моя жизнь по околицам
Да буераками,
Резко взяв стороной от шоссе.
Сколько лет было лютых и снежных!
И ловил я в снегах
Позывные из детства: "ку-ку"...
И у печки в бараке
Полынная блазнилась нежность –
Как в далеком былом
Яровой стебелек на току.
От звонка до звоночка
Оттопал, проползал, проехал –
Сиротой предвоенья,
Не кадровой болью войны.
Отпусти, отпусти,
Не зови меня.
Черное эхо,
В две казенных навек,
В две навек дорогих стороны.

2.
Я едва согреваюсь
У вьюжного белого полымя,
Правым боком припав
К продувному насквозь пустырю.
И поет мне метелица
Голосом дикого голубя,
И с замерзшей улыбкой –
Не помню уж сколько, стою.
Где вы, други мои,
Беспризорная вольница пашен?
Между детством и старостью
Вбуханы годы – не в счет.
Перед жестким законом
Уж больше руками не машем,
Лишь
Меч времени
Головы белые наши сечет.
Все плотнее метель.
Все теплее ловлю колыбельную...
И хочу, чтоб так длилось.
И север прошу:
«Ты подуй».
И зеленой звездою
Снежинка в ладонь мою белую
Опустилась, как с елки,
В туманно-буранном году.
Так вручила мне Родина
Чашу надежд и страданий.
И сказала без слов:
«По делам твоим, сын мой, испей –
За добро, за расправу
Над братьями и над стадами,
За дурман родников,
За хлеба ядовитых степей».
Экипажи России,
Моя еще кровь не остыла.
Поднимаясь, быть может,
На свой предпоследний бросок,
Салютует вам, братья-славяне,
Поэт, смертник фронта и тыла!
Сердцем к сердцу – я с вами,
К виску прижимая висок...
Перепахано траками жито.
И рваное солнце.
Минометные взрывы
Отсекают подходы к холму.
Нервной цепью, без крика,
Сутулясь, бегут рокоссовцы.
Бьют лениво МГ
По последнему...
По одному.
Вот за вас пил сырец
Я, пацан, на расстрелянном поле.
Все в груди. С этим жить мне
До точки, до смертного дня.
За Победу, солдаты!
Я знаю:
Не выйдет без боли.
За Победу,
Солдаты,
Со мною и после меня.
Так и только – на равных,
Без скотско-лакейской морали:
Самокруточка-«сорок»,
По фляге глоток – пополам.
Нас по поздней морали
Не раз и не два обокрали
Грязью чистых анкет,
Дефицитом любви и тепла.
Подсобить? Погодим.
На расправу – гуртом, как на вече.
Неизменный наш почерк
Или путеводная нить?
Признак нашей любви –
Неуемная жажда увечий:
Лишь добив до конца,
Начинаем жалеть и щадить.
К вам мой голос, потомки,
Сейчас, в лихорадочном спринте,
Все по той же системе
Ведут словоблуды войну.
Продолжающих жизнь
Заклинаю:
Холопство отриньте,
Чтоб не мыкать сынам
Тягомотную нашу вину.
Однолюбы судьбы,
Огневые солдаты и дети,
Забинтованный болью и памятью,
Чтоб не реветь,
Я прощально машу вам, родные,
У края столетья,
Провожая себя
Со штурмгруппой
Идущих на смерть.

3.
Все осмыслить хочу,
Разглядеть сквозь бинты декабрей:
Как героика масс
Превращается в общую робость?
Неужель по команде:
"Зло кончилось! Будьте добрей!"?
Можно вывеску "Рай"
Нацепить на духовную пропасть?
Вот за то, что не слеп по команде -
Стал тенью от века.
Не заплатят семье.
Путь мой жизненный не уследят.
К покаянью души
Я годами иду в свою Мекку
Одиноко и молча,
Как пропавший без вести солдат.
Слышу голос небес.
Слышу землю - истерзанных всуе,
Колокольные звоны,
Библейскую грусть алтаря.
Слышу вечное:
Да. Побивали камнями безумье,
Топорами, свинцом,
В совершенстве безумье творя.
Так вот нас и мело,
Озверелых от фронта и тыла:
В сорок клятом и в том,
В захлебнувшемся кровью году...
Откровенье - возмездье:
За все, что тогда не добило,
Добивает теперь
У беспамятья масс на виду.
Как тогда в декабре,
Где просил я теплом поделиться:
Не шинель - решето.
Безнадежно. Безумно. Бело.
В доме смех и вино.
Цвет червонный на праздничных лицах.
В двух шагах от тепла
Смертью белой мне в сердце мело.
И рукой по стеклу я ударил -
Не этим ли спасся?
Резкий пьяный фальцет
Бросил свите команду: "Ату!"
Полыхала поземка
По широким по красным лампасам.
Согревалась душа,
Ощущая пинков "теплоту".
Неуютно мне, думы.
Упал бы в декабрь, холодея.
Улыбался... Заискивал...
Я и они - экипаж?!
Разделила сперва,
А потом предала нас идея.
Ну а мы, в свой черед:
То, что выжглось в душе - не предашь.
Как снега, что летят,
Торопясь к нам ко всем на поминки,
От уральских и прочих
Еще не оттаял мой чуб.
Птицы каторжных мест
Плачут вьюгами душ из глубинки.
Дай мне, Господи, силы.
За всех отмолиться хочу.
Иван-чаем крутым
Зацвели наши ахи и охи.
И сегодня любого
О военной шпане расспроси,
Без раздумий ответит:
"Больная гримаса эпохи,
Плаха с колом осиновым -
Место для них на Руси".
Ни конвойного мата над нами,
Ни песьего лая.
Не скули, моя боль.
Не впервые от нас отреклись.
Не нацистам лишь только
Бросали детей на закланье -
За оградой державы
Жрал гулаговский нас реализм.
Если все ворошить
Для рассмотров-реабилитаций...
Надо тысячу лет.
Край и общество братских могил!
Сколько нас перебито
На рынках, в подвалах, у станций,
По закону и без,
На вселенском распутье туги.
Убиенным, гонимым
Открывают вам счет
Эти строки.
И не белый на людном безлюдье
Пылает мой стяг:
Не на всех я еще
Разослал в белый свет похоронки,
Отгорел в этой жизни
Еще не за всех я бродяг.
Дорогие мои,
Я беспамятством массы стреножен.
Сколько хлама-бездушья
К родному подперло двору?
Те - с хулой, те - с хвалой,
Непреклонною и непреложной.
Ну вперед, мое сердце!
Не время еще в конуру.
"Непущателей" вой.
Отвоевана самая малость.
Запретителей рев -
Сей багажник копился не год.
Холодит. Холодит.
Ой оглобля б в пути не сломалась!
Крут подъем.
Круче спуск.
И арба с перекосом идет.
Нам разбиться - что плюнуть:
Споткнись, и на скальник, под кручи...
Стань - и вспять понесет.
И - взахлест вокруг шеи шлея.
Шаг назад -
Произвол.
А по курсу - за тучами тучи.
По зыбучей-по зыбкой
По оползи стежка моя.
Да и только ль моя?
Лишь холопов на той карусели
Не кружит:
Смолкли казни,
Пой, храмная медь.
Скоморошки-стишки,
Чуть от титьки отпав, облысели.
Певунцы-горюнцы,
Без подачки - ни взвыть, ни запеть.
Без команд - ни гу-гу.
Благодать! Похвальба гробовая.
Ну да Бог вам судья,
Уж чего уж там, пой - кто о чем.
Нет без волюшки вольной,
Нет песни.
Рабыня - бывает.
Вот тогда из удушья
Придет Емельян Пугачев.
Связь времен - пыль времен.
Кроны жрут свои древние корни
И безумьем созрев,
Ядовитые мечут плоды.
И цепами, цепами бьют нежных
Стада непокорных -
Перекатное поле
Дубасит оседлых под дых.

4.
За недолю и волю,
За бред многовечных туманов
Перепуталось все:
Москали. Голодрань. Казаки.
Каждый в землю ложился -
За землю,
За жизнь - без обмана,
За единственную - до захлеба -
Штыками в штыки.
Где ж истоки мои?
Частью вытравлены, частью помню:
Мои предки - оттуда,
Где пелось и плакалось всласть.
Разливался "максим",
Гоготали махновцы, как кони,
Башлыки с головами
Разбив о советскую власть.
Ради вдовьих платков?
Я по траурным по полушалкам -
Семь дедов, подсчитал,
Семь дедов моих в землю легло.
Я же плоть их и кровь,
Безысходно, и тяжко, и жалко.
Отпалили друг в друга.
Отпластались - клинки наголо.
Что осталось от вас?
Темный парус над общей недолей.
И сидит здесь душа моей памяти -
Псом, на цепи.
Отгуляло
Слепое
И дикое
Ты, Гуляй-Поле.
Сорок тысяч коней
Распластали свой прах по степи.
Всех разгваздала сила,
Что в гетры и липы обута.
За моря укатили помещики, баре, князья.
Угнетенье, оно ведь всегда
Разрешается бунтом.
Без свободы, без правды горючей
Народу нельзя.
Озвереет душа.
Истребляется в ней все, что чутко.
Знаю сам по себе:
От высокопоставленной лжи
Меж запоев - как в бездну -
В мир глядел отрешенно и жутко.
Смерть от скверны бежала,
Отчаясь прервать кутежи.
Был бездомным. Гонимым.
Не зря в этой жизни люблю я
Вас, предтечи мои,
Гнусью загнанные на веку,
Гусляры дерзновенной России,
Есенин и Клюев!
В огневой нас купели
Дерзновенный крестил Аввакум
Для барханов и тундры,
Для песен по гослесосекам.
Эти райские кущи
Певцов покупных не манят.
Каруселька страны,
Каруселька судьбы,
Каруселька,
Смех и слезы - лечу,
Закружила ты в доску меня.
Так увечно прожил.
Так калечно рассвет прозреваю.
Сам себя сотворял
И рассвет - в терпком поте лица.
Не к разгулу я, край мой,
Не к бунту тебя призываю,
К состраданью, к свободе,
На исповедь кличу сердца.
Нас разъяла двуликость.
Мы предали отчий обычай.
Жжем свои же дома
И с восторгом глядим на зарю!
До сегодняшних дней
Обезглашен и обезъязычен,
Скорбь земную несу,
В никуда, в белый свет говорю:
Как такое возможно -
Полвека бесправья, обмана?
Мял конвейер судейский:
Вне шеренги - подонок, бандит.
Деспотия плодит
Палачей, стукачей, атаманов,
Коммунистов-слепцов,
Людоедов идейных плодит.
День за днем,
Год за годом
Хлобыщут то страхом, то смутой.
Как без солнца цветы -
Слюденеют хрусталики глаз.
Величайший талант -
Беззаконье с законом не спутать,
Чтобы вера в Отчизну
Звериной тоской не сожглась.
О прислужники дьявола,
Что вам до рая и ада?
Только шабаши править
На спинах, поверженных ниц.
Вам - что бить, что любить..
Будет так, как верховному надо.
Для таких вот народ -
Подъяремная сволочь тупиц.
Все на собственной шкуре:
Отстойники. Стройки. Забои.
Оплевали, растлили -
И скопом "воспитывать" нас.
Тело каменным стало,
Душа только помнит побои,
Отшагав со страною
Ее исторический пласт.

5.
Сколько лет отшагал я вот так?
Тридцать пять или сорок?
Пролетело четыре десятка.
Годочки, года...
Гулеванила, властью пригретая,
Страшная свора,
А точней - самовластьем,
Цветущим так пышно тогда.
И не стерли вас годы.
Я помню вальяжные лица.
На груди главаря
Полыхал разноцветный значок.
Отшибали воришке-мне ребра,
Как мялкой кострицу.
А с портрета
Дзержинский
Глядел в мой кровавый зрачок.
И разбитые губы,
Распухшие черствые шкварки
Обращались к нему,
Не сгорала мольба:
"По-мо-ги..."
И смещались в сознаньи:
Душегубки... Эсэсовцы... Харьков...
"Бэ-удишь, сэ-волочь,
За-ста-вим чекистам лизать сапоги..."
Самосудами бит,
Геноцидчиками полосован.
Враг - захватчик. Он враг.
Но свои-то, свои - па-ла-чи!
Кто в ответе за все?
Только хлопают крыльями совы.
Только траурный ворон
Над детством распятым кричит.
Над Россиею ворон,
Стал спутником русского поля.
То ли он ненасытен,
То ли мы заблудились в "добре":
То война до войны
Панихидно в степи колоколит,
То снаряды, то звоны
Бесчисленных дальлагерей.
Беспросветная летопись -
Трассы, спецлаги, спецстройки.
Память вечная мертвым -
В виденьях меня не увечь.
Моралисты плетей,
Педсадисты, взгляните за строки:
Мятежи, спецсуды, побегушки, расстрелы, ЧВ. *)
Смрад вензон и тубзон.
Кротьи кочки тряпичных треухов -
Шапки эры рабов,
Форма серых идейных гримас.
Здесь рождалась агония
В теле больного триумфа
Произволом Закона,
"Во благо",
"От имени" масс.
Маскарадчики, к вам
Эти б маски-гримаски на танцы.
Скольких морок эпохи
Прокаженный ваш ветер промял:
Украинцев, болгар,
Белорусов, поляков, испанцев,
Русаков, азиатов, грузин,
Возвращенцев-армян.

6.
Нет названья тому,
Что годами мы все созидали!
Всем гигантский бы крест
На гигантской воздвигнуть горе,
Всем, что смертно легли
В воркутинско-уральские дали,
Отломив "до звонка"
В джунглях тюрем и концлагерей.
За картошин пяток,
Перепрелой половы мешок,
Для опухших детей
Помело колосков из колхоза...
Где, когда, перед кем
За народную кровь и за слезы
Не на Суд управитель,
А хотя бы с повинной пришел?
Просто вышел бы к смертным
И крикнул:
"Простите мне, люди,
Прогрешенья мои,
Заблужденья мои,
Слепоту!
Нету добрых средь нас.
Было прежде, так есть и так будет -
К власти чистым не выйти.
Нет честной дорожки к посту".
Стало нормой - по избам
Шнырять и сусеки мести.
Стал разбой героизмом.
Бесчестие стало в чести.
Массам - равенство в нищенстве.
Избранным масс - спецпайки.
Правдолюбец - в этап.
Бунтанул - на глаза пятаки.
Пустоглазая свищет косищей
По цвету пород.
Убивали убийцы народа
Бесправный народ.
И плодили ворье - мелкоту.
И судили за мзду,
Чтоб ретивых страшился:
Чуть что - и накинут узду.
И накидывали:
За молчанье, за мысли, проступки.
Поощряя льстеца,
Возносился в зенит лиходей.
Наплодили путан
Политические проститутки,
Ради "светлого завтра"
Туманя сегодня людей,
Чтобы выскоблить память...
Отречься от пашен и вод.
Если взять каждый год,
Сколько кровушкой уж окликало!
И опять призывают:
Дать отпор крикунам-радикалам.
А сейчас радикал -
Каждый, что "по талонам" живет **).
Слюдяные глаза.
Перекошены злобою лица.
Струпья с сердца не слезли,
И снова туда же - к кнуту!
Хочет есть радикал,
Просит "левым" пайком поделиться,
И по сходной цене лохмотину -
Прикрыть наготу.
Отыграв-отболванив
Обостренною схваткою классов -
В социальном удушье
Найдется для смердов вина!
Боже мой, сколько раз
Молодым человеческим мясом,
Наспех сляпав Указ,
Затыкала ты порву,
Страна...

7.
"Двадцать пять, пять и десять" -
Ваш почерк,
Лже-юре, лже-факто,
Самосудчики века,
Опора вождей, ваш прогресс.
Опочил Сатана. ***)
Вы остались с железною хваткой.
Демократией-эхом
Двадцатый аукнул партсъезд.
И по ростепели
Беговые снега захрипели.
О солдатских этапах
Не успели пропеть "соловьи"
Об ушедших "во льды" ****),
Захлебнувшихся в белой купели...
И о нас у болот
Кулики не пропели свои.
Спой хоть ты, моя память!
А может быть, боль устарела?
Или ты, моя совесть,
Отреклась от помойных тех ям?
Мысль, как узник,
В былое глядит, ожидая расстрела,
До жестокой тоски
Ощутив пустовей бытия.
По апрелю снежит.
На ветле, за окошком, сорока.
И такая вокруг -
Всех ко всем
Безучастная тишь.
Неужель ты вот так, умираешь душа,
Раньше срока,
И не помнишь, что помнишь,
И не видишь - куда ты глядишь.
Значит, зря мы прошли
По окопно-этапной трясине.
Значит, общество наше
Годами не грея, дымит.
Значит, нет больше совести,
Чуткости к звуку:
Рос- сия!.. -
Когда сердце от боли
Сдетонирует, как динамит.
Что, земля моя, с нами?
Неужели мы неизлечимы?
Вжатый, вгвазданный, вмятый,
Я слышал твое:
"Поднимись!"
И старался не плакать
Тогда, когда были причины,
Но дышать не могу -
Прет опять ломовой оптимизм.
Вновь плодят слепоту.
Лишь глаза на мгновенье закрою -
Образ нынешних действий
Все тот же: он бьет, я служу.
Беззащитно. Пустотно. Беспомощно.
Мнится порою,
Будто мы
Пласт к пласту
Отвалились за жизни межу.
Мало, что ли, вскормили
Свинцовой похлебкой из стали?
До кровавой отрыжки -
Мильоны!
Под самый кадык.
Но не слышно:
"Шабаш...
На столетье вперед мы устали...
Распиная себя
Под речуги идейных владык".
Краснопенная, бешеная
Тройка-птица, опомнись, куда ты?!
Героичен твой путь и трагичен,
И свят, и свинцов.
Без помех, сам-на сам,
Демагоги прошли в депутаты.
На литфронте бои -
Импотенты дубасят скопцов.
Племя соцреализма.
Отцы. Просветители черни.
Мысль и честь в портмоне.
Содержимое яд -
Мед уста.
Да. У каждого века
Свой символ для Тайной Вечери:
Свой Пилат, свой Иуда.
Роди только, время, Христа!
Лобызать, распинать -
Прикажи лишь! -
Не все ли равно?
Здесь отдельной душе -
Как под сетью гигантскою птице.
Все до капли положено
В рамках того, что дано:
Можешь петь, подпевать,
Продвигаться по должности, спиться.
В этом темпе. И только.
Так будет еще после нас:
Поживут-пожуют
И исчезнут. Что было, то сплыло.
Человеку - трагично.
Массе - может быть голодно, стыло.
Срам и скорбь за былое,
Такое, увы, не для масс!
Нет такого в истории,
Время мое, не листай.
Не буди неприязнь
У всевластной урядницкой клики.
Мы уходим,
Последние певчие северных стай,
Гениальные в серость
Роняя предсмертные крики.

8.
Волны дум. Вихри дум.
Отдели вопль восторга от воя -
Благородные чувства
От визга подкупленных клак.
Тает льдинкою век.
Отторгается все, что живое.
Веру в светлое завтра
Втирает железный кулак.
Значит, нет на земле
И не будет другого расклада:
Тем - горбатить без роздыха,
Этим - стославить тот труд.
Притерпеться к ярму.
Придышаться к тюрьме и распаду.
Те - с престижем рождаются.
Эти - в забвенье умрут.
Всем, в ком совесть жива,
Нам земля - не плацдарм для наживы.
Я не с вами, кто сжег
Наших белых надежд корабли.
Ваши праздники - бред.
Вы больны.
Ваши лозунги лживы,
По которым народ
Вы к блаженству под страхом вели.
Я из дебрей эпохи,
Из джунглей двадцатого века
По окопам и лагам
Горемычную правду свою
Приволок к тебе, молодость,
Веруя в честь человека,
Отдающего жизнь
Для других - в доброте и в бою.
Сам ее отдавал.
Бит за то, что на серость плевал я.
Говорю вам:
Подачек не ждите. Страшитесь тенет.
До остудной могилы
Обрыдла игра нулевая.
Нет ничейного счета
У жизни стремительной.
Нет.
Не добит, не дострелян,
Железом каленым не выжжен,
И на серость плюю - как плевал,
Но бескровно, смеясь.
И той частью, где сердце,
К Отчизне - уж некуда ближе.
Жизнью битые, гнутые -
Все мы страны сыновья.
Нам шаманили в двадцать
И в сорок:
"Надейтесь. Однажды..."
Никакого однажды.
Мы мчимся, подобно лучу!
Поддержи меня, Родина,
Не лишай меня мужества жажды:
Дострадать, досказать,
Догореть без остатка хочу.
И другим я не стану.
Не желаю средь гнуси и лени
Бить локтями в лицо
И в восторге вопить:
"Все равны!"
Вон они рвутся в зал
Для духовного всеоскопленья.
Раздувается зал,
Достигая масштабов страны.
Мне б себя отыскать.
Отыскать бы себя мне... Поверьте!
От глупцов-погонял
Я, как рикша, под мыслью влачусь:
Не в чужой похвале
Наша сущность и наше бессмертье
В нас, в живых,
В нас самих,
В естестве наших мыслей и чувств.
Я кричу в летаргию эпохи
И в оцепенелость округи:
Мы - родня на Земле.
И Земля нам на время дана.
На Голгофу идущих
Беру я душой на поруки.
Жизнь - одна.
И Любовь.
Кровь - одна.
И Свобода - одна.
В этом трепетном мире,
По сути своей не жестоком,
Осеняю признаньем
Травинки, пичужек, зверье.
Всех живущих прошу,
На все три стороны от востока:
Защитите Любовь!
Иль распните меня за нее.
Океаны молчанья
Мчат безмолвия долгого волны.
Для того и живу,
Сквозь глумления чащу дерусь,
Что без этих вот строчек
История будет неполной -
Как без "Мертвого дома",
Как без Гоголя странного
Русь...
Пятилеток снега,
Как странички тетрадей в косую,
Мрак листает над тундрой,
Вглядитесь, вглядитесь вокруг -
Там вон дети войны,
Сиротище страны голосует
За "счастливое детство"
Культями обрубленных рук.

Конец 80-х - начало 90-х.

*) - членовредитель: самоотравление, самоотрубание рук, ног и т.д.
**) - имеется в виду талонная система жизнеобеспечения, введенная в СССР в конце 80-х годов ХХ века.
***) - И.В. Сталин
****) - побег




******

Михаил Сопин, 2004

Сертификат Поэзия.ру: серия 638 № 29333 от 17.11.2004

0 | 0 | 1852 | 25.04.2024. 00:05:12

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []