Воспоминания об Эдди Рознере*

Однажды, занимаясь упорядочением своего обширного фото хозяйства, я наткнулся на фотографии более чем тридцатилетней давности моего многолетнего друга и кумира, блестящего джазового музыканта Эдди Рознера - "золотой трубы" джаз-оркестра, с которым он выступал, которым руководил и дирижировал. Беженец из Германии, затем Польши, вскоре оккупированной, он после окончания войны оказался в Белоруссии, в Белостоке. ("Бъялостоке" - как он произносил...) Там, в новой для него стране, и началась его послевоенная концертная деятельность с оркестром, собранным и организованным им из таких же как и он западных беженцев, джазовых музыкантов-инструменталистов. Создать оркестр помог ему бывший в ту пору секретарь ЦК Белоруссии. Оказывается, не один Юрий Андропов был поклонником джаза... Когда и каким образом произошла наша встреча, завязалась дружба? Чтобы объяснить это, мне необходимо кратко рассказать кое-что о себе. Еще в юности первые советские радиоприемники "открыли" мне джаз. Из СИ-235, СВД-9, настроенных на страны Европы, Америку, в моем доме только он и звучал. Влюбленного в музыку, родители мечтали и собирались сделать и из меня, как это было в Одессе, скрипача. Жизнь оказалась жёстче. В голодных 30-х годах хлебная восьмисотграммовая карточка оказалась необходимей учебы у профессора Столярского, и уже в 1933 году, окончив ФЗУ (отец-литейщик, меня, малолетку, туда не без труда определил) ремонтно-тракторного завода я получил специальность автомеханика, моториста. В дальнейшем уже и сам пришел к среднему техническому образованию. В конце сороковых я, участник и инвалид войны, был принят в Первый Одесский таксопарк, где работал механиком и водителем вплоть до эмиграции из СССР в США. Там и был создан эстрадный оркестр, в составе которого был и я.

Вернемся теперь к основной теме воспоминаний, к Эдди Рознеру. Где-то в пятидесятых годах Эдди Игнатьевич впервые посетил со своим оркестром Одессу. В то время шофёр такси, я был однажды вечером направлен диспетчером стоянки к Дому Красной Армии, к окончанию концерта его оркестра. Мне выпала удача отвезти моего джазового кумира в гостиницу, на Приморский бульвар. Не помню, как завязалась беседа между нами, но не забуду никогда - окончилась она чуть ли не под утро... Удивительная вещь: пассажиры такси пускаются порой с водителями в такие откровения, какие не часто слышат священнослужители на исповеди. Только в нашей этой совместной поездке сразу стал исповедоваться почему-то я. Так сложился разговор поначалу, но, в свою очередь, открылся мне и пассажир. Между нами каким-то образом возник контакт какой-то исключительной силы, доверчивости, искренности, общности... И высказанные взгляды на целый ряд моментов окружающей нас действительности, и воспоминания мои о войне, его о своем отце, юности, жизни в Берлине в семье, музыке, джазе, об первых ужасах начала войны, беженстве, или снова мои о встрече в отступлении с семьей тромбониста Генриха Варса где-то под Киевом, в районе Пущей Водицы, подводе и лошади, что достал им - Варса, которого, оказывается, Эдди хорошо знал, то ли - в особенности - о джазе, его корифеях-инструменталистах, импровизаторах, композиторах и аранжировщиках, как и еще о многом прочем, о чем и не припомнить - все это и привело нас к тем близким в дальнейшем и искренним и многолетним отношениям, что названы и известны под добрым и красивым словом дружба. При каждом посещении Одессы Эдди пребывал в нашем доме как в своей родной семье, а его московская была не менее тепла к нам.

Длилась она долгие годы, вплоть до отъезда Эдди Рознера из СССР в США, а затем уже и моей эмиграции с семьей туда же... Из писем, пришедших от него еще в Одессу, мне стало известно, что приехал он в Майами (штат Флорида), к сестре, владевшей одним (или несколькими?) отелями на океанском побережье, полностью обеспечившей ему и Галине (его жене, вернувшейся впоследствии в Москву) материальное обеспечение для безболезненной адаптации в Америке, плюс... ключи от новенького "Мерседеса". Тут уместно открыть одну слабость Эдди: он был страстным автомобилистом. Если не был бы виртуозом-трубачом. был бы, наверное, автогонщиком. Его любовь к быстрой езде не умерила даже крупнейшая авария, в которой погиб администратор его оркестра, а сам он едва не стал инвалидом на всю жизнь... Из Майами в дальнейшем, как мне стало известно, Эдди Рознер переехал в Нью-Йорк. У меня даже был его адрес. Но долго там не задержался - тянуло на родину, в Берлин. Вероятно, мечтал, надеялся найти хотя бы следы когда-то большого и благополучного семейного клана.

Он родился в Берлине, в семье ремесленника-каретника, мечтавшего о том, чтобы его музыкально-одаренный сынишка стал скрипачом-виртуозом. А сын на занятиях чаще брал в руки трубу, предпочитая ее скрипке. Отец сердился, но строгость его ни к чему не привела - сын стал трубачом, притом виртуозом. В Берлине Эдди и умер, как уже здесь, в USA , мне стало известно - болезнь щитовидной железы сделала свое черное дело. Встретиться нам за пределами Советского Союза так и не довелось. Следует ли писать, как горько было узнать об этом?.. На этом грустном аккорде я мог бы и закончить свои воспоминания об Эдди Рознере. Собственно, их достало бы и на книгу, но я в данном очерке буду краток. Поскольку интерес к фактам и эпизодам из жизни мэтров джаза у их почитателей неиссякаем, приведу и я пару из наиболее запомнившихся мне. Как-то Эдди, будучи на очередных гастролях со своим оркестром в Одессе подарил мне новую оркестровую трубу. Я не расставался с ней, возил в багажнике машины, играл на ней, привыкая, где только было возможно. Эдди считал, что во мне "умер великий трубач". Восторженной, щедрой натуры человек, он безусловно переоценивал мои таланты, но дело в ином. Этот подарок послужил для рождения следующей забавной легенды. Возникли и распространились слухи, что две трубы якобы специально привез посетивший с гастролями приехавший из США в Москву в подарок Эдди Рознеру Бенни Гудман. И одну из них, оркестровую, уже он, Эди Рознер, в свою очередь подарил мне. Конечно, ничего общего с истиной эта выдумка не имела. Он просто ко дню рождения подарил мне один из своих инструментов. О, я играл на на нем в своем оркестре многие годы. Кстати, за пару дней до отъезда из Союза пришел ко мне домой в мое отсутствие трубач джаз-оркестра местной филармонии Бессонов (звук у него был великолепный!), и сказал жене, распродававшей в ту пору из дому все, что только покупалось, что я продал ему трубу за 500 рублей - пожалуйста, вот деньги. И она ее ему отдала... Он ретировался, и где сегодня моя - Рознера Эдди - труба звучит, поет, мне неизвестно. Только на одной из старых фотографий могу видеть ее теперь рядом с внучкой - вся память... Так вещи, которым дано остаться и после нас, исчезают из наших еще жизней самым невероятным и порой непредсказуемым образом...

Однажды Эдди срочно понадобилось отправить во Львов своему мастеру-духовику трубу для профилактики: вдруг он решил, ему показалось, что она ему "не отвечает..." (бывает у трубачей такое чувство, им кажется, что звук как-то присел, что ли...).

Съездили мы с ним на Садовую, на Главный Почтамт - зря: там тогда понятия еще не имели о посылочном сервисе. С тыльной же стороны одесского Нового Базара, что у здания цирка, на улице Подбельского, находились мастерские ремесленников всех мыслимых специальностей. Зашли мы на звуки визжащей пилы в одну из них и попросили сделать посылочный ящик для трубы - она была с нами, и плотник понимал, что именно нам нужно, но назвал за материал и работу явно завышенную цену. Эдди и не покривился. На минуту он куда-то вышел, а вернувшись, приступил к его изготовлению. И вдруг - мы даже не заметили когда - на улице, у раскрытых створок дверей его мастерской стали появляться люди, их становилось все больше и больше, пока, в конце-концов, они и вовсе запрудили вход. Были это соседи его, ремесленники, из рядом расположенных мастерских. Понимая, что привлекло их, он все же велел им убираться восвояси. Игнорируя его предложение, кто-то из образовавшейся группы (уже на улице сгрудилась толпа), обращаясь прямо к Эдди Рознеру, попросил его сыграть на своей трубе... фрейлэхс. Эдди, грустно улыбаясь, внимательно глядя на собравшихся, медленно поднес к губам трубу и заиграл... Одессит, я не раз слышал эту мелодию в своей жизни. Знакома мне она детства. Не единожды слышал ее и в джазовой интерпретации. Но никогда не думал, что можно без сопровождения оркестра, одному, в полуподвале темной плотницкой мастерской перед случайно собравшимися людьми на тыльной улочке Нового Базара сыграть так, чтобы у слушавших глаза наполнились слезами.

Умолкли звуки мелодии. Ни восторженных возгласов, ни аплодисментов - молчание. И постепенно толпящиеся у дверей люди исчезли - как растворились в воздухе. Вскоре был готов и наш посылочный ящик. Плотник наотрез отказался взять за него деньги. Эдди положил их на стол и сказал, что труд всегда должен быть награжден. Плотник заметил, что и он только что трудился, играя. Ответ Эдди Рознера запомнился мне почти дословно: "Когда музыкант играет, строго придерживаясь нот, это, возможно, и есть труд. Это, возможно, и есть работа. Я только что сыграл мной тысячу раз игранный фрейлахс. Я его игра не с листа - он как бы вновь рождался в сердце моем, душе, мозгу - где точно я не знаю. Это была импровизация, творчество - разве это работа?! Это была радость, которой я живу. Твои соседи-мастеровые, что собрались, чем-то зажгли меня, воспламенили. Я вспомнил себя мальчишкой, вспомнил отца своего, такого же ремесленника как ты... Поэтому и играл так, как мог вдохновить меня играть разве только сам Бог. Прими, мой дорогой, деньги за свой труд, большое тебе спасибо!". Вот такие, примерно, воспоминания приходят, при просмотре старых фотографий. Это только ничтожная их часть.


*Автор вновь сожалеет по поводу невозможности введения множества уникальнейших фотографий, что иллюстрируют этот текст...

Михаил Талесников, 2004

Сертификат Поэзия.ру: серия 115 № 27853 от 04.10.2004

0 | 3 | 3313 | 25.04.2024. 08:11:14

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []