ЛАТИНСКИЙ КВАРТАЛ

В моем городе есть Латинский квартал,
рассеченный тромбами переулков,
расцвеченный радугами зеркал
душ человечьих – без закоулков.

Растревоженный улей весны –
он не угоден для чопорных леди,
в нём откровенно шатаются сны:
бродят бывалые БУКИ и ВЕДИ…

Девочки с коками здесь не снуют.
Ходят иные – при чёлках и джинсах.
Здесь не отыщешь пасхальный уют –
праздность сюда не заманишь гостинцем.

И не мизинцем поманит судьба
полуголодных, но сытых мечтами.
Та ли эпоха и та ли страна?!
Что горевать? – Облака под ногами!..

И по планете Латинский квартал
в миг расползается… Я ли не рыжий?
Кто-то в Бомбее возжёг фимиам,
а оказалось, того ещё ближе…

То ли в Париже, а то ли в Дубне…
То ли в градации вышла ошибка –
Киев сегодня тоскует по мне –
мне же без Киева тоже не шибко.

Хоть инфантилен он, хоть и не сед,
и неуклюж в мировых-то столицах,
только он создан из тьмы непосед
и сексапилен, как бортпроводница.

Только студент он – в три бога послав
разные грязных душонок конспекты…
Крепко девчонку свою он обнял,
как и положено в мире студенту.

И показал ей судьбы виражи
выше ничтожного грязного века…
Город свивал настроений Кижи
в яркую радугу громкого смеха…

И средь опавших – нараз, навсегда –
облачных грёз показались проулки.
Он прошептал ей: "Моя стрекоза…"
– За!.. – заорали мечты переулки.

– За! – Загремел весь Латинский квартал.
Окна расшиблись в Верховном Совете…
Мир откровение душ принимал
самых прекрасных студентов на свете!

1997 г.

W

ГИМНАСТИКА ДЛЯ ВЛЮБЛЁННЫХ

Три шага – в сторону заката,
два шага – в сторону луны…

W

Он обещал ей распоясать… орбитальные кольца Сатурна,
но дело свелось к тому, что распоясал только её.
Сделав аборт, она ещё долго чувствовала себя сатурианкой,
о нём же говорила: – Мой уронид…
И верно, уронили его с мрачного астероида Лжи.

W

Бездуховный конформизм – дело серьёзное…
Каждый обязан кем-то на этой Земле быть!

W

Овчарок бездуховности успешно дрессируют бросаться на
неокрепшие души молодых и звонких поэтов, чтобы рвать
их на части до самой старости… Если те доживут. И тогда
многие поэтические птенцы начинают громко пищать и
выпадать из своих вешних поэтических гнёзд на городской
асфальт бездуховности умирать… Дворниками и сторожами
– своего несостоявшегося прошлого.

W

ТРИКЛИНИЙ НОЧИ
(поэтический гласолалий вчерашней тусовки)

Большая квартира зашторила маленький мир одиночества…
Тени за стёклами окон межзвёздных миров занавешены…
Тюль распласталась тюльпанами белыми по полу…
Пол – в асимметрии знаков космических рун…
Руны миров переплетены с шерстью ковровой…
Пол…
Под ковром – суета изомерных событий…
Скомканы памятью сонной мишурно
знаки нездешнего мира…
Мира чудес…
Мир сопредельный на здешний – животный –
вяло взирает…
Выкрошу сонм разнотравий
пальцами ночи
в мечту…
Без разночтений уже – не суммируешь жизнь.
Несколько слов ничего к ней уже не прибавят…
Комната в полночь – стеклянные тени картины…
Отблески стёкол – дорожки в иные миры
тем, кто бывает порой по ту сторону сна…
Что в парадигме?
Да мало ли что, человече…
Вечер, зима, пересортица фактов и мечт…
В тех ли местах обретаются наши надежды?
Что в них бытует, и всякий ли сыщет любовь?…
Кто-то отыщет печаль сокровенной любви,
кто-то от Каина знак, например, город Киев…
Черная сотня во власти духовной крепка.
Нет, не лубок, не наитие, просто злодейство –
Каина знак = город Киев = суть тождество = жизнь.
Как проживёшь, так и будет аукаться…
Чудо!
Кто-то, как знать, непременно доищется дня.
Я не проснусь – город Киев – исчадие ада.
Там – на рассвете – кремируют молча меня
те, кто дождался…
Свершилось
и я замолчал…
Смог суицидом прервать
полумысль на полуслове…

1996-2003 гг.

W

Звезды, порожденные болью, не умрут на рассвете.

W

Запах ночи хватает за веко потерянных лет –
драп вторит анаше, анаша говорит с ностальгией.
Не такой уже это простой, не волшебный сюжет
для того, чтобы просто молиться тебе, Роз Мария!

Но колготы твои 'бескуражат мужчин и юнцов,
а тугие соски – в разрывающих ластик обводах…
Сколько плавает в водах не пойманных сетью тунцов!
Только каждый из них шепчет неводу слово: "Свобода!"

А тугие соски порываются в море нырнуть
безоглядной любви, нагнетающей солнечный ветер.
А тугие соски порываются в губы вильнуть,
и чужие глаза – в твоих собственных – отблеск отметин.

Ты мне шепчешь: "Любовь твоя – горечь души – анаша!"
И даешь сгоряча целовать бюста сладкие розы…
Две шиповника тела и нега нагого плеча,
и экстаз обладанья сквозь спелые сочные позы…

Но устали мы, Господи… Тает в руках анаша,
и соски – вкус смоковницы – вянут подсохшим инжиром.
Не тунцы они более… В каждом соске – анаша…
Две антенны экстаза уже не ликуют над миром.

Две мигрени моей опостывшей от дел головы…
Я вжимаюсь в соски инфантильным, разнеженным лохом.
И целую соски – окончательно в сетях тоски –
как трудяга-тунец, захлебнувшийся устричным соком…

1996-2003 гг.

W

И в чём только тебя совковая мать родила?

W

СОВМЕСТНО С ДИКОМ АМИ

Поэты как-то между строк
сожрали Звёздный городок,
А на закуску – шпроты.
Такая их работа…

W

АЛЬТЕРНАТИВКЕ-13 –
Умнику – Николаше Румянцеву и Ко
группе поэтических "текстовиков"-пофигистов…

Они называли свои "писания" – ТЕКСТАМИ и не желали себя лучшего.
Тексты вбивались в компьютерные ячейки памяти и там застревали на годы.
– В электронной пустыне компьютеры не вопиют! – радовались простаки. И пили до беспамятства – годы…

W

Живём в отпетые века на сопределе переломов,
когда какой-нибудь Лука уже надрался для погромов.
Живём в паршивые века. В них – беспородистые суки
рожают лохов на века, а подле – люди мрут, как мухи.

Живём в паршивые века, когда разъездов скорбны вехи:
от блокпоста до блокпоста прошли войной уже навеки…
И зарастают в Назарет пути, не пройденные прежде,
и от кисейных кинолент нет проку выжатой надежде.

Но, оскорблённые в судьбе, плодимся всё-таки, ей Богу!
Хоть Смерть привычно на Земле приходит к слабым на подмогу.
А тем, кто выжили пока, – тем, право, взять бы передышку,
и посмотреть на облака, как тем плевать на лет подвижку.

Лишь им – плывущим в Назарет – даны – и праща, и Обет:
Завет грядущего и сон – с весенним ветром в унисон!

1996-2003 гг.

W

Инфляция совести, если по совести,
если по самой, что ни на есть…
Это вам горести, страшные горести –
жуткие повести детских сердец!

W

Подайте подаяние! Во имя… покаяния…

W

Допустите детей управлять человеческим счастьем,
и они будут звонко смеяться…

W

УКРАИНСКОМУ ПОЛИТИКУМУ

Кислородных палочек не ношу в кармане
и не вышит знаками мага мой кисет,
опиум не пениться весело в кальяне,
стронций выедает мне лёгкие в момент!

У трибуны – очередь. На трибуне – бяки…
Врать готовы попусту просто ни о чём.
Брешут яко лютые псы в преддверье драки,
лают сворой сытою – всё им ни почём…

Про сорбенты вякали "золотые горы". –
В меру облапошили тех, кто горевал.
До деньжищ добрались, блин, ведомые воры –
на сорбентах съеден был ситный каравай.

Вспомнят ли политики о досье Истории –
гильотин ристалище – всякий подучи!
Ждут вас, вороватые, гнева крематории,
и о вас же, собственно, плачут палачи…

W

Когда давит сердце, ожидай "охоты на ведьм"…
Раз, два, три – этой ведьмой будешь Ты!

W

Юмор Боярышника не понятен Болиголову

W

Растворясь в столовой ложке воды,
таблетка Аспирина инсценировала
собственный суицид…
– И поделом ей, – купился Болиголов,
хлобыстнув ложку до дна.

W

И чёрный юмор имеет право быть… Независимым

W

Все мы независимы… От собственной совести.

W

У веры нашей пламенный язык.
В ней – предков откровения седые,
в ней – птиц ушедших в небо звёздный крик,
и образа старинные святые.

Но на Земле кровавит Холокост
безумием погостов и пожаров,
и рек кровавый вымес в бездне слёз
питает горький омут океанов…

Но тщатся инородные жрецы,
И в бой ведут знамёна и иконы,
а подле поминают праотцы
потомков в бойнях павших миллионы.

Скорбят Земли великой праотцы –
потомки их, увы, не мудрецы.

W

У нас гербарии гербов – живём на промежутке:
вчерашний день зарыли в ров, а завтрашний – в желудки…

1992-2003 гг.

Веле Штылвелд, 2003

Сертификат Поэзия.ру: серия 619 № 18647 от 30.09.2003

0 | 0 | 2084 | 19.04.2024. 20:22:58

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []