МАРТИРОЛОГ НОВОГО ВЕКА

W

Аспарагус, аппарель за собой влекут форель…

Вязнут зубы в сладком мясе,
липнут губы – ноль на массе…
Древних келий вонь да прель
зыбко выветрил апрель.

Шибануло резко в нос –
половой салат принёс:
– Эй, гарсон, а где винцо?
Помнишь, солнце в нём, кацо,
люк задраивало… В щель
не попасть ему теперь.

А подлодка, та – на дне:
взорван люк в подводной тьме,
сброшен ядерный балласт…
Нет различий, рангов, каст,
нет живых и тех, кто пил
и о братстве говорил…

Аспарагус да форель наплюют на аппарель…

Средь шпангоутов снуют,
"Курск" по зёрнышку клюют.
Ни матрос, ни офицер
не задраят люк теперь.

В разорвавшейся тиши
писем больше не пиши…
Не строчи приказа: "Всплыть!"
Аспарагусу не жить!

Да форель, и та помрёт
в море вдовьих слёз и квот.
За спасение души
радиатор заглуши!

Здесь реактор в бездне спит,
тут же душ матросских скит,
тут же совесть спит, кацо,
уноси своё винцо!..

Апорель заклинив вдруг,
роковой замкнулся круг…

Аспарагус да форель гадят всласть на аппарель.

2001 г.

W

Я – как немое пианино:
без толку жизнь промчалась мимо,
в строй старых струн вонзилась ржавь,
и изменилась гнусно явь…

Оплыли клавиши устало –
с них отщербилась прочь эмаль,
и упоение пропало,
и чёрно-белая вуаль…

Из конно-праздничного круга
выходят лошади на кон…
Гарцуют цугом, цугом, цугом –
среди парсун, среди икон.

Меня в плеяды, как в каноны,
вогнали тучным иноком,
но я устал лизать иконы
шершавым, конским языком…

Хоть надо мной рыпит подпруга,
но я по жизни мчусь упруго!

2001 г.

W

Ангелы вместо антенн носят Радуги.
Горбатит их – и ангелов, и радуги – жизнь на Земле.

Параграфы лета, 2001 г.

W

В узких комнатках сераля
одалиски хлещут яд,
змей Горыныч, подвывая,
блюдолижет термояд.

У фонтана воздыхают
три кикиморы о том,
что обыденность корнает
сказки злобным чёрным ртом.

Султанат на ладан дышит,
а три царства – на горох.
Над горошиной – принцесса,
над принцессой – Кабысдох.

От подобного зачатья
не родятся люди-братья…

Параграфы лета, 2001 г.

W

СКОРБЬ – РЕКВИУМ
(письмо в Американское посольство в Украине – г. Киев 11 сентября 2001 г.

Я люблю Америку, в которую меня не впустили –
вчерашнего учителя с грошовой зарплатой…
"Не достоин!"– вписали в багровую книжицу-фишку.
Нет таких паспортин уже в мире –
их уже отменили, забыли –
только сердце болит.

Только в сердце изъян – от изъятых лет-зим
не прожитых в мире, о котором мечтал.
Их уже не вернуть на попятых…
Разве время искать виноватых?
Вышло время простить…

Я люблю Америку до боли, перешедшей в хронический спазм, –
две сердечные в тромбах мозоли
не дают мне уснуть всякий раз…

Вздох и выдох двух Близнецов, оборвавшихся наземь…

Со смотрин в Поднебесье – не войти в сказку Фей, –
мне о них написали так много те,
кого допустила Америка…
Где сыскать их теперь?

Реформистов и брокеров, финансистов и полотёров,
электриков и лояров, пофигистов и пошляков,
программеров и игроков – мозговой центр
популяции аргонавтов: прибыли за руном
убыли без вины – не хранимые Богом…

Я люблю Америку по-простецки:
так любят друга, жену и дочь –
я – Америку, а меня – американцы,
так и оставшиеся моими согражданами…
Космополитами.

Но случилось… И на сердце – шок! Страшное произошло…

Одинок и печален Манхеттен:
прежде он открывался разно
разнообразным судьбам землян,
а теперь он побит камнями,
переплетен со струнами тел,
лопнувших в одночасье,
о которых рыдают теперь
жёны и дети…

Люди этой страны и стран,
для которых была открыта,
запретившая въезд мой Америка.

Вместе с ней скорблю и рыдаю о погибших безвинно…

Чудаков не понять, ей Богу!
память их прощает великих. –
Можно быть великим и в малом –
на духовном фундаменте мира –
в том, что время уже не разрушит…

Я всегда ненавидел перочинные ножики.
Я их гнал из судьбы, боялся –
отвратительность их пугала
самого меня с раннего Детства.

Мне казалось, что всей вселенской боли –
они – шальная причина:
шантрапа, фашисты и бюргеры
их носили когда-то…

Я люблю Америку без ножей перочинных,
с не проходящей болью… Так любят мечту,
которой суждено сбыться…

Я хотел торговать там хот-догами
и улыбаться тем, кто меня, увы, не дождался,
потому что взлёт Близнецов нарушила ненависть злобно,
и над ними теперь парят лишь усопшие души…

Я бы им раздавал хот-доги,
невеликий в своих талантах,
будь бы они все живы сегодня –
гаранты моей лояльности Американскому флагу…

Я за них присягну тебе, Америка, завтра,
потому что они – во мне – те,
кто погиб 11 сентября 2001 года.

P.S. Реквием написан специально белым стихом для упрощения перевода на все языки мира… Русская ментальность, американская душа киевского космополита, безысходная нищета в Орияне – это и есть Веле Штылвелд – киевский русскоговорящий еврейский поэт. Таким и запомните меня в этом мире… 17 сентября 2003 г.

W

Городу не избежать эпохи:
подрастают дети–волкодавы –
из вольеров тупо смотрят лохи –
"шариковых" злобные оравы.
Подлые их внуки-кровопивцы –
будущие шавки и полканы, –
прошлого позорные мздоимцы –
подлые, голодные оравы…

Городу не избежать печали,
врытому под спуды тротуаров.
Мы о том нисколько не молчали,
только нас свели с его бульваров.
…В чёрные "Квадраты" подземелий,
где неон и воздух подконтрольны.
Бросит там напалм дурак-Емеля,
и не станет нас – пустых и вздорных.

Городу не избежать рожденья
правнуков багровых революций.
Вызреет иное поколенье
из удушья вечных контрибуций!
И пройдёт божественно ранимо,
разорвав оковы плутократов –
несть числа потомков пилигримов, –
тех, кто без вины жил в виноватых!

Городу не избежать моленья
среди штолен чёрного оскала
там, где потребительское рвенье
шло на нас огромным жутким валом.
Херилась история и в буднях
обреталась значимость иголок,
шпилек – от заката до полудня –
мир сжирал всегдашний, алчный молох!

Засыхали вешние колодцы,
размывались крепкие запруды,
но восстали будней полководцы,
и ушли в незримое иуды,
чтобы пребывать, как и годиться,
голубую кровь мешая в венах,
с тем, что на сегодня пригодится –
триглоидским салом, мясом, хреном…

А в аортах каменного горя
замирали этажи участья,
и слеза к слезе рождала море,
за которым обитало счастье.
А под ним – бесстыдно и упруго,
повсеместно, буднично и чутко
подрастали "секси" недолуго,
вместо тех, кому подали "утку"…

И опять – всё пепельно и млечно
принимала жизнь – легко и просто…
Кто-то говорил о человечном,
кто-то знал о подлости заочно.
Кто-то сокрушался, кто-то верил,
кто-то уезжал в миры иные.
Город доверял, судил и мерил
тех, кто оставался в нём… Живыми!

26 ноября 2001 г.

W

Эпические, кодовые сны
со львами и волшебными словами –
зелёные, чешуйчатые рты
ведут безгласно терции цунами.

Мир выстрадал у Бога на глазах, –
рождением поэзии без пыток
подпитан был согласный к Жизни страх
и слёзы – на планете Маргариток.

Прожить поэтом на сретенье рек,
веков и слов – неистовых и резких
не так уж просто, если человек
воззрит, – рыдает Бог у занавески!

Налили бы, ей Богу, старику
нектаров из продуктов перегонки.
Уж пить – так пить на солнечном веку,
а не скулить обиженно в сторонке!

Взгрустнулось, Бог? Зайди ко мне на миг
и вновь рассыпь веснушки по мордашке.
И, Бог с тобой, что я уже старик
и дрябло разжирели мои ляшки.

Я выпью на планете Дураков
нектар из смертоносного бокала,
чтоб заново, из глубины веков
воспрянуть в ритме нового скандала!

Ноябрь 2001 г.

Веле Штылвелд, 2003

Сертификат Поэзия.ру: серия 619 № 18406 от 17.09.2003

0 | 0 | 2018 | 25.04.2024. 18:04:45

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []