СТЫЧКИ – ЖЕНСКИЕ ПРИВЫЧКИ

W

Женщины ждут вдохновенья – любить и поэзить.
Мужчины – те проще: авось, полезет,
и, вдохновляясь плотью сожительных дам…

– Борщ бы сварила, Мотя, – говорят им без драм.

– Ты бы стихи состряпал, был бы так мил,
и гонорар бы отхапал, – с тем бы и жил,
а то ведь век тиранишь – борщ да постель…

– Сердце, ей Богу ранишь!.. Мотя, налей!

W

Приседает осень на запятках,
щурит глаз форейтор молодой. –
Мчаться кони в солнечных крылатках,
мчит в карете странник неземной.

Кончилась души командировка.
Хрупкое планиды естество
расторгает тела упаковку –
выдох, и остыло вещество.

Выдох, и ажурную накидку
страннику прислали небеса.
Он прошел земною жизнью пытку, –
он простил метящихся в сердцах.

Кто рыдает горько и по праву,
кто смеется: лихо, мерзко, зло,
кто уже кропит земную славу, –
некрофилам жутко повезло.

Термосок – и тот остался в доме,
половиц последний скрип затих…
Раввина зовите, ведь не внове –
умер человек и Б-г простит!

W

Планета каменных людей суглинком лиц зажала –
такой знакомый путь в У Вэй от грустного вокзала.

Мне этот образ подарил однажды Динго сам!–
С тех пор мы отдали давно дань белым волосам.

Отходит поезд – не экспресс, а старый тепловоз,
тот самый, что по жизни нас без остановок вёз…

Само собой – без дураков – в купе обои лет,
дождинки – жуть без кадыков – стекла в окошке нет.

Орут, казалось бы, о том, что ясно и без них:
сидим в купе для простаков, слагая этот стих.

А под вагоном гильотин колышется редут:
однажды нас навстречу к ним под поезд позовут.

И под верчение колес окончится сюжет:
– Шер'ман Мари, шер мон ами…

И вот уж нас – как нет.

W

В памяти, в памяти, в памяти… –
Щелкают вспышки речей.
Этим по-прежнему славите
вы – палачей!

Ведь среди тех, кто живые,
нет уже тех, – кого славите…
Только согбенные выи:
памяти
памяти
памяти…

W

Стычки, женские привычки –
люди же, не Боги!
Истерички-переклички,
дальние дороги…

Ностальгическим профундо
бас взревев, оглох.
Грани камешка корунда
света мечут клок.

Стычки, женские привычки –
с ветром в унисон –
зажигаемся, как спички,
давим на клаксон.

И под песни менестрелей
плачем на пиру,
и храним Любовь в постели –
в холод, и в жару!

W

Кармин опять, теперь уж в позолоте –
сквозь кровь и боль…
Неужто ль мы на Чёртовом болоте
опять с тобой?

И что это за стылость декораций
и странный хлад?
Опять брести вдвоем нам без оваций
сквозь листопад…

Но где это космическое эхо,
что вжалось в нас?
И где эта проторенная веха –
любви левкас?!

W

МОЛОДЫМ ПОЭТЕСАМ

Неприлично быть собой там, где это неприятно…
Я – поэт, а не фрэндбой: это каждому понятно.

Опускался? Да, увы… И кусал себя за пятки,
и ходил без головы, и бывало – без оглядки.

На вторых всю жизнь ролях – дуэлянт и менестрель.
Слава Богу, – не инфант, слава Богу, что не цель!

Не пристрелен, не убит, не придавлен, не прибацан,
и почти что Вечный жид, только менее замацан…

Ритм держать – ещё могу, Жизнь держать – уже умею.
И себе я говорю: –You must go! Будь смелее!..

Пересмешничать к чему? Ни к чему душе облатки
из житейского рагу… Петь – так петь: легко и сладко!

Август 1993г. – август 2003 г.

Веле Штылвелд, 2003

Сертификат Поэзия.ру: серия 619 № 17557 от 09.08.2003

0 | 0 | 2260 | 20.04.2024. 05:29:28

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []