НА ДНЕ ЖИТЕЙСКОГО КАГАЛА

В ПРЕДВЕРИИ ЦИКЛА: Несколько лет в кулуарах, да и в городской и республиканской приемных комиссиях Национального Союза писателей Украины киевские поэты Риталий Заславский и Юрий Каплан страстно утверждали, что я не – еврейский поэт, а человек, который хочет занять это вакантное место. Подобный бред допустим только в НСПУ, где до сих пор идет измерение квот допуска по половым, возрастным и национальным признакам, вызывая подчас аналогию с законами Тысячелетнего рейха. Иногда это мне напоминает расовый циркуль нацистского ученого Альфреда Розенберга, дружка бесноватого фюрера. Поэт-многокровка, впитавший в себя материнскую еврейскую кровь и отцовскую польско-украинскую, я не намерен себя прощать постсоветским дурням из НСПУ – всех мастей со всех сволостей. И посему буду требовать разгона, – с какой стороны не смотри, – этой, по сути, расисткой организации. ДЕЛО ДОВЕДУ ДО КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА УКРАИНЫ. Мир вашему дому! А штыл андер вельт!

И всё же... Киев вновь обретает статус многонационального конгломерата народов Земли...

1.
Вылетела улочка из сердечка,
выбежала улочка из местечка,
пробежала музыкой по земле,
пробивалась по небу в звёздной мгле.

По тропинке узенькой в мирозданье
вырывалась улочка на заданье,
простелила улочка тропку мне –
алеф, бейз, вейс, гимель – звёзд каре…


2.
Местечко Колышек на карте – вершок истории одной.
Там простаки играют в нарды, а пьянь сигает в гастроном.
А прочий люд, подчас бедовый, штахетин выдрав горбыли,
идут во власть решать толково, за что боролись три зимы...

3.
Бачи Веле, бадко Веле, – села на мель каравелла…
Эсен, тренен – даф'эн кэнен… Жив – до берега греби!
– Тот, кто кушать не умеет, тот и слаб в делах любви… –
Говорит о том мне вечно древний уличный кагал:

– Бачи, Веле, – даф'эн кэнен… Водку пить и править бал!
И на запасной скамейке можно прожить на копейку,
на полушку без рубля… Капитан без корабля –
Бачи Веле, бадко Веле, – уплывает каравелла!

4.
Сценарий с третьего листа – уже не новь, не поза…
Исчезли общие места, и в мир явилась проза.
Пересудачили до сих вчерашние товарки.
А муза что? Явила стих у Триумфальной арки.

Триклиний утренних мирков собою растревожив,
явился шут средь дураков – хотя и с царской рожей.
Стоял легко на голове и лыком мял рогожу. –
Такой и собственной молве плевал отменно в рожу.

И та несла его в Эдем у Адского портала...
В миру, как видно, этих схем известно всем немало.
Всё возвратится к пустоте. Уж было так, – и будет.
И будут сумерки не те, когда и нас забудут…

А, впрочем, что нам горевать в тени густого лета...
Оттиснет прошлое тетрадь, и будут чтить поэта.

5.
Поступки отцов облекаем в легенды, календулы давят, сжимают виски.
Одним подавай happy-end и week-end’ы, тогда, когда прочим – событий мазки.
Иного размажет, иного разбудит, иного раздавит, иного смахнёт.
Такие мы разные, собственно, люди: такой непростой, неуёмный народ.

6.
Икон не стало. Парсуна Перуна таранит склепы пустых пепелищ.
А жизнь опять ослепительно юна – любовь и близость, и страсть без границ...
А жизнь опять упоительно властна и сопричастна ко всем, кто живет:
равно, хоть – горько, а хоть, и прекрасно, равно хоть – мерзко, а хоть, как урод…

А жизнь опять доверительно тихо вплетает пепел седин в волоса,
а жизнь опять упоительно лихо сминает бездны и пьет небеса.
А жизнь опять заявляет просто: все то, что было, – за то и держись,
прошли: и радость, и бед короста: Любовь осталась – ей и молись.

7.
ПЕСЕНКА ПРОДАВЦА ВОДЫ С СИРОПОМ И БЕЗ…

Одна копейка плюс сироп на сельтерской воде –
не заработаешь по гроб! Ну, разве, – что и где…
А что вода… да кислый газ? И вот уж: "Наливай!"
Кап-кап, – примеривай на глаз, и больно не зевай!

Ну, заработает бедняк на сельтерской воде
всего какой-нибудь пустяк… А больше: как и где?!
И что вода да кислый газ? Ведь как не наливай, –
не заработаешь подчас ни денежки… Вай-вай!

8.
Мозг обещает несваренье, тогда как мне уже плевать:
второе, внутреннее зренье мне при рожденье дала мать.
Пора влюблённости проходит и остаётся сад мольбы,
где каждый горестно находит следы беспечные судьбы.

Дожить до времени потомков, – чтоб без котомки и с умом:
вот это кредо! Дланью тонкой оно стелилось предо мной.
Когда мы выдумаем связи того, что было с тем, что есть,
нас упекут в иные грязи. – уже не здесь.

9.
Серпантин от новолунья нежится в постели.
Так что спи, моя шалунья, вновь мы не при деле.
Изворачивает стоном нас с тобой луна.
Боже мой, да что же с нами? – Пьём любовь до дна.

Боже мой, неужто ль сами: пьём любовь сполна?
В промежутке между днями – счастья простыня.
В промежутке между летом и седой зимой
мы не спим с тобой валетом в страсти неземной.

В промежутке между завтра и забытым сном
дети сонного Монмартра в Киеве уснём.
В промежутке между звуком, росчерком пера,
мы с тобой любви науку черпаем до дна.

10.
Грязь сердец не брызжет в звёзды. (Упаси те, Боже!)
Пусть они горят меж нами. (Так же как и мы.)
Не ищи в судьбе страданий, не стели им ложе –
осади на прозябанье в ложемент Земли.

11.
Вот вышла из сказки Золушка, – войдите в её положение:
в ней алого цвета кровушка, а принц, – он нездешнего зрения.
Он видел в ней, право, принцессу, а длань протянула – девчушка.
Он жил с ней в восторге инцестном, забыв, что любовь — не игрушка.

Одни только сказки на сладкое. Девчушка родила дитятко.
Юность на ласки падкая, на братство в любви без оглядки!
Принц на прощанье ни слова ей не сказал о терзании. –
В игрушечном счастье не ново прошлой любви заклание.

12.
Звонок в заливе лет – иголка в стоге сена,
вчерашних дней сгоревший первоцвет.
У стариков душа любить приспела,
хоть тело, словно выжимка-омела –
оно дошло до времени, дозрело:
увядшее – усохло, онемело,
остывшим сланцем в камень закипело,
но сердце вдруг воспрянуло, посмело,
содрав с окольных мыслей трафарет,
в чужое счастье вытащить билет.
…А будущего, собственно, и нет.

13.
Кабриолет дорогой ранней увозит тело в дальний край.
Так ситный хлеб всего желанней, хоть рядом стынет каравай.
И мы, отведав по горбушке, и, свесив брюшки между ног,
грустим, что съели на полушку, но ровно, сколько Бог помог.

Лишь он включает наши души на грустной осени напев...
Кабриолет всё глуше, глуше, но редко кто, за ним поспев,
перемежает солнцедарный, лучистый, марочный загар,
до поздней осени кумарный, как пылкий, плазменный корсар...

...Он в нас живёт, и греет веско, всех тех, кто рядом, и себя...
И зреет сон за занавеской – нектар земного бытия.

14.
Старые царедворцы нового короля
ищут место у трона, – головы без руля…
Лиц искривив гримасы в пряники-атташе,
давят житейской массой тех, кто остыл в душе,
тех, кто поддался с лёту, тех, кто на плахи встал –
головы их в пол-лета старый палач срезал...

Старые царедворцы нового короля
ищут в души колодце истины ментик зря.
Умер один правитель, править взойдёт иной –
истинный небожитель с устричной головой.

15.
Традиции Списка хранили в спецхране.
Туда заносили прижатых к Стене.
Их лица мелькали на фотоэкране,
чтоб после без писка исчезнуть в огне...

На фоне эпохи зернистые крохи
стыкались с оркестром усопших навек. –
Над каждою фоткой змеистые строки,
и пуля шла в лоб между смеженных век!

В традиции Списка – отсутствие риска,
легко истреблять созерцающих сны:
чуть только возникнет однажды приписка,
пора, мол, в расход... И прощай без весны!..

И только немногие, Списка не зная,
не стали плодами его урожая.

Все мы из одного кагала, одного родного ШТЕТЕЛЕ ИЕГУПЦА, и не нам друг дружке вечно варить нашу древнюю еврейскую кровь, и пытаться в очередной раз воссоздавать в столичном Киеве некое ДУХОВНОЕ ГЕТТО. Гетто не будет, старые господа! Против этих планов я подниму поэтов Земли! В том мое право и так мне велит поступать госпожа Жизнь!

---------------------------------------------------------------------
алеф, бейз, вейс, гимель – (идиш) –
наименование первых букв алфавита на идиш
Бачи – дядюшка (венг.)
Бадко – дядюшка (болг.)
Эсен, тренен – кушать, трахаться (идиш)
Даф'эн кэнен – надо уметь (идиш)
кагал – (идиш) – семья, род, община

2000-2003 гг.

Веле Штылвелд, 2003

Сертификат Поэзия.ру: серия 619 № 17371 от 30.07.2003

0 | 1 | 2705 | 25.04.2024. 14:17:51

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []