АРИФМЕТИКА ДОЖДЯ

Никогда не поздно обратиться к своим читателям, а они у меня, – спасибо судьбе, Интернет-ресурсу Поэзия.Ру и Господу, – есть! 24 апреля 2004 года мне исполнится пятьдесят. За эти годы из меня так и не получился приглаженный мурлыка своего новоявленного Отечества, за что, собственно, официозными "поэтами" ОРИЯНЫ я так и не был принят в НСПУ, даже при личной рекомендации (в 1997 г.) покойного Леонида Николаевича Вышеславского – прекрасного русского поэта ХХ-го века, члена НСПУ №2 с 1934 г. и старейшего члена Союза Писателей СССР, убитого в Киеве 22 декабря 2002 г. Вот почему сегодня приходится обращаться к таким же, как я, невеликим людям Земли, к таким же глубоко душевным сущностям нашей планеты. Помогите, пожалуйста, определиться с выбором тех произведений, которые было бы можно издать в юбилейном сборнике, отыщись на то у кого-нибудь деньги. Я хочу, чтобы этот сборник стал любим теми, кто будет помогать в его создании. Возможно, тогда отыщутся и достойные спонсоры. А пока, – меня регулярно читают, и, как видно, кому-то стихи мои интересны, но… Какие мысли вызывают они, какие чувства, – мне, увы, порою неведомо. Пишите, пожалуйста, кратко, но часто. А вдруг– на доверии – и возникнет очередная книга, которую будут зачитывать до дыр…
Мир Вашему дому! А штыл андер вельт! Веле Штылвелд

1.
Вот дом, в котором выбелены стены. В них серебристый маятник привстал
пред обликом не девочки Равенны, взошедшей на тревожный пьедестал.

Под нею – партитура дней вчерашних, над нею – растворились небеса,
а средь небес – заоблачные башни: незримые в них слышны голоса.

Не глоссолалий изгнанных изгоев, с небес сошедших к нам, земным, на миг,
а звуковые, звонкие гобои, сулящие ей счастье без вериг!

Но, чу! Она, не ведая об этом, ступает повседневно в мир забот,
в котором бьётся ранено планета, страна ее, народ ее и род.

2.
Симметрию мира направив на поиск оплаченных рент,
бои принимаем без правил, а души без солнечных лент.

В туманном, бесцветном узоре того, что не стало судьбой,
ныряем в житейское море, где сирый густой благостой.

И там обретаем участье таких же обломовых лет,
и их трехгрошовое счастье, и наше – в три сотни монет.

Смычки намастив канифолью, сживаемся с теми, кто глух. –
Таких не проймешь си-бемолю, таким отсифонило слух.

И все-таки: Моцарт – не Децил, вагон отворяется вдруг,
и к нам выпускает навстречу полсотни бредущих на звук.

Остывшая вечная тризна собой заполняет вокзал:
зловонием тел: – О, Отчизна! – Зловонием душ: – Криминал!

Отмыться б от этого с места, но Моцарт к истерикам глух:
ему, что дефолт без инцеста, ему, что Отчизна, что звук…

3.
Я считаю тайну капель в арифметике дождя.
Арифмометр-дозатор трансформирует шутя
трансурановый подстрочник… Вдруг дозиметра щелчок:
щелк-пощелк душа до точки.… И молчок!

Ритма рванного жалейка выдувает белый шум…
Образ вяжется: – Налей-ка… – Бум!
Украинцы, россияне, белорусы, где ваш Бог?
Эй, восточные славяне, щелк-пощелк!..
…
В вымирающем Полесье отпылал вчерашний век…
В век двенадцатый опали грусть и смех.
Пережив столетий вече, в миг наречье отошло
говорить по-человечьи: – РЕ-МЕ-С-ЛО!!!

Умирает древний говор, вымирает вещий род.
Выпить повод, вздрогнуть повод – мрет народ!
…
Где вчера жила Алеся –щелк-пощелк… И нет Полесья!
Разрыдался бы Куприн… Память – дым!

4.
Африканская закваска на украинских борщах.
Ой, какие детки сказка: жуть и страх!
Трудовые в доску будни у украинских блядей –
от заката до полудня вид мудей!

Упоительно и просто в полный рост
оторвались от погоста… И в разнос!
Украинские стожары, украинский секс…
Вся Европа задрожала… Экс…

Потому что срать в Европу прутся бляди всех мастей,
посылая тихо в жопу бред украинских властей.
На безвластии, в прорухе издрожалась мать-земля
черномазо смотрят внуки на славянские поля…

На славянское раздолье смотрит Азия легко,
Индостан, Вьетнам, афганцы:"Оцень хо!.."
Хоть налево, хоть направо: – Встала в позу – заплати!
Если нищая держава, прочь с пути!

Кто без СПИДа, без обиды, та, естественно, рожай,
чтобы вырваться в Европы… В урожай!
Бесхребетно, бесполезно, без мечты,
наплодили душ болезных я и ты…

Разномастные, простые аки твердь…
помнят Родина, Россия, шепчут: – Смерть!
С этим словом умирают тут и там
триста тысяч проституток по углам. –

Неприкаянных славянок всей земли.–
Мы с тобой их опустили я и ты!

5.
Космофобия… Космо… Гонишь через фибры рваной души!
В абсолютном космизме тонешь, во вселенской страдаешь глуши?

Ах, оставь, да не жрал я "суши", – их японская мать жует.
Дворовые засрали уши: дескать, пьет трудовой народ…

Дескать, к чайнику не случайно прямо пряники в неглиже…
Дескать, мы поимели тайну, а она и не тайна уже…

Дескать, все, что не по тарифу, не по норме, не в трафарет…
Обретает подобье мифа – много текста, а толку нет!

Перехлесты идей и судеб, пересортица прошлых снов –
много разных ослов нас судит, много мелких нарубит дров.

Но не вытравят "неотложку" из затравленных вечеров,
хоть из прожитых дел окрошку настругают за "будь здоров"!

Все расставят легко и просто, как по нотам, по страстным дням:
все восторги душ-переростков предадут на забвенье в хлам!

И получат гранды и баллы, и восторги окрестных дур,
потому что они – ШАКАЛЫ – обретаются в синекур:

Там, где пофиг терзаний сказка, где их сытая ждет фигня,
где по жизни даны отмазка и предательство – воронья…

6.
Он попытается сыграть еще одну игру.
Игра – она ему подстать, – в ней все, что на кону…
Поставит он в один момент в единственное: ВЕРЬ!
Но разобьет судьба на дерть ночного счастья дверь.

И в тирсе высохших минут он вспыхнет без огня,
грошовой страсти шалопут: ягненок, ангел, тля.
Взведен курок, таков оброк с грошового зверька:
он посылает в ствол боек, и не дрожит рука.

Сыграв до точки, до конца мозгами по стене,
оставит в мире труп юнца на память о себе…

7.
Мальчик плыл по синусоиде, зависая на петле.
Суицид не соизволите: мрак на белом полотне.
Он вчера езжал в троллейбусе, он вчера сидел в кафе,
он вчера метался в ребусе, – даст ли жизнь аутодафе?

Он глаза расзанавешивал на велюр роскошных ног:
все сидел и как бы взвешивал: смог бы он или не смог?
Роковое ожидание жизнью больше не горчит:
тощий мальчик, утро раннее – голова в петле торчит…

8.
Я сын остербайтера, внук командира погибшего взвода, я – прошлого ком,
когда-то сказали бы: внук бомбардира – комвзвода советских военных стрелков.

Строчи, пулеметчик! Свинцовые пули прожгли твое сердце – души саркофаг…
В курганах заволжских солдаты уснули, но враг не прошел вглубь степи ни на шаг!

У правды вчерашней – солдат медальоны, у правды грядущей – детей имена,
и внуков сминают в крови батальоны, и правнуки кровью багрят ордена.

Я – сын, внук и правнук, провидец, плейбой… Я – жертвенный агнец, я – бойни изгой.

9.
Отметить и отместь земные боль и месть,
осколки бытия собрать в один ковчег,
в котором – ты и я, как прежде, на века,
а подле, – над землей, – струится черный снег…

Во власти страшных сил, среди духовных зим,
ни слов предположить, ни руки наложить…
Проведаны давно все боли падежи,
и жуткое кино, и Черные Кижи…

Отметить и отместь земные сласть и власть,
равно как в лужу сесть, равно, как выбрать масть
все так же – невпопад, как прежде в домино:
костяшки вроде есть, а ходу не дано.

Не те вчерашних дел грядущие слова…
Что сделать я сумел? Все вымыслы, молва.

10.
Знаменосцем назначу СЕБЯ, ты – СЕБЯ, мы – ДРУГ ДРУГА… И баста!
Нам ли мчаться с тобой за моря – океанское счастье грабастать?

Отовсюду пустые звонки – пересуды Нью-Йорка и Хайфы –
семь колодцев кишкою тонки: в Песах-Тикве, и там – нету кайфа!

Нету "лайфа", любовь не в расчет. У любви ориянские будни –
она тихо по жизни бредет бессловесно-печальною блудней.

Нет знамений, чудес не зови. Ведь, по сути, любовь невесома,
не обхватишь ее, – се ля ви, на подобие снежного кома.

Черный снег у нее на губах, черный смех, черный грех, черный страх…

11.
Мысли крысятся озабочено среди жухлых вчерашних слов.
Дней рачительных червоточина – фраз изжеванных вязкий плов.

Кашевар – пиит незначительный непредвиденно запил вдруг
на окрысках дней изъявительных, к изъявлением внешним глух.

Оторвало его поколение президентов, банкиров рать –
генеральское изъявление, а ему и на то начхать…

Мысли точатся, а не крысятся – кашевар мечтает возвыситься.
У него в башке сленг мечтательный, в междустрочиях шибко матерный…
12:00 20 марта 2003 г.

12.
БАГДАТСКАЯ ПЕСННКА

В Багдаде "все спокойно", а дочь моя в Эйлате –
кровинушка в штафбате чужой большой войны.
А мы с тобой сегодня в домашнем маскхалате,
и буря в нашем доме не ведает вины…
REFRAIN:
И буря в нашем доме не ведает вины.

А, в общем, все не ново – так было, есть и будет:
на нефтяном Клондайке привычная гроза.
Но вновь на всем Востоке пылают в нефти люди,
и нет кому сегодня нажать на тормоза…

REFRAIN:
И нет кому сегодня нажать на тормоза.

Рыдает телефонно дочурка из Эйлата:
– У нас, израэлитов, смешной противогаз:
Бечевки на затылке, на носик – респиратор,
вмиг газ израэлитов волос лишит и глаз…

REFRAIN:
В миг газ израэлитов волос лишит и глаз.

В Багдаде "все спокойно", свечой пылают люди,
С начинкой смертоносной ракеты мчат в Залив.
Иракские снаряды взрываются в пустыне,
и газ несет пустыня в Эйлат и Тель-Авив…

REFRAIN:
И Ад несет пустыня в Эйлат и Тель-Авив.
W
Стихи разных лет: 1992-2003 гг.

Веле Штылвелд, 2003

Сертификат Поэзия.ру: серия 619 № 17052 от 14.07.2003

0 | 1 | 2783 | 19.04.2024. 07:08:33

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []