Джейн Хиршфилд "Мои протеины" и другое. Цикл

Джейн Хиршфилд Мои протеины
(С английского).

Во мне сыскался, говорят,
зудящий протеин -
полипептид натриуретик "Б" -
бредущий изнутри своей тропинкой
по позвоночнику.
Он и забавит, и жжёт, и мучит.

Всё тело стало вроде автострады
с отлично сделанной
дорожною развязкой.
Кусками рвусь на Север и на Юг.

Теперь во мне моих осталось клеток
десятая лишь часть.
Всё прочее - чужое.

И девяносто шесть процентов жизни - не мои.

Я вся, как говорят, -
одни бактерии да дрожжи;
мои родители да предки;
и все, кого люблю;
мои таксисты при айфонах;
мои дороги и мосты;
ворьё да сыщики,
что гонятся за мной же.

Я в протеинах, ясно это вижу,
вся - как в обёртке.

Нашла в кишащей толпами столице
спокойный угол,
где помещаю, будто блоки Лего,
скамейку, голубей
и сэндвич из ржаной муки
с горчицею и сыром.

Я ль это или нет ? -
Проголодалась,
сэндвич аппетитен.

Но сэндвич тот - не я.
Он - тайна,
которой никому
и не раскрыть и не усвоить.

Jane Hirshfield My proteins

They have discovered, they say,
the protein of itch -
natriuretic polypeptide b -
and that it travels its own distinct pathway
inside my spine.
As do pain, pleasure, and heat.

A body it seems is a highway,
a cloverleaf crossing
well built, well traversed.
Some of me going north, some going south.

Ninety percent of my cells, they have discovered,
are not my own person,
they are other beings inside me.

A ninety-six percent of my life is not my life.

Yet I, they say, am they -
my bacteria and yeasts,
my father and mother,
grandparents, lovers,
my drivers talking on cell phones,
my subways and bridges,
my thieves, my police
who chase my self night and day.

My proteins, apparently also me,
fold the shirts.

I find in this crowded metropolis
a quiet corner,
where I build of not-me Lego blocks
a bench,
pigeons, a sandwich
of rye bread, mustard, and cheese.

It is me and is not,
the hunger
that makes the sandwich good.

It is not me then is,
the sandwich -
a mystery neither of us
can fold, unfold, or consume.
Сентябрь,2013

Джейн Хиршфилд Рука
(С английского)

Рука - не горсть и не костяшки,

и не четыре пальца с большим впридачу,
не мышцы с жирной жёлтою ладошкой,
не связки, не запястье с дельтой вен.

Рука - не сплётка из волнистых линий
с бескрайней уймою несчастий,
о чём те предвещают.
Она - не белый лист
и не восторженное тело.

Рука - не для того, чтобы лепить
из губчатого вздувшегося теста,
она - не для того, чтоб гладить
или пачкать.

У клёна руки зелены;
они - не чашки для обильных ливней.
Они вытряхивают воду в открытое пространство.

В протянутой руке - единственный вопрос.

Он - без ответа. - Прожужжит, как пчёлка, пристанет к рою и улетит.

   
Jane Hirshfield A Hand
 
A hand is not four fingers and a thumb.

Nor is it palm and knuckles,
not ligaments or the fat's yellow pillow,
not tendons, star of the wristbone, meander of veins.

A hand is not the thick thatch of its lines
with their infinite dramas,
nor what it has written,
not on the page,
not on the ecstatic body.

Nor is the hand its meadows of holding, of shaping—
not sponge of rising yeast-bread,
not rotor pin's smoothness,
not ink.

The maple's green hands do not cup
the proliferant rain.
What empties itself falls into the place that is open.

A hand turned upward holds only a single, transparent question.

Unanswerable, humming like bees, it rises, swarms, departs.


Джейн Хиршфилд Последний автопортрет Рембрандта.
(С английского)

Мне снится много лет умершая собака.
Мы радуемся вновь во время этих встреч.
И мне она всегда приносит как подарок,

смотря какой сезон, различную листву.

Любое счастье не походит на несчастье,
как золотой кувшин на оловянный бак,
а эта живопись твердит нам однозначно:

и там и тут всё та же самая вода.


Jane Hirshfield Late Self-Portrait by Rembrandt  
 
The dog, dead for years, keeps coming back in the dream.
We look at each other there with the old joy.
It was always her gift to bring me into the present—

Which sleeps, changes, awakens, dresses, leaves.

Happiness and unhappiness
differ as a bucket hammered from gold differs from one of pressed tin,
this painting proposes.

Each carries the same water, it says.


Джейн Хиршфилд  Оптимизм
(С английского).

Мне всё сильнее нравится упругость -
но не упрямство всяческих подушек, чья набивка
всегда их возвращает к прежней форме -
а вечное упорное стремленье живых деревьев к свету вон из тени.
Их разум слеп, но у ветвей обычно тяга к Солнцу.
Такую же настойчивость я наблюдаю у рек и черепах,
у митохондрий, у всех созданий упорной неподатливой Земли.

Jane Hirshfield Optimism

More and more I have come to admire resilience.
Not the simple resistance of a pillow, whose foam
returns over and over to the same shape, but the sinuous
tenacity of a tree: finding the light newly blocked on one side,
it turns in another. A blind intelligence, true.
But out of such persistence arose turtles, rivers,
mitochondria, figs–all this resinous, unretractable earth.

Джейн Хиршфилд "Поэма" с сердцем, сжатым в кулаке.
(С английского).

Любой голыш, летя
в броске, нацелен.

Местоимения нам служат
заместо не произнесённых слов:
любимому сердечно скажем "ты",
эгоцентрист везде талдычит "Я",
а умник в выборе замен уклончив.

Всё спрятанное может удивить.

Ведь стол и тот прогнётся
под тайным грузом мятой писанины,
накопленной годами
в углах комода.

Оливки, двигаясь в рассольной ванне,
во внутренние поры набирают
немного едкой горькой соли.
Язык не ощутит её крупинок.

Пусть многое утаено,
пусть недосказано,
картофель подан был с петрушкой, с маслом,
и пуговицы все пришиты к месту.
А гости, побывав, отъехали в свой час.

Затем "Поэма" с мылом, тряскими руками,
омыла груди, ничего не маскируя.


Jane Hirshfield  Poem Holding Its Heart In One Fist

Each pebble in this world keeps
 its own counsel.
 
Certain words–these, for instance–
 may be keeping a pronoun hidden.
 Perhaps the lover’s you
 or the solipsist’s I.
 Perhaps the philosopher’s willowy it.
 
The concealment plainly delights.
 
Even a desk will gather
 its clutch of secret, half-crumpled papers,
 eased slowly, over years,
 behind the backs of drawers.
 
Olives adrift in the altering brine-bath
 etch onto their innermost pits
 a few furrowed salts that will never be found by the tongue.
 
Yet even with so much withheld,
 so much unspoken,
 potatoes are cooked with butter and parsley,
 and buttons affixed to their sweater.
 Invited guests arrive, then dutifully leave.
 
And this poem, afterward, washes its breasts
 with soap and trembling hands, disguising nothing.


Джейн Хиршфилд Стихи с двумя финалами.
(С английского).

При слове "смерть" покои мёрзнут,
кушетки замирают,
и лампы - тоже,
как белка, если вдруг учует чей-то взгляд.

Но повторяйте это слово,
и вещи станут шевелиться,
и ваша жизнь пойдёт рывками,
подобно темпу старых диафильмов.

Шепчите слово "смерть" секунда за секундой,
       держа его во рту,
оно вдруг зазвучит иначе,
как шум в универмаге
вокруг издохшего жука.

Смерть - жадина, она глотает всё живое.
Жизнь - тоже жадина и ест всю мертвечину.
Но им всё мало, никогда не наедятся,
и всё глотают, пожирая мир.

У жизни хватка не слабее хватки смерти.

(Но где ж пропавший, где исчезнувший любимый ?).


Jane Hirshfield Poem With Two Endings

 Say "death" and the whole room frizzes -
 even the couches stop moving,
 even the lamps.
 Like a squirrel suddenly aware it is being looked at.
 
Say the word continuously,
 and things begin to go forward.
 Your life takes on
 the jerky texture of an old film strip.
 
Continue saying it, hold it moment after moment inside the mouth,
 it becomes another syllable.
 A shopping mall swirls around the corpse of a beetle.
 
Death is voracious, it swallows all the living.
 Life is voracious, it swallows all the dead.
 neither is ever satisfied, neither is ever filled,
 each swallows and swallows the world.
 
The grip of life is as strong as the grip of death.
 
(but the vanished, the vanished beloved, o where?)


Джейн Хиршфилд Сувенир о ландшафте империи Сун.
(С английского).

Белее мытого камня,
сквозь листья бесцветным кругом смотрит луна.
Как много в ней яркого света !
Ниже, в горах,
потерявшихся в сновиденьях, -
крытый соломой домик.
Здесь, под луною, в горах,
он - пустяковая мелочь,
однако, при виде его, у путника
          взгляд отдыхает.
И сердце, раскрывшись,
здесь утешается милой безделкой.
И чашка зелёного чая - наше спасенье -
вдруг стала и глубже и шире - как озеро.


Jane Hirshfield Recalling A Sung Dynasty Landscape

Palest wash of stone-rubbed ink
 leaves open the moon: unpainted circle,
 how does it raise so much light?
 Below, the mountains
 lose themselves in dreaming
 a single, thatch-roofed hut.
 Not that the hut lends meaning
 to the mountains or the moon–
 it is a place to rest the eye after much traveling, is all.
 And the heart, unscrolled,
 is comforted by such small things:
 a cup of green tea rescues us, grows deep and large, a lake.


Джейн Хиршфилд Баланс
(С английского).

Сердечно признаю,
причины мне ясны.
Когда сильнейший
своим кнутом
наносит раны и казнит,
он должен быть прощён.

От засухи страдая,
прощает канна
от жажды издыхающего льва.
Когда её он схватит, не щадя,
высокомерно,
то жизнь она ему подарит.
И лев накормлен,
а канну и не вспомнит.

Как мало зёрен счастья
ложится в чашку, когда в другой лишь мрак.
В итоге у весов баланс.

Мир требует, чтоб мы
выказывали силу, и мы готовы.
Мир хочет большего, и мы даём.


Jane Hirshfield The Weighing

The heart's reasons
seen clearly,
even the hardest
will carry
its whip-marks and sadness
and must be forgiven.

As the drought-starved
eland forgives
the drought-starved lion
who finally takes her,
enters willingly then
the life she cannot refuse,
and is lion, is fed,
and does not remember the other.

So few grains of happiness
measured against all the dark
and still the scales balance.

The world asks of us
only the strength we have and we give it.
Then it asks more, and we give it.


Джейн Хиршфилд Ребус
(С английского)

Ты трудишься над тем, что получил:
над красной глиной горя и заботы,
потом над чёрной глиною упорства,
над глиною со вкусом небреженья,
над глиной с запахом речного дна и пыли.

Любая мысль - как жизнь, что прожита и что не состоялась.
Любое слово блюдо, что ты съел и что осталось на столе.
Бывает мёд настолько горький,
что ни один к нему не прикоснётся,
а глина всё возьмёт: мёд утомления и мёд тщеславия,
мёд страха и жестокости.

Такой вот ребус - ошибись или упрямься,
дно речки или прожитая жизнь.
Когда ж я, наконец, его прочту,
пускай не скоро, лишь бы верно,
не увлекаясь ни надеждою, ни страстью ?

Как сахар или соль меняют вкус воды,
так изменяет нас наш выбор.
Любые соглашенья и отказы -
как лестница, как наковальня или чаша.

Та лестница уводит нас во тьму,
та наковальня нас ведёт в молчанье,
а чаша продолжает быть пустой.

Так как понять вопрос, что задаёт мне глина ?


Jane Hirshfield Rebus

 You work with what you are given,
the red clay of grief,
the black clay of stubbornness going on after.
Clay that tastes of care or carelessness,
clay that smells of the bottoms of rivers or dust.

Each thought is a life you have lived or failed to live,
each word is a dish you have eaten or left on the table.
There are honeys so bitter
no one would willingly choose to take them.
The clay takes them: honey of weariness, honey of vanity,
honey of cruelty, fear.

This rebus - slip and stubbornness,
bottom of river, my own consumed life -
when will I learn to read it
plainly, slowly, uncolored by hope or desire?
Not to understand it, only to see.

As water given sugar sweetens, given salt grows salty,
we become our choices.
Each yes, each no continues,
this one a ladder, that one an anvil or cup.

The ladder leans into its darkness.
The anvil leans into its silence.
The cup sits empty.

How can I enter this question the clay has asked?


Джейн Хиршфилд Недолговечный товар
(С английского).

Срок годности продукта ограничен.
Так обозначено на упаковке.
Указан крайний день последнего глотка.

Невольно озираюсь.
Осматриваю руки.
Проверила колени.
Проинспектировала каждую подошву.

Разобралась с ботвой на помидорной грядке.
увидела недружных соек.

Гляжу под деревянный стол, на камни,
на чашки, на маслины, на сыры...
Несчастья, голод, страх -
и это всё исчезнет, хотя неведомо когда.

И тут внезапно ощутила
прилив чудного счастья -
как человек с нехилыми руками и крепкой глоткой
в часы, когда стихают звуки и улетают ароматы.

Jane Hirshfield  Perishable, It Said

Perishable, it said on the plastic container,
and below, in different ink,
the date to be used by, the last teaspoon consumed.

I found myself looking:
now at the back of each hand,
now inside the knees,
now turning over each foot to look at the sole.

Then at the leaves of the young tomato plants,
then at the arguing jays.

Under the wooden table and lifted stones, looking.
Coffee cups, olives, cheeses,
hunger, sorrow, fears—
these too would certainly vanish, without knowing when.

How suddenly then
the strange happiness took me,
like a man with strong hands and strong mouth,
inside that hour with its perishing perfumes and clashings.
Июль/Август 2009

Владимир Корман, поэтический перевод, 2017

Сертификат Поэзия.ру: серия 921 № 125196 от 30.01.2017

2 | 8 | 1400 | 20.04.2024. 16:33:27

Произведение оценили (+): ["Вячеслав Егиазаров", "Сергей Семёнов"]

Произведение оценили (-): []