К ныряльщику

Напиши мне, как в Пестуме время — всё так же тягуче,
и летит ли с горбатых олив золотая пыльца?
Исписав для тебя килограммы бумаги и тысячи ручек,
учусь созерцать,
потому что обратная связь есть такое же чудо,
как любая взаимность, как общий — понятный — язык.
Новый смысл, как всегда, усечён, подаётся на блюде.
Постигаю азы.
Если горечь и соль сочетаются — вызреет слово,
и когда упадёт оно, треснет под грузом земля.
Не хочу о любви.
Не могу.
Начиная аb ovo,
ограничимся яблоком — пользы сомнительной для.

Напиши мне, как Пестум — всё так же забыт и ничеен,
и шершавые плиты дорог никуда не ведут
толпы жадных до хлеба и зрелищ рабов-ротозеев?
Для оставшихся тут
ничего не меняется — впрочем, не в терминах дело:
что минута, что вечность — едино, раз времени нет.

...Помнишь, солнце к полудню горело, вода зеленела
и летела навстречу бессчётные тысячи лет,
а потом размыкалась, встречая, и снова сходилась,
открывая тепло и безбрежность утробы своей?
Первовкусие каждого — соль.
Причащение.
Милость.

Я стою у дверей
в полутьме между жизнью и смертью — и всё-таки к жизни
обращаются вдох перехода и творческий акт.

Что мне Пестум: три храма, гробница, замшелая пристань,
плиты древних дорог, виноградник, оливковый сад?
Всё прошло и ушло.

Остаётся любовь, да на фресках —
символ поиска и перехода.
В полёте застыв
за секунду до света,
за вечность до резкого всплеска, —
расскажи мне,
кто ты.  

Ирина Валерина, 2014

Сертификат Поэзия.ру: серия 1466 № 109048 от 17.12.2014

0 | 1 | 1369 | 19.04.2024. 20:00:03

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []