Ковры

* * * *

Зима наступала на пятки земли,
как тень от слепца в кинозале,
и вышла на лед, и тогда корабли -
до мачты насквозь промерзали.

И больше не будет ни Бога, ни зла
в твоем замороженном теле,
чтоб каждая мачта, желтея, росла -
соломинкой в страшном коктейле.

Чтоб жажды и мыслей последний купаж
хранить в саркофаге, как Припять,
и можно всех призраков, весь экипаж
из этой соломинки выпить.


КИММЕРИЯ

Заслезилась щепка в дверном глазке:
не сморгнуть, не выплеснуть с байстрюком,
из ключа, висящего на брелке -
отхлебнешь и ржавым заешь замком.

Покачнется кокон - пустой овал,
и под утро выпадет первый гвоздь:
я так долго двери не открывал,
что забыл о них и гулял насквозь.

Рукописный пепел к шайтан-башке
и звезда - окалиной на виске,
не найдешь коктебельский песок в носке -
набери в поисковике.


КОВРЫ

Уснули в шапках - зайцы и бобры,
под капельницей зреют помидоры,
и лишь не спят советские ковры,
мерцающие, словно мониторы:

где схвачены под правильным углом
медведи невысокого росточка,
как Шишкин прав, как вышит бурелом,
как, братец, гениальна эта строчка.

Павлин, олени в пятнах и росе,
багровый от волнения физалис,
из вышитых - пусть выжили не все,
и, слава богу, люди попадались.

Когда швеи устали от зверья,
от хвои, от рычания и пыли,
…и мы купили «Три богатыря»,
повесили на стену и прибили.

И вот теперь, исполненный седин,
гляжу в ковер, не покидая ложа:
…гэбэшник Муромец, Добрынюшка раввин,
гей-активист Попович ибн Алёша.


ФЛЕЙТА

Люди подешевели, массовка подорожала,
выкупил из ломбарда свое добро:
это футляр для флейты,
в котором хранится жало,
«Где твое жало?», - спросят меня в метро.

Вот мое жало, сейчас я на нем сыграю -
старый пчелиный реквием по цветам,
будет ужален Петр: апостол бежит к сараю,
чтоб приложить алоэ - к святым местам.


ПОД НАВОЛОЧКОЙ

Каравайчук проветривал рояль,
похожий на отрезанное ухо,
а за окном потрескивала сухо
неоновая вывеска «Халяль»,
он думал: «Что такое – валасухо,
зачем слова сливаются в печаль?»

Каравайчук, не поднимая век:
пил медленную водку из фужера,
и воздух, захмелевший от кошера,
вдыхал совсем другой – Каравайгек,
как Навои, лишенный Алишера,
и все таки, по прежнему, узбек.

Который аксакал и старожил,
а был ли мальчик киевский на свете,
отчалил в Питер, где побыть решил
волшебницей, старушкою в берете?
Он снял берет, он наволочку сшил,
надел ее на голову планете.

И я узрел ненадобность вещей,
и отзвучал фальшивый блеск эмали,
…а помнишь мы ходили без ушей,
и стекловату к ранам прижимали?

Александр Кабанов, 2013

Сертификат Поэзия.ру: серия 554 № 101856 от 05.11.2013

1 | 5 | 3412 | 19.04.2024. 17:35:29

Произведение оценили (+): ["Анатолий Мельник"]

Произведение оценили (-): []