Янтарь
Возле моря янтари
После шторма собери.
В каждой капле янтаря
Разгорается заря.
Зерна грубые таят
Твой восход и мой закат.
Отшлифуем, и, горя,
Засияют наши "Я".
По мотивам стихотворения латышского поэта Олафа Гутманиса
"Raupjus dzintargraudus..." ("Грубые ятарные зерна...")
Завывает ветер вьюжный,
Ветер северный, не южный,
И поземку, как змею,
Завивает буквой "Ю".
Рифма-Эхо у Поэта
Прогостила целый год,
Распевала с ним сонеты,
А теперь в горах живет.
– Все стихи, – хохочет Эхо,
– Хи-хи-хи, сонет – нет-нет!
А Поэту не до смеха –
Он без Эха не поэт.
Твёрдый знак и мягкий знак...
Их работа -- не пустяк:
Звуков не обозначают,
Но без них нельзя никак.
Возле печки мальчик сел,
Пирожок с вареньем съел,
А за печкой -- темный угол,
Где лежат дрова и уголь,
Огненных объятий пыл
Превратит поленья в пыль.
Перепутка
В роще, щелкая, свища,
Щебетали два леща,
А не дне, где полумгла,
Важно плыли два щегла.
С буквой «Щ» теперь ищи,
Где щеглы, а где лещи!
***
Чугунок на стол таща,
Угощала буква «Щ»:
-- Уважаемый Кощей,
Ты моих отведай щей!
Есть ли где вкуснее щи?
Нет! И Даже не ищи!
Щей отведал царь Кощей,
Только стал еще тощей…
Служит слову буква «Ш»,
Шелестя, шепча, шурша:
У мартышки острый ум,
Все мальчишки любят шум,
Шхуна огибает мель
Загудел в ромашке шмель,
Не наденет шубы утка…
Буквой «Ш» служить – не шутка!
Сердце коготком цепляет
В старой сказке буква «Ц»,
В дивном красочном начале,
В чудных присказках, в конце:
Царь, царица, цепь, темница,
Цель, царевна, удалец,
Цокот, кладенец, водица,
Добрый молодец, конец…
***
Дочь не могут отыскать
Царь-отец, царица-мать.
Ищут-ищут во дворце,
А царевна на крыльце
Кормит третий час подряд
Желтых маленьких цыплят.
***
Во дворе играют в прятки
Цап-царап и Цып-цып-цып
У колодца, возле кадки,
Мнут на грядке огурцы.
Я котенка Цап-царапа
Прячу в кухню от греха.
-- Подрастет, -- смеется папа, --
Будешь прятать петуха!
Фёкла фыркала, фырчала,
Руки в боки уперев.
-- Фи! - бабуля заворчала.
-- Я не "фи", я буква "Ф"!
***
Фигли-мигли, футы-нуты --
странный слышится напев.
К нам явилась (ручки гнуты)
Фантазерка буква "Ф".
Обещал нам рыболов
Замечательный улов.
-- Где же к ужину уха?
-- Это удочка плоха...
***
С папой буквы мы учили.
Мне две палочки вручили.
Букву "У" сложить я смог --
Это просто уголок.
***
Вот улитка ест траву
В парке у дорожки.
И совсем, как буква "У",
У улитки рожки.
Может множество чудес
Сделать серпик буквы "С".
Вмиг изменит слово он:
Тройка -- стройка, тон и стон,
А пушистый лисий мех
Превратит он в звонкий смех!
С буквой «Р» немало слов
Есть в названиях грибов,
И сама немного тоже
Буква «Р» на гриб похожа.
Подберезовики в ряд
Под березою стоят,
Знает опытный грибник
Рыжик, груздь и боровик.
С этой буквой поутру
Я в бору грибы беру.
***
Буква «Р» напоминает
Каплю влаги на травинке.
Чудо-радуга сияет
В самой маленькой росинке.
***
Берег-берег, бережок
Нашу речку бережёт.
Берег нужен, чтоб беречь
Речки ласковую речь.
Букву «П», как теремок,
Паша рисовал,
Стены есть и потолок,
Только пол пропал.
***
Мы на пасеке, где в ряд
Ульи-домики стоят
И отведать вкусный мед
Приглашает пчеловод.
***
Помогает буква «П»
Нам на тренировке
Планку верхнюю в прыжке
Взять с разбегу ловко.
***
Паутину сплел паук,
Встали буквы в легкий круг,
Вся в росинках на тропе
Засияла буква «П».
***
На дороге -- на пути
Ярко буква «П» блестит.
Знаем мы: найти подкову –
Значит, счастье обрести.
***
Буква «П» всегда готова
В дальний путь вести меня,
Потому что «П» -- подкова
Для любимого коня
Или парус одинокий,
Иль палатка у ручья.
С этой буквой в путь далекий
Не страшусь пуститься я.
Заучили Оля с Полей
Букву «О» быстрей, чем в школе,
Потому что две подружки
Ели бублики и сушки.
***
Огородник дядя Коля
Сорняки на грядке полет.
Ни осока, ни осот
Не проникнут в огород.
Будет много овощей
Для салатов и для щей.
***
Я рисую водоём,
Остров в озере моем.
Это буква «О» качает
Серых уток, белых чаек.
Буква «Н» весьма сурова,
Ненавидит слово «Да».
– Нет! – твердит опять и снова.
– Ни за что и никогда!
***
Буква «Н» – как пианино.
Крышку тихо подними
И сыграй ноктюрн старинный
Или нотки: до-ре-ми.
Если кинуть мяч повыше,
Упадет он, а затем
Вновь подпрыгнет и напишет
Прямо в небе букву «М».
***
Махаон и мотылек
Сели рядом на пенек,
Чтобы стало видно всем
Две красивых буквы «М».
***
Думать следует, ребята,
Обо всём и надо всем,
Потому что мысль крылата,
Ну совсем, как буква «М».
Вдаль, за тридевять земель,
Легкой лебединой стаей
Улетает буква «Эль».
Это лето улетает…
***
За окном сосулька тает,
За окном звенит капель –
Плачет, зиму провожая,
Ледяная буква «Эль».
***
«Эль» чудачкою слыла,
И не без причин:
Лапоток себе сплела,
Но всего один.
***
Букву «Эль» мы любим, люди,
Каждый букве рад:
Там, где все друг друга любят,
Всё идёт на лад.
***
Если на часах два двадцать,
То они наверняка,
Можешь и не сомневаться,
Нам покажут букву «К».
***
Нам напомнит букву «К»
Яркий луч от маяка,
И корабль, ему послушный,
В порт придет издалека.
***
Как-то, сидя в кинозале,
От экрана до стены –
Букву «К» мы увидали
Преогромной вышины.
***
Означает буква «К»
Звук глухой, как треск сучка.
И из двух сучков составишь
Букву «К» наверняка.
***
Погляди на ветку клёна,
Где качается слегка
Много «носиков» зелёных:
Каждый – словно буква «К»!
Буква «И» -- полёт смычка,
И звучит она, как скрипка.
Буква «Й» скромней слегка,
Но над ней -- её улыбка.
***
Постоянно буква «И»
Всем твердит: Друзья мои!
«Й» качает головой:
Друг – один, любимый, мой…
***
Громко пела буква «И»,
С ней – ручьи и соловьи.
Буква «Й» сказала: Ой!
Не могу я петь с тобой…
Голос мой не так звучит,
Ойкнет он и замолчит.
***
Раз Незнайка от врача,
Быстро выскочил, крича:
-- Ой, ой, ой, зачем же йод?
Я боюсь его, он жжет!
***
На пляже пляшем на закате
Топ-лесс, спасибо, что в трусах.
Сегодня в городе Бич-пати,
Короче, пляжная туса.
Кругом прожекторы, ограды,
Нет, вышек нет. Песок и соль.
Психоделически с эстрады
Воркует томный Мумий Тролль.
Когда небесный свет померкнет,
Угаснет яростный закат,
Тогда узоры фейерверков
Ночную синь избороздят.
А после огненной работы
Растает в небе навсегда,
Как звук иной, нездешней, ноты,
Нерукотворная звезда.
***
Когда прибоя величье –
Рефрен к торжеству заката,
Так чудно обличье птичье,
Трепетно и крылато,
А крик исполнен тревоги,
Отчаянья и печали.
О чем вы грезили, боги,
Когда создавали чаек?
Белые крылья остры
На грани бездны и бездны.
В море дробятся звезды,
В небе они исчезли.
Синей туманной ночью
На полосе прибоя
Изредка чайки хохочут
Над нашей бескрылой судьбою.
***
Бедна одежда, грубы башмаки,
Но лишь ему подвластен гул органа,
Он кормит стаю ангелов с руки
В полях небесных, тайных и туманных.
Гармонию и неба, и земли,
Небесных сфер и существо, и душу,
Благую весть, что ангелы несли,
Он просто отдает: бери и слушай.
Нет, не поет от рук его орган,
А просто дышит в такт вселенским безднам,
Он божья дудка -- бедный музыкант.
Играет мессу в нашей церкви местной.
26июля 2009 года
***
Буква «З» -- особый знак,
Странный и чудесный,
Он походит на зигзаг
Молнии небесной.
Вспышка, грохот – и во мгле
Льют дожди проворно,
Чтобы зрели на земле
Золотые зерна.
***
Буквой «З» морозные
Окна разузорены,
Зимним утром – розовы,
Вечером – лазоревы.
Не жалеет инея
Зимушка-красавица,
Буква ее имени
Всем должна понравиться.
Вне конкурса:
***
Буква «З» -- два завитка,
И она похожа
На смешного червяка
И на змейку тоже.
***
Зазвенел в ночи комар:
-- Знаешь, кто я? Твой кошмар!
Закусаю и заем,
А не съем, так надоем!
***
Гусенице раз змея
Молвит:
-- Чем мы не семья?
Хочешь, мы с тобой вдвоём
Дальше вместе поползём?
-- Стану бабочкой, взлечу
И умчу, куда хочу!
Буква «З» -- два завитка,
И она похожа
На смешного червяка
И на змейку тоже.
***
Букву «З» запомнить просто (с) –
В ней всего два завитка,
Но один – большого роста,
А второй – малыш пока.
***
Буква «З» -- особый знак,
Странный и чудесный,
Он походит на зигзаг
Молнии небесной,
На скорлупки от яйца,
Что, как колыбели,
Были домом для птенца,
Только опустели.
О любви и о грозе
Нам расскажет буква «З».
***
Букву «Ж» увидел Жук,
Облетел её вокруг
И сказал: «И я хорош
И на жвёждочку похож!»
***
Жук считать устал уже,
Сколько ног у буквы «Ж».
-- Не хочу ее считать,
А хочу ее жужжать!
(В соавторстве с Марией Криль).
***
Вот снежинки закружили,
Всё вокруг бело уже.
Мы на варежки ловили
Буквы! Честно! Буквы «Ж»!
***
В облаках на вираже
Зажужжала буква «Ж».
Эту букву вертолет
На своей спине несет.
***
Жернова кружат, кружат,
Жернова жужжат, жужжат.
Меж полями – на меже
Мельница, как буква «Ж».
***
Буква "Ё" и буква "Е" -
Это две сестрички,
Но одна вплела себе
Ленточки в косички.
***
Есть у Ёжика в семье
Дочки-буквы "Ё" и "Е".
Ёжик сказывал им сказки
О своём житье-бытье.
Буква "Ё" закрыла глазки,
Превратилась в букву "Е".
Мать-Ежиха дочь будила,
А лентяйка не встает.
Буква "Е" глаза открыла,
Превратилась в букву "Ё".
Обе дочки хороши,
Да запутались Ежи.
Задачка-подначка
Ёрш на Ёжика похож.
Чем? Да спинкой колкой.
На Ерша походит Ёж.
Он живет под ёлкой.
Отвечай, честной народ,
Кто из них в лесу живет?
***
Буква "Д", конечно, дом,
Тот, в котором мы живем,
Дом, где любят нас и ждут,
Где добро, тепло, уют...
***
-- Динь-динь-Дина!
Динь-динь-дон! --
Раздается перезвон.
Что случилось? Да у Дины
Колокольчик есть старинный.
Дон! Как буква "Д" на вид.
Динь! Про Дину говорит.
***
Глянь, на стройке буква "Г"
На громаднейшей ноге
И до неба головой --
Кран подъемный грузовой.
***
Говорливая горилла
Гамадрилу говорила:
"Приезжает друг гиббон,
Посылает Вам поклон!"
А горилле гамадрил
Про гиббона говорил:
"Он - примат и я - примат,
Я его приезду рад!"
***
Букву "В" мы рисовали,
"В" похожа на волну.
Словом "веди" называли
Эту букву в старину.
Пусть услышат все соседи,
Папа, мама и друзья!
Я кричу; "Аз-буки-веди!" --
Значит, буквы знаю я!
***
Ветром паруса надуты,
Впереди девятый вал.
Так художник в пол-минуты
Букву "В" нарисовал.
***
Прилетел на грядку ворон,
А за ним и воробей.
Закричала Варя: "Вор он!",
Влад прибавил: "Вора бей!".
***
Буква «Б», иначе –«буки»
Вслед за буквой «А» идет.
-- «Аз да буки – все науки», --
Говорит о них народ.
***
Барабанным боем «Б»
Заявляет о себе
И с достоинством несет
Замечательный живот.
***
Бабочка сложила крылья,
Села на руку тебе.
-- Что ты видишь?, -- мы спросили,
Ты ответил: «Букву «Б»!».
Вступление
Книжка – домик. Мы откроем,
Словно дверцу, переплет,
И подумаем с тобою:
Кто же в домике живет?
На страничке, как солдаты,
Буквы выстроились в ряд.
Это Азбука, ребята!
Буквы с нами говорят.
Скажут небыли и были,
Сложат сказку и рассказ.
Двое братьев сотворили
Эту Азбуку для нас.
Помнят их теперь в народе,
И мы тоже повторим:
Светлой памяти, Мефодий,
Доброй памяти, Кирилл!
Буква А*
Алой аркой засияла
Буква первая для нас:
Нашей Азбуки начало –
А! А по старинке -- "аз".
* Примечание: Каюсь, арку украла, стиш сконструировала... В конкурсе не участия не принимаю.
Буква первая у нас –
А! А по старинке – АЗ.
Как шалашик буква А,
В шалаше живут слова:
Аист, Астра, Апельсин,
Арфа, Ангел, Аладдин.
Аты-баты! Алфавит
Букве А вослед стоит.
***
Буква А весьма научна,
С ней тебе не будет скучно:
Смотрит в небо Астроном,
Архитектор строит дом.
Словно циркуль, буква А
Чертит умные слова:
Атмосфера, Анилин,
Амфибрахий, Альбумин…
После школы Аттестат
Получить ты будешь рад!
Сестра моего деда рассказывала мне, что в мае 1941 и в мае 1945 годов грозы в Ленинградской области были особенно сильны. А может быть, ей просто так казалось.
Мы шли с тобою по долинам мая,
И мы из света попадали в тень,
Душистую черемуху ломая,
Прохладную лиловую сирень.
Легко ладонь к ладони прижимая,
Уста к устам, как в жаркий день к воде,
Мы шли с тобою по долинам мая,
Никак не помышляя о беде.
Над нами ночи белые вставали
Сияющей неведомой страной.
И только грозы нас предупреждали
О самой белой… черной ночи той…
Пришла она, железом громыхая,
И отделила огненной стеной
Мир юности, черемухи и мая
От долгих лет, наполненных войной.
***
В годы ратной доблести и славы,
Подвигов бессмертных боевых
Горестно рыдали ярославны
О князьях, о мальчиках своих:
Я взовьюсь кукушкой сизокрылой,
Жаворонком в травы упаду,
В те, где ты, единственный мой, милый,
Мечешься в горячечном бреду.
Я росой твои омою раны,
Я заставлю сумрак грозовой
Отступить от воинского стана
И пролиться в поле над травой.
Ветер буйный и речные воды,
Солнце ярое на помощь призову,
Отведу все беды и невзгоды,
Постелю шелковую траву.
Ждать тебя я буду утром ясным:
Голубь белый прилетал во сне.
Будет самым светлым и прекрасным
День, когда вернешься ты ко мне…
***
Весна сияла над истерзанной землею
И лился сок израненных стволов,
Май пробивался клейкою листвою,
Травою, звездами лесных цветов.
И заливался ночью трелью звонкой
Соловушка в сиреневом кусте,
Но горестное слово «похоронка»
Звучало, словно выстрел в темноте.
И грозы, грозы майские гремели:
Посевы горя тоже ливня ждут.
Май омывал их в дождевой купели
И отдавал им воинский салют.
***
И шла к тебе я по долинам мая,
И я из света попадала в тень,
Душистую черемуху ломая,
Холодную лиловую сирень.
Памяти матери
Мать говорила о войне
Спокойно, без надрыва:
-Тыл. Красноярск. Мороз и снег.
Студёно, но красиво:
С утра у булочной стоим
В очередях за хлебом,
Так ватными столбами дым,
Как в сказке – держит небо.
Мы помечали, кто как мог,
Черняшки четвертушку:
Я отгрызала уголок,
Брат Юрка брал горбушку.
…
Ходили в госпиталь не раз,
И, помню, втихомолку,
Сюрприз устроил пятый класс:
Внесли в палату елку.
Мы песни пели, был балет,
А я стихи читала.
Мне раненый сказал: – Поэт!
Хотелось… Да не стала.
…
Белье стирать – на Енисей.
Там, около плотины,
Вода всегда была теплей,
Пройдя сквозь вал турбины.
Притащишь тазик – бабка в крик:
Мол, на сорочке – пятна,
И не отстиран воротник!
Я – с тазиком – обратно.
А крупное белье с золой
В бачке у нас кипело.
И мыла не было порой,
А становилось белым.
…
Добытчик Юрка был, хоть мал.
Принес мне раз – БОТИНКИ!
Он папиросы набивал
И торговал на рынке.
Все в дом тащил: полпирога
И парочку морковок.
А то – кружочек молока -
Был парень очень ловок…
…
Да, голь на выдумки хитра!
Раз нет чернил в продаже,
Ребята нашего двора
Их сделают из сажи.
Тетрадей не было? Ну что ж!
Газетный взяв листочек,
Нарежешь, нитками сошьешь
И пишешь между строчек.
На партах ставили с утра
Из баночек моргушки,
Воспринималось – как игра.
Нам в детстве все – игрушки!
…
Раз лампочка под потолком
Светила в треть накала,
То стул я ставила на стол,
Взбиралась и читала.
- Да где ж ты? – мать меня звала.
- Сижу на верхотуре!
Да, высока она была -
Любовь к литературе…
…
Лишь раз отец приехал наш.
Явился спозаранку,
Привез американский фарш
В высоких узких банках.
И этот папин аромат
Прокуренной шинели
Всю жизнь милей мне во сто крат
Прославленной "шанели"…
…
Так вспоминала мать всегда -
Спокойно и шутливо.
Военным было детство? Да.
И все-таки - счастливым.
ВСТУПЛЕНИЕ
Мне приснилась поэма ночи
В жарком мареве летнего дня,
И она уходить не хочет,
Не желает покинуть меня.
Приласкает в мгновенном объятье,
Легкой тенью мелькнет на стене,
Силуэтом, музыкой, платьем,
Потревожит в недолгом сне
Черной кошкой ляжет на грудь
И не даст до утра уснуть.
То покажет краешек моря,
Где кончается путь земной,
То мелькнет на лесном косогоре -
Рыжей белкой над рыжей сосной.
То рассыплется смехом гулким
У забитых старых дверей,
Там, где гаснут в глухом переулке
Лики светлые фонарей,
Но лежит, как звезда, золотист,
На брусчатке кленовый лист.
Шепчет тихо: - Вот ключик, вот дверца,
Ты войди и найди слова,
Только помни, что память сердца,
Память слова - вечно жива.
Мне приснилась Поэма Ночи,
Говорит: - Давай, не молчи,
Если слово сказаться хочет.
Ты его не спрячешь в ночи.
Ветром дунет иль громом грянет...
Хорошенько его проси
Гимном стать златоустой Анне,
Светлой Анне Всея Руси.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Хозяйка бала
(невская фантазия)
Вздор, вздор, вздор! – От такого вздора
Я седою сделаюсь скоро!
А.А.
Я совсем не хотела, поверьте,
Поворачивать время вспять,
Но хотела бы после смерти
В город этот вернуться опять.
Вновь возникнув, травинкой ли, птицей,
Превратившись в летучий прах,
Обязательно возвратиться
В этот город на зеркалах…
Город странный и страшный, как небыль,
Столп на площади – перст судьбы,
Как мосты, ведущие в небо,
Кони, вставшие на дыбы.
И лежит он на Невской длани,
Как игрушка слепых стихий,
Город этот, – страшен и странен -
Нам дарованный за грехи.
Зимы долгие. Влажный холод.
Низкий сумрачный небосклон.
И струится серебряный город
В застывающих водах, как сон.
Белой ночью, нежарким летом,
У гранитных северных скал
Он сияет нездешним светом
Как огнем отраженным опал.
Был он создан без промедленья,
Четкий, словно росчерк пера,
Символ русского возрожденья,
По железной воле Петра.
Только Смерть сама подсчитала,
Сколько сложено русских костей
Под зеленой рябью каналов
И брусчаткою площадей.
***
Над Невой веет ветер вьюжный,
Прахом снежным слепит глаза,
Но светильников нитью жемчужной
Загорается Белый зал.
- Вы куда?
- К златоустой Анне.
Обозначен, словно во сне,
Легкой линией Модильяни
Четкий профиль на белой стене.
Где-то там, на юге, в Париже,
В Люксембургском саду вдвоем,
Как под неким символом крыши,
Под огромным черным зонтом…
И звучат подобьем рефрена
К передблокадной последней зиме
На два голоса строки Верлена,
И Бодлера. И Малларме.
***
Славен Питер. Но в Ленинграде
Заметался серебряный снег,
И в таинственном маскараде
К ней явился серебряный век.
В дни, когда умирала эпоха,
По Европе катилась чума,
Эхо звука легчайшего вздоха
Принесла предвоенная тьма.
В этот вечер странные гости
Собрались у ее стола,
Те, чьи кости на старом погосте
Вьюга намертво замела.
И в прихожей сброшены шпаги,
Слышно: в зале гудит карнавал…
В это время кто-то в Гулаге
Залетейскою тенью стал.
Белый зал работы Кваренги
Тронут тлением. Стерт паркет.
В зеркалах томятся шеренги
Отражений тех, кого нет…
Но порхают крылья Эола
В ледяных бесплотных руках,
И беспечно ведут разговоры
Те, чье имя – туман и прах.
***
Гаснут полусгоревшие свечи,
Поздно. Гости стремятся прочь.
Маскарадный призрачный вечер
Переходит в рваную ночь.
Лунный диск плывет над Невою,
Пробираясь в ночи, как тать,
В Белом зале останутся двое
У камина ночь коротать.
Золотая живая груда
Углей разом рассыплется вдруг,
Сохнут губы. И очень трудно
Избежать настойчивых рук.
Тишина воцаряется в зале,
Окна тонут в морозной пыли.
Вянет черная роза в бокале
Золотого, как небо аи…
За окном метельные вздохи,
Но огнем освещен потолок
И трагический тенор эпохи
Возлежит у царственных ног.
Их в любовники записала
Современная им молва,
Их она воедино связала,
И была, несомненно, права.
Но венчал их Дворец Фонтанный,
И заброшенный Белый зал
Стыл в ночи громадой туманной.
И чужих портретов глаза,
И бесплотных призраков руки
Неживого свели с живой.
Двух свирелей щемящие звуки
Обнялись над седой Невой.
Им навечно дружить домами.
Дом поэта - посмертный том.
Им навечно дружить томами,
В нашей памяти жить вдвоем.
***
Каюсь, я придумала это
Или видела в странном сне.
Потревожила честь поэтов…
Только дело совсем не во мне.
Дело в городе. В том, чьи парки,
Реки, статуи и сады
Темной ночью и в полдень яркий
Создают ощущенье беды,
Где бесплотные бродят тени,
Где струится державно Нева.
В этом городе связь поколений,
Как нигде в России, жива.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Изгнанник
(Александр и Анна)
…Когда в тени густых аллей
я слушал клики лебедей,
на воды светлые взирая…
А.П.
Ей случалось путать столетья:
В парке древние дерева…
На коре их следы отметин,
Неразборчивые слова.
А под ивой серебряной светлой
На заросшем сыром островке
Смуглый отрок сидел неприметно
С треуголкой в левой руке.
Царскосельских садов аллеи
Создавались для двойников.
Он сюда уходил из Лицея,
Оглушенный гулом стихов.
И они, друг друга не зная,
В тихом парке, объятом сном,
От наставников убегая,
По аллеям бродили вдвоем.
Было душно. Сгущался воздух.
Что в нем? Счастье или беда?
Белых лилий нежные звезды
Чуть качала вода пруда.
И, когда начинался ливень,
Он, к Лицею легко идя,
Платье, белых белее лилий,
Различал в потоках дождя.
И она замирала в печали:
Шум шагов прозвучал и стих…
Так в пространстве они совпали,
Времена разлучили их.
И потом так не раз бывало:
Вдруг почудится странный взгляд –
То в толпе, то в сумятице бала,
То у невских гранитных оград.
Целый мир был для них чужбиной,
А отечеством – царство снов,
Зазеркалий чистых глубины
И волшебный туман стихов.
***
Есть ли в мире город красивей –
Петербург, Петроград, Ленинград…
Он стоит у ворот России,
Как привратник у райских врат.
У него сразу три названья,
И за каждым – смена эпох,
И за каждым – слова покаянья
И народа горестный вздох.
Говорят, что здесь бродят тени
Тех, кого уже в мире нет,
Жертв истории и преступлений…
А еще – тут погиб поэт.
Он, казалось, предчувствовал это –
Видно каждый поэт – пророк,
И на все вопросы ответы
Получает он в виде строк.
Знать, дана поэтам от Бога
Подорожная. Белый снег,
Санный путь и луна. А дорога –
Полосатые версты одне.
Ей случалось путать столетья…
Пить стихов его жгучий зной,
За судьбу его быть в ответе,
В роли ангела за спиной.
Донна Анна! О, донна Анна!
Гул столетий, ангелов рать,
Колокольный звон, гул органа
И небесная благодать.
Донна Анна, ангел хранитель!
Сохрани его, сохрани!
Но так много печальных событий
И непоправимы они…
К берегам Псковы и Великой
Подорожная привела.
С белых башен его окликнули…
И отпели
колокола.
***
Из Одессы, скушной и пыльной,
От скалистых морских берегов,
Нескончаемой степью ковыльной –
На Чернигов, на Могилев –
И в именье. Он вновь в изгнанье.
Где? В гнезде своем родовом.
На забвение и молчанье
Обреченный глупым письмом.
Вреден север, юг также вреден…
И придется ему опять,
Петербургской свободой бредя,
Поворачивать время вспять.
Он метался, как в клетке птица.
И в тревожных, но ярких снах
Вдруг явились странные лица:
Мертвый мальчик, беглый монах.
Обрели очертанья картины:
То корчма, то царский дворец.
И лукавая речь Марины.
И алмазный ее венец.
И стихия народной речи
В нем горела, кипела, жгла.
И мерцали келейные свечи,
И гудели колокола.
Было много знамений и знаков,
Волновались Польша, Литва,
Строил козни лукавый Краков
И гремела набатом Москва.
Он там был… Морозный и колкий
Сек лицо на площади снег,
И хлестали слова Николки
Про Борисов Иродов грех.
А потом, позабыв приличья,
Босиком он плясал один.
И хвалил себя, по мужичьи:
- Ай, да Пушкин! Ай, сукин сын!
Так он понял: царям поэта
Нет резона воли лишать.
Чем он дале от блеска света,
Тем свободней его душа.
***
Надо ж было такому случиться –
Таково судьбы ремесло,
Что еще одну пленную птицу
Вдруг в Тригорское занесло.
И опять: тоска и томленье,
Петербург, Одесса, Москва…
Мимолетны, но ярки виденья,
Искрометны, но грустны слова.
Наплывает памятный вечер,
Игры, литературный салон,
Болтовня, мимолетная встреча –
Он шутлив, он почти влюблен.
Ничего поэту не надо,
Сам себе пророча беду,
Он готов затевать шарады
Где угодно, даже в аду,
Он готов вести разговоры
Напролет всю ночь до утра,
Пока статуя Командора
Не промолвит ему: пора!
Голос, лунным пронизанный светом,
Взгляд лукавый, девичий стан,
Позже будут воспеты поэтом
Донна Анна и Дон Гуан…
В этом есть какая-то тайна:
О любви и помину нет,
Но вот имя ее не случайно
Излучает магический свет.
Он читает лето, как книгу,
Он в аллею входит, как в храм
И летят его письма в Ригу
По веселым ее следам.
Белла донна, о донна Анна!
Звон малиновый колоколов
Накрывает рокот органа:
Рига – город дел, а не слов.
В узких улочках старой Риги ,
Деловитой, мастеровой ,
Шили платья, пекли ковриги,
Торговали льном и пенькой.
Здесь не только улочки Узки –
Даже окна и двери узкИ.
Но всегда говорили по-русски
Все надменные пруссаки…
Через два столетья упрямо,
Видят Ригу его глаза
От подножия русского храма,
Со двора - где концертный зал.
Рядом – женщина. И обманно
Вдруг сливаются имена:
Донна Анна.. О, донна Анна!
Анна… гулкая тишина…
***
Ей случалось путать столетья…
Вновь звучит колокольный звон.
Петербург – лучший город на свете,
Погруженный в призрачный сон,
В звон бессмертных строк погруженный,
Заключенный в рамы зеркал,
В безднах памяти отраженный,
Им любовью и мукой стал…
***
Я совсем не хотела, поверьте,
Поворачивать время вспять.
Но вернуться бы...Пусть после смерти
В этом городе тенью стать.
Вновь возникнув, травинкой ли, птицей,
Превратившись в летучий прах,
Обязательно возвратиться
В этот город на зеркалах…
Петербург (тогда Ленинград) 1989
Лиепая 2004-2005
Днем - солнце, мокрых галок гам,
Картавый, яростный и звонкий,
А вечер ластится к ногам
Нежнейшей кошкою поземки.
Февраль. Мой друг, мой чародей,
Носитель вешней скрытой сути,
В сугробах, солнце и воде
Сияющий на перепутье.
И плавится некрепкий лед
В потоках солнечного света,
Снег с крыш ползет, и все течет,
Капель поет: пройдет и это...
И ты пройдешь... Но сердца стук,
Что тиканью часов подобен,
Твердит: весна! Весна, мой друг,
Февраль! И радуга в сугробе.
В далеком Цусимском проливе,
Вдали от родимой земли,
На дне океана глубоком
Забытые есть корабли.
Там русские спят адмиралы,
И дремлют матросы вокруг,
У них прорастают кораллы
Меж пальцев раскинутых рук.
Народная песня
Известен город наш
прекрасными церквами,
И каждый храм
по-своему велик.
История любви
и веры рядом с нами —
Живая,
не пришедшая из книг.
Святая Троица
поет в веках органом,
Святая Анна —
здесь алтарь резной.
А синагоги нет,
осталась только рана,
Жестокой нанесенная войной.
Но храм один из всех —
всегда для нас дороже,
Хотя и не об этом
разговор.
Печалью душу
православную тревожит
Свято-Никольский храм —
Морской собор…
* * *
Ударил колокол,
и эхом отвечая,
Далекий отзвук
медленно затих.
Морской собор,
cобор Святого Николая —
Горчайшая
из всех святынь морских.
Храня надежно
рубежи родной державы,
Благославляя
ратные дела,
В портах — от Дальнего
Востока до Либавы
Вздымались
этих храмов купола.
Но золото тогда
в лазури не горело,
Зашит в простые
серые листы,
Замаскирован
от морского артобстрела,
Собор держал
над городом кресты.
* * *
Ах, до чего всегда
хорош октябрь в Либаве!
По вечерам
сияет променад,
Где вьются барышень
нежнейшие вуали.
В кондитерских —
горячий шоколад,
Сияет в море
глубина аквамарина,
А в парке —
все оттенки янтаря,
И мира явь
и красота неповторима
В погожие мгновенья
октября.
Четвертый год похож
на остановку кадра.
Как много предстоит
нам потерять…
Вторая Тихо-
океанская эскадра
Уйдет в поход
второго октября.
Из солнечной, такой
приветливой Либавы,
Волнам холодным
подставляя грудь,
Не ведая своей
судьбы, посмертной славы,
Уйдут суда
в последний крестный путь.
* * *
И в этот дальний путь
эскадру провожая,
В тот горький путь,
где смерть ее ждала,
На Порт-Артур —
к далеким берегам Китая,
Звонил собор
во все колокола.
И нынче представлять
почти невыносимо:
Эскадре
был приказ на выход дан,
А слово, горькое
теперь для нас, — «Цусима»
Не знал
почти никто из россиян.
Почти никто тогда
не думал и не ведал,
В предчувствии
сражений и побед,
Какие этот путь
сулит России беды,
Начальные
в чреде грядущих бед.
* * *
И купола
Свято-Никольского собора
Растаяли
в небесной синеве.
Как мало кораблей
вернется… а «Аврора»
Вернется.
Чтобы грохнуть на Неве.
Чуть слышен колокол.
И эхом отвечая,
Печальный отзвук
в воздухе затих.
Морской собор —
собор Святого Николая —
Горчайшая
из всех святынь морских.
Приближалась медленно и глухо,
Тяжкий гром ворочался вдали
Низким гулом на границе слуха,
Сонным содроганием земли.
Желтым медом пахли липы тонко,
И пришло, немного погодя,
Как дыханье спящего ребенка,
Нежное предчувствие дождя.
Освещали край небес зарницы,
Вскрикивали птицы у реки,
И твои тревожные ресницы
Оказались у моей щеки.
Грянул гром торжественно и грубо,
И под резкий капель перестук
Неожиданно к губам прижались губы,
Обнаженных рук замкнулся круг.
И тогда рванулся ливень гулкий
Ровной водопадною стеной,
И ручьи помчались в переулке,
И карниз заохал жестяной...
Молния - нескромный папарацци,
Окна, полные счастливых крупных слез,
И тысячелистный гул оваций
Ветром растревоженных берез.
14 июля 2006 г.
На стыках дребезжал вагон,
Качался черный чай в стакане,
А за окном летел, как сон,
Вечерний лес в густом тумане.
Как одиночество в толпе,
Как мнимое противоречье -
Покой уснувшего купе
И лес, несущийся навстречу.
Судьбы натягивалась нить,
Струной разлуки сердце пело,
И выйти в тамбур покурить
В такую ночь - святое дело.
А тамбур, словно тамбурин,
Звенел и пел мажором мата,
Смеялся тамбур и курил -
И отошла тоска куда-то.
Здесь все путем, всем по пути.
И отступили прочь тревоги,
Здесь звук разлуки в сердце стих.
И воцарился звук дороги.
Стихи всё знают раньше нас -
В своей случайности невинны.
Нет ничего бездонней глаз,
Скрывающих миров глубины.
Но подведенною чертой
Скрывают глубину ресницы.
В любви сбывается лишь то,
Чему она доверит сбыться.
И зазеркалья чуткий сон,
Бездонность на бездонность множа,
Откроет новый горизонт,
Где слово на судьбу похоже.
Плывут созвездья слов во мгле,
В пространстве космоса иного,
А все вершится на Земле
По звуку сказанного Слова.
Американским ученым удалось на мгновение
задержать движение светового луча.
Луч на мгновенье задержали.
Вот так, без трепета сердец,
Какой-то рычажок нажали,
И свету наступил конец.
Не очень верю я в приметы,
Но свято верую в слова:
Нашли конец земного света,
Поправ законы естества.
Луч стал отрезком…Значит это
Так просто в нашу жизнь вошло:
Доказана конечность света,
Конечность время обрело.
И этот факт наукой признан,
И где-то там, за гранью дня,
Мелькнули мера дел и призрак
Туманно-бледного коня.
***
Хмельное солнце отбродило
В веселых рощах в октябре,
А в ноябре заря застыла,
Как до-мажор на ноте ре.
Грядут метели и морозы,
И, откупаясь от зимы,
Угасшим золотом березы
Укроют спящие холмы.
Начнем сначала, но в миноре,
И пусть неяркий луч скользнет
По рощам в траурном уборе
И замершему лику вод.
И снова гамма зазвучала,
И ветер сосны раскачал,
Как нота — музыки начало,
Так свет — начало всех начал.
Он может жарким быть и ярким,
Он может потускнеть от бед
Светить в ночи свечным огарком,
Но все равно, он будет — свет.
И от огарка может вскоре
Заполыхать большой костер,
И гамма, отзвучав в миноре,
Вернется вновь на до-мажор.
Лайм-лайта позорное пламя…
А.Ахматова
Свет софитов радужно-витражен,
И оркестр наяривает туш.
На подмостках снова распродажа –
Распродажа одиноких душ.
Трогательна ямка у ключицы.
Для чего ты так обнажена?
Здесь нельзя от прочих отличиться,
Здесь на все объявлена цена.
Девочка-плясунья, арабеска,
Нужно ль? Ради фунтов и гиней?
Станут крылья радужного блеска
Черных крыльев ворона черней.
Звякают дублоны и эскудо,
Дрогнуло точеное плечо.
Как, не трудно, девочка, прилюдно
Примерять испанский башмачок?
Для нее, глупышки, нет резона,
От бедра походка, взгляд вперед.
Продана душа с аукциона,
И объявлен следующий лот.
***
Мой мир исчез... Слились его черты
И унеслись в неистовой метели.
Я поглядел вперед из черноты
И вдруг увидел свет в конце тоннеля.
Мир содрогнулся. Раз, потом опять.
Я продвигался резкими рывками
На свет, на тот, но не хотел пускать
Мой мир меня, сжимая, как тисками.
Томила боль, и вечность длился миг,
Рванулся я, все связи обрывая,
И, свет вдохнув, издал последний крик!..
И врач сказал: - Всё! Мальчик! Поздравляю!
Большая Медведица
Чтоб детству с чудом встретиться,
Венчают небосвод
Семь звезд Большой Медведицы,
Как семь звенящих нот.
Пути струятся млечные,
Неведомым дыша,
Мы пьем мгновенья вечности
Из звездного ковша.
И детство сердцу грезится
И сердце вновь поет
Семь звезд Большой Медведицы,
Как семь звенящих нот.
***
Открываю окна в звездопад.
Свод небес - как купол в древнем храме.
А под небом - яблоневый сад
Светится туманными мирами.
Четкий след прорезал синеву -
Стукнуло в саду и зашуршало.
Покатилось яблоко в траву
Или прямо в сад звезда упала.
Белая ночь
Сизым маревом сирени,
Желтым маревом зари,
Соловьиным песнопеньем
Ночь короткая горит.
Сад стоит сплошным букетом,
Воздух горьковат на вкус.
- Слушай, как ты?
Слушай, где ты?
Хочешь - я тебе приснюсь?
Ночь прошла, сияет небо,
На губах росы алмаз.
Был со мною ты иль не был
В краткий предрассветный час?
Паруса
Мы поднимаем паруса,
И ветер в них гудит упруго.
Там, за морями чудеса
Востока, запада и юга,
Там города из детских снов,
Пригрезившихся нам когда-то.
И вся громада парусов
Объята заревом заката,
И путеводная звезда
Горит на кончике бушприта,
А хмурый шкипер, как всегда,
Ворчит про старое корыто…
***
Говорят, на свете есть Париж
И седой туманный Альбион,
Где горгулий крылья машут с крыш
И Биг-Бэна раздается звон.
Говорят, на свете есть Мадрид,
Где испанский дух неповторим.
Там печальный Дон Кихот стоит
И веселый Санчо рядом с ним.
Говорят, есть Рим и Ватикан,
Где рябит в глазах от алых ряс,
И где папа всех времен и стран
Вечно молит Господа за нас.
Говорят, - но это все слова! -
Что велик и чуден белый свет.
Говорят, что где-то есть Москва…
Я не знаю, верить или нет.
Сны весны
Мне снился сон. И снегири
Негромко в этом сне свистели.
Иль были это свиристели?
Нет, ничего не говори…
И так я знаю: эта нежность,
Заснеженность и неизбежность,
Как вальс снежинок: раз-два-три -
В незабываемом апреле,
В его бездонной акварели.
Последних льдинок янтари
Истаивают в солнце яром.
Мне снился этот сон недаром.
Прошу: молчи. Не говори…
***
Хмельные осени истоки
Таятся в яростной весне,
Так бродят молодые соки
И претворяются в вине.
Дыханьем ветра, птичьим свистом
И жаром солнечным пьянят,
Вкус обретая бархатистый
И драгоценный аромат.
И в тихий час, когда пылает
Тяжелым золотом камин
Сердца и души исцеляет
Весенний вкус осенних вин.
***
В каждом дне, на самом дне,
В дня бездонной глубине,
Словно угольки костра,
Тлеют «завтра» и «вчера».
День прошел, отполыхал,
Поутих страстей накал,
Но вчерашний огонек
Завтрашний огонь зажег.
И тогда опять до дна
Высветилась глубина,
Где, как угольки костра,
Тлеют «завтра» и «вчера».
Город на рассвете тих и розов.
Только чайки вывели чайчат
И за неимением утесов
С плоских крыш отчаянно кричат.
По утрам погонщики трамваев
На блестящих рельсах их пасут,
Мерно метлы дворников взлетают,
И такси выходят на маршрут.
Утром город пахнет рыбой, морем,
Пеною, туманом и песком,
Вереницы баек и историй
В переулках движутся гуськом.
И суда уходят на рассвете
По каналам в царство облаков
Поднимать со дна морские сети,
Серебристый бьющийся улов.
В городе с утра хохочет детство.
Чтоб найти его за гранью лет,
Есть одно испытанное средство:
Это старый мой велосипед.
Ранним-ранним утром, ранним летом,
По пустынным улицам кружа,
Пролечу легко путем заветным
Сквозь зарю, свозь утренний пожар.
И вдохну все запахи и звуки,
Краски детства, отголоски гроз,
Встречи, поцелуи и разлуки,
Радугу ресниц и привкус слез.
Когда б вы знали, из какого сора…
А. Ахматова
Песок, суглинок, чернозем
Я поднимаю слой за слоем.
Все это новое. Былое -
На самом донышке моем.
Под черным пеплом, под золой,
На тупике избитой тропки
Дадут итог души раскопки
И явится культурный слой.
Осколки жизни, черепки
Мгновений, что внезапно бьются,
Но неожиданно поются
Из этой рухляди стихи.
Я склею их, поставлю в ряд,
Как экспонаты на витрине -
В музее или в магазине,
И здесь они заговорят.
Их кто-то купит за гроши,
А кто-то не поймет ни звука…
Непопулярная наука -
Археология души.
***
Мы теряли друг друга непоправимо,
Нам казалось, что мы насовсем опоздали.
Так проносятся гулко — мимо и мимо -
Сны вагонов гремящими поездами.
Мы искали друг друга — взглядом, губами,
В черном бархате ночи бархатом кожи,
Обжигаясь до дрожи — смятенье и пламя…
И озноб. И на нежность совсем не похоже.
Мы друг друга нашли неожиданно просто,
Ты — меня, я — тебя. На огромной планете
Есть теперь обитаемый солнечный остров -
Целый мир на двоих, словно в Ветхом Завете.
Что таится там, за перекрестками -
Не дано узнать нам наперед.
Перекрестки грустным словом "росстани"
Окрестил всезнающий народ.
Нам дорога - гидра многоглавая -
Стелет миражи и виражи,
Нам разлука - спутница лукавая -
Обо всех ушедших ворожит,
Обещая где-то встречу с милыми,
Далеко от нам известных мест.
Верим мы, но ставим над могилами
Перекресток - на минувшем крест.
Следом за кочующими звездами
Млечный путь в пространство нас ведет.
Если были встречи — будут росстани…
А хотелось бы — наоборот.
Есть подлежащее сказуемому,
Не подлежащее сказуемому.
Есть подлежащее молчащему,
В глаза бездонные глядящему,
Но, безусловно, настоящему,
Колдующему и горящему.
***
Я ощущала силу гроз
И солнца жар, и свежесть сада,
И горечь терпкую берез,
И бесконечность снегопада.
Я чувствовала вкус дождя,
Лаская звуки слов губами,
Весенний вечер проведя
Не с другом, а с его стихами.
***
О, нарисуй меня такой,
Какой я никогда не буду,
С таинственною глубиной,
Которая подобна чуду.
Создай на миг мой идеал -
Меня задумал Бог такою,
Пусть не похож оригинал
На образ, явленный тобою,
Где сочетаются легко
Гармония души и тела.
О, сотвори меня такой,
Какою стать я не сумела...
***
Концерт окончен, но гудит орган,
В душе моей гудит, не умолкая,
Так ветер раскачает океан,
И волны бродят без конца и края.
А утром в храме свет и тишина,
Пронизанная солнцем пыль туманна.
Как образ неразгаданного сна,
В ней дремлет эхо спящего органа.
***
Был листопад в начале октября,
Он обнажал и дали, и детали,
Казалось, что все разом облетали
Листки волшебного календаря
И роковые сроки приближали.
И ветки обнаженные дрожали,
И полыхала на небе заря,
Так, словно палевый оттенок янтаря
Лучи у палых листьев отобрали,
Чтоб краски осени не пропадали зря...
***
На горизонте судов вереница
Тушью обведена,
В парке вспорхнет одинокая птица,
Медленно встанет луна.
Яркая вспыхнет над морем зарница,
Жизни мгновенной полна,
Ветер вздохнет и в ночи затаится,
И снизойдет тишина.
Сердцу приказано медленней биться:
Ночь - это время для сна...
Что ж ты не спишь, одинокая птица?
Чем ты удручена?
***
Ты меня береги,
я тебя берегу
У холодной реки
на крутом берегу,
Где отчаянно каркает
стая ворон
И небрежную парку
ругает Харон.
Я уже третье лето
тебя берегу -
Я - на этом, а ты -
на другом берегу…
Я буду делать то, что я хочу…
Ни уговорами, ни ласкою, ни силою…
Я захочу — приду, а захочу — взлечу,
И захочу — казню, а захочу — помилую.
О, этот плеск весны в сиянье января!
Вселенскими крещенскими морозами
Сквозь чащу строк, от ярости горя,
Она прорвется ливнями и грозами.
Нам только бы успеть, не позабыть
Слова весны, той, соловьем просвистанной,
Не позабыть те сны, тех молний нить,
Что землю к небу тянут все неистовей.
О, плеск весны в сиянье января!
«…на склоне лет… нежней и суеверней…»
И ранним утром светлая заря —
Лишь слабый отблеск яростной, вечерней…
Гончар работал. Влажно пахло глиной.
Поскрипывая, шел гончарный круг.
Гончар работал. Песенки старинной
Мотив он напевал. Был голос глух.
Он пел про войны, ратные походы,
Про терем светлый на крутой горе,
Он пел про то, как водяные своды
Над Китежем сомкнулись на заре.
Кружился круг. Звучала песня.Руки
Ласкали глину - плотный влажный ком.
Преображался ком под эти звуки
И делался кувшином иль горшком.
И отзвук песни - гулкий, колокольный -
Оставил мастер на его боках.
Как на пластинке строчкою игольной
Он нанесен - и будет жить века.
Осталось дело, в сущности, за малым:
Шершавую поверхность глины тронь -
И слушай голос гончара усталый,
К старинной песне приложив ладонь.
Дни, между прочим, все длинней,
И все поздней горят закаты.
О, не кляните зимних дней:
Они ни в чем не виноваты!
Что им за дело до простуд,
Сосудистых заболеваний?
Они сияют и цветут,
Не слыша наших нареканий.
И дымчатые снегири
На алой ягоде рябине
Горят оттенками зари,
Снега мерцают голубые.
А иней белый, как цветы!
Он укрывает все растенья
От их предзимней наготы,
Не предвещающей цветенья.
Но между делом все длинней
И ярче дни. Короче ночи.
Весна хохочет у дверей.
Она войдет...Когда захочет…
Сирень лиловая цветет,
Над ней шмелей столпотворенье,
В наш мир приходит каждый год
Сиреневое озаренье.
Дрожат округлые кресты,
И их таинственные грани,
Литой, как в камне красоты,
Мерцают в собственном тумане.
В крестах, умноженных стократ,
Лилового огня горенье
И безупречный аромат
Сиреневого озаренья...
***
Горят каштановые свечи,
Упруго поднимаясь ввысь,
И соловьи цветущий вечер
Огульно освистать взялись.
И лепестковые метели
По сонным улицам метет,
Где одиноко и без цели
Последний бродит пешеход.
Не ищет он и не обрящет,
Предвиденье не для него,
Он полон только настоящим:
Цветеньем, пением, листвой...
***
Сирени и каштана цвет,
Их свежий запах, как ни странно,
В ночи сливаются в дуэт
Для скрипки и для фортепьяно.
Звучат ночная тишина
И шелест листьев. Кто-то вскрикнул...
Нет, это ожила струна.
Так соло начинает скрипка.
Вот первый огранен мотив.
Он бархатисто-фиолетов,
Вернувшись с Млечного пути
Он цвел в сирени этим летом,
Четырехгранною звездой
Он в гроздьях лиловел. А ныне
Его легчайшею рукой
Сыграл маэстро Паганини.
Но скрипки голос одинок,
И дрогнула струна невольно:
Она одна, а мир жесток,
И это нестерпимо больно.
И кажется, сорвется звук,
Ведь красота мирская тленна...
Тогда рояль вступает вдруг
Прикосновеньем рук Шопена.
Гул фортепьянных струн в ночи
Звучит уверенно и твердо.
На свет каштановой свечи
Летят крылатые аккорды.
Нет, не солирует рояль,
Но бережно и незаметно
Он скрипки светлую печаль
Возводит в таинство дуэта.
На памяти - вмятины, пятна,
Какой бы узор ни избрать,
Но все же вернешься обратно,
По следу, ведущему вспять.
Себе наступая на пятки,
На пятна своих же следов,
Играешь с ушедшими в прятки
Поверх их серьезных голов.
Поверх паспортов и поверок
И жизни нелегкой поверх,
Могильных крестов и барьеров
Дождей, не прошедших в четверг.
И странно легко возвратиться
Сквозь глупое слово "нельзя"
Веселой весеннею птицей,
Что в небо взмывает, скользя,
И золотом горло полощет,
Купаясь в лазури густой,
Свозь запах черемух над рощей,
Сирени лиловый настой,
Сияя, звеня, распевая,
Туда, где зовет и манит,
Любви не таЯ и не тАя,
Магический детства магнит.
4.06.05
Леса стояли в детстве, как сказанья,
Фрагменты из пророчеств или снов.
Я помню сосен чистое дыханье
И запах мха, малины и грибов,
Дугу тропинки солнечной, бегущей
В сырой, прохладный, сумрачный овраг,
Над ним — берёз сияющие кущи
И ельника голубоватый мрак.
Я помню слёзы, что я проливала,
Когда моя любимая сосна
В грозу с горы — к подножию упала,
Ударом молнии поражена.
Был чистый ствол по всей длине расколот,
И остро пахло свежею смолой…
Я поняла: тяжёл небесный молот,
И слепо провидение порой.
Леса мои! Вы первыми узнали
Моих стихов ещё нетвёрдый звук,
Меня вы понимали, принимали
И допускали в свой заветный круг.
И я верна доныне и навеки,
Как миру чистых полудетских снов,
Как благородству сердца в человеке,
Душе и духу курземских* лесов!
-------------
* Курземе - одна из четырех исторический областей Латвии
Он на странную птицу похож:
Шляпа, нотная папка под мышкой,
Всепогодный смешной макинтош
И воронья походка вприпрыжку.
Но смеяться над ним — не резон;
Взгляд спокойный и профиль упрямый,
Шляпа вверх! Церемонный поклон,
Предназначенный встреченным дамам.
Днем, вернувшись с уроков домой,
Пообедать забыв, непременно,
Нервный, полубезумный, седой,
Он играет сонаты Шопена.
Синим вечером царствует Бах –
Гул пространств в глубине фортепьяно,
Словно весть о далеких мирах,
Где прописан чудак постоянно.
Узловатые руки. Артрит.
Но каким-то усилием воли
Он играет, окно отворив.
Ярко. Радостно. Словно без боли.
С Амадеем встречает рассвет.
Моцарт очень хорош на рассвете.
Менуэта вплетен силуэт
В росы, запах сирени и ветер.
* * *
Нет, смеялись. Все больше — любя,
Если, слыша фальшивые звуки,
Выходил он порой из себя
И картинно заламывал руки.
Да. Смеялись. Бывало не раз.
Если русским веселым студентам
Пел он русский старинный романс
С очень сильным латышским акцентом.
Он ушел уже года как два.
Все уйдем мы в иную обитель.
Слышу музыку. Память жива.
Долгой памяти, добрый учитель.
Как над озером, над Малиновым,
Над широкой рекой Горынь
Громко песни гремят соловьиные,
Уходя в небесную синь.
Разве могут в Лебяжьем и Внуковке
Жить недобрые мужики
И не бить в Золотинке и Клюковке
Из живой воды родники?
А Листвянка и Поддубравное,
Листопадовка и Холмы
Знают что-то о жизни главное,
То, чего не узнаем мы.
Дивноборск, Дивнолесье, Дубровино,
Берендейск, Боровое, Елань –
Имя каждое — Божья диковина,
Языка драгоценная грань.