СКАЗКА ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ
(век приблизительно тринадцатый)
Прибежал пастушок,
Задержался в людской,
Отряхнулся как мог,
Покачал головой,
И по-взрослому так,
Рассудительно так
Говорит, "Я дурак,
Но Матвей не дурак.
И придумает он.
Пусть придумает он.
Он изрядно умен.
Несказанно умен.
Сбережет нас Матвей,
Все уладит Матвей.
Мне к Матвею скорей.
Побегу поскорей.
Я как вспомню - так страсть.
Как подумаю - жуть.
Так и вижу - напасть,
Всем напастям напасть.
Не моргнуть, не вздохнуть.
Поле плоское - вот.
И огни вдалеке.
Гул по полю идет
От опушки к реке,
Так и стелется гул,
Так и катится вал.
Хоть бы ветер не дул.
Хоть бы снег перестал.
Кони фыркают там,
Стрелы точатся там,
Нету счета коням,
Нету счета мечам.
Страшно мне - не могу.
Так и вижу пургу
И следы на снегу.
И следы на снегу.
***
Позабыв о делах
Люд купеческий прёт.
Кто-то в колокол - бах!
И собрался народ,
И сказал им Матвей,
"Рать пришла из степей.
Нету рати сильней,
Нету рати страшней.
Я кольчуге не чужд,
Для купеческих нужд
И для нужд городских
Я в сраженьях лихих
Ранен дважды. Словам
Вы внемлите тотчас!
Не из страха я вам
Говорю без прикрас -
Князь обижен и зол.
Выгнать было легко,
А теперь он привел ... "
И, вздохнув глубоко,
Продолжает Матвей,
" ... всю ростовскую рать,
Всех рязанских парней,
И татар тысяч пять.
Режьте, братья, коров,
Постелите парчи,
Напеките хлебов
И готовьте ключи".
Не послушал народ,
Возмутился народ,
Топоры достает
И кольчуги несет.
***
Не по жизни Вежек тать, а по случаю.
Где лежит чего ненужное если,
Он, сомненьями души себя не мучая,
Незаметно его хвать - и несет себе.
Не прокормит себя Вежек ремеслами,
И ни в смерды, ни на торг не пристраивается,
А живет все больше как-то - а просто так.
Без занятий больше всё пробавляется.
А как прибыл в город князь со товарищи,
Со богАтыри, со конники татарския,
Как восстали горожане устрашающе,
Как решили дать отпор безоглядственный,
Как наладили кольчуги да подшлемники,
Кладенцами оснастились душегубными,
Так и понял Вежек - лучше в деревне мне
Переждать, пока их князь приголубливает.
Прихватил свою котомку заветную,
Обвязал чем было онучи невзрачные,
И пошел себе тропою неприметною
Вдоль реки, льдом октябрьским прихваченной.
***
Здравствуй, Анька, мое солнышко ясное,
Здравствуй, девица, купца полюбовница.
Покажи мне, Анька, плечи атласные,
Не прикидывайся, Анюшка, скромницей.
Не смотри, что в высоту неубедителен.
Крепок князь вельми да ладен под одёжею.
Отказал во время оно мне родитель твой,
Говорил, что род мой знатности сомнительной.
Ты ж отказывать не смей. Не расположен я.
Сарафан снимай купеческий вовсе ты,
Да ложись на ложе ты без опасения.
Третий год тебя люблю я, извелся я,
Вышла мне теперь награда за терпение.
Грудь твоя, Анютка, нежная вздымается,
Бедра вздрогнули розовые, гладкие.
И ведь, милая моя, получается,
Любишь князя третий год без оглядки ты.
А что было с тем купчиной - позабудем мы.
Что по слабости случилось - поросло травой.
Заживем с тобою славно при людях мы,
Быть тебе, как есть, Анютка, моей женой.
По весне сыграем свадьбу да поужинаем.
Люб тебе я, говори, моя суженая?
И сказала Анька "Люб". И, смущенная,
Покачала головой - удивленная.
***
Прошли две недели. Просто
Анютка живет, не скучает.
Князь небольшого роста
Души в невесте не чает.
"Под утро вернусь", сказал он,
Погладил по волосам,
И отбыл с дружиной малой
По пригородным делам.
Вечер. Стучатся. Жутко.
Не говоря ни слова,
Подходит к двери Анютка,
Боится двигать засовы.
Открыла и чувствует - тошно ей.
А на пороге стоит Матвей.
Стоит он - бродяга, ни дать ни взять -
И смотрит хозяйке в очи.
"Нельзя ли, хозяйка, грошей за пять
Мне здесь посидеть до ночи?
И чтоб мне хлеба и квасу чтоб.
А то ведь, сказать по сути,
Устал я, хозяйка, от мерзлых троп
И слякотных перепутий".
Сама не своя, дрожа и молясь,
Анютка дверь запирает
И гостя к столу сажает,
И говорит, садясь -
"Живой!"
"Пришел повидаться с тобой".
"Не ври".
"До самой двери
Думал - приду, увижу ... и вот ...
Отогреюсь ... а князь придет,
Так вот ведь нож - и вот рука".
"Дурак ты, Матвей". "Пожалей дурака,
Анютка. Я прячусь, мне жизнь не мила".
Встала. Подошла.
На княжеском ложе лежит Матвей.
Устал. Прижалась Анютка
И думает - что ж теперь делать ей.
С правителем плохи шутки.
Что ж - выставить что ли пришельца в пургу,
Помыться - и всё. И нету.
Вернется князь. "Не лги". "Не лгу".
"А откуда ж", он спросит, "следы на снегу?"
И ждать будет грозно ответа.
А может, открыться? Мол, так и так,
Всего лишь слабость. Прости, мол.
Жалко Матвея. Вон жалобно как
Молчит Матвей. Загрустил он.
Уйдет, и у князя прощенья просить
Я стану. Так, значит, тому и быть.
... Но опасно князьям
О таком говорить.
Может выгнать к чертям.
Может даже прибить.
Скажет - что-то не так!
Как он в терем проник,
Твой купчина-мастак,
Твой шутник-озорник?
Знать, не лыком он шит,
Не соломой набит -
Не на плахе лежит,
Не в остроге сидит?
Почему на поклон
Побоялся придти?
Как от ратников он
Умудрился уйти?
Вот же он чародей,
Наш забавник Матвей.
Ты ж, Анютка, ей-ей,
Хоть боярских кровей,
А купцу отдалась!
Ну ты, Анька, и мразь!"
Рассудителен князь.
Подозрителен князь.
Он в своем терему
Любит правду вершить.
И не нужно ему
Ничего говорить
Коль исчезнуть не хошь
Как ушедший к врагу,
Как под пальцами вошь,
Как следы на снегу,
Как следы на снегу.
***
Стоит у дороги елка.
Дрожит на ветру зябко.
Иней - как платье из шелка.
Снег - как беличья шапка.
Поземка струится вдоль мерзлой реки,
Небо справа светлеет.
Идут, к поясам привязав узелки,
Дорогой Анютка с Матвеем.
Навстречу им сани. Вот Вежек взглянул
И вожжи слегка на себя потянул,
И молвит, "Привет вам, как будто!
Как жизнь? Вроде стала она веселей?
А ну-ка! Да это ж купчина Матвей!
А с ним - не сама ли Анюта?"
"Слышь, Вежек, тебе мы не сделали зла.
Езжай себе миром". Анютка прошла
Чуть боком, с опаской, и молча Матвей
Пошел, нож сжимая, за ней.
Но спрыгнул с саней, подождав, человек -
И обухом валит Матвея на снег.
***
А судили их днём. Потеплело. Дневной
Свет согрел онемевшие кости.
И помощник тиуна умелой рукой,
Приговор начертал на бересте.
Дабы каждый запомнил подлец и урод,
Что не любит измену ни князь, ни народ.
***
Год прошел, и второй. Князь народом любим -
Справедлив, и правитель хороший.
Дань и право, на век утвержденные им,
Не легли непосильною ношей.
Вежек, князю служив, при дворе
Поприжился в том октябре.
И с тех пор там живет,
И щедрым слывет,
И доволен вполне,
И уже к весне
Повышения в должности ждет.
***
А как путник идет по тропе вдоль реки,
Или с парнем гуляет невеста,
Видят, как правят в сторону челн рыбаки,
Обходя нехорошее место.
Говорят, там на дне двое рядом лежат.
Каждый с камнем у шеи. Еще говорят,
Что какой-то пастух, неуживчив и тих,
Приходил раза два помолиться за них.
***
Был церкве за околицей колокол дан
Новый. Бабы твердят, что не даром
Раз в году, в октябре, будит он горожан
Ближе к полночи гулким ударом.
И за первым ударом немедля второй
Раздается. Кто бьет? А никто. Сам собой.
Колокольня пустая - что в тишь, что в пургу.
Ни теней на стене. Ни следов на снегу.
На всякий случай, уже после написания и видеозаписи, проверил ВСЕ доступные в инете русские переводы этого монолога. Пещера, а не переводы. Включая даже Набокова. Вот уж он знал - и оба языка хорошо знал, и Шекспира наизусть. А что такой перевод у него получился - ну так это потому, что Набоков - «книжный червь». Профессорский перевод. А «Лолита» у него совершенно случайно так написалась, шедеврально. В остальных вещах он жеманен и скован - как и в этом его переводе.
Мой перевод хорош тем, что он, во-первых - стихи, во-вторых, без завитушек, в третьих, очень близок к оригиналу. Думаю, процентов восеьмдесят пять оригинала мне удалось передать.
Так быть или не быть? Все дело в этом.
Достойнее ли – шквал терпеть безмолвно
Пращей и стрел несправедливой доли,
Или ... вооружиться против моря
Несчастий и, восстав, покончить с ними?
Уйти из жизни. Спать. Отменит сон
И сердца боль, и сотни потрясений
Наследуемых плотью. Вот концовка
Желанная! Уйти из жизни. Спать.
Спать? Сны не видеть ли? Да, вот загвоздка.
Те сновидения что в смертном сне
Являются, лишь сбросишь жизни сеть –
Задуматься заставят! Вот деталь
Несчастью годы длящая безмерно.
Ибо ... терпел бы кто пинки и плеть эпохи,
Зло угнетателя, и гордого насмешку,
Боль попраной любви, медлительность закона,
Наглость чиновников, пренебреженье
С каким ничтожные достойных принимают
Когда б мог сам себе назначить выход
Ударом лезвия? Кто ношу бы тащил –
Стонать, потеть под грузом жизни подлой
Если бы ужас перед тем, что после
Настанет – в той стране, откуда путник
Не возвращается – не сковывал бы волю,
Не заставлял знакомые несчастья
Терпеть, а не бежать к неведомым иным?
Так всех нас разум превращает в трусов,
И так решимости природный цвет
Уныло вянет в бледных рамках мысли,
И начинания великого размаха
Теченья в сторону склоняют, и
Теряют имя действия.
Но тише!
Нимфа! Офелия! В твоих молитвах
Да будут все мои помянуты грехи.
ОФЕЛИЯ
Мой добрый господин!
Как поживает ваша честь все эти дни?
ГАМЛЕТ
Благодарю нижайше. Очень, очень хорошо.
Как-то недавно спорил я с одним парнем по поводу первого монолога Гамлета - значение некоторых слов в русских переводах нас обоих не устраивало, по разным причинам. И, стало быть, попросил он (ну, типа, спросил - «СлабО?»), чтобы я сделал свой перевод этого монолога (Гамлет, действие первое, картина вторая), ежели мне имеющиеся переводы так не нравятся.
Далее слабонервным не читать.
В общем, перевел я этот монолог. Провозился минут сорок.
Перечел.
Прочел вслух.
Что-то поправил.
Посокрушался над последней строчкой (там английская лаконичность очень подводит тех, кто пытается переводить на русский - в одну строчку Шекспир укладывает и то, что сердце должно разбиться, и то, что Гамлету следует язык попридержать (дословно), и то, что второе вытекает из первого. А размер, конечно же, стандартный пятистопный ямб - вот и изворачивайся, как хочешь. Пришлось схитрить. Также, я добавил одну строчку в середине монолога - иначе просто не помещалось. Но, в общем, перевод более или менее точный, и, главное - передан сам Шекспир. Прошу поверить мне на слово.
Дальше началось интересное. Я решил посмотреть - а как там у других, то бишь, у Лозинского, Пастернака, и Щепкиной-Куперник. Потому как я с детства помню расхожие строчки из этого монолога в русском варианте, но, каюсь, в русских переводах я Шекспира никогда не читал. Фамилии авторов самых известных переводов знаю потому, что их все знают.
Стал смотреть. Пришел в неимоверное возмущение. Не-и-мо-вер-но-е, дамы и господа.
Щепкина-Куперник чуть старше Лозинского и Пастернака, она - дитя бель-эпокь, стыка веков, пика русской жеманности, запоздалого викторианства. Лозинский и Пастернак - типа серебрянный век, манерничание и прочие прелести.
Кто переводил Шекспира до этого - не знаю. Но уверен, что - девятнадцатый век и не Пушкин. И не Островский, скорее всего (а если бы и Островский, то все равно не то, потому что жанр не его).
К чему я это все.
К тому, что в существующих русских переводах Шекспир - это очень сложноструктурное, часто очень жеманное, и непростительно книжное ... хмм ... ну, в общем, говно.
И это, дамы и господа, ужасно.
Получается, что русские 'знатоки' Шекспира - все сплошь попугаи, повторяющие то, что говорят англичане, а также немцы (это скорее), а также французы (это еще скорее, и, соответственно, глупее, потому что переводы Шекспира на французский - еще ... хмм ... комичнее, чем переводы его же на русский). И к тому ж лицемеры. То бишь, русские переводы Шекспира дают представление (не всегда полное, судя по тому, что я помню и видел), о сюжетах и героях, и совершенно никакого - о собственно тексте. А тексты Шекспира - это очень, очень много. Это вообще основное у него. Типа.
Тут я задумался.
Я знаю, что в англоязычных странах (ну, не во всех, но в Англии и в Америке точно) есть люди, которые понимают - достаточно - Шекспира, могут оценить, пусть и не до конца. Само собой - потому что путем частых прочтений и походов в театр волей-неволей начинаешь разбираться в тонкостях его вещей. И его манеры писать диалог. И к юмору привыкаешь, и к хлестким фразам - то есть, воспринимаешь их, как юмор и хлесткие фразы, а не просто делаешь умный вид. Это понятно.
Известно, что мировую славу Шекспиру сделали немецкие романтики во главе с Гете. С их подачи Шекспиром заинтерсовалась Германия и, в конце концов, Франция. (Франция, правда, очень своеобразно - делали подстрочник, который затем скидывали известному драматургу, Скрибу или Дюма. Где-то есть текст 'перевода' Дюма (именно 'Гамлета', кстати) в переводе на английский - я поищу, мне интересно - слышал только, что Дюма взял и придумал 'Гамлету' залихватский сюжет. Потому как по мнению Дюма в 'Гамлете' сюжета-то толком нет. Что это за сюжет такой - эскалопам на смех. Тфу, а не сюжет. И так далее. Узнаю в этом Дюма - и, наверное, пьеса получилась забавная, вот только к Шекспиру это отношения не имеет). Да, так вот - Германия и Франция. Гете знал английский язык достаточно, чтобы понимать поэзию. И завидовал Байрону, говоря, что, мол, будь мой рабочий язык английский, а не немецкий, я бы всем показал, кто на самом деле супервеликий поэт. Байрону легче. В немецком языке так не извернешься. Так Гете говорил. Говорил, говорил ...
То бишь, Гете-то Шекспира наверняка понимал. Насчет остальных немцев у меня сомнения есть серьезные. Насчет французов - никаких. Пока страна их стыдится того, что лучший их литератор Дюма а лучший композитор Оффенбах (и зачисляют на эти роли - при дамах не повторишь, кого) - всерьез их мнение я воспринимать отказываюсь.
То бишь, некоторые англичане и некоторые американцы кое-что понимают. Иногда много, иногда меньше. И понимающих, увы, намного меньше, чем хотелось бы.
А немцы и французы наверняка просто делают умный вид. (Впрочем, нужно поспрашивать тех, кто знаком с немецкими переводами Шекспира). Плачевно сие.
(Итальянцы по Шекспиру оперы писали. Плохие. Даже мой любимый Верди. Впрочем, и другие писали. Гуно неплохую оперу написал, в целом, и она мне гораздо больше нравится (как единое-целое), чем его очень спокойный и плавный «Фауст». (Если кому не очень понятно, почему «Фауст» спокойный и плавный, предлагаю подумать, что бы сделал с таким либретто Верди, как бы бушевал оркестр, сколько разных страстных мелодий переплелось бы). Но это, опять же, не Шекспир. Тома - ну, Тома известно, что за человек ... А, да, еще Прокофьев написал 'Ромео и Джульетту', но там у него вообще без слов, потому как балет. Ну и музыка - известно какая. Единственное, что запоминается - марш по трезвучиям, вверх-вниз, и для разнообразия к этому маршу приделана вариация на тему 'Казачок', медные дудят. Марш этот известен также, как 'Сцена Капулетти и Монтекки' и 'танец с подушками' (кажется)).
И вот насчет русских - я как-то не очень задавался этим вопросом раньше, и только сейчас до конца осознал, что русские читатели/зрители с данным драматургом толком не знакомы. Это очень серьезное упущение.
Я бы занялся, но, конечно же, это такой, типа, труд, за который, типа, деньги нужно платить. Авансом. Бесплатно не желаю.
В общем, Шекспира понимает нынче мало кто.
Но традиция держится, и это хорошо, это обнадеживает. Потому что надеяться на поминающих вообще опасно, их мало. То есть, я за то, чтобы ХОТЯ БЫ все люди, которые боятся иметь свое мнение (или предпочитают выдавать мнение тех, кто в их глазах является авторитетом, за свое) - признавали, что Шекспир велик. И то хлеб. (В конце концов, Шекспир - самый успешный, даже в коммерческом смысле, драматург всех времен. Четыреста лет полных залов - это, знаете ли, не *** собачий. Это очень хорошо. Это прекрасно. И, знаете, дамы и господа, на постановках ВСЕ очень стараются. Не всегда, но очень часто. Шекспир очаровывает даже тех, кто не понимает и продолжает не понимать. И это тоже очень хорошо. Не все постановки удачны, неудачных гораздо больше, и ни одного толкового фильма по Шекспиру я пока не видел, а хотелось бы).
Ну, вот, теперь, когда я все это изложил, вот обещанный монолог Гамлета из первого акта, сцена вторая, в моем переводе (несколько нарушений Третьей Заповеди подряд - на совести автора, переводчик не при чем) -
О, хоть бы растворилась эта плоть,
Растаяла, росой бы изошла!
Или Всевышний бы не запретил
Самоубийство! Боже, Боже,
Каким усталым, скисшим, бесполезным
Мне кажется сегодня этот мир!
Фу, мерзость! Гадость! Сорняки в саду
Плодятся. Грубость, грязь, рождаясь,
Владеет миром. До чего ж дошли!
Два месяца, как умер - даже меньше -
Король великолепный. Как сравнишь
С сегодняшним - Гиперион с сатиром.
Так мать мою любил, что ветру позволял
Лишь щеки ей ласкать. Земля и небо!
Забыть бы! Висла у него на шее,
Как будто, удовлетворяясь,
Рос аппетит все больше - но лишь месяц,
И - вот ... Податливости имя - баба! ...
Сапожки обноситься не успели
В которых шла за телом, как Ниоба
Слезами обливаясь - и она ...
О Боже! ... Зверь, умом не наделенный,
И тот бы дольше горевал. И с дядей
Повенчана - отцу был братом,
Но на отца похож не боле он,
Чем я на Геркулеса. Жалкий месяц -
Ведь горечь слез неправедных не вышла
Еще из глаз бесстыжих, а уже
Замужняя. Так ловко, так поспешно
Залезть в кровосмесительное ложе!
Что худо, то и дале худо будет.
Разбейся, сердце! Должен я молчать.
(тем, кто плачет, когда слышит мат, не читать)
Это не песня как таковая. Чисто технически - это стихи, положенные на блюзовый ритм с веристскими обертонами. С литературной точки зрения это пьеса-монолог в трех действиях. В первом действии монолог произносится мысленно, т.е. про себя. Во втором действии герой обращается к подруге. В третьем действии герой обращается к массе сословно близких.
Просьба автора с героем не идентифицировать. Я рассказчик, это мое призвание и основная форма деятельности; в силу этого собственно О СЕБЕ я пишу очень редко. Писать о себе (с точки зрения рассказчика) - дилетантство.
Исполнение этой песни в звуке и цвете, ежели кому интересно, находится здесь:
http://youtu.be/yaQJggwoxEA
Итак -
СТАРАЯ ГВАРДИЯ
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ (монолог мысленный)
Щеками жирными мелко тряся и боясь,
Вставайте, гадкие.
Вам не помогут ни деньги, ни связи, ни князь,
Ни пальцы хваткие.
Не знали как человека впустить, приютить, накормить -
Взбодритесь, дряблые.
Умели подлыми, жадными, наглыми быть -
Так станьте храбрые.
От темных, расплывчатых дел оторвавшись, и света стыдясь,
Мужайтесь, бледные.
Вас ждут изжога, поносы, ганрена и грязь.
Дела конкретные.
С запозданием колокол бьет: это звездный ваш час!
Прозрейте, мутные.
Никогда ни один честный парень не вступится больше за вас,
Гиены приблудные.
Вы заполняли проходы, бульвар да дворец
Своими тушами.
Вам тыщу раз говорили, что будет п(непеч.)дец,
А вы не слушали.
Вам говорили: не каждый, кто скажет вам правду - предатель и враг,
А только зря, видать.
Вы презирали убогих, да сирых, да нищих бродяг.
Допрезирались, б(непеч.)дь.
Вот и вспыхнул дворец
Жестоким пламенем,
Вот и вам наконец
Шагать под знаменем.
Вот и вам послужить
Х(непеч.)м почву ворочая,
И увидеть какой иногда предстает людям жизнь
В упор и воочию.
Вы так уверены были, что тигры вы, волки да львы,
Орлы да беркуты.
Теперь хотели б вы, крысы, бесшумно да быстро свалить -
А вот, б(непеч.)дь, некуда.
Две трети жизни вы пузами вбок умудрялись лежать,
Суставами клацая.
Теперь вас жизнь, гадов мерзких, заставит и грудью и ж(непеч.)пой латать
Фортификации.
Вы были вялы, надменны, спесивы, не зная, что рыба гниет с головы.
Крепитесь, убогие.
За пренебрежение кровью заплатите вы.
Не все, но многие.
Бока нажрали в то время как ближний нищал да зверел,
Хоть не жнете, не сеете.
Теперь вам бегать по трупам да пеплу под ливнями стрел.
Авось похудеете.
И наглядитесь сполна, шелушась от г(непеч.)на и мочи,
Глазами безумными
Как из раны, сочащейся кровью и лимфой торчит
Клинок зазубренный.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ (обращение к даме)
Не надоело ли, дура, стоять у двери?
Гадюка болотная!
Ты шалью шелковой сиськи свои оботри,
От страха потные.
Ну ты чё тут расставилась, е(непеч.)ный в рот!
Рыдаешь, шумная.
Пойдем, проводишь меня до ворот,
Тварь неразумная.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ (обращение к сословно близким)
И когда вы вернетесь из ада, чистилища, с края земли,
Считая раненых,
Вы узнаете что помоложе, почище уже подошли,
И место занято.
Потерявшие в бойне кто руку, кто ногу, кто глаз,
Поползете по лужам вы,
И какой-нибудь грязный бродяга из жалости вас
Попотчует ужином.
И увечья заставят со временем вас примирить
Смельчака с предателем,
А прощения сможете вы попросить
Лишь у Создателя.
Тот умрет, кто устал.
Бойтесь, морды постные.
Вон и князь прискакал
На кобыле обосраной.
Можно словом учить,
А можно розгами.
Но нельзя отступить.
Вперед, безмозглые.
http://youtu.be/U5dZgifaes8
Ты часто ... часто? ...
ходишь, туфель не жалея,
по той вихрастой,
влажной, дымчатой аллее.
И хоть не в шутку
твои близкие богаты,
рай в шалаше особняку
не предпочла ты.
Шалаш, конечно же
- чердак. Не очень чистый.
Не все безгрешны мы,
да и не бескорыстны.
Зачем любовь тебе теперь?
Ведь всё забыто.
И, видно, к лучшему.
А дверь?
А дверь открыта.
Не муж, а паж.
Он так внимателен и нежен!
Цветы тебе он дарит дваж-
ды в день, не реже.
И всё в тебе его влечёт
и восхищает
когда, щекой тебе в плечо,
он засыпает.
Ты между ... между ...
Между? ... между ... между делом
на белоснежной
стенке спальни синим мелом
однажды ночью, да почище,
чтоб не править,
возьми да напиши: «Люблю!»
И будет память.
Тебе он ровня
в вашем обществе галантном,
с ним жить удоб-
нее чем с нищим музыкантом.
А сплетням глупым ты не верь:
тепло да сыто -
вот и свирепствуют.
А дверь?
А дверь открыта.
ОХОТА
Чукча младой, сотворивший силки из шнурков от кроссовок,
С малым камнем в руке восседает на камне, который побольше.
Также у чукчи копье, прислоненное диагонально:
Символ охоты. Практической функции нет у копья в данном раскладе.
Ждет он лисицу, бегущую строго по ветру.
В зоркости лисьи глаза уступают глазам зорким чукчи.
Если по ветру, то может лисица подсесть очень близко,
Или в силки попадется, и чукча, привставший от камня,
Камнем поменьше по кумполу лиса ударит с размаху,
Лис окочурится, чукча же в ладную торбу его запихает,
И замотает бечевкой и усом китовым пришпилит,
Снова присядет на камень побольше, и мысль напрягая неспешно,
Будет травинку жевать в ожидании нового лиса.
Чукчи иные имеют с собой огнестрелы, патроны, а также собаку,
Дюжину лис до полудня еще добывают, стреляя из ружей.
Чукча хотел бы ружье приобресть, но для этого нужно
Много лисиц изловить и по кумполу вдарить с размаху,
Шкуры затем отделить от невкусного лисьего мяса,
Чтобы потом, погрузив их на нарты, везти на безмозглых собаках
В край, где торчат дымоходы из юрт, и живут безобразные люди.
Там эти шкуры погрузят на лодку железную, очень большую
И повезут через воды, кренясь и дымя и кобеняся в земли иные.
В землях же этих те шкуры порежут ножами двойными
Спрыснут духами, и крепкими нитками свяжут, ругаясь,
После чего безобразная женщина с кремом на лбу, на щеках, и в промежностях тоже,
Все эти шкуры наденет на тело свое и небрежно пойдет навестить двух соседок:
Сплетничать с ними, и пить, улыбаясь, напитки и вина.
Скажут соседки - какая прелестная все же вещица!
Гладкий какой этот мех! И какого роскошного цвета!
Женщина, в тайне гордясь, лишь рукой отмахнется лениво,
Скажет - да ну, мол, у всех нынче есть эти шкуры, чего там!
Чукча же думает - если три дюжины лис изловлю и по кумполу камнем ударю,
После чего повезу их в тот край, где торчат дымоходы из юрт и живут безобразные люди,
То непременно к концу, или раньше, сезонной охоты
Будет ружье мне с прицелом, и пачка патронов впридачу.
Дюжину лис буду я добывать, а шнурки от кроссовок
Вставлю обратно в кроссовки, как сделал сосед мой недавно,
После чего - двух недель не прошло - он удачно женился.
СОН КЕССЕЛЬБЕРГА
(тема: «Душа иллюзией полна»)
Приснился Кессельбергу как-то сон:
Вот солнце над ландшафтом тихо светит,
Вот белки прыгают, вот пруд, вот чьи-то дети
Резвятся вежливо. Вот клумба, вот салон,
Метро, кафе и парк. Вот толпы благодушных
Одетых празднично людей, а вот
Троллейбус чистый через мост идёт.
Вот бультерьер, хозяину послушный,
Глазами умными следит. Вот пиво пьют:
Мужчины - радуясь и что-то обсуждая,
А женщины - расслабленно зевая.
Колокола на храмах полдень бьют.
Дневной спектакль в Большом. По-летнему одет,
С с холщовой сумкой модной, улыбаясь,
Идёт Владимир Путин. Приближаясь
Ко входу, в сумке ищет он билет,
Друзей встречает. Молвит: «Много спорных
Моментов в постановке данной есть.
К примеру, недостаточно проворно
Герой бежит по лестнице. Учесть
Специфику дуэта тоже нужно:
Не порозень стоять, а вместе чтоб.
А в третьем акте встреча слишком в лоб,
Литературно как-то и натужно.
Но в целом я в восторге. Наконец
Сподобились, бродяги. Между прочим
Я, господа, люблю Пуччини очень.
Велик он и отважен. Молодец!
Ну, что ж, пойдемте, господа, наверх.
Места хорошие, все видно между прочим».
Глаза открыл, зевнул, и кофе хочет
Приятно удивленный Кессельберг.