Юрий Садовский

"Вот она какая "непростая""

* * *

Вот она какая "непростая":

Раз увидел – сердцем прикипел...

"Навсегда", – сказал, не понимая,

Словно вечность – это не предел.

Год, второй... Полсотни скоро будет

Лет, вошедших в слово "навсегда".

Память, никудышной став, не судит,

И, приврав, не ведает стыда.

...Вглядываюсь в ясные зеницы,

Радости – смотреть в них не тая,

Прочитав согласье – часто сниться

Мне: "Навек, – сказавшему, – моя!"

* * *

Предугадать не трудно дождь и слякоть,

И радугу, узрев фронт грозовой

Нарисовать в уме, а после дакать,

Мол, видите провидец я какой.

Ведь радуга воистину!.. Воочью! –

И все, что ожидаемо за ней

Нарисовалось, – я, мол, напророчил!

Подите ж в ноги, олухи, скорей!

А "олухи" и сами ясновидцы,

Тумана напустив, оставят след,

Пройдясь небрежно по надменным лицам,

Алмазными зеницами в ответ.

Соткется полдня васильковый ситец, –

Ни облачка на синем полотне...

А дальше встреча... Ведь и я провидец! –

Скатеркой путь. Счастливый лик в окне.

"Когда окрест предательства и ложь"

* * *
Когда окрест предательства и ложь,

Из века в век, что ни эпоха – смута;

Когда права не ставятся ни в грош,

Тогда ждать благоденствия откуда?

Когда, что ни правитель, то злодей.

А слово "красть" не просто рифма к "власти",

А постоянство действий, суть идей

Гарантов безвременья и напасти,

Тогда вдруг вспоминаешь о Царе –

Единственном, в котором нет неправды,

Достав "зерно горчичное", горе

Велишь идти туда, где будут рады,

Её вписать в заветную гряду

Божественных холмов и косогоров,

Откуда дни блаженные грядут

В собранье лиц, бежавших от раздоров.

* * *
Выходим из себя. Заходим в ближних,
Как в проходные дворики. Клокочем.
На этажах, на верхних и на нижних,
Пугая сны, вселенский ад пророчим.

В себя приходим медленно и долго,
С надеждой мира, ждать не зная сколько,
В хоромы "я", где эхо дня о долге
Кричит, бродя по совестным осколкам.

А в закутках, – где сладко дремлют грёзы
О бесконечности любви и счастья,
Как рифма ожидаемая "грозы", –
Фронты непреходящего ненастья.

Кто виноват?.. Кто нам ответит?.. Глазки?!..

Что вылезли намедни из орбиты,
Чтоб закатиться, как с горы салазки,
В овраги нескончаемой обиды?

А глазки, – год от года все слезливей,

И дальше носа заглянуть не в силах, –

Обрушивают молчаливый ливень...

О, если б покаянный, незлобивый!

* * *

В тучах ветры прореху прогрызли –

И посыпались звезды зерном,

Растревожив печальные мысли

О пути нашем грешном земном.

Есть у каждого нечто такое,

Что утратить боится душа,

Но, беречь не умея святое,

Всуе губит, беспечно греша.

Звезды сыплются. Очи слезятся.

Покаяние зреет в ночи

В сердце, вдруг переставшем бояться

Той, кому служат век палачи.

Перекресток убитый и грязный.

Звезды силятся что-то сказать...

Может, то – что и смерть не напрасна,

Если знаешь за что умирать.

Вглядываясь в розовую дымку...

* * *
Недостижимо далеко —
Мгновение назад.
Постигнуть время нелегко,
Но постиженью рад.
Треть века промелькнула иль
Мгновение одно?
Былое, словно в речке ил,
Поднять не мудрено.
Так что есть — время? Нет его?
И в то же время — есть?
Мираж? Мерцание снегов?
Пылинка? Глыба? Взвесь?
...Течёт песок. Течёт вода.
И слезный ток минут;
Текут слова по проводам,
Предчувствия текут,
Анализируя поток
Воспоминаний и
Былое, словно в водосток...
А дальше? — Речка. Ил.
Над заводью великий дуб,
Роняющий листву,
А между листьев — там и тут
Созвездия цветут,
И кипень чаяний, и лёт
Мечтаний золотых —
Под крыльями их тает лёд
Столетий непростых...
Так что есть время?.. Пламя? Воск?
Сгорает плоть дотла...
Мгновение, по сути, мост
Спасающий от зла.
Живя мгновением одним,
Ты вечностью живёшь, —
Навек от сердца отстранив
Сомнения и ложь, —
Такого рода прямотой,
Отвергнув кривизну,
Непреходящей новизной,
Жить без конца рискнув.

* * *
1.

О, Отец Небесный, Ты — Причина

Всех вещей... Непостижимый Бог!
Я же, — под улыбчивой личиной

Прятавший, что осознать не мог, —

Блудный сын, вернувшийся к истокам,

Где, что ни былинка, то — любовь

К солнцу и земле... Окинув оком,

Понимаю: мир сей не юдоль.

Посему хожу и вопрошаю:

Отчий край покинул почему?

Очи любопытные вперяю

В высь — непостижимую уму;

В даль, пытаясь вспомнить те пределы,

Где душа считалась не чужой,

И творила все чего хотела,

Уважая прочих душ покой.

А ведь было, было единенье

Благородных чаяний людских!

Или это, может, заблужденье?

Вымыслы наивностей святых?

Всем хватало моря и приволья:

Грозам было где и грезам жить!

Боль была, но мы справлялись с болью,

Зная, как и чем нам дорожить.

Вглядываюсь в розовую дымку,

Понимая, Кто разрисовал

Этот млечный холст на кромке зыбкой,

За которой солнечный овал;

Через миг-другой иные краски

Явит оку, ищущему свет,

И волшебные подарит сказки,

От которых пресыщенья нет.

Обхожу знакомую долину,

Как дитя, душой пытливой наг.

Холм вдали. Река. Её стремнина.

Тишь да гладь — ни суеты, ни драк.

Верю. Потому и возвращаюсь!

Потому и каюсь, и винюсь! —

Есть за что и в чем...Прощен. Прощаю.

И, прощая, горячо молюсь.

Есть надежда обрести отраду

И не расставаться никогда

С чувством незаслуженной награды

Без которой... (мало слов!)... беда.

Вот она какая "непростая"

* * *

Вот она какая "непростая":

Раз увидел – сердцем прикипел...

"Навсегда", – сказал, не понимая,

Словно вечность – это не предел.

Год, второй... Полсотни скоро будет

Лет, вошедших в слово "навсегда".

Память, никудышной став, не судит,

И, приврав, не ведает стыда.

...Вглядываюсь в ясные зеницы,

Радости – смотреть в них не тая,

Прочитав согласье – часто сниться

Мне: "Навек, – сказавшему, – моя!"

* * *

Предугадать не трудно дождь и слякоть,

И радугу, узрев фронт грозовой

Нарисовать в уме, а после дакать,

Мол, видите провидец я какой.

Ведь радуга воистину!.. Воочью! –

И все, что ожидаемо за ней

Нарисовалось, – я, мол, напророчил!

Подите ж в ноги, олухи, скорей!

А "олухи" и сами ясновидцы,

Тумана напустив, оставят след,

Пройдясь небрежно по надменным лицам,

Алмазными зеницами в ответ.

Соткется полдня васильковый ситец, –

Ни облачка на синем полотне...

А дальше встреча... Ведь и я провидец! –

Скатеркой путь. Счастливый лик в окне.

"Не зная, чем помочь, и не умея"

* * *

То ли снег, то ли пух на дорогу с полей?

Лугом ветер-пастух гонит пегих коней?

Бьют копытами кони. Поземка летит.

Эхо в гулком затоне тревожно гудит.

Над Днепром с косогора видать далеко, —

И уж верится: скоро нам станет легко...

И днепровские кручи — ровесники звезд —

Говорят: "Будет лучше!"... Им веришь всерьез.

А кому еще нынче довериться мне?

Чайка сирая хнычет, растаяв во мгле?

Может, кто-то потерянный, брата зовет?

А в ответ, не поверив, строчит пулемет?

То ли снег, то ли клочья от пуховика —
В очи, словно нарочно, из грузовика?..

Пух тяжелый, пропитанный кровью, летит,

Над распутьем убитым, где месяц прибит

Вопросительным знаком... А дальше куда?..

Бесконечная драка!.. Сквозная беда!

* * *
Мне сегодня опять снилась только война,

Отчий край безотрадный и мглистый…

Оккупирован осенью скверик стонал,

И метались, как беженцы, листья.

Снился парень на брата похожий солдат –

Непреклонно шел к вражьему дзоту…

А в руках – ничего!.. Хоть бы пару гранат!..

И не может помочь ему рота.

Пули – шершни-убийцы из гнезд-амбразур,

Жаля насмерть, по полю носились,

Где беспомощный крик мой: «Я брата спасу!» –

К небесам журавли возносили.

Я проснулся… Не в силах понять и помочь:

Брат в крови! – перевернут на спину…

Лишь потом осознал – он гулял эту ночь!..

И уснул с гроздью красной рябины.

А на зорьке, чуть свет, объявили: «Война!..

Брат на брата идет… Брат на брата!»…

Ой, рябина-рябина, на кой нам она?..

Пусть ответят – кому она надо!

В ПРОМОИНАХ СУЕТЫ

Знал ли я, что попаду в беду

К полынье безбожья подступая,

Сознавал ли, что лжецов спасая,

Захлебнусь в их яростном бреду?

Слышал зов в безбрежной пустоте,

Подал руку, ощутил пожатье...

Или мы не братья во Христе?

Оказалось, что, увы, не братья!

Настолько тонкий лёд, что не помочь,

Вдруг угоди в промоину сомненья;

Тут каждый за себя – ведь скоро ночь

И полынья на полынье… Смешенье

Над ледоставом жизни голосов:

«Куда идти? Что делать?» – нет согласья.

Чета, не наблюдающих часов,

Идёт наитьем, излучая счастье.

А лёд настолько тонок, что беда!

И не иначе чудом, не иначе!

Как будто знает что-то!.. И куда

Идти – наипростейшая задача…

Но мы-то, мы-то, видевшие жизнь,

Ходившие, как и они, по водам,

Твердим своё: «Лишь только усомнись,

И под ногами – ни тропы, ни брода!»

Барахтаясь в водовороте дней,

Чем дальше друг от друга, тем роднее,

Мы молимся за братьев и детей,

Не зная, чем помочь, и не умея.

"Задашься вопросом, не очень надеясь"

* * *

Задашься вопросом, не очень надеясь

Услышать ответ... Промолчишь,

Уважив помощницу в творческом деле -

Ранимую, чуткую, тишь.

Не ведая, кто помогает с ответом,

Вздохнешь, не озвучив вопрос;

И ляжет на стол нераскрытым конвертом,

Блик солнца, волнуя всерьез.

И станешь искать в небесах просветленных

Хотя бы единый намек

На то, что внушает надежды влюбленным,

Читается сердцем меж строк:

Откуда нисходят высокие думы

К тому, кто в словах неуклюж,

Способные тронуть незримые струны

Безвестных читательских душ?

* * *

Предвещанный рассвет не за горами.

Нетрудно предсказать луны закат

В безоблачном пространстве меж домами,

Где час назад случился звездопад.

Отсроченного ливня неизбежность,

Прочтённая задолго до грозы

Суставами больными, на погрешность

Не сетует, усилившись в разы.

Хлопок двери, совпал с ударом грома,

А шелест платья с шелестом листвы.

Нашлись слова: "Ты слава Богу дома!" -
Задолго до обещанной грозы.

Предвиденная долгота разлуки,

Все смыслы потерявшая не вдруг,

Настроила на нежность наши руки

На глубину забвения разлук.

* * *

Куда спешит время?.. На дачу – понятно ежу!

Туда, где по осени боги картошку копают,

Считают цыплят… Там счастливым себя нахожу,

За бегом минут не следящим, поскольку летаю.

Окрошка мгновений (плюс тридцать в тени) хороша!

Квасок с холодильника – не перекисшее благо –

Стремится туда, где живет, припевая, душа –

Блаженная вечность надежд, и любовь, и отвага!..

Студеная влага ложится как раз на нее, –

Легла хорошо! – так ложатся в постель, согреваясь,

С морозца пострелы… Душа благодарность поёт

Тому, Кто Причина всему, лишь Ему, поклоняясь!

И, словно с горы, видишь вдруг – как минуты летят!

Поднявши над стежкой во ржи вихры рыжие в небо,

И делают то, что и должно, читай, что хотят!

Мечты превращая в реальность, а зло мира в небыль.

Тут время твоё и моё нашим стало в свой час,

Единую плоть, обретая. Единую память.

Дарить бесконечность любви, окрылившую нас,

Чтоб было потомкам, чем жить, во что верить и славить!

Эта новая эра – банальный ремейк

* * *
Эта новая эра – банальный ремейк

В череде бесконечных ремейков;

Если ложь – человек, то судьба его – фейк,

Над которой рыдает жалейка.

Но желание быть, как фантомная боль

На дурную погоду, крепчает.

Стугна явно не Стикс, и луна – не обол,

Под язык угодить не мечтает.

Там приятель в лодчонке, устав от хором,

Где бока себе ложь отлежала,

Предлагает не так, как угрюмый Харон,

Бескорыстно, иную державу.

И с глубин поднимаются вещие сны –

В них реальность гуляет босая.

Явно свыше на счастье монету луны,

Некто любящий в реку бросает.

И такая краса, что очей не отвесть,

Аки посуху в бликах рассветных...

Говорит нам о том, что спасение – есть! –

Только в Истине новозаветной.

Лодка режет волну. С весел блики летят,

Вперемежку с днепровской водицей...

Мы ушли в свои сны, где за нами следят

Только звезды и белые птицы.

Помня недавние раны

* * *
Ивы, и вы, дорогие мои,
Золото в воду роняя,
Дум сокровенных не утаив,
Больше не плачите, зная,

О неизбежности снежных фронтов,
Вьюг череде и буранов,
О предсказуемых кознях ветров,
Помня недавние раны.

Стойкость и гибкость, и хватка корней —
Качества данные свыше,
Снова помогут уйти от страстей
Тех, кто безумием пышет.

Там, где кропает само на себя
Бедное поле доносы
И шурудит воронье в отрубях,
Зерна ища средь заносов.

О предсказуемость русской зимы!
И предугаданность боли!
Странно молчат и не просят взаймы
Ивы себе лучшей доли.

* * *
Цвета реки — рука в татуировках:
Плывет татуированый индюк,
На клюве (как назвать еще?) коровка -
Не божья, нет!.. Терпению каюк.

Спешишь на встречу, а навстречу череп
Иссиня-черно-красный... Ей не вру!
И чешет этот череп — дворик через,
Где курицы в татушках бредни трут.

И виршики стиШокирного свойства
Втирают деткам, хорошо гульнув:
В зрачках туман, а из него геройство
Прет на рожон... Бал правит вельзивул.

Стремглав бегу, рот золотою нитью
Молчания сурового зашив,
Туда, где счастье есть — сие не видеть,
Не слушать и не слышать... Обнажив

Предчувствия отрады долгожданной,
Предвосхищенной встречи с красотой,
Где мир иной, реальный, Богом данный,
Надежд не обманув, ждет за рекой,

Покой внушая, и, напоминая
Картины жизни истинной, простой,
Где голос не утраченного рая,
Как мама говорит: "Побудь со мной"...

"Знать... вам" (не в смысле "видимо")...

ДРУЖБАНИЯ...

Дружбания-Другария моя,

Удел заветных грез и озарений;

В ней, что ни человек, то добрый гений, –

Среди счастливцев чудным чудом я.

Дружбания-Другария моя!

Страна в стране – не герцогство отнюдь,

Не княжество, не королевство вовсе!..

Но только здесь лишь Болдинская осень,

Случившись раз, продолжит славный путь,

Где априори правит жизни Суть.

Как не любить привольный наш анклав,

Не мнимой воли торжество воочью;

Общак надежд отчаянно сверхсрочных,

Снов золотых и ожиданий сплав, –

Блаженный край благословенных прав!

"Впаданье в детство" – выстрелил вослед

Несчастный некто, метясь в крылья наши,

За спинами поющие бесстрашно:

"Дружбания-Другария, привет!

Наш верный щит от суеты сует!"

* * *

"Знать... вам" (не в смысле "видимо",

Не в смысле "ведать",

Не в смысле дожил, вхожий в круг вельмож:

"Позвольте с вами, братья, отобедать!")

Подумав, на корню отсек: "Отож!" –

Как отрубил украинизмом сочным

Поползновенья к диалогу все,

Свет погасив определений точных,

Догадки и сомненья, плотно сев

На свой шесток, не шаткий, а напротив!

Напротив той, в ком смысл и красота,

Моей всей жизни... Помолчать не против –

Хоть день! хоть два! хоть многие лета! –

Очей, не отводя, судьбу читая,

Все мысли и все чувства наперед,

Ведь для меня она почти святая,

Я это знаю точно – взгляд не лжёт...

"Почти" не оговорка, не натяжка,

"Почти" – весьма уместно, жизнь длинна:

Порой бывает муторно и тяжко,

И горестно... Но это не вина!

Случаются и боли и обиды,

В сердцах такое скажешь иногда,

Но есть любовь... А с ней на вечность виды!

А без неё – единственной – куда?

Снег бриллиантовый...

* * *

Снег бриллиантовый покрыл

Днепровские луга и кручи.

Мороз – огранщик-ювелир

Алмазы полирует в тучах,

Перебирая на заре,

Определяет ценность слету.

Сверкает линза на горе –

Идёт хорошая работа!..

Снег бриллиантовый летит –

Царя небесного подарок.

Заря внимательно следит –

Итог контрольных действий ярок.

Богатств несметных красота:

Снег на березах и осинах...

Снег бриллиантовый, куда?..

Не пропадай! – Такой красивый!

* * *

Меж туч луна, как старый компас,

Потерянный в траве густой, –

Обшарпанный зеркальный корпус

К заблудшим тыльной стороной.

Ветра наития не знают,

Куда направить мыслей бег…

Фонарь бессмысленно сияет.

Путеводитель звёздный блекл.

Дрожит люминесцентной стрелкой,

Волной изломан, Млечный Путь;

Стекло небес меж гальки мелкой,

Что ни осколок – в каждом суть.

И сыплется в речную млечность

Метеоритов алыча…

Знать, Тот, Кому дорога – Вечность,

Готов за Путь свой отвечать?

И по лучам, как по тропинкам,

Гуляет, вслушиваясь вдаль,

Где ждать, устав, ворчит калитка:

«Своё, забрав, моё отдай!»

И Солнце правды, как в начале,

Свершая Таинство Своё,

Не обличает – облегчает,

Страданья дольние её.

ТОЛМАЧ

Кто перевел стихи на тишину

Молитвенную, на язык наитий,

Тот спрятал хорошо дом и страну,

И уберег от роковых событий;

Вдруг обнаружив, пряча за душой,

Бескрайние душевные пространства,

Вещей заветных непрерывный строй,

Мир бесконечный — для блаженных странствий

Предел мечтаний... Изучил толмач

Наречие листвы, и птичий лепет

Истолковал как умиленья плач,

И испытал благоговейный трепет.

СТИХИ, ВЛЕТЕВШИЕ В ФОРТОЧКУ СО СНЕГОМ

Думает вода льдом становиться,

Снегом на ресницах... Пар клубится

Над вечерним плесом высоко,

Заглянув туда, где зреет вьюга...

Видишь, верная моя подруга,

Меж луной, в прорехах облаков,

Сильно затуманенной, свеченье?

Это вьюги зреющей росток! –

Так в душе растет стихотворенье,

Пряча смысл подспудный между строк.

Вьюга обязательно случится!

Потому что смысл ее лучится

В каждой клетке непустых небес,

В каждом закутке речных излучин,

Где еще вчера дремали тучи,

Баюшки-баю пел старый лес.

Ледостав и вьюга – неизбежны!

Тает на ресницах иней нежный?

Или это слёзы по щекам,

Счастья? – верить хочется пииту.

И творит метель свою сюиту.

И подспудный смысл летит к ногам.

* * *

В Новом году будет много хороших стихов –

Благодатное время для снов золотых созревания:

Бесконечная смута и бедность на стыке веков,

Потерявших свои оправдания.

Громким клятвам – табу! – после них на душе пустота.

Лишь в молчания золоте, словно волнушки на зорьке,

В палых листьях, являя надежду, взойдет Красота,

Чтоб кричали все: «Горько!»,

«Мир, совет, да любовь!" – супротив суеты роковой;

Лёт мгновений прекрасных, и в каждом – наитием: «Боже!

До чего удивителен Твой бесконечный покой!..

Вечный бой невозможен!»

В этом Новом году – наконец! – все и сразу поймут,

Что Земля уникальна! Единственна! Неповторима!

Все проблемы решаются, даже Вселенские, тут, –

Без пролития крови, вестимо!

Андромеды Туманность и Млечный, дымящийся, Путь

Намекать перестанут на вечные скорбные вехи,

Зная, в каждом сердечном пульсаре спасения суть,

Ибо Бог – в человеке.

* * *

Опять плохие новости... Опять!

Но, слава Богу, нечего сказать,

Слов главных кроме: "Господеви слава!" —

На то есть воля, время есть, и право.

Притом, не вспоминая зло властей, —

Причину всех недобрых новостей,

Я кланяюсь чиновникам ничтоже

Сумняшеся, ведь в каждом — образ Божий!

Храни вас Бог, властители, от зла!

Что ни чиновник — на челе зола,

Точнее пепел — символ покаяния...

Примите же любовь и сострадание!

Сыздетства не приветствуя вражду,

Я перемен иного смысла жду,

Иного наполнения вестей —

Рождественского смысла новостей.

Сужаю круг общения до точки

* * *
Сужаю круг общения до точки:

Жена, зятья, внук, внучка и две дочки, –

Вселенная любимая моя!

Родная православная семья!

Вдруг сознаю, противясь власти рока:

Лишь в этой точке мне не одиноко;

И вдалеке, наедине, – не сам!..

Как ни пропеть тут славу Небесам?!..

Чумацкий Шлях, – мерцающий подстрочник

Светил красноречивых, – в нашей точке

Читается как проповедь любви,

Чтоб Книга книг, светясь в лучах зари,

На столике раскрылась близ оконца,

Куда, поспев к молитве общей, солнце

Вошло в наш дом, как любящий отец,

Венчая многоточие сердец,

Одаривая смыслом – очень важным! –

Чтоб Божий страх, с которым жить не страшно,

Миг наполнял – блаженный и святой,

Спасительной нетленной Красотой.

* * *
Животик у внучки болит.

Помочь чем малышке не знаю.

Молюсь непрестанно, вздыхаю,

Вперяя зеницы в зенит.

"Период такой, – говорю, –

Знакомства младенца с юдолью".

"Но жуткие боли доколе?" –

Терзаясь вопросом, не сплю.

Декабрь всех болезней знаток,

Стучит мокрой веткой по раме,

Рассветного солнца желток

Взбивая в молочном тумане.

Омлет на конфорке зари

Накрыт плотной крышкою тучи.

И мама от счастья парит,

Узнав, – дочке стало получше.

НАЙТИ СЕБЯ

Найти себя... В какой из тайных комнат

Многоэтажки суетного "я"?

Сознанием нырнуть в душевный омут,

И, дна коснувшись, очертить края?

Задача не из легких! Сверхзадача!

Суть жизни всей — не плачущим найтись,

Не робщущим на жизнь в долине плача,

Связав все смыслы — без узлов, в: "Держись!"

Концы связались без узлов в начало,

Где Слово-Бог — всесильное поднесь!

Краса и Спас — смысл жизни увенчало,

И человек дерзнул сказать: "Я есть!"

Так капля, покружив за век немало,

По радуге вернувшись в океан,

Дерзает петь: "Я дома! Вот — Начало!..

А вне Его — сметенье и туман".

"На мамином плече иначе спится"

* * *

На мамином плече иначе спится:

Сны ярче, защищенность и покой...

Но сладкий сон не бесконечно длится.

Явь: мамы нет... Как хочется домой!

Казалось бы, что ни возьми, то ветхо!

И что ни тронь – рассыплется вот-вот!

Но в бедности той было нечто редкое –

То, без чего оскудевает род.

Погаснет солнце и зари соцветия,

Пожухнув, упадут на темный лёд...

Лишь мамин свет в студеное столетие

Сон золотой поныне бережет.

И душу, в охладевшем мироздании,

Молитвенников истовых в ряду,

Хранит теплом любви от вымерзания,

Чтоб ведал с кем я и куда иду.

* * *

С утра – мороз, а нынче, на траву,

По правилам осенним, – дождь и слякоть,

И листопад, чарующий в чаду

Костров чадящих, от которых плакать

И задыхаться будет праздный люд,

Глазеющий на бренные останки

Листвы в дубовых кронах... Зябко тут

От яростной предзимней перебранки

Ветров на склонах обветшавших круч;

Где, что ни ветер, правдоруб и дока,

Которым не советчик солнца луч –

Прозападный он или же с востока...

А в результате: пустота окрест,

Суровых холодов предощущение...

"И все же есть надежда!" – шепчет лес,

Став нивам от буянов заграждением.

* * *

На то он и лёд, чтоб сверкать на рассвете,

Связав хорошо берега;

Нисколько не горд он деянием этим, –

Прияв на себя все снега,

Идущие свыше, и те, что растаяв,

Стекая, становятся льдом, –

Несет свою ношу, заведомо зная,

Что будет с ним, крепким, потом.

А нынче: пешни и коньки, и полозья

Саней – до известной поры;

Заря снегиревой отрадою гроздья

Рябины роняет с горы.

Скрипят под ногами упавшие блики,

В снежнице зеркальный налёт...

Иду через Днепр с упованьем великим

В домашний – оттаявший лёд.

Как мало радостных обличий

В людском потоке — нет почти.

Сквозная бездна безразличий,

Разнобраных неприличий...

Ад разночтения причин.

Поток личин. Иллюзий всплески.

Стремнина мрачных новостей.

Волнения суждений резких.

Заштукатуренные фрески...

Что ни лицо — парад страстей.

Но, слава Богу, чудо в перьях!

"Индеец" в шортиках смешных

На самокате меж деревьев

Летит, лучась улыбкой, веря,

Что сможет сумрак сокрушить.

Вождь краснокожих: за спиною

Лук самодельный и колчан.

На мрачный мир, что встал стеною,

Летит смеясь, а сумрак воет,

До крайней точки одичав.

Вернуться на круги своя

Вернуться на круги своя —

К себе, как пилигрим в обитель,

В тот миг, где мать счастливая:

Как ни шали — нельзя обидеть.

Оконца памяти чисты

Настолько, что видны детали:

И не сожженные мосты,

И полыхающие дали;

Любимой осени тона,

Двери входной напев скрипучий,

В колодезном ведре луна —

В своей ночлежке наилучшей.

Вернуться сердцем в чудный миг,

По-прежнему неповторимый,

Где недокучно печь дымит

И полон счастья дом не мнимый.

...Вернуться в прежнего себя,

Чтоб на теплеющей ладони,

Найти, как хлебушек с огня,

Намек на то — что в детстве понял.

Намедни с листвой прилетело

1. Вечер

Не свысока, но с высоты

На осень глядя... Так мосты

И облака глядят туда,

Откуда истекает вечность —

Такая чистая вода,

Как нелукавая сердечность.

Ведь если правильно смотреть

На твердь земную, можно твердь

Небесную увидеть... Просто

Все родники, приходит час,

Впадают в листья и для глаз,

Служа хорошею промывкой,

Текут в дом отчий на побывку...

И снова в путь! — по кольцевой

Отрадной вечности... Покой

Ища не суетно... И осень,

Даря красу, наград не просит —

Течет в бездонный океан,

Где каждой капле мир свой дан.

2. Утро

Размытый вид, но он дает возможность

Увидеть ближний круг и заглянуть

В те уголки души, где осторожность

Движения отсутствует, где путь,

Весь абсолютно, видится иначе:

Туман извне, но ясность в глубине —

Широкая Божественная данность:

Увидеть и услышать в тишине

Нечуждых откровений многогранность

Осеннего размытого пейзажа,

Не устрашившись ни на йоту даже,

Признаний не кричащих, громких клятв

И собственных забытых отречений,

Бессмысленных липучих увлечений,

Вдруг осознав: на кой мне это ляд! —

За горизонт бежать, когда под носом

Разгаданность загадочных вопросов

И упований бесконечный ряд!

...Размытый вид и дивная прозрачность,

Желаний быть — простая однозначность

И осознанье: рядом Тот, Кто Свят.

СЛОЯЩЕЕСЯ ВРЕМЯ

Слоится время, как слюда, мгновенье за мгновеньем.

Что ни минута – суета: меж "нет" и "да" боренье,

Шараханье туда-сюда: прорухи и удачи,

Что ни година – чехарда, за смехом – время плача.

Вчера и завтра – близнецы: то морок, то морока.

Не мудрено связать концы, являя дар пророка.

Грядут погромы и резня... Варяги вышли в греки, –

Как оказалось, вышли зря!.. Дичь в двадцать первом веке.

Блажен, кто, зная, что за чем, во славу ли в забвение,

Способен, сутью увлечен, остановить мгновение.

Пытливый взгляд, извне вовнутрь направленный, потерян

Для тех, кто жаждет новых бурь, заветам грозным верен.

НАД ВИСЛОЙ...

Прочесть про честь и ум эпохи,

И совесть... И затосковать,

На волю выпуская вздохи,

Как птиц из клетки... И рыдать

О том, чего не состоялось –

Увы! – и сбыться не могло.

А на пороге жизни старость,

С аптекой – дома за углом.

Инверсия туманных смыслов,

Идей и прочей ерунды...

Над Вислой радуга повисла,

Как мост, как средство от беды.

И вспомнились иные выси,

И ключ над Куршскою косой –

Клин журавлиный... Стаю мыслей

Легко увлекший за собой.

Знать, не желая растекаться

По древу, ринулись в полет

Туда, где мысль – не расставаться

С идеей счастья – вдаль зовет.

ТАЙНА

В этих облаках, плывущих кучно,

В этих ивах, плачущих в тиши,

В этих днях, если вглядеться, штучных,

Вроде бы, однообразных, скучных,

Тайна есть — открыться не спешит.

Эта тайна в камне и песчинке,

В капле росной, приютившей суть

Мироздания в молочной крынке,

На плетне висящей, близ косынки

Маминой... Ушла передохнуть,

Тайну – быть счастливой – унося

Ненадолго, в горенку, до зорьки,

Чтоб в молитвах смыть осадок горький

Тяжкого безрадостного дня,

Говоря себе: "Реветь нельзя!"

...Всхлипывала тихо по ночам

Самая великая отрада

Жизни всей... А в утренних лучах

С розовой косынкой на плечах
Крест несла свой, не ища награды.

Ну же! Ну же! "Нежен! Нужен!"

Ну же! Ну же! "Нежен! Нужен!" —

Говори мне, говори!

Музыкой словесных кружев

Суженного одари!

Недокучные мотивы

В чуткой тишине напой!

Разбуди в осенних ивах

Вешний чудный непокой!

Пусть не соловей — синица

В приоткрытое окно

Бросит звонкую зарницу

Блик-пушинку на фоно!

Музыка любви с годами

Станет тише... Не беда!

Главное пребудет с нами...

— Слышишь?

— Слышу...

— Навсегда.

Страха нет

СТРАХА НЕТ...

В небе сумрачном сполох зарницы,

Словно в печке ожил уголёк,

Отразившись в очах озорницы,

Озарившей унылый мирок.

Воссияла над пропастью книжек

Не кичливой красы прямота:

"Счастье есть!".. Убеди!.. Убеди же!

Что любовь не сует суета!

Докажи, что в студёном пространстве

Отгоревших беззвёздных очей,

Есть любовь и в любви постоянство,

И безумство бессонных ночей.

Дай поруку, моя заревая,

Не зарёванная красота!..

"Счастье есть!" – твой ответ угадаю,

Как ни с кем... Никогда, никогда!

Закатная заря и радуга с востока

Необычайной яркости – сочны.

Меж двух огней ничуть не одиноко.

И страха нет пред сумраком ночным.

Ведь впереди за перекрёстком дальним, –

Хоть все огни вселенной погаси, –

Увижу я оконца свет печальный,

Каких немало нынче на Руси.

Но мой маяк, мерцающий в тумане,

Казалось бы из хрупкого стекла,

Но никогда в дороге не обманет, –

Особой силы света и тепла.

Когда окрест погаснут все оконца,

Во всех лампадах выгорит елей,

Меня приветит ласковое солнце,

Как в юности, – и в старости моей.

СЕРЬЕЗНАЯ МИССИЯ

1.

Глубоко молчат над степью звезды,

Где ковыль усердно бьет поклоны...

Озадачен миссией серьезной,

Месяц поднимается по склону

Приднепровской кручи: выше, выше!

Шаг за шагом, как монах согбенный,

Показав невольно, чем он дышит

В этом мире — суетном и бренном.

Рваной раной во степи дорога, —

Лунный свет бинтом по ней размотан, —

Пролегла от отчего порога

В храм, который суете не продан.

Месяц риторическим вопросом

Над распутьем замер, понимая:

Всякому свой путь в рассветных росах

Светит, упования внушая.

Дорога к храму разделила дол:

Единое на части — мир цветущий...

И город разделен, и каждый дом,

И каждая семья... И только Сущий

В Животворящей Троице Един,

Как над дорогой солнце, чист и светел.

...Всяк на Земле без Господа один,

Ущербен без Него и незаметен.

Стихи собранные на Маковея*

Склонён над маком человек нелепый.

Минута-две... Безмолвствуют века.

"Факт! - В чашечке цветка земля и небо.

Земля и Небо в чашечке цветка!" -

Роняет фразу крайне странный странник

На выдохе, колебля зыбкий мак.

А под ногами клевер, хвощ и ранник...

Что ни былинка - человеку знак

О том, что Нечто большее, Святое,

Присутствует незримо тут и там.

И к сердцу льнёт мгновенье молодое,

Объяв седые чуткие лета.

*помня о У.Блейке

Свет свету рознь

* * *
Свет свету рознь. Не умаляйте свет

Своей души – откуда родом, зная;

Горит в начале и на склоне лет

В тревожных сумерках окном надежд мерцая.

Участием не ранящим лучась,

Внушает мысль о милостивом Боге,

Спеша помочь тому, кто в скорбный час

Особенно нуждается в подмоге.

Как мама в час грозы, чтоб рассказать

Волшебную волнительную сказку,

Негромко... Но смиряется гроза,

Как истеричка загнанная в краску.

* * *
Зеленая вода печалей непроточных

В криницах заболоченных идей...

И душат жабы тех, кто знает точно,

Кто виноват, а, стало быть, злодей.

И в этой затхлой узости сознанья,

Где свежесть мысли к проискам врага

Приравнена, немыслимы признанья

Своей вины... И жизнь не дорога.

И потому ни правды, ни дороги

Туда, где мысль нетленная поет,

Врачуя раны грусти и тревоги,

Любви во имя – вечность напролет.

* * *
1.

Зачем тебе, старче, чужая не жизнь,

Околицы и околесицы,

Снующие глазки, хохочущий жир…

Пускай себе бестии бесятся,

Жуя обессмысленный медео-фарш:

Лжеистины, псевдоистории,

Киношные бредни, ужимки и фальшь!..

"Нежизнь" не твоя территория.

Сечешь?.. Подсекаешь?.. Заря на крючке

Диковинной рыбой трепещется.

А в заводи, как на бумажном клочке,

Глубины подтекстные, вещие.

Пенечек над заводью и костерок,

Картошка отменно запечена…

Колеблемый ветром дрожит поплавок.

Поклевка отрады замечена.

Умея приваживать сказочный миг,

Над плесом под облачным кружевом,

Читает подсказки созвездий старик,

Забыв о проблемах и ужине.

Читай! Почитай! И блаженствуй себе,

Завидки плодя с пересудами.

Птенец-пересмешник кричит бе-бе-бе,

Дразня сорванцов над запрудою.

Читаю и чту. Солнце вышло в зенит,

Нажарив изрядно залысины.

В башке пересмешник, ликуя, звенит,

Обласкан бездонными высями.

Знакомый рыбак машет ловкой рукой –

Намеки на клев очевидные

Бросая всем ищущим лад и покой,

Мгновения жизни завидные.

Иду, не мешая. Киваю: привет!

Ищу клок пространства незанятый,

В котором лучится и плещется свет,

Чтоб стать людям вечностью памятной.

ПЫЛЬ

Бороться с пылью – право же смешно! –

Но боремся, смеша лучи рассвета.

За шторой сумрак прячется от ветра,

Что поднят пылесосом, а в окно

Бросает пух индифферентный тополь:

Ему по барабану – кто и что,

И чем страдает, пряча между штор,

Преображенный в деньги горький опыт.

В лучах рассветных золотая пыль,

Гранитный прах и смесь лазури с дегтем,

Созвездий пепел и степной ковыль,

Донельзя измельченный... "Водку пьете", –

Вопрос иль утверждение? Невесть! –

Словесной пылью падает меж стекол...

А закусить-то нечем... Нѣсть! нѣсть! нѣсть! –

Гоняет голубь пыль над водостоком.

ЗАКРОЙЩИК ВРЕМЕНИ

Износив в пух и прах радость жизни в сует суете,

Сотворю себе праздник души – просто выкрою сутки

Для поездки в родные края, где лесной красоте

Родниковых озер поклоняются дикие утки.

Там ни свет, ни заря с парой удочек – место занять,

Через луг заливной побреду по отцовской тропинке.

Великанов-линей мне предскажет кукушка, штук пять! –

Посажу на кукан, если выдюжит старая «клинка»*.

На пеньке, как король, не обманут, сознательно гол,

Каждый миг смаковать сибаритом отъявленным буду,

Прибалтийское солнце, торча золотым плавником,

Обогнув мою заводь, уйдет – не вернуться откуда...

Так уходят матерые рыбы в глубины свои,

Унося за собой дорогие хваленые блёсны.

Рок надежды крадет – сколько их как "НЗ" ни таи,

На поверку, увы, ни одной – иль напрасно, иль поздно!..

Потому и крою свой лоскут драгоценных минут

На такие мгновенья, которые вечность вмещают;

Зацепившись за жизнь, понимаю: где любят и ждут,

Там начало бессмертья, в которое верю и чаю!

ИДИЛЛИЯ

Вихрится шустрый ветер у костра

И пепел в юшку, суетясь, роняет.

О том, что осень грустная пора,

Не хочет знать... Не хочет – и не знает!

За ним по кругу носится внучок –

В ладонях трет листки холодной мяты;

Нашкодит сорванец – и наутек!

Ни в чем, что ни скажи, не виноватый.

... Плывут не дождевые облака.

Костер – рассказчик пылкий – умолкает.

Коров на водопой зовет река,

И ветер, присмирев, туман лакает.

* * *

Внук спросил: "А мы реальны?"

Что ответить сорванцу,

Созерцая сполох дальний,

Мошек, липнущих к лицу?

Помня, что за чем по небу,

Непорочный круг верша,

Нас одаривает хлебом,

Над дорогой мрак круша.

Видим, слышим, совпадая

В мыслях, чувствах и словах,

"Солнце всходит!" - не гадая

Утверждаем... "Ох" да "ах" –

Междометиями будим

Эхо - чуткое на слух.

"День реально чудным будет!" –

Мнение одно из двух...

Выбираем то, что ближе

И понятней, и родней,

Нить на памятную нижим

Смыслы яркие... "Ей-ей!" –

В дебрях тинькает синица,

Где не ночевал журавль,

Утверждая, что не снится

Ей кормушка – в ней сухарь.

Мол, зима не загорами –

Постучится в двери в срок.

Мир реальный будет с нами:

Санки, белка и свисток!

* * *

Над просекой, где эхо-аудитор —

Мой старый друг — ведет переучет

Пророческих ку-ку над аква витой

Людских надежд, там жизнь моя течет,

Послушная законам мирозданья,

Которые Всевышний учредил,

Дав время, чтоб измерить расстоянья,

Сообразуя жажду с мерой сил.

Но жажда такова, что не измерить.

А силы — убывают... Парадокс!

Причин для веры нет, но как не верить,

Когда есть жажда — веровать всерьез!

Усмешки и ухмылки

УСМЕШКИ И УХМЫЛКИ

(из цикла "Новь-ё-моё")

Нет?.. А, вы подумайте, подумайте!

Истина стучится – да-да-да!

Зычные раскаты эха в Умани,

В ближних селах, в дальних городах.

Истина, она ведь не двусмысленна,

Не витиевата, как рассвет...

Говорите, излагаю выспренно

Мысль о том, чего на свете нет?

Нет, так нет!.. Живите в самомнении!

Жуйте жуйку старую свою...

Что ни богоборец – гений гениев!

"Нет", – кричащий, – бездны на краю.

В зеркале воды луна печальная –

Месяца усмешка над горой,

Где ютится гордецов компания

Постигая царственный покой.

Случались, и не раз: восход, закат, –

Напоминанием о чем-то большем.

Над горизонтом зреет звездопад,

И спеет грусть – день ото дня все горше.

Подольше бы – цветение зари!..

Но месяца пожухлая ухмылка

Вещает: "Чепухи не говори,

Когда хвостом бьет золотая рыбка

Над перекатом дней, миг улучив, -

Выплескивать на берег капли нови,

Где, сочиняя запахи, молчит

Весна, все губы искусав до крови".

Чему завидовать?

Расстраченности жизни на пустяки?

На фигли-мигли?.. На иллюзий порох,

Сгорающий мгновенно?

Тем паче, что гуляют сквозняки вселенского масштаба,

Прах сдувая... Завидовать гниению строки,

Прочитанной жующим ртом над крабом,

Надкусанным намедни на банкете?

Увольте, господа! В моей анкете

Написано: "Не из господ сей фрукт", –

Трактую фигурально суть явленья,

Которого понять вам не дано, –

Иного содержанье вдохновенье

Нет-нет да посетит... Давным-давно

Живлюсь простыми мыслями о главном

В течении событий личных, плавном,

В привычном русле... Что я говорю?!

Приятелю с зажеванной судьбою,

Не слышащему: что это такое –

Быть! Не казаться! Вечностью дышать,

Гуляя, под соцветьями созвездий!

Вкушать суть жизни – над костром с ножа,

Открыт ветрам блаженных благовестий.

Завидую? Завидую – себе, сегодняшнему!

Из компашки тошной бежавшему сознательно туда,

Где не гудят над ухом провода,

С которых каплет грусть-тоска и пошлость...

А слезы покаянья – никогда.

Завидовать?!.. Кому?.. Чему?..

Беда!

* * *
Гоним и оклеветан – эко диво! –

Хороший признак верного пути.

Истории кровавой лейтмотивом

Изгойство тех, кто продолжал светить,

Противясь долгой непроглядной ночи,

И веру – наивысший смысл – пророча

Являл тому, кто чаял обрести.

Хороший признак! – с нищенской сумою,

С последним сухарем на чёрный день,

Идти, не проклиная роковое,

Заветы чтя – наследье родовое,

В делах не наводя тень на плетень.

Хороший признак! – сутки напролет,

Во сне и наяву идти вперед,

Светясь во мгле лицом улыбкой кроткой,

Блажен, кто дарит миг сей не торопко!

На глубину, какую обретет,

На высоту, какая не гнетет,

На широту души своей неробкой!

* * *

Говорят, не востребован... Ну, насмешили!

Юрке наспех ярлык юркой ручкой пришили.

Вся беда твоя в том, мол, непризнанный гений

Неизбежно впадает в пучину сомнений.

Хорошо насмешили! – Народом не признан?!..

Улыбаясь, молчу, крест влача вне Отчизны,

Свой, – откуда куда путь держу, понимаю, –

Год за годом все дальше, меж адом и раем.

Мне не надо чужого: ни премий, ни званий!

Мне своих с головой золотых притязаний.

Мой удел: отдаляться от прений и премий;
Жребий мой и планида – непризнанный гений.

Хорошо-то как, братцы, не лаять, не драться,

Не юлить, не рядить, – прежним Юркой остаться!

Обретать, что достатка любого превыше,

Свой шесток обживая в писательской нише.

В пределах моей вселенной

В ПРЕДЕЛАХ МОЕЙ ВСЕЛЕННОЙ

Я – микрокосм, а, стало быть, мой дом

Вмещает все, чем Космос обладает.

Взгляд внутрь важней, чем виды за окном.

По сути, капля океан вмещает.

Мне хорошо в околицах моих!

Скажу без околесиц-экивоков:

В моей вселенной тесно для двоих, –

Ни запада в ней нет и нет востока,

Тем более миров с великих букв!..

Но есть сознанье – без конца и края,

Способное объять великий круг,
Порою невозможное вмещая.

Любимая, внимая, не серчай!

Ты – это я (ведь мы с тобой едины!)

И дети наши, внуки наши... Чай! –
Надейся, в смысле, – мы неразделимы!

Во мне есть то, что родственно тебе –

Настолько, что Единство априорно;

В моей вселенной место есть Земле, –

И это утверждение бесспорно!

ПОРА ПРОСНУТЬСЯ!..

Где облака, как пирожки с печи

С вишневою начинкой, меж домами

Расходятся по миру... Не кричи,

Горластый кочет! — отоспаться даме
С дороги дальней дай!.. На куличи

Небесные разинь роток пошире!

И помолчим дуэтом на заре —

Счастливейшего детства во дворе!..

Воспоминанья, как в молочной крынке, —

Еще не простокваша, но давно

Не утрешнего молока напиток, —

Средь прочих яств, посуды и пожиток,
В субстанцию парную не дано

Вернуть сие... и не продать на рынке...

Но что без них слепое слово "я"?..

Блуждающее эхо меж домами,

Как крик твой, — здасте вам в родных краях:

Приехал блудный сын с невестой к маме!..

А мамы нет... Кресты вдали стоят —

Над Красной речкой плотными рядами.

...Пой, пой, хозяин сирого двора!

Пора проснуться всем... Давно пора!

* * *

Памяти отца

Он видел нас насквозь, а мы смеялись

И бегали туда-сюда, скрепя

Веселыми дверями, не боялись

Суровых взглядов, бабушек слепя

Лучистыми улыбками... "Пострелы,

А ну домой!" - а мы летели прочь,

В пространства разрисованные мелом,

В рубашках белых, где не властна ночь,

Клинками деревянными пугая

Надуманных злодеев, но врагов

Пока не нажив, и, не понимая

Откуда вдруг и столько дураков

На наши бесшабашные загривки?!.

И вот уже кричим: "А ну не сметь!" -

На обложные жалкие ужимки

Тех, кто плодит окрест тоску и смерть

Там, где в глазах, способных видеть насквозь,

Лучилась нежность чаще чем укор.

Он нас учил... И мы забудем разве,

Как недругам своим давать отпор!

* * *

Что ни скажи – не то!.. Вот и молчу,

Как пред ломбардом, сильно сомневаясь,

Фамильным золотом молчанья откупаясь

От тех, кто знает, что сказать хочу.

Кратилу уподобившись, машу, –

Жест предпочтя беспомощному слову, –

Рукой в том направлении суровом,

Откуда опыт жизни выношу.

Снося невыносимое порой,

И, нетерпимое терпя всё чаще ,

Я понимаю, что такое счастье,

И что с ним делать, обретя покой.

А кто не знает – что ему сказать?

Какую новость сообщить при этом?

Совет плохой: содеяться поэтом! –

От жеста к слову перейти опять.

* * *

Проходят бесконечной вереницей

Безрадостные пасмурные дни.

Мелькают неулыбчивые лица,

Сердитые — угрюмые одни.

Как под копирку, безотрадной кипой,

Памфлетами ушедшими в тираж,

В одну судьбу с печалью одноликой,

Толпой уходят в череде пропаж.

И лишь один, с душою нараспашку,

Как на раскладке средь бездарных книг,

Счастливым клерком из другой шарашки,

Весть добрую несет домой старик.

В свою (по мненью большинства) халупу,

Где ждут его отрада и покой,

И та, пред кем предстать не страшно глупым,

Явившимся без рыбки золотой.

Уйти в себя...

Уйти в себя... И, усмирив гордыню,

Творить судьбу лишенную страстей,

Собраний сторонясь, где сердце стынет

От вер подложных, дружб и новостей.

Есть много правд, да мало оправданий!

И даже, говоря начистоту,

Не ведаешь, лишенный многих знаний,

Кого благодарить за прямоту.

И потому, откланявшись, уходишь,

Исполнен не природной немоты,

Туда, где "как бы", "если бы" и "вроде"

Сыздетства не живут – там счастлив ты.

Пусть никому от этого нет прока,

Но и беды особой тоже нет;

Не получилось из тебя пророка!

Не хлынул из очей небесный свет!

Но шаг за шагом, миг за мигом, глубже, –

В ту дверь стучась, где суть вещей живет, –

Ты понимаешь: как ты дорог, нужен

Тому, кто любит, верит и не лжет.

Нереально, но я существую...

СУЩЕСТВУЮ

Нереально, но я существую,

Ибо слышу сверчковое «сюрр»,

Что, на тучу плюя грозовую,

Соревнуется с окриком: «Юр!» –

Это ты на шестке нашем шатком

Строишь планы (до неба леса!),

В круг задач с моим именем кратким

Смысл всей жизни своей увязав.

ПРИЗНАНИЕ

Я слово "друг" произношу не часто,

Не потому что не было друзей.

Не называю миг удачи – счастьем,

Прохожую – единственной моей.

Словами дорожу, как семенами, –

Их прорастания не тороплю,

Чтоб, словно озимь с сильными корнями,

Взошло однажды: "Я тебя люблю!"

"Minerva"

Ищу тебя в себе... И нахожу

Такой любимой и всегда желанной.

Воздушно-нежной, кроткой, не жеманной...

А ты решила, что с ума схожу.

Несовпаденье образов беда!

Ну, кто тебе сказал, что ты — мегера?

Жена поэта — во плоти Минерва —

Порой бывает нервной, это да.

Но чтобы ни с того и ни с сего

Спустить Полкана на певца хмельного

Или тяжелой лирой — о чело...

Не помню я за суженой такого.

Гитару разбивала, и не раз —

Дабы вне дома серенад не пела!

Богине позволительное дело:

Забывшимся давать поэтам в глаз.

НЕЗНАЕМОЕ

Незнаемое, что оно и где?

В небесных хлябях или в микромире?

В межзвездной абсолютной темноте?

А может, в нашей солнечной квартире?

Иль не объект поэзии — жена,

Родившая двух озорных вселенных?

Ну, чем не смерч, когда раздражена?..

Все тайны жизни в ней, обыкновенной.

Кудесница какая, погляди!

Прядь золотых лучей перебирает,

Наматывает их на бигуди...

Не мужу ли понравится желает?

ЭГОФУТУРИСТИЧЕСКОЕ

От трескотни трамваев электрической

Не по траве, кузнечиками полной,

Спешу в кабак вкусить портвейн "Таврический"

И стереофонические волны.

Пленен недавно этой я привычкою.

Жить по-другому в шумном мире надо ли?

... Но почему-то с первой электричкою

Сорвалось сердце в чудо водопадово.

Или в метельный плен, под ели пышные —

С мохнатых лап ронять снега угрюмые.

От суеты — в невинное и чистое!

Чтоб разминуться с горестными думами.

В ОЖИДАНИИ ПЕРВОЙ КНИЖИЦЫ

Что за народ на "папертях" издательств?

Из области жестоких обстоятельств?

Юродивые? Бедствующий люд?

Быть может, тут щедрее подают?

"Увы, — сказал тщедушный человек, —

Медь, что на черный день скопил за век,

(С родными поступая, как безбожник!)

Я отдал в сей вертеп. Но книги нет,

И денег нет..." — так огорошил дед.

Как выяснилось, молодой поэт

Непризнанный.

О, время! О художник!

НА ВЕЧЕРНЕЙ ЗОРЬКЕ

Солнце чудного дня дотлевает в ветвях,

Догорающий вечер дымится.

Пепел сумерек скоро остынет в полях

И в любимых глазах растворится.

И пахнёт холодком неизбежным печаль,

Час нещадной разлуки пророча...

Я не верю, что ярких мгновений не жаль!

Их особенно жаль перед ночью.

На розовом мысе

НА РОЗОВОМ МЫСЕ

Тонкорунных овец поднебесья сгоняют ветра

На отавы лугов заливных в наилучшую пору.

Свежим сеном пропахшая даль и чиста, и светла,

И вихрастое солнце на велике движется в гору.

Будет утро погожим. И день без грозы пережив,

На вечерней заре соберутся хорошие мысли,

Там, где в бликах закатных стригут миг за мигом стрижи,

Мошкару звезд гоняя над плесом, на розовом мысе.

Где языческим идолом плачет великий валун,

Не умея скрывать, что он тоже раним и не вечен.

Солнце с горки скатилось... Мать спросит: "Где шлялся, шалун?"

Я плечами пожму. И туманно отвечу: "Далече!"

* * *

Имея счастье – жить… И чудо! и удачу!

И дерзость сознавать, что жизни края нет;

Искать и находить решение задачи:

Бессмертна ли душа? – не торопя ответ.

Сказав себе: «Пора!» – и дав определенье

Тому, что значит быть, когда "не быть" окрест

Кричит, обосновав причины для забвенья, –

Ты выбираешь путь!.. И этот путь – на крест!

Когда бы за своё – заветное, родное:

За матерь и отца, за сына и за дочь!..

Но за врага?!. За мир, где правит роковое?!..

"Уснуть и умереть!" – нашептывает ночь.

Где камни, что клялись быть верными до смерти,

Рассыпались, как прах, и в страхе отреклись, –

Ты продолжаешь путь, твердя: "Любите! Верьте!"

С креста молясь за тех, кто распинает Жизнь.

Вечный бой невозможен

УМНИКАМ

– Трудно?

– Трудно!

– А что вы хотели?

– Не имеет значения – что!

Расходились дожди и метели...

Разыгрался сиреневый шторм!

Роковая минута поспела.

Так блаженствуй, сей мир посетив!

Что ни миг – шип, терзающий тело.

Что ни час – новой скорби мотив.

Рвет черемухи цвет чёрный ветер,

Под звездою Полынь зарождён;

Он за горечь сию не ответит –

До рождения Богом прощён.

За горящие травы и сосны,

За горчащие вьюги весны,

Отвечать будут рано иль поздно

Те, кто страшно... Трагично умны!

ВСЕ ЯСНО...

Все ясно и предельно просто

С вопросом: "Быть или не быть?" –

Ответ алеет в поле росном,

Глаза лишь надобно открыть.

Два света, внутренний и внешний,

Как свет лампады и зари,

Найдут друг друга... Свет нездешний

В светелку сердца путь торит,

Не зря, чтоб в чистоте сердечной

Лицо преоблазилось в Лик,

Найдя в минуте быстротечной,

Преображенный в Вечность миг.

Чтоб "Быть или не быть?"– загадка

Сама собой отпала вдруг,

Чтоб в каждый дом, кому несладко,

Вошло святое Слово-Друг.

* * *
Где Красная река встречается с другой,
Былинным пруссом названною Биссой,
Я находил отраду и покой,
Плес добрых чувств и лучезарных мыслей.

Там жизнь моя, заката далека,

Не торопясь сродниться с вечной грустью,

Текла свободно, на подъем легка,

Как дымка предрассветная над устьем.

Там ряпушка и хариус, и сом,

Сиг и форель, как славный миг, ловились,

И угорь, изгибаясь колесом,

Стать памятью глубокой умудрились.

Там неслучайно в кипени садов

Нашлись слова, согретые любовью,

И оперились крылья вещих снов,

Чтоб воспарить однажды дивной новью.

* * *

Громким клятвам – табу! После них на душе пустота.

Лишь в молчания золоте, – словно волнушки на зорьке

В палых листьях, – являя надежду, взойдет Красота,

Чтоб кричали все: «Горько!»,

"Мир, совет, да любовь!"– вопреки трескотни роковой;

Лёт мгновений прекрасных и в каждом – наитием: «Боже!

До чего удивителен Твой бесконечный покой!"

Вечный бой невозможен.

Alter ego

ALTER EGO

Осуществив старинный план побега,

Для вещих снов определив зенит,

Где царствует не мнимо alter ego

И чудеса обыденно творит,

Скажу: "Привет! Давненько не видались!"

Другое «я» ответит: "Тыщу лет!"

И завязь дум высоких, всем на зависть,

И на вопросы вечные ответ, –

Не вдруг, а очень даже не случайно,

Нащупав, явим дружно: нате, мол!

И кто-то третий нам предложит чаю,

Чтоб разговор хороший не умолк.

А что ещё в годину роковую

Затворнику невольному желать?

Мечту всей жизни – грёзу золотую!

Всем упованьям вечной жизни – мать!

ЧУЖАЯ БОЛЬ

Чужая боль, а ранит, как своя, –
И ум, и сердце, поражая разом, –
Ее границы не вмещает разум,
Душа не знает, где её края.

Но только с этой болью, пережив

Невзгоды сатанеющего века,

Понять возможно – чем ты дорожил,

И чудом ли остался человеком.

Три аккорда

* * *

Дождинки на вишнях в рассветных лучах.

Скатерка тумана в распадке.

Окно нараспашку... Коснувшись плеча,

Любимая ластится сладко.

Заветное слово над ухом журчит...

Так в роще светло и красиво

Сказать о любви могут только ключи,

Ручью отдавая все силы.

И слезы отрады находят исток,

С ресниц на предплечье стекая,

И, падая в строфы, сочатся меж строк,

На вечность любви намекая.

* * *

Смотрю на огонь и на воду в стакане,

Не ставшую чаем... Забыл

Заварку купить. Но грустить мы не станем,

Из погреба клюкву добыв.

В граненом стакане и в водах небесных

Появится клюквенный морс.

Над бурным потоком мгновений чудесных

Любимая выстроит мост.

Сожгла не один... А сегодня спасает,

Витавшего век в облаках,

От жажды великой... Как?!.. Милая знает,

Прожив тыщу лет на бобах.

* * *

И как не вспомнить тут Бофорта

И Кобзаря не помянуть?!.

Бард-ветер, зная три аккорда,

Рвет душу над Днепром... Уснуть

И видеть сны не удаётся.

Порывный ветер явно пьян.

Дубраве чуткой признаётся,

Что он несчастный ураган,

Непонятый и не любимый...

Последнюю рубаху рвет,

Ломая вербы и осины,

Что деет вряд ли сознает.

На дебошира нет управы...

Настанет время сам поймёт!

И песню про благие нравы

Предельно тихо пропоет.

Новьё моё

НОВЬЁ МОЁ

Вместо предисловия

Из тысячи текстов, рифмованных или верлибров,

Хотя бы строфу! — Как в бинокль, чтоб смотреть сквозь нее

На жизни источник, на сонмище радуг и нимбов,

Откуда исходит надежда на счастье твое.

Хотя бы строку, чтоб сверхсрочная служба которой

Другим не в ущерб и не в тягость — на тысячу лет!

Случившись, лучится, и меркнут извечные споры

О том, чего нет, потому что есть жертвенный свет.

Хотя бы одно неслучайное — верное слово,

Не красного ради словца оброненное там,

Где может решиться судьба... И не кровью, а кровом

Пахнёт от него, возвращая дар веры сынам.

Великий путешественник песок

Вод паводковых движется в потоке,

Оставив на краю холма лесок

Без выбора, не будучи жестоким.

Ушел по праву быть собой туда,

Откуда только ветер ураганный

Забросить может, не спросив куда,

Играя на трубе мотивчик странный.

Где ландыши росли, теперь обрыв.

"Незаменимых нет!" – тут разве скажешь.

Ушёл песок, коренья обнажив,

Назад его вернуться не обяжешь.

Так у людей порою из под ног

Уходит почва... Близкие уходят...

Кореньями вопросы между строк,

Повиснув, право странное находят

На безответность... Руки опустив,

Старушка вдаль глядит, как та берёза

На краешке обрыва, загрустив,

На корни вен роняя молча слёзы.

Не понял вас – и это хорошо!

Поступков странных важную причину,

Глубокий смысл в сужденьях не нашёл,

Не рассмотрел глаз добрых под личиной.

Судить?.. Да что вы!.. Боже упаси!

Дорога ваша сплошь из перекрестков;

По ней, пойди вдруг, некого спросить:

Где, чем живёте, сердце на подмостках

Оставив праздной публике на суд,

Фанатам на съедение... Простите!

Вас, говорите, гении пасут

Закатные? Вы, стало быть, в зените...

Поёте славно? Пишите стихи?

Послушал. Почитал. Не понимаю!

Запишите, забанив, во враги?

Я этого, по счастью, не узнаю.

И вам не знать того, что я люблю,

И что за радость – быть в своей тарелке;

На сизой кромке созерцать зарю,

Вселенную объяв, над галькой мелкой.

Казалось бы, в кругу вещей банальных:

Восход, закат, среда... В свою среду,

Где ближние не осуждают дальних,

Небеспричинно радуясь, бреду.

Вперяя очи в летний сумрак млечный,

В ту точку, где в мерцающем окне

Свет добрых чувств, который будет вечно

Напоминать о смысле жизни мне.

Не объясняя никому на свете,

Тем более, что объяснить нельзя,

Несу отраду, старикам и детям,

Средь бездорожья верный путь торя.

Злак человечий, обращенный к Богу,

Не знать не может, избегая зла,

В чем состоит смысл "верная дорога",

В котором нет слов "зря" и "занесла".

В ГААГЕ СНЕГ

– В Гааге снег и в Антарктиде снег,

И в Арктике снег и гагары...

– Валим?

– Ага-ага! Осуществим побег

В бесснежные тропические дали!

Туда, где дождь не станет никогда

Метелью или вечной мерзлотою,

И стынь не перережет провода,

Поющие о воле и покое.

Где ледяною глыбою ГУЛАГ

И в страшном сне не рухнет нам на шею,

Где человеку человек не враг –

Не закопает в братскую траншею...

Туда-туда, где только Божий суд!

В те Небеса, где не летают пули...

А если снег и там?.. Как нынче тут?

Скажу, шутя: красиво обманули!

...Но я и сам обманываться рад

До степени, которой нет предела,

Тем паче, веря в жизнь – не невпопад,

Осуществляя чаемое смело.

Но лед окрест и шалая вода,

Окопами израненная местность...

Всей памятью душа летит туда, –

В холодную суровую безвестность.

Где обрести покой судилось мне,

Иного наполнения и смысла,

В ранимой, очень чуткой, тишине,

Где меж бараков радуга повисла,

Как здрасьте вам, над серостью и тьмой,

Над бедами, не тающими вечно,

Где крайне сложно быть самим собой:

Радушным, откровенным, человечным...

ПЕСНЯ ВЕЧНОЙ ЛЮБВИ

Молча слушаю песню,

Любимую мамой, и плачу.

Как мальчишка, соскучившись очень,

Беззвучно реву.

А в лицо нервный ветер,

Как птица из зарослей, крячет,

Предрекая бессонную долгую ночь

Наяву.

В небесах ни единого облачка.

Звезд паутинка

Кружевною скатеркой

На иссине-черной доске —

Очень старой работы

Столешница... Лунная крынка.

Свет парной разливается...

Ведомо кем.

По-домашнему ветер,

Вернувшийся в заводь речную,

Успокоившись, шепчет

Березке над зеркалом водным во мгле...

Папа с мамой поют,

Тишину уважая ночную,

Песню вечной любви,

Что звучит, не стихая, во мне.

СВЕТ

Куда ни кину око — яркий свет:

Не ранящий, не бьющий, не слепящий,
Приветливый, радушный, настоящий,

В дороге встретив, не слетишь в кювет.

Его не останавливают ложь,

Надменность, лицемерие, жестокость...

Не говорит: "Не ставлю ни во грош!" —

Заносчивую встретив одинокость.

Смотрю как он проходит сквозь толпу,

Не задевая сгрудившийся сумрак;

Перстом не тычит в глаз, и что на лбу

Себе нататуировал сей умник,

Вход перекрывший лозунгом : "Долой"...

А что "долой"? И как "долой"? — размыто.

Но свет ему не говорит: "Не стой!"

Мол, путь лежит мой вовсе не к корыту.

Сон или явь?.. Во сне и наяву

Один и тот же свет - отрадный, чистый!

Как не открыться, тихому ему,

В сей смутный час, бессмысленный и мглистый?

Покой не сочиняется...

ВСЕХ ОБОГРЕТЬ...

Всех обогреть... Но как, душа-печурка,

Средь лютой бесконечности потерь

И сумеречных отношений?!.. "Юрка!" –

Зовет жена, открыв из кухни дверь.

Пельмени лепим. Говорим о жизни.

Внук помогает. На душе тепло.

А в стольном граде друг в сомненьях киснет,

И зябнет в одиночестве зело...

Помочь деньгами?.. Денег кот наплакал!

Советы слать в лютующую стынь?

В фейсбучный ад, покрытый льстивым лаком,

Где слово "я" важнее слова "мы"?

А друг в беде... "Мы все в беде!" – отмазки

Со всех сторон, как в стаю воронье,

Летят, сбиваясь... Братские салазки,

Покинув "наше", рухнули в "моё".

Покой не сочиняется, не снится, –

Идёт война, где каждый за себя...

А как же дружба?.. Долу пали лица,

Невнятные сентенции бубня.

ОБРЕТЕНИЕ

В сердце живущему непреходящему,

Трудно живется... Беда!

Что ни скажи, беспрерывно брюзжащему,

Глохнет в пути без следа.

Вот и безмолвствует вечность сердечная,

Вяжет судьбы узелки;

Прячется в клетке грудной человечное,

Воет ночами с тоски.

Что же, печаль ты моя полуночная,

Мучаешь, спать не даешь!

Словно оружие кибер-сверхточное,

В самое яблочко бьешь!

Я ведь и так, как мишень, изрешеченный

Бедами, весь на виду!

Как Дон Кихот, ветряком изувеченный,

"Славься" пою во бреду!

Не утешай меня тем, что когда-нибудь

Мой глуповатый удел

Преобразится... И "Ангелом по небу, –

Скажут, – красиво летел!"

Противоречить не стану согражданам! –

Пью предрассветный крюшон.

Сплю, нагулявшись с любимой по радугам,

В звездных соцветьях... Смешон?

Смейтесь, сердешные! Смейтесь, болезные,

Плача ночами тайком,

Пряча надежды свои бесполезные

В нише за камельком!

В час, когда спит мое грустное золото,

Мной незаслуженный клад!

Все сберегла, что беречь надо смолоду...

Как же я этому рад!

С первым подснежником блика рассветного

В горницу к милой войду.

Непреходящее, чистое, светлое,

Обожествив, обрету.

Зябкая картина...

ЗЯБКАЯ КАРТИНА

Идет мальчонка в сумерках за мамкой,

И плачет горько-горько — не навзрыд,

Так плачет только тот, кто наизнанку

Всю боль свою... До дна души открыт.

Да что там дно?!.. Дна нет! Пучина горя!

Мать впереди — подчеркнуто строга.

Испуганное эхо будит дворик

И падает сочувственно в снега,

Знать, поскользнувшись... Зябкая картина.

Смотрю, не зная, как (кому) помочь?..

Сам с ближними порой, как сиротина,

Дитя-дитем, а на пороге ночь.

И жизнь суровей с каждым днем и строже.

Но вспоминая мамины шлепки,

Я начал видеть в них любовь... О, Боже!

Незримый, Боже, как мы далеки!..

НИКОГДА...

Есть такое слово "никогда",

В связке слов других: "не буду больше"...

Проверяют силу их года,
Становясь суровее и горше.

Потому что слово "никогда"...
С многоточьем лет преобразилось.
Время – океанская вода,
Словно в полный штиль, остановилось.

Смысл "перезвоните" в проводах
Замер, словно срезан на карнизах...
Ни отец, ни мама никогда
Больше не ответят на мой вызов...

"Как он там?" – не спросят, не всплакнут,
Не добавят: "Где он наш сыночек?"
Их надежд теперь не обману

Никогда... В глаза попал песочек.

Жизнь прожить...

ЖИЗНЬ ПРОЖИТЬ...

Не раз мы проходили по ковру

Волнующихся трав, не сознавая:
Былинке каждой больно... "Не летаем" —
Съязвил бы Боря, в странную игру
Сыздетства днесь с издевками играя,
Коверкая, и смыслы, и слова

Отдельные, паясничая вечно,
Как некий Предкудыкуда — глава!
Про девок петь горазд в распадке млечном;
О чем, и как писать, и говорить,
Затеял бы занудную беседу,
Употребив любимое "итить",
Мол, надо жить легко, тем паче в среду,

Суть жизни предав в суете мирской,
Пока не свистнет рак за той горой,
Где дождь пред каждым четвергом лупасит
По травам тем... Игривый град стеной.
И каждый миг — миркуй как хочешь! — красен.
Идём по полю (пройдено почти),
Витийствуем смеясь... А под ногами
Мир гибнущий... Созвездий оригами
Уже развесил дед Чумак, учтив:
Торит Чумацкий шлях свой вверх ногами.
Где нити светозарных трав чисты,
И мураши созвездий лучезарны, —
На первый взгляд наивны и просты,
Как люд идущий к площади базарной.
Смартфонами мерцая в полумгле,

Ища ответ? — Зачем мы на Земле?

...В двух-трех шагах от участи нещадной.

* * *

"Не то, что мните вы, природа"

Ф.И. Тютчев

Не то, что мните вы, есть ум,

Не сумма бесполезных знаний,

Занудный создающих шум,

И бездну самооправданий,

Не афоризмов затхлый склад,

И не архивный тлен, - по полкам

Разложенный не невпопад, -

Плод суеты и кривотолков.

Не то, что мните вы, есть ум!..

Души способность разобраться:

Идти по жизни наобум,

Или осмыслив путь, взбираться

На ту вершину бытия,

Где светочи нашли Причину

Вещей, ответив: "Кто есть я?

Лицо любви - или личина?"

Переживая трудные годины

* * *

Сруб невысокий над ключом студёным,

Постукиванье кружки на ветру

На гвоздике – о звонкий дуб морёный…

Здесь я от жажды, братцы, не помру!..

А братцы – гомонящие пичуги

(Что в гомоне их радость иль укор?),

Смеющиеся на ветру подруги –

Берёзы…(О пришельце разговор?).

Уж не забыл ли тонкостей общенья?

Обычаев родимой стороны?..

Побрезговал, как нехристь, причащеньем?

Попрал святыни гордой старины?

Всего-то надо – преклонить колени,

Перекрестившись, жажду утолить!..
Как пред иконой, сотни поколений

Сплелись в живую – в бесконечность нить.

...Перед криницей, как перед Единым,

Молясь непостижимой глубине,
Переживаем трудные годины

Не одинокие наедине.

* * *

И снова запах гари. Запах битвы.

Стихи умолкнут. В бой пойдут молитвы.

Кто не поверит, тот исчезнет громко –

На той же кромке роковой воронки.

Кто чудом уцелеет, скажет: "Свыше!"

Стихов про вечный бой – он не напишет.

"Враг не вовне!" – ответит, зная точно,

Откуда боль. Былое кровоточит:

"Враги внутри! Им несть числа! Оттуда

Безумье черпал Ирод и Иуда

Извлёк из глубины своей тревожной

Подложный мир – ничтожный и безбожный.

Народы, как дождя слепого капли,

Любимые свои находят грабли,

Великое переводя на брызги,

Так до любви Небесной и не вызрев".

* * *

Вдруг скажет человек – что мир спасет,

А мир, в тартарары летящий, – в рожу! –

Лица не видя, помня обо всем,

Что не было, но надо уничтожить.

А не было – почти что ничего!

А было – только то, что "недожизнью"

Назвать и плакать, и чесать чело,
Тифозные вычесывая мысли

О человеке, заявившем – как,
И чем спасать, мир мрачный и болезный;
О том, что знает первая щека,
Сказавшая второй в сердцах над бездной.

...Отшелушив себя от не себя,

Всмотреться вдаль и со спины увидеть
Расправленные крылья, и, любя,
Парить над миром, где легко обидеть.

Загадывая миг свой наилучший

* * *
"Вон чайка над прудом,
Как время, пролетает…"
Д. Ильин

Не все ль равно, летит или течет
Меж пальцев время? Сыплется, струится...
Повиснет вдруг, как трепетная птица,
В небесных васильках, где звездочет
Проводит аудит-переучет
Мерцающим мгновениям сыпучим
В прорехах туч. А ветер: "нечет, чет"–
Загадывает миг свой наилучший.
В такое время некуда спешить.
Невольно сознаешь: лицо лучится.
И ничего плохого не случится,
В душе покой... Мышь времени шуршит,
Гербарий дивных грез перебирая, –
Для будущих мгновений золотых,
Зерно от плевел ловко отделяя, –

Залогом счастья душам молодым.

* * *

Берёза выбросила цвет сирени синей.

— Не может быть!..

— Поверь, мой свет, на солнце иней!

На сердце лед. И на висках — не грим, не пудра, —

Запуталось на сквозняках седое утро.

Глядишь в окно. Отлив в снегу — на нем синицы.

Ждут не словесную пургу — пшено, пшеницу...

Им пахнет не театром жизнь, а хлебной крошкой:

Стучат в стекло, мол, поддержи... Хотя б немножко!

Они припали ко крестам твоим оконным,

Как бедный люд в годины драм, к своим иконам!..

Что твой удел невыносим, им не измерить...

Но сотвори для сирых сих причину верить.

"Ну, что вам рассказать про сахарин?"

* * *
Ну, что вам рассказать про сахарин? —

Не сахар это... Как и жизнь не сахар!

Поэтому весьма уместный "блин",

Употребив, я предпочту не ахать,

А сладко петь про остров Сахалин,

Про Вологду-гду-гду, стуча ногою,

Пред этим съев домашний сдобный блин,

Отягощенный красною икрою.

А сахарин... Да ну его! Да ну!

Пока в крови не обнаружен сахар,

И жизнь-держись пока не на кону,

Не доверяя знахарям и страхам,

Тобой любуюсь, сладкая моя!

Про ягодку опять смеяться смея,

Надежд на вечность счастья не тая...

И льётся мёд — не липовый, густея.

ВЕРНЫЕ ЗНАКИ

Весенний вечер. Тёмный плёс.

Под шлюпкой тонет блик луны.

С кувшинками расцветших звёзд

Мечтания сопряжены.

Плыву туда, где хорошо,

Отрадно и светло душе.

Весёлый ветер шёлк нашёл

В прибрежном камыше.

И подарил мне паруса,

Сказав: "Бери! Дерзай!" –

Мол, горизонта полоса

Для смелых грёз не край!

И я поплыл за ту черту –

Откуда ждал рассвет,

Отметив сердцем широту

И долготу примет,

Мне говорящих нараспев:

"За той чертой – черта!

И надо до конца успеть

Суть жизни прочитать!"

* * *

Я видел руины великих строений.

И пепел надежд роковых поколений

Меня накрывал непроглядным туманом –

В Москве и Нью-Йорке, Париже и Вене,

Пронзённых сквозным леденящим обманом.

В тенистом аду пирамиды Хеопса

Пески намекали на этику Гоббса,

И в зреющей буре найдя свято место,

Они отзывались о Гоббсе нелестно.

Горе Сагармадхе (читай Джомолунгме)

А хочешь, в Инете усердно погуглив,

Привет передай Эвересту, где фены

Нашли свое счастье, назвав Шэнмуфэном.

Когда я стоял Самомненья на пике

Почти демиург, словно Янус двуликий,

Прах звезд лучезарный, текущий по венам,

Пророчил беззвездную эру доменов.

И я соглашался, практически вечен:

И это пройдёт!.. Только миг бесконечен!

В котором открылось нетленное Слово:

«Люблю», – говорящее, снова и снова.

Ловцам реальности

ЛОВЦАМ РЕАЛЬНОСТИ

Эта новая эра – банальный ремейк

В череде бесконечных ремейков;

Если ложь – человек, то судьба его – фейк,

Над которой рыдает жалейка.

Но желание быть, как фантомная боль

На дурную погоду, крепчает.

Стугна явно не Стикс, и луна – не обол,

Под язык угодить не мечтает.

Там приятель в лодчонке, устав от хором,

Где бока ложь себе отлежала,

Предлагает не так, как суровый Харон,

Бескорыстно, иную державу.

И с глубин поднимаются вещие сны –

В них реальность гуляет босая.

Явно свыше на счастье монету луны,

Некто любящий в реку бросает.

И такая краса, что очей не отвесть,

Аки посуху в бликах рассветных...

Говорит нам о том, что спасение – есть! –

Только в Истине новозаветной.

Лодка режет волну. С весел блики летят,

Вперемежку с днепровской водицей...

Мы ушли в свои сны, где за нами следят

Только звезды и белые птицы.

Сочельник

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ СОЧЕЛЬНИК

Фитилем лампадным догорает

Розовый рождественский закат.

В церковку стекается с окраин
Славить Божий Свет и стар, и млад.

Ибо Белый свет давно не греет!..
Но в сердечном дальнем закутке
Вновь Сочельник – и душа теплеет,
И спина в приятном холодке.

Смутный час. Убитая дорога.
Но на свежем утреннем снегу,
Как ответ, следы туда, где в Бога
Веру пуще жизни берегут.

В РАЗЛУКЕ С ЛЮБИМОЙ

Самый долгий год... Три дня до встречи:

С черепашьей поступью минут –

Это вечность, от которой лечит

Только встреча... Что поделать тут?

... Никогда, любимая, в разлуке

Долго так за наш короткий век

Не были ни разу. По науке,

Если верить, и считать, то смех! –

Времени река без промедленья

Воды беспокойные несёт;

Ничего не предано забвенью...

Кто не ждал, родная, не поймёт:

Время замедляет ход настолько,

Или мчит... И страшно от того! –

Кто вчера кричал на свадьбе: "Горько!" –

Оказалось нет уже его...

Сорок лет как нет... Прости, родная,

Не на возраст намекаю я!

Ты, – без экивоков, – молодая!

Очи, восхищенья не тая,

Будут в снежных сумерках лучиться,

На перроне, где мгновений лёд

Таять отказался... Вечность длится

Этот долгий – самый лучший год!

29.12.2019

БЛАГОДАРНАЯ ПАМЯТЬ

Расстелила зима свою лучшую скатерть

Во всю ширь наших грустных полей,

Закромами раскрыв благодарную память

С перезвоном рождественских дней.

Чтоб колядники-ветры с холмов Приднепровья

Снежным просом засеяли нас,

Возвращая надежды убогим подворьям,

По родимой сторонке пройдясь.

Накрахмаленным кружевом иней крещенский

На усталых предплечьях лесов...

Узкий путь красоты, покаяний, прощений,

Меж суровых эпох и веков.

Отзывается эхо синичной колядкой,

Бормотанием хриплых снегов…

И какой-то особо торжественной клятвой –

Благовестом с крутых берегов.

Аж по коже мороз!.. До того пробирает

Не подложных мотивов настрой!..

Этот звон с высоты, где заря обливает

Грустью отчий погост за рекой.

Где проститься навек – ни желанья, ни силы,

С тем, что, в сущности, Добрая весть…

Только в этих снегах над отцовской могилой

Понимаешь: бессмертие есть!

Толмач

ТОЛМАЧ

Кто перевел стихи на тишину

Молитвенную, на язык наитий,

Тот спрятал хорошо дом и страну,

И уберег от роковых событий;

Вдруг обнаружив, пряча за душой,

Бескрайние душевные пространства,

Вещей заветных непрерывный строй,

Мир бесконечный — для блаженных странствий

Предел мечтаний... Изучил толмач

Наречие листвы, и птичий лепет

Истолковал как умиленья плач,

И испытал благоговейный трепет

Коктейль времен

* * *

Любуюсь прорастаньем солнца в тучах.

Роса искрится на кирзовиках.

Туман висит, как мокрые онучи,

На солнечном борту грузовика.

Хозяйкой по дороге, как по вехам,

Ползёт козявка (домик на спине)

С достоинством, мол, путник – не помеха!

Да и она не враг в дороге мне.

* * *

На то он и лёд, чтоб сверкать на рассвете,

Связав хорошо берега;

Нисколько не горд он деянием этим, –

Прияв на себя все снега,

Идущие свыше, и те, что растаяв,

Стекая, становятся льдом, –

Несет свою ношу, заведомо зная,

Что будет с ним, крепким, потом.

А нынче: пешни и коньки, и полозья

Саней – до известной поры;

Заря снегириной отрадою гроздья

Рябины роняет с горы.

Скрипят под ногами упавшие блики,

В снежнице зеркальный налёт...

Иду через Днепр с упованьем великим

В домашний – оттаявший лёд.

ДЕКАБРЬ – ВЕСЕННИЙ МЕСЯЦ

Любимой

Декабрь – весенний месяц. Спят метели.

И лютые морозы в забытьи.
Сирени в нашем парке ошалели –
Готовятся к цветению, где ты,
Моя любовь, надежда и отрада,
Неспящей внучке шепчешь: "Баю-бай!"
Успешно убаюкав снегопады,
Сказав зиме суровое: "Прощай!"
Чтоб расцвела в коляске незабудка –
Улыбка несказанной красоты...
"Декабрь – весенний месяц", – это шутка,

Которой щедро поделилась ты.

* * *

Таки весна! Летят стихи, трубя.

Спать не дают. Таращу очи в небо.

Весна в разгаре! – говорю не слепо.

Веснушки расцветают у тебя –

Созвездия немеркнущей любви,

Поющие: "Любимый, обними!"

СЕДЬМОЕ НЕБО

Седьмое небо. Высота манит.

И ты летишь – небес персона грата,

Туда, где только сердце говорит,

О вероятной доли не возврата.

Где не абстрактный розовый туман,

Питающий живое созерцание,

Клубится за пределами ума,

Признавшего границы понимания.

Вдыхаешь тьму, а выдыхаешь свет.

И в вечной мерзлоте, рождая пламя,

Всей жизнью утверждаешь: смерти нет! –

Узрев свой свет сквозь крест в оконной раме.

А у окна, как ангелы в раю,

Поют осанну вышним вишни мая;

Кто верил в них, тем крылья раздают,

А кто не ждал, не верил – не летают!

Жизнь не напрасна, когда отношенья не лживы

ПОДСОЛНУХИ

Мы врывались в метели черемух,

Уподобившись юным ветрам,

Развихряли чубы, как подсолнух…

Можно было завидовать нам!

Прибегали домой нараспашку,

Что-то маме сказав невпопад.

От разодранных в клочья рубашек

Исходил полевой аромат.

Дозревала вечерняя зорька,

Спелой вишней упав на крыльцо.

В печке тлела репейников горка

С полинялых одежд сорванцов,

Ощутивших весеннюю вечность,

Знать не знавших, что рядом зима…

Процветает сыновья беспечность

До тех пор пока мама жива.

Но не мнимая вьюга, не мимо

Пролетев над ее головой,

Намекнула застывшим, как мимы,

Что мы все здесь в цепи роковой.

ВЕЩИЕ СНЫ

Николаю Самофалову

Идем на рыбалку с ночёвкой, – давно решено, –

Ловить сазана на излучине с другом и братом.

Погода заказана... Звездное зреет пшено –

Прикормкой отменною сыплется за перекатом.

Мой друг закадычный, художник, – рыбак не ахти!

Но алого окуня око его подсекает

В закатной дали... Над отменным уловом пыхтит.

Что делать с добычей, видать по всему, уже знает.

В такие минуты душа рыбака в небесах,

Где, что ни мгновение – чудо, а, стало быть, праздник!

И чувство такое, что Бог тут присутствует Сам,

Его как Судьбу, принимая достойно, не дразним.

Брат вводит художника в смыслы – чужие ему,

И все же не чуждые, как оказалось позднее,

Знать, в чуткой душе откровения предков живут, –

Что брат ни скажи, друг наитием зная, умеет.

И туча – налим сине-черный – плывет в натюрморт,

И сом, накуканенный ловко, – луна в три аршина...

И ливень слепой, постучав в котелок, намекнет,

Что жизнь не напрасна, когда отношенья не лживы.

Костер, не в обрядовом смысле, огонь и вода,

А, стало быть, Богу живому поклон тут естествен.

О Троице мысль, посетив, не уйдет никуда,

Где духом общения миг освященный божествен.

ПРЕМУДРЫЙ УЧИТЕЛЬ

Учитель-лес, премудрый мой учитель,

Внушающий отраду и покой,

Несовершенство дерзкое сочтите –

Не вороватой детской простотой!

Хочу поговорить о сокровенном,

Где вы своим молчаньем золотым

Аукаетесь с тишью незабвенной,

Играя в прятки с эхом молодым.

Я вижу ваши раны, слышу боли…

Тут что ни древо – раненый боец,

Во времени бредущий, как по полю,

К разгадке вечной жизни навпростець.

Вам много сотен лет, а я-мгновение,

Застывшее пред вечностью живой,

Пропевшее судьбе благодарение

За счастье – побывать самим собой.

Твоею волей распахнулись двери

В иную – не надуманную жизнь,

Где все даётся по любви и вере,

Лишь возжелай! И, взяв, не откажись!

Чай утренний готов

1.
Чай утренний готов:

Заря малиной в блюдце,

В рассветных водах сахаринки звёзд

Растаяли почти... Не улыбнуться,

Встречая солнце сонное, на плёс

Роняющее розовые блики?!.

Махровым полотенцем дол парит.

И ветер-кот, зевающий, шалит,

Трепля тумана прядь когтем великим.

"А что вы хотели, –

Вскипела Зима, –

Торосы, метели...

Сама всё, сама!

Ветра помогают...

О солнце – молчу!

Сосульки рыдают...

Морозом лечу!"...

А солнце – смеется,

Момент улучив,

Бросает в оконце

Меж веток лучи.

И сыплются блики

На утренний снег,

Под детские крики

И радостный смех.

В сокровищнице осеннего леса

В СОКРОВИЩНИЦЕ ОСЕННЕГО ЛЕСА...

Ни имени, ни почестей, ни званий!

И золото упавшее к ногам

Не повод обольщаться, мол, ага

Здесь я – предмет любви и обожаний,

Где золото молчания в цене;

Взмах крыльев допустим, как вдох и выдох...

И льется свет в сверхчуткой тишине,

Которому бессрочный пропуск выдан.

По праву быть людьми тут все равны.

Но многие двуногие деревья

Являют дикость – признак отупенья,

Пугая бредом золотые сны.

Но слава Богу люди-дерева!

И травы-люди, служащие Богу

Благоговейно, делают, что могут, –

Отрадой наполняют времена.

* * *
Меж туч луна, как старый компас,

Потерянный в траве густой, –

Обшарпанный зеркальный корпус

К заблудшим тыльной стороной.

Ветра наития не знают,

Куда направить мыслей бег…

Фонарь бессмысленно мигает.

Путеводитель звёздный блекл.

Дрожит люминесцентной стрелкой,

Волной изломан, Млечный Путь;

Стекло небес меж гальки мелкой,

Что ни осколок – в каждом суть.

И сыплется в речную млечность

Метеоритов алыча…

Знать, Тот, Кому дорога – Вечность,

Готов за Путь свой отвечать?

И по лучам, как по тропинкам,

Гуляет, вслушиваясь вдаль,

Где ждать, устав, ворчит калитка:

«Своё – забрал, моё – отдай!» …

И Сам Предвечный, как в начале,

Свершая Таинство Своё,

Не обличает – облегчает

Страданья дольние её.

* * *

Вот и вы, неплакучие, плачете!

Знать, заела нещадная знать?

От детей очи мокрые прячете,

Зная то, что им лучше не знать.

А детишки – пытливые, зоркие,

Понимая давно, что болит,

Не смыкая глаз в ночи короткие,

Слышат все, о чем боль говорит.

И откуда у них понимание:

Что пройдёт, а что нет?.. Невдомек!

Утешая, утишат страдание,

Напророчат хороший денёк.

Сострадают родимым, не мудрствуя,

В реку времени плача тайком,

Сотворяя молитву изустную,

Точно зная, Кому и о ком.

Творя судьбу, лишенную страстей

* * *
Кто не бродит бесцельно по облакам,

Тот не знает, кто выплакал звездный свет;

Кто из лунного блюдца всю ночь лакал,

Оставляя в распадке молочный след.

Свесив ноги в прореху меж грозных туч,

Понимаешь наитием, где твой дом,

От какой двери под горою ключ –

День и ночь звенит, предвещая гром.

И (куда? откуда?) Чумацкий шлях,

Проходящий вечно через сердца...

Соль земли намекает, что дело швах,

Крым и Рым проходящая без конца.

По Трипольским склонам вернусь домой,

Аки посуху Стугну пройдя на треть.

"Слава Богу, – скажет жена, – живой!"...

Словно не за что умереть.

2017

* * *

Уйти в себя... И, усмирив гордыню,

Творить судьбу лишенную страстей,

Собраний сторонясь, где сердце стынет

От вер подложных, дружб и новостей.

Есть много правд, да мало оправданий!

И даже, говоря начистоту,

Не ведаешь, лишенный многих знаний,

Кого благодарить за прямоту.

И потому, откланявшись, уходишь,

Исполнен не природной немоты,

Туда, где "как бы", "если бы" и "вроде"
Сыздетства не живут – там счастлив ты.

Пусть никому от этого нет прока,

Но и беды особой тоже нет;

Не получилось из тебя пророка!

Не хлынул из очей небесный свет!

Но шаг за шагом, миг за мигом, глубже, –

В ту дверь стучась, где суть вещей живет, –

Продвинувшись, ты понимаешь: нужен

Тому, кто любит, верит и не лжет.

2017

* * *

Заря окурком брошенным дымится,

Роняя пепел сумерек в глаза…

Телам – отбой, а душам – вольным птицам –

Всю ночь кружить в тревожных небесах.

Ведь завтра бой! – и, видимо, последний…

В планшете рока список новых жертв.

И снегопад… А в мыслях – скверик летний,

Созвездьями оснеженный... В душе

Тропинка необманутых предчувствий,

Мерцание осуществленных грёз,

Где вне сомнений с чередой напутствий,

И с клятвой в вечной верности всерьёз,

Любимая… А что ещё солдату,

Проведавшему маму и отца,

Желать пред боем? – Встречи как награды!

Как вещий сон, что снится без конца!..

2018

* * *

Ночь вышивает гладью по Днепру,

Вкрапляя бисер ярких звезд в картину,

Где птица-гоголь, выбрав середину,

Перелетела!.. Ей-же-ей, не вру!

Соперничая с месяцем, плывёт

Над куполами отражённой Лавры,

К которой нынче порознь и попарно

Люд православный к всенощной течёт,

Ища щита от смерти и тщеты,

Презренья супротив надменных множеств,

Русь обложивших данью… «Боже! Боже!» –

Осознанность духовной нищеты

Являет эхо, вслушиваясь в плёс

Душ покаянных. Днепр сменил окраску.

…Незримый Некто облака принёс,

Как золотые куличи на Пасху.

2019

"Жизнь прошла...Какая глупость!"

* * *
"Жизнь прошла...Какая глупость!

Жизни не было совсем!" –

Скажешь в час прозренья скупо

Сокровенное, не всем,

Вспомнив время роковое,

Что стоит особняком,

Затеняя золотое...

И всплакнешь... Ведь, есть о ком!

И о чём! – Что год от года

Все дороже и милей...

Память вещь такого рода,

Как вино... Уверен – пей,

Развалившись у камина!..

Но не потчуй молодых

Уксусом свершений мнимых,

Суррогатом дней былых!

Пережив друзей намного...

Стало быть, твоя взяла! –

Ты герой... Побойся Бога!..

Жизнь... О, если бы была!

Не прошла бы стороною

Мимо тех, кто помощь ждал!

Не гордилась бы собою

В торжестве над тем, кто пал.

Жизнь, по сути, бесконечна!

Миг огромен, если в нем

Проявилась человечность, –

О враге как о своем

Позаботившись спокойно,

С онемевшим словом "я",

Позабыв, что было больно,

Раны смертные тая.

* * *

Что ни скажи – не то!.. Вот и молчу,

Как пред ломбардом, сильно сомневаясь,

Фамильным золотом молчанья откупаясь

От тех, кто знает, что сказать хочу.

Кратилу, уподобившись, машу, –

Жест, предпочтя беспомощному слову, –

Рукой в том направлении суровом,

Откуда опыт жизни выношу.

Снося невыносимое порой,

И нетерпимое терпя всё чаще ,

Я понимаю, что такое счастье

И что с ним делать, обретя покой.

А кто не знает – что ему сказать?

Какую новость сообщить при этом?

Совет плохой: содеяться поэтом! –

От жеста к слову перейти опять.

Звеня колокольцем игривым

Назовете зарю беззаветной,

Идущей по краю,
Между адом и раем,

Землею и небом, отважно;

Хохотушкой-девицей,

Играющей в прятки с любимым,
Шарфик розовый с умыслом кинувшей
В росные травы –
С горки,

Вьющейся стежки поодаль...
Есть она или нет? – Вот вопрос!

Ваша выдумка или реальность?
В башмачках ли хрустальных
Иль, сняв лапаточки, летит
В неизвестность,

Звеня колокольцем игривым над бездной...
Кто вы ей, ухажер неудачник?
А, может, завидный жених?
Поэтической астмы счастливая жертва?..

Неважно!
Задыхаясь от чувств,
Несказанное пробуешь петь...
И поется оно! И читается! И...

Дивным-дивом остаётся в душе,
Если есть в бренном теле душа,
Чтоб за кромкой стремительной жизни –

На краешке неба –
Вспоминать золотые свои

Сокровенные сны.

"Не серчай, моя тихая радость"

* * *
Не серчай, моя тихая радость,
Не крикливая, кроткая боль!
Обустрою безбедную старость,
Где нам будет покойно с тобой!

Где отменные снасти и сласти,
И блаженные дни чередой...
Мне давно все равно, кто при власти! –
Властен только Господь надо мной.

Потекут, как и должно, минуты,
Наполняя наш мир красотой,
Где нет места ни войнам, ни смутам,
С бесконечностью лжи роковой.

Все у нас будет так, как хотели:
Ожидаемо... Главное – в срок!
На Сочельник – кутя и метели!
А на Пасху – кулич и пирог!

А еще – что от нас не зависит,
Но не может случиться без нас:
Наших внуков высокие мысли
И радушие искренних глаз.

Будут петь за окошком качели,
Утверждая, что это не сон,
А венец беззаветных влечений

Двух сердец, что стучат в унисон.

* * *
Разлиновал на зорьке летний ливень
В линеечку косую белый свет.
И радуга, отдав, что должно, ниве,
Закуталась в туманный серый плед.

И закурил курган былинный люльку,
Забытую заезжим казаком,
И юный ветер, обновив свистульку,
Нырнул в вишневый сад – и был таков!

А дождь хороший! Дождь великолепный!
На землю изнурённую жарой,
Желанным гостем: и грибным, и хлебным,
Убогой не гнушаясь стороной...

И, что дождям положено, свершая,
Надменным суховеям вопреки,
Продолжился в грядущих урожаях,
В зарницах над излуками реки.

Постичь непостижимое...

ПОПЫТКА ПОСТИЧЬ НЕПОСТИЖИМОЕ

1.
Смирение не просто тишина –
Бесстрастная молитвенная ясность,
Духовная святая глубина,
Покой душевный, мир и безопасность;
Неназванная истинная жизнь,
Дух Царствия Небесного и сила...

2.
Постигнутая – даром свыше – мысль:
Жизнь без смирения невыносима!

3.
Что взять с собой, готовясь в мир иной,
Когда окрест зловещий непокой,
А за душой, в сердечных закромах,
Увы, не Божий, а животный страх?
Не наскреблись молитвенные лепты:
Похитили неверных вер адепты?
Иль растранжирил, заигравшись, сам,
Блуждая по киношным небесам?

Вопросам несть числа! Ответов мало,

На опыте основанных своём!..
Чужое взять?.. Не позволяла мама!
Возьму с собой прощение твоё,
Любимая, коль заслужу при жизни,

Оно ценнее, чем слова на тризне.

* * *
Когда до пониманья жизни дожил,
И это понимание – любовь,
Тогда тебе должны дожди и дожи,
Что должно причинять – тоску и боль.

Но не такую боль, печаль и слезы,
Не вечную, не тяжкую тоску,
Чтоб, как в прорехах туч, лучились грезы,
Сбываясь чудным-чудом на веку.

И дивным-дивом то происходило,
Чего зовешь, чему не миновать,
Лишь потому, что сердце возлюбило
То, что познав, не можешь не желать.

ЛОГИКА ЛЮБВИ

Там, где муж с недюжинным умом
Не находит из несчастья выхода,
И теряет разум – незнаком
С логикой любви… Она кругом! –
Как признанье на едином выдохе.

И в начале и в конце – одна!..
Чудо жизни ей осуществляется:
И поет безумная весна,
Логикой любви освящена,

С доводами смерти не смиряется.

ТУМАННОСТЬ АНДРОМЕДЫ БОРОЗДЯ...

От малых истин берега познанья,
От крохотной песчинки до горы,
Уйти за горизонт – предел дерзанья.
А далее?.. В незримые миры!

Одни и те же вечные вопросы, –
Чем дальше, тем печальнее ответ:
За горизонтом так же много прозы,
И неизбывна суета сует.

Исколесив другие измеренья,
Ни с чем вернувшись на круги своя,
Найти покой и веру, и спасенье,

Где сызмала живёт любовь твоя.

* * *
Проходят бесконечной вереницей
Безрадостные пасмурные дни.
Мелькают неулыбчивые лица,
Сердитые — угрюмые одни.

Как под копирку, безотрадной кипой,
Памфлетами ушедшими в тираж,
В одну судьбу с печалью одноликой,
Толпой уходят в череде пропаж.

И лишь один, с душою нараспашку,
Как на раскладке средь бездарных книг,
Счастливым клерком из другой шарашки,
Весть добрую несет домой старик.

В свою (по мненью большинства) халупу,
Где ждут его отрада и покой,
И та, пред кем предстать не страшно глупым,
Явившимся без рыбки золотой.

* * *
Что ни скажи – не то!.. Вот и молчу,
Как пред ломбардом, сильно сомневаясь,
Фамильным золотом молчанья откупаясь
От тех, кто знает, что сказать хочу.

Кратилу уподобившись, машу, –
Жест предпочтя беспомощному слову, –
Рукой в том направлении суровом,
Откуда опыт жизни выношу.

Снося невыносимое порой,
И, нетерпимое терпя всё чаще ,
Я понимаю, что такое счастье,
И что с ним делать, обретя покой.

А кто не знает – что ему сказать?
Какую новость сообщить при этом?
Совет плохой: содеяться поэтом! –
От жеста к слову перейти опять.

* * *
Где трудно не найти в грибную пору
Боровиков великую семью, –
Что помогает позабыть укоры, –
Немолодого леса на краю,

Я нахожу блаженство, словно нищий,
Что не ошибся в выборе пути...
Здесь внук свою историю отыщет,
Как я однажды, с дедом побродив.

Опушка, осчастливленная ливнем,
Не может не рассказывать былин,
И, не смотря на то, что слепни липнут,
Внук слушает лес, вдоволь побродив.

Блаженная – не тягостная ноша,
Отрадная усталость... Гуд шмелей.
Настрой душевный благостный, хороший,
Несем домой, как редкостный трофей.

"Узнаем позже – что мы потеряли"...

1.
Узнаем позже – что мы потеряли...
А потеряли ведь – что не вернуть!
Как не сыграть без клавиш на рояле,
Не проторить без цели жизни путь.

Легко меняя лица на личины,
Искали денег, славы... Хоть чуть-чуть!..
Пренебреженью, находя причины,
К словам, имевшим близость к слову "суть".

И вот идём, потупив очи долу,
Меж бывших, прежде очень дорогих,
Вещей нетленных, – ни пути, ни дома
Нет без которых... Тяжело без них!

Все более не понимаю,

Откуда и куда иду:
По центру или же по краю

Вселенной?.. Мира на виду?

"Миров", – сказав, не ошибешься.

А ошибешься – не беда.

И никому не сознаешься:

Идешь откуда и куда.

Молчишь все более глубоко,

Как капля, павшая в поток, –

В падении не одинока, –

На новый заходя виток.

В круговороте смутных будней,

Поймав закатные лучи,

Вдруг радугу отрады утренней

Как откровенье получив.

Краса неимоверная!

Ландыши в приднепровских дубравах... Краса неимоверная! Дух божественный! В такие минуты всякий раз испытываю чувство беззакатной любви и бесконечной благодарности к Господу! Кукушка, если ее не остановить, может накуковать вечность! А соловей такие коленца выдает – каждый раз новая вариация! Воистину рай! Именно этот мир, не согрешивший, Господь судить не будет! Вот почему так хорошо на природе. Душа вспоминает истинную себя в общении с девственной красотой... А ведь над заводью, где созвездия лилий ещё мерцают на волнах в лучах заходящего солнца, а соцветья звёздные в садах небесных набирают мощь цветения, человек не вспоминает: ни имени, ни отчества, ни почестей, ни званий, ни национальности... Просто живая душа славит Господа, поет Ему благодарность, не нарушая всеобщей гармонии!

Над смертью и безбожьем

* * *
Пчела успокоилась — меда с избытком!
Но пасечник соты берет,
Лишая иллюзий пчелу-инвалидку:
"Отменнейший взяток!" — поет.

Пчела, созидая ему изобилье,
Служа верой-правдой летку,
Избила в лохмотья наивные крылья,
Безвестно почив налету.

А ведь говорила ей в бытность девичью,
Премудрая матка: "Беги!"
Туда, где охотник не ходит за дичью,
Где только медведи враги

Находят себе столько жгучей печали, —
Что просто ревут от тоски, —
Где жизнь роевая кипит, как в начале,
Врагам вмиг вправляя мозги".

... И пасечник, певший намедни про взяток,
Обобранный властью лихой,
Почил, не найдя средств для выросших взяток,
Ужаленный смертной тоской.

* * *
Подготавливал речь –
Не предвиделась сцена немая.
По сценарию встречи:
Цветы, дорогое вино…
Получился «Токай» –
Лучезарная сущность хмельная
На серебряной кромке бокала…
Немое кино.

По наитию губ
Улыбнулась счастливая вечность,
По закону любви –
Чудный миг протяженностью в жизнь;
И зажег свои свечи
Радушный стареющий вечер –
Задушевные звезды…
Промолвив, я слышал: «Святись!»

Дальше – таинство чувств…
Что ни слово, то – правда и нежность!
Что ни вздох, то – надежда!..
Ни тени сомненья в ответ!..
Говорят, не бывает…
А я утверждаю: безбрежна!
Разделенная радость начала –
Конца ее нет!

ТОРЖЕСТВО КРАСОТЫ

Когда весна, захватывая мир,
Переполняет маленькую душу
Мотивами любви, а твой кумир –
Пора иная – вынуждена слушать

Слепое восхищение весной,
Сознаньем овладев весьма широко,
Тогда наедине с самим собой
Тебе тревожно, но не одиноко.

Ты осмысляешь сердцем суть вещей,
Каких умом постигнуть невозможно,
И на вопрос дурацкий: кто ты? чей?
Смеясь, даешь ответ не многосложный:

"Свой собственный!"... А в глубине души
Весна и осень, диалог сердечный
Ведут, не споря, в прах перекрошив
Сомнения о Красоте предвечной –

Спасительной, спокойной Красоте,
Объявшей Землю кротко, не воюя,
Что, пребывая в вечной чистоте,
Над смертью и безбожьем торжествует.

* * *
Все чаще и все дальше ухожу
В луга, дубравы, к поймам и затоком,
Где фальши нет, и, где не одиноко
Наедине... Минутой дорожу
Свободы истинной, жажд вечных утоленья,
Иной любви, иного вдохновенья...
Воистину блаженствует душа!
И тело, меря дали не спеша,
Душе – наедине не одинокой –
Дает возможность думать о высоком,
Забыв, что суетой утомлена:
Иного содержанья пелена
Перед глазами – радужная дымка,
Лощина меж холмами, словно крынка,
Полным полна парного молока.
Даль лучезарна. Цель пути ярка.

"Как надо жить – сегодня знаешь точно"

* * *
Как надо жить – сегодня знаешь точно,
Но знание дороги – не стезя.
Сегодня радостно, а завтра – тошно,
И это "завтра" изменить нельзя.

И скорбное "вчера" непоправимо...
О, если бы, сознанье изменив,
Путь выправить, куда идти, вестимо:
Домой! К себе! Лица не уронив.

А на пути печальные обличья...
И знаешь ты, откуда эта грусть, –
С ней ты встречался не однажды лично:
Твоих она касалась глаз и уст.

А, стало быть, ты знаешь, как утешить,
И чем помочь... Но лучшие слова:
Как жить нельзя – забыл вчерашний грешник,
А то, как надо – в памяти провал.

СУЩЕСТВУЮ

Нереально, но я существую,
ибо слышу сверчковое «сюрр»,
Что, на тучу плюя грозовую,
соревнуется с окриком: «Юр!» –

Это ты на шестке нашем шатком
строишь планы (до неба леса!),
В круг задач с моим именем кратким
смысл всей жизни своей увязав.

* * *
Как хорошо не участвовать
В дележах, грабежах,
Не быть с кем бы то ни было
На ножах...
Не очаровываться, а, стало быть, да! –
Не разочаровываться никогда!

Есть такие ниши, вирши и прочие небеса,
Где тишайшие тиши и чудеснейшие чудеса,
И такая песенка про любовь,
От которой в жилах не стынет кровь,
А спешит, бурля, как реченька меж камней,
Словно к устью, к устам возлюбленной:
Скорей! Скорей!

ПАМЯТНЫЕ КАРТИНЫ

1.
Минут рассветных дрожжевое тесто:
Мука, желток, парное молоко, –
Ингредиенты... Творчеству есть место.
Пирог вишневый – угадать легко!

2.
Буханка солнца пышет летним зноем.
Клубится пыль над нивой... Над рекой
Плывет комбайн... Увидеть это стоит
Хотя бы раз на зорьке золотой!

3.
В косынке белой мама. Время дойки.
Ласкает слух парных мгновений лёт.
А после - время штопки и раскройки
Знакомым с детства голосом поёт.

4.
Напевы утра слушать бы и слушать!
Но сорванцов ждёт бурная река.
…Узнаем позже, что согреет душу,
Заплывшим в зябкий омут, старикам.

Ничто не проходит

НИЧТО НЕ ПРОХОДИТ

Ничто не проходит! –
Живет за душой, как за стенкой.
А ты безоглядно летишь,
Нетленкой играя.
Но жарятся бренные гренки, –
Родная невечность, –
Реальная жизнь.

И можно шутить,
Хорошо разомлев после чая,
Над стёжкою памятной
Ранние грезы всклубив,
Красивые чувства,
В бессмертной душе возрождая.
"Ничто не проходит!" –
Великую правду вкусив.

Никто не проходит...
И звёзды почившие – светят!
И зрелое чувство любовь,
Не пропав в глубине,
До времени прячась,
Улыбкой ребенка ответит,
Как луч, из-за шторы
Во мгле.

...Не веришь? Не верь!
И рыдай, или злись бесконечно,
Врага отыскав,
Фотографии в прах обратив...
Любовь не проходит...
Не может пропасть человечность!
Иначе нет смысла,
Нет истины, нету пути!

ГДЕ ВСЕ ИНАЧЕ

Казалось бы, все видывал и слышал!
А что не видел и не слышал, то
В затылок миру старой драмой дышит,
Иль тычет в очи шпилем шапито.

И удивить уже, пожалуй, нечем –
Сюжеты все написаны давно...
Как неизбежно наступает вечер,
Так неизбежно кончится кино.

Но этот фильм предсказанный донельзя,
"Жизнь", названный не мной, я досмотрю,
Объяв сознаньем города и веси,
Закатную и раннюю зарю.

В душе, как в кинозале, чувствам тесно,
Хотя и предугаданный сюжет,
Здесь возмущенью не осталось места,
И выкрику: "Позор" – тут места нет!

Смотрю не на экран, не на афиши,
Всё чаще и всё глубже – внутрь себя,
Где быстро меркнут звезды и фетиши
На фоне несказанного огня.

В нем сущность "я" мерцает, не сгорая,
Преображаясь чудом в слово "мы",
Такое чувство дома обретая –
Без края и конца, не зная тьмы.

...Здесь все иначе, люди и событья,
И жажда жить тут обретает смысл
Иного наполнения, наитием
Впитав в себя глубины слова "мы".

КРИК ДУШИ

1.
Возможно, и не нужен дождь Сахаре, –
Достаточно росы ночной порой,
Чтоб выжил тот, кто вам мозги не парит,

Или не сушит, зная, что – на кой.

Поэт окрест в каком-то смысле ливень,

Являющий рифмованный поток

В нещадный час, когда стихи могли бы,

Излиться в душу – не в пустой песок.

И вроде бы созвучие желаний:

Преодолеть зыбучие пески

Идей безумных и подложных знаний,

Чтоб не сгореть однажды от тоски.

«Похожесть жажд… Родство надежд высоких.

И назван мир красиво – «Белый Свет»,

Тогда откуда тьма душ одиноких?» –
Кричит душа, которой как бы нет.

Идут стихи...

ИДУТ СТИХИ

Идут стихи, как в церковь пилигримы,
В суровый час гонений и тревог, –
Душа их храм... Наитием хранимы, –
Ни то, что слово, – буква! каждый слог!

На их пути овраги и воронки,
Неистовство ворья и воронья...
Идут, познав не понаслышке шконки,
В иные сферы жизни, путь торя.

Зачем идут, не спрашивай – известно!
"Куда? Как долго?"… Слушай и молчи!
В строфе единой, так в часовне тесной,
Вселенная, как паства, близ свечи".

У каждого свои любовь и вера,
Но слово к слову, как к плечу плечо:
Земная боль и неземные сферы,
Которым есть поговорить о чём.

ПАМЯТИ ЧЕЛОВЕКА

Воспитывал в себе он человека,
На грани невозможного порой,
Удобнее когда быть имяреком –
Абстрактной безымянною душой.

Не пряча глаз, за спинами не прячась, –
Где в страусиной позе большинство
Теряло лица, – сам себе удача,
Являл он человечье естество.

Казалось бы, обыденные вещи:
Банальные движенья рук и ног, –
Но до тех пор, пока делиться есть чем,
Он шел и делал, что другой не мог.

* * *
Становлюсь слезливым и занудным –
Выговорить страшно! – стариком,
Потерявшимся в сиюминутном.
А в мечтах... Простите, в горле ком!

Миг-другой... Минуту поразмыслив,
И, объяв вселенную душой, –
Города и веси, ширь и выси,
Словеса: "Вот стану я большой!"

А ведь сбылось всё, о чем мечталось!
А что, слава Богу, не сбылось! –
Заблудилось? – в облаках осталось?
Отложилось на потом, небось?

Сбудется, что должно, что полезно!
По молитвам... Слава Небесам!
Богу слава! – На заре воскресной
В Божий храм я шествую не сам.

Чуткая чернильница

ЧЕРНИЛА

Черные и красные, синие и прочие,
И от симпатических чернил
Тот же толк (уместно многоточие)...
Или круг – никто не очертил.

Вот стоит бутылочка чернильная.
Вот перо гусиное, а вот –
Перьевая ручка... Рифма сильная
Зреет... Приговор: "На эшафот!"

Достоевский вспомнился, а ранее
Данте Алигьери – осуждён
На сожженье... Вечное изгнание
Вместо смерти... Чёрный окаём.

Не было б "Божественной комедии",
И чернила промолчали бы,
Как душа, молчащая в неведении,
Как не применённые столбы.

…Стол рабочий. Чуткая чернильница.
Мягкое послушное перо.
"Идиот" – роман уже предвидится,

И игрок не ставит на "зеро".

ГОРЬКОЕ ЛЕКАРСТВО

Не знаю чем помочь тебе, дружище? –
Ни средств особых, ни особых фраз!..
Одна отрада есть: я духом нищий!..
Но мне ль об этом говорить сейчас?

И в прелести, должно быть, пребываю, –
Лекарство от которой боль и скорбь.
О горестях не понаслышке знаю:
Врач близок мне – Он на подмогу скор.

Велел помочь молитвенно и делом,
Что, впрочем, суть едино: цель одна! –
Чтоб и твоя душа любовь пропела,
Лекарство выпив, горькое, – до дна!

Чтоб, никого не осудив на свете,
Все трудности в пути перетерпев,
Мы убедились: "Путь кремнист, но светел!"
При этом радость неземную спев.

* * *
Я не засну... Точней, усну чуть позже,
Закономерность сна не упразднив.
Сегодня был и снова будет дождик,
Исполненный невероятных сил.

Созреют сны на ирреальной ниве,
Реальным увлажнённые дождем;
Мне будет слаще или горше с ними...
Предположить что можно тут еще?

В одном потоке яви и фантазий,
Иллюзий шквальных или вещих снов,
Я научусь быть точным в каждой фразе,
Вдали от разнопраздных пошлых слов.

Там на каменьях, брошенных в пророков,
Взращу предельно внятные слова,
Чтоб каждой капле в нашем водостоке
Предоставлялись равные права.

И только лишь потом: "Спокойной ночи!" –
Скажу дождю и спящему коту...
Журча, мурча, они мне напророчат,
Счастливый путь... С него я не сойду!

* * *
Мне нечего ответить вам, – когда,
И будет ли сегодня свет, – не знаю.
Ветр саблезубый режет провода
И час недобрый рыщет по сараям.

У каждого своя глухая ночь
И оголенный провод озлобленья
Искрит изрядно... Чем могу помочь
Я – не монтер надежды?.. К сожаленью!

Мои сомненья явно коротят,
Насчет того, что люди – это люди;
Ведь человеки поедом едят
Друг друга, и, сожрав, себя не судят!..

Аккумулятор светлых чувств ослаб:
На «Боже помоги!», «Помилуй Боже!»
Едва хватает... Зарядить пора б! –
Лишь эта мысль сознание тревожит.

ДОБРЫЕ ЧЕРНИЛА

Чернила добрые! –
Красноречивые,
Хотя и черные, –
Миры красивые
Рисуют, радуясь,
И в рифму радугу
Берут не мучаясь,
В мечтах об участи
Радушно-радужной
…И это ж надо же! –
Чернила черные,
А чувства светлые,
Не отвлеченные –
Весьма конкретные!

Тема тем...

ТЕМА ТЕМ

Прожить, не помня, кто ты, и откуда,
И умереть, не ведая, зачем, –
Мечтать об этом, разве что Иуда,
Мог, но почил трагично мрачный чел...

Сленг не уместен? Тема роковая?

Да, тема тем! Кто в теме, тот поймёт!
Дождь обойти хотел её – как, зная,
Но ливмя лья, вдруг превратился в лед.

Трубач известный, мимо нот играя,
Точней сказать, не то сыграл, что мог;
И вместо чувства радости и рая
Он от досады до костей продрог.

И хорошо бы, позабыв, вернуться!

Пропеть, что должно, связывая нить:
Начала и концы... Уснув, проснуться,
Чтоб тему тем сначала повторить!

Из утреннего цикла:
"ЗАРИСОВКИ С НАТУРЫ"

* * *
Одуванчики цветут. Цветёт сирень.
И акации душистой гроздья
Закипят вот-вот... Хороший день
Цвет культуры нашей кличет в гости,
Чтоб явилась красота любви,
Свойственная людям человечность,
Чтоб над ней, под кипенью зари,
Прослезилась, впечатлившись, Вечность.

...Расцвела черемуха в саду.

Звезды засияли дивным светом,

Только "цвет наш" - явно не в ладу
С разумом! - кичится пустоцветом.

ЗАРИСОВКА С НАТУРЫ

Живешь себе, любя родных и ближних,
Не думая особо, кто ты есть,
И вдруг вопрос, из-за спины, барыжный:
"Что Русь в твоём понятии и честь?"

Ни здрасьте вам, ни как дела... Оглоблей
Сорвавшейся, на голову летит,
Как будто ты пророк – ан не угроблен!
Мол, ясен пень, кто в битве победит!

До времени молчишь, потом киваешь,
Лысеющей седою головой;
Сыздетства Русь не всуе поминаешь,
Тем более пред нечистью слепой.

О, если б человек был!.. Ты б ответил
Страдальцу и за веру, и за Русь!
Но на челе нет боевых отметин,
Губ в уголках ехидство... Кабы грусть!

Ретируешься в закуток заветный,
Роняя свет молитвенный из уст:
"Помилуй, Боже, Русь! И помысл светлый
Вложи в умы тех, кто душой не пуст!"

ГОРЬКОЕ ЛЕКАРСТВО

Не знаю, чем помочь тебе, дружище, –
Ни средств особых, ни особых слов...
Одна отрада есть: я духом нищий!
Хотя Бог весть?.. Ведь я не богослов.

И в прелести, должно быть, пребываю,
Лекарство от которой, – боль и скорбь, –
Не понаслышке горечь его я знаю;

Врач близок мне и на подмогу скор.

Хочу помочь молитвенно и делом,
Что, впрочем, суть едино... Цель одна!
Чтоб и твоя душа любовь пропела,

Лекарство выпив, горькое – до дна!

Чтоб, никого не осудив на свете,

Все трудности в пути перетерпев,

Мы говорили: "Путь кремнист, но светел!" –
Дуэтом радость неземную спев.

"А ведь живем, как будто Бога нет"

* * *
А ведь живем, как будто Бога нет.
Есть деньги, слава, власть... А Бога – нет!
Ведь если бы доподлинно мы знали,
Что есть Господь, мы б чтили Божий Свет.

О нет, не чтили б, ибо знаем мы,
Что Сущий есть: в сердца стучит, в умы
Свет проливает... Несказанный Свет!
А мы живем, как будто Бога – нет.

Оговорился! Не живем – чадим!
Угаром ложных вер себе вредим.
И ближних отравляем лицемерьем
Намеренно... И поедом едим

Тех, кто живёт – воистину живёт!
И сеет правду, и отраду жнёт!
И кто бы ни сказал им: "Бога – нет!"
Они являют миру Божий Свет.

* * *
А слёзы льются сами, сами, сами...
Так льется не слепой осенний дождь,
Повязанный с землей и небесами,
Таким узлом – вовек не разорвёшь!

Причин витать и падать – с преизбытком!
И как, всё помня, не всплакнуть порой,
О тех, кто повязал единой ниткой
Тебя и всех живущих под луной.

А нить такая крепкая, такая:
Дамоклов меч смешён! – И сам Дамокл!
Ведь дождь и слезы льются, сострадая,
Тому, кто здесь до нитки не промок.

...А кто промок до той крепчайшей нити,
Тот знает цену ливню и слезам,
И череде трагических событий,
В которых зачастую винен сам.

Вы слышите?..

ВЫ СЛЫШИТЕ?..

Вы слышите, вон там – за косогором,
В той рощице над поймой, соловья?
И я не слышу! Но не в этом горе,
Печаль в другом: что нынче слышу я!

Окрест одно и то же: "Деньги-деньги!
Динь-дон, динь-дон!" – долдонящая власть,
Что «взлётом» нарекла своё паденье,
Сумев при этом граждан обокрасть.

Какие соловьи, когда червончик:
Чирик-чирик, тимох-тимох, тьох-тьох, -
Зовет, убитых вахтой сверхурочной,
Калек соображающих на трёх.

Как не понять, дань отдавая мраку –
Эпохе беспросветного вранья,
Когда тут слышит каждая собака,
Поющего за деньги соловья,

Посаженного в клетку – ТV-ящик.
Кто посадил несчастного туда?
Разбойник-соловей? Коварный ящер –
Болезнь-дракон, ползущий без следа?

...Пройдет и этот гвалт – вселенский гомон,
Не будет ни плебея, ни царя:
В село перетечет, исчезнув, город –
Над поймою послушать соловья.

ПРАВО ЖИЗНИ

Осуществляя жизни право,
Судьбы не в силах обмануть,
И я, не мудрствуя лукаво,
К любимой проторяю путь,

Черпая мудрость у излучин,
Давно ответивших себе
Разливом вод – молчанья лучшим:
Зачем противиться судьбе,

Что так обильно одарила
Волной ответной на вопрос:
Любим ли я, как ты любима –
До кома в горле и до слёз?

С надеждой, меры не познавшей,
Не чуя берегов, лечу
В поля мечты твоей бесстрашной,
Стихи наивные шепчу.

А в них, как в родниках глубоких,
Такая чудная вода! –
Не иссякает в зной жестокий,
Не замерзает в холода.

ЕДИНОЕ ЕДИНОМУ

Великовозрастные дети,

Все до предела упростив,

Легко находим даже в смерти,

Бессмысленной, свой позитив.

И, упражняясь в говореньи,

Кто лучше скажет и точней,
Вздымаем пыль слепых воззрений...

Витии! Гении – ей-ей!

И нет бы, скорбный путь итожа,

Творца не всуе помянув,
Спросить: "Зачем мы жили, Боже,
Иллюзий золотых в плену?"

И, как из дальнего кармана,

Расхристанной больной души, –

Где места больше нет обману,
Надежд лишь жалкие гроши, –

Достав, как царскую монету,

В дрожащей старческой горсти,

Успеть, пред тем как кануть в лету,

Сказать единое: "Прости!"

Пасха 2020

ПАСХА 2020

1.
Боже!.. Господи,
Эта Пасха две тыщи двадцатого –
До дрожи в голосе!
В осаде адовой
Неодолимая!
Казалось, порознь все,
Но боль единая,
Любовь, не мнимая,
Объединили нас
В годину смутную,
Влагая вечное –
В сиюминутное,
В предельно малое –
Необозримое,
На веки вечные
Непобедимое!

2.
Как катакомбники,
Шли порознь к всенощной,
Аки окопники,
Что знали: есть за что,
Кого во имя и
Ради вступят в бой,
Сказав: "Спаси мя,
Всеблагий и Святой!"

Не исполины, –
Ни знать, ни вершники –
Как в лапах львиных,
Большие грешники,
Творя, что должно,
В эпоху зверскую –
Сверхневозможное,
Как крепость Брестская.

Задача выстоять
Во тьме воинственной,
Пройти от "а" до "я"
Путем единственным.
Как на большой войне,
Но без кровавых драк,
Познав, что враг вовне
Не самый страшный враг.

3
...Сгущалась тьма
Слепая – внешняя,
Но не до сна
В цветенье вешнее!
Соцветья звезд.
И глаз мерцание.
Незримый мост
И ожидание
Слов самых важных...
Миг чудесен!
Теперь не страшно:
Христос Воскресе!

19.04.2020

ЖИВАЯ ВОДА

1.
Не всуе поминаемый Кратил
Знал хорошо ораторское дело,
И вдруг язык, серьёзно укротив,
Молчальником стал, отказавшись смело
Словесный бисер в пустоту метать,
Невольных мимов труд предвосхищая:
Поставил выше слова жест – не вдруг,
Порочного непониманья круг
Руки красивым взмахом рассекая.

2.
А перед тем, – как смолкнуть в закутке,
Ввязался с Гераклитом в спор отважно,
Твердившим повсеместно о реке,
В которую никто не входит дважды, –
Не за глаза учителю изрек:
"Единожды нельзя!"... Платон свидетель!
Всем остальным доныне невдомёк
О чём был спор... Давайте в тему въедем!

3.
Что за река? И что за имярек?
Погонщик мулов иль философ-грек,
Определивший брод в потоке вечном,
Идущий не на ощупь в свой удел,
Где обретет сполна, чего хотел,
Барахтаясь в потоке быстротечном.

4
Единожды войти, иль не входить
Решает каждый сам... Привет Кратилу!
Кто верует, тот входит... Жадно пьет.
И более не жаждет... И из чрева
Его течет в жизнь вечную Вода...
И никакие бездны и платины
Ее не остановят никогда –
Жизнь истинная в ней, любовь и сила.

5.
А что же дальше?.. Дальше Небеса! –
Спасительная вечная Краса.
Колени сердца сами, без нажима,
В земной поклон сгибаются нелживо
И ты, войдя единожды туда,
Откуда родом Вечная Вода,
Льешь слёзы благодарности высокой –
Блаженный и отнюдь не одинокий.

18.04.2020

Нечаянный пророк

ВАЖНЫМ ГУСЯМ И ПРОЧИМ..

1. На распутье

Не светочем в тёмном народе
И не с золотого крыльца –
Гнилушкой хотя б на болоте
В туманах родных померцать!

Не певчим дроздом, так зигзицей
Вскричать над зигзагом судьбы
О том, что двуглавые птицы
Хранят, обживая суды.

В промозглую эту годину,
Прозябнув до самых костей,
Плестись распоследней скотиной
С надеждой убогой своей

Туда, где без слов приголубят,
Поймут и, возможно, простят
Емелю – за мели и глуби,
И чаем с медком угостят.

2. Нечаянный пророк

Оттаяв душой в час суровый,
В пылу вдохновенья велик,
Вдруг вспыхнет пророческим словом –
О чём здравый смысл не велит.

Чтоб кто-то, презревший обманы,
Кукушкой ли чибисом – в плач,
Откликнулся эхом в туманах
В плену непосильных задач.

…Что на сердце – то и кукует!
Что в думах – о том и поёт!
Что любит – о том и тоскует
Весь день, и всю жизнь напролёт!

* * *

Ежу понятно, а мне нет:
Куда скатился Белый Свет
Клубком колючим?
Душа – флаг на семи ветрах,
Изодранная в пух и прах,
Считает тучи.

Немудрено – не сосчитать:
За фронтом фронт, за ратью рать...
Гроза и смута.
И крайне трудно одному
В час сумрачный беречь страну,
Не зная, враг откуда!

Но за душой такая твердь,
Что никакие лють и смерть,
Вовек не одолеют!
И потому вступаю в бой.
Алеет даль над муравой.
Знамена вражьи тлеют.

"Все ясно и предельно просто"

ВСЕ ЯСНО...

Все ясно и предельно просто

С вопросом: "Быть или не быть?" –

Ответ алеет в поле росном,
Глаза лишь надобно открыть.

Два света, внутренний и внешний,
Как свет лампады и зари,
Найдут друг друга... Свет нездешний
В светелку сердца путь торит,

Не зря, чтоб в чистоте сердечной
Лицо преоблазилось в Лик,
Найдя в минуте быстротечной,
Преображенный в Вечность миг.

Чтоб "Быть или не быть?"– загадка
Сама собой отпала вдруг,
Чтоб в каждый дом, кому несладко,
Вошло святое Слово-Друг.

ПРИЧИНА — ЖИТЬ...

Такая высота мечты — и жажда,
Что не достать рукой, не утолить.
Но без неё, недостижимой дважды,
Нет ни одной причины дальше жить.

Но — я живу! А, стало быть, летаю
Над словом "зря" в рассветных облаках,
Наитием бесстрашным обретая,
Необходимый сердцу Божий страх.

В границах мира дерзкий взгляд за кромку,
Невнятных озарений и тревог;
Явленье миру сути неторопкой,
На перекрестке суетных дорог.

Где чувством обретения вселенной,
Исполнившись, не раня никого,
Я пережил в любви самозабвенной
Живую вечность мига одного.

СОВРЕМЕННИКУ

Ну, о чем мне с тобой говорить,
Современник – вертлявые глазки?
Я устал словесами сорить,
Сочиняя докучные сказки.

Мне иллюзий своих – с головой!
И несбыточных грез – с преизбытком!
Пусть – хотя бы приснится! – покой:
Дом в селе, пруд, дорога, кибитка...

Тишь лесная, в которой душа
На рассвете зарянкой щебечет...
Ну, о чем мне с тобою шуршать,
Если гомон твой душу не лечит!

Дней прервав роковую гряду,
Я ищу солнце в сумрачных водах,
Находя для несуетных дум,
Сердцем чующим, смысл и свободу.

Радость от услышанного

* * *
В нещадный зной
Банальный лепет родника,
Услышав, радуюсь.

* * *
Родник подобен Истине, -
Соединяющей Небо и Землю,
Бога и человека, -
Самозабвенно проповедуемой
Пророками в нещадную пору.

Устав от пустоты

УСТАВ ОТ ПУСТОТЫ

Устав от пустоты кичливой и надменной,
От суеты стяжательства и лжи,
Ищу и нахожу покой благословенный
Не где-то далеко, а в глубине души.

Там, где давным-давно богатств нетленных крохи
Я, накопив, забыл, в иллюзиях паря,
Чтоб, опустев, найти, как в храме близ дороги,
И правду, и любовь, и Царство, и Царя.

ГОСПОДЬ НАПОМНИЛ

Господь напомнил, что я человек, –
Не быдло, не безмозглая скотина;
Что у меня есть отчество и имя,
И что я не безвольный имярек.

А это значит: надобно вставать, –
Не восставать, а просто становиться:
Кем призван быть! На Бога уповать,
Ища Его – Единого в трех Лицах.

Тем более что Царствие Его,
А, стало быть, и Сам Он недалёко:
Небесного Отца верней всего
Искать в себе, как в зарослях истока,

Который не иссякнет никогда...
И у меня не пересохнет горло
Осанну петь!.. В жизнь вечную вода
Течет, звуча все менее минорно.

НА ЯЗЫКЕ ЛЮБВИ

Я не один – и это дуже добре!
Я априори в мире не один;
Люблю смотреть на горизонт (за обрий),
До опыта – с Причиной быть – един.

Язык любви, в дороге изучая,
Внимая родникам и мураве,
Я невозможного себе не чаю,
Имея нечто свыше в голове.

Как этот дождь, объявший нежно ниву,
Слепой, возможно, и наивный дождь,
Имеет свыше знание и силу –
Что должно делать... Знанье и мощь.

И потому отрадно мне и вольно,
И отчее приволье возлюбив,
Небесный мир соединяю с дольним,
Горя, но никого не опалив.

Язык любви... Что может быть превыше!
Замечено не мной, но мне сродни...
Моя душа любви наречья слышит,
И говорит, любя: "Мы не одни!"

* * *
Легко напророчить давно напророченный ад,
Но время в аду проводить, а тем более вечность,
Картина иная... Предчувствовать горечь и смрад
И запахи бездны вдыхать – крайне разные вещи.

Поэтому, зная реалии наших широт,
Оврагов, – врагов очевидных родимых приволий, –
Коварные планы, не грею на солнце живот,
Чтоб приступ зевоты не втискивать в слово "доколе".

Ушатом воды родниковой себя освежив,
Торю свою стежку, меняя сознательно долю,
Чтоб смыслом великим наполнить грядущую жизнь.
Задолго до боли врачуя печали любовью.

* * *

Среди бумажек и трепья,
Теряя совесть, ум и честь,
Слепцы талдычат: "Нет Тебя!"
Но свыше глас Любви: "Аз есмь!"

Куда ни кину взор, окрест, –
Будь то река или тросник, –
Волнуясь говорят: " Ты – есть!
И кто Ты есть! И как велик!

Свидетельств о Тебе не счесть,
Изустных или в письменах...
Всяк видящий твердит: "Ты есть –
Любовь!.. Всемилостив и благ!"

* * *
Нисколько не страшась покинуть высь,
На сохнущую ниву льется дождик, –
Так, созревая, ливмя льется мысль
О том, что нужно всем окрест и должно.

Банальные казалось словеса! –
Обыденных вещей порядок вечный:
Стремится жизнь, как летняя роса,
К своим истокам по тропинке млечной.

СЛОВА, СЛОВА!..

1.
В цепи пустых бессмысленных словес,
Предав мечты, роняем очи долу,
Как звездный прах с обугленных небес,
Не размыкая роковое коло.

А ведь горели верою глаза!
Не пропадали пропадом надежды!
Куда поделась твердость в голосах?
Запропастились искренность и нежность?

...Знакомый перекресток за холмом,
Где месяц, – придорожный указатель,
Упавший в лужу, – говорит о том,
Что каждый встречный вор тут и предатель.

Не согласится трудно!.. Ночь длинна.
Распутья камень выплакал все буквы...
«А были ведь хорошие слова!» –
Дед говорил, засеяв поле брюквой.

2.
Слова, слова! – Бесстрастные предтечи
Больших и малых дел, удач, невзгод, –
Я вами, слава Богу, не увечил
Мой бедный и оболганный народ!

Как мне поднять на высоту былую,
Объединяя долю, дол и дом,
Наитием – в судьбу не роковую,
Мечтая о единстве золотом?

Ответ известен! – В золоте молчанья!
В степи средь серебристых ковылей,
Где Слово – Богом предки величали
В служенье Воле волею своей.

Окурок

* * *
Зари окурок
В пепельнице дней
На кромке горизонта дотлевает.

Откликаясь на живые боли

* * *
Чужая боль, а ранит, как своя, –
И ум, и сердце, поражая разом, –
Ее границы не вмещает разум,
Душа не знает, где её края.

Но только с этой болью, пережив
Невзгоды сатанеющего века,
Понять возможно – чем ты дорожил,
И чудом ли остался человеком.

Жизнь вторая, там, где все не так,
Где, возможно, всё и вся чудесней!
Для которой, умерев, воскреснем,
Позабыв сей жизни боль и мрак...
Но тогда – ни мамы, ни отца,
Ни жены, ни дочерей, ни внука!..
Что ж ты, богословская наука,
Застишь свет любимого лица!..

Многое не повторится тут,
То, что – там, возможно, бесконечно!
Но пока мои родные ждут
В этом мире – не всегда сердечном,
Отовсюду к ним моя стезя,
Откликаясь на живые боли,
Умудряется беречь в юдоли,
Что, теряя, возродить нельзя.

* * *
Остервенение шальных словес:
Один восславил, а другой ославил…
А над землёй, вне суеты и правил,
«Курлы-курлы» – поэзия небес.

Читальным залом просека гудит.
Язык стихий перевирает эхо.
Лишь пересмешник, видно не до смеха,
Перед грозой молчание хранит.

Читает роща тучи по слогам –
Зачитанные письма мироздания;
И льется дождь грибной, как назидание,
Стуча по бесшабашным головам.

Надломленная лунная печать
Над миром – лучезарна и прекрасна;
И ничего здесь до конца неясно,
А, значит, нет и повода скучать.

Ваучерезада

ВАУЧЕРЕЗАДА

Пока есть Русь,

Жирует гнусь!

Вновь пэры и сэры

Ладони трут:

Ликует Лондон,

Париж и Ницца, –

Овеществлённый

Советский труд

Прёт эшелонами

За границу.

Зачем трудиться

Заморским людям,

Когда сторицей

На царском блюде,

Казну народа,

За просто так,

Приносит странный

Иван-дурак;

Приносит часто.

Приносит густо.

Зачем? – Всем ясно!

Чтоб было грустно.

Русь без печали

Умрёт мгновенно

И одичает

Всенепременно.

Чужбайсы, чуки-геки, –

Страшнее, чем абреки, –

Всучили людям чек,

Сказали: «Вау-чер!» –

Ни разу не моргнули,

Всё разом умыкнули,

Что нажито за век!

От Кушки до Находки,

Балтийска и Чукотки,

С баулом человек

Уходит в новый век.

А Солженицын гордый

И пресловутый Горби

Глядят ему вослед,

Как экспонаты Сотби,

Цены которым нет.

Когда есть гайдары,

Зачем тамерланы?

Когда есть чубайсы,

На лешего вайсы?

Когда есть Бурбулис –

Мамай отдыхает!

Чего понадулись

Державные люди?

Пока есть водка

И русская глотка,

Россия миру – подать!

Узнать бы: за что? Доколе?

Может, спросить у Коля

Или у Блэра –

Могильщиков СССРа?

Знали Вильгельм и Черчилль,

Знают и эти черти:

Кто очередной триллион

Умыкнет из России

На убийство России.

Всегда найдётся

Для русских гроз

Какой-нибудь грос-росс…

…………..

А впрочем,

Какая разница!

Не всё ли равно, какой греф

Выклюет синие очи Отчизне?

Вновь в России цинга.

Ель валите!

Хвою – варите!

Убьёт цингу ель,

Если Ельцин – гад

Не пропьёт Руси,

Если рысь не съест,

Если род – не врозь, –

Одолеет Русь

Вековую грусть!

Разрушен дом без всяких оснований

До основанья… Вновь Москва горит!

«Это к добру!», – сказал философ Ваня,

А он напрасных слов не говорит, –

«К победе новой стольный град пылает!

И призрак Бонапарта бродит там…

Когда горит Москва – Россия знает:

Хана врагу! Плевать какой он хан!»

1990 - 1998 г.

(фрагмент)

Реальность и мифы

РЕАЛЬНОСТЬ И МИФЫ

У каждого своя Кассиопея...
Не гугли, брат, созвездие ища!
Мы не под ним днепровского леща
Ловили много, многое умея:
Надеяться и верить, и прощать.

Ты помнишь, мой дальтоник дорогой,
Зари рассветной розовые банты?
Ты пальцем ткнул на девушку с косой,
И понял я тогда: в цветах профан ты!

У девушки, летящей мимо нас
По пирсу, на свидание должно быть,
Цвет ленты голубым был, с цветом глаз
Он совпадал, как у твоей зазнобы.

Скажу тебе, особо не кичась
Талантами: и я не безупречен!
Не разглядев вещей взаимосвязь,
Вдруг сделал ложный вывод: я не вечен!

Духовный дальтонизм рождает боль
И горести вселенского масштаба.
Моя Кассиопея сыплет соль
На чёрную горбушку неба, слабо

Во вкусах разбирается чужих,
И потому роняет соль на раны...
Чумацкий Шлях сомненьями прошит:
Откуда соль? В чем? И в какие страны?

У каждого своя Тмутаракань,
Персей и Андромеда, рифмы, рифы;
Таранка наша это не тарань,

А нечто больше... Остальное мифы!

МОЗГИ ПОЕХАЛИ

Поехали мозги – давно и далеко.
И продолжают ехать... Понимаю!
Сочувствуя, увы, неглубоко,
Не потому что хата моя с краю.

У тех мозгов, что едут от невзгод,
Есть многое: и поводы, и выбор...
Но и опасность есть, набив свой рот,
Из разуменья смысла жизни выбыть.

Но, слава Богу, есть ещё мозги,
Которые познали априорно,
Что убегать от горя и тоски
Не только тщетно – мерзко и позорно!

Свой метр на метр, где царствует душа,
Красивыми вещами наполняют.
Порою за душою ни шиша...
Но как достойно выжить точно знают.

* * *
Знать, потому что были молодыми,
Нам нравятся те времена, когда
Мы строили газопровод в Надыме,
А возле Самотлора – города.

Мы были – говорят об этом были!
Не мифы и не россказни лжецов,
Которые в буквально смысле выли,
Оправдывая властных подлецов.

Мы устояли, потому что знали:
Есть нечто свыше – большее, чем мы,
И было чувство, словно мы из стали,
Лишь потому, что в помыслах честны.

Ведь честность – не разменная монета,
И то, что свыше – больше нас поднесь!
Мы молоды душою... Вера – в это
Нам говорит: мы победим! Мы есть!

УСТАЛОСТЬ

От подлости людской... Приторможу,
На полуслове прерывая фразу.
Устал не от людей... Людей не осужу.
И нелюдей не помяну ни разу.

Печалит дичь двуногая... Весьма!
Но говорить что-либо этой дичи –
Пустое дело... Где моя тесьма?
Такая золотая!.. Молча кличу

Того, кто знает – происходит что,
И почему такое происходит,
И надобно, какое решето,
Чтоб зло от блага отделить в народе.

Поэтому взираю и молчу,
Врачуясь от порока укоризны.
Гляжу с опаской в зеркало (шучу),
Боясь найти в себе звериный признак.

ЛЮБОВЬ

Луга-любовь, река-любовь, и роща,

Которая не может без любви
И дня прожить... О нет, она не ропщет,
Умея каждым мигом дорожить!

Любовь-луна, заря-любовь, и звезды-
Любовь, неугасимые вдали,
Нам сообщают: "Никогда не поздно,
Мир возлюбив, направить корабли

Туда, откуда к вам приходят сказки,
И песня колыбельная летит
Из горенки, цепляясь за салазки,
Чтоб спетой став, на цыпочках уйти,

Туда, где шёпот штор, велевших ветру
Единым жестом гонор свой унять,
Чтоб в закутке-любовь... любовь окрепла,
Умеющая верить и прощать".

Боясь найти в себе звериный признак

НИКОГДА...

Есть такое слово "никогда",
В связке слов других: "не буду", "больше"...
Проверяют силу их года,
Становясь суровее и горше.

"Как он там?" – не спросят, не всплакнут,
Не добавят: "Где он наш сыночек?"
Их надежд теперь не обману

Никогда... В глаза попал песочек.

МОЗГИ ПОЕХАЛИ

УСТАЛОСТЬ

От подлости людской... Приторможу,

На полуслове прерывая фразу.

Устал не от людей... Людей не осужу.
И нелюдей не помяну ни разу.

"Есть такая ягода – арбуз"

* * *
Есть такая ягода – арбуз.

А ещё есть ягода – лимон;

Разные товарищи на вкус,

Или не товарищи... Пардон!

Далеко друг другу не враги,

И вблизи – не недруги совсем!..
Тот – в крюшон, а этот – в пироги,

В смертный час, представ во всей красе.

Овощем иль фруктом назови,

Человеком, зверем иль червём,

Ягоды в корзине – визави,
Каждый в своей шкуре – о своём...

А могли подраться, подсмотрев,

Средь двуногих ягод побродив,

Хорошо, серьезно озверев,

Нравственный поправ императив.

Но не стали, зная почему, –

Человеков краше и мудрей…

Это людям все по кочану!
Все равно, каких они корней!

* * *

Всё самому донельзя переврать,
Купив семь раз, семь раз перепродать –

Смысл жизни всей! – за табака понюшку,

А после под рюмашку, или кружку,
Рассказывать о честности своей:
Прямохожденья в люди из зверей,

Размазывая розовые сопли
По... (роже?.. грубо!), но потерян облик,

Растрачено лицо на суету,

Скормилось псам тщеты под крик "ату",

В стремлении настигнуть дичь успеха...

И что в итоге?.. Явно не до смеха! –
Сплошь тучи... А в прорехах облаков
Морзянка звёзд: "Ищите дураков
Не на краю Вселенной, а в себе,
Где глухо, как в запаянной трубе!"

... Но выход есть! – Паяльник покаянья.

И воли жар… И вера, паче знанья.

"Душа моя, твоя душа чиста!"

* * *
Душа моя, твоя душа чиста!
Душа моя твоей души не стоит!
Но вместе быть попробовать нам стоит,
Начав жить разом с чистого листа!

Жить только тем, что в вечности парит,
И, залетая, на мгновенье — чудом! —
В окно к любимой, правду говорит:
Навек с тобой, единственная, буду!

И как не быть?!. Как не лететь туда,
Где фитилек молитвенный не гаснет,
И та, над кем не властвуют года,
Душе твоей устраивает праздник?!

И этот праздник — жизни смысл и цель!
И не лететь на огонек нетленный —
Погибнуть означает!.. И в конце
Не знать: зачем скитался по вселенной?!

"И снова запах гари. Запах битвы".

* * *
Мир шёл, как снежный ком с горы,
Лавиной становясь,
Где ты, спокойный до поры,
Искал взаимосвязь
Времен, явлений и людей,
Как ёлка в конфетти,
Далёкая родных корней;
Куда теперь расти,
Не ведая... И неспроста! –
Вопросы чередой.
На свет хотелось со креста,
А не в огонь слепой,
Карающий не по вине...
– Не по вине? Смешно!
Такой блистательный извне,
Аж вымолвить грешно! –
Съязвило эхо, меж домов
Прижатое к стене,
Как будто рождено само
Собою в глубине,
Где ёлка, знающая толк, –
Как шишки набивать,
Стояла молча, чуя ток,
Но не желая знать:
Зачем на площади костры
Жжет разъярённый люд,
Как ель, несведущ до поры, –
Зачем на крест идут.
...Слонялось эхо по дворам,
Где правил бал огонь;
Царила смутная пора,
И царствовала боль.
А ты спокойный, как удав,
Смотрел сквозь ель на мир,
Как на лавину смежных прав,

Где всяк себе кумир.

* * *

И снова запах гари. Запах битвы.
Стихи умолкнут. В бой пойдут молитвы.
Кто не поверит, тот исчезнет громко –
На той же кромке роковой воронки.

Кто чудом уцелеет, скажет: "Свыше!"
Стихов про вечный бой – он не напишет.
"Враг не вовне!" – ответит, зная точно,
Откуда боль. Былое кровоточит:

"Враги внутри! Им несть числа! Оттуда
Безумье черпал Ирод и Иуда
Извлёк из глубины своей тревожной
Подложный мир – ничтожный и безбожный.

Народы, как дождя слепого капли,
Любимые свои находят грабли,
Великое переводя на брызги,
Так до любви Небесной и не вызрев".

ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ

"Мне с тобой повезло, Украина! –
Хоть и горько, и страшно в пути, –
Ты не мать, но давно не чужбина...
А поэтому строго суди!"–

Про себя пролепечешь в дороге,
Ощущая тревожную стынь,
Вспомнив, в краткой молитве о Боге,
Домик деда – теперь там пустырь.

Не найдя в эру жутких расколов,
Даже средь закадычных друзей,
Проходящих суровую школу,
В омерзительной лжи дележей,

Ни единой души, ни единой!
Чтоб единство пропеть в унисон,
Или в терцию... Кислые мины!..
И сквозной летаргический сон.

На каком языке обращаться,
Убежав от двуногих пустот,
В доморощенный рай домочадцев,
Отыскав в бурном времени брод?

Речь не в том, и не то, зачастую,
Что звучит повсеместно, увы!
Смысла нет, но народ протестует
Супротив окаянной судьбы.

А судьба, как Земля, неизбежна, –
Круг за кругом, что должно верша, –
Говорит о пространствах безбрежных,
Самомнения гордых круша:

"Никуда от меня не уйдете,
Потому что все люди – земля!
На каком языке вы поёте –
Все равно! Упокою всех я!"

"Баю-бай" – есть хорошая песня.
"Люли-люли" ещё – выбирай!
Украина не рай – если честно,
Далеко-доличенько – не рай!

Но чем дальше и дольше смотрю я:
Видя свет сквозь густеющий мрак,
Тем сильней Украину люблю я,
Как жену... Ни за что – просто так!

Верные знаки

ВЕРНЫЕ ЗНАКИ

Весенний вечер. Тёмный плёс.
Под шлюпкой тонет блик луны.
С кувшинками расцветших звёзд
Мечтания сопряжены.

Плыву туда, где хорошо,
Отрадно и светло душе.
Весёлый ветер шёлк нашёл
В прибрежном камыше.

И подарил мне паруса,
Сказав: "Бери! Дерзай!" –
Мол, горизонта полоса
Для смелых грёз не край!

И я поплыл за ту черту –
Откуда ждал рассвет,
Отметив сердцем широту
И долготу примет,

Мне говорящих нараспев:
"За той чертой – черта!
И надо до конца успеть

Суть жизни прочитать!"

ВЕЛИКОЕ ЗАБЛУЖДЕНИЕ

Какое заблуждение – любим!
Но я поверил – и осуществилось!
И год, и два, и сорок лет продлилось;
И до сих пор живу я только им.

…Воистину творятся чудеса,
Где веры ширь и долгота – без края.
Так парус в штиль о ветре помышляет –
И ветер наполняет паруса.

Реальностью вдруг стали все мечты –
«Лазурные (друзья шутили) грёзы»,
Но я в них верил долго и серьезно,
И стала мне все чаще сниться ты.

И вдруг, проснувшись, обнаружил я:
Богиню на плече – и не иначе!
Её любовь – не заблужденье, значит!

И с нею мы навек – одна семья!

* * *
Зимы не будет... С именем зима
Все времена мучительного года
Пройдут в свои худые терема,
Испытуя капризы непогоды,

Где толпы созерцателей, снуя,
Не понимая: что?.. За что такое?! –
Сквозная катавасия сия:
Дождь – в декабре, а лето – золотое!

...Вновь в ноябре каштаны зацветут,
Пшеница в январе заколосится,
А люди – пониманье обретут,
И покаяние отобразится

На лицах, маски снявших горожан,
Личины смывших в паводке февральском...
Чтоб небеса вновь начали рождать
В свой срок свои явления и краски.

ПРИВЕТ ИЗ СОЗВЕЗДИЯ ЛЕБЕДЯ

В. Дону

Вот смотрю я на Землю
С большой высоты, –
Не подумайте, не свысока! –
Из созвездия Лебедя:
Строю мечты,
Силой мысли прогнав облака.
Вижу город Обухов:
Январь, как апрель,
Юра С. – визави и двойник –
Ищет в роще подснежник,
Как будто он дверь,
А за ней вожделенный тайник.
Наблюдаю, и диву даюсь: до чего
Может смена времен довести!
С дуба рухнуло яблоко
Мне на чело,
И в мозгах начал клевер цвести!
А у Юры подснежник! –
Не град, не метель...
Знать, иной у пиита настрой!
Сквозь опавшие звезды он видит апрель...
И подснежник, как сон золотой.

14.01.2020

* * *
Подумал: ни стихов, ни песен
Не надо было… Ткался день
Из тонких нитей, интересен
Настолько был он, что не лень

Нам было повторять сначала –
Что полюбилось нам вчера;
Ты так волнующе молчала
В те золотые вечера.

А если песня и случалась,
То пелась каждый раз с листа, –
Как таинство передавалась, –
Из уст в уста… Из уст в уста.

Стихи и песни будут позже –
Красивая, святая ложь!
…Но был – несочиненный дождик,
И ненадуманная дрожь.

* * *
Видимо, старость в оконце –
Пристально смотрит во тьму?
В зеркальце пудрится солнце –
Вот интересно: к кому
Эта краса неземная,
Этот блаженный огонь,
Утром приходит, вздыхая,
Вечером – лучше не тронь!

Кто ты, счастливая песня?
Необъяснимая боль?
Сказка всей жизни?.. А если,
Зреет догадка: любовь?
Чья?.. Неужели вернулась?
Все, осознав, и простив,
Юноши пылкого дурость –
Пошлый дворовый мотив.

Знаю, что ты непорочна,
Необычайно чиста,
Как откровения строчка,
Спетая сердцем с листа:
«Скоро без боли и битвы,
Угомонятся стихи,
Если вернутся молитвы…
И да простятся грехи!»

ЦВЕТОЧНИКУ

Сей подснежник, давно разглядевший врага,
Пред кончиной своей никого не ругал;
Смерти в очи глядел, не моргая,
Все и вся наперед понимая.

"Ты погибель моя", – говорил он тебе
На наречии звезд негасимых,
И срываемый грубо, насилье терпел,
Умирая донельзя красиво.

В заскорузлых покрученных пальцах твоих,
Он предвидел – что будет с тобою,
Когда рок беспощадный, весьма справедлив,
Занесёт меч над блеклой главою.

Будет скрежет зубовный и вой пустоты,
Так в печном лабиринте под утро
Воет ветер-невольник... Цветочник, а ты
Слышал что над подснежником мудрым?

* * *
Дождь идёт. "Грибной", – сказала бабка.
– Не слепой! – ворчливый буркнул дед,
Лужу перешагивая в тапках...
– Зрячий дождь! – добавил, – Где обед?

Ел уху, блины... Всё как обычно!
Ёрничал. Знать, встал ни с той ноги:
– Яблочно-клубнично-земляничный...
А в светёлке: "Боже, помоги!" –

Кроткая, спокойная отрада, –
Откликом на славный дождь в саду,
Делающий только то, что надо,
Знающий зачем дожди идут.

Вроде бы, разрозненные капли,
Каждая, как вещь сама в себе;
Не боялись угодить на грабли,
На губу попасть, иль по губе.

И текли, и падали, и бились,
И, струясь по старческим щекам,
Нечто большим в жизни становились,
Намекнув на вечность старикам.

* * *
Давно уж никого не призываю:
"На меру сил останемся людьми!"
Но про себя твержу, бродя по краю
Чужих мечтаний: "Веры не кради!

Не добивай убитого судьбиной,
Хоть трижды враг тебе – не повреди!
Он, как и ты, когда-то был любимым,
Но что-то не заладилось в пути".

Не требуя, и, не увещевая,
На крайне хрупкой кромке бытия,
Во тьме, из мира в мир перетекая,
Как дождевая капля, боль тая:

"Ищи себя, и обретешь спасенье;
Для страждущих душа твоя – приют,
Где всякому, кто ищет утешенье,
Без лишних слов смиренно подают".

Бывает за душой надежд ни горстки:
И голодно, и холодно – беда…
Но и тогда, пусть в слабом отголоске,
Всяк жаждущий услышит: "Есть вода"

Мне хорошо! (посв. Ю. Лифшицу)

МНЕ ХОРОШО!

Юрию Лифшицу

Мне хорошо! Я вижу провода
Незримые, по ним течет вода,
Или висит на них в молочной дымке,
Мечтая о покое вечном в крынке,
Являясь содержанием пруда,
Колодца, родника... И да! да! да! –
Молчаньем золотым в летучей рыбке.

Мне хорошо! Я слышу, что поёт,
О чем мечтает, мудрый, крепкий, лёд
И почему сейчас мороз по коже,
Стареющей моей, бежит ничтоже
Сумняшеся, предвосхищая лёт
Жар птиц в ночи, суровый путь итожа.

Мне хорошо! Ведь и в других мирах
По проводам любви течет не прах,
В час пасмурных тревог и в день погожий...
Нет, страха смерти нет!.. Есть только Божий!
"Земля еси...", но стать землей – не крах!..
И тем, что будет, я не огорошен.

Мне хорошо! В артериях моих
Тлен первых звёзд течет, – неумолим! –
«Осанну в вышних Богу» побуждает
Петь трепетное сердце, что мерцает
Живым пульсаром, с именем моим
Навеки связанным в блаженный час… Светает.

Мне хорошо!.. "Святая простота!" –
Сосед, забывший как во сне летать,
Сложивший крылья, словно перед бурей,
Не доверяет внутренней лазури,
Которую не трудно прочитать,
Текущую свободно в каждом Юре.

Мне хорошо! Жена зовет к костру.
Уха кипит. Клубятся искры. Мрут.
Но пепел, ветром пойманный над поймой,
Поёт: " О вас седые вьюги вспомнят!
И почести в молебнах воздадут!"..
Любимая, мой лучший сон напой мне!

Мне хорошо! Приятный холодок, –
Под ложечкой, но прежде между строк,
Пространство грёз себе облюбовавший, –
Преподает волнительный урок,
Что в каждой капле Милосердный Бог,
До точки сердца Океан Свой сжавший.

"И я соглашался, практически вечен"

РОЖДЕСТВЕНСКИЕ СТРОКИ

Фитилем лампадным догорает
Розовый рождественский закат.
В церковку стекается с окраин
Славить Божий Свет и стар, и млад.

27.01.2018

* * *

Быть неизвестным – не трагедия,
Непризнанность – не приговор...
Пусть отдыхает Википедия, –
Простите! Сори! – множа сор.

Когда в осеннем тихом золоте,
Молчанья золото храня,
Я, обнищавший духом, голоден,
Беру с рассветного огня

Краюху солнца... Не нарадуюсь!

Признанием в любви согрет –

Того, Кто дарит людям радугу,
И смысл пути: что смерти нет.

* * *
Солнце в зените. Мечты о восходе
Сбудутся завтра... Не плачь!
Прежде найдется в твоем огороде,
В травах алеющий мяч –
Солнце закатное... "Кто его бросил?" –
Нынче не спросит никто,
Не потому что подчеркнуто грозен
Рыщет меж грядок Пихто-
Дедушка, знающий мячику цену:
Кто, и откуда бросал...
Скоро луна выйдет солнцу на смену.
Вызреет в поле роса.
Очень легко и отрадно пророчить
Ясный лучистый рассвет
Там, где сегодня с глазастою ночью
Бодрствовать будет поэт.

2.01.2020

* * *
Я видел руины великих строений.
И пепел надежд роковых поколений
Меня накрывал непроглядным туманом –
В Москве и Нью-Йорке, Париже и Вене,
Пронзённых сквозным леденящим обманом.

В тенистом аду пирамиды Хеопса
Пески намекали на этику Гоббса,
И в зреющей буре найдя свято место,
Они отзывались о Гоббсе нелестно.

Горе Сагармадхе (читай Джомолунгме)
А хочешь, в Инете усердно погуглив,
Привет передай Эвересту, где фены
Нашли свое счастье, назвав Шэнмуфэном.

Когда я стоял Самомненья на пике
Почти демиург, словно Янус двуликий,
Прах звезд лучезарный, текущий по венам,
Пророчил беззвездную эру доменов.

И я соглашался, практически вечен:
И это пройдёт!.. Только миг бесконечен!
В котором открылось нетленное Слово:
«Люблю», – говорящее, снова и снова.

4. 01. 2020 г.

ГУЛЯЯ НАД РОСЬЮ

Далеко-далеко, где полоску рассветной зари
На небесном холсте гениальный художник наметил,
Моя память нашла над рекою в туманной дали
Домик той, кто поныне является самой красивой на свете.

Не взирая на скепсис повесы : "Безжалостный рок
Не щадит никого!.. Увядают красивые лица!..
Опадают мечты!" – пропускаю, как школьный урок,
Ради той, кто поныне волнует, и манит, и снится.

И во имя вещей, над которыми блекнут слова,
Где нетленные чувства парят над пожухлой осокой,
Напеваю без слов задушевный мотив: ла-ла-ла,
Обретая поэзию жизни и веры высокой.

И под месяцем тусклым, под гаснущей, павшей, звездой, –
Где незримый художник рассветные краски наносит,
Акварелью играя, на фоне зари молодой, –
Углубляю счастливую память в распадке над Росью.

11.01.2020

В разлуке с любимой

В РАЗЛУКЕ С ЛЮБИМОЙ

Самый долгий год... Три дня до встречи:
С черепашьей поступью минут –
Это вечность, от которой лечит
Только встреча... Что поделать тут?

... Никогда, любимая, в разлуке
Долго так за наш короткий век
Не были ни разу. По науке,
Если верить, и считать, то смех! –
Времени река без промедленья
Воды беспокойные несёт;
Ничего не предано забвенью...
Кто не ждал, родная, не поймёт:
Время замедляет ход настолько,
Или мчит... И страшно от того! –
Кто вчера кричал на свадьбе: "Горько!" –
Оказалось нет уже его...
Сорок лет как нет... Прости, родная,
Не на возраст намекаю я!
Ты, – без экивоков, – молодая!
Очи, восхищенья не тая,
Будут в снежных сумерках лучиться,
На перроне, где мгновений лёд
Таять отказался... Вечность длится
Этот долгий – самый лучший год!

29.12.2019

* * *
Любимая! Родная! Не грусти!
Хотя для грусти поводов немало:
И потому что Землю не спасти,
И потому что ждать чудес устала...

Чудес как раз хватает – с головой!
Земля в тартарары летит от века!
И что ни год – апокалипсис свой! –
И нет лекарства от него в аптеках!

И все-таки, родная, не грусти!
Ведь за душой у нас есть всё что надо:
И хлеб, и Слово Божие в пути;
На всех легко делимая отрада.

Дай обниму! Прильни к моей груди!
Родник любви пульсирующий, чуешь?
Печаль – на все четыре отпусти!
Под крылышком моим переночуешь!

30.12.2019

Декабрь – весенний месяц

СТИХИ, ВЛЕТЕВШИЕ В ФОРТОЧКУ СО СНЕГОМ

Думает вода льдом становиться,
Снегом на ресницах... Пар клубится –
Над вечерним плесом высоко,
Заглянув туда, где зреет вьюга...
Видишь, верная моя подруга,
Меж луной, в прорехах облаков,
Сильно затуманенной, свеченье?
Это вьюги зреющей росток! –
Так в душе растет стихотворенье,
Пряча смысл подспудный между строк.

Вьюга обязательно случится!
Потому что смысл ее лучится
В каждой клетке непустых небес,
В каждом закутке речных излучин,
Где еще вчера дремали тучи,
Баюшки-баю пел старый лес.

Ледостав и вьюга – неизбежны!
Тает на ресницах иней нежный?
Или это слёзы по щекам,
Счастья? – верить хочется пииту.
И творит метель свою сюиту.
И подспудный смысл летит к ногам.

30.12.2019

* * * * * * * *

Снег бриллиантовый покрыл
Днепровские луга и кручи.
Мороз-огранщик-ювелир
Алмазы полирует в тучах,
Перебирая на заре,
Определяет ценность слету.
Сверкает линза на горе –
Идёт хорошая работа!..
Снег бриллиантовый летит –
Царя небесного подарок.
Заря проводит аудит –
Итог контрольных действий ярок.
Богатств несметных красота:
Снег на березах и осинах...
Снег бриллиантовый, куда?..
Не пропадай! –Такой красивый!

* * *
Во сне – с небес искристый снег...
Не мудрено – декабрь без снега!
А во дворе скрипучий сленг,
Которому, что значит нега,

Плевать. И наплевал давно
В окно открытое, и режет
(Ложь? Правду матку? – Все равно!
Ложь – чаще, правду матку – реже).

Плодя абсурд и косяки
Мутантов-слов, любимых чернью;
И процветают "ништяки",
Меж косяков под каждой дверью.

'Молчи, прошу, не смей будить!" –
Пугаю книгою засранцев,
Дерзнувших грязно наследить
В заснеженных мечтой пространствах.

* * *
Центрифуга-Земля... Испытанье на прочность.
Под стеклом атмосферы суровые дни.
И никто в тренажёре не ведает точно,
Что нас в вечности ждёт... Мы с тобой не одни...
Мы с тобой – это главное!

Дети и внуки

Нас проводят не скоро в последний полёт...
Наше время по вере – вернейшей науке –

Протекает как надо... Наука не лжёт!
Непочатый край дел. Не страшат испытанья.
Мы в любви неразрывны!.. Учитель за нас
Помолился Отцу...
Вера – точное знание:

Выручала в веках, не обманет сейчас!

* * *
Животик у внучки болит.
Помочь чем малышке не знаю.
Молюсь непрестанно, вздыхаю,
Вперяя зеницы в зенит.

"Период такой, – говорю, –
Знакомства младенца с юдолью".
"Но жуткие боли доколе?" –
Терзаясь вопросом, не сплю.

Декабрь всех болезней знаток,
Стучит мокрой веткой по раме,
Рассветного солнца желток
Взбивая в молочном тумане.

Омлет на конфорке зари
Накрыт плотной крышкою тучи.
И мама от счастья парит,
Узнав, – дочке стало получше.

* * *
Я лучше промолчу...
Но лучше всем не станет! –
Ни братьям, ни врагам, ни здесь, ни там,
Где золото молчанья не устанет
Быть золотом, даруя мир устам,
И тот покой, и волю, вместо счастья,
Которое на сотни: "Почему
Ты не приходишь?"... Входит к молчуну
И проявляет стойкое участье
В его судьбе... Ночным тревожным снам:
"Т-сс!"– говоря, приставив перст к устам.

ДЕКАБРЬ – ВЕСЕННИЙ МЕСЯЦ

Любимой

Декабрь – весенний месяц. Спят метели.

И лютые морозы в забытьи.
Сирени в нашем парке ошалели -
Готовятся к цветению, где ты,
Моя любовь, надежда и отрада,
Неспящей внучке шепчешь: "Баю-бай!"
Успешно убаюкав снегопады,
Сказав зиме суровое: "Прощай!"
Чтоб расцвела в коляске незабудка –
Улыбка несказанной красоты...
"Декабрь – весенний месяц", – это шутка,

Которой щедро поделилась ты.

"Не рвите душу мне, нирванцы!"

***
Не рвите душу мне, нирванцы!
Не застите собою свет!
Идут в ваш сумрак новобранцы,
Путей иных как будто нет.

В свои я не зову вас ниши,
Меж облаками отыскав,
Учусь, сказав гордыни: "Нишкни!", -
Держать в наморднике оскал.

Иной природы видя вещи,
Вещаю о простых вещах,
Георгий не святой, не вещий,
Учась смиряться и прощать.

Чтоб в час рождественских колядок
Внушать отраду и покой,
Тем, кто живёт со мною рядом
Заветной верою одной.

МЫСЛИ В ДОРОГЕ
(Измаил – Белая Церковь – Обухов)

1.
«Жизнь», «дорога», «истина» – слова;
Детские, казалось бы, загадки.
…Бродят обнаженные права
В поисках воспоминаний сладких:

«Все путем!» – запутавшись в путях,
Нараспев, дав быстрые ответы,
Раздают огонь на площадях,
Погасив последний лучик света.

2.
Донкихоты в юбках и штанах –
Редкость небывалая!.. И все же,
Если не напал животный страх,
Можно отыскать средь звездной дрожи

Слабые мерцания во мгле –
В храме-жизни сполохи живые –
Тех, кто не слонялся по Земле,
Как по кругу псы сторожевые,

В поисках поживы и врага,
А затеплив в душах смыслы-свечи,
Говорил: «Дорога дорога!»,
И молился, чтобы было легче

Пилигриму сирому в ночи,
Слышащему сквозь издевки вьюги
Волю свыше: «Буря, замолчи!» –
Знающему о незримом друге.

* * *
Предсказанная вьюга за окном.
Вхождение зимы по тонкой грани.
Времен чередования закон,
Как смена караулов, утром ранним
Особо не нарушен: валит снег,
Последнюю печать осенней лужи
Умело скрыв, осуществив побег,
От тех кому особенно не нужен...
Спохватятся. И будут умолять
Вернуться... И вернется, сердобольный,
Чтоб вновь и вновь уроки повторять,
Полезные, суровой жизни - дольной.

* * *
Мечтал о стихах гениальных,
О песнях, идущих в народ,
Как в храм, чтоб избегнуть фатальных
Ошибок, потерь и невзгод.

Пришли неслучайные строки,
И песнями стали – не вдруг,
Как в час испытаний зароки,
Прервавшие замкнутый круг.

Поверилось в жизнь без финала,
В часы беззакатной любви.
…Вдруг песня молитвою стала;
Псалмами вдруг стали стихи.

* * *
- Идешь?
- Иду! -
Всегда с тобою.
И все-таки вопрос: куда?
"Какое небо голубое!" -
Поёт наивная вода,

Теряясь в собственном тумане,
Ища наитием исход;
И пропадает в океане
Всеобщих болей и невзгод,

Где тает личное в сверхличном.
А грозовой все ближе фронт...
"Какое небо нынче!" - зычно
Звенит, теряясь, горизонт.

Но не потерянная радость
Пути звучит сквозь ветра стон:
- Идешь?
- Иду! Все время рядом!
Твой Друг, душевный камертон.

* * *
Дорога не безоблачной была.
И ныне путь тернист, тревожен, смутен…
Но были золотые времена,
В которых, что ни миг – движенье к сути.

А, стало быть, в тот неподсудный час
Мы жили, каждым дорожа мгновеньем,
Стараясь, замечая, величать
Причину красоты и вдохновенья.

И росная мерцала алыча,
В порывах ветра в предрассветной дымке,
Где свертывался в солнечных лучах
Чумацкий Шлях – холма в молочной крынке.

* * *
Кто за журавлями не тянулся,
Розовыми далями прельщен?
Рай синичий вспомнив, не вернулся,
Всеми ожидавшими прощен?

Вот и я оглядываюсь чаще,
Потерявшим стаю журавлем,
Вспоминая блекнущие чащи,
Где отец и мать навек вдвоем.

Горькие мои воспоминанья!
Упованья, как медовый Спас!
Покаяний поздних воздыханья…
Некому их выплакать сейчас!

…Неужели призрачные дали,
Для того, чтоб все, исколесив,
Обрести однажды высь печали,
Осознать, как отчий край красив?

Тест на человечность

ТЕСТ НА ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ

Вы слышите, о чем глаголет лес,
Не заглушая песни лебединой?..
Фиалки ночи над кустом калины –
Зари в полнеба – сочиняют тест
На человечность… Совесть душу ест,

Итоги роковые подводя:
Луг побеждает, озеро и поле,
Дождь, неподвластный человечьей воле;
Туман над полем – детище дождя, –
Не ведающий что такое горе.

Являет человечность лунный диск,
В прорехах туч нашедший свято место,
Роняющий в квадрат оконца тесный
Свет в помощь человеку, что завис, –
Как потерявший память комп, – болезный.

А в небе – свет! А в поле – вешний дух!
Поклоны бьёт своим богам корова,
И молится ковыль под ветхим кровом
Небес рассветных… Замкнут ближний круг,

Проверивших на человечность слух.

* * *
Стихи в народ ушли – водой в песок,

Как дождь грибной, как снег метели, тая…

И только суть, – струясь ручьем меж строк,

Осталась в сердце, жажду утоляя,

И, отражая глубину Небес,

Теплом и светом наполняя душу,

Внушая мысль, что Божий Сын воскрес…
«Христос Воскресе!» – можно вечно слушать!

Насущный Хлеб! Немеркнущий Огонь!

Стезя и Жизнь! – слова без присыщенья! –
Их, едкая ирония, не тронь,
О Слове говорящих без сомненья!

А что – стихи, ушедшие в народ,

На фразы расщепленные?.. Сгорели!
Не обогрев холодный небосвод,

Встречающий надменные метели.

Спасибо, ненавистники мои

Спасибо, ненавистники мои,

Подметчики, клеветники... Спасибо!
Что желчи в склянках глаз не утаив,

Не размышляли долго: либо-либо...

Творили то, что должно по судьбе, –

Рабы её не могут ведь иначе:

Не улыбнулось чтобы счастье мне,

И даже не приснилось... Плачу, плачу!

Нет, не от горя!.. Если бы не вы,

Я б не нашел иной природы взгляда,

Другого наполнения судьбы,

Иного содержания отраду.

"Ночь вышивает гладью по Днепру"

Ночь вышивает гладью по Днепру,
Вкрапляя бисер ярких звезд в картину,
Где птица-гоголь, выбрав середину,
Таки перелетела!.. Ей, не вру!

Соперничая с месяцем, плывёт
Над куполами отражённой Лавры,
К которой нынче порознь и попарно
Люд православный к всенощной течёт,

Ища щита от смерти и тщеты,
Презренья супротив надменных множеств,
Русь обложивших данью… «Боже! Боже!» –
Осознанность духовной нищеты

Являет эхо, вслушиваясь в плёс
Душ покаянных. Днепр сменил окраску.
…Незримый Некто облака принёс,
Как золотые куличи на Пасху.

Тайна счастья

Тайна счастья

В этих облаках, плывущих кучно,

В этих ивах, плачущих во мгле,

В этих днях, если вглядеться, штучных, –
Вроде бы, однообразных, скучных, –
Тайна есть, открывшаяся мне.

Эта тайна в камне и песчинке,
В капле росной, приютившей суть
Мироздания в молочной крынке,
На плетне висящей, близ косынки
Маминой... Ушла передохнуть,

Тайну – быть счастливой – унося
Ненадолго, в горенку, до зорьки,
Чтоб в молитвах смыть осадок горький
Тяжкого безрадостного дня,
Говоря себе: "Рыдать нельзя!"

...Всхлипывала тихо по ночам
Самая великая отрада
Моей жизни... Как же горяча
Тайна счастья!.. В утренних лучах

Давшая, что должно... И как надо...

Над Вислой...

Прочесть про честь и ум эпохи,
И совесть... И затосковать,
На волю выпуская вздохи,
Как птиц из клетки... И рыдать

О том, чего не состоялось –
Увы! – и сбыться не могло.

А на пороге жизни старость,
С аптекой – дома за углом.

Инверсия туманных смыслов,
Идей и прочей лабуды...
Над Вислой радуга повисла,
Как мост, как средство от беды.

И вспомнились иные выси,
И ключ над Куршскою косой,
Ключ журавлиный... Стаю мыслей
Легко увлекший за собой.

Знать, не желая растекаться
По древу, ринулись в полет
Туда, где мысль – не расставаться

С идеей счастья – вдаль зовет.

Одаренному щедро жаждой жить

ЖАЖДА

Одаренному щедро жаждой жить, –
Такой, что даже смерть не утоленье, –
Чего ещё желать в свой день рожденья?..
Способности дарами дорожить!

Молитвой благодарной, не спеша,
Начавши день, продолжить петь осанну;
И долгих лет моля для нежной самой:
«За что такое счастье?» – вопрошать.

А что ещё, когда с избытком жизнь?
При всём непониманье: что? откуда?
Вынашивать единственную мысль
О повтореньи… Продолженьи чуда!

И вечной неразгаданностью дней,
Не тяготясь, продолжить путь, радея…
Петь песню, не страшась назвать своей,
Как Жизнь Саму, дерзнув назвать своею.

ПОЛИПТИХ

1.
В океане миллиардов лет
Шестьдесят пять – капля в океане.
Выпита. Есть время дать ответ:
"Что такое время?"... Но в тумане

Суеты сует мерцанье грёз –
Верного ответа на вопрос.

2.
Вечность дня, незнающая слов,
Призванных давать определенья...
Смыслы все, как двери на засов,
Чудом избегающие тленья.

Но сквозь щели – миг, летуч и гибок...
Повод для насмешек и улыбок.

3.
До чего же этот миг глубок!..
Смейся, смейся, шустрый голубок,
Не клевавший семечек полынных –
Горьких правд библейских и былинных.

Время – форму бренного житья –
Бросивший, как фляжку, без питья.

4.
Время есть еще – на стенках фляжки...
Смейтесь, смейтесь, шумные дурашки,
Дергая ромашек лепестки
В час сомнений – средство от тоски.

Время есть, и в тоже время, нет...
Каплет звездный негасимый свет.

5
Умершие звезды не поют.
Умершие звезды сознают,
Создавая, что назвать нельзя,
Даже фразой "вечная стезя"

Не заполнить пустоты меж строк...
Время есть, да кончился пророк!

6.
Нет, пророк не умер! Не угас!
Вопиющего в пустыне глас
Перешел в иное состоянье,
Измеряя бездну лет молчаньем;

Наполняя каждый миг летучий
Вечностью отрадной, не плакучей.

* * *
Не обязательно свои ошибки множить!..
И личных драм не надо умножать,
Чтоб осознать: насколько мир сей – Божий,
И что, чтоб жить в нем, надобно стяжать.

Ведь голова не шлямбур стенобитный,
И сердце не безмозглый инструмент,
Не калькулятор мстительно-обидный, –
На боль одну держащий две в уме.

Смотреть и видеть! Слушая, услышать:
Что значит – быть, когда "не быть" окрест
Кричит: "Я знаю, чем ты сволочь дышишь!" –
А, стало быть, займи позорный крест.

Совсем не обязательны укоры,
Увещеваний долгих суета...
Открой свои душевные затворы,
И оплати молчанием счета!

Необычный разговор

НЕОБЫЧНЫЙ РАЗГОВОР

Был долгий необычный разговор:
Ни слов, ни жестов, – взглядов откровение,
Признание в любви прикосновением
Душ, знающих друг друга с давних пор;

Настолько давних, что уместно здесь
Не всуе применить слова о Слове,
Ведь только Им спасаемся мы днесь,
И это слышать никому не внове.

Осталась жить по Слову – просто жить,
Хоть и не просто – просто жить по Слову,
Не для того, чтоб средь людей прослыть,
Ходящим по домам с Заветом Новым.

Но незаметным путником брести,
Не зная чувства сотворенья чуда,
Являя помощь страждущим в пути,

Возникнув, словно ангел, ниоткуда.

ВРЕМЯ

Пыль, грязь, песок… По сути – время! –
Переработанная твердь.
А в "тверди" яблочное семя –
Земли и неба плод и снедь.

В круговорот воды терраса
Вписалась, радугу храня;
Вращается и биомасса,
Купаясь в языках огня.

Разлив людской перед глазами,
Накрывший берега реки,
Под кучевыми облаками,
Под звездами, что далеки…

Шашлык, ни в чем невиноватый,
Томится в соусе зари.
А в сквере сахарною ватой
К деревьям липнут фонари.

Сказать бы просто: «Вечереет»…
Но пепел сумерек летит,
И, рассыпаясь по аллее,
Живую память бередит.

ПРЕОДОЛЕНИЕ

1.
Что во Вселенной есть, то и в тебе.
На то и микрокосм ты, а не камень, –
Хоть глыба он, но он тебе не равен,
Как ты себе не равен по судьбе.

2.
Возможно ли, судьбу преодолеть?
И – да! И – должно! В этом цель рожденья:
Чтоб черпать силы для преодоленья,
Не для того, чтоб, сдавшись, умереть.

3.
А что потом?.. Потом другая жизнь! –
Так говорят подвижники святые,
Рисуя горизонты золотые, –
Прими сие, иль гордо откажись!

4.
Вот и миркуй, мерило всех вещей,
Куда и с кем идти, вещей Причину
Неся в себе, на лик сменив личину,
Ответив на вопрос: «Кто ты? и чей?»

5.
А дальше?.. Просто верить и любить!
И, будучи не камнем, петь осанну!
Моля, о главном – сокровенном самом,
Чем будешь пуще жизни дорожить.

ДЕРЗНОВЕНИЕ

Молитвой благодарной, не спеша,
Начав свой день, продолжить петь осанну;
И долгих лет моля для нежной самой:
«За что такое счастье?» – вопрошать.

Вопросы не риторического свойства

* * *
Обуховская осень навевает
Отрадные пророческие сны,
Как будто, что навеять, точно знает,
Смысл не теряя в золоте листвы.

И слышатся не зимние мотивы,
Минуя неизбежные снега,
Рисуются веселые картины

На живописных вешних берегах.

* * *
Я маму понимаю лишь сейчас...
Насколько глубоко?.. Бог весть! Не знаю!
Случалось сутки к ряду, и не раз,
Смотреть на горизонт, глаз не смыкая.

Что время и усталость? – Суета!
В изнеможденном теле есть Причина,
Что устали не знает, Ей лета,
Мелькающие часто, не почину

Отслеживать, тем паче слезы лить
Над грезами, истлевшими в лазури...
Дышать непреходящим и молить,
Чтоб чувства наши нас не обманули –

Ее удел... В душе Она, в душе!
Поставлена живым напоминаньем:
Что жизнь, случившись, не пройдет уже,
И не лишится ясного сознанья.

... Отец и мама вышли на перрон,
Чтоб проводить за горизонт пострела,
Которому пока неведом стон,

В тревожный час летящий не из тела.

НАПУТСТВИЕ

Я отпускаю вас, любимые мои,
В большую жизнь из отчего гнездовья,
Что должно детям дать, не утаив, –
Ни широты, ни глубины приволья.

Крепки ли крылья?.. На каких весах
Измерить силу духа? Жажду выси? –
Проверят непустые небеса,
На красоту души и силу мысли!

Что пожелать вам в этот смутный час,
Когда, казалось, ни надежд, ни веры,
Не сыщешь под луной... Да будет в вас

С избытком жизнь, а в деле – чувство меры.

* * *
Стихи-поступки не витиеваты,
Предельно откровенны и просты:
Случаются, как дождь, невиноватый,
В том, что пролился ночью на пустырь.

О нем мечтали: нива и дорога,
Цветник близ дома, крыша и карниз,
Чтоб лучше спалось чутким недотрогам...

Но он проигнорировал каприз.

Так и стихи, как ни крути их автор,
Несут свое, и отдают свое,
Не оставляя должное на завтра,
Ведь сердце по заказу не поет;

Душа не плачет, не впитав печали,
Не выстрадав, не скажет верных слов.
… Идут стихи, как свет во тьме, в начале,

И потрясают мир сей до основ.

* * *
Непочатый край работы...
Вечность помоги!
Можно строить звездолеты,
Сочинять стихи,
Новые творя пространства
Из забытых слов,
Из таких как "постоянство",
"Вечная любовь"...
Родины многострадальной -
Чахнет на очах! -
Отыскать исток сакральный
В родовых ключах,
Где завещанные силы
(Не иссякнут ввек!)
Дарят жаждущим мотивы -
Жить не для утех,
А для счастья и отрады,
Ведая в чем суть,
Русь любя не за награду,
И не как-нибудь!

* * *
"Любимая моя, насколько ты моя?" –
Вопрос не риторического свойства, –
Из ряда вон вопрос... Но ты не бойся!
Сомнения в нем нет, любовь моя!

А, жизнь моя, насколько ты моя?,
А, Родина моя?.. Другой не надо!

Стихи мои.. Стихимия моя! –

Насколько вы мои?.. Боль и отрада!

Но на ответ – ни времени, ни сил!..
Поэтому, прихлопнутый перчаткой,
Вопрос не праздный я прерву в зачатке,
Чтоб не страдать потом: "Зачем спросил?"

Ведь только вечность ведает, когда
Расплескивать ответы по вселенной:
Сосульками висят на проводах,
Блистая в полумгле красой нетленной.

* * *
Продолжая, что должно творить,
Смысла жизни тончайшую нить,
В лабиринтах душевных не бросив,
Ухожу в свою тихую осень,

Посчитав всех цыплят золотых,
В закутках заповедных, святых,
Не боящихся зверя и вора,
Как затворник, бегущий от споров.

Чтоб в божественной чуткой тиши,
Полотно слов разрозненных сшив,
Душегрейкой молитвы согреться,
Обнимая, всех страждущих, сердцем.

"Откроешь форточку, но свежестью не пахнет"

* * *
Откроешь форточку, но свежестью не пахнет.
Откроешь душу, а в ответ угар
Воззрений чуждых, верований затхлых,
Идей дешевых стойкий перегар.

Опустишь очи долу, извинишься,
И, не прощеный, разговор прервав,
Займешь свою пустеющую нишу,
Средь разнотравья не надменных прав.

И, сократив общенья круг до точки,
Осмыслив, кто есть в жизни не чужой –
Друг истинный: жена, зятья и дочки,
И лучший из друзей – внук золотой;

Единоверцы и единодумцы,
Имеющие каждый свой удел,
В собратьях признающие презумпцию
Особой правоты их личных дел.

...Как хорошо в минуты осознания
Того, что слово "я" над словом "мы"
Не царствует, войти не просто в здание,
А в дом родной, сомнения омыв.

* * *

И вот лечу, не падая... Паря! –
Как будто нет закона тяготенья,
Лист мыслящий – о том, что слово «зря»,
Свод звуков, не имеющих значенья;

Чуть ближе к середине октября,
Меж двух огней – заката и рассвета,
Где звезды опускают якоря,
Лучась надеждой в поисках ответа

На главные вопросы бытия:
Откуда мы? Зачем во тьме кромешной
Рвем души, втиснув вечность в слово «я»,
Освобождаясь от природы грешной?

"У каждого своя тмутаракань"

1.
У каждого своя тмутаракань,
Тмунаркомань*, тмупьянью-пьянь и прочее…
Уместное явилось многоточие,
Как к пиву подоспевшая тарань.

2.
Вопрос непраздный: где живет душа?
В бутылке из-под пива или водки?
В нетленном сейфе, зеленью шурша,
На поводке пароля – не коротком?

3.
Быть человеком крайне трудно,
Не быть – постыдно и грешно!..
Вот и проверим! – Скоро утро.
День будет жарким… Не смешно!

А завтра снег...

1.
Омытая в ручьях невинной крови,
Надежда на бессмертие чиста…
Ей и живем, не говоря: «Доколе!» –
Как листья, до последнего листа,
В расстрелянной безумным ветром, кроне.

2.
Сон золотой прервался хорошо! –
На самой тонкой, высочайшей ветке...
Был или не был?.. Словно дождь прошел,
Собравшийся из упований редких.

А завтра снег – предвещенный буран,
Иного содержания виденья...
И как не крикнуть: "Пан или пропал!" –
Предчувствуя свободное паденье.

* неологизм придуман внуком Андреем

Умникам

"Не то, что мните вы, природа"
Ф.И. Тютчев

Не то, что мните вы, есть ум,

Не сумма бесполезных знаний,

Занудный создающих шум,

И бездну самооправданий,

Не афоризмов затхлый склад,

И не архивный тлен, - по полкам

Разложенный не невпопад, -

Плод суеты и кривотолков.

Не то, что мните вы, есть ум!..
Души способность разобраться:
Идти по жизни наобум,
Или осмыслив путь, взбираться

На ту вершину бытия,
Где светочи нашли Причину
Вещей, ответив: "Кто есть я?
Лицо любви - или личина?"

"Опять ты загрустил, приятель дорогой"

Опять ты загрустил, приятель дорогой,

Забытый всеми, кто тебе не нужен!

Искавший славы там, где день-деньской
Люд разно-праздный с головой не дружит.

Зачем тебе коллегиальный бред:
Поэт иль не поэт?.. Мал, иль огромен?..
Купи в знак солидарности мопед,
И маханем на Днепр в рыбацкий домик!

Как в свой домен, войдем ночной порой,

Зажжем камин, чтоб до зари горели
Стихи, подтекст в которых, как пароль,
Позволивший найти то, что хотели!

Ты помнишь Васю?.. Знатный был рыбак!
Писал стихи, потом сжигал их в печке…
Над вымыслом рыдал, иль просто так –
От дыма над Отечеством?.. Не легче!

Он гений был взаправдашний, ей-ей!
Знал точно что, на что ловить на зорьке…
А ты грустишь о бездне мелочей,
Такой красивый, чуткий, дальнозоркий!

"И хотел бы с чистого листа жизнь начать"

И хотел бы с чистого листа жизнь начать,
Да это не возможно!
Надо бы об этом промолчать,
Но душа кричит: живешь безбожно!

С чистого листа… Нет, не хочу!
И причин на это слишком много…
О грехах, – подумал, – умолчу.
А душа кричит: побойся Бога!

А душа… Ну, кто её просил!
Как листок исписанный изрядно,
Тайну симпатических чернил,
Вдруг открывший, горячо и внятно…

В ней, вдруг оказалось – не чужой!
И такой широкой и глубокой,
Истинный я – не полуживой! –
Сам в себе отнюдь не одинокий.

Жизнь моя прописана иной –
Не бессмысленной и не печальной,
Словно сбылся сон мой золотой
Для того, кто рядом неслучайно.

Оказалось, что заклятый враг
Мог быть другом – самым наилучшим!
В мире б не случилось многих драк
И не стал бы он при этом скучным.

… Лист исписан. Сорвана печать.
Есть на нем еще немного места –
Стало быть, возможно поменять:
Что на что и как – давно известно!

"Лишь тот поймет, кто многое утратил"

* * *
По бывшим облакам и радугам лучистым,
Выхаживаю солнечную жизнь.
И дарит мне рассвет, как друг речистый,
Глубокую безоблачную мысль.

И меряется мне особой мерой
Неспешная погожая пора,
И детский смех, лучась над мутью серой,
Тьму изгоняет с нашего двора.

* * *
Это пока не небесные звуки
И не малиновый звон,
Это надежды, изгнавшие муки,
Пробуют петь в унисон

Небо и звезды, зарю и зарницы,
В чуткой, ранимой тиши,
Там, где молитвенный трепет страницы
Передают камыши.

Отблеск растущего месяца в водах,
Видя скрипичным ключом,
Ветер отменно читает по нотам,
Как дирижёр, увлечен

Темой рассвета, не пагубной страстью, –
Слезы и пот по лицу, –
Дарит Вселенной мелодию счастья,
Долг возвращая Творцу.

* * *
Ни имени, ни отчества, ни званий, –
Бессмысленному тростнику сродни, –
Неназванных исполнен упований,
Наитьем чуешь – сбудутся они.

Не важно, кто ты немец или русский, –
Ни то что бы родства любого чужд, –
А просто, в каждом сердце, что не пусто,
Господствует светлейшее из чувств.

С него, – не безответного от века, –
Всё и всегда от первого лица…
Душа – живая сущность человека –
Им дышит и не ведает конца.

* * *
Лишь тот поймет, кто многое утратил
Задолго до того как осознал:
Что все слова, что опосля, некстати...
Тем более почившим матерям.
При жизни бы!.. Ведь надо им так мало!
Безделицу! Вещицу! Миг-другой
Из многих тысяч дней... Эх, мама, мама!
Что вечность без тебя?.. Такой родной!
…Не худший сын. Стою в конце дороги,
Тобой благословленной, и молчу,
Взгляд опуская... Ты была не строгой,
Все знавшей наперед – чем заплачу.

"Есть нечто, что высоких слов превыше"

Есть нечто, что высоких слов превыше,
Что из дня в день – и вечность напролёт

Ждешь, не дождешься, и, не зная, ищешь,
Надеясь – с обретением поймёшь.

Так вишня в знойный полдень обретает
Великолепный долгожданный дождь,
Что делать с ним интуитивно знает,
И это знанье повергает в дрожь, –

Благоговейный несказанный трепет, –
Все существо поет: «Благодарю!»
Наивных оживленных листьев лепет
Встречает с умилением зарю.

Так первою любовью осияны,
Исполненные трепета уста,
Находят отклик губ благоуханных,
Читая нечто вечное с листа.

Наперекор безрадостной судьбе

НАПЕРЕКОР БЕЗРАДОСТНОЙ СУДЬБЕ

И страшно, и печально, и досадно,
И... изменить суровый ход вещей
Нет ни одной возможности... "И ладно!" –
Сказал, добавив, походя: "Ей-ей!"
Продолжил, – как бы видя, но не очень,
И, слыша, как бы, но издалека, –
Кремнистый путь, царапающий очи
Полоской горизонта... Нелегка
Дорога, над которой "в безответность"
Начертано на языке светил,
Где сам свою надутую известность,
Как шар воздушный, в небо запустил.
А что же получил в ответ, бедняга,
Один из миллиарда скорбных лиц?
Путь в греки-горемыки из варягов?..
А далее – куда, из важных птиц?
В безвестность?.. Звезд морзянку изучая,
Наитием прочтя весть о себе –
Ином, не сумрачном, отраду излучая,
Наперекор безрадостной судьбе.

* * *
Обновляем одежду. И кожу
Ничтоже сумняся питаем кремами –
Обновляется плохо... Похоже,
Стареем домами.

Хорошо бы целебною грязью
Пожухлые поры удобрить,
Чтоб идти бодрой поступью в князи –
В пику взглядам недобрым!

Чем уверенней шаг,
А спина не согбенна, тем проще
Получить кличку "враг"
И пословицу жёстче.

Вдохновенно гребём
В неизбежно безбрежную старость,
Где покой обретём
И бессмертную странность:

Не серчать на дичающий люд,
Не смиренный, презлющий.
Нам обещан пречудный приют,
Где хозяином – Сущий.

В тумане самомнений

НА КРОМКЕ ДНЯ И НОЧИ

Произнесешь, что думаешь, иль нет,
Один итог – пустая трата звуков.
...Блик метеора в стратосфере. След,
Оставленный им – память и наука? –
Кому? О чем?.. Непонятый никем,
Взрываешься на ближних и на прочих,
А в тишине, навстречу, налегке,
Грядет закат очередной, пророча
Ночь долгую, кошмарную, без сна.
Несказанное слово станет болью.
Но слава Богу не виной!.. Вина –
Сказать, не осенив слова любовью.
...Зажглась улыбка – новая звезда,
Рожденная в тумане самомнений,
Кому?.. О чем, мерцает?.. Без следа,
Сгорит иль нет, на кромке треволнений?

"Когда придут молитвы... Постучатся"

Когда придут молитвы... Постучатся –

Негромко, но услышишь, распознав,

Что не враги пришли, а домочадцы,

Очаг свой берегущие от зла.

Их суета сует не остановит –

Теснины и пороги не страшны!..

Без них пропасть не мудрено, не внове!

И пропадаем, если лишены.

Но зреют покаянные мотивы.

И слышится не суетная речь...

Пришли молитвы. Прибывают силы.

Есть чем теперь сердечный мир беречь.

Поэзия молчит... Молчит, прекрасно! –

Прекрасно зная, видя далеко!..

Молитвы время наступило – ясно...
Предельно ясно!.. На сердце легко.

Одни слова – да разные задачи!

Одна душа – по-разному поет!

Попробуй, разбери: смеется?.. плачет?

Миг? или сутки?.. Вечность напролет!..

В теснине мира

Послушаешь, посмотришь, почитаешь,

Себя представив в образе того,

Кто проклят и отвергнут... И не знаешь,

С кем дальше плыть в потоке роковом.

Ни дна, ни берегов... Теснина мира.

Где кровь, об глыбы содранных ногтей,
На камнях запеклась... На сердце сиро.
И возглас: "Люди!" – там, где нет людей,

Став эхом, бьется о глухие стены,

И не находит отклика нигде,

А, стало быть, ты держишь путь не с теми...

А мог бы, как по суши, по воде

Идти, – как человек, за Человеком,

Поверившим, проверившим тебя, –

Туда, где нет безликих имяреков,

Где ждут и верят, подлинно любя.

Что ж вы молчите, братья по несчастью –
Ронять слова тяжелые легко,
Союза развалившегося части,

Красивых чувств друг к другу далеко?

На принципах каких объединяться –

В сообщества, империи, миры?
Когда за взгляд непонятый стреляться

Готовы братья... Братья до поры!

Пора настала – смутная эпоха! –
Суровый тренинг нового раба,
Лихая эра лузера и лоха,
Хождение безумных по гробам.

А ведь могли... Могли, найдя в туманах

Мерцание не пагубных огней,

Идти, молясь о ближних непрестанно,
Покой и мир храня в душе своей.

Над бездорожьем

НАД ГРЯЗЬЮ

Не мне увещевать героев наших дней,
Тем паче обличать лоснящиеся лица! –
Им машет сквозь века блистательный Персей
И Зевс, зевая, шлет поклоны с колесницы.

Кто на одной ноге (впишите имена
Всех, перед кем плясать и падать не устали)...
Вас знает как облупленных Луна,
Хранящих души в шкафчиках из стали.

Полжизни об одном и том же гомоня,
Вы смотрите в беду сквозь человека;
В какое стойло отвести коня
По кличке "Мерс" – для вас проблема века,

Стреляющего в белых лебедей
Сознания, способного над грязью
Поднять зарю и спеть надежду дней,
Успев помочь несчастным перед казнью.

ЦВЕТЕНИЕ РАДУГИ

Яркий отблеск молнии в окошке –
И хлопок... Как дверь на сквозняке.
С подоконника вмиг сдуло кошку.
Дрогнула синица в кулаке.
Первая гроза вначале мая
Вечное по-новому споет,
Пустоцвет расхристанный роняя
На асфальт, где радуга цветет,
В луже отыскав свои истоки,
Памятью немеркнущей блеснув…
Здравицы запели водостоки –
В унисон, приветствуя весну,
Щедро одарившую округу,
Тысячей отрадных мелочей,
Без которых жить на свете туго
В бегстве от бессмысленных речей.

ОРЛЯНКА

Всегда «орлом» пятак луны!
Всегда «орлом»!
(автоэпиграф)

Высоко монета брошена – над страной орлянка лунная.
Ожиданье заполошного под призором полоумного.

Камыши в запале: «Кыш его!» – толи ветру, толи вечеру?..
Хватанули, видно, лишнего?.. Заигрались – делать нечего!

Лишь кургану не до гульбища: «решка» ли «орёл» – комедия!
Год-другой порфира – рубище; жизнь – вопрос, и смерть – неведенье!

Посмеялся бы, да не с чего! Позавидовать, да некому!
Рок безжалостным объездчиком тешится над человеками.

«Воры! Семя сатанинское!» – свысока бросает яростно,
И десница исполинская по затылкам лупит радостно.

"Выбивай! – кричит, – Угадывай сумасшедшие поветрия!"
И луна попуткой адовой подбирает всех приветливо.

Только мне в другую сторону – в беззаветное заветное!..
Не ярись, судьба суровая, – тумака задам ответного!

Супротив рожна (кольчужку бы – не рогожное убожество!)...
Батя, помнится, утюжил рок не беззубым скоморошеством,

Помянув не всуе пращуров, закусив губу до кровушки…
Вот и я берусь выращивать солнце в сумрачной сторонушке!

Банальные вещи

СОЗВЕЗДИЯ ЛИЛИЙ

Созвездия лилий над ряской во мгле предрассветной,

С глубин поднялись – соломоновым притчам под стать,

Умея открыто делиться красою заветной,

Имея в себе все, что должно вселенной сказать.

Так в жизни Христа свое место, найдя неслучайно,

Как званые гости на пир, их сородичей сонм,

Раскрыли пред Господом все сокровенные тайны,

Без слов говоря – как никто! никогда! ни о ком!

…Созвездия лилий в затоне, мерцая в тумане,

На гребне волны, где не ропщет разумный тростник,

Открылись широко, как очи, и делятся с нами,

Красой бытия, над которой Божественный Лик.

БАНАЛЬНЫЕ ВЕЩИ

Что ни скажи вам, все банально! –
Некстати или невпопад.
Вот и безмолвствую фатально
О том, чему безмерно рад.

Восходит тривиально солнце,
Рисуя на небе зарю,
И акварелью на оконце
Дает понять без слов: дарю!

И я беру рассвет и вечер,
И день-деньской, из года в год,
Готов, тишь не пугая речью,
Петь радость – вечность напролет!

Воспринимая мир как чудо,
Я получаю, не ища,
Догадываясь лишь, откуда
Краса в обыденных вещах.

"Гуляя по вчерашним облакам"

Гуляя по вчерашним облакам –

Осенним лужам, будущим туманам,

Ловил себя на мысли: далека
Моя дорога... Далека обмана!..

Но чувства бесконечности близка,
Что год от года ярче и сильнее...
И вечность жизни, на помин легка,
В зарницах – бывших лужах – пламенеет.

"Где жизни нет, там пошлая житуха"

Где жизни нет, там пошлая житуха.

Тьма кривотолков… Только толку нет!

И денег воз везет лошадка Пруха,

Не оставляя за собою след.

И мед рекой – безумным половодьем!
И сладкие девчонки вдоль дорог…

Но сладости их лишь тоску наводят

На тех, кто знает жизни сей итог.

Пути размыты. Звезды потускнели.

Завещанные карты сожжены.
На берегах кисельных свиристели

Звенят в раю безлюдной тишины.

Дегтярными бочонками зияют

Порожние душонки воротил,

Купивших мед… Тлетворный дух витает

От медоносов, взросших меж могил.

Мастер перевода

МАСТЕР ПЕРЕВОДА

«Слова, как люди, парами живут,

Их называют рифмами поэты», –

Напишешь спешно откровенье это

И пародисты в порошок сотрут,

Про голубой и розовый цвета, –

Изгоев эры блеклой, – намекая…

А ты вздохнешь – святая простота! –

Сосватав с грустью Русь, меж туч витая.

Переводя на человечью речь

Напевы лучезарные созвездий,

Умея несказанное беречь,

Глаз липких сторонясь, в укромном месте.

Певец зари и росных трав толмач,

Роняющий росу души в покосы,

Не зная прятать как… Плачь, сердце, плачь!

Переводя стихи в людские слезы.

ЗАКРОЙЩИК ВРЕМЕНИ

Износив в пух и прах радость жизни в сует суете,
Сотворю себе праздник души – просто выкрою сутки
Для поездки в родные края, где лесной красоте
Родниковых озер поклоняются дикие утки.

Там ни свет, ни заря с парой удочек – место занять,
Через луг заливной побреду по отцовской тропинке.
Великанов-линей мне предскажет кукушка, штук пять! –
Посажу на кукан, если выдюжит старая «клинка».

На пеньке, как король, не обманут, сознательно гол,
Каждый миг смаковать сибаритом отъявленным буду,
Прибалтийское солнце, торча золотым плавником,
Обогнув мою заводь, уйдет – не вернуться откуда...

Так уходят матерые рыбы в глубины свои,
Унося за собой дорогие хваленые блесна.
Рок надежды крадет – сколько их как "НЗ" ни таи,
На поверку, увы, ни одной – иль напрасно, иль поздно!..

Потому и крою свой лоскут драгоценных минут
На такие мгновенья, которые вечность вмещают;
Зацепившись за жизнь, понимаю: где любят и ждут,
Там начало бессмертья, в которое верю и чаю!

Беспокойного сердца морзянка

* * *
Что думает клен о ветрах?.. о дожде преходящем?..

О людях, бредущих во мгле – неизвестно куда?

Слезинках горючих, рожденных в субъектах пропащих?..

О птицах великих и малых?.. О бликах в следах?..

Летучих летах?.. Вечной Лете, в сомнениях канувшей?..

О серой земле, звездным прахом покрытой весьма?..

Клен, ищущий суть своей жизни в заснеженном Калуше,

Вздохнул глубоко и ответил: «Брат, скоро весна!

А, стало быть, время – являть миру листья наивные,

Рождать семена и бросать их в назначенный срок,

Чтоб было, что петь новым кленам про радуги дивные,

Про свой золотой – несказанной красы уголок".

ПАРУС НА ГОРИЗОНТЕ…

Шел домой и поник,
Убаюканный валом девятым,
Неприкаянный странник, …
Забывший, что верят и ждут…
Что искал – не нашел,
И великим сомненьем объятый,
Ловит вечность печали
На быстром теченьи минут.

Одинокою чайкой на пирсе
Косынка маячит.
Беспокойного сердца морзянка
С надрывом стучит:
«Без тебя мне не выжить!»…
И ветер растроганный плачет
В непроглядной тоске,
В безответной холодной ночи.

Блик зари над бунтующим морем,
Как парус алея,
Ищет мачту мечты,
И, ответным сигналом мигнув,
Обещает морячке влюблённой:
«Печаль обмелеет!»
Не туманно о вечной любви
В смутный час намекнув.

Кто мы?

Один сказал: "Мы — биороботы",
Другой: "Молекул чехарда".

А третий: "Да горит всё пропадом!" —

Никто, ушедший в никуда.

И в пустоте многоглаголевой,

В кругу бессмысленных светил,

Плевались сгустки гордой боли

На нравственный императив.

Как будто не было в природе,

Людской, божественных начал,

И не являлся в бренной плоти

Тот, Кто за вечность отвечал.

"Не в тех небесах заблудившийся взгляд"

Не в тех небесах заблудившийся взгляд,
Облепленный звёзд репяхами,
Вернётся домой – всякий раз невпопад! –
Не зная, что делать с грехами.

И, падая долу, где звездная пыль,
И блики луны на паркете,
Легко ускользнет от ответа: "Не ты ль
Божеств находил в силуэте –

В изменчивых формах ночных облаков?"…
Но таяли грозные лики
И слезы катились по стыку веков,
Ища откровений великих.

И плыли, лучась изнутри – не извне! –
Лаская усталые веки,
Созвездья надежд, сохранив в глубине
Взгляд свыше – на боль в человеке.

07.07.2019

"Поганая эпоха — и это хорошо!"

Поганая эпоха — и это хорошо!
Любимая дорога, как терапия-шок...
За перекрестком баня, больница и погост:
"Удобно" — скажет Ваня, — не Пруст, хотя не прост.

День ото дня все хуже! — уж более куда?!.
И поясок все туже... Но это не беда!
Познало ретивое — что не постичь уму:

Задели за живое — не знает почему.

Да потому, что вечен! — надежды не лишен,
Там, где житье калечит, он некий смысл нашел.
...И чем трудней дорога, даль дальше, дольше путь;
Рукой подать до Бога, а под ногами — суть!

Творение беспечальной реальности

ТВОРЕНИЕ БЕСПЕЧАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ

Иллюзий далеко, с реальностью не в дружбе,

Соединяешь призрачные звенья,

Найдя предмет любви, и слово «нужный»,

В неназванных судьбою сновиденьях, –

Где просто всё, доступно и привычно! –

Криничная вода. Луны заколка,

В обласканной копне волос пшеничных,

Как между строк, потерянного толка

Зерно, что чуждо ярких экивоков,

Миг полон смысла – и кивки, и жесты!

И жизнь – живая жизнь – живым потоком,

Исполненная чувством не протестным,

Исток находит, говоря о счастье,

Обиняки оставив и обиды

В реальности суровой, безучастной

К снам золотым – лазурных грёз гибридам,

Которые действительности краше,

В них жажда – быть! – сильней сумбурной яви.

… И ты творишь, влагая в слово «наше»

Вселенную, ошибки все исправив.

Камень и вода

Камень и вода

1.
Ты камень, а тебе капелью с крыши
Великие сосульки день и ночь
Внушают мысль, не зная, как помочь
Болезному, что любишь и чем дышишь.

2.
Течет и точит в безупречной тиши
Небесная премудрая вода,
И изменяет, потому что – свыше!
А как иначе?.. Кануть без следа?

3.
Эх, камень, камень, от раздумий росный!
Ребенок рослый? Взрослый человек?
Вопрос перед тобой стоит серьезный:
Как идолом не стать в постыдный век?

...Ответ – внутри! Извне искать – нет проку!
Бьет изнутри вода Святых истоков.

Провода памяти

ПРОВОДА ПАМЯТИ

Как хорошо не ехать – никуда!
Не принимать участия в собраньях,
В которых убивают без стыда
Не только время – грёзы мирозданья!

На свой шесток, взобравшись высоко:
Пропеть: «Как хорошо – не ехать к морю!» –
Глазея, как в парное молоко
Коровки превращают травы в поле.

Косить отаву. Землянику рвать –
На рвах войны подобно каплям крови
На солнце запеклась… Чтоб рассказать:
Кровь павших в каждой ягоде… «Доколе!» –

Тут роковое слово до сих пор
Над каждой пядью нивы колосится.
Бежать отсюда может только вор,
Чтоб на чужбине в камень превратится.

В очередях за ядом полстраны
Докуривает царские посулы,
Кромсая «Правду» близкой старины
На самокрутки, от которых скулы,

Как от оскомы сводит… Никуда
Отсюда я вовеки не уеду!
Здесь дед мой, очищая провода
Приемника, пел песню про «Победу».

* * *

Есть в каждом слове то, что есть!
А более чего нароешь, –
Предъявишь миру или скроешь, –
Сказав легко: «Имею честь!» –
Зачтется Господом в вину
Иль в оправдание болезным,
Незнающим, что слово «бездна»,
Непостижимое уму,
Имеет беспощадный смысл…
И никакие толкованья
Словообильных глухарей
На рыночном току – ей-ей! –
Не умалят, увы, страданья!..
А есть ли честь, иль нет её
В свободах совести и права,
Не нам решать… И «ё-моё!»,
Зашелестев в забвенья травах,
Как перепелка, отпоёт
Трагедию свободы нравов.

* * *
Зреет огромная дерзость –
Вечную требуя жизнь.
Неизлечимая детскость –
Аргументировать веско
Чувством восторженным мысль:
Все говорит о пространстве –
Боли где нет и скорбей!
Жизнь – это вечное странствие
Непреходящих идей!..
Видеть и слышать нетленное,
Чтобы до смерти ещё
Свыше родиться, вселенную
Спрятав в грозу под плащом, –
Чуткую, нежную, кроткую,
Страх пересилив пути,
К счастью дорогу короткою
В сумрачных буднях найти.

Не общего аршина...

Скажу: «Моя Россия!» – и заплачу, –

Есть отчего… И боли не тая,

Всех ближних скорбным видом озадачив,

Подумаю: «Насколько ты моя?»

И, окропив главу водой днепровской,

Вдруг вспомнив Семукачи, реку Друть, –

Приток Днепра… Растекся род Садовских! –

Вараксино, Ик… Как тут не всплакнуть,

Над устьем жизни собственной кручинясь,

С днепровской кручи глядя на восток,

Где предки славные мои почили! –

В день поминальный список их широк:

На Брянщине могилы и в Тюмени,

В Калининграде – и на Соловках…

Бог весть ещё где?.. В Кракове и Вене…

А скольких на колымских сквозняках

Под мураву забвения подмяла

Моя Россия – скорбная земля!..

По сути, вечность каторги впаяла!..

Нечаянный изгнанник нынче я.

…Рассеянным сознаньем не обнимешь,

Пока аршин – не общий свой – вины, –

На Божий суд над миром не поднимешь

В прискорбный час очередной войны.

Точное время

Точное время – цветочное время.

Звездная вечность – пыльца…

Сыплется свыше грядущего семя,

Путаясь в кудрях мальца.

А на подворье проворные куры

Слитки златые клюют,

Чтобы омлет был и сказка для Юры,

На ночь – тепло и уют.

Время хорошее, время живое! –

Не через пальцы песок,

А в память вечную – чувство святое,

Мыслей отрадных поток.

Счастье былое, как кошка в окошко,

В форточку мига нырнув,

Ищет наитьем бессмертия стежку,

К сердцу бесстрашно прильнув.

Долгое ожидание

ДОЛГОЕ ОЖИДАНИЕ

И не скажешь теперь, что не слышал, не знал:

Кто-то был или не был за дверью…

Ночь была непроглядна, дарила весна

Суеверья, мечты и поверья.

И стучали колеса ночных поездов,

И нетрезвые глотки, фальшивя,

Предрассветную музыку ближних лесов

Громогласным шансоном глушили.

А за дверью стояла негромкая жизнь,

Но глаголы её под луною,

Дивным светом лучась, дол и горнюю высь

Единили нездешней красою –

В те мгновенья, когда, на безумье легки,

Мы, не ведая истины тихой,

Драли глотки за правду свою – дураки! –

Находя радость в пошлости дикой.

А за дверью… За дверью стояла любовь.

И транжирам прекрасных мгновений

Говорила: «Грядет бесконечная боль,

С нескончаемой тьмой сожалений».

…Это время настало. Любовь не ушла.

Ждет минуты своей неизбежной,

Чтоб поведать, зачем она людям нужна,

Пресвятая! Пречистая! – грешным.

На берегу другого мира

Есть у меня стихи… Простите,
За ними прыгал я с обрыва!
И колесом катился с горки,
Седьмое небо обретя!
В них солнце, – не иначе чудом,
Нырнув с разбегу в тихий омут,
Надолго затаив дыханье, –
Выныривало, напугав,
На берегу другого мира,
Где нет ни страха, ни упрека, –
Куда, сбежав с уроков на день,
Живешь привольем и мечтой.
Где кудри рыжего светила,
Накрыв особой силы светом,
Одаривают несказанно, –
Отрадой, жаждой и теплом, –
Поныне… Слышите, как бьется
Гортанным жаворонком песня,
В зените чувств рождая слово
О том, что объяснить нельзя.
И ты живешь, не понимая,
За что тебе такое счастье?!..
Божественной красы явленье,
Поющее: «Еще! Еще!»
Я знаю, есть и в вашем сердце
Поэзия на эту тему!
И в ваших родниках – живая,
Немеркнущая память чувств,
Выплескивает в час суровый,
В нещадную эпоху свежесть –
Жизнь, ненадуманную вечность
Надежд не умершей любви!..

"Ах, эти крохи: фантомы, молекулы"

Ах, эти крохи: фантомы, молекулы,
Всплески нейронов в ночи…
Звезды мигают усталыми веками,
Время на сон улучив.

Блики рассветные, легкие, беглые,
Как мураши, по спине,
Трогают кроны во мраке поблеклые,
Грёзы поют в вышине.

Это зарянки, созвучия вечности
Ловко поймав на лету,
Дарят нам чувство живой бесконечности,
Нежно воспев красоту.

Так хорошо! Беззаветно! Не выспренне!
Петь можно только любя!..
В суетный мир скоро солнышко выпрыгнет
Из-под руки у меня.

Письмена

ПИСЬМЕНА

Все, наперед прочитывая мысли,
Собравшихся не на добро людей,
Идет Даритель и Надежда жизни,
Туда, где чаще говорят «убей»,
Чем «пощади», и, Скорбный путь предвидя,
Он не бежит от неизбежных мук, –
И не торопит горестных событий…
Но все тесней людской порочный круг!
...И вот ведут, застигнув на горячем,
К Нему прелюбодеицу – живой…
Пока живой!.. Законом обозначен
Финал пути кровавый… роковой!
Несчастная от страха еле дышит –
Ни крика, ни мольбы… Беда… Беда!
А Он молчит… И пальцем что-то пишет,
Разгладив пыль ладонью, взгляд – туда,
Откуда льется суть вещей нетленных,
И знание того, чему не быть,
Или случиться должно, во Вселенной:
Псалмы пропеть, иль голову сложить…
Не вдруг вопрос: «Что скажешь ты?» – из бездны,
И не иначе – тот еще душок!..
«Кто без греха, – звучит ответ болезным, –
Пусть первым бросит камень»… Не ушел –
Продолжил делать то, что неотложно:
Писать перстом в пыли… Кто знает, что?
А знали, знали!.. Видели святоши,
Как волки обступившие Его…
Но Агнец Божий, кроток и спокоен,
Считав их намерения, являл,
Как в зеркале, в пыли – чего достоин
Каждый, в улыбке прячущий оскал…
И таяла толпа – чернь ледяная,
Безгрешной Жизни письмена читая.

"Когда камыш стрижет густую тишь"

В ШАЛАШЕ

Когда камыш стрижет густую тишь
Над омутом речным на зорьке вешней, –
А ты, исполнен дерзости нездешней,
Миры нерукотворные творишь
В мечтах необычайной высоты,
Чтоб было где парить большим желаньям,
И получать нетленной красоты
Реальные живые очертанья, –
Тогда при мысли о тебе... Легка!..
В объятья, прорисованные четко,
Летишь родная, и щекочешь щеку
Былинкой счастья, грусти далека!
Приходит пониманье: Рай – не ложь!
И о Творце мысль осеняет душу,
И Он, Своих Заветов не нарушив,
Шалаш наш освящает... Льется дождь...

ДОКУЧНАЯ ДАННОСТЬ

Видимо, ошиблась, дорогая,
В выборе супруга… Селяви!
Не всегда, дорогу выбирая,
Нам удача светит… Прояви

Пиетет к дарованному свыше!..
Как ни странно, это данность – я.
И, поверь, не самомненье движет
Мной сейчас, любимая моя!

Жизнь прожить… Тускнеют поговорки!
Мифы тают дымками вдали,
Где мерцают на туманной кромке
Вечные надежды… Озари!..

Позови, и я откликнусь тут же,
Боль твою, восприняв как свою!
Мы едины – с каждым годом туже
Узелок единства… Узнаю

Я свою печаль в твоей печали.
Мы невзгоды все переживём!
Жизнь, – хоть трижды тридцать пять, – вначале!

Ты ведь знаешь – говорю о чём!...

Водворяются воды... Весна. Половодье.

Водворяются воды... Весна. Половодье.
Привязались к столбам межевым облака,
Как рыбацкие лодки… «К паршивой погоде!» –
Говорят старожилы. Печаль велика! –

Отложилась рыбалка, а, стало быть, время
Говорить о фронтах грозовых и грибах.
На завалинке в валенках дедушка дремлет,
Зная как пережить смутный час на бобах.

Про него, – не меняются люди, – не скажешь.
Очень даже меняются! – кроток и тих,
Он несет свою вечность надежд, как пропажу,
Что нашлась в позднем внуке… Навстречу летит! –

Колокольчик серебряный в голосе звонком,
На вечернюю зорьку зовет старика…
И глаголет отрада устами ребенка,
И плывут в свой затон золотой облака.

08. 05. 2019

"В бегстве от бессмысленных речей"

Яркий отблеск молнии в окошке –

И хлопок... Как дверь на сквозняке.
С подоконника вмиг сдуло кошку.
Дрогнула синица в кулаке.
Первая гроза вначале мая
Вечное по-новому споет,
Пустоцвет расхристанный роняя
На асфальт, где радуга цветет,
В луже отыскав свои истоки,
Памятью немеркнущей блеснув…
Здравицы запели водостоки –
В унисон, приветствуя весну,
Щедро одарившую округу,
Тысячей отрадных мелочей,
Без которых жить на свете туго
В бегстве от бессмысленных речей.

Спонтанное пророчество

СПОНТАННОЕ ПРОРОЧЕСТВО

И эти дни пройдут, как миллиарды прочих!..
Но будет ли кому их помянуть в свой час?..
Там, где теперь Земля, нетрудно напророчить
Святую пустоту в бессмысленных ночах,

Где простоте святой ни места, ни мгновенья…
А, стало быть, зачем сей вожделенный миг,
В котором на клочке бумажном вдохновенье
Являет никому непосвященный стих?..

Но в этих трех строфах, на рифах рифм неточных,
Смысл сыщет уголок, стесненный бездной бед,
И вечная любовь на основанье прочном
В снах золотых найдет предвещенный ответ.

"Что думает клен о ветрах?.. О дожде преходящем?.."

Что думает клен о ветрах?.. О дожде преходящем?..

О людях, бредущих во мгле – неизвестно куда?

Слезинках горючих, рожденных в субъектах пропащих?..

О птицах великих и малых?.. О бликах в следах?..

Летучих летах?.. Вечной Лете, в сомнениях канувшей?..

О серой земле звездным прахом покрытой весьма?..

Клен, ищущий суть своей жизни в заснеженном Калуше,

Вздохнул глубоко и ответил: «Брат, скоро весна!»

А, стало быть, время – являть миру листья наивные,

Рождать семена и бросать их в назначенный срок,

Чтоб было, что петь новым кленам про радуги дивные,

Про свой золотой – несказанной красы закуток.

"Мы искали себя – вне себя от себя!"

Мы искали себя – вне себя от себя! –
Отдаляясь от сути исканий все дальше,
Млея в грезах лазурных и розовой фальши,
Лебединую песню скрошив голубям.

Чтоб полжизни спустя, растранжирив года
На фитюльки и на финтифлюшки,
Осознать, что летели весь век не туда,
Как монеты из нищенской кружки –

На пропой, на похмелку сует суеты!
Не евангельской лептой вдовицы!
Табака за понюшку святые мечты
Променяв, чтоб бездарно забыться.

И забылись! И даже не помним уже,
Что нас в жизнь завело роковую;
Вместо слов междометия зреют в душе,
Глухари оправданий токуют.

СВЯТО МЕСТО...

Находишь свято место – пустоту –
И занимаешь нишу, не тревожа
Присутствием неловким красоту,
Занявшую свое – святое тоже! –
Местечко над затоном на заре,
Вдали от «браво-браво» и «оле»,
И прочей суеты сует ничтоже
Сумняшеся – что занято свое.
И каждый миг, хватая налету,
Ты понимаешь, лет немало прожив,
Как изгонять унынье и тщету,
Освободив для слов: «Входи, мой Боже!
Здесь все Твое – и Небо, и Земля!..
И я – земля еси!.. И небо – я!

"Схлестнешься с оппонентом в перепалке"

А.В.Ф

Схлестнешься с оппонентом в перепалке,

Наговоришь в сердцах обидных слов,

Но поостынет жар и слово «жалко»

Всю душу выжжет за ночь до основ!

Где сердцевина смысла жизни целой,

В Причине априорной коренясь,

Ристалищу гордынь назначит цену,

Со словом «грош» найдя взаимосвязь.

И оппонент, не то что бы оправдан

Всецело… Не о нем болезном речь!

А обо всех, кто потерял отраду

Всей жизни – знать! – как душу уберечь.

И это знанье – мудростью зовется,

Оно превыше званий и чинов…

Вдруг отними чины, что остается?

Вопль в пустоте со скрежетом зубов!

И вот стою на перекрестке мнений,

Бездарных оправданий не ища,

Сказав себе: "Будь ты хоть трижды гений,

Учись любить и верить, и прощать!"

В сумерках, забывших о рассвете...

ПРЕДВКУШЕНИЕ

Книга хорошая зреет, –

Полная мыслей и чувств,

Сентиментальная чуть, –

Виды на вечность лелея.

В ней постраничная суть

Часто граничит с отрадой;

И никакие преграды

Не пресекут её путь.

Бренного мира сосуд –

Время – хранит впечатленья,

Оберегая от тленья

Всё, чем надежды живут.

Книга – ночлежка векам

(Погреб, хранилище)… Книга –

Ключ, отмыкающий нам

Вечность блаженного мига.

НАЧАЛО

В комнате и душно, и темно.

Наглухо закрыты дверь и окна.

Форточка заклеена. На стеклах

Мокнет пыль, прилипшая давно.

В этом мраке – домом не назвать! –

Прикипевший к стулу дед под пледом;

Что-то пишет, – и зимой, и летом, –

Слово "смысл" пытаясь увязать

С "жизнью" – словом брошенным в кавычки.

Пишет он, как дышит, – по привычке.

А зачем – вовеки не узнать!

Ищет смысл?.. О свете говорит

В сумерках, забывших о рассвете.

В комнате звучат слова о лете

В декабре, а летом лёд хрустит,

Помня о суставах в сером пледе.

Льется в затхлой комнате тоска,

В отблесках сбегающих из грубки.

Чахнущий дымок в табачной трубке –

Оседает на седых висках.

О рассвете вешнем пишет дед:

Строфами бумагу, словно дерном

Укрывая на закате лет,

Даже занавески не отдернув.

И лучатся в сумерках глаза.

И слезятся окна в полумраке.
И весна – надежда и краса! –

Гонит прочь сомнения и страхи.

"Сто лет назад… Какая малость!"

ВРЕМЯ И СВЕТ

Сто лет назад… Какая малость! –

И сто, и двести лет назад,

И тысяча… Жизнь состоялась?..

Не зря прошла? – не невпопад?

Одна беда: зачем? – Не знаем!

Со временем что делать? – Льёт!

Назвать его своим дерзаем,

Ведя бессмысленный учет.

Ответьте, умники, откуда?
И что за крыша – небеса?
Сень – прохудилась... И оттуда

Текут мгновения в глаза –
В кадушку с надписью-названьем:
«Моя ты, жизнь, иль не моя?»…

Полна. Но признак убыванья

Минут глазницы не таят.

Сей парадокс неразрешимый

Сознанье приняло – молчит,

Смысл не найдя в необозримой

Вселенной, потеряв ключи

К ненайденной «Двери познанья».

И все вопросы в никуда –

В худую крышу мирозданья,

Откуда время, как вода,

Смывающая с карты жизни

Ориентиры, и гася

Огонь надежд и пламя мысли,

Пыл веры в пух и прах разя.

И если бы не сполох дальний, –

Глубинный, априорный блик, –

Свет негасимый, Свет сакральный,

Сказал бы: «Смысла нет, старик!»

Но этот Свет, – не посторонний,

Не обезличенный, – живой!

Сквозь липнущую тьму, как в кроне,

Меж листьев суетных: «Я твой!» –

Звучит без убыванья силы.

И веришь! И идешь на Свет!

И прорастаешь в Мир счастливый,

В котором увяданья нет.

ГДЕ КУТАЕТСЯ СОЛНЦЕ

Тяжелым разорвавшимся снарядом
Заря покрыла гарью бедный дол,
Где беглая душа, не беглым взглядом
Ища исхода, обрела юдоль.

Где кутается солнце, леденея,
В бездушную заоблачную стынь,
Там более всего душе больнее
От череды вопросов непростых.

С небес на землю рухнула дорога,
Манившая в безоблачную даль,
Молящаяся непрестанно Богу
За будущность: «Мир, Господи, подай!

Не так, как мир дает – иною мерой,
Иного содержанья… Снизойди!», –
Успев зажечь звезду над жизнью серой,
Отрекшись от неверного пути.

Казалось бы, бездарно и никчемно
Упала в грязь, рассыпав семена
Заветных грез, и, попранная чернью,
Избита в смерть…Но в чем ее вина?

В том, что любила не как все – иначе?
Что верила в единство всех дорог,
Что есть долина, где никто не плачет?!.
Ну, разве что от счастья… Видит Бог!

И вознеслась над перекрестком скорбным, –
Где люди потеряли Божий страх, –
Туда, откуда Слово грянет скоро,

И безответность стает на глазах.

ПРИЧИНА

Подспудная, подтекстная причина,
Которую не высказать изустно, –
Как ни старайся, друг мой, – не изречь!
Течет в теснинах строф, горит лучиной
В пещерной тьме, где свято место пустынь
Себе нашла, чтоб души уберечь –
От искушений мира вдалеке,
В молитвенном стоянии храня
То, что утратив, мудрено восполнить.
Так, стаяв, снег являет в роднике, –
Час смутный пережив, – способность помнить;
Подземною рекой, незримой оку,
Телесному, и слуху недоступен –
До времени, вдруг жажду утоляет
Водой необычайной чистоты.
Так пилигрим, исполнен жажды Слова,
Течет в потоке странников к Святыне, –
Живая капля бытия, – к Причине
Вещей всех, причиняющая – быть!..
Так Слово Божие, в мир нисходя по Воле
Всевышнего, с Ним в Вечности блаженной
В единстве с Духом Истины, на Небе
И на Земле… Есть, есть на то Причина!
Текущая в теснине строф к тебе,
Любимая,
Во мне, не убывая, –
Неназванная, чистая, святая, –
Течет из жизни в жизнь… И нет конца!
Есть только вера и ее Причина!..

Шустрокрылому М.Ш. и иже с ним

У многих несчастных огромные крылья,

На лбу дарованья печать,

И планов-надежд громадьё-изобилье,

Но не умеют летать!

И кочет крылат, только мало в том проку!

И у павлина свой мир;

У индюка, стань хоть в позу пророка,

Вместо пророчества – "фыррр".

Жил бы себе, как гусак в своей нише,

Горнего мира далек,

На малышню нервно шикая: "Нишкни!" –

Тыкая шиш в потолок!

Но самомненья кусачие блохи,

Гузке тяжелой велят

Спесью крикливою метить дороги,

Певчих пернатых хуля,

Переводя соловьиное пенье

Недостижимых высот,

На лжепророчее «фырррр» и шипенье,

Множа словесный помет.

"Дома нет… А в памяти он – есть!"

Дома нет… А в памяти он – есть!

И родные живы все – и в сборе.

Дух отрады пребывает здесь –

В бытовых делах и в разговоре!

Если слово «горе» и звучит –

Только в связке слов: «Какое горе

В том, что горюшко твоё молчит,

Луковое, с ближними не споря!

И с соседями не на ножах:

Есть межа, но нет кровопролитья!»…

В этом доме дружбой дорожа,

Взращивают добрые событья,

Как лозу, чтоб в винном погребке

Было чем согреться в час суровый –

А в сердечном дальнем закутке

Находить нетленную основу,

Зажигая в сумеречный час

Мысль о вечном доме, как лучину,

Возвращая для потухших глаз

Жизни смысл, надежду и причину.

Отрадная странность

«Как быстро будущее становится прошлым!"...
Анна Швец

Куда собиралась вчера, – мечтала, тянулась! –
Сегодня вернуться пора… Уснула – проснулась
В том месте, где зрели мечты, роились надежды,
И строились долго мосты, и шились одежды…

Как много вещей дорогих, казалось – нетленных,
Пропало…При чем тут враги?!.. Сгорело мгновенно!
Как быстро зима настает!.. Где пахло грядущим,
Сегодня кручина цветет в сомненьях гнетущих!

И жизнь промелькнет в суете – отчаянным мигом!

… Лампадка горит в темноте, вздыхая над Ликом.

Мерцание света в окне. Сомненья все тише.
О ближних мольба в той стране, где каждый излишен.

Не будь этой ниши живой, где любят и помнят,
Где ждут возвращенья домой, напоят, накормят,
Где вечностью пахнет очаг… Родная обитель!..
Стояли бы слезы в очах, рождаясь в обиде!

Но слезы другие в глазах… Отрадная странность!
Течет, не кончаясь, в слезах моя благодарность,
Что, сбывшись, продолжили путь мечтанья былые,
В которых блаженная суть, мотивы святые!

Стихи в народ ушли – водой в песок...

Стихи в народ ушли – водой в песок,

Как дождь грибной, как снег метели, тая…

И только суть, – струясь ручьем меж строк,

Осталась в сердце, жажду утоляя,

И, отражая глубину Небес,

Теплом и светом наполняя душу,

Внушая мысль, что Божий Сын воскрес…
«Христос Воскресе!» – можно вечно слушать!

Насущный Хлеб! Немеркнущий Огонь!

Стезя и Жизнь! – слова без присыщенья! –
Их, едкая ирония, не тронь,
О Слове говорящих без сомненья!

А что – стихи, ушедшие в народ,

На фразы расщепленные?.. Сгорели!
Не обогрев, холодный небосвод,

Встречающий надменные метели.

На краешке зимы

1.
Пора сказать: "Пора, мой друг, пора!"...
Почти весна, но на дворе метели.
Конец недели. За стеной игра
"Прощай покой" – соседи обалдели! –

Ночь напролет похабным "ха-ха-ха"
Не ангельское проверяют сердце,
Бегущее подальше от греха,
В молитве тщась от гнева уберечься.

Февраль и март на кромке ледяной,
На масленичной буйствуя неделе,
Язвят в лицо: "Спой, коли ты не гой,
Нам "Гой еси" – на языке капели!"

И я пою: "Кап-кап... Кап-ец!", – всерьез,
Подставив лысый череп под сосульку,
В тот миг, когда мой старый друг, как пес
На задних лапах, пляшет под свистульку,

Насущный зарабатывая хлеб,
В мечтах о том, чему не быть вовеки...
А я молюсь, – на беглый взгляд нелеп, –
Изведав упоение в побеге.

Летят часы, снежинки, мысли, мы,
Транжиря время жизни на искусство,
В канун весны – на краешке зимы,

Не понимая, почему так грустно.

Забыв, что жизнь жемчужница греха,
А ты в ней чужеродная песчинка,
Имеешь дерзость изливать в стихах
Живую душу, волю и причину,

И стойкое желанье – быть собой,

В судьбу невыносимую врастая,
Все чаще и все громче вопрошая:
Что значит – быть? И кто ты есть такой?

И в рифмы собираются слова,
Похожие на гомон или лепет, –
Им доверяешь больше, чем правам! –
Так верит звездам одинокий лебедь.

Так, вспомнив вдруг, откуда ты и чей,

Какие песни пел в прибрежных дюнах
Возлюбленной, не отводя очей,
Мир обретаешь с ней в высоких думах.

И дивную способность сочинять
Отраду там, где в торжестве печали
Друзья готовы веру променять
На что угодно, на глазах дичая,

Став вольными заложниками тьмы,

Имея здравый ум и трезвость мысли,
Поставив слово "я" над словом "мы"
Ценой чужой – не дорогой им жизни.

"Эпоха капризная, смутная…"

Эпоха капризная, смутная,

А сердце – как призма в ночи:

Мерцает сиюминутное,

А вечное Нечто – молчит.

Как в опыте школьном по физике:

В стекле преломляется свет...

Душа жаждет лирики, мистики,

Но радуги радости нет!

Знать, что-то пошло не по правилам –

Сломалось… А что – не пойму!

В душе все по полкам расставлено!

И, вроде, живу по уму!

Так где же вы, звуки Небесные?

Воскресный немеркнущий Свет?..

«Нетленное через телесное

Не льется», – вдруг слышу ответ.

И вижу радушные сполохи,
Как будто в туманном окне
Друзей разглядел в грозном мороке,
На помощь спешащих ко мне.

И, словно тряпицею бархатной,
С обличья стераю печаль,
Раскрыв замутненное страхами,
Оконце в сердечную даль.

Раздвигая обыденных слов оболочки...

Не тревожьтесь, адепты великих учений,
На свой счет заблуждаясь весьма!
Ведь в житейской пучине на стыке течений
Даже гении сходят с ума.

Может статься, и это не просто догадка,
Жизнь людей уникальный урок!
Мы и Бог, как песчинки с горой Сагарматхой,
Бесконечный ведем диалог.

Так лагуна и море едины, по сути, –
Разность лишь в глубине, широте, –
Два сосуда... Язык пониманья не труден,
Если это не дань суете.

Ничего под Луной без Любви не возможно, –
Во Всевышнем отец твой и мать, –
Только в это поверив, средь истин подложных
Легче будет простить и понять.

Превеликая дерзость сказать: "Существую" –
Но дерзну, красотой упоен:
Я – любовь и отрада! И сердце ликует,
Обретая спасение в Нем!

Посмеются, крутя указательным пальцем
У виска – жить кому нелегко,
В иглах рока не чуя Божественных пяльцев,
Разучившись глядеть далеко.

Но наступит минута: забудутся боли,
Меж лагуной и морем песок,
Перестав быть преградой и почвой юдоли,
Явит смысл бытия... Так меж строк,

Раздвигая обыденных слов оболочки, –
Не иначе как свыше поток, –
Благодатью вдруг хлынет Поэзия... Точка.
А что далее – ведает Бог!

Ища ответа

Тяжелым разорвавшимся снарядом
Заря покрыла гарью бедный дол,
Где беглая душа, не беглым взглядом,
Ища исхода, обрела юдоль.

Не так, как мир дает – иною мерой,
Иного содержанья… Снизойди!» –
Успев зажечь звезду над жизнью серой,
Отрекшись от неверного пути.

Казалось бы, бездарно и никчемно

Упала в грязь, рассыпав семена

Заветных грез, и, попранная чернью,

Избита в смерть…Но в чем ее вина?

В том, что любила не как все – иначе?

Что верила в единство всех дорог,

Что есть долина, где никто не плачет?!.

Ну, разве что от счастья… Видит Бог!

И вознеслась над перекрестком скорбным, –

Где люди потеряли Божий страх, –
Туда, откуда Слово грянет скоро,
И безответность стает на глазах.

"Люблю небес загадочную высь"

1.
Люблю небес загадочную высь,

Встревоженную взмахом журавлиным,

Не потому ль легко по-птичьи мысль

Вспорхнет порой, тоскуя по любимым?

Люблю полей цветное полотно,

В нем неподдельна спелости отрада,
Не потому ль мне чудится давно

Среди машин разбредшееся стадо?

От памятных картин в душе тепло,

Слезами умиленья орошенных...

Люблю смотреть в пурпурное стекло

Зари – на мир, надежды не лишенный,

Не обделенный мудростью любви, –

Питающей сердца нетленной жизнью,

Способной душу верой одарить,

И крыльями поющими, и высью.

А дома нет ни мамы, ни отца.
В кругу любимых лиц – сплошные бреши.
Невыносимым эхом без конца:
«Земля еси и в землю отыдеши».

И Родина давным-давно не та,
И люди в ней – как в половодье льдины,
И правит ими мутная вода,
Где припадал я к родникам родимым.

О, эти птицы! – курсом на закат…
О, это небо! – мамина обитель…
Казалось бы, никто не виноват,
Но больно так, как будто кто обидел.

3.

Ключ журавлиный вклинился в зарю

И отворил заветные пределы...
И приоткрылось все, что я люблю,

Что сделать мог, но в суете не сделал.

Еще не Суд, но суть вещей видна.

И Воля есть понять – что должно людям:

Вся жизнь, как неизбывная вина,
И всяк живущий на земле подсуден.

Нет ни одной причины ликовать,
И почивать на лаврах рановато,

Твердя: "На то и жизнь, чтоб уповать,

И верить в обратимые утраты!"

И журавли, тараня мрак ночной, –

Как завещали, в прах сгорая звезды, –

Несут их свет немеркнущий домой,

О вечной жизни намекнув серьезно.

Язычников Христос не распинал

Язычников Христос не распинал.

Леча гордыню, гордых не увечил.
Камнями к пониманью не взывал,
Клеймя лукавый род бесчеловечный.

К свержению царей не призывал,
Являя миру кротость и смиренье,
Когда толпа, подняв девятый вал,
«Распни! Распни!» – ревела в озвереньи.

Огнём в правах любви не поражал
Ни ведьм, ни колдунов… Жив Небесами,
Меч образный не всуе обнажал,
Чтоб, устыдившись, суеверы сами

Искали покаянного огня,
Сгорая в прах, как ветхие одежды,
Преображаясь на глазах, храня
К заветам новым веру и надежды.

Советуя имение продать
Он не искал себе вознагражденье.
Имея власть сторицей воздавать
Всем, кто идти за Ним являл хотенье.

И вот за то, что кроток и не лжив,
Ни в чём не потакавший фарисеям,
Не фигурально голову сложил,
За образ Жизни, что в сердцах посеял,

"Терновники, болота и овраги"

Терновники, болота и овраги,

Десятой стороной не обходя,

Наитием подумаешь о благе,

Что не сыскал на людных площадях,

Где дольнее не огорчать не может,

А горнее молвой омрачено;

Где чернь труды безбожные итожит,

И понимаешь: все обречено,

Где молодежь в рабы идет парадом,

А старики в гробы на радость тем,

Кто рай земной лжецов и клептократов

Построить на несчастье захотел.

Твардовский прав!..

По-своему отпев закат империи,
Почил последний русский соловей,
Из списка уникального доверия…
Отходит гордость Родины моей!..

Здесь пауза… Печаль неколлективная –
Минута скорби, личная беда…
Тоска моя – до боли субъективная! –
Та самая, что больше никогда

Ни в ком на свете... Потому – Вселенская!
Твардовский прав! Передоверить – нет!..
Толстому даже !.. Откровенье дерзкое!..
А как иначе, если ты – поэт?

Да будет слово, что прервёт молчание,
Не суетным! Не лживым! Не пустым!..
Над мерзостью ползучей одичания,
Как гать над грязью, – истинным, простым!

И наплевать, что кто-то, желчно шикая,
Истошно извиваясь, множит ад...
Неси свою «пургу», печали мыкая,
Восторгам солидарным невпопад!

"Аиром, мятой и осокой"

Аиром, мятой и осокой
Пропахла память юных дней.
Святая Русь с тоской высокой
И в смутный час святится в ней.

Заветным маминым гостинцем
Рассвет необычайно свеж.
Молочной дымкой серебрится
Даль, полная парных надежд.

На кромке кружевного неба
Буханка солнца. Пышет зной.
В нём запах маминого хлеба –
Незабываемый такой!

Всё лучшее, что есть на свете,
(Мне ли не знать? – оно моё!)
Весь этот мир, который светел,
С благословения её.

В разгар эпохи затхлой

* * *
Звезда экрана в смутных временах,
Как острогой, лукавой речью блещет.
Ослеплена наивная страна
ТВ-циклопом в полутьме зловещей.

Без экивоков если говорить:
Издревле так лучили ночью рыбу,
Так в «Богатырских играх» – «дабы жить!» –
Седой бугай зубами тащит дыбу…

Сей труд публичный «витязю» – не срам!
Торг телом – «славный бизнес!» – не постыден…
Коль за душой – святого ни на грамм,
Не храм, а хлам на всю округу виден.

Знать, муромцев – святых богатырей –
Сегодня мы, увы, не заслужили?..
И без войны цвет нации своей,
Как пустоцвет, бездарно положили!

* * *
Отнюдь не то, что забрело в бреду
В твой гордый ум в разгар эпохи затхлой,
Ты подаешь днесь, – и вчера, и завтра, –
Надежду, как одежду и еду.

То без чего ни смысла, ни пути,
И жизнь – не жизнь!.. И смерть как панацея…
В юдоли сей нет у поэта цели
Любви превыше: боль не упредив, –

Утешить!.. Умалить тоску и жажду,
Успев сказать простое: «Стоит жить!..
Постой, герой, коней попридержи
Над бездной!.. Не спеши пропасть отважно!»…

Не многосложной кладкой верных слов
Гать проложив, чтоб самому не кануть!..
А чтоб с души валун – с дороги камень
Убрав сначала… Вот и вся любовь!

Премудрый учитель

Учитель-лес, премудрый мой учитель,

Внушающий отраду и покой,

Несовершенство дерзкое сочтите –

Не вороватой детской простотой!

Хочу поговорить о сокровенном,

Где вы своим молчаньем золотым

Аукаетесь с тишью незабвенной,

Играя в прятки с эхом молодым.

Я вижу ваши раны, слышу боли…

Тут что ни древо – раненый боец,

Во времени бредущий, как по полю,

К разгадке вечной жизни навпростец.

Вам много сотен лет, а я-мгновение,

Застывшее пред вечностью живой,

Пропевшее судьбе благодарение

За счастье – побывать самим собой.

Твоею волей распахнулись двери

В иную – не надуманную жизнь,

Где все даётся по любви и вере,

Лишь возжелай! И, взяв, не откажись!

"Октябрь Великий с болью поминая"

Пришел октябрь, – не половодье петь, –
Иных мотивов красотой исполнен,
И широтой, и глубиною… Помня,

Предшественников взбалмошную медь.

Ему не наплевать, пройдя на треть

Свою стезю, – убитую местами, –

Что с грезами его златыми станет,

Вдруг он начни пургу нести и петь,

Как пустобрехи-сивобри, в дыму

Редеющих седин, ума не нажив,

Презревшие в сумбурных буднях наших,

Всех, кто живет по своему уму,

Ветрам надежд святых не доверяя,

Октябрь кровавый с болью поминая.

Цвели сады

Цвели сады. Цвели неудержимо.

И мы безумной ночи на краю,

Соцветьями надежд непостижимых,

Раскрылись в бесконечное «люблю».

Пылали зорь багряные букеты.

И звёзды распускали лепестки...

И на пороге вешнего рассвета

Мы были беззастенчиво близки...

"Светает. Золотятся облака."

Светает. Золотятся облака.

Дорога и отрадна и легка.

На заливных лугах запели косы

Своё «шик-шик», соперничая с плёсом;

И побрели туманы и стада,

Несуетливо – ведомо куда:

Одни на холм, а прочие в низину,

За ними грибники с кваском в корзинах

По рощицам прогретым разбрелись,

Где царствует немаленькая Жизнь,

Поющая: «Остановись мгновенье!» –

Красивым содержанием звеня…

Над речкой вороных коней семья –

Над серебристым ковылем резвится,

Мгновению не дав остановиться…

Где рыбаки над заводью сидят

Как будто никуда не уходили;

Один из них гипнотизером я –

Внушаю поплавкам, чтоб выходили

Из транса… Но не действует гипноз!
А почему? – не мучает вопрос.

"Подсолнухи"

Мы врывались в метели черемух,

Молодым уподобясь ветрам,

Развихряя чубы, как подсолнух…

Можно было завидовать нам!

Прибегали домой нараспашку,

Что-то маме сказав невпопад.

От разодранных в клочья рубашек

Исходил полевой аромат.

Дозревала вечерняя зорька,

Ранней вишней упав на крыльцо.

В печке тлела репейников горка

С полинялых одежд сорванцов,

Ощутивших весеннюю вечность,

Знать не знавших, что рядом зима…

Процветает сыновья беспечность

До тех пор пока мама жива.

Но не мнимая вьюга, не мимо

Пролетев над ее головой,

Намекнула застывшим, как мимы,

Что мы все здесь в цепи роковой.

Зерна

Двенадцать их, словно в горсти зерно, –
Казалось бы, не сортовое семя! –
Посеялось и возросло со всеми…
Пойди, узнай по всходам: чьё оно?!

И дышит тем же – что и все окрест,
И голью перекатной по округе…
А в чисто поле латы и кольчуги,
И что ни пядь, то можно ставить крест.

Дерзни прощупать, – что у них внутри, –
По праву жить одной мечтой и болью
В пыли и гари!.. Не одной ли кровью
Плевались в драках?.. Зорко посмотри!

Как на почтамте письма в ворохах
Безадресные – прописались прочно:
Назад нельзя, и по кругам порочным
Их не разносит доля впопыхах.

Казалось бы, вслепую, но рука
Незримая находит адресатов;
Единой Волей свыше – без надсады,
Без назиданий и не свысока.

Сошёл с Небес Огонь и опалил,
И тайнопись расхристанных конвертов
Открылась миру… Поросль экстравертов –
Пророков Божьих! Совесть! Соль Земли!

"Это пока не небесные звуки"

* * *
Это пока не небесные звуки,
И не малиновый звон,
Это надежды, не ведая скуки,
Пробуют петь в унисон:

Небо и звезды, зарю и зарницы,
В нежной – ранимой тиши,
Там, где молитвенный трепет страницы
Передают камыши.

Отблеск растущего месяца в водах,
Видя скрипичным ключом,
Ветер, отменно читает по нотам,
Как дирижёр увлечен,

Темой рассвета… Оркестр безупречен –

Вешний над речкой лесок;

Каждая ветка поет о Предвечном,

Повод петь радость – высок!

Перебирая листки путевые,

Завтрашней встречей живу.

Зреют в туманах мечты дождевые –

Вечное счастье зовут,

Перекликаясь с тетрадкой бессонной,

Что под рукой шелестит…

Отклики радости – звонкие сонмы,

Чуткая даль сохранит.

Струна

Струна натянута, как над ущельем мост
В другую жизнь, в иное понимание.
Уже поёт, как никогда, всерьёз
То, чем живёт и дышит мироздание.

Без назиданий нудных – от души,
От сердца к сердцу – нет верней дороги! –
В сверхблагодарной чувственной тиши,
Поёт светло о людях и о Боге.

Безропотно, нисколько не страшась,
Не бережливо расточая силы,
Имея дар у смерти души красть,
Самозабвенно, просто и красиво.

Иней

Берёза выбросила цвет сирени синей.

Не может быть?.. Чего же нет? –

На солнце иней!

На сердце лед. И на висках – не грим,

Не пудра, –

Запуталось на сквозняках седое утро.

Глядишь в окно. Отлив в снегу –

На нем синицы.

Ждут не словесную пургу –

Пшено, пшеницу...

Им пахнет не театром жизнь,

А хлебной крошкой:

Стучат в стекло, мол, поддержи...

Хотя б немножко!

Они поверили крестам твоим оконным,
Как бедный люд в годины драм,

Своим иконам.
Что твой удел невыносим,

Им не измерить...
Но сотвори для сирых сих

Причину – верить!

Когда безмолвно эго

КОГДА БЕЗМОЛВНО ЭГО

Наедине, когда безмолвно эго, –
Не помня, кто ты в море громких прав, –
Следишь за птицей, упоен побегом,
Размахом грез Вселенную объяв.

Ни имени, ни отчества, ни званий, –
Бессмысленному тростнику сродни, –
Неназванных исполнен упований,
Наитьем чуешь – сбудутся они.

Не важно, кто ты: немец или русский, –
Ни то что бы родства любого чужд, –
А просто в свято месте, что не пусто,
Господствует светлейшее из чувств.

Нет без него ни Родины, ни дома…
Есть гениальный ум, но как понять:
Дом выстроен, а счастья никакого!
Дорога есть, да некуда бежать!

Под вечным небом

Как временное всё под вечным небом,
И ты, зима, смягчая нрав, в слезах
Уйдёшь, усердно вытирая снегом
Заплаканные серые глаза.

Суровая была. Но кто осудит
Твой на ветру с морозцем ранним смех?
Матёрый зверь? Лес? Поле?.. Только люди!
Что ни стели им под ноги – всё грех.

Не у тебя ль на вкус любой румяна
И блестки для красавиц записных,
Брал оптом наш купец, отнюдь не спьяну,
Закутав в пуховые шали их?

Чу! ворон-старожил над полем крячет,
Не в гневном осуждении вослед;
Он видит дальше – потому и плачет,
Представив без тебя круженье лет.

Красавица-весна хулить не станет,
Черёмуховой вьюгой помянув,
И рожь, взойдя, по-доброму помянет,
Всей памятью к родной земле прильнув.

Не временщица ты, не прохиндейка!
Ты наша, слышишь! – Русская зима!
Сурова? – да!.. Но есть ведь душегрейка!
И полные, как память, закрома.

Ступай в свой терем! Ведай, почивая,
Что не твоим старанием юдоль!
Ты даровала нашему не-раю
Иного содержания любовь.

"Куда не кинешь око – глаз слежения"

Куда не кинешь око – «глаз слежения».
Отечество – пространство отчуждения…
Знать, под себя закон писали загодя
Те, про кого присловье: «В тихих заводях»?..

Заказники, поляны земляничные,
Отныне не всеобщие, а личные;
Сонм радуг приручённых над газонами
Питается приватными резонами.

Дубравы вековые под сатрапами –
Наскоками оттяпаны, захапаны….
«Теперь тут даже босяками пешими
Нельзя пройти!» – вдруг лешие опешили.

Яга: «Что ни денёк – страстная пятница!» –
Как от змеи гремучей, плача, пятится
От трассы, с кавалькадой неприкаянных –
Иуд подспудных, неподсудных каинов...

«Их бы к стене СИЗО! – носами сизыми
Приткнуть за то, что с общей карты слизано!»…
Но в океане абрисов косатками
Заходятся, куски хватая сладкие.

"Всего лишь тема разговора"

1.
Всего лишь тема разговора:
Как быть, когда не быть – беда! –
В голодный год невольным вором,
Познавшим, что страшней суда;
Презревшим пафос порицаний
И поощрений в пустоту,
Стремглав бегущим от мечтаний –
Поговорить начистоту
О том, как выжил в эту зиму,
Озимой ржи благодаря.
...Пять колосков невыносимо
В ладонях помнящих горят.

2.
В дубраве, красоту дарящей
Не по заслугам – по любви,
Такой глубокой – настоящей,
С мерцанием зари вдали,
Себя не чувствуешь изгоем,
Напротив – с малолетства свой!
Исход тут из любого горя
Лежит в отраду и покой.

Здесь, что ни день, как в час Творенья,
Находится взаимосвязь,
И разомкнувшиеся звенья
Поют: «Причина быть нашлась!»
И ты Причину эту знаешь,
Не понаслышке – всей судьбой,
Всецело Ей себя вверяешь,
Не сомневаясь в Ней одной.

* * *

Немалый труд в бедламе-бардаке –

Хождение в себя, где не на хинди,

Являешь дар – как из себя не выйти

В приделы лжи с синицей в кулаке.

Когда окрест распутья и кресты,

А на крестах и под крестами тексты,

О том – насколько в этом мире тесно

Тем, кто живет без веры и мечты.

Где ты в себя – к себе, как по реке,

Наитием уходишь, зная броды,

В раздолья чувств божественной природы,

В приволье дум на русском языке.

От года к году дальше – к родникам

Заветных слов прощенья и пощады,

Чтоб было Что среди людей нещадных

Испить, пройдя пустынные века.

ГОЙДА-ДА...

Что в Акапулько, что в Москве,

Одни и те же Слон и Моська,

Тем более, когда в тоске

Несут под пулями авоськи

Надежд, расстрелянных тщетой,

Имен и времени не помня:

Кто – человек ты или пони,

Влачащий ад очередной.

А на горбу иль на плечах,

На шее или на загривке,

Мир чуждый, путаясь в речах,

Смех тиражирует, ухмылки…

Слон или Моська ты, бредешь

По мостовой в свою лачугу,

Где телевизоры врачуют

Рассудок тех, кто любит ложь.

Там, – будь хоть трижды ты Слоном, –

Тебя, дань отнеся привычке,

Покличут кушать суп с котом,

Деревни с городом о смычке,

Забыв, но помня хорошо

Эксперименты девяностых,

Рецепты – выжить как – прохвостов,

Адептов терапии-шок.

…Большой привет тебе, страна!

Где пенсия почившей мамы

Была надежде неравна, –

И, дабы выжить, мыла рамы

Она соседу Барсуку,

Оттяпавшему сад у школы,

Где этот сучий потрох голый,

Качает зад свой на суку.

Кто Слон, кто Моська тут, гадай,

Крылова помянув не всуе!

Гайдара гойдалку… Гайдай

На ум приходит… Жизнь тасует

Слова и смыслы… "Гойда-да",

И снова "гойда" над домами,

Где люди, ставшие слонами,

Крушат святыни, города.

* * *
Восхищался Сапфо с Нефертити,

Пел свитанок, встречая рассвет…

Хоть китайские корни найдите

В родословной – я русский поэт.

Под чужую дуду не плясавший

Отродясь – и теперь не пляшу!
Не косую в плечах моих сажень

По вселенной, не горбясь, ношу.

Я люблю свою Родину очень,

Понимая, о чем говорю,

Видя синие скорбные очи

Перед бездной – на самом краю.

В наше время утрат и расколов,

Каждый миг, находясь у черты, –

Будь хоть трижды ты скиф или сколот! –
Утверждаю: «Не ворог мне ты!»

Не скажу: «Суд вершить правомочен!»

Не войду в твою церковь с мечом,
Где нетрудно беду напророчить,

Объявляя себя палачом.

И меня не учите быть верным,

Где ни веры, ни правды, увы!
Дух недобрый удушливо-серный,

Поразил и сердца, и умы.

Пали скопом, не в силах подняться.

Упованье одно – на Христа!

Спас – Единый не будет смеяться,

Книгу смерти, скорбя, пролистав.

Говорю лишь о том, в чем уверен,
Кто б ты ни был – варяг или грек,

Возлюбивший отеческий берег:
Будь и в дальних краях, человек,

Человеком, Святынь не поправшим,
Тех, кто также Всевышним храним,

Как и ты, защищавший бесстрашно

Родовые пределы свои.

"Не ведая ограничений"

Не ведая ограничений,

Не истончаясь, ливмя льет

Причина мрачных настроений,

Уничижительных речений,

Седьмые сутки напролет.

Где ты, прилипнув лбом к окошку,

Листом отвергнутым глядишь

На все, чем жил не понарошку,

Собравшись в дальнюю дорожку,

Туда, где, если верить, тишь

И благодать!.. И все такое,

Что здесь не сыщешь днем с огнем!
Все время – время роковое,

Костры, палящие святое,

В церковном парке за окном.

Журавлик в небе запоздалый, –

Последнее звено в ключе, –

Кричит, оглядывая дали,

В дымах Отечества, в начале

Конца времен… Спроси, зачем?

Куда летит?.. Чем растревожен?
Не жизнью ль стайной, роевой,

Доверившись неосторожно

Незрячим вожакам ничтожным,

Играющим чужой судьбой?

Раны смертные тая

"Жизнь прошла... Какая глупость! Жизни не было совсем!" –
Скажешь в час прозренья скупо сокровенное, не всем,
Вспомнив время роковое, что стоит особняком,
Затеняя золотое... И всплакнешь... Ведь, есть о ком!

И о чём! – Что год от года все дороже и милей...
Память вещь такого рода, как вино... Уверен – пей,
Развалившись у камина!.. Но не потчуй молодых
Уксусом свершений мнимых, суррогатом дней былых!

Пережив друзей намного (стало быть, твоя взяла!) –
Ты герой... Побойся Бога!.. Жизнь... О, если бы была! –
Не прошла бы стороною мимо тех, кто помощь ждал!
Не гордилась бы собою в торжестве над тем, кто пал.

Жизнь, по сути, бесконечна! Миг огромен, если в нем
Проявилась человечность, – о враге, как о своем,
Позаботившись спокойно, с онемевшим словом "я",
Позабыв, что было больно, раны смертные тая.

Был бы батя!

За геройство испытывать лёд,

Как попытка извлечь из порочного круга
Бесшабашное сердце, – пройдёт.

Безупречная память на гвоздике вечном
Перетрется под тяжестью лет,
И средь ночи, как санки в чулане сердечном,
Что-то грюкнет: «Бессмертия нет!».

Был бы батя – сказал: «Чепуха, разберемся! –
В темный угол грозя кулаком, –
Не печалься, сынок, непременно вернемся!
Всем чертям надавав тумаков».

"Куда спешит время?.. На дачу – понятно ежу! "

Куда спешит время?.. На дачу – понятно ежу!
Туда, где по осени боги картошку копают,
Считают цыплят, – там счастливым себя нахожу,
За бегом минут не следящим, поскольку летаю.

Окрошка мгновений (плюс тридцать в тени) хороша!
Квасок с холодильника, не перекисшее благо,
Стремится туда, где живет, припевая, душа –
Блаженная вечность надежд и любовь, и отвага!..

Студеная влага ложится как раз на нее, –
Легла хорошо! – так ложатся в постель, согреваясь,
С морозца пострелы… Душа благодарность поёт
Тому, Кто Причина всему, лишь Ему поклоняясь!

И, словно с горы, видишь вдруг – как минуты летят!
Над рожью высокой подняв вихры рыжие в небо,
И делают то, что и должно, читай, что хотят!
Мечты превращая в реальность, а зло мира в небыль.

Тут время твоё и моё – нашим стало в свой час,
Единую плоть обретая, единую память...
Дарить бесконечность любви, окрылившую нас,
Чтоб было потомкам – чем жить, во что верить и славить!

Две памяти

Две памяти, твоя и о тебе, –

С одной лозы, да в разные сосуды

Ток жизни: были, мифы, пересуды, –

Пей-не хочу, ища покой себе!

...Очищенная память хороша! –

Чем дальше, тем прозрачнее и чище;

Уже и оправдания не ищешь,

Листвою ностальгической шурша.

Иллюзий – не стреноженных коней,

В событиях расставленных как надо,

Пася, в штыки встречаешь конокрадов –

Другие памяти на склоне хмурых дней,

Крича сквозь сон: «Будить меня не смей!»

И, чудом пережив своих друзей,

Коллег-врагов по творческому цеху,

Светясь в ночи, как в лунном свете веха, –

В себе самом: архив, госхран, музей, –

Зевающий беззубый колизей.

Пьешь звездное игристое вино,

Событий давних вымыслы и грезы, –

"Грог рока" называется оно, –

Фильтрованный продукт людей серьезных.

С утра, как дегустатор, натощак, –

Не опохмела ради, после чая,

Оригинал с подделками, сличая, –

Готов судить, но более прощать,

Наитием познав, где правда вся,

Кто автор – после тысячи поправок,

Несметных разбавлений и добавок...

Над ближними все меньше возносясь.

Седьмое небо

Почивать на лаврах рановато –

До вершины счастья далеко;
Под ногами и в ногах – не вата,
Путь тернист, но восхожу легко

На седьмое небо, на седьмое! –
Не бегу за тридевять земель;
Все что надо сердцу для покоя
Я найду не где-нибудь – в семье.

Кто-то скажет, что живу нелепо, –
Но не дети, не жена, не внук, –
Вот оно мое седьмое небо,
Ближний горизонт и дальний круг!

И, молясь за них, таких ранимых,
В этот жуткий и суровый час, –
Слышишь, недруг мой невыносимый! –
Я молюсь и за жестоких вас,

Всем своим огромным неприятьем
И непониманьем злых вещей,
Мир огромный заключив в объятья,
В комнатёнке ветхонькой моей.

"Быть каково вождем Китая..."

Как хорошо, что я не знаю
И не узнаю никогда:
Быть каково вождем Китая...
Шучу. Простите, господа!

И все же, хорошо незнанье
Вещей докучных, потому
Предпочитаю я скитанье
Сиденью в кресле. На кону

Не фигуральная свобода
И не прогнивший в доску свет,
А жизнь – стезя такого рода:
Идешь – конца и края нет.

А рядом те и то, что знаешь
Не понаслышке – хорошо!
И в небесах своих летаешь
Балласта чуждого лишен.

"По факту жизни виноват"

По факту жизни виноват,

Влачу свою вину,

И, как отправленный в штрафбат,

К стеклу событий льну.

И вижу сны невинных лет,

Где ночью не до сна,

Где нас, встречающих рассвет,

Приветствует весна.

Но по стеклу течет вода.

А на стекле мазки,

В них акварельные дома

Сгорая от тоски,

Поют "Лучину" с теплотой,

Про вишню – хорошо,

А за окошком молодой

Серп лунный рожь нашёл.

И пепел сумерек летит,

Сгущаясь, на стекло...

Лампадка, видимо, коптит,

Иль время истекло?

Удивительный собеседник

УДИВИТЕЛЬНЫЙ СОБЕСЕДНИК

(Цикл прозаических миниатюр

"Не бессмысленные говорушки")

Лес удивительный собеседник, не потому что вечно молчит и кивает, словно одобряет все, чего бы ты ни изрек… Нет-нет, он не молчит! – Изъясняется особым языком, понятным травам и птицам, людям и зверям, – и это не телепатическая передача информации, а разговор души живой с живой душою, не посредством слов и жестов, а непосредственным вложением смыслов одного сознания в другое. Это от него я узнал, что он слышит через века, ибо движется не в пространстве, а во времени: растет и ширится, объединяя в себе небо и землю, Небеса и планету Земля. «Со мной априори все ясно, – говорит он, употребляя евангельский язык, – меня убьют, но я воскресну! А вас, мне жаль, не знающих того, что знает каждая букашка в моих владениях!»

Слушаю откровения Леса и диву даюсь: как он выстоял после стольких пожаров и нещадных вырубок, во многих деревьях его пули и осколки от снарядов самой чудовищной войны в истории человечества?! Ему и сегодня не позавидуешь – что ни день мегатонны угарных газов и кислотных дождей сваливаются на беззащитные кроны, а в распростертые для дружеских объятий ветви летят окурки, пластиковые бутылки, целлофановые кульки, фигурально говоря, плевки надменной цивилизации. Стрельбище, – где денно и нощно тренируют свои снайперские качества те, кто завтра, вполне возможно, не увидит восхода солнца, – напоминает ему о мировом безумии с аббревиатурой ВОВ, загубившим миллионы жизней.
А он все терпит, как бы говоря: «Пройдет и это сумасшествие!"

ИСТИННЫЙ ХРИСТИАНИН

Вот уж кого (приходит на ум внезапная мысль) грозный Судия судить не будет, как истинного христианина, знающего, что такое долженствование и являющего не на словах, а в поступках, смирение и кротость, так это – Лес, служащий (тут просятся слова «по собственной воле своей») Богу и людям во всей полноте слова «служение» – жертвенно и с любовью.

На просеке встречаю трех знакомых женщин, перекидываемся дежурными фразами, хвастаемся трофеями. Одна из них интересуется судьбой моей новой книги. Говорю: «Работа продвигается успешно». «Помогает ли кто?» – спрашивает она. «Да, конечно, брат во Христе – Лес помогает!» – отвечаю. Она: «Шутите?». «Нет! Лес вдохновляет и кормит, причем делает это так естественно и просто, чтоб я даже не вздумал его благодарить за его природное радушие и щедрость. Видите, зарделась рябина? Это Лес смутился. Знает, что о нем речь идет».
Посмеялись. И разошлись каждый восвояси.

НА ОПУШКЕ

На опушке за просекой, – куда собственно я и направлялся, – нахожу два огромных боровика, отлично понимающих, зачем я тут и что с ними станет через секунду-две. Будь они слишком маленькие, червивые или переросшие, я бы прошел мимо. А тут – писаные красавцы! Крепыши! Темно коричневые правильной формы шляпки, ножки ослепительно белые и твердые… А, запах!.. Что вам сказать!.. Впрочем, не мудрено пахнуть сказочно в окружении благоухающих ландышей, дикой малины и костяники, хотя и отцветших давно, но в согласии с законом долженствования отдавших миру свои наилучшие качества! Поодаль от них неказистый белый гриб, продравшийся через коряги, изрядно искореженный, жалкий такой! Но по своей природе, тем более в таких буреломах выросший, он не менее гриб, чем все остальные. Принимаю и его в свою корзину как равного среди прочих.

Почему с людьми не так?.. Явно что-то не так с людьми!

ЛЮБИМЫЕ МЕСТА

Вспоминаю дубравы Родины моей многострадальной, маму и отца, дедушку и бабушку, у каждого свои любимые места: грибные и черничные, малинники и ежевичники. Бабушка обычно собирала грибы близ опушки, где ее неизменные во всех отношениях говорушки сами прыгали в корзину, и через час-полтора уже шкварчали на сковородке, томясь в ожидании основных собирателей лесных даров.

Грибы в России и Украине не сильно отличаются друг от друга. Отправь их хоть в Туманность Андромеды на одну из похожих на нашу Землю планет, и они там ничего не только не осквернят, но украсят, обогатят, казалось бы, в чужой, но, по сути, не чуждой им природе. Напротив, будут радовать тамошних грибников, как радуют они здесь, не изменяя своей сущности на протяжении многих веков.

Опять же, о человеке такого, увы, не скажешь! А жаль!

На опушке

НА ОПУШКЕ

Никто не принимает так, как лес, –
Выслушивает все мечты и боли,
Не ожидая от людей чудес,
Не говорит: «Терпеть мне вас доколе!»
По вере воздает и по трудам,
Тем, ждут чего, входящие, от леса.

Будь ты хоть трижды лодырь, вор и хам,

В сердцах не скажет: «Плут ты и повеса!»
И не молчит ведь! – Говор его тих
И всем понятен – людям и пичугам;
Мгновенно отзывается на крик,
Угадывая все чего хочу я.
Вздохну ль по ком – и он всей глубиной
Откликнется на каждый вздох печальный,
Как друг, не ждущий платы никакой,
Исполненный любви необычайной.

* * *

Я родился, чтоб встретить тебя
И прожить не на Родине жизнь,
Ту, которой не выдумал я,
Где в начале не слово, не мысль,
А предвечное чувство!.. И вот,
Я стою пред тобою, один
Умаляясь в бездонных глазах
До песчинки, — не их господин...
Но бежит позади меня страх,
Потому что известен исход.

...Тишину изумляя, шепчу:
"Ты моя, ты моя!"... И в ответ,
Словно кто-то подул на свечу:
"Я твоя!"... И сомнения нет.

* * *

Как бить под дых – судьбу учить не надо,
Но тренеры граблей спешат трусцой
К началам бед, чтоб повторить тираду,
Заученную явно не с ленцой.

А грабельки – не ангелы Господни,
Как наглые безмозглые качки
С кастетами из темной подворотни,
Ждут новой встречи… "Здравствуйте, очки"!

Тут место слову вечному «доколе»,
Из века в век… Предсказывать боюсь!
Но Русь опять в неволе и расколе,
Несчастья тренирующая Русь.

Пропасть времени

ПРОПАСТЬ ВРЕМЕНИ

Скажешь: нет времени...
А приглядишься – бездна его!
Так почему же тогда суетишься?
Нычешь чего?

Зной на дворе, а тебе, как нарочно,
Зябко. Дрожишь.
Время божественно или безбожно…
Стало быть – жизнь!

Жизнь продолжается!..
Как на резинке в пропасть летим!
Думаешь: «Как пережить эту зиму?»
Ты – не один!

Кристаллизуется время… Наитью
Дав посетить
Сердце того, кто читая событья,
Знает – как быть.

Спросим его, уходящего в осень
Времени в такт.
Он ничего для себя не попросит –
Чудный чудак!

Знахарь – не знахарь?.. Пошепчет чего-то –
И получи! –
Травку-муравку как средство от рвоты
Или ключи…

Смешным людям

СМЕШНЫМ ЛЮДЯМ

Памяти деда

Вы мне смешны, как я — себе и вам!
Лишь дед Иван мне не смешон нисколько,
Наш Диоген, ища свой Валаам,
Сдвигавший горы не на анаболиках.

При всех болячках — не занудный дед,
Не дряхлый пень и не сморчок унылый,
На стенах начертавший: "Смерти нет!" —
Рейхстагу дав и прочим страхам в рыло.

Иван Степаныч, милый не ворчун,
Кого сегодня за чертой загробной
Ты утешаешь: "Смерти нет!" — шучу,
Как ты в свой час — не менее прискорбный.

Таких, как ты, не делают сейчас —
Себе на радость, а врагам в науку.
...Мы выстоим с тобой и в этот раз,
Живущим вечно в детях и во внуках!

"Когда б не вы... не выспренняя речь"

Когда б не вы... не выспренняя речь,
Нева из берегов не вышла!
Слова, простите, надобно беречь!
Молчанье – выше!

Да не шучу я вовсе, не шучу!
Есть берега всему – реке и слову...
Нева ли, Днепр, Шешупе... Чуе.. Чу!
Не разобрать – зерно или полову

Несет сосед с балкона в полумгле,
Бросая фразы тяжкие, серчая
На головы прохожих, о Земле
Не думающих... Говорит: "Дичаем!"

Не чая, все и вся заговорив,
Запутавшись в словах.. Как псы в час течки,
Грызем друг друга... Все мы главари
И пастыри!.. Нет ни одной овечки!

Тем более заблудшей... Мудрецы!
А помолчать, подумать... И ответить
По всем статьям!... Жнецы тщеты, жрецы-
Язычники, гонящие ветер

По закуткам Вселенной!.. За Невой
И за Днепром людские стаи бродят,
Ища путей под стежкой зоревой,
Которой сны блаженные уходят

За ту черту – откуда нет вестей.
Молчание глубокое, как бездна.
...Приятель на словах любя людей,
Глаголами треща, бредет в безвестность.

Дорога в полумгле...

Дорога в полумгле... Грядет рассвет.
"Да-да", "нет-нет"— звучат гораздо чаще
Бессмысленных словес... Сомнений нет:
Еще минута-две и блик над чащей
Пронзит стрелой лучистой небеса,
И хлынет сквозь туманную прореху
Блаженный свет, и запоют леса,
И защебечет двор завидным смехом —
Глубокой родниковой чистоты...
И мы — гурьба паломников-поэтов,
Ловцов невыразимой красоты,
Найдем отраду — по простым приметам,
Осуществив пречудные мечты
В отсутствии причин слагать сонеты,
Рандели, стансы... Видеть и молчать! —
Перетекая миг за мигом вольно
Из жизни в Жизнь, в божественных лучах
Теряя дар писательства не больно .

Надпись на вратах ада

НАДПИСЬ НА ВРАТАХ АДА

"У каждого правда своя!" –

Кричат клептократы.

Сентенция греет сия

И нашего брата –

Пиита и прочий народ,

Играющий фразой,

Которая лгущих причтет

К не лгавшим ни разу.

У каждого собственный смысл

В бессмыслице полной.

Бежим наподобие крыс

От истины скорбной,

Которой как будто бы нет,

Никем не распята...

"У каждого правда, – ответ, –

Своя!"... Брат на брата

Ее, как клинок, заточил

И рубит беспечно,

Как надо карать, заучив,

Всерьез и навечно.

Вечное служение

ВЕЧНОЕ СЛУЖЕНИЕ

1.
Вполнакала Луна, словно бра с реостатом,
В вечереющем небе зажглась.
И затеплилась память как право возврата,
И надежда на вечную связь.

И, поправ невозможность общения с теми,
Без кого все слова – ни о чем,
Там, где ветер, привязанный к парусу в теме,
Стал невольным ему палачом.

Как прекрасно не быть там, где быть – преступленье! –
Утверждается мысль, и душа
От бравурной бессмыслицы ищет спасенья,
И находит его, не спеша.

Обретенная радость поет благодарность,
Зная точно, за что и Кому.
И Луна, в знак поддержки, предельную ясность,
Выражает, служа Одному.

2.
Вдруг являешь не просто слова, а поступки,
Без которых в пути пропадешь, –
Ради них никому, никогда, на уступки
Ты вовеки веков не пойдешь.

«Никогда» и «вовеки» – не блажь, не бравада, –
Есть такие слова под луной!
Слушать их бесконечно душа твоя рада –
И не надо отрады иной!

За словами, за этими, суть мирозданья,
Потому не возможно не петь!
Ими полнится и животворится сознанье,
И готовность за них умереть

Обретается только с рождением свыше,
И отнять не дано никому
Этих слов сокровенных, которыми дышит
То, что служит всегда Одному…

Вечный boy и другие несчастья...

Вечный boy

«Все, вроде люди, как бы человеки,

А приглядишься!.. А поговоришь!..» –

Витийствует надменный нувориш,

Исход купивший из варягов в греки.

Седой высокомерный вечный boy!

Преважная, жирующая птица –

На бедах тех, кто носит скорбь на лицах,

Не маску, а осмысленную боль.

И возникает чувство, что ты зверь,

Обложенный и загнанный в терновник;

Или студент жующий многотомник,

В котором тьма бессмысленных потерь.

Молчишь, зажатый долгом – не грубить,
Жить в мире с каждым встречным поперечным,

Две стадии пройти с бесчеловечным

Попутчиком, пытаясь возлюбить.

Но, до чего же тяжек этот крест!
И как не осудить того, кто рядом

Шипит не разорвавшимся снарядом,
И поедом твои зеницы ест.

…И, если бы не встреча со Христом,
Ты б в глотку вгрызся пустоте надменной!
И слез не лил, как зверь самозабвенный,
Слывя окрест прохвостом и хлыстом.

Но, слава Богу, скорбь сильнее зла! –

Проснувшегося, бешеного гнева!

И ты идешь – заложник ремесла,

Рифмуя молча мрак остервенелый.

Не голодающие люди

Не голодающие люди
Убили лебедя, чтоб съесть,

Небрежно бросив: "Не убудет!"

Употреблять тут слово "честь"

Бессмысленно! – и слово "совесть"...

И Божий страх в них не живёт:

Нос по ветру, ствол наготове...

И переступит! И убьёт

Любого, каждый из стрелявших,

Не важно – кто ты, важно – что

Содрать... И на гробах попляшут!

И проклянут родную мать!

...Над лебедем убитым хохот,

Как над Распятой Красотой.

Спроси: "Живется как?"... "Не плохо!" –

Ответят, гордые собой!

А то, что песни лебединой

Ни ворон не споет, ни чернь,

Им наплевать! Им все едино! –

Где жить, не ведая, зачем.

Выхаживая солнечную жизнь

1.
По бывшим облакам и радугам росистым,

Выхаживаю солнечную жизнь.

И дарит мне рассвет, как друг речистый,

Глубокую безоблачную мысль:

"Не торопи события, братишка!" –
Щебечет, не назойлив, не упрям;

Сие и я давно своим умишком

Дотумкал, жаждой сути обуян.

Брожу далекий мрачных настроений,

Не задевая желчных ворчунов,

Скамейки облепивших вкруг строений,

В которых поселился мрак веков.

И меряется мне моею мерой

Неспешная погожая пора,

И детский смех, лучась над мутью серой,

Тьму изгоняет с нашего двора.

2.

Это пока не небесные звуки
И не малиновый звон,
Это надежды, не ведая скуки,
Пробуют петь в унисон

Небо и звезды, зарю и зарницы,
В чуткой, ранимой тиши,
Там, где молитвенный трепет страницы
Передают камыши.

Отблеск растущего месяца в водах,
Видя скрипичным ключом,
Ветер отменно читает по нотам,
Как дирижёр увлечен.

«Журавли, журавли!»

Несказанная радость поэта

У кого-то стихи на воде,
Словно суп с топора у вдовицы;
Бес в ребро, мёд чужой в бороде,
В кулаке – мёртвой хваткой синица!

А тебе – ковыли, ковыли…
Степь да степь – без конца и без края!
Грусть-журба: «Журавли, журавли!» –
Кличет в небо наитием, зная,

Где земной ненадуманный рай,
Неворованный мёд и горчица,
Соль земли…Освящён каравай
Чистым помыслом, доброй водицей.

Там жар-птица с утра в очаге
Щиплет перья, надежды питая;
Там девица с ухватом в руке…
Бес в ребре у соседа вздыхает.

Не ему с норовистым замком
Совладать… Только бряцать наветом!
Эта женщина – над камельком –
Несказанная радость поэта.

Что есть жизнь?

А. К.

Что есть жизнь? – Молочай-одуванчик
Звёзд пробивших небесный асфальт,
Где Земли непотерянный мячик,
А на ней очарованный мальчик
Скачет, плачет, и мучает альт!

Что есть жизнь?.. Из чего и откуда?..
Дело случая?.. Воля Творца?..
Если кратко, не мудрствуя: чудо!
Что ещё?.. Существую покуда
Буду славить её без конца!

Буду петь, невзирая на лица,
Тихо, громко, порой про себя,
О себе!.. О тебе – озорнице,
Не завистливой кроткой синице,

Проводившей на юг журавля.

В пух и прах Вселенная живая!

В пух и прах Вселенная живая! –
Тьма и свет оформили разрыв.
Помня этот взрыв, не понимаю
Жажды выживания мотив.

Если жизнь предвечная не вечна,
Если мыслью сути не объять,
А надежда быть – не безупречна,
Есть причина – мир не принимать.

В перекрестье субъективных мнений
Звездное сообщество чудит.
И в пересеченье тяготений
Млечный Путь над бездною чадит.

Есть над чем задуматься пульсару,
В теплой тьме ударившему в бровь:
Почему сосед ибн Егозаров
Гексогеном очищает кровь?

За одной мы партой не сидели,
И в девчонок разных влюблены,
Не в одном окопе поседели,
Пониманья сути лишены.

Ну, взрывай, взрывай свое презренье!
Адскую машинку покрутив,
Улучшая всем неверным зренье,
Учреждая свой императив.

Говоришь, что вера наша лжива?
А твоя дающая картбланш,
На убийство возлюбивших Шиву,
На Ивана с прозвищем «Ненаш».

...Синий шелк, текущий в венах стынет,
Сотканный из солнечных лучей;
В волосах – ночлежке звездной пыли –
Сила света в миллиард свечей.

Достучусь ли, всем своим гореньем
До того, в ком сердце не болит?
Вспомню ль чьё (о чём) стихотворенье,
Где звезда с звездою говорит?

13.09.1999 г.

"Не говорите, что не знали"

Не говорите, что не знали,
Откуда и куда печали
Приходят и уходят... Знать,
Удобно так: как бы не знать,
Живя обыденным притворством,
Творя с невиданным упорством,
Дела прискорбные... Друзья,
Не к нам ли на пределе боли
Обращены слова: "Доколе,
Вы будете вгонять в тоску
Из века в век народ наивный,
Суля отрезок позитивный
Пути в погибель – по песку
И бездорожью!".. Не рискну
Пророчествовать очевидность...
Досадно, господа! Обидно-с!

Спасая угол свой от круга...

Куда ни ступишь – ад,

Кричащий: «Я есть жизнь!»

Рекламный терроризм,
Торгующих лапшой,
Не знавших – пахнет чем
Хрущевский коммунизм,
Ушедших в куманизм
За прибылью большой.

А я, который год
Спасаю угол свой
От солидарной лжи
И бравой чепухи,
От клеветы на жизнь,
От пустоты сквозной,
Тараня из дня в день
Порочные круги.

Все глубже день за днем,
Как в рощу по грибы,
Ретируюсь в себя –
Рубить терновник свой;
Сравненья все, – куда
Торю тропу, – грубы…
На просеке огонь
Борьбы с самим собой.

От всех других свобод
Лечусь, летя стремглав
В тот закуток души,
Где гордость не мычит,
Не телится мечта –
Особых личных прав,
Задачу: быть? Не быть? –
Не чудом разрешив.

"Обновляем одежду. И кожу"

Обновляем одежду. И кожу
Ничтоже сумняся питаем кремами.
Обновляется плохо. Похоже,
Стареем домами.

Хорошо бы целебною грязью
Пожухлые поры удобрить,
Чтоб идти бодрой поступью в князи
В пику взглядам недобрым.

Чем уверенней шаг,
А спина не согбенна, тем проще
Получить кличку "враг"
И пословицу жёстче.

Вдохновенно гребём,
В неизбежно безбрежную старость,
Где покой обретём
И бессмертную странность:

Не серчать на дичающий люд,
Не смиренный, презлющий.
Нам обещан пречудный приют,
Где хозяином – Сущий.

Предела нет

ВОЗДУШНЫЙ ШАРИК

Воздушный шарик в смутных небесах
Из неба в небо, словно знает точно,
Куда ведет тропа, хоть днем хоть ночью,
Летит не слепо, не внушая страх,
Следящим за движением его…
Так перед нами жизнь течет чужая,
А мы глядим, не зная ничего
О ближних и о дальних, умножая
Банальным ротозейством суету.

А шарик – лопнул…Видно, подвело
Всезнание путей земных и грезы?
Не допуская рифмы «грозы-розы»,
Не понимаем: «Что же извело
Такой чудесный шарик голубой,
Летящий в сизой вечности куда-то,
Откуда нет ни вести, ни возврата…
Есть только вера в то, что за чертой.

ЛЕТЯТ СНЕЖИНКИ

Летят снежинки – ближние и дальние,
С небес на землю, покидая высь,
Явления зимы сакраментальные
Творя легко... Падение – их жизнь.

Одна в ладонь упала, а соседняя
Растаяла у милой на щеке,
Стекая со слезой горючей медленно,
На мостовую, а потом к реке.

Ты слышишь, слышишь, говор вьюжный трепетный,
Речь, видимо, у них идет о нас! –
Таких же чистых, искренних и ветреных,
Запавших друг на друга в лучший час.

Хранимых от падений в одиночество,
Не опаленных гневом и огнем,
В объятиях проверивших пророчество
О вечном единении своем.

05.09. 18 (16-54)

ПРЕДЕЛА НЕТ

"Я есмь хлеб жизни..."
от Иоанна. Глава 6, ст. 35 - 39.

Предела нет – нам есть куда расти,
Была бы воля, вера и молитва!
Ведь все препоны скорбного пути
Не только потом праведным политы...

Предела нет! И на пределе сил,
И за пределом их – пространство роста.
Есть, есть куда стремиться и расти,
Была бы жажда – остальное просто!

А что не просто, то оставь, забудь!
Есть взять кому притворство и ужимки,
Ложь оправданий – им не нужен путь,
Не истина нужна им, а пожитки.

Предела нет... Над пропастью дуга.
И ты идешь, как посуху, по небу.
Есть, есть куда... Дорога дорога!
Благословленная Насущным Хлебом.

Надо сообразить…

Настроенье паршивое. В сердце неистовство жути.

Мудрено сочинять на троих себе праздник в пути.

На распутье толпа. Перекрестка хозяин не Путин

И не Трамп, и не… будем о прочих серьезно шутить.

У читателя (к бабке гадать не пойду) к борзописцам,

Только гамбургский счет, – что ни чтец, то зоил воплоти:

«Что несет сей пиит!»… А несет он, взирая на лица,

Синий ситец любимой… Завидуйте! – счет оплатил.

«Заплетаются строки!»… Понятное дело – не выпил,

Чтобы ноги волочь, аки сволочь последняя, в дом,

Где надежда заждалась, не вывесив в форточку вымпел,

Где старушка-жена за «старушку» огреет зонтом,

У порога стоящим… Но мрачные мысли читая,

Без подстрочника, зная супруга мудреный язык,

Не промедлив, простит, опечален чем муж, понимая,

Для нее он опора во всем – потому и велик!

А читатель – пройдет, как проходят надменные тучи,

Окатив все и вся, громыхая на каждом шагу…

И затеплится мысль: «С каждым годом все лучше и лучше

Будет в доме у нас! В нашей крепости на берегу!»

"Кабанов – друг, но истина – в пороше"

«Овраг – мне друг, но истина – в валюте
свалявшейся, насиженной метели…»
А.Кабанов

Кабанов – друг, но истина – в пороше,
Дожде и дымке… Валит снег хороший,

Великолепный – беспрестанный снег! –

Вчерашний дождь, поймавший стылый ветер;

Непреходящий снег лучист и светел,

И чист неимоверно! И певуч!

Что тучи без него? – Он сущность туч!

Кружит и тает, падает и вьется,

Уходит в почву, но в цветах проснется,

И в роднике, чтоб на твоих губах

Строка не пересохла в час нещадный,

В которой благодарность, боль и страх…

О, нет, не трусость! и не ужас смрадный! –

Страх Божий, – не постыдный, – Дар Небес!
Как этот снег, пронзающий пространства,

Исполненный живого постоянства

Любви к земле – узреть не мудрено!
Так вьется нить, поет веретено,

Так пишутся стихи зимой о лете!..

Так радость восходящим вихрем в детях

Являет миру счастье бытия, –

И вьется над землей сто тысяч «я»,

Кружа и падая, лучистым звонким снегом,

Над преходящим невеселым веком.

1.09.18

Творя судьбу

ПРОВЕРКА СНА

Плавсредство – тело. Море – жизнь. Плыву
В ничем не омраченное пространство,
В приснившегося счастья постоянство,
Чтоб вещий сон проверить наяву.

А переплыть – всего-то ничего! –
Три океана грез, четыре моря,
На островок надежд, не знавший горя,
Где дни плетутся вечной бичевой...

И переплыл!.. И что же вижу я?
Родимые убитые раздолья,
Где миллионы судеб обездоленных
Плыть собрались в счастливые края.

Что им сказать – несчастьям не чужим,
Краюхою надежды поделившись?
Что только здесь, где каждый первый лишний,
Возможна не надуманная жизнь.

ПОТЕРЯВШИЙСЯ ДИОГЕН

«Ау!» – под окнами зычные выкрики.

А на голос лишь псы собираются –

Посмотреть на истошно орущего,
В трех песочницах потерявшегося.

Бомж дремучий, сияющей лысиной,
В окна темные солнечных зайчиков
Запускает, надеясь, что спящие
И оглохшие окна пробудятся.

Но лишь тени безликие, мрачные,
Акварелями серыми, хмурыми,
На стекле пыльном быстро смываются,
В паутине теряясь безвременно.

«Ау»…эхом осколочным бегая,
В подворотнях и сумрачных улочках,
Приседает мальчонкой на корточки,
Потерявшимся в городе призраков.

А в ответ только вздохи и окрики,
То ли ветер-брюзга огрызается,
То ли совы и филины мудрые
Говорят: «Нет людей в этом городе!»

ТВОРЯ СУДЬБУ

Нахлынет вдруг печаль,
И слезы сами, сами,
Привычно потекут...
И защемит в груди...
А надо-то всего! –
Закат в оконной раме,
В той стороне, куда
Нет легкого пути.

И скажешь в сотый раз...
Стотысячный пожалуй!
Что деется с людьми
Из века в век!
Война и нищета,
И подлой власти жала
Окрест –
Куда ни ступит человек.

Упущенная жизнь,
Приснившаяся чудом,
В божественно-счастливой полноте,
Покажет широко,
Куда бежать – откуда,
И что держать
В сердечной чистоте.

И нет уже врагов,
Кроме себя злодея,
Растратившего время на борьбу
Не с тем, с кем можно жить,
Не льстя и не робея,
Творя не ложь,
А лучшую судьбу.

Ура рифмачам и прочим пиитам

* * *

«Не рваные раны нирваны» –
Напишешь, играя в слова,
Напросится в рифму «бараны» –
Настойчивая трын-трава.

Нирвана она ведь заразна,
Набросится – не оторвать!
В слова заигравшись по-разному,
Полмира бумагу марать

Начнет, подражая пииту,
Мальчонке за пятьдесят…
А то, что Пальмира убита,
И то, что окрест лебезят

Пред сильными мира герои –
Седые ура-рифмочи,
О сирых и падших без боли
Строчащие днем и в ночи...

"Плевать" – рекошетною пулей,
Навылет Отчизну пронзив,
Вернется в пиитовый улей,
Забвением всех поразив.

* * *

Чтоб вы ни говорили о таланте,
Он свыше дан, а, стало быть, он ваш
На меру понимания... "Шабаш!" –
Не скажешь, если время тратить, –
И сутки, и вторые напролет;
И не ответишь толком – чего ради
Ты переводишь время на слова,
Жизнь – на мечты, реальность – на фантомы,
Осуществляя мнимые права,
И волю нахождения вне дома, –
Одномоментно дома находясь,
И – где-то там, где нега и истома
Находят с вечностью взаимосвязь...
И вдруг – жена! с гвоздем и молотком,
Припухшим пальцем – тычет в лысый череп,
В котором зреют образы – красы
Невероятной чистоты и... Тссы!
"Не смей будить!" – звучит сомнений через
И над убитым бытом как закон,
Мол, не мешай, любимая, союзу
Таланта с... И вдруг с катушек муза
Слетает на протяжный жуткий стон,
Язвя и извиваясь: " Mille pardon!" –
Горгона воплоти... Сама Медуза!

Над колыбелью...

Рождаемся, проклевываясь в мир

Двуногими растеньями, глотая

Колючий воздух, нюхом понимая,

Что здесь не сладко будет... Слово «пир»

Не скоро обретет в сознанье нашем

Трагический оттенок… Словеса,

Премногие, единого не краше, –

Божественного: «мама»… Небеса

Прощают нам легко за предпочтенье,

Молитвенным питая молоком

Раскрывшиеся души…В горле ком

Появится в минуты озаренья

Гораздо позже… Мама – наше всё!

Расскажет нам: какое слово выше,

Что может погубить, и, что спасет,

При слове Спас, крестясь…

Ведь Им мы дышим!

Не видя, слышим, чувствуя Его

Присутствие, как слышали мы маму,

Ушедшую Бог весть зачем, – не драма,

Она нас любит более всего!

И Небеса прощают этот грех

Земных забот, невинных предпочтений,

…Над колыбелью гимном Небу смех,

Далекий суеты и треволнений.

"Хранящим души в шкафчиках из стали"

Не мне увещевать героев наших дней,

Тем паче обличать лоснящиеся лица! –

Им машет сквозь века блистательный Персей

И Зевс, зевая, шлет поклоны с колесницы.

Кто на одной ноге (впишите имена
Всех, перед кем плясать и падать не устали)...

Вас знает как облупленных Луна,

Хранящих души в шкафчиках из стали.

Полжизни об одном и том же гомоня,

Вы смотрите в беду сквозь человека;

В какое стойло отвести коня

По кличке "Мерс" – для вас проблема века,

Стреляющего в белых лебедей

Сознания, способного над грязью

Поднять зарю и спеть надежду дней,

Успев помочь несчастным перед казнью.

"Там, где осень сжигает одежды"

Там, где осень сжигает одежды

Старых кленов, кострами чадя,

Там усталые бродят надежды,

Вечный смысл в Красоте находя.

Просто в этой печальной вселенной

Есть минуты, которым века

Позавидуют, ибо нетленным

Дышит миг и, рождаясь, строка

Говорит, не ропща и не споря,

О любви, оставляющей след,

И выходят изгои из горя,

Обретая не гаснущий Свет.

Назови это Свет неказистым,

В смутный час оказавшимся вдруг

Ночником в подворотни лучистым,

Костерком пилигриму средь вьюг...

Просто Свет этот, дарящий чудо,

Где давно не бывало чудес,

Знает точно: куда и откуда

Он идет... И распят. И воскрес.

Памяти человека

ПАМЯТИ ЧЕЛОВЕКА

"Человек есть существо многоэтажное".
Бердяев Н.А.

Приветствую тебя, многоэтажка,
Двуногая, живущая взахлеб!
Коснулась ли тебя большая кража –
Вселенского масштаба, небоскреб?

Давай поговорим не, как хрущевки,
Не, как бараки... Всё же не в тюрьме!
Хотя... Но лучше вспомним о сгущенке,
О стройотряде – не на Колыме...

Но в той ещё провинции Союза! –
Харп, Лабытнанги... Не храпи! Лабай!
В "Трех Соснах" заблудившиеся грузы –
Спирт "Три сучка" – не всуе поминай!

Давай достанем из своих подвалов
Не лучшие, вдруг ставшие виной,
Воспоминания: как «Абу Симбел» салом
Закусывая, верили с тобой,

Кощунники невольные, в возможность,–

При всей невыполнимости задач, –

В такую жизнь, какой гордиться можно

И через век, и через два… Не плачь,

Живущий и тогда не коммунальной,
А частной верой – это не забыть! –
В то, что возможно и во тьме фатальной
Жить Светом – что, по сути, значит быть!

(ДАЛЕЕ БУДЕТ)

"Жена в Измаиле лелеет малого"

Жена в Измаиле лелеет малого
И знатные дыни растит,
Меня забывая без умысла злого,
Пять дюжин звонков пропустив.

А я, – между строчек зависших некстати
Меж Небом и грешной Землей, –
Крыжовник стригу над раскрытой тетрадью,
Хвосты отрезая... С тоской

Варенье получится, знаю наитьем,
Сродни гениальным стихам;
В крыжовнике спелом незримою нитью
Связались (хвала Небесам!)

Огонь и вода, воздух, воля, и сила,
И жажда творить красоту...
В бесформенной массе варенье красиво!
И в банках, внушив немоту,

Язык проглотившим, дарует усладу,
Отсроченную до зимы...
Жена в Измаиле лелеет отраду,
Все "я" увязав в слове "мы".

Покинутый город

Покинутый город отправлен, как книга в утиль...
Сквозняк пролистал все открытые форточки в доме,
В котором жила беспримерная жажда пути
И скромный талант, оказавшийся крайне не скромен.

Из дворика в дворик не выскочит эхо на крик
Мальчишки, впервые узнавшего радость побега
В другую вселенную... И остановленный миг
Никто не оценит ни словом, ни жестом, ни смехом.

В покинутый город, возможно, уже никогда
Восторженный возглас не выпорхнет птицей из клетки:
"Я, мама, вернулся!"... А мама, в преклонных годах,
В другую реальность, портретную, как по таблетки

Ушла, позабыв воротиться в реальную жизнь...
И рад бы покликать её, чудом верящий в чудо!
Но ветер-философ промямлил печальную мысль:
Что всяк уходящий туда – не приходит оттуда.

В покинутом радостью городе вечная боль...
И если б не звонкое эхо другого пострела, –
Способного видеть пространство, где правит любовь,
И время, и смысл находить для любимого дела, –

Сошли бы с ума, начитавшись пустот, сквозняки
И в мусорных баках, как бомжи, скучны и безлики,
Искали поживу себе, говоря: "Дураки!
На тех, кто бумагу извел на газеты и книги.

Покинутый город, раскрывший объятья заре,
Землей становящийся, непреходящим живущий,
Расскажет, из праха восстав, о блаженной поре,
Когда в каждом доме читалось: здесь помнят о Сущем.

"Одномоментны устье и исток"

Одномоментны устье и исток.
А между ними – долгая дорога
Вещей, неразделенных на восток
И запад... Близость эпилога
Не отменяет в сущности пролог.

Читаю жизнь, как книгу между строк,
И нахожу себя неразделенным
Во времени... И в неизбежный срок
Ухода я не менее влюбленный,
Чем в юности... И беспощадный рок

Не властен изменить живой поток
Событий и наитий... "Бесконечен!" –
Поет душа и одобряет Бог –
В начале и в конце Един Предвечный,
Внушающий отраду и восторг.

"Живем, как будто нет Тебя"

Живем, как будто нет Тебя,
Чубы седые теребя,
И, чухая макушки;
Жуя слова про вечный бой,
И про приснившийся покой,
В разгар хмельной пирушки.

Как все герои на словах,
Смысл жизни утопив в томах –
Венцах макулатуры,
Молчим, оставшись на бобах,
Забыв, что нарекали прах
Носителем культуры.

Вперяем зенки в пустоту,
Привыкнув жить в сквозном аду,
С цепей спускаем ярость,
На тех, кто кроток и смирен,
Кто даже в эру Перемен,
Находит смысл и радость.

Они воистину живут,
Стяжав дух мирен наяву,
Что движет миром зная!..
Гляжу на них не свысока
Вдруг понимая – Кто века
Надеждами питает.

"Поэт – равно незрелая душа"

* * *
Поэт – равно незрелая душа:

Эмоции захлестывают разум,

И, слепо поклоняющийся фразам,

Он ищет славы, словно барыша.

И обретает то, что вожделел:

Признание и поклоненье даже,

А счастья нет, покоя нет... И страшен

Поэта гениального удел.

А рисовалась ведь совсем иной

Дорога, приводящая к успеху!..

Тут посмеяться бы... Да не до смеху

Тем, кто имеет волю и покой.

Не потому, что счастье стороной,

А от того, что жаждал разминуться;

Удача не могла не улыбнуться,

Когда бы воля быть – была живой.

Но, видимо, неволен отродясь,

И, вымышленный путь назвав судьбою,

Поэт ушел в бессмертие с тоскою,

С Причиной быть прервав взаимосвязь.

* * *

Разве утишить стихами

Невыносимую боль,

Что сочеталась веками

С тяжким вопросом: "Доколь?"

Только любовь и молитва,

Или такие стихи,

Что состоялись как битва,

Превозмогая грехи;

Самозабвенная святость,

Всепобеждающий крест,

И несказанная радость

Веры – спасение есть!

Нещадная пора

Жара неимоверная. Жара

Безумная (уместно слово "пекло") –

И говоришь, гоняя по дворам,

Лихие фразы, брошенные бегло.

Не спрашивая у Небес:" За что

Сей сущий ад?" – ныряешь сходу в реку.

И обдает прохладою затон,
Заждавшийся блаженных имяреков.

В нем пропасть раков, что с большой горы

Вернулись дружно, насвистевшись вволю,

Не вынесших присутствия жары,

Стоящей стоймя над горой и полем.

А зной, как власть нещадная, окрест...

Но ты плюешь на эту власть-вражину.

И ветер, всуе названый зюйд-вест,

Пророчества толкует старожилам

Про неизбежность не слепых дождей

Внушая оптимизм, даруя знаки:

И метлы облаков, подняв с полей,

Незримый Некто утешает злаки,

Пообещав хороший, славный дождь! –

Великолепный, долгожданный ливень!
И стало так. И встрепенулась рожь!
И человек добрей стал и счастливей!

И показалось, неслучайно знать,

Что не слепых вождей пора настанет...

А, стало быть, не время унывать -
Нещадная эпоха в лету канет.

Под дубом "Тем"

Под дубом "Тем" грибная тема смысл обрела:
Количество и качество шедевров грибной природы
Открылись как свидетельства того, что жизнь полна
Вопросов и ответов... Ищи и находи!.. И нахожу! –

Отсроченную суетой отраду, которую искал, предвосхищая,

Что именно под дубом "Тем" она, из под травы высокой и росистой,

В той форме, – с содержанием таким, какое рисовало мне наитье, –
Откроется, душе живой внушая ответную раскатистую радость,

И благодарность (ведомо Кому!) за каждый миг, исполненный любови
Того, Кто мир созиждил не глухим к Отеческой заботе... Мир прекрасен! –
Сей мир... Не тот, что в дебрях зависти глухой, шурша деньгами,
В вашу спину дышит, затачивая едкие слова про то, что жизнь сурова и ужасна,

Не понимая, что страшна не Жизнь, а россказни о ней ходячих трупов,
Лишенных счастья видеть Красоту – с Небес на Землю что поныне сходит,
И снова возвращается туда, где смерти нет и боли – априори...
Под дубом "Тем" я радугу нашел, в соцветьях блаженных отдыхая...

"Зеленая вода печалей непроточных"

Зеленая вода печалей непроточных

В криницах заболоченных идей...

И душат жабы тех, кто знает точно,

Кто виноват, а, стало быть, злодей.

И в этой затхлой узости сознанья,

Где свежесть мысли к проискам врага

Приравнена, немыслимы признанья

Своей вины... И жизнь не дорога.

И потому ни правды, ни дороги

Туда, где мысль нетленная поет,

Врачуя раны грусти и тревоги,

Любви во имя - вечность напролет.

"На пятачке земном схлестнулись сны о рае"

На пятачке земном схлестнулись сны о рае,
Бежавшие банальной суеты:
Святая Красота и простота святая
С адептами глухой не простоты.

И ныне те же сны, доспехов не латая,
Бегущие житейской пустоты,
Ведут бои, не очень понимая,
Куда ведут сожженные мосты.

Туманы позади. И впереди туманы!
Но от лазурных грез не деться никуда:
Святая Красота без красоты обмана
От сердца к сердцу тянет провода

Такой любви, такого понимания,
Что от любви захватывает дух,
И вериться в живое мироздание,
Имеющее зрение и слух.

"Кто предал раз, не каясь, вновь предаст"

Кто предал раз, не каясь, вновь предаст.

И украдет, не кающийся в краже...

А ты простишь, и будешь счастлив даже,

Бежав от возмещения вреда.

Путем тернистым, что донельзя плох,

Бедой чреватым, уходя все дальше,

С приклеившейся насмерть кличкой "лох",

Любя людей, и, сторонясь их фальши.

"Над просекой, где эхо-аудитор"

Над просекой, где эхо-аудитор —
Мой старый друг — ведет переучет
Пророческих ку-ку над аква витой
Людских надежд, там жизнь моя течет,

Послушная законам мирозданья,
Которые Всевышний учредил,
Дав время, чтоб измерить расстоянья,
Сообразуя жажду с мерой сил.

Но жажда такова, что не измерить.
А силы — убывают... Парадокс!
Причин для веры нет, но как не верить,
Когда есть жажда — веровать всерьез!

Победителей не будет

Не будет победителей в войне, —

Очередной, бессмысленной, кровавой, —

В которой нет, и быть не может, правых,

Ведь враг пришел в Отчизну не извне.

Где ранее в укромных уголках

Мечты ютились, словно блики в кроне,

Там нынче боль, сомнения и страх,

Господствуют, как плесень, в отчем доме,

И ширится не дух святых молитв,

А мерзость суесловной канонады;

Все меньше оснований для отрады,

Где не стихает ложный пафос битв.

Фиглярством выживающая чернь,

И прочие творцы лапши на уши:

Бомбисты желтой прессы и кликуши,

Кормящиеся от чужих невзгод,

Предвосхищают будущность страны,

Где правда нежеланна и гонима...

Театр абсурда стал театром мимов,

В котором каждый первый без вины.

"Обиды на державу не держа"

Обиды на державу не держа,
На ближнего не заострив заточку
Тупых острот, спешит моя душа
Туда, где знают толк — что в жизни прочно.

Там, если вдруг полюбят — на века!

А по-другому — разве это чувство!..

Там, к сердцу прикипевшая строка,
Передается вечностью изустно.

И смерть не властна... Быть или не быть —
Не ей решать, — такие там устои.

Там просто надо искренне любить,

Живя лишь тем, чем жить на свете стоит.

11. 07. 2018

Ледокол...

1.
Поток беззвездных лиц... А я — всего лишь камень,

Плывущий супротив нещадной суеты

В свое живое я, стоящее не в раме,

Горящее во мгле от счастья — что есть ты.

И, как ни тяжело повсюду и нелепо,

Плыву в блаженный миг от грусти роковой —

Туда, где благодать безоблачного неба

Нашла в твоих глазах отраду и покой.

Невольный ледокол надменности и злобы,

Торчащие окрест, куда ни кинешь взгляд;

В сереющую даль текущие сугробы,

В суровую судьбу — надеждам невпопад.

А ты — твое лицо в бессмысленном потоке,

Как откровение, имеющее власть,

Лучась, даешь понять, как веха, в гиблом роке,

Куда мне путь держать, чтоб всуе не пропасть.

2.
Поганая эпоха — и это хорошо!
Любимая дорога, как терапия-шок...
За перекрестком баня, больница и погост:
"Удобно" — скажет Ваня, — не Пруст, хотя не прост.

День ото дня все хуже! — уж более куда?!.
И поясок все туже... Но это не беда!
Познало ретивое, что не постичь уму:
Задели за живое — не знает почему.

Да потому, что вечен! — надежды не лишен,
Там, где житье калечит, он некий смысл нашел.
...И чем, трудней дорога, даль дальше, дольше путь;
Рукой подать до Бога, а под ногами — суть!

Понимая кто в жизни великий...

1.
Вхождение в глаза туманной дали
И розовых оттенков бытия...
И в тот же миг, лишенные печали,
Мечты крадут из общежития
Надежд и вер, и возвращают сердце
Туда, где должно властвовать ему.
И хлопает открывшаяся дверца,
И жизнь непостижимая уму
Хозяйкой входит в частные пределы,
В такие закутки, где чудеса,
Рождаясь, обретают образ смелый;
И ты опять — кем быть — решаешь сам,
Являя волю жуткого порядка
Для тех, кому общага — отчий дом,
Отец — народов вождь, а мать — трехрядка
О прянике мечтает под кнутом,
Наяривая сладкие мотивы,
Чтоб новые всеобщие мечты,
О бумерах, о яхтах и Мольдивах
Нашли свои реальные черты,
Где ты, еще в младенчестве призревший
Обноски пошлых мыслей и затей,
Пугаешь голой правдой бред нездешний,
Крикливый секенхенд дурных идей.

2.
Покидая общагу надежд,
Возвращаюсь к себе — в свою крепость,
Где потеряно слово "нелепость",
Где гуляют мечты без одежд.

Где ни окриков, ни деректив,
Где ретивые кони рассвета,
Воротясь из ночного к поэту,
Головами кивают: "Прости!"

А за что их — беззлобных таких,
До рождения Богом прощенных?...
Он не будет судить посвященных
В Его тайны... Стоят у реки,

Ничего не прося у Владыки,
Абсолютно далекие лжи,
Пьют текущую вечность во ржи,
Точно зная кто в жизни великий..

"Проходят бесконечной вереницей"

Проходят бесконечной вереницей

Безрадостные пасмурные дни.

Мелькают неулыбчивые лица,

Сердитые — угрюмые одни.

Как под копирку, безотрадной кипой,

Панфлетами ушедшими в тираж,

В одну судьбу с печалью одноликой,

Толпой уходят в череде пропаж.

И лишь один, с душою нараспашку,

Как на раскладке средь бездарных книг,

Счастливым клерком из другой шарашки,

Весть добрую несет домой старик.

В свою (по мненью большинства) халупу,

Где ждут его отрада и покой,

И та, пред кем предстать не страшно глупым,

Явившимся без рыбки золотой.

Памяти отца

Он видел нас насквозь, а мы смеялись

И бегали туда-сюда, скрепя

Веселыми дверями, не боялись

Суровых взглядов, бабушек слепя

Лучистыми улыбками... "Пострелы,

А ну домой!" - а мы летели прочь,

В пространства разрисованные мелом,

В рубашках белых, где не властна ночь,

Клинками деревянными пугая

Надуманных злодеев, но врагов

Пока не нажив, и, не понимая

Откуда вдруг и столько дураков

На наши бесшабашные загривки?!.

И вот уже кричим: "А ну не сметь!" -
На обложные жалкие ужимки

Тех, кто плодит окрест тоску и смерть

Там, где в глазах, способных видеть насквозь,

Лучилась нежность чаще чем укор.

Он нас учил... И мы забудем разве,

Как недругам своим давать отпор!

"Любовь всегда взаимна – это факт!"

И эта ночь в молитвах о тебе,
Как черный лед, растаяла... Светает.
Лучится радость, зная о судьбе Святой любви...
Другой ведь не бывает!

Рождается единожды – не вдруг,
Как существо божественное, вечна;
С кем быть и где – решает без потуг,
Являя миру лад и человечность.

Любовь всегда взаимна – это факт!
Постичь который не способен разум.
Дается не за что-то – просто так!
Не изменяя никому – ни разу!

Любовь окрест – и в звездах, и в глазах,
В лебяжьей песне розовых излучин.
Внимая ей, расплакалась гроза,
В момент скрипичной партии уключин.

Речная, закипающаю гладь,
И кипень веток, бьющихся об лодку,
Под берегом плывущую – искать:
Какой причиной миг безмерный соткан.

А знаем ведь!.. Нам очень повезло! –
Жизнь целую прожить за час – не мнимо:
Нас просто по теченью понесло –
Не вопреки, а ради и во имя!..

"О Боге мысль не может не придти"

О Боге мысль не может не придти.

И, череду вопросов порождая,

Приводит к жажде вечности в пути,

Где утолить и чем, не понимая.

Вопросы эти: Что Он или Кто?
Есть или нет? — беспомощный? Всесильный?..

И, если есть Благоволенье к Сыну,

В каком родстве с Ним? — подводя итог

Кровавых войн и бесконечных споров...

А мысль живет, держась на волоске

Живым пульсаром, и замрет нескоро,

И не умрет в бессмысленной тоске.

...Плывет луна по розовому небу,

Закутываясь в золотые сны.

О Боге мысль, как о насущном хлебе,

Зерном озимым ждет своей весны.

"Отразилось в зеркале окошко"

Отразилось в зеркале окошко,
С белой занавеской кружевной,
За которой розовою кошкой
Вешняя заря, нашла покой,

Вылакав туман... А мне не спится,
Как на новом месте... (Раз, два три...)
В отчем доме не на кого злиться...
(Шесть, семь, восемь)... "Сопельки утри!" -

Некому сказать над колыбелью....
(Девять, десять)... Где та колыбель!...
И никто не слушает за дверью
Сиплого дыхания свирель.

И не пахнет выпечкой пространство,
Где ржаные с солью сухари
Обретали горечь постоянства,
И звучало: "Сопельки утри"

Когда тебе должны дожди и дожи

Когда до пониманья жизни дожил,
И это понимание – любовь,
Тогда тебе должны дожди и дожи,
Что должно причинять – тоску и боль.

Но не такую боль, печаль и слезы,
Не вечную, не тяжкую тоску,
Чтоб, как в прорехах туч, лучились грезы,
Сбываясь чудным-чудом на веку.

И дивным-дивом то происходило,
Чего зовешь, чему не миновать,
Лишь потому, что сердце возлюбило
То, что познав, не можешь не желать.

"У поэта-сверчка ни кола, ни двора"

У поэта-сверчка ни кола, ни двора,

Но, шесток свой имея и нишу,

Он, чуть свет поднимаясь, сияет с утра,
Получая желанное – свыше.

"Всё путём!" – на сверчковом своем языке

Говорит тем, кто попросту брешет
О нехватке людей на родном островке,
Нитку смысла в иголку продевших.

Где сверчок-дурачок, хоть судьба нелегка,
В стоге мира иголку и нитку
На заре отыскав, тщится втиснуть века

В строчку, штопая драную свитку.

И, ровняя пути, поспешает туда,

Где есть место зареванной строчке.

Значит, солнце взойдет – и отступит беда

От людей, доведенных до точки!

Хождение за тридевять вселенных

ХОЖДЕНИЕ ЗА ТРИДЕВЯТЬ ВСЕЛЕННЫХ

Пролог.

Хождение за тридевять вселенных
Осуществив, гляжу за горизонт,
Где памятная даль чиста, нетленна,
Где грозовой, сломавший зубы, фронт
Очередную смуту сочиняет,
Забыв вернуть серьезные долги,
Твердя без смысла: "Боже, помоги!", -
Зачем наделал их, не понимает...

Утомленный песок ищет точку "Лагуна покоя".
А приливные волны шумят:
"Не смешите людей, точно знающих время какое,
Из запоя, как выйти, нашедших смирительный яд!"

Под ногами песок... И песок на зубах сатанеет.
И приливные волны, не все берега захватив,
Проповедуют новую веру, чтоб жить веселее
Было там, где нас нет, роковые ругая пути.

Где в порочном кругу, искусав себе сбитые локти,
Я смотрел за черту, за которой и мир, и покой;
Где сверчком на шестке оказаться был каждый не против,
Где я голос сорвал, убеждая, что я не такой.

И мне верили камни, размазав песчаные слезы,
И гранитные лбы, сокрушаясь, кивали вослед,
И запойный прибой мне дарил свои лучшие грезы,
О земле, где ни горя, ни боли, ни судорог сумрачных лет.

И я верил ему, и бежал за бегущей по морю, -
Самой лучшей на свете бегунье по бурным волнам,
Где наивный песок, не нашедший "Лагуны покоя",
Пел свою наилучшую песню уставшим ногам.

(ДАЛЕЕ БУДЕТ)

Торжество Красоты

Когда весна, захватывая мир,

Переполняет маленькую душу

Мотивами любви, а твой кумир –
Пора иная – вынуждена слушать

Лирический герой

Вживаясь в мир, он словом поднимал,

В снах золотых забывшееся солнце,

У тьмы, не внешней, клок отвоевав

Душевного пространства... Не бороться,

За право быть свободным, он не мог,

Влюбленный в вечность сызмала, взаимно.

И было чувство – где-то рядом Бог,

Ему благоволящий анонимно.

Рожденный не в бессмысленных трудах, –

За письменным столом бессонной ночью, –

Стяжал и мирен дух, и Божий страх,

Что с этим делать понимая точно.

...Чего не смог – его создавший дух,

Как между сосен в трех вещах заблудший,

Порочный свой не разорвавший круг,
В порыве заблуждений наилучших.

Проверенная твердь

Не в буераках ведь, не в гиблых топях
Дорожная проверенная твердь!..
Так почему же мы судьбу торопим,
Как бы ища себе беду и смерть?

И, множа суету, всё копим, копим,
То, что в пути – ни сердцу, ни уму;
Как дьявольское лобби душу гробим…
Себе – враги! Пощады – никому!

Не знаем разве – что не всё за деньги!
Что ценно только то, что не купить!
Над пропастью летим за дребеденью,
Закрывши очи – быть или не быть!..

И, падая уже, кричим: «Доколе,
Из края в край безбожье и тоска!
И жизнь не жизнь, а выжженное поле,
Где из живых надежд – ни колоска!»

Владу в лад...

В. П.

Едва знакомы – не на ты,
А сколько теплоты сердечной
От каждой встречи быстротечной, –
И чистоты, и красоты!

Красноречивой немоты
Не приглушенного подтекста,
Божественных даров плоды
И эхо голосов небесных.

Молчать и слушать! – день за днем...
Так музыке дождя внимая,
Поля, убитые огнем,
Молчат, дар Божий принимая.

А если вдруг заговорят –
Законам вечной жизни в лад.

"Когда окрест в очах беззвездных"

Когда окрест в очах беззвездных
Читаешь: "Это мне на кой?" –
Мол, что ни сделай, зря и поздно! –
Ты даришь радость и покой.

Ночь на дворе, а ты в светлице
Находишь время для молитв,
И в комнатке моей лучится
Рассветный час, слезой умыт.

Мерцает, бодрствуя, оконце,
Ища в суровый час тепла,
Самоотверженное солнце,
Семью хранящее от зла.

"Связкой тонких свечек на пригорке" (романс)

Связкой тонких свечек на пригорке
Белая затеплилась сирень.
Радоваться бы!.. Но привкус горький
Ненароком дарит чудный день.

Вот и ты нечаянно печальна!
Разве наше счастье не сбылось?
Отрешённо светится венчальный
Гребень-месяц в облаке волос.

Может невзначай обидел словом?
Дам обет молчанья вековой!
Оттолкнул рукою бестолковой?
Повинюсь – и сердцем, и рукой!

Не горюй, любимая, не сетуй,
Что сгорело, дважды не сгорит!
Серебро ликующего лета
В золоте осеннем прозвенит.

Не для невежд

На тонких нитях метеоров

Мечты зажглись,

Далекие заумных споров,

Восславив жизнь,

Срифмованную бегло с высью...
Знать, неспроста!
И оживился свежей мыслью
Клочок листа,

Что лунным бликом на скатерке
Льняной, в тоске, –
Стола, кровати близ, на кромке, –
На сквозняке,

Дрожа лежал, меж тьмой и светом,
Упасть боясь,
Не зная о мечтах поэта,
Взаимосвязь

Нашедшего меж сном и явью
В соцветьях звезд,
Где шмель луны, не беспечальный,
Осыпал мост,

Соединяющий пространства,
Пыльцой надежд, –
Свободы, равенства и братства, –
Не для невежд.

"Где языческим идолом плачет великий валун"

Тонкорунных овец поднебесья сгоняют ветра

На отавы лугов заливных в наилучшую пору.

Свежим сеном пропахшая даль и чиста, и светла,

И вихрастое солнце на велике движется в гору.

Будет утро погожим. И, день без грозы пережив,

На вечерней заре соберутся хорошие мысли,

Там, где в бликах закатных стригут миг за мигом стрижи,

Мошкару звезд гоняя над плесом, на розовом мысе.

Где языческим идолом плачет великий валун,

Не умея скрывать, что он тоже раним и не вечен.

Солнце с горки скатилось... Мать спросит: "Где шлялся, шалун?"
Я плечами пожму. И туманно отвечу: "Далече!"

Противленье смерти в одиночку

Творение стихов – почти обряд,
Как противленье смерти в одиночку;
Попытка обрести опоры точку –
Стяжанием бессмертья наугад.

Там, где из века в век реальность – ад,
Где новый день – молитвами и чудом;
Суровым предсказаньям невпопад,
Как вешний дух, поэзия повсюду.

Судьба не по сценарию тщеты –
Живым теченьем радости и грусти;
И хоть не избежать надеждам устья –
Есть вера в невозможные мечты.

Раскрылив грёзы, – бедам супротив, –
Летят стихи, превозмогая смуту,
К сердцам наикратчайшие пути
Сумев найти в суровую минуту.

Мусорщик

Никто не учил, не внушал малышу:
Кем должен он быть – сам с усам от рожденья.
"Я мусорщик!" – спросишь, ответит... Дышу
Букетом зловоний в часы воскресенья,

Гуляя с пострелом с пакетом большим,
В кулек собирая разбросанный мусор;
Зужу: " И зачем мне все это, скажи?
Ты груздем назвался, а я лезу в кузов!"

Внук, зная о деле своем хорошо,
Серьезней иных инженеров из ЖэКа,
Меня просвещает, сомнений лишен,
Что надобно делать, чтоб быть человеком.

И я соглашаюсь, пристыжен весьма...
Три года, от двух до пяти, неизменно,
Он делает то, что не делает тьма
Народа глаголящего самозабвенно.

Внук мир очищает... Пречудный ворчун!
И, глядя на то, как он моет посуду,
Я в будущность Родины верить хочу,
Вдруг став подражателем этого чуда!

"Когда, – что дать и завернуть во что"

Когда, – что дать и завернуть во что, –
Есть за душой радушной с преизбытком,
А ты простой возможности лишен
Дарить что должно людям... Это пытка.

Вперив зеницы в стену, возроптать,
Подобно водам, бьющимся в плотину?
Но ключ живой повинен истекать,
Ища свои заветные глубины!

И потому не в силах не истечь,
На беды не ропща и на препоны,
Текут наощупь и река, и речь,
Учитывая вечные законы.

Выбирая судьбу

ВЫБИРАЯ СУДЬБУ

Кобылицы грозы, – тройка радуг над бурной водой, –
Предзакатное солнце их гладит, как добрый возница;
Пьют, поводья цветные роняя, загривки дугой;
И уходят в ночное, где звёздный ковыль серебрится.

Где покой и блаженство, каких заслужить не дано
Никакими трудами, надеждами, верами… Даром!
Этот стог – кораблём межпланетным – вернее всего
Нас доставит в страну безнадёжно наивных икаров,

Где ни словом, ни жестом не скажут: «Добудь, хоть умри!»
Там решаешь всё сам, непреложное выбрав спонтанно…
Прядь волос, расплетаясь искрится, теплом одарив,
Несказанным таким, незаслуженным, но долгожданным.

Выбираем судьбу не умом – как на сердце легло!
И взойдёт в чистоте не меж зол, а во благе – высоко…
Потому и тепло, и покойно, светло и легко!
И поётся привольно, и слышится сердцем далёко!

Затон тонкорунных туманов

Заводь речная — затон тонкорунных туманов.
Ветер, стригущий лазурные дымки над долом.
Солнце из сумрачной глуби за тракторным станом
Поднял рыбак на невидимой леске над домом.

Все, как издревле, обыденно, ясно и просто:
Блики, под стать водомеркам, на поприще водном
Делают то, что и должно, в пространстве не грозном, —
Ищут свой мир, и находят, легко и свободно.

Им не мешая творить свою музыку света,
В Красную речку бросаю бесшумные снасти,
Люминесцентною розовой краской заветной,
Крася мечты-поплавки, деловит и бесстрастен.

Будут ловиться мгновения редкой природы:
Чуют крючки за версту и проходят сквозь сети, —
Их чистым сердцем берут, без особой заботы,
Рифмоловы пииты, журавли-звездочёты и дети.

"Помру без ваших мнений"

Пока все спали, к нашему двору прибилось время — серым псом безродным,

Всем видом говорящее: "Помру без ваших мнений, люди благородные!"

А люди... Люди разные у нас: философы... И прочие мыслители:

— Не Цербер ли забрел, неровен час, тренировать прикус на небожителях?

Народ простой наш — непростой народ! — догадок массу вывалил из окон,

Летящих псу под хвост и в огород, толкуемых поднесь весьма широко.

По версиям: крадет кролей и кур; естественно, — вонюч, блохаст, и прочее.

И как сказал сосед наш Эпикур: "Пес знает всё!"... (уместно многоточие).

Искали датчик, вдруг предположив: "А не шпион ли он в собачьей шкуре?...

Вынюхивает вечно и дрожит... Стукач, и не иначе, он, в натуре!"

Изгнать пытались прочь за ворота. Но вновь и вновь, неведомо откуда,

Являлось, как святая простота, худое время ропщущему люду.

От бешенства прививку дать хотел врач санитарной службы... Да уж где там!

Комбат, с катушек трезвости слетев, грозил бродячей псине пистолетом.

И только дети, не особо тщась, поймать за хвост приблуду-животину,

Впрягали в сани день-деньской, резвясь, рисуя мира дивную картину.

А время, убегая далеко, — невесть зачем, в каких краях бродило, —

Являлось всем и сразу так легко, как будто никуда не уходило.

...Смирились с прибыванием минут, но приручить ни одного мгновенья

Не удалось... Скулит поныне тут, вымаливая право на забвение.

Блаженная пора

БЛАЖЕННАЯ ПОРА

Переболев безумием унынья,
Зерно надежд последних разбросав
По тем полям, где с верой и поныне
Озимой рожью всходят небеса,

Волнуя звёзды, – вновь осуществляю
Побег в бессмертье, миг остановив
Наитьем, априорно понимая
Куда идти, всем сердцем возлюбив,

И что искать в молитвенных покоях,
В смирении спонтанном преклонясь
Пред Тем, Кто на вопрос: смерть – что такое,
Добро иль зло? – ответит, не смеясь,

Вмещая Вечность в крохотную душу;
И сам собою отомрёт вопрос,
И Жизнь польётся ливмя, не разрушив
Озимых дум, готовых под покос.

И то ли грёзы это, то ли слёзы,
Не всё ль равно? – блаженная пора!
…Чу! как орехи, вечные вопросы
Вновь лузгает на лавке детвора.

* * *
В окладе звёздном лик Луны,
Во всех морях, прудах и реках
Отображён, лучась в прорехах
Туч полных чаяний земных.
Сияя чистым серебром,
Как чудотворная икона,
Вершит, что должно по Закону
Велящему творить добро.
Паломничество облаков.
Поклоны нив благоговейны.
Язычником первостатейным
Ветр замер – ликом поражён.
Не этой ли тропой к Днепру
Андрей – апостол Первозванный,
Благую весть принёс… Осанна
Всевышнему!.. Я не умру!
В одеждах влажных облака,
Пройдя полмира Бога ради,
Льют слёзы, веры не утратив,
Чтя лунный отсвет родника.

Причина — жить

ПРИЧИНА — ЖИТЬ...

ВЗОШЛА ЗАРЯ

Взошла заря. И все понятно:
Куда идти и чем дышать;

Как проповедник с речью внятной,
Рассвет не может помешать.

И я ему, как друг-попутчик,

Стихи читаю о любви,

О днях блаженных, наилучших...
И птица в вышине парит.

В не ближний свет бежит речушка,

Прияв заветные ключи.

Кутёнок, почесав за ушком,

Гонясь за хвостиком, рычит.

И облака бумажной кипой,

Слетев с высокого холма,

Как рукопись Того, Кто с нимбом,

Не гордый, ходит по домам.

Не просит... Дарит бесконечно!
Любовь и жизнь, тепло и свет...
И в этой теплоте сердечной

Мечтам конца и края нет.

В сознании вещей чрезвычайном...

* * *
В сознании вещей чрезвычайном —
Отраду петь бы и являть покой!..
Но год от года, горше и печальней,
Ты увязаешь в смуте роковой.

А в жилах, то бишь в венах, кровь густая, —
От праха звезд, оставивших свой след
Во мраке абсолютном, — согревает
Всех, у кого надежды выжить нет.

А, стало быть, не умолкают звезды,
Поющие в провидческих губах! —
Что смерти нет! Что никогда не поздно
Продолжить путь, превозмогая страх!

Ища Того, Кто назван Безначальным
В небеспричинной вечности любви,
Дарующего душам опечаленным
Надежды наилучшие Свои.

* * *

Звезда любви давно погасла,
Но свет ее еще идет,
Напоминая о прекрасном,
Годины смуты напролет.

И, может статься, что поныне,
Дум безотрадных супротив,
Она в зыбучей мрачной стыни
Торит заветные пути.

Не умерла, – хоть в смерть устала,
Взойдя не на небе седьмом, –
А, изменившись, воссияла
В укромном закутке земном.

Где ты, моя печаль и радость,
Средь роз и бесконечных гроз,
Лелеешь грезы не на старость,
В бессмертье веруя всерьез.

Покаянные строки

Кто за журавлями не тянулся,

В розовых иллюзиях паря?

Осознав ошибку, не вернулся

Блудным сыном в отчие края?

В закуток родимый мирозданья,
Где познанья истины взалкав,
Кланяться не стали упованья
Серым невысоким потолкам.

Вот и я оглядываюсь чаще,

Как журавль, потерянный в ночи,

На дорогу, на которой счастье

Берегло заветные ключи.

Где отец и мать в любви едины,

Зная, в ком их вера и краса,

Ожидали весточки от сына,
Обращая очи к небесам.

Горькие мои воспоминанья!
Упованья, как медовый Спас!
Слёзы запоздалых покаяний…

Некому их выплакать сейчас!

…Неужели призрачные дали,
Для того, чтоб все, исколесив,
Обрести однажды высь печали,
Осознать, как отчий край красив?

Хотел сказать, что знаю вас

Хотел сказать, что знаю вас,

Но слово"знать" имеет силу –

Прощать людей не напоказ,

Легко, по существу, красиво.

А, стало быть, я вас не знал,

И, путая святое с грешным,

Судил неправедно, искал

И находил ад неизбежный.

"Трясины гиблые окрест!" –

В словесной тине погрязая,

Вопил – и тут же в драку лез,

Надуманных врагов карая.

Что изменилось с той поры?..

Скажу, как есть: совсем немного! –

Я просто посмотрел с горы

На нашу скорбную дорогу.

Себя, средь прочих гордецов,

Увидел жалким и болезным,

Теряющим свое лицо

В трудах и брани бесполезной.

Не предугаданный финал

Друзей моих смутит, возможно,

Тем паче тех, кого не знал,

Ошибочно зовя безбожным.

...Я, поклонился в ноги тех,

Кого в слепой обиде ранил,

Вменяя им свой тяжкий грех,

Пугающе убог и странен.

Разговор по душам

Родина лебедя

Родина лебедя озеро «Глинка».
Здравствуй, лебяжья душа!
Строишь гнездо в камышах по старинке,
Чтоб никому не мешать.
Деток растишь, в меру сил защищая
Дом свой, в надеждах высок.
Можно ль назвать не потерянным раем
Бедной земли закуток?
Что для тебя эти мутные воды,
Где даже в солнечный день
Небо грустит, как в дурную погоду…
Блеклые блики в воде.
Сколько не силься тут зоркое око –
Дна не увидишь вовек!
Вот и луна, словно чёлн, одинока,
В глинистый клюнула брег.
Кто привязал тебя, дивная птица,
К этим болотным местам,
И обязал тут навек поселиться?..
Впрочем, не ведаю сам!..
Что причиняет усталую душу,
Въявь или мысленно, вновь
Переживать,чтоб, вернувшись, дослушать,
Повесть с названьем "Любовь".
Где бы я ни был, и сколько бы ни был,
Тянет домой – не изречь! –
Сила могучая… Где мы смогли бы
Сызнова счастье беречь...
Верно?.. Не верно?.. Любя и ревнуя,
Зла, не прощая, врагам!..
Не поминая Всевышнего всуе,
Кланяясь, малым богам:
Нивам и долам, ручьям и колодцам,
Мир пожелав и покой,
Вдруг замечая, как радостно бьется
Сердце, вернувшись, домой.

Разговор по душам

Разговор по душам с кабинетною крысой на грани
Пониманья: зачем?…Перед дверью чечёточный бой
Претендентов на «райскую жизнь»… «Восхожденье в пираньи»
Или снова в «амёбы», в тишайшую гавань – домой?

Выбираю – «домой». Ухожу в «идиоты» и «лохи»,
Рубанув сгоряча напрямки заповедной тропой;
Не по ней ли в сей мир, кинув вечность, негордые боги,
Не гнушаясь, пришли по причине весьма непростой?

Наплевав на запреты, любовь так летит в самоволку,
Проверяя на прочность несбыточных грез лазурит,
Где в стогу потерявши луны золотую заколку,
Ищут нечто иное, судьбу находя до зари!

Из общаги надежд в упованья иной ипостаси:
Чудный вид на бессмертье, нетленный ландшафт за окном,
Потрудившись на ниве Господней уйти восвояси,
Обретя пониманье, что вечность любви не фантом.

Весна неизбежна

ВЕСНА НЕИЗБЕЖНА

Весна неизбежна.
Пророчу: весна на носу!
"Небрежна", "безбрежна" –
Наитием мусор несу,
Словесный, рифмованный, –
Так в половодья час речка,
Так дайджест айфоновый,
Нечто вещая о вечном;
Весна... Достоверность
Прихода ее абсолютна.
Какая там бедность!..
О чем ты, любимая, Люда?
Сокровище жизни пред нами!
Жемчужница смыслов!
Весна увлеклась оригами:
Раскрывшись голубкой повисло
Туманное пятнышко
Над водостоком,
А рядышком...
Ты, моё солнышко,
В мечтах о высоком,
Мансардное стеклышко
Драишь
Тряпицею нежной,
В надежде безбрежной...
Знаешь:
Весна неизбежна.

КАМЕНЬ НА ЛАДОНИ

Этот камень, в себя заглянувший глубоко,
Был когда-то проклятьем Сизифа, а раньше –
Пиком самой высокой горы, одинокой,
Вознесенной над пошлостью мира и фальшью.

Что с ним сталось, ушедшим в себя до предела,
Вросшим в самую суть бытия, измельчавшим
До банальнейшей гальки – летит обалдело
По озерному зеркалу, падая в чашу

Отраженного месяца... Возгласы "браво",
За круги на воде, в адрес отрока-рока,
Заслужившего волю, свободу и право,
Собирать и разбрасывать камни широко.

Миг в горсти погостив, дивным светом согретый,
Понимая, что ждут его мрачные сферы,
Камень, прежде чем кануть в привычную Лету,
В пальцах суетных вспомнил о твердости веры.

ХОЖДЕНИЕ В ПРОРОКИ

1.
Кто не ходил в пророки и мессии,
Кого за правду в смерть не замесили, –
Тем более в России, – не поймёт:
Что значит гнёт в бочонке русской грусти;
И каково, назвавшись белым груздем,
Вдруг угодить не в кузовок, а в грязь
(Не важно кто ты есть – холоп иль князь,
Калач, сукно или свиное рыло), –
Сказал не в бровь и камнем придавило!

2.
В пределы русской боли воротясь,
В пылу забот мешу родную грязь:
Отрадным грузом за спиной рюкзак
С боровиками… Просека. Овраг.
Отцовские места, его зарубки…
Как зыбко всё под солнцем, тонко, хрупко!..
Гляжу на солнце – уточняю путь.
Хочу ещё в малинник завернуть,
Где с мамой набирали ягод вволю.
И восвояси! – замкнут ближний круг.
Удачи удивятся брат и друг,
А я-то несказанно как доволен!

Вдруг слышу за спиной: «Погодь, мужик!
Всё, что собрал, на землю положи.
И вон из чащи – частное владенье!»
Я предъявил своё недоуменье,
Широкое, – и в профиль, и в анфас, –
Мордоворотам. Ждут команды «фас».

"Рожна какого?" – спрашиваю дерзко.
В груди взыграло взбалмашное детство.
Картинка: я один, а их не счесть...
Нет выбора, когда превыше честь,
Тем более в ее заветной части:
Иллюзии любви, надежды счастья…

На Родину приехал, идиот!
Утрите сопли розовые – вот!..
«Отцовские места! Его зарубки!»…
В Отечестве родном, как в душегубке.

А за спиной на всю дубраву смех –
«Сиятельств» новых боевой успех,
Их «благородий» славная пирушка…
Что Русь для них? – Батрачка! Потаскушка!

Предчувствуя грядущую беду,
С тяжелым чувством в отчий дом бреду,
Бубня в усы пророческие строки,
Для тех, кто вновь не выучил уроки:

Грядут непонарочные бои...
Божественное делят на паи;
Всеобщее – на частные владенья!..
Прощайте, земляничные места,
Любимые раздолья, перекаты...
Всё в одночасье кануло в лета!
Сатрапов час. Эпоха супостата.

2008

Памяти всех сгоревших заживо

И эта беда ничему не научит, увы!

Займет в череде роковой не последнее место.

О выводах грозных державные рявкнут умы,

Назначив виновными глухонемых и безвестных,

Дежурство неся говорения вычурных фраз,

Заученных, брошенных походя в скорбные лица.

Чтоб, ткнув по конверту, пред камерами напоказ,

От боли чужой, как от чуждых проблем откупиться.

Причины известны... "Что делать?" и "Кто виноват?" –
Вопросы имеют ответы, кричащие в каждом.

Но знание этих ответов не радует, брат!
Бежим до поры, чтоб узнать на Судилище Страшном...

Постыдно бежим, пресмыкаясь, безбожно юля,

Как будто, и вправду, не знаем, кто в горе повинен...

"Уйти от ответа, как школьник, урок прогуляв,

Нельзя априори!" – гласят в каждом сердце хатыни.

Старое и новое едины

Старое и новое едины –
Дед и внук гуляют под зонтом…
Боже, до чего неутолима
Жажда жизни – ею полон дом!..

Пьем взахлеб заваренную круто
Нашу жизнь – бессмертную на вкус!
И течет блаженная минута,
Говоря: «Я смерти не боюсь!»

Слепому дождю в день поэзии

Другу, поэту и пророку в день поэзии

Дождь слепой намедни заходил –
Друг сердешный, многих зрячих краше;
Близ окошка моего грустил,
Сам себе находка и пропажа.

Я его грибным сыздетства звал,
А другие... Ну их...близоруких!
Жизнь у них, как ожиданья зал,
Полный неизбывной – вечной скуки.

Должен был записочку черкнуть...
Подскажи, что в ней, душа-дорога?
"Лепетал, как будто знает суть,
Счастье проповедуя сорокам!"

Циник-ветер в суетной тоске
Лишь присвистнул в зарослях кювета:
"Брайля закавыки на песке
Только и остались от поэта".

Врешь, завистник, прячась в краснотал!
Друг мой дремлет в родниках и розах...
Сечь его – затупится металл!
И заглохнет на корню угроза.

Утро пахнет мятным леденцом

1.
Утро пахнет мятным леденцом,
Хорошо проветренным жилищем,
Где легко находишь то, что ищешь,
Не торгуя выбритым лицом.

Все, что надо – просто, без прикрас,
Без рекламных дорогих излишеств,
Как дыхание любимых фраз, –
Всякий раз их, как впервые, слышишь.

Все, что нужно, дадено уже,

Иль настанет, поспешая к сроку,
Как малыш во чреве, а в душе –
Чувство, что душа не одинока.

2.
В кольцевой бессмысленности лет
Жизнь-трамвай, с одной лишь остановкой, –
Всякому своя на склоне лет,
Или... Тут вопрос на кромке тонкой,

Скажем, на подножке кто висит
Вечным безбилетником, изгоем...
Вагоновожатый не спешит
Дать ответ: "А жить на свете стоит,

Если протрусив, не труся, век,
Приумножив многие таланты,
Ты выходишь в никуда за грех
Под биг-бенда звук или куранты?

Удержаться бы на вираже!
Не упасть безмозглым курам на смех!..
Слов рассыпав хрупкое драже
О бессмертии Того, Кто распят.

Кто кого убивает?..

* * *
Кто кого убивает,

Ты – время, иль время – тебя?

Тьма ледяная тает – cветает,
Время лучиться, слепя...

Время проходит сквозь пальцы, –

Наитием ищет песок, –

Иглой сквозь канву в пяльцах,

Как через марлю сок...

Так смысл между строк сочится,

Вещая о тонких вещах.

Так ветер сквозь перья птицы,

Струится, покоя ища.

Время большим половодьем

Схлынет, размыв пути, –
В прятки играет, вроде,

Спрячется, не найти.

А что же в остатке? Память

О времени, где времени нет...
Там мы друг друга не раним,

Не застим другу другу свет.

Скажет: "Дорога в вечность,

Не худшая из дорог" –

Воск, уходя на подсвечник,

Сделавший все, что мог.

* * *

Снег суровой эпохи идет, заметая

Все надежды твои.

И годами лежит серой массой, не тая,

И обиды таит.

Снег валит, невзирая на планов широкость,

На восторженных грез высоту,

Проявляя немыслимую твердолобость,

И убийственную прямоту.

Снегу надо упасть, – и он делает это,

Просто время его настаёт, –
Не идти он не может... Стихи у поэта
Так идут – день и ночь напролет.

Как назначенный свыше, имеющий право

Не стучась в мир чужой заходить,

Проверять на закалку свободы и нравы,

И попробуй ему возразить.

Снег сквозь стены проходит... Сметаю с порога,
Не впуская в святая святых,
Где на дверце сердечной начертано строго:
"Не входить!" – для эпох роковых.

В гранках несчастного мира

Опрокинулось небо... До донышка – всей глубиной!
Несказанность сказалась пречудным рассветным клавиром...
Невозможное счастье случилось – лучится виной,
Как поэзия чистая, в гранках несчастного мира.

В нелукавое небо (не так, как в дешевый тираж, –
В рифах рифм пропадать) в чистоту откровений – без края! –
Ухожу безоглядно, как страждущий путник в мираж,
В родниковую нежность, надежду в пути обретая.

Слова все сказаны... Заветные слова.

Слова все сказаны... Заветные слова.
Осталось жить и радоваться жизни...
Но клонится в сон горе-голова,
И путаются сумрачные мысли.

Сны золотые... Где они теперь?
В каком распадке смутного сознанья
Они живут, сказавшие тебе
Все, абсолютно все, для пониманья.

Но ты отверг туманные мечты,
Лазурным грезам предпочтя реальность.
Нет, ты не сжег заветные мосты, –
Построил новый, соблюдя формальность.

А радость не пошла через него,
Всем смыслам здравым вопреки, осталась
Там, где мечты цветут над тьмой веков,
Не старясь в жажде жить, и на усталость

Плюя – кто дальше, с горочки крутой...
Там и поныне сердце почивает
Наитием, несбывшейся мечтой...
Какой счастливой жизнь могла быть, знает.

Кто во что горазд транжирим время

Кто во что горазд транжирим время,

Отправляя в Лету бездну лет,

Сея дум беспомощное семя

В грунт зыбучий – суету сует.

День деньской в работах и заботах,

А проблем и впредь невпроворот!..
Тешим самолюбие в невзгодах

Мыслью, что не все напрасно... Вот

И мои свидетельства эпохи

Говорят, что жизнь прошла не зря,

И сейчас дела совсем не плохи,

И в грядущей – вечной жизни – я...

Всё до капли... Каждое мгновенье

Учтено... Полет надежд высок.

Жизнь перетекла в стихотворенья,

Даже если кануло в песок

Явно отведенное на подвиг –

Пролетело дождиком слепым...

Грибники помянут: "Был не подлым" –

Что, по сути, значит – не святым.

А ведь мог... И вспомнят, если вспомнят,

Пару песен, предварив строфой,

"Явно что-то знал и что-то понял!"...

Ну, а что? – Бог весть чего!.. На кой?..

Потому в бессмысленном потоке,

В собственном незнании вещей,

Я иду высокий и глубокий,

Зная, кто я, и куда, и чей...

Выбор камня

1. КОГДА ГОВОРЯТ КАМНИ

"Когда говорят камни,

Музы, разинув рты, слушают" –

Всхлипывает топинамбур,

Глыбой забора придушенный:

"Камни они ведь"... Тут пауза –

"Адиафора" в текст просится.

Камень с Днепра или Яузы? –

Мнений разноголосица:

Камень в долине иль во поле,

Льдиной с вершины доставленный;

Камень обласканный омулем,

Или пожаром оплавленный;

Камень Стефана угробивший...

Камень, Креста в основании,

Что беспрерывно глаголеши,

С Кровью впитавший Всезнание?..

Камни с японского острова,

Ядерный взрыв пережившие,

На язычок-то не острые –

Все для себя, знать, решившие?

Им во яру не наяривать,

Вирши горячего рекрута –

Холодно где разговаривать,

Но и молчать – дальше некуда!

2. ВЫБОР КАМНЯ

Скрижали или наконечник

Копья?..
Давайте говорить о вечном,

Друзья!

Вглядевшись в существо вопроса:

Зачем

Петр-камень, дело жизни бросил?..

Зачем?!.

И вот он ловит человеков –

Не рыб.

И видит в судьбах, век за веком,

Глыбь.

И будучи, по сути, глыбой

Средь

Песчинок – учит в гиблых зыбях:
Зреть!

Тут понимай его как хочешь:

Видь,

Дозрев до мысли – кем средь прочих

Быть.

От Луция к Луцилию...

"Отвоюй себя для себя самого,

береги и копи время, которое прежде у тебя

отнимали или крали, которое зря проходило".

("Нравственные письма к Луцилию" Сенека)

Не говори мне о Сенеке!

Чем Луций Анней лучше нас,

Час убивающих сейчас

На то, чтоб высечь в имяреке

Слезу из леденящих глаз?

На что угрохал муж державный
Полжизни, истерзав перо?

Чтоб процветал ничтожный, жабный,

Мирок по имени Нерон,

Где он (мудрец!) фитюлькой славной?

А рядом, в близкую годину, –

В пустыне, чуждый мнимых благ,

Отшельник, избранный Единым,

По меркам мира нищ и наг,

Собратьев кликал к покаянью,

Торя пред Господом пути,

Внушая ясное сознанье,

Что ход вещей необратим...

Скажи, премудрый человече,

Кто верно час употребил,

Сенека или же Предтеча?

Минута чья пред Богом весче?
Кто больше Истину любил?

Не умаляя величины,

Не возвышая до горы

Песчинки, вдумавшись в причины,

Во славу Божию дары

Употребляя – чин по чину!

Скажу, как на духу: крадут!
И будут красть, плодя обманы,

Твои минуты клептоманы

И хронофаги... Время смут.

И в этом времени новейшем

Ты пожиратель наизлейший.

Ответь, мой друг, ведь ты не циник,

Послушал Луция Луцилий?

"Я утомил вас, господа..."

Я утомил вас, господа,

Вниманием не к вашим лицам,

А к облакам в реке и птицам,

В которых талая вода

Поет о том, что вам не снится.

О том, что есть круговорот

Не только мрачных дум во фраке,

В круговращении невзгод,

Но и рефрены вещих вод,

Преображенных в полумраке

Рассветных долов над Днепром,

Где радуги, вернувшись в лоно

Руси единой, бьют поклоны,

И салютует мирный гром,

Не нанося полям урона.

Где озимь жита, жажду жить

Являя широко, ликует, –

Так человечность торжествует,

Сатрапов лютых пережив...

И на току мечты токуют.

Из книги "Когда говорят камни"

1.
Снег эпохи суровой сечет по глазам

И сквозь зябкое сердце проходит...

Мысль далекая образа: будет гроза!

Время – душу облечь по погоде.

А душа – нараспашку. Душа в облаках, –
Где и должно душе находиться:

Меж землею и небом, купаясь в снегах,

Делать вид будто нежится в Ницце,

Отдавая юродству законную дань...

Коли есть голова – быть секире;

В поле (двое наследников) – будет межа,

И отыщется враг, если в тире

Из дня в день, не смолкая, пристрелка идет,

Снег свинцовый сечет силуэты,

И скрипит по-особому раненый лед,

И не ёжатся люди при этом.

2.
"Мир – театр" – говоришь, и отводишь себе
Роль особую – не роковую,
А другим, кто безвольно плывет по судьбе,
Участь рабскую, то бишь пустую.

Но в "театре" давно не на шутку борьба.
"Быть – не быть?" – говорят, озираясь,
Если зритель бежит за гурьбою гурьба,
На хлопки за спиной откликаясь...

И не клюквенный сок, не картонный палаш,
Не подмостки с искусственным снегом,
А донецкая степь (ни мираж, ни коллаж),
Покоренная Вещим Олегом.

Ни кола, ни двора у хозяев земли.
Им своё бы... Чужого – не надо!
Обернуть невозможно в комедию мир,
Почивая в землянке под "Градом".

3.
"Наш ты или не наш!" – землю роет комбат...
А у парня-наводчика драма, –
Что сейчас ни скажи он, – ответ невпопад:
Кто вражина – отец или мама?

Ведь не в тире... И не по мишеням стрельба,
Да и линия фронта ни где-то,
А по сердцу прошла... Кто-то скажет: "Судьба" –
На курок надавив пистолета.

И комбат, как портянку, рвет рыком гортань.
А наводчик, по сути, салага!..
Пуще смерти боится шагнуть через грань,
Где потом, ни сомнений ни страха.

Говорит: "Не могу! Тут – жена, а там – мать!
Здесь и там всюду наши, батяня!"
А комбат... Что, убитому трижды, сказать?..
Если душу оставил в Афгане?

* * *
Переложив свою вину на прочих,
Политики в сомнениях не вязнут, –
Распутицу вселенскую пророча,
Пугают долы гусеничным лязгом.

Мне плюнуть бы на них с горы высокой –
На плясунов с огнем на бочке драной,
Но от предчувствий в горле пересохлом –
От пороха першит, и ноют раны.

Зажёван болью, как штанина цепью.
Дурную весть нести в народ, не смея,
Кручу педали памяти бесцельно,
От ужасов грядущих цепенея.

С чужих речей ни лоскутка надежды,
Не выкроив на жизнь себе ни разу,
Шью чаянья на вырост, как одежды,
Что должен победить в итоге разум.

«Кто виноват?» – вопрос меня не мучит, –
Ответ над каждым все равно прольется:
В конце тоннеля сполох неминучий
Карающим ответом разорвется.

Марику от Юрика

Учитель

Нес жене вначале орхидею,
Дабы ахинею не нести.
А потом, – искусным прохиндеем,
Каялся: "Любимая, прости!"

Врал тотально – пошло и ничтожно,
Врал давно – сыздетсва, без конца!
И судьба в лице жены "безбожно",
Так считал он, бросила лжеца.

Врал отцу и матери, и Богу!
И себе, и другу... Без причин.
Говорят, был в школе педагогом...
Как быть честным многих научил.

Ха-хамам Пруси

В.Н. и В.Е. и иже...

Хе-хек проплыл надменный надо мной
Известного – того еще Ха-хама!
Проглоченного той ещё Тщетой –
Его близняшкой без стыда и срама.

Достойные друг друга, обрели
Забвение заслуженное в Лете...
Хи-химия в той речке на мели
Такая, что велит за все ответить.

А в глубине... Пророчить не берусь!
На хи-хуньков сих не держу обиды...
Пережила их стольких наша Прусь,
Как окиян, тьму косяков ставриды.

Марику от Юрика

Уморил Марк (Марик) – Юрика
Со смеху... Вне смысла здравого.
Юрик спрашивает дурика:
Что шукаешь, лжец, у правого?
Марик, яро гомобствуя,
Катит бочку лжи на Юрика,
Слово "правый" не способствует
Пониманью... Дальше – лирика!
– Ой, за что мне сиротинушке! –
Марик косит под Есенина,
А потом под Маяковского,
Вычистив себя под Ленина...
Опосля (держись, Америка!)
Под Колумба – и не менее!
Тут намек прямой на мерина –
Попастись на славе гениев...
А вглядишься! А вчитаешься! –
Марка в опусы пузатые,
И поймешь вдруг, что скитаешься
В бреднях психа полосатого.
Вечно всеми недовольного,
Ус на камень намотавшего,
Как в пращу, себя юдольного
В "не прощу вовек!" поклавшего.
Охамел морилка-Марик сей,
То ли сдуру, то ли сослепу...
Сам себе и Бог, и Моисей...
Волю дай... Сживет всех со свету!

Не умеющим летать

М.Ш.

У многих несчастных огромные крылья,
На лбу – дарованья печать,
И планов-надежд громадье-изобилье,
Но не умеют летать!

В желанье помочь им – душа потянулась,
Но образумила мысль:
Тем, кому счастье не улыбнулось,
Не покорится и высь.

Крылья большие, да мало в них проку!
И у павлина, свой мир...
У индюка, стань хоть в позу пророка,
Вместо пророчества – "фыррр"...

Вот и летай в своих розовых высях,
Бренного мира далек,
В грозное время не в сумрачных мыслях,
Облюбовав уголок!

Чувствуй себя на безоблачной тверди,
Как в чисто-поле журавль!
...Но – верю, верю! – за все ты в ответе!
Всех обескрыленных жаль!

ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ

Барсику

Знать, покусился Барсик на чужое?
В дурное дело вляпаться горазд!
Сидел бы там, где время роковое
Вовек не съест! и друг твой не предаст!

И вот ошпарен кипятком с балкона,
И ошарашен бешеной клюкой...
Уж таковы суровые законы
Тех, кто изранен долею лихой!

Поэтому им все родное чуждо,
Как всякий потревоживший покой,
Который им не снился... Это нужно
Понять, чтоб выжить... Ведомо – на кой!

Терпи, терпи, пока хребет твой мажу!
Многострадальный друг, ты не в плену!..
А опосля у телика приляжем
И дружно поболеем за страну!

Не ведая позора...

КАМЕНЬ

Вновь камень промолчал... Из тех камней,
Которые могли б сказать о многом...
Причин – не счесть: распутье, крест, дорога,
Высокая гора... А он – на ней,

Ровесник Солнца. Сам "Земля еси..."
И вдруг ушел от суеты и шума...
А ведь когда-то говорил, что думал!
И о собратьях долго голосил,

Упавших в бездну с высоты небес...
Молчит суровым витязем, взирая
На суету, как страж пред входом Рая...
А возле входа – скрежет, вой и треск...

На валуне орел степной, в лучах
Рассветного светила, чистит перья...
И сыплются былины и поверья
На твердь, которой есть о чем молчать.

И камень, аки Бог, как вещь в себе,
Таит, что должно, от зевак докучных...
И проплывают розовые тучи,
И каменеют люди в полумгле...

НЕ ВЕДАЯ ПОЗОРА...

"Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи..."
А. Ахматова

Растут стихи, не ведая позора,
На пепелищах золотых надежд,
Как сироты, без отчего призора,
Мелькая в мониторах у невеж.

Родителей особо не волнует,
Сном богатырским спящих, где они...
Растут стихи, бог весть, о чем, ревнуя,
К несчастью или к счастью, не одни.

Здесь и мои – пострелы! басурманы!
Не байстрюки – плоды большой любви;
Их муза – не потерянная мама,
В заботах от зари и до зари...

Покликаю в морозное оконце,
С холодных возвращая пустырей,
Потрепанных в сражениях пижонцев:
А, ну-ка, кто проворней и быстрей!

Пошлепаю, подштопаю, приглажу...
Стричь, если стану, оголю под ноль! –
Как батя строгий, знающий что важно,
Пропущенный, как рекрут, через строй.

"Мы не знаем себя, потому и не любим!"

Мы не знаем себя, потому и не любим!
Потому и – не жизнь – называем судьбой...
Нам не надо врагов – мы и веру погубим,
Вырубая под корень суть жизни самой!

Но от корня живого, нет-нет, да пробьется,
Словно ветка сквозь тлен, на шесток для сверчка,
Как помин о душе, не нашедшей под солнцем,
Ни клочка в отчем крае земли, ни клочка!

Место только на Небе!.. Не зная, скучаем,
Находясь где угодно – не здесь! не сейчас!
Мы не любим себя – потому и серчаем
На того, кто отчаянно мучает нас.

А потом их люби! – бессердечных и лживых,
Этих ближних, забывших о людях простых, –
О живых и о мертвых, – в порыве наживы,
Утонувших в надеждах своих золотых?

Возлюбить, как себя... Но себя мы – не знаем!
И по этой причине – от злости кипим,
Превращая жизнь – в ад, в жутких муках стенаем...
Кабы знать: за кого? по причинам каким?

А в конце... От дубравы надежд – ни пенёчка!
На кострище, где выжжена доля дотла...
Ветер тлен ворошит... Тут поставить бы точку!...
Но вопрос окаянный: "А жизнь-то – была?"

А ведь это все – я:
Речка, дождик вчерашний,
Зерна бликов на пашне, –
Нива жизни сия, –

Небеса и земля,
Звездный прах и туманы,
Где молитвами мамы,
Мир любви воссиял,

Утверждая, что нет
Оснований для горя,
В мире дольнем и горнем,
Где бессмертия след

Оставляя, цветут
Упованья над бездной,
Помогая воскреснуть
Всем, кто сбит налету.

Объясняя – кто я,
Указав на соседа;
Вечно ропщет и сетует:
«Сущий ад!» – говоря.

Боже!.. Это все – я? –
Суета роковая…
Век спустя понимаю –
От кого жуть сея.

И мгновенье спустя,
Над свечей день пророчу…
А окрест люди-ночи
С грозным ветром в горстях!

Обретение непреходящего

В сердце живущему непреходящему,
Трудно живется... Беда!
Что ни скажи, беспрерывно брюзжащему,
Глохнет в пути без следа.

Вот и безмолвствует вечность сердечная,
Вяжет судьбы узелки;
Прячется в клетке грудной человечное,
Воет ночами с тоски.

Что же, печаль ты моя полуночная,
Мучаешь, спать не даешь!
Словно оружие кибер-сверхточное,
В самое яблочко бьешь!

Я ведь и так, как мишень, изрешеченный
Бедами, весь на виду!
Как Дон Кихот, ветряком изувеченный,
"Славься" пою во бреду!

Не утешай меня тем, что когда-нибудь
Мой глуповатый удел
Преобразится... И "Ангелом по небу, –
Скажут, – красиво летел!"

Противоречить не стану согражданам! –
Пью предрассветный крюшон.
Сплю, нагулявшись с любимой по радугам,
В звездных соцветьях... Смешон?

Смейтесь, сердешные! Смейтесь, болезные,
Плача ночами тайком,
Пряча надежды свои бесполезные
В нише за камельком!

В час, когда спит мое грустное золото,
Мной незаслуженный клад!
Все сберегла, что беречь надо смолоду...
Как же я этому рад!

С первым подснежником блика рассветного
В горницу к милой войду.
Непреходящее, чистое, светлое,
Обожествив, обрету.

Печальная тема с тремя примечаниями...

Настоящего, доброго, вечного, –
Раз, два, три... И обчелся, поди!
Доверяться нельзя опрометчиво
Никому – даже другу в пути.

Кто единственен – делает должное,
Не кичится, мол, это все я!..
Сколько мерзостного и безбожного,
Натворили такие "друзья"!

Посекли лес былинный на колышки, –
В том причастен всяк сущий язык,
Тех, кто ползал пред властью навколюшках,
И плевал в окровавленный Лик.

И опять: раз, два, три... Боже, Праведный!
Как на срезе кедровом круги...
Разлилась кровь рекою по правилам
Тех, кто знает – кто нынче враги!

* Прим.

1.
Друг - Иуда... Оставьте болезного!
Что замыслил тайком – сотворит! –
С чувством делания полезного:
И предаст, и себя уморит!..

2
На дворе время лютых оценщиков...
Всем покажут – как надо любить!
На Гаввафе распятья застрельщики
Точно знали Кого погубить!

3.
Полегчало, ли вам, сиротинушки,
Распинавшие Русь, не щадя?..
Согревает ли щепка-судьбинушка
Вас, на косточках наших чадя?

Просто повезло, что лгать не надо!

Год на дворе – невисокосный.
Люд лют на то, что деет власть,
Хотя и сам от века косный,
Умеющий лишь лгать и красть.

Итог предугадать несложно
И напророчить всем беду,
Уже случавшуюся в прошлом,
Как следствие бредовых дум.

Но есть надежда на немногих,
Гонимых, проклятых везде,
Пророков сирых и убогих,
Которым место на кресте.

И занимают свято место,
И светят в сумеречный час
Не льстивой чистотой Небесной,
Очеловечивая нас, –

Распявших их в безумном раже
Во имя ценностей пустых, –
Чтоб солнечных идей на страже,
Не жгли, а строили мосты.

Просто повезло, что лгать не надо!
Всё, что любо мне – навек моё!..
Чудом, не являясь клептократом,

Я имею всё, чем упоён!

И не фигурально – без гипербол,

Прописную истину пою:
Что в любви быть можно только первым!
Я единствен в том, чего люблю!

Я люблю – лишь это вдохновляет!
Я люблю – и это дарит жизнь!
Я люблю – любовь приумножает,

А в беде внушает: брат, держись!

Я люблю!.. И все, что сердцу любо,

Согревает душу в смутный час...
Я люблю – повечностно! сугубо!

Каждого, не лгущего, из вас!

В душе пустынно, как в сусеках

В душе пустынно, как в сусеках,
Хоть покати шаром – так пусто!..
Как будто побывал в генсеках
Иль на приеме у Прокруста.

А было, было ведь немало!
Как в закромах страны Советов,
Где в меньшем большее пропало,
Чем в большем, ставшее поэтом.

Где кровь, на ощупь, липкой массой
Текла и отбивались почки
У тех, кто в сумерках намацал –
Суть не под фиговым листочком...

И удивлен неимоверно:
Утраты жизни – не фатальны!...
Все, что однажды стало первым,
Тем и осталось – уникальным!

Прошло, казалось, безвозвратно!–
Отвергнуто неосторожно...
Но отозвалось многократно
В душе пустынной и безбожной.

И тайная открылась дверца,
И хлынул свет, питая очи,
Тем, без чего нельзя согреться!
Счастливых дней не напророчить!

Понедельная песня обезумевшего эха.

Глухая ночь. И в сердце глухо.
Суть жизни загнана врагами.
"А мы?".. Что вы?.. Пигмеи духа,
Себя считавшие богами!

А на поверку – мракобесы!
Хотите мягче?.. Маловеры!
Желудку служащие мессы,
Не зная ни стыда, ни меры!

Угомонитесь!.. Я такой же!
И, может быть, намного хуже!..
Намедни день свой подытожил,
Съев поедом себя на ужин.

И памятным обратным счетом,

Перепроверил годы жизни:
Нет оснований для полета
Высокой лебединой мысли!

И рад бы спеть, да не поется!
На оба уха даль оглохла...
И, как в загаженном колодце,

В стране надежда пересохла.

Окрест кресты... А над крестами,
Как под крестами, все спокойно...
Война и мор... "Да то ж – местами!
А, если в целом, жизнь пристойна!" –

Воскресная ликует пресса.
И эхо в понедельник вторит:
"Купите, братья, песню-мессу,
Чтоб было что пожрать во вторник!"

"За спинами чужими – все герои!"

1.
За спинами чужими – все герои!
А на поверку боем в лютой стыни:
Чего на самом деле в жизни стоим? –
Ответы бьют под дых не холостыми.

Вот почему от пустоты кичливой,
Никчемности крикливой и проворной,
Я ухожу послушать шепот ивы,
Над озером в лесу – красы бесспорной.

Восход. Закат. Приливы и отливы.
Когда нет лжи – все просто и прекрасно!
Пришла пора цветенья чернослива,
А, стало быть, трудились не напрасно

Ветра и люди, солнце... Вся природа!
А покривишь душою – все печально...
И нет надежд для целого народа,
Который лжет из века в век фатально.

2.
Одни молились... А другие...
Как бы по-мягче! – было так:
Чесали языки лихие
Армейским барабанам в такт.

Тысячеватные колонки
Гудели на пределе сил.
И рык брехливой сиплой глотки
Над "Десятинною" басил.

Крупнокалиберные бредни
И разрывная клевета
Прицельно били в час обедни
По не редеющим рядам

Молящихся за мир в Отчизне,
Заботящихся о судьбе
Всех, кто в раскол ушел от жизни,
Не дав ни людям, ни себе,

Надежд насущных ни краюхи,
Старушек сирых оболгал,
Запеленал детишек в слухи,
По сути, свет у них украл.

... А близ часовенки каноны
Читались плотной чередой,
Став мракобесию заслоном,
Не пошатнувшейся стеной.

Сгущались тучи над обрывом,
Где камень с надписью лежит:
"Отсюда Русь пошла", не лжива,
Туда, где быть ей надлежит.

"Непобедимая Победа"
Звучало, чтобы знали впредь,
Что никаким врагам и бедам
Святую Русь не одолеть!

4.02.2018

Мелочи жизни

Вехи, зарубки эпохи,
Памятные узелки,
Строчками ставшие слоги, –
Самозабвенные крохи, –
Броды и островки;

Мелочи жизни, – мгновенья,
Сполохи чуткой свечи,
Ветер, нашедший в поленьях
Искру, в ответ на моленье
Путника в стылой ночи...

Что без вас жизнь пребольшая,
Песни, картины, стихи,
Мамины шляпки и шали?..
Мы бы без вас обветшали,
В датах иссохнув сухих.

Зерно

Только в пашне зерно понимает:

Зачем на Земле?

Только в пашне зерну

Открывается сущность дороги…

В ниве мира и мы, изнывая,

Находим в себе,

И надежду, и веру, и мысли

О любящем Боге.

Нам отпустится всё,

Кроме лени – искать Небеса,

Кроме страха пути

И хулы на источник смиренья…

В окаянной душе

Покаянная зреет слеза,

Обретеньем надежды

На вечную жизнь и спасенье.

Отворяя розовые дали

1.
Люблю небес загадочную высь,

Встревоженную взмахом журавлиным,
Не потому ль легко по-птичьи мысль

Вспорхнет порой в тоске к местам родимым?

Люблю полей цветное полотно,

В нем неподдельна спелости отрада,
Не потому ль мне чудится давно

Среди машин разбредшееся стадо?

От памятных картин в душе тепло,

Слезами умиленья орошенных...

Люблю зари в пурпурное стекло

Смотреть на мир, надежды не лишенный,

Не обделенный мудростью любви, –

Питающей сердца нетленной жизнью,

Особой силы веры одарив,

И крыльями поющими, и высью.

А дома нет ни мамы ни отца.
В строю любимых лиц – сплошные бреши.
Невыносимым эхом без конца:
«Земля еси и в землю отыдеши».

И Родина давным-давно не та,
И люди в ней – как в половодье льдины,
И правит ими мутная вода…
Чего ж так тянет к берегам родимым?

О, эти птицы! – курсом на закат…
О, это небо! – мамина обитель…
Казалось бы, никто не виноват,
Но больно так, как будто кто обидел.

3.

Ключ журавлиный вклинился в зарю

И отворил заветные пределы...
И приоткрылось все, что я люблю,

Что сделать мог, но в суете не сделал.

Еще не Суд, но суть вещей видна.

И Воля есть понять – что должно людям:

Твердя: "На то и жизнь, чтоб уповать,

И верить в обратимые утраты!"

И журавли курлычут за чертой

О том, что живы умершие звезды, –

В годины тьмы укажут путь домой,

О вечной жизни намекнув серьезно.

"Без объявы вырубили свет".

Без объявы вырубили свет.
За окном тревожная картина.
Город замер – признак смутных лет:
"Включат или нет?" – чредою длинной

Мрачные вопросы поползли
Меж сугробов – зябкою поземкой,
Средь беззвездных лиц, к несчастью, злых,
Обездоленных судьбиной горькой.

В двадцать первом веке царство тьмы?!.
На краю надежд, на хрупкой грани…
И в зловещей прорве мира мы,
Дикобразами друг друга раним,

Ежась, и, сжимаясь на краю,
Не найдя в себе краюхи солнца,
Чтобы преломить… Один горю
Светочем непризнанным в оконце…

Но догадка: что-то здесь не так!
Ведь окрест кишат исчадья ада!..
А средь них – не ты ли, гордый мрак,
Потакающий двуногим гадам?

Разве ты не знал, что льстить нельзя,
Ни себе – тщеславному засранцу,
Ни другим, назвав "стезёй", юля,
Поприще державного мерзавца.

…За окном свидетельства тщеты:
Колуном тупым народ расколот;
На щите кривой щепою ты –
Прячешь очи за высокий ворот.

Город замер… Некому сказать:
"Будет свет! Печалиться не надо!
Время – провода соединять!
Не идти с секирою на брата! –

Лишь за то, что в доме у него
Слово "свет" имеет смысл особый:
Все что есть – ему подчинено,
Как живой, не умершей, особе, –

Не утробе время посвящать,
А Тому, Что чтиться как Святое;
"Свете Тихий" – время напевать;
Время жить, не зарясь на чужое!"

"Ну, что такое "я" в эпоху тьмы?"

* * *
Ну, что такое "я" в эпоху тьмы?
И что такое "ты" в эпоху ночи?
Но, если двое слиты в слово "мы",
Нас победить нельзя, я знаю точно!

Поэт не прав, что единица — ноль,
И, даже если "мы" не состоялось,
Не просто буква — "я", понять изволь,
И в этом смысле "я", нет-нет, не малость!

Я знаю цену маленькой свечи,
О деловой тут стороне ни слова!
Хотя, в эпоху ночи... Помолчи!
Ни то что рубль, все на алтарь готова,

Не думая о собственной душе,
Не рассуждая: "Быть-не быть?" — старушка,
Молясь за сына... Не вернуть уже,
Казалось бы... Но делает что нужно!

Так воин, защищая свой мирок,
Вселенную спасает — это ясно! —
Когда сбежали все... Не одинок!
Он знает это, как никто, прекрасно!

* * *
идут стихи сегодня стаями...
ловлю мгновения, шутя!
надежды счастья не оставили
и грезы душу бередят.

а это, значит, не потеряны
слова, связующие нас
всех, кто в прекрасное поверили,
в мир приходившее не раз.

они стучатся в дверь настойчиво...
я знаю — это счастья весть!
а что еще? не жду я прочего!
не верю, если скажут, есть!

* * *
Назвавшись невещественным началом,
Душа живет Причиною вещей,
И, неуничтожимая — ей-ей! —
Довольствуется в бренном мире малым.

...Душа моя, твоя душа чиста!
Душа моя твоей души не стоит!
Но вместе быть попробовать нам стоит,
Начав жить разом с чистого листа!

И как не быть?! как не лететь туда,
Где фитилек молитвенный не гаснет?!
И та, над кем не властвуют года,
Душе твоей устраивает праздник?!

"Лёд помазан хреном — лёд хреновый!"

Лёд помазан хреном — лёд хреновый!

Но иду. Написано: "Ищи!"
Я — рыбак, скажу как есть, не новый.
Лёд не первой свежести трещит.

Занят ловлей рыб неуловимых —

Те, что ловят все, мне не к чему!..

Рыбаки, не мнимые, все мимы,

Особливо дома ввечеру.

Что-то там показывают всуе, —

Бьют ребром ладони по локтю, —

Мол, такую взял!.. И вот — такую!

А жена — ответ с вопросом: тю?!

У меня ведь жерлицы с секретом
И нерукотворные весы;

Рыба у меня зимой и летом

Редкой невещественной красы.

Вдруг скажет человек – что мир спасет...

А мир, в тартарары летящий, – в рожу!

Лица не видя, помня обо всем,

Что не было, но надо уничтожить.

А не было – почти что ничего!

А было – только то, что недожизнью

Назвать и плакать, и чесать чело,

Тифозные вычесывая мысли

О человеке, заявившем – как,

И чем спасать, мир мрачный и болезный;
О том, что знает первая щека,

Сказавшая второй в сердцах над бездной.

... Отшелушив себя от не себя,

Всмотреться вдаль и со спины увидеть

Расправленные крылья, и, любя,

Парить над миром, где легко обидеть.

Фитилем лампадным догорает...

Фитилем лампадным догорает
Розовый Рождественский рассвет.
В церковку стекается с окраин
Стар и млад, ища того, что нет.

Ибо то, что есть, давно не греет!..
Но в сердечном дальнем закутке
В Рождество под ложечкой теплеет,
И спина в приятном холодке.

И текут, текут по стежкам узким,
Меж сугробов проторив пути,
В сумраке событий крайне грустных,
Те, кто к Свету очи обратил.

Угрохать жизнь на то, чтоб стать вождем?!.

Угрохать жизнь на то, чтоб стать вождем
Ослепшего от вечной лжи народа?!.

В котором не отыщешь днем с огнем
Хотя бы одного, кто не в угоду,

Являя человечность, говорит

Что должно человеку по природе:

О чем поет душа или болит,

В тот миг, когда все дружно чушь городят.

Уж лучше на пенёчке у пруда

Лягушек слушать – небесам хвалебны,

Расспрашивать кукушек о годах,

И карася ловить на мякиш хлебный,

Иль на червя – линя... Ядреный червь!..

И наплевать – что ест и с кем властитель!

Пусть в рот царю заглядывает чернь,
А не бежавший трона небожитель!

... Ба, это ж он!.. Влачит домой линей, –
Десятка два трепещут на кукане, –
Они (пожарит жёнка) повкусней

Форели царской... Караси – в сметане!

И рыжики – с картохой молодой!..

За них ни то что царством – головой

Пожертвует... И очага на страже,

С котом в обнимку, зная, кто их враг,
В пол ока будут спать, не зная даже,

Умен ли царь иль записной дурак.

Во гневе праведном (проверил пес) кот страшен,

И рыбака напрасно не буди!

Заживших ратных ран не береди!

И посидишь денек-другой на троне,

Дум не властитель! Не даритель благ!
Король, который от рожденья наг,

И обличен, но в чем – поднесь не понял!

"И это вы ближним зовёте?..."

И это вы ближним зовёте –
Смотрящее нечто сквозь вас?
Жуёте вы или умрёте –
Одно выражение глаз.

Надменные эти зеницы,
Брезгливые эти уста…
Пройдёт эта важная птица
По трупам – задача проста! –

На лучшее место под солнцем,
Не к общей свече – к пирогу!..
И будет за кресло бороться,
Как в рупор крича: «Помогу!»…

И ткнёт на поминках прескудных
Пятак безутешной вдове,
Сказав: «На Руси нынче трудно».
Подумав: «Особенно мне!»

И слёзку при этом уронит
На гробик с дырявой доской…
Он так же и Русь похоронит,
Нездешней проникшись тоской

Чайка на буйке...

"...И опять чайка в бухте сидит на буйке..."
В. Егиазаров

Мы вернулись в Россию отчаянной чайкой на буй,

Словно не было нас, а теперь, хоть кукушкой кукуй;

Заливайся соловушкой льстивым, властям угодив,

Или волком завой, ход суровых годин упредив.

Чуя носом, держа на державных ветрах его так,

Чтоб вернуться, как чайка на буй, всякий раз не впросак,
Как давно все заметили тут: я вам здесь неспроста! -
Хвост держу пистолетом, как первый хвастун, не с хвоста.

Во имя любви

И.К

В молитвах о тебе и эта ночь,
Как черный лед, растаяла... Светает.
Лучится мысль: быть вместе суждено, –
Любви ведь несчастливой не бывает.

Рождается единожды – не вдруг.
Как существо божественное, вечна.
С кем быть и где – решает без потуг.
И пребывает в мире бесконечно.

Любовь всегда взаимна – это факт!
Но это понимается не сразу.
Дается не за что-то – просто так!
Не изменяя никому – ни разу!

Любовь окрест – в лесах и небесах,
В лебяжьей песне розовых излучин.
Внимая ей, расплакалась гроза,
В момент скрипичной партии уключин.

Речная, закипающаю гладь,
И кипень веток, бьющихся об лодку,
Не от грозы плывущей... Если б знать
Судьбы стихию, как метеосводку!

А знаем ведь!.. Нам очень повезло! –
Жизнь целую прожить за день – не мнимо:
Нас просто по теченью понесло –
Не вопреки, а ради и во имя!..

31.12.2017 – 01.01.2018

В Новом году будет много хороших стихов

В Новом году будет много хороших стихов –

Благодатное время для снов золотых созревания:

Бесконечная смута и бедность на стыке веков,

Потерявших свои оправдания.

Громким клятвам – табу! – после них на душе пустота.

Лишь в молчания золоте, словно волнушки на зорьке,

В палых листьях, являя надежду, взойдет Красота,

Чтоб кричали все: «Горько!»,

«Мир, совет, да любовь!" – супротив суеты роковой;

Лёт мгновений прекрасных, и в каждом – наитием: «Боже!

До чего удивителен Твой бесконечный покой!..

Вечный бой невозможен!»

В этом Новом году – наконец! – все и сразу поймут,

Что Земля уникальна! Единственна! Неповторима!

Все проблемы решаются, даже Вселенские, тут, –

Без пролития крови, вестимо!

Андромеды Туманность и Млечный, дымящийся, Путь

Намекать перестанут на вечные скорбные вехи,

Зная, в каждом сердечном пульсаре спасения суть,

Ибо Бог – в человеке.

Прекрасная неизбежность

Пожалуй, и эта зима
Закончится временем парким,
Большим половодьем зевак
Нахлынувших в скверы и парки.

Спадёт с утомлённых зениц
Тщеты пелена роковая,
Откликнется гомону птиц,
Оттаяв, душа непустая.

И сбудется то, что нельзя,
Назвав, не спугнуть ненароком,
Что в сердце стучится не зря,
И входит не фронтом широким.

Когда бы ни тайна сия,
И этой зимы бесконечность
На ноль упований деля,
Я мыкал бы хмурую вечность.

Верю в тебя, моя радость великая!

Анне

День рождения дочери — дата не круглая.
Чем поддержать тебя, взрослая девочка?
Трудное дело на древе обугленном
Вечно цвести беззаветною веточкой.

Верю в тебя, моя радость великая, —
Сбудутся все твои грезы лазурные!
Как ни свирепствует эра безликая,
Ты умудряешься сеять разумное,

Доброе, чистое, непреходящее!..
Знаешь, утешить чем маму, став матерью,
Все времена увязав с настоящим,
Как кружевные узоры на скатерти.

Что пожелать тебе, солнышко сонное,
Многим надеждам причиною ставшая?
Силы дарить в наши дни невеселые
Веру в грядущее!.. Радость уставшая!

Хочешь спою тебе песню старинную?
Что напевала тебе твоя бабушка
Над колыбелью?.. Красивую! Длинную!
Ну, улыбнись, улыбнись, моя лапушка!

24. 12. 2017

"У ворот зарделось деревце"

Т.Арсеньевой

Разговелись тучи хмурые –
Сыплют серебро на паперти.
Не споткнись, моя каурая! –
Путь-дорожка белой скатертью.

У ворот зарделось деревце –
Снегири под шалью инея;
Лишь тому в свой час доверится,
Кто поклялся Солнца именем.

А навстречу с колокольцами
Вихри – юные колядники.
Хлебосольная околица,
Не в вине ль мочила пряники?

Чудо-звонницы небесные
Душу греют перезвонами
И мотивами воскресными
Над заснеженными кронами.

"Трудно поверить в реальность вещей электронного века"

Трудно поверить в реальность вещей электронного века,

Особенно тем, кто лучину и песню о ней помнит поныне;

Тем, кто в реку одну не единожды в день окунаясь,

Родниковые мысли глотал, не страшась отравиться.

В них предчувствие музыки ливня в туманном распадке,

Откровениям сердца, любовью живущим, созвучно, -

Над излучиной на косогоре в березовой роще, -

Где начало свое обретает сознание счастья.

Там молитвенный шепот сродни песнопению ветра,

Утомленного грозными буднями, ищет покоя

И находит под куполом радужным узкую стежку,

Чтоб, в кругу непорочном вращаясь, к истокам вернуться.

Где с мелодикой клена не вяжется ярость прокленов,
А в молчании камня читается: "краеугольный".

Там не может на зов не откликнуться чуткое эхо,

Беззаветной любовью разбуженное на рассвете.

"Снились стихи гениальные…"

Снились стихи гениальные…

Но невезенье фатальное! –

Канул в забвение стих!

Чувство осталось хорошее.

Выдалось утро погожее.

Чудный замешкался миг

В бликах малиновых в рощице,

Близ озерца, где полощется

В дымке рассветной заря.

Преображенное прошлое

Молит мгновение: «Можно ли

Бросить свои якоря,
Не утесняя грядущего?»
Миг, с позволения Сущего,

Прошлому вечность сулит.

И, словно пальцами щелкая,

Вневременными защелками,

Дверь, отворяя, шумит.

В мир, – что, приснился единожды,

До бесконечности вынужден

Сниться, чтоб сбыться, – зовет.

И ближней памятью бодрствуя,

Я ожидаю, немотствуя,
Рифм легкокрылых полет.

Лжецам

Сознательно лгущие,

Суть жизни предавшие,

Лжевсемогущие,

Псевдобесстрашные,

"Живёте" со словом "жуёте"

Путающие,

Врете! –

Не за вами будущее!

Соль Земли

Мы издревле приходим сюда

Непустыми, не с властью бороться,

А с пустынями, чтобы под солнцем,

Расцвели на песке города.

Не колоться приходим в сей мир,

Рыть не ямы окрест, а колодцы:

День и ночь – от семи до семи,

И с семи до семи, коль придется.

Цель у Соли Земли – насаждать,

Досаждать – не ее назначение;

Сверх задача её – умножать

Только то, что не ведает тления.

Насолить – цель не Соли Земли,

Но молить, умаляя премногое

В тех, кто жить по любви не могли,

Омрачая доверье высокое.

Мне никто не расскажет уже

Мне никто не расскажет уже,
Кроме Бога, каким был ребенком.
Память детства скомкалась пеленкой,
Словно ветошь в чужом гараже,

Где слепые надежды живут,
Сны чужие на ус намотавшие.
От которых сбежал "Ундервуд",
Алфавит в суете потерявший.

В трех сосёнках познания ум,
Путеводной опутанный лентой:
"Сочинилась судьба наобум
Мной, иль всуе придумана кем-то?" –

В безответных вопросах увяз:
"Было? Не было? Явь или сказка?"...
Кто расскажет, что прячет под маской
Обладатель улыбчивых глаз?

Точно зная, что ждет впереди
Всех, кто жил не своею судьбою,
Молит: "Пусть хоть минутой одною
Поживут, не сбиваясь с пути!"

Под улыбчивой маскою – боль...
На плечах, меж которыми сажень,
Груз грехов и провинностей страшных...
И заждавшаяся любовь

Вдалеке, в дымке тающих лет;
Отчий дом – акварелью размытой,
Где детали душевного быта
Повествуют о тех, кого нет.

Кружевная скатерка в лучах
Не закатного летнего солнца;
Занавески в печальных оконцах,
Кто проплакал близ них, не молчат.

Вещие сны

Николаю Самофалову

Идем на рыбалку с ночёвкой, – давно решено, –

Ловить сазана на излучине с другом и братом.

Погода заказана... Звездное зреет пшено –

Прикормкой отменною сыплется за перекатом.

Мой друг закадычный, художник, – рыбак не ахти!

Но алого окуня око его подсекает

В закатной дали... Над отменным уловом пыхтит.

Что делать с добычей, видать по всему, уже знает.

В такие минуты душа рыбака в небесах,

Где, что ни мгновение – чудо, а, стало быть, праздник!

И чувство такое, что Бог тут присутствует Сам,

Его как Судьбу, принимая достойно, не дразним.

Брат вводит художника в смыслы – чужие ему,

И все же не чуждые, как оказалось позднее,

Знать, в чуткой душе откровения предков живут, –

Что брат ни скажи, друг наитием зная, умеет.

И туча – налим сине-черный – плывет в натюрморт,

И сом, накуканенный ловко, – луна в три аршина...

И ливень слепой, постучав в котелок, намекнет,

Что жизнь не напрасна, когда отношенья не лживы.

Костер, не в обрядовом смысле, огонь и вода,

А, стало быть, Богу живому поклон тут естествен.

О Троице мысль, посетив, не уйдет никуда,

Где духом общения миг освященный божествен.

"А жизнь... Что - жизнь?.. Полоска заревая!"

А жизнь... Что – жизнь?.. Полоска заревая!
Восторженная капля дождевая,
Упавшая в раскрывшийся бутон!
Звезда с небес! Лазоревая греза!
Слеза ребенка, раненного розой!
Явь сказочная! И тревожный сон!

А что еще?.. По самой сути вещей,
Сказавшей тихо: "Торопиться не с чем,
Тем более не надо торопить,
Растущее на ниве Божьей время;
Что ни минута, то живое семя, –
Из прошлого в грядущее ростки...

Летят, не пропадая, лепестки,

Являя чудо дивной красоты"...

Любимая, загадочная, ты
Хранительница их... Еще не вечер!
Жизнь, не кончаясь, началась...
Отмечен
И этот миг – как чудо из чудес! –
Причиной счастья...
Значит, Счастье – есть!..
Ты!.. Этот вечер!..
Миг отрадный – вечен!

Седьмое небо

Седьмое небо. Высота манит.

И ты летишь – небес персона грата,
Туда, где только сердце говорит,
О вероятной доли не возврата.

Где не абстрактный розовый туман,
Питающий живое созерцание,
Клубится за пределами ума,
Признавшего границы понимания.

Вдыхаешь тьму, а выдыхаешь свет.
И в вечной мерзлоте, рождая пламя,
Всей жизнью утверждаешь: смерти нет! –
Узрев свой свет сквозь крест в оконной раме.

А у окна, как ангелы в раю,
Поют осанну вышним вишни мая;
Кто верил в них, тем крылья раздают,
А кто не ждал, не верил – не летают!

Меж осколков завьюженой боли

1.
В этой страшно бесстрашной толпе

О любимой грущу поневоле.

Одиноко и горестно мне

Средь осколков завьюженой боли.

Для одних – это пастбище мук,

Для других – способ выжать сверхприбыль.

Человек человеку – испуг!

Человек человеку – погибель!

2.
Предложили вопросы — вот:
Человек человеку — брат?
Человек человеку — волк?
Человек человеку — ад?

…Поклониться бы и уйти,
Не сказав: мне сие доколь?
Но набатом весь путь в груди:
Человек человеку — боль!

Априори — и тьма, и свет!
Толк и бестолочь — суета!..
Опыт кружит меж «да» и «нет» —
Знает только послать куда!..

Чтоб в эпоху закрытых тем
(Что не выход — стена, замок),
Уяснив: человек — плетень,
Заявить: «Человек — урок!»

Эскулапу, попав под нож,
В жажде выжить, молясь в бреду:
«Человек человеку — ложь,
Отведи от меня беду!»…

Правду матку, рубя: «Пся крев!» —
Не Эзоп, мол, чтоб между строк…
Чудом выжив, кричать, прозрев:
«Человек человеку — бог!»

2004 г.

Нелюдям. Истории кровавой на краю

Что ни скажи вам, что ни покажи, –

Хоть соловьём залейся, хоть кукушкой;

От ваших мыслей ежатся ежи,

Истории дремучей на опушке.

Не суть вещей интересует вас,

Не знающих ни Пушкина, ни Гёте;

Не достучались Гоголь и Тарас

В надменные дубовые ворота...

Где чернь забронзовевшая жует

("Живет", увы, тут слово неуместно)
Медийный винегрет... Безбожно врет.

Не спрашивай, народ, зачем... Известно! –

Чтоб потреблять в комфорте тот же тлен,

Но в более красивой упаковке,

Чтоб голубела кровь от ницц и вен,

От радости вскипая на парковке

От "Бентли" – не от "Ланоса" отнюдь!
А "Ланос" – в анус тем, кто любит Гёте,

Не путая "гаранта" с "грантом"... Суть

Полжизни переваривая в гетто,

Истории печальной на краю,

Где лють уместней выстраданной сути.

Но в венах, ниц молящихся, поют

Надежды... Потому что они – люди.

Принцу на бобах...

Сквозь рюшечки надуманных надежд,

На бархате удобных представлений,

Побитом пошлым бытом без одежд,

Вы тешите, почесывая темя,

Себя иллюзией: что вы душа без меж,

Рубаха-парень, аки рыба, в теме

Весьма печальной, темной... Только вы,

Как светоч истинный, в любую грязь и темень

Способны люд лечить от суеты

Коврижками стихов из льстивых плевел,

Где спесь со смесью черной белены,

Плюс фарисейский разрыхлител текстов,

Лишенных правды и красивых чувств...

И вдруг замах – превыше Эвереста! –

У человека что донельзя пуст?!

...О Нобеле мысль вспыхнула в снегах?

И, видимо, нажарила у дяди

Субстанцию надменности в мозгах,

Последние извилины изгладив,
Лишив не только слуха невзначай, –

И зрения, и совести... Оставив

Гербарий снов, гераниевый рай,

Осколки эха: рики-тики-тави, –

Вечерней мантрой принца на бобах.

И вдруг – бабах!

Как в чисто поле мины,

Где только боль и смерть бедой не мнимой,

Утратой не надуманной растут –

Зловещими огромными грибами,

Где час назад: "Чирик-чирик, бла-бла" –

Сплошное процветанье недобра

И торжество заразно-праздных разных

Бесчувственно-сочувственных словес,

Сомнений без –

Донельзя безобразных...

Всем, кто поймет, и, возможно, простит...

* * *
Не светочем в тёмном народе
И не с золотого крыльца –
Гнилушкой хотя б на болоте
В туманах родных померцать!

Не певчим дроздом, так зигзицей
Вскричать над зигзагом судьбы
О том, что двуглавые птицы
Хранят, обживая суды.

В промозглую эту годину,
Прозябнув до самых костей,
Плестись распоследней скотиной
С надеждой убогой своей

Туда, где без слов приголубят,
Поймут и, возможно, простят
Емелю – за мели и глуби,
И чаем с медком угостят.

Оттаяв душой в час суровый,
В пылу вдохновенья велик,
Вдруг вспыхнет пророческим словом –
О чём здравый смысл не велит.

Чтоб кто-то, презревший обманы,
Кукушкой ли чибисом – в плач,
Откликнулся эхом в туманах
В плену непосильных задач.

…Что на сердце – то и кукует!
Что в думах – о том и поёт!
Что любит – о том и тоскует
Весь день, и всю жизнь напролёт!

* * *
Две памяти – моя и обо мне:
Вино в сосуде и вино вовне,
Разлитое по тысячам бокалов...
И в каждом – нечто темное на дне.

А ты, моя любовь, наедине,
Какие чувства, мысли, обо мне
Хранишь поныне, расплескав немало
Девичьих грез, в не наилучшем сне?

Всей глубиной надежды в новизне,
В благословенной чуткой тишине,
Роняя: "Боже, как же я устала!" –
Не проронив ни слова обо мне.

"В сокровищнице сквера день утрат"

В сокровищнице сквера день утрат:
Все золото осеннее вывозят
В ад лиственный, где несусветный смрад...
Согласна ли листва? – никто не спросит.
У мусорщика-ветра свой резон:
"Что говорить тут?.. Лиственный сезон!" –
Ворчит под нос в опустошенном сквере,
Где переплавщик вешних грез на тлен, –
Суровый час, – с огнем играя, мерит
Остатки злата... На нуле безмен.
И только в нашем дворике богатство,
Где дворник – лысый черт – неделю пьянствует,
Паяцствуя: "Вернусь играть в снежки!" –
Большой знаток, – как выводить из транса
Не денежные ветхие мешки,
В которых боль не лепится в стишки,
Тем более лишенная аванса.

"Окопы разделили отчий дол"

Окопы разделили отчий дол

На полюса враждующих окраин, –

И там, и там, как в зеркале, мой дом:

В одном из них я – Авель, в другом – Каин,

А в третьем и четвертом – кто я есть?..

В единое собрать души осколки,

Как после взрыва, мудрено... Бог весть,
Где истинный я в сонме кривотолков?

Но это поле, – минное на треть, –

Мне велено пройти три раза на день,

Где не возможно всем – не умереть,

Грядущего дня Воскресенья ради.

Пока идут стихи – грибным дождям под стать

Пока идут стихи – грибным дождям под стать,

Доколе есть пред кем склонять главу седую,

Ищу ответ – как две судьбы связать,

У радуги учась в эпоху грозовую.

И сколько бы границ и окаянных меж

Ни пролегло меж нашими сердцами,

Не потеряю веры и надежд,

Молясь о краткой встрече месяцами.

В сокровищницу осени кладя

Слов серебро – самой высокой пробы,

Где золото молчания хранят

Слепой метели ранние сугробы.

За этот миг – три вечности с лихвой! –

Готов отдать, в объятья заключая

Ту, с кем не сочиняется покой,

Даже за чашкой мирового чая.

Уйти в себя...

Уйти в себя... И, усмирив гордыню,
Творить судьбу лишенную страстей,
Собраний сторонясь, где сердце стынет
От вер подложных, дружб и новостей.

Есть много правд, да мало оправданий!
И даже, говоря начистоту,
Не ведаешь, лишенный многих знаний,
Кого благодарить за прямоту.

И потому, откланявшись, уходишь,
Исполнен не природной немоты,
Туда, где "как бы", "если бы" и "вроде"
Сыздетства не живут – там счастлив ты.

Пусть никому от этого нет прока,
Но и беды особой тоже нет;
Не получилось из тебя пророка!
Не хлынул из очей небесный свет!

Но шаг за шагом, миг за мигом, глубже, –
В ту дверь стучась, где суть вещей живет, –
Продвинувшись, ты понимаешь: нужен
Тому, кто любит, верит и не лжет.

"Кто не бродит бесцельно по облакам"

Кто не бродит бесцельно по облакам,

Тот не знает, кто выплакал звездный свет;

Кто из лунного блюдца всю ночь лакал,

Оставляя в распадке молочный след.

Свесив ноги в прореху меж грозных туч,

Понимаешь наитием, где твой дом,

От какой двери под горою ключ –

День и ночь звенит, предвещая гром.

И куда, откуда, Чумацкий шлях,

Проходящий вечно через сердца...

Соль земли намекает, что дело швах,

Крым и Рым проходящая без конца.

По Трипольским склонам вернусь домой,

Аки посуху Стугну пройдя на треть.

"Слава Богу, – скажет жена, – живой!"...
Словно не за что умереть.

"Чудовища, вам удалось почти"

Чудовища, вам удалось почти

Внушить мне мысль, что жизнь тщета сквозная!

Но вспомнились лазурные мечты,

Как мамина скатерка кружевная.

И постучались золотые сны

В глухое невеселое окошко,

Как жизнь иная, чистотой полны,

И вечностью любви – слепой немножко.

И вспомнил я: как наполнять судьбу

Малиновыми ягодами счастья,

Что суть вещей, что зарубил на лбу,

Находится в моей особой власти.

И вывел я из круга ближних лиц

Всех, кто мешал мне верить в жизнь, как в чудо;

Мы не одним богам молились ниц,

А, стало быть, я знаю – боль откуда!

Осуществляя право быть собой,

И волю созидать миры, в которых

Не страшно жить надежде золотой,

Что входит в дом, едва раздвинут шторы.

"Имярек? Лирический герой?.."

Имярек? Лирический герой?..
Словно это было не со мной,
Мол, не я, а некто пережил,
То, чем пуще жизни дорожил.

Нет, отныне и вовек, друзья,
Я был с вами в ту минуту – я!
Не за спины прятался в бою,
Защищая Родину мою.

Это я на кромке роковой,
Падая, воскликнул: "Боже мой,
Боль моя доколе?.. Тяжек крест!
Лютое сомненье душу ест!

Если ты – Любовь, то почему
Я в объятьях рока не пойму:
Где Ты, не абстрактный имярек?..
Если Ты хоть каплю человек,

Должен знать, как тяготит тщета.

Смертный час стучится в ворота...

Взмолишься: "Ведь я почти не жил!"
А в ответ: "Пора!" – что ни скажи.

Боже мой, не правда ли, смешно
То, о чем подумать не грешно:
Это Ты ведь муку допустил,
Поиск смысла жизни упростив?

...Сын Твой на кресте... А где же Ты?
Крестные вопросы не просты!
Почему оставлен в смертный час,
Тот, Кто стал надеждою для нас?

Истиной и Жизнью, и Путем,

Без Него Тебя мы не найдем!"

...Было тихо. Ворон в вышине
В пируэте каркнул зычно мне

Что-то на вороньем языке,
Ставя точку, тая вдалеке,
Принимай, мол, свыше свой удел...

И я принял то, что не хотел.

(далее будет)

Истина в грибах (триптих)

1.
Поход по грибы... Диво дивное! Чудо чудное! Радость несказанная! Счастье общения с матушкой-природой! Еще одна возможность выходить, вынянчить, вымолить стихотворение, которое никогда не напишешь за письменным столом...

Казалось бы, простейшее из занятий – хождение по грибы, ан нет, и тут есть свои закавыки, а, значит, свои герои и неудачники, как, впрочем, и в любом деле! Кроме простой удачи еще должны быть непростые знания... А знаете ли вы, дамы и господа, что грибы сами просятся в корзину? Да-да, буквально кричат из под коряг, бурелома, опавших листьев, зарослей кустарника и травы!.. Некоторые грибы навзрыд плачут, а другие, – тем более, вторые и третьи, – до упаду вослед хохочут... Грибы многое понимают и с удовольствием делятся своими мыслями, ну, например:

"Познавший истину никуда не опаздывает и все успевает;

Всегда знает куда и с кем идти, и где остановится.

То, что предназначено одному – другому не светит"...

Когда начинаешь разговаривать с грибами на предмет того, какие они красивые и мудрые, внушающие веру в будущее, и, подкрепляющие эту стойкую веру реальными делами, невзирая на лихолетья и смуты; когда откровения 600 летнего дуба (последнего старожила бердяевского дендропарка), предлагающего сюжет романа, становятся важнее признаний людей, изменяющих вечной любви на второй день после свадьбы, и, меняющих свои убеждения не реже смены времен года, тогда все глубже уходишь в себя, как в лес, в котором не страшно... Там, если и темно, то не настолько, чтобы не видеть очевидных вещей: лес не являющий ягоды и грибы, не производящий кислород – нонсенс, а человек, не сеющий разумное, доброе, вечное, не являющий миру человечность... не человек!.. Печально, когда камни и деревья, звезды, зори, ветер и дождь, становятся ближе, чем люди, роднее и понятнее... Одно утешает, что дома, как подарок Небес – и не иначе! – ждет тебя одобрение твоих трудов, любовь и понимание, вряд ли заслуженные тобой, но настолько необходимые, что... хочется жить вечно, даря в ответ красивые чувства и дела!

Апологету хаоса (экспромт)

Если несерьезно на вопрос:

ХАос верно будет иль хаОс? –

Отвечать, – ответствуй хмуря брови,

На крови клянясь, где море крови

Пролилось из-за лазурных грез;

Налицо и казус, и курьез,

И Бог весть – невесть чего в пространстве,

Где с непостижимым постоянством, –

Вновь и вновь, и снова, и опять, –

Надо суесловам повторять

О порядке строгом и прекрасном

День и ночь, зимой и летом красным,

Звездный ливень или дождь грибной,

Листопад иль снегопад слепой:

Все не слепо! И не невпопад!

Человекопад и богопад –

С вечного, казалось бы, Олимпа! –

Это вам, друзья, не либо-либо,

Есть либидо или нет его...

Но снежинка в сонмище снегов,

Ставшая дождинкой меж карнизов,

Не по прихоти ветров капризных –

По иной причине... Прав Сократ:

Всякой твари – черт кому не брат! –

Есть своя граница пониманья.

....Двух снежинок дивное братанье

И слиянье капель дождевых

На твердынях линий межевых –

Свято месте радуги и дымки,

Кроткой и сочувственной улыбки...

Все в порядке – хАос побежден!

И хаОс пред Истиной склонен...

Остановиться и молчать... (А.З.)

А.З.

Остановиться и молчать...

Штиль абсолютный чувств и мыслей.

Подобно идолу на мысе,

Не ведая зачем, торчать, –

И час, и два... По телу дрожь.

Молитвенный напев на кромке...

Стучится истово, как дождь,

В твои глухие перепонки.

Не знаешь, иль не хочешь знать:
Жив или умер?.. Все едино!

Мгновенье – вечности печать, –

Остывший оттиск, явный! Зримый!

Слова не трогают совсем...

И что есть речь для истукана? –

В межзвездной голубой росе

Торчащего... Зачем? – Незнамо!

...Откуда камень сей?!.. Куда

Направит помыслы о чуде?

Проходят люди, города...

И Матери-Земли – не будет!

И все же, все же, что-то есть,

И остается после смерти! –

Не только прах... Но что?.. Бог весть!
Что днесь взывает: "Люди, верьте!"

Бежавшим с корабля

1.
Воочию земной кромешный ад:
Апофеоз бессмыслиц несусветных,

Метания вопросов безответных,

Надежд пожухлых жуткий листопад.

Не пережить, не переумереть...

Сознанием любви домой вернуться б –

Туда, где может счастье улыбнуться, –

В том поле, что не пройдено на треть;

Где не искать, не верить нет причин –

И потому абсурдна безнадежность,
Где тихая ответная безбрежность

Любви – окном распахнутым в ночи...

2.
Вы сделали уже все что смогли,

Облюбовав посудину другую,

По почерку видать – очередную...
А нам, как прежде – на краю земли,

Жить Родиной в надежде и любви.

Мы выживем – прогнозам вопреки!

А вы вернётесь (можно делать ставки!)

И сядете в ломбарды, скупки, лавки,

Уча, как надо Ванькам-дуракам,

Возросший долг свой возврашать векам!

"Время считать не опавшие звезды"

Время считать не опавшие звезды,

Как незабудки в росе;

В гнезда вернуть не лазурные грезы,

Принадлежащие всем.

Время являть, невзирая на лица,

В эру нещадных идей;

Сны золотые, в которых не снится

Вечность безликих вождей.

Но на границе, вчера и сегодня,

Смутное нечто встает,

И объявляет как Волю Господню:
«Это у вас не пройдет!»

Жалкое нечто! Болезное нечто!
Если бы знало, в чем суть,

То, разродившись улыбкой сердечной,

Просто приветило: «Будь!»

«Буду!» – ответил бы странник невольный,

В «брат»-слово душу вложив,

Словно не страшно ему и не больно…

Верой в прекрасное жив.

"Плевать, что бармен обожает рэп!.."

НАСТРОЙЩИК ЛИРЫ

… Стекло венецианского разлива –
Ужасных лет прекрасный ширпотреб,
Добытый криминально, помнишь, лира?
Плевать, что бармен обожает рэп!..
Повсюду форм прелестных вседоступность,
Которым крутопузый кошелёк, –
Сомнительных достоинств совокупность, –
Объект труда…
Путанам невдомёк
О чём юнец (какого дурня лепит?!)
Творя стихов – тогда крамольный смысл –
О святости Печерских благолепий…
А после, Боже, есть ли выше высь! –
Шопен. Шипенье пенистых бокалов.
Прелестница–шалунья за фоно
В клоповнике подольского квартала
И… Да! Да! Да! – любовное вино…
О, как давно!.. Но сердце не забыло
На грани невозможного союз –
Сверхнатяженье душ… Ты помнишь, лира,
Аккордов сложных узы!.. Гаммы уст,
Забывших партитуры и либретто,
Безумный импровиз в начале лета,
Полёт – бескрылой эре вопреки…

А за стеной стенания маразмов –
Парад не лестных отношений праздных, –
Суммарный бред, обжинки нелюбви
Несчастий двух, – завбазы и завторга…
Но, островкам любовного восторга,
Накрытым половодьем речки Орга,
Неслышно было пошлости сквозной,
Не ведомы унынье и застой...
На всю длину любовные поводья
Опущены… Кто любящим судья,
О, лира, беззаветная моя!

(фрагмент)

Из книги "ЯДРЕНЫЙ САМОСАД"

….Да бросьте вы мои стихи,
Друзья! Куда угодно бросьте!
В камин хотя бы – в пору злости!
В кабмин, где худшие грехи
Нашли приют свой… Все мы гости
В миру безжалостном…
Враги,
И вы наплюйте на тщету –
Читать и почитать поэтов!
Спустите псов на них – при этом
Кричите бешено: «Ату!»…
Шекспиры, чтобы не в саду
Под вишней вашей пировали,
Не хлеб ваш, а тома жевали
В сиреневом своём бреду…
Ан нет, вы им – вина, квасочка,
Чтоб певчий потрох не охрип,
А то и жизнь саму за строчку
Отдать готовы!.. Так Архип
За два шевченковских рядочка
На митинге в такое влип!..
И рад забыть – да помнят почки!..
– А что Тарас?
– Тарас почил
Давным-давно. А ведь учил –
Как воевать «у холодочку»!
Но, видимо, не доучил.
Так что, друзья мои, внимайте,
Соображая: что? Почём?
Читайте или не читайте,
Предписанное не врачом,
На тему: стоит иль не стоит
Водиться с теми, кто не строит,
Как бедный Йорик, предостойный
Плевать на всяческих вельмож –
От взглядов их по телу дрожь;
Чреду их жутких преступлений
Не остановит даже нож
Нешуточных изобличений…
При чём тут Йорик, добрый гений,
Улыбкой убивавший ложь?..
Отож!..

"Апокалипсис завтра... А пока..."

В тартарары небесным трактом Млечным
Летит Земля. Звенит эфир беспечный,
Венчая путь иронией шальной:
«Широких кроме – нет дорог у мира!»…
И вспарывает хохот мрак густой.
И ча-ча-ча рысцы по мостовой
Лошадок полицейских…Чуешь, лира! –
Твоя пора, зовут: «Проснись, и пой!»

Но муза, будто встав ни стой ноги:
«Не смей будить, – кричит, – а помоги!
Перекрутил колки, оглохший космос!
Не строят струны – липкие, как космы,
Завшивленные мерзкой суетой!
И суть вещей обочинами света
Бредёт, чтоб не столкнуться с жутким бредом, –
В мобильник исповеданный толпой!»

….Как в лаву, опускаешься в Иннет, –
Как будто троп иных в погибель нет, –
Спинозой чуя вдох и выдох плети,
Бежишь, как можно дальше от себя,
Туда, где лишь фантомы семенят
И монитор, как полоумный, светел.

Апокалипсис завтра... А пока
Отчаянно валяешь дурака;
Идя в сортир, мурлычешь упоённо
О тщетности трудов овеществлённых,
Юродствуя: «На что идут века?!»

…Вдруг, просыпаясь, если явь возможна,
Глядишь туда, где все сомненья ложны,
Где не сошли в одном из снов с ума,
Потратив жизнь на вечный бой с маразмом,
Не победив за всю войну ни разу....
Но, слава Богу, – живы!..
Ночь длинна.

2011

Постязыческое

А солнце, знай себе, свой продолжает путь,
Обзор верша пейзажей и обличий,
Идёт, не уходя, являя миру суть,
Осуществляя древний свой обычай.

Ему молился скиф, варяг и печенег,
И древний славянин – всяк прав перед собою;
Но более всего сей почерневший снег,
Сподобленный вдруг стать святой водою.

Блаженный ход вещей, не ведающих зла.
Кропило тучи над угрюмым мысом.
Глас в полутьме: «Без солнца жизнь тускла!
И лишена Божественного смысла!»

Вневременной поток и слезная мольба, –

Душ оттепель, проверенных остудой;
Живое солнце – вера и судьба,

И дарованье чувства: это чудо!..

Один исток, да разные пути

У золотых надежд на хрупкой кромке

Лазурных грез... Но трудно не найти

Рассветных мыслей в утренней котомке.

Насущный хлеб и Слово... Что еще?

Восход лучист. И в помыслах зарницы.

Как блудный сын, не зная, что прощен,

В калитку ветр расхристанный стучится.

Слоящееся время

Слоится время, как слюда,

Мгновенье за мгновеньем.

Что ни минута – суета:
Меж "нет" и "да" боренье,

Шараханье туда-сюда:
Прорухи и удачи,
Что ни година – чехарда,
За смехом – время плача.

Отслаиваются времена,
Засматриваясь друг на друга,
Был мирный час и вдруг – война,
За слайдом слайд – по кругу.

Вчера и завтра – близнецы:
То морок, то морока, –
Не мудрено связать концы,
Являя дар пророка.

Грядут погромы и резня...
Варяги вышли в греки, –
Как оказалось: вышли зря!..
Дичь в двадцать первом веке.

Блажен, кто, зная, что за чем,
Во славу ли в забвенье,
Способен, сутью увлечен,
Остановить мгновенье.

Пытливый взгляд, – извне вовнутрь
Направленный, – потерян
Для тех, кто жаждет новых бурь,
Заветам грозным верен.

Коллегам, возомнившим себя гениями современности...

Уж если говорить стихами...
Как бог-кузнец, что над мехами,

Играя хорошо с огнем,

Творит шедевры из металла, –

Казалось, не было, но стало! –

Созданьем чуда упоен.

Так стеклодув – с огнем на ты! –

Свои хрустальные мечты

Подняв до красоты небесной,

Над прозой жизни высоко,

Тщеты нещадной далеко

И суесловий бесполезных.

Как тот гончар, вращая круг,

И на круги своя не вдруг, –

Жизнь мертвой глине возвращает:

Огонь душевный, пламя рук,

И жар печи, и пекло мук...

А что еще?... Понять не чает!

А если не идут стихи?

Сомненья душат и грехи?

Не лепится шедевр из глины?..

А из металла – лишь мечи! –

Нелепица судьбы... Молчи,

Творя молитву, чтоб годины,

Как фронт над домом грозовой

Прошли безлюдной стороной!

... Но, говоря порой, как боги,

Стихами – сущие пророки! –

Не на щите, но со щитом!
Врагам отпор дав грандиозный,

Тщеславны в смерть и одиозны,

Творим такие "чудеса",

Даются диву небеса!
... О если бы стихи-молитвы,

Как из металла розы!.. Битвы

Велись бы только на словах:

Кто прав... Являя Божий страх.

"Жизнь прошла... Какая глупость!"

"Жизнь прошла... Какая глупость!
Жизни не было совсем!" –
Скажешь в час прозренья скупо
Сокровенное, не всем,
Вспомнив время роковое,
Что стоит особняком,
Затеняя золотое...
И всплакнешь... Ведь, есть о ком!

И о чём! – Что год от года
Все дороже и милей...
Память вещь такого рода,
Как вино... Уверен – пей,
Развалившись у камина!..
Но не потчуй молодых
Уксусом свершений мнимых,
Суррогатом дней былых!

Пережив друзей намного
(Стало быть, твоя взяла!) –
Ты герой... Побойся Бога!..
Жизнь... О, если бы была! –
Не прошла бы стороною
Мимо тех, кто помощь ждал!
Не гордилась бы собою
В торжестве над тем, кто пал.

Жизнь, по сути, бесконечна!
Миг огромен, если в нем
Проявилась человечность, –
О враге, как о своем,
Позаботившись спокойно,
С онемевшим словом "я",
Позабыв, что было больно,
Раны смертные тая.

«Кошка или я, выбирай!»

Слышу, знакомый голос окликает. Оглядываюсь, Наталья! – сестра моя двоюродная, – всё солнце души в улыбке её радушной. Скороговоркой расспрашивает о моём семействе, сватьях-братьях… Рассказываю. Есть чувство, что не в первый раз рассказываю. Дежа-вю прямо какое-то! Если бы встретились через год, рассказ мой был бы один в один, как под копирку. Интересуюсь: твои-то дела как?.. Лётчик твой ни обижает часом?..

– Серёга что ли?.. Перекрестись!.. я с ним вот уже как два года не живу. Да, и не лётчик он никакой вовсе, а авиотехник-маслобак!.. Хотелось ему, для форса, чтоб лётчиком называли, вот и называли!.. А вчера сам собой развязался ещё один печальный узелок моей холостяцкой жизни! – сказала не без смеха, но и не без грусти.

Я вытаращил глаза.

– Да был тут у меня… ещё один... тот ещё кабель, мурку мою невзлюбивший!.. Пнул её как-то. А она – ты же знаешь норов её персидский! – как тяпнет клыками за ногу!.. В вену попала. Кровищи!.. Пришлось скорую вызывать. На бешенство хотели проверить – он настаивал. Я говорю: какое бешенство? Она из дому не выходит! Ему что-то там укололи и говорят: «Если кошка через десять дней не подохнет, то от бешенства уколов можно не делать». Как же подохнет! Она его через день-другой исподтишка в то же самое место полоснула!.. Злопамятная стерва, неимоверно! Я-то… как-никак десять лет со мной!.. знаю её как облупленную!.. А этот… без году неделя!.. возьми да и ляпни: «Кошка или я, выбирай!»… Вот дурак-то!.. хм, выбирай!.. А, что тут выбирать?.. Говорю: кошку выбираю!

Я опять глаза на лоб. А сеструха:

– Бывают же идиоты!

… Смеялся весь день, вспоминая, мимику и интонацию с какой она произнесла: «Кошку выбираю!».. Да и сейчас, повествуя, расплываюсь в невольной улыбке, представив выражение лица очередного – несостоявшегося мужа Наталии, проверявшего через каждый час кошку: сдохла или не сдохла?..

Весёлая у меня сестра. Просто, не задалась у неё семейная жизнь.

Нечаянный изгнанник

1.
Дело к ночи. Сумерки все гуще.
В зале ожиданья – мерзкий смог.
Еду, точно зная, где мне лучше, –
В самый дорогой мне уголок.

Не творя из Родины кумира,
В скорбный час войны очередной...
После новой переделки мира
Еду тяжело, как зек, домой.

Кровоточат новые границы –
Шрамы откровений боевых.
Но весь путь мне безграничность снится –
Без угара будней фронтовых.

2.
Женщина-ребенок, в яркой блузке,
Проходи, не зыркай мне в глаза!
Вижу, ни бельмеса ты по-русски...
Топай! Если нечего сказать.

В этой привокзальной суматохе
Я не жду невероятных встреч.
Все мы тут, как горе-скоморохи,
Ловим эхом скомканную речь.

Женщина-дитя идёт к другому –
Раз не просит, значит, продает.
Мент, как зав. приватного дурдома,
В каждом встречном психа узнает.

Псих – так псих! Кем только в жизни не был!
Да и жизнь ведь разною была.
Поманила розовым, как небо,
Да кровавой пеной обдала!

Нервный узел станции все туже,
Все горчее воздух – от страстей.
Душный зал заметно перегружен
Вечностью недобрых новостей.

Страж порядка надоел порядком! –
Не в порядке что-то у него;
Ходит по рядам, как бык по грядкам...
Нет на них терпенья моего!

Пялит взгляд на паспортный трезубец:
– Не чеченец, стало быть?.. Хохол!..
– Человек, не зверь, не душегубец!
Еду в гости, понимаешь! Зов!

Десять лет на Родине я не был.
Десять лет один и тот же сон:
Пасмурное, плачущее небо
В траурной повязке. И перрон...

3.
От калек и попрошаек тошно,
Под ногами стелятся травой.
Гитарист безногий с песней пошлой
Медяки сшибает на пропой.

Помогу ходячим и безногим,
Не жалея жалкого рубля.
Может, кто-нибудь и мне в дороге
Пособит, чем может, – так, как я.

Ну, а нет – утрата небольшая!
Сколько обездоленных таких
От Камчатки до родного края
Век соображают на троих.

И клянут Расею и житуху...
А чуть выпьют – сразу все путем!
Истина, должно быть, в бормотухе.
А раз так – мы истину найдем!

И безногий прапорщик-"афганец"
Хочет стоя выпить за друзей.
И кричит мне: “Брезгуешь, засранец!
А коль нет – всем поровну разлей!”

Пьет, поднявшись на больных культяшках,
По-гусарски крутит жесткий ус:
– Помянём погибший взвод, братишка!
Выжил только я, как жалкий трус.

– А за что же орден?
– За отвагу!
Это я потом героем стал.
А тогда весь БТР со страху
Я на Кандагаре обо...ал.

Лишь одно спасает – был контужен,
А не то бы, не прожил и дня...
Ни жене, ни Родине не нужен –
Родине теперь нужна Чечня.

4.
Кто б мог подумать, что СССР
Рассыплется, как хрупкая мозаика?!
Что в пьяном половодье перемен
Замечутся изгнанники, как зайки,

Невольники безжалостной весны,
Отрезанные от пространств родимых,
Сатрапами зловещей новизны,
Обобранные до портков единых.

На шаткий трон поднимется изгой
И, как Мазай, качаясь в утлой лодке,
Худой страны начнёт кричать:" Я твой!
Единственный от Кушки до Находки!"

В который раз, о, Родина моя,
Ты содрогнешься от вещей скабрезных.
По трупам, будто змеи по камням,
Во власть полезут воры повсеместно.

Вдруг Солженицын – царственный изгой –

(Какой ни есть, а наш – почти мессия),

Не очень больно жертвуя собой,

Решится обустраивать Россию.

Его, как Льва Толстого, понесет

Лихая лошадь сумасшедшей славы

В Учителя!.. Он думал, что спасет

Русь, как себя от лагерной шалавы.

Ему б почить на лаврах. Но, увы,

Зуд мудрости был дан «пророку» свыше…

Но от сентенций русские умы

Бегут, как от ботвы горящей мыши.

У нас ни то, что в Штатах, – все умны!

На каждый дом – сто гениев, с лихвою.

А то, что не у каждого штаны,

Так это – рок над русской головою.

5.
Все то же: грязь и серость, и унынье...
И было б дивно, воротясь домой
Из дальних странствий, обнаружить ныне
И чистоту, и счастье, и покой.

Но все на месте: нищета, упадок, –
Привычный ход безжалостных вещей.
И если дым Отечества сей сладок,
То вам вовек не выплакать очей.

Ярмо абсурда выдюжит не каждый –
Особой надо статью обладать,
Чтоб Русь-Расею на рассвете бражном,
Умом не выпив, глоткой осознать.

Тут выходить и вымолить удачу –
Первейшее из наиважных дел.
И лучше дураком на дохлой кляче,
Чем умником в невыгодный удел.

Здесь трудностей на душу с преизбытком
Во всякий век – хоть трижды золотой.
И если ты пророк – готовься к пыткам,
Иди в затвор – сам по себе изгой.

Ну, а того, кто вздыбится – на дыбу!
Восторг свободы отрезвит острог.
Русь такова. И человека-глыбу
Так обкромсает…Упаси вас Бог!

6.
Последний мост над Красною рекой.
Пять-шесть минут – и город встретит гостя.
Без музыки... Изгой, чай, не герой!
Таких героев на перроны гроздья
Вываливает каждый вечер рок…

Их черный виноград тревожных взглядов
Вмерзает в двери… Если бы я мог
Вернуться в мир, где живы все и рады!..

7.

До боли жаль вас, братья-россияне!
В шрапнелях новых бед осколки прошлого
Оставили в наследство вам по-пьяни
Сатрапы пришлые – надменные и пошлые.

За окаянство ваше неизбывное,
За идолопоклонство несусветное…
К ногам кумиров головы невинные
Кладете вновь – за самое заветное.

Вас нарекут гвоздями – вы вбиваетесь
В любые авантюры с песней бодрою.
А выдернут на суд – на визг срываетесь
Всей ржавчиною долга сумасбродного.

Да полноте! На что опять вы молитесь?!
Ведь честь не в том, чтоб мир кромсать кордонами.
Доколе будут наши добры молодцы
В обоймах скорбных дел сидеть патронами?!

Из грязи князи, умиляясь тостами,
Вовсю жируют, а холопы – голые!
Чернее тучи вдовы над погостами.
Святая Русь – вновь из огня да в полымя.

Я с вами в неразрывной связке падаю –
Корнями всех надежд в путях не пройденных,
Так держится за холмик отчий радуга,
Вблизи и вдалеке болея Родиной.

8.
Мы выживем не всем смертям назло,
А всем надеждам солнечным во имя,
Чтоб детям, внукам, больше повезло
В Отечестве… в котором сердце стынет
У непророка Родины своей,
Среди дорог убитых и полей,
Разорванных сквозным головотяпством…
Живём скорее чудом, чем судьбой,
А это значит… Впрочем, кто такой
Сей недаритель зрелищ, враг паяцства,
Яств не принесший, водки и вина...
Нечаянный изгнанник – вот вина! –
Какой до смерти не избудет, ясно!..
На родине по существу чужой, –
Печальный странник, «здрасьте» говорящий
Так, словно убеждает: «Я же свой!
Друг детства, может статься, не пропащий!»
Идет туда, где прежде жизнь ключом...
А нынче – на все стороны безлюдье…
И не с кем погуторить – ни о чём!..
И обо всём – по самой, самой сути!.

1993-1998

(Обухов, Гусев, Москва)

Сказание о Долдоне

Пролог

Час не спеша поведать о Долдоне,
Что вне себя – не от себя бежит,
Как Вечный Жид, – закатных лет на склоне,
На жительство заполучивший вид
Почти в раю... «За что сие?» – не понял, –
Дар иль проклятье?.. Чем тут дорожить,
Когда всё сразу – вмиг! – бессмертья кроме…
В почти Эдеме день и ночь дрожит,
И зубы пожелтевшие крошит,
Читая вслух «Сказанье о Долдоне» –
Почти герое, гении почти,
(«Почти» в сказанье слово ключевое)...

1.
Почти, почти, читатель, почитающий
Формальные изыски, и меж строк,
Как мошкару, суть налету хватающий,
Подобно ласточке, питающейся впрок,
Не спрашивая, кто он – путешественник?
Паломник? – Сам не знает, кто он есть!
Не верящий ни в Первое Пришествие,
Тем паче во Второе… И Бог весть
Куда ещё гонимый самомнением, –
«Почти» тут не работает почти, –
Зайдёт, дойдя до точки озверения,
Изверившись – без цели и мечты!..
Казалось бы, куда ещё намыливать
Стопы и тропы – скользок путь и так!
Загадка поросла быльём… А были ведь
Почти ответы, но сгустился мрак –
Долдонов свет... Отнюдь не свыше даден:
В очах пожар нездешнего огня, –
Нет, не того огня, что ближних ради
Сгорает, а того, – что в смерть паля,
Мосты сжигает… Если бы тетради!
В которых, как на выжженных полях,
Ни зёрнышка надежды не осталось,
Ни гнёздышка для несказанных строк!
Метанье пепла… Жуткая усталость –
Ни сил, ни воли, чтоб взвести курок!..
А что осталось?.. Желчь и жар презренья
К тому, что за спиной... А впереди
Раскованной цепи соединенье
В порочный круг – ни веры, ни пути!
Не Истина ему дороже друга,
Ни Родина, ни мать и ни отец;
Покинуты Отчизна и подруга,
И Землю кинет, оболгав вконец,
Сей маргинал незнающий сомнений,
На ровном месте кочка и понтёр,
Всех ближних обобрал без сожалений –
Последней, крайней грани мародёр,
Моральный киллер... Тем персона грата,
Кто сам себя, сквозь сито пропустив,
Оставил – нет ни серебро, ни злато! –
А нечто, что назвать ни слов, ни сил!
Шаманит вслух и прорицает тоже,
Хоть рожею не вышел в колдуны;
И проклянёт и оболжёт ничтоже
Сумняся быт покинутой страны.
Дар Божий без остатка растранжирен…
Одна стезя в клеветники Руси
Осталась для героя… По ранжиру
Он крайний – непрестанно голосит,
Порочный круг неимоверно ширя!

2.
И к бабушке-гадалке не ходи!
Пропущенный сквозь ситечко худое,
Как чай второй воды… Пустым – пустое!..
А шёл ведь, но не так, как Никодим,
Искавший средь подложных вер Святое, –
Великого ума и знаний муж,
Но в понимании вещей Небесных
Младенец сущий… Сколько тут ни тужь
Великие мозги, а Дух Воскресный
В них не войдёт!.. А коль и посетит –
Пред дверью сердца тихо посидит;
И рад бы постучать в броню, да надпись:
«Идите прочь!» – наискосок и насквозь,
Гвоздем как будто... Скорбная печать:

Сквозная безнадежная печаль

Под тяжестью подложного всезнанья –

Причины бесконечного скитанья.

3.
А далее уж некуда – беда!
Один на льдине. Шалая вода.
Ни островка надежды не осталось!..
А на носу, как бородавка, старость!..
А под ногами, кроме кромки льда,
Нет ничего... Всё проклято земное.
Небесное не нажито, увы!..
В тумане желчный сгусток средь воды...
Долдон Долдоныч – семя роковое.

(далее будет или не будет)

Под спудом мира суетного – жизнь

Под спудом мира суетного – Жизнь,

Иная жизнь! Такого наполнения:

Вдруг, созерцая, рядом окажись,

И потеряешь жажду обретения –

Вещей противных истинным вещам,

Которые, назвав, теряешь из виду;

Зришь молча, и находишь, не ища,

Непреходящие – не человечьей выдумки!

...Три аиста над домом, – высоко,

Крыло в крыло летящие красиво, –

Им видно все настолько далеко,

Что долететь не хватит людям силы!

А этот ворон!.. Как эквилибрист,

Вдруг, – не иначе как, увидев нечто, –

Лег на спину в полете, новый смысл

Отрыв зевакам, спесью изувеченным.

Свидетельства нетления окрест:

Дуб-великан, во времени растущий,

Пространств не покорявший, – наших мест

Легенда, – чудом сохраненный Сущим!

Бердяевского парка старожил...
Ни парка не осталось, ни хозяев!

Здесь канцлер Горчаков не сторожил

Свое именье, нечто свыше зная.

Тут Пушкин, проигравшись в пух и прах

На киевских холмах, искал поддержки

У друга-лицеиста, на бобах

Оставшись, чтоб покрыть страстей издержки.

... А жизнь, не Жизнь которая, прошла

И что осталось от неё – "нежизни"?
А ничего! По сути ни гроша!
Два озера от дендропарка!.. В нижнем

Вчера поймал десяток карасей –

Обуховским зевакам на завидки...
А Жизнь подспудная – бездонная, ей-ей! –
Трясясь в свое бессмертие в кибитке,

О Черной речке зная наперед,

Творила то – поныне что живет!

"У святого нимб над головой"

У святого нимб над головой,

Словно чаша с золотой каймою,

Блещущая редкой красотой,

Полная небесной чистотою.

Просто беззаветная душа,

Любящая Бога пуще жизни,

Привела в порядок, не спеша,

Чувства сокровенные и мысли.

В лик – преображение лица,

Не заметив, претерпев потери,

Соблюла что должно до конца,

Пребывая в Православной вере.

"Время строить, а не отнимать

Храмы!" – говорила, отдавая,

Тем, кто не умеет созидать

То, что будет жить не умирая.

И молитвой, – видя ореол

Смутный над безбожником гневливым, –

Омывала, дабы бедный он,

Чувствовал себя не сиротливым;

Чашу гнева над собою нес

Бережно – не расплескалась дабы!..

Веруя, что будет так, всерьез,

Путь торя пред ним через ухабы.

"Грог рока"

Две памяти, твоя и о тебе, –

С одной лозы, да в разные сосуды
Ток жизни: были, мифы, пересуды, –
Пей-не хочу, ища покой себе!

...Очищенная память хороша! –
Чем дальше, тем прозрачнее и чище;
Уже и оправдания не ищешь,
Листвою ностальгической шурша.

Иллюзий – не стреноженных коней,
В событиях расставленных как надо,
Пася, в штыки встречаешь конокрадов –
Другие памяти на склоне хмурых дней,
Крича сквозь сон: «Будить меня не смей!»

И, чудом пережив своих друзей,
Коллег-врагов по творческому цеху,
Светясь в ночи, как в лунном свете веха, –
В себе самом: архив, госхран, музей, –
Зевающий беззубый колизей.

Пьешь звездное игристое вино,

Событий давних вымыслы и грезы, –
"Грог рока" называется оно, –
Фильтрованный продукт людей серьезных.

С утра, как дегустатор, натощак, –
Не опохмела ради, после чая,
Оригинал с подделками, сличая, –
Готов судить, но более прощать,

Наитием познав, где правда вся,
Кто автор – после тысячи поправок,
Несметных разбавлений и добавок...

Над ближними все меньше возносясь.

"Жизнь тяжела, но не в обузу!"

"Ни хорошо, ни плохо,

а просто – это жизнь…"

Галина Булатова

Жизнь тяжела, но не в обузу!

Вот так бы вечность шел и шел,

Как тот верблюд с бесценным грузом,

Маршрут свой зная хорошо.

Окрест брехливые собаки,
Гиен невыносимый смрад,
Но это жизнь... Так прочь же страхи,
Когда идешь не наугад!

Нещадный зной... Но за барханом,

Зыбучих бредней позади,

Оазис – как это ни странно! –

И встреча жизни впереди.

Эпиграммический триптих

1.
Как ни велик сей смутный мир,

Они, сойдясь в порочном круге, —

Баклан безликий и кулик, —

Нашли признание друг в друге.

Два светоча — самим себе,

Болотный и морской, сроднились;

Две бездны самомнений — вне

Красивых чувств — объединились.

2.

"Да что Мольер и Паганини!" —
И, помянув Святое имя,
Свое вознес до облаков
Тот гусь еще! — из куликов, —

Пророк болот... Из грязи в князи:
Поднимет хвост, а клюв увязнет...

"Всех презираю!"— гомонит,

В себе увязнувший пиит.

Своего — ничего! Жизнь — подарок Небес!
Так откуда берётся гордыня?

Я, да я! — крымский дояр, сознания без,

Эхо в смерть загонял своим именем.

Без экивоков (оппоненту самодуру)

Такого сорта, — если грубо

Без экивоков говорить, —

Есть в нашем граде правдорубы

Готовые, презрев, убить.

Что ни скажи им — все не в тему!

И даже истина сама
Из уст чужих — страшней измены,

Сводящая сей род с ума.

Кривя уста, и, поминая

Христа, не веруя в Него,

Слова, как дротики, метают,

Врага наметив своего.

А кто же враг? — Сосед!.. "Святошей"—

Огульно названный слепцом,

Которому жить в мире тошно...
Лицо налитое свинцом

Торчит, очками не спасаясь;
Зрачки, как дула, свысока

Бьют по влюбленным в жизнь, не каясь, —
Мол, так и надо дуракам!

"Поэзия, — она ведь, если есть"

Поэзия, — она ведь, если есть:
Суть инобытия, сверхжизнь и чудо! —

Приходит в мрачный мир невесть откуда,

Чтоб утвердить: "Не все печально здесь!"

Пробившийся сквозь смуту огонек,

Сомненьям вопреки — в полях тетрадных...

Казалось: вымысел... Чем греет? — Невдомек!

Но тает спесь и глохнет гул тирадный.

Ловлю себя на мысли: день не зря!

Тумана предрассветного сивухой
Опохмелившись,
Ковыляет день,
Поругивая вскользь,
Под лёгкой мухой,
Внезапно прохудившуюся сень
Небес осенних,
Выцветших изрядно…
Не перебрать под стрехой небеса!..
А то бы подвязался субподрядно,
Растить меж косогорами леса
Строительные – Вавилонской выше
(Пизанской и Останкинской привет!)…
Но генподрядчик не латает крышу.
Мой кровельный талант (тушите свет!)
Без дела гаснет…
Но приходят вирши.
Отверг бы!..
Но
Бьёт в смерть озябших, дрожь.
Вот и кропаю форму…
Ибо свыше
Стихи лишь, откровения и дождь!..
Накрапывает.
Время коротая,
Ловлю себя на мысли: день не зря!
И тащит ветер, свод небес латая,
Жесть с позолотой...
Подмогни, заря!

Думы бесприютные

И разделил бы с кем-нибудь кручинушку,
Что измотала душу, одолев;
И спел бы: «Догорай моя лучинушка», –
Да слов не помнит, шибко постарел!

Лесного хора подсобили б лешие,
Подпели бы запечные сверчки...
Но воют только вдовы безутешные
И, одичав, собаки у реки.

Вкруг дома бродят думы бесприютные,
Не достучавшись до своих надежд.
Как псу под хвост, мечты сиюминутные
Промчались в лимузине без одежд.

На все засовы боли одиночество;
На все застёжки зябкая душа...
Дрожит рука, противясь злым пророчествам,
Сухарь последний в кипяток кроша.

На паперть всходит осень

Именье раздавая по пути
К ближайшей церкви – серебро и злато,
На паперть всходит осень виновато,
Не зная в храме как себя вести.

В притворе уголок облюбовав,
Последним золотом порадовав убогих,
Молчит, как бедный родственник с дороги...
И только взгляд: «Не помешаю вам?»…

...Пред абсолютным слухом эха лес,
Как грешник, исповедавшись, спокоен.
И даже вороньё над отчим полем
Подчёркивает глубину небес.

Молчанием, в ответ на суету,
Являет осень красоту смиренья...
Мне б кротостью её воцерковленья
Проникнуться всем сердцем самому!

"Пред сильными, признаюсь честно, слаб!"*

Воскресным рынком проходя не всуе,

где злоба дня в нещадную жару изысканно сурова и жестока,

нашел стихи — благим кричали матом: "Зачем же сокровенное топтать!"...

Пришлось поднять.

И, отряхнув от пыли, словами восхищенья не пыля,

нотацию прочесть наивным строкам,

отдавшим дань безумной суете:

"Сердешные, нет никакого проку

вам средь свиных ушей, в нечистоте

искать такие уши, и очей,

исполненных готовности внимать нетленное, дарованное свыше"...

На что стихи, ничуть не осерчав,

умея больше говорить, чем слушать,

ответили: "Дух сам, где хочет дышит, а, стало быть, Ему повелевать —

где быть стихам, не быть нельзя которым!"

И вот теперь, найденышей своих послушный раб,

цитирую усердно...

Пред сильными, признаюсь честно, слаб!

О.Б-Г с почтением

"Любовь и красота не изменили мира"
"Избранники небес, бессмертные поэты,

неуязвимы ли?.."

О. Бедный-Горький (http://poezia.ru/works/129382)

Вы не заметили!.. Любовь и красота, —

Великого спасительного толка,

Мир изменили! — Надо видеть только,

Смотря на вещи пристально... Тщета

Не предъявляет к вечности счета.

Какие счеты, если нет контакта!..

Бельканто Канта или же кантата

В его же исполнении... Беда!

Философу еще б канкан сплясать

С красотками... Чужд прелестей докучных

Иммануил был. Видите ли скучно

Ему в глазах беззвездных угасать —

В них чистый разум помутиться мог...

Но миловал Иммануила Бог!

Доигрались ребята... Печально сие! —
Отгудели фанфары и тубы,

Небо шляпу не сняло... И в радужном сне

Не поют водосточные трубы.

А в посмертном — тем паче! Стенанья и плач!
Если верить — и скрежет зубовный!

Будь хоть трижды пиит ты и тертый калач,

В Стикс заплывший на лодке любовной.

Пчела успокоилась — меда с избытком!

Пчела успокоилась — меда с избытком!
Но пасечник соты берет,

Лишая иллюзий пчелу-инвалидку:
"Отменнейший взяток!" — поет.

Пчела, созидая ему изобилье,

Служа верой-правдой летку,

Избила в лохмотья наивные крылья,

Безвестно почив налету.

А ведь говорила ей в бытность девичью,

Премудрая матка: "Беги!"

Туда, где охотник не ходит за дичью,

Где только медведи враги

Находят себе столько жгучей печали, —

Что просто ревут от тоски, —

Где жизнь роевая кипит, как в начале,
Врагам вмиг вправляя мозги".

... И пасечник, певший намедни про взяток,
Обобранный властью лихой,

Почил, не найдя средств для выросших взяток,

Ужаленный смертной тоской.

Пока все спали

Пока все спали, к нашему двору

Прибилось время — серым псом безродным,

Всем видом говорящее: "Помру

Без ваших мнений, люди благородные!"

А люди... Люди разные у нас:

Философы... И прочие мыслители:

— Не Цербер ли забрел, не ровен час,

Тренировать прикус на небожителях?

Народ простой наш — непростой народ! —

Догадок массу вывалил из окон,

Летящих псу под хвост и в огород,

Толкуемых поднесь весьма широко.

По версиям: крадет кролей и кур;

Естественно, — вонюч, блохаст, и прочее...

И как сказал сосед наш Эпикур:

"Пес знает всё!"... (уместно многоточие).

Искали датчик, вдруг предположив:
— А не шпион ли он в собачьей шкуре?...

Вынюхивает вечно и дрожит...

— Стукач, и не иначе, он, в натуре!

Изгнать пытались прочь за ворота,

Но вновь и вновь, неведомо откуда,

Являлось, как святая простота,

Худое время ропщущему люду.

От бешенства прививку дать хотел

Врач санитарной службы... Да уж где там!
Комбат, с катушек трезвости слетев,

Грозил бродячей псине пистолетом.

И только дети, не особо тщась,

Поймать за хвост приблуду-животину,

Впрягали в сани день-деньской, резвясь,

Рисуя мира дивную картину.

А время, убегая далеко,

Невесть зачем, в каких краях бродило,

Являлось всем и сразу так легко,

Как будто никуда не уходило

...Смирились с прибыванием минут,

Но приручить ни одного мгновенья

Не удалось... Скулит поныне тут,

Вымаливая право на забвение,

Чу, чуете?..

Чу, чуете?.. По кромке роковой

Крадется относительное время!

Пока его мы держим за чертой,

Не балуясь с огнем, минует бремя

Инкогнито, — как туча стороной,

Не ставшая вкруг дома силой грозной;

Как вороватый сумрак ледяной,

Пока мы вместе, враг он несерьезный.

Не пропуская время сквозь себя,

Есть или нет оно, не замечая,

Как в детстве, о несбыточном мечтая,

Осуществлять желанное, любя.

На Пасху это иль на Рождество,

Уверовав в мечту неповторимо,

Держать в руках судьбу, как естество,

Что рвется с поводка неотвратимо.

Но лишь опустим руки — и беда,

Назвавшаяся походя "невзгодой",

На хрупких прав хиреющие своды

Обрушит окаянные года.

И от осколков призрачных свобод,

Бросая бренные свои пожитки,

Начнет бежать, читая "Правду" в свитках,

В пещеры богоизбранный народ.

А те, кто попроворней, — на Луну!
Задумавшись серьезно о побеге

На космолете "Антилопа Гну",

Прочтут главу о Ноевом ковчеге.

И все сначала — с чистого листа,

Как будто То, Что в истинном начале

Миры творило, до смерти устав,

Почило в бозе, кутаясь в печали.

А мы на что?.. На Землю свысока,

Поросшую зловещими грибами

Взглянув, соснем... Дорога далека.

И время относительное с нами.

"Народа другого не будет"

Народа другого не будет.

И мира другого не будет.

И в мире – ни мира, ни воли...

Дожди проливные и боли.

Все будет, как прежде, – печально:

Предательство и одичание;

Пороки – чем дальше, тем глубже!

А совесть – все глуше и глуше!

Такая вот дикая странность –

Суровая вечная данность:

Страна есть, а жизни в ней нету...

Заселим другую планету!

Там каждый получит планиду

Иного – счастливого вида,

А, стало быть: хлеба и зрелищ...

Лазурные грезы созрели ж!

Плевать! – чем,"орлом" или "решкой",

Монета луны, как насмешка,

Все время одной стороною,

Не той, то бишь – вечно не тою!

И правильно это, земляче:

Не будет, не будет иначе!

Стоим, – рожи умные строим, –

К истиной жизни спиною.

Смирение растет

Невесть откуда вдруг повеет грустью,
Речной вечерней свежести под стать,

Усиливая мысль о близком устье,
Готовя неизбежное принять.

И подчинишься, движимый инстинктом,
Который явно разума сильней,
Судьбе-потоку мира в лабиринте,
Услышав свыше: "Не противься ей!

Есть вход и выход"... Это мне понятно:
Что близится к финалу кутерьма...
Но ни один не объяснил мне внятно:
Свобода это или же тюрьма?

Я ж не слепой – пространство на запоре.
Хожу по кругу мельничным ослом,
От череды однообразной болен,
Ко лжи прикован, истиной влеком.

Втянувшись в жизнь, в безропотном страданьи, –

Как злак в темнице пашни, – жду итог;

Смирение растет как пониманье

Того, что смерть – бессмертия исток.

Перекрестная рифма судьбы

Зарифмую тебя – так в объятья берут, чтоб не выпустить;
Перекрёстною рифмой судьбы – дорогим рушником…
Нареку нареченной, сестёр одарив знатным выкупом,
Чтоб никто никогда не мешал – ни сейчас, ни потом!

Зарифмую, любя, поцелуями, ласками нежными,
Даже слово «навек» на ветру пустоты роковой
Не навеет тоски, напитавшись соцветьями вешними,
Наполняя сознаньем любви вечность счастья с тобой.

«Не бывает! Не верь!» – кто-то горем убитый и брошенный
За спиной проворчит… Вот кому ты, и вправду, не верь!
Ты вошла в мою жизнь – долгожданной, желанной и прошенной!
Постучалось судьбой, как наитье, в сердечную дверь.

Зарифмую в тот миг, когда ты, наклонившись над пяльцами,
Прядь волос золотых, рассыпая вкруг чистой канвы,
Первый крестик наносишь, – мечта водит тонкими пальцами,
Красной нитью удачи, – в узор неземной красоты.

А.К.

Да мало ли чего не видит око!

В неведении тщась не одиноком

Найти хоть что-то в стыни и во тьме,

Пекущееся ярко о тебе.

Слух абсолютный — отдыхает эхо!

И глаз — не солнце в облачных прорехах!
Не тысячи мигающих лучей,

Не знающих откуда ты и чей!

И нет как будто Бога над тобою —

Лишь звезды, заблудившиеся, роем

Близ матки — ослепительной луны;

А во поле, как будды, валуны,

Молящиеся ветру — не иначе! —

Что их сечет... Есть, стало быть, за что!

Неведомая птица в чаще крячет.

И льется миг тягучий в решето,

Грядущее от прошлого очистив...

И вдруг на ум приходит слово "мистика",
Рождая чувство: рядом Кто-то есть!
Не быть Кому — по сути невозможно!
А заявить, что нет Его — безбожно!

Временно непонимающий

Как временно непонимающий:
Что происходит в мире, —

Вздыхаю над надеждой тающей,

Устроившей потоп в квартире...
А Антошка в ящике поёт: "Тили-тили".

Допущенный абсурд свыше
Вносит в мозги сумятицу:
Течет, сдвинувшись, крыша —

От пятницы до пятницы...
Некуда дальше пятиться!

Стало быть, приехали!
Дошли до ручки до точки...
Белые стали беглыми—

Лиловыми, словно ночки...
Удар по почкам!

Народ "трали-вали" пачками,

Сваливает на небо, —

Даже те, кто с дачами,
Обобранные не слепо,

Устроителями зрелищ без хлеба.

Чешутся руки — к удаче:
Дать сдачи!

"В агрессивной среде, попирающей волю"

В агрессивной среде, попирающей волю, —

Погруженный, как лакмус, незримой рукой

Для познания сути, — стенаешь от боли,

Чтоб не выплеснуть ярость... "Но кто ты такой?!" —

Задирается желчная смрадная серость:
"Посмотри на терпимость родимой земли,

Вместо хлеба насущного — окаменелость!"...

Мол, не хлебом единым... И ты потерпи!

И ты должен терпеть эту хитрую сволочь,

Разливаясь рекой средь убитых равнин,

Возвращая созвездиям синию полночь,

Источая покой не гневливых глубин.

А холеная ложь, прикрывая презренье,

Не теряя спокойного вида лица,

Низвергает героев былых поколений,

Наглотавшихся вдосталь вранья и свинца.

Не играя в игру: больших зол не наделать,

Не приблизив триумфа надменной среды,

Направляешь стопы на хорошее дело,

Чуждой воли бежавших увидев следы.

"Христос воскрес, а, стало быть, живет!"

* * *
Христос воскрес, а, стало быть, живет!
И делает что должно кропотливо;
Несуетная Жизнь, Краса и Диво,
Не докучая к истине зовет. —

Чего недостает надменным нам,
Расхристанным духовно в гуще лгущих,
Завидующим гибнущим мирам,—
Увы, увы! не во Христе живущим.

А Он — Предвечным Словом знаменит,
Как верный друг, далекий суесловья,
Без лишних просьб заветное хранит,
Проверенное вечною любовью.

Куда не глянешь — Он, Его труды:
Пасхальным куличом на кромке неба,
Как на припечке, солнце... Гладь воды.
И, аки посуху, бредущие не слепо,

Стада буренок, — тучных облаков,
Отмеченных тавром зари привычным, —
Их гонит в поле ветер прямиком,
Повадки каждой изучив отлично.

И эту жизнь убить?!.. Какая чушь!
Где мы с тобой, как двое посвященных
В жизнь вечную, — навек жена и муж, —
Растим два счастья сказкой увлеченных.

Смысл пути (симфония)

Сквозь словесный плетень тайный смысл... Так рассветные блики

Свое место находят в зеницах, навек прикипев;

Так печальные лица, светясь, превращаются в лики,

А невнятные звуки в молитвенной силы напев.

И не знаешь откуда мелодия дивная эта,

Из какой сердцевины, янтарной смолой золотясь,

По незримой коре наплывает, желая быть спетой

Вещей музыкой сути, в душе бесприютной ютясь.

Невозможно понять: кто поет?.. Небеса или камень,

Исповедуя кротость в час пытки — капелью светил?

Может, путника сполох — в глазах остановленных в раме,

Где стенало стекло, отозвавшись на крик: "Уходи!"?..

Где симфония "Смысла пути" говорит: "Возвращайся!" —
Мол, что всуе не скажешь, тем паче от боли в ночи...

Так поэзия кличет, при всей невозможности счастья,
Оставляя надежду для ближних, как в сенцах ключи.

Пропавшему без вести на чужбине

Мир родных пустырей променяв на чужие пустыни, —

Не на тихую пустынь, где тоже спастись нелегко, —

Словно речка без русла, от ужаса смертного стынет,

Потерявший себя наилучших надежд далеко.

Охладев к родникам, презирающим лютую стужу,

Безоглядно вступающим в битву с нещадной жарой;

Не открывшись письмом тем, кому был воистину нужен,

Сочиненным не вдруг нежным чувством с нелегкой судьбой.

Где, рублем одарив, жизнь-копейка, не веря в приметы,

Обещала помочь неразменное счастье найти,

Все сначала начав, не с абстрактного "завтра с рассвета",

До заката еще роковые счета оплатив.

"На то и Благодать — что свыше даром!"

На то и Благодать — что свыше даром! —
Грибным дождем в нещадный летний зной;
Зари не огнедышащим пожаром,
Внушающим надежду и покой.

На то и Несказанная отрада,
Поэзией назваться не страшась,
Нисходит по душистым веткам сада
Медовым Спасом, в сумраке лучась.

И слов не надо... Ну, а если, все же,
Молчание вдруг прерывает речь —
Сродни молитве выстраданной: "Боже,
Как это чудо чудное сберечь?"

Полуденный бес

В царстве черной печали под белой звездой —

Душит внешнее пекло и внутренний зной...

"Кто повинен?" — Ответ на вопрос промолчу,

Потому как за всех отвечать не хочу,

Предъявив на ветру, как гербарий школяр,

Все что в жизни своей нагулял:

Прах иллюзий и порох несбыточных грез,

И большую надежду — всерьез! —

Что на этом компосте притворства и лжи

Пустит корни нетленная жизнь.

Но на смрадном продукте грызни и возни

Бес полуденный, желчный, возник;

Где звенела капель, пел над речкой лесок,

По глазам бьёт пустынный песок.

"Я и дождь, — грибные человеки"

Я и дождь, — грибные человеки,

Ходим друг за другом по пятам, —

В философском смысле имяреки,

Счета не ведущие годам.

Мы едины. Бытие грибное, —

Впрочем, как любое бытие, —
Поражают волей и покоем

Привнося смысл жизни в житие.

Соловей, кукушка и зверушка

С рыжим, в небо задранным хвостом,
Еж и полосатая волнушка

На рассвете в роще за мостом...

Что без них я? — Нить без гобелена,

Радуга, не знавшая дождя;

Горстка наспех слепленного тлена

У грибного дождика в гостях.

Высший смысл меж строк — подобно солнцу,

Что сквозь лес на зорьке золотой

Просочилось... Так на дно колодца

Свет звезды нисходит в летний зной.

Пьешь и не напьешься, сознавая:
Что живая вечность не обман,
Чувством не потерянного рая,
Осеняет в скорбный час землян.

И лучится, обойдя преграды,

Золотая солнечная весть,

Говоря: "Печалится не надо!
Все что надо — в каждом сердце есть!"

Точка невозврата

Идешь по облакам, плывущим в лужах,

По радуге, что мокнет под дождем,

Как на мольберте акварель... Круг сужен —
До точки невозврата упрощен.

И хорошо... Заветный перекресток.
Распутья камень. Вспоминай, герой,

Мечты любви, наматывая версты,

Слетевшие с катушки слова "свой".

Нашлись бы только те, кто это слово, —

Как оказалось, важное в судьбе, —
Готов произнести сегодня снова,

Облегчив память тяжкую в тебе.

Но впереди не подлежащий верстке

Судьбы отрезок.... Сожжены мосты.
Погостные чернеют перекрестки —

Простые надмогильные кресты.

Они расскажут о тебе такое,

Что невозможно выслушать без слез...
И, слава Богу, место есть такое,
Где каешься и веруешь всерьез.

"Блажен, кто посетил сей мир"

"Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые..."
Ф. Тютчев

1.
Воистину блажен, блажен! —
Что ни минута, то опасность...
И вдруг пронзительная ясность:
"Жив!" — в этом чудо есть уже.

Благоволение Небес —
К тому, кто жизнь свою худую
Назвал в минуту роковою
"Нежизнью"... Стало быть, воскрес!

Один средь сонма мертвецов,
Гарцующих на кромке бездны,
Бежишь от участи нелестной

В мир с не потерянным лицом,

Отрадой жизни упоен, —

Откуда дар счастливый видя,—
С благодарением планиде

За обновление свое.

2.
Повсюду грязь, а ты над нею,

Подняв лицо, бредешь туда,

Где травы явно зеленее

И чище воздух и вода.

И пьешь с ручья!.. И ходишь босым,

Без страха угодить на гвоздь,

Целинной степью в мяте росной,
В бессмертье веруя всерьез.

И это не инсценировка,

А сна связующая нить...
И потому татуировка

На лбу: "Не смей меня будить!"

В миру, как будто в смрадной яме,
Неистовствуя в вещем сне:
"Вы выродки, а не земляне!"...

И в небе, словно на стене,

Плывут в зареванном закате
Зари зловещей письмена;
И серный дождь... "Молили? Нате ж,
Безумствующие племена!"

"Разлиновал на зорьке летний ливень"

Разлиновал на зорьке летний ливень
В линеечку косую белый свет.
И радуга, отдав что должно ниве,
Закуталась в туманный серый плед.

И закурил курган былинный люльку,

Забытую заезжим казаком,

И юный ветер, обновив свистульку,

Нырнул в вишневый сад – и был таков!

И что дождям положено свершая,

Надменным суховеям вопреки,
Продолжился в грядущих урожаях,
В зарницах над излуками реки.

"Молили о дожде – и он пришел!"

Молили о дожде – и он пришел!

Такой желанный, радужно-радушный,
Любвеобильный, радостный, нескучный...
Но загостил, увы, нехорошо!

Вторые сутки, словно из ведра,
Не просыхая хлещет, громыхая, –

Так душу изливают до утра

Тем, кто молчит, о чем молчат, не зная.

..."Такой занудный, неопрятный дождь!
Когда же ты уйдешь своей дорогой!" –
Витают мысли, ставя ни во грош,
Хороший дождь, благословленный Богом.

Творение стихов – почти обряд

"Плывут не дождевые облака"

Плывут не дождевые облака.

Шумит река. И роща над оврагом

Роняет медь – рука ее легка,

А, стало быть, труды ее не прахом.

Вихрится юный ветер у костра

И пепел в юшку, суетесь, роняет.

О том, что осень грустная пора,

Не хочет знать... Не хочет – и не знает!

За ним по кругу носится внучок -

В ладонях трет листки холодной мяты;

Нашкодит сорванец – и наутек!
Ни в чем, что ни скажи, не виноватый.

... Плывут не дождевые облака.

Костер – рассказчик пылкий – умолкает.
Коров на водопой зовет река,

Внушая чувство обретенья рая.

"В спасжилетах, близ Спаса распятого"

В спасжилетах, близ Спаса распятого,
Четверо охраняют пятого…
От кого? – любопытно узнать –
От народа?.. Новую знать?

От одуванчиков Божьих
Рыжую бронерожу?!.
Догадка: видимо, от Христа,
Назначенного судьёй в наши места?

"Поток беззвездных лиц... А я — всего лишь камень"

Поток беззвездных лиц... А я — всего лишь камень,

Плывущий супротив нещадной суеты

В свое живое я, стоящее не в раме,

Горящее во мгле от счастья — что есть ты.

И как ни тяжело повсюду и нелепо,

Плыву в блаженный миг от грусти роковой —

Туда, где благодать безоблачного неба

Нашла в твоих глазах отраду и покой.

Невольный ледокол надменности и злобы,

Торчащие окрест, куда ни кинешь взгляд;

В сереющую даль текущие сугробы,

В суровую судьбу — надеждам невпопад.

А ты — твое лицо в бессмысленном потоке,

Как откровенье, что имеет власть,

Лучась, даешь понять, как веха, в гиблом роке,

Куда мне путь держать, чтоб всуе не пропасть.

"Поганая эпоха — и это хорошо!"

Поганая эпоха — и это хорошо!
Убитая дорога, как терапия-шок...

За перекрестком баня, больница и погост:
"Удобно" — скажет Ваня, — не Пруст, хотя не прост.

День ото дня все хуже! — уж более куда?!.

И поясок все туже... Но это не беда!

Познало ретивое, что не постичь уму:

Задели за живое — не знает почему.

Да потому, что вечен! — надежды не лишен,

Там, где житье калечит, он некий смысл нашел.

...И чем, трудней дорога, даль дальше, дольше путь;

Рукой подать до Бога, а под ногами — суть!

Законы стаи мерзкие презрев

Теснимый мощью круговой поруки,
И ты бежал, спасаемый чутьём,
В свою нору, как зверь, рыча: «Вот, суки!» –
Кляня в сердцах бессилие своё.

Настанет час и, страх осилив волей,
Законы стаи мерзкие презрев,
Ты станешь насмерть – на пределе боли,
Пред множеством – один не оробев.

Как гордый бедуин в пустынной ночи,
Круг очертив сиянием мечты,
Ни с чем оставишь суетные очи,
Исполненные желчной пустоты.

Пора проснуться!..

Где облака, как пирожки с печи

С вишневою начинкой, меж домами

Расходятся по миру... Не кричи,

Горластый кочет! — отоспаться даме

С дороги дальней дай!.. На куличи

Небесные разинь роток пошире!

И помолчим дуэтом на заре —

Счастливейшего детства во дворе!..

Воспоминанья, как в молочной крынке, —

Еще не простокваша, но давно

Не утрешнего молока напиток, —

Средь прочих яств, посуды и пожиток,

В субстанцию парную не дано

Вернуть сие... и не продать на рынке...

Но что без них слепое слово "я"?..
Блуждающее эхо меж домами,
Как крик твой, — здасте вам в родных краях:

Приехал блудный сын с невестой к маме!..
А мамы нет... Кресты вдали стоят —

Над Красной речкой плотными рядами.

...Пой, пой, хозяин сирого двора!

Пора проснуться всем... Давно пора!

На злобу дня. (А. Закуренко)

А. Закуренко

Дурные мысли моросят.

Брюзжанье и хандра повсюду.

Собранья сумрачного люда,

Бедой чреватые, грозят

Смести очередную власть, —

Особой, мерзостной породы, —
Способной только лгать и красть,

И проектировать невзгоды.

Судьба

Тут снятся сны несвойственные мне

И чуждая действительность ярится...

Но только здесь смогли осуществится

Заветные мечты наедине

С той, кто не может не приснится мне.

Кто, одарив блаженством наяву,

За счастья миг лишит и сна, и воли,

Назвав себя моей счастливой долей...

А ведь, по сути (не постичь уму!)

Судьба не шутит- видно по-всему

Ласкает ухо нежный коготок -

И сердце отворяет свои тайны,,

И льется жизнь потоком неслучайным,

Как некий смысл, струящийся между строк,

Чтоб сбылось то, о чем мечтать не мог.

Почивать на лаврах рановато

Почивать на лаврах рановато –
До вершины счастья далеко;
Под ногами и в ногах – не вата,
Путь тернист, но восхожу легко

На седьмое небо, на седьмое! –
Не бегу за тридевять земель;
Все что надо сердцу для покоя
Я найду не где-нибудь – в семье.

Кто-то скажет, что живу нелепо,
Но не дети, не жена, не внук! –
Вот оно мое седьмое небо! –
Ближний горизонт и дальний круг.

И, молясь за них, таких ранимых,
В этот жуткий и суровый час, –
Слышишь, недруг мой невыносимый! –
Я молюсь и за жестоких вас,

Всем своим огромным неприятьем
И непониманьем злых вещей,
Мир огромный заключив в объятья,
В комнатёнке ветхонькой моей.

Плохое время – час от часу злей!

Куда ни кинешь око – чернозём,
Но пустыри и захолустья всюду;
И рад понять – растет печаль откуда,
Да пониманье – взращивать на чем?

Плохое время – час от часу злей! –
Пора не лучших слов, ад унижения;
В душе, окаменевшей, в заточении
Томится примирительный елей.

Тут взращивать бы радость и мечту
О единении надежд высоких!..
Но в чёрнозём отчаяний глубоких
Уходят корни невеселых дум.

Калитка в тайну

Пустырь надежд. Эпохой сквозняковой
Продуло Русь – болезную знобит.
Ущербный месяц ржавою подковой
К вратам лиловым наглухо прибит.

В дубовую калитку рвётся ветер,
Иль в стельку пьяный перепутал дом?..
На ней, скрипучей, вечно висли дети,
Гоняемые дедом-чумаком.

У каждого своя калитка в тайну,
И непременно хочется пройти
В ту часть судьбы, где жизнь необычайная,
В привычные вплетается пути.

Но, не умея, видимо, дождаться
Ответа – мчимся, голову сломя,
В чужие, безответные пространства,
Где, что ни день – всё дальше от себя.

А у калитки, где мечты сбывались,
Где времени на уйму разных дел,
На лавочке сидит, вздыхая, старость,
Все очи в даль пустую проглядев.

Но не сегодня запылит дорога –
Стяжанием бессмертья занят сын...
А та, кому рукой подать до Бога,
Найдёт ли завтра до калитки сил?

И чего бы ради гнать лошадей...

Гнедые облака стоят над бродом,
От дел докучных отдохнув в ночном,
Пополненные свежестью речной,
Везут в поля в молочных флягах воду, –

Не думая, что дважды не вступить,
В ту реку, без которой трудно полю;
Как жизнь сама – пьёшь, не напьёшься вволю,
Нисколько не страшась усугубить.

Идут неспешно, зная ближний путь,
Возница-ветер – старый их приятель
Не подгоняет… И чего бы ради
Гнать лошадей, когда в телеге суть?

Субъективный объектив

Над грязью вековой, былинной,

Увидев солнце впереди,

Как может быть необъективным

Твой субъективный объектив? –

Одномоментно пребывая

И на небе, и на земле,

В аду кромешном с кромкой рая,

Как вещь в себе, храня во мгле

Чувствительную фотопленку,

Способную запечатлеть,

Непостижимой тайны кромку,

И то над чем бессильна смерть –

Незримое живое нечто:

Любовь и веру, и мечты,

Соединяющие вечность,

И миг, бегущий от тщеты.

Где нет, казалось, перспективы,

И безысходность тут и там,

Но негативы в позитивы

Вдруг превращает простота,
Нажавшая на кнопку "вызов",

Случайным цифрам шанс даря,

Что было верхом стало низом...

И в сердце снизошла заря!

...Так Бог, любя свое Творенье,

Снижая статус Божества,

Нисходит... Запрещая тленью

Смыкать блаженные уста.

Сочинительнице грез

По лужам дождевым – недавним тучам;

По радуге меж блеклых облаков, –

Как акварель в макулатурной кучи, –

Потерянной и скомканной... Таков

Маршрут домой: привычные пейзажи,

Убитая дорога, суета...

И дома безысходность быта – та же:
Шар прокатился, обнулив счета...

И, если бы не ты, моя отрада, –
Уверенность в грядущем не храня, –
Я шел бы, как друзья: куда им надо,
Мечты любви бездарно хороня...

Но ждет меня моя – всей жизни тайна;

И радуга цветет, и тучи тают...

Вектор поиска…

На переходе перед носом
Пронесся джип, не тормозя;

Лицо (тут слово под вопросом)
И повесть, собственно, тут вся.

Но есть печаль (тоска, кручина)
По человеку... Диоген,
Где твой фонарь?.. Окрест личины!

Потерян всуе диво ген,

Лицо держащий от паденья, –

А если вдруг и пало в грязь,

То в покаянье к возрожденью,

Зовущий, – продолжая связь

Людского с Божьим беспрерывно,

Чтоб человечность процвела.

…Пронесся джип, как конь былинный,

В смерть закусивши удила.

Надменный равнодушный некто

Презренным взглядом окатил…
А в ретивом: «Меняю вектор

На меру знания и сил»

Верша дела несвойственные мне

Свечным огарком солнце над холмом
(Подсвечником старинным) догорает;
Неумолимым воском время тает,
Творя причину – тосковать по ком.

Что ни судьба – в финале слово «жаль»,
Что ни любовь, то горечь и разлука;
Молю, звони и досаждай докукой,
Моя непреходящая печаль!

Я что-нибудь от боли и тоски
Придумаю, суровый мир смягчая,
Спеку пирог к малиновому чаю,
Свяжу тебе и свитер, и носки.

Верша дела несвойственные мне,
Преодолею трудности любовью, –
Ведь мир, где ты, не должен быть юдолью,
Тем более с тобой наедине.

Радоница

Радоница. Солнышко хлопочет
Меж скатёрок белых высоко.
Поминаем близких.. Жаль всех очень!..
Детство. Юность… Как всё далеко!

Украинский быт. Друзья. Работа.
Добрая, красивая жена.
Если счастья нет – есть нечто, что-то,
Чем дорога не осложнена!

И детишки славные такие! –
Если в целом, не гневя Творца...
И деньки на Пасху золотые!..
Вот бы так навеки – без конца!

Но в потоке чаяний лазурных,
Туча омрачила ясный пруд,
Как бы осмеяв всех неразумных:
Быть какое счастье может тут?!.

Но горячей веры дуновенье,
Вдруг, как первоцвет, отринув тлен,
Откликом на жажду воскреснья,
Пролетело по могилкам всем!..

Любовь

Любовь, не убывая, пребывает

В душе, – и глубока, и высока;

И ширится, и берегов не знает, –

И знать не хочет! Страха далека,

Как облака, плывущие над миром,

Что были льдом и снегом, позабыв;

Любовь не создает себе кумира,

И не приемлет напрочь слова «был»:

Наличествует – днесь и бесконечно,

И до тех пор, пока она в груди,

Ты – человек! И жизни быстротечность

Ход умаляет… Смерть, не подходи!

Найдя для бегства веские причины

Мой старенький, любвеобильный «ФЭД» ,

Голодный до красы земной попутчик,

Ни разу не сказавший: «Сheese my friends » –

Улыбчивости приторной, докучной,

Не возлюбив сыздетства…Негатив

Свой выражая образом престранным:

Необъективной воле супротив,

Надменной вечно, желчной и жеманной;

Не суетно способный заглянуть

Своим не дальнозорким объективом

Туда, где открывает тайны суть,

Являя ненавязчивое диво;

Запечатлеть живую красоту,

Нетленного спасительного толка,

На черно-белой пленке – налету,

Не ведая, что делать с этим только.

Но время все мгновения свои

Как окна в вечность, приоткрыв повсюду,

Причины – быть! – от нас не утаив,

Во что бы то ни стало, веря в чудо!

…И вот сижу в укромном уголке

Над множеством трудов твоих, вздыхая, –

Навек любимых видов вдалеке,

Куда уходит жизнь, не понимая, –

Доверившись наитьем, как и ты,

Создавшей мир Красе красноречивой,

Бежав однажды от сквозной тщеты,

Найдя для бегства веские причины.

(фрагмент)

В тёмных стёклах эры силуэты

1.
Шаткая скамеечка в тени привокзальных клёнов-великанов.
Ты – в Одессу… Кто бы отменил, по мольбе моей вояж тот странный! –
Бог?.. Тогда любви Он не вменил скромному молитвеннику в веру,
Попустив, как Вертеру, на меру глупости – безрадостные дни.

Это нынче ясно, а тогда о судьбе гадали по ромашке,

Счастье одному лишь Чебурашке улыбалось, остальным – беда…
В тёмных стёклах эры силуэты – лиц не видно… Смута без просвета.

...Бесконечным стадом тучи шли, за антенны шаткие цепляясь,

Так бурёнки выменем касаясь трав высоких, сохнущих в пыли,
Громыхают по мосткам стальным... Дождик пахнет молоком парным.

Подготавливал речь – не предвиделась сцена немая.
По сценарию встречи: цветы, дорогое вино…
Получился «Токай» – лучезарная сущность хмельная
На серебряной кромке бокала… Немое кино.

По наитию губ улыбнулась счастливая вечность;
По закону любви – чудный миг протяженностью в жизнь;
И зажег свои свечи радушный стареющий вечер –
Задушевные звезды, промолвив, я слышал: «Святись!»

Дальше – таинство чувств: что ни слово, то – правда и нежность,
Что ни вздох, то – надежда!.. Ни тени сомненья в ответ!..
Говорят, не бывает… А я утверждаю: безбрежна
Разделенная радость начала! – Конца ее нет!

Мечтам в унисон

Посв. А.К.

Когда мы летали в одних небесах,
Пугая красоток,
Туман разгоняя в семейных трусах,
На разных высотах,

Межзвездные соты роняли нектар –
Лазурный, тягучий;
Шарахался ветер от пьяных гитар
И бился об кручи.

Где Днепр, не ревучий, мечтам в унисон, –
Широкий, могучий, –
Минуя Триполье, звал к другу в Херсон
На праздник созвучий.

Там бог с голым торсом ходил по воде
Не босом, а босым,
Даря «глуповатое нечто» везде,
Без глупых вопросов.

И время-художник в пространстве надежд,
Неся свой треножник,
Восторг рисовало… Забвенье, не режь
Тот мир, как безбожник!

"Чтоб не сойти с ума, идём во сны"

Чтоб не сойти с ума, идём во сны:

Театр, кино, романы и поэмы.

И в каждом сердце – свой сюжет весны,

Своя интрига и развязка темы.

Всему свой срок... Околица и даль.

Надежды, обретения, потери.

Экклезиаст сказал:“Пройдет печаль”.

Всяк в свой черёд откроет эти двери.

Писанье книг – наверно, суета...

И чтение – не лучшее занятье.

Но не случись, вдруг, Слова до Христа,

Кто б говорил сегодня о распятье?

Когда цветут сады и обновленный лес

Встречает солнце птичьим перезвоном,

А от церквей к домам пасхальный благовест

Разносит эхо по днепровским склонам;

Когда всенощным бденьем утомлен,

Я отдыхаю на сосне упавшей,

А рядом суетится юный клен,

За пару лет заметно возмужавший,

Тогда, забыв о том, что мир жесток,

Что жизнь перенасыщена страданьем,

Я обживаю, как сверчок шесток,

Мой уголок в суровом мирозданье.

Не мучаюсь безвестностью своей,

Довольствуюсь любимыми вещами

И, будто бог, живущий средь людей,

Привычное бессмертье ощущаю.

"Все ближние и дальние прошли…"

Все ближние и дальние прошли…

А он лежал в пространстве обозримом –

Жив или мертв? – ни где-нибудь под Римом,

А в нашей православной не глуши.

Лежал в кювете – пьян был или трезв?

Уколотый? – под кустиком сирени;

Наш конь стальной, спешащий вечно, резв,

Как прочие, в буквальном смысле – в пене.

…Возможно, оклемался через миг,

Пошкандыбал болезный восвояси? –

Бог весть!.. Мы позабыли позвонить,
Спешащие селом – из грязи в князи.

Лежал близ родника, меж двух церквей,

Как камень преткновенья и обуза,

А люди шли красивые – ей-ей! –
Из коммунизма в рай Евросоюза.

…Все обошлось!.. Действительно был пьян

Тот человек – беда и искушенье!..

Но он открыл мне: кто такой есть я,

Посеяв в сердце боль и сожаленья.

"Отщепенка весна, и тебя, как чужую впустили"

Отщепенка-весна, и тебя, как чужую впустили,
Не гражданка России, и я не её гражданин…
Всё решили без нас, в старорусском безжалостном стиле,
Роковые ветра – властелины российских равнин.

Гостевой вариант. Милость Неба – транзитная виза.
И, как пуля навылет, во всём абсолютный пролёт.
Я не нужен стране, где мой прадед родился и вырос,
Где могила отца покаянья сыновнего ждёт.

Я вернусь в отчий край не околичной тусклой кометой –
Рубану напрямки метеором в презреньи густом,
Нестерпимую ночь протаранив ликующим светом,
Разыщу моё счастье у речки за старым мостом.

Не пугайся, весна, если скажут вослед: «Грязь и слякоть!»
На завалинке солнечной эхо окликнет друзей…
И хлебнув самогонки-капели, пол-литра на лапоть,
Мы поплачем в жилетку расхристанных русских полей.

Ты ведь знаешь, весна, что в конечном итоге случится!
Знатный паводок будет! И рожь зашумит у реки…
Я счастливчик, весна! Мне дано в отчий край возвратиться
Веткой спелой любви, всем безумным ветрам вопреки!

"Пешком дорога дольше, но верней"

Пешком дорога дольше, но верней, –
И впечатленья ярче и свежее, –
Есть время призадуматься над ней,
С годами ставшей ближе и роднее.

Она моя – и я её люблю!
Вот так бы шёл и шёл, не поспешая,
Пронизывая взглядом неба шёлк,
Обрывки снов с реальностью сшивая.

Вино событий новых не лия
В меха блаженной памяти – преполной;
Напитком, что старей день ото дня,
Днесь утоляя жажду счастья, помня,

Что нас соединяло у ручья,
Вдруг ставшего границей между наций;
Я никогда не верил, что ничья
Дорога эта в кипени акаций.

Она моя! – не без лазурных грёз,
Не без печальных вех на хрупкой кромке;
Накаркал ворон ей годину гроз,
Эпоху воровскую и воронки.

В кюветах с заболоченной водой
Флотилия покинутых бутылок.
Из капэпэшной будки: «Кто такой?» –
Бьёт палачом исподтишка в затылок.

Пожарища, побоища окрест,
И брат на брата снова… Брат на брата!
Моя дорога – жизнь моя и крест –
В погибели людской не виновата.

Одна отрада!.. от которой нет
Ни радости, увы, ни облегченья,
Когда лицо теряет Белый Свет,
А мир – свое высокое значенье.

"Тот поэт, кто суть не расплескал"

Тот поэт, кто суть не расплескал,

Рифмами веселыми играя.

Чувством дома сирых облекал,

Сам – главы, где преклонить, не зная.

Через все нельзя и не могу

Кротким светом озарял темницы,
Открывая другу и врагу

Ложью ослепленные зеницы.

Тот поэт, кто истиной влеком,

В тонкую иглу проденет нитку,

И сошьет из самых теплых слов

Пилигриму, страждущему, свитку.

Он – мотив, дарующего хлеб!

Он – призыв в бою: «В атаку!» – дерзкий.

Предпочтет покоям царским – хлев,

Как волхвы, почтив Свет Вифлеемский.

"Настанет час, когда уже не крикнуть"

Настанет час, когда уже не крикнуть,
Не прошептать заветного "прости", –
Такая немота, что не привыкнуть,
Отвыкнув чушь прекрасную нести.

И рад бы истый гений конъюнктуры
Блеснуть пред Небом, выйдя на финал,
Гордыню, словно крупную купюру,
На пятачки «святые» разменяв.

Но "банк" закрыт сурово и жестоко;
Как депозиты, канули слова...
Сейчас бы им над суетным потоком
Дежурных фраз вершить свои права!

Живую душу, не сорочьей пряжей
Тщеславия от критики прикрыв, –
И не щитом сермяжной правды даже, –
А покаяньем из последних сил.

…Слова–предтечи и слова-поступки
Затихли, как пред казнью палачи.
А ведь когда-то замыкая сутки,
Приотворяли вечность, как ключи!

"Нет повода, раб Божий, падать духом!"

Всё, как всегда: дорога, храм, свеча, –
Иду туда, куда манило смалку!..
Чу! лебедь, возвращаясь, прокричал –
Округу, облетая, спозаранку.

Свободный лёт бесхитростных идей,
Читаемая клинопись событий;
И нет причины не любить людей,
Не ждуших от тебя больших открытий!

Малиново околица звенит –
Воскресный благовест ласкает ухо!..
Всевышний напрямую говорит:
Нет повода, раб Божий, падать духом!..

Всё главное осуществилось – всё!
А то, что не... в свой срок осуществится!..
Обыденность, казалось, серозём,
А оглядишься, – счастье колосится!

Вглядываясь в темноту

1.
Сквозь суету, тоску и грезы,

Смысл жизни трудно разглядеть,

Где безответные вопросы

За гробом оставляет смерть.

Но ты идешь, почти на ощупь,
За тем, кто также, как и ты,
Мечтал петь соло в хоре общем,

Страшась тщеты и нищеты.

Как беспримерный Паваротти, –
За нотой нота, следом в след, –
Ты сделал все как надо, вроде...
Но почему отрады нет?

Смысл жизни исподволь читая,

Над устьем сумрачной реки,

Былое, словно отпеваешь,

Убитое на пустяки

2.
"Где не понять, там надо верить" –

Бесстрастный опыт говорит,

Как будто открывает двери

Туда, где сердце не болит.

Но за чертой темно и пусто –
Ни слова и ни вздоха... Тьма.

Знать, потому на сердце грустно,

Что недостаточно ума,

Для понимания причины.

И сердце рвется из груди...
События необратимы.

И нет ответа впереди,

Где надо быть, зачем, не зная:
Есть жизнь потом иль нет её,
Все крепче к сердцу прижимая
Непонимание своё.

Сокровище мое

Признать в себе сокровище не смея,

Несу в себе жемчужину любви,

Как инобытие в скафандре, млея,
От предвкушений: "Только позови!"

Свой лучший миг пытаюсь сочинить,

Как первый стих, не скомканный сомненьем.

Не каждому дается полюбить,

Тем паче в вечность обратить мгновенье.

Чем ближе золотой пульсар окна, –

В котором тень туда-сюда, как стрелка,

Часов настенных, – тем родней она;

И все окрест объято дрожью мелкой.

Причину не понять не мудрено:
Кто я такой, чтоб мне открыла двери
Богиня?.. Но судьбой предрешено,

А это означает: надо верить!

...И сталось – по сценарию мечты!

И сочилось счастье без финала!

Как наизусть – предчувствовала ты,

Как будто книгу жизни прочитала.

"Забыв, что жизнь жемчужница греха"

Забыв, что жизнь жемчужница греха,
А ты в ней чужеродная песчинка,
Имеешь дерзость изливать в стихах
Живую душу, волю и причину.

И стойкое желанье – быть собой,
В судьбу невыносимую врастая;
Все более и более не зная:
Что значит – быть? И кто ты есть такой?

Но в рифмы собираются слова,
Похожие на гомон или лепет, –
Им доверяешь больше, чем правам, –
Так верит стае одинокий лебедь,

Вдруг вспомнивший, откуда он и чей,
Какие песни пел в прибрежных дюнах
Возлюбленной, не отводя очей,
Найдя единство с ней в высоких думах.

А, стало быть, способность сочинять
Отраду там, где в торжестве печали
Друзья готовы веру променять
На что угодно, на глазах дичая.

Став вольными заложниками тьмы
Имея здравый ум и трезвость мысли,
Поставив слово "я" над словом "мы"
Ценой чужой – не драгоценной жизни.

"Не каждый день ваяются шедевры"

"Не каждый день ваяются шедевры" —

Хотел ответить критику... Не стал.

Вошла супруга — воплоти Эвтерпа! —

Скривив свои прекрасные уста.

И пальцем — тык! — по клавише с порога,

Пришлепнув супостата наугад.

И дрогнула гармошка диалога,

Настроенная на фатальный лад.

Как не сказать тут: сущая богиня,

Всевидящая легкая рука,

Нашедшая в кошмарной "паутине"

Съедающего нервы паука?

...Отныне лик любимой в мониторе,

Едва проснусь, мигает мне: "Привет!" —

Напоминанием о договоре:

Как надобно лечить надменный свет.

Сенсация!

Нашли-таки! — И не одну планету!* —
Пригодную для жизни... Молодцы!
Сверхновый Чацкий прокричал: "Карету!
Карету мне! Карт-бланш во все концы!
Рукой подать!"... Где взять такую руку?

Чтоб загодя заполучить места,

У Нью-Колумба обретя поруку

На жизнь-малину — с чистого листа!

Факт: Млечный Путь размыт, окрест пожары,
В агонии убитая Земля,
Мол, в двух парсеках строй себе хибару! —

Меж рек молочных в масличных полях...
Каких-то сорок световых годочков! —

И, Новая Америка, привет!

Где вечный Ротшильд с Морганом — браточки!

Доходы пилят... Потушите свет! —

Не видеть бред Вселенского масштаба,

В котором гнида мировая вся,

Трясясь на галактических ухабах

От хохота, пожитки унося,

Меж юзеров юзит, не умолкая,

Где днесь "земля еси" и "звездный прах"

Главу седую пеплом посыпая,

За Землю молят не в чужих мирах,

Оглядывая страждущие долы,

В кругу друзей чтя дедовский завет:
"Нам незачем, имея чувство дома,
Искать в чужбине Несказанный свет!"

* Сенсация от NASA:"Ученые пристально изучали звездную систему TRAPPIST-1 больше года и обнаружили сразу семь планет. Местная звезда гораздо меньше и холоднее нашего Солнца — как мяч для гольфа рядом с баскетбольным. Но планеты ближе к ней, и все условия позволяют предположить, что на некоторых есть жизнь. А одна просто уникальна!"

Сообщающиеся сосуды

Не тревожьтесь, адепты великих учений,

На свой счет заблуждаясь весьма!

Ведь в житейской пучине на стыке течений

Даже гении сходят с ума.

Может статься, и это не просто догадка:

Жизнь людей уникальный урок!

Мы и Бог, как песчинки с горой Сагарматхой,

Бесконечный ведем диалог.

Так лагуна и море едины, по сути, –

Разность лишь в глубине, широте, –

Два сосуда... Язык пониманья не труден,

Если это не дань суете.

Ничего под Луной без Любви не возможно, –

Во Всевышнем отец твой и мать, –

Только в это поверив, средь истин подложных

Легче будет простить и понять.

Превеликая дерзость сказать: "Существую" –
Но дерзну, красотой упоен:
Я – любовь и отрада! И сердце ликует,

Обретая спасение в Нем!

Посмеются, крутя указательным пальцем

У виска – жить кому нелегко,

В иглах рока не чуя Божественных пяльцев,

Разучившись глядеть далеко.

Но наступит минута: забудутся боли,

Меж лагуной и морем песок,

Перестав быть преградой и почвой юдоли,

Явит смысл бытия... Так меж строк,

Раздвигая обыденных слов оболочки, –

Не иначе как свыше поток, –

Благодатью вдруг хлынет Поэзия... Точка.

А что далее – ведает Бог!

"В тучах ветры прореху прогрызли"

В тучах ветры прореху прогрызли –

И посыпались звезды зерном,

Растревожив печальные мысли

О пути нашем грешном земном.

Есть у каждого нечто такое,

Что утратить боится душа,

Но, беречь не умея святое,

Всуе губит, беспечно греша.

Перекресток убитый и грязный.

Звезды силятся что-то сказать...

Может, то – что и смерть не напрасна,

Если знаешь за что умирать.

Отчий долг велит построить дом.

Подумаешь о доме, как о храме,
Где людям дорогим есть уголок
Для благодарственных молитв… Широк
Отрадный список лиц… Давно пора мне
Построить дом всем бедам вопреки,
Всем лихолетьям рукотворным в пику! –
Не склеп многоэтажный превеликий,
Каких по-над Днепром хоть пруд пруди,
А дом, где жизнь желанная кипит,
Где слово «счастье» применить уместно,
Где не в обиде посидеть не тесно, –

Гостям радушный!.. Отчий долг велит
Построить дом… Хоть с фигу флигелёк!
Но я – не флюгер!.. К дому путь далёк…
Хотя б лунянку на луне – и точка! –
Ведь на земле давно ни локоточка!..
На смерть – и то... А тут замах на Жизнь
С великой буквы!.. Так что, брат, держись!
Хотя б за кукиш-накиш наш державный,
Что сквозь века на всех бездомных равный…

А дом – в душе… Преславный теремок! –
На все четыре стороны оконца,
Из каждого по озорному солнцу –
Сигают, лучезарные, в тенёк!

Подумаешь о доме... Сердце – ёк!

"Просили друзья не подложные"

Просили друзья не подложные

Войти в обстоятельства сложные –

Во тьму неоправданных дел...

Не мой это, братцы, удел!

Уроков судьбы предостаточно –
В груди столько боли остаточной,
Что хватит на тысячу лет...
Тем более – выключен свет!

Огонь вместо света, пожарища...

Нет, нет, я не с вами, товарищи!

Семнадцатый год на дворе!

Беда не мерещится мне!

Тьмы вечной боюсь – до рождения!

"О, Свете!" – в молитвенном бдении,
Всенощном и денном пою,

О здравии мира молю,

Войдя в положение сложное, –

Ведь гибнут друзья не подложные! –

Кромсая друг друга в бою,
"Опомнитесь, братья!" – корю.

"Напишешь стихи, а в ответ тишина, пустота"

Напишешь стихи... А ответит на них – пустота;

На фразу: "Люблю тебя жизнь!" – грянет снайперский выстрел

Тупого апломба. Судьбу подытожит тщета,

Промолвив небрежно, подчеркнуто выспренне:

"Молчание выстрадал!"

И рукопись книги, отменно горя на ветру,

Проявится в небе – чернилам под стать симпатическим,

И звезды распишутся ярко: "Я весь не умру!"
Гораций сгорел или Пушкин?.. Бессмертны фактически!
Итог эмпирический:

Мол, лучше молчания только такие слова,

Которыми можно поднять человека из праха,

Надежду внушить, даже если распяты права,

И горе окрест как свидетельство полного краха...

Но смотришь без страха

На ужасы новой войны в череде роковой,

Где лакмус наивный в нещадной среде кровоточит;

И ты понимаешь: что есть ты! и кто ты такой!
Что пламя молитвы, особенно смутною ночью,

Превыше поэзии... Точно!

14.02.2017 (10:00 -10:40)

"Люблю Украину, как щедрую крестную мать"

Люблю Украину, как щедрую крестную мать,
Как воду с криницы, в тенистых владениях вишен
В нещадную пору... И мне не приходится лгать –
Ни в том, что люблю и ни в том, что любим и услышан.

С березовой рощей в ладу, очарован Днепром,
Свою лебединую песню на верность проверил,
Где гордый журавль и синица со мной заодно, –
В своих небесах обретают поющие перья.

Ответь мне, любимая, дочь Украины, ответь!
О чем эта ночь, овладев вдруг наречием ветра,
Стучалась мне в грудь, донося в твоем облике весть,
В которой ни слова?.. Лишь музыка жизни и света!

Поныне всей памятью счастья на крыльях лечу,
В тиши абсолютно лишенной тщеты и печали,
Где ты, моя радость, близ внука, затеплив свечу,
В молитвах о мире все чаще вздыхаешь ночами.

Благодатное время

В этом Новом году будет много хороших стихов –

Благодатное время для снов золотых созревания:

Смута, бедность, война, безысходность на стыке веков,

Потерявших свои оправдания.

Громким клятвам – табу! После них на душе пустота.

Лишь в молчания золоте, – словно волнушки на зорьке

В палых листьях, – являя надежду, взойдет Красота,

Чтоб кричали все: «Горько!»,

"Мир, совет, да любовь!" – вопреки трескотни роковой;

Лёт мгновений прекрасных и в каждом – наитием: «Боже!

До чего удивителен Твой бесконечный покой!"

Вечный бой невозможен.

В этом Новом году, наконец, все и сразу поймут,

Что Земля уникальна: единственна, неповторима;

Все вопросы решаются, даже Вселенские, тут,

Что бесспорно, вестимо!

Межпланетный ковчег, псевдонои последних времен,

Не спасет никого: ни кита, не кента, не кентавра,

А тем более вас, имя коих окрест «легион»…

И на Альфе Центавра!

Андромеды Туманность и Млечный, убитый наш, Путь,

Намекают отнюдь не туманно на скорбные вехи,

Веря – в каждом сердечном пульсаре спасения суть,

И беда – в человеке.

Пилат. Пред осуществлением выбора.

В претории оплёванный Мессия

Пред игемоном, телом обессилив,

Достоинство и мужество хранит.

– Откуда ты?..

Молчания гранит – ответ Пилату,

Что на нет исходит,

На склоне лет... Ума палата!

Меж «да» и «нет»

Угрюмый бродит,

Пытливым взглядом впитывая свет, –

Вины в смиренном муже не находит:

– Не знаешь разве, что имею власть, –

Распять и отпустить? – проформы ради

Роняет фразы. Монотонный глас

О камни бьётся, как слепой.

В тираде

Подспудное желание понять.

Но понимание кричит: «Не смейте

Меня будить!.. Я на иной планете!

В ком пробужусь – тому не устоять,

Как Светочу сему пред чернью мира!»

Пилату плохо очень! тошно! сиро!

Каифа, Ирод, – круг общенья жуть! –

Для игемона не елей отнюдь

На давние его больные раны.

А сей философ кроткий, как ни странно,

Внушает ненадуманный покой…

А там… «Распни!», – как гром над головой.

И приговор коварством обеспечен –

Синедриона аргументы весче.

Науськанная книжниками чернь –

Орудье иудеев – то речет,

Что хочет знать… А тут персона грата

Пред Пилатом

А у Пилата: и ума палата!

И власть, как сласть! –

Ни дать ни взять… Украсть

Толпа сия, однако, может… Может!

Нет, нет, не совесть игемона гложет!..

«Краснеть пред кем?.. Пред лекарем-царём –

Владыкою без царства?.. Длань возложит

На голову мою и боль пройдёт…

А Кесарь, коли гнев его падёт

На череп мой, лысеющий изрядно,

Несдобровать!»… Пилату неприятно

От мыслей инородных… Вещей сон? –

Догадка вслух? Практичный игемон

Зевает театрально, – море скуки,

Мол... Но к чему театр?.. И для кого?..

Для зрителя (вздыхает) одного?

А там – пучина круговой поруки:

– Подайте воду, умываю руки!..

Я сделал всё что мог. Не самому ж

Последовать на крест, как этот муж?

Молитвы не наедине

Поймешь ли, милая, простишь,
Что я испуганную тишь –
Твою подругу – вздохом лишь
В ночи утешил?

Увы, надеюсь не весьма –
Быть понятым.. Грядет весна.
И Пасха близится красна
В разливах вешних,

Где греются икринки звезд,
Дымит зари сожженный мост;
И месяц, как больной вопрос:
Ждать бед откуда?

Сорвав последнюю печать,
Прочтет Господь мою печаль
О том, что я в сердцах кричал:
Не верю в чудо!

Но – диво!.. На помин легка!
Летишь, спасая дурака,
Намеком не издалека:
Он мой навеки!

Доверив чуткой тишине
Такие вздохи обо мне, –
Молитвы не наедине, –
Целуя веки.

Письмо с фронта

Да я не против, друг мой, в час лихой,
Блаженство роковой минуты славя,
По облакам – в снежнице ледяной –
Лететь, не замочив ступней...
Не вправе!

Сижу в окопе – не в тылу отнюдь! –
Не фигурально мерзну, голодаю...
У камелька бы, попивая суть,
Которая в вине, мечтать о рае
Утраченном

С любимой! – до зари,
Пролившей кровь рассветную в осоку, –
Над костерком не гаснущей любви

Мечтая о поэзии высокой...
Но артобстрел!..

Вши, гнус окрест и гнусь!
И пчелами-убийцами, кусаясь,
Летают пули… Прозевать боюсь!
В молитве в три погибели я гнусь
За бруствером... Не виршами спасаюсь.

Собачья доля

Его когда-то звали ласково,
Кто Шариком, а кто-то Бобиком;
И жизнь ему казалась сказкою –
Щенку-дворняге в летнем дворике.

За хвостиком кружа и падая,
Гонялся до изнеможения,
Своей игрой прохожих радовал,
Обещан был на дни рождения.

Он всех любил и это главное,
Но он не знал, кружа за хвостиком,
Что месяц-два и лето славное
Закончится холодным дождиком.

Глаза смиренней, чем у инока,
Плечальней бомжа неимущего;
Просил не пряника, не финика,
А корку хлебушка насущного.

...И вот бежит дорогой грязною,

Шерсть по бокам шарами сдутыми,

В поля, где жизнь течет без праздников

И меряется не минутами.

А путь-дорожка белой скатертью

В крещенский холод вольным пленником,

Где лучше сдохнуть, чем на паперти

У ног богатого священника.

Под лапами закат рябиновый.

Луна проклюнулась меж клёнами.

Над псом в прицеле карабиновом
Весит душа не окрыленная.

А он летит кудлатый умница,
Исполнен воли и бесстрашия,
И провожает его улица
Бессчетно раз друзей предавшая.

"Явно что-то в небе не сложилось!"

Явно что-то в небе не сложилось! –
Новой драмой Млечный Путь чреват, –
Звезды до беды договорились...
И Бог весть, кто в этом виноват!

Синий шелк текущий в венах стынет,
Сотканный из солнечных лучей;
В черепе – ночлежке звездной пыли –
Сила мысли в миллиард свечей.

Есть над чем задуматься пульсару,
В теплой тьме гоняющему кровь:
Может напросится в эмиссары
Вольной жертвой в звездную юдоль?

Если жизнь предвечная не вечна,
Если мыслью сути не объять,
А надежда – быть, не безупречна,
Есть причина, чтоб ее понять!

Боже, Боже, как я понимаю,
Тьмы и света в перекрестье став!..
Не кричу, не плачу, а внимаю,
От борьбы бессмысленной устав.

Мук нестерпимых прорастанье

Меня любили так сердечно,
Так безоглядно...
А я – так суетно! не вечно!
Так безотрадно!

Передо мною настежь душу…
Помилуй, Боже!
А я, не слыша, близких слушал,
Такой хороший!

Кормил бездарными стишками,
С абстрактной дрянью,
Над пирожками с потрошками,
Туманной ранью.

Они копейку мне святую...

А я потрачу!

Потом в минуту роковою

Её оплачу.

…Погоста ровные рядочки
В бескрайнем поле:
Могилки, словно пирожочки,
Нещадной доли.

Настало время прорастанья
Мук нестерпимых –
Не нахожденье оправданья
Себялюбивых.

"Берёза выбросила цвет сирени синей"

Берёза выбросила цвет сирени синей.

— Не может быть!..
— Поверь, мой свет, на солнце иней!

На сердце лед. И на висках — не грим, не пудра, —

Запуталось на сквозняках седое утро.

Глядишь в окно. Отлив в снегу — на нем синицы.

Ждут не словесную пургу — пшено, пшеницу...

Им пахнет не театром жизнь, а хлебной крошкой:

Стучат в стекло, мол, поддержи... Хотя б немножко!

Они припали ко крестам твоим оконным,
Как бедный люд в годины драм, к своим иконам!..
Что твой удел невыносим, им не измерить...
Но сотвори для сирых сих причину верить!

"Живем во зле, а хочется добра"

Весь век живем не этим мигом,

А памятью или мечтой;

И носимся в кармане с фигой

На всякий случай непростой.

Но слава Богу страх и мука

Нас возвращают в данный миг!
Мысль, как назойливая муха,

Внезапный выстрел или крик.

Живем во зле, а хочется добра,

Как мотылькам ночным тепла и света.

Но как дожить, хотя бы до рассвета,

Им, обольщенным магией костра?

Как нам дойти до жизни непустой,

Заветные мечты осуществляя,

Лазурной грезой ближних не терзая,

Измученных нещадной нищетой?

И как не заблудиться — вот вопрос! —

Не погубить себя и окруженье,

В прах не сгореть во имя новых звезд,

Терпя обиды, боль и униженье?

Вопрос по эту сторону костра.

А в пламени его ответ желанный...
Вот и летим за грань добра и зла,

Плюя на боль и ужас окаянный.

Не сват министру и не кум царю

(О мелких сошках и не говорю!),

Не родственник судье и прокурору,

И далеко не брат в законе вору...

Сказал бы: "Лишь себе я господин" —

Но будет ложью... Я ведь не один

Раб Божий, что завидует рабу,

Вселенную он тянет на горбу.

При всем при том — у этого раба

Проблема: он извечно на бобах!

Но не скулит о том, что нет арбы,

И что верблюжьи у других горбы.

Не спрашивай! — где он? и кто такой?

На службу призван Истиной самой;

Вцепился зорким оком в Млечный Путь,

Попробуйте такого сковырнуть!

"Рождественская буйствует метель"

Рождественская буйствует метель.
Братоубийство ширится в Донбасе.
Молюсь: "Наполни мирным духом, Спасе,
Мгновения крещенского купель.

И, да прольется на снега не кровь, —
Коварный ветер пусть стреляет в спину,
Не нанося невинно спящим боль,
В сугроб роняя мерзлую рябину.

На поле брани вряд ли избежишь
Ранений и смертей... И все же, все же,
Всевидящий и милосердный Боже,
Суд над ослепшим людом отложи!

Неистовство мятущихся минут,
Летящих в ночь с закрытыми глазами;
Надорванными воем голосами,
Кричащих: "Разве можно выжить тут?"

В благословенный окунаясь миг,
Всей глубиною сердца умоляю,
Оплакав убиенных... Кто из них,
Был во Христе святее? — вопрошаю.

На свой-чужой страдальцев не деля,
Наитием,— а как еще иначе? —
Я ближних вывожу из зоны плача,
О недругах беспомощных скорбя.

Окрест заблудший православный люд, —
И там, и тут одни и те же боли
Во глубине мятущихся минут,
В крещенский холод жаждущих любови.

"И рад бы спеть надежду и любовь"

И рад бы спеть надежду и любовь;

Нечаянную радость... Но не льётся! —
Улыбку счастья исказила боль, —

Отрада, как ни силюсь, не поётся!

Но проблески заветного огня,
Грез сбывшихся счастливые зарницы,

В годины смут отводят от меня

Дурные мысли, сумрачные лица.

Вновь в чудо начинаю верить я,

В мечтах распятых находя живое,

Что воскрешает радость бытия,

Уныние смывая роковое.

Сознанья дефицит и доброй воли

Сознанья дефицит и доброй воли.

Народ, увы, неизлечимо болен

Неразумением простых вещей,

Банальным недержанием речей:
Кто враг кому, и кто во всем виновен...

И слово роковое "геноцид"

Осколочное эхо треплет в чаще

Дремучих мнений... Бьются гордецы

За звание "мудрейший"... Да обрящут
Не звание, а мудрость, как отцы

Святые наши, знавшие, откуда

Исходит зло, где логово его!..

И почему из века в век Иуда

На шею нашу — вождь средь воевод;

И что ни эра — Судный день!.. Покуда

Не осознаем, кто наш верный Спас,

И почему окрест боятся нас.

Святая ночь.

Святая ночь. А в мыслях чехарда.
Ведь завтра вновь безумие разлуки.
Как между стекол снег, меж «нет» и «да»,
Мы замкнуты судьбой в порочном круге;
В сквозном аду гостиниц и общаг,
Где дух гостеприимства еле дышит,
На бога быта ветхого ропща,
Как будто стены бед чужих не слышат.

Фужеры до краев
На краешке земли.
А в предрассветных небесах негромких
Искрится замять шумная
Вдали
Вином игристым
На хрустальной кромке.

Ты говоришь о множестве примет,
В плед старомодный кутая колени.
И гаснет пыл надежд в пустыне слова «нет»,
Как пепел жарких писем на поленьях.
А вьюга за окном, как в сумерках фата.
И вязнут вязы свадебною свитой.
Как между стекол снег, меж «нет» и «да»,
Мы маемся меж счастьем и обидой.

Фужеры до краев.
И чувства до краев.
Рассветные мгновения в бокале
За горизонт бежав,
Играются с огнем,
Надеждами живя
На хрупкой грани.

Дружбания-Другария моя

Дружбания-Другария моя,
Удел заветных грез и озарений;
В ней, что ни человек, то добрый гений, –
Среди счастливцев чудным чудом я.
Дружбания-Другария моя!

Страна в стране – не герцогство отнюдь,
Не княжество, не королевство вовсе!..
Но только здесь лишь Болдинская осень,
Случившись раз, продолжит славный путь,
Где априори правит жизни Суть.

Как не любить привольный наш анклав,
Не мнимой воли торжество воочью;
Общак надежд отчаянно сверхсрочных,
Снов золотых и ожиданий сплав, –
Блаженный край благословенных прав!

"Впаданье в детство" – выстрелил вослед
Несчастный некто, метясь в крылья наши,
За спинами поющие бесстрашно:
"Дружбания-Другария, привет!
Наш верный щит от суеты сует!"

Навеяно О. Озарянином

"Ты у себя есть, этого довольно"

Олег Озарянин

В координатах вечного абсурда,
Нарцисс абсциссу не найдя, фривольно
Ронял слова, как будто это пудра:
"Я у себя есть, этого довольно".

О золотом сечении мечтая,

Не находя, ни в людях, ни в картинах,

Предполагал, все глубже проникая,

Гармонию вещей в себе любимом.

Но жизнь прошла. И на смертельной кромке,

До точки сузив спектр надежд широких,

В душе своей – потрепанной котомке –

Его кольнуло слово "одинокий".

И стало страшно – постаралась память,
Бесстрастно расплескав воспоминанья,

И все, чего не суждено исправить,
Вдруг облеклось в причину для страданья.

И он рыдал, рвя на себе одежды,
Разбил все зеркала – они кричали:

"Ни проблеска спасительной надежды!
Ни одного мгновенья без печали!"

И твердь земная дрогнула... "О, Боже!" –

Впервые в жизни помянул не всуе, –

По сути, миг, как должно людям, прожил...
И слава Богу! – Милость за такую.

Вдохновленное О. Овсянниковым

1. Роковое сомнение

"Я придумал тебя из прочитанных книг,
из загадочной музыки сфер.
Срисовал с репродукций запретных картин,
перед сном выключая торшер.

И однажды, я помню, ты сделала вдох,
прижимаясь ко мне сквозь сон.
И, узнав тебя, понял, что пусть я не бог,
но могу то, что может он"

"Удача" Пигмалиона (О. Овсянников)

Я, наверно, не Бог, но сомнение есть,

Ибо делаю то, что и Он:
Создаю силой мысли – что людям поесть,
Убеждая, что это не сон.

Но еда – баловство! Есть серьезней дела!

Вот и ты смелой грезы продукт –

Я тебя смастерил, а не мать родила...

Пусть не Бог я, но тот еще фрукт!

Ты не верь, если скажут, что образ украл:
"Срисовал с Моны Лизы моншер"...

Пусть попробуют сами! – Я ночью ваял,

Прежде выключив яркий торшер.

Ты вначале была ни жива, ни мертва,

Грех имею – был дьявольски пьян!

Перегаром дыхнул – появилась метла....
Все в трубу!.. Виноват мой изъян.

2. Поговорили

"Никогда не понимал, для кого и для чего подобная дрянь пишется....

Напишите лучше про любовные муки навозных червей. Хотя бы им интересно будет".

(О.Овсянников)

"Для этого мне нужно подольше за Вами понаблюдать..

Я не могу так сходу взять и написать".
(Кохан Мария)

Один сказал: "Коллега, вы калека!

Абстрактной дряни зычный соловей –

Туманных экзистенций человека...

Уж лучше бы писали про червей!"

На что коллега-дама, возражая,

Ответила, исполнившись любви

И состраданья: "Я не возражаю!

Всему свой срок, болезный, потерпи!"

"Зима. Предновогодний вечер".

Зима. Предновогодний вечер.

Глаза слепит тивишный снег.

Но розовой лампадки свет

Зовет заблудшую сердечность

В мир, где забвенья счастья нет.

Немыслимых надежд покров

И грез лазурных воздыханье –

Сбыванье их как воздаянье

За веру в силу лучших слов,
Исполненных долженствованья.

Казалось бы, не изменить

Сей мир безжалостный и жалкий;
Свет погасив, уснуть! забыть
Однообразье коммуналки,
В которой в пору волком выть!

Но в том оконце свет иной, –
Молитв, любви и вдохновенья!

И не солжешь, сказав: "Святой"

Не сопряженный с суетой, –

Непреходящего значенья!

31.12.2016

"Живем — как будто нет войны"

Живем — как будто нет войны,

А жизнь полна любви и смысла...
Лишь радуга с улыбкой кислой, —

Наследница чужой вины, —

Не знает как связать концы

С концами в бесконечной боли;

Где тучи, словно вдовы в поле, —

А по соседству бубенцы

Неугомонных плясунов:

Пир на гробах и пьяный топот

Самоуверенных ослов,

И сов надменных пошлый хохот...

И этот явный бред — не сон,

И не картонными мечами

Реальность машет; бьет в висок,

Угарными травя речами.

И сок не клюквенный течет...

Не фигурально — под ногами.

А мы живем...

"Я вижу вас ("уроды!" — не скажу)"

Я знаю вас — и это тяготит,
Прозрачные мои не конкуренты!

Как беженцы с веселой киноленты,

Вам очи б долу! Но в глазах зенит...

Я вижу вас ("уроды!" — не скажу),

Прочтенные задолго до собачьей

(Назвал бы жизнью, над которой плачу),

Но разве это жизнь?... Слов не свяжу!

Чтоб хоть детишек сирых обогреть

Волшебной сказкой!.. Состраданья пледом,
Аки шинелькой гоголевской, деда

Укрыть, вернув... А вам, презренным, плеть!

За воровство чужих надежд и грез,
За искушение сердец наивных...
Прогнившим в самомнении насквозь,

Плеть, только плеть! — сверхмерой превентивной.

Все ваши тайны знаю назубок,
Все ваши мысли, чаяния, чувства!..
Списал с себя — поэтому и грустно!
И падают глаза мои в песок.

Покаянные стихи (продолжение цикла)

Силюсь вспомнить черты дорогого лица,
А приходят безликие тени,
И венчают ступени крыльца...
Как собаки на сене.

Архивариус истый, причудница-память, яви
Образ мамы моей – что, как свечка во тьме угасает!
А она мне – свинец окаянных огрехов моих! –
Так осколки в судок эскулап беспристрастный бросает.

Что за память такая – родного не вспомнить лица?!
Снова тычешь меня, как котёнка поганого, грубо...
Помнишь запах костра, неземной аромат чабреца,
Смоль коней вороных, мышц игру на лоснящихся крупах…

Понащёлкала память-фотограф мне за полста лет:
Муравьёв беготню, майских молний ветвистые блики,
Чтобы в массе деталей чахоточный скрасить рассвет –
Этот проклятый мир в окаянстве своём многоликий!..

А святая святых, – что лелеять бы, вечно храня,
Пуще ценных холстов в тайниках пресловутого Сотбис, –
Достояние рода... Профукала память моя!..
Как худая броня!.. Как картёжник и мот, свою совесть!

2.
Разгорелся костёр –
Поминальной субботы заря;
Отголоском шаманства,
Невольным язычеством веет…
От желанья восполнить потери
Заносит меня,
И я требую чуда,
Созвучного жажде и вере.

Но природа вещей
Непреклонна, мол, братец, пора
Отвыкать от надежд
Там, где время – иным горе мыкать;
Привыкай к Небесам,
Где иного порядка игра,
Где ни дальних, ни ближних,
Ни слов: "привязаться", "отвыкнуть"...

Вот и выбор тебе!
Вот и воля – бери-не хочу!
...Подоконник широкий, –
Где мама, меня дожидаясь,
Проводила минуты тревоги,
Затеплив свечу,
Над псалтырью, – хозяйкой другой
Сплошь геранью утыкан.

Кто помашет вослед?
Перекрестит дорожку тайком,
Троеперстья бутон
С каждым годом всё туже сжимая?
...Вместо мамы сирень
Белой кистью на месте святом,
Меж могилок качнулась,
Гостей запоздалых встречая.

2007-2016

"Неполезное дело – в чужие проблемы входить"

Неполезное дело – в чужие проблемы входить,
Проникаться вселенскими болями душ незнакомых;
Труд напрасный – во всём потакая, усердно годить
И далёким, и ближним, вслепую ходя под Законом.

Но задела в свой час за живое далёкая боль,
Не родная утрата, иной высоты пониманье;
Ужаснулась душа, прозревая: "Распята Любовь,
Подававшая всем горемыкам в пути состраданье!"...

И почувствовал я – через время, как Некто, незрим,
Не давая упасть, поддержал… Превеликая сила!
Облачила в надежду, имея реальную власть
Помогать не докучно, входя в положенье красиво.

А моё положенье, при всех козырях, не ахти!
Самомнения карта простой ситуацией бита.
И не видно ни зги в желчной дымке сует суеты!
И дороги окрест неуёмной корыстью изрыты!

Только узкая стёжка, и голос в глухой тишине, –
Непрерывно зовущий упрямцев юдольных беспечных, –
Неназойливый, кроткий, смиренный: «Придите ко мне!..
И Я успокою вас»… Верю Ему – бесконечно!

"Окликнул бы всех изгнанных поспешно"

Окликнул бы всех изгнанных поспешно:
«Вернитесь, если воля есть на то!" –
И уважая труд спонтанно грешный,
Продолжил: "Впредь не лейте в решето
Общественное – частные помои,
Приумножая смрад сквозной тщеты,
Тем паче – из порожнего в пустое! –
Иллюзию посмешной простоты"

Но промолчал красноречивым матом,
Махнув вослед надменной пустоте:
Идите с миром! – Мол, и я когда-то,
Не менее погрязший в суете, –
Сам преуспел в старании напрасном –
Ронять слова, что никому вовек
Не пригодятся… Ротозеям праздным
Иное надо – хлеба и утех!

...Живой вопрос истлел, предполагая:
"А если б – Сам Спаситель попросил,
Не множить скорбь – тем, чем сейчас играя,

Кичимся мы, рвясь из последних сил?"

Жонглируя стихами, как мечами,
Бессмысленной толпой поощрены, –
Ни то, что Божьих вех не замечая, –
Самих себя в тщете отрешены.

"Капля на ладони" (тетраптих)

Погибнут и святые, и подонки,

Бог весть куда бежав от суеты.

Былых свершений отзвуки невнятны.
Посмертной славой боли не унять…
Ах, если бы, уйдя, прийти обратно
И о бессмертьи людям рассказать!

...А впрочем, кто из вас поверит в чудо,
Скажи, что чаевал с самим Христом?
И камень бросят, и плеваться будут,
Не зная, что покаются потом...

4. Дождь проповедник

Упала капля на мою ладонь,
И я подумал: также жизнь прервётся:
Кому лицом в песок, кому в огонь,
Немного человеку остаётся.

Подумав так, как если бы могла
Подумать, капля, чувствуя, что гибнет,
Не зная, что есть в небе облака,
Что есть туман, что вновь она возникнет.

А кто есть я, её прервавший путь,
И Путь ли это – в пустоту паденье?..
Не краткое мгновенье жизни суть,
А вечная надежда Воскресенья!

Любящим абстрактно

Детектор лжи никто включать не станет.
Вообрази: Владивосток-Москва –
Вагон-купе, скучайный чай в стакане.
А ты из эмиграции…Тоска
По Родине там – ложка дёгтя в бочке
Любого мёда… Место назови!
Альпийские долины… Двоеточие
Очей пустых ночного визави,
Что перепутал день и ночь дороги
С добром и злом – не знает: что есть что?
И кто есть кто?.. Острожные тревоги
Забили насмерть душу-решето;
А в решете воспоминаний звёзды –
Торчат пшеном иль золотом в лотке
Старательском… Но никогда не поздно
Поведать правду, если в уголке
Забвения не прятать скарб житейский –
Сквозное рабство, крепостную боль…
Как в дежавю: событье есть, но не с кем,
По сути самой, разделить юдоль;
Поплакаться в жилетку, напророчить
В неволе вечной новых дней оброк…
И то ли снег на ниве кровоточит,
То ль кто-то с кровью выхаркал добро –
Руси переустройства... Воздыханье.
Кого? над чем? – не мудрено понять!..
Так пой же, пой, хоть в самоправданье,
Нам Лазаря, не преминув солгать!
Листая дневники швейцарских будней,
Пророческий угомоняя зуд,
Рассказывай о трудоднях и трутнях,
Верша возмездье, как последний суд.
Уполномочил кто? – Господь, вестимо!
Где и когда? – Не в этом суть, камрад!
Мол, жизнь зело цикутой угостила –
Цинизмом тех, кто духом не Сократ.
А ты (по тексту), хоть в оклад – и в святцы!
По всем статьям мыслитель и пророк,
И праведностью, если вкратце, братцы,
Презнаменит... Читайте между строк!
Да не забудь сказать: «Живите долго!» –
Особо тем, кто верит: жизнь – игра…
Когда умрут свидетели, о долге
Тогда мура любая – на ура!
Тогда по факту славы – неподсудный,
По праву прав и всяческих свобод,
Ты будешь гений, моторошно-нудный,
Любить абстрактно, гибнущий народ.

…Суровый край. Заря рябиной сочной
Упала с чёрных веток февраля
На затвердевший снег, под треск сорочий,
На радость снегирям и егерям.

Война

1.
В краю, где над могилой Канта
Закат двойным пурпурным кантом,
А-la будёновский лампас,
Я на Гнедом бурёнок пас,
За старым кладбищем немецким,
Где у поруганнных могил
Резвилось, не жалея сил,
Безбожное шальное детство.

Вандалы юные мячом, –
По черепам арийской расы,
По склепам, где почили гансы, –
Лупили... Совесть ни при чём!
Как ни при чём убогий разум,
Внушавший геринговским асам
Бомбить святыни... Нипочём! –
Ударить бомбой иль мячом.

Я пас коров. Они играли.
Кресты фашистские вручали
За каждый мастерский удар...
Над сопкой бдительный радар
Искал врага. Кружили слепни.
Мир к новой двигался войне,
Уверенный, что враг – вовне.

2.
Наверняка еще не зная

С какой страны, какого края,

Беда вселенская придет;
Кто на кого, не понимая
Зачем сие, вдруг нападет.

И вероломно, или прямо,
Сказав друг другу: "Мы враги!" -
Начнет резню невинных рьяно,
При этом: "Боже помоги!" –
Твердя всерьез в угаре пьяном.

Жизнь многих душ укоротив,

Легко роняя образ Божий,

На кантовский императив

Плюя, как ветра супротив,

Смеясь над слабыми, ничтоже

Сумняшеся. Геройских дух

Являя там, где по Закону

Любви: голодным дать еду;

Убогим не чинить препоны, –

И так живущим, как в аду.

Но не досуг читать рубакам,

Тем паче исполнять Закон,

Велящий отдавать рубаху...
А, стало быть, пускай на плаху
Идет – кто с истиной знаком!

Вновь мирный воздух пахнет гарью.

И снова горе и война!..
Таки додумались канальи:
Кто виноват – доярка Дарья!
А кто еще?.. Она! Она!

(Далее будет)

Отчужденная старость

Всей мощью невоинственной палитры

Хозяйкой по дороге, как по вехам,
Ползёт козявка (домик на спине)
С достоинством, мол, путник – не помеха!
Да и она не враг в дороге мне.

Любуюсь прорастаньем солнца в тучах.
Роса искрится на кирзовиках.
Туман висит, как мокрые онучи
На солнечном борту грузовика.

В молитвенном покое дух прибрежный
Владычествует царственно, легко
Подталкивая в мир забот безгрешных,
От назиданий знойных далеко.

Всеобщей благодарственной молитвой
Прониклась благодатная земля –
Всей мощью невоинственной палитры ,
Умильно, не докучливо, звеня!

Чтоб человеку, вскинувшему в небо
Свои благоговейные глаза,
Средь множенства бесхитростных молебнов
Открылись чудом жизни Небеса.

В сюжете все живое...

Луна в ложбине – шарик на «зеро».
Я выиграл путь-скатерку меж сугробов
Туда, где нет воинственных миров;
Волшебной сказкой – жизнь, любовь – до гроба!

В сюжете все живое: дух печи, –

Пред горенкой, где ждут, – немного горький;

Но блики разгоревшейся свечи

В морозных стеклах не уснут до зорьки.

А за окном – неистовство страстей:
Безлистых душ шараханье-сметенье,
Владычество погибельных идей;
Кромешный ад, тоска и озверенье.

Но я прорвусь – к безумию чужой,
Меж тысячами беспричинно злобных
Стоящей, как Мадонна, всей судьбой
В кресте окна – на месте своем лобном.

...Примчится вмиг, завидев силуэт, –
Обмершее лицо снежком хорошим
Начнёт тереть, роняя кроткий свет

Бесстрашно перемешанный с порошей.

О, как тут неуместно слово «зря»!

Замшелый камень – стол, а кресло – пень;
И леший знает – страннику товарищ:
Что значит – быть, когда который день
В тревожном котелке двух слов не сваришь.

Густая земляничная заря –
Вареньем по горбушке горизонта...
О, как тут неуместно слово «зря»! –
Но лишь оно окрест зловещим фронтом.

И бесконечным эхом слово «где»
Сердечные дубравы облетает,
И дымка кружевная на воде
«Куда» с «зачем» как увязать не знает.

Бес не в ребро, а в сивый котелок,
С последней каплей веры на излёте.
Скорей, скорей! – в свой сирый уголок,
С бездонной мерой нежности напротив.

К той, кто наполнит ведая зачем;
Не мудрствуя решит: «Начнём сначала!»
И ангелом блаженным на плече,
Устав, уснёт – невинна, величава.

Пыточная реальность верующего сталиниста

За окном неряшливые струны

Рваным ритмом режут лад ночной;

А за стенкой генератор шума –

TV-ящик блещущий тщетой:

Пошлая хохочущая дикость,

Лихо облепившая страну;

Злая агрессивная безликость,

Миру объявившая войну.

Дома, словно в пыточной ГУЛАГА,

Корчится абсурдом окружён,

Ветеран не защищенный флагом...

Лишь щитом молитв вооружён.

И вопрос вины – не актуален,

Ибо найден на него ответ;
И сказал бы – в чём повинен Сталин,

Да себе, увы, прощенья нет!

Ищет свет во тьме, не избегая

Новой экзекуции судьбы:

"Воздавай, десница роковая,

Тем, чего заслуживаем мы!"

Внимая закону долженствования

Идет снег, — хороший такой, лапастый! — укрывая корни спящих деревьев надежным покровом, храня их от вымерзания. Рясно уродившая в этом году красная рябина говорит о приближении суровой зимы, намекая снегирям, что в закромах матушки-природы есть все необходимое для выживания зимующих в наших суровых краях пернатых.

Весьма возможно, снега выпадет больше, чем необходимо, и это станет проблемой...

Но роптать будут только люди, вначале изрядно порадовавшись, а потом в три погибели кляня причину вчерашней нечаянной радости своей. А перелески, рощи и дубравы, тяжко вздыхая под натиском бурана, и, теряя порой не только ветви, но и ослабевшие деревья, продолжат нести свой непростой крест с завидным достоинством и смирением...

Природа ни в чем не согрешила перед Всевышним, а люди...
Идут навстречу, матерясь при падениях, словно кто-то виноват в их неподготовленности к зиме?!.. Им все и всегда что-то не так, — то сосед криво посмотрел, то солнце своей правдой не в бровь, а в глаз колет...

Идет снег, делая, что должно творить снегу в такую пору, не ища никакой благодарности за свой труд. Белая акация, — воистину белая! — но не душистая, а пушистая; никто и никогда ей не скажет — ни весной, ни летом: "Какая ты хорошая! Спасибо, тебе соседушка!" — послушная закону долженствования, также, как и снег, не ждет и не просит за радушие свое несказанное даже мизерной платы. Человек же таких дров порой наломает, что страшно подумать!.. Но — боже упаси! — в эту минуту призывать негодника к покаянию! А сделай он тебе вдруг добра на копейку, так хоть из шкуры собственной вывернись перед ним в знак благодарности!..

Снег идет. Белая акация серебрится иной красоты гроздьями. Солнце светит.

По целинной не укатанной дороге ломовая лошадь тянет с поля хорошо нагруженные сеном сани; корова дает молоко, туча щедро сыплет свой замечательный пушистый продукт...

Вот бы и человеку так! являть миру не скотство чуждое его природе, а человечность — обыденную, как дыхание, — без биения себя в грудь, мол посмотрите на меня-героя совершившего беспримерный подвиг сопровождения слепой старушки через дорогу...
А снег — не герой и не философ, особо не суетясь, и не вступая в полемику с неистовым спорщиком-ветром, исполненный знания простых, но крайне необходимых для жизни вещей, и, внемля зову страждущих полей, отнюдь не славы ради демонстрирует объятие необъятного...

Светлой памяти Руты Максовны Марьяш

"Птиц грустная смелость".

Рута Марьяш

Неизбывная грусть — жить в звереющем мире
С неизбежностью смерти... Завидная смелость —
Оставаться людьми в коммунальной квартире,
Где с постыдным житьем большинство притерпелось.

Провожая почивших друзей в неизвестность,
Думать: там будет лучше и легче намного, —

Их слова набирают предельную вескость,

Как надежные гати, на гиблых дорогах.

Перелетными птицами души бесстрашных
Кличут, силясь сказать нам сквозь сны ледяные:
"Продолжайте творить дело верное наше
С беззаветною смелостью в дни роковые!"

И, в свинцом изрешеченном отчем просторе,
Мы дерзаем, внимая нетленным призывам,
Жить — смертям не назло! Петь — врагам не на горе! —
Мир, любовь и весну в неизбежном предзимье.

"Бессмысленно жечь за собой мосты!"

Бессмысленно жечь за собой мосты! —
Везде настигнет ужас суетливый:
Владычество надменной пустоты,
Неистовство убогости смешливой.

В Париже и в Неаполе тщета.
И нет исхода от тоски и боли:
Иного содержанья нищета
И широта и долгота юдоли.

Бежать (кого-чего) вот в чем вопрос! —
Окрест одни и те же тараканы...
Но есть места — твой крепко спящий мозг,
И ретивое — как это ни странно! —

Твои шестки, докучный мой сверчок,
На них (бывает!) чудный миг нисходит;
И льется свет, как дивный смысл меж строк...
И никуда бежать не надо, вроде!

Покаянные стихи

* * *
Мне многое дано – и спросится немало,

Отнюдь не за страдания Непала,
И не за то, что в бедствиях Ирак…

Но, может статься, и за этот факт!
За многое-премногое такое,

Случилось что при мне, в мое земное
Существованье – жалкое мое!..

Не Жизнь – житуху! Горе-бытие!

Допущены, увы, в слепую бытность

Моих надежд – убогость и убитость
В Отечестве отчаянном моем

Не дядей с Марса… Позже и о нем!..
Во всем повинен, далеко не мнимо,

Я, не молившийся о том, что зримо
Кренилось, падало и гинуло во тьме

При превеликом, даровитом – мне!

В несчастьях всех виня тщету и сую,

Крест недостойно нес, не долженствуя;
В молитвах день и ночь не проводя,

За тех, кто убивает, не щадя,
В Отечестве моем многострадальном,

И на чужбинах – не чужих, но дальних;

За дядю с Марса – этот ближний мог

Десятою дорогой наш порог
По Воле Божьей обойти сторонкой –

Походкой не воинственной, торопкой…

Но не молился я ни за Ирак…

Соседу сербу не подал пятак…
Последний – жалкий!.. в день его последний.
А он молился на меня намедни…
Молились все с оглядкою на Русь…

А я опять… Чего опять боюсь?

Сказать ровесникам своим: «Володя!.. Петя!..

Над пропастью мы не бредем, а бредим!..
Вам ведь не меньше моего дано!..

Да где оно?.. И кем погребено?

...Молюсь за мир. А что еще осталось?...

Усталость?.. Да плюю я на усталость!

Всё правильно!..

Всё истинно: и звёздный дождь над кручей,
И падающих листьев круговерть;
Ведь, чтобы жить на свете стало лучше,
Приходится кому-то умереть.

И ничего не потерять при этом,
А приумножить… Правильно-то как!
На зорьке сеятель земле пшеницу предал –
Добро иль зло сие?.. Поведай, злак!

Всё правильно: и неопределённость
Путей туманных – ясность впереди;
И первая тревожная влюбленность,
В которую вторично не войти.

Лекарственный настой от эгоизма
Вся наша жизнь – то мята, то полынь;
Смиренья дух и демон нигилизма…
Попробуй, брат, – неверное отринь!

Всё истинно: и нравственность, и вера, –
Казалось бы в безнравственной среде;
И то, что я сейчас не прав, наверно, –
Всё правильно!.. Неправильное – где?..

Лелея грез несбыточных лазурь

"Я все оставлю вам, когда уйду"
Юрий Лифшиц

Возьму лишь то с собой, чего не взять

Я не могу, по сути, априори;
Оставив всё, чему не воссиять

В краю, где не цветут земные зори.

Лелея грез несбыточных лазурь,

Бессмертие творя, не усомнившись;
Оставлю виноградную лозу,

Докучного сверчка в запечной нише.

Казалось бы, что можно взять с собой,
Страшась ни с чем остаться за чертою?...
А ведь возьму с наивной простотой –
Вселенную, вдруг ставшую судьбою!

Не нанеся ущерба никому,
Напротив – многократно приумножив,
Чтоб стали ближе ближние добру,
А, стало быть, роднее и дороже.

Поэзию оставлю на помин
Мой души, уверовавшей в чудо, –
То, чего ради был неутомим,
Чем в жизни счастлив был и – после буду...

От небольшого опыта...

"Я все оставлю вам, когда уйду"
Юрий Лифшиц

Возьму лишь то с собой, чего не взять

Я не могу, по сути, априори;
Оставив всё, чему не воссиять

В краю, где не цветут земные зори.

Лелея грез несбыточных лазурь,

Бессмертие творя, не усомнившись;
Оставлю виноградную лозу,

Докучного сверчка в запечной нише.

Казалось бы, что можно взять с собой,
Какие блага и какие вещи?
А ведь возьму с наивной простотой,
Вселенную, чтоб не остаться не с чем!

Не нанеся ущерба никому,
Напротив – многократно приумножив,
Чтоб стали ближе ближние добру,
А стало быть роднее и дороже.

Поэзию оставлю на помин
Мой души, уверовавшей в чудо,
То, чего ради был неутомим,
Чем в жизни счастлив был и – после буду...

Когда не в пустоту нисходит дар...

Я снегопад! И я уже иду,
И неба, и земли родное чадо.
Блаженствуя, когда не в пустоту,
Нисходит дар – вот счастье и отрада!

И незачем доказывать, что ты
Есть то, что есть – душа и плоть, и воля!
Я – снегопад. Венец моей мечты –
Озимых дум молитвенное поле.

Дров наломав немало на веку,
В безбожных дебрях мира пропадая,
Иду, молясь реке и роднику,
Заветные тропинки вспоминая.

Не чуя ног, уверенно иду,
Протискиваясь меж зонтов надменных,
Оставив за спиной в сквозном аду,
Гряду вещей бессмысленных и тленных.

Я снегопад! – легко предугадать,

Не вороша сугроб под старой вишней,
Что ждет меня: покой и благодать...
И – Что не всуе помянуть не лишне.

Что есть жизнь?..

Что есть жизнь? – Молочай-одуванчик

Звёзд, пробивших небесный асфальт,

Где Земли непотерянный мячик,

А на ней очарованный мальчик

Скачет, плачет, и мучает альт!

Что есть жизнь?.. Из чего и откуда?..

Дело случая?.. Воля Творца?..

Если кратко, не мудрствуя: чудо!

Что ещё?.. Существую покуда

Буду славить её без конца!

Буду петь, невзирая на лица,

Тихо, громко, порой про себя,

О себе... О тебе – озорнице,

Не завистливой звонкой синице,

Проводившей на юг журавля.

Вновь ветер на цимбалах гулких крыш,

Придав старью оттенок неповторный,

Играет ритмы – вряд ли повторишь!..

Одним дыханьем \– только на валторнах

Любви сыграть возможно по весне,

Из уст в уста передавая звуки.

...Невольно ёжусь в сладком полусне.

И тает снег – последний день разлуки.

Экспромт рожденный в полемике

* * *
Времена не выбирают...
Это верно! Что сказать?
Но, кем быть и чем дышать,
Убивать иль воскрешать,
Каждый для себя решает!

В тех же небесах весной,
Где одни и те же звезды,
Тот же сумрак навесной:
Одному – светить не поздно,
А другому – на покой...

Тот же воздух под крылом
У жар-птицы и синицы;
Одному – от горя спиться,
А другому сладко спится...
Может, вправду, ни при чем?

За тебя, брат, не скажу:
Как и с кем транжиришь время...
Я своё в стихи вяжу,
И, надеюсь, не грешу,
Утверждая, – жизнь не бремя!..

А для суженной моей,
Пыл нежнейший в ткань мгновений
Наилучших... Я ведь гений,
Время лечащий – ей-ей! –
От погибельных страстей.

О частном и всеобщем размышляя

Всё меньше всеобщего: стёжка, родник,
Фиалки на склонах – не частные;
На всех – ветра шквал, буревестника крик,
Счастливые ливни не частые…

Трагических судеб одна колыбель;
Закатное солнце над пристанью…
Слезящимся оком глядит Коктебель
Сквозь нас, изучающих пристально

Докучную сказку, проросшую в быль
Сквозь насыпь событий бессмысленных…
Полынь в каждом миге, всё реже ковыль!
Всё более глупости выспренней!

Закатан чабрец под нещадный асфальт;
Родник в сточных трубах – невольником…
Триумф фарисейства! Тотальная фальшь!
Беспомощность в ямбах и в дольниках!

Всеобщего рабства последний виток.
Лишайником в небо карабкаюсь.
Стрелком високосное солнце в висок
Бьёт влёт, попаданию, радуясь.

Не причиняя боли никому (триптих)

1.
Именье раздавая по пути
К ближайшей церкви – серебро и злато,
На паперть всходит осень виновато,
Не зная в храме как себя вести.

В притворе уголок облюбовав,
Последним золотом порадовав убогих,
Молчит, как бедный родственник с дороги...
И только взгляд: «Не помешаю вам?»

...Пред абсолютным слухом эха лес,
Как грешник, исповедавшись, спокоен.
И даже вороньё над отчим полем
Подчёркивает глубину небес.

Не причиняя боли никому,
Являет осень красоту смиренья...
Мне б кротостью её воцерковленья
Проникнуться всем сердцем самому!

2.
Евангельской вдовой, в накидке серой,
Близ церкви осень на скамью присела,
Листом последним лето помянув…
А я… Что – я?.. Пророчества в плену!

Стрельнув у сослуживца папироску,
Гуляю, стих кропая про берёзку...
О том, что без любимой ночь длинней…
В подтексте: так соскучился по ней,
Что в пору удавиться!..
Но вдовица,
Знать, что-то зная про судьбу мою,
Навеяла провидческие строки
О том, что ошибаются пророки,
И по любви, – что выше веры, – вдруг,
Порочный круг надуманных разлук
Одним движеньем рвётся посредине…
И ты (дивлюсь, любимая, доныне!)
Летишь навстречу по листве сырой,
Как отклик на мольбу в аду кромешном,
Дыша в лицо восторженной весной,
Такой открытой, чистой и безгрешной!..

Но осень… Лист – рефреном сквозь века,
Последней лептой веры беспримерной;
И ты идёшь, близка и далека,
А я… Что я?.. Люблю неимоверно!

3.
Такой убогий, но родной пейзаж!..
Листвы шуршанье, как молитвы шёпот.
Закат багрян и невесомым шёлком
Ложится небо на пустынный пляж.

Осенний сквер – потерянный буклет,
Изрядно проштудирован ветрами.
И я давно прочёл между рядами
Пустых аллей любимой силуэт.

Казалось бы: все жесты на зубок!..
Все дважды два зароков и признаний!..
Но волей непрописанных свиданий
Дрожу, забыв, что выучил урок.

Мысли пролетающие меж падающих листьев

Мысли пролетающие меж падающих листьев, схваченные налету после написания утреннего экспромта...

* * *
Порой, если себя не остановить утром, к вечеру можно на одном дыхании книгу написать... И что потом делать с этими книгами, что ни день, то том?!.. Сжигать, как осенние, никому ненужные широколиственные письмена, невостребованными ворохами покоящиеся близ столбовых дорог?.. Пробовал — не горят! Видимо, слез в них много? А нынче (как не признать очевидное!) время дергунчиков-выпендрежников,
самозабвенных "какальщиков" — бравых стихотворцев-весельчаков, знающих как надо и за какое место брать читателя, но ни сном ни духом не ведающих что за "поручение такое, которое надо во что бы то ни стало исполнить"...
Говорю другу: "Никому не нужны, эти мои, не горящие на ветру строки!"
— Нужны, — отвечает, но об этом многие пока не знают.
Сие временное неведение потенциальных читателей воспринимаю как надежду.

* * *
Как хорошо сегодня утром! — тихо так. Никому и ничего не надо доказывать, пытаясь объяснить необъяснимое: Что — важнее в поэзии, или — Как.
...Сквозь тленное золото берез льется божественный свет, который, — будь ты хоть семи пядей во лбу, способный увидеть невообразимое и высказать несказанное, — видя, промолчишь, дабы не спугнуть это чудо-чудное, диво-дивное!..

* * *
Изморозь на березовом золоте в предрассветном тумане, через который вот-вот проглянет Нечто — высокое и мудрое, не ошибешься сказав: Предвечное! — рождающее новый,
без каких-либо натяжек — осенний шедевр!

* * *
Есть нечто — случающееся иногда, как долгожданный дождь в нещадную пору, просто о котором не скажешь, а сложно говорить не хочется... Вот и молчишь, дабы не спугнуть Несказанное, не находящее себе единственно возможной формы, в которую можно всей полнотой излиться...

* * *
Надо понять — дорасти то осознания невиноватости мира в твоей судьбе. И, уподобившись демиургу, начать творить иные — не мстительные миры, никого не уча, а тем паче ничего чужого — пусть даже непереносимо чуждого тебе, не разрушая.

"Унылая пора... Но нет печали" (экспромт)

Унылая пора... Но нет печали.

И ласковые ветры одичали,

С цепи сорвавшись (звон во все концы!),

Пропев: "Какой на проволоке цирк!"
И я сбежал, на максимы плюя,

В свое незабываемое "я",

В приволье, упоен свободным бегом,

Приветствуя родное alter ego,

Которое не дружит с головой, —
Все больше с сердцем, где Всевышний мой,

Не брезгуя, навечно загостил,

Не сетуя на малое пространство,
Творя, что должно, с чудным постоянством,
Не говоря, как много тратит сил, —
Так в дворника играющий малец,
Так сорванцов прощающий отец,
Так суженная, мужа ожидая,

Творит в аду кромешном образ рая...
Горит свеча. Молитвенный покой.
И говорить не надо... Боже мой!

Самородок

Породу безнадежности намыла

Вода событий в память-решето,

Но золота надежд в быту постылом

Никто не поднял с недр судьбы... Никто!

А он кричал: "Как весточка, должна

Востребованной быть с Небес надежда!

Она ценнее золота... Она...

Да ну вас всех... Упрямые невежды!"

И брал пальто – побитый молью драп,

Зонт-трость, как посох вестника Господня,

И шёл наперекор судьбе – не раб...

И жил, как будто самородок поднял!

Старатель и востребователь благ

Иного свойства, качества и меры...

Его надежд не надломил ГУЛАГ.

Освенцим не убил любви и веры.

"В конверте плоти письмецо души,

Где тайнописью свыше воля Неба!" –

Говаривал... Сакральным смыслом жил –

Неистово, бесстрашно и не слепо.

И вот убит!.. Догадка есть одна:

Возможно тем, кому предназначалась

Суть – самородок, скрытый в письменах...

Кремирован. Надежда потерялась.

Но чувство есть, что в память-решето

Стучится весть необычайной силы:

"Не может умереть на свете то,

Что в жизнь с Небес востребовано было!"

"Что может быть воистину прекрасней!"

* * *
Что может быть воистину прекрасней! –
Рождать миры в которых мирен дух,
И жизнь, как долгожданный детский праздник,

Не замыкается в порочный круг.

Всего-то надо – чудного мгновенья!
И слов немного – нет ни одного!..
Наитьем знаешь: кто ты от рожденья;
И путь – чтоб не бежать ни от кого.

"По рукам и ногам повязала тщета"

По рукам и ногам повязала тщета.
И сплошные нули на небесных счетах:
Что ни сделаю – мелко! бездарно! ничтожно! –
Богохульству сродни, – лицемерно и ложно!

Оправдаться – и рад бы, да нечем, увы!
За душой, как на дне опустевшей сумы,
Свищет ветер в прорехах – проели грехи;
Добродетелей зерна украли враги.

Что осталось на черный мой день за душой?
Только черствые крохи от веры большой!
От великой надежды последний сухарь –
Вот и ешь-не хочу!.. в млечной дымке распарь!..

Мнилось: песней, – кому-то «Песнь Песней» она, –
Оправдаться легко, но открылась вина,
Что значительно больше всех прежних грехов,
До поры сочинительства бравых стихов.

Потому и молюсь, самомненье гоня:
Ни на что не годится гордыни броня,
На которой начертано: «Лучший стрелок!»…
Вместо: «Боже, помилуй!», «Спасенья далек».

….Пусть в слезах покаянных утонут слова!
Опустеет от суетных дум голова!
Чтоб средь гиблых иллюзий, как верная гать,
Обнаружилась ясность: на Что уповать.

Глаза мои, что видите вы?..

Глаза мои, что видите вы?..
– Снег. Искристый снег, пушистый и лапастый.
И горизонт подобьем тетивы

Стрелой рассветной бьющий не опасно.

Глаза мои, вы бредите?.. Тщета!
И нет защиты от тщеты нещадной...
Чуть стает снег – воочью нищета,

Как бездорожье, без тропы обратной.

Глаза б мои не видели!.. Глаза,

Незримое вас разве не тревожит?
Туманная суровая стезя

Разбитые иллюзии итожит.

"Не видеть и не слышать!" – вот удел!
Кто не мечтал о нем в минуты боли?
Но заглянув наитьем за предел,

Увидел свет я за чертой юдоли.

За этим чудным снегом – небеса,

Запавшие мне в душу... Где вы, очи?
Бессильна речь... От слез туман в глазах...
И губы сами шепчут: "Отче, Отче!.."

"Воистину боимся!.. Очи долу."

Воистину боимся!.. Очи долу.
Но не животный в нас, а Божий страх.
Главу склонила радуга над долом,
За нашим домом – не в иных мирах.

Где богомолкой трепетной берёза
Холма на склоне молится за лес;
Где месяц молодой, как знак вопроса,
На кромке вечереющих небес.

Пора и мне главою покаянной,
Как месяц сей, склонившись до земли,
Пролиться в ночь молитвой не туманной,
От суеты погибельной вдали.

Хотя бы за одну родную душу
Что выплакала очи, глядя в даль,
Но так и не дождалась…
Слушай, слушай,
Бесстрашная, надменная печаль!

…Как не бояться согрешившим много –
Не оправдавшим веры и надежд?
Не как себя, других судившим строго,
По кодексу воинственных невежд.

Будет праздник и на нашей улице

Не причитай, родная, над сусеками,
Гоняя пауков по закромам!...
«Не в деньгах счастье!» – звездными парсеками
Гуляя, шепчет Истина сама.

Позволь и мне, любимая разумница,
Мой скромный опыт вставить в разговор:
Знай, будет праздник и на нашей улице!
И, главное, что бедность не позор!

Прильни к плечу, моя отрада кроткая!
Что на сердце – в сердцах и попрекни!..
И, вымолив крест счастья не короткого,
Детей укрой… Сама передохни!

А я ещё немного поработаю,
Достаток созидая, не ропща,
Аки пчела непраздная над сотами,
Чтоб было чем – гостей нам пригощать.

Персона грата

Разлиновал на зорьке летний дождик
В линеечку косую белый свет:
И улыбнулась радуга над рощей,
И закурил курган – премудрый дед.

А дождь хороший! Дождь великолепный!
На землю изнурённую жарой,
Желанным гостем: и грибным, и хлебным,
Убогой не гнушаясь стороной...

И что дождям положено свершая,
Надменным суховеям вопреки,
Дождь радовался новым урожаям
Стадам над бурным бродом у реки.

И прописные истины роняя,
Единое на части не деля,
Меж небом и землёй не выбирая,
Шёл широко, всё сущее любя.

Памяти мамы

Памяти мамы

Поводов нет никаких

Переживать и бояться:

Счастье одно на двоих –
Мама... Что может с ней статься?

Просто чуть свет на базар,

Выпорхнув раннею птицей

С гнездышка – мчится назад,

С ворохом звонких гостинцев.

... Вот и тогда, в смертный час,

Тихо так (милостив Боже!)

Вышла зачем-то для нас,

Просьбой родных не тревожа.

Чувство такое: вот-вот,

Только заря разгорится,

После небесных забот

В горенку к нам возвратится.

Каверзы памяти

Отчётливо помню:
Изба, ход событий по кругу,
Чуть свет – лучезарная дымка
Над стадом бредущим;
Домашние гуси и дикие,
Кланяясь лугу,
Соседствуют мирно –
Спокойно и в стане пасущих.

Отара овец тонкорунных
В одёжках предзимних;
Листва на излете –
Привет новосёлам грядущим!..
Живи-не хочу! –
Не скудеют отавы в низине;
Врагов и в помине…
Воистину райские кущи!

Здесь я не чужой,
Но своим не дерзаю назваться.
Пред скорой разлукой пытаюсь
Не хлебом единым…
И зреют слова:
«До чего ж хорошо у вас, братцы!»
В ответ: «Хорошо –
Особливо рогатой скотине!
Ничто не тревожит её
Ни траншеи, ни доты,
Ни встреча неволи и воли,
Ни призраки в пуще:
Прищур амбразур исподлобья холма –
Антиподом
Радушным полям,
Где незримо присутствует Сущий;
Ни в рощах сороки, –
В Отечестве нашем пророки
(Треща, предвещают
Нашествие новых мамаев, –
Дома их окрест, в пять заборов,
По виду – остроги,
Растут, как грибы,
А грибница в семь-восемь китаев)…
Но нету земли
Для исконных владельцев Расеи!
И то, что в земле,
И в воде, и на водах – не наше…
Такая вот странность:
И строим, и пашем, и сеем,
А глянешь в сусеки,
А там – накось выкуси, Раша!
А в сердце (по Канту)
Закон, удивляющий разум,
А в небе предивные звёзды –
Небесные вехи;
Указ: пялить зенки в зенит!..
Нас ни в жизнь без указа,
Никто, никогда не принудит
Идти в человеки!
Витии кричат: «Не противьтесь!»
А сами с усами
Оскомину русской печали,
Набив на мякине,
Бегут от прискорбных "реалий",
В разрез с Небесами,
Из рая,
Увязнув по маковки в суетной тине.
Ждём участи лучшей,
В пыль выплакав скорбные очи.
Никто, никого, никогда, ни в какую погоду,
Не понял: зачем убеждал?.. А тем паче пророчил
Погибель могучей стране
И святому народу?»

…Престранная память!
Отчётливо помню детали:
Тягучки летучек, бред сивой кобылы по средам,
А вторник-четверг
Рыбный ужас на кислой сметане…
Посредственный рай,
А надежды, увы, не по средствам.

"Не без улыбки, но и не без слез"

Не без улыбки, но и не без слез,

Пою любовь, творю пока поется.

А что еще на склоне лет всерьез

Безропотному сердцу остается?

...Я жизнь приемлю, как трава покос;
Как муравейник суету колес.

"У кого-то стихи на воде"

У кого-то стихи на воде,
Словно суп с топора у вдовицы;
Бес в ребро, мёд чужой в бороде,
В кулаке – мёртвой хваткой синица!

А тебе – ковыли, ковыли…
Степь да степь – без конца и без края!
Грусть-журба: «Журавли, журавли!» –
Кличет в небо наитием, зная,

Где земной ненадуманный рай,
Неворованный мёд и горчица,
Соль земли…Освящён каравай
Чистым помыслом, доброй водицей.

Там жар-птица с утра в очаге
Щиплет перья, надежды питая;
Там девица с ухватом в руке…
Бес в ребре у соседа вздыхает.

Не ему с норовистым замком
Совладать… Только бряцать наветом!
Эта женщина – над камельком –
Несказанная радость поэта.

"Ещё какую выдумать потерю?"

Ещё какую выдумать потерю?
Какой угрозой в двери громыхнуть,
Перекрестился чтоб глухой тетеря –
Мужик, изрядно принявший на грудь?!.
Клянущий в хвост и в гриву лихолетья,
Увязнувший в причине многих бед;
Задай вопрос, услышишь междометья!..
Сказать по сути – слов разумных нет.
Но есть беда висящая туманом,
От белены похмелья – пелена,
Сплошная ложь врачуется обманом –
Тотальная житейская вина.
Врут все, про все и вся – в глазах невинность,
Играючи на кромке роковой:
И царь, и смерд, что, не отбыв повинность,
Влачит абсурд, не ведая на кой.
И ты мой друг, и я – твой Санчо Панса,
Переборов все мельницы окрест,
Как идиоты, ждущие аванса
Доверия от глохнущих Небес...

"Спроси, мой друг: о чем сей скорбный свиток?"

И дух такой, как от плохих стихов.
И под шедевром перегной грехов.
Спроси, мой друг: о чем сей скорбный свиток?

И тысячи извергнут жуткий бред,
И наплюют на жизнь твою, поэт!..
На Красоту, которая – убита...

"Как все оговорённые – чиста"

Как все оговорённые – чиста,
Перед людьми и Богом простодушна.
Несёшь свой крест, не вопрошая: «Нужно ль?» –
Ведь на дворе ни лето, ни весна, –
Кромешная и ледяная ночь...
А впереди, ни крова, ни постели.
К каким святыням в сумрачной пустели,
Ты держишь путь передохнуть не прочь?
Но крест велит: ни мига на досуг!
Одна дорога – всякий раз с начала
И до конца... Хотя бы закричала:
«На что мне этот окаянный круг?!»...
И сей лихой неблагодарный род,
Не знающий, что ты отнюдь не кляча! –
Кормилица святая – не иначе,
Попавшая в дурной круговорот.
Детей своих, чужих ли, как своих, –
Так мухоловка кукушат лелеет...
Никто не спросит: «Чем живёшь, болеешь?»...
Осунувшись от горя и обид.
Земля моя, склоняюсь пред тобой,
Израненной тьмой колесниц и танков,
Нещадных палачей блаженной мамки,
Прозвавших Землю грешницей большой.

"Всё говорит о том, что счастья нет"

Всё говорит о том, что счастья нет;
Покой и воля снятся, но не часто.
Но демиург, к тому же он поэт,
Спокоен, и глаза его лучатся.

Надежда есть построить новый мир,
Иного – неземного содержанья,
Ведь небо повсеместно... Обними
Его душой – и сыщешь основанья!

Он говорит: «Да будет!».. И стает!
И над разливом окаянной смуты
Восходит солнце, тает черный лед,
И льется счастье – как бы ниоткуда.

Но ведает, исполненный любви,
Откуда это счастье, зная точно.
Его мечты такие корабли –
Плыть им да плыть!.. На основанье прочном!

И воздается слава Небесам
За мудрые Заветы и Законы;
Быть счастью или нет, решает сам…
Что, впрочем, априори всем знакомо.

Страха нет пред сумраком ночным

1.
В небе сумрачном сполох зарницы,
Словно в печке ожил уголёк,
Отразившись в очах озорницы,
Озарившей унылый мирок.

Воссияла над пропастью книжек
Не кичливой красы прямота:
"Счастье есть!".. Убеди!.. Убеди же!
Что любовь не сует суета!

Докажи, что в студёном пространстве
Отгоревших беззвёздных очей,
Есть любовь и в любви постоянство,
И безумство бессонных ночей.

Дай поруку, моя заревая,
Не зарёванная красота!..

"Счастье есть!" – твой ответ угадаю,
Как ни с кем... Никогда, никогда!

2.
Закатная заря и радуга с востока
Необычайной яркости – сочны.
Меж двух огней ничуть не одиноко.

И страха нет пред сумраком ночным .

Ведь впереди за перекрёстком дальним, –
Хоть все огни вселенной погаси, –
Увижу я оконца свет печальный,

Каких немало нынче на Руси.

Но мой маяк, мерцающий в тумане,
Казалось бы из хрупкого стекла,
Но никогда в дороге не обманет, –
Особой силы света и тепла.

Когда окрест погаснут все оконца,
Во всех лампадах выгорит елей,
Меня приветит ласковое солнце,
Как в юности, – и в старости моей.

Дело было в гримерке

"Запомни, друг: никто тебе не нужен,
Ты никому нисколько не обязан.
Пусть станет круг до минимума сужен
.................................................
Не раздавай направо и налево
Своё тепло, здоровье, нервы, время...
.........................................................
И не казнись бессонными ночами,
Что впопыхах кому-то сделал больно
Оставь по духу чуждых за плечами
Ты у себя есть, этого довольно"
( "А что такое общность, сопричастность?"
Олег Озарянин

ДЕЛО БЫЛО В ГРИМЕРКЕ
( Не гамлетовский монолог. Драма)

В координатах вечного абсурда,
Нарцисс абсциссу не найдя, фривольно
Ронял слова, как будто это пудра:

"Я у себя есть, этого довольно"

"Наверно, потому что близко устье"...

Невесть откуда вдруг повеет грустью,
Пахнет, да так, что просто не унять!
Наверно, потому что близко устье ,
А ты не в силах ничего понять?

Течешь к итогу, движимый инстинктом,
И эта штука разума сильней.
Судьба непостижимым лабиринтом
И голос смысла: "Не противься ей! –

Есть вход и выход"... Это мне понятно!
Что близится к финалу кутерьма.
Но ни один не объяснил мне внятно:
Свобода это или же тюрьма?

Я ж не слепой – пространство на запоре!
Хожу по кругу мельничным ослом,
От череды однообразной болен,
Ко лжи прикован, истиной влеком.

Втянувшись в жизнь, влачу непониманье –
Зерно в темнице пашни – жду итог.
Смиренье зреет... Может, это – знанье?
Иль приговор на новый – вечный срок?

Бессмертная душа

Сокращая путь, сквозными дворами шлёпаю по осеннему золоту, особенно щедро рассыпанному транжирой-ветром близ казино, и невпопад заупокойной мелодики листопада размышляю о бессмертии.

С большим трудом перепрыгиваю огромную лужу. Едва устояв, говорю себе: «Стареем, брат!» – явно не к бессмертной душе обращаясь. Мысли, уподобившись листве, то останавливаясь, то возобновляя кружение, вихрятся, не формируясь в сколь-нибудь стройную концепцию.

…Душа людская не имеет ни имени, ни отчества; не обременена званиями и почестями, партийными и служебными обязанностями, – весь этот далеко неполный перечень тщеславностей присущ эго, – тленной ипостаси человека, абсолютно никакого отношения к истинной жизни не имеющей.

Вдруг родники памяти, фонтанируя чувством прекрасного, в очередной раз тщетно пытаются выплеснуть несказанное. Но словесного объяснения чуда любви, дарящего чувство бессмертия, не происходит.

Спонтанно машу рукой, ибо проявлениям истины не нужны даже самые лучшие слова, в наилучшем порядке составленные! Слова нужны тем, кто сомневаются; кто обманывает или обманываться рад.

Мимоходом считываю с беззвёздных зениц прохожего, – явно не о бессмертии размышляющего, – смерть, плохо прячущуюся в окаменевших уголках забытой улыбки, подаренной явно не всуе кому-то очень дорогому, возможно, жене в прошлом году на день рождения.

Далее следуют фразы уничижительного порядка, характеризующие мое отношение к миру. Суровый поток осуждения обрываю волевым усилием: «Клиника! Так здоровые люди думать не могут!» А, как? и о чём думают здравомыслящие люди? Не о бессмертии же, в конце-то концов, идя своей дорогой?

…Душа не думает. Душа живёт пониманием вещей – здесь и сейчас! – что, собственно, и является её главным делом. Вот она, утомлённая зноем, припадает к роднику, жадно глотая студёную воду, ловко отмахиваясь от оводов и слепней. А, вот, не размышляя о святости содеянного, отдаёт смертельно голодному страннику последний ломоть хлеба.

…Бессмертная душа, чуждая стадности, сторонясь солидарной безответственности, чураясь эры коллегиального стяжательства,безмолвствует, неисполненная шкурных вопросов: где и как бы ещё урвать кусочек землицы, выцарапать заводик, скважинку, жилку золотую, кимберлитовую трубочку продуть в карман-пистончик; миллиончик-другой притырить? Да так это обтяпать, чтоб и себе ненаглядному, и деточкам, сюси-пуси-лапочкам, жилось на Белом Свете не хуже, чем гейтсам-соросам!

…Бессмертная душа встаёт чуть свет и, укрыв голодных детей ветхим одеялом, упавшим на холодный пол выстуженной за ночь хаты, идёт на подворье, и, наколов дровишек в промозглых сумерках, растапливает печь. А потом, накормив кровинок своих скудным завтраком, и, отправив их в школу, спешит на ферму, чтобы трудиться, как заповедал Бог – в поте лица своего, на вновь испечённого пана-горлопана – бессменного председателя Панибратства крохоборов имени «Лакиз и Двулычек» в буквальном смысле слова плюющего на все её чаяния и надежды.

А что еще делать бессмертной душе?.. Не проклинать же последними словами «новых тусклых» душегубов Отчизны, множащихся, не иначе как почкованием, пугающих обездоленных сограждан многоэтажными склепами, что гигантскими насосами стоят над реками и озерами – некогда любимыми местами отдыха советских людей, выкачивая из народа последние силы и средства на своё содержание?!.

Не завидовать же этим несчастным владельцам борделей (именуемых вопреки их истинному содержанию, «домами») неспособным остановиться в узурпации благословенных прав, добытых усилиями бессмертной души пропахшей хлевом ради хлеба насущного?!.

Нет, нет и нет!.. Бессмертная душа, завернувшая в носовой платочек пару конфеток, поданных напарницей на помин родственной души, спешит туда, где без неё – конец света!.. И сумеречной, смутной порой, не иначе, как чудом сохраняя надежду на лучшую долю, возвращается восвояси. Кладёт, изрядно деформированные шоколадные конфетки в хромой буфет, чтоб завтра, достав к чаю воистину Небесный гостинец, разбудив в детях нечаянную радость, скрасить серое утро счастливыми улыбками.

А в воскресенье (опять же, ни свет ни заря), состряпав оладушек на завтрак, забыв, когда последний раз отдыхала, она – эта кроткая бессмертная душа – идёт в церковь, чтобы, отмесив своими ветхими выходными полуботинками пять километров безбожного бездорожья, встать в общей молитве, и никого не судя, помолиться за весь люд православный, за отечество свое болезное, погрязшее в распрях и расколах… За здравие барина своего окаянного…

В притворе храма встречаюсь взглядом с бессмертной душой – ни имени, ни отчества у которой… Только смирение и любовь.

Кровь не водица...

– А у него-то руки Евдокиины!
– Да и лицом в Ивановну, точь-в-точь! –
Слова родных, – Анодины такие, мол…
Как будто я не сын её, а дочь!

Из года в год одна и та же песенка...
А что же я? А я – волчонком, зырк!
И в свой мирок (да по чердачной лесенке!)
Усваивать иных пространств язык.

Туда, откуда неземными вишнями
В мансардных окнах спелая заря;
И гроздья звезд за пазухой Всевышнего –
Ешь-не хочу! – заманчиво горят.

Из года в год мотивы суесловные
(И после смерти – в памятной гряде)...
Освящены, знать, Небом узы кровные,
Слова родных в бессмысленной чреде?..

– В такие руки не возьмёшь рогатины!
– В такие руки…

Что за разговор?!.
Родимой – руки! А силёнка – батина!
А кто не верит – выходи во двор!

"Смерти нет... Но кровь когда воочию"

Смерти нет... Но кровь когда воочью

Бьёт с кусками плоти по глазам,
Слепнет день. А, если это ночью,

Свет такой, что погибаешь сам.

Быть перестает в одно мгновенье

Все во что ты верил и любил;
Только ужас и оцепененье,
И сквозная бездна слова "был"!..

Смерть течет по высохшим глазницам,

По штандартам и по образам,

Превращая в черный пепел лица,

В рев и вой людские голоса...

Это нынче ясно, а тогда...

Шаткая скамеечка в тени привокзальных клёнов-великанов.
Ты – в Одессу… Кто бы отменил по мольбе моей вояж тот странный! –
Бог?.. Тогда любви Он не вменил скромному молитвеннику в веру,
Попустив, как Вертеру, на меру глупости – безрадостные дни.

Это нынче ясно, а тогда о судьбе гадали по ромашке,
Счастье одному лишь Чебурашке улыбалось, остальным – беда…
В тёмных стёклах эры силуэты – лиц не видно… Смута без просвета.

Бесконечным стадом тучи шли, за антенны шаткие цепляясь,
Так бурёнки выменем касаясь трав высоких, сохнущих в пыли,
Громыхают по мосткам стальным... Дождик пахнет молоком парным.

Непреложное выбрав спонтанно

Кобылицы грозы –

Тройка радуг над бурной водой, –
Предзакатное солнце их гладит,

Как добрый возница;
Пьют, поводья цветные роняя,

Загривки дугой,
И уходят в ночное,

Где звёздный ковыль серебрится.

Где покой и блаженство,

Каких заслужить не дано
Никакими трудами,

Надеждами, верами… Даром!
Этот стог – кораблём межпланетным –

Вернее всего
Нас доставит в страну

Безнадёжно наивных икаров,

Где ни словом, ни жестом не скажут:

«Добудь, хоть умри!»
Там решаешь всё сам,

Непреложное выбрав спонтанно …
Прядь волос расплетённых искрится,

Теплом одарив,
Несказанным таким,

Незаслуженным, но долгожданным.

Выбираем судьбу не умом –

Как на сердце легло!
И взойдёт в чистоте не меж зол,

А во благе – высоко…
Потому и тепло, и покойно,

Светло и легко!
И поётся привольно,

И слышится сердцем далёко!

Знание

Мне ли не знать – Что для меня ты есть!

Спроси, отвечу сразу, не гадая!
Что в юности догадка, то с годами
Отчетливое знание: ты – весть!
О том, что счастье в этом мире есть!

Построить дом

Подумаешь о доме, как о храме,
Где людям дорогим есть уголок
Для благодарственных молитв… Широк
Отрадный список лиц… Давно пора мне
Построить дом всем бедам вопреки,
Всем лихолетьям рукотворным в пику! –
Не склеп многоэтажный превеликий,
Каких по-над Днепром хоть пруд пруди,
А дом, где жизнь желанная кипит,
Где слово «счастье» применить уместно,
Где не в обиде посидеть не тесно, –

Гостям радушный!.. Отчий долг велит
Построить дом…Хоть с фигу флигелёк!
Но я – не флюгер!.. К дому путь далёк…
Хотя б лунянку на луне – и точка! –
Ведь на земле давно ни локоточка!..
На смерть – и то... А тут замах на Жизнь
С великой буквы!.. Так что, брат, держись!
Хотя б за кукиш-накиш наш державный,
Что сквозь века на всех бездомных равный…

А дом – в душе… Преславный теремок! –
На все четыре стороны оконца,
Из каждого по озорному солнцу –
Сигают, лучезарные, в тенёк!

Подумаешь о доме... Сердце – ёк!

Жаль

Д.Сорокину

Если жаль пробирает настолько, что плачешь навзрыд, –

Журавлей не напрасных, расстрелянных чернью навскид...

И убийственной мыслью становится чувство печаль,

Где распятые сны, как напрасные жертвы... Отчаль

В скит, пустыню, пещеру, от горя горя, и стыда,

Говоря: "Ни ногой в эту судеб давильню!"... Да-да! –

Чем быстрей и чем дальше, тем легче на первых порах...

А что будет потом?.. Знамо дело, отчаянье, страх! –

За синиц в кулачищах похмельных, поющих: жаль-жаль,

В смертном сне своем видящим сны, в них туманная даль...

Имея счастье

Имея счастье – жить… И чудо! и удачу!
И дерзость сознавать, что жизни края нет;
Искать и находить решение задачи:
Бессмертна ли душа? – не торопя ответ.

Сказав себе: «Пора!» И, дав определенье
Тому, что значит быть, когда "не быть" окрест,
Кричит, обосновав причины для забвенья, –
Ты выбираешь путь!.. И этот путь – на крест!

Когда бы за своё – заветное, родное:
За матерь и отца, за сына и за дочь!..
Но за врага?!. За мир, где правит роковое?!..
"Уснуть и умереть!" – нашептывает ночь?!..

Где камни, что клялись быть верными до смерти,
Рассыпались, как прах, и в страхе отреклись, –
Ты продолжаешь путь, твердя: "Любите! Верьте!"
С креста молясь за тех, кто распинает Жизнь.

"Вдруг запахи избы, которой нет"

…Вдруг запахи избы, которой нет
Давным-давно! Субъекты обожанья,
Плывущие над суетой сует
Явлением сверхжизни: грез мерцанье,
Неисполнимых чаяний полёт
В те сферы ирреальные, откуда
Течет весна судьбы, являя чудо
Сродни дождю, что ливмя вдруг польёт
Ночь напролёт – исходом беспечальным;
Капелью веры (таяние тайны!),
Снежницею над вечной мерзлотой
Забвения, мостком на правый берег,
Откуда неподдельной чистотой
Повеет вдруг, распахивая двери, –
Куда душа, почуяв дом, бежит, –
Чужда законам одичавшей своры,
Дворняжкой верной в истинную жизнь,
До лучших дней забившуюся в норы…

Лекарство от чар

«Анчар» – лекарство верное от чар?

Нещадный приговор пустым речам?
Очки очам от жутких излучений –
Подложных вер, бессмысленных учений?

В пустыне духа, в нищете сквозной,
Дитя любви иль гнева порожденье?
Какой природы – мертвой иль живой?..
Дар свыше или дольнее творенье?

Нетленный образ… Но кого (чего)?
Взгляд на природу всех вещей нелестный?
Вопросам нет числа. Обречено
Чело, как древо, ставшее над бездной

В кругу догадок сумрачных своих,
Из жил последних рвясь от смерти к жизни,
И ближних, и далеких напоив
Убийственной росой суровой мысли:

«Что яд рабу, то вольному – вино!
Что трусу – крах, герою – честь и слава!
«Анчар» – зерцало. В нем отражено
Немыслимое на возмездье право».

"Наш человек сегодня зол зело"

Наш человек сегодня зол зело, –
В критическом сознанье! – чистый разум
Давным-давно не расправлял крыло…
На полуслове обрываю фразу.

Сочувствие не подавай ему,
Живущему на золоте буквально;
Наш человек явление сакральное,
При этом нищ – что не постичь уму!

Наш человек... В ладошке горсть монет –
Перебирает (что на что, миркуя):
Сие – на смерть, а это – на обед!
А это – сыну… Не идти ж впустую!

Запасная струна

Спокойна абсолютно!.. День-деньской

Вне суеты, амбиций и сомнений,

Как вещь в себе, довольная судьбой,

Незнающая перенапряжений.

Посвящена, как в тайну брата брат,

До времени не жертвует собою,

Так долженствуя, поступает бард*,

Наитием познавший роковое.

И молится давно не за себя,

А за того, кто к жизни призывает,

И рвётся в непостижное, любя,

Насильников своих не проклиная.

В аккорде сути важное звено!

До срока не порвавшись в тонком месте,

Являет миру, что предрешено,

Как Крест предвосхитивший Благовестье.

* в кельтском понимании

В поисках национальной идеи

Ни запада тебе и ни востока...
О, бесконечность, как ты велика!
У бездны нет ни устья, ни истока,
А, стало быть, какие берега!

Куда ни кинешь око – половодье.
Мир шаток, как бревенчатый мосток.
Перекрестись, и опусти поводья,
И получи, брат, белку и свисток!

В координатах вечного абсурда,
В пылу свобод, незнающих границ,
Где что ни вождь... Ждем от слепого чуда!
Путь в зицнарод из положенья "ниц".

Какие сроки тут, спроси у зямы,

Вернув, что обещал в сердцах ему;

И докажи хоть раз, что ты хозяин,
Не вообще, а слову своему!

Одна идея: не за что бороться!
Где ты стоишь – не сей приятель зла!

Да, отвяжи ж, от общего колодца
Ты своего бодливого козла!

...Извечная орлянка над дорогой.

Луна в закатном сургуче «орлом».
В зловещей тишине депешей строгой
Морзянка звезд: «Держись за отчий дом!»

"Не в буераках ведь, не в гиблых топях"

* * *
Не в буераках ведь, не в гиблых топях
Дорожная проверенная твердь!..
Так почему же мы судьбу торопим,
Как бы ища себе беду и смерть?

И, множа суету, всё копим, копим,
То, что в пути – ни сердцу, ни уму;
Как дьявольское лобби душу гробим…
Себе – враги! Пощады – никому!

Не знаем разве – что не всё за деньги!
Что ценно только то, что не купить!
Над пропастью летим за дребеденью,
Закрывши очи – быть или не быть!..

И, падая уже, кричим: «Доколе,
Из края в край безбожье и тоска!
И жизнь не жизнь, а выжженное поле,
Где из живых надежд – ни колоска!»

"Сухие цветы" (натюрморт)

Так что есть жизнь? Вот эта красота
Цветов сухих?.. "Дыхание" - не скажешь.
Дух увяданья бьет в лицо: тщета!
И о бессмертьи тут двух слов не свяжешь!
Как память по усопшим - хороши!
О Вербном воскресенье и о Спасе
Приходят мысли... Пища для души.
Но тело бренное насытишь этим разве?
Вода и солнце рядом... Дух весны!
Еще неделек пару - будет Пасха...
Спросить бы их: "Какие снятся сны?"...
Ни Йорику, ни Гамлету неясно!
Но что-то неподвластное уму,
Тревожа сердце, говорит о вечном,
Тому во мне - дано понять кому:
Что значит быть живым и человечным.

Тетраптих "Воскресение"

1. Узнать судьбу

Ты все предрек, Экклезиаст-поэт,
Нещадной суетою опаленный:
Что пыл бравады не спасет от бед,
Что зависть – плод гордыни уязвленной...

Но воронья хулы не понимал
Над гробом... Не звенел, как пересмешник!
Погост не для проклятий и похвал,
Узнать судьбу сюда приходит грешник.

И я однажды вспомнил, что умру,
Что суета сует все наши споры.
И ссоры наши – хворост на ветру –
Займутся быстро и погаснут скоро.

2. Cюжет весны

Чтоб не сойти с ума, идём во сны:
Театр, кино, романы и поэмы.
И в каждом сердце – свой сюжет весны,
Своя интрига и развязка темы.

Всему свой срок... Околица и даль.
Надежды, обретения, потери.
Экклезиаст сказал:“Пройдет печаль”.
Всяк в свой черёд откроет эти двери.

Писанье книг – конечно, суета...
И чтение – не лучшее занятье.
Но не случись, вдруг, Слова до Христа,
Кто б говорил сегодня о распятье?

3. В костре судьбы

Всё на Земле мне говорит о смерти:
Обломки лодки в омуте речном,
Песок и глина – прах гранитной тверди….
И звёзды отцветут в саду ночном.

В костре судьбы, как бабочки подёнки,
Летящие на свет из темноты,
Ища свой путь, и мы на зыбкой кромке
Добра и зла, сгорим в пылу тщеты.

Былых воззрений отзвуки невнятны;
Посмертной славой боли не унять…
Ах, если бы, уйдя, придти обратно
И о бессмертьи людям рассказать!

Всем сердцем – адресатом беспокойным,
Что век, как «до востребованья» днесь,
В окно Небес, упорствуя достойно,
Стучит, чтоб услыхать: «Бессмертье есть!»

...А впрочем, кто из вас поверит в чудо,
Скажи, что чаевал с самим Христом?
И камень бросят, и плеваться будут,
Не зная, что покаются потом...

4. Дождь проповедник

Упала капля на мою ладонь,
И я подумал: также жизнь прервётся:
Кому лицом в песок, кому в огонь,
Немного человеку остаётся.

Подумав так, как если бы могла
Подумать, капля, чувствуя, что гибнет,
Не зная, что есть в небе облака,
Что есть туман, что вновь она возникнет.

А кто есть я, её прервавший путь,
И Путь ли это – в пустоту паденье?..
Не краткое мгновенье жизни суть,
А вечная надежда Воскресенья!

Не пугайся, весна!

Отщепенка-весна,
И тебя, как чужую впустили,
Не гражданка России,
И я не её гражданин…
Всё решили без нас,
В старорусском безжалостном стиле,
Роковые ветра –
Властелины российских равнин.

Гостевой вариант.
Милость Неба – транзитная виза.
И, как пуля навылет,
Во всём абсолютный пролёт.
Я не нужен стране,
Где мой прадед родился и вырос,
Где могила отца
Покаянья сыновнего ждёт.

Я вернусь в отчий край
Не околичной тусклой кометой –
Рубану напрямки
Метеором в презреньи густом,
Нестерпимую ночь,
Протаранив ликующим светом,
Разыщу моё счастье
У речки за старым мостом.

Не пугайся, весна,
Если скажут вослед: «Грязь и слякоть!»
На завалинке солнечной
Эхо окликнет друзей…
И хлебнув самогонки-капели,
Поллитра на лапоть,
Мы поплачем в жилетку
Расхристанных русских полей.

Ты ведь знаешь, весна,
Что в конечном итоге случится!
Знатный паводок будет!
И рожь зашумит у реки…
Я счастливчик, весна!
Мне дано в отчий край возвратиться
Веткой спелой любви,
Всем безумным ветрам вопреки!

"Моя река, мой луг, моя Россия"

Многое не повторится тут

Искорки-икринки звезд в ночи
Отметала рыба голубая…
В крынке лунной млечные лучи
Льются через край, миры питая.
Дым костра над заводью высок.
Пахнет мятой, клевером, осокой…
Этот мир поэзии высокой
Мне не чужд… Но, Боже, как далек!

"Не пряча глаз, и, не тая греха"

Мир – амфора, а ты в ней кто такой?
Не Диоген и не Сократ, век прожив
В сосуде хрупком, мелок и ничтожен,
Растишь, лелея, черный камень свой.

Чего во имя продолжаешь путь,
Неся краеугольную надменность?
Над кем вознесена высокомерность?
Над тем, кто пуще жизни любит суть?

….Сократ спокоен, зная: «Смерти – нет!»
А, стало быть, и нечего бояться.
Пусть в вечном страхе корчатся паяцы,
Под масками скрывая жуткий бред.

Не пряча глаз, и, не тая греха
Перед толпой – ехидной многолицей,
Сократ – Анита просит: «Должен птицу
Асклепию, отдайте петуха».

Что должно высоко нести ему –
С достоинством несёт. Не властна суя
Над мудростью, пред чернью не пасуя,
Являет свет, веков пронзая тьму.

...А что же ты, тщеты ничтожной раб,
Принес на площадь, чтоб пополнить чашу?..
Презрение, что затаив вынашивал, –
Свой черный камень, злодеянью рад.

Старое и новое

* * *

Старое и новое едины –

Дед и внук гуляют под зонтом…

Боже, до чего неутолима

Жажда жизни – ею полон дом!..

Пьем взахлеб заваренную круто

Нашу жизнь – бессмертную на вкус!

И течет блаженная минута,

Говоря: «Я смерти не боюсь!»

Молясь не о призвании своем

"...растут стихи"
А.Ахматова

Растут стихи, как дети без призора,
Не зная первородного греха,
И потому, не ведая позора,
На пепелищах вечного разора,
Их доля бесприютная лиха.

Гонимые надменной пустотою,
Но на тщету сквозную не ропща,
Отечества невольные изгои,
Не в стороне, а в эпицентре боли,
Любви как веры подлинной ища.

И Благодатью не слепой облиты,
Как нивы оскудевшие – дождём,
В нещадный день до высоты молитвы
Поднявшись чудом, словно неофиты,
Молясь не о признании своём.

"Звездный цвет опадает. Летят лепестки" (триптих)

1.
Проясняется памяти
Дальнее поле.
Озаряются дни
Затуманенных лет...
Косит сочные травы
Родного раздолья
Под забытую песню
Не умерший дед.
Здесь под солнечным кругом
Шлифуются слитки –
Золотые,
Шершавые слитки стогов.
Их, оставленных в поле
Под черной накидкой,
Стережет старый лес
От осенних ветров.
Здесь, под вечную песню
Воды родниковой,
До сих пор плачут ивы
В полуденный зной,
И вечерний туман
Белобокой коровой
Жажду сохнущих трав
Утоляет росой.

2.
...Табун гнедых и вороных
Аллюром –
Бег туч по-над обрывом…
Возглас: «Юра!..
Гроза!..
А ну домой!»…
Безумный град.
И я лечу, лечу, по кромке лета –
В начале самом – по живому цвету,
Расстрелянному походя грозой,
Как лист, от вишни оторвавшись рано,
Стремглав с обрыва – в омут головой!..
Жизнь – череда падений...
Плачет мама.
Утешить – чем?..
Сквозное: «Боже, мой!»...
Плоды добра спонтанно понимая,
Зубрю: «Люблю грозу в начале мая!..»

И льётся тихий несказанный свет, –
Забвения ему и смерти нет!..

3.
Звёздный цвет опадает. Летят лепестки…
Превращается лепет наивной тоски
В слово – высшую форму кручины -
Без особой на это причины.
Просто ясное гибнет… Тьма душу сечёт…
Просто умер в мальчишке поэт-звездочёт
И проснулся свидетель печали,
Не забывший, что было в начале.

Что значит быть живым

Как вездесущий Бог – весенний дух окрест.
Кадушка через край – бьёт родником, не зная,
Что значит быть живой, когда живых нет мест,
Но ты кричишь: «Плыви, посудина худая!»

На ладан дышит дом: и крыша, и скамья...
И ветхий старичок лунём седым в окошке,
Глядит туда, где спит убитая ладья –
Прибежище последней драной кошки.

Река из берегов, тоскуя по лугам,
От преизбытка чувств, как с поводка борзая,
Срывается, гоня косого по буграм,
Портяночную ткань пространства разрывая

На лоскуты… Рассветный воздух свеж.
Избыточная жизнь из всех щелей сочится,
Как солнце на чердак – сосновых досок меж,
С рассохшихся небес в прорехах туч лучится.

Когда есть всё...

И мастерство, и мысли есть, и чувства,
Не одолела богатырка-лень;
И всё же не пишу – потерян день...
И слава Богу! И ничуть не грустно!

Подумаешь – бессмертное искусство!
Всё суета сует и дребедень!
Убита жизнь... Все смыслы набекрень.
Смешно?.. Отнюдь! – В полях гниет капуста,
И дух такой, как от плохих стихов.

И под шедевром перегной грехов.
Убита жизнь... Спроси: на что убита?
На красоту? Гармонию слогов?..
Задай вопрос: сонет или сюита?..

И тысячи извергнут жуткий бред,
И наплюют на жизнь твою, поэт!..
На Красоту, которая – убита...

Я был великим, что ни говори!

1.
Расцветают пионы, рассветной заре подражая,
Откровеньем невольным досужих зевак поражая, –
Совершенные будды в великом своём пробуждении,
Как Христос пред Всевышним, в молитвенном преображении.
«Преклоните главы ваши», – словно услышав, – послушны;
Ко всему до рожденья готовы – чисты, простодушны!
На закланье идут, аки агнцы, – ни ропщут, ни плачут!
Не клянут никого! о собратьях своих не судачат!

…Увядает заря, подражая пожухлым пионам.
Кучерявые ветры играют в дубраве в шпионов.
В маскхалате нелепом туман – ползуном из засады.
«Тра-та-та!» – из кустов, и в ответ: «тра-та-та!» – без надсады.

...По дорожке домой лёт зардевшихся будд и пророков.
Им ещё далёко до суровых фатальных уроков.

2.
Салют кузнечиков... Да что вы, дорогие!..
Кто я такой чтоб мне осанну петь?
Я променял мечты мои босые,
Суть тихую, на взбалмошную медь.

На пуговицы все, на все застёжки,
Распахнутая некогда душа…
А ведь когда-то, вот на этой стёжке,
Мы на свирелях, а не на ножах,
Привольными сверчками состязались! –
Все гении-друзья как на подбор,
Отрадой родниковой упивались,
Да так, что радость в сердце до сих пор!

Как в отчем доме, на правах не птичьих,
Я чаще в эмпиреях обитал,
Не думая о призрачном величье,
Фактически вселенной обладал.
И жаворонку внемля, но, не вторя,
Из неба в небо поднимаясь всласть,
Я обживал блаженные просторы,
Имея ненадуманную власть.

…И вот я здесь, откуда все надежды,
Все радости заветные мои…
На этих межах, изб убитых между,
Я был великим, что ни говори!

Прекрасная неволя

Хотя бы миг единый – были, были!

Мы в этой жизни счастливы с тобой…

Не только миг, но дни!.. И год-другой…
Не знаю – чем у Бога заслужили

Любви блаженство! Чудный непокой!

Прекрасную неволю друг от друга…

Не побоюсь сказать: «Святого круга»

И вот за этот непорочный круг,

За эту сказку, волшебство и чудо,

Благодарить, любимая, я буду

Пожизненно… Повечностно!.. Не вдруг

Уверовав, что жизнь – не ниоткуда!

Не случая подарок, не игра

Бессмысленных молекул… Знать пора:

Откуда нам счастливая минута!

Мамино кружево

Памяти мамы

1.
Кружевною скатертью облака –
Маминым узором небес края...
Из лукошка-солнышка по лугам,
Растеклась пустившая сок заря.

Я встаю на цыпочки и тянусь
К солнечному зайчику в полумгле…
Мне ещё не ведомы боль и грусть.
Мне ещё так радостно на Земле!

2.
Аиром, мятой и осокой
Пропахла память юных дней.
Святая Русь с тоской высокой
Сохранена наитьем в ней.

Заветным маминым гостинцем
Рассвет, как полотенце, свеж.
Ведёрком дойным серебрится
Даль полная парных надежд.

На кромке кружевного неба
Буханка солнца. Пышет зной.
В нём запах маминого хлеба –
Незабываемый такой!

Всё лучшее, что есть на свете,
(Мне ли не знать? – оно моё!)
Весь это мир, который светел,
С благословения её.

Рассветный час.
В полях проснулись звоны.
В прибрежных камышах тумана прядь.
Пчелиный рой, обожествивший кроны,
Пророчит ясный день и благодать.

Цепляя ветки ситцевой котомкой,
В жасминнике гуляет ветерок.
Он – собиратель ароматов тонких –
В любви к родной земле не одинок.

Звенит зарянка, с жаворонком споря,
И всяк сверчок приветствует зарю…
Душой, объемля отчее приволье,
И я своё признание пою.

…Мне только здесь легко наедине.
Тут золотыми ножницами рано
Над речкой – на безветренном холме
Стрижёт рассвет густую шерсть тумана.

Верстая вёрсты

…И эту чашу смуты выпьет чернь,
Не поперхнувшись в почестях и званьях;
И новых дней самозабвенный Че
Оплатит счёт чудовищный закланьем.

Всё, как всегда: восход, закат, восход, –
В Нью-Йорке это или на Таймыре…
В тенёчке сволочь – вечный патриот –
Пивко сосёт, когда герои в мыле,

В нещадный час сквозь тьму – к плечу плечо:
Сократ, Гомер… через столетья – Пушкин,
Верстая вёрсты... Гений обречён
За правду табака – две-три понюшки…

Язык любви

* * *
Что у любви нет логики – неправда!
И что она безумию сродни...
Любовь есть – чистый разум и отрада;
Наедине с ней люди не одни.

Кто, если не она, в беззвездной сини
Гончарным кругом Землю запустив,
Вдохнув густой суровый сумрак зимний,
Рождает кипень Млечного Пути?..

Язык любви древнее всех наречий,
Читая сердцем, видишь далеко:
Лишь логикой любви противоречья
Любые разрешаются легко.

Тройная уха (триптих)

1.
Рецепта нет. Уха, стихи – наитьем!
Ингредиентов («симбиоз»? «соитье»?)
В непостижимом таинстве ухи...
Так мир творился?.. «Боже помоги!» –

Не всуе фраза. Тонкое занятье –
Варить уху для рыбаков-собратьев-
Поэтов… Оконфузиться нельзя!..
Уха из окуней, ершей, язя

(Язык рыбацкий применим) – тройная;
Лаврушка, перец, лук… Не понимаю:
Как удалось мне не уйти под лёд?
Промоины окрест. Метель метёт. –

По ходу сотворенья юшки – мысли…
А дух (как на духу!) – любви и жизни!..
Драл окуней в корягах старых верб.
А ветр – меня… Морозный изувер!

«И на фига, – слова супруги кстати, –
Так рисковать! Корпел бы над тетрадью,
Выуживая клёвые стихи!»…
Мол, обошлись бы гости без ухи.

Не понимает жёнушка-любава
Поэзия рыбалки - не забава!..
Воткнуть пешню на зорьке в облака
Дано лишь настоящим рыбакам.

2.
Пьём горькую, как будто это мёд,
Покрякивая над ухой отменной;
Горилка с перцем хорошо идёт! –
Без суеты и пошлости надменной.

О том, что лёд был хрупок, крупен язь,
А леска и тонка, и никудышна,
Не говорим, найдя взаимосвязь
Вещей потоньше и прочней по смыслу.

В них жизни суть и красота, и прок…
А «немощный сосуд»: «Забавы ради!..» –
Своё твердит, мол, краток жизни срок,
Чтоб на пустое дар бесценный тратить.

Вот логика!.. Что с женщины возьмёшь?
Беседы о тряпье вести, не зная,
Что тающее время – это ложь,
Как ложь и то, что лёд не твердь земная.

Ей не понять в чём настоящий толк.
Когда исполнен дух небесной тверди.
Тогда ныряя в суетный поток –
Стяжаешь суть на волоске от смерти

…Рвёт леску метеор под стать язю,
О край оконца, что острее бритвы…
«Рок обмануть нельзя, – друзьям твержу, –
Чем тоньше лёд, тем горечей молитвы!»

Смысл истончился. Суета окрест.
И помудреть бы пред годиной судной!..
Порой клюём на блажь, назвав: «Наш крест» –
Как в полынью шагая безрассудно.

– Пока!
– Пока! – друзья идут домой.
А я жену побалую ушицей –
В быту, как в лунке, рыбкой золотой,
С утра до ночи бьётся, копошится.

3.
Не знает рыба, и рыбак не знает:
Сегодня лёд иль завра не растает?
В снежнице – небо? Или в небе – лёд
На нет исходит вечность напролёт?

В прорехах туч луна блесной играет.
Незримый Некто, заприметив стаю
Ночных зевак, блеснит наивный люд –
Душой и телом хорошо клюют,

Точнее носом в первый снег – порошу.
Ловец ловцов приманку ловко крошит.
А я в тепло! к жене! – на тонкой жилке
Её молитв держась... Спасибо жинке!

…На чём ещё жизнь держится?..
Бог весть!
На тонком льду вдруг понял,
Что Он есть!

Смерть за образ

Язычников Христос не распинал.

Любопытное солнце

Любопытное солнце в чернила свой сунуло нос.
И луна облаков нахлебалась, как парусник волн.
Опоздал шкипер-бриз на корабль свой, влюбившись всерьез
В деву дивной зари, грез лазурных на старости полн.

Вот и я – старый пень («на закате» – сказать не спешу,
А тем паче концы отдавать непонятно кому)
Донкихотствую в меру – понятную только ежу,
Санчепанствуя гордо – во вред лишь себе самому.

Белый Свет – черный противень ночи его ипостась,
Принуждает меня – калача! – тёртым быть калашом;
Так горбатого лепит к стене, что наклеечка «мразь»
Остается кровавым пятном… И никто ни при чем!

Я хотел оправдаться, не в меру рискован и смел,
Тем, что доброю волей привязан к привольной заре,
Мол, секира затупится сечь то, что выстрадал мел,
Отнимая у черной доски чудный день в сентябре.

Не нарочно порочен, как мела непрочный кусок,
Написавший десятки беспомощных песен о том,
Что любовь, если это любовь, не нажмет на курок,
Не придумает месть, от которой все вздрогнут кругом.

И пускай мое дело собачье – рыдать в пустоту,
Привязавшись к бродячей заре огневым языком,
Чтоб в глухой темноте – колокольчик на каждом углу,
Всем заблудшим светила надежда – заветным окном.

…Но в любимом оконце знакомый синеющий нос.
Знать, сосед нахлебался до чертиков сизой воды,
И встает окровавленный месяц, как страшный вопрос
Моряка, что концы отдает у последней черты.

Райский уголок

Райский уголок, а сколько боли!
«Ад кромешный», – скажешь, – не соврёшь!
Дедовский лужок – отнюдь не поле,
А пойди – за жизнь не перейдёшь!

Прошлое, как минная ловушка,
Шаг неверный – и пиши: «Прощай!»…
Вроде, воля, а смертельно душно!
Ничего, молю, не обещай!..

Не сули!.. Не ведая, обманешь!
Не желая погубить – предашь!
Встав с колен, вновь на колени встанешь,
Обретя себя среди пропаж!

Вот и принимай, не понимая!
Вот и отвергай, не разлюбив,
Этот сущий ад земного рая,
Где страдая, чудом счастлив был.

В пылу откровений

Ни дождя вдалеке, ни реки за ближайшим пригорком;
Степь, пустыня почти, и ни облачка, ни деревца…
От полынного духа в гортани ком жгучий, прогорклый, –
То ли знойная пыль, то ли пепел досады с лица?..

Я на шаг впереди – ты за мной, взбунтовавшейся тенью,
Нарочито отстав (дальше некуда!) – дразнишь судьбу…
И чем ближе к закату, тем большей вослед дребеденью, –
Суетой суеты: Бу-бу-бу!.. бу-бу-бу!.. бу-бу-бу!..

Для тебя у меня слов суровых в обрез, как патронов.
Не бросай нервных спичек, родная, в сухую траву!..
Знай, терпенье на грани! Ком в горле от вечных резонов,
Тех, которые в тапках мой дед ещё видел в гробу!..

Наша жизнь – это мы! Не врагами убита дорога!
Этот бред свысока – обещающих райский восторг!..
Их оазис – мираж!.. Я ни шагу теперь от порога!..
Ты – отрада моя! Ты – родник в час прогорклых тревог.

Я, любя, ты же знаешь!.. В пылу откровений творится
Не такое порой... Дорогая, прости! Не серчай!
Нашу… как там... халупу?.. Очаг!.. осенила жар-птица –
Щиплет пух золотой, отражаясь в любимых очах.

"Всё главное осуществилось - всё!"

Всё, как всегда: дорога, храм, свеча, –
Иду туда, куда манило смалку!..
Чу! лебедь, возвращаясь, прокричал –
Округу облетая спозаранку.

Свободный лёт бесхитростных идей,
Читаемая клинопись событий;
И нет причины не любить людей,
Не ждуших от тебя больших открытий!

Малиново околица звенит –
Воскресный благовест ласкает ухо!..
Всевышний напрямую говорит:
Нет повода, раб Божий, падать духом!..

Всё главное осуществилось – всё!
А то, что не... в свой срок осуществится!..
Обыденность, казалось, серозём,
А оглядишься, – счастье колосится!

Есть вопросы

* * *
Предложили вопросы – вот:
Человек человеку – брат?
Человек человеку – волк?
Человек человеку – ад?

...Поклониться бы и уйти,
Не сказав: это мне на кой?
Но набатом весь путь в груди:
Человек человеку – боль!

Априори – и тьма, и свет!
Толк и бестолочь – суета!..
Опыт кружит меж «да» и «нет» –
Знает только послать куда!..

Чтоб в эпоху закрытых тем
(Что не выход – стена, замок),
Уяснив: человек – плетень,
Заявить: «Человек – урок!»

Эскулапу, попав под нож,
В жажде выжить, молясь в бреду:
«Человек человеку – ложь,
Отведи от меня беду!»…

Правду матку, рубя: «Пся крев!» –
Не Эзоп, мол, чтоб между строк…
Чудом выжив, кричать, прозрев:
«Человек человеку – бог!»

Любуясь кромкой непустых небес

1.
– Крадут?
– Крадут! Сознательно и без…
– А что же ты?
– Смотрю и улыбаюсь,
Любуясь кромкой непустых небес,
Благоговейным взглядом прикасаясь…
Причастник так целует Чаши край,
Вчерашний вор, убийца, может статься…
Я тоже ведь: «Отмсти и покарай! –
В свой час кричал от боли, если вкратце, –
Украли деньги! Авторство! Покой!
На тишину молитвенную – право!»

…Что ж это за богатство и на кой,
И что за мир такой? Что за держава,
Которую у множества крадут
Убожеств окаянных единицы?
И что за вера, если отберут,
Не зная, как и где остановиться? –
Посыпались несвойственные мне
Вопросы безобидной чередою,
В живой, небезответной тишине,
Исполненной надежды и покоя.

2.
Оазис – жизнь, но и пустыня – жизнь!
И вечной ночи абсолютный холод –
Иная жизнь… А ты своей держись
С достоинством – и в сытости, и в голод!

Любви во имя, значит вопреки
Кого-нибудь (чего-нибудь) – без фальши;
Не враг себе настолько, что враги,
Бегут тебя, как тьма от света, дальше!

А дальше – больше!.. Времени в обрез –
Настолько мало, что проходит вечность!..
Но ты душой в непреходящем весь,
Как вера, как любовь и человечность! –

Вне времени! – ты Истиной живёшь,
Творя, что должно, что необходимо.
…Нещадная окрест ярится ложь,
Песчаной бурей, не промчавшись мимо.

Чаяния на вырост

Переложив свою вину на прочих,
Политики в сомнениях не вязнут, –
Распутицу вселенскую пророча,
Пугают долы гусеничным лязгом.

Мне плюнуть бы на них с горы высокой –
На плясунов с огнем на бочке драной,
Но от предчувствий в горле пересохлом –
От пороха першит, и ноют раны.

Зажёван болью, как штанина цепью.
Дурную весть нести в народ, не смея,
Кручу педали памяти бесценной,
От ужасов грядущих цепенея.

С чужих речей ни лоскутка надежды
Не выкроив на жизнь себе ни разу,
Шью чаянья на вырост, как одежды,
Что должен победить в итоге разум.

«Кто виноват?» – вопрос меня не мучит, –
Ответ над каждым все равно прольется:
В конце тоннеля сполох неминучий
Карающим ответом разорвется.

Алхимикам рифмованной печали

Итак, стихи. Что ни строка – сюрприз!
Что ни строфа – то матрица с загадкой!
Вселенная, вдруг прояви каприз,
В неё пролиться, – канет без остатка.

Поэзия – не просто здрасьте вам,
А с кисточкой – такой большой приветик!
Душа (ликбез бесплатный) – тетива,
За каждый выстрел образный в ответе...

Засомневались шибко колдуны –
Алхимики рифмованной печали,
Назвав упавшим автора – с Луны,
И философским камнем постучали.

...Какая право странная игра!
Предложишь ложь, зарукоплещут дружно!
А явишь суть вещей, сказав: «Пора!»
«Сие, – промолвят, – никому не нужно!»

Камни – черные и белые... А ты какой?

Мир – амфора, а ты в ней кто такой?
Не Диоген и не Сократ, век прожив
В сосуде хрупком, мелок и ничтожен,
Растишь, лелея, черный камень свой.

Чего во имя продолжаешь путь,
Неся краеугольную надменность?
Над кем вознесена высокомерность?
Над тем, кто пуще жизни любит суть?

….Сократ спокоен, зная: «Смерти – нет!»
А, стало быть, и нечего бояться.
Пусть в вечном страхе корчатся паяцы,
Под масками скрывая жуткий бред.

Не пряча глаз, и, не тая греха
Перед толпой – ехидной многолицей,
Сократ – Анита просит: «Должен птицу
Асклепию, отдайте петуха»….

Что должно высоко нести ему –
С достоинством несёт… Не властна суя
Над мудростью, пред чернью не пасуя,
Являет свет, веков пронзая тьму…

А что же ты, тщеты ничтожной раб,
Принес на площадь, чтоб пополнить чашу?..
Презрение, что затаив вынашивал, –
Свой черный камень, злодеянью рад.

Чизозой

Ноупроблемсы и окейисты
Косяками по миру плывут,
Буги-вуги танцуя и твисты…
Повсеместный окей и зергут.
«Ундервуд» непечатное слово,
Не подумав: «Не лучше ль пробел?» –
Вместо полбы, мол, ешьте полову…
Но пиит, что пропел, то пропел,
Непечатную боль выражая
Не впервые, с устатку в сердцах, –
Не сыскал, знать, на родине рая?
Маски нет – стер гримасу с лица.
…Зергуденье в Москве и в Кислицах.
Ваушмякнутость на мостовой:
Гоп-цаца, елки-палки и пицца...
Чизозой на Руси, чизозой!

Божок

...Ну как, годится прибаутка?..
Могу ещё, и не одну,
Не замолкая на минутку
Десяток я таких
Загну… (О.Бедный-Горький)

Чего греха таить, я мастер!
Хитёр к тому же, и мудёр!
Божком по пародийной части
Служу - всё у меня путем!

В отдельном нашем батальоне
Меня не любит салажня...
Не мудрено! - Не в их загоне
Пегас... Подайте мне коня!

Кричу окрест о Божьем даре,
Чтоб знали все - кто я такой,
Тем более, когда в ударе...
Ударен шибко головой!

Хождение псевдоэскулапия в отчимы к Орфею

"Быть Каллиопе верным другом,
Немногим бардам по плечу.
Вспахав извилин пашню плугом,-
Очередную муть мычу".
(М. Егоров)

Вскрывать свой лысый череп плугом
Не многим бардам по плечу.
А я могу, пройдясь по кругу,
Перепахать то, чем лечу

Пиитов, ублаженья ради
Гордыни, страстью упоен;
Во лбу надменном восемь пядей,
В мозгах целебный серозём.

Мой череп – жертвенник к тому же!
И я уверен на все сто:
Ни то, что другом стану – мужем
Той, кто Орфею мать... А что?

Себя, перепахав, добавил
Таких борозд в свои мозги:
Ни то, что в греки выйти вправе,
Но в боги из зануд – с тоски.

... Чтоб вы, болезные пииты,
Мне поклонялись в тишине,
А я плевал на вас... Мы квиты! –
Вам Божий дар... А что же - мне?...

"Чай травяной заварен круто"

Чай травяной заварен круто – в распадке меж холмов парит.
«Благословенная минута!» – дед внуку тихо говорит.
Внук не бездельник на покосе: сухое сено ворошит, –
Всё сам да сам!.. Поесть не спросит, пока копну не завершит.

Поёт коса. Звенит зарянка, с побудкой явно запоздав.
Над медуницей спозаранку шмель, – с трудной нотой совладал,
Как бас в церковном стройном хоре, – под куполом цветка гудит.
Пчела несуетная вторит. Свеча небесная горит.

Луг жаворонком заворожен, несёт распутья тяжкий крест.
Ветр буйный приуныл – стреножен, нелепо названный «зюйд-вест».
Над полем туча, словно бурка, висит на плечике луны –
Ждёт казака. Грустит каурка в предгрозье чуткой тишины.

"Тот, кто затеплил звезды"

* * *
Тот, кто затеплил звезды,
Благословил и нас,
Чтоб задавать вопросы
Было кому в свой час.

Веришь или не веришь,
Он – и никто другой! –
Наши дорожки в сквере
Свел, чтоб идти одной.

Что ни цветок – поэма,
Что ни песчинка – жизнь.
Быть иль не быть? – дилемма
Не для того, кто ввысь,

Взор направляет чуткий,
Зная наитьем: там
Тоже есть жизни чудо –
Счастья желает нам!

…Дочка снежков налепит,
В каждом снежке миры, –
Листьев любовный лепет
Дремлет в них до поры.

Фотомодель

* * *
Красавица берёза над обрывом,
Позирует охотно на ветру,
На кромке зыбкой… «До чего же мило!» –
Зеваки восклицают поутру.

В ее наряде ярком – солнце брошью,
Морозный перламутр, осенний блеск.
Клин журавлиный над озимой рожью
Раскалывает хрупкий свод небес.

Треск ликованья местной балаболки –
Сорочье "браво" в гулкой тишине;
Листву роняя, бор молчит в сторонке
Как ветеран: «Что дееться в стране!»

…Берёзка изгаляется над бездной.
В тартарары летит беспечный свет.
И только лес – мой старый друг болезный –
Вздыхает тяжко, как над внучкой дед.

"В реку первой любви мы входили из разных потоков"

В реку первой любви мы входили из разных потоков
По веленью судьбы, убегая с последних уроков, –
На которых философ, сжигая кораблик бумажный,
Намекал о любви – той, в которую входят не дважды.

А мы тупицы втихомолку,
До поздней ночи,
Презрев труды спасительного толка
В кругу порочном,
Входили в нашу реку – очень даже
Разнообразно,
И нам потерей
Не казалось страшной
Понятье «разум».

А философ твердил: «Проморгаете жизнь остолопы!»
И Кратилом морил – мудрецом допотопной Европы;
По затылкам стучал двухпудовым трудом Фейербаха;
И кораблик сжигал, называя иллюзии – прахом...

А мы, как шарик винни-пуха
В пустой горшочек,
Входили в нашу реку – друг за другом –
Из разных точек.
И выходили – в бурном раже
Разнообразно,
И нам наивным
Не казалось страшным –
Утратить разум.

А философ нас ждал – из когорты не гордых последний,
Руку каждому жал: «Видел сон, – говорил всем, – намедни!» –
И рассказывал притчу о блудном евангельском сыне;
А потом… Беатриче! – родник в человечьей пустыне.

И мы – корабликом бумажным
В мир Алигьери, –
В любовь, в которую не дважды…
Вошли! Сгорели!
Пылали долго и поныне,
Сквозь тьму и смуту,
Нас греет во вселенской стыни
Дух той минуты.

"Что вам сказать? – все сказано давно"

***
Что вам сказать? – все сказано давно.
А повторяться – глупо и напрасно.
Лишь в золоте молчания прекрасном
Дается нам – что Небом суждено.
Наитием нисходит, как лучи
Меж туч ненастных, кротким светом свыше!
Ведь о любви мы миру не кричим,
Уста в уста – благоговейно дышим.
И не понять Небесного нельзя,
Что мост, сожженный, надобно построить –
И к смыслу жизни приведет стезя,
И к пониманью: «Жить на свете стоит!»
Обретены счастливые ключи,
Пришла удача – так откройте вежды!
А после – да хоть вечность промолчим
О том, что выше веры и надежды.

"А дождь идёт седьмые сутки"

***
А дождь идёт седьмые сутки.
Молили долго – он пришёл;
И загостил нехорошо…
Смешно?.. А многим не до шутки!

По слухам – на недели две,
А, может статься, – и на месяц!
Родную грязь меж деревень,
Не лапотный народец месит.

И городские господа,
Забывшие нещадность зноя,
Из не просыпного запоя,
Как будто вышли в никуда,

Клянут сей дождик затяжной,
Еще вчера такой желанный,
А нынче по причине злой
Ненастьем, назван, окаянным, –

Ни по какой-нибудь вражде,
А просто в суете бездарной,
Где снова люд неблагодарный
В зной молит небо о дожде.

Спасенным красотой нездешней

Зажглась звезда – свечёй «за упокой»
Или «за здравье», на горы подсвечник
Роняя воск… Одно и тоже – внешне,
А в сущности – свет Истины самой.

Мерцание надежд над суетой,
Лазурных грёз осуществленье – чудом;
И путь туда – в свой час пришёл откуда,
Спасаемый нездешней красотой.

"День почтальоном на кривой педали"

1.
День почтальоном на кривой педали
Постскриптумом по кромке рваных туч.
Луна печатью гербовой, в печали,
В закатный окунается сургуч.

Усердно перекладывает тучи,
С холма на холм, подряд, штампуя все;
Облиты сургучом стога и кручи –
Ночная смена. Дол во всей красе!

Надежда до востребованья снова
Зарёй в полнеба отгорела зря.
Простым письмом не заказное слово
Вернулось быстро на круги своя.

2.
Слова, слова!.. По миру ворохами,
Как листья в сквере, ночью ледяной,
Не объяснив – как надо не врагами
Всем расставаться, если суждено;

Немыслимой красы живые звёзды,
Тьме вопреки и смерти возжигать;
Писать стихи, когда и зря, и поздно,
И никаких наград не ожидать!

Чтоб новый день, худую спину сгорбив,
Вёз в гору грёз отчаянных багаж,
Как наш почтарь, без велика, что спёрли,
Всех, обойдя, в конце сказать: «Шабаш!»

Седьмое небо

"Переболев безумием унынья"

* * *
Переболев безумием унынья,
Зерно надежд последних разбросав
По тем полям, где с верой и поныне
Озимой рожью всходят небеса,
Волнуя звёзды, – вновь осуществляю
Побег в бессмертье, миг остановив
Наитьем, априори понимая
Куда идти, всем сердцем возлюбив,
И что искать в молитвенных покоях,
В смирении спонтанном преклонясь
Пред Тем, Кто на вопрос: смерть – что такое,
Добро иль зло? – ответит, не смеясь,
Вмещая Вечность в крохотную душу;
И сам собою отомрёт вопрос,
И Жизнь польётся ливмя, не разрушив
Озимых дум, готовых под покос.
И то ли грёзы это, то ли слёзы,
Не всё ль равно? – блаженная пора!
…Чу! как орехи, вечные вопросы
Вновь лузгает на лавке детвора.

"Беда не в том, что в Господа не веришь"

***
Беда не в том, что в Господа не веришь, –
Не в том беда!
А в том, что судишь – Что не знаешь, мерой
Скабрезной – без стыда!
Знать, бес в Рембо тебя ударил шибко –
И ты оглох! –
К своим, кричащим на людях ошибкам, –
Так занемог,
Что измышленья пустоты надменной
Пожухлых душ
Расширил шумно и самозабвенно…
Могучий муж!
Так низложил Первопричину веры,
Разоблачил,
Что прослезились даже изуверы
И палачи!
«Виват! – кричат, – Брависсимо, вития!
Низвергнут Бог!
Как мощно вы, как славно пошутили!
Вы наш пророк!»
…Но жизнь прошла бездарно и нелепо –
Век без молитв,
Без истинных наитий… Плачет Небо
Навзрыд… навзрыд!

Битва

…Остались любовь и молитва.
А чем ещё душу спасать?
За жизнь беспощадная битва
И надобно в ней устоять,

Как этот молитвенный дождик,
Над нивой убитой жарой…
О, нет, он не плачет, не ропщет! –
Стал насмерть пред зноем стеной.

Шальными ветрами гонимый
Дерётся за каждую пядь,
Чтоб духом воспрянула нива –
Ржаная поникшая рать.

До капли последней все силы!..
Исполнив, что небо велит,
Умрёт и воскреснет красиво,
И радугой мир одарит.

"Непредставима бесконечность"

* * *
Непредставима бесконечность –
Клубящаяся в звёздах даль…
Но миг счастливый канул в вечность,
И всколыхнул во мне печаль.

Миг счастья не абстрактный образ –
Ведь это жизнь моя, моя!
Мне тридцать три – прекрасный возраст
Для постиженья бытия.

Умом не охватить – и чувством
Вселенских не объять глубин;
Наукам, верам и искусствам,
Неведенье – итог один.

И я молчу. И мне не к спеху
Под град насмешек попадать.
Приятнее – счастливой вехой –
В Чумацкий шлях свой взор вперять.

Но сердце рвётся за пределы,
За точку невозврата – вглубь,
И обретает, что хотело –
Простым прикосновеньем губ.

…Когда смотрю в глаза любимой,
А в них отрада иль тоска, –
Тогда и вечность ощутимей,
И бесконечность так близка!

«Проснись, Улисс, дом атакует ад!»

* * *
…Не пережить, не переумереть!
Сознанием любви домой вернуться б!
Найтись, – где может счастье улыбнуться, –
В том поле, что не пройдено на треть.

Где не искать, не верить – нет причин,
И потому абсурдна безнадежность;
Ответная радушная безбрежность
Любви – окном, светящимся в ночи.

А за окном, – неистовство и гвалт, –
Сомнительных свобод и прав атака;
И не понять: Спитак или Итака?..
«Проснись, Улисс, дом атакует ад!»

Халатиком во мгле прошелестев,
К щеке небритой нежными губами
Припав, лепечешь, облекая снами
Свои владенья, мигом облетев.

И вдруг ответ: «Не смей меня будить! –
Не там реальность, где любовь забыта;
Моя душа в тебе – окном раскрыта…
Входи в мой сон, любимая, входи!»...

"Родина лебедя озеро «Глинка»"

* * *
Родина лебедя озеро «Глинка».
Здравствуй, лебяжья душа!
Строишь гнездо в камышах по старинке,
Чтоб никому не мешать.
Деток растишь, в меру сил защищая
Дом свой, в надеждах высок.
Можно ль назвать не потерянным раем
Бедной земли закуток?
Что для тебя эти мутные воды,
Где даже в солнечный день
Небо грустит, как в дурную погоду…
Блеклые блики в воде.
Сколько не силься тут зоркое око –
Дна не увидишь вовек!
Вот и луна, словно чёлн, одинока,
В глинистый клюнула брег.
Кто привязал тебя, дивная птица,
К этим болотным местам,
И обязал тут навек поселиться?..
Впрочем, не ведаю сам!..
Что причиняет усталую душу,
Въявь или мысленно, вновь
Переживать,чтоб, вернувшись, дослушать,
Повесть с названьем "Любовь".
Где бы я ни был, и сколько бы ни был,
Тянет домой – не изречь! –
Сила могучая… Где мы смогли бы
Сызнова счастье беречь...
Верно?.. Не верно?.. Любя и ревнуя,
Зла, не прощая, врагам!..
Не поминая Всевышнего всуе,
Кланяясь, малым богам:
Нивам и долам, ручьям и колодцам,
Мир пожелав и покой,
Вдруг замечая, как радостно бьется
Сердце, вернувшись, домой.

Прозреньям срок

Вначале, как в начале, а в конце…
Свинец в ногах и серебро под кепкой.
Но ты идёшь (сиянье на лице) –
Для дней последних в состоянье редком.

Кремнистый путь в осеннем волшебстве
Суровостью ветров не опечален.
Беспечный первый иней на траве,
Как чистота надежд необычаен.

Жизнь удалась. Заветное храня,
Творишь благодарения молитву, -
Достойный труд для завершенья дня, -
Сердечный стук в небесную калитку.

Яснеет даль. Все меньше в жизни тайн –
Прозреньям срок. Всему и час, и мера.
Не рвётся сердце между «здесь» и «там»,
Ведь там и здесь одни любовь и вера.

Как будто жизнь не Божий дар...

* * *
Куда ни кинешь око – красота! –
Моря, леса, росистые раздолья…
И вдруг, глаза изъеденные болью –
Сквозная, ледяная пустота!

При радужном роскошестве путей,
Разнообразии чудесных видов,
Коллегиальный ропот индивидов
На выставке божественных вещей?!

Откуда при несметности богатств,
Бескрайности просторов – мысли узость?
Как будто жизнь не Божий дар – обуза,
И повод к оправданью святотатств?!

Не чувство неизбывное вины,
При множестве причин для покаянья,
А гордость за отмщенье-воздаянье:
«За око – око! Зуб – за зуб!»... Увы,

Не умиление живой красой,
Не щедрость в мире вечной Благодати,
А суетная беспощадность братьев,
Как муравьиный бой перед грозой.

Как вы там, в счастливом далеке?

* * *
Как вы там, в счастливом далеке?
Снится Гусев наш
(В былом Гумбиннен)
Где никто не вздумает реке,
Даже героическое имя
Дать, родное Писса отобрав,
Право на забвенье уравняв
С памятью беды, что в жилах стынет?..

Дивная имён взаимосвязь:
Черняховск, Нерейский лес, Анграпа,
Инструч, Дейма, Неман…
Немец драпал,
Вешнюю меся усердно грязь,
Где Наполеон в свой час в Тильзите
С Александром на плоту кружа,
Пруссию делили… Извините,
Вольный экскурс в прошлое!.. Душа
Поминает мир, что хуже битвы
Бородинской – следствие его…
Тут бы поминальную молитву
За погибших под Бородином!..

…Как вам на блаженных берегах? –
Призрак коммунизма не пугает?
Часто ли отец ваш вспоминает
Крепким словом русские снега?..
Помнится, как слово «коммунар»,
Ставшее названием колхоза,
Друг крамольно обыграл вопросом:
«Ну, а вдруг кому не хватит нар?»
«Хватит всем!» – съязвил ЗК колымский,
Борода клинком a-la Дзержинский.

Помните, как низко тучи шли,
За антенны шаткие цепляясь,
Как бурёнки, выменем касаясь,
Трав высоких, сохнущих в пыли,
Окропляя дождиком парным
Шаткую скамеечку в тени
Привокзальных клёнов-великанов?
Вы – в Одессу!… Кто бы отменил,
По мольбе моей вояж тот странный?..
Бог?.. Тогда любви Он не вменил
Скромному молитвеннику в веру,
Попустив, как Вертеру, на меру
Глупости – безрадостные дни.

Это нынче ясно, а тогда,
О судьбе гадали по ромашке,
Счастье одному лишь Чебурашке
Улыбалось, прочим всем – беда…
В тёмных стёклах эры силуэты –
Лиц не видно… Смута без просвета.

"Врут все, про все и вся – в глазах невинность"

* * *
Ещё какую выдумать потерю?
Какой угрозой в двери громыхнуть,
Перекрестился чтоб глухой тетеря –
Мужик, изрядно принявший на грудь?!.
Клянущий в хвост и в гриву лихолетья,
Увязнувший в причине многих бед;
Задай вопрос, услышишь междометья!..
Сказать по сути – слов разумных нет.
Но есть беда висящая туманом,
От белены похмелья – пелена,
Сплошная ложь врачуется обманом –
Тотальная житейская вина.
Врут все, про все и вся – в глазах невинность,
Играючи на кромке роковой:
И царь, и смерд, что, не отбыв повинность,
Влачит абсурд, не ведая на кой.
И ты мой друг, и я – твой Санчо Панса,
Переборов все мельницы окрест,
Как идиоты, ждущие аванса
Доверия от глохнущих Небес...

Красноречивая природа

«Не то, что мните вы, природа…»
Ф.И.Тютчев

Тихо или громко – говорит!
Плачет и смеётся, и ликует!
Акварелью розовой зари
На холсте небес рассвет малюет;
И рифмует в роще по утрам
Гомон птичий с трелью родниковой;
Эхо, отдохнув от зимних драм,
Как актер великий в пьесе новой,
Входит в роль в цветущем закутке,
В зеркале озерном отражаясь,
Ветерок в прибрежном молоке –
Камышовый кот – шалит, купаясь.
И такой спасительной красой
Пренебречь, как существом бездушным?!.
А на токовище говор свой!..
Мир – живой! отзывчивый! не скучный!
Человече, что ты возомнил? –
Капля, вдруг взлетев над Океаном,
Радугу за полы ухватив,
В роковом пылу самообмана?..
Возвратишься – всем и вся гроза!–
Блудным сыном в лоно жизни вечной,
Беспричинно гордый и беспечный,
В мудрости Природе отказав...
Что ответишь на вопрос простой
Вечности радушной, непустой,
бог мгновенный, господин увечный?..

Лекарство от духовного дальтонизма

О.Б-Г. и иже с ним...

В траве – трава, а в небе и в земле –
Земля и небо…
В хлебе хлеба
Причина Он. Посевом звезд во мгле
Быть изумленью в мире причиняет.
И я дивлюсь! И радуюсь лия
Благоговенье… Чем еще ответить
За счастье принимать дары?.. Сия-
я, как дитя, в радушном свете,
Улыбкой озаряю свой шесток,
Которого не вижу – так далек
От суетных условностей и правил…
Рубаху-парня свет сей не заправил
Под портупею в штатские штаны...
Подальше от ментов и от шпаны,
Никем не люб из них и не затравлен,
Ищу свое звучанье, чужд молвы,
И даже самому себе неравен,
Как царь Давид, творя свои псалмы,
Наукой атеизма не отравлен.
И вся Вселенная сыздетства не чужда,
Поет со мной Всевышнему осанну:
От егозы-певуньи, до чижа
Созвучны мне, по сути, – в главном самом.

"Не берите ни берета, ни зонта!"

* * *
Не берите ни берета,
Ни зонта!
Славный день! Макушка лета.
Красота!
Если часом и случится
Дождь слепой –
Не беда! – простор лучиться
Лепотой.
Не альпийским ветром-фёном
Вмиг – ей-ей!
Высушит ковер зелёный
Наш борей.
И березкам – русским кралям,
Вдруг каприз,
Косы мастерски расправит,
Чай не бриз!
Змей воздушный над обрывом
Между туч.
Под горою говорливый
Звонкий ключ.
Даром свыше в сквере гулком
Хор птенцов –
Славит первую прогулку
Без отцов.

"В зыбкий песок «чёрного списка»"

***
В зыбкий песок «чёрного списка»,
Спрятав проблему, страусом гордым:
«Все хорошо, – прохрипев, – моя киска!»
Фразы чеканя, гуляю по городу.

Камни возмездия нефигурального,
Потяжелее, в пращу непрощения,
В каменоломне презренья фатального
Выбрав, бросаю в минуты отмщения.

Нате, голубчики высокомерные,
Дикого сада не райские яблочки!
Дав по число всем занудам – по первое,
К милой вернусь: «Заждалась, моя лапочка!»

… Не полегчало! Душа сердобольная
Засомневалась: «Не зло ли содеяла?»
И отпустивши на волю невольников
Память на меру беззлобья проверила.

Мне нечем оправдаться перед Ним

«Мне есть чем оправдаться перед Ним»
В. Высоцкий

по рукам и ногам повязала тщета.
и сплошные нули на небесных счетах:
что ни сделаю – мелко! бездарно! ничтожно! –
богохульству сродни, – лицемерно и ложно!

оправдаться – и рад бы, да нечем, увы!
за душой, как на дне опустевшей сумы,
свищет ветер в прорехах – проели грехи;
добродетелей зерна украли враги.

что осталось на черный мой день за душой?
только черствые крохи от веры большой!
от великой надежды последний сухарь –
вот и ешь-не хочу!.. в млечной дымке распарь!..

мнилось: песней, – кому-то «Песнь Песней» она, –
оправдаться легко, но открылась вина,
что значительно больше всех прежних грехов,
до поры сочинительства бравых стихов.

потому и молюсь, самомненье гоня:
ни на что не годится гордыни броня,
на которой начертано: «Лучший стрелок!»…
вместо: «Боже, помилуй!», «Спасенья далек».

….пусть в слезах покаянных утонут слова!
опустеет от суетных дум голова!
чтоб средь гиблых иллюзий нащупавши гать
обнаружилась ясность: на Что уповать.

Лестница в небо

* * *
Лестница в небо -
Семнадцать ступенек всего...
Не оступиться б!

* * *
Маэстро-ветер.
Ветки взмах. Начало
Симфонии дождя.

* * *
Рассвет играют.
Звездная галерка
Во все глаза.

* * *
Среди каменьев,
Как душа поэта,
Подсолнух-чудо!

* * *
Зажглась звезда,
Излив во тьме кромешной,
Свой взгляд на жизнь.

"В очки слепого заглянула радуга"

***
В очки слепого
Заглянула радуга…
Почуяв жажду?

***
Соловей над заводью
В зеркальной глади трепещущий…
И в роще его отголосок.

***
Поэт, изливающий душу
Пред залом притихшим:
Подсудный и судьи…

***
Звёздное небо
В лукавых глазах любимой –
Сладчайшая из загадок.

***
Ушная и морская раковины
Вслушиваются друг в друга –
Их глубины молчат.

***
Как манна с неба,
Рыба-хокки в хокку, –
И на тарелку!

"Им это надо, но они не знают"

* * *
Им это надо, но они не знают,
Не чувствуют поэзии, увы!
Сердца их дремлют, души не летают…
От ноготка до волоска умны.
Вынь да положь им факт существованья
Загробной жизни, бестелесных сил,
Они живут материальным знаньем,
Плотским рассудком… «Боже, как красив
Твой бесконечно ясный, безупречный,
Такой ранимый лучезарный свет!» –
Они не скажут с трепетом сердечным –
Ни трепета в них, ни восторга нет!
Им невдомек, что за чертою зримой,
За горизонтом видимых вещей,
Есть мир любви тоской необоримый …
Но звать их за черту тщеты вотще!
...А ты живи тем, что за тайной дверцей,
Скрываясь до поры, к себе влечет,
Что ум не знает – понимают сердцем,
В котором жизнь нетленная течет.

На злобу последнего часа

"Сегодня мировая реальность такова,
что привязывание этики к религии более не имеет смысла".
Далай-лама XIV

***
На дерево! в пещеру! – всё с начала!
Чтоб совесть христианка замолчала!
Вновь – зуб за зуб! Опять за око – око!
Этично по-дикарски и жестоко!
Условимся: впредь никаких религий!
«Свободу, равенство и братство!»… «Прочь вериги
Вер окаянных!»… «Дайте людям волю!
Из катакомб запретов, из подполья
Достанут пусть заветные желанья,
Исполнившись любви и состраданья
К самим себе – любимым беззаветно! –
Взаимно очень, редкостно ответно!
Мол, нишкни, ближний! – мы имеем право
На этику дикарскую и нравы!»…
Как будто сожжены Святые свитки,
А память ложью проливной до нитки,
Последней, так промокла – не согреться!
Не знает,– как, кому молиться, – сердце.

* * *
Ни мёд, ни пиво – желчь по бороде
Течет из искривленных уст потоком.
И вилами прогнозы по воде:
Кто устоит в пылу борьбы жестокой?..
«Погибнут все!» – предвосхитив итог,
И, что-то зная о природе желчи
Погибельное, – предложил пророк
Гнев вылить на блокноты, позже сжечь их
В церковной очищающей печи,
Где покаянные листки сжигают…
Мол, чем ещё безумие лечить? –
Ни знахари, ни доктора не знают!
Явился, словно ангел, и исчез,
Зарекшись обходить путем десятым
Сей сущий ад… Дотлел в закате лес,
Посыпав пеплом сумерек все хаты,
Где сонмище ни в чём невиноватых
Молилось в ожидании чудес.

"Бог есть, иль Бога нет, и никакого "как бы"!"

* * *
Бог есть, иль Бога нет, и никакого "как бы"! –
Как свет и тьма, – два полюса идей.
А между ними, словно в чреве рампы,
Блуждание-шараханье теней.
«Да» или «нет», при всем многоголосье
И многоцветье мира…Чуешь, брат?..
И в радуге, над спелыми колосьями,
Есть ясный спектр и темный… Дождь и град.
Одна стезя, да разные дороги!
И жизнь едина, да окрест разлад!
В одной душе, как на одном пороге,
Земля и небо, рай и сущий ад.
Дилемма старая для нового Сократа:
Цикуту выпить? Поклониться лжи?..
Чтоб черный камень сердца у собрата,
Смягчившись, побелел у той межи,
Где «да» и «нет» в особенном контрасте.
Как пред Голгофой, – льет кровавый пот:
«Моление о Чаше»… Позже Страсти.
А выбор жизни или смерти – вот!..
"Но не моя – Твоя да будет Воля!" –
Крест выбирает ради Жизни Свет,
Чтоб дождь грибной и радуга над полем
Внушали радость...Смерти больше нет!

"В глубинке русской кутюрье-зима"

* * *
В глубинке русской кутюрье-зима сорочки шьет отменные и блузки,
Голь прикрывая, в скверах и домах, граня кристаллы льда на зорьке тусклой.
Подвески на рассвете хороши! – Для мальчишей и плохишей отрада!
Сосульки, как Дамокловы мечи… Но шеи подставлять под них не надо!
Снегов и сленгов блики на устах – под горкой ледяной за старой вишней.
Осипший дворник звать весну устав с сугробами на бой неравный вышел.
Он победить заклятого врага не сможет, знамо дело, не сумеет!
Но, видимо, дорога дорога ему настолько, что окрест теплеет.
И стает снег до тротуарных плит. И «соль земли», рассыпавшись широко,
Звеня коньками, санками, помчит на запахи медвяные из окон.

Преуспевая в деле праздном...

Друг перед другом жмём плечами, кивая в сторону... Шуты!
Не зная долготы печали, непостижимой широты.
Преуспевая в деле праздном, хоть и на палубе одной,
Юродствуем, к итогам разным плывя в посудине худой.

До неприличия надменны! Не целованьем, так кивком,
Ни то, что брата – Свет Вселенной спровадим в ночь, давясь смешком.
И ни о чём, не сожалея, – откуда жалости истечь?!.
Повесим смертный грех на шею потомкам... Горе не изречь!

Гора к горе, как к Магомету... И как не содрогнуться им,
Когда невинного наветом, смеясь, на смерть приговорим.
Что нам ответит человече, из края в край пройдя юдоль?
Возмездной болью изувечит, в бессмысленный ввязавшись, бой?

Ведь, чем неистовей и гаже ложь, тем свободнее мечу...
А вдруг он узел так развяжет – гордиям всем не по плечу!..
Нам повезло – остался в ножнах осмеянный возмездный меч!
Неужто это не поможет нам несмешную жизнь сберечь?

Муки совести

Вот лежу, истерзанный болезнью, –
Желтый фрукт в стерильной упаковке, –
Дорогой, печально-бесполезный,
В непривычно трезвой обстановке.

В мыслях чехарда, а в сердце рана –
Боль от угрызений всевозможных…
Совесть изощрённей (как ни странно!)
Эскулапа – тот поосторожней

Резал гнойники на теле бренном,
Правда, матерился, как стервоза, –
Больно обезболив мне колено…
Совесть же кромсает без наркоза!

Говорит: «Вот сдохнешь паразитом,
Жизнь профукав над зелёным змием.
Прогремишь в тупик пустым транзитом,
За душой полушки не имея…»

Пробовал поспорить, да уж где там!
Пальцы загибал, мол, что-то стою.
А она: «Живешь не по заветам,
В суете сует гнушаясь мною!»

Саданула до живых печёнок!
И нашла же время – нету хуже!
…Плакал как детдомовский ребенок,
Словно никому и впрямь не нужен.

"И любовь, казалось: братская!"

* * *
И любовь, казалось: братская!
И красивы, и умны!..
А в итоге: жизнь дурацкая –
Нет страны!
Видно наша арифметика, –
Сны, как ни дели, ни множь,
Въявь зарплатою в конвертике, –
Ложь!
Потому давно не верится
В грандиозные мечты:
Как ни лгут, на ноль не делимся
Только мы!
Я и ты, моя любимая,
Сумма лет, –
На двоих легко делимая, –
Фальши нет!
Ты мне – верная гарантия,
Я – тебе!
Мы себе – народ и партия
На Земле.

"Искорки-икринки звезд в ночи"

* * *
Искорки-икринки звезд в ночи
Отметала рыба голубая…
В крынке лунной млечные лучи
Льются через край, миры питая.
Дым костра над заводью высок.
Пахнет мятой, клевером, осокой…
Этот мир поэзии высокой
Мне не чужд… Но, Боже, как далек!
Жизнь вторая, там, где все не так,
Где, возможно, всё и вся чудесней!
Для которой, умерев, воскреснем,
Позабыв сей жизни боль и мрак...
Но тогда - ни мамы, ни отца,
Ни жены, ни дочерей, ни внука!..
Что ж ты, богословская наука,
Застишь свет любимого лица!..
Многое не повторится тут,
То, что там, возможно, - бесконечно!
Но пока мои родные ждут
В этом мире - не всегда сердечном,
Отовсюду к ним моя стезя,
Откликаясь на живые боли,
Умудряется беречь в юдоли,
Что, теряя, возродить нельзя.

"Я счета дням счастливым не веду"

***
Я счета дням счастливым не веду,
Как, впрочем, и другого содержания;
Живу одним мгновеньем… На виду
У всех зевак сквозного мироздания.
Как скверик сей осенний, не забыт,
Ни ветром, ни дождем, ни пересмешником,
И дятел мой – другое «я» долбит
Иллюзии мои… Бошка скворечником
Гудит с утра от взбалмошных вещей,
Не знающих исхода по инерции…
Но я пою – проблемы все взашей! –
С мгновеньем чудным в унисон и в терцию.

"Для крохи мама в чай баранку крошит"

***
Для крохи мама в чай баранку крошит,
Бог варит морс из клюквенной зари…
День выдался не суетный – хороший!
Есть Господа за что благодарить!

Насобирать бы вот таких денёчков
Воз и тележку маленькую впрок,
Чтоб вспомнить было что внучкам и дочкам
За самоваром в зимний вечерок!

На каторге безумия людского

Поклоны бьют седые ковыли, как «соль Земли» в молитвенном стояньи.
Чумацкий шлях, прорезав мирозданье, всклубил созвездья млечные вдали.

Днепр (Борисфен, Славутич) в кандалах – на каторге безумия людского,
Влача судьбу затворника святого, винит себя, вымаливая Страх

Господень для создателей плотин, – пред Господом готов открыть пороги;
Так помня о грехах своих пророки, послушны Воле Божества Причин.

«Ревучий» стонет, предсказав беду давным-давно, как Иоанн Предтеча,
Но люди Православные далече от пониманья – что живут в аду.

Над Хортицей плёс покаянных вод – и не сегодня-завтра рухнут стены…
Днепру решать что будет с теми, над кем ещё он держит небосвод.

"Не веря зеркалам, хочу понять"

* * *
Не веря зеркалам, хочу понять:
Кто я такой? Куда? Зачем? Откуда
Держу свой путь, покинув дом и мать?
Христос во мне живет или Иуда?

Вселенский бомж, иллюзий не лишён,
Воспоминаний всевозможных полный,
На званый пир, явившись нагишом,
Чего-то жду, словно дитя, безмолвный…

Где свято место крайнее моё? –
На лучшее рассчитывать не в праве!..
Ты помнишь, мама, как твоё шитьё
Я одевал на праздник?.. Это драма!

Тогда впервые Новогодний бог,
Всех обойдя, предпочитая лучших,
Раздал дары… А я понять не мог:
Чем провинился я – невольный мученик?!.

Спел хуже всех? Иль станцевал не то?
Мой – зайчика костюм не приглянулся?
Как будто кто-то пролил в решето
Мои надежды – и не поперхнулся!

Как человек без кожи, шел домой,
Неся ни снег на маленьких ресницах,
А слезы ледяные… Опыт мой
Не знал, куда упасть, во что пролиться.

Вот и сейчас, когда окрест война,
А в сердце – жажда мира и покоя...
Эх, мама, мама, мамочка!.. Одна
Ты понимала – что это такое! –

Нести свой крест нелегкий до конца,
Заслуживая и любви, и сказки;
Что где-то у Небесного Отца,
Как в отчем доме, всем найдется ласки.

"Когда мы летали в одних небесах"(Посв. А. Кабанову)

* * *
Когда мы летали в одних небесах,
Пугая красоток,
Туман разгоняя в семейных трусах,
На разных высотах.

Межзвездные соты роняли нектар –
Лазурный, тягучий;
Шарахался ветер от пьяных гитар
И бился об кручи.

Где Днепр не ревучий, мечтам в унисон,
Широкий, могучий,
Минуя Триполье, звал к другу в Херсон
На праздник созвучий.

Там ты, с голым торсом ходил по воде
Не босом, а босым,
Дарил «глуповатое нечто» везде,
Без глупых вопросов.

И время-художник в пространстве надежд,
Неся свой треножник,
Восторг рисовало… Забвенье, не режь
Тот мир, как безбожник!

"Не все ль равно летит или течет"

"Вон чайка над прудом,
Как время, пролетает…"
Д. Ильин

Не все ль равно летит или течет
Меж пальцев время – сыплется? струится?..
Повиснет вдруг, как трепетная птица,
В небесных васильках, где звездочет
Устроит аудит-переучет
Мерцающим мгновениям сыпучим
В прорехах туч, где ветер: "нечет – чет"
Загадывает миг свой наилучший...
В такое время некуда спешить
Невольно сознаешь: лицо лучится,
И ничего плохого не случится,
В душе покой... Мышь времени шуршит,
Гербарий дивных грез перебирая,
Для будущих мгновений золотых,
Зерно от плевел ловко отделяя,
Залогом счастья душам молодым.

Тут каждому воля

Пьёшь вечную воду, шепча: «Хорошо!»...
Дождем долгожданным обласкана нива.
Мальчонка по лужам бежит нагишом…
«Красиво-то как!.. Несказанно красиво!»

Предельная ясность – куда и зачем;
Счастливой душе смутный час не помеха.
Напевы ручьёв и журчанье речей.
Смех. Туч содроганье. И солнце в прорехах…

Тут каждому воля – на меру мечты.
Всем грезам, тем паче лазурным – приволье!
Хоть мыслью по древу!.. Желанья чисты.
Где жизнь не игра, там не надобны роли.

Там времени море – такой водоем,
В котором мгновения вечностью дышат;
И царь забывает о царстве своем,
И думает чаще о том, что превыше…

Такие минуты и есть – бытие!
И «быть иль не быть?» – не возникнет вопроса.
Вдруг нищим раздав всё именье свое,
Уйдешь за бессмертием голым и босым.

"Сказал бы Ваня – Бедный-Горький. О…"

* * *
Есть только вы – любимые себе,
И опусы беспомощные ваши!..
Сквозь зубы цыркнув суесловья кашу, –
Апломб на оттопыренной губе, –
Несете в вечность… А куда ещё?..
И, вправду, ближе некуда – туда лишь!
Где нет докучных ближних… Бог – товарищ!..
Просьб проливных далече… Под плащом
Всевышнего – прощенные уже,
Нетленку предъявившие как пропуск
В комфортное бессмертие… «А propos!» –
Сказал бы Ваня – Бедный-Горький. О…
Зачем вам это пошлое кино?

...Ни веры, ни надежды, ни любви,
Ни пепла покаянного на плеши!..
«Земля еси и в землю отыдеши»…
Итог: забвенье – сколько ни юли!

Пляшущим на гробах

Словесный степ в безумном раже
Бия не на пустых гробах,
Ничуть не усомнившись даже,
Один танцор другого краше,
Теряют стыд и Божий страх.

Чесать язык поднаторели,
Забыв, что сыплется песок…
Вставные зубы в прах сгорели,
Сожравшие не стейк форели –
Гранит надгробный... Вкус широк!

Жги, старче, жги!.. Ты наилучший!..
Ты можешь ча-ча-ча и твист!..
В степи безмолвной над излучиной
Погост – над ним не плач горючий…
С цепи сорвавшийся степист
Чечётку бьёт… Как рыбу лучит.

Идут стихи по ленте виртуальной

Идут стихи, переболевши страхом,
Так в крематорий узники идут;
Так дождь, не рвя в отчаяньи рубаху,
В нещадном зное гибнет налету.

Невольники сурового пространства,
Рожденные не сами по себе…
Гордыни дети? Отпрыски жеманства?
На сумеречной призрачной тропе.

Кто их поймет и, осознав, оценит? –
Когда творцы их в гонке роковой,
Родства не помня, и, не зная цели,
Не ведают: откуда? и на кой?..

По логике надменного сознанья,
Им не родиться вовсе б, но огни
Божественные кличут к пониманью,
К сочувствию к таким же, как они,

В иного содержания горенье,
Иного наполнения мечты,
Идут стихи, торя путь песнопеньям,
Во тьме сжигая за собой мосты.

"На страже нив сияющих заплатами"

На страже нив сияющих заплатами, последнею заставой от ветров,
Стоит лесок – листва худыми латами, как Дон-Кихот, на рубеже веков.

Со всех сторон оплёванный, израненный, и глух, и нем, как потерявший речь,
Глядит с тоской на ближнее и дальнее, вздыхая о своём, что не изречь.

Знать, не с кем разделить тоску-кручинушку, что измотала душу, одолев?..
И спел бы «Догорай моя лучинушка»: «Репертуар, – сказали, – устарел»!..

И не подхватят доброй песни лешие – какие-никакие, а свои! –
Ушли подальше, как калики грешные, на злобный мир, обиды затаив.

Осталось только эхо сумасбродное: ворочается, кашляет, сипит…
Спросонья, спьяну ль: «Боже! Мама родная! Что деется с Расеей?» – говорит.

Скамеечка

Скамеечка в тени
Столетнего каштана.
Лишь руку протяни
И ощутишь нежданно
Тепло руки родной,
Любви не безответной…
И целый мир такой –
Отзывчивый, приветный!..

…Скамеечка пуста.
Но лишь глаза закроешь –
Вздох обожжет уста,
Прикушены до крови.

От грязи несказанное храня

Наедине, когда безмолвно эго,
А ты, не помня, кто ты в море прав,
Следишь за птицей, упоен побегом
От суеты, приволья зову вняв.

Ни имени, ни отчества, ни званий, –
Не мыслящему тростнику сродни, –
Неназванных исполнен упований,
Наитьем чуешь – сбудутся они.

Американец, немец или русский, –
Ни то что бы родства любого чужд, –
А просто в свято месте, что не пусто,
Господствует светлейшее из чувств.

С него, не безответного от века,
Всё и всегда от первого лица;
Душа – живая сущность человека –
Им дышит и не ведает конца.

Спроси её незнающую грусти:
«Откуда вдруг такая – налегке?»…
Ответит кротко и Святою Русью
Пахнет от слов на древнем языке:

«Земля еси»… И дальше восвояси,
Юдоли бездорожья не кляня,
Продолжит путь свой – далеко не в князи,
От грязи несказанное храня.

То – без чего ни родины, ни дома,
И ближних не услышать, не понять,
Нет ни житья, ни смысла никакого,
Построив храмы нечем наполнять.

Светка-нимфетка

Весна «Крузенштерном» на зорьке вечерней
На всех парусах мчит в свою кругосветку;
Бог лоции пишет наитьем не вчерне –
Все сразу и набело! – взрослым и деткам.
Лишь Светка-нимфетка, неведомым курсом,
Закончивши курсы, незнамо какие,
Экстерном, оставив при этом не в курсе
Отца погруженного в тьмы мировые.
Не будда, конечно, но ведает точно:
Как, в чем и когда, выходить на прогулку,
И, как посвященный в печали, пророчит
Лихим каблучкам, бьющим в дворике гулком
Лихую чечетку, – финал невесёлый.
…Пророк не ошибся! – Светлана в печали,
Освистана ветром несёт новосёла
В подоле отцу, что спонтанно отчалил
В нирвану не вырванных лет – с потрохами,
Туда, где никто быть несчастным не хочет;
Внучонка чернявого в зыбке качает,
Нечаянно счастлив, путь ясный пророчит.

От Светки печальницы (дивная странность!)
Пострел – несказанная радость на старость.

Всем золотом молчанья...

Дай вечности ответить на вопрос,
Нетленное пусть выскажется прежде,
А уж потом, уверившись в надежде –
Быть понятым, дерзай, создатель грёз!

…Всём золотом молчанья на кону,
Всем серебром немногословной речи,
Идёшь ва-банк, чтоб многим стало легче…
И лишь тебе не сладко одному.
«Иначе не сломать порочный круг» –
Себя как незнакомца убеждаешь.
Рождённый свыше многого желаешь
И много можешь – на пределе мук.
Коль вечности извечно недосуг,
Даёшь возможность говорить мгновенью…
И размыкаешь круг тщеты и тленья,
Из рабства плоти вызволяя дух.

Кто в доме хозяин?..

Не доверяйте мне, прошу!
Я сам себе не доверяю!
Сор из избы – отнюдь не рая! –
Впервые в жизни выношу.

На суд все помыслы свои,
И чувства нежные и грезы,
Не вняв – «Скрывайся и таи» –
Словам премудрым и серьёзным.

О, кабы знать кто я такой! –
Чем дышит дух мой, в сердце прячась?
Чего во имя век карачась
Я должен жертвовать собой?

Кто отроду мне господин?
Кто в доме собственном хозяин?
О, если б Бог – для всех един!..
Чтоб в распрях мир не раздираем!..

Стяжав несметное число
Благ всевозможных за полвека:
Что делать с ними человеку? –
С ответом мне не повезло!

Прияв Небесные дары,
Не закопав талантов в землю,
Я, как бессмысленная зелень,
Сам порожденье трын-травы.

Одна отрада – не один!..
И ты, себе не доверяя,
В объятьях чувства проверяешь:
"Отныне ты мой господин!»...

Чужая боль

Чужая боль, а ранит как своя,
И ум, и сердце, поражая разом;
Ее границы не вмещает разум,
Душа не знает где её края.

Но только с этой болью пережив
Невзгоды все звереющего века,
Понять возможно – чем ты дорожил,
И смог ли ты остаться человеком.

"Людей все меньше… Чуешь, брат?.. Убил вопросом!"

* * *
Людей все меньше… Чуешь, брат?.. Убил вопросом!..
Шут знает! – с кем сей колорад и кто с пиндосом?..
Твоё «пытання» – пытка мне… Что за проклятье!..
Ты не укроп!.. И в страшном сне – с тобой мы братья!

Плясать пред голым королем пусть будут янки.
Мы человеками уйдем – отнюдь не в замки…
Не на нейтральной полосе читая знаки,
Что оставляют псы с ПАСЕ – большие псаки!

Заря рассветная кровит смертельной раной.
Сосед в Широкино убит… Один у мамы.
Мать – украинка, а отец у парня – русский…
Какому миру, брат, конец?.. Русь старым руслом

Свое проклятие несет, и нет исхода!..
В овечьей шкуре волк пасет – во тьме народы.
…Спасет, спасет (тут слово «нас» весьма уместно!)
Лишь чудо!.. Только кроткий Спас!.. Наш Свет Воскресный!

"Мы так похожи, как на груше – груши"

* * *
Мы так похожи, как на груше – груши,
Живые души, не чужие души.
Из теста одного по Божьей Воле
Цари и челядь – братья поневоле.

Беспочвенны тщеславье и надменность,
Над всякой тварью тяготеет бренность.
С высокой ветки родом или низкой,
Друг или враг мне – все равно ты близкий.

Все, абсолютно все! – из грязи в князи...
И суждено вернуться восвояси,
Не фигурально пав в родную грязь,
Как первая – из не последних, мразь,

Не перестав толочь, как воду в ступе,
Миф о своей особости в халупе,
Ночь не врачуя душную свою
Свечой спасенья – бездны на краю.

Убийственно похожи друг на друга!..
В плену давно разомкнутого круга –
Тюремщики самим себе, увы! –
Невольные невольники судьбы.

"Что у любви нет логики – неправда!"

1.
Что у любви нет логики – неправда!
И что она безумию сродни...
Любовь есть – чистый разум и отрада;
Наедине с ней люди не одни.

Она как наивысшее сознанье,
Творя миры, не требует в ответ
Особой благодарности-признанья
За несказанной красоты рассвет.

Кто, если не она, в беззвездной сини
Гончарным кругом Землю запустив,
Вдохнув густой суровый сумрак зимний,
Рождает кипень Млечного Пути?..

На выдохе одном: моря и горы,
По логике, которой не постичь
Надменному уму, лишь разговоры
Плодящему окрест – тоску и дичь!

Язык любви древнее всех наречий,
Читая сердцем, видишь далеко:
Лишь логикой любви противоречья
Любые разрешаются легко.

2.
Там, где муж с недюжинным умом
Не находит из несчастья выхода,
И теряет разум – незнаком
С логикой любви… Она кругом! –
Как признанье на едином выдохе.

И в начале и в конце – одна! –
Чудо жизни ей осуществляется:
И поет безумная весна,
Логикой любви освящена,
С доводами смерти не смиряется.

3.
Логика проста: не греет лёд.
Нелюбовь "Песнь песней" не споёт.

Перекрестились даже атеисты

Под тусклым абажуром пошлой эры,
В абсурде гулком имиджей и брендов,
Гром грянул. Всполошились лицемеры,
Сдающие вселенную в аренду.

«Знать, началось?» – пришло на ум всем сразу.
Перекрестились даже атеисты.
И, озираясь, потеряли разум,
Скрываясь от суда в свой омут мглистый.

Как будто Бога нет нажившись вдосталь,
Глаза навылуп – всяк на меру спеси.
Как гвоздь по шляпку, смеха ради в доску,
На все забивши… в городах и весях.

И вот стоим всем сонмищем безбожным
В распутицу судьбы на переправе,
Распорядиться бестолковым прошлым
Своим, не зная как!.. Да и не вправе!

Акварели памяти живой

А.Б.

Прошлого и будущего нет.
Только наше вечное сегодня…
Благодать блаженная Господня –
Этот миг... Вчитайся, как в Завет!
И плыви причастником любви
В розовые вешние туманы!..
На стекле небесном блик зари,
А в оконной раме облик мамы…

Акварели памяти живой
Суетные будни не размоют.
И гудят надежды майским роем,
Над не пустоцветной головой,
Верящей, что жить на свете стоит…

Чудное мгновение, постой!

2.
Черёмухи в цвету, в цвету черешни!..
И соловьи, объяты духом вешним,
Зовут в сады, в них девственно свежо –
Божественно! – настолько хорошо.

Стекло небес надраено ветрами –
Ни облачка, лишь дымка за холмами
Готовит в пойме первую грозу...
Да эхо суетливое в лесу

За занавесом бархатным, зеленым,
Как лицедей забывчивый с суфлером,
Кукушечий гоняют монолог...
Вне суеты маститый автор – Бог.

Триумф весны предвещен до премьеры.
Воочию любовь и сила веры! –
Ликуют триумфаторы весны.
Сбываются пророческие сны.

«Цвести, иль не цвести?» – сирень решает"

* * *

Ю.В.

Когда окопы роют под тобой,
А время расцветать на зорьке ранней:
«Цвести, иль не цвести?» – сакраментальный
Вопрос уместен в тишине ночной.

Где на опушке пушка расцвела
Не аленьким цветочком в сизой дымке.
И рухнул дом. И разлетелись крынки
Пичугами, раскинувши крыла

Пробитых черепков… Цвести пора,
Но жажду жизни чуждый заступ режет,
Найдя в кореньях каску – в ней дыра;
Войны минувшей отголосок-скрежет.

Фронт грозовой над долом… Завтра бой.
Враги сойдутся в схватке рукопашной.
Обманчивый убийственный покой
Над отчим полем, за сиренью нашей,

Где всюду наши... Близится рассвет.
«Цвести, иль не цвести?» – сирень решает.
...Вдруг белым флагом выброшенный цвет
Начать сраженье братьям помешает!

Женоборцам

Коровка божья одолжила точки
Для моего отчаянного «ё»,
И в своё небо с ноготочка дочки
Легко вспорхнула … Слышите, поёт!

Исполнив то, что должно, не ломаясь:
«Берите, друг мой!» – ласково сказав.
Чтоб «ё» моё отныне не скитаясь,
По гнёздышкам чужим – в своё ползла

Козявкой буквенной, отчаянной улиткой –
Души в не затворённое окно …
К тому ж гроза размотанная свитком,
А в свитке этом – многое дано!..

Май как-никак!.. Начало новой жизни!
Тем паче «і» во всей своей красе
На бал весны отправилась в кибитке
Княжны желанной всеми… Будут все.

Так будьте же в уме и здравых чувствах,
Маститые пииты… Ё-моё!
Полк женоборцев и лжецов искусных
Стал насмерть перед дамами. Проём

Дверной изрешетив, как в тире,
Отборной бранью… Браво, молодцы!
Что рыцарская честь для вас, витии,
Позорной части бравые стрельцы?..

… Никто не застрелился от позора.
Десятки раздавая, как тузы
Кроплёные… Победный блеск во взорах,
И мокрые от радости трусы.

"Над пропастью мы не бредем, а бредим!.."

* * *
Мне многое дано – и спросится немало! Отнюдь не за страдания Непала,
И не за то, что в бедствиях Ирак… Но, может статься, и за этот факт!
За многое, премногое такое, случилось, что при мне, в мое земное
Существованье – жалкое мое!.. Не Жизнь – житуху! Горе-бытие!

Допущены, увы, в слепую бытность моих надежд – убогость и убитость
В Отечестве отчаянном моем не дядей с Марса… Позже и о нем!..
Во всем повинен, далеко не мнимо, я, не молившийся о том, что зримо
Кренилось, падало и гинуло во тьме при превеликом, даровитом – мне!

В несчастьях всех, виня, тщету и сую, крест недостойно нес, не долженствуя;
В молитвах, день и ночь не проводя, за тех, кто убивает не щадя
В Отечестве моем многострадальном, и на чужбинах – не чужих, но дальних,
За дядю с Марса – этот ближний мог десятою дорогой наш порог

По Воле Божьей обойти сторонкой – походкой не воинственной торопкой…
Но не молился я ни за Ирак… Соседу сербу не подал пятак…
Последний – жалкий!.. в день его последний.
А он молился на меня намедни…

Молились все с оглядкою на Русь… А я опять… Чего опять боюсь
Сказать ровесникам своим: «Володя!.. Петя!.. Над пропастью мы не бредем, а бредим!..
Вам ведь не меньше моего дано!.. Да где оно?.. И кем погребено?
Молюсь за мир… А что еще осталось?... Усталость… Да плюю я на усталость!

"Опять убили человека"

Опять убили человека.
Сказать: «Я знал его» – солгать.
В знакомстве шапочном полвека.
По сути, нечего сказать.

...На сердце пусто и тревожно.
Один вопрос: как жить в стране,
Где честным быть – смертельно сложно?
Не быть – опаснее вдвойне!

"Друг предаст и оклевещет Родина"…

* * *
Друг предаст и оклевещет Родина…
Не дай Бог!.. Но было – и не раз!..
Просто что-то в нашей огородине
Не срослось… Удача мимо нас,

Как хороший дождик в пору знойную,
Обойти решила стороной.
И надежда на житье достойное
Выжжена дотла, как сухостой.

Бедность и убогость – вырождение
Упований на благой исход;
Редкостных ничтожеств восхождение
На вершины власти… Вот! И вот!

Враг любой честней, хоть и не крестится;
Если драться час – лицо в лицо!
Эти ж «братья» не живут, а вертятся
За спиной с предательским свинцом.

Именем Отечества, юродствуя,
Называя быдлом бедный люд,
Хорошо – убийственно господствуют!
Гладом не заморят, так забьют

Властными кнутами и нагайками,
Запрягут – и в бездну новых бед!..
Мчится Русь с закрученными гайками,
Где ни воли, ни покоя нет.

Логика любви

...Там, где муж с недюжинным умом
Не находит из несчастья выхода,
И теряет разум – незнаком
С логикой любви… Она кругом! –
Как признанье на едином выдохе.

И в начале и в конце – одна! –
Чудо жизни ей осуществляется:
И поет безумная весна,
Логикой любви освящена,
С доводами смерти не смиряется.

"Мальчик солнце на язык попробовал"

Бог – Любовь!.. Но вновь вокруг, да около,
Ахая и охая окрест,
Словно у зазнобушки под окнами:
«Есть ли Бог? И Кто – Он, если есть?»

Если б ведал богослов-соловушка,
Что мне нынче внук нащебетал! –
Одуваном на ветру головушка,
Влезшая за птицей в краснотал.

Где ручья чарующая проповедь,
Трепет мотылька перед грозой;
Мальчик солнце на язык попробовал,
Чтоб отраду принести домой.

Знаю я, что Спас не за околицей,
Не в златом стозвонном терему,
А в неугомонном сердце в горнице,
И я верю кроткому Ему.

Карликовый цирк

Что ни век – шараханье постыдное.
Что ни эра – смута и война.
Суета сует небезобидная,
Как чужая, став своей, вина.

Ищешь правды, а находишь россказни.
Вроде путь укажут, но – тупик!..
И ни зги окрест!.. И время позднее!..
Кликал Лик, а на поверку "nick" –

Сник, как призрак, в непроглядной полночи.
К людям шел – свалились валуны;
Надписи на них: «Все люди сволочи!»…
И завыл бы волком – нет луны.

А всего-то надо: в жутких сумерках –
Ясности, что жизнь имеет смысл!..
И услышать это не от умников
Средь мечей картонных и кулис.

Но окрест кривляются уродины.
Карликовый цирк призвал всех быть,
Где ни друга, ни жены, ни Родины,
И удавкой – Ариадны нить.

Сон золотой

Ель, конечно, вытеснит березу,
И матерый волк – всегда вожак!
Но людьми обуревают грезы,
Потому возможен царь дурак.

Он всему и голова, и мера…
А коль нет, приятель, возрази!
К совести призвавши изувера,
Что в стране лишь пушки на мази!

Что давно не верят солдатушки
В золотые сны своих вождей,
И, медали обмывая в кружках,
Умирают за своих детей.

…Сон навеять – это ведь не значит,
Что любого, кто не верит снам,
Так лазурной грезой озадачить,
Что приснится в клеточку весна.

Все наоборот – совсем иначе!
Так растолковать златую весть,
Что в конце, как и в начале, плачут
Не от горя – что надежда есть!

Ничего доказывать не надо

1.
...Милая, доказывать не надо
Ничего вовек – и никому!
Если в небе кипень звездопада,
Значит, кто-то выйдет на корму,

Уходя за лилиями в заводь
Собирать созвездия в букет,
Не спеша загадывать на завтра:
Состоится встреча или нет?

Вот и наш удел нелицемерно,
Из дня в день, творить блаженный свет,
Сознавая многое неверным
В несусветной суете сует.

Лишь в одном уверенны мы точно, –
В том, чего лишись вдруг, меркнет суть, –
Потому нам полыхать сверхсрочно,
И, сгорев дотла, продолжить путь.

Не спросив: кому на свете просто? –
Озими нет дело до зимы…
Прорастают лилии и звезды –
В наше небо, как в их небо мы.

Пусть не первой седины мерцанье,
И не знаем – что там за чертой,
Но живым огнем долженствованья
Мы навечно связаны с тобой.

2.
Ничего, по сути, не меняя,
Жили, как живем: рассвет, закат…
Были бы координаты рая!..
Но в утрате предок виноват.

Лилии в дорожке лунной льются
За черту – обратной стежки нет…
Здесь бы ненатужно улыбнуться
Бесконечной чехарде примет!

Говорят, парад планет готовит
Некто в бесприютной вышине;
С Ним, надеюсь, братья мы по крови,
Он по духу явно близок мне!

Карма звезд – кормить зевак крикливых,
Днем кормивших чаек на корме…
– Не ворчи, мой лунь не сиротливый,
В дивной преблаженной тишине!..

Так кто же врет?..

Того крыльца, что память сохранила,
Скамейки той, где на руках отца
Я восседал, – нет… Канул без следа
Мир, где душа блаженная парила.

Ни Родины, ни дома, ни отца,
И даже праха от того крыльца,
С которого жизнь виделась иначе,
Не сыщешь, – все травою поросло:
Ни грядок нет, ни яблони, ни дачи…

А в памяти – весна во всей красе!
Крыльцо и дом… И на крылечке все! –
Живехоньки и бабушка, и мама,
И дед – на кол не вздет – герой войны,
Которую сегодня (это драма!)
Все выиграли окрест … Увы, не мы!

А в памяти иной порядок дел:
Дед на Рейхстаге начертавший сочно:
«Войне конец! Мы победили! Точка!»
И в телеграмме тот же текст… Пробел

В том месте, где ни мамы, ни отца,
Ни Родины, ни деда, ни крыльца…
Так кто же врет?.. Ветшающая память?
Иль те, кто правду рубит на корню,
Кто Родину мою, предав огню,
Намерен, оболгав нас, в смерть изранить!..

Но память возмущенная кричит:
«Дед ранен был – его спасли врачи!»…
А если б не спасли… О чем гуторить?..
Да ни о чем!.. В роду и так пробел!..
Но выжил дед!.. Мерзавцам не зашторить
Истории Отечества!.. Живет,
Во славу Божью память, что не врет!

К месту всё – и по душе!..

Стихает публицистика стиха
И ложный пафос глохнет близ опушки…
Бежит душа подальше от греха
Под своды покосившейся церквушки.

Колоколов пасхальный перезвон.
Лягушачьих концертов недокучность…
Всему и вся – и время и резон!
И облаков предгрозовая кучность

Не в тягость… К месту всё – и по душе:
И жизнь – вопрос, и смерть – загадка жизни…
И, вроде бы, всё сказано уже,
Но несказанность осеняет мысли.

Вновь за стихи берёшься, как за гуж,
И тянешь в гору, критикам не внемля,
(Кривляющимся: «Дюж или не дюж?»)
На твердь любви израненную Землю.

"Пасется мерин на чужой поляне"

Пасется мерин на чужой поляне
И беспричинно непрерывно ржет,
Пегасом возомнив себя... Божок
Себе порожнему в густом самообмане...

Ему бы бдеть на ниве золотой,
Рождать, как жеребят, живые строфы!..
Но выхолощен... Жалкий и пустой
Соцветья топчет - в этом деле профи.

"На мокром асфальте, как на снимке УЗИ"

* * *
На мокром асфальте, как на снимке УЗИ
Светлое пятнышко… Притормози,
Профессор езды на авось по Руси!
Вообрази!
Это не просто мерцающий блик,
Это, дружище, чарующий миг!
Нового мира творенье!
Видеть такое – везенье!
А создавать – демиургов удел!
Мысли – предел!

Трогай, браток!.. Ну, а я – миг-другой
В этом пульсаре свечения – свой!..
Верю и ведаю точно:
Будет бессонная ночка…
Пульс ночника говорит: наконец!..
Дочка, приехал твой блудный отец, –
Видишь, как радостно машет
Счастье небритое наше?..

Через ступеньку лечу в свой мирок.
Спектр ожиданий счастливых широк.
Сбудутся все – как ни странно! –
Чудом молитв непрестанных.

У последней черты

Божественная нить

Нет ничего красивее любви:
Не ропщет на судьбу, легко прощает;
Чужда невыполнимых обещаний...
"Бессмертье" – скажет, значит, – одарит!

Порою без взаимности весь век,
Ответного добра, не ожидая,
Творит лишь то, что должно, понимая,
Чем может оправдаться человек.

Что никаким умом не объяснить,
Не воссоздать, умышленно разрушив,
Порой, в клочки разорванную душу,
Сошьет – без швов... Божественная нить!

Как мудрость наивысшая – тиха,
Над умниками мира не смеется…
Проходит все… Любовь лишь остается –
Краса и Спас наш кроткий – на века!

Гениям нашего затона

– Я первая лягушка в нашей луже,
Моё «ква-ква» с руладой соловья:
«Тимох-тимох»... Ты чуешь верный друже,
Тритон, сравнила несравненная заря,
Поставив «ква» в разряд незаурядных,
А лягу, лягу… Ляг, Тритоныч, ляг!
В певцы зари зачислила… Я плачу!..
Всем доказала, всем! – что что-то значу!
Надменный аист – мой заклятый враг –
От зависти над ряскою закляк.

– Зачем тебе сие? – жуя козявку,
Пробулькал, погружаясь в свой затон,
Являя безразличие, тритон, –
Ни жарко мне от этого ни зябко!..

– Что взять с тебя, приятель?.. не взыщи!
Хожденье из пупов земли в прыщи
Осуществил твой предок превосходно!
А был драконом ведь, не земноводным,
В полнеба крылья! – саблезубый птах,
Внушавший всем вполне понятный страх!
А я, да я, – взобравшись на корягу,
Не унималась, размечтавшись, ляга –
За Нобеля болотного отдам
Чего угодно… Жизнь саму... О, да!

…В лазурных грезах, пузыри раздувши,
Лягушка долго изливала душу:
«Ква-ква! Ква-ква!» – на ноте на одной.
Аквари-умной рыбкой золотой
Себя, забыв – живет где, рисовала,
По славе неземной затосковала.
И уж запели крылья за спиной…
– Да это ж а…

"Что ни возьми – все не твое под солнцем"

* * *
Что ни возьми – все не твое под солнцем,
И все твое – такой вот парадокс!
И не ответит не один знаток
На тот вопрос, что на заре в оконце
В вечерних небесах, светясь, повис,
Держась каким-то чудом за карниз…

И провесит всю ночь безмолвным знаком,
И обведешь его пытливым зраком,
Риторикой птиц сонных не спугнув;
Звезд многоточье взглядом обогнув,
Уйдешь в свой омут, то бишь восвояси,
Откуда безответная печаль,
Струясь, вдруг станет фразой: «Жаль, нет Васи!»

И, да простит Даритель Страшных Тайн!
За дерзновенье думать о начале,
Преумножая смертные грехи,
Чернила ночи разводя печалью,
В конце все чаще: «Боже, помоги!» –
Не зная как избавиться от грусти.
В начале, явно не было её!
А если было чувство – не отпустит!
Так за душу возьмет…

Сидим вдвоем,
Как голубки, изрядно поседевши,
Детей в холодный город проводив,
Всех трудностей пути, не упредив,
Тревожимся и молимся Любови,
Той, Что в начале даровала доли…

После дождичка в четверг

Среда. Дождит. Жду четверга. И свистнет рак на косогоре!..
Река в кисельных берегах – коктейль молочный на просторе.
В окошко постучу чуть свет, скажу: «Решай, душа-девица!
Кто я тебе жених аль нет? Журавль судьбы или синица?"

Коль третий лишний не лишён ума – поймёт: о чём пророки...
Кому венчальный неба шёлк, едва соткавшись, лёг под ноги.
Приду, как обещал, не сам – друг подтвердит, что я хороший!
Какие шутки?.. В Небесах сложились звёзды в день погожий!

Великолепный дождь прошёл по хрупкой кромке дня и ночи!..
О чём мечтал, то и нашёл! Чего желал, то напророчил!
Подкову радуги несут лучи рассветные – пострелы!
Мол, намечтал себе красу, не говори, что есть пределы!

"Поэзия… Но кто её поймет!"

* * *
Не потому что нечего сказать,
Совсем наоборот – такая странность!..
Права вдруг предъявила несказанность –
Нечаянная тишь и благодать.

Казалось бы неназванная жизнь! –
Суть между строк пролившаяся свыше
В двух-трёх стихах – прилив так в рифах дышит,
Являя взору глубину и высь.

Поэзия… Но кто её поймёт! –
Откуда хлынет? Кто её предскажет?..
Подобно половодью мир обяжет
Считаться с тем, что где-то стаял лед.

Казалось бы, игра незримых сил!..
Но почему тогда в твоей аорте –
Боль и любовь, единством нот в аккорде,
Гармонию творят, печаль излив?..

Когда лицо теряет Белый Свет

Пешком дорога дольше, но верней,
И впечатленья ярче и свежее.
Есть время призадуматься над ней,
С годами ставшей ближе и роднее.

Она моя, и я её люблю,
Вот так бы шёл и шёл, не поспешая,
Пронизывая взглядом неба шёлк,
Обрывки снов с реальностью сшивая.

Вино событий новых, не лия,
В меха блаженной памяти – преполной
Напитком, что старей день ото дня,
Днесь утоляя жажду счастья, помня,

Что нас соединяло у ручья,
Вдруг ставшего границей между наций;
Я никогда не верил, что ничья
Дорога эта в кипени акаций.

Она моя! – не без лазурных грёз,
Не без печальных вех на хрупкой кромке;
Накаркал ворон ей годину гроз,
Эпоху воровскую и воронки.

В кюветах с заболоченной водой
Флотилия покинутых бутылок.
Из капэпэшной будки: «Кто такой?» –
Бьёт палачом исподтишка в затылок.

Пожарища, побоища окрест,
И брат на брата снова… Брат на брата!
Моя дорога – жизнь моя и крест –
В погибели людской не виновата…

Одна отрада!.. от которой нет
Ни радости, увы, ни облегченья,
Когда лицо теряет Белый Свет,
А мир – свое высокое значенье.

Преступная вода.

Руслом пограничного ручья,
Некогда послушного, как псина,
Хлынула необычайной силы
Шалая, распутная, ничья,
Мутная привольная водица,
Невзирая на посты и лица.

Перешла границы – сразу все!
На вопросы: «Чья? И кто такая?» –
Отвечала, как дитя Китая,
Раздражая граждан из ПАСЕ:
«Ятвоямоянепонимая!»

Убеждали воду чтить закон,
Тот, который дуракам не писан,
А вода кружила рыжим лисом,
Почитая только свой канон,
Лао-Цзы не всуе поминая:
«Ятвоямоянепонимая!» –

Словно мантру зычно лепеча,
Мол, до сраки мне любые псаки:
Не будите бешеной собаки,
Не рубите воду сгоряча,
Что течет, плюя на Лигу Наций,
Возлюбив пространство без простраций,

Ну, и все такое!.. Ча-ча-ча!..

Шили дело бешеной воде,
Угрожая то тюрьмой, то смертью…
Не сдалась!.. На вертел слова «верьте»
Не купилась!.. Служит красоте,
Словеса на ветер не бросая,
Зная, цену им – почем и где.

Не жестокий романс

На пороге весна, да в сознании осень! –
Далеко до излёта надежд золотых.
Мир подлунный – телега с надломленной осью –
Ковыляет к закату... Пылают мосты.

На вечерние стекла сталистого цвета
Намерзает созвездий искристая пыль.
Шлях Чумацкий бегущий надменного света,
Во вселенской степи, где небесный ковыль

Серебрится, лучась, там лазурная грёза
Не изведав плетей, иноходцем бредет
В уголок бытия, так озябнув с мороза
Возвращается тот, кого милая ждет –

Золотая радушная тихая осень,
Счёт несметному злату вовек, не ведя,
Раздаёт не жалея, ни йоты не просит
Щедрым жестам в ответ, неразумных, щадя.

Здравствуй милая! Здравствуй, моя дорогая!
Не ревнивая боль! Не скандальная грусть!
Все-то ты на просвет мои мысли читаешь –
Паутинки пути... Позови! Отзовусь!

Пусть закатное солнце над нами всё ниже,
И сердца не грохочут апрельской грозой,
Но есть большее в нас, что даровано свыше –
Наша осень пахнувшая ранней весной.

"Мне ли не знать, Что для меня ты есть?"

Мне ли не знать, Что для меня ты есть?
Спроси, отвечу, твёрдо, не гадая!
Что в юности – догадка золотая,
То в зрелости – уверенность: ты – весть!
О том, что счастье в этом мире есть!

Смеешься, как ребенок, обретя
Желанное (пустышка, для кого)
А для тебя и малая забота –
Небесный дар…Воистину дитя!
Мой ангел ясный в сумрачных широтах!

Спасение моё от лжедрузей,
От вер подложных и надежд ненужных...
От всех вещей тебе по духу чуждых
Огорожу, любимая, – ей-ей! –
Хотя б на склоне наших хмурых дней.

"Последнее время… Да будет оно не последним!"

* * *
Последнее время… Да будет оно не последним!
От Нового года как прежде хорошего жду.
Сосед добрый малый принес с рынка елку намедни.
К приезду любимой украшу, гирлянду зажгу.

И будет у нас – отвечаю за каждое слово! –
Всё так, как мы любим, обычаи предков храня.
Последнее время… Да будет оно не сурово!
И милостив Бог – наша крепость и наша броня!

Рождественским Духом, как эта метель спозаранку,
Повеет с Небес, – и на каждый молитвенный вздох

Ответит Всевышний, – и это нисколько не странно!
На все времена Он – Любовь, и Отец наш, и Бог.

На наш огонёк соберутся желанные гости,
И каждому место найдется за круглым столом;
Никто не забыт, даже те, кто рядком на погосте…
А, стало быть, живы... в не лживом порядке таком.

"Взять и ответить этому… субъекту?.."

А.С.

Взять и ответить этому… субъекту?..
Назвать: «Уродом!» – правельней, точней!..
Но за душой сочувственная лепта
Велит сказать: больного пожалей!

Подай, подай несчастному участье!
Пускай не просит!.. Всё равно подай!
И да минуют сирого несчастья!
Не презирай его! и не карай!

Ему и так тоскливо, скучно, тошно!
И что ни день – банальная тщета;
Нет будущего, потому что в прошлом
Сплошная ложь! Сквозная пустота!

Ни веры, ни надежды, ни любови!..
Из искривленных уст не речь, а лай;
И не осталось ни стыда, ни боли…
Спасения страдальцу пожелай!

Есть чувство плохое

Есть чувство плохое, что Бога на всех не хватает,
Что Он не всесилен, – порой не делим на двоих, –
Поэтому войны, в которых лишь случай спасает…
Ах, если бы лучших!.. А мы, Каин, брат, из каких?

От корки до корки прочитаны главные книги.
Залистано сердце до фразы «Само себе враг».
Франциск, в чём лекарство? В ничто исхлестались вериги! –
Зловещие цепи: Освенцим, Треблинка, ГУЛАГ…

Какую ещё нам беду?.. Раскакую потерю?
В распадках каких окаянные души спасать?
И мерой какой нашей чуде и мере отмерить
Блаженных лугов, где б людьми в полный рост возрастать?

Но эти глубины, далёкие грады и веси,
Слоящимся адом и прахом обманутых вер
Укрыты – не сыщешь! И в нынешнем месиве-спесей
На наших лугах – вакханалия чуждых химер.

Всё от Тебя?..

«Всё от Меня было".
Серафим Вырицкий

Всё от Тебя?.. А я роптал, прости!
И ненароком заповедь нарушил,
Переступил, отягощая душу
Судом, забыв в беде, Кто допустил
Страданья мне – лекарство от ума,
Вдруг возомнившего себя свободным
От заповедей, в мире сумасбродном
Опившемся недоброго вина!..

А тут опять внезапная весна! –
Врачует половодьем люд прибрежный,
За выбор дерзновенный и небрежный –
Дом строить на песке… Боль проросла
Ответной мерой – выстрелом впопад,
Как рикошетное безумье наше,
Чтоб череду вопросов русских страшных:
«Что делать?» –– прореветь –– «Кто виноват?»…

Всё от Тебя?.. Треблинка и ГУЛАГ?..
И Холокост?!.. Прости за дерзновенье!
Ведь Ты – Любовь!.. И вдруг – такие звенья
В цепи наследной?!.. Не вмещу никак!..
Средь многих бед наитием влеком,
Перебираю горестные вехи
Своих путей, виня в них (в кои веки!)
Себя, без экивоков, целиком.

А во дворе гражданская война –
Двух разнорусских витязей-соседей:
Какой-то, ангел – не иначе, Федя,
Кричит на Ваню: «Нишкни, сатана!»
А Ваня, век невидящий ни зги,
Идёт на Федю, отчеканив: «Сволочь!»
Порезав словом, будто финкой, полночь
На клочья, после: "Боже помоги!"

А как помочь? и чем? когда рожон
Возмездного Закона непреложен! –
И он уже пронзил неосторожных,
Отвергших Волю воль нехорошо.
Всё от Тебя!.. Уж новая беда
Полощет Русь в суровом половодье
Событий, подготовленных отродьем –
И это мы!.. Без нас, брат, никуда!

2010

Тонкое дело

Что наша память?..

Что наша память, если не чулан –
Вещей ненужных склад: иллюзий, целей?..
Чтоб в грустный час, включив самообман,
В тщете былой увидеть панацею.

В проверенный реальный дисбаланс
Добра и зла, внеся свою поправку,
Спалить мечты, как топливный запас,
Надеясь в небе сделать дозаправку.

Скатёркой кружевною, что в утиль
Довеском снесена, в обмен на шарик
Воздушный, час печали обратить
На радость, как старьёвщик вмиг нашарив

В глубинах сокровенного мешка
Свистульку разноцветную – намёком:
Мол, просвистевший жизнь, хотя б в стишках,
Пав на миру, умри не одиноким.

"Какая совершенная нелепость!"

* * *
Какая совершенная нелепость! –
Сказать в сердцах: «Не стану досаждать!
Да будет непреступной ваша крепость!"...
Молиться лишь, надеяться и ждать,

Осталось мне... И я молюсь усердно.
На каждый стук двери: «Она! Она!»...
И мучает меня немилосердно
Надуманная чуждая вина,

Что стала вдруг моей, как непогода,
И мне хлебать сей студень меж домов,
Разлитый в чаши двориков, полгода,
Как собственную глупость... Я готов!

А что ещё влюблённому осталось?
Не докучая, верить и любить!
Что вечность мне? – обыденная малость!
Миг без тебя не знаю как прожить!

"Под тусклым абажуром пошлой эры"

* * *
Перегорело солнце – отсырела
Небесная проводка… Коротнуло!
Как по доске иссиня-черной, мелом
Учитель чиркнул – молния сверкнула.

Под тусклым абажуром пошлой эры,
В абсурде гулком имиджей и брендов,
Гром грянул. Всполошились лицемеры,
Сдающие вселенную в аренду.

«Знать, началось?» – пришло на ум всем сразу.
Перекрестились даже атеисты.
И, озираясь, потеряли разум,
Скрываясь от суда в свой омут мглистый.

Как будто Бога нет нажившись вдосталь,
Глаза навылуп – всяк на меру спеси.
Как гвоздь по шляпку, смеха ради в доску,
На все забивши… в городах и весях.

И вот стоим всем сонмищем безбожным
В распутицу судьбы на переправе,
Распорядиться бестолковым прошлым
Своим, не зная как!.. Да и не вправе!

На одном дыхании

* * *
Вновь ветер на цимбалах гулких крыш,
Придав старью оттенок неповторный,
Играет ритмы – вряд ли повторишь!..
Одним дыханьем только на валторнах
Любви сыграть возможно по весне,
Из уст в уста передавая звуки.

...Невольно ёжусь в сладком полусне.
И тает снег – последний день разлуки.

* * *

А. К.

Что есть жизнь? – Молочай-одуванчик
Звёзд пробивших небесный асфальт,
Где Земли непотерянный мячик,
А на ней очарованный мальчик
Скачет, плачет, и мучает альт!

Что есть жизнь?.. Из чего и откуда?..
Дело случая?.. Воля Творца?..
Если кратко, не мудрствуя: чудо!
Что ещё?.. Существую покуда
Буду славить её без конца!

Буду петь, невзирая на лица,
Тихо, громко, порой про себя,
О себе!.. О тебе – озорнице,
Не завистливой серой синице,
Проводившей на юг журавля.

Как недостойный недостойному

Как недостойный недостойному любви скажу: «Любимы!»
Ни бэ ни мэ – по сути горе-мимы,
Заложники самих себя, о Боже!
Друг перед дружкой вечно корчим рожи.
Мол, ты (тут брань), а я (елей на раны),
Глядеть со стороны на нас – бараны!
Сошлись над бездной милые козлища!
И нас таких – множь тысячи на тыщи!
Что ищем окаянные друг в друге,
Сойдясь в который раз в порочном круге,
Возлюбленные Господом созданья
На крайне хрупкой кромке мирозданья?

Памяти О.М.

«Ни о чем не нужно говорить,
Ничему не следует учить», –
Скажешь, не заметив, что кричишь,
Напугав бессмысленную тишь.

Учишь, учишь гордые носы! –
Им не лить над вымыслом слезы...
И уж прямо, а не между строк –
Кровью в мерзлоту, сырой песок…

Если бы «дельфином молодым
По седым пучинам мировым»!..
Не было б ни песен, ни стихов!
Ни надежд, ни веры, ни грехов!

Что-то ж было б?..
Вечность без тревог.
Море. Чайки. Одинокий Бог.

"Куда идёт надменный вождь"

Куда идёт надменный вождь в дождь моросящий, дождь осенний?
Не в силах властвовать над всеми в промозглый полдень сеет ложь,
Мол, без меня ты пропадёшь.

А мне плевать, я под зонтом! Не согрешу, сказав семейным.
Лжи супротив надежды сею. Дождь или вождь – льют воду (гром) –
Я все равно построю дом!

Чу, чую!.. Чудом вдалеке морзянка каблучков весёлых –
Моя весна!.. Мы новосёлы! В сей мир явились налегке
В мечтах о славном островке.

Сквозь изморось спешим туда, где много солнца и пространства.
Нетягостное постоянство вещей обыденных… Среда.
Дождь, вождь… Такая ерунда!

Демиург

Всё говорит о том, что счастья нет;
Покой и воля снятся, но не часто.
Но демиург, к тому же, он поэт,
Спокоен и глаза его лучатся.

Надежда есть построить новый мир,
Иного – неземного содержанья,
Ведь небо повсеместно... Обними
Его душой – и сыщешь основанья!

Он говорит: «Да будет!».. И стает!
И над разливом окаянной смуты
Восходит солнце, тает черный лед,
И льется счастье – как бы ниоткуда.

Но ведает, исполненный любви,
Откуда это счастье, зная точно.
Его мечты такие корабли –
Плыть им да плыть!.. На основанье прочном!

И воздается слава Небесам
За мудрые Заветы и Законы;
Быть счастью или нет, решает сам…
Что, впрочем, априори всем знакомо.

Мы не враги!..

Как листва листве на общей ветке, ближним говоришь: «Мы не враги!..
Помолитесь за меня соседки, разомкнув порочные круги!..
Помолитесь, как жена за мужа; мать – за сына, смертник – за себя"…
Круг познания до точки сужен, где не презирают, не винят…

Где не всуе говорят: «Помилуй, Господи!» – надеясь на ответ
Не в посмертной жизни за могилой, а уже сегодня… Льётся свет!
Не извне, не из далёкой дали, – изнутри, что названо душой –
Место абсолютной безпечали, с вечностью заботы пребольшой.

Старое и новое едины! – Дед и внук гуляют под зонтом…
Боже, до чего неутолима эта жажда жизни!.. Полон дом.
В эту жизнь заваренную круто – сколь ни разбавляй, имеет вкус! –
Ты вошёл в свой час не на минуту, чтоб сказать: «Я жизни не боюсь!»

"Одаренному щедро жаждой жить"

* * *
Одаренному щедро жаждой жить, –
Такой, что даже смерть не утоленье, –
Чего ещё желать в свой день рожденья?..
Способности дарами дорожить!

Молитвой благодарной, не спеша,
Начавши день, продолжить петь осанну;
И долгих лет моля для нежной самой:
«За что такое счастье?» – вопрошать.

А что ещё, когда с избытком жизнь?
При всём непониманье: что? откуда?
Вынашивать единственную мысль
О повтореньи… Продолженьи чуда!

И вечной неразгаданностью дней,
Не тяготясь, продолжить путь, радея…
Петь песню, не страшась назвать своей,
Как Жизнь Саму, дерзнув назвать своею.

Окопная проза

И. М.

Да я б и рад, дружище, в час лихой,
Блаженство роковой минуты, славя,
Как по землице, бурною водой
Пройти, не замочив ступней!..
Не вправе! –

Сижу в окопе – не в тылу отнюдь!
Не фигурально мерзну, голодаю!..
У камелька бы, попивая суть,
Которая в вине, мечтать о рае
Утраченном!..

Иль, не примяв травы,
Не режа кожи тонкой об осоку,
Над костерком, по праву прав – правы,
В смерть упиваться чепухой высокой.
Но не досуг!..

Вши. Гнус окрест и гнусь!
И пчелами убийцами кусаясь,
Летают пули… Прозевать боюсь!
В молитве в три погибели я гнусь
За бруствером – не виршами спасаясь.

"Разговор по душам с кабинетною крысой на грани"

1.
Разговор по душам с кабинетною крысой на грани
Пониманья: зачем?…Перед дверью чечёточный бой
Претендентов на «райскую жизнь»… «Восхожденье в пираньи»
Или снова в «амёбы» в тишайшую гавань – домой.

Выбираю – «домой». Ухожу в «идиоты» и «лохи»,
Рубанув сгоряча напрямки заповедной тропой;
Не по ней ли в сей мир, кинув вечность, негордые боги,
Не гнушаясь, пришли по причине весьма непростой?

Наплевав на запреты, любовь так летит в самоволку,
Проверяя на прочность несбыточных грез лазурит,
Где в стогу потерявши луны золотую заколку,
Ищут нечто иное, судьбу находя до зари!

Из общаги надежд в упованья иной ипостаси:
Чудный вид на бессмертье, нетленный ландшафт за окном,
Потрудившись на ниве Господней уйти восвояси,
Обретя пониманье, что вечность любви не фантом.

2.
...

Сторонясь сомнительных путей

Совету мудреца отнюдь не грека,
Вняв, сторонясь сомнительных путей,
Любя не отвлеченно человека,
Лет на закате бегаю людей.

Живя лишь тем, что видится мне главным,
Наитьем исполняя право – быть...
И, слава Богу, день сегодня славный!
И связана разорванная нить.

Из лабиринта представлений сложных
О том, что есть смысл жизни или нет,
Каменьев средь ростком неосторожным
Встречаю вдруг спокойный кроткий свет.

Подсолнухом-отшельником, немея,
Искавшим долго солнца как пути,
Вдруг не могу поднять главы – не смея
Сказать люблю, не вымолвив, прости…

Неимоверно хочется домой!

1.
Преодолеть нещадную тщету –
Решаю непосильную задачу,
В тот миг, когда являя красоту,
Проходит та, по ком, утратив, плачут.

Не мудрствуя, привольно и легко,
Дает мне то, что я искал полвека,
За ней иду наитьем далеко,
И нахожу в безлюдье человека.

Который устанавливает сам
Обыденных вещей порядок вечный;
Нисходит и восходит в небеса,
К истоку счастья по тропинке млечной.

2.
Последних дней заложник и изгой.
Что накипело на душе, не свято.
Неимоверно хочется домой!..
Но где он – дом мой, знаете, ребята?

Я помню многое: и в доме, и вокруг…
Дух очага – радушие и сытость,
Заветы мамы и отца… И вдруг –
Ни зги не видно!.. Бедность и убитость!

Бывало очень тяжко и тогда,
Но мы решали трудные загадки,
И чудом веры счастье иногда
Заглядывало в дом наш без оглядки.

Где не подложной радостью пути
Делились мы, в надеждах солидарны…
А что же ныне?.. И в толпе – один.
И все потуги – дом найти – бездарны!

А в доме том стол – круглые края,
Чтоб часом сорванцам лбы не поранить,
Дыша любовью – воздух бытия,
Добром насущным насыщая память.

Поправок не внося в чужой устав

* * *
Подсолнухи (вечерняя равнина)
Пред солнцем, словно иноки в мольбе,
Главы склонили, в действии едины, –
Златые нимбы светятся во мгле.

Средь малых солнц спешащим пилигримом,
Лет на закате – сумрачен, устал,
Беспомощность являю пред Незримым,
Поправок не внося в чужой устав.

В Отечестве своем как чужестранец –
На радость ближним или на беду –
Не преподобный, к сожаленью, старец,
Красы небесной мимо в храм бреду.

Подсолнухом пожухлым в уголочке,
Средь прочих невеселых прихожан,
Поставлю свечи Господу за дочек,
За всех, по ком болит моя душа.

Вернусь чуть свет. Дворы зарей облиты.
Полями, где подсолнухи стеной.
…Навстречу, словно отклик на молитву,
Мой внук развихрит чуб свой золотой.

"Жить на Земле такой прекрасной"

* * *
Жить на Земле такой прекрасной,
В буквальном смысле – чудом жить!
Транжиря пошло, безобразно,
Дары Господни, дорожить
Не научившись?!. Умолкаю!..
Улиткой, уходя в себя,
Туда, где злу не потакая,
Живет молящееся «я».
От глаз заветное скрывая,
Не из-за скупости, о нет!..
И не страшась, и не играя,
Как завещал большой поэт.
Сберег ли он мечту о доме,
Где всякому сверчку шесток?
…В укромном уголке не скромен,
Наедине не одинок.

Где по осени боги картошку копают

Куда спешит время?.. На дачу – понятно ежу!
Туда, где по осени боги картошку копают,
Считают цыплят… Там счастливым себя нахожу,
За бегом минут не следящим, поскольку летаю.

Окрошка мгновений (плюс тридцать в тени) хороша!
Квасок с холодильника – не перекисшее благо –
Стремится туда, где живет, припевая, душа –
Блаженная вечность надежд, и любовь, и отвага!..

Студеная влага ложится как раз на нее, –
Легла хорошо! – так ложатся в постель, согреваясь,
С морозца пострелы… Душа благодарность поёт
Тому, Кто Причина всему, лишь Ему, поклоняясь!

И, словно с горы, видишь вдруг – как минуты летят!
Поднявши над стежкой во ржи вихры рыжие в небо,
И делают то, что и должно, читай, что хотят!
Мечты превращая в реальность, а зло мира в небыль.

Тут время твоё и моё нашим стало в свой час,
Единую плоть, обретая. Единую память.
Дарить бесконечность любви, окрылившую нас,
Чтоб было потомкам, чем жить, во что верить и славить!

Дай, братец, бой!

Бессмертьем только и наукой –
Как дальше жить,
Оправдана любая мука!..
Прошу не ныть! –

Молю всех страждущих – держаться
За каждый миг!..
Дыша тем, чем не надышаться…
Не дрейфь, старик!..

Твоё святое и родное
Всегда с тобой!..
Страшит безвестность ретивое,
Ввязавшись в бой?..

И у меня под сердцем, колок,
Пропущен ток:
Незримых тысяча иголок
И холодок.

Последний бой иль не последний –
Не нам решать!..
Грозой насыщен воздух летний…
Дышать!.. Дышать!

Во имя вечности не праздной
И не пустой;
Кто б ни был враг – труд не напрасный...
Дай, братец, бой!

Ноты низкие и высокие

Есть ноты низкие и высокие
(Для тех, кто не в теме)…
Nota bene! – нота веника
В русской бане, топимой по-черному;
Нототения (поправка Джексона — Вэника)
С душком! – на каждом прилавке…
Нотариус – до… оглашения завещания,
И ля-ля – после него.
…Ноты – ты и я
(А cappella) в майском саду
В партитуре ночного неба
Под скрипичным ключом луны:
Песнь вечной любви.

Старые грабли

Порочный круг и мой удел!
И я иду туда, где больно…
Там все! – и тот, кто не хотел,
На грабли старые… «Довольно!» –

Кричал фальцетом, надорвав
Лужёную сыздетства глотку,
По праву выстраданных правд,
Давясь условно русской, с водкой

(Хоть по Кабанову читай,
Порожнее лия в пустое!)...
И будет вам феличита!..
И Гульчитай!.. и все такое!

Бурь буриме, что всем двором
Творилось явно не в Мадриде –
Ночное бденье ни о ком,
Как сотворенье ноты в МИДе,

Чтоб старых граблей – не фантом,
На ровном месте получая,
Услышать в ясном небе гром,
Откуда он не понимая.

Во что верю, тем живу

И дышится, и видится, и слышится,
Легко, предельно ясно и свежо;
Иду туда, где миг за мигом движется,
Как бусины на четках… Хорошо!

Колышет ветер рощицу над озером,
В ложбинке меж холмов рождая плес.
Даль внешняя насыщенная грозами
Не может повредить душе всерьез.

Читается молитвенное правило.
Идет по кругу памятная нить.
Мгновения нанизанные правильно
Не в силах никому остановить.

Иду домой, где радость жизни набело
Записана заботливой рукой…
Претензий черновик судьба исправила –
Нет ни к кому претензий.. Никакой!

"Правдуматкурежцы, правдорубцы"

* * *
Правдуматкурежцы, правдорубцы,
В кровушке по локоть ваши руци!
Ни себе, ни ближним и ни дальним –
Ничего хорошего не дали!

Споры. Склоки. Ад кромешный – сеча!
Зыбкий мир разрушен, изувечен.
Воронья крикливей правда кружит…
Что ни дом: «Спасите наши души!»…

Справедливость – праведность почти что! –
«Град» возмездный лупит по мальчишкам…
Одного пошиба-производства –
Правда, как тотальное уродство.

Брат на брата… В горле ком: «Доколе?!"...
Но ярится та, что в очи колет!…
Не о ней ли в будущих руинах,
Муэдзины, батюшки, раввины?..

От стены Китайской до Синая,
Супротив любви идет стеная...
Ближнего, как лебедя по горлу,
Полосует истово и гордо.

...В черном поле выжженном донельзя
Ворон правды выел очи песне.

"Вышелушил солнце новый день"

* * *
Вышелушил солнце новый день
Из рассветных туч – двух равных долек;
Золотой горошиной над полем,
Отразившись в стеклах и воде,
Катится по нашей слободе.

Розовых иллюзий, не тая,
Светятся надежды и святятся
В наших обезлюдевших краях,
Расплодившись широко, гордятся
Тем, что хоть кому-нибудь сгодятся.

Солнце как дитя передают
Ангелы – заботливые няньки –
Ротозеям, бездны на краю,
Где весь век не помнящие Ваньки
О родстве балакають в Диканьке.

Птица гоголь явно допоет
То, о чем ни Гоголь, ни Тычина
Не сумели… Солнце в вишнях льет,
Как Всевышний, вечную причину,
Пред которой блекнут все личины.

Со своей синицей в кулаке,
Хорошо зажав, лелею грезу,
Что спонтанно в каждом дураке
Спозаранку тинькает серьезно,
Про покой и волю в мире грозном.

"Взаимной нелюбви ушла причина"

* * *
Взаимной нелюбви ушла причина –
Почила молча. Мирно отошла.
А что осталось?.. Шелуха почина
Вражды великой, суесловья шлак,

Мундир вождя абсурда, моль забвенья,
Мрак шифоньерный, нафталинный свет,
Непроданность, нерозданность именья, –
Все что осталось от больших побед.

В последний путь, возможно, самый главный,
Отчалила прощальная печаль…
Двух ненавистей брак – на диво равный! –
Не посетила мудрость жизни… Жаль!

Почти что на столетье опоздала
Взаимная – та самая любовь! –
Что много терпит… Просит крайне мало –
Прощенье лишь, превозмогая боль.

К заветной крынке припадая

1. Шмель

Матёрый шмель, имея редкий дар
Пить, не пьянея, без конца и края
Посасывает клеверный нектар,
Как дегустатор, трубочки меняя.

Забот житейских непочатый край! –
Родиться, жить и умереть на поле...
Не про него: «Как звали, поминай!» –
Судачат пересмешники раздолья.

Басит себе над лугом заливным –
Поёт осанну небесам иль ропщет?..
Пойди, узнай!.. Мотивы старины
Подхватывает эхо в гулкой роще.

Слух абсолютный ловит налету –
Кто чем живёт на наших нивах, долах…
Все души, как не прячься, на виду!
За каждой песней и душа, и доля!

Казалось бы, гудит себе под нос,
Хлебнувши с горя иль с устатку, бренный…
Не думая, – не в шутку, не всерьёз, –
Что без него ни поля, ни Вселенной!

2012

2.
В дешёвом платьице в заплатах,
Запросов царских далеко,
Стоит заря над перекатом,
С корзиной спелых облаков.

Старушкой бодрой в гордый город
Несёт гостинцы… Тяжко ей!
Но на подмогу лезет в гору
Берёзок пара… Кто быстрей?

К ногам душистые поклажи,
Что на плече наперевес!..
И пахнут тыквенною кашей
Корзины полные чудес!

Поспел и я к заветной крынке –
Хлебнуть парного молока
Из чаши озера в ложбинке…
А жажда… Жажда велика!

Но хватит всем – щедра бурёнка,
Накормит братьев и врагов,
И старика, и пострелёнка,
И умников, и дураков!..

Какая мудрая природа,
Что не явленье, то намёк!
Чумацкий шлях. Скрипит подвода.
За солью в Крым?.. В Рим наутёк?..

Бельмо Луны… Слепое око
Куда не кинет – всюду Русь!..
Не оттого ли одиноко,
Что потерять её боюсь!

2011

3. Шуты

Друг перед другом жмём плечами,
Кивая в сторону... Шуты!
Не зная долготы печали,
Непостижимой широты.

Преуспевая в деле праздном,
Хоть и на палубе одной,
Юродствуем, к итогам разным
Плывя в посудине худой.

До неприличия надменны,
Не целованьем, так кивком,
Ни то, что брата – Свет Вселенной
Спровадим в ночь, давясь смешком.

И ни о чём, не сожалея, –
(Откуда жалости истечь?!.)
Повесим смертный грех на шею
Потомкам... Горе не изречь!

Гора к горе, как к Магомету,
И как не содрогнуться им,
Когда невинного наветом,
Смеясь, на смерть приговорим.

Что нам ответит человече,
Из края в край пройдя юдоль?
Возмездной болью изувечит,
В бессмысленный ввязавшись, бой?

Ведь, чем неистовей и гаже
Ложь, тем свободнее мечу...
А вдруг он узел так развяжет –
Гордиям всем не по плечу!..

Нам повезло – остался в ножнах
Осмеянный возмездный меч,
Неужто это не поможет
Нам несмешную жизнь сберечь?

2013

Не зная времени

Реальности размыты берега.
Плывет луна в лазоревом тумане.
Огромные медузы-облака
Колышутся в небесном океане.

Закат багряный окунем морским,
Заплыв в окно обозревает хату.
Стада (вид с косогора), как мальки,
Нашли свой рай за бурным перекатом.

В распадке гулком песнопений всплеск –
Многолосье дарят миру долы.
Сметав копну до бури, через лес,
Бредут домой усталые глаголы.

В тенетах глаз мерцающий улов:
Созвездья Рыбы и Кита, и Рака...
Находит счастье первая любовь,
Не знаюшая времени и мрака.

Знать, звонкой лебединой песни время

* * *
Знать, звонкой лебединой песни время
Не подошло – не выгрелись слова?
Молитвенного правила не бремя
Несёт душа, вступив в свои права.

Но зреет, зреет песня неземная
О красоте обыденной земной,
По простоте святой обожествляя
Убогий край с судьбой полуслепой!

И чудом крепнет – скептикам не в пику,
Зоилам записным не вопреки;
Стучится в свод небес блаженным бликом,
Вдруг ставшим достоянием реки

Как чудо жизни в материнском чреве,
Ещё не речь, но знаки подаёт;
Листком полураскрывшимся на древе
Ещё невнятно, но поёт, поёт!

"А лес так тих (нет ни зверья, ни птицы?)"

* * *
А лес так тих (нет ни зверья, ни птицы?) –
Ни шорохов, ни звона мошкары;
Меж голых веток дальние зарницы…
Ни выстрелов, ни песен – до поры!

Посеянные камни дали всходы.
Озимые печали широки.
Посчитаны, как бройлеры, народы –
Последней Мировой войны враги.

Свинцовых шершней лёт – невыносимый
Седое эхо, вспомнив, задрожит…
В безлиственных израненных осинах
Студёный воздух ужасом прошит.

"Краеугольный камень без угла"

Краеугольный камень без угла,
Со всех сторон омытый словоблудьем,
Безмолвствует, невольно выйдя в люди, –
С небес на землю, не сгорев дотла…

Вся соль земли вокруг него – нема,
Оглушена, оболгана, убита,
Спешащими адептами корыта,
Поклонниками перлов синема.

В кругу порочном не найдя угла,
Загуглившись в шестую часть Инета:
Девятый вал рифмованного бреда…
Исхода нет!.. Сплошное: бла! бла! бла!

Над грязью, на распутье, одинок,
Врастает в Небо верною опорой
Святой Руси – далек вражды и споров,
Объединяя запад и восток.

Иванам, не помнящим родства

Вам хорошо беспамятным?.. Живите!
В закате славы иль в ее зените,
Кульками грез надорванных шурша!..
А мне туда – куда ведет душа...
Нам, стало быть, не по пути, браточки!
Кричащие вослед: " Дошел до точки!"
А мне смешно – да нету сил на смех!
Грех на душе... Неискупимый грех!
Душа ведет через мосток в обитель,
Молясь за всех, кого в сердцах обидел
В беспамятстве своем... За вас молюсь.
Покаялся. А все равно боюсь!
Причина и банальна и проста –
Проснулась память страшного родства.

"Как чайник чайнику показываю чайник"

* * *
Как чайник чайнику показываю чайник,
Нечаянный отчаянник-печальник,
Играя в жизнь – смертельную игру,
Беспечно так, как будто не умру.

…Но падает предмет китайской сборки –
Свисток отдельно (раньше вместе!) с горки,
И катится ущербною луной
За горизонт, свистя: «Кто я такой?»…

Всяк проходящий: «Чайник» – отвечает.
Простая вещь – любой ребенок знает! –
Китаец это или наш знаток,
Пока не проливаешь кипяток

За шиворот ему: «Персона грата,
Чего во имя брат идет на брата?»

Разделенная радость начала

…Подготавливал речь –
Не предвиделась сцена немая.
По сценарию встречи:
Цветы, дорогое вино…
Получился «Токай» –
Лучезарная сущность хмельная
На серебряной кромке бокала…
Немое кино.

По наитию губ
Улыбнулась счастливая вечность,
По закону любви –
Чудный миг протяженностью в жизнь;
И зажег свои свечи
Радушный стареющий вечер –
Задушевные звезды…
Промолвив, я слышал: «Святись!»

Дальше – таинство чувств…
Что ни слово, то – правда и нежность!
Что ни вздох, то – надежда!..
Ни тени сомненья в ответ!..
Говорят, не бывает…
А я утверждаю: безбрежна!
Разделенная радость начала –
Конца ее нет!

Ой, рябина-рябина (жестокий романс)

Мне сегодня всю ночь снилась только война,
Отчий край безотрадный и мглистый…
Оккупирован осенью скверик стонал,
И метались, как беженцы, листья.

Снился парень на брата похожий солдат –
Непреклонно шел к вражьему дзоту…
А в руках – ничего!.. Хоть бы пару гранат!..
И не может помочь ему рота.

Пули – шершни-убийцы из гнезд-амбразур,
Жаля насмерть, по полю носились,
Где беспомощный крик мой: «Я брата спасу!» –
К небесам журавли возносили.

Я проснулся… Не в силах понять и помочь:
Брат в крови! – перевернут на спину…
Лишь потом осознал – он гулял эту ночь!..
И уснул с гроздью красной рябины.

А на зорьке, чуть свет, объявили: «Война!..
Брат на брата идет… Брат на брата!»…
Ой, рябина-рябина, на кой нам она?..
Пусть ответят – кому она надо!

"Смысл вылущен и съеден суетой"

Смысл вылущен и съеден суетой;
Орехами пустыми смотрят очи –
Все на лице попутчика построчно
Написано … Но кто я есть такой,

Чтоб видя бездну – адом называть
Сидящего напротив человека?..
Раскрыта книга?.. Сорвана печать?..
Не названо лишь имя имярека?..

Но – дальняя дорога, ночь, купе…
А это значит, пролистать придется
Чужую жизнь от «а» до «я»… Крупье
Небесный, крутит шарик солнца –

Бесстрастен и безмолвен до поры.
Попутчик мой нисколько не страдая,
Не нарушая правила игры,
На шарик знойный смотрит не мигая.

Мы огибаем гору… Ставка – жизнь.
Что ни вагон – под номером ячейка.
Дрожим невольно… «Миг остановись!» –
Никто не говорит… Поет жалейка

В распадке меж холмами. Облака
Стоят отарой над отавой сочной
Незримый некто ищет дурака –
И это я, заблудший и порочный,

Читающий судьбину – не свою:
Сквозная боль в глазницах красной нитью, –
Газету так читают и жуют,
Предсказывая походя событья.

У нас что ни оратор, то пророк,
И политолог, и филолог-дока.
Одна беда – на всех один порок,
И не избыть никак сего порока.

А визави сумел! – но в нем кричит,
Зареванная правда мнимым мимом…
Красноречиво, глубоко молчит:
"Крушение надежд неотвратимо!"

Человеку-петарде

Как небо ночью в час салюта,
Он был талантлив абсолютно –
Напичкан рифмами… Не мерк!
Не человек, а фейерверк!

И что ни фестиваль-тусовка –
Он там… Мне за себя неловко! –
Я не завидовал ему!..
Знать не хотелось: почему?..

Светя надеждами, друг дружке,
Как ордена из общей кружки,
Обмытые одной судьбой
В ночи на точке огневой,

Мы были…Слово-то, какое!..
И время – вечно непростое! –
Нас не пугало… Почему,
Я не завидовал ему?..

Тем более, сегодня, видя,
То, что успел воспеть Овидий! –
Не горечь, что висит во тьме
Над площадью в канун салюта,
А Дух – Дыханье Абсолюта,
Что торжествует не вовне.

…Проходит жизнь. Талант всё тише,
Дарованный на дело свыше.
Пустыми гильзами стихи
Разбросаны. Дела плохи.
В душе осадок. Книжек груда.
Всё, что осталось от «салюта».

Теперь я знаю почему
Я не звидовал ему.

"Днепровские пороги, как пороки"

Днепровские пороги, как пороки –
Наследие языческой поры,
Лежат на дне… Плотины, вы – остроги!
Привольных вод тюремщики, увы!

Пришли сказать, что русло устарело?
Что высота днепровских вод не та?
Что где-то что-то в доме не горело,
У тех, кто знает слово «суета»,

Дающего немыслимое право,
Решать судьбу чужую, как свою,
Которая из века в век корява,
И час неровен – бездны на краю?..

Пришли. Сказали. Указав сурово:
Что и куда отныне будет течь;
Луг заливной – вчера эдем коровий,
Отныне – море… Словом не изречь!

…Не в жизнь, а в смерть – течение народов,
Убиты земляничные поля,
И взяты нерестилища под своды,
Хранящие винты и якоря.

Но Днепр не верит, что бетон всесилен,
Что склепы-самострои на века! –
Сии домины-домовины-виллы…
Невольно обрывается строка!..

Вопрос наотмашь

Когда весь путь абстрактная «love story»,
Сквозная суета: долги, счета;
Как пульс на прикроватном мониторе,
Прямая бесконечная тщета:

«Откуда взяться вере и надежде
В безжизненном пространстве?» – вот вопрос
Наотмашь, не к отпетому невежде,
К Сократу! – жизнь любившему всерьез.

Но в диалог вступают лишь актеры,
Мыслителей игравшие не раз,
В роль вжившиеся насмерть… Без суфлера
Сентенциями сыплют напоказ.

Смешные люди. Не смешное действо.
Не речь, а беспрерывные гудки!
Не жизнь, а суета и лицедейство –
Братания, хватанья за грудки!

И ничего всерьез в чреде курьезов,
В собрании кривляк, зануд, зудил, –
Век простоявших глиняным колосом
В дурацком море фальши посреди.

"Ни запада тебе и ни востока..."

* * *
Ни запада тебе и ни востока...
О, бесконечность, как ты велика!
У бездны нет ни устья, ни истока,
А, стало быть, какие берега!

...Стоит вода высокая в колодцах.
Гуляет половодье по двору.
Куда бежать?.. Язык не повернется!
Родился тут, а, стало быть, помру!..

Куда ни кинешь око – Рось в разливе.
Мир шаток, как бревенчатый мосток.
Отчаявшемуся на краю России
Есть что сказать Отчизне: одинок

В координатах вечного абсурда,
В пылу свобод, незнающих границ,
Где что ни вождь – врет в переводе сурдо,
Глухой глухих, расставив вдоль границ.

Чумацкий Шлях. Орлянка над дорогой.
Луна в закатном сургуче «орлом».
В зловещей тишине депешей строгой
Морзянка звезд: «Не трогай отчий дом!»

Закройщик времени

Износив в пух и прах радость жизни в сует суете,
Сотворю себе праздник души – просто выкрою сутки
Для поездки в родные края, где лесной красоте
Родниковых озер поклоняются дикие утки.

Там ни свет, ни заря с парой удочек – место занять,
Через луг заливной побреду по отцовской тропинке.
Великанов-линей мне предскажет кукушка, штук пять! –
Посажу на кукан, если выдюжит старая «клинка».

На пеньке, как король, не обманут, сознательно гол,
Каждый миг смаковать сибаритом отъявленным буду,
Прибалтийское солнце, торча золотым плавником,
Обогнув мою заводь, уйдет – не вернуться откуда...

Так уходят матерые рыбы в глубины свои,
Унося за собой дорогие хваленые блесна…
Рок надежды крадет, сколько их как "НЗ" ни таи,
На поверку, увы, ни одной – иль напрасно, иль поздно!..

Потому и крою свой лоскут драгоценных минут
На такие мгновенья, которые вечность вмещают;
Зацепившись за жизнь, понимаю: где любят и ждут,
Там начало бессмертья, в которое верю и чаю!

Полжизни в состоянии развода

Полжизни в состоянии развода (пять-шесть попыток в год) – диктат породы;
От перманентных бунтов никуда! – Себе и ближним максимум вреда.

Но, слава Небесам, в разгаре утро! Расходимся на день… Как это мудро –
Перемотать гордыни провода, искрящиеся жутко, изолентой
Суровых будней, плотной суетой!.. Плюю на быт – и в Киев, с глаз долой!

У Золотых ворот, где люду валом, где Ярослав входил в град стольный валом,
Встречаю друга – бывшего врага; идём в театр – «Театр актёра» рядом, –
На вепря так!..Так пионеротрядом на фильм когда-то... Больше не идут!..
А мы на поэтвечер!.. «Ундервуд» там будет изголяться, и Кабанов
Читать стихи о том, что всё зер гут! – апофеоз изящного обмана.

Все наши там… Фальшстартом слово «наш» – давным-давно не знаешь: кто? и с кем ты?
О вечной дружбе песенке – шабаш!.. На сцене Славик Рассыпаев в кедах
О Костике своём… Стихи – демарш… Один, как Дон Кихот среди скинхедов.

Нежданный Жданов, кинув Семеиз, о камне, что течёт, читает вяло,
Знать, жбан прикончен – первый из семи?.. Но он трезвее многих сот жаданов,
Которых можно смело на «цып-цып» сзывать на литподворья всевозможные,
Бегут, едва покличешь, – молодцы! Одна беда – все в масть одну – похожие.

«Ляля-мля-тополя пажо-пажо» – поют или плюют, клюя-обедая?..
«Здесь я чужой!» – открытьем поражён. И вывод: «На фига всё это?!» – следует.
Такой вот риторический вопрос! Такая вот заметная отметина
На древе дня… Бордосской смеси б в нос!.. Факт – фитофторой лжи душа изъедена!

Но день прошёл – и это хорошо! Путь восвоси – не на фильм под плёточку
Туда, где вечность задом наперёд – обратный ход… Хватило б только плёночки
До сцены той, где примиренья миг не зажевала суета бездарная!..
Не хмурься, муза!.. Крепче обними пиита своего неблагодарного!

Великая Суббота

1. Великая Суббота

Поэзии пасхальной чистоты
Исполнились цветущие деревья –
Природы тленной чудо обновленья
Спасительной Небесной красоты!

2. Готовясь к исповеди

Любое словотворчество – печаль,
Тем паче то, что не приводит к храму;
Строка, как покаянная свеча,
Пока не возгорится – боль и драма!..

3. «Святая святым!»

Но, слава Богу, Пасха!.. Светел путь
Туда, где должно находиться сердцу…
«Быть иль не быть?» – спроси вдруг. Скажут: «Будь!» –
В заветное приотворяя дверцу.

Памяти Иоанна Лествичника

Для кого-то слово – олово,
Вклад в собранье околесицы,
Разговор вокруг да около,
А другой – являет «Лествицу»,

Льет молитвенное золото, –
Благодарность, величание, –
В мире молохом расколотом
На субъекты одичания,

Для которых: «Что есть Истина?» –
Не вопрос, скорей риторика;
Что Пилату казуистика,
То для мистика – история

Сотворенья мира нового…
Кто Творец, в Того и крестятся.
Для кого-то слово – олово,
Для другого – в Небо Лествица.

12-18.04.2014 г.

Немая сцена – не моя

1. Немая сцена – не моя

Говорить: "Мой не мой Карадаг" –
В нечужих городах,
Где не ночью так утром не манна – бабах!
А свинцовый горох... Божий страх!
Там хоть трижды глухой и немой, и слепой –
В доску свой!
И не снится покой,
Друг ты мой иль не мой,
Кандагар, Карабах, Карадаг, …

2. «Лесничий»

Перекинувшись парою фраз непустых
На опушках лесных,
Где опушку меняет на пушку лесник –
Не свою, как заправский мясник…
Аппетиты у бравого парня – отпад! –
Пожирает окрест все подряд;
Пуще пламени в пущи Отчизна под ним –
Странной страстью лесничий палим!
Он оглох и ослеп от стяжательства так,
Где не ступит – там пепел и мрак!
Ад двуногий (по Сартру), горящая мышь,
Как трава от него в прах сгоришь.

Из цикла "Зыбка мира"

1.
Удивительное дело!
Как давно я не смотрел
На тускнеющее небо.
Боже, как живем нелепо!
Разве так я жить хотел?

В суете забыл, что сбыться
Счастье может… Даль ясна.
В поле озимь золотится.
В зыбке мира внук резвится –
Парень бодрствует, весна!
2.
На небесных черных ветках
Осыпающийся цвет...
Месяц сгорблен, словно дедка,
Ухватившийся за репку,
Тянет Землю, силы нет...

Недописанная сказка,
Не докучных песен том,
Про волшебные салазки,
Что мечтают о покраске
Под высоким потолком.
3.
На балконе мать-синица
В дни суровые гостит,
Находя чем поживиться –
Ей сестрица-озорница
Клюв пшеном позолотит.

Предрассветные мотивы
Все отчетливей вдали.
Под окном свои Мальдивы
Скоро осчастливит дива –
Тетя Роза. Роз полив.

Где испуганно синица
Заслонит собой птенцов
И где той же робкой птицы
Гусеница убоится –
И представится сучком.

Альфа и Омега

Аз есмь!
И все что есть во мне от века.
В себе самом – я вечно не один.
Родиться свыше нужно человеку,
Уразуметь чему он господин.
Я – это значит для меня не мало.
Я – это все, что было до меня.
Я – есть одно с Единым Без Начала,
Я – истина и тайна бытия.
Я – тот цветок, и птица, и песчинка,
Слагающие берег, стаю, луг...
Я та – уже летящая – дождинка,
Замкнувшая величественный круг.
Я верю в то, чему покорно верба
Склонилась под неистовым дождем.
И не убить меня, не опровергнуть –
Непобедимость в существе моем.
С высот родства подмигивают звезды,
Земным огням давая Воли Весть.
Мне радостно и никогда не поздно.
Я – есть!

Лишь предельное важно

* * *
Чего нам ждать от этой бедной нивы,
Засеянной булыжниками злобы,
Обильно орошенной нетерпеньем,
Удобренной стеклом пустых надежд?

Колосьев дней, налитых доброй силой,
Звенящих чистотою отношений?
Явлений несказанно красоты?
Несметных благ, чтоб каждому - и сразу?

Помилуй, Боже!

* * *

Ах, зачем ты, память так ярка?!
Вновь над суетой встаешь неспешно.
Словно золотятся облака
Над Землей, неискупимо грешной.

Для кого ты сохраняешь смех
В неизвестность канувшего друга;
Краски перепаханные луга;
Гнезда птиц, исчезнувших навек?

Ждешь ли действий, память, от меня?
Слов никчемных?.. Яростного бунта?
Или предречения абсурда
Нового безжалостного дня?

* * *

Опять октябрь в угаре винном
Пьет с окровавленных пригоршней.
Нет невиновных. Все повинны
Кто в меньшей степени, кто - в большей.

Пройдет еще чреда столетий
И в черный день червленых листьев
В стране тяжелых междометий
Нацелят пушки в наши мысли.

И до тех пор все это будет
В печальных формах повторяться,
Пока Отчизна на остудит
Кабацкий пыл - пугать и драться.

* * *

Я опять на земле очень милой и страшной,
Где теряется смысл и находится боль.
У надгробий родных лишь предельное важно:

Только смерть и любовь.
Беспощадные факты на мраморных плитах:
Барельефы друзей, скорбных дат круговерть...
Сердце хочет сказать: "Ничего не забыто -

"Ни любовь и ни смерть!"
Но минута молчанья в часы вырастает
И тоска все бездонней от многих потерь.
У надгробий душа невозможного чает!

Мы воскреснем. Поверь.

Учащимся читать природу

На местных глядя сумасшедших,
Как некий Месси с высшей лиги
На дворовых мессий футбола;
Зеваю я... Зевки без рифмы.

Помимо всех своих достоинств,
О рифме сказано не всуе,
Пишу стихи я о футболе,
Пред гениями не пасуя.

Нисходят рифмы... Ясен перец
Даются свыше... Взятки гладки
Я как в футболе дока в вере,
С любой ноги удар в девятку!..

Ни то что эти... Брак природы!
Калеки духа!.. Бабы ёжки!..
Не судьбы - вырванные годы!
Не книги жизни, а обложки!..

Лишь я, встревожен письменами,
Открытий мощных на пороге,
Тварь суетливую пинками
Гоню, не лезла чтоб под ноги!

"Никто из вождей за Ивана не умер"

* * *
Никто из вождей за Ивана не умер,
Как фюрер за Фрица не жил:
Ни Сталин И.В., ни А.А. Шикльгрубер…
Ни Черчиль, ни Рузвельт… Впиши,

Лихой оппонент позабытое имя,
Кто б ни был он – царь или князь,
Чтоб снявши корону, молился в пустыне
За жизнь, оскудевшую в нас!

Копилка без дна – окаянная память,
С прорехой… Тряси не тряси!
Премьерское пузо, нащупав в тумане,
Примерь на себя, и носи!

И плюй на Ивана, меняя нашивки,
Ломая мозги: кто кого?..
Где Ванька, впрягаясь в чужие ошибки,
Прет крест свой в кругу роковом.

Достойно, не рвя, как товарищи тельник,
Ни душу, ни глотку в бою,
За общее дело, един не со всеми,
Сражаясь за веру свою.

Не приняв печать душегуба на губы…
Молитва Христа на устах! –
В огне ее новый сгорит Шикльгрубер,
И прочая нечисть в крестах!

«Анчар»

«Анчар» – лекарство верное от чар?
Нещадный приговор пустым речам?
Очки очам от жутких излучений –
Подложных вер, бессмысленных учений?

В пустыне духа, в нищете сквозной,
Дитя любви иль гнева порожденье?
Какой природы – мертвой иль живой?..
Дар свыше или дольнее творенье?

Нетленный образ… Но кого (чего)?
Взгляд на природу всех вещей нелестный?
Вопросам нет числа. Обречено
Чело, как древо, ставшее над бездной

В кругу догадок сумрачных своих,
Из жил последних рвясь от смерти к жизни,
И ближних, и далеких напоив
Убийственной росой суровой мысли:

«Что яд рабу, то вольному – вино!
Что трусу – крах, герою – честь и слава!
«Анчар» – зерцало. В нем отражено
Немыслимое на возмездье право».

"Небесный драп, побитый молью звездною"

Небесный драп, побитый молью звездною.
Осенний сквер до косточек продрог.
Луна, состроив мину пресерьезную,
Разгадывает лабиринт дорог.

Где стихший ураган, как брат потерянный,
Заботливой луной сопровожден,
Изрядно поблудив, стучит по дереву,
В язычество сыздетства посвящен.

Едва живой, раскаявшимся странником,
Вернувшимся в родимые края,
Плоть бренную, как знахарь, лечит ранником,
А душу – песней, боли не тая.

Казалось бы, чужой души метания,
Но что-то есть, знать, родственное в них,
Что пробуждает чувство сострадания,
С делимостью печали на двоих,

И отступает горечь одиночества,
Еще не дружба, но хороший знак,
И на глазах сбывается пророчество:
«И станет другом кающийся враг»

..

"Явив непониманье осторожное"

* * *
Явив непониманье осторожное,
Лелея то, что названо своим,
Не обеляя сумрачного прошлого,
О смысле жизни с другом говорим.

Недюжинной надежды обладатели,
Единой веры и любви такой,
Что свыше – потому и не утратили,
Рискуя не чужою головой.

Товарищ мой – не пан, не их сиятельство,
Что чует сердцем, то и говорит:
«Нас не рассорить новым обстоятельствам –
В Твери сыр-бор иль в скверике в Сквири!

В одном строю плечо в плечо стояли мы,
Творцам помпезной лжи, давая бой,
Не для того, чтоб нынче ложным алиби
Пред чернью пресмыкаться мировой».

Имея непосредственное мнение,
И нравственный лишь чтя императив,
Снимаем шляпы, не вступая в прения
Пред каждым, кто безбожья супротив,

Несет свой крест, достойно, не витийствуя,
О том, что исповедать – не дано,
Кто если и прольет кровь ради истины –
Свою лишь кровь, раз это суждено.

"Бывает, выпадут денечки"

* * *
Бывает, выпадут денечки
В разгар зимы:
Обманутся, набухнут почки…
Вот так и мы!

Как в теплом декабре каштаны,
Наивный цвет,
Мечты – навыворот карманы:
«Виват! Привет!»

Салют лжецам сулившим гроши,
Толкавшим в бок,
Средь нас, мол, царь есть – он хороший!
Почти что бог!

А с неба вдруг крупа – не манна! –
Остуда! Лють!
От тех, кому вчера осанну
Пел бравый люд.

Февраль суровый подытожит
Жертв жутких врак…
Во что мы верим, Боже!.. Боже!..
В Тебя бы так!..

"Поверь, внучок, что жить на свете стоит"

* * *
Поверь, внучок, что жить на свете стоит
Скептическим сужденьям вопреки!..
«О, в этот век преступный, – гений стонет, –
Не жить, не чувствовать – удел…»

…И сквозняки!
И мухи, и жара, и нет исхода!..
И смысла нет титанам небосвода
Держать созвездий куль над головой!..
Но звёзд драже дрожит во тьме кромешной,
Рассыпавшись, блеснув красой нездешней,
Даря извне – Закону, что внутри,
Восторг… Внучок, внимательней смотри!
И ты поймёшь однажды – жизнь прекрасна!
Не жить оно, конечно, безопасней! –
И серенький волчок не прибежит…
Но путь-дорожка в отчий дом лежит,
Чтоб ты в свой час свою проторил стёжку
К мерцанию заветного окошка.

"Мы выживем не всем смертям назло"

* * *
Мы выживем не всем смертям назло,
А упований солнечных во имя,
Чтоб детям, внукам, больше повезло
В Отечестве… в котором сердце стынет
У непророка родины своей,
Среди дорог убитых и полей,
Разорванных сквозным головотяпством…
Живём скорее чудом, чем судьбой,
А это значит… Впрочем, кто такой
Сей недаритель зрелищ, враг паяцства,
Яств не принесший, водки и вина...
Нечаянный изгнанник – вот вина! –
Какой до смерти не избудет, ясно!..
На родине по существу чужой, –
Печальный странник, «здрасьте» говорящий
Так, словно убеждает: «Я же свой!
Друг детства, может статься, не пропащий!»
Идет туда, где прежде жизнь ключом...
А нынче – на все стороны безлюдье…
И не с кем погуторить – ни о чём!..
И обо всём – до самой, самой сути!.

Апофеоз тщеты

Труд завершён, а счастья ни на грош! Впиши любую цену – труд напрасен!
Дом, книга, бриллиантовая брошь – тщеты апофеоз, тут перец ясен!

…А воробей, барахтаясь в пыли, свой простенький мотивчик напевает;
И ковыляют в поле ковыли… Куда? Зачем? – не спрашивай! Не знают!

И кланяются ветру и дождю, и свежий воздух пьют на дармовщинку;
И не помрут со страха, спев вождю, случись конфуз с расстегнутой ширинкой!

«Memento mori» – им не объяснять!.. «О, море-небо, небо-море!»... Чуешь!..
Зигзица? Чайка? Чибис?… Благодать!.. Неужто по свободе не тоскуешь?

Назначив цену всем своим трудам, забыл, что вещи главные – бесценны!
Дары святые: воздух и вода, земля и небо – преблагословенны!

А ты всё о цене, да о деньгах, как Авиценна, ищешь панацею,
Где при любых раскладах страх и крах, где смерть – эксперт надеждам и идеям…

Купить любовь?.. Какая ерунда! Удвой её, как ростовщик умелый
Свой капитал…. Не знаешь как?.. Беда!.. Вот и рычишь, как зверь осатанелый,

Закапывая скорбный скарб в песок!.. И птица-револьвер клюёт в висок.

"Знать, в мастерской небесной плохо с пряжей?"

* * *
В небесных мастерских, знать, плохо с пряжей?
Но мир не без Рождественских надежд…
Бывали времена печальней наших,
Когда, – ни то, что праздничных одежд
На Рождество, – ни маковки единой…

И нынче средь ворья и воронья
Березовая роща сиротиной
Пред папертью, в сторонке от вранья
Стяжает то, что сызмала искала,
И находила, фальши сторонясь,
Блаженной Христа ради – радость в малом, –
Чем сердце дышит, кротостью лучась.

...Распутица. Дорога к церкви в лужах.
Скучают сани, снега лишены.
Но православный люд ничуть не тужит,
Найдя отраду в небесах иных.

"Мыслитель-прах блуждая стежкой света"

Мыслитель-прах блуждая стежкой света,
Средь прочей пыли в поисках ответа:
«Не тьма ли – то, что всуе «Белый Свет»…
Ответа нет. Хотя б единый след –
Из-за черты зловещего заката!
Знать, Воли свыше нет?.. Душа ль не рада
Из тьмы комфортной в суету сует?
В которой ни любви, ни правды нет,
А значит, нет ни жизни, ни дороги!
И все надежды, веры и тревоги –
Сквозная ложь!.. Мираж в пустыни лет!..
Паломничество в ад – тьмой вечных бед!..

Когда б ни эта стёжка заревая!
Когда б ни эта капля – не слепая,
Упавшая в раскрывшийся бутон…
Звезда с небес?.. Лазоревая греза?..
Слеза ребенка раненого розой?
Явь сказочная?.. Или вещий сон?..

Ответ не за горой. Ответ предвещен.
Но торопить и торопиться не с чем,
Пока есть вещи дивной красоты…
Любимая, загадочная, ты
Хранительница их…
Еще не вечер.

Пора бы успокоиться!.. «Что – там?» –
Не восклицать, давая ясным дням
Входить в сознанье широко и вольно…
Да мало ли кому на свете больно!
Спросите солнце: «Трудно ль прорастать,
Сквозь липкий ужас абсолютной ночи,
Сквозь пыль безумную, что вечно застит очи,
Мешая прочим светочами стать?»…

Не проклиная гибельную данность,
Не осуждая суетную странность,
Являет солнце ясные лучи
И в лучезарных лепестках Вселенной
Премудрый прах с надеждою нетленной,
Устав от слов бессмысленных, молчит.

"Давно уж никого не призываю"

* * *
Давно уж никого не призываю:
"На меру сил останемся людьми!"
Но про себя твержу, бродя по краю
Чужих мечтаний: "Веры не кради!

Не добивай убитого судьбиной,
Хоть трижды враг тебе – не повреди!
Он, как и ты, когда-то был любимым,
Но что-то не заладилось в пути".

Не требуя, и, не увещевая,
На крайне хрупкой кромке бытия,
Во тьме, из мира в мир перетекая,
Как дождевая капля, боль тая:

"Ищи себя, и обретешь спасенье;
Для страждущих душа твоя – приют,
Где всякому, кто ищет утешенье,
Без лишних слов смиренно подают".

Бывает за душой надежд ни горстки:
И голодно, и холодно – беда…
Но и тогда, пусть в слабом отголоске,
Всяк жаждущий услышит: "Есть вода"

Мудрая вода

Щебетать начнешь, да так красиво,
Что маэстро рощи – соловей
Клюв разинет!.. И замрёт осинник,
Песней зачарованный твоей.

Прослезятся камень и полено,
Но не мир… Надежды отзови!
Будь хоть трижды голосом Вселенной!
Молниями душу изорви! –

Не проймешь!.. Уж мертвые воскреснут,
Как четырехдневный Лазарь, и,
Пресли, поселившийся на Пресни,
В пресное лицо плеснет аи.

Все труды, как семя на брусчатку!
Потому и сторонюсь путей,
Где клеймо на лоб – за опечатку,
И свинец – за золото идей.

Сам в себе нечаянный пустынник,
Бегая людей, спешу туда,
Где средь смуты и безумной стыни
Обитает мудрая вода.

Радуясь зарнице и синице,
Впитывая неба синеву,
На одежды не взглянув и лица,
Провожает всех не по уму.

Утолив немыслимые боли,
Жажду и тоску по чистоте,
Не ропща: «Людской поток доколе!»
Служит в суете – не суете.

А клочку убитого пространства,
Сонмам жертв нещадного пути,
Сквозь тревоги вечной постоянство,
Вняв молитве: «Боже, пощади!»

И, течёт, течет, не пропадая,
В руслах не запутавшись чужих,
Как никто несчастных понимая
Меж землей и небом покружив.

"Пьёшь вечную воду, шепча: «Хорошо!»

Суровая година

Акации в снегу. Угрюмый лес,
Не лицемеря, с декабрем не дружит –
Стеною став пред ненавистной стужей,
Что неприкрыто злобствует окрест.

Акации молчат. Не свысока,
Взирая на потерянных прохожих,
Приветственно кивнув небритой роже,
Не без труда признавши земляка.

Знать, взгляд его прямой деревьям люб? –
Без жалости к себе, к чужим без страха;
Готов отдать последнюю рубаху,
Без лишних слов, ответив на мольбу.

Пожертвовавши храму медяки,
Не лишние отнюдь, идет в свой терем,
Чтоб поделиться Доброй Вестью с теми,
Кто духом пав, не страшно далеки.

Расскажет им в постылый этот век,
Всей глубиною памяти в событьях
Иного содержания, наитьем
Творя, что должен каждый человек.

…Родимый край. Суровая пора.
И все труднее распознать – кто ближний.
Но каждой веткой говорит Всевышний;
«Уверуйте! И с плеч долой гора!»

"Невольный враг заветов и запретов"

Невольный враг заветов и запретов,
Чувств нежных к слову «должен» далеко;
Не бабьем делом занят бабьим летом –
Спасаю мир нечаянно легко.

Такой вот парадокс! Такая странность! –
Любя людей, не в силах понимать…
И смерть – безоговорочную данность –
Берусь всерьёз бессмертием пугать.

Здесь «слава Богу» как нигде уместно,
Без всяких «если», тут же применю:
Склонив главу, Дающему воскреснуть,
Блаженно «аллилуиа» пропою.

А кто не верит – в очередь за льготой!
Но там, где счастье – нет очередей!
И смерти нет – там торжество полёта!
И бесконечность добрых новостей!

"Надломилась душа, обветшала"

* * *
Надломилась душа, обветшала,
Изболелась за близких людей,
В час разгула нелепостей шалых
И под натиском чуждых идей.

Навалилось вдруг много и сразу,
Как на старую кровлю снегов,
Испытаний… Как выдержит разум,
Не познавший своих берегов?..

Сам себе – незнакомая местность
Под напором судьбы ледяной,
Претерпевшая властную мерзость,
Грязь мирскую, абсурд мировой.

Где зерно очерствевшего сердца,
Пав, на твердь окаянных дорог,
Сил, не зная где черпать… Согреться б
От извечных скорбей и тревог!..

Тяготенье судьбы ли наитье? –
Из-под спуда сквозной суеты
Вдруг предчувствие добрых событий,
Избавленьем от бед и тщеты.

Всё пройдёт. И печали и смута.
И душа, словно луг заливной,
Расцветет в золотую минуту
После долгой зимы роковой.

Река

Васылю Трубаю

...Верша прискорбный бесконечный труд
Раздачи грёз лазурных и советов,
Сбиваясь в группы, мудрствуя, плывут
Спасатели всех рангов и поэты.

А впереди убийственный провал –
И все живое канет в этой бездне;
Бравируй или плач – один финал...
И все напрасно, если не воскреснем!

«Бороться надо!» – из тумана вопль, –
«На стены драться, ногти в кровь сдирая!»…
«Иль супротив теченья!» – голос воль,
Из ада в ад плывущих, пропадая.

Сатрапы обособленной гурьбой,
Плот, сколотив, не по проекту Ноя,
По пальцам бьют державной булавой
Дерзнувших влезть на их бревно гнилое.

Барахтанье в разливах суеты.
Поток неудержим и бесконечен…
«Какие тут нетленные следы?» –
Смеется смерть, а возразить ей нечем.

...Над смутной бездной радуга. Врата?
Река преображенная лучится.
И, падая, поёт, зовя туда,
Где ничего худого не случится.

Над бесконечностью скорбей

На бесконечность что не подели – тщета! Зеро!
Нолём в межгалактической пыли судьба всего.

Вселенского масштаба боль кричит: «Впусти!»
Но как пульсирующий ноль её вместит?..

Отстань навязчивая мысль – ты мне чужда!
Тебе не обессмыслить жизнь – не смей жужжать!

Увянет яблоня в саду и солнце… Но
Созвездья новые цветут для пацанов!

– А для девчат? – И для девчат!.. Ведь неспроста,
Вбегая в реку, верещат – там у моста.

А пацаны, кто посмелей, – в поток с перил.
Над бесконечностью скорбей, вдруг воспарив.

И я таким же вот нолём, вниз головой,
Потоком жизни упоён, звал за собой.

И мы летели – цветом-цвет!.. Неужто зря?
В слепой бессмысленности лет пути торя.

Нет не напрасно! Не убить желанья – быть!
Моих надежд не обнулить!.. Не обнулить!

Не оправдавшим веры и надежд

"Зачем тебе жизнь вечная, когда"

* * *

Зачем тебе жизнь вечная, когда
Распорядился дурно ты невечной;
Себе и ближним супостат беспечный,
На суету растративший года?

Чем ближе устье, медленней река,
Смиреннее течение и тише…
А ты всю жизнь валявший дурака,
И в старости слюной надменной брызжешь.

Не лучших слов убийственный поток,
На оппонента свысока обрушив,
Бесстрашно губишь не чужую душу,
Необратимо, жутко одинок.

Вражду неимоверной долготы,
В себе самом взрастив чертополохом,
Повсюду сеешь рознь, спалив мосты,
В кромешный ад, мостя себе дорогу.

Кто виноват? – вопрос не для тебя.
Ответ в очах блуждающих прописан:
«Виновны все!»… И ошалевшим лисом
Ты мечешься, хвост собственный ловя.

"Кто не по средствам жил мне не советчик"

* * *
Кто не по средствам жил – мне не советчик.
Я сам сусам! – в кредитах как в шелках.
В одном лице: судья, истец, ответчик,
Изрядно повитавший в облаках.

Чужих минут бессмысленный транжира,
Доверия растратчик роковой;
Всё больше по невежеству, не с жиру
Рискующий дырявой головой.

Не в том беда, что банки обмелели,
А в том, что в преумноженных долгах,
Заблудшая душа живёт без цели,
Как пёс в репье, погрязнув во грехах.

Выкусывая с кровью заблужденья,
Скулит в ночи, Незримого моля,
И ластится, чтоб вымолить прощенье,
Надежд на Милость Божью не тая.

Дилемма (исповедь антихамита)*

Я жил, не зная, кто я есть на свете.
Спасибо хаму! – мерзость учинил:
Всё что люблю я и за что в ответе
Последними словами очернил.

Взашей его, как чугунок ухватом…
Но хам нахрапист снова семенит! –
Свирепой черни вождь... Угрозы. Маты.
И мега-новость: я – антисемит…

С чего бы вдруг?! – наветом огорошен.
Как выяснилось (не шучу – ей-ей!)
Мерзавец сей не просто хам и рожа,
А (свят! свят! свят!) обиженный еврей.

И посему, по их морали грустной,
Я – юдофоб... Как с этим быть теперь?
По Сартру мыкать ад – иль жить по Прусту,
Всем хамам широко раскрывши дверь?

Но вновь дилемма, вдруг в твою квартиру
Войдёт свинья и осквернит жильё:
Бить сразу сапогом в тупое рыло,
Иль вникнуть в родословную её?

Из навеянного сосайтниками

1. Зоил «Дрожащее Перо».

«Один пиит, желая славой
С Петром сравняться, возопил:
"Я был когда-то под Полтавой!
(Я там – в Диканьке водку пил)".
Сергей Шоргин

Исподтишка камнеметатель,
Сраженья опосля герой,
Бездарных опусов создатель –
Зоил «Дрожащее Перо».

На царский пир его не звали,
Но, вроде, как бы, невзначай
Он заглянул. Ему подали
И мёд, и пиво... "Только чай..." –

Плут, суетясь, изрёк визгливо,
Как будто вылез из мешка
Вакулы... "Эко, братцы, диво!
Сей рыцарь Тонкая Кишка,

Не Карла ль битого лазутчик? –
Зашёлся в смехе пьяный Пётр, –
Желает чаю, потрох сучий!..
Продрог в бою – ни жив, ни мёртв.

Хлебнёт чайку и забуянит,
И под чужую спев дуду,
Расскажет очевидцам брани:
Что, где, когда, в каком году».

2. Стихическое расстройство.

«Куда там Дуневу и Гресь!»
Сергей Дунев («СТИХОВНЫЙ ЗУД»)

Одним растить сирень и розы,
Другим – детей, а мне – стихи!
Прут (попрошу тут без хи-хи!)
Сорвавшимся с цепи барбосом.

Как фитофтора по ботве,
Как плач тюряги по братве…
Неудержимее поноса!

Дар свыше это или месть?..
От фитофторы (смейтесь!) смесь,
Извёстки с медным купоросом.

И от тюрьмы, и от сумы
Найдётся средство – кум кумы
И сват министру… Я серьёзно!

А от стихов, что зверем прут,
Нет спаса… Знает только шут,
Поднявший на смех жизни прозу.

3. Вероломное нападение
«Нападу на тебя печенегом»
Геннадий Семенченко

Нападу на тебя печенегом,
И в галоп – только пыль по селу!
Привязав, – чтоб ни-ни о побеге! -
Полонянку так вяжут к седлу.

Позабудешь со мной что славянка,
Что твой суженный Вещий Олег,
Коль такая пошла у нас пьянка,
Я – Мамай и Папай... Смех и грех!

4. Меняла

"Ни к чему гордыня иудею.
Видит Б-г, за счастие почту,
Что сменял я русскую идею
На американскую мечту".
(«Самопознание» Г. Марговский)

1.
Чего я только не менял!
Часы – на булку, честь – на славу;
Отчизну – на страну менял;
Чтоб суть попрать, любовь – на право!

2.
О, до чего же я хорош!..
Сумел купить успех – за кукиш,
Продав за доллар, не за грош,
Что не вернёшь назад, не купишь.

5. Марсианину Кварку,
от россиянина пьющего «Старку»

Эмигрировав на Марс,
Не голоси,
Земля еси!
A la, и в профиль и анфас,
Не сын Руси,
Как Хам, красив.

Растишь на Марсе трын-траву –
Муру муры,
Крича, собратьям: «Караул!
Нема травы!»
А над Россией журавли –
Сквозь дождь слепой…
И от жары и от журбы
Летят домой.

Плюёшь на Землю свысока
И хаешь Русь,
И на Ивана-дурака
Наводишь грусть.

А он тупой, не так красив,
Ест караси.
Большой привет тебе с Роси,
Кричит: «Мерси!»

Клюёт сазан, плотва и язь,
И прут стихи –
Вещей живых взаимосвязь
Союз стихий.

А что на Марсе, гордый хам,
Седой висок?..
Антихамитов вороха
Ушли в песок?

"Такое замутилось, закрутилось"

Такое замутилось, закрутилось,
В российской котловине меж холмов,
Что впору кликнуть: «Дайте «Наутилус»
И лоции провидцев и волхвов»!»

Чтоб проходя сквозь бездну роковую
Беззвёздных лиц блуждающих во мгле,
Нащупав почву – Истину Святую,
Посеять зерна Неба на Земле.

При полной невозможности рожденья,
В убийственной смердящей пустоте,
Заколосятся Небеса в смиренье,
Надежд, не замарав в нечистоте.

И не иначе чудом умножаясь,
Как вещь в себе – Причина всех вещей
Не жалуясь, и никого не жаля,
И не кляня тернистый путь вотще.

И счастлив я, найдя в тщете прореху,
Увидеть ясный кроткий свет в глазах,
И ни одной не ощутив помехи,
Поцеловать родные Небеса.

"Вы в теме, Марк!.. Но в дальней дали"

* * *
Вы в теме, Марк!.. Но в дальней дали
Вы не кормили комаров,
Терпя сатрапов и воров...
Не вас в Мордовии замордовали.

На Байковом их крестный путь
Закончился, не в Тель-Авиве.
Их, хороня, – не обессудь! –
Лыж на чужбину не вострили.

Гэбэшных камер не страшась, –
Ни объективов, ни застенков, –
Шли, пересилив дрожь в коленках,
Отнюдь не ваше счастье красть.

Шли, молча – каждый в свой удел,
В своё Отечество и волю…
Никто рабом быть не хотел,
Ища себе иную долю

Холопьи спины распрямив,
Склонив чубы перед Тарасом,
Раба из сердца, вырвав с мясом,
За Стусом шли – не в Тель-Авив

"Мы были, Шведов, под Полтавой!"

* * *
Мы были, Шведов, под Полтавой!
Не мазали, презрев мазеп,
Что ворожбиною отавой
Восстали, наш редут обсев,
Со всех сторон чертополохом, –
Хазары новых смутных лет.
Был князь Олег… Без князя плохо! –
Отмстил бы, как писал поэт.
История не без конфузов,
Но каждой эре свой герой:
Донской, Суворов и Кутузов,
Свой Пётр – не спрашивай какой!
Свой Александр и свой Иосиф,
И сколь ты в рифмах не броди,
Не станешь Бродским, хоть и косишь
Ты под него, порой, поди!..
Косил бы под себя ты лучше,
Какой ни есть, а всё ж поэт,
В каком-то смысле воин-лучник…
Шучу, шучу!.. Тушите свет!
И ешьте ваши бутерброды,
С чужих столов прокисший бред!..
Мельчают реки, и народы…
Надеждам крупным хода нет!
А что же рыцари без страха
И без упрёка?.. Недород.
Герои в огородах раком –
Приумножают корнеплод.
Уж в три погибели согнула,
Их огородная шрапнель;
Их «жёны-пушки» в Вятке, Туле,
Разряжены – хоть на панель!
Под тех, кому мошна Отчизна,
Тем паче родина – язык,
Кто ныне и вчера, и присно
Поганит Русь, задрав носы,
Святыни наши, попирая,
И виртуально пря, и въявь…
Кто им ответит, понимая,
Сегодня, за набег, как встарь?
А были, ведь герои, духа!
Попробуй только супостат
На Русь Святую вскинуть руку –
Отрубят вмиг!.. Не зарься, хват!
Не обольщайся род тщеславный,
Над стёжкой слепнями виясь,
Вести, как скот нас, на закланье,
Повсюду возымевши власть,
Которую мы заслужили,
Как вол безропотный, ярмо!..
О!.. Вы народом дорожили,
Согнув в бараний рог его!
Чу! мститель наш грядёт, он взыщет
Сторицей с тех, кто гнобил Русь…
В Москве, в Пирятине, в Ставищах…
Пусть знают и трепещут пусть!

"Из рабства плоти вызволяя дух. "

* * *
Дай вечности ответить на вопрос,
Нетленное пусть выскажется прежде,
А уж потом, уверившись в надежде –
Быть понятым, дерзай, создатель грёз!

…Всём золотом молчанья на кону,
Всем серебром немногословной речи,
Идёшь ва-банк, чтоб многим стало легче…
И лишь тебе не сладко одному.
«Иначе не сломать порочный круг» –
Себя как незнакомца убеждаешь.
Рождённый свыше многого желаешь
И много можешь – на пределе мук.
Коль вечности извечно недосуг,
Даёшь возможность говорить мгновенью…
И размыкаешь круг тщеты и тленья,
Из рабства плоти вызволяя дух.

В дороге (триптих)

1. Эко диво!..

Гоним и оклеветан (эко диво!) –
Хороший признак верного пути!
Истории кровавой лейтмотивом
Изгойство тех, кто продолжал светить
Являя веру во всеобщей ночи,
И память во всеобщем забытьи,
И правду в фарисействе лжепророчьем,
Когда казалось: правды не найти!..
Обогатившись нищенской сумою,
С последним сухарём на чёрный день,
Идёшь, не проклиная роковое,
Надменных мимо всех, в ком набекрень, -
С ног на голову истины живые, -
А на столах на царском серебре
Убитые надежды молодые
Тех, с кем сухарь поделишь на заре,
И путь продолжишь, не прося совета
Там и у тех, кто гордо чушь несёт
Над совестью в бессовестных Советах, -
На кнопки смерти твёрдым пальцем жмёт, -
Святых святое, сталкивая в Лету…

Изгойство не падение – полёт! –
Орбита гражданина и поэта.

2. Заветное храня

Вначале, как в начале, а в конце…
Свинец в ногах и серебро под кепкой.
Но ты идёшь (сиянье на лице) –
Для дней последних в состоянье редком.

Кремнистый путь в осеннем волшебстве
Суровостью ветров не опечален.
Беспечный первый иней на траве,
Как чистота надежд необычаен.

Жизнь удалась. Заветное храня,
Творишь благодарения молитву, -
Достойный труд для завершенья дня, -
Сердечный стук в небесную калитку.

Яснеет даль. Все меньше в жизни тайн –
Прозреньям срок. Всему и час, и мера.
Не рвётся сердце между «здесь» и «там»,
Ведь там и здесь одни любовь и вера.

3. Напутствие

Что пожелать вам,
Мои родные?
Не знаю, право, -
Года лихие!

Дорога в поле
И в храм дорога –
Всё вехи доли!
Всё воля Бога!

Людей ли людям
В пути стесняться!
Кто ищет сути,
Чего бояться?

С горы ли в горку
Во мгле бредёте,
Не порознь только –
Врознь пропадёте!

Тоска ли гложет,
Терзает мука?..
То дай вам, Боже,
В дороге друга!

И силы Духа,
И веры правой…
А там… хоть мука,
Хоть бой кровавый!

Туманность Андромеды бороздя…

От малых истин берега познанья,
От крохотной песчинки до горы,
Уйти за горизонт – предел дерзанья.
А далее?.. В незримые миры!

Одни и те же вечные вопросы, –
Чем дальше, тем печальнее ответ:
За горизонтом так же много прозы,
И неизбывна суета сует.

Исколесив другие измеренья,
Ни с чем вернувшись на круги своя,
Найти покой и веру, и спасенье,
Где сызмала живёт любовь твоя.

"Играли жизнь. Играли плохо."

* * *
Играли жизнь. Играли плохо.
Жизнь, посочувствовав, прошла,
На берегу присев отлогом
Близ костерка и шалаша.

Где действо двух, но нет театра.
И денег на квартиру нет.
Но есть любовь – жизнь не по Сартру;
В другом – не ад, а счастья свет.

Живых минут обожествленье,
Текущих вольно, как ручей,
Как речь – когда без принужденья…
Владычество простых вещей.

О, до чего ж она похожа,
На нас, влюблённая чета!..
Куда уходит счастье, Боже,
Когда приходит суета?..

Другие люди повторяют
Слова придуманные мной
И автора не называют,
И правильно!.. Кто я такой!..

Когда меж них Любовь и звёзды,
И слово данное навек...
Где Жизнь, там всё предельно просто –
Там Бог!.. Там счастлив человек!

Ещё не поздно, дорогая,
Былых обид, не вороша,
Вернуться к жизни, отвергая
Всё чем не хочет жить душа.

Последний бой

Иного содержания любовь.
Иная глубина и высь воззрений.
Молитва, а не хаос треволнений.
И жертва мира ради – главный бой
С самим собой.

"В окладе звёздном лик Луны"

* * *
В окладе звёздном лик Луны, -
Во всех морях, прудах и реках
Отображён, лучась в прорехах
Туч полных чаяний земных.
Сияя чистым серебром,
Как чудотворная икона,
Вершит, что должно по Закону
Велящему творить добро.
Паломничество облаков.
Поклоны нив благоговейны.
Язычником первостатейным
Ветр замер - ликом поражён.
Не этой ли тропой к Днепру
Андрей - апостол Первозванный,
Благую весть принёс... Осанна
Всевышнему!.. Я не умру!
Преобразились облака,
Пройдя полмира Бога ради;
Льют слёзы, веры не утратив,
Чтя лунный отсвет родника.

Не всё ещё потеряно в Расее

Забычковались, словно папиросы,
Ответы на ядрёные вопросы…
«Потом докурим!» – говоришь, шутя,
Не от слепого спрятавшись дождя.

Под клёном, как кленовые листочки,
Последние (поставить можно точку)...
Но телом оторвавшись от корней,
Мы сердцем – насмерть с Родиной своей

Назвав Отчизну матерью не всуе,
Перед врагом суровым не спасуем.
Как в детстве с другом, став спиной к спине,
Мы с десятью сражались наравне.

Не всё ещё потеряно в Расее –
Нас как листву по миру не рассеять!..
Не озираясь, людям говорим,
О том чего пред Богом не таим.

Не блекнущим живым воспоминаньем,
Листая книгу памяти, стенаем,
Невольное изгнание влача,
Отмщение, готовя палачам.

…Да. Будет суд! И судия на троне,
Как солнце над холмом, главы не склонит.
И мы докурим, смуту пережив,
Вопросы наши про любовь и жизнь.

Земля еси...

Как все оговорённые – чиста,
Перед людьми и Богом простодушна.
Несёшь свой крест, не вопрошая: «Нужно ль?» –
Судьбу читая с чистого листа.

Кромешная и ледяная ночь.
А впереди – ни крова, ни постели…
В бездушной и безжизненной пустели,
Ты держишь путь – передохнуть не прочь.

Но крест велит: ни мига на досуг!
Одна дорога – всякий раз с начала
И до конца… Хотя бы закричала:
"На что мне этот окаянный круг?!"...

Ко всем напастям – хамовитый род,
Не знающий, что ты отнюдь не кляча;
Кормилица святая – не иначе!
Попавшая в дурной круговорот.

Детей, – своих, чужих ли, как своих, –
Так мухоловка кукушат лелеет…
Никто не спросит: «Чем живёшь, болеешь?»…
Осунувшись от горя и обид.

Неимоверной силы холода.
И отовсюду злобные каменья...
Но ты живёшь, исполнившись смиренья,
Предчувствуя час Страшного Суда.

Родимая, склоняюсь пред тобой,
Напуганной кровавой перебранкой
Тех, кто живя на средства щедрой мамки,
Считает всуе грешницей большой.

"Когда окрест погаснут все оконца"

1.
В небе сумрачном сполох зарницы,
Словно в печке ожил уголёк,
Отразившись в очах озорницы,
Осчастливившей сирый мирок.

Воссияла над пропастью книжек
Некичливой красы простота...
Счастье есть - убеди! Убеди же!
Что любовь - не сует суета!

Докажи, что в унылом пространстве
Отгоревших беззвёздных очей
Есть любовь, и в любви постоянство,
И безумство бессонных ночей.

Дай поруку, моя заревая,
Не зарёванная прямота!..
Счастье - есть! - я ответ угадаю,
Как ни с кем никогда, никогда!

2.
Закатная заря и радуга с востока
Необычайной яркости - сочны.
Меж двух огней ничуть не одиноко
И страха нет пред сумраком ночным.

Ведь впереди за перекрёстком дальним,
Хоть все огни Вселенной погаси,
Увижу я оконца свет печальный,
Каких немало нынче на Руси.

Но мой маяк, мерцающий в тумане, -
Казалось бы из хрупкого стекла,
Но никогда в дороге не обманет, -
Особой силы света и тепла.

Когда окрест погаснут все оконца,
Во всех лампадах выгорит елей,
Меня приветит ласковое солнце,
Светясь любовью с юности моей.

"Что ни земля, то чужбина"

* * *
Что ни земля, то чужбина,
Так что надежд не лелей,
Что в среднерусской равнине
Жизнь, как на Пасху елей.

Будет по присказке русской
Белка тебе и свисток,
И свято место не пусто,
И исключительный срок.

Будешь сидеть проклиная
То, что умом не понять,
Из Туруханского края,
Письма на Марс отправлять.

Великолепный дождь

Разлиновал на зорьке летний дождик
В линеечку косую белый свет:
И улыбнулась радуга над рощей,
И закурил курган – премудрый дед.

А дождь хороший! Дождь великолепный!
На землю изнурённую жарой,
Желанным гостем: и грибным, и хлебным,
Убогой не гнущаясь стороной...

И что дождям положено свершая,
Надменным суховеям вопреки,
Дождь радовался новым урожаям
Стадам над бурным бродом у реки.

И прописные истины роняя,
Единое на части не деля,
Меж небом и землёй не выбирая,
Шёл широко, всё сущее любя.

Песнь жаворонка – избранный фольклор

…Палас жнивья колюч. Иду домой
В сандалиях, считай, полубосой!
Рубаха нараспашку – и душа.
Иду, не сокрушаясь, но круша
Чертополохи, вставшие стеной
Пред отчим домом – сразу за стернёй;
Орешниковой палкой, как мечом
Орудуя, – сыздетства научён.
Песнь жаворонка – избранный фольклор
Прибрежных долов, не наперекор
Металла откровений из авто,
Которых через пару лет никто
Не вспомнит даже… Жаворонку рад,
Что над осокой, в тысячу карат
Одевшей ожерелье из росы,
Пророчит день погожий без грозы.
Всей памятью и я не вопреки
Пустышкам громогласным у реки,
Вопящим: «It's may love», пою печаль
Не жалуясь на жизнь… И всё же – жаль
Отчизну запропавшую мою
В которой только то и узнаю,
Что в небе – бесконечной синеве –
Поёт своё, не помня обо мне.

"Диктатом фальши удручён..."

* * *
Диктатом фальши удручён,
Творю свой мир,
Средь ив радушных над ручьём
Хлеб преломив.

Заря молитвенно тиха –
Вином на хлеб…
Сегодня, что таить греха,
Тревожно мне.

От тирании лживых дней
Устал... Устал!
Коль Равви прав – рай не вовне…
Хандра, отстань!

С холма на волны спелой ржи,
Дивясь, смотрю,
На то, в чём нет и тени лжи, –
Не устаю.

А на губах малины сок.
Ветра и пыль.
И это всё вокруг не сон,
А явь и быль!

Такая тишь и благодать!
Такой покой!..
Что не приходится гадать:
Кто ты такой?

Не дождевые облака –
В мой мир плывут.
И шепчет истину река:
«Блаженно тут!».

Я понимаю: не изречь –
Суть в глубине…
Не обо мне ли грешном речь?..
Река во мне!

Координаты печали

Друг перед другом жмём плечами,
Кивая в сторону... Шуты!
Не зная долготы печали,
Непостижимой широты.

Преуспевая в деле праздном,
Хоть и на палубе одной,
Юродствуем, к итогам разным
Плывя в посудине худой.

До неприличия надменны,
Не целованьем, так кивком,
Ни то, что брата – Свет Вселенной
Спровадим в ночь, давясь смешком.

И ни о чём, не сожалея, –
(Откуда жалости истечь?!.)
Повесим смертный грех на шею
Потомкам... Горе не изречь!

Гора к горе, как к Магомету,
И как не содрогнуться им,
Когда невинного наветом,
Смеясь, на смерть приговорим.

Что нам ответит человече,
Из края в край пройдя юдоль?
Возмездной болью изувечит,
В бессмысленный ввязавшись, бой?

Ведь, чем неистовей и гаже
Ложь, тем свободнее мечу...
А вдруг он узел так развяжет –
Гордиям всем не по плечу!..

Нам повезло – остался в ножнах
Осмеянный возмездный меч,
Неужто это не поможет
Нам несмешную жизнь сберечь.

Плохая погода

1.
Все мы тут, как собака – собаку,
Обожаем друг друга…
Уместно ли слово «Итака»
Хотя б фигурально, –
Горластым гордыням в угоду, –
Применить, расставляя акценты?

…Плохая погода.
Пенелопа молчит –
На неё чернь играет в орлянку.
Одиссей бы три шкуры содрал,
А потом – наизнанку!..
Чтобы видели все,
Что за сволочь очаг оточила:
– Знала, нечисть на что, извиваясь, дрочила! –
Чашу ярости пролил,
И правил бы долго Итакой…
Вывод прост: против ветра не плюй!
И в колодец не какай!..

Но Итака почила.
И нету надежд на Улисса.
И не будит ни Чили,
Ни родины Рыжего Лиса!..
Могиканин, ау!..
Пруссаки-крестоносцы, в доспехи!
Навзничь пали в траву
Исполины, как вехи…
Лишь собачья грызня
На предмет: что сегодня в котлете?..

«Санчо Панса, коня! –
Не познавшего шпоры и плети!» –
Дон Кихота тошнит –
Кругосветная ложь укачала.
Пирамиды торчат,
Заблудившись в концах и началах,
Словно фиги в карманах ночей
Для надменных потомков.
Нет под лапой ключей
У безносого сфинкса… И толка
Толковать о былом
Бесконечно далёком нет…
Баста!
Но есть «Ногу свело»
И теряющий голову Басков.

Но и это пройдёт!
Даже лжец Неустамов
Устанет,
Бормотать день и ночь
Напролёт,
Ложь гнилыми устами…

– Никого?!. Ничего?!.
– Ничего. Никого, кроме Бога!
Облака вдоль реки – бичевой…

Душ котомка на Древе.
Дорога.

(Далее по настойчивой просьбе коллег)

"Дождик пахнет молоком парным"

* * *
...Шаткая скамеечка в тени
Привокзальных клёнов-великанов.
Ты – в Одессу… Кто бы отменил,
По мольбе моей вояж тот странный! –
Бог?.. Тогда любви Он не вменил
Скромному молитвеннику в веру,
Попустив, как Вертеру, на меру
Глупости – безрадостные дни.

Это нынче ясно, а тогда,
О судьбе гадали по ромашке,
Счастье одному лишь Чебурашке
Улыбалось, остальным – беда…
В тёмных стёклах эры силуэты –
Лиц не видно… Смута без просвета.

Бесконечным стадом тучи шли,
За антенны шаткие цепляясь,
Так бурёнки выменем касаясь
Трав высоких, сохнущих в пыли,
Громыхают по мосткам стальным...
Дождик пахнет молоком парным.

Ища щита от смерти и тщеты...

Ночь вышивает гладью по Днепру,
Вкрапляя бисер звезд в свою картину,
Где птица-гоголь, выбрав середину,
Таки перелетела!.. Ей, не вру!

Соперничая с месяцем, плывёт
Над куполами отражённой Лавры,
К которой нынче порознь и попарно
Люд православный к всенощной течёт,

Ища щита от смерти и тщеты,
Презренья супротив надменных множеств
Русь обложивших данью – дух острожный
От них и неблаженства нищеты

На тыщи безотрадных дней и вёрст.
И черен Днепр, как выжженное поле…
Но вопреки немилосердной доле
Незримый Некто облака принёс,
Как золотые куличи в юдоли.

Что есть жизнь?..

А. К.

Памяти листвы премудрой

И вроде бы от корня одного,
Одной земли и неба лепесточки;
Сказать: «Едины» – и поставить точку,
Не выделив из кроны никого.

От одного источника идей,
Одни и те же общие задачи…
Но каждый лист с зазубринкой своей,
А значит, слышит и поёт иначе.

Имея право думать о своей
Приватной цели и особой доле,
Искать, возжаждав абсолютной воли,
Свободы от отеческих корней.

Плюя на своды правил, свысока
Глядеть на всех, кто положеньем ниже,
Слыть умником, валяя дурака,
Вдруг возомнив себя всех прочих выше.

Вслепую или зрячим черешком,
С родимой веткой потерявши связи,
Переться напролом из грязи в князи,
Крича о праве выбора святом.

…Вот и построй пред солнцем в ряд один
Всю эту братью с веток своенравных,
Идеек надышавшихся угарных,
И объясни, – кто раб, кто господин!

Волчья доля

1.Лунные откровения из-под овчинки

(«Timeo Danaos et dona ferentes»)*

«Я покинул пространство овражное –
До сих пор от названья тошнит! –
Ширь огромная, лысая, страшная! –
Волкодавами кишмя кишит.

Дай Бог выбор на место рождения,
Впрочем, волком ты, где ни родись,
Повсеместно по мукам хождение,
Что ни век – окаянная жизнь!

На вопрос: «Почему?»…
– Дело в семени!..
Но проверить ответ недосуг.
В вечном бегстве с наследственным бременем,
Хоть в сто шкур нарядись – не спасут!

Я и так, я сяк перед овцами!
Нежно блеял, коверкая рык,
А они – лишь на вид агнцы кротции…
И я проклял овечий язык.

Грешен, каюсь – назвал его родиной,
Согрешив против истины, жаль!
Ведь, по внутренней если породе,
А тем паче свободе – я царь!

Чу, я чую, козлом изувеченный,
Песню! – пИща поёт за холмом;
В шкуре шанс побывать человечьей –
Быть кацапом мне или хохлом?

Назову их наречия родиной, –
Не впервой мне валять дурака, –
И глядишь скажут: «Нашенский, вроде!» –
Намотавши соплю на рукав.

А потом… Да хоть суп с человечиной,
Чтя клыками чужую красу!..
Не варить же, сознанье калеча,
Из собратьев своих колбасу!».

2. История одного антигероя

«Жил-был человек…» (Р.Р.)

Жил-был человек правильный,
С чертами лица правильными,
Всегда и везде по правилам
Кушал, ходил, сидел;

И говорил правильно,
Людей поправляя неправильных,
Советуя, жить праведно…
Правом таким владел?

Читал всем нотации долгие
О чести, совести, долге,
Жуя аскорбинку с «Орбит»,
О Горби писал, гнобя.

Всегда о своём – нездешнем,
Как попугай в скворечне,
Песню чужую вешнюю
Пел, как свою, губя.

Правильно пел – по нотам,
До тошноты, до рвоты!..
Калоши летели, боты…
«Овация!» – думал он.

И заблуждаясь искренне,
Он выражался выспренне,
Сильно греша против истины,
Тщеславья звонкого полн.

Но хлынул студёный дождик,
Осенней республики дожем,
За шиворот!.. Кто-то ж должен
«Дондеже» был сказать,

Вон попросить из рощи,
Подальше!.. Куда уж проще?..
Не фигурально, в общем,
Дав, с фигой под нос, под зад.

...Поймут, не поймут не важно!
Он падал совсем не отважно;
Неправильно умер – дважды,
Четырежды, крикнув: «Врут!»

*«Бойтесь данайцев, дары приносящих»

Довольствуясь любимыми вещами

Когда цветут сады и обновленный лес
Встречает солнце птичьим перезвоном,
А от церквей к домам пасхальный благовест
Разносит эхо по днепровским склонам;

Когда всенощным бденьем утомлен,
Я отдыхаю на сосне упавшей,
А рядом суетится юный клен,
За пару лет заметно возмужавший,

Тогда, забыв о том, что мир жесток,
Что жизнь перенасыщена страданьем,
Я обживаю, как сверчок шесток,
Мой уголок в суровом мирозданье.

Не мучаюсь безвестностью своей,
Довольствуюсь любимыми вещами
И, словно бог, живущий средь людей,
Привычное бессмертье ощущаю.

"Я вас понимаю!.. Свободы взалкав"

* * *
Я вас понимаю!.. Свободы взалкав,
И я, отчий край покидая,
Искал лучшей доли – и мне помахал
Бриз пальмовой веткой Синая.

Мечты-зазывалы со всех берегов
Незрелую душу манили.
И мне примерещилась жизнь без врагов
В Нью-Йорке, Париже, Маниле.

В порыве причины на праведный гнев,
Плюя на запреты и визы,
Пред власть предержащими не оробев,
Я бросил Отечеству вызов.

Убийственной фразой: «Нельзя почему?» –
Таранил надменность всесильных,
Как Чермное море, препоны чинуш
Пройдя в сапогах семимильных.

Когда по колено сует суета,
Идёшь невзирая на лица.
И мне показалось, что Родина там,
Где сердцу спокойнее спится.

Но Родина, как вездесущий сыскник,
Повсюду меня находила,
И ночь напролёт, как младенческий крик,
Пытая любовью, будила.

И я сознавался, что грешен весьма
Пред ней – несвободной! жестокой!..
Что жизнь без неё, как вкруг горла тесьма,
Хоть трижды была недалёкой.

И как не признаться, что даже в "раю"
Без мысли о ней – окаянной,
Ни дня не проходит, и в смерть устаю,
Читая канон покаянный.

«Где родился, там и пригодился!»

* * *
«Где родился, там и пригодился!» –
Присказка, увы, не про меня.
Видимо, я рано оперился
В грусть-журбе по вольным журавлям.

Рай синичный, – лес за отчим домом, –
Для великокрылой грёзы – клеть.
Наблюдая бедность наших долов,
С глаз долой хотелось улететь.

Мол, в иных краях и небо выше,
И никто не подрезает крыл!..
А у нас, что ни закон, то дышло!
Юрьев день народ не позабыл.

Сам себе закон и оправданье,
Блудный сын за тридевять земель,
Страшно опоздавший с покаяньем,
Обещавший прилететь к зиме.

Двадцать зим… Зимой, какие гости!..
Важной птице вечно не с руки!..
Сивые синицы на погосте
С плачем панихидным у реки.

Лебединой песни не случилось.
В горле ком… Родимая земля…
Жизнь моя тебе не пригодилась!..
Может, пригодится смерть моя?

"Имея счастье – жить… И чудо! и удачу!"

* * *
Имея счастье – жить… И чудо! и удачу!
И дерзость сознавать, что жизни края нет;
Искать и находить решение задачи:
Бессмертна ли душа? – не торопя ответ.

Сказав себе: «Пора!» И, дав определенье
Тому, что значит быть, когда "не быть" окрест,
Кричит, обосновав причины для забвенья, –
Ты выбираешь путь!.. И этот путь – на крест!

Когда бы за своё – заветное, родное:
За матерь и отца, за сына и за дочь!..
Но за врага?!. За мир, где правит роковое?!..
"Уснуть и умереть!" – нашептывает ночь?!..

Где камни, что клялись быть верными до смерти,
Рассыпались, как прах, и в страхе отреклись, –
Ты продолжаешь путь, твердя: "Любите! Верьте!"
С креста молясь за тех, кто распинает Жизнь.

"Проснуться и найтись своей судьбы в объятьях"

* * *
Проснуться и найтись своей судьбы в объятьях,
И, явью дорожа, уснуть и видеть сны;
В ладу с самим собой, ушедшим от проклятья –
Исполненным надежд в желаниях простых.

Влюблённые глаза, в созвездиях теряя,
Загадывать мечту, и на небе седьмом
Осуществлять её в юдоли, понимая,
Что, грезя наяву, уютный строишь дом.

И вроде денег нет, но в бедности бесстрашен,
За каждый миг любви ответствен головой,
Находишь вдруг себя не в перечне – «пропажи»
Ни у кого-нибудь, а у судьбы самой.

"Не без улыбки, но и не без слёз"

Не без улыбки, но и не без слёз,
Живу, пою – пока душе поётся…
А что ещё на склоне лет всерьёз
Безропотному сердцу остаётся?

Я жизнь приемлю, как трава покос,
Как муравейник суету колёс.

1.
“Жизнь коротка, печальна и жестока”, –
Глаголет опыт. Но хватает срока
Задать вопрос – с надеждой на ответ:
“Куда и почему ведет дорога?”

2.
Познавший свет во тьме не погибает.
Крестясь огнём – не в смерть, а в жизнь сгорает,
Не бабочкой бессмысленной паря,
А кротким сердцем, зная, где летает.

3.
Экклезиаст, Сократ, Хайям и я
Из чаши – из одной – из бытия
Вкушали суть. О первенстве – ни слова!
Ни слова и о вреде пития!

"Пожалуй, и эта зима"

* * *
Пожалуй, и эта зима
Закончится временем парким,
Большим половодьем зевак
Нахлынувших в скверы и парки.

Спадёт с утомлённых зениц
Тщеты пелена роковая,
Откликнется гомону птиц,
Оттаяв, душа непустая.

И сбудется то, что нельзя,
Назвав, не спугнуть ненароком,
Что в сердце стучится не зря,
И входит не фронтом широким.

Когда бы ни тайна сия,
И этой зимы бесконечность
На ноль упований деля,
Я мыкал бы хмурую вечность.

"Поэзия для вянущих ушей"

Поэзия для вянущих ушей,
Что, закрутившись в трубочку, не знают
Откуда примирительный елей
Как средство от вражды проистекает.

Зачем стихи?.. Что ни строка – сюрприз!..
Что ни строфа, то матрица с загадкой?!..
Вселенная, вдруг возымей каприз
В неё пролиться – канет без остатка.

Невидящие час назад ни зги,
Погрязнув в перманентном раздраженьи,
Зашевелились куцые мозги,
Подав без состраданья снисхожденье.

В поэте усомнились колдуны –
Алхимики рифмованной печали,
Назвав упавшим, автора, с Луны,
И философским камнем постучали,

Чтоб в пекло поперёд них не спешил
По нисходящей серпантинной ленте
Горы познанья… Словно мураши,
Томами прощуршав: «Festina Lente!»

...Какая право странная игра!
Предложишь ложь, зарукоплещут дружно!
А явишь суть вещей, сказав: «Пора!»
«Сие, – промолвят, – никому не нужно!»

"Кружевною скатертью облака"

* * *
Кружевною скатертью облака –
Маминым узором небес края...
Из лукошка-солнышка по лугам,
Растеклась пустившая сок заря.

Я встаю на цыпочки и тянусь
К солнечному зайчику в полумгле…
Мне ещё не ведомы боль и грусть.
Мне ещё так радостно на Земле!

* * *
Аиром, мятой и осокой
Пропахла память юных дней.
Святая Русь с тоской высокой
Сохранена наитьем в ней.

Заветным маминым гостинцем
Рассвет, как полотенце, свеж.
Ведёрком дойным серебрится
Даль полная парных надежд.

На кромке кружевного неба
Буханка солнца. Пышет зной.
В нём запах маминого хлеба –
Незабываемый такой!

Всё лучшее, что есть на свете,
(Мне ли не знать? – оно моё!)
Весь это мир, который светел,
С благословения её.

* * *
Рассветный час.
В полях проснулись звоны.
В прибрежных камышах тумана прядь.
Пчелиный рой, обожествивший кроны,
Пророчит ясный день и благодать.

Цепляя ветки ситцевой котомкой,
В жасминнике гуляет ветерок.
Он – собиратель ароматов тонких –
В любви к родной земле не одинок.

Звенит зарянка, с жаворонком споря,
И всяк сверчок приветствует зарю…
Душой, объемля отчее приволье,
И я своё признание пою.

…Мне только здесь легко наедине.
Тут золотыми ножницами рано
Над речкой – на безветренном холме
Стрижёт рассвет густую шерсть тумана.

Смерть за образ…

* * *
Рассказчик притч людей не распинал.
Леча гордыню, гордых не увечил.
Камнями к пониманью не взывал,
Клеймя лукавый род бесчеловечный.

Огнём в правах любви не поражал
Ни ведьм, ни колдунов, жив Небесами,
Меч образный не всуе обнажал,
Чтоб, устыдившись, суеверы сами

Искали покаянного огня,
Сгорая в прах, как ветхие покровы,
Преображаясь на глазах, храня
Завет любви в отечестве суровом.

К свержению царей не призывал,
Являя миру кротость и смиренье,
Когда безумия девятый вал
Дойдя до крайней точки озверенья,

Ревел: «Распни!»… Он, кроток и не лжив,
Последнее «Прости» в пустыне сея,
Не фигурально голову сложил
За образ жизни чуждый фарисеям.

* * *
Чтоб не сойти с ума, идём во сны:
Театр, кино, романы и поэмы.
И в каждом сердце – свой сюжет весны,
Своя интрига и развязка темы.

Всему свой срок... Околица и даль.
Надежды, обретения, потери.
Экклезиаст сказал:“Пройдет печаль”.
Всяк в свой черёд откроет эти двери.

Писанье книг – конечно, суета...
И чтение – не лучшее занятье.
Но не случись, вдруг, Слова до Христа,
Кто б говорил сегодня о распятье?

"Казалось бы, игра незримых сил!.."

* * *
Не потому что нечего сказать,
Совсем наоборот – такая странность!..
Права вдруг предъявила несказанность –
Нечаянная тишь и благодать.

Казалось бы неназванная жизнь! –
Суть между строк пролившаяся свыше
В двух-трёх стихах – прилив так в рифах дышит,
Являя взору глубину и высь.

Поэзия… Но кто её поймёт! –
Откуда хлынет? Кто её предскажет?
Как торт, ко дню рождения закажет,
И в нужном месте в нужный час возьмёт?

Казалось бы, игра незримых сил!..
Но почему тогда в твоей аорте –
Сфальшивить страх – дрожит на верхней ноте
Наитьем спетой?.. Некого спросить!

"Есть чувство плохое, что Бога на всех не хватает"

1.

Есть чувство плохое, что Бога на всех не хватает,
Что Он не всесилен, – порой не делим на двоих, –
Поэтому войны, в которых лишь случай спасает…
Ах, если бы лучших!.. А мы, Каин, брат, из каких?

От корки до корки прочитаны главные книги.
Залистано сердце до фразы: «Само себе враг».
Франциск, в чём лекарство? В ничто исхлестались вериги! –
Зловещие цепи: Освенцим, Треблинка, ГУЛАГ…

Какую ещё нам беду?.. Раскакую потерю?
В распадках каких окаянные души спасать?
И мерой какой нашей чуди и мере отмерить
Блаженных лугов, где б людьми в полный рост возрастать?

Но эти глубины, далёкие грады и веси,
Слоящимся адом и прахом обманутых вер
Укрыты – не сыщешь! И в нынешнем месиве-смеси
На наших лугах – вакханалия чуждых химер.

2.
Ныряльщиком дерзким вхожу в роковые пласты.
Останки эпох вопиют о нашествии ада.
Сообщества мидий разумных обсели кресты –
Плоды человечьи, которым людского не надо.

Такая муляка!.. Такое смешенье культур!..
Над черепом Йорика куры, как высшая раса…
Сверчок, отравившись Дали, проповедует: сюррр…
Премудрый пескарь, созерцая рублёвского Спаса
В затопленной церкви, выносит безжалостный суд:
"Сомы глобализма, надеюсь, и это… снесут!"

3.
…Как в начале: ни надежд, ни ересей;
Ни иллюзий радужных, ни прелестей;
Ни козявки на былье, ни вереска;
Верил кто и тот, кто в смерть изверился...
Только солнце и земля пустынная:
Ни пустырника и ни пустынника...

Счастливых красок ликованье

Блаженный день. Любуюсь бродом
Под липою на берегу,
Как царь и бог – дитя природы! –
На трон надежд не берегу.

Негаданно осуществились,
Не по заслугам и трудам,
Все упованья, что приснились,
Завещанные свыше нам.

Душистых веток опахала
Усердно прогоняют зной...
Как царственное покрывало,
Дарю возлюбленной – покой.

В лазурных струях переката,
Над зыбкой зеленью камней
Игривые лучи заката
И всплески крупных голавлей.

Счастливых красок ликованье, –
Предчувствий увяданья нет, –
Поток наитий, созерцанье
Сакральных знаков и примет.

Всем безумным ветрам вопреки!

"Избавившись от ветхих представлений"

* * *
Избавившись от ветхих представлений,
От рухляди сомнительных идей,
Ломая гордый дух – без сожалений,
Простенки вер гнилых, зову гостей.
Распахиваю окна. Выметаю
Со всех углов, химер истлевших, пыль.
Опустевая, долго созерцаю,
От небылиц отсеяв явь и быль,
Себя, опустошенного настолько,
Что общежитской комнаты пустей
Пред заселеньем… И ничуть не горько!
Наоборот – с надеждой жду гостей!
Тех кто, сказавши «да» на «нет» не съедет,
С ума сойдя, вернётся в ум – ей-ей!
«Не отдавать же дом родной соседям!» –
Подумает, – Скорей домой, скорей!»
...К опустошённому тщетой и болью
Вернётся правда памятной тропой,
Готовность к единенью в изголовье,
Как образа, поставив над собой.
А это значит: верною дорогой,
Вернётся жизнь, с великой буквы Жизнь!
И скажет маловерному: «Потрогай!
И, убедившись, до конца держись!»
За то, за что и умереть не страшно,
И, даже если страшно, всё рано
Пожертвуешь собой… Лишь это важно! –
Вчера, сегодня… И давным-давно!

"Последними снарядами зима"

* * *
Последними снарядами зима
Бьёт с берега крутого по опушке
Слепой метелью. Осмелев зверушки
Подземные покинули дома.

Росткам прибрежной ивы, хорошо,
По солнышку соскучившимся шибко;
Озимые, одевшись в мокрый шёлк
Не знают, как не совершить ошибку.

В порывистом дыхании весны,
Найдя подпитку давним упованьям,
И мы, как детвора в соревнованье,
Друг перед другом раскрываем сны.

Предсказывая раннюю весну,
Надеемся на дальнюю дорогу.
И благодатью нам даётся много –
Особо тем, кто веровать рискнул

В бессмертье душ и вечную любовь…
И Млечный Путь, качнувшись коромыслом,
Роняет звёзды, как крупицы смысла,
Как соль земли прошедшую сквозь боль.

"Вот напишу шедевр с утра пораньше"

* * *
Вот напишу шедевр с утра пораньше,
К примеру, про февраль – проекта для,
Что Маркин Александр, отнюдь не зря,
На «П.ру» затеял, видя многих дальше.

A la Чайковский «Года времена»,
Иль «Дни недели», или «Время суток»?..
Вагон с тележкой, выпивши вина,
Не чувствуя вины, берусь без шуток

Ваять шедевр… Пора. Давно пора!
Почти весна, но на дворе метели.
Конец недели. За стеной: «Ура!» –
Кричат в ночи соседи. Обалдели!

Рожденью не способствуя стиха.
Час пятьдесят. К трём-четырём поспею...
В жемчужнице вкруг чуждого греха,
Созреет перл, прекрасно каменея.

...Март и февраль – на кромке дня свежи.
Летят часы, снежинки, мысли, чувства…
О чём стихи?.. Про жизнь, браток, про жизнь!
В которой возмужавшее искусство
Творит надежду, говоря: «Держись!» –
Мир наполняя, музыкой негрустной.

Последний страж

Оплотом нив сияющих заплатами,
Надёжною преградой от ветров
Стоит калека-лес, сверкая латами,
Последний страж заветных родников.

Набегами орды людской измученный,
Беспомощный, как потерявший меч,
Глядит, оплакав рощу над излучиной,
Беды, не зная, как предостеречь.

«Поговорить бы по душам с двуногими,
Надменными, разумными весьма! –
Владеющими языками многими,
О том, что скоро ранняя весна.

Что снова половодье окаянное,
Застигнет Русь дремотную врасплох,
Всё временное смыв и постоянное,
На перекрестья проклятых дорог.

Пока ещё в зародыше безумие, –
Так думал лес, жалея молодняк, –
Объединить бы силы накануне,
Ведь земляки… Земляне как-никак!..»

Но не поймут, утратив речь исконную,
В которой, что ни слово, то любовь…
Нет, не земляне! Нет, не братья кровные!
От них одни страдания и боль!

Придётся вновь с рекой в бетон закованной,
С украденным не для добра огнём,
Искать спасенье, созидая новое,
Став насмерть за грядущее своё!»

"И рад бы разделить печаль-кручинушку"

* * *
…И рад бы разделить печаль-кручинушку,
Что измотала душу, одолев!
И спел бы «Догорай моя лучинушка»,
Да слов не помнит – шибко постарел!

Лесного хора подсобили б лешие –
Подпели бы запечные сверчки! –
Но воют только вдовы безутешные
И, одичав, собаки у реки.

Вкруг дома бродят думы бесприютные,
Не достучавшись до своих надежд.
Как псу под хвост, мечты сиюминутные
Промчались в лимузине без одежд.

На все засовы боли одиночество,
На все застёжки зябкая душа...
Дрожит рука, противясь злым пророчествам,
Сухарь последний в кипяток кроша.

Иного содержания любовь*

Как временное всё под вечным небом,
И ты, зима, смягчая нрав, в слезах
Уйдёшь, усердно тря несвежим снегом
Заплаканные серые глаза.

Суровая была. Но кто осудит
Твой на ветру с морозцем ранним смех?
Матёрый зверь? Лес? Поле?.. Только люди!
Что ни стели им под ноги – всё грех.

Не у тебя ль на вкус любой румяна
И блестки для красавиц записных,
Брал оптом наш купец, отнюдь не спьяну,
Закутав в пуховые шали их?

Чу! ворон-старожил над полем крячет,
Не в гневном осуждении вослед;
Он видит дальше – потому и плачет,
Представив без тебя круженье лет.

Красавица-весна хулить не станет,
Черёмуховой вьюгой помянув,
И рожь, взойдя, по-доброму помянет,
Всей памятью к родной земле прильнув.

Не временщица ты, не прохиндейка!
Ты наша, слышишь! – Русская зима!
Сурова? – да!.. Но есть ведь душегрейка!
И полные, как память, закрома.

Ступай в свой терем! Ведай, почивая,
Что не твоим старанием юдоль!
Ты даровала нашему не-раю
Иного содержания любовь.

*(поэтическая перекличка)

"Как будто цель пути – беда и смерть"

* * *
Не в буераках и не в гиблых топях
Дорожная проверенная твердь,
Но здравый смысл, презрев, судьбу торопим,
Как будто цель пути – беда и смерть.

Стяжатели досады и печалей,
Метатели надменного огня,
Ни то что бы другим худое чаем,
Упорствуем во зле себя губя.

И, падая уже, кричим: «Доколе!
Из края в край безбожье и тоска!
И жизнь не жизнь, а выжженное поле,
Где из живых надежд – ни колоска!»

Дом у обочины

1. Русская ломовая

Куда? Зачем? Дорогою неблизкой
Ты тянешь чуждый непосильный воз?
Упав, встаёшь и кланяешься низко
Вознице-скупердяю за овёс.

И так весь путь – то в гору, то со склона,
Не ведая, какой же в этом прок.
Жуёшь, чтоб по суровому закону
Рвать жилы на ухабинах дорог.

Хозяин мудр, продумав жизнь лошажью
До мелочей – от харча до узды.
А кнут, – чтоб не приснилась даль бродяжья,
Не вспомнились разбойничьи костры.

…Устала так, что меркнет слово «страшно».
«Доколе?» – для убитой не вопрос.
Влачит коняга, бедствуя отважно,
Наследья рокового тяжкий воз.

2. Роковая уха

Поверил и обжёгся – горячо!..
Серьёзно влип, серьёзней не бывает!..
Матёрый окунь тоже попадает
На свой последний гибельный крючок.

И мой народ – уже в который раз?! –
Взят на блесну безжалостной идеи.
Невидимый крючок коварных фраз,
К несчастью, ощущается позднее.

В котле Отчизны знатная уха.
На льду событий стынут поколенья
Отвергнутых, как рыбьи потроха,
Изъеденных досадой и сомненьем.

…Ликуй ловец, отмеченный судьбой!
Твоя удача притча во языцех.
Но не забудь, ликуя над ухой,
Что юшкой можно насмерть подавиться.

3. Дом у обочины

Покалеченный дом у обочины века – предвестник;
Одним глазом глядит на закат, а другим на восход.
В опустевшей суме свищут ветры холодные, песни,
А в дырявом кармане голодная правда живёт.

Отрешённо молчат тверди неба, надменные выси,
Их утробную дрожь узнаю по мурашкам светил.
В неродные края улетают великие мысли.
В топях гиблых идей затерялись живые пути.

Неужели конец?.. И за пропастью новая пропасть?
Где обещанный рай? Круги ада уж пройдены все!..
В затуманенный мозг сыплет ночь свою чёрную морось.
В сердце стихла любовь, как букашка в замёрзшей росе.

Ощущенье зимы не прогнали восторги апреля.
Люди зябким зерном пропадают на камнях беды.
Где ж та почва, с которой народ, как подсолнуха семя,
Обретя в добрый час, вознесет золотые мечты?

4. Камень распутья

Вот и камень распутья,
И строки на нём…
Может ветер их высек
В сознанье моём?
Но, ни в грязь не втоптать,
Ни стереть, ни спалить –
Эти строки о том,
Как не надобно жить.
А как надо?
Никто не поведал о том,
Не смогли убедить
Ни костром, ни крестом…
За тем камнем – не три,
А сто тысяч дорог.
Но, залётные, но!
Да поможет нам Бог!
Не в сугробах иллюзий
Ведь сердцем гореть,
Чтоб с мечтой о бессмертьи
Во сне умереть.
Очень важно успеть
Осознать дотемна,
Что дорога –
Как жизнь и как вера –
Одна.

Старый актёр

Перед зеркалом общей гримёрки,
Что, как море над рифами в штиль,
Созерцает иллюзий обломки,
Бесконечность бессмысленных миль.

Позабыт и изрядно потрёпан –
На щите, что изрублен тщетой;
Гасит искры дешёвого трёпа,
Как окурки в жестянке пустой.

Далеко ли ему до предела,
Да и где он последний рубеж? –
Никому никакого нет дела
До чужих обветшавших надежд.

Только боль и бездонная тайна,
Сил и чаяний мелких – отлив…
И ответ на вопрос не случайный
О котором бесстрашно молил.

"…Остались любовь и молитва"

* * *
…Остались любовь и молитва.
А чем ещё душу спасать?
За жизнь беспощадная битва
И надобно в ней устоять,

Как этот молитвенный дождик,
Над нивой убитой жарой…
О, нет, он не плачет, не ропщет! –
Стал насмерть пред зноем стеной.

Шальными ветрами гонимый
Дерётся за каждую пядь,
Чтоб духом воспрянула нива –
Ржаная поникшая рать.

До капли последней все силы!..
Исполнив, что небо велит,
Умрёт и воскреснет красиво,
И радугой мир одарит.

Счастливый скиталец

1.
Счастливый скиталец,
Сей мир называвший юдолью,
Но чудом Господним,
Коснувшийся Сути вещей,
Призвавшим его к откровенью …
С отрадой и болью
Доказывал веру
Ветрам, ибо людям вотще:

«Мне жизнь не обуза.
И смерть не страшнее рожденья!
Добро – от Добра, не иначе! –
Мечтой говоря, -
Земля – Его Дума!
И Небо – Его Размышленье!
И Грёзы – созвездья
Живым вдохновеньем горят!

И я не случайная поросль
В саду Его млечном,
Что стало мне новостью
В пору суровую вдруг,
Тогда я убогий,
Духовно ничтожный, калечный,
Прошитый бедой, замыкал
Окаянный свой круг.

Подобьем Его называться
И образом – трушу!
И страхом объят,
Но познания жажда сильней.
Я знаю уже, почему,
Чем потряс мою душу –
Сомненья осыпав,
Как прель с почерневших ветвей

Не может быть плохо!..
Всей логикой жизни подспудно
Я чувствую Волю –
В бессмертье блаженное плыть! –
Ответом на боль:
Почему искалечено утро
Мечте вопреки
И желанию ясному – быть?»…

Не глас изнутри и отнюдь
Не из облака речи –
Живой человек,
Родниковую воду пия
Рассказывал ветру,
А ветер, чтоб всем было легче,
Слова разносил,
Среди прочих услышавших,
Я.

2.
Неполезное дело –
В чужие проблемы входить,
Проникаться вселенскими болями
Душ незнакомых!
Труд напрасный, –
Во всём потакая, усердно годить
И далёким и ближним,
Вслепую ходя под Законом.

Но задела в свой час за живое
Далёкая боль,
Не родная утрата,
Иной высоты пониманье!
Ужаснулась, прозревши, душа:
Ведь распята Любовь,
Подававшая всем горемыкам
В пути состраданье!..

И почувствовал я,
Через время, как Некто, незрим,
Не давая упасть,
Поддержал… Превеликая сила!
Облачила в надежду,
Имея реальную власть
Помогать не докучно,
Входя в положенье красиво.

А моё положенье,
При всех козырях, не ахти!
Самомнения карта
Простой ситуацией бита.
И не видно ни зги
В желчной дымке сует суеты!
И дороги окрест
Неуёмной корыстью изрыты!

Только узкая стёжка,
И голос негромкий во мгле,
Непрерывно зовущий
Упрямцев юдольных калечных, –
Неназойливый, кроткий, смиренный:
«Придите ко мне!..
И Я упокою вас…»…

Верю Ему – бесконечно!

"Ледостав"

…Настолько тонкий лёд, что не помочь,
Вдруг угоди в промоину сомненья;
Тут каждый за себя – ведь скоро ночь
И полынья на полынье… Смешенье

Над ледоставом жизни голосов:
«Куда идти? Что делать?» – нет согласья.
Чета не наблюдающих часов
Идёт наитьем, излучая счастье.

А лёд настолько тонок, что беда!
И не иначе чудом, не иначе,
Как будто знает что-то!.. И куда
Идти – наипростейшая задача…

Но мы-то, мы-то, видевшие жизнь,
Ходившие, как и они, по водам
Твердим своё: «Лишь только усомнись,
И под ногами – ни тропы, ни брода!»

Барахтаясь в водовороте дней,
Чем дальше друг от друга, тем роднее,
Мы молимся за братьев и детей,
Не зная, чем помочь, и не умея.

О. М.

«Ни о чем не нужно говорить,
Ничему не следует учить», –
Скажешь, не заметив, что кричишь,
Напугав бессмысленную тишь.

Если бы – «дельфином молодым
По седым пучинам мировым»!..
Не было б ни песен, ни стихов!
Ни надежд, ни веры, ни грехов!

Не рвало бы пулею виски!
Не хрипело горло от тоски!
Что-то ж было б?..

Вечность без тревог!
Море. Чайки. Одинокий Бог.

"Все признаки пути с великой буквы"

* * *
Все признаки пути с великой буквы
И ты идёшь неспешно торопясь,
По грязной стёжке через поле брюквы,
Стеля стихов загадочную вязь,

В своё пространство, словом восвояси
Определивши не порочный круг,
Но тесное родство взаимосвязей,
Где что ни человек, то брат и друг.

Звенят стихи, как жаворонок в поле,
Живыми родниками гомоня
О нечужой мечте, нечуждой воле,
В душе беззлобной – радугой горят.

Вопрос: зачем? – репейником отпавший –
Пророс в пространстве боли и тоски,
Где алчная гордыня, псом отставшим
Печальнику рвёт сердце на куски.

Ты знаешь выход, но помочь не в силах,
Не потому что не желаешь, нет!
Не всякой боли объяснишь красиво
Кто виноват, и где искать ответ.

Что обложные страсти не помеха,
От проливных печалей зонт любви…
В большой душе, как промеж туч прорехе,
Такое солнце – многих озарит!

"Смириться, зная, что любим условно"

* * *
Смириться, зная, что любим условно,
Как лошадь ломовая, путь держать,
Ища крупиц душевного прокорма,
Где прелью слов, внимания проформой –
Не год единый давится душа.
Но быть могло и хуже! – понимаешь,
И в круг порочный сам себя впрягаешь,
И воз воззрений чуждых, просьб и воль,
Куда незнамо тянешь через боль,
Смирение и кротость тренируя,
Слова непостижимые рифмуя:
«На то и бесконечная юдоль,
Чтоб в череде житейских неурядиц
Небес рассветных розоватый глянец
Ласкал надеждой взор усталый твой!»…

"Свечным огарком солнце над холмом"

* * *
Свечным огарком солнце над холмом –
Подсвечником старинным – догорает;
Неумолимым воском время тает,
Творя причину – тосковать по ком.

Что ни судьба – в финале слово «жаль»,
Что ни любовь, то горечь и разлука;
Молю, звони и досаждай докукой,
Моя непреходящая печаль!

Не быть оно, конечно, веселей,
Логичнее, и прочее такое;
(Впиши сама небытие любое)
Но оставайся суженной моей!

Я что-нибудь от боли и тоски
Придумаю, суровый мир смягчая,
Спеку пирог к малиновому чаю,
Свяжу тебе и свитер, и носки.

Верша дела несвойственные мне,
Преодолею трудности любовью,
Ведь мир, где ты, не должен быть юдолью,
Тем более с тобой наедине.

Стихи для детей

Рисунки на песке

На песке у водоёма
Камешком рисует Тома:
Змейки, палочки, кружочки,
Тонкие штрихи и точки…

Получается картина:
Дом, над крышей струйка дыма;
Возле дома человечки,
Гуси, лошади, овечки…

Как у бабушки в деревне:
Сад – кустарники, деревья…
– Что-то не хватает тут?...
– Я забыт! – ответил пруд, –
И, шумя, полез в пейзаж,
Размывая домик наш.

– Не беда! – сказала Тома, –
Нарисую возле дома
Дамбу, церковь на горе,
Как у бабушки в селе!

Анютины сказки

Аня перед зайчиком
Загибает пальчики:
– Завтра встану рано-рано!
Пыль сотру. Помою раму.
Выбью коврики, дорожки;
Приготовлю кашку кошке;
Кафель вычищу до блеска;
Постираю занавески;
Разберу игрушек груду –
Ничего не позабуду!
Я большая! Мне не лень
Так работать каждый день...
– Как вчера? – спросила кошка, –
До сих пор во рту ни крошки!
И игрушечные звери
Вдруг завыли, не поверив...
Расчихался дед-комод:
– И меня от пыли – вот!..
Даже зайка сгоряча
Дал в окошко стрекача:
Надоели зайке
Аничкины байки.

Райский уголок

Цветут васильки. Золотится пшеница.
Под солнцем – в зените – отважная птица,
Зазывно звеня, облетает округу…
Летят сорванцы через луг друг за другом –
И в озеро сходу, с крутого обрыва,
Ныряют беспечно, легко и красиво!..
Вскипает вода от мальчишек горячих…
И тысячи радуг улыбок не прячут.
Шмели в медунице... День вечностью длится…
И пыль золотая над стёжкой клубится…

* * *
...А в наш дворик вбежала листва –
Шустрый ворох. Щенком приютилась.
Целый день провозилась в кустах
И весь вечер беспечно резвилась.
Хмурый дворник гонялся с метлой,
Злые ветры трепали за уши...
Ей все это казалось игрой,
И вилял ее хвостик радушно.
А теперь, что же стало теперь? –
Приуныла... Озябла, бедняжка!
Тычет влажные лапки под дверь
И дрожит беспризорной дворняжкой.

* * *
На дороге одуванчик –
Сквозь асфальт просунул пальчик:
Любопытный, озорной,
Восклицательный такой!

Под ливнем солнца

Отнюдь не то, что забрело в бреду
В твой гордый ум в разгар эпохи затхлой,
Но лучшую ты подавал еду
Нуждающимся днесь – вчера и завтра.

Что более всего тебе нужней,
А посему: и ближнему, и дальним!..
Как сей родник, в тени исповедальной
Под ливнем солнца льющим меж ветвей.

То без чего ни смысла, ни пути,
И жизнь – не жизнь!.. И смерть как панацея…
В юдоли сей, нет у поэта цели
Любви превыше… Боль не упредив,

Утешить!.. Умалить тоску и жажду,
Успев сказать простое: «Стоит жить!..
И ты , герой, коней попридержи
Над бездной, не спеши пропасть отважно!»…

Немногосложной кладкой верных слов
Гать проложить, чтоб самому не кануть!..
А чтоб с души валун – с дороги камень
Вначале надо… Вот и вся любовь!

Двадцать девятая дуэль*

Пролог

От всех не отстреляться!.. Несть числа
Любителям порыться в тонкой коже
Чесоточным клещом ещё при жизни;
Черня святое, в сердце запустить
Персты червеобразные… Доколе?! –
Вопрос не риторического свойства:
Покуда чернь, из рода в род плодясь,
Над светочем являет беспокойство,
Ни счастья, ни покоя не видать!..
А воля – воля есть!.. Но отстреляться,
Тем паче после смерти – мудрено!
Вот и миркуй, историю листая
Литературы русской, хмуря бровь,
Над Соротью бродя, по кромке рая
Земного, где тревожная любовь
Нашла покой – зачем, не понимая.

1.
Грядёт двадцать девятая дуэль.
Над Чёрной речкой абсолютный морок
Заряжен в беспристрастный пистолет –
Адиофора?.. Средство от позора?
Ответа нет. Но есть отменный порох.
И доля, от которой спасу нет.

2.
"Одной дуэлью – сразу ото всех
Любителей порыться в сокровенном
Освободиться (говорит смиренно)
Любой исход – проклятие и грех!..
Но лучше пасть на равнодушный снег,
Чем резать на потеху черни вены,
Питая очертевший мнимый свет
Причиной для злорадства…
Нет и нет!

3.
…Есть только этот мир, где завтра бой;
С тобой ли без тебя – одно и то же;
И ширится, не затихая боль,
И множится грязь вскормленная ложью,
Пронзая бесприютную юдоль
Сквозным непреходящим бездорожьем,
Где всё наитьем – вера и любовь.

4.
… Могли бы жить да жить, не суетесь,
Познанье жизни называя счастьем,
Живую находя взаимосвязь
Земли и Неба, подходя к Причастью;
Не только плотью – духом становясь
Блаженным целым… Не прискорбной частью.

5.
...Сермяга жизни быть могла другой,
Когда бы все ворсинки понимали
В какую нить событий и на кой
Вплелись в живое полотно в начале
Творцом, что вырывая по одной,
Соединяет вновь – не для печали.

6.
..."Спрячь в ножны меч!"..
Предсказанному быть?
Не для того, знать, миг, что предначертан
Всевышним, наполнять никчемным чем-то?..
Страданий чашу надобно испить,
Тому, кто ведает: что значит – быть!…
Вопрос исчерпан?

7.
Кто мне судья?.. Судьба в лице Дантеса?..
А я ему? – поэт, игрок, повеса…
Несовершенства мира налицо!..
Болезнь?.. Болезнь!.. Так мы её свинцом!
Ведь пуля знает, хоть она и дура,
Кому пора уйти… Диктат натуры
Велящий драться, разума сильней!..
А что душа?.. Бог милосердный с ней!

8.
Какой там страх!.. Под ложечкой сосёт.
Всё как у всех – не более не мене! –
Закон Природы… Мне б черешней жменю!
Умельцы сохраняют в воске"… Ждёт.
Сценарий утверждён. Бог не изменит
Ни ход времён, ни выстрелов черёд.

От всех не отстреляться!..

От всех не отстреляться!.. Несть числа
Любителям порыться в тонкой коже
Чесоточным клещом ещё при жизни;
Черня святое, в сердце запустить
Персты червеобразные… Доколе?! –
Вопрос нериторического свойства…
Покуда чернь, из рода в род плодясь,
Над светочем являет беспокойство,
Ни счастья, ни покоя не видать!..
А воля… Воля есть!.. Но отстреляться,
Тем паче после смерти – мудрено!
Вот и миркуй, историю листая
Литературы русской, хмуря бровь,
Над Соротью бродя, по кромке рая
Земного, где тревожная любовь
Нашла покой – зачем, не понимая.

"Ты – земля, а, значит, был в начале"

* * *
Ты – земля, а, значит, был в начале;
И конец времён – не без тебя!..
Стало быть, нет почвы для печали
В море предзакатного огня.

Мало ли чего не повторится!
Отцветёт надежда – не вернуть!
В ясном небе взбалмошная птица
Солнечный очерчивает путь.

Обеспечен Духом Безначальным
Всем – чего душа желать вольна!..
И звучит сакральное: «Венчайя»,
И стоит ошуюю – она!

Голосом напевным отвечая
На вопросы главные легко,
Вымолить бессмертие не чая,
Видит сердцем очень далеко.

С головой в обыденном увязнув,
Мир творя божественной душой,
Предстаёт Пречистой и Прекрасной
Радостью Нечаянной… Большой!

Во тьме запретов и заветов

Что жизнь? – И дар, и назиданье, отрада, боль и сущий ад,
И чувство зала ожиданья с движеньем памяти назад.

Вопросов больше чем ответов, и всё ещё загадка жизнь
Во тьме запретов и заветов… Внимай им или откажись!

Верь в Загадавшего Загадку, вперяя очи в небосвод,
Иль богоборствуй – взятки гладки, мол, с верящих наоборот.

Но озарения минута сама собой сквозь сущий ад,
Как манна с неба: «Жизнь оттуда, откуда всё чему ты рад!» –

Придёт-таки, ошеломляя, и ты воскликнешь: «Боже мой!»
Впервые в жизни понимая, Кому благодаря живой

И ничего не объясняя, не потому, что горд и зол,
Незримого обожествляя, найдёшь и веру, и резон.

И всё смиреннее и тише, спектр упований не широк,
В записочке «За здравье» впишешь всех, кто с тобой не одинок.

Теряя лучших слов предназначенье

Куда не кинешь око – чернозём,
Но пустыри и захолустья всюду;
И рад понять – растёт печаль откуда,
Да пониманье – взращивать на чём?

Поэт хандрит, твердя: «Не смей будить!»
Имея право в эру одичанья,
Всеобщего, на скорбное молчанье,
Елея склянку не спеша открыть.

Плохое время – час от часу злей! –
Пора нелучших слов, ад униженья;
В душе, окаменевшей, в заточенье
Томится примирительный елей.

Тут взращивать бы радость и мечту
О единении надежд высоких!..
Но в чёрнозём отчаяний глубоких
Уходят корни невесёлых дум.

"Ещё не вера, но совсем немного"

* * *

Должно сойтись. Рука отыщет руку,
Чтоб в их смыканье ток сердец возник.
И стрелки, разнесённые по кругу,
Должны сойтись в известный час и миг.
Соединятся линии и звенья,
Сойдутся звёзды и киты планет.
Должно сойтись: посыл и вдохновенье,
Талант и жизнь, читатель и поэт.
Галина Булатова ("Должно сойтись")

...Ещё не вера, но совсем немного
И силой задушевного огня
Соединятся воля и дорога,
В невидимом уверенность храня.

Предощущая, чем осуществится
Желаемое, воссияет свет…
И ничему, кроме любви, не сбыться!
И ничего, кроме любови, нет!

"Не опохмела ради, после чая"

Сонм памятей: твоя и о тебе, –
С одной лозы, да в разные сосуды
Ток жизни: были, мифы, пересуды, –
Пей–не хочу, ища покой себе!

В компании: в стихах ли между строк,
В изустной ли воспоминаний прозе,
Поёживаясь, словно на морозе, –
Где б, с кем бы ни был, – всюду одинок.

…Очищенная память хороша! –
Чем дальше, тем прозрачнее и чище;
Уже и оправдания не ищем, –
Не уксус, слава Богу, пьёт душа, –
Листвою ностальгической шурша!

Иллюзий – не стреноженных коней,
В событиях расставленных как надо,
Пася… В штыки встречает конокрадов –
Другие памяти на склоне хмурых дней,
Сквозь сон крича: «Будить меня не смей!»

И чудом пережив своих друзей,
Коллег-врагов по творческому цеху,
Молчит, светясь в ночи, одна, как веха,
Себе самой: архив, госхран, музей –
Зевающий надменный колизей!

…Пей, пей! – своё, чужое, всё подряд, –
Событий давних вымыслы и правды…
Грог рока?.. Откровенья винограда? –
Не спрашивай!.. Ответы невпопад!

С утра, как дегустатор, натощак, –
Не опохмела ради, после чая,
Оригинал с подделками, сличая, –
Суди сурово, или же прощай.

Но, так и не узнав, где, правда вся,
Кто автор, после тысячи поправок,
Тьмы тьмущей разбавлений и добавок,
Начнёшь молиться, Истину прося...

Ищу и нахожу легко

От суеты свершив побег
В ту область, где не надо визы, –
В приволье не телесных нег,
Сбыванья грёз, а не капризов,

Ищу и нахожу легко
Всё что душе необходимо,
Ведь главное недалеко –
И явственно, и ощутимо.

Взмолюсь – и станет, что прошу!
Казалось бы, и нет в природе!
И вот дышу – не надышусь!
И слышу голос: «Я не против!»

Мне ничего не надо впрок –
Но всё и сразу!.. Я не скромен?..
Наедине не одинок,
И в сонмище людском укромен.

Горчичное моё зерно,
Посеянное Бога ради,
Взойдя, даёт плоды зело,
На всё село горчицы хватит!

Не ищущим себе иной дороги

1.
А мне б туда, где тоже одиноко,
И скромен быт настолько – что беда!
Но только там мне видится далёко,
Откуда не уехать никуда.

Не потому что нет путей, напротив –
На все четыре стороны пути!
Душа лежит, как тыква в огороде,
Как вещь в себе, сказав: «Не уходи!»

Лежит – к земле и небу, солнцу, звёздам! –
К России предназначенной судьбой,
Где никогда не рано и не поздно,
Вынашивая вечность, быть собой.

Поскрипывает за плетнём телега.
Попахивает осенью простор...
Душа лежит… Ей не пропасть под снегом.
Какой ещё быть может разговор!..

2.
Не возвышаясь на закате дней
Над прочими избранниками жизни,
Поёшь любовь, не полосуя ближних
Иллюзией особости своей,

Как тот снегирь над узкою тропой,
Не ищущий себе иной дороги…
Есть и ему чего сказать о Боге
Так, как никто и никогда другой.

Долженствованья трудная стезя,
Где каждой твари горестно и тесно.
Но только тут нести свой крест уместно
Безропотно, всё выше вознося!..

И пусть тогда, язвительно коря,
Тебя освищет пересмешник пришлый –
Ему не примерзать под нашей вишней
Всем существом к отеческим корням,

Как снегирю, суровою порой!
Как тем рябинам, занявшим высотку
Великой кровью!.. От любви высокой,
Не мыслящим себя в земле иной.

"Мгновение подснежника круша"

* * *
Мгновение подснежника круша,
Вздыхает относительная вечность –
Мужского пола боль и человечность, –
Мятущаяся в сумерках душа.

Чтоб отойти от суеты сует
Как можно, и насколько можно, дальше,
В ту часть Вселенной, где ни лжи, ни фальши,
В мечтах о том, чего, по сути, нет.

Собрав букет, одарит красотой,
Свершая то, что свойственно всем людям,
Прочтёт: «О, как убийственно мы любим!»,
Поэзией блистая, непустой.

А, может статься, без излишних слов,
В стакан гранёный окунув букетик,
Наполнит рюмку тем, что есть в буфете,
Весьма широко к нежностям готов.

Шепча: «О, до чего же хороша!» –
И, падая без чувств, отдав все силы,
Закончит вечер ярко и красиво,
Любовным лепетом нелёгкий день верша.

Куда идёт надменный вождь?

Игорю Быстрову

Куда идёт надменный вождь,
Как скверный серый дождь осенний?
Не в силах властвовать над всеми
В промозглый полдень сеет ложь,
Мол, без меня ты пропадёшь.

А мне плевать, я под зонтом!
Не согрешу, сказав семейным.
Лжи супротив надежды сею,
В мечтах о мире золотом
Под нежно-голубым зонтом.

Чу, чую!.. Чудом вдалеке
Морзянка каблучков весёлых!
Моя весна! – мы новосёлы –
В сей мир явились налегке
В мечтах о славном островке.

Сквозь изморось спешим туда,
Где много солнца и пространства,
Нетягостное постоянство,
Во все блаженства провода…
И мы звоним туда-сюда.

«Салют»

Как это небо в час салюта,
Он был талантлив абсолютно –
Набит стихами… Красота!
Читаешь – блеск! Но пустота
Прочтенья после. В горле горечь.
Сверкнёт строкой в глухую полночь,
Потешив разно-праздный люд
Растратой редкостных минут,
Дарованных на дело свыше.
…Но жизнь прошла. Талант всё тише.
Пустыми гильзами стихи
Разбросаны. Дела плохи.
В душе осадок. Книжек груда.
Всё, что осталось от «салюта».

Из книги "Песочница замыслов"

1. Собрату по перу

Мужайся, брат!.. Ты лодырь, и подлец
В глазах преуспевающего люда;
Юродивый писака, скверный чтец...
И для жены – бездельник и Иуда?!.

Возрадуйся, мой безлошадный кум,
Высоких мыслей сумрачный владыка!..
Подумаешь, освистан парус дум!..
Кто, из дерзнувших плыть, штормов не мыкал?

Да ты распнись хоть с тысячей святых,
Вслед за Христом пойди до самой сути!
Чернь, разъярившись, вырыгнет, что ты
Бес во плоти!.. И, веруя, осудит.

А бездаря и вора пощадит –
Своих зеркал толпа не разбивает!
Все правильно – на то ты и пиит!..
А кто ещё убогим сострадает?

2. В песочнице замыслов...

– А жизнь-то проходит!
– И вправду, проходит!
А мы всё живём, как беспечные дети,
На грязных задворках убийственных родин,
В песочницах замыслов вечностью бредя.

И в кухонный рай, где иллюзий плавильни,
Себя золотых табака за понюшку,
Отдав, забываем, что жизнь – не кумирня,
Отчизна – не крыса, любовь – не игрушка!

Судьбу растеряв, как чубы по подушкам,
Мечты испилив на подстилку ристалищ,
Мы стали подобны общественным кружкам,
Протравленным в смерть суррогатом «товарищ».

Ни спиртом, ни клятвой любого разлива
Уже не обманешь испившего яду.
Склоняюсь над миром не суетной лирой,
А Лиром, которому славы не надо.

Нечаянный триптих

1.
Лебедь-зеркало в зеркале чёрной воды,
В небо-зеркало хочет взлететь…
А двуногим куда – от вины, от беды?..
В Лету? – Зеркало вечное ведь!

Бар. Зеркальная стойка. Зеркальный привет.
Завсегдатай с бутылкой взасос.
На оси шар зеркальный – осколочный свет…
Неужели всё это всерьёз?!

Зеркала, зеркала – заколдованный круг...
Бабка-спесь – мельтешняня грехов –
Обольщает забвеньем тоски и разлук,
Упраздненьем библейских стихов.

Лиц не видно – своё забываю порой.
Изнутри и снаружи – одно:
Мир, которого нет; время пахнет войной –
В зеркалах отразилось оно.

2.
Что шли, что ехали! –
Сто лет стояли стоймя…
А надо бы лететь на всех парах!
Но то, что миг назад мычало в пойме,
Решило вдруг всех уравнять в правах!

И встало насмерть поперек дороги
Прискорбной массой, будто умер кто.
Но живы все (и, слава Богу!) в Боге, –
На Небе, на дороге и в авто…

А думы, чувства –
В пику поперечным:
Должна понять, что я не позабыл!...
Неужто порознь также перед Вечным?..
Нет, нет и нет – превыше всяких сил!..

Безумьем заблокированный чуждым,
Или Бог весть ещё чем, пьяным в дым,
Зажатый в смерть… Тут никакая чуткость!..
Ум никакой, не сладит с роковым!..

А мне бы, мне!..
С тобой у перекрёстка
Решать: куда совместный путь держать?
Где нам никто не запретит навёрстывать,
Не помешает лучший мир рождать!

3.
Казалось бы: бирюлька, грёза лишь! –
Чего в природе нету и в помине,
А так возлюбишь, обоготворишь,
Что плотью станет и получит имя.

И в жизнь войдёт. И властвовать начнёт,
С достоинством хозяйки, непреложно;
И станет всем, сомнения сотрёт,
Как пыль с икон, – с почтеньем, осторожно.

Уверуешь! И голову склонишь!
И будешь знать за что идёшь на плаху...
Всего лишь грёза! А на смерть глядишь
Через неё – без ропота и страха.

Закон пути

«Вот этого… не будет никогда!» –
Сказал и, оглянувшись, не поверил.
Катилась с крыши вечная вода,
Скрипел морёный дуб разбитой двери,
Залатанной проржавленным листом…
Гранит крыльца. Тщедушной бабки стон.
Пожухлый лист кленовый на граните…

Не будет?.. будет?.. Двери скрип да скрип.
В промозглой полумгле скиталец – влип
Бедняга в передрягу… Безысходность.
Дорога в абсолютную негодность
Пришла… И хорошо! – Закон пути:
Ломается педаль, как ни крути;
Горит броня, как восковые свечи…

Крыть нечем, потому и «никогда»
Срывается, как в бурю провода
Под напряженьем – смыслов замыканье…
А ведь не будет!.. Милая, прости,
Что не могу, увы, не отпустить,
Не видя смысла в силе привыканья!
Беда разлуки лучше, чем хомут
Подложных обязательств и минут
Дегтярных – в бочке месяца медовой…

"Вновь за стихи берёшься, как за гуж"

1.
Замшелый камень – стол, а кресло – пень;
И леший знает – страннику товарищ:
Что значит – быть, когда который день
В тревожном котелке двух слов не сваришь.

Густая земляничная заря –
Вареньем по горбушке горизонта…
О, как тут неуместно слово «зря»!..
Но лишь оно окрест зловещим фронтом.

И бесконечным эхом слово «где»
Сердечные дубравы облетает,
И дымка кружевная на воде
«Куда» с «зачем» как увязать не знает.

Бес не в ребро, а в сивый котелок,
С последней каплей веры на излёте.
Скорей, скорей! – в свой сирый уголок,
С бездонной мерой нежности напротив.

К той, кто наполнит, ведая – зачем,
Не мудрствуя в любовном закуточке;
И ангелом, блаженным, на плече,
Устав, уснёт, размолвке ставя точку.

2.
Стихает публицистика стиха
И ложный пафос глохнет близ опушки…
Бежит душа подальше от греха
Под своды покосившейся церквушки.

Колоколов пасхальный перезвон.
Лягушачьих концертов недокучность…
Всему и вся – и время и резон!
И облаков предгрозовая кучность

Не в тягость… К месту всё – и по душе:
И жизнь – вопрос, и смерть – загадка жизни…
И, вроде бы, всё сказано уже,
Но несказанность осеняет мысли.

Вновь за стихи берёшься, как за гуж,
И тянешь в гору, критикам не внемля,
(Кривляющимся: «Дюж или не дюж?»)
На твердь любви израненную Землю.

Наш Дон-Кихот

На страже нив сияющих заплатами,
Последнею заставой от ветров,
Стоит лесок – листва худыми латами,
Как Дон-Кихот, на рубеже веков.

Со всех сторон оплёванный, израненный,
И глух, и нем, как потерявший речь,
Глядит с тоской на ближнее и дальнее,
Вздыхая о своём, что не изречь.

Знать, не с кем разделить тоску-кручинушку,
Что измотала душу, одолев?..
И спел бы «Догорай моя лучинушка»:
«Репертуар, – сказали, – устарел»!..

И не подхватят доброй песни лешие –
Какие-никакие, а свои! –
Ушли подальше, как калики грешные,
На злобный мир, обиды затаив.

Осталось только эхо сумасбродное:
Ворочается, кашляет, сипит…
Спросонья, спьяну ль: «Боже! Мама родная,
Что деется с Расеей!» – говорит.

Благословенная минута

Чай травяной заварен круто –
В распадке меж холмов парит.
«Благословенная минута!» –
Дед внуку тихо говорит.

Внук не бездельник на покосе, –
Сухое сено ворошит, –
Всё сам да сам!.. Поесть не спросит,
Пока копну не завершит.

Поёт коса. Звенит зарянка,
С побудкой явно запоздав;
Над медуницей спозаранку
Шмель с трудной нотой совладал,

Как бас в церковном стройном хоре,
Под куполом цветка гудит;
Пчела несуетная вторит,
Свеча небесная горит.

Луг жаворонком заворожен
Несёт распутья тяжкий крест;
Ветр буйный приуныл – стреножен,
Нелепо названный «зюйд-вест».

Над полем туча, словно бурка,
Висит на плечике луны –
Ждёт казака. Грустит каурка
В предгрозье чуткой тишины.

"– Крадут? – Крадут! Сознательно и без…"

1.
– Крадут?
– Крадут! Сознательно и без…
– А что же ты?
– Смотрю и улыбаюсь,
Любуясь кромкой непустых небес,
Благоговейным взглядом прикасаясь…
Причастник так целует Чаши край,
Вчерашний вор, убийца, может статься…
Я тоже ведь: «Отмсти и покарай! –
В свой час кричал от боли, если вкратце, –
Украли деньги! Авторство! Покой!
На тишину молитвенную – право!»

…«Что ж это за богатство и на кой,
И что за мир такой? Что за держава,
Которую у множества крадут
Убожеств окаянных единицы?
И что за вера, если отберут,
Не зная, как и где остановиться?» –
Посыпались несвойственные мне
Вопросы безобидной чередою,
В живой, небезответной тишине,
Исполненной надежды и покоя.

2.
Оазис – жизнь, но и пустыня – жизнь!
И вечной ночи абсолютный холод –
Иная жизнь… А ты своей держись
С достоинством – и в сытости, и в голод!

Любви во имя, значит вопреки
Кого-нибудь (чего-нибудь) – без фальши;
Не враг себе настолько, что враги,
Бегут тебя, как тьма от света, дальше!

А дальше – больше!.. Времени в обрез –
Настолько мало, что проходит вечность!..
Но ты душой в непреходящем весь,
Как вера, как любовь и человечность! –

Вне времени! – ты Истиной живёшь,
Творя, что должно, что необходимо.
…Нещадная окрест ярится ложь,
Песчаной бурей, не промчавшись мимо.

"И это вы ближним зовёте"

* * *
И это вы ближним зовёте –
Смотрящее нечто сквозь вас?
Жуёте вы или умрёте–
Одно выражение глаз.

Надменные эти зеницы,
Брезгливые эти уста…
Пройдёт эта гордая птица
По трупам – задача проста! –

На лучшее место под солнцем,
Не к общей свече – к пирогу!..
И будет за кресло бороться,
Как в рупор крича: «Помогу!»…

И ткнёт на поминках прескудных
Пятак безутешной вдове,
Сказав: «На Руси нынче трудно».
Подумав: «Особенно мне!»

И слёзку при этом уронит
На гробик с дырявой доской…
Он также и Русь похоронит,
Нездешней проникшись тоской.

Кварк Шахмат и Ко...

1.Кварк Шахмат

Кто из плеяды светочей – поймёт,
О чём тут я полжизни изгаляюсь!
И не на миг в себе не сомневаясь,
Собой любуюсь вечность напролёт.

Мне шашечный чапай кричит: «Виват!» –
Чирикну глупость иль чихну, к примеру…
И вдруг сверчок зоилом-изувером
Сподобился на слово «плагиат»,

Не ведая, что счёты я сведу…
Какие счеты? – спросите. Большие!
Мне, всяк дурак, кто не в мою дуду
Задумал лишь подуть – уже сфальшивил.

А тут накат!.. И посему в набат
Бью, созывая рать единодумцев,
Мой обожатель мне и брат, и сват,
Скажи хоть «гоп-цаца» и «умца-умца»!..

Услышу в этом "умница!..ца-ца..."
«Ца-ца» тут неслучайным эхом в роще, –
Заказанным от третьего лица –
Льстеца, чтоб догадались, скажем, проще.

О чём я тут?.. Ах да!.. Да ни о чём!
Стреляли в воздух – эха, проверяя
Готовность отозваться горячо
На «умца-умца» – без конца и края.

2. Прерванный диалог

– Обругали человека чмом
Лишь за то, что он, предельно нежен,
Пидором назвал вас?!. В горле ком –
Плачу.... Сударь мой, да вы невежа!
Если б Вездесуева – меня,
Также многократно и публично
Ложью приголубили, любя,
Я б облобызал витию – лично!
Как гросмейстер в этаких делах,
Делаю вам, друже, замечанье!..
На каких, не спрашивать, правах!
– На парах, не первых, одичанья?

3. Исповедь чертополоха

Как трын-трава, как ложь на лжи,
я прорастал чертополохом,
вмиг отличив блоху от вши,
кричал: и то, и это плохо!

Отец с усердием лечил
всё и всегда ядрёным дустом,
чтоб я легко мог отличить
От Зороастра Заратустру.

И что же вижу я один?
Паденье нравов... Ну и рожи!
Нельзя без маски тут ходить
мне божеству среди убожеств!

4. Новый будда

Весёлого газа зело надышавшись,
Парю над «Бульваром Цветным» новым буддой.
Снуют под ногами шумливые шавки,
Разряженный пидор... Мешает паскуда

Осваивать технику "густонопусто"!
Ему ли понять, чем на свете живу я?
Отечества дымом пусть тля на капусте
Дыша, прослезится, мозги тренируя!

Ты мне не пипикай, "Победа"–машина!
Условно – машина! Условно – победа!
Тебе ль мне внушать – кто мне друг, кто вражина!..
Мне «Бумер»-учитель, открывшись, поведал!

Россия-картошка 9 мая
Облеплена так колорадской тесьмою,
Что я задыхаюсь, с трудом понимая,
Кто в ней я такой, выходя из запоя.

5. Дщерь – нос в любую щель
(от нападения саранчи и другой твари)

1.
Её так много, что тушите свет,
Едва войдёт, отчаянно читайте:
«Не смей меня будить!» – «дщерь» добавляйте
В уме к тому, что сочинил поэт.

Потом, когда «Отрадней камнем быть!»
Из ваших уст упав, сердито грюкнет
Пред бестией, отправьте в подпол – люк есть!..
А коли нет – взашей, сказав: «Итить!»...

Весьма уместно «Отче наш» – всегда! –
Читать от нападенья дщери злостной.
…А если говорить уже серьёзно:
От твари сей ни пользы, ни вреда!

2.
Сей вихревой – бес рыжий в юбке –
В любую нишу, паз любой,
Сверчков спугнув запечных, юркнет…
Зачем?.. Не спрашивай на кой!

Хочу, мол, что хочу – и баста!
Здесь и сейчас, терпенья нет!..
Слепых глаголов разномастных,
Тьму наплодив, пускает в свет.

Его (её) бы дихлофосом,
Как прусаков, но жаль сверчков!
Пускай уж лучше крутит носом
В сортире под половичком!

"Среда. Дождит. Жду четверга".

* * *
Среда. Дождит. Жду четверга.
И свистнет рак на косогоре!..
Река в кисельных берегах –
Коктейль молочный на просторе.

В окошко постучу чуть свет,
Скажу: «Решай, душа-девица!
Кто я тебе жених аль нет?
Журавль судьбы или синица?"

Коль третий лишний не лишён
Ума – поймёт: о чём пророки...
Кому венчальный неба шёлк,
Едва соткавшись, лёг под ноги.

Приду, как обещал, не сам –
Друг подтвердит, что я хороший!
Какие шутки?.. В Небесах
Сложились звёзды в день погожий!

Великолепный дождь прошёл
По хрупкой кромке дня и ночи!..
О чём мечтал, то и нашёл!
Чего желал, то напророчил!

Подкову радуги несут
Лучи рассветные – пострелы!
Мол, намечтал себе красу,
Не говори, что есть пределы!

"Все души, как не прячься, на виду!"

* * *
Матёрый шмель, имея редкий дар
Пить, не пьянея, без конца и края
Посасывает клеверный нектар,
Как дегустатор, трубочки меняя.

Забот житейских непочатый край! –
Родиться, жить и умереть на поле...
Не про него: «Как звали, поминай!» –
Судачат пересмешники раздолья.

Басит себе над лугом заливным –
Поёт осанну небесам иль ропщет?..
Пойди, узнай!.. Мотивы старины
Подхватывает эхо в гулкой роще.

Слух абсолютный ловит налету –
Кто чем живёт на наших нивах, долах…
Все души, как не прячься, на виду!
За каждой песней и душа, и доля!

Казалось бы, гудит себе под нос,
Хлебнувши с горя иль с устатку, бренный…
Не думая, – не в шутку, не всерьёз, –
Что без него ни поля, ни Вселенной!

"Скатёркой самобранкой майский луг"

* * *
Скатёркой самобранкой майский луг.
Пчелиный рай. Шмелиная отрада.
Пыльцу и пыль, не путая в пылу,
На сём пиру и я персона грата.

Без пресыщенья взглядом пью простор,
Душа ликует жаворонку внемля;
Не вопреки и не наперекор
Тут всяк сверчок Вселенную объемлет.

И нечего доказывать ему,
По праву быть имеющему место
И время пребывать любви в плену…
Есть, умерев за что, потом воскреснуть!

Чтоб сказать: «Я жизни не боюсь!»

* * *
Как листва листве на общей ветке,
Ближним говоришь: «Мы не враги!..
Помолитесь за меня соседки,
Разомкнув порочные круги!..
Помолитесь, как жена за мужа;
Мать – за сына, смертник – за себя…
Круг познания до точки сужен,
Где не презирают, не винят…
Где не всуе говорят: «Помилуй, –
Господи!» – надеясь на ответ
Не в посмертной жизни за могилой,
А уже сегодня… Льётся свет!
Не извне, не из далёкой дали, –
Изнутри, что названа душой -
Место абсолютной безпечали,
С вечностью заботы пребольшой.
Старое и новое едины! –
Дед и внук гуляют под зонтом…
Боже, до чего неутолима
Эта жажда жизни!.. Полон дом.
В эту жизнь заваренную круто –
Сколь ни разбавляй, имеет вкус! –
Ты вошёл в свой час не на минуту,
Чтоб сказать: «Я жизни не боюсь!»

Чёрная дыра

Чернь натрудившись, тащит восвояси,
Как непреложной истины триумф,
Свою ничтожность по извечной грязи,
Свой никуда не годный гордый ум.

Используя проверенные яды,
Надуманного затравив врага,
Кричит, влача в грядущее снаряды
Гремучей лжи: «Минута дорога!»

Собранье мест пустых на зыбкой кромке,
Собою заслонивших кроткий свет;
Вихрь ропщущих! Ворчащая воронка! –
На всё и вся, мол, пониманья нет!

А что же есть? – пугающая общность
Непокаянных задранных носов,
Качающих права – полощут площадь! –
Как вакуумный насос, идя вразнос .

"Что Благодатью, то навек!"

* * *
Что Благодатью, то навек –
Единственно! Неповторимо!
Вчера пропащий имярек,
А нынче – отчество и имя.

И говорят уж: «Вышел толк!»
А он: «Есть повод для молебнов!
Всё что бесценно – свыше то,
Как этот дождь над полем хлебным!»

Великолепный, славный дождь!
Работа неба не вслепую!..
Поникшая запела рожь,
Отраду вымолив, ликует!

Казалось, песня ни о чём –
Тому, кто не страдал, не падал…
А рожь, как бы к плечу плечо,
Как вызволенный люд из ада!..

"Льзя – на людях и втихаря… Льзя! Льзя!"

* * *
Любить омаров не вкусив ни разу –
Любовь престранная! Но я люблю – и точка!
Планету «Люк в другое измеренье»
Открыв в себе, люблю, и посещаю
На ней безвестных гениев Шираза!
А что – нельзя, воссев в тени на кочке,
С тарелки неба к утреннему чаю
Слизнуть зари клубничное варенье –
С каёмки («Word опешил) голубой?

..."Льзя – даже если никому не можно!
Льзя – осторожно и неосторожно!
Льзя – на людях и втихаря… Льзя! Льзя!" –
Так говорит любовь – моя стезя!

А уж кому "низя", тому "низя"!

Крупно повезло!

Нам очень повезло – мы не богаты!
До степени такой, что лгать не надо
Друг перед другом, умножая зло
Достатка ради… Крупно повезло!

И понимать тут нечего – тут плакать! –
Но слёз в обрез… Бессмысленную слякоть
Издревле не разводит нищета…
Суровая нещадная тщета!

Счета, что до летального исхода
Доводят здравый смыл всего народа
До точки и до ручки… Будем жить
Ещё три века, чтоб долги покрыть!

Всем повезло! – родителям и деду,
Как пушечному мясу, на Победу:
Зарплаты пшик – терпения на кромке,
На два штыка – лопаты и винтовки.

"Колесо на треснутой оси"

Рождён благодаря войне и смерти...
Вымаливаю: мир, любовь и жизнь,
Над бесконечно жуткой круговертью
Опасных слов, вдруг выпалив: «Держись!»...

Держись Земля, во что бы то ни стало,
Как колесо на треснутой оси!
Отечество держись – как ни устало! –
Семьи усталой… Помощь попросив.

Держись семья!.. Тебе ли, измождённой,
К извечным лихолетьям привыкать?..
Отчизну-христорадицу солёным –
Последним сухарём – не попрекать!

Сие занятье мудрецов хвалёных,
Перед собой разумных – для себя…
Держись от них, надменных и холёных,
Подальше, православная семья!

Мы выживем не вопреки, а ради! –
Нам есть чего во имя в мире жить,
Мечтая, об особенной награде,
Которой можно вечность дорожить!

"И после смерти тут покой не снится"

* * *
«Моя река, мой луг, моя Россия, –
Ты говорил, – любимая земля!» –
И умер за неё... И запросили,
Содрав три шкуры, мягко говоря,
За островок кладбищенской землицы
Всё, что скопил ты за безбожный век…
И после смерти тут покой не снится,
И не находит правды человек!

* * *
А лес так тих (нет ни зверья, ни птицы?) –
Ни шорохов, ни звона мошкары;
Меж голых веток дальние зарницы…
Ни выстрелов, ни песен – до поры!

Посеянные камни дали всходы.
Озимые печали широки.
Посчитаны, как бройлеры, народы –
Последней Мировой войны враги.

Свинцовых шершней лёт – невыносимый
Седое эхо, вспомнив, задрожит…
В безлиственных израненных осинах
Студёный воздух ужасом прошит.

* * *
Знать, звонкой лебединой песни время
Не подошло – не выгрелись слова?
Молитвенного правила не бремя
Несёт душа, вступив в свои права.

Но зреет, зреет песня неземная
О красоте обыденной земной,
По простоте святой обожествляя
Убогий край с судьбой полуслепой!

И чудом крепнет – скептикам не в пику,
Зоилам записным не вопреки;
Стучится в свод небес блаженным бликом,
Вдруг ставшим достоянием реки

Как чудо жизни в материнском чреве,
Ещё не речь, но знаки подаёт;
Листком полураскрывшимся на древе
Ещё невнятно, но поёт, поёт!

Опасный свидетель

Не мизантроп, но и не филантроп,
Спонтаннолюб, наитьем обожатель,
Любивший мимолётно – и по гроб,
Небесных грёз невольный обладатель;

Опаснейший свидетель и знаток
Великих тайн… Но нет надежд открыться!
Не потому что страшно одинок,
А просто – понимание не снится!

Да мало ли что хочется ему!
Но он не вор чужого света в окнах...
А вы, из тьмы летящие во тьму,
Всё требуете прока от пророка!

Исхода из тщеты не находя,
Под лампою луны, как на липучке,
За безысходность светоча казня,
Ночь жуткой одинокости кляня…

Как будто на рассвете будет лучше!

Над родником

Сруб невысокий над ключом студёным,
Постукиванье кружки на ветру
На гвоздике – о звонкий дуб морёный…
Здесь я от жажды, братцы, не помру!..

А братцы – гомонящие пичуги
(Что в гомоне их радость иль укор?),
Смеющиеся на ветру подруги –
Берёзы…(О пришельце разговор?).

Уж не забыл ли тонкостей общенья?
Обычаев родимой стороны?..
Побрезговал, как нехристь, причащеньем?
Попрал святыни гордой старины?

Всего-то надо – приклонить колени,
Перекрестившись, жажду утолить!..
Как пред иконой, сотни поколений
Сплелись в живую – в бесконечность нить.

...Перед криницей, как перед Единым,
Молясь непостижимой глубине,
Переживаем трудные годины
Не одинокие наедине.

Лежит душа...

…А мне б туда, где тоже одиноко,
И скромен быт настолько – что беда!
Но только там мне видится далёко,
Откуда не уехать никуда.

Не потому что нет путей, напротив –
На все четыре стороны пути!
Душа лежит, как тыква в огороде,
Как вещь в себе, сказав: «Не уходи!»

Лежит – к земле и небу, солнцу, звёздам! –
К России предназначенной судьбой,
Где никогда не рано и не поздно,
Вынашивая вечность, быть собой.

Поскрипывает за плетнём телега.
Попахивает осенью простор...
Душа лежит… Ей не пропасть под снегом.
Какой ещё быть может разговор!..

Перепутав времена

1.
Перегорело солнце в небесах –
Закоротило, видимо, проводку?..
Ветра в саду, как пьяницы на водку,
Сшибают медь последнюю… Гроза.
А на дворе мороз... Шальной петух
Пропел сердечно курам на смех зорьку;
Каштан, расцветший на зиму, потух,
Вдруг осознав – насколько это горько
Открыться, перепутав времена
В юдоли, донкихотствуя широко…
И мало греет, что не одиноко
Средь сонма тех, в ком бодрствует вина.

2.
Юродствую, буравя взглядом твердь
Броне-ворот китайского проката.
Глазка дверного бравурная медь
Мигает раз за разом воровато.

Нам много есть о чём не говорить
В контексте вечных прав – любить и верить,
В формате грёз – хочу счастливым быть,
В пылу свобод, уткнувших очи в двери.

На все засовы гордости язык,
На все замки секретные жеманства…
Три тыщи лет – глаза в глаза впритык –
Геройствуем, играя в постоянство

Потерь, не дорастая, до «прости»,
Укореняясь в прелестях докучных…
О, как мы можем счастье упустить
В припадке заблуждений наилучших!

Где сосны, как потерянные вехи

...Пиво «Дипломат» в янтарной крошке. Волны лижут тёмное стекло,
Бурным обдавая нетеплом дикий пляж... Увы, всё это в прошлом! –
В дюнах, где вполне сниматься мог фильм «Последний дюйм» по Олдридж Джеймсу…
«Ты и я – Адам и Ева… Бог где-то рядом… Не шучу! Не смейся!» –
На ухо возлюбленной шепчу… Диссонансом песня о фугасе,
Что грозит, зайдясь в тяжёлом басе, со «Спидолы»… Выключить хочу!

Ты – огонь… Иной «фонтан огня», защищая загорелым телом –
Песню, вторишь невпопад припеву:
"Какое мне дело
До всех до вас,
А вам до меня?"

А после…
После – моря лишены,
В которое однажды – и навеки!..
И сосны, как потерянные вехи,
Средь онемевших чаек тишины.

"Третий год подряд дожди на Троицу"

1. Под жасминовым парусом

Облака по низинам небесным, как копны плывут,
На отменно скользящих по млечной росе волокушах,
На ветрах ломовых, что не скоро окончат свой труд,
Праздный радуя взор, оставляя след памятный в душах.

А в ложбинке под ивой плакучей берёзовый квас,
В трёхлитровых бутылях, обласканных речкой студёной…
Над излукой пройдя, терпкой влаги пригубим не раз,
И за пегими вслед побредём в уголок затенённый.

В благодати покоя, холодную мяту примяв,
Под жасминовым парусом, пахнущим волей и счастьем,
Уплывём в наше завтра, откуда доныне стремглав,
Я готов сорванцом за гривастою дымкой умчаться.

2.Кадка памяти

Третий год подряд дожди на Троицу –
Освежают воду в кадке памяти.
Радуга, сойдя с небесной звонницы,
Поклонилась храму перед папертью.

Дьякон-друг, отличник семинарии,
За спасенье наших душ помолится, –
Всё как по любимому сценарию, –
Только ты своей судьбы невольница!

Мастер дежа вю довяжет кружево, –
То, в котором встреча нитью лишнею.
С бесконечным множеством ненужного
Познакомлюсь я под нашей вишнею.

Третий год без чуда буду маяться...
Ни письма! Ни весточки! Ни случая!..
Уж не от тебя ли дождь старается,
Передать мне веру в наилучшее?

3. Костёр

Костёр над речкой: свет, тепло и дым.
Отец и сын едины – жизнь прекрасна!
Холодной мятой веет от воды,
И на душе, как в детстве, снова ясно.

Сын благодарный пращурам своим
Любовью зрелой поминает ближних...
Отец кивает сыну: «Говори».
И гнутся ковыли, и рвутся вишни.

Костёр над речкой, яблок аромат.
В лучах заката догорает роща.
За эту землю – хоть в кромешный ад!
Как без вести солдат, как в ниву дождик!

Отец и сын... Огонь костра высок,
И дух такой, что замирает разум.
И молкнет эхо, уходя в лесок,
До благовеста яблочного Спаса.

Не по закону Ома

...По логике – и вовсе б не родиться!
И всё ж судилось – выпал жребий мне,
И я пропел (коль это мне не снится)
Осанну вышним… смерти и войне.

Кощунственно звучит, но суть превыше! –
Подспудное и манит, и страшит,
Не ёрнической желчью в спину дышит,
А материнским сердцем говорит

О том, что жизнь трагична и высока,
Рождённая за не рождённым вслед,
О том, что нестерпимо одиноко,
Без тех, кого по факту смерти нет.

И, вроде, свет отеческого дома,
И вещи те, что сызмала вокруг!..
Смерть и война… Не по закону Ома
Событий ток, непротивленья дух.

"Пророчествовать счастье тяжелей"

* * *
Пророчествовать счастье тяжелей,
Писать стихи отрадные труднее,
Чем предрекать периоды скорбей.
Печальное нам, видимо, роднее.

И даже в Книге книг годинам тьмы
Привычней находиться и просторней,
Свидетельства о рае так скудны,
И на душе от этого прискорбней.

Ловлю себя на мысли, что не лгу!
В иллюзиях чужих не пребывая,
Я будущему предвещаю мглу,
Пророческих оттенков не сгущая.

Откуда взяться светлости святой,
Когда в сердцах людских так много яда?
Но все же что-то борется со мной
И говорит: “Печалиться не надо!”

Несказанная радость поэта

Точка росы

...А ведь всё начиналось красиво: весна, половодье;
Путь скатёркой – на все, на четыре!..Способность летать!..
И летели по кромке, не знавшие пут и поводьев,
Молодые мечты родниковую пить благодать.

Абсолютное счастье!..Такое доверье друг к другу!..
Будто в точке росы, в миг один (и в тебе, и во мне)
И не чудом, а правдой исхода из мёртвого круга,
Дуновенье любви, как туман по иссохшей траве.

Не бесследным дождём, – меж землёю и небом, как похоть, –
А достигнув Небес, и, дозрев до великой грозы,
Ликовала любовь... Утомилась... Сомненьем не трогать!
Только верить и ждать, как трава, новой точки росы.

"В краю, где над могилой Канта"

* * *
В краю, где над могилой Канта
Закат двойным пурпурным кантом,
А-la будёновский лампас,
Я на Гнедом бурёнок пас,
За старым кладбищем немецким,
Где у поруганнных могил
Резвилось, не жалея сил,
Безбожное шальное детство.

Вандалы юные мячом,
По черепам арийской расы,
По склепам, где почили гансы,
Лупили.
Совесть ни при чём!
Как ни при чём убогий разум,
Внушавший геринговским асам
Бомбить святыни.
Нипочём,
Ударить бомбой иль мячом.

Я пас коров. Они играли.
Кресты фашистские вручали
За каждый мастерский удар…
Над сопкой бдительный радар
Искал врага. Кружили слепни.
Мир к новой двигался войне,
Уверенный, что враг – вовне.

Довольствуясь любимыми вещами

* * *
Когда цветут сады и обновленный лес
Встречает солнце птичьим перезвоном,
А от церквей к домам пасхальный благовест
Разносит эхо по днепровским склонам;

Когда всенощным бденьем утомлен,
Я отдыхаю на сосне упавшей,
А рядом суетится юный клен,
За пару лет заметно возмужавший,

Тогда, забыв о том, что мир жесток,
Что жизнь перенасыщена страданьем,
Я обживаю, как сверчок шесток,
Мой уголок в суровом мирозданье.

Не мучаюсь безвестностью своей,
Довольствуюсь любимыми вещами
И, словно бог, живущий средь людей,
Привычное бессмертье ощущаю.

Заморский птах – невесть какая рыба.

1.
Сей птиц мифически велик – практически ничтожен,
Рифмуется, казалось, «лик», выходит – только "рожа".
Не Сирин и не Гамаюн, сев Ване на макушку,
Свистит, а говорит: «Пою» – и гадит на Ванюшку.

Пень пнём, но не летит в Пном-Пень – гнездо не по пииту;
Скорее кремний, чем кремень – зыбучий прах гранита.
Слоясь, как чёрная слюда, лица не лучшей рожей,
Не зная чести, без стыда, желчь пасквильную множит.

Ему б мозгами скок-поскок, наскоком иль с заскока,
Махнуть на ПМЖ в Моздок, витийствуя широко!
Но не кунак царю, не кум… В Моздок ни в коем разе!
В индейцы из варяг – ку-ку!.. Судьбу-индейку дразнит,

В известном смысле, например, назвав вас лилипутом,
Он в этом смысле – Гулливер… Калиф хоть на минуту!..
Народцу «гномьему» привет не шлёт – не ровня ибо,
И не родня… Тушите свет, над нами птица-рыба!

Почти былинный персонаж – голец, но сутью – дятел,
Входя в надменный пилотаж, он повсеместно гадит.
И донкихотством напоказ, комично гулливеря,
Идя вразнос, пускает газ, закрывши окна-двери.

А нам… Что нам?.. Нам хорошо! – ни холодно, ни жарко!
На свежем воздухе свежо, а гольце-дятлу парко!..
Мы б помогли ему, ей-ей!.. Но гордый птах став раком,
Хотел сказать, что не пигмей, а показал – всем видом…

2.
Гражданин страны, где лучше
Жить, кляня эпоху сучью,
Русь немытую уча,
Где внучонком Ильича
Золотую рыбку лучил,
Но не вымучил, дроча.

Гражданин всея… всеяден! –
Пионерил на параде:
«Будьготоввсегдаготов!»…
Он и нынче, как в отряде,
В прятки заигравшись, гадит –
Не находит добрых слов.

Тот ещё варяг – в индейцы!
На пощаду не надейся,
Русь-кормилица!.. «Внучок»
Не поёт «Кострами взвейтесь!» –
Чизозоид с гордым фейсом,
Ноупроблемс-старичок.

Мстителем неуловимым
Самомненья рыком львиным,
Окияны и моря
Чрез,
К России нетерпимый,
Бросил, сам собой гонимый,
В Желчном море якоря.

Но ползёт по грунту якорь,
Видимо, накаркал Яков,
Вечным дрейфом утомлён;
Агасфером смотрит в небо,
Молвит: "Только там я не был!" –
Рдея мыльным пузырём.

"Вновь ветер на цымбалах гулких крыш"

* * *
Вновь ветер на цымбалах гулких крыш,
Придав старью оттенок неповторный,
Играет ритмы – вряд ли повторишь!..
Только одним дыханьем на валторнах
Любви сыграть возможно по весне,
Из уст в уста передавая звуки.

...Невольно ёжусь в сладком полусне.
И тает снег – последний день разлуки.

"Живут стихи – чуть автора подоле"

* * *
Живут стихи – чуть автора подоле;
Приносят их, как мать – дитя в подоле,
Бог весть, где нагулявшая и с кем?..
Что есть, то есть!.. Ну, а спроси: «Зачем
Кричать на всю вселенную об этом –
Последним из, иль первым из поэтов,
Нахмурив брови: «Быть или не быть?» –
Ходя туда-сюда, склоняясь к «быть»;
Не находя ответа – в рифму плакать,
Перенося в стихи туман и слякоть,
Сочувствия ли, истину ища?!.
Как вещь в себе, давать другим вещам
Свободу – быть, не попирая ближних,
И дальних – дольних, а тем паче вышних;
Имея дерзость верой называть –
Нахальство тыкать гордым пальцем в Небо,
Тщась вымолить за эту наглость хлеба?!.
Читателю – способность понимать?!

...Спроси, спроси, читатель бестолковый! –
Такой... Как и поэты все, не новый! –
Надменных щелкопёров зацепив,
Как смертный смертного, в погибельной цепи!

"Я ведь тоже любим на словах"

* * *
Я ведь тоже любим на словах –
Беззаветной горячей любовью:
Всей надеждой! Всей верой! Всей кровью!
И за совесть любим и за страх!

А на деле… на деле… на де…
День-деньской канареечный щебет;
Слов песок, фраз бессмысленных щебень –
Бесцементная смесь на воде!

А ведь было... Когда не до слов!
Когда сердце над сердцем, как птахи!
Для рождённых в счастливой рубахе
Всё и сразу – и пища и кров!

Под плацентой единых небес –
Ни упрёка тебе, ни гордыни!
Так откуда же эта пустыня,
Эта прорва зыбучих словес?

"Казалось бы, что взять у Серафима"

* * *
Казалось бы, что взять у Серафима
Молящегося Деве Пресвятой
В его жилище не для исполинов
Затерянном в обители лесной:

Осеннее молитвенное злато?
Надежды на спасенье – серебро?
Живой души несметные караты?
(Богатство духа! Чистое добро!), –

Старателя иного пониманья,
Не на пушнину "промысловика",
Ныряльщика в глубины покаянья…
А ведь нашлась – и поднялась рука!..

Невесть откуда – тот ещё народец! –
По неименью веры палачи,
Скатились с горки в келью («здрасьте» вроде!)
Червивыми орехами в ночи.

«Давай!» – кричат (а что? – назвать не могут),
Мол, знаешь сам, что прячешь от людей.
А Серафим, крестясь: «Побойтесь Бога!
Что надобно вам делайте скорей».

Он мог ответить более чем грозно,
В плечах косая сажень, твердый дух,
В устах меч правды – обоюдоострый,
Но абсолютно к жажде мести глух, –

Ответил тем, что и смирен, и кроток,
Всем скарбом скорби – мрачным господам,
Молясь за них, как за врагов-сироток,
Суть зная: «Кто с мечом» и «Аз воздам!»

Ушли, избив невинного, в свой омут,
Рыча от злобы или хохоча?..
А в уголке пустынника укромном
Напуганная до смерти свеча,

Придя в себя, вздыхала необычно,
И тени, – не привычно тяжелы,
Умей кричать, – оповестили б зычно
О том, как больно!.. Чем поражены!..

А Серафим, жив – не иначе чудом:
«Достойно...» – то ли пел, то ли шептал;
Оплотом веры, зная, что – откуда,
Смывая кровь с лица, как со щита.

"Поклоны бьют седые ковыли"

* * *
Поклоны бьют седые ковыли,
Как «соль Земли» в молитвенном стояньи.
Чумацкий шлях, прорезав мирозданье,
Всклубил созвездья млечные вдали.

Днепр (Борисфен, Славутич) в кандалах, –
На каторге безумия людского,
Влача судьбу затворника святого,
Винит себя, вымаливая Страх

Господень для создателей плотин, –
Пред Господом готов открыть пороги;
Так помня о грехах своих пророки,
Послушны Воле Божества Причин.

«Ревучий» стонет, предсказав беду
Давным-давно, как Иоанн Предтеча,
Но люди Православные далече
От пониманья – что живут в аду.

Над Хортицей плёс покаянных вод –
И не сегодня-завтра рухнут стены…
Днепру решать что будет с теми,
Над кем ещё он держит небосвод.

"Зачем мне ваш роскошный ад?"

* * *
Зачем мне ваш роскошный ад,
Когда мой бедный рай не в тягость, –
Не показные мир и радость,
Зветные покой и лад.

Входя в шикарный особняк,
Вы излагаете нелепость,
Что он для вас ковчег и крепость,
И щит от ядерных атак.

А мне не надо говорить
О том, к чему не прикипает
Душа моя – наитьем знает
Что может зло остановить.

Об этой силе промолчу,
Входя в уютную лачугу,
Где ждут и любят, и врачуют,
Затеплив у икон свечу.

* * *
Отражается небо
В расплавленной зноем смоле.
Птицам кажется лужа
Обычной водой дождевою.
Они жаждут спасенья,
Но вязнут, как люди в грехе,
В искажениях сути
Напрасно ища избавленье.

Каждым пёрышком
Веры неверной, беспечной любви,
Трепыхаясь надеждой последней
В пылу заблужденья,
Увязают всё глубже,
Молясь от зари до зари
Не причине вещей,
А опасным её отраженьям.

"Гнедые облака стоят над бродом"

* * *
Гнедые облака стоят над бродом,
От дел докучных отдохнув в ночном,
Пополненные свежестью речной,
Везут в поля в молочных флягах воду, –

Не думая, что дважды не вступить,
В ту реку, без которой трудно полю;
Как жизнь сама – пьёшь, напьёшься вволю,
Нисколько не страшась усугубить.

Идут неспешно, зная ближний путь,
Возница-ветер – старый их приятель
Не подгоняет… И чего бы ради
Гнать лошадей, когда в телеге суть?

"Пройдут годов тяжёлые составы"

* * *
Пройдут годов тяжёлые составы,
Мир сотрясая пошлой суетой,
И ты промолвишь горько и устало:
«Где он теперь, обидчик мой родной?»

И, может быть, совсем одна на свете,
Бессмысленные будни волоча,
Ты станешь думать: «А могли быть дети
И верный муж у нежного плеча».

Прошли года… И я узнал случайно,
Что ты, и впрямь, одна и помнишь всё,
Зовёшь меня судьбою и отчаянно
Ругаешь нетерпение своё.

Утешить бы тебя!.. Как от ненастья
Укрыть плащом от участи лихой!..
Былое изменить во имя счастья
Одной любви, пожертвовав другой?!.

Парвусы новых дней

Над Русью – белым парусом реющей –
Новых парвусов возгласы: «Порвём! Порежем!»…
Как в Петрограде, на бедах жиреющая,
Подвывает им гнусь на Болотной и на Манежной.

Спросить чего бы вдруг на ножках глиняных
С парижей-лондонов в Московью тошную,
Душонки грея пронафталиненной
Идейкой – той ещё! – столетья прошлого?

А ведь проходят, как пароходики
По невским водам, идеи Парвуса!
И сходит с рук ненавидящим Родину,
Бороздящим просторы под чёрным парусом,

Вслух размечтавшимся о власти ласковой,
Что Русь до ручки!.. До точки сузила б!..
Поднимет их – ненасытных парвусов
Над сиротинами в рязанях-суздалях.

Противленье смерти в одиночку

Творение стихов почти обряд
Как противленье смерти в одиночку;
Попытка обрести опоры точку –
Стяжанием бессмертья наугад.

Там, где из века в век реальность – ад,
Где новый день – молитвами и чудом,
Как вымышленный рай, из ниоткуда –
Суровым предсказаньям невпопад.

Судьба не по сценарию тщеты –
Живым теченьем радости и грусти…
И хоть не избежать надеждам устья –
Есть вера в невозможные мечты.

Раскрылив грёзы, бедам супротив,
Летят стихи, превозмогая смуту,
Сумев найти в суровую минуту
К сердцам наикратчайшие пути.

"Вселенную спасти от вымерзанья"

* * *
Веретено Земли. Лучины звёзд...
С небес на землю, ближних не жалея,
Сермяжной пряжей, кто за что болея,
Вплетаемся судьбой в суровый холст.

Холодное выходит полотно,
И, вроде, – что ни нить, то душегрейка!..
Чу, плачет вьюга – сирою жалейкой,
Стучась в недружелюбное окно.

А в полумгле за письменным столом,
Локтями опершись, поэт в печали –
В янтарном свете серым мотыльком,
Как лунь седой, о невозможном чает.

Мороз по коже. Зябко. Стынет кровь.
И веки, тяжелея, каменеют...
Чтоб возродить утраченное вновь
Лазурными мечтами душу греет.

Не оживят, как мушку в янтаре,
Его стихи озябшие созданья,
Но он творит, пытаясь в январе
Вселенную спасти от вымерзанья.

"Тумана предрассветного сивухой"

* * *
Тумана предрассветного сивухой,
Опохмелившись, ковыляет день,
Поругивая вскользь под лёгкой мухой,
Внезапно прохудившуюся сень
Небес осенних выцветших изрядно…
Не перебрать под стрехой небеса!..
А то бы подвязался субподрядно
Растить меж косогорами леса
Строительные – Вавилонской выше
(Пизанской и Останкинской привет!)…
Но генподрядчик не латает крышу.
Мой кровельный талант (тушите свет!)
Без дела гаснет... Но приходят вирши
Невесть откуда – бьёт озябших дрожь….
Вот и кропаю форму, ибо свыше
Стихи лишь, откровения и дождь!..
Накрапывает. Время коротая,
Ловлю себя на мысли: день не зря!
И тащит ветер, свод небес латая,
Жесть с позолотой...
Подмогни, заря!

"Рецепта нет. Уха, стихи – наитьем!"

Перекрёстною рифмой судьбы

Зарифмую тебя – так в объятья берут, чтоб не выпустить;
Перекрёстною рифмой судьбы, дорогим рушником…
Нареку нареченной, сестёр одарив знатным выкупом,
Чтоб никто никогда не мешал – ни сейчас, ни потом!

Зарифмую, любя, поцелуями, ласками нежными…
Даже слово «навек» на ветру пустоты роковой
Не навеет тоску, напитавшись соцветьями вешними,
Наполняя сознаньем любви вечность счастья с тобой.

«Не бывает! Не верь!» – кто-то горем убитый и брошенный,
За спиной проворчит… Вот кому ты и вправду не верь!..
Ты вошла в мою жизнь – долгожданной, желанной и прошенной,
Сердцем – в сердце моём отворив неизвестную дверь.

Зарифмую в тот миг, когда ты, наклонившись над пяльцами,
Прядь волос золотых, рассыпая вкруг чистой канвы,
Первый крестик наносишь – Господь движет тонкими пальцами,
Красной нитью судьбы в рушнике неземной красоты.

Настройщик

1.
… Шопен. "Шипенье пенистых бокалов"...
Прелестница–шалунья за фоно
В клоповнике подольского квартала
И… Да! Да! Да! – любовное вино…
О, как давно!.. Но сердце не забыло
На грани невозможного союз –
Сверхнатяженье душ… Ты помнишь, лира,
Аккордов сложных узы!.. Гаммы уст,
Забывших партитуры и либретто,
Безумный импровиз в начале лета,
Полёт – бескрылой эре вопреки…

А за стеной стенания маразмов –
Парад не лестных отношений праздных, –
Суммарный бред, обжинки нелюбви
Несчастий двух, – завбазы и завторга…
Но, островкам любовного восторга,
Накрытым половодьем речки Орга,
Неслышно было пошлости сквозной,
Не ведомы унынье и застой...
На всю длину любовные поводья
Опущены… Кто любящим судья,
О, лира, беззаветная моя!

2.
Помашешь ручкой невпопад,
Пожмёшь растерянно плечами,
И неглубокою печалью
Подёрнется прощальный взгляд.

Всё правильно! – не надо лгать, –
Ты мысленно давно в дороге, –
И никакие в мире боги
Уже не в силах помешать.

Умрёт небрежное «прости»,
Как театральная зевота.
И мне смертельно неохота
Дежурство ревности нести.

Вновь каждый по своим мечтам…
Но в этот раз необратимо!..
Пусть не окажется, что там
Ты не желанна, не любима!..

3.
Какая тоненькая нить,
А сколько света нам дарила!
Но вот – обрыв. Того, что было
Уже нельзя восстановить.

Два одиноких проводка,
Два полюса разъединённых…
А между нами – пустота,
И темнота ночей бессонных.

...Лишь память света в зябкой мгле,
Иной благославенной нити,
Нас согревает на Земле
Огнём божественных наитий;

И, отгорев, доныне в нас
Лучится, светлый путь пророча,
Спасая от бездушных глаз,
От больших бед и вечной ночи!

Эмигрант

1. Радость старика

Раскроет книгу, как бы хлеб преломит,
С крещенского морозца в дом входя;
И крякнув: «Ух ты!» – долу взор уронит,
От радостей чужбины отходя.

Отеческим радушием объятый,
Оттаявши от горестных минут,
Стыдясь слезы упавшей воровато,
Спохватится: «Ведь не чужой я тут!», –

Как в тереме сработанном любовно,
Руси анклавом (пан или пропал!):
Что ни строфа, то храм надежды полный,
Что ни строка, то в отчий дом тропа.

Вдруг позабылись сказки и былины,
Домыслит сердцем, заново знаком,
Как блудный сын, желанный и любимый,
За щедрым необидчивым столом.

…А на льняной скатёрке-самобранке,
Не достаёт лишь крынки молока;
Поэзия, как свежая буханка
Ржаного хлеба – радость старика.

"Меж туч луна, как старый компас"

* * *
Меж туч луна, как старый компас,
Потерянный в траве густой, –
Обшарпанный зеркальный корпус
К заблудшим тыльной стороной.

Ветра наития не знают,
Куда направить мыслей бег…
Фонарь бессмысленно сияет.
Путеводитель звёздный блекл.

Дрожит люминесцентной стрелкой,
Волной изломан, Млечный Путь;
Стекло небес меж гальки мелкой,
Что ни осколок – в каждом суть.

И сыплется в речную млечность
Метеоритов алыча…
Знать, Тот, кому дорога – Вечность,
Готов за Путь свой отвечать?

И по лучам, как по тропинкам,
Гуляет, вслушиваясь вдаль,
Где ждать, устав, ворчит калитка:
«Своё, забрав, моё отдай!»

…И Солнце правды, как в начале,
Свершая Таинство Своё,
Не обличает – облегчает,
Страданья дальние её.

"Предложили вопросы – вот..."

* * *
Предложили вопросы – вот:
Человек человеку – брат?
Человек человеку – волк?
Человек человеку – ад?

...Поклониться бы и уйти,
Не сказав: это мне на кой?
Но набатом весь путь в груди:
Человек человеку – боль!

Априори – и тьма, и свет!
Толк и бестолочь – суета!..
Опыт кружит меж «да» и «нет» –
Знает только послать куда!..

Чтоб в эпоху закрытых тем
(Что ни выход – стена, замок),
Уяснив: человек – плетень,
Заявить: «Человек – урок!»

Эскулапу, попав под нож,
В жажде выжить, молясь в бреду:
«Человек человеку – ложь,
Отведи от меня беду!»…

Правду матку, рубя: «Пся крев!» –
Не Эзоп, мол, чтоб между строк…
Чудом выжив, кричать, прозрев:
«Человек человеку – бог!»

"...Пускай над нами несмешные люди!"

* * *
Пускай над нами несмешные люди!
А нам, смешным, неспешною ходой
Иди туда, где предрассветный студень,
Нарезанный на дольки золотой

Лопаткою, разложит по озёрцам, –
Тарелочкам с каёмкой голубой, –
Незримый Некто... Каждому по солнцу! –
По ягодке малиновой такой!..

Уж маковки церквей позолотились,
Над сумрачной излучиной лучась...
Здесь наши предки истово молились,
Чтоб не прервалась душ взаимосвязь.

Чтоб мы с тобой, не осуждая ближних
И дальних пересмешников, чуть свет,
Стяжая мирен Дух, молили вышних
О всех, кто рядом с нами и кто нет.

Грохотка дней

Как в ястыке великой рыбы, души –
Икринками... Грохотка дней тесна.
Из века в век одна шестая суши
От непомерных чаяний красна.

Казалось бы: от края и до края!
И через край! – на русский наш авось,
На зов любви, поднявшись, полагаем,
Что и в печаль, и в радость – не поврозь.

И супротив потока в жажде блага,
Готовность единения явив,
Стяжаем новый мир под новым флагом,
Об окаянном прошлом позабыв.

Над плёнкой облаков кровавый месяц.
Мир вспорот. Даль вскипает тузлуком…
Догадки сполох: снова перемесят
Нас, не всплакнув ни разу ни о ком.

"…И я вернусь – лет лучших не на склоне".

* * *
…Над Самотлором шлейф зловонной гари.
Гнилым болотом пахнущая даль…
Такое паганини-страдивари –
Невольно разыграется печаль!..

И вдруг «Пер Гюнт» – вторая часть сюиты!
Удивлены надменные миры.
«Не все надежды, стало быть, убиты?» –
Ехидствуют презлые комары.

Тут по закону жанра улыбнуться –
Советует беспечная заря:
«Пер Гюнт решил на родину вернуться…
А ты чем хуже?» – прямо говоря.

…Ни сэра и ни пэра ждёт невеста –
Голубка ненаглядная, грустит,
Не находя тревожным мыслям места;
Над весточкой любимому корпит.

В тот миг, когда он редкостному жмоту,
Ответствует, купившему «Тайгу»*:
«Я не помру от гнуса и работы!..
Раз Григ тут выжил, значит, я смогу!»

И пусть не страдиварии – шарманки
Бурильные внушают скорбь-печаль,
Сбив на затылок гордые ушанки
Теснятся кедры, вслушиваясь вдаль.

…И я вернусь – лет лучших не на склоне.
Моё письмо, залогом сохранив,
Спустя полжизни вдруг о Мегионе
Ты вспомнишь, Грига для себя открыв.

_______________
* средство от комаров

Пространство отчуждения

Куда не кинешь око – «глаз слежения».
Отечество – пространство отчуждения…
Знать, под себя закон писали загодя,
Те про кого присловье: «В тихих заводях»?..

Заказники, поляны земляничные,
Отныне не всеобщие, а личные;
Сонм приручённых радуг над газонами
Питается приватными резонами.

Дубравы вековые под сатрапами –
Наскоками оттяпаны, нахрапами….
«Теперь ни то, что босяками пешими
Нельзя пройти тут!» – лешие опешили.

Яга: «Что ни денёк – страстная пятница!» –
Как от змеи гремучей, плача, пятится
От трассы – с кавалькадой неприкаянных,
Иуд подспудных, неподсудных каинов...

«Их бы к стене СИЗО! – носами сизыми
Приткнуть за то, что с общей карты слизано!»…
Но в океане абрисов касатками
Заходятся, куски хватая сладкие.

По царственному праву быть

* * *
По царственному праву быть
Или не быть в тоске-печали,
Я, ждать отчаявшись, отчалил
В свободу верить и любить.

И вы плывите, господа,
Хоть в никуда – из ниоткуда.
По праву сотворенья чуда
У каждого своя вода.

Расставив вещи по местам,
В укромный уголок иконку…
Осуществлю, молясь не громко,
Мечту и заповедь Христа.

В своей душе, не напоказ,
Скрепив разорванные звенья,
Явлю готовность единенья,
Молясь за разобщённых нас.

"Труд завершён, а счастья ни на грош!"

* * *
Труд завершён, а счастья ни на грош!
(Впиши любую цену) – труд напрасен!
Дом, книга, бриллиантовая брошь –
Тщеты апофеоз, тут перец ясен!

…А воробей, барахтаясь в пыли,
Свой простенький мотивчик напевает;
И ковыляют в поле ковыли…
Куда? Зачем? – не спрашивай! Не знают!
И кланяются ветру и дождю,
И свежий воздух пьют на дармовщинку;
И не помрут со страха, спев вождю,
Случись конфуз с расстегнутой ширинкой!
«Memento mori» – им не объяснять!..
«О, море-небо, небо-море!»... Чуешь!..
Зигзица? Чайка? Чибис?… Благодать!..
Неужто по свободе не тоскуешь?
Назначив цену всем своим трудам,
Забыл, что вещи главные – бесценны!
Дары святые: воздух и вода,
Земля и небо – преблагословенны!
А ты всё о цене, да о деньгах,
Как Авиценна, ищешь панацеею,
Где при любых раскладах страх и крах,
Где смерть – эксперт надеждам и идеям…
Купить любовь?.. Какая ерунда!
Удвой её, как ростовщик умелый
Свой капитал…. Не знаешь как?.. Беда!..
Вот и рычишь, как зверь осатанелый,
Закапывая скорбный скарб в песок!..
И птица-револьвер клюёт в висок.

"Что наша память, если не чулан"

* * *
Что наша память, если не чулан –
Вещей ненужных склад: иллюзий, целей?..
Чтоб в грустный час, включив самообман,
В тщете былой увидеть панацею.

В проверенный реальный дисбаланс
Добра и зла, внеся свою поправку,
Спалить мечты, как топливный запас,
Надеясь в небе сделать дозаправку.

Скатёркой кружевною, что в утиль
Довеском снесена, в обмен на шарик
Воздушный, час печали обратить
На радость, как старьёвщик вмиг нашарив

В глубинах сокровенного мешка
Свистульку разноцветную – намёком:
Мол, просвистевший жизнь, хотя б в стишках,
Пав на миру, умри не одиноким.

Женщине-поэту

Он вернётся, чтоб сказать: «Прощай!» –
Слово «навсегда» прихлопнув дверью
Смазанной намедни… Обещал
Вечность счастья… Но свежо поверье!..

Дальше что?.. А дальше ночь без слёз –
Выплакана горечь без остатка,
В жизни перевернутой всерьёз,
Как разгадка в тексте под загадкой…

Ну, а то, что разгадать нельзя,
Прячась под риторикой удачной,
То и есть суть жизни, и стезя
В суете сует неоднозначной.

Потому и не бежишь вослед
За причиной бед своих и болей,
Обретённый смысл закутав в плед,
Как младенца – дар счастливой доли.

Глядя, как сжигаются мосты
Яростью домашних лжепророков,
Ты плодишь лазурные мечты,
Чувствуя себя не одинокой.

"Кроткая безмолвная заря"

Кроткая безмолвная заря,
Исходив юдоль непониманья,
Обнимает скудные поля,
Замыкая круг долженствованья.

Как бы говоря: «Всё что смогли
Вы отдали миру без остатка,
Граждан почивающих вдали
Одарив насущным хлебом сладким».

«Нет причин для горя и тоски!» –
Убеждает небо звёздным просом,
Чтоб не снились больше колоски,
В год голодный взятые без спроса.

А приснятся… Так тому и быть!
Что созрело – вновь пожнут, помелят…
И тамбовский волк им будет выть,
Их товарищ – Пугачёв Емеля.

Одному война, как мать родна,
Хоть в ГУЛАГ – гуд лак!.. И голод – тётка…
В безызвестность катится страна,
Как безумный барин на пролётке.

Что грядёт, того не миновать.
Месяц, как Дамоклов меч, сияет…
Не порфиру миру примерять –
Рубище, гордыню усмиряя.

"Беда разлуки лучше, чем хомут..."

* * *
«Вот этого… не будет никогда!» –
Сказал и, оглянувшись, не поверил.
Катилась с крыши вечная вода.
Скрипел морёный дуб разбитой двери,
Залатанной проржавленным листом…
Гранит крыльца. Тщедушной бабки стон.
Пожухлый лист кленовый на граните…
Не будет?.. будет?.. Двери скрип да скрип.
В промозглой полумгле скиталец – влип
Бедняга в передрягу… Безысходность.
Дорога в абсолютную негодность
Пришла... И хорошо!.. Закон пути:
Ломается педаль, как ни крути;
Горит броня, как восковые свечи...
Крыть нечем!.. Потому и «никогда»
Срывается, как в бурю провода
Под напряженьем, – смыслов замыканье…
А ведь не будет... Милая, прости!
Что не могу, увы, не отпустить,
Ведь я не верю в силу привыканья!
Беда разлуки лучше, чем хомут
Подложных обязательств и минут
Дегтярных – в бочке месяца медовой…

"Я не вижу тебя под покровом судьбы"

* * *
Я – бурлак, я – галерщик, я – раб твой… А ты?
Кто ты? Тайный властитель? Сановник вельможный?
Я не вижу тебя под покровом судьбы,
Но склоняюсь пред волей твоей непреложной.

Как радивый слуга – все таланты твои
Я пустил в оборот, приумножил с лихвою.
Я создал целый мир! Ничего не таил.
И, как желчный Зоил, сам следил за собою.

Я усердно учился ходить по воде
Средь надменных туманов – отнюдь не по глади!..
Я во имя своё не живу уж нигде –
Все во имя любви, только Истины ради!

Кто ты в жизни моей, добрый друг или враг?
Высочайший Учитель? Рука вызволенья?
Я гордыню свою усмирил – это факт!
А в ответ получил скорбный путь и презренье.

Может, я ошибаюсь, я вовсе не раб?
Сын возлюбленный? Семя надежды живое?..
Но тогда почему я ничтожен и слаб?
Подскажи мне, Незримый, что делать с собою?

Кричащему: "Распни!"

Исполненный тоски, без веры, без надежды,
Он заклинал почти: «…уснуть, и видеть сны»…
И приближался сон – слипались сладко вежды…
Но миг – и нету сна!.. И только вопль: «Распни!»…

И слышались ему людей казнённых стоны,
И чудилось ему, что это он распят…
Но почему тогда другой – с лифостратона
На Скорбный путь ступил? – не стражник, не Пилат,

Не тот, кто отказал страдальцу в малой просьбе,
Как поводырь слепых и окаянных вождь,
Пред вечностью ночей бессмысленный вопросник
Раскрывший невпопад в кругу рычащих рож, –

Воитель пустоты, не сопричастник света, –
Тщась пережить легко век смуты без огня,
Чтоб всуе задавать вопросы без ответа,
От сути – далеко, от жизни – вне себя!

Погибели дитя?.. Проклятье Агасфера?..
Откуда эта жуть возмездная?.. Доколь?..
Знать, по безумью – жизнь!.. По изуверству – вера!..
Не по надежде – путь, а по вине – юдоль!

Безупречная память

Холодрыгины дети – озноб и простуда,
Тонзиллит и, естественно, жар.
А под вечер, в сверхсрочной солдатской посуде,
Майский мёд и цветочный отвар.

И пропарка (в горчичной воде по лодыжки)
Ног – до цвета индючья краса,
И нотации мамы под знатные пышки,
И отцовских запретов гроза.

Но болезнь, как домашний арест и наука,
За геройство испытывать лёд,
Как попытка извлечь из порочного круга
Бесшабашное сердце – пройдёт.

Безупречная память на гвоздике вечном
Перетрется под тяжестью лет,
И средь ночи, как санки в чулане сердечном,
Что-то грюкнет: «Бессмертия нет!».

Был бы батя – сказал: «Чепуха, разберемся! –
В темный угол грозя кулаком, –
Не печалься, сынок, непременно вернемся!
Всем чертям надавав тумаков».

Ветвь живая

Не говорю, что я святой, –
Но жизнь святая!
И в этой жизни непростой
Я – ветвь живая.

Отягощенный суетой,
Как вишня снегом,
Я был и остаюсь собой –
Живым побегом.

И на вопросы: кто я есть?
С какого края?
Ответствую: имею честь,
Я – ветвь живая!

У вопрошателей тьма тем –
В глазах химеры –
Им надо знать невесть зачем,
Какой я веры.

Обыкновенной веры я –
Простой и светлой.
Со мной раздолья и заря,
Ветла и ветры.

Язычник, стало быть... Ага,
Вот и дознались!
А вы, что – ищете врага?
Так зря старались!

В ночном купе

За мигом миг. Страница за страницей.
В ночном купе сиянье ярких строк.
В душе, как на экране: судьбы, лица…
А за окном вагона снег клубится –
Калейдоскоп времён вращает рок.

В стихах весна, любовь и день лучистый,
Реальнее, чем вьюга за окном,
Чем спящий мальчик на простынке чистой…
В одной строфе и Бытие и Числа,
И Дух Отчизны вечной… В горле ком.

А за окном – неистовство метели,
Дома, погосты, сёла, города…
И наш состав, как негатив свирели,
Настроенной на то, чего хотели…
И всё же мы летим невесть куда

В руках Того, Кто все пути измерил.

"Райский уголок, а сколько боли!"

* * *
Райский уголок, а сколько боли!
«Ад кромешный», – скажешь, – не соврёшь!
Дедовский лужок – отнюдь не поле,
А пойди – за жизнь не перейдёшь!

Прошлое, как минная ловушка,
Шаг неверный – и пиши: «Прощай!»…
Вроде, воля, а смертельно душно!
Ничего, молю, не обещай!..

Не сули!.. Не ведая, обманешь!
Не желая погубить – предашь!
Встав с колен, вновь на колени встанешь,
Обретя себя среди пропаж!

Вот и принимай, не понимая!
Вот и отвергай, не разлюбив,
Этот сущий ад земного рая,
Где страдая, чудом счастлив был.

"Что от смерти сберег, принимая цикуту, Сократ?"

* * *
Ах, какие умы! Сколько их в кутерьме вековой
Успокоила смерть, как сестра милосердья.
Даже книги, как вехи, в нещадной юдоли земной
Говорят о пути, а приводят к раздумьям о смерти.

Ухожу в древний том, содержаньем святым дорожа,
Дерзновенного духа паденья и взлеты предвидя.
И дрожат, разгоревшись во мраке, свеча и душа
В окруженье теней, за пределы реального выйдя.

Нахожу неживым о живом человеке трактат...
О Христе не Христос и о Будде не Будда поведал!
Что от смерти сберег, принимая цикуту, Сократ?
От кого и кому заповеданы вечные “Веды”?

Мегатонны томов! Среди них и мой суетный плод –
Изреченная мысль и глубокие вздохи по сути!..
А кто истину знал, тот построил спасительный плот
И уплыл от безумья, которому кланялись люди.

Собачья жизнь

...И вот бежит дорогой грязною,

Шерсть по бокам шарами сдутыми,

В поля, где жизнь течет без праздников

И меряется не минутами.

А путь-дорожка белой скатертью

В крещенский холод вольным пленником,

Где лучше сдохнуть, чем на паперти

У ног богатого священника.

Глаза смиренней, чем у инока,
Плечальней бомжа неимущего;
Просил ни пряника, ни финика
А корку хлебушка насущного.

Закат красуется рябиновый

В зеницах зверя изумленного,

За ним в прицеле карабиновом
Следит душа не окрыленная.

А он летит кудлатый умница,
Исполнен воли и бесстрашия,
И провожает его улица
Бессчетно раз друзей предавшая.

"Навстречу зеркала – печальные знакомцы"

* * *
…Навстречу зеркала – печальные знакомцы:
Очей бескрылых взлёт – с паденьем через миг;
Улыбками – в дыму потерянное солнце…
И только ты одна, как обновлённый лик.

Обиды замолив, шепчу: «Надейтесь, братья!»
Вчерашнего себя в прохожем не узнав.
Знать, с моего лица не смытое проклятье
Напомнило ему – как страшно он устал?

В боязни опоздать, забыл помочь себе же,
Стоящему, как тень, с протянутой рукой
У паперти в мечтах: как буду ласков, нежен,
Найдя в тебе себя на кромке роковой.

Но опоздал навек, неузнанный судьбою!
В пылу надежд твоих нет моего огня…
Мы разминулись в смерть, как этот мир с мечтою,
Иль грёза не нашла в нём места для себя...

"А что ещё, когда с избытком жизнь?"

* * *
Одаренному щедро жаждой жить, –
Такой, что даже смерть не утоленье, –
Чего ещё желать в свой день рожденья?..
Способности дарами дорожить!

Молитвой благодарной, не спеша
Начавши день, продолжить петь осанну;
И долгих лет моля для нежной самой:
«За что такое счастье?» – вопрошать.

А что ещё, когда с избытком жизнь?
При всём непониманье: что? откуда?
Вынашивать единственную мысль
О повтореньи… Продолженьи чуда!

И вечной неразгаданностью дней
Не тяготясь, продолжить путь, радея…
Петь песню, не страшась назвать своей,
Как Жизнь Саму, дерзнув назвать своею.

"…Жизнь вечная – зачем она тебе?"

Жизнь вечная — зачем она тебе?
Ведь и бессмертье проморгать не ново! —
Спросил соседа, — рвётся на Тибет,
Чтоб глянуть на священную корову,
Молочных рек разливы, берега
Кисельные, — где ни горба, ни грыжи…
Там кришнаиты в розовом,
А ниже —
Они же! —
Фламинго вроде, стаями окрест
Гуляют рассужда-не осуждая…
Над ними только Бог и Эверест —
Подножие потерянного рая.
Бывал ли я — там?
А с чего бы вдруг?!.
Мне мой родной не опостылел круг.

…Люблю, когда по щиколотки в жиже
Навозной...
Режет паховая грыжа.
Туман. Озноб.
А дома — у печи кот-лежебока,
Приоткрыто око,
Мол, что, холоп,
Принёс ли молока?..
Достанешь из кармана фигу с маслом…
И «кукиш-накиш!» — искренний в сердцах
Глухое эхо повторит в сенцах.
Жена, по скрипу половиц читая,
Все мысли судьбоносные мои,
Не вспомнит о покинутом МАИ,
О золотых надеждах до получки.
Насыплет щец…
Скажу: «Душа моя!»…
Она, шутя, поднимет кверху ручки,
Мол, нетути…. Раздумает потом.
Пошарит под скамейкой за котом,
И первачём одарит величаво…
За этот миг — всю вечность на весы,
Ибо в поступке этом суть Красы,
До глубины Вселенского начала!..

Осенний триптих

Где были быльём поросли. (Песня о песне)

Услышал я песню в дороге,
Бежав неизбывной тоски,
В краю бесконечной тревоги,
Где были быльём поросли.

С пути никого не сбивая,
Она приглашала туда,
Где тоже нет счастья – без края,
Но есть доброты красота.

Той песни я сразу поверил,
Как выживший чудом, в того,
Кто, скрипнув доверчивой дверью,
Дал ключ не от мира сего.

Ни хлеба и зрелищ, ни денег,
Заблудшему – стёжку и свет!
И всем обездоленным – день их,
На смену бессмысленных лет!

…Навзрыд хохотали сирены,
Спешащих на праздник авто –
Издевкой собратьев надменных,
Которых не вспомнит никто.

В слепой бессмысленности лет

На бесконечность что не подели – тщета! Зеро!
Нулём в межгалактической пыли судьба всего.

Вселенского масштаба боль кричит: «Впусти!»
Но как пульсирующий ноль её вместит?..

Отстань навязчивая мысль – ты мне чужда!
Тебе не обессмыслить жизнь – не смей жужжать!

Увянет яблоня в саду... И солнце… Но
Созвездья новые цветут для пацанов!

– А для девчат? – И для девчат!.. Ведь неспроста,
Вбегая в реку, верещат, там – у моста!

А пацаны, кто посмелей, – в поток с перил.
Над бесконечностью скорбей, вдруг воспарив.

И я таким же вот нулём – вниз головой! –
Потоком жизни упоён, звал за собой.

И мы летели – цветом-цвет!.. Неужто зря?
В слепой бессмысленности лет пути торя.

Нет не напрасно! Не убить желанья – быть!
Святых надежд не обнулить!.. Не обнулить!

"Над мемуарной тетрадью"

Над мемуарной тетрадью
Серых, упавших небес,
Как ветеран, обокраден,
Плачет потерянный лес.

В грязь втоптан китель парадный,
Ветром изорванный в прах;
В хронике дней безотрадных:
Боль, безнадёжность и страх.

Думал блеснуть напоследок,
Ведь не напрасен был май!..
Если бы ветер не предал, -
Вор... Как зовут – поминай!

Смута от края до края –
Попрана славная медь!
Что ветру память чужая?..
Было б чего просвистеть!

Брызжут игристые звёзды, –
Крым-рым прошедшим, салют?
Неофашисты, знать, в Потсдаме
"Браво!" – норд-осту поют,

Рьяных прохвостов встречая,
Взявших Москву с кондачка?..
Так даже Гитлер не чаял!
Черчилль… Сам чёрт не мечтал!

Режет сквозное бездолье...
Если б навылет беда! –
Где отморозкам привольно,
А добрым людям – куда?

…Чёрным по белому – беглым
Почерком – птичьи ключи…
Как не судить оробелых,
Лес-ветеран, научи!

Ловимая, но не пойманная!

Прощай, любимая,
Ловимая, но не пойманная! –
Голубянкой в объятиях ветра
Пойменного
За горизонтом канула…
Ловлю заново! –
Взглядом и слухом,
Осязанием и обонянием…
Где ты – ни сном, ни духом;
Господнее наказание!
Ловлю вздохи, шорохи,
Возгласы дальние, шёпоты…
Вдруг это ты, а не ветер?..
Оклик мой безответен!
Осень, знать, близко кружит? –
Вот уж кому я нужен –
Любой! –
В бабье лето и в стужу;
Любовником или мужем…
Всякий! –
Какой есть:
Здоровый, недужный…
Круги всё уже!
А дни – короче
Ночи…
(Боль между строчек).
Веришь – не веришь,
Не временно поверенная,
Временем проверенная!..
Счастье моё ветреное,
В ретро-шляпке фетровой!
Осуществление ожидаемого –
Вера моя неиссякаемая!

Рождение Психеи

(Вдохновившись "Бабочками" Р. Киплинга)

Посв. переводчикам сайта "Поэзия.ру"

Рубашек взмокших лёт по склонам диким,
С паденьем в ямы, где крапивный ад;
Порхание сачков над ежевикой…
На лицах кровь и жжение досад.

Потрёпанные крылья грёз над бездной.
Тьма промахов и криков разнобой.
Но сорванцов уж кличет дол известный
С охоты незадавшейся домой.

Отец премудрый, до предела краткий,
Улыбкой кроткой утешает чад –
Найдёнышей капустных, шля на грядки
Шлепком весёлым – каждому под зад…

А в огороде грязь тропинок узких –
Естествознанья длящийся урок:
Гнездо грозы козявок трясогузки,
Смерть гусениц, навоз, червей комок...

«Не ангелов полёт... Тщета! уродство!» –
Трехмерного сознанья шепоток…
Но свыше Суть, явив своё господство,
Капустницей садится на шесток.

Любовь – в которую не дважды...

Муки творчества

ЛЛИК

— Сказать «мелькают дни»?..
— А ведь мелькают!
— «Мигают», может?..
— Тоже хорошо!
«Подмигивают»?..
— Лучше!.. Ибо знают
Финал того,
Кто лезет на рожон!
— Сказать «проходят»?..
— Абсолютно верно!
— Но это штамп!
— Тогда не говори!..
«Рулетка дней» — дарю! —
Весь день на нервах,
А шарик знойный — на «зеро» зари...
Тут хорошо бы вставить «рыжа-ружа»,
Рифмуя с «нежной кожей»… Не шучу!
Мелькают дни, светило ибо кружит,
Как я пластинку старую кручу!..
— Земля вокруг!..
— А ты, однако, физик!..
Ах, астроном?.. Тем паче! —
Суть видней!..
Мелькают дни, как вдохновенный шизик...
Но полночь, Галилео Галилей!..
Дай посвечу! Лишь напиши как надо,
Не огорчая критиков клише!

… "Проходят дни, мигая, (людям рады?),
Не маясь, как пииты, в неглиже"?..

ДО ЗАСИЛЬЯ ВАХЛАКОВ

«К лошадям разумным хорошо бы
Съездить до засилия ослов…»
М. Шехтман
(«К истории одного литературного сайта»)

«Тебе, Россия, не пристало
Терпеть засилье вахлаков».
В. Калитин («Призыв»)

Ему казалось или в самом деле
(Обиняки и экивоки – прочь!)
Край великаний обезлюдел?.. Звери
Окрест него и лилипутья ночь?

И, очумев от ярости кипучей –
Огромной циклопической своей
(Тут нужен дар эпический, могучий!..
Гомер, ау!.. Нет никого!.. Эгей!) –
Чтоб передать масштаб вселенской люти;
Прорвалась демоническая злость
Сквозь хохот гомерический:
– Не люди!..
А где их взять? – в Лапландии, небось?
И сей касатик, видно из последних,
На лыжи встал – и в край, где снега нет,
Ушёл за великанами намедни,
Чтоб преумножить несусветный бред
О «Ново-Великании»…

Преумный! –
Беседует, целуясь, с лошадьми,
Чтоб до засилья вахлаков, лишь мулы
Могли сравниться с редкими людьми!

Счастливый скиталец

Счастливый скиталец,
Сей мир называвший юдолью,
Но чудом Господним
Коснувшийся Сути вещей,
Призвавшим его к откровенью …
С отрадой и болью
Доказывал веру ветрам,
Ибо людям вотще:

«Мне жизнь не обуза.
И смерть не страшнее рожденья!
Добро – от Добра, не иначе! –
Мечтой говоря, -
Земля – Его Дума!
И Небо – Его Размышленье!
И Грёзы – созвездья
Живым вдохновеньем горят!

Подобьем Его называться
И образом – трушу!
И страхом объят,
Но познания жажда сильней.
Я знаю уже, почему,
Чем потряс мою душу! –
Сомненья осыпав,
Как гниль с почерневших ветвей.

Чтоб вера в бессмертие –
Им лишь оправданы жертвы,
Как свет сквозь деревья,
Не вскользь опалённой коры,
А вглубь – до корней,
Чтоб исход дать надеждам заветным
В иную реальность
Твердынею узкой тропы.

Не может быть плохо!..
Всей логикой жизни подспудно
Я чувствую Волю –
За грань понимания плыть! –
Ответом на боль:
Почему искалечено утро
Мечте вопреки
И желанию ясному – быть?»…

Не глас изнутри и отнюдь
Не из облака речи –
Живой человек,
Родниковую воду пия,
Рассказывал ветру,
А ветер, чтоб всем было легче,
Слова разносил,
Среди прочих услышавших,
Я.

"Ни дождя вдалеке, ни реки за ближайшим пригорком"

* * *
Ни дождя вдалеке, ни реки за ближайшим пригорком;
Степь, пустыня почти, и ни облачка, ни деревца…
От полынного духа в гортани ком жгучий, прогорклый, –
То ли знойная пыль, то ли пепел досады с лица?..

Я на шаг впереди – ты за мной, взбунтовавшейся тенью,
Нарочито отстав (дальше некуда!) – дразнишь судьбу…
И чем ближе к закату, тем большей вослед дребеденью, –
Суетой суеты: Бу-бу-бу!.. бу-бу-бу!.. бу-бу-бу!..

Для тебя у меня слов суровых в обрез, как патронов.
Не бросай нервных спичек, родная, в сухую траву!..
Знай, терпенье на грани! Ком в горле от вечных резонов,
Тех, которые в тапках мой дед ещё видел в гробу!..

Наша жизнь – это мы! Не врагами убита дорога!
Этот бред свысока – обещающих райский восторг!..
Их оазис – мираж!.. Я ни шагу теперь от порога!..
Ты – отрада моя! Ты – родник в час прогорклых тревог.

Я, любя, ты же знаешь!.. В пылу откровений творится
Не такое порой... Дорогая, прости! Не серчай!
Нашу… как там... халупу?.. Очаг!.. осенила жар-птица –
Щиплет пух золотой, отражаясь в любимых очах.

"Неполезное дело"

Неполезное дело –
В чужие проблемы входить,
Проникаться вселенскими болями
Душ незнакомых!
Труд напрасный, –
Во всём потакая, усердно годить
И далёким и ближним,
Вслепую ходя под Законом.

Но задела в свой час за живое
Далёкая боль,
Не родная утрата,
Иной высоты пониманье!
Ужаснулась, прозревши, душа:
Ведь распята Любовь,
Подававшая всем горемыкам
В пути состраданье!..

И почувствовал я,
Через время, как Некто, незрим,
Не давая упасть,
Поддержал… Превеликая сила!
Облачила в надежду,
Имея реальную власть
Помогать не докучно,
Входя в положенье красиво.

А моё положенье,
При всех козырях, не ахти!
Самомнения карта
Простой ситуацией бита.
И не видно ни зги
В желчной дымке сует суеты!
И дороги окрест
Неуёмной корыстью изрыты!

Только узкая стёжка,
И голос негромкий во мгле,
Непрерывно зовущий
Упрямцев юдольных калечных, –
Неназойливый, кроткий, смиренный:
«Придите ко мне!..
И Я упокою вас…»…

Верю Ему – бесконечно!

"Патефонной иглой месяц режет пластинку двора"

Патефонной иглой
Месяц режет пластинку двора.
На заезженном месте
Звучит, как проклятье-немилость,
Скрип калитки задёрганной в смерть…
Возвращаться пора!
Но при мысли: «А вдруг!» –
Сердце с новою силой забилось.
И рефреном: «О, где ты?» –
На выдохе, из подворотни глухой,
Материнской тревоги сильней
И отеческих чувств беззаветней…
Самомненье ж у вас,
Ухажёришка очередной,
Получивший отставку –
На вырост любви безответной!
…У истории этой,
С финалом почти золотым –
Обручально-венчальным,
Есть тайная грусть под фатою
Безупречной красы –
Откровение чистой воды,
Как глубокое счастья,
В котором купаются двое.

Иллюзия посмешной простоты!

Я б их окликнул изгнанных поспешно:
«Вернитесь, если воля есть на то! –
И уважая труд спонтанно грешный,
Сказал бы, – впредь не лейте в решето

Общественное частные помои,
Преумножая смрад сквозной тщеты!
Проливши из порожнего в пустое
Иллюзию посмешной простоты!"

Никто из гордецов неисправимых
Не перестанет думать о себе,
Как о венце творения… Ранимый,
И я погряз в гордыне и тщете.

И продолжаю, зная, что напрасно,
Искать слова, что никому вовек
Не пригодятся… Человекам праздным
Иное надо – хлеба и утех!

Дерзнув спросить, итог предполагая:
"А если бы вас Сам Господь просил,
Не множить скорбь тем, чем сейчас играя,
Кичитесь вы, мстя из последних сил?"

…Жонглируя стихами, как мечами,
Продолжат путь, толпой поощрены,
Ни то, что Божьих вех не замечая,
Самих себя в тщете отрешены.

Блаженная минута обожания

1.
Ликует солнце. Радуется глаз,
Осуществляя право созерцания.
Отрада и любовь не напоказ –
Блаженная минута обожания.

И без прикрас привольная краса,
Вещей красноречивых благозвучие.
И звёзная обильная роса
Бутон зари покрыла над излучиной.

И чувство не случайности пути,
Где каждой вехи смысл и оправдание.
И созреванье вечности в груди,
Вхождение бессмертия в сознание.

2.
Земля в цвету – весны калейдоскоп.
Нот перелётных пересвист в акации.
В руках Творца и вихревой поток
Моих (боюсь солгать!) ассоциаций.

Акупунктуры звездной дружный всплеск –
Небесных сил широкое присутствие.
И в тишине многоязыкий лес
Живой каледосмысл, калейдочувствие!

"Не причитай, родная, над сусеками!"

Не причитай, родная, над сусеками,
Гоняя пауков по закромам!...
«Не в деньгах счастье!» – звездными парсеками
Гуляя, шепчет Истина сама.

Позволь и мне, любимая разумница,
Мой скромный опыт вставить в разговор:
Знай, будет праздник и на нашей улице!
И, главное, что бедность не позор!

Не оправдания ищу, красавица!
В царицы бы тебя! – так хороша!
И нескупому рыцарю, не нравится,
Что в замке, sorry, как у латыша!..

Прильни к плечу, моя отрада кроткая!
Что на сердце – в сердцах и попрекни!..
И, вымолив крест счастья не короткого,
Детей укрой… Сама передохни!

А я ещё немного поработаю,
Достаток созидая, не ропща,
Аки пчела непраздная над сотами,
Чтоб было чем – гостей нам пригощать.

Струна

…Струна натянута, как над ущельем мост,
В другую жизнь, в иное пониманье.
Уже поёт как никогда всерьёз
То, чем живёт и дышит мирозданье.

Без назиданий нудных, от души,
От сердца к сердцу – нет верней дороги!..
Поёт светло о людях и о Боге
В сверхблагодарной чувственной тиши;

Безропотно, нисколько не страшась,
Небережливо расточая силы,
Имея дар у смерти души красть,
Самозабвенно, просто и красиво.

Дума о доме

Подумаешь о доме, как о храме,
Где людям дорогим есть уголок
Для благодарственных молитв… Широк
Отрадный список лиц… Давно пора мне
Построить дом всем бедам вопреки,
Всем лихолетьям рукотворным в пику! –
Не склеп многоэтажный превеликий,
Каких по-над Днепром хоть пруд пруди,
А дом, где жизнь желанная кипит,
Где слово «счастье» применить уместно,
Где не в обиде посидеть не тесно, –

Гостям радушный!.. Отчий долг велит
Построить дом…Хоть с фигу флигелёк!
Но я – не флюгер!.. К дому путь далёк…
Хотя б лунянку на луне – и точка! –
Ведь на земле давно ни локоточка!..
На смерть – и то... А тут замах на Жизнь
С великой буквы!.. Так что, брат, держись!
Хотя б за кукиш-накиш наш державный,
Что сквозь века на всех бездомных равный…

А дом – в душе… Преславный теремок! –
На все четыре стороны оконца,
Из каждого по озорному солнцу –
Сигают, лучезарные, в тенёк!

Подумаешь о доме... Сердце – ёк!

Мир творя божественной душой

Ты – земля, а, значит, был в начале;
И конец времён – не без тебя!..
Стало быть, нет почвы для печали
В межах предзакатного огня!

Мало ли чего не повторится!
Отцветёт надежда – не вернуть!
В вечном небе взбалмошная птица
Солнечный очерчивает путь.

Обеспечен Духом Безначальным
Всем – чего душа желать вольна!..
И звучит сакральное: «Венчайя»,
И стоит ошуюю – она!

Голосом напевным отвечая
На вопросы главные легко,
Вымолить бессмертие, не чая,
Видит сердцем очень далеко.

С головой в обыденном увязнув,
Мир творя божественной душой,
Предстаёт Пречистой и Прекрасной
Радостью Нечаянной… Большой!

Иоанн, ещё не Богослов

1.
В обыденном узрев издалека
Божественное, – То, Что и в начале, –
В Дооткровенные часы печали,
Коснувшись несказанного слегка.

Ещё не зная, в форму как облечь
Предчувствие событий судьбоносных...
Блажен дух дольний под оливой росной
«Нагорную» предвосхитивший речь.

Всё впереди!.. Он – Божие зерно,
Созревшее, но не в пылу событий;
Как в закромах в глубоких снах наитий,
В которых – главное предрешено.

Заброшен невод… По ловцу – улов!
По сеятелю – всходы яровые!
А по жнецу – надежды золотые!
По жертвенности – вера и любовь!

Шаги всё чётче. Всё яснее путь.
С великой буквы Жизнь уже в дороге!
…И Иоанн, не по-мальчишьи строгий,
Берёт свой крест, спеша изведать Суть.

Нечаянная печаль

Связкой тонких свечек на пригорке
Белая затеплилась сирень.
Радоваться бы!.. Но привкус горький
Ненароком дарит чудный день.

Вот и ты нечаянно печальна!
Разве наше счастье не сбылось?
Отрешённо светится венчальный
Гребень-месяц в облаке волос.

Может невзначай обидел словом?
Дам обет молчанья вековой!
Оттолкнул рукою бестолковой?
Повинюсь – и сердцем, и рукой!

Не горюй, любимая, не сетуй,
Что сгорело, дважды не сгорит!
Серебро ликующего лета
В золоте осеннем прозвенит.

"Созвездий сход над гибнущей околицей"

Созвездий сход над гибнущей околицей.
Ущербный месяц на колени встал,
Как блудный сын… Глядит в оконце горницы,
Где пред иконой кто-то плачет сам...

Стеклом оклада небо закопчённое,
В нём всенощного бденья дивный свет…
И видится любовь не отвлечённая,
Душ незлобивых незабвенный след.

Есть от чего взрыдать, вскричать, отчаяться! –
Для покаянья тысячи причин...
Ведь жизнь, по сути если, получается –
Путь к Ликам Божьим!.. Бегство от личин!

На косогор-подсвечник – солнце ясное!..
Звёзд поминальный воск сгорел дотла.
Но месяца стояние прекрасное
Забвенья дымка не заволокла.

Без экивоков если говорить

...Звезда экрана в смутных временах,
Как острогой, лукавой речью блещет.
Ослеплена наивная страна
ТВ-циклопом в полутьме зловещей.

Без экивоков если говорить:
В России так лучили ночью рыбу…
Так в «Богатырских играх» – «дабы жить!» –
Седой бугай зубами тащит дыбу…

Сей труд публичный «витязю» – не срам!
Торг телом – «славный бизнес!» – не постыден…
Коль за душой – святого ни на грамм,
Не храм, а хлам на всю округу виден.

Знать, муромцев – святых богатырей –
Сегодня мы, увы, не заслужили?..
И без войны цвет нации своей,
Как пустоцвет, бездарно положили!

…А скорбь, как Волга-речка, глубока!
И степь да степь – всё шире и безлюдней!..
И новый вид неволи – на века!
И жизнь – не жизнь, а вязь трагичных будней.

Вот и вся любовь!

Стоит заря над перекатом

В дешёвом платьице в заплатах,
Запросов царских далеко,
Стоит заря над перекатом,
С корзиной спелых облаков.

Старушкой бодрой в гордый город
Несёт гостинцы… Тяжко ей!
Но на подмогу лезет в гору
Берёзок пара… Кто быстрей?

К ногам душистые поклажи,
Что на плече наперевес!..
И пахнут тыквенною кашей
Корзины полные чудес!

Поспел и я к заветной крынке –
Хлебнуть парного молока
Из чаши озера в ложбинке…
А жажда… Жажда велика!

Но хватит всем – щедра бурёнка,
Накормит братьев и врагов,
И старика, и пострелёнка,
И умников, и дураков!..

Какая мудрая природа,
Что не явленье, то намёк!
Чумацкий шлях. Скрипит подвода.
За солью в Крым?.. В Рим наутёк?..

Бельмо Луны… Слепое око
Куда не кинет – всюду Русь!..
Не оттого ли одиноко,
Что потерять её боюсь!

"Я был великим, что ни говори!"

1.
Расцветают пионы, рассветной заре подражая,
Откровеньем невольным досужих зевак поражая, –
Совершенные будды в великом своём пробужденьи,
Как Христос пред Всевышним, в молитвенном преображеньи.
«Преклоните главы ваши», словно услышав, – послушны;
Ко всему до рожденья готовы – чисты, простодушны!
На закланье идут, аки агнцы, – ни ропщут, ни плачут!
Не клянут никого! о собратьях своих не судачат!

…Увядает заря, подражая пожухлым пионам.
Кучерявые ветры играют в дубраве в шпионов.
В маскхалате нелепом туман – ползуном из засады.
«Тра-та-та!» – из кустов, и в ответ: «тра-та-та!» – без надсады…

По дорожке домой лёт зардевшихся будд и пророков.
Им ещё далёко до суровых фатальных уроков.

2.
Салют кузнечиков... Да что вы, дорогие!..
Кто я такой чтоб мне осанну петь?
Я променял мечты мои босые,
Суть тихую, на взбалмошную медь.

На пуговицы все, на все застёжки,
Распахнутая некогда душа…
А ведь когда-то, вот на этой стёжке,
Мы на свирелях, а не на ножах,
Привольными сверчками состязались! –
Все гении-друзья как на подбор,
Отрадой родниковой упивались,
Да так, что радость в сердце до сих пор!

Как в отчем доме, на правах не птичьих,
Я чаще в эмпиреях обитал,
Не думая о призрачном величье,
Фактически вселенной обладал.
И жаворонку внемля, но, не вторя,
Из неба в небо поднимаясь всласть,
Я обживал блаженные просторы,
Имея ненадуманную власть.

…И вот я здесь, откуда все надежды,
Все радости заветные мои…
На этих межах, изб убитых между,
Я был великим, что ни говори!

Дождь проповедник

1. Над омутом

Всё на Земле мне говорит о смерти:
Останки лодки в омуте речном,
Песок и глина – прах гранитной тверди….
И звёзды отцветут в саду ночном.

В костре судьбы, как бабочки подёнки,
Летящие на свет из темноты,
Погибнут и святые, и подонки,
Лишь доказав, что грёзы их пусты.

Былых воззрений отзвуки невнятны;
Посмертной славой боли не унять…
Ах, если бы, уйдя, придти обратно
И о бессмертьи людям рассказать!

Всем сердцем – адресатом беспокойным,
Что век, как «до востребованья» днесь,
В окно Небес, упорствуя достойно,
Стучит, чтоб услыхать: «Бессмертье есть!»

2. Дождь проповедник

Упала капля на мою ладонь,
И я подумал: также жизнь прервётся:
Кому лицом в песок, кому в огонь,
Немного человеку остаётся.

Подумав так, как если бы могла
Подумать, капля, чувствуя, что гибнет,
Не зная, что есть в небе облака,
Что есть туман, что вновь она возникнет.

А что есть я, её прервавший путь,
И путь ли – только краткий миг паденья?..
И уж не капля на ладони – суть!..
Бесстрастная реальность воскресенья.

3. Смерть вторая

И вот, казалось, Весть Благая свыше
Получена!.. Что делать с Ней теперь?
За дверью Ангел Божий сутью дышит,
Даря судьбу… А ты Ему сквозь щель,

Ткнув чаевые – горе подаянье,
Не зная, что по существу сказать,
Впадаешь в суеверья и гаданья,
Готовясь, смерть в спасители призвать...

И Жизнь уходит – это смерть вторая!
Но и она, как Милость, Благодать,
Не мучая свидельством о Рае,
Боль адскую – твою – спешит унять.

И, разомкнув порочный круг страдальца,
Поруганная всуе, высока,
Над омутом смиренно улыбается...
И радужные зреют облака.

Cлова – не на поживу ветру

Памяти друга

Не медонос, не красен-цвет – трава…
Опять мне на глаза – слепым укором!
С тобой, былинка, горе-мурава,
Я чувствую себя лжецом и вором.

Напоминаешь бредни юных лет,
Виновных ищешь – в копоти и гари?..
Ботаник был бы, в наилучший свет
Тебя отправил – на покой в гербарий!

Но за тебя – пустую трын-траву –
Два друга больше не сойдутся в схватке!..
– Я первый, я!.. А ну, отдай!.. А ну!..
– А если не отдам?..
– Так по сопатке!..

Он был слабее… Но не духом, нет!
Бой получился жёстким и кровавым…
Потом смеялись, через много лет,
Не выясняя: кто же был неправым?

Я чист пред ним!.. Хотя, кто без греха?
Возможно, надо было по-христиански?
Трава травой!.. Ты на помин лиха:
В Калининграде, Викулово, Брянске!..

Шатаешься по миру по пятам…
Где пастырь твой, коль ты «пастушья сумка»?
Уж не Господь ли кличет в Божий храм?
Не может быть, чтоб тупо и бездумно!..

В нерукотворный неба гобелен
Вплетает взгляд неведомая сила…
Пастушья сумка, жизнь – прекрасный плен!
В котором даже смерть переносима!

Узелок

Памятный развязан узелок.
Путь-дорожка размоталась свитком.
Дымка бесшабашною кибиткой
Лихо заклубилась за селом,
Где давным-давно, увы, не весело!

Мысленно, преодолев тьму лет,
В драгоценный закуток пространства
Окунаюсь, – на крылечке дед
Отбивает косу, – в постоянство
Милых гипнотических картин,
Где все вместе, только я один
Осторонь – тихонько наблюдаю…
Боже, до чего ж люблю и знаю,
Эту в Лету канувшую жизнь!

В лучший час, где разделенья нет
На твоё и на моё – всё наше!
В жертвенно-сознательном бесстрашье
Жизнь течёт… И в несказанный цвет
Радости, там каждый миг окрашен!

Живы все. И, слава Богу, хлеб
В пору ту не вперемешку с пеплом!
И слова – не на поживу ветру,
Ибо сердцем тут никто не слеп;
Может, потому и сладок хлеб,
Что земля в почёте – метр за метром,
Пядь за пядью, без проклятий… Мне б!..

Но ни зги… И голос сердца: «Стой!
Требую в юдоли ледяной
Жизнь являть! Рвись из последней жилы!
Рекрутом отчаянным сквозь строй,
Супротив бессмыслицы густой,
В отчий край врастая старожилом!».

Друг просил развеять прах…

Памяти поэта Геннадия Ермошина

Здесь был луг. Какой был луг!
Помнишь друг?
Жил да был себе и вдруг
Лёг под плуг!
То бомбёжка на него,
То овраг!..
А ему, верней всего,
Не до драк!
Ближним краешком – к селу,
А другим –
К речке, видно по всему,
Дорогим!
Нарезали день-деньской
Тут круги,
Начиная путь земной
У реки.

…Вот излука. Вот овраг.
Замкнут круг.
Друг просил развеять прах…
Что ж ты, луг?

Наш человек явление сакральное...

* * *
Третий год подряд дожди на Троицу –
Освежают воду в кадке памяти.
Радуга, сойдя с небесной звонницы,
Поклонилась храму перед папертью.

Дьякон-друг, отличник семинарии,
За спасенье наших душ помолится, -
Всё как по любимому сценарию, -
Только ты своей судьбы невольница!

Мастер дежа вю довяжет кружево, -
То, в котором встреча нитью лишнею.
С бесконечным множеством ненужного
Познакомлюсь я под нашей вишнею.

Третий год без чуда буду маяться...
Ни письма! Ни весточки! Ни случая!..
Уж не от тебя ли дождь старается,
Передать мне веру в наилучшее?

* * *
Т.Арсеньевой

Разговелись тучи хмурые -
Сыплют серебро на паперти.
Не споткнись, моя каурая! -
Путь-дорожка белой скатертью.

У ворот зарделось деревце -
Снегири под шалью инея;
Лишь тому в свой час доверится,
Кто поклялся Солнца именем...

А навстречу с колокольцами
Вихри - юные колядники.
Хлебосольная околица,
Не в вине ль мочила пряники?

Чудо-звонницы небесные
Душу греют перезвонами
И мотивами воскресными,
Над заснеженными кронами.

* * *
Наш человек сегодня зол зело –
В критическом сознанье! Чистый разум
Давным-давно не расправлял крыло…
На полуслове обрываю фразу!

Сочувствие не подавай ему,
Живущему на золоте буквально;
Наш человек явление сакральное,
При этом нищ, что не постичь уму!

Но держит голову, словно министру сват!..
Так мать, бедуя, при богатом сыне,
Несёт свой крест под взглядами косыми,
Как будто сын ни в чём не виноват.

Наш человек!.. В ладошке горсть монет –
Перебирает (что на что, меркуя):
Сие – на смерть, а это – на обед!
А это – сыну… Не идти ж впустую!

Из фронтовых тетрадей Вамданта Пендаля

Плач не святого Марка

Всё тот же Израиль, всё тот же!
Который уж век – без Мессии.
И снова и вечно, похоже,
Капкан для Сиона – Россия!

Она супротив всем законам
Преследует нас повсеместно;
Россия страшней Вавилона! –
Их царь нам не Кореш*, известно!

Не Дарий*, зело одаривший,
А Пётр** – сочинитель запретов:
Из нас, мол, одни нувориши,
И только один – с Назарета

Угоден России безмерно,
А все остальные с пороком!..
Россия – страна изуверов –
Прикончила наших пророков!

Израиля будущность выбив
Камнями; ограбив полмира,
Россия украла наш выбор,
Окрест понатыкав кумиров.

И то, что никак в Тель-Авиве,
В Хадере, тем более в Хайфе,
Не жить нам с арабами в мире
И с прочими гоями в кайфе,

Которым Израиля милость
Не видеть – причина всем ясна! –
Россия и тут провинилась…
И то, что рождённого в яслях

Распяли – опять же понятно! –
Подкидыш российский Иуда…
Надеюсь поведано внятно,
Все бедствия мира откуда?

Во всём априори – собака!
Тем паче апостериори…
Россия – Вселенская бяка!
Россия – Израилю горе!

….Израиль со мной кандидатом
Наук поступил некрасиво –
С метёлкой послал куда надо…
И в этом повинна Россия!

* * *
Ни в какую калитку ваш опус, бумажный удав!
Пересмешник-посмешище! Горе-зоил без куража!
Жалкий тыкальшик пальцем, извечно незнамо куда!
Дум высоких потеря! И чувств неподложных пропажа!

"Вам" (стихи Маяковского) – истинно, истинно вам!
Апперкота страшней! – по изъеденным желчью зубам.

"Хахам"

«Ха-ха-м», не врите!
Хоть и мудрец
Вы на иврите,
У нас вы – лжец
Первостатейный,
Презренье вам,
Скопец идейный,
Прохвост и хам!
И провокатор,
И лицемер,
Хват не аматор,
И изувер!
Кто перед вами
Не семенит,
Тот самый крайний
Антисемит.
Портрет ваш помним
На "ПРУсе" – хит!
Под "нимбом" полный
Иезуит.

* * *
Какое смрадное презренье,
Через кордоны и моря,
Пахнуло над родимой сенью!..
Знать, за добро благодарят
Адепты нового безбожья?
Что по старинке, свысока,
Плюют особо-желчной ложью
В зеницы Ваньки-дурака;

Эх, Ваня, Ваня!.. Мухоловкой
Кормил гадливых кукушат,
Они ж злонравною золовкой
Тебе в лицо дерьма ушат.
Через моря и океаны
(Сперва – адью! потом – привет!)
Как янычары-басурмане,
Исполнив мстительный обет.

В Россию, – общее колодце,
Священное (по Ильину!), –
Плюют… Плевали б и на Солнце,
Да выплевали всю слюну!
Им наши боли, наши беды
До места… Соромно назвать!
«Парад сомнительной победы»
Спать не даёт… А ну-ка, встать!

И поклониться русским вдовам!
Берёзам в надмогильной мгле!
Героям русским! Русским долам!..
Святой воистину Земле!

_________________________

*Кореш, Дарий – цари Персии.
** Пётр – самодержец России.

Зоркий взгляд извне

"...и даже Бог, наверно, есть
в краю, где пьянка без лимита,
где душу поражают влёт,
где не настанет dolce vita,
да и Мессия не придёт.

Но, не сдаваясь злой обиде,
живут и умирают там.
...В России Бог всю правду видит
и утешает: «Аз воздам!»
Ю. Арустамов

Я никогда не жил в твоей стране,
Мой терпеливый русский почитатель!
Сужу спонтанно. Зоркий взгляд извне –
России благо! Слово моё, кстати,
Немало стоит – радостно вдвойне!

Мои сужденья (как бы поскромней?)
Елей на раны русские… Короче,
На безлимитно пьющий род!.. Ей-ей! –
Бог мне сказал: «Россия плохо кончит!»
Так что надежду, братец, не лелей!

И о душе своей, сражённой влёт,
Не беспокойся, проклята Россия!
Господь шепнул по блату: «Не придёт!» –
Так что не ждите, русские, Мессию,
Глотайте водку – вечность напролёт!

Но я утешу вас по доброте
Своей, неимоверно бесконечной:
Живите, не сдаваясь злой беде!
И умирайте, шибко не калеча,
Друг дружку в несусветной простоте.

Особо не кичась, откроюсь вам,
Болезные мои, Бог правду видит
(Мои глаза – Его!) и «Аз воздам!»
Со мной согласовал Он в лучшем виде,
Сказал: «Как утешение подам
Своё возмездье русским городам!»…

Суровому критику

Опять слова беспомощны назвать
То, без чего ни жизни, ни дороги!..
И вновь, зевая, скажет критик строгий:
«Бездарно, как корова через ять,
Написано!»… Скажу в ответ: «Как знать?»

Но смысловой тяжёлый оборот,
Перелопатив – как бы землю вспушив,
Вложив, как не сказать тут слово – душу?
Когда душа наличествует – вот!
Начну сначала… Не серчай, народ!

Сие, из тлена что, как корнеплод,
Несовершенное о совершенном,
Наитием, раздвинув правил свод,
Взращу, как солнце, сущностное – в тленном,
Продлив страданий вечный огород.

И слёзы, как наивная роса,
Душою – невещественным началом,
Лучась, прольются в звонких небесах,
Где час назад сомненье ночевало,
Колеблясь на бессмысленных весах.

Вот и судите бесполезный труд!
Вот и рядите плачущую душу
В суровые одежды!.. Жалок суд!
Заря, уткнувшись в мокрую подушку
Рассветных трав, плюёт на злобный гуд.

Певчий голубь
(экспромт)

Владимиру Мялину

Голубь парит над пучиной эмоций –
Крыльями шире зари…
Быть иль не быть? – не витийствует Моцарт,
Музыку чудом творит!

И невозможно... Но Моцарт не знает –
Голубем певчим повис
Там, где тревожно и боязно стаям…
Падают камнями вниз!

И над ворчаньем гадливого ада,
Мол, сизарям не парить!..
Моцарт являет любовь и отраду,
Господа благодарит!

И широко, задевая зарницы,
Крыльев не опалив,
Моцарт над миром – привольная птица,
В вечности ясной парит.

Щедро одаренный дух человечий,
Верно-то как – Амадей!
Души надменные музыкой лечит
В громкой бессмыслице дней.

Возлюбите Россию!

Обессиленную – просто чудом живую! –
Возлюбите без всякой причины, вслепую!
Как невесту – навек! Как жену молодую!..
И узрите, прозревшие сердцем, Святую!

И своих и чужих она кормит, лелеет!
Кто ответит ей тем же? Хотя б пожалеет!
Но клюют и клянут, за глаза и воочью,
День и ночь напролёт!.. Корчась, гибель пророчат!

Едким смехом давясь – гвалт бесовский на тризне.
Слезы в скользких глазах – не от дыма Отчизны!
И не прячут очей срам творящие гости,
Перемыв хлебосольной кормилице кости.

Позабыв… Очумев, знать, в бессмысленной злости?...
Что она – не в сомнительном, нет! – Холокосте,
Не условно спасла … Одержала Победу!..
И за это её, обесславивши, в Лету?!..

Где б вы были сейчас, записные хахамы,
Кабы звонницы в ту Катастрофу и Драму,
В Православных церквях не взорвались набатом,
Не откликнулись в совестном сердце солдата,

Возлюбившего Русь?..

Под жасминовым парусом

Облака по низинам небесным, как копны, плывут,
Огибая холмы на скользящих во мгле волокушах,
На спокойных ветрах, что не скоро окончат свой труд,
Праздный радуя взор и блаженствуя в душах.

А в ложбинке под ивой плакучей берёзовый квас,
В трёхлитровых бутылях, обласканных речкой студёной…
Над излукой пройдя, терпкой влаги пригубим не раз,
И за пегими вслед побредём в уголок затенённый.

В благодати покоя, холодную мяту примяв,
Под жасминовым парусом, пахнущим волей и счастьем,
Уплывём в наше завтра, откуда доныне стремглав,
Я готов сорванцом за гривастою дымкой умчаться.

Всё ясно и просто

В начале

Кружевною скатертью облака –
Маминым узором небес края...
Из лукошка-солнышка по лугам,
Растеклась пустившая сок заря.

Я встаю на цыпочки и тянусь
К солнечному зайчику в полумгле…
Мне ещё не ведомы боль и грусть.
Мне ещё так радостно на Земле!

* * *
Рассветный час.
В полях проснулись звоны.
В прибрежных камышах тумана прядь.
Пчелиный рой, обожествивший кроны,
Пророчит ясный день и благодать.

Цепляя ветки ситцевой котомкой,
В жасминнике гуляет ветерок.
Он – собиратель ароматов тонких –
В любви к родной земле не одинок.

Звенит зарянка, с жаворонком споря,
И всяк сверчок приветствует зарю…
Душой, объемля отчее приволье,
И я своё признание пою.

…Мне только здесь легко наедине.
Тут золотыми ножницами рано
Над речкой – на безветренном холме
Стрижёт рассвет густую шерсть тумана.

* * *
Аиром, мятой и осокой
Пропахла память юных дней.
Святая Русь с тоской высокой
Сохранена наитьем в ней.

Заветным маминым гостинцем
Рассвет, как полотенце, свеж.
Ведёрком дойным серебрится
Даль полная парных надежд.

На кромке кружевного неба
Буханка солнца. Пышет зной.
В нём запах маминого хлеба –
Незабываемый такой!

Всё лучшее, что есть на свете,
(Мне ли не знать? – оно моё!)
Весь этот мир, который светел,
С благословения её.

* * *
Посеяны: просо,
Ячмень и пшеница.
Всё ясно и просто –
Зерно уродится.

«Ах, если бы вдосталь!» –
Промолвил отец.
Из зарослей росных
Поддакнул скворец.

И лошадь кивнула,
Овёс доедая.
О давнем всплакнула
Старушка слепая.

На ниве небесной
И звёзды, как просо…
А месяц над бездной

Извечным вопросом.

* * *
Проясняется памяти
Дальнее поле.
Озаряются дни
Затуманенных лет...
Косит сочные травы
Родного раздолья
Под забытую песню
Не умерший дед.
Здесь под солнечным кругом
Шлифуются слитки –
Золотые,
Шершавые слитки стогов.
Их, оставленных в поле
Под черной накидкой,
Стережет старый лес
От осенних ветров.
Здесь, под вечную песню
Воды родниковой,
До сих пор плачут ивы
В полуденный зной,
И вечерний туман
Белобокой коровой
Жажду сохнущих трав
Утоляет росой.

Вынужденная остановка

Хозяйкой по дороге, как по вехам,
Ползёт козявка (домик на спине)
С достоинством, мол, путник – не помеха!
Да и она не враг в дороге мне.

Любуюсь прорастаньем солнца в тучах.
Роса искрится на кирзовиках.
Туман висит, как мокрые онучи
На солнечном борту грузовика.

В молитвенном покое дух прибрежный
Владычествует царственно, легко
Подталкивая в мир забот безгрешных,
От назиданий знойных далеко.

Всеобщей благодарственной молитвой
Прониклась благодатная земля –
Всей мощью невоинственной палитры,
Умильно, не докучливо, звеня!

Чтоб человеку, вскинувшему в небо
Свои благоговейные глаза,
Средь множенства бесхитростных молебнов
Открылись чудом жизни Небеса.

Где парным молоком пахнет небо...

Снова ветер-пострел
гонит в поле бурёнок рассвета.
Облака – белобокое стадо –
вдоль речки бредут.
Лето к осени ближе –
хорошее, тёплое лето!
Как стрижи мошкару,
ловит мысль каждый миг налету.

Несказанно богат
отчий край на минуты отрады!
Достояньем прохлады
поделится в полдень река.
Крестным ходом березки вкруг церкви…
А что ещё надо
Православной душе,
проторившей дорогу в века?

Чтобы вновь над колодцем
весёлая цепь прозвенела,
Гуси пруд свой нашли
и домой возвратились гуськом…
И запела коса.
И пичуга свой луг облетела.
И с крыльца сорванец
сиганул за кусток босиком.

Это Родина, брат, –
не потерянный остров вселенной!
Здесь сплетенья надежд
чудотворную силу хранят;
В поминальные дни,
вспоминая об участи бренной,
Не бессмертные люди
о вечных вещах говорят.

Эти славные люди
желают друг другу здоровья,
Чтоб затеплилось солнце,
как общая в церкви свеча…
И бредут облака восвояси,
как стадо коровье,
И парным молоком
пахнет небо в закатных лучах.

Подальше от греха

"Радоница. Солнышко хлопочет"

На излёте надежд золотых

…На дворе-то весна, да в сознании осень!
И душа на излёте надежд золотых.
И Земля, как телега с надломленной осью,
Ковыляет по лужам лиловой воды.

Горизонта на обод сталистого цвета
Намерзает созвездий искристая пыль –
Шлях Чумацкий пылит за пределами, где-то
Во вселенской степи, где высокий ковыль
Серебрится главой, над стихами склонённой, –
Там мой час золотой иноходцем бредёт,
Не изведав плетей, в уголок затаённый, –
Не в безумства весны день и ночь напролёт, –
А туда, где радушная тихая осень,
Счёт несметному злату вовек, не ведя,
Раздаёт, не жалея, ни йоты не просит
Щедрым жестам в ответ, неразумных щадя.

Здравствуй милая! Здравствуй, моя дорогая!
Не ревнивая боль! Не скандальная грусть!
Все-то ты на просвет мои мысли читаешь –
Паутинки пути... Позови! Отзовусь!
Пусть закатное солнце над нами всё ниже,
И сердца не грохочут апрельской грозой,
Но есть большее в нас, что даровано свыше...
Осень, слышишь ли ты, как я полон тобой!

"Детектор лжи никто включать не станет"

…Детектор лжи никто включать не станет.
Вообрази! Владивосток-Москва –
Вагон-купе, скучайный чай в стакане,
А ты из эмиграции…Тоска
По Родине там – ложка дёгтя в бочке
Любого мёда… Место назови!..
Альпийские долины… Двоеточие
Очей пустых ночного визави,
Что перепутал день и ночь дороги
С добром и злом – не знает: что есть что?
И кто есть кто?.. Острожные тревоги
Забили насмерть душу-решето;
А в решете воспоминаний звёзды –
Торчат пшеном иль золотом в лотке
Старательском… Но никогда не поздно
Поведать правду, если в уголке
Забвения не прятать скарб житейский –
Сквозное рабство, крепостную боль…
Как в дежавю: событье есть, но не с кем,
По сути самой, разделить юдоль,
Поплакаться в жилетку, напророчить
В неволе вечной новых дней оброк!…
И то ли снег на ниве кровоточит,
То ль кто-то с кровью выхаркал добро
Руси переустройства... Воздыханье.
Кого? над чем? – не мудрено понять!..
Так пой же, пой, хоть в самоправданье,
Нам Лазаря, не преминув солгать!
Листая дневники швейцарских будней,
Пророческий угомоняя зуд,
Рассказывай о трудоднях и трутнях,
Верша возмездье, как последний суд.
Уполномочил кто? – Господь, вестимо!
Где и когда? – Не в этом суть, собрат!
Мол, жизнь зело цикутой угостила
Цинизмом тех, кто духом не Сократ.
А ты (по тексту), хоть в оклад – и в святцы!
По всем статьям мыслитель и пророк,
И праведностью, если вкратце, братцы,
Презнаменит, читайте между строк!
Да не забудь сказать: «Живите долго!» –
Особо тем, кто верит: жизнь – игра…
Когда умрут свидетели, о долге
Тогда мура любая – на ура!
Тогда по факту славы – неподсудный,
По праву прав и всяческих свобод,
Ты будешь гений, моторошно-нудный,
Любить абстрактно, гибнущий народ.

…Суровый край. Заря рябиной сочной
Упала с чёрных веток февраля
На затвердевший снег, под треск сорочий,
На радость снегирям и егерям.

"…Нереально, но я существую"

Л.М.

...Нереально, но я существую, ибо слышу сверчковое «сюрр»,
Что, на тучу плюя грозовую, соревнуется с окриком: «Юр!» –
Это ты на шестке нашем шатком строишь планы (до неба леса!),
В круг задач с моим именем кратким смысл всей жизни своей увязав.

Существую! – доказано свыше: вновь зажглась на закате звезда,
Увенчав дома нашего крышу, где мои молодые лета
Пролетали, не зная юдоли, как поэзия жизни живой –
Не как летопись смерти и боли, а как быль красоты неземной –
Материнской бессмертной любови.

Существую! – порукой вина, иссушившая сердце и разум…
До чего же огромна она, времена все пронзившая сразу,
Не оставив и в вечности мне ни единой надежды на милость…
Существую! – и въявь, и во сне – и нигде мне пощада не снилась.

Существую! – порой вопреки здравым смыслам, тем паче не здравым, –
Островком посредине реки, левый берег свой путая с правым,
Днесь, не зная что будет потом, и не помня в деталях что было…
Существую, как горестный ком, что в гортани... над отчей могилой.

Как «Здрасьтевамнеждаликуманёк!»

* * *
…Вдруг запахи избы, которой нет
Давным-давно! Объекты обожанья –
Сверхжизнью свыше: лучезарный цвет –
Соцветьями пропахший солнца свет;
Любимых лиц – из забытья мерцанье;
Неисполнимых чаяний полёт
В те сферы ирреальные – откуда
Течет весна судьбы, являя чудо
Сродни дождю, что ливмя вдруг польёт, –
Не по погоде, ниоткуда, вроде,
Как «Здрасьтевамнеждаликуманёк!», –
Знать, денег – ёк?.. А кум и без «денёг»,
И в безысходной жизни смысл находит,
И ловит кайф, когда ни у кого
Нет клёва, в этом смысле… Смотрит в небо,
И видит нечто, что превыше хлеба, –
Лапатым снегом что, как манна, прёт
Ночь напролёт, исходом беспечальным…
Капелью веры (таяние тайны!),
Снежницею над вечной мерзлотой
Забвения, мостком на правый берег,
Откуда неподдельной чистотой
Повеет вдруг, распахивая двери, –
Куда душа, почуяв дом, бежит, –
Чужда законам одичавшей своры,
Дворняжкой верной, – в истинную жизнь,
До лучших дней забившуюся в норы…

Избыточная жизнь

"У каждого своя мигалка дней"

* * *
У каждого своя мигалка дней.
И каждый рулит по судьбе как хочет.
Что ни водила – сеятель камней,
Неважно шут он, царь, или рабочий…
Поспеют все с мигалкой таковой,
С которой «льзя» на красный и зелёный –
Туда, где нет ни гонки роковой,
Ни жёлто-рыжей сферы раскалённой,
Ни сизо-серой в кратерах…
Рулю,
Средь прочих лихачей самозабвенных,
Забыв, что шансы, равные нулю,
Дают права на строчку: «Все мы тленны»…
И потому не жалко никого,
Не оттого, что жёсткосерден шибко,
А потому, что где-то далеко
Произошла фатальная ошибка.
И на распутье снова кутерьма –
Погибельно-наследственная суя...
Мигалка глаз, фраз, мыслей свето-тьма…
За катафалком, ветр судьбы тасует,
Стоящих в «роковой очереди»,
Не знающих, кому на свете хуже:
Тем, кто недостижимо впереди,
Иль тем, кто позади не обнаружен?

Отщепенка-весна

"Одно на всю околицу оконце"

* * *
Одно на всю околицу оконце –
Несуетное всенощное солнце,
Молитвенной звёздою одинокой
В созвездии давно погасших окон,
В нечернозёмной полосе России,
Малиновой лампадкой негасимой
Мерцает, как бы клича, в чудо веря,
Что в насмерть заколоченные двери
(Соседские) доской – крестообразно,
Ещё войдёт в пасхальный день прекрасный,
Тот, Кто затеплил русский дух в светёлке,
Хоть и кружились злобно кривотолки,
Где свято место занимают были…
Там до сих пор ни паука, ни пыли.

Репетиция Нобелевской речи

– Чего кривить душою не пропащей!
Пиитов из когорты настоящих
Не много нас…Точнее, я один!
Мой недостаток – скромность, упредив
Великой жаждой правды, утверждаю:
А.С. – всё наше… Нет, и он не ас!
Из настоящих, честь имею, да-с,
Я – э…. (шаги)... Не шоркайте ногами!
Когда последний из…

Звучит рефрен:
«Пиитов из когорты»…

Слово «хрен»
Срывается с галёрки со смешками,
Причём «моржовый» – слово бьёт под дых,
Оратор тухнет. Междометье «дык»
Или частица к фразе «Хрен моржовый»?..
Речь сорвана. Убогий номинант
Пьёт воду, плача. Требует отмщенья.
(Звучит рефрен теряющий значенье).
Вода.
Кадык.
«Дык-дык», как поплавок.

"Гуд бай, милок!" – летит под потолок

Тьма – отсутствие света*

«Широта креста и долгота небеси равна есть!»
(3-я стихира на хвалитех).

1.
Тьма – отсутствие света,
А зло – добра?
Ищет ответ комета,
Сгорая в прах,

Как зерно, что чревато стеблем,
Как Человек,
Что наитием тянет Землю
В блаженный век.

В неприсутствии пониманья
Высокий Свет…
В бесконечности несостраданья
Душевный след...

Солнцем в пашню врастая, вызрев, –
Земля еси! –
Отворяет в нещадных высях,
Вдруг, Небеси!

Над нежизнью восходит, тая,
Живым зерном.
В царстве ночи преумножая,
Добро – добром.

Сам есть – Свет, и другим – спасенье;
Сомненья, прочь!
Сеет веру – самосожженьем,
Тараня ночь.

2.
Не от мира сего – так чего же ты хочешь от мира?
Полноты пониманья? Божественно чистой любви?
Утешительных слов, если сердцу тревожно и сиро?
Бескорыстных друзей?.. Так чего же ты медлишь? – Зови!..

Неземное дитя, лучезарных надежд испытатель,
Упованья твои – метеоры в жестоких слоях.
Мрачным личностям ты по природе своей неприятель,
Свет во веки веков в царствах ночи в незваных гостях.

Что ж ты парусом белым в смерть вяжешься к миру, как к рее?!.
Непрестанно молясь: «Да минует…», но шквал роковой
Распознал в тебе Солнце – оно, несомненно, согреет.
На друзей и врагов теплоты его хватит с лихвой!..

Но за дерзость нести беззаветную веру в спасенье,
За способность любить и от чистого сердца прощать,
Будут, будут казнить!.. лютой карой слепого презренья
И, возможно вполне, предадут, чтоб с позором распять.

А когда до конца ты испьёшь окаянную чашу –
Не один на один, А один против мира всего –
Прозвучит над толпой кроткий голос тепло и бесстрашно:
“Не вмени, Авва Отче, в вину им невольное зло”.

* аксиома

"То ли грифами, то ли грефами" ("Ваучер-из-ада")

Памяти Чука и Гека

Слушать слушали, а в неведеньи.
И глядели, как через противень...
Дело путнее замедведили –
Шатунами прошлись по Родине.

И, казалось бы, думу думали
В Думе, зад-умом озадачены;
Осекретившись астросуммами,
Обезлюдели, осабачились.

То ли грифами, то ли грефами,
Над статьями доходов ахали...
На поверку: бюджет с прорехами,
И прорухи народ затрахали.

Посмеяться б – да камни в печени!
А в живой селезёнке – колики!
На три вечности обеспечились,
Обгерманив нас, наши толики.

"Сжёг все мечты – не сделалось светлей!"

* * *
Сжёг все мечты – не сделалось светлей!
Всю душу в мир, как в топку!.. Мрак и стужа.
Хоть ты, тепло хранящая, навей
Заботу тех, кому был дорог, нужен!

И память – шире клеверных полей –
Открылась, как для пчёл усталых улей;
В ней греюсь я надеждой прошлых дней,
Не вороша перегоревших углей.

И облекает памятный очаг,
Теплом не обезличенным и долей;
Оттаивают дали на очах –
Куда… Да, хоть подкидышем – в подоле!

Мечты, мечты! – чай с мёдом на столе;
Зори крещенской леденец хрустящий…
Сжег все мечты – теплей не стало мне…
Спасаюсь только верой настоящей.

Тропинка не обманутых предчувствий

Заря окурком брошенным дымится.
Роняя пепел сумерек в глаза…
Телам – отбой, а душам – вольным птицам,
Всю ночь кружить в тревожных небесах.

Ведь завтра бой! – и, видимо, последний…
В планшете рока список новых жертв.
И снегопад…Во сне же: скверик летний,
Созвездьями оснеженный.. В душе:

Тропинка не обманутых предчувствий,
Мерцание осуществленных грёз,
Где вне сомнений с чередой напутствий,
И с клятвой в вечной верности всерьёз,

Любимая… А что ещё солдату,
Проведавшему маму и отца,
Желать пред боем? – Встречи как награды,
Как вещий сон, что снится без конца!..

Поминальный диптих

1.
Силюсь вспомнить черты
Дорогого лица,
А приходят безликие тени
И венчают ступени
Крыльца...
Хоть бы голос
Родной с высоты!

...Архивариус истый,
Причудница память, яви
Образ милый
На лучшей минуте!
А она, рикошетным свинцом
Все огрехи мои,
Как осколки в судок эскулап –
Беспристрастный, по сути.

Что за память такая –
Родного не вспомнить лица?!
Снова тычешь меня,
Как котёнка поганого, грубо...
Помнишь запах костра,
Неземной аромат чабреца,
Смоль коней вороных,
Мышц игру на лоснящихся крупах…

Понащёлкала память-фотограф
Мне за полста лет:
Муравьёв беготню,
Майских молний ветвистые блики,
Чтобы в массе деталей
Чахоточный скрасить рассвет –
Этот проклятый мир
В окаянстве своём многоликий!..

А святое святых, –
Что лелеять бы вечность, храня
Пуще всех мона лиз в тайниках
Пресловутого Сотбис, –
Достояние рода!..
Профукала память моя,
Как худая броня;
Как картёжник и мот,
Свою совесть.

2.
Разгорелся костёр –
Поминальной субботы заря;
Отголоском шаманства,
Невольным язычеством веет…
От желанья восполнить потери
Заносит меня,
И я требую чуда,
Созвучного жажде и вере.

Но природа вещей
Непреклонна, мол, братец, пора,
Отвыкать от надежд
Там, где время – иным горе мыкать,
Привыкай к Небесам,
Где иного порядка игра,
Где ни дальних, ни ближних,
Ни слов: "привязаться", "отвыкнуть"...

Вот, и выбор тебе!
Вот, и воля – бери-не хочу!
...Подоконник широкий
(Где мама, меня дожидаясь,
Проводила минуты тревоги,
Затеплив свечу,
Над псалтырью) хозяйкой другой
Сплошь геранью утыкан.

Кто помашет вослед,
Перекрестит дорожку тайком,
Троеперстья бутон
С каждым годом всё туже сжимая?
...Вместо мамы сирень
Белой кистью на месте святом,
Меж могилок качнулась,
Гостей запоздалых встречая.

"Свое небо нашла осень сдержанных астр"

* * *
Свое небо нашла осень сдержанных астр.
Так венчально чиста и в молчаньи понятна.
С голубой высоты, как мудрец Зороастр,
На прохожих глядит и не манит обратно.

Обедневшей вдовой, позабыв о себе,
Рядом молится Солнцу язычница-груша.
Уходящим Христом Солнце светит во мгле,
Осеняя надеждой печальную душу.

Как заправские йоги, над речкой кусты,
Позу Будды приняв, входят в раннюю зиму.
Значит, будет весна – эти сны не пусты! –
Ведь невидимый мир им роднее и зримей.

В мой молитвенный дом – увядающий лес –
Я люблю приходить на закате багряном.
Здесь мне верится лучше, что Бог мой воскрес,
И что любит меня и убогим, и странным.

Издержался октябрь. Только гроздья рябин
В несказанном богатстве стеснительно рдеют.
Тихо зреет сознанье, что я не один,
Кто цвести и сгорать беспечально умеет.

"Сей – под сенью нерусского флага"

1.
Сей – под сенью нерусского флага,
Что надёжней, чем русский тулуп,
Хоть на мёрзлые нары ГУЛАГа
Ради славы – вития не глуп!

Голой рыцарской грудью без страха,
Фигурально, – на вилы, на нож…
Нет, не так, как в Москве бедолага,
На Манежной – финал не хорош!..

Этот знает – как выпрыгнуть надо,
Резвым бесом исподтишка,
Размотав на полмира тираду
В лицемерных бездарных стишках.

Всеми членами корчась, страдая
За чужой полоумный народ,
Что за десять столетий не знает
Как уйти со Христом от невзгод.

«Это я, а не тот бедолага
(Гений в образе), – шепчет, – лежу.
А под сенью нерусского флага
Тот – с Манежки, понятно ежу!»

2.
На джипе я – в мечтах о самолёте,
О доме в три забора по Кольцу
Садовому – от лузеров в почёте
Он крепость мне, судите по крыльцу…

Не по тому, где равные, как будто:
Сапожники, портные… Я меж них,
Конечно же, царевич – не Иуда,
Почти Христос для сирых сих в те дни!

Иван в Афган, родства вовек не помня,
А я в МГИМО, чтоб память сохранить,
И вот пишу о них, кто мне не ровня,
Бессвязных сих, ввязав в златую нить

Моей судьбы… Юродствую, но в меру,
Чтоб русофобом часом не прослыть…
Я б прошумел об вымерших шумерах,
Но право, что на прахе наварить?

А тут, а здесь – Клондайк!... Не в Колыму же
В худых ботинках, нервы щекоча!..
Медведев пусть на Шикотане ужас
Наводит на япошек!...Ча-ча-ча!

Как я умён, блистателен и тонок!
А эти – лохи детства моего,
Назначенные мне в рабы с пелёнок,
Не ведают, знать, по всему, всего?

Свидетель печали

Возвращая надежды убогим подворьям

Расстелила зима свою лучшую скатерть во всю ширь наших грустных полей,
Закромами раскрыв благодарную память с перезвоном рождественских дней.
Чтоб колядники-ветры с холмов Приднепровья снежным просом засеяли нас,
Возвращая надежды убогим подворьям, по родимой сторонке пройдясь.

Накрахмаленным кружевом иней крещенский на усталых предплечьях лесов...
Узкий путь красоты, покаяний, прощений, меж суровых эпох и веков.
Отзывается эхо синичной колядкой, бормотанием хриплых снегов…
И какой-то особо торжественной клятвой – благовестом с крутых берегов.

Аж по коже мороз!.. До того пробирает неподложных мотивов настрой!..
Этот звон с высоты, где заря обливает грустью отчий погост за рекой.
Где проститься навек – ни желанья, ни силы, с тем, что, в сущности, Добрая весть…
Только в этих снегах над отцовской могилой понимаешь: бессмертие есть!

"Куда ни кинешь око – красота"

* * *
Куда ни кинешь око – красота:
Моря, леса, росистые раздолья…
И вдруг глаза изъеденные болью –
Сквозная, ледяная пустота!

При радужном роскошестве путей,
Разнообразии чудесных видов,
Коллегиальный ропот индивидов
На выставке божественных вещей?!

Откуда при несметности богатств,
Бескрайности просторов – мысли узость?
Как будто жизнь не Божий дар – обуза,
И повод к оправданью святотатств?!

Не чувство неизбывное вины,
При множестве причин для покаянья,
А гордость за отмщенье-воздаянье:
«За око – око! Зуб – за зуб!»... Увы,

Не умиление живой красой,
Не щедрость в мире вечной Благодати,
А суетная беспощадность братьев,
Как муравьиный бой перед грозой.

Над родником

Словам нет места – губы и вода
В особые вступили отношенья...
Так сердце, Благодатью иногда
Исполнившись, молчит в благоговеньи.

Вступив с Причиной всех вещей в Завет:
На меру жажды – мера утоленья,
А Божеству Единому в ответ –
Свободное коленопреклоненье.

Всё от Тебя?

«Всё от Меня было".
Серафим Вырицкий

Всё от Тебя?.. А я роптал, прости!
И ненароком заповедь нарушил,
Переступил, отягощая душу
Судом, забыв в беде, Кто допустил
Страданья мне – лекарство от ума,
Вдруг возомнившего себя свободным
От заповедей, в мире сумасбродном
Опившемся недоброго вина!..

А тут опять внезапная весна! –
Врачует половодьем люд прибрежный,
За выбор дерзновенный и небрежный –
Дом строить на песке… Боль проросла
Ответной мерой – выстрелом впопад,
Как рикошетное безумье наше,
Чтоб череду вопросов русских страшных:
«Что делать?» – в Небо взвить – «Кто виноват?»…

Всё от Тебя?.. Треблинка и ГУЛАГ?..
И Холокост?!.. Прости за дерзновенье!
Ведь Ты – Любовь!.. И вдруг – такие звенья
В цепи наследной?!.. Не вмещу никак!..
Меж прорв проблем, наитием влеком,
Перебираю горестные вехи
Своих путей, виня в них (в кои веки!)
Себя, без экивоков, целиком.

А во дворе тотальная война –
Двух разнорусских витязей-соседей:
Какой-то, ангел – не иначе, Федя,
Кричит на Ваню: «Нишкни, сатана!»
А Ваня, век невидящий ни зги,
Идёт на Федю, отчеканив: «Сволочь!»
Порезав словом, будто финкой, полночь
На клочья, после: "Боже помоги!"

А как помочь? и чем? когда рожон
Возмездного Закона непреложен! –
И он уже пронзил неосторожных,
Отвергших Волю воль нехорошо.
Всё от Тебя!.. Уж новая беда
Полощет Русь в суровом половодье
Событий, подготовленных отродьем –
И это мы!.. Без нас, знать, никуда!

Всё от Тебя?..

"Не рубцуются раны – Есенин, Васильев, Рубцов…"

РУССКАЯ ЗАСТАВА

Не рубцуются раны – Есенин, Васильев, Рубцов…
Вороватая эра другие готовит изъятья.
Из наследной цепи вырвав злато, стращает свинцом
Вечно ржущая серость и ржавь… Родовое проклятье!

Эх, кольчужку бы веры! и слово, как меч-кладенец!
Щит – трещит, да не лопнет! коня боевого в подмогу!..
И тропой здравомыслия, ставя всем распрям конец,
Благодарность пропеть с побратимом в часовенке Богу…

Но застава за тридевять бед – в тридесятом краю,
Где Прасолову* волей Твардовского дадено было
Солью русской земли просиять в «Новом мире»…Осанну пою,
Поминая великие души и русскую силу.

Где мечтанья цвели, там змеящейся черни кубло!
Где твердыня была – нынче русским мечтателям плаха!
В древе цели высокой – спасенья Отчизны – дупло,
Просвистел, знать, разбойник, чтоб Русью уже и не пахло?

Беспримерный Примеров* рвал душу свою в час беды, –
В неименье бинтов, так кромсают на ленты исподнее, –
Чтоб державу спасти от эпохи сквозной пустоты,
У литых истуканов просторы родимые отняв.

Сердце ищет надежды и молит о ней Небеса,
Что не в хлебе едином, – в прообразах русского рая:
Передреев*, не дрейфя, к погосту под Вологдой, сам
Проторял стёжку памяти, чертополох вырубая.

Шёл туда, где в полночной светёлке негаснущий свет –
К тихой горенке в полночь, где горюшко теплит надежду…
Вот и я иноходца мечты по-над пропастью лет,
Вскачь пускаю за Русью Святой, уповая безбрежно!

(фрагмент)

* Алексей Прасолов, Анатолий Передреев, Борис Примеров – русские поэты

Надежда не по средствам

Отчётливо помню: изба, ход событий по кругу,
Чуть свет – лучезарная дымка над стадом бредущим;
Домашние гуси и дикие, кланяясь лугу,
Соседствуют мирно – спокойно и в стане пасущих.
Отара овец тонкорунных в одёжках предзимних;
Листва на излете – привет новосёлам грядущим!..
Живи-не хочу! – не скудеют отары в низине;
Врагов и в помине… Воистину райские кущи!
Здесь я не чужой, но своим не дерзаю назваться,
Пред скорой разлукой пытаюсь не хлебом единым…
И зреют слова: «До чего ж хорошо у вас, братцы!»
В ответ: «Хорошо – особливо рогатой скотине!»
Ничто не тревожит её ни траншеи, ни доты,
Ни встреча неволи и воли, ни призраки в пуще:
Прищур амбразур исподлобья холма – антиподом
Радушным полям, где незримо присутствует Сущий;
Ни в рощах сороки, – в Отечестве нашем пророки
(Треща, предвещают нашествие новых мамаев, –
Дома их окрест, в пять заборов, по виду – остроги,
Растут, как грибы, а грибница в семь-восемь китаев)…
Но нету земли для исконных владельцев Расеи!
И то, что в земле, и в воде, и на водах – не наше…
Такая вот странность: и строим, и пашем, и сеем,
А глянешь в сусеки, а там – накось выкуси, Раша!
А в сердце (по Канту) Закон, удивляющий разум,
А в небе предивные звёзды – небесные вехи;
Указ: пялить зенки в зенит!.. Нас ни в жизнь без указа,
Никто, никогда не принудит идти в человеки!
Витии кричат: «Не противьтесь!» А сами с усами
Оскомину русской печали, набив на мякине,
Бегут от прискорбных "реалий", вразрез с Небесами,
Из рая, увязнув по маковки в суетной тине.
Ждём участи лучшей, в пыль, выплакав, скорбные очи.
Никто, никого, никогда, ни в какую погоду,
Не понял: зачем убеждал?.. А тем паче пророчил
Погибель могучей стране и святому народу?»

…Престранная память! Отчётливо помню детали
Тягучки летучек, бред сивой кобылы по средам…
А вторник-четверг рыбный ужас на кислой сметане…
Посредственный рай, а надежды, увы, не по средствам.

(фрагмент)

"Все языки на свете, изучив..."

Все языки на свете изучив,
Все книги прочитав, так и не понял
О чём поют весенние ручьи
Корням дубрав, спускаясь с кручи к полю;

Пред чем, живя в молитвенной тиши, –
Не как Нарцисс пред гладью вод зеркальных, –
Склонилась ива, память ворошит,
Исконное своё найдя в сакральном,

Не в безъязыком сонмище вещей,
В благоговейном трепете прекрасна…
А ты, - собратьям отпустив лещей,
Как ветр пустынный, злой и безучастный

К чужой судьбе, безжалостным судьёй,
Надменный нос задрав, любого б вздёрнул, –
Цитатой бьёшь, как по башке скамьёй,
В дешёвом фильме – чуде каскадёрном,

Искусно демонстрируя латынь
Тому, чьё сердце не о том скучало…
Но на гармонике его лады –
Одна душа с Единым, Безначальным.

Зачем глаза кроту?

(Басня без морали).

Зачем глаза кроту?
Ну не вопрос!
Век под землёй, где ни звезды, ни свечки…

– Свет нам не нужен, мы ведь не овечки! –
Царь всех кротов надрывно произнёс.
За свет платить не будем! Солнце, слышь?
Пусть платит хорь, лиса, хомяк и мышь!..
А мы кроты переживём и так!»
И – шмыг в нору!
– Ну не плати, чудак!
Сказало Солнце, – мне бы и спасибо
Хватило… И ушло легко! красиво!
За горизонт...

Мораль? Морали нет!
Какая у кротов мораль, поэт?
Коль люди-богоборцы не поймут,
Благодаря чему они живут.

Перлы Де Дондурака «Заветы русским поэтам»

«ЗАВЕТЫ РУССКИМ ПОЭТАМ»
(Из фронтовых тетрадей графа Промокашкина)

"С Небес списал, как промокнул"
Автоцитата

1.
Поэтических бурёнок по этическим причинам
Меж этнических распадков не выгуливай, поэт!
Где репейником докучным липнут вечные кручины,
И, где чибис, беспричинно плача, истину поёт.

Если б в Индии, к примеру, где священные коровы,
Обезьяны и поэты, изобилье трын-травы, –
Там паси себе, хоть голым, под раскидистым покровом,
Сердцевидною листвою с древа Бодхи срам прикрыв.

И сама необходимость, что осознана спонтанно,
Проходимцам проходимость идеальную создав,
Зуботычиной не пахнет, и «что делать?» (как ни странно!)
Наш вопрос – исконно русский – не встаёт ребром... О, да!

Там в чреде блаженных старцев, вереницами плывущих, –
Не под тын, где пахнет рвотой, перегноем и мочой, –
Уплывай в свою нирвану, в райские, тем паче, кущи,
Где ни наций, ни простраций – ангелы к плечу плечо!

Там врагов своих, как ближних, фобий излечив коросту,
В полный рост и без разбора – от зари и до зари –
Ты возлюбишь, позволяя забредать им на погосты,
Попирать могилы предков, озоруя, на пари!..

А в России, где косые взгляды – дождика не реже,
Где водицу не годится с пьяной рожи поутру,
Там в припадке этночувства эмигрант тебя зарежет,
А бурёнку – на варёнку!..А точней, на шаурму!

Немудрёные советы – несоветского пошиба,
Хоть не Кришна я, не Шива, но не вшиво подаю:
Нишкни, брат, Расея ибо – край заведомых ошибок!
Выпасающим надежды, тут надежд не подают!

2.
Заслышав рык: «Заслуженных не троньте!»…
Ушам, не веря, говори: «Ни-ни!..
НЗ!.. Броня!.. Вне критики они!..
В окопах разных мы на поэтфронте!»

Сим супостатам полный дав карт-бланш,
И пасквильную прыть не пресекая,
Плетеподобный ёрнический раж,
Не мудрствуя прими, как Русь, Мамая.

И всё такое прочее, как Бёрнс,
Плачевное влача существованье,
Неси надежды куцые, как пёс,
Хвост не поджавши, и без завыванья!

Потрёпанная, так спешит домой
Сермяжно-драп-дерюжная пехота,
Униженная гнидой тыловой,
Побитая надменною зевотой,

На зимние квартиры, напоив
Легендами и кровью бездорожье,
Чтоб снова под «колючкой» дней к своим
Тащить, как языка, в ночь – Искру Божью!

3.
Как вечные вопросы, – были, есть,
И пребывать вовек врагам Отчизны!
А посему, о супостате днесь
Нам надобно заботиться – до тризны!

Ведь кто-то ж должен силу проверять
В загулах очумевшей русской рати,
Уча примером – на смерть как стоять,
Не куцей мыслью побивая татей.

А что сынам Руси?.. Во всей красе
Погрязшим в окаянстве безысходном,
Творить в юдоли беспросветной сей,
Коль супостаты Родине угодны?

Забыв о виноватости врагов,
Пропеть им славу и благодаренье,
И, научившись жизни без оков,
Презрением внушать благоговенье!

«Поступь титана» Де Дондурак граф Промокашкин

Триптих-предисловие
к полному собранию сочинений
графа Промокашкина.

1.
Перед столпом Александрийским
Кавалергард Де Дондурак –
Граф Промокашкин, – первый в списке
Пиитов…

(Хор) – Гип-гип ура!..

Сей перечень он самолично
Сверстал, чтоб светочей слегка
Подвинув, утвердить, – прилично
Дабы вели себя в веках!

Мол, преступленье – ток событий
На русское авось пускать,
Когда есть он – магнит наитий,
Дум возбудитель... Благодать!

На месте этом А.С. Пушкин
Когда-то, ёжась на ветру
Вознесся выше… Мёрзнут ушки.
Мысль невпопад: «А вдруг помру?»

Пятою, чуя свято место,
Он ведает, что значит – быть!
Земная пядь под ним, известным,
Печёт огнём…Не взмыть, так взвыть!..

К себе на вы – и не иначе!
«Мы, – говорит, – пришли сюда,
Облегчить Господу задачу
В преддверье Страшного Суда».

И что Овидий не увидел,
И где Гораций не горазд,
Де Дондурак в отменном виде
В анналы впишет… С плеч гора!

Мешать не будем, гений нижет –
За мыслью мысль – суть бытия;
Вкруг светоча, присев пониже,
Как близ костра, его друзья.

Чу, за горою посвист рака –
Знак добрый верного пути!..
И лик такой у Дондурака,
Что солнцу – хоть и не всходи!

2.
Живёт сей Дон, в буквальном смысле,
Не в языке, а с языка.
Как Посейдон, глубинно киснет
В себе самом… Дондурака
Обычным оком не увидишь –
То в глубине, то в вышине;
Он и на русском, и на идиш
Выходит… Гоголя «Шинель»
Ему мала – его границы
Намного шире и длинней,
И шило ниже поясницы
Торчит, я видел, брат, ей-ей!
Его ловить, как счастье, надо
Там, где не ждёшь, но встретить рад,
К ногам припавши снегопадом,
Или вкопавшись, как солдат
В высотку – на смерть перед боем,
Всем пиететом и мольбой!…
И лишь тогда, одет в рябое,
Во всей красе перед тобой
Предстанет, как Буонопартий
В начале славного пути,
В зигзагах рока – впереди!..
Не не на Смоленской – в арьергарде,
Где хоть курвиметром води!

3.
Сознание иль не сознанье
Течёт пред нами? – Дондурак
Стихи читает. Мирозданье
Кончается – стихи никак!..

Не мудрено, граф Промокашкин,
Как бы прильнув челом к окну,
С Небесных свитков без промашки,
Списал стихи, как промокнул.

Дондураковые шедевры
Представить было нелегко,
Увы, на них ушли все нервы,
И время – очень далеко!

Я подожду, пока скитальцы
Мои вернутся, а пока
Сосну немного. Вы ж читайте
Нетленку Де Дондурака *.

* Перлы Де Дондурака из книги «Поступь титана»,
Находящиеся в последней доработке, не заставят себя долго ждать.

"Всё, как всегда: дорога, храм, свеча"...

Всё, как всегда: дорога, храм, свеча, –
Иду туда, куда манило смалку...
Чу! лебедь, возвращаясь, прокричал –
Округу, облетая, спозаранку.

Свободный лёт бесхитростных идей,
Читаемая клинопись событий;
И нет причины не любить людей,
Не ждуших от тебя больших открытий.

Малиново околица звенит –
Воскресный благовест ласкает ухо...
Всевышний напрямую говорит:
Нет повода, раб Божий, падать духом!..

Всё главное осуществилось – всё!
А то, что не... в свой срок осуществится!..
Обыденность, казалось, серозём,
А оглядишься, – счастье колосится!

"Не мыслящим себя в земле иной"

...Не возвышаясь на закате дней
Над прочими избранниками жизни,
Поёшь любовь, не полосуя ближних
Иллюзией особости своей,

Как тот снегирь над узкою тропой,
Не ищущий себе иной дороги…
Есть и ему чего сказать о Боге
Так, как никто и никогда другой.

Долженствованья трудная стезя,
Где каждой твари горестно и тесно.
Но только тут нести свой крест уместно
Безропотно, всё выше вознося!..

И пусть тогда, язвительно коря,
Тебя освищет пересмешник пришлый –
Ему не примерзать под нашей вишней
Всем существом к отеческим корням,

Как снегирю, суровою порой!
Как тем рябинам, занявшим высотку
Великой кровью!.. От любви высокой,
Не мыслящим себя в земле иной.

"Перегорело солнце в небесах"

* * *
Перегорело солнце в небесах –
Закоротило, видимо, проводку?..
Ветра в саду, как пьяницы на водку,
Сшибают медь последнюю…
Гроза.
А на дворе мороз...
Шальной петух
Пропел сердечно курам на смех зорьку;
Каштан, расцветший на зиму, потух,
Вдруг осознав – насколько это горько
Открыться, перепутав всё и вся
В юдоли, донкихотствуя широко…
И мало греет, что не одинок он
Средь сонма тех, в ком пыл надежд иссяк.

«Бога нет!» – вскричала промокашка"

«Бога нет!» – вскричала промокашка,
Шиворот навыворот прочтя,
Что впитала, походя, дурашка,
В доме у философа гостя.

«Бога нет!» – открытьем эпохальным,
Поделиться с ближними спеша,
Широко вещала о сакральном
Тонкая бумажная душа.

Утомилась, исходя на клочья,
И в огонь, отправившись в свой час,
Приобщилась к свету тёмной ночью,
Где философ, роясь в мелочах,

Мило чах, пророков низвергая,
Полуглух, весьма подслеповат,
Равнодушным оком созерцая,
Промакашкин неабстрактный ад.

Гасли звёзды в водах предрассветных…
«Мрут, как мухи в сонмище грехов» –
Вечность, мол, роняет безответный
Прах, мной в пух развенчанных, богов, –

Отходя ко сну, шептал философ,
Тренируя оппонентский пыл…
Он почти мифическим колосом
В благодарной памяти прослыл.

Держись!..

Рождён благодаря войне и смерти,
Вымаливаю: мир, любовь и жизнь...
Над бесконечно жуткой круговертью
Опасных слов, вдруг выпалив: «Держись!»...

Держись Земля, во что бы то ни стало,
Как колесо на треснутой оси!
Отечество держись – как ни устало! –
Семьи усталой… Помощь попросив.

Держись семья!.. Тебе ли, измождённой,
К извечным лихолетьям привыкать?..
Отчизну-христорадицу солёным –
Последним сухарём – не попрекать!

Сие занятье мудрецов хвалёных,
Перед собой разумных – для себя…
Держись от них, надменных и холёных,
Подальше, православная семья!

Мы выживем не вопреки, а ради! –
Нам есть чего во имя в мире жить,
Мечтая, об особенной награде,
Которой можно вечность дорожить!

Нить

Какая тоненькая нить,
А сколько света нам дарила!
Но вот – обрыв. Того, что было
Уже нельзя восстановить.

Два одиноких проводка,
Два полюса разъединённых…
А между нами – пустота,
И темнота ночей бессонных.

...Лишь память света в зябкой мгле,
Иной благославенной нити,
Нас согревает на Земле
Огнём божественных наитий;

И, отгорев, доныне в нас
Лучится, светлый путь пророча,
Спасая от бездушных глаз,
От больших бед и вечной ночи!

Болид (вариации на тему «Метеор»)

1.
Ужасная, беззвездная пора!
Собачий холод! Чёрная дыра!
А я – душа живая! Ангел – я!
Единая надежда бытия!

Исторгнут. Кем? Откуда? И за что?
Зловещий Некто – око из-за штор…
Быть причиняет там, где нет причин
Мне находиться. Совесть замолчи!

2..
Яйцеклетка-Земля. А я – живчик небесный, болид.
Я сознанием чист. У меня ничего не болит.
Дело, в общем, простое – пронзить вожделенную цель.
Эка невидаль – боль! Я – болид, не букашка це-це!

Осчастливливать ближних и дальних – призванье моё.
Молодое сознанье, завидев меня, пропоёт:
«О, герой моих грёз!»… Ложной скромности с детства лишён:
«Не питайте иллюзий, – скажу, – на минутку зашёл!».

Но исполню что должно – красиво! Не пьяным припрусь
В эту Богом забытую, вечно немытую Русь!
И…
Знать, память включилась?.. здесь, видимо, я уже был?
Атмосферы гонений отменный мой нюх не забыл!..

– Блудный сын!..

Что за бред из тумана, как ёжик под зад?
О каком покаянии речь?.. Я болид – не де Сад!

Не болит ничего! За собою не вижу вины!
Знать не знал, что гордыни чумной мои недра полны!
Впрочем, делал что должно, невольно наивных губя,
Разве это вина – обожать бесконечно себя?

3.
Бог весть, за что? откуда? и куда?
Умом блистая, – бриллиант, по сути! –
Лечу, припоминая иногда
Меня отторгших… Разве это люди?

Из тёплого местечка – в сущий ад!
В тьму без конца! В ноль абсолютный! В бездну!
Но я прорвусь! Не весь уйду в распад!
И в той же массе вещества воскресну!

Но только бы не в серой массе – той,
Белком подчерепным – небесно-серым!..
Ищу планету с чистою водой –
Облагородить чтоб!.. Породой серной.

"Поэзию-абсент – де Сент-Экзюпери "

Поэзию-абсент – де Сент-Экзюпери –
Немаленькому принцу в дорогу собери…
Не жалкие слова на посошок, о нет!..
В купе для одного в режиме ночи свет.

А на столе десерт. Желания просты.
К окошку липнет снег мерцающей звезды;
А за окном страна поющая: «Не режь,
Завьюженную боль обманутых надежд!»

Но твёрдый голос твой – по лезвию зари:
«Режь по живому, режь! По мёртвому не рви!»…
В купе для одного в режиме ночи свет.
Нетронутый десерт. Не начатый абсент.

"Зари чинарик досмолив до фильтра"

Зари чинарик досмолил до фильтра
Киношник-день.
Плывут над горизонтом звёзды-титры
Читать их лень.

А завтра та же лента, те же лица,
Что и вчера!
И безысходных мыслей вереницы
Под лампой-ра.

Исполненная ропотом негромким
Спешит река.
Держу пари, в её сырой котомке
Не облака,

А пирожки с начинкою творожной -
Я проверял,
К русалкам завернув неосторожно -
Не устоял!

Зажглась звезда

Зажглась звезда – свечёй «за упокой»
Или «за здравье», на горы подсвечник
Роняя воск… Одно и тоже – внешне,
А, в сущности – свет Истины самой.

Мерцание надежд над суетой,
Лазурных грёз осуществленье – чудом,
И путь туда – в свой час пришёл откуда,
Спасаемый нездешней красотой.

"…Именье раздавая по пути"

Дань супостату.

Я – государство в одном лице,
Имею границы, –
Русский анклав мира в конце…
Та ещё птица!

Персона грата себе (канон!),
Государь и подданный,
Апокалипсиса в канун
Никому не проданный.

Передо мною падать ниц
Шутам не надо,
Тем паче сообществам гордых лиц
Из ООН и НАТО!

Имея армию в один солдат,
В победу верую.
Кому Бог – Отец, тому чёрт не брат;
Супруга – не серость нервная.

В беспрерывности войн, в конце времён,
Не стенаю: «Сие доколе?»
Жаждой истины упоён,
И один в поле воин.

Сомненья гложут? Так выходи!
Проверь границы!
Ордой иль порознь… И погляди,
Что я за птица!

А по сусалам получишь коль,
Иль кол в простату,
Прими достойно позор и боль –
Дань супостату.

"Иуда честней ренегатов последних времён..."

Иуда честней ренегатов последних времён, –
Идут, как вельможи в свой храм, с палачом отобедать;
Метался всю ночь, пуще гибнущих в бурю знамён,
И деньги вернул, ибо понял: бесценное предал!

А эти красавцы, рассыпавшись бисером, в крик,
Купившим их души, заздравную песнь поднимая,
Смеются над тем, что вскормило, взлелеяло их,
Из рук палачей правой веры дары принимая.

Родные осины отвергнут их в проклятый час,
Ни ветки не дав для побега в забвенье, ни ветки!..
И каждым листом обличая, помянут не раз
Отступников рьяных, в безумие редкостном едких.

А кто им ещё, кроме беса, верёвку и сук
Подаст, гомоня сладким голосом: «Золото наше!»…
Печать на чело… Только Мати: «Спаси, Иисус,
Заблудшие души от участи жуткой и страшной!»

Ужель началось?..

"По логике и вовсе б не родиться!"

По логике – и вовсе б не родиться!
И всё ж судилось – выпал жребий мне,
И я пропел (коль это мне не снится)
Осанну вышним… смерти и войне.

Кощунственно звучит, но суть превыше.
Подспудное и манит, и страшит,
Не ёрнической желчью в спину дышит,
А не о постижимом говорит.

О том, что жизнь трагична и высока,
Рождённая за не рождённым вслед,
О том, что нестерпимо одиноко,
Без тех, кого по факту смерти нет.

И, вроде, свет отеческого дома,
И вещи те, что сызмала вокруг!..
Смерть и война… Не по закону Ома
Событий ток – непротивленья дух

У мамы… А отец – заслоном бреду:
«Подумаешь ли – виденье врача!..
В Отечестве своём пророка нету,
Но есть молитва, вера и свеча!»

…И вот молюсь, родимых поминая,
Не понимая чем помочь стране,
Войне и смерти ввек не потакая,
Молюсь за всех моливших обо мне.

Исповедь Хрюклика с отповедью оному …

Дай волю мне – я бы в Раю родился!
А Бог в Россию – в окаянный век!
Коню понятно – вмиг перекрестился,
И в США – как в Мекку имярек!

Из человеков в Хрюклики хожденье
Не каждому дано осуществить!
Поэтому пишу стихотворенье
О том, чего умом не возлюбить!

Будь воля… Я б в Зеландии...(рыдаю) -
Аборигеном, чтобы Кука съесть!..
Но Бог – в Россию... Плохо понимаю
Всевышнего: за что мне вдруг – не честь?!.

На Фаэтоне шанс был объявиться,
Избавившись от нравственных оков…
Не мучеником только б возродиться!..
Но Бог в Россию – в поле дураков?!.

Средь красных полоумных ветеранов
Я, поперхнувшись сельдью «Иваси»,
Бежал родства непомнящих Иванов,
Кляня Россию из последних сил!

…Вдруг глас с Небес:
«Резницкий-Хрюклик, нишкни!
Без «полоумных ветеранов» сих,
Не только бы, не писывал ты книжки,
Не хрюкнул даже!.. Не родившись, сник!
Не любящей душе судить не просто…
Что ж ты, болезный, как в калашный ряд,
Туда, где лишь погостные берёзы
О русском Холокосте гомонят!»...

"Предгрозовые тучи, как волы"...

...Предгрозовые тучи, как волы,
Идут неспешно – вереницей долгой,
Безропотно… А шустрый люд о долге
Мычит, влача, невнятное «вольны».

Но разговор не клеится никак,
В глазах тоска с оглядкой на цугундер;
Знать, новый дом – зловещий, как ГУЛАГ,
Стоит на старом - крайне зыбком грунте?

Надежды – те, что из последних, мрут.
Молва-болтанка кружит щепки мифов,
Которые и после смерти врут,
Едва родившись, угодив на рифы…

Но есть Преданья - с верой до конца,
В них жизнь течёт, как вечность, без опаски,
И Дух от них, как запахи с крыльца,
Что говорят о приближеньи Пасхи.

И эта жизнь перетекает в дом,
Исполненная красоты и смысла,
Там род – вчера и ныне, и потом…
И мышь сомнений веры не надгрызла,

Где издавна о дружбе и любви
Не по одёжке судят, не по чину;
Там к Ликам, сколько, братец, не юли,
Не сопричтутся ловкие личины.

"Переболев безумием любви"

Переболев безумием любви,
Дух измотав в удушливой юдоли,
Глядишь иначе – на пределе боли
На мир надежд, утопленных в крови.

На побратимов, сдавшихся тщете,
Как сдутые шары, летящих в бездны,
На тьмы и тьмы дерзаний невоскресных,
На цель пути, что гинет на щите.

И вот уже плюёшь на целый свет:
Слова без слёз, поступки без надрыва;
Как дерево над прОклятым обрывом,
Бог весть, с какой мечтой наедине.

Но не шагнёшь, не переступишь край,
Укореняясь в сущностной догадке;
Над бренными пожитками припадки
Давно не бьют… Как хочешь, понимай!

Идущим в храмы говоришь «свои»,
Но держишь путь в пустынную лачугу,
Где, раны одиночеством врачуя,
Рождаешь стих: «Скрывайся и таи!»…

Апостол Павел

Неслыханно большая новизна! –
Вдруг обрести смирение и веру,
Причину нелюбви не осознав,
Не отпылав всей злобой к изуверам;
Не получив в ответ каменьев град –
На меру правоты своей жестокой...
Хоть Вечность стой у пресловутых Врат,
Считая жизнь бессмыслицей высокой;
И ключ на пальце – кругом на кольце,
И двери – вот… Да силы нет в конце!..

1.
Над пропастью слепой слепых ведёт.
Игольное ушко в туманной дымке…
О, Моисей, какой сегодня год?..
В часах песочных гордые песчинки
В смерть перекрыли вожделенный вход,
Как после взрыва смертника на рынке.

Века иль облака передо мной?
В прорехах звёздный плёс вкруг лунной лодки…
Но ткется холст рассвета голубой…
А я в палатке шью свои палатки,
И размышляю: кто я есть такой,
Чтоб люд судить, коль сам себе загадка?..

Предатель веры или неофит,
Поднявшийся из веры в веру – чудом?
Что стою я – недавний сибарит,
В каком-то смысле Ирод и Иуда,
Учитель Новой веры иль пророк,
Объявший сердцем Запад и Восток?

В дом отчий возвратится недостоин,
Не ведаю, где преклоню главу:
В тюрьме иль в Божьем храме – на полу?..
Воитель истины или неправды воин?
Чтоб не пойти вдруг с Истиной вразрез,
В пылу осуществления чудес,
Ослепну Волей Неба и прозрею…
Бог весть чего на свете не умею…

(Далее может быть)

Нам много есть о чём не говорить

Юродствую, буравя взглядом твердь
Броне-ворот китайского проката.
Глазка дверного бравурная медь
Мигает раз за разом воровато.

Нам много есть о чём не говорить
В контексте вечных прав – любить и верить;
В формате грёз – хочу счастливым быть;
В пылу свобод, уткнувших очи в двери.

На все засовы гордости язык,
На все замки секретные жеманства…

Три тыщи лет – глаза в глаза впритык –
Геройствуем, играя в постоянство
Потерь;
Не дорастая, до «прости»,
Укореняясь в прелестях докучных…

О, как мы можем счастье упустить
В припадке заблуждений наилучших!

Над бездной сквернословья

Растерянностью листьев золотых,
Однажды заболев, ищу покоя.
Без зависти смотрю на молодых
Амбициозных, яростных порою.

У клумбы астр бесстрастных проходя,
Остановлюсь, чтобы испить безмолвья,
С терпимостью осеннего дождя
Прошествовав над бездной сквернословья,

В идиллию распахнутых дверей,
Сквозь суету невыносимых взглядов,
В радушный мир возвышенных идей,
Где человеку непритворно рады.

Предавшись созерцанию вещей,
Испив спонтанно родниковой сути,
Вдруг осознав, что презирал людей,
За нестерпимость жажды – выйти в люди.

Реанимация черных ротков

(Из экспромтного пародийно-сатирического цикла
«Над пропастью не ржи»)

1.
Бывший проводник –
Чудом выживший крот –
Реанимирует свой народ
Дыханием рот в рот.

После продолжительной прострации
Интенсивная ротация
Взахлёб –
Уста в уста…
Велит устав:
«Не уставать!»

В новый поход
Упертый народ –
Маразм зовёт:
"Ядрёна рать,
Не отставать!"

А пересмешник над пропастью
Народу сему:
«Рот в рот фронт!»...
А реанимированные, как по селу,
Ни милости, ни кротости,
К новой пропасти!..
Впереди крот –
Мастер дыхания «Рот в рот»

Пропасть неглубока –
Везёт дуракам пока.

2.
Коротко ли долго?
Близко ли далече?..
Ни любви, ни долга –
Жутко изувечен

Суеслов-кликуша! –
Разума не в межах…
Никогда под душем
Совести… Все реже

В поле пониманья
Радуги... А в чаще
Самолюбованья
Приступы всё чаще!

3.
Зашоренный, шоркающий копытами, –
Мерин в метаниях, –
Глухо проржал: «Кто подаст, позабытому,
На пропитание?»

А в ответ тишина – мерой неимоверною –
Мерину тощему, тошному!..
Даже коню ясно: ужин – химерами
Пустопорожними.

4.
Шашечный шашель, в доску влюблённый,
В шашнях, ни шаря ничуть,
С дуба упал, явно дубом рождённый:
«Ель-молодуху – хочу!» –

Молвил, на сук громоздясь, опрометчив,
Так, мол, и сяк – не могу:
«Елочка, ё-моё!.. Чёт или нечет
Выпал мне?.. Фишка в снегу!»

Ель огляделась – пред нею козявка,
С виду сморчок-старичок –
Голый, дрожит весь…Болезному зябко…
Ель: «Что тебе, чувачок?»

А «чувачок»: «Чо, да чо?» – глуховатый,
В зоркости – только с кротом
Соревноваться… Тут с неба расплатой –
Дятел, голодный притом!

Шашель с желудка: «Премерзкая птица!»
Ель: «Не согласна. Поклёп!»
«Надо ж на старости в стерву влюбиться! –
(Шашель), – А я бы…Её б!»

Сказка – не сказка?.. Притча – не притча?..
О возомнившем глупце –
Просто история. Истина кличет:
«Вывод-то будет в конце?»

Что тут гуторить? Итог – не обуза!
Шашечный шашель – пиит.
Ель красна-девица – мудрая Муза!
Дятел…
Беднягу тошнит!

5.
Боец с короткими руками –
Под небом нет короче рук –
Набил опилками сюртук
И ринулся, стуча зубами,
На ринг… «Сопернику каюк!» -
Кричал, мотая рукавами…

А ненавистное хайло,
Челом его, как помелом,
По рингу долго волочило,
И драгоценное лицо,
Отбитое, будто свинцом, –
Бодягой желчною лечило.
И пахло, нет, не пахлавой
Окрест – субстанцией иной…

Мораль: не лезьте на татами
Бойцы с короткими руками.

Калитка

Пустырь надежд. Эпохой сквозняковой
Продуло Русь – болезную знобит.
Ущербный месяц ржавою подковой
К вратам лиловым наглухо прибит.

В дубовую калитку рвётся ветер,
Иль в стельку пьяный перепутал дом?..
На ней, скрипучей, вечно висли дети,
Гоняемые дедом-чумаком.

У каждого своя калитка в тайну,
И непременно хочется пройти
В ту часть судьбы, где жизнь необычайная,
В привычные вплетается пути.

Но, не умея, видимо, дождаться
Ответа – мчимся, голову сломя,
В чужие, безответные пространства,
Где, что ни день – всё дальше от себя.

А у калитки, где мечты сбывались,
Где времени на уйму разных дел,
На лавочке сидит, вздыхая, старость,
Все очи в даль пустую проглядев.

Но не сегодня запылит дорога…
Стяжанием бессмертья занят сын!..
А та, кому рукой подать до Бога,
Найдёт ли завтра до калитки сил?

"Калиточка – скип да скрип" (слезоточивая песня)

Калиточка – скип да скрип.
А тапочки – шорк да шорк.
На шворочке между лип
Искусственный сохнет шёлк.

Для мокрых от слёз платков –
Верёвочка, как струна.
Над вымыслом – тут таков
Обычай – рыдать без сна.

Один, скажем, скажет «лук»
И тут же в слезу другой,
С глазами навылуп, луп:
«Как здорово, Боже мой!»

– Да я ничего пока!..
– Нет-нет! – перебив его,
Без «лука», кака… строка?
В редакцию, брат, бегом!

Платочки – хоть выжимай!
Друг дружку под локотки!..
Жеманных собранью дай,
Господь, денег на платки!

… На шворочке между лип
Искусственный сохнет шёлк.
Калиточка – скип да скрип.
А тапочки – шорк да шорк.

"Настанет час, когда уже не крикнуть..."

"Я вспомнил вдруг жасмина аромат"

Я вспомнил вдруг жасмина аромат,
И запах меда, и душистость сена,
Когда пчела нечаянно присела
На твой цветастый ситцевый халат.

Смахнув ее испуганной рукой,
Ты снова погрузилась в быт наш трудный...
И я, забыв о слабости минутной,
Ушел творить достаток и покой.

Но грусть моя – в надсуетную высь
За изгнанной пчелою увязалась...
Где не смертельны старость и усталость,
Где все в начале: и любовь, и жизнь.

Узнать судьбу

1.
Ты все предрек, Экклезиаст-поэт,
Нещадной суетою опаленный:
Что пыл бравады не спасет от бед,
Что зависть – плод гордыни уязвленной...

Но воронья хулы не понимал
Над гробом... Не звенел, как пересмешник!
Погост не для проклятий и похвал,
Узнать судьбу сюда приходит грешник.

И я однажды вспомнил, что умру,
Что суета сует все наши споры.
И ссоры наши – хворост на ветру –
Займутся быстро и погаснут скоро.

2.
Чтоб не сойти с ума, идём во сны:
Театр, кино, романы и поэмы.
И в каждом сердце – свой сюжет весны,
Своя интрига и развязка темы.

Всему свой срок... Околица и даль.
Надежды, обретения, потери.
Экклезиаст сказал:“Пройдет печаль”.
Всяк в свой черёд откроет эти двери.

Писанье книг – наверно, суета...
И чтение – не лучшее занятье.
Но не случись, вдруг, Слова до Христа,
Кто б говорил сегодня о распятье?

Ядовитый вех*

(Отпуповедь автору
«Отпупеди русофобам» и иже с ним…)

Стихотворный вех плодит паяц-
Пересмешник бестолково-редкий
На забвенья грядках…И абзац! –
Сев идет на прахе предков едких.
Недопонимает: что? куда?
Тупо (в виртуале, мол, всё можно!)
Сеет ухмыляясь: «Вех – яда! –
Для наследников Руси острожной!
Не такое лапотная голь
Лопала… И эту желчь проглотит!
Меря той же мерой, ту же боль,
Что и чудь хлебала – не воротит
Их от наших экзотичных яств…
А уж как старались наши предки,
Подливая хитроумный яд,
В чашу скорби русской – вот их метки!»…

Мы, мол, так и этак, тут и там,
Бередим, язвя, живые раны,
А они – молчат, прощая нам,
Нашу месть, не углубляя драмы?!

Месть таки!.. Сторицей воздают
Родине моей, знать, заслужила?
Так, глумясь над святостью, поют
Ведьмаки, рвясь из последней жилы!

* * *
На ехидный поток сумасбродного яда
Око зоркое – лакмус почти стопроцентный;
Кровь ударила горлом: нашествие ада!
В русском поле душ злобных окрест экскременты!

Так фашисты вели себя в Ясной Поляне,
На могиле Толстого толпой испражняясь,
И тогда, как сейчас, отступали славяне,
Жён и деток своих на позор оставляя.

Очи наземь упали… И слово «доколе», –
Нет, не комом, а колом застрявшее в глотке, –
Вырвал я, и здоровым возмездием болен,
Взял метлу попоганей, с цевьём не коротким.

Помянув, до Берлина дошедшего деда,
Под Москвой «За Отвагу» медаль и под Курском, –
Говорил: «Начинаем хорошее дело! –
Бороним от зверья наше кровное!.. Русское!»

Тут бы точку поставить, чтоб часом до ручки
Не дойти, но рука в беспощадном порыве,
В пух и в прах разметала зловонные кучки,
Чуждых воль походивших изрядно по ниве!

Вновь идут супостаты с мечами, дичая…
С каждым разом всё яростней и ненавистней!
Станем, братья, сурово врагам отвечая,
За Отчизну, как деды, ряды плотно стиснув!

И ни локтя!.. Ни пяди Святой не уступим
Земли русской… Читайте: земли православной!
Пред ордою глумливой очей не потупим!
Устоим в битве новой, как давеча, – главной!

* (цикута)

Всем рыжим с любовью!

1.
Солнце стекольщиком нетрезвым
На голубом стекле овал, –
По горизонту стеклорезом, –
Выводит...
Лишнее в отвал!..
Осколком дня свой перст поранив,
Качает рыжей головой,
Окрест все окна окровавив…

Однообразной чередой:
Ночь обживает дол в распадке;
Когтистый ветер пьёт из кадки
Луны сиреневый настой;

А волнорез – ночной портной –
Кроит волнистый шёлк залива,
Чтоб утро суетного мира
Облечь в немыслимый покой.

2.
Пурпурным стягом над землёю
Заря с печальною каймою,
Приспущенная в полумгле
На нержавеющем флагштоке,
На самом западном Востоке,
Где так отрадно было мне,
Где так пустынно и так жутко
Сегодня сердцу моему,
Где беспечальному уму
Все меньше места прибауткам...

Там за бессмысленной чертой
Граница Родины почившей,
Быть безымянными учившей
Под сатанинскою звездой.

Там до последнего держалась
Надежда счастья моего –
Оплот безденежной державы,
О том не знавшей ничего.

3.
...Знать, разотчаялись погодки,
Смертельным клином подбородки,
Вбив, как в колоду, в небеса?
А юнь – по миру ворохами,
Обкуренная Мураками,
Не верящая в чудеса...
А я – последний из наивных –
Держусь, как лес, за посох дымный,
Собратьев провожая в ночь…
И вязну, вязну, в думах длинных,
Как пилигрим в безбожной глине,
Распутье силясь превозмочь.

"Вам многоумным не постичь..."

Н.К.Л.

...Вам многоумным не постичь:
Как он, талантом не блистая,
Наитием, затеплив нить
Душевную, поёт, не зная
Законов творчества?!. Знаком
Едва-едва с понятьем «ноты»,
Коптя убогим фитильком,
Доводит гениев до рвоты:
«Невежество во всей красе!
Лауреат средь недоносков!" –
Его дебют ругали все
Светила мнимые подмостков.
Тряся надменным коробком,
И чиркая тщеславной спичкой,
Мол, словно дождик, ни о ком
И ни о чём – поёт безлично.
Но что-то происходит вдруг, –
Законам жанра неподвластно, –
Постылый, леденящий круг,
Переполняет светом ясным!
Так звезды падают в ночи!
Так зори росные – в соцветья!..
Зал, затихая, так! молчит,
Как перед тайною в ответе…
И это там, где накрест слух,
На все засовы двери сердца;
Где, как врага, единоверца
Встречает нетерпенья дух?!.

С богами – явно не на ты,
Как врач, на вызов неотложный
Спеша, несёт из темноты
Свой дар, как фитилёк тревожный.

"Теснимый мощью круговой поруки"

Теснимый мощью круговой поруки,
И ты бежал, спасаемый чутьём,
В свою нору, как зверь, рыча: «Вот, суки!» –
Кляня в сердцах бессилие своё.

Настанет час и, страх осилив волей,
Законы стаи мерзкие презрев,
Ты насмерть станешь, на пределе боли,
Пред множеством – один, не оробев.

Как гордый бедуин в пустынной ночи,
Круг очертив сиянием мечты,
Ни с чем оставишь суетные очи,
Исполненные желчной пустоты!

"…Какая гордость, если душит зной?!"

…Какая гордость, если душит зной?!
И пыль в глаза! И тень – не панацея!..
Колени сами пред живой водой
Сгибаются… И нет превыше цели,

Чем утоленье жажды!.. Жадно пьёшь.
И кто ты есть: слуга или вельможа? –
Не думаешь, – мгновением живёшь,
На жажду отвечающим несложно.

Словам нет хода. Губы и вода –
Свидетельство предвечных отношений…
Так, Благодати люди иногда
Исполнившись, встают вдруг на колени.

Нет не иной закон (устав, завет),
И не иному божеству почтенье! –
Просто на меру жажды дан ответ!
Просто пора пропеть благодаренье!

В канун главной битвы

1.
В краю, где над могилой Канта
Закат двойным пурпурным кантом,
А-la будёновский лампас,
Я на Гнедом бурёнок пас,
За старым кладбищем немецким,
Где у разграбленных могил
Резвилось, не жалея сил,
Безбожников бесстрашных детство.

Вандалы юные мячом,
По черепам арийской расы,
По склепам, где почили гансы,
Лупили
(Совесть не при чём!
Как не при чём убогий разум,
Внушавший геренговым асам
Бомбить святыни –
Кто по чём,
На меру – кто про что прочёл!)...

Никто не прокричал: «Негоже!»
Только старушка: «Боже, Боже!» –
Перекрестившись, изрекла,
Как жизнь иная протекла…
Я пас коров. Они играли.
Кресты фашистские вручали
За каждый мастерский удар…
Над сопкой бдительный радар
Искал врага. Кружили слепни.
Мир к новой двигался войне,
Уверенный, что враг – вовне.

2.
…Не камнем с пращи,
Так нейтронной болванкой с лафета!
Не кнутом по лицу,
Так напалмом по гордым губам!..
Ни рябины костёр,
Ни душевная лирика Фета...
Насмерть глохнут псалмы,
Если в храме заводится хам!
Грей не греет совсем,
Когда лязгают хищные танки,
И Саддам начинает звучать
Для одних, как «Содом»,
Для других – «Аз воздам!»...
Зыбкий мир осыпается в гранки.
И расстрелянный колокол плачет...
Кто знает, по ком?
Чистый разум молчит...
И практический ум метушится:
«Аргументы «Блицкрига»,
Какая осилит верста?!»
Не на шутку главком –
Тараканьи усы – устрашится…
Если б дрогнул народ –
Упованье одно, на Христа.

(фрагмент)

* * *
В осаде Киев. Жалко старика!
На Лавру учащаются набеги…
Днепр обложила чернь… Молчит река.
Уж, не о Вещем ли грустя Олеге?

Пороки, как пороги, под водой…
Очаг абсурдом замело по крышу.
Юнь под дуду чужую чехардой
Беснуется, святых отцов не слыша.

Понапуржило в дом лихих гостей…
Поди, пойми! – Одеты ли, разделись?
В родной стране, как средь чужих полей,
Не разберёшь: куда свои поделись?

Не фигурально – память под асфальт...
До ручки Русь доведена, до точки!
Уже и в Белокаменной: «Зиг хайль!» –
Дошли-таки до Спасских упырёчки.

Пропита совесть, как НЗ-паёк.
И снова брат готов идти на брата…
Закон нырнул, как пьяный за буёк,
И нет надежд, вернуть его обратно.

* * *
Памяти князя Святослава

Распутица. Окрест надежды тают.
На отчий дол – с курганов вражьих грязь...
И я, мой друг, давно не понимаю –
На кой опять хазарам Русь сдалась?!

Беспомощным зайчонком на пригорке,
Мазая не дождавшись своего,
Жуёт воспоминанья… Привкус горький;
Обманутость – и больше ничего!

Своё отребье – с заграничным сбившись,
Святую Русь поганит каждый день, –
Рассорив побратимов, осрамивши
Исконно наше, как былинный Змей.

Не мы на них – они, змеёй срастаясь,
Вползают в наши храмы и дома,
И, сея ложь, хваля сомнений завязь,
Тифозной вошью прут по головам!..

Спят мёртвым сном потомки Кожемяки,
И богатырской троицы сыны!..
Окрест междуусобных войн собаки...
И некому сказать: «Иду на вы!»

Страшней, чем этот, не было набега!
Под новым игом стонет русский люд,
Как встарь, молясь на вещего Олега,
На Святослава, что к врагам был лют!

Но час грядёт! Дух русский – не мякина!
Так трепещи ж, разнузданная гнусь!
Ещё покажет удаль славянина
Нежданная, негаданная Русь!

"Есть разговор, да нет ответа мне!..."

* * *
Тщедушный месяц странником убогим,
Как блудный сын, обходит стороной,
Родимый дом, не отдохнув с дороги,
Как бы твердя: «Ну, кто я им такой!».

Неблизкий путь на родину не в тягость!..
И я готов, все дали одолев,
Нести слова любви, как горстку ягод, –
Хоть пару строк в записке на столе:

«Для мамы!»… Папа, знаю, не в обиде.
Одним кивком покажет: «Молодец!»
И через вечность свет родимый виден...
Мерцанье лиц … Вот – мама! Вот – отец!

Их не узнать – немыслимо для сына!
Не лучшего, из худших на земле…
Тщедушный месяц. Стылая равнина.
Есть разговор, да нет ответа мне!...

* * *
Сквозь дырку в крыше льётся дождик-тест
На тему: «Русский ты или хозяин?»...
Из подсознанья – таянием тайны –
Политкорректный самотёком текст:

«Всё хорошо у нас!»… Сейчас бы щец! –
Горяченьких, в майоликовой миске!
Сто грамм «победных», да под холодец!..
Собаке – кости, сухожилья – киске...

Великая тоска по русским щам,
Как форма ностальгии непомерной,
Одолевает… Бате обещал
Днепровского леща, а деду – «Мерной»…

Невыполнимость просьбы тяготит –
Почили дорогие адресаты...
От неизбывной горечи досады
Немыслимое жжение в груди.

…А за окном неопалимый куст
Зари радушной над расцветшим полем,
Где, не иначе чудом, – дух и воля
Не суррогатно-материнских чувств.

"Диктатом фальши удручён, творю свой мир"...

Диктатом фальши удручён, творю свой мир,
Средь ив радушных над ручьём хлеб преломив.

Заря молитвенно тиха – вином на хлеб…
Сегодня, что таить греха, тревожно мне.

От тирании лживых дней устал... Устал!
Коль Равви прав – рай не вовне… Хандра, отстань!

Раскинув руки в спелой ржи, лежу, смотрю
На то, в чём нет и тени лжи, – не устаю.

А на губах малины сок. Ветра и пыль.
И это всё вокруг не сон, а явь и быль!

Такая тишь и благодать! Такой покой!..
Что не приходится гадать: кто ты такой?

Перед глазами: облака – в мой мир плывут,
И шепчет истину река: «Блаженно тут!».

Я понимаю: не изречь – суть в глубине…
Не обо мне ли грешном речь?.. Река во мне!

"Какой налим удержится в норе!"

* * *
Шум переката. Пенье соловьев.
Рефреном какофония лягушек.
Сегодня – знаю точно – будет клев.
Верь рыбаку, синоптиков не слушай.

И дождь не помешает на заре.
Подумаешь: гроза в начале лета!
Какой налим удержится в норе!
Какой голавль не клюнет в пору эту!

Возьму себе отцовский перемет,
А жерлицы отдам тебе – в науку.
Здесь щука сумашедшая клюет, –
Не прозевай, а то откусит руку.

Тут мятою холодной пахнет зной,
Седой туман здесь бреется осокой...
И дух так перехватит ключевой,
Как от глотка поэзии высокой!

Радоница

Радоница. Солнышко хлопочет
Меж скатёрок белых высоко.
Поминаем близких.. Жаль всех очень!..
Детство. Юность… Как всё далеко!

Украинский быт. Друзья. Работа.
Добрая, красивая жена.
Если счастья нет - есть нечто, что-то,
Чем дорога не осложнена!

И детишки славные такие! -
Если в целом, не гневя Творца...
И деньки на Пасху золотые!..
Вот бы так навеки - без конца!

Но в потоке чаяний лазурных,
Туча омрачила ясный пруд,
Как бы осмеяв всех неразумных:
Быть какое счастье может тут?!.

Но горячей веры дуновенье,
Вдруг, как первоцвет, отринув тлен,
Откликом на жажду воскреснья,
Пролетело по могилкам всем!..

Лекарственный настой от эгоизма

…Всё истинно: и звёздный дождь над кручей,
И падающих листьев круговерть!..
Ведь, чтобы жить на свете стало лучше
Приходится кому-то умереть.

И ничего не потерять при этом,
А приумножить… Правильно-то как!
На зорьке сеятель земле пшеницу предал –
Добро иль зло сие?.. Поведай, злак!

Всё правильно: и неопределённость
Путей туманных – ясность впереди;
И первая тревожная влюбленность,
В которую вторично не войти.

Лекарственный настой от эгоизма
Вся наша жизнь – то мята, то полынь;
Смиренья дух и демон нигилизма…
Попробуй, брат, – неверное отринь!

Всё истинно: и нравственность, и вера, –
Казалось бы в безнравственной среде!..
И то, что я сейчас не прав, наверно, –
Всё правильно!.. Неправильное – где?..

"Остервенение шальных словес..."

Остервенение шальных словес:
Один восславил, а другой ославил…
А над землёй, вне суеты и правил,
«Курлы-курлы» – поэзия небес.

Читальным залом просека гудит.
Язык стихий перевирает эхо.
И пересмешник, видно не до смеха,
Перед грозой молчание хранит.

Читает роща тучи по слогам –
Зачитанные письма мирозданья;
И дождь – по вере ей, нам – в назиданье,
Затеявшим бездарный балаган.

Но невдомек спесивым, что окрест,
На фоне вечной песни журавлиной, –
Будь, то фиалка или куст калины, –
По существу на человечность тест.

Магической цепи не разорвать!
Поклоны бьёт своим богам корова,
В её «му-му» надёжа и покрова –
Знак толмачу: пиши хоть через «ять»!

И авторская вечная печать
Над миром – лучезарна и прекрасна;
И ничего здесь до конца неясно,
А значит, нету повода скучать.

"Остаточным безумием в подвалах"

Остаточным безумием в подвалах
Вода разлива… Паводка весы
Качнулись к берегам, но крайне мало –
Привычный ад прибрежной полосы.

Вода-беда на убыль… Ночь на убыль.
Смолятся лодки. Прячутся пешни…
На легкий табачок печные трубы,
Как будто сговорившись, перешли.

Одна беда, предвиденная всеми, –
Добра и зла условную межу
Перешагнув, – уходит… Зреет семя
Другой беды – о ней не расскажу!

Она, как и вода, огонь и воздух:
Желаешь плыть – плыви, дышать – дыши!..
«Адиофора!» – выдохнули воды.
«Адиофора!» – хором камыши.

Вода-беда – глубокая, иная,
В неё, как в омут, дружно, как всегда!..
Надолго ли?.. И до какого края
Утонут сёла в ней и города?

Эй, пастухи буйков сердитых!

Эй, пастухи буйков сердитых*,
Поэтики и поэтесски,
Жнецы тщеты, вам от пиита
Большой привет, с довеском веским –
Немного дерзким!

Для милых дам я – отщепенец!
Врут – среди них я вовсе не был!
Сознательный невозвращенец
К тем, кто презрел во имя хлеба

И зрелищ искреннее Нечто;
Чего юлить? – живое Слово!
Во имя суетного – вечным
Пожертвовав… Сие не ново!

Вы пыжитесь, как супертяжи,
Над неподъёмными вещами,
А в результате: пшик натяжек,
Хотели сбитень – вышло щами!

Какую тему не возьмёте –
Одно и тоже на поверку.
На великана что сошьёте
Вы по своей пигмейской мерке?

Писнуть стишочек выпендрёжный,
Ужимки стилем называя…
– А что нельзя?..
– Конечно, можно!
Юродствуйте, я не мешаю.

Вы при любой цензуре живы,
Как церберы свободной песни.
Бог вам судья! Пишите лживо,
Жируя близ царей на лести!

…Выходит – сам, как этот ветер,
Не должен никому ни пенни;
Да месяц суетливый светит,
Как эпигон, – полночный гений.

* (За буйки не заплывать!)

"Надеждам всем кирдык!..И никакой пощады!.."

"Восточные веры - сплошные химеры
(и прочие тоже, увы)..."
С. ШОРГИН ("Химеры")

Жизнь - сущий бред! И веры все - химеры!
На личности плюя, я поступаю так,
(Не всуе отвлекусь, не смейтесь, лицемеры!)
Как Соломон кричу: все веры - суета!

И зеркало разбив, себя на место ставя,
Вкапавшегося в суть престранных вер на штык,
Я говорю, хрипя, как Лепс в своей октаве,
Как Бедный-Горький О, явивший веру - "Дык"...

Надеждам всем кирдык!..И никакой пощады
Адептам всех мастей, но прежде всех тебе,
Лирический герой, внушивший ложь из ада,
Сомненью вопреки и супротив судьбе!

Потоп (пародийный экспромт)

«я всё так же лечу, но не вижу почти ни хера,
редкая бл*дь
долетит до истока Днепра»
Ганна Шевченко ("РЕДКАЯ Б")

…Я лечу над рекой, но мне кажется это потоп;
И полёт – не полёт, а барахтанье, если – по сути!
Драп намокший, как гиря… Проклятое это пальто!..
Опускаюсь на дно… А в ковчеге ужасные люди…
Хоть бы (если на борт не желают) спасательный круг
Утопающей бросили… Твари!.. С очей-блюдец фразу:
«Ублюдкам по вере!» – глотаю… Возьмите в нору
На горе Арарат!.. Да, хоть мышкой-норушкой, заразы!..
На столе у них сыр… Тут и кончить бы давний сыр-бор –
О спасении душ!.. Но колбасные кольца на шее
Анаконды – змеиный для супа набор –
Нарезает сама для себя (ненасытная сволочь!), зверея.

Я всё так же лечу, как и прежде ни зги ни хера
Впереди не видать… Дар судьбы – Приднепровские кручи
Вдруг… Я редкая птица! Привет, середина Днепра!
Тут и Гоголь не лётчик, тем паче Кабанов и Кручик!..

Я всех дальше!... Лечу!..

Задуха

Мор рыбы на Днепре. Февраль. Задуха.
Прогорклых вод невыносимый смрад
Под чёрным льдом не дантовского круга…
«За что?» – вопроса нет. Есть данность – ад!

Кровь на снегу и чешуя вкруг лунок.
Удавками плотин зажат поток…
Инстинкт ведёт к промоинам в излуках –
Там воздуха спасительный глоток!

И ринулись, тесня друг друга, стаи,
Обретшие вдруг веру в чудеса,
Как бы молясь, хватая воздух ртами,
Вперяя очи в рыбьи небеса.

И закипела полынья от давки –
Не так ли у «Игольного ушка»?..
А в вышине над гладью вод, как в лавке
В голодный год, власть алчного мешка.

Бьёт острогой, рвёт кошками, баграми,
Не брезгуя ничем – лихой народ...
Попробуй, вразуми его словами!
Стань на пути – вмиг пустит вилы в ход!

Задуха. Вековечная! Глухая! –
Лёд лихолетий, войны, мятежи…
А ведь когда-то здесь людские стаи
Шли в Русь Святую меж порогов лжи!

Орлянка

Всегда «орлом» пятак луны!
Всегда «орлом»!
Автоэпиграф

Высоко монета брошена – над страной орлянка лунная.
Ожиданье заполошного под призором полоумного.

Камыши в запале: «Кыш его!» – толи ветру, толи вечеру?..
Хватанули, видно, лишнего?.. Заигрались – делать нечего!

Лишь кургану не до гульбища: «решка» ли «орёл» – комедия!
Год-другой порфира – рубище; жизнь – вопрос, и смерть – неведенье!

Посмеялся бы, да не с чего! Позавидовать, да некому!
Рок безжалостным объездчиком тешится над человеками.

«Воры! Семя сатанинское!» – свысока бросает яростно,
И десница исполинская по затылкам лупит радостно.

"Выбивай! – кричит, – Угадывай сумасшедшие поветрия!"
И луна попуткой адовой подбирает всех приветливо.

Только мне в другую сторону – в беззаветное заветное!..
Не ярись, судьба суровая, – тумака задам ответного!

Супротив рожна (кольчужку бы – не рогожное убожество!)...
Батя, помнится, утюжил рок не беззубым скоморошеством,

Помянув не всуе пращуров, закусив губу до кровушки…
Вот и я берусь выращивать солнце в сумрачной сторонушке!

"Пегаса осадив у ног твоих..."

* * *
Пегаса осадив у ног твоих,
Не напоив ничем, не накормив,
Хватаю воздух рыбой безголосой,
Близ форм прекрасных обо всём забыв.

На ум приходят строфы Навои –
Читаю вдохновенней, чем свои;
Пегас поодаль ржёт небеспричинно,
Уверенный – пииту недосуг,
Мол, самого пред пахотой пасут,
Чтоб лаской впрячь в безбрежную кручину.

А я – всё наилучшее своё,
Во имя незабвенное твоё,
Из уст в уста дыханием-моленьем
Передаю, в несбыточном кружа,
Тобой, как даром Неба, дорожа,
Лазурных грёз горя осуществленьем.

Пегас ржёт непрестанно... Негодяй,
Таки получит знатный нагоняй!
Зачем же так предчувствовать открыто?..
Поэзия сильнее всех страстей –
Уже зовёт от суженой моей…
Но воля ловко локоном обвита.

Субъекты перманентного развода

...В халатике – богини юной тело –
Идёшь по коридору, где без дела
Над трафаретом «Потушите свет!»
Плафон, убитый пылью, полусветит…
Никто за ротозейство не ответит,
В быту увязнув по… Сказать нельзя!
Ну, разве что: «Сударыня, стезя!
Господь особой краской шельму метит!»
Но шутка не проходит – мы враги,
Встающие весь век не с той ноги…
Кошмары эры беспросветной в руку –
Сбываются: предвещанная скука
Зловещей паутиной по углам,
Распад, разлад, – обыденный бедлам…
Вертя хвостом – прекрасная пиранья! –
Плывёшь в свой омут, исподволь тираня;
А я в себя – последний из иуд,
И Бог весть кто ещё в пылу причуд! –
Субъекты перманентного развода…

Как день один - тридцать четыре года!

Письмо в счастливое далеко

Как ты там, в счастливом далеке,
Снится ль Гусев наш (в былом Гумбиннен),
Где никто не вздумает реке,
Отобрав родное – Писса имя,
Героическое дать в запале прав,
Памятность с забвеньем уравняв?

Шаткая скамеечка в тени
Привокзальных клёнов-великанов?..
Ты – в Одессу… Кто бы отменил,
По мольбе моей вояж тот странный?..
Бог?.. Тогда любви Он не вменил
Скромному молитвеннику в веру,
Попустив, как Вертеру, на меру
Глупости – безрадостные дни.

Это нынче ясно, а тогда,
О судьбе гадали по ромашке,
Счастье одному лишь Чебурашке
Улыбалось, остальным – беда…
В тёмных стёклах эры силуэты –
Лиц не видно… Смута без просвета.

Помнишь ли, как слово «коммунар»,
Ставшее названием колхоза,
Друг крамольно обыграл вопросом:
«Ну, а вдруг ком-му-у-у не хватит нар?»
«Хватит всем!» – съязвил браток колымский,
Борода клинком a-la Дзержинский.

Бесконечным стадом тучи шли,
За антенны шаткие цепляясь,
Так бурёнки выменем касаясь
Трав высоких, сохнущих в пыли,
Громыхают по мосткам стальным,
Дождик пахнет молоком парным.

"Когда цветут сады и обновленный лес..."

"Как лицедеи на подмостках в драме..."

Как лицедеи на подмостках в драме,
Где, как и прежде, смысла не найти, –
Звёзд заполошных спешный выход в раме,
Меж вех условных смутного пути.

И, вроде, всё сработано на совесть –
В одном фрагменте (Блейка помянём)
Вселенная до дна... Но что за повесть?! –
Любовь распята! Правду – днём с огнём!..

И в чём же выбор, если только эта
Сумятица, как в карцере еда?..
И кружится невольница-планета,
Теряя память в собственных следах.

Броженье дум – до тошноты похожих,
Однообразных чувств переполох…
Под ложечкой сосёт… С похмельной рожей,
Воскресну вдруг?.. Уж лучше б снова сдох!..

Не радуют такого рода грёзы –
О воскрешеньи мёртвых на Земле...
Ужель и там на главные вопросы
Беспомощные сполохи во мгле?

"Опрокинулось небо..."

Опрокинулось небо, разлившись в любимых глазах.
Очарованной птицей парю, чистотой упоённый,
Не умом понимая, – приволью беспечному крах! –
А душой бесшабашной, разливом красы полонённой.

Опрокинулось небо... До донышка – всей глубиной!
Несказанность сказалась пречудным рассветным клавиром...
Невозможное счастье случилось – лучится виной,
Как поэзия чистая, в гранках несчастного мира.

В нелукавое небо (не так, как в дешевый тираж, –
В рифах рифм пропадать) в чистоту откровений – без края! –
Ухожу безоглядно, как страждущий путник в мираж,
В родниковую нежность, надежду в пути обретая.

"Кобылицы грозы – тройка радуг над бурной водой..."

Кобылицы грозы – тройка радуг над бурной водой, –
Предзакатное солнце их гладит, как добрый возница, –
Пьют, поводья цветные роняя, загривки дугой;
И уходят в ночное, где звёздный ковыль серебрится.

Где покой, и блаженство, каких заслужить не дано
Никакими трудами, надеждами, верами… Даром!
Этот стог – кораблём межпланетным – вернее всего
Нас доставит в страну безнадёжно наивных икаров,

Где ни словом, ни жестом не скажут: «Добудь, хоть умри!»
Там решаешь всё сам, непреложное выбрав спонтанно…
Прядь волос, расплетаясь искрится, теплом одарив,
Несказанным таким, незаслуженным, но долгожданным.

Выбираем судьбу не умом – как на сердце легло!
И взойдёт в чистоте не меж зол, а во благе – высоко…
Потому и тепло, и покойно, светло и легко!
И поётся привольно, и слышится сердцем далёко!

«Аблакадабриада» Антидохмий Попередумчанский

«АБЛАКАДАБРИАДА»
(Письмо без конца и начала)

^{«Ах, какое кино вы снимали, Небовский!..

Не вмещается суть в хрупкий прямоугольник.

Сколько тысяч цветов в этих красках неброских!..

И плывёт облакадр над постлетним раздольем…»

Руслан Шувалов}

Я всем ямбом к тебе – ты ж: «Хорей, да хорей!» –
Анапестуешь в Ялте предактиля.
Он в халупку тебя, а сулил Коктейльбель –
Дурно пахнущий этот дидактель!

Амфибрёх и силлабух!.. Пошли ты его!..
И за мной декабристкой постлетней!
Как Шувалов учил, – посткабанов зело…
Экибаной взяла мя намедни.

Заживякуем мы сладостойно с тобой –
С песнякайфом!.. Да буду пугадом!
В квидухаттке моей логаэдакий строй –
Домострой… Рай кромешный над адом!

Облакадры любви блажеманной поры –
Созерцабельность в Комичеганске.
На фило-софе будемонизма плоды
Будьможрать…

Антидохмий Попередумчанский

"На бесконечность что не подели – тщета! Зеро!"

* * *
На бесконечность что не подели –
Тщета! Зеро!
Нолём в межгалактической пыли
Судьба всего.

Вселенского масштаба боль
Кричит: «Впусти!»
Но как пульсирующий ноль
Её вместит?..

Отстань навязчивая мысль –
Ты мне чужда!
Тебе не обессмыслить жизнь –
Не смей жужжать!

Увянет яблоня в саду
И солнце… Но
Созвездья новые цветут
Для пацанов!

– А для девчат? – И для девчат!..
Ведь неспроста,
Вбегая в реку верещат
Там у моста.

А пацаны, кто посмелей, –
В поток с перил.
Над бесконечностью скорбей,
Вдруг воспарив.

И я таким же вот нолём,
Вниз головой,
Потоком жизни упоён,
Звал за собой.

И мы летели – цветом-цвет!..
Неужто зря?
В слепой бессмысленности лет
Пути торя.

Нет не напрасно! Не убить
Желанья – быть!
Моих надежд не обнулить!..
Не обнулить!

Поэзошифровальщикам

Мета-мета-метафор – форс-мажор! –
Поэзошифровальная машина
На полную катушку!.. Не стажёр, –
Не из последних явно, – по ранжиру!

Мета-мета-метаний никаких!
Не мучаясь неведеньем Сократа,
Он режет по живому на шматки –
На голову что – ни себе, ни брату...

Искать в прочтённом смысл – напрасный труд!
Код доступа зашит, как в голенище,
В той части мозга – бесы где живут,
И сквозняки бессмысленные свищут.

Нечаянные попутчики

…По образине абразивом –
Не станет образом!
Ступай, ступай себе, разиня, –
Душа без компаса!

Одной тропой идти по лесу –
В ночь, как лазутчики,
Отнюдь не значит, друг болезный,
Что мы попутчики!

Плеч-о-плеч разве пред стеной
Врага заклятого,
Стояли насмерть мы с тобой
До пота пятого?

Не христорадничали ли
Рядком на паперти?
Так неча в ступе хрень варить –
Дорожка скатертью!

В такую волчью темноту –
Хоть очи выколи! –
Идти вернее одному
Никто не выстрелит.

А если грянет выстрел вдруг,
В упор, с засады ли,
Так буду умирать, мой друг,
Не от досады я.

Гляжу, обиделся, сопишь;
Грязь месишь яростно...
И хорошо!.. И льётся тишь –
Светло и радостно!

Полный ундервуд

…Полжизни в состоянии развода
(Пять-шесть попыток в год) – диктат породы;
От перманентных бунтов никуда! –
Себе и ближним максимум вреда.

Но, слава Небесам, в разгаре утро!
Расходимся на день… Как это мудро –
Перемотать гордыни провода,
Искрящиеся жутко, изолентой
Суровых будней, плотной суетой!..
Плюю на быт – и в Киев, с глаз долой!

...У Золотых ворот, где люду валом,
Где Ярослав входил в град стольный валом,
Встречаю друга – бывшего врага;
Идём в театр – «Театр актёра» рядом, –
На вепря так!..Так пионеротрядом
На фильм когда-то... Больше не идут!..
А мы на поэтвечер!.. «Ундервуд»
Там будет изголяться, и Кабанов
Читать стихи о том, что всё зер гут! –
Апофеоз изящного обмана.

Все наши там… Фальшстартом слово «наш»,
Ибо давно не знаешь: кто? и с кем ты?
О вечной дружбе песенке – шабаш!..
На сцене Славик Рассыпаев в кедах
О Костике своём… Стихи – демарш…
Один, как Дон Кихот среди скинхедов.

Нежданный Жданов, кинув Семеиз,
О камне, что течёт, читает вяло,
Знать, жбан прикончен – первый из семи?..
Но он трезвее многих сот жаданов,

Которых можно смело на «цып-цып»
Сзывать на литподворья всевозможные,
Бегут, едва покличешь, – молодцы!
Одна беда – все в масть одну – похожие.

«Ляля-мля-тополя пажо-пажо» -
Поют или плюют, клюя-обедая?..
«Здесь я чужой!» - открытьем поражён.
И вывод: «На фига всё это?!» – следует.

Такой вот риторический вопрос!
Такая вот заметная отметина
На древе дня… Бордосской смеси б в нос!..
Факт – фитофторой лжи душа изъедена!

Но день прошёл – и это хорошо!
Путь восвоси - не на фильм под плёточку;
Туда, где вечность задом наперёд –
Обратный ход… Только хвалило б плёночки!

"Аблакадабры высоки в известном смысле".

Аблакадабры высоки в известном смысле.
Кабановизмы по инетстепям кочуют...
Чу!.. скрип-постскриптумом в конце, обрушив выси,
Идёт судья по "аблакам", витий бичуя.

И не укрыться никому от ярых плетей!..
Мистификаторы бегут, – как из-под крыши,
Что синим пламенем горя, во мраке светит, –
На писк срываясь, будто жареные мыши.

В одной цепи версификаторы всех рангов.
И пародисты… Да! Да! Да! – и пародисты!...
И тра-та-та, как разотчаянная Анка,
По психам в чёрном, что гуляют полем чистым.

Что пожелать себе, читающему бредни,
И, распевающему песни тёмным лесом?..
А не пошёл бы ты, как старый друг намедни,
На вычитку в Господень храм от бесов!

А после… После, снег когда на долы ляжет,
Как чистый лист, который только чистым слогом…
Взнуздай коней, как в старину в злату упряжу,
И с Богом правды – бубенцы на всю дорогу!

И до конца! И не оглядываясь даже!
Плюя на окрики и взгляды изподлобья;
Туда, туда, где вьюга – вьюгой, пашня – пашней,
А дух такой – не переломишь и оглоблей!

И осадив коней у самого крылечка,
«Моя желанная» сказать отнюдь не против,
Покличешь зычно, аж заёкает сердечко…
И на одном дыханье век – единой плотью!..

«Луна в ложбине – шарик на «зеро».

* * *
Луна в ложбине – шарик на «зеро».
Я выиграл путь-скатерку меж сугробов
Туда, где ты – Мальвина, я – Пьеро;
Волшебной сказкой – жизнь, любовь – до гроба!

Туда-туда! – где блики от печи
По образам необычайно грустным,
Прикладываясь как бы – горячи…
Мальвина и Пьеро в глубинке русской.

А за окном – неистовство ветров,
Безлистых душ шараханье-сметенье,
Ослепших громыхание миров, –
Кромешный ад!.. Тоска и озверенье…

К тебе!.. К тебе – безумию чужой –
Меж тысячами беспричинно злобных!..
Стоишь, я знаю все своей судьбой,
В окне, как на кресте на месте лобном!

Вмиг прилетишь, завидев силуэт;
Обмершее лицо снежком с сугроба
Начнёшь тереть… «Уж не от грима след?»...
Дитя-дитём – любовь моя до гроба!

"Расстелила зима свою лучшую скатерть..."

* * *
Расстелила зима свою лучшую скатерть
Во всю ширь наших грустных полей,
Закромами раскрыв благодарную память
С перезвоном рождественских дней.

Чтоб колядники-ветры с холмов Приднепровья
Снежным просом засеяли нас,
Возвращая надежды убогим подворьям,
По родимой сторонке пройдясь.

Накрахмаленным кружевом иней крещенский
На усталых предплечьях лесов...
Узкий путь красоты, покаяний, прощений,
Меж суровых эпох и веков.

Отзывается эхо синичной колядкой,
Бормотанием хриплых снегов…
И какой-то особо торжественной клятвой –
Благовестом с крутых берегов.

Аж по коже мороз!.. До того пробирает
Не подложных мотивов настрой!..
Этот звон с высоты, где заря обливает
Грустью отчий погост за рекой.

Где проститься навек – ни желанья, ни силы,
С тем, что, в сущности, Добрая весть…
Только в этих снегах над отцовской могилой
Понимаешь: бессмертие есть!

Шут на ходулях

Собака-собакой! –
Бездомный чудак с фонарем
Искать человека дерзал,
Вереща, будто шут на ходулях…
Премудрой улиткой
Закрылся б в сознанье своём,
А он – рожки ближним,
А дальним, хохочущим, – дули!..

Досель медных лбов
Диоген-автогеном не вскрыть!
Во тьме, как в подлодке, торчат, –
Ни булыгой, ни дрыном,
Ни слёзным брандспойтом! –
Уходят, как блогеры в чат,
Невнятно мыча,
Про отлыги, свободу и рынок.

А где-то, с пеленок
По-взрослому мудрый Сократ,
Титановым сплавом ума
Зябь созвездий тревожит.
Ему б не взбрело, даже спьяна,
Комете в хребет,
Латунной болванкой
Влезать, под ранимую кожу.

А эти чизоиды,
В пол объектива оскал,
В сверхлюди по трупам,
Ничтоже сумняся шуруют;
Божественный свет,
Что звездой сквозь густой краснотал,
Из мёртвых зениц
Жаждут вырвать нахрапом – втупую!

А свет не выходит
На свет – остаётся в душе,
Которую, вынув,
Не знают куда приспособить!..
Казалось, вот-вот! –
Прозябает чудак в шалаше,
Марает холсты…
Миллион (после смерти) на Сотбис!..

А совесть была? или не было?
Не было? нет?
Какая, мол, совесть,
Найти и не поделиться ?!.
Чу!.. Нишкни, вития!..
Божественный некто, лорнет
Надежды настроил,
Чтоб радость могла засветиться.

И снова, за слово,
За верную веху в пути,
За чистую ноту,
Высокую неимоверно,
Распнут иль затравят…
Пророк новых дней, не грусти!
Не сразу убьют…
А в покое вовек не оставят.

Чудо-юдо-златоротица

В Иннете мало ли что водится,
Проворной мышью поводи,
И чудо-юдо-златоротица
Всплывёт со дна… Перекрести!

Сиреной, сиречь песнопевицей,
Сказать уместно тут «пардон»,
Споёт с невинным видом девицы
О том, что лучше суп с котом:

"Денница только – светоч истины,
На первый взгляд лишь – лицемер,
В бунтарском окаянстве искренен,
В конце ж – всем ангелам пример!

А кто у Чаши – сплошь увечные,
Дерзнувшие богов доить,
Мразь! Упыри! Сознанья млечные!
Нет слов...Брр, мать их всех, итить!"...

Но, чур меня!.. От околесицы
Дзен Иоанны жуть берёт!
Не всуе поминаю «Лествицу»
И всех святых наперечёт!

И слово-посох, нефальшивое,
Беру, как проводник слегу;
И прочь с очей мару глумливую,
Взашей, как чёртову – ягу!..

В мозгах её такое варево,
Что страшно людям подносить!..
О чём тут, братцы, разговаривать?..
Молюсь: Пречистая, Спаси!

Хулителям Отчизны

(Отповедь)

…Что им ответить – господам
В подложной мудрости нескромным,
Вдруг возомнившим: «Аз воздам!» –
Господне – делом жизни кровным?

Знать, позабыли времена...
Но наша память не померкла! –
От Калки до Бородина,
От Курска и до Кёнигсберга…

Порой не свяжем нить родства,
Но каждой пядью, каждой веткой,
Напоминает нам весна,
Как свиток искренности редкой…

За горизонтом – горизонт,
Как бы кольцо в кольце кольчужном…
Дух русский веку испокон
Не трепетал пред волей чуждой.

Мы, и убитые в бою,
Тесним врага за Русь Святую,
Крича «ура», и нам поют
Дубравы песню боевую.

Не мудрено – не разгадать!..
И никакой зловещей силе
Не изменить, не оболгать,
Предназначения России.

Наш человек

Наш человек сегодня зол зело –
В критическом сознанье! Чистый разум
Давным-давно не расправлял крыло…
На полуслове обрываю фразу!

Сочувствие не подавай ему,
Живущему на золоте буквально;
Наш человек явление сакральное,
При этом нищ, что не постичь уму!

Кто не стыдился бедности своей,
Был не рабом и всё такое прочее,
Тот бы сказал ему: влачи плебей
Ничтожество своё! Молчи, короче!

Наш человек стыдится – это факт!
Так мать, бедуя, при богатом сыне,
Несёт свой крест под взглядами косыми,
Как будто сын ни в чём не виноват.

Наш человек!.. В ладошке горсть монет –
Перебирает (что на что, меркуя):
Сие – на смерть, а это – на обед!
А это – сыну… Не идти ж впустую!

«Вот этого… не будет никогда!»

* * *
«Вот этого… не будет никогда!» –
Сказал и, оглянувшись, не поверил.
Катилась с крыши вечная вода,
Скрипел морёный дуб разбитой двери,
Залатанной проржавленным листом…
Гранит крыльца. Тщедушной бабки стон.
Пожухлый лист кленовый на граните…
Не будет?.. будет?.. Двери скрип да скрип.
В промозглой полумгле скиталец: влип
Бедняга в передрягу… Безысходность.
Дорога в абсолютную негодность
Пришла… И хорошо! – Закон пути:
Ломается педаль, как ни крути;
Горит броня, как восковые свечи…
Крыть нечем, потому и «никогда»
Срывается, как в бурю провода
Под напряженьем – смыслов замыканье…
А ведь не будет!.. Милая, прости,
Что не могу, увы, не отпустить,
Ибо не верю в силу привыканья!
Беда разлуки лучше, чем хомут
Подложных обязательств и минут
Дегтярных – в бочке месяца медовой…

Из книги "Ядрёный самосад"

….Да бросьте вы мои стихи,
Друзья! Куда угодно бросьте!
В камин хотя бы – в пору злости!
В кабмин, где худшие грехи
Нашли приют свой… Все мы гости
В миру безжалостном…
Враги,
И вы наплюйте на тщету –
Читать и почитать поэтов!
Спустите псов на них – при этом
Кричите бешено: «Ату!»…
Шекспиры, чтобы не в саду
Под вишней вашей пировали,
Не хлеб ваш, а тома жевали
В сиреневом своём бреду…
Ан нет, вы им – вина, квасочка,
Чтоб певчий потрох не охрип,
А то и жизнь саму за строчку
Отдать готовы!.. Так Архип
За два шевченковских рядочка
На митинге в такое влип!..
И рад забыть – да помнят почки!..
– А что Тарас?
– Тарас почил
Давным-давно. А ведь учил –
Как воевать «у холодочку»!
Но, видимо, не доучил.
Так что, друзья мои, внимайте,
Соображая: что? Почём?
Читайте или не читайте,
Предписанное не врачом,
На тему: стоит иль не стоит
Водиться с теми, кто не строит,
Как бедный Йорик, предостойный
Плевать на всяческих вельмож –
От взглядов их по телу дрожь;
Чреду их жутких преступлений
Не остановит даже нож
Нешуточных изобличений…
При чём тут Йорик, добрый гений,
Улыбкой убивавший ложь?..
Отож!..

Сало-мантра А.Кабанову (Из цикла: «Не сусальные разговоры»)

Стихи на салфетке и адрес (убежище мне)
С короткой припиской А.Д: «Приюти человека!» –
Кабанов А.М.
Перестройка сознанья в стране,
Где даже летающим рыбам давно не до смеха.

Салажный набор и общага (дырою-дыра!):
Вино или водка (не помню), салака и сало, –
Кончалось всё быстро… И только стихи до утра –
Победным салютом... Куда это всё запропало?

Стада айловьючных существ, – за баулом баул, –
В салазках печали по хрупкому свежему снегу;
Стишура – погонщик кентавров, покинув аул
Хлебавши не солоно, крошит сухарики сленга.

Ударник большой по сальцу – в раъядрёную медь!
Со словом такое – покруче, чем сальто-мортале!..
Остались стихи на салфетке… Вот их бы допеть!..
Нельзя разобрать, видно, тщательно сало мотали.

«Пивом пенятся вишни острова".

Пивом пенятся вишни острова.
Ветер облаком-воблой по столу
Косогора (питьё бесплатное) –
Отдыхает голь перекатная.

Настроенья окрест запойные,
Посерьёзнее, чем в застойные…
И хлобыстнул бы с другом водочки,
Да отчалила его лодочка!

Перепутались вусмерть удочки…
Больше не с кем, по сути, туточки
Перекинуться парой ласковых
О бесценности книг кадастровых.

Ибо только они (о, времечко!)
Бьют без промаха, сразу в темечко, –
Сочиняют сии бестселлеры,
Люди выросшие на Швеллере…

«Пошесть» (слово есть украинское) –
Вошь на голову исполинская;
Гнусь поганая ерепенится!..
Плотность подлости… Аж не верится!

*пошесть - напасть (укр.)

Престранная память

Отчётливо помню:
Изба, ход событий по кругу,
Чуть свет – лучезарная дымка
Над стадом бредущим;
Домашние гуси и дикие,
Кланяясь лугу,
Соседствуют мирно –
Спокойно и в стане пасущих.

Отара овец тонкорунных
В одёжках предзимних;
Листва на излете –
Привет новосёлам грядущим!..
Живи-не хочу! –
Не скудеют отавы в низине;
Врагов и в помине…
Воистину райские кущи!

Здесь я не чужой,
Но своим не дерзаю назваться,
Пред скорой разлукой пытаюсь
Не хлебом единым…
И зреют слова:
«До чего ж хорошо у вас, братцы!»
В ответ: «Хорошо –
Особливо рогатой скотине!
Ничто не тревожит её
Ни траншеи, ни доты,
Ни встреча неволи и воли,
Ни призраки в пуще:
Прищур амбразур исподлобья холма –
Антиподом
Радушным полям,
Где незримо присутствует Сущий;
Ни в рощах сороки, –
В Отечестве нашем пророки
(Треща, предвещают
Нашествие новых мамаев, –
Дома их окрест, в пять заборов,
По виду – остроги,
Растут, как грибы,
А грибница в семь-восемь китаев)…
Но нету земли
Для исконных владельцев Расеи!
И то, что в земле,
И в воде, и на водах – не наше…
Такая вот странность:
И строим, и пашем, и сеем,
А глянешь в сусеки,
А там – накось выкуси, Раша!
А в сердце (по Канту)
Закон, удивляющий разум,
А в небе предивные звёзды –
Небесные вехи;
Указ: пялить зенки в зенит!..
Нас ни в жизнь без указа,
Никто, никогда не принудит
Идти в человеки!
Витии кричат: «Не противьтесь!»
А сами с усами
Оскомину русской печали,
Набив на мякине,
Бегут от прискорбных "реалий",
В разрез с Небесами,
Из рая,
Увязнув по маковки в суетной тине.
Ждём участи лучшей,
В пыль, выплакав, скорбные очи.
Никто, никого, никогда, ни в какую погоду,
Не понял: зачем убеждал?.. А тем паче пророчил
Погибель могучей стране
И святому народу?»

…Престранная память!
Отчётливо помню детали
Тягучки летучек, бред сивой кобылы по средам…
А вторник-четверг
Рыбный ужас на кислой сметане…
Посредственный рай,
А надежды, увы, не по средствам.
(фрагмент)

"В дешёвом платьице в заплатах..."

Стыд, как шанс

Приставил уровень, а вертикали нет!
Горизонталь ушла! Углы не пляшут!
Руководим и сеем так, и пашем!..
Сосите лапу!.. Всем большой привет!..

Но диво-дивное – вопрос: кто виноват?
И чудо-чудное: что делать? – понта ради;
Беспрецедентный солидарный ад
На почве: поделить всё и потратить.

И нет врагов серьёзнее, чем мы, –
Самим себе, наследникам, соседям, –
Не надо ни Мамая, ни чумы,
Достаточно одной бутылки, Федя!

Смесь спеси дурака и шмурдяка,
Коктейль а la Колян “Прошай Расея!»..
Приставил уровень… Вселенская тоска!..
И стыд, как шанс… Надеяться не смею!

Запасная струна

Спокойна абсолютно!..
День-деньской
Вне суеты, амбиций и сомнений,
Как вещь в себе, довольная судьбой,
Незнающая перенапряжений.

Посвящена, как в тайну брата брат,
До времени не жертвует собою,
Так долженствуя, поступает бард*,
Наитием познавший роковое.

От края и до края, как стезя,
Как Альфа и Омега Божьей Воле,
Подчинена беспрекословно – вся!..
Хоть в ад уничижения и боли

Ради того, чтоб Истину пропеть,
Сойти готова, даже запасная,
Согласна запредельное терпеть,
Предписанное верно исполняя!

И молится давно не за себя,
А за того, кто к жизни призывает,
И рвётся в непостижное, любя,
Насильников своих не проклиная.

В аккорде сути важное звено!
До срока не порвавшись в тонком месте,
Являет миру, что предрешено,
Как Крест предвосхитивший Благовестье.

* в кельтском понимании

"Всё суета? Так успокойте нервы!.."

* * *
Всё суета?
Так успокойте нервы,
Шальному миру, преподав пример,
Являя то, что создаёт шедевры,
А не химер!

Всё – суета ?!.
Читать ли: всё напрасно?
На кой тогда зерно звезды в ночи,
Тьму разрывает сполохом прекрасным?..
Пророк, молчи!

Над суетой,
И жажда поцелуя
(Уста творят молитву роднику!),
И то, что пуще жизни всей ценю я…
Не изреку!..

Не потому ль,
В молчании прекрасном,
Художник-солнце радугу явил,
Грунтуя мрачный холст рассветной краской,
В надеждах мил!

Коль суета
Рождение ребёнка,
Тогда, увы, и в Небесах тщета!
Благословенна на смертельной кромке,
Лишь суета!

Cчастливый случай (Конкурс "Азбука")

Носом к носу в коридоре, -
Перемена - ясно всем! -
Маша с Мишей поневоле,
Сотворили букву "М".

"В спасжилетах, близ Спаса распятого..."

1.
В спасжилетах, близ Спаса распятого,
Четверо охраняют пятого…
От кого? – любопытно узнать –
От народа?.. Новую знать?

От одуванчиков Божьих
Рыжую бронерожу?!.
Догадка: видимо, от Христа,
Назначенного судьёй в наши места?

2.
…Ничего – ни времени, ни сил,
Не осталось!.. Что же ты, Расея,
Гордость несусветную взрастив,
Веру беспримерную рассеяла?

Рассорив сама, как враг не смог,
Цвет Отчизны, упований семя...
Если б не Всемилостивый Бог,
Кто бы нынче вспомнил о Расеи?

И сегодня, измотавшись в смерть
По больницам, где за так не лечат,
Обживаешь траурную твердь
Паперти, где быстро гаснут свечи;

Очи долу, – чтоб не видеть срам
Или, чтобы скудостью не ранить
Новой знати…
Век не знать бы нам
Обложивших церковь клептобратий!..

Слышу тихий голос за спиной:
«Все мы тут, от мала до велика,
Христа ради – Русь!.. И нет иной!..
Плачь иль смейся – никакого лиха
В этом нет!»...

А я и не смеюсь –
Не до смеха!.. Рвусь, теряя силы,
Из последней жилы, чуешь, Русь!..
Разве мои дети не Россия?..
За неё родимую молюсь!

Медовый месяц

Реальности размыты берега –
Плывём в зарю на розовом диване:
Огромные медузы-облака
Колышутся в небесном океане.

Закат багряный окунем морским
Зловещим оком озирает хату.
Стада – теченья супротив мальки
(Вид из окна) – идут по перекату.

В распадке гулком песнопений всплеск –
Многолосье дарят миру долы.
Сметав копну до бури, через лес,
Бредут домой усталые глаголы.

В сенях узнав по брошенным кулькам
О возвращеньи пары долгожданной,
Пройдутся впопыхах по закромам,
Чтоб стол накрыть едой благоуханной.

А мы, бесстыдно-праздные, легки, –
С небес на землю, путаясь в застёжках, –
Их встретим, треволнений далеки,
Как водится у нас, не по одёжке.

"Обыденность, казалось, серозём!.."

Беднюсенькому Ванюше с любовью.

Одной волной (приливной ли отливной)
Приходим и уходим в мир, как листья;
И убываем вереницей длинной,
Взяв и раздав, что должно: чувства, мысли…

По осени цыплят… По смерти... Боже,
В припадке простоты неимоверной,
С вещей ранимых, не сдирая кожи,
Как подытожить путь-судьбину бренным?

В туманах предзакатных хорохорясь,
По сути, близнецы – чреда подобий,
Из рода в род (прискорбная не новость)
Идем искать ответ под сень надгробий.

А там… Что там, под тяжкими пластами,
Где песнопений бересты не слышно?
Ни кризисов, ни войн и ни восстаний –
Один закон, отнюдь не тот, что дышло!

Там Юрики и Йорики, Ванюши,
Одной семьёю, как с морозца дети
На русской печке, покотом… Баклуши
Уже не бьют, за всё и вся ответив.

08.08.08 (из книги "Надежда до востребования")

Одна на всех!.. Чего бы ради
Её границами кромсать?
Но вновь на поле брани рати
Сошлись, деля земную пядь.

Невыносимая рутина, –
Во имя жизни на заказ, –
Война!.. Знать, гибель обратима?
Сотрите ужас с мёртвых глаз!

Юнцы в воронках, как картошка, –
Бьёт по зелёным каскам «град»…
«Чужая смерть не понарошку!»,
«А наша?» – мысли невпопад.

Мелькают шершнями трассирки,
Как по доске мелком штрихи…
Поминки, будто под копирку...
А нынче: «Боже, помоги!» –

По обе стороны в едином
Одно – на разных языках,
И вера: «Гибель обратима!»…
Так прочь же, окаянный страх!

Но боль и ужас не проходят,
И за вопросом вновь вопрос:
Что братья мы – никто не против! –
Так почему война всерьёз?

А, может, вовсе мы не братья, –
По цвету кожи, по уму, –
Война достойное занятье,
И нет пощады никому?!.

С единой пяди червь и ворон,
Уж и гадюка, злак и мак…
Разрывом мины мир распорот
И не зашить его никак.

Счастье – есть!

Эхо с кручи,
Камертоном звучным –
Золотым,
На осенний лад,
Чувствам невпопад
Молодым,
Проверяет,
В кроны ударяя…
Даль пылит.
Только ты и я из грустной стаи
Выпали.

Не жрецы, хранящие секреты
В тьме глухой, –
Мы спешим, у нас свои приметы
Под рукой:

В изголовье зверобой и мята;
Шум реки…
Невзначай над миром
Виновато-высоки.

Перезвон блаженный над распадком.
Плёс небес.
Меж холмов туман – простынкой гладкой…
Счастье – есть!

"…Желают ехать все, но Русь не Франция..."

…Желают ехать все, но Русь не Франция, –
Билетов нет, – извечная беда!
Люд сатанеет. У кассира пранцы.
И он кричит, как резаный: «Куда!..»

«Домой», – хочу сказать, да не сказалось!
«На родину»… Да где её сыскать?
«Давай хоть в ад, коль рая не сыскалось!» –
Кричит с ума сходящая тоска.

Открытого презрения мишенью,
Выклянчивая клячей свой удел,
Бубню, кивая: мыкай униженье,
Раз парабеллум духа оробел!

Одна надежда, – кроткая, родная,
Меж рьяных зол, эпохи не кляня,
Замурзанная, тихая, босая, –
Потерянного радует меня.

Наитием находит средь абсурда
И, о щетину щёчку уколов,
На ухо шепчет: «Далеко ль до утра?»...
«Нет, – с верой говорю, – не далеко!»

«Пастушья сумка» из цикла «Кадка памяти»

Памяти друга

Не медонос, не красен-цвет – трава…
Опять мне на глаза – слепым укором!
С тобой, былинка, горе-мурава,
Я чувствую себя лжецом и вором.

Напоминаешь бредни юных лет,
Виновных ищешь – в копоти и гари?..
Ботаник был бы – в наилучший свет
Тебя отправил на покой в гербарий!

Но за тебя – пустую трын-траву –
Два друга больше не сойдутся в схватке!..
– Я первый, я!.. А ну, отдай!.. А ну!..
– А если не отдам?..
– Так по сопатке!..

Он был слабее… Но не духом, нет!
Бой получился жёстким и кровавым…
Потом смеялись, через много лет,
Не выясняя: кто же был неправым?

Я чист пред ним!.. Хотя, кто без греха?
Возможно, надо было по-христиански?
Трава-травой!.. Ты на помин лиха:
В Калининграде, Викулово, Брянске!..

Шатаешься по миру по пятам…
Где пастырь твой, коль ты «пастушья сумка»?
Уж не Господь ли кличет в Божий храм?
Не может быть, чтоб тупо и бездумно!..

В нерукотворный неба гобелен
Вплетает взгляд неведомая сила…
Пастушья сумка, жизнь – прекрасный плен!
В котором даже смерть переносима!

Узелок

Памятный развязан узелок.
Путь-дорожка размоталась свитком.
Дымка бесшабашною кибиткой
Лихо заклубилось за селом,
Где давным-давно, увы, не весело!

Мысленно, преодолев тьму лет,
В драгоценный закуток пространства
Окунаюсь, – на крылечке дед
Отбивает косу, – в постоянство
Милых гипнотических картин,
Где все вместе, только я один
Осторонь – тихонько наблюдаю…
Боже, до чего ж люблю и знаю,
Эту в Лету канувшую жизнь!

В лучший час, где разделенья нет
На твоё и на моё – всё наше!
В жертвенно-сознательном бесстрашье
Жизнь течёт… И в несказанный цвет
Радости, там каждый миг окрашен!

Живы все. И, слава Богу, хлеб
В пору ту не вперемешку с пеплом!
И слова – не на поживу ветру,
Ибо сердцем тут никто не слеп;
Может, потому и сладок хлеб,
Что земля в почёте – метр за метром,
Пядь за пядью, без проклятий… Мне б!..

Но ни зги… И голос сердца: «Стой!
Требую в юдоли ледяной
Жизнь являть! Рвись из последней жилы!
Рекрутом отчаянным сквозь строй,
Супротив бессмыслицы густой,
В отчий край врастая старожилом!».

Сказание о бесстрашном Жужуке (Буква «Ж». Конкурс)

Вариант №1 "Бесстрашный Жужук"

«Я жук Жужук, жужжа, кружу,
Пред жужелицами не дрожу!» –
Над жабами на вираже
Гудит живая буква «Ж».
Была б у жаб длинней рука
Давно бы съели Жужука.

Вариант №2 "Жук хвастунишка"

«Я храбрый Жук, жужжа, кружу,
Пред жужелицами не дрожу!» –
Над жабами на вираже
Гудит живая буква «Ж».
Будь руки у врагов длинней
Герою б задали чертей!

Вариант №3 "Серьёзный Жук"

«Я храбрый Жук, жужжа, кружу,
Пред жужелицами не дрожу!» –
Над жабами на вираже
Гудит живая буква «Ж».

Вариант №4 (Окончательный)

«Я жук Жужук, жужжа, кружу,
Пред жужелицами не дрожу!» –
Над жабами на вираже
Гудит живая буква «Ж».

"Лебедь-зеркало в зеркале чёрной воды..."

Лебедь-зеркало в зеркале чёрной воды,
В небо-зеркало хочет взлететь…
А двуногим куда – от вины, от беды?..
В Лету? – Зеркало вечное ведь!

Бар. Зеркальная стойка. Зеркальный привет.
Завсегдатай с бутылкой взасос.
На оси шар зеркальный – осколочный свет…
Неужели всё это всерьёз?!

Зеркала, зеркала – заколдованный круг...
Бабка-спесь – мельтешняня грехов –
Обольщает забвеньем тоски и разлук,
Упраздненьем библейских стихов.

Лиц не видно – своё забываю порой.
Изнутри и снаружи – одно:
Мир, которого нет; время пахнет войной –
В зеркалах отразилось оно.

Благодать

… Зелёный дом. Багряный дым.
Душистым варевом крутым
Кипит рассвет.
И золотятся облака, –
А ночь ещё так далека, –
И горя нет!
И каждому сверчку шесток,
А в праздник белка и свисток,
И каравай! –
Все радости в один клубок;
И ничего не надо впрок, –
Ну, чем не рай?

…Ты в фартуке. В печи пирог.
Кот, чуя завтрак, на порог!..
Девчата ждут,
Глотая слюнки. Дух такой,
Не согрешишь, сказав «земной».
Тепло. Уют.

Молитва «Отче наш» – закон! –
Обычай веку испокон.
Не нам менять!
Добра не ищем от добра, –
И, вроде, песенка стара, –
А благодать!

Гроза (этюд)

Косогор сплошь выжжен жгучим зноем.
Пересохла речка.
Штиль. Ни облачка. В прибрежном сухостое
Дымка – заблудившейся овечкой.

Колокольни, вязы долговязые,
Молят небо о дожде, как призраки;
И глаза слезящиеся, праздные,
Ищут в пыльных далях ливня признаки.

Вдруг, из-за холма, по долу рыская,
Туча – одинокая волчица!
Ловкая, неистовая, низкая,
На ягнёнка сирого ярится.

И, клыками клацая, сверкая,
На скирду ощерившись, по ходу –
Разрывает в клочья, утверждая
Власть свою, – ненастную погоду!

Всё затрепетало, посерело,
По углам забилось, – дрожь и стоны.
Что, не ждали лиха дня средь белого?
Нате ж вам, и молнии, и громы!

Разлеглась, насытившись изрядно,
Перерезав путь, година грязная.
И стоят в разрозненном порядке,
Очи долу, вязы долговязые.

"Берусь всерьёз бессмертием пугать"

Ю.Ш.

…А уходить не хочется, но надо!
Есть пару смыслов, чтобы оправдать
Необходимость прохожденья ада,
А после… После – жизнь и благодать!

Невольный враг заветов и запретов,
Чувств нежных к слову «должен» далеко;
Не бабьем делом занят бабьим летом –
Спасаю мир нечаянно легко.

Такой вот парадокс! Такая странность! –
Любя людей, не в силах понимать…
И смерть – безоговорочную данность –
Берусь всерьёз бессмертием пугать.

Здесь «слава Богу» как нигде уместно,
Без всяких «если», тут же применю:
Склонив главу, Дающему воскреснуть,
Блаженно «аллилуиа» пропою.

А кто не верит – в очередь за льготой!
Но там, где счастье – нет очередей!
И смерти нет – там торжество полёта!
И бесконечность добрых новостей!

"А кто не верит – выходи во двор!"

* * *
– А у него-то руки Евдокиины!
– Да и лицом в Ивановну, точь-в-точь! –
Слова родных, – Анодины такие, мол…
Как будто я не сын её, а дочь!

Из года в год одна и та же песенка...
А что же я? А я – волчонком, зырк!
И в свой мирок (да по чердачной лесенке!)
Усваивать иных пространств язык.

Туда, откуда неземными вишнями
В мансардных окнах спелая заря;
И гроздья звезд за пазухой Всевышнего –
Ешь-не хочу! – заманчиво горят.

Из года в год мотивы суесловные
(И после смерти – в памятной гряде)...
Освящены, знать, Небом узы кровные,
Слова родных в бессмысленной чреде?..

– В такие руки не возьмёшь рогатины!
– В такие руки…

Что за разговор?!.
Родимой – руки! А силёнка – батина!
А кто не верит – выходи во двор!

"Буквенный бум"

1. Буквы-солдатики

Бум-дум-бум! – над головою.
Бух-дум-бух! – как в дверь баран, –
Это братец барабан
Бить тревогу удостоен.
Буквы-воины гурьбой,
Откликаясь, рвутся в бой.

2.
«Бэ-бэ-бэ» – ягнёнок блеет,
Повторяет букву «Б»!
А в бору в ответ, слабея,
Эхо дразнит: "бе-бе-бе".

3.
«Браво! – воскликнула Брюква, –
Борька-балбес взялся за ум!
Бормочет: «Блинам – нет! Дайте буквы!"
Батюшки, да это же – буквенный бум!»

4.
Важных слов на букву «В»
Видимо-невидимо!
Вдох и выдох, вниз и вверх,
Вход и выход, видео…
В узел вяжется морской,
Два звена в цепи одной.

5.
Самолёт рисует смело
В ясном небе букву «В»:
Снизу вверх – виток умелый,
Вниз петля и снова вверх.

6.
Буквы ходят средь двора,
«Гэ-гэ-гэ» – кричат с утра, –
На дороге, на пороге…
Гомонят, как на уроке.

7.
Он и гога, и магога, –
От пруда и до порога,
Горделивый гоготун,
Шепелявый топотун, –
Буквой «Г» он шею гнёт,
Крыльями, ликуя, бьёт.

8. Конкурсный вариант

Буква ходит средь двора:
«Га-га-га» – кричит с утра,
Горделиво шею гнёт,
Крыльями, ликуя, бьёт.

9.
Буква к букве – алфавит.
«Д» в нём дивное творит,
Что ни слово – всё старо:
Дом, дорога, друг, добро…
«Да-да-да!» – кивает дед,
Букву взяв, как табурет.

10.
«Е» к фотографу идет
За собой слова ведет:
Ель, енот…Над ней Ерошка
За спиной состроил рожки.
«Е» себя не узнаЁт
Фотографии сдаЁт.

11.
«Ззз-знаю, ззз-знаю! – запинаясь
Зазвенела буква «З», –
В громкой славе не зазнаюсь
Ни в зените, ни в грозе!
И зарёю-зоряницей,
Засияв, не возгоржусь,
И зарянкой – вольной птицей –
На закате потружусь!"

12.
Каракар – учитель ворон –
Поучает воронят:
«Буква ворону не ворог!
Шире клюв! И громче, брат!»
– Каково, – вскричала галка, –
Клюв свой к ветке прислонив,
Демонстрируя смекалку,
В грязь лицо не уронив.

13.
Есть в алфавите буква знатная
И долгая она и краткая,
Не пребывающая в праздности,
Соединяющая разности;
Как миротвореца и мироносица,
"И" служит Истине, но не возносится.

14.
Буква в роще заблудилась,
Ходит кругом: «Ого-го!
Я охрипла, утомилась…
А навстречу никого!»

«Пропадёт! – вздохнуло эхо, –
Буквам без людей беда!
Да и мне уж не до смеха,
Хоть бы голос кто подал!»

15.
«Олово! Слово! Олень! –
Оле учиться не лень, –
Окает день напролёт:
Небо, ковёр-самолёт,
Обруч, колечко, трюмо, –
Круговорот буквы «О», –
Пять олимпийских колец!.."
Оленька молодец!

16.
Толя к школе не готов –
С буквой «О» не знает слов.
Оля брату: «Видишь солнце,
Колесо, кольцо колодца,
Беговых дорожек круг,
Надо подтянуться, друг!»

17.
Солнце – оком морского окуня,
Зарослей горизонта около …
«Да это ж «О» буква восходит!» –
Восхитился Володя.

18.
"Пони"– надпись на плакате.
"Пусть они меня прокатят! –
Просит папу горячо
Петя, – Па, я сам прочёл!"
– Сам? Прекрасно! Коли так,
Буква «П» твой пропуск в парк.

19.
Без меня какая, правда?
Друг – недуг, дуга – другой!
Слово «рад» выходит «адом»,
Если ссорится со мной!
Разрешаю. Приглашаю.
Рву и вру. Реву. Рычу…
Враг рассердит – покараю,
А покается – прощу!

20.
Ух, ты, конкурс! Буква «У».
Все предметы названы.
Крикнуть что ль «уа», «ау»,
Не врагам по разуму?

Не прогонят со двора,
Чай не утки ушлые?
Принимают, брат, ура!
Муки простодушные.

21.
Ухнул филин за рекой.
Скрипнули уключины.
День уходит на покой.
Звёзды над излучиной,
Будто буквы по столу –
Не сложились, брошены.
Только филин «у» да «у»
Над пшеницей скошенной.

22.
Листья рухнули в траву.
Ветки, как рогатины.
«Что ни ствол, то буква «У», –
Убеждает Катя нас.

Сук, прожилки на листе,
На ладонях чёрточки.
«У» – след чёткий на воде
От моторной лодочки.

Суровый алгоритм

В суровом алгоритме год за годом.
Дела, как достоянье латыша...
И даже боль – беда такого рода,
Не наша если, – можно не спеша,
Над головами полными сумбура
Отрикошетиться, как пуля-дура,
Визжа на всю вселенную: «Бардак!» –
И то не так, и это… Всё не так!

Иль мямликом – роднёй бескрылым душам,
Вскричав: "Кар…кара!" – в унисон кликушам,
Усваивать домашний сизый яд, –
Отменный отворот природы рвотной,
От мира, от тщеты бесповоротной,
Верша стихосложения обряд
Как противленье смерти в одиночку…
И думать что живёшь, поставив точку,
В шекспировском вопросе: «Быть? Не быть?»
Допить погибельную дозу? Не допить?

…А в небесах убийственный болид,
Как плеть-беда, пока тебя не хлещет, –
В природе есть, но сердце не болит,
Да и не шибко, вроде бы, трепещет...
Шарахнет, как бы здрасте – и адью! –
В Харонову пожалуйте ладью!..
И это утешает?! – вдруг и сразу!
И равнодушным солнцем – ум за разум
Заходит, смысла в жизни не найдя,
Надежду на бессмертие крадя,
Не зная, делать что, с бессмертьем этим…
Пусть будет!.. А зачем?.. Потом ответим!

"Казалось бы: бирюлька, грёза лишь!"

Казалось бы: бирюлька, грёза лишь! –
Чего в природе нету и в помине,
А так возлюбишь, обоготворишь,
Что плотью станет и получит имя.

И в жизнь войдёт. И властвовать начнёт,
С достоинством хозяйки, непреложно;
И станет всем, сомнения сотрёт,
Как пыль с икон, – с почтеньем, осторожно.

Уверуешь! И голову склонишь!
И будешь знать за что идёшь на плаху...
Всего лишь грёза! А на смерть глядишь
Через неё – без ропота и страха.

"Что шли, что ехали!.."

* * *
Что шли, что ехали! –
Сто лет стояли стоймя…
А надо бы лететь на всех парах!
Но то, что миг назад мычало в пойме,
Решило вдруг всех уравнять в правах!

И встало насмерть поперек дороги
Прискорбной массой, будто умер кто.
Но живы все (и, слава Богу!) в Боге, –
На Небе, на дороге и в авто…

А думы, чувства –
В пику поперечным:
Должна понять, что я не позабыл!...
Неужто порознь также перед Вечным?..
Нет, нет и нет – превыше всяких сил!..

Безумьем заблокированный чуждым,
Или Бог весть ещё чем, пьяным в дым,
Зажатый в смерть… Тут никакая чуткость!..
Ум никакой, не сладит с роковым!..

А мне бы, мне!..
С тобой у перекрёстка
Решать: куда совместный путь держать?
Где нам никто не запретит навёрстывать,
Не помешает лучший мир рождать!

Нечаянный этюд

Кара

Снова ад. Неряшливые струны
Под окном кромсают лад ночной,
А за стенкой ящик многошумный –
Пытка многоликой пустотой!

Эта разговорчивая дикость,
Лихо облепившая страну!..
Эта агрессивная безликость,
Миру объявившая войну!..

Ты лежишь не в силах приподняться,
Возгласы протестные глуша,
Страшно самому себя признаться –
До чего беспомощна душа!

Снова, будто в пыточной ГУЛАГА,
Бравурным абсурдом окружён,
Как от лютых демонов барака,
Лишь щитом молитв вооружён.

И вопрос: за что? – не актуален,
Ибо найден на него ответ...
И сказал бы, в чём виновен Сталин,
Да себе ни в чём пощады нет!

Говоришь в сердцах, не избегая
Новой экзекуции судьбы:
Что ж, карай, десница роковая,
Тем, чего заслуживаем мы!

Жар-птица

…Ни дождя вдалеке,
Ни реки за ближайшим пригорком, –
Степь (пустыня почти):
И ни облачка, ни деревца…
От полынного духа в гортани ком –
Жгучий, прогорклый:
То ли знойная пыль,
То ли пепел досады с лица?..

Я на шаг впереди –
Ты за мной, взбунтовавшейся тенью,
Нарочито отстав (дальше некуда!),
Дразнишь судьбу…
И чем ближе к закату,
Тем большей вослед дребеденью, –
Суетой суеты:
Бу-бу-бу!.. бу-бу-бу!.. бу-бу-бу!..

Для тебя у меня
Слов суровых в обрез, как патронов.
Не бросай нервных спичек, родная,
В сухую траву!..
Знай, терпенье на грани!
Ком в горле от вечных резонов,
Тех, которые в тапках
Мой дед ещё видел в гробу!..

Наша жизнь – это мы!
Не врагами убита дорога!
Этот бред свысока,
Обещающих райский восторг!..
Их оазис – мираж!..
Я ни шагу теперь от порога!..
Ты – отрада моя!
Ты – родник в час прогорклых тревог.

Я, любя, ты же знаешь!..
В пылу откровений творится
Не такое порой...
Дорогая, прости! Не серчай!
Нашу… как там... халупу?..
Очаг! осенила жар-птица –
Щиплет пух золотой,
Отражаясь в любимых очах.

Чувство дома

Чувство дома рощу –
Не чертог (гранд-отель для чертей)
И не склеп-небоскрёб с начертаньем
«Мой дом – моя крепость», –
Поядающий огнь
Для улыбчивых рьяных идей
Построения мира,
Где царствуют ложь и нелепость.

Их (задача моя) гнать
Поганой метлой от ворот,
От заветных светлиц,
Грязь отвадив, всерьез и
Надолго!
Не мешай, дорогая,
Вершить ключевой поворот!
В то, что в корне важнее
Иллюзий достатка и долга…

Ухожу безоглядно, – чем дальше,
Тем ближе к тебе! –
Не почувствуешь даже,
Что вечность отсутствие длилось…
По тому, как скажу «здравствуй, милая» –
Наедине,
Ты поймёшь в тот же миг,
Что хорошее что-то случилось!

И тогда лишь, для нас…
А иначе никак!.. Лишь тогда, –
На Земле и на Небе,
Появится дом и Отчизна, –
И совсем по-иному
Журчать станет с крыши вода,
Как воркующий голубь,
Стуча на заре по карнизу.

Ну, а кто не поймёт,
Тем и мёд – абсолютная желчь!
Тем и жертвенной мерой,
Воочью сгорев, не втемяшить!..
Чувство дома растёт –
Никаким лихолетьем не сжечь!
И над ним, кроме Бога-Любви,
Никому во Вселенной не княжить!

"Евангельской вдовой, в накидке серой..."

Евангельской вдовой, в накидке серой,
Близ церкви осень на скамью присела,
Листом последним лето помянув…
А я… Что – я?.. Пророчества в плену!

Стрельнув у сослуживца папироску,
Гуляю, стих кропая про берёзку...
О том, что без любимой ночь длинней…
В подтексте: так соскучился по ней,
Что в пору удавиться!..
Но вдовица,
Знать, что-то зная про судьбу мою,
Навеяла провидческие строки
О том, что ошибаются пророки,
И по любви, – что выше веры, – вдруг,
Порочный круг надуманных разлук
Одним движеньем рвётся посредине…
И ты (дивлюсь, любимая, доныне!)
Летишь навстречу по листве сырой,
Как отклик на мольбу в аду кромешном,
Дыша в лицо восторженной весной,
Такой открытой, чистой и безгрешной!..

Но осень… Лист – рефреном сквозь века,
Последней лептой веры беспримерной;
И ты идёшь, близка и далека,
А я… Что я?.. Люблю неимоверно!

Абсолютное счастье!..

...А ведь всё начиналось красиво:
Весна, половодье;
Путь скатёркой – на все, на четыре!..
Способность летать!..
И летели по кромке,
Не знавшие пут и поводьев,
Молодые мечты
Родниковую пить благодать.

Абсолютное счастье!..
Такое доверье друг к другу!..
Будто в точке росы,
В миг один (и в тебе, и во мне)
И не чудом, а правдой
Исхода из мёртвого круга,
Дуновенье любви,
Как туман по иссохшей траве.

Не бесследным дождём, –
Меж землёю и небом, как похоть, –
А достигнув Небес,
И, дозрев до великой грозы,
Ликовала любовь...
Утомилась...
Сомненьем не трогать!
Только верить и ждать,
Как трава, новой точки росы.

"До и после не ясно!.. А между:"

* * *
До и после не ясно!.. А между:
Буйным цветом над головой,
Очевидность, – от первой надежды,
До последней… в цепи роковой.

Как вот эта, меж мной и тобою,
Не случайная стёжка в саду! –
В бесконечную ночь непокоя,
В беспечальных минут череду.

Всё понятно – не надо лукавить!
Разве важно: что будет потом?..
Только память... красивая память…
Да знакомая боль ни о ком!

С этой болью не названой – дальней,
Что в груди, будто тень по пятам,
Мы живём год от года печальней,
И никто не завидует нам.

Ибо в каждом есть горечь изгнанья,
Даже в самый счастливый момент,
И подспудной вины осознанье,
От которой спасения нет.

Из цикла: "Кадка памяти"

***
...Табун гнедых и вороных
Аллюром –
Ход туч по-над обрывом…
Возглас: «Юра!..
Гроза!..
А ну домой!»…
Безумный град.
И я лечу, лечу, по кромке лета –
В начале самом – по живому цвету,
Расстрелянному походя грозой,
Как лист, от вишни оторвавшись рано,
Стремглав с обрыва – в омут головой!..
Жизнь – череда падений...
Плачет мама.
Утешить – чем?..
Сквозное: «Боже, мой!»...
Плоды добра спонтанно понимая,
Зубрю: «Люблю грозу в начале мая!..»

И льётся тихий несказанный свет, –
Забвения ему и смерти нет!..

"Делили рыбу пацаны по-честному!"

* * *
Делили рыбу пацаны по-честному!
По-нашему обычаю – по-местному:
Один, – спиной ко всей честной компании;
Другой, – кричит: «Кому?»… А третий: «Санино!»
И так семь раз, – всё, что добыто, – поровну!
Ни ложью не возьмёшь, ни хватким норовом –
Бери своё!.. И на кукан – как водится!..
Шепча (отец учил): «Пусть дальше рОдится!»
Несёшь домой дары реки чудесные –
Усильями добытые, совместными.
А за спиной вослед – язык до Киева:
– Подмога подросла, знать, Евдокиина?…
– Её пострел!..
Идёшь – душа тальяночкой…
Лицо «кормильца», хоть в златую рамочку!
Такая лучезарность – на столетие!
Сплошные восклицанья-междометия…

О, память, память! – рукавами радуги
Охватываешь дом, который радовал
Обычаями верными… Что сталось вдруг?..
Чуть отвернёшься – в спину целит друг...

"…На дворе-то весна, да в сознании осень!"

* * *

…На дворе-то весна, да в сознании осень!
И душа на излёте надежд золотых.
И Земля, как телега с надломленной осью,
Ковыляет по лужам лиловой воды.

Горизонта на обод, сталистого цвета,
Намерзает созвездий искристая пыль;
Шлях Чумацкий пылит за пределами лета,
Во вселенской степи, где высокий ковыль
Серебрится главой, над стихами склонённой, –
Там мой час золотой иноходцем бредёт,
Не изведав плетей, в уголок затаённый, –
Не в безумства весны – день и ночь напролёт, –
А туда, где радушная тихая осень,
Счёт несметному злату вовек, не ведя,
Раздаёт, не жалея, ни йоты не просит
Щедрым жестам в ответ, неразумных щадя.

Здравствуй милая! Здравствуй, моя дорогая!
Не ревнивая боль! Не скандальная грусть!
Все-то ты на просвет мои мысли читаешь –
Паутинки пути... Позови! Отзовусь!
Пусть закатное солнце над нами всё ниже,
И сердца не грохочут апрельской грозой,
Но есть большее в нас, что даровано свыше...
Осень, слышишь ли ты, как я полон тобой!

"Осень мира. Предзимье. Пора о душе..."

Осень мира. Предзимье. Пора о душе
Поразмыслить без всяких «а, может», «а, если».
Стынь и морок окрест. И не греют уже
Опадающих душ моложавые песни.

Сердце ищет опору в банальных правах,
«Да» иль «нет» выражающих ясно и просто,
И отдушины в тихих душевных словах –
Жизни искренней истинный остов.

Под зонтом верной веры, всё глубже в себя,
От понтов нервно-ветреной фальши, –
Хорошо ухожу, никого не виня,
По проверенным вехам – всё дальше…

В свято место своё, в заповедный предел,
В переделах земных не участник, –
Я ведь в детстве ещё высоту приглядел, –
Лишь с неё откликается счастье!

Памяти матери

Силюсь вспомнить черты
Дорогого лица,
А приходят безликие тени
И венчают ступени
Крыльца...
Хоть бы голос
Родной с высоты!..

Архивариус истый,
Причудница память, яви
Образ милый
На лучшей минуте!
А она, рикошетным свинцом
Все огрехи мои,
Как осколки в судок эскулап –
Беспристрастный, по сути.

Что за память такая –
Родного не вспомнить лица?!
Снова тычешь меня,
Как котёнка поганого, грубо...
Помнишь запах костра,
Неземной аромат чабреца,
Смоль коней вороных,
Мышц игру на лоснящихся крупах…

Понащёлкала память-фотограф
Мне за полста лет:
Муравьёв беготню,
Майских молний ветвистые блики,
Чтобы в массе деталей
Чахоточный скрасить рассвет –
Этот проклятый мир
В окаянстве своём многоликий!..

А святое святых, –
Что лелеять бы вечность, храня
Пуще всех мона лиз в тайниках
Пресловутого Сотбис, –
Достояние рода!..
Профукала память моя,
Как худая броня;
Как картёжник и мот,
Свою совесть.

"Ни белки, ни свистка!.. А жизнь – к финалу!"

* * *

Ни белки, ни свистка!.. А жизнь – к финалу!
Назад никто судьбы не раскрутил!..
Чего годить? Всё к чёрту чёрным налом!
Жилеточкой бостоновой в утиль!..

Но страх не в том, что скоро постучится
В морёный свод небес звезда Полынь,
Что мыльным пузырём мечты зарница
В закатной луже лопнет до поры.

Не в этом боль!.. Не в том, что мрачным сквером
Не прошенная явится во двор,
И без вины невыносимой мерой,
Предвещенный объявит приговор.

Беда в ином, отнюдь не в неизбежном, –
Не в том, что не судилось никому, –
А в том, что в час отчаянной надежды,
Молитвенному не гореть окну.

Но я спокоен… Нынче я спокоен!
Ты молишься, лампадка зажжена…
И я, Бог весть, за что-то удостоен
Успеть сказать: «За всё прости жена!»

Кораблик бумажный

В реку первой любви
Мы входили из разных потоков
По веленью судьбы,
Убегая с последних уроков, –
На которых философ,
Сжигая кораблик бумажный,
Намекал о любви
Той, в которую входят не дважды.

А мы тупицы втихомолку,
До поздней ночи,
Презрев труды спасательного толка
В кругу порочном,
Входили в нашу реку очень даже,
Разнообразно,
И нам потерей
Не казалось страшной
Понятье «разум».

А философ твердил:
«Проморгаете жизнь остолопы!»
И Кратилом морил –
Мудрецом допотопной Европы;
По затылкам стучал
Двухпудовым трудом Фейербаха;
И кораблик сжигал,
Называя иллюзии – прахом...

А мы, как шарик, Винни-пуха
В пустой горшочек,
Входили в нашу реку – друг за другом –
Из разных точек.
И выходили очень даже
Разнообразно,
И нам наивным
Не казалось страшным –
Утратить разум.

А философ нас ждал –
Из когорты не гордых последний,
Руку каждому жал:
«Видел сон, – говорил всем, – намедни!» –
И рассказывал притчу
О блудном евангельском сыне;
А потом… Беатриче –
Родник в человечьей пустыне.

И мы – корабликом бумажным
В мир Алигьери, –
В любовь, в которую не дважды…
Вошли! Сгорели!
Пылали долго и поныне,
Сквозь тьму и смуту,
Нас греет во вселенской стыни
Дух той минуты.

"Гостевой вариант. Милость Неба – транзитная виза".

Отщепенка весна, и тебя, как чужую впустили,
Не гражданка России, и я не её гражданин…
Всё решили без нас, в старорусском безжалостном стиле,
Роковые ветра – властелины российских равнин.

Гостевой вариант. Милость Неба – транзитная виза.
И, как пуля навылет, во всём абсолютный пролёт.
Я не нужен стране, где мой прадед родился и вырос,
Где могила отца покаянья сыновнего ждёт.

Я вернусь в отчий край не околичной тусклой кометой –
Рубану напрямки метеором в презреньи густом,
Нестерпимую ночь, протаранив ликующим светом,
Разыщу моё счастье у речки за старым мостом.

Не пугайся, весна, если скажут вослед: «Грязь и слякоть!»
На завалинке солнечной эхо окликнет друзей…
И хлебнув самогонки-капели, поллитра на лапоть,
Мы поплачем в жилетку расхристанных русских полей.

Ты ведь знаешь, весна, что в конечном итоге случится!
Знатный паводок будет! И рожь зашумит у реки…
Я счастливчик, весна! Мне дано в отчий край возвратиться
Веткой спелой любви, всем безумным ветрам вопреки!

Поверка чувств

Метель пытает сквер вторые сутки.
Норд-ост гудит в каминную дуду –
Стальные не выдерживают скрутки…
А я чертям на зло к тебе иду.

Синоптикам – вралям и маловерам –
Февраль своё показывает «фе».
Близ дома твоего, в трёх соснах сквера,
Блужу, как графоман в пустой строфе.

Морозная инъекция – под кожу;
Ежу понятно – ёжусь на ветру!
Невольная слеза по пьяной роже…
Вот удивишься, если добреду!

А не дойду, что тоже может статься, –
Волчица-вьюга воет неспроста...
«Здесь ямщику судилось распластаться!», –
Подсказывает гиблая верста.

Проверить, что ли: сколько слёз горючих
У Несмеяны суженой в душе?..
Найдут в сугробе… Жутко руки скрючив,
Лежать у тына буду на меже…

Промолвит тихо: «Не дошёл немного».
Заголосит…

Стоп, братец, не шути!
Чего гадать и мёрзнуть у порога,
Когда звучит заветное: "Входи!"

Понедельник. Конец февраля.

«Нынче пятница - точно.
А завтра как будто среда»
Д. Сорокин

На дворе снегопад.
Понедельник. Конец февраля.
А в скитальческих грёзах
Среда – середина апреля.
Так расписана жизнь –
До последних минут по ролям,
Что порядок вещей
Не сломить, и недюжинно веря.

И меж комьев досады,
Меж слов проходных «вновь и вновь»,
Как слепая капель,
С крыш, –
Сосульчатыми деревцами;
Как банальная рифма,
Нахлынет тоска исподволь,
Вместо солнечных чувств,
Вместо тройки (в галоп) с бубенцами.

И невольно вскричишь:
Как поверить?..Чему?!. И кому?!.
Обложному сумбуру,
Закрывшему ясное – всуе?
Или, плюнув, в красивом безумье,
Рвануть самому
К той, кто ради тебя
Одного,
Всем на свете рискуя,
Пишет в дворике гулком
На рыхлом снегу:

«Приходи. Без тебя не могу!»…

Снег огромный,
Лапастый,
Коварным десантом с небес,
Перерыл все пути, –
Ни вперёд, ни назад нет исхода…
Проглядел все глаза.
Счастья нет!..
Возвращаюсь к себе,
Старым лаптем хлебать
Вечных истин студёную воду.

"Соль земли не сплошь белым бела..."

* * *
Соль земли не сплошь белым бела –
Не без тёмных камешков в щепотке…
Что же вы, надменные погодки,
Кривитесь брезгливо на дела
Славных дедов, прадедов?..
Сиротки!..
Знать, не Русь вас Мати родила,
А в безумии хмельной пирушки
Басурманья выстрелила пушка, –
Волю, как язык, под удила!..
Нет, не Русь вас Мати родила!

Если бы Святая наша Русь,
Вы бы не промямлили: «Клянусь», –
Хваткая рука на ватном сердце, –
На манер заморских свистунов…
А плечо к плечу – в одном отряде!..
Или не славяне мы, не братья?..
Скалим зубы – вечно невпопад!
Обезьяним жизнь американцев:
Ритуалы, музыку и танцы…
Чем не гож славянский наш уклад?

Нет, не Русь родительница ваша!
Что угодно: и «юкрэйн», и «раша»,
Но не Русь!..
О, если б Ненька-Русь!..
Как бы мы, любезные, зажили
Широко, –
Не скалясь и не жиля, –
Честным словом предков помянув,
Никого ничем не попрекнув.

* * *
По-своему отпев закат империи,
Почил последний русский соловей
Из списка уникального доверия…
Отходит гордость Родины моей!..

Здесь пауза… Печаль неколлективная –
Минута скорби, личная беда…
Тоска моя – до боли субъективная!..
Та самая, что больше никогда

Ни в ком на свете... Потому – Вселенская!
Прав, прав Рубцов! Передоверить – нет!..
Даже Толстому!.. Откровенье дерзкое!..
А как иначе, если ты – поэт?

Да будет слово, что прервёт молчание,
Не суетным! Не лживым! Не пустым!..
Над мерзостью ползучей одичания,
Как гать над грязью, – истинным, простым!

И наплевать, что кто-то, желчно шикая,
Истошно извиваясь, множит ад...
Неси свою «пургу», печали мыкая,
Восторгам солидарным невпопад!

Босяцкие запоздалые

1.
Под шрапнелью безоблачной полночи –
Звёздной пылью –
Растащили империю, сволочи!
Растращили!

Если б духи, да беловежские,
Не дремали
За туманными занавесками,
Не раскрали б!

Кабы зубры, рога точёные
О дубочки,
Не тынялись бы приручёнными
Во тенёчке, –

Забодали бы власть подложную,
Или пуще…
Дабы ведала вошь ничтожная
Волю Пущи!

И «Славяночка», под тальяночку,
Эхом гулким,
Понеслась бы стремглав с поляночки
В переулки!

Прокатилась бы, как на троечке,
Голь босая! –
От забойщиков Перестроечки
Русь спасая.

2.
Каюк империи! –
Почил Союз.
Вот и проверили
На прочность уз!
И нерушимая
Республик связь,
Верёвкой вшивою
Оборвалась.
Скатеркой старенькой
Простлался – путь!..
Большой и маленький
В дерме по грудь.
Мешки заплечные –
Надежд пузырь,
Несут увечные,
Как в монастырь…
Кто не простелется
Под новый гнёт,
Тех власть, как мельница,
В муку сотрёт.
А кто простелется,
Тому права! –
Петь оды мельницам
На жерновах.

Тебя любившим

Тебя любили все!.. Нещадно били!..
Спасибо, что не дО смерти!.. Щадили,
Знать, чудом не убившие тебя...
– Жива ли? – проверяли, теребя, –
Ну, слава Небесам! Кривая дышит…
И снова в хвост и в гриву – тем же дышлом!
Влюблённые без памяти и без
Ума, и сердца…
Плеть, наган, обрез, –
Набор неполный средств для выраженья
Особых чувств…
Какие там цветы!..
Дубины, путы, цепи и каменья –
Дары витиеватой пустоты!..

А что же ты? Что ты в ответ, бедняга, –
Одна на всех и вся лошадья тяга,
Спросила б хоть: за что везёшь? Куда?
Рубцующих весь век по тонкой коже,
Язвительных, сумняшеся ничтоже
Желчь льющих, на кровавые рубцы…

Срываешься вдруг - притча во языцех
И падаешь..."Давно не кобылица!" –
Злорадствуют шальные бубенцы.

Встаёшь... А над тобой любивших стадо –
Глумливо-шутовская кавалькада:
"Ах браво-браво, Русь!" – во все концы.

Апокалипсический триптих

1.

Есть чувство плохое, что Бога на всех не хватает,
Что Он не всесилен, – порой не делим на двоих, –
Поэтому войны, в которых лишь случай спасает…
Ах, если бы лучших!.. А мы, Каин, брат, из каких?

От корки до корки прочитаны главные книги.
Залистано сердце до фразы «Само себе враг».
Франциск, в чём лекарство? В ничто исхлестались вериги! –
Зловещие цепи: Освенцим, Треблинка, ГУЛАГ…

Какую ещё нам беду?.. Раскакую потерю?
В распадках каких окаянные души спасать?
И мерой какой нашей чуде и мере отмерить
Блаженных лугов, где б людьми в полный рост возрастать?

Но эти глубины, далёкие грады и веси,
Слоящимся адом и прахом обманутых вер
Укрыты – не сыщешь! И в нынешнем месиве-смесей
На наших лугах – вакханалия чуждых химер.

2.
Ныряльщиком дерзким вхожу в роковые пласты.
Останки эпох вопиют о нашествии ада.
Сообщества мидий разумных обсели кресты –
Плоды человечьи, которым людского не надо.

Такая муляка!.. Такое смешенье культур!..
Над черепом Йорика куры, как высшая раса…
Сверчок, отравившись Дали, проповедует: сюррр…
Премудрый пескарь, созерцая рублёвского Спаса
В затопленной церкви, выносит безжалостный суд:
"Сомы глобализма, надеюсь, и это… снесут!"

3.
…Как в начале: ни надежд, ни ересей;
Ни иллюзий радужных, ни прелестей;
Ни козявки на былье, ни вереска;
Верил кто и тот, кто в смерть изверился...
Только солнце и земля пустынная:
Ни пустырника и ни пустынника...

Памяти дяди Жоры

Мертвые мыслят иначе.
Мертвые любят нас больше.

Дядь Жора умер...
Ловелас и бухарь,
Докучный и суровый человек
В делах, в семье – об этом знали все.
В глаза кляли и за глаза судили.
С моим отцом в одном полку служили,
Цистерну спирта выжрали за век!
Дядь Жора был...
Но где он, славный бухарь?
Порой несносный, а порою смех!..
Такой веселый, щедрый, не пропащий,
С шершавою фамилией – Шерстюк,
А если просто – дядя Жора-сварщик.
Мог закрутить обидчику матюк
Такой, что и за год не позабудешь,
Не повторишь, обратно не раскрутишь...
Кровь горлом... и каюк!.. и нет его,
Треклятого, зловредного такого!..
Такого незабвенного, родного!..
Печальнее стал дворик без него!

Его имя Немир. Постоянно в войне.

* * *
Его имя Немир. Постоянно в войне.
Знать, не знает несчастный, что враг не вовне.
Разрывает болезного желчь на куски,
От того, что никто не разделит тоски
С ним таким гениальным, высоким таким!
Ни собрат по перу, ни сапожник Аким…

Нет бы, ближних и дальних покоем облечь!
И в ответ получить не шипенье, а речь.
Но Немир он и в Африке вечный Немир!..
Свет, который суть тьма, ясен перец, не мил!..
Оттого и дымит царской водкой апломб,
Зубы в порох – до адского визга сверхпломб.

Очи – огниво. Ядрами желваки.
И надрыв-озарение: все дураки!..

"…Было много на жизнь..."

1.
…Было много на жизнь,
А теперь и на смерть не хватает:
Ни воды, ни земли…
И у туч есть хозяин теперь!?.
А куда умирать,
Подскажи, многомудрый китаец?
Уходить-то куда?..
Сквозь какую свободную дверь?..
– Не горюй, старина!
Шире рот, не ламанческий мачо!
Есть Сервантес, вино!..
Чем не двери? Не выход тебе?
Принимай и молчи! –
До минуты, до смерти собачьей!..
А не хочешь – учись
Выживать без земли на Земле!

2.
Какую ясность мысли в этой смуте
Я должен сохранить, поведай, друг?
Что все мы – братья? Возликуйте, люди?
Разорван, наконец, порочный круг?
И в умиленьи, закатив глаза,
Про уток спеть? или про утлый плотик?..

И розовые сопли в небесах!..
И ни души!..
И только плоть на плоти!..
Зашорить очи телеком…
А что?..
На вечер неплохая перспектива! –
Билан Димон.
Диван.
Журнальчик «Шо».
В прозрачном платье старая поп-дива…

Такая ясность – хочется блевать!
На ум приходит Достоевский – «Бесы».
Трагедии в Беслане год…

Плевать! –
Есть Гробовой – наш воскреситель местный…
В аду кромешном трубку воскурить;
Нога на ногу – и в качалке кресле
Воображать: как, умерев, воскреснем!
Как парус станем ткать, за нитью нить –
Народ могучий...

Стоп!
Куда, брат, плыть?
Отчизны нет!
Осталось волком выть
На красную луну в лиловых сучьях…

"А дома нет ни мамы ни отца…"

* * *

А дома нет ни мамы ни отца…
В строю любимых лиц – сплошные бреши.
Невыносимым эхом без конца:
«Земля еси и в землю отыдеши».

И Родина давным-давно не та,
И люди в ней – как в половодье льдины,
И правит ими мутная вода…
Чего ж так тянет к берегам родимым?

О, эти птицы! – курсом на закат…
О, это небо! – мамина обитель…
Казалось бы, никто не виноват,
Но больно так, как будто кто обидел.

Кадка памяти

Третий год подряд дожди на Троицу –
Освежают воду в кадке памяти.
Радуга, сойдя с небесной звонницы,
Поклонилась храму перед папертью.

Дьякон-друг, отличник семинарии,
За спасенье наших душ помолится, -
Всё как по любимому сценарию, -
Только ты своей судьбы невольница!

Мастер дежа вю довяжет кружево, -
То, в котором встреча нитью лишнею.
С бесконечным множеством ненужного
Познакомлюсь я под нашей вишнею.

Третий год без чуда буду маяться...
Ни письма! Ни весточки! Ни случая!..
Уж не от тебя ли дождь старается,
Передать мне веру в наилучшее?

Разговор двух зеркал.

– Зеркала! Зеркала! Зеркала! –
Небо, дерево... Ты не лгала.
Ты – во мне, я – в тебе, мы – в любви!..
Зеркала – от зари до зари.
Сон и явь, книги – всё зеркала:
Золотая твоя голова!
И примятая мята трава!
И ликующая детвора!..
Пруд. Лягушка. – Как в хайку, Басё! –
Отражение сути во всём:
В перекрёстке заветных дорог,
Чтоб с тобой разминуться не мог…

– Ну, а Суть?.. в чём же Суть?.. где Она?
Почему в отраженьях дана?
Как войти в этом море зеркал, –
Из-под вечных, что вышло лекал, –
В Золотое сеченье надежд,
Безысходности ставя рубеж;
В зазеркальную «точку росы»,
До начала смертельной грозы?..
Заглядеться б до самых глубин,
До блаженных седин голубых!..

– Суть? – Разгадка в загадке – легка!
От истока до устья река, –
Так близка!.. А нырнёшь, края нет!..
И не знаешь: в какой стороне –
Глубже? Дальше?.. И там зеркала!..
Нет, любимая, ты не лгала! –
Несказанная Суть не вовне,
Бесконечно – в тебе и во мне.
Всё замрёт, а Она закричит, –
Просто сердце над сердцем стучит.

Кусающемуся Нарциссу

«…Посмотрю в отражение в зеркале,
И увижу готовую строчку».
С.Данилов

И звуки, и созвучья в унитазе,
И форма – люкс! Но это – не стихи.
В каком бы ни был унитаз экстазе,
Вовек не выдаст авторской строки!

Чу! из почтовой Интернет-кареты,
Как вездесуй-всезнайка из ларца,
Балда Перпетуум – гений перепеток,
С очередным шедевром – «Гоп-ца-ца»!

Потуги рифмодуя (мягко) странны -
Пустышка для великих парусов…
Но парня прёт... Летит «Нарциссиана»,
Как пух, из интернетовских трусов.

Пушинки памяти

…Играет девочка под старым тополем, –
Порхает платьице средь голубей, –
Ладошки звонкие, как крылья, хлопают;
И смех без удержу, как пух с ветвей.

Пушинки ясные! Смешинки чистые!
Над гулким двориком взмывают ввысь.
Влетают в форточки легко, неистово, –
Волшебно, искренно, ликует жизнь!

Кому-то нравится или не нравится,
Мальчишкой ветреным летит во двор,
Так сердцем девичьим в смерть заиграется,
Что не опомнится он до сих пор!

Райский уголок

Рисунки на песке

На песке у водоёма
Стёклышком рисует Тома:
Змейки, палочки, кружочки,
Тонкие штрихи и точки…

Получается картина:
Дом, над крышей струйка дыма;
Возле дома человечки,
Гуси, лошади, овечки…

Как у бабушки в деревне:
Сад – кустарники, деревья…
– Что-то не хватает тут?...
– Я забыт! – ответил пруд, –
И, шумя, полез в пейзаж,
Размывая домик наш.

– Не беда! – сказала Тома, –
Нарисую возле дома
Дамбу, церковь на горе,
Как у бабушки в селе!

Райский уголок

Цветут васильки. Золотится пшеница.
Под солнцем – в зените – отважная птица,
Зазывно звеня, облетает округу…
Летят сорванцы через луг друг за другом –
И в озеро сходу, с крутого обрыва,
Ныряют беспечно, легко и красиво!..
Вскипает вода от мальчишек горячих…
И тысячи радуг улыбок не прячут.
Шмели в медунице... День вечностью длится…
И пыль золотая над стёжкой клубится…

Анютины сказки

Аня перед зайчиком
Загибает пальчики:
- Завтра встану рано-рано!
Пыль сотру. Помою раму.
Выбью коврики, дорожки;
Приготовлю кашку кошке;
Кафель вычищу до блеска;
Постираю занавески;
Разберу игрушек груду -
Ничего не позабуду!
Я большая! Мне не лень
Так работать каждый день...
- Как вчера? - спросила кошка, -
До сих пор во рту ни крошки!
И игрушечные звери
Вдруг завыли, не поверив...
Расчихался дед-комод:
- И меня от пыли - вот!..
Даже зайка сгоряча
Дал в окошко стрекача:
Надоели зайке
Аничкины байки.

* * *

Я - хорошая! Я - Анечка!
Я не паинька! Я - панночка!
Никакая не плаксивая -
Терпеливая! Красивая!

Судьба

С. Ш.

…Сколько ни держись за ветку, капля,
Упадёшь – надежду не лелей!
Час лихой летит на Божьи грабли –
Бьёт по хрупким в сутолоке дней.

Может, путь из прОклятого круга
Знаешь? Проведи же и меня!
Будем вместе жить в безумных вьюгах,
Зыбкие надежды зеленя.

Ни ногой отныне общим строем!..
На-тер-пел-ся – во!.. Навек, кажись!..
Глянь, звёзда, отпавшая от роя,
Тоже зарекается – «не в жисть!».

Свет приумножая, с тьмы на пламя –
Бабочки ночные, племена…
Сколько нас – «Все, как один!..» за знамя –
Без вести?.. В бараках, в стременах…

Держит вера, держимся ль за ветку –
Падаем… Предупреждал! Труба…
Капля, слышишь, нынче случай редкий:
Ты – во мне, а я – в тебе… Судьба!

Живой клубочек

* * *
На дороге одуванчик –
Сквозь асфальт просунул пальчик:
Любопытный, озорной,
Восклицательный такой!

* * *
...А в наш дворик вбежала листва –
Шустрый ворох. Щенком приютилась.
Целый день провозилась в кустах
И весь вечер беспечно резвилась.
Хмурый дворник гонялся с метлой,
Злые ветры трепали за уши...
Ей все это казалось игрой,
И вилял ее хвостик радушно.
А теперь, что же стало теперь? –
Приуныла... Озябла, бедняжка!
Тычет влажные лапки под дверь
И дрожит беспризорной дворняжкой.

ЗАГАДКИ

* * *
Шерстяной живой клубочек
Спит весь день, играть не хочет.
А чуть вечер – шасть в окошко!
Как назвать нам это?
(акшоК)

* * *
Легкий, белый и летает,
Но в ладонях он не тает,
Валит хлопьями с ветвей.
Отвечайте поскорей!
Слово мягкое на слух –
Это тополиный
(хуП)

* * *

Он и гога и магога
(От пруда и до порога)
Шепелявый топотун,
Горделивый гоготун,
Царь подворья и полей,
Ластоногий враг детей.
Даже я его боюсь,
Потому что это...
(ьсуГ)

Возвращение

Лазурной ленточкой река
Искрится в кудрях спелой нивы,
Как будто в девичьих руках
Течёт меж пальцев шёлк игривый.

И облаков прозрачный шлейф
Над пылью - меж хлебов клубится.
Не тройка ль с церкви, средь полей,
К застолью свадебному мчится?

Постой, дружок, попридержи
Лошадок резвого «Ниссана»!
Ведь, как над пропастью во ржи,
Я на краю судьбины самом!..

Пусть ностальгический настой
По подбородку - по седому...
Ещё минуточку постой
Над местом, что служило дому.

Поэту В.Стусу

Зрачки зверски отточены -
По самые шляпки вбиты
В невинного. Эра ночи.
Солнце закрыто.

Соль Земли ядом названа –
В тюрьмы брошена.
«Так вам и надо заразам!» -
Буркнула рожина.

А он и не верил истовый,
Чернью задушенный,
Что взгляд ненавистный пристальный
Не заколотит отдушины.

Не ползал по слизи кафельной,
Не разводил сырости, -
Молвил лишь: «Всё правильно!
Никакой милости!»

Абстрактно виноватые

Опять октябрь в угаре винном
Пьёт с окровавленных пригоршней.
Нет невиновных. Все повинны:
Кто в меньшей степени, кто – в большей.

Пройдет еще чреда столетий,
И в чёрный день червлёных листьев
В стране тяжелых междометий
Нацелят пушки в наши мысли.

Но от прямого попадания
Умы не дрогнут – только здания,
И прослезятся в новых званиях
Герои, выполнив задания.

И до тех пор все это будет

Чредой кровавой повторяться,

Пока Отчизна не остудит

Кабацкий пыл пугать и драться

Где мы – абстрактно виноватые,

До чёртиков опившись водочкой,
Задраив окна серой ватою,
Начнём вопить: «Доколе!» – в форточки.

Богатыри почти былинные!
(Кто виноват – всех в Лету сплавивши)
Напишем внукам гимны длинные,
Зубрили чтоб, стуча по клавишам:
"Нет невиновных"...

Тимохины страдания

(песенный цикл)

1.

Ой, не спрашивай, родная! -
Что со мною?
Незадача роковая
С головою!
ПробухАл или пробУхал –
Сам не знаю?..
Только помню, филин ухал
Над сараем!
Да соловушка – «тимох-тимох» – резвился.
Сам Ярило бухнул в мох! –
Знать, в смерть напился?
А лягушки-веселушки
На болоте,
Как пастушки-хохотушки
В хороводе.
«Ах», да «ох», «ещё, Тимох!» -
Над самым ухом.
Ну, а я, поверь, оглох –
Ни сном, ни духом!
Очумел в ночь на Купала
Необычно.
Дух коварный сеновала
Знаешь лично.
Вот те крест! -
Спал безмятежно
В свежем сене…
Не ровняй меня безгрешного
Со всеми!
И сама не шастай лесом
На Купала.
Попадёшься пьяным лешим
На забаву!

(фрагмент)

Чалому – без конца и начала

…Жизнь вечная – зачем она тебе?
Ведь и бессмертье проморгать не ново! –
Спросил соседа, – рвётся на Тибет,
Чтоб глянуть на священную корову,
Молочных рек разливы, берега
Кисельные, – где ни горба, ни грыжи…
Там кришнаиты в розовом,
А ниже –
Они же
(Фламинго вроде – стаями окрест)
Гуляют рассужда-не осуждая…
Над ними только Бог и Эверест –
Подножие потерянного рая.
Бывал ли я – там?
А с чего бы вдруг?!
Мне мой родной не опостылел круг.

…Люблю, когда по щиколотки в жиже
Навозной...
Режет паховая грыжа.
Туман. Озноб.
А дома – у печи кот-лежебока,
Приоткрыто око,
Мол, что, холоп,
Принёс ли молока?..
Достанешь из кармана фигу с маслом…
И «кукиш-накиш!» - искренний в сердцах
Глухое эхо повторит в сенцах.
Жена, по скрипу половиц читая,
Все мысли судьбоносные мои,
Не вспомнит о покинутом МАИ,
О золотых надеждах до получки.
Насыплет щец…
Скажу: «Душа моя!»…
Она, шутя, поднимет кверху ручки,
Мол, нетути…. Раздумает потом.
Пошарит под скамейкой за котом,
И первачём одарит величаво…
За этот миг – всю вечность на весы,
Ибо в поступке этом суть Красы,
До глубины Вселенского начала!..

А он – Тибет, Египет, слышишь, чалый!..
Непальский хрен ему во все усы!

Мирная грамота Амираму и иже…

Мир вашим скалам, гордый Амирам!
С обуховских холмов, где мир на склоне…
Война окрест. Покой не снится нам
Ни в Питере – тем более в Херсоне!

Не ангел во Христе, и в Зевсе не
Сократ, и уж совсем, не будда в Зороастре! –
Б-г весть чего адепт наедине…
И я порой молюсь бесстрастной астре.

Любой мечте и вере под луной –
По месяцу (двенадцать раз по кругу),
По пойме, если косишь, заливной;
Дюшес души – по недругу и другу,

Разрезавших сиреневый рассвет, –
На тот, и этот свет, – в порыве страсти!..
«Азорские прошли…» – изрёк поэт,
Экклесиаста переврав отчасти.

Чу, чуете, надмирный Амирам!
Сама Сапфо, при всей красе и грации,
Советует заносчивым мирам
Сочувствовать, без всякой мотивации!

Всей глубиной души и портмоне,
Раздав долги в Анапе и Анадыре, –
Палитрой, как поллитрой, – по Моне, –
Давно делюсь, не рассуждая: надо ли?

Народом "пруским" шибко удручён,
Рву душу (на бинты – так марлю свежую)…
Легко сказать: «Плевать, я не при чём!» -
Лапшовые стихи, на уши вешая.

Пройдут и те, и эти – чередой:
Дергунчики, пустышки-выпендрёжники –
Без почестей… Выдавливая вой,
За ними вслед – подмётчики-безбожники…

Широкому забвению плевать –
Поглотит чохом, на венцы не глядючи!
И будет вечность курицей клевать –
Всех правдичей и кривдичей, и радичей…

Что нынче горе-витязям сказать,
Ломающим мозги – отнюдь, не острые?..
Зоил и тот сломался, вашу мать!
О броне-души, как о шкуры толстые.

А я… Что я? Один из многих вас –
Гордыней уязвлённых – прахом по миру,
Вдруг понимаю, именно сейчас:
Что значит быть, летя по сути, по ветру?..

"Как муравей счастливый по поленьям..."

* * *
А.Грязову

Как муравей счастливый по поленьям,
И я наивным баловнем судьбы
Бежал по жизни, радуясь мгновенью,
Не чувствуя подвоха и беды.

Шут-погорелец, а не царь природы!
Калиф на час!.. Иллюзион пути...
А в самом главном – никакой свободы! –
В какие ризы душу ни ряди.

…Вновь полночь перерезала дороги –
Нож горизонта солнце полоснул.
Судьба?.. Пред ней трепещут даже боги,
Бесславно отходящие ко сну!

Протестовать?! – Бессмысленно и пошло!
Благодарить?! – за что? Кого? – Туман?!
За то, что так трагически-безбожно
Платить в финале надо за обман?!

Но есть ещё мгновение-другое! –
Не все пространства охватил огонь.
Там счастье улыбается порою,
Знать, и моя там, на удачу бронь?

Меня зовут, и я ныряю в нишу,
На тот шесток – над пропастью дорог;
Божественное «Молодчина! – слышу, –
Ты сделал всё, что должен был, что мог!»

И я благодарю, не сознавая
Значения поступка… Изумлён:
В какую область ада или рая
Я принят – погибаю иль прощён?!

Благодарю – и точка!.. Будь что будет.
Дарю себя, ведь даром получил;
За искренность, надеюсь, не осудят –
В пылу непонимания причин.

Прощальный блюз

Теперь, увы, в последний раз,
Тайком от любопытных глаз,
Ловить такси в заветный час,
Спешить на встречу.
Тревожный холодок в душе,
Как на опасном вираже.
Быть может, наконец, уже
Всем станет легче.

Но гранд-отель
И вечер – люкс.
Седой апрель
Играет блюз.
Ты говоришь
Сквозь боль и грусть:
«Прости, малыш,
Я не вернусь».

На посошок мы пьём вино –
Немного с горечью оно, -
Но удивительно тепло
Звенят фужеры.
Хрустальный долг исполнив свой,
Они летят во мрак густой,
Как ты и я в час роковой,
В пустые скверы.

Но гранд-отель
И вечер – люкс.
Седой апрель
Играет блюз.
Ты говоришь
Сквозь боль и грусть:
«Прости, малыш,
Я не вернусь».

Дежурной горничной луна,
Вселенской горечи полна,
Мечтает выплакать до дна
В жилетку ветру.
Возможно через много лет,
Встречая лондонский рассвет,
И ты (лицом в чужой жилет)
Воскликнешь: «Где ты?»

Но гранд-отель
И вечер – люкс.
Седой апрель
Играет блюз.
Ты говоришь
Сквозь боль и грусть:
«Прости, малыш,
Я не вернусь».

"…И эту чашу смуты выпьет чернь"

* * *

…И эту чашу смуты выпьет чернь,
Не поперхнувшись – в почестях и званьях;
И новых дней самозабвенный Че
Оплатит счёт чудовищный закланьем.
Всё, как всегда: восход, закат, восход, -
В Дыре ли дыр – Нью-Йорке, на Таймыре ль…
В тенёчке сволочь – вечный патриот -
Пивко сосёт, когда герои в мыле,
В нещадный час сквозь тьму – к плечу плечо -
Сократ, Гомер… через столетья – Пушкин,
Верстая вёрсты... Гений обречён
За правду табака - две-три понюшки…

Настройщик лиры

Настройся, лира, на счастливый лад.
Эпохе невпопад исполнись мысли,
Что человеку человек есть – брат!..
И даже враг, – творец нещадной жизни, –
Брат человеку…

1.
… Стекло венецианского разлива –
Ужасных лет прекрасный ширпотреб,
Добытый криминально, помнишь лира?
Плевать, что бармен обожает рэп!..
Повсюду форм прелестных вседоступность,
Которым крутопузый кошелёк, –
Сомнительных достоинств совокупность, –
Объект труда…
Путанам невдомёк
О чём юнец (какого дурня лепит?!)
Творя стихов – тогда крамольный смысл –
О святости Печерских благолепий…
А после, Боже, есть ли выше высь! –
Шопен. Шипенье пенистых бокалов.
Прелестница–шалунья за фоно
В клоповнике подольского квартала
И… Да! Да! Да! – любовное вино…
О, как давно!.. Но сердце не забыло
На грани невозможного союз –
Сверхнатяженье душ… Ты помнишь, лира,
Аккордов сложных узы!.. Гаммы уст,
Забывших партитуры и либретто,
Безумный импровиз в начале лета,
Полёт – бескрылой эре вопреки…

А за стеной стенания маразмов –
Парад не лестных отношений праздных, –
Суммарный бред, обжинки нелюбви
Несчастий двух, – завбазы и завторга…
Но, островкам любовного восторга,
Накрытым половодьем речки Орга,
Неслышно было пошлости сквозной,
Не ведомы унынье и застой...
На всю длину любовные поводья
Опущены… Кто любящим судья,
О, лира, беззаветная моя!

(фрагмент)

"Разговелись тучи хмурые"

Т.Арсеньевой

Разговелись тучи хмурые –
Сыплют серебро на паперти.
Не споткнись, моя каурая! –
Путь-дорожка белой скатертью.

У ворот зарделось деревце –
Снегири под шалью инея;
Лишь тому в свой час доверится,
Кто поклялся Солнца именем...

А навстречу с колокольцами
Вихри – юные колядники.
Хлебосольная околица,
Не в вине ль мочила пряники?

Чудо-звонницы небесные
Душу греют перезвонами
И мотивами воскресными
Над заснеженными кронами.

Переживая лихолетье

Сжёг все мечты – не сделалось светлей!
Всю душу в мир, как в топку!.. Мрак и стужа.
Хоть ты, тепло хранящая, навей
Заботу тех, кому был дорог, нужен!

И память – шире клеверных полей –
Открылась, как для пчёл усталых улей;
В ней греюсь я надеждой прошлых дней,
Не вороша перегоревших углей.

И облекает памятный очаг,
Теплом не обезличенным и долей;
Оттаивают дали на очах –
Куда… Да, хоть подкидышем – в подоле!

Мечты, мечты! – чай с мёдом на столе;
Зори крещенской леденец хрустящий…
Сжег все мечты – теплей не стало мне…
Спасаюсь только верой настоящей.

Стихи - молитвы

Стихи – молитвы… Ново ли не ново –
Единственно возможный строй ищу
Слов лучших. Не священная корова
Соседа к жертве кличет… Упрощу

Ему задачу утренней продажи:
Куплю парного, друга угощу, –
Вчерась того… Парное очень даже!..
Был вне себя – болезного прощу.

Он эти строки с опохмельной дозой
Начнёт хлебать, размазывая щи
По пьяной роже... Скажет: «Много прозы! –
И, пряча слёзы, буркнет, – Брат, ищи!»

Я улыбнусь невольно, понимая, –
Всех колриджей с банвилями любя
За невозможность обретенья рая,
За нероптанье, – мучась и скорбя.

И будет свет божественный струиться
По кромкам крыш – заснеженных не вдруг…
И будет мама ласковая сниться…
А что ещё?.. Блаженный замкнут круг.

"Я снегопад! И я уже иду..."

Я снегопад! И я уже иду,
И неба, и земли родное чадо.
Блаженствуя, когда не в пустоту,
Нисходит дар – вот счастье и отрада!

И незачем доказывать, что ты
Есть то, что есть – душа и плоть, и воля!
Я – снегопад. Венец моей мечты -
Озимых дум молитвенное поле.

Дров, наломав немало на веку,
В безбожных дебрях мира пропадая,
Иду, молясь реке и роднику,
Заветные тропинки вспоминая.

Не чуя ног, уверенно иду,
Протискиваясь меж зонтов надменных,
Оставив за спиной в сквозном аду,
Гряду вещей бессмысленных и тленных.

Я снегопад! Уже не обмануть,
Того, кто ощутил неистребимость, -
Кому не страшно смертным сном уснуть
И чувствовать свою непобедимость.

Не от мира сего

Не от мира сего –
Так чего же ты хочешь от мира?
Полноты пониманья?
Божественно чистой любви?
Утешительных слов,
Если сердцу тревожно и сиро?
Бескорыстных друзей –
Откликаются лишь позови!..

Неземное дитя,
Лучезарных надежд испытатель,
Упованья твои -
Метеоры в жестоких слоях.
Мрачным личностям ты
По природе своей неприятель,
Свет во веки веков
В царствах ночи в незваных гостях.

Что ж ты парусом белым
В смерть вяжешься к миру, как к рее?!.
Непрестанно молясь:
«Да минует…», но шквал роковой
Распознал в тебе Солнце –
Оно, несомненно, согреет.
На друзей и врагов
Теплоты его хватит с лихвой!..

Но за дерзость нести
Беззаветную веру в спасенье,
За способность любить
И от чистого сердца прощать,
Будут, будут казнить!..
Лютой карой слепого презренья
И, возможно вполне,
Предадут, чтоб с позором распять.

А когда до конца
Ты испьёшь окаянную чашу –
Не один на один,
А один против мира всего –
Прозвучит над толпой
Кроткий голос тепло и бесстрашно:
“Не вмени, Авва Отче,
В вину им невольное зло”.

Ослепление любовью

«Ему на это лучше не смотреть!» –
Сказала мама, и глаза ладонью
Закрыла, – в слове теплота и твердь,
И мудрость ослепления любовью.

А через миг ягнёнок на суку,
Ногами вверх отчаянно забился,
И в небесах, за хлевом на лугу,
Безжалостный сюжет отобразился:

Светило окровавленной главой –
Скатилось в снег по тонкорунным прядям…
В младенчестве полжизни за спиной
Свершалось за глаза – глаз наших ради.

Однако то, чего бы и не знать,
Однажды непременно открывалось,
А от чего нельзя оберегать –
Упрятывалось или запрещалось.

...И вот уж мы пред мамой держим речь,
За спины пряча рваные рубахи,
Не ведая, как можно уберечь
От боли – сердце, бунтаря – от плахи?..

Осенний преферанс

Саше Кабанову

Бросает ветер золотые карты
На ветхое сукно травы вечерней –
Лихой игрок в неистовстве азарта
Мечтает прикупить по масти черви.

И прикупает всё, чего захочет:
Клён и рябину – в масть одну –
Марьяжем.
Он что-то знает! Потому и в Сочи
Живёт подолгу и в Париже даже.

А мне не пруха, опять не пруха!
Дыра в кармане и в горле сухо.
Налей, подруга, на фарт по чарке
И прогуляем ночь в гидропарке.

Парк-ветеран (герой игры «Зарница»)
Всю медь округи ставит, забубённый, –
С георгиевской ленточкой в петлице…
Знать, и его – до липки люд казённый!

Не вороньё ли метило колоды –
На ленинских осатаневших кручах, –
Миграции кремлёвского народа
Накаркало с инфляцией ползучей?

А мне не пруха, опять не пруха!
Дыра в кармане и в горле сухо.
Налей, подруга, на фарт по чарке
И прогуляем ночь в гидропарке.

Идёт игра вселенского масштаба.
До липки (в пух и прах!) наивный город.
Везунчик-ветер, дай на счастье краба,
Ты нам не ворог, выше, братец, ворот!

На пару с парком еле вяжем лыко,
Где ахи-охи эхо густо сеет…
Плетусь домой в сомнении великом,
Держа в кармане фигу за Расею.

1993-2008

Успение совершенномудрого

Памяти деда

Он уходил бесстрастно и так тихо,
Как бы не видя в скорой смерти лиха,
Не плача, не смеясь, не негодуя;
Смиренно так, как затихает буря;
Прощальнее заката; незаметней
Росы во время зноя; беззаветней,
Чем первая любовь и непонятней
Ее самой; немыслимей, невнятней
И невозвратней таяния снега;
Смелее прорастания побега...
Знать, умирая, помнил: есть на свете
Живая часть его – дела и дети...
Ушел, но всем оставил ощущенье,
Что после смерти – только воскресенье!

Жажда невозможного

Разгорелся костёр –
Поминальной субботы заря;
Отголоском шаманства,
Невольным язычеством веет…
От желанья восполнить потери
Заносит меня,
И я требую чуда,
Созвучного жажде и вере.

Но природа вещей
Непреклонна, мол, братец, пора,
Отвыкать от надежд
Там, где время – иным горе мыкать,
Привыкай к Небесам,
Где иного порядка игра,
Где ни дальних, ни ближних,
Ни слов: "привязаться", "отвыкнуть"...

Вот, и выбор тебе!
Вот, и воля – бери-не хочу!
...Подоконник широкий
(Где мама, меня дожидаясь,
Проводила минуты тревоги,
Затеплив свечу,
Над псалтырью) хозяйкой другой
Сплошь геранью утыкан.

Кто помашет вослед,
Перекрестит дорожку тайком,
Троеперстья бутон
С каждым годом всё туже сжимая?
...Вместо мамы сирень
Белой кистью на месте святом,
Меж могилок качнулась,
Гостей запоздалых встречая.

"Снова ветер-пастух..."

Снова ветер-пастух гонит в поле бурёнок рассвета.
Облака – белобокое стадо – вдоль речки бредут.
Лето к осени ближе – хорошее, тёплое лето!
Как стрижи мошкару, ловит мысль каждый миг налету.

Несказанно богат отчий край на минуты отрады!
Достояньем прохлады поделится в полдень река.
Крестным ходом березки вкруг церкви… А что ещё надо
Православной душе, проторившей дорогу в века?

Чтобы вновь над колодцем весёлая цепь прозвенела,
Гуси пруд свой нашли и домой возвратились гуськом…
И запела коса. И пичуга свой луг облетела.
И с крыльца сорванец сиганул за кусток босиком.

Это Родина, брат, – не потерянный остров вселенной!
Здесь сплетенья надежд чудотворную силу хранят;
В поминальные дни, вспоминая об участи бренной,
Не бессмертные люди о вечных вещах говорят.

Эти славные люди желают друг другу здоровья,
Чтоб затеплилось солнце, как общая в церкви свеча…
И бредут облака восвояси, как стадо коровье,
И парным молоком пахнет небо в закатных лучах.

2005

Берестяная дрожь

Безумный ливень разлучил чету
Берёз беспечно живших над оврагом.
Не дай мне, Боже, перейти черту! -
Употребить дар жизни не во благо.

Но что есть благо? - Зыбкие права?
Вино свобод для всех, кто жаждет воли?
Мечты любви? - Как вешняя трава
На Куликовом предрассветном поле!
А завтра бой…
Вот и лелей мечты,
Права, свободы, грёзы золотые,
Не глядя вниз на клочья бересты,
На жалкие останки селевые;
Не отягчаясь мыслью ледяной
По сердцу полоснувшей беспощадно:
«Всё суета!»…
Будь счастлив под Луной,
Что отродясь со стороны обратной
Не видела себя!.. Святая ложь! -
Мечты любви, надежды золотые;
Что наша жизнь? - Берестяная дрожь
Над грязью, что сродни орде Батыя.

"Я – бурлак, я – галерщик..."

Я – бурлак, я – галерщик, я – раб твой… А ты?
Кто ты? Тайный властитель? Сановник вельможный?
Я не вижу тебя под покровом судьбы,
Но склоняюсь пред волей твоей непреложной.

Как радивый слуга – все таланты твои
Я пустил в оборот, приумножил с лихвою.
Я создал целый мир! Ничего не таил.
И, как желчный Зоил, сам следил за собою.

Я давно научился ходить по воде –
По бунтующей бездне, изорванной глади.
Я во имя своё не живу уж нигде –
Все во имя любви, только Истины ради!

Кто ты в жизни моей, добрый друг или враг?
Высочайший Учитель? Рука вызволенья?
Я гордыню свою усмирил – это факт!
А в ответ получил скорбный путь и презренье.

Может, я ошибаюсь, я вовсе не раб?
Сын возлюбленный? Семя надежды живое?..
Но тогда почему я ничтожен и слаб?
Подскажи мне, незримый, что делать с собою?

"Мы так похожи..."

* * *

Мы так похожи, как на груше – груши,
Живые души, не чужие души.
Не по неволи, а по Божьей Воле! –
Цари и челядь – из одной юдоли.

Беспочвенны тщеславье и надменность,
Над всякой тварью тяготеет бренность.
С высокой ветки родом или низкой,
Друг или враг мне – все равно ты близкий.

"Стёбы - в нёбо..."

Стёбы - в нёбо.
Мольбы - в Небо.

Новый Гамлет

Бить иль не бить? – не так стоял вопрос.
Уж очень крупный у субъекта нос,
Мясистый, привлекающий удары,
Зачем носить носы такие даром?

В пределах русской грусти

1.
Иду-бреду в пределах русской грусти.
Груздь белый в чёрных листьях –
Не пропустим!..
Отрадным грузом за спиной рюкзак
С боровиками… Просека, овраг, –
Отцовские места, его зарубки…
Как зыбко всё под солнцем,
Тонко, хрупко!..
Гляжу на солнце – уточняю путь.
Хочу ещё в малинник завернуть,
Где с мамой набирали ягод вволю.
И восвояси! – замкнут ближний круг.
Удачи удивятся брат и друг…
А я-то несказанно как доволен!

Вдруг слышу за спиной: «Погодь, мужик!
Всё, что собрал, на землю положи-к.
И вон из частчи – чащтное владенье!»
Я предъявил своё недоуменье
Мордоворотам-церберам-атас!
Взгляд исподлобья. Ждут команды «фас».
Без слов кладу к ногам владельцев чащи
Иллюзии любви, надежды счастья…
На Родину приехал, идиот!
Утрите сопли розовые – вот!..
«Отцовские места! Его зарубки!»…
В Отечестве родном, как в душегубке.

Юродствую – «ага» через «итить» -
(Здесь мыслью гнева не опередить)...
А за спиной на всю дубраву смех -
«Сиятельств» новых боевой успех,
Их «благородий» славная пирушка…
Что Русь для них? – Батрачка! Потаскушка!

Предчувствую, крутя на ус беду:
Концы с концами сплавятся в редут, –
Грядут непонарочные бои...
Божественное делят на паи;
Всеобщее – на частные владенья!..
Прощайте, земляничные места,
Любимые раздолья, перекаты...
Всё в одночасье кануло в лета!

Сатрапов час. Эпоха супостата.

2.

Кто не ходил в пророки и мессии,
Кого за правду в смерть не замесили, –
Тем более в России, – не поймёт:
Что значит гнёт в бочонке русской грусти?
И каково, назваться белым груздем,
А угодить не в кузовок, а в грязь
(Не важно кто ты есть – холоп иль князь,
Калач, сукно или свиное рыло), –
Сказал не в бровь и камнем придавило!

Котелок и Муза

Замшелый камень – стол, а кресло – пень;
И леший знает – страннику товарищ:
Что значит – быть, когда который день
В тревожном котелке двух слов не сваришь.

Густая земляничная заря –
Вареньем по горбушке горизонта…
О, как тут неуместно слово «зря»!
Но лишь оно окрест зловещим фронтом.

И бесконечным эхом слово «где»
Сердечные дубравы облетает,
И дымка кружевная на воде
«Куда» с «зачем» как увязать не знает.

Бес не в ребро, а в сивый котелок,
С последней каплей веры на излёте.
Скорей, скорей! – в свой сирый уголок,
С бездонной мерой нежности напротив.

К той, кто наполнит, ведая, зачем;
Не мудрствуя, решит: «Начнём с начала!»
И ангелом, блаженным, на плече,
Устав, уснёт – невинна, величава.

Собрату по перу

Мужайся, брат, ты лодырь и подлец
В глазах преуспевающего люда;
Юродивый писака, скверный чтец
И для жены – бездельник и Иуда?!

Возрадуйся, мой безлошадный кум,
Высоких мыслей сумрачный владыка!..
Подумаешь, освистан парус дум!..
Кто, из дерзнувших плыть, штормов не мыкал?

Да ты распнись хоть с тысячей святых,
Вслед за Христом пойди до самой сути!
Чернь, разъярившись, вырыгнет, что ты
Бес во плоти!.. И, веруя, осудит.

А бездаря и вора пощадит –
Своих зеркал толпа не разбивает!
Все правильно – на то ты и пиит!..
А кто ещё убогим сострадает?

"Стихает публицистика стиха..."

* * *
Стихает публицистика стиха
И ложный пафос глохнет близ опушки…
Бежит душа подальше от греха
Под своды покосившейся церквушки.

Колоколов пасхальный перезвон.
Лягушачьих концертов недокучность…
Всему и вся - и время и резон!
И облаков предгрозовая кучность

Не в тягость… К месту всё - и по душе:
И жизнь – вопрос, и смерть – загадка жизни…
И, вроде бы, всё сказано уже,
Но несказанность осеняет мысли.

Вновь за стихи берёшься, как за гуж,
И тянешь в гору, критикам не внемля,
(Кривляющимся: «Дюж или не дюж?»)
На твердь любви израненную Землю.

Предсказание

С тобою, Неба Господин, играть бессмысленно:
Всегда «орлом» пятак Луны, всегда "орлом".
Жизнь на кону в который раз… Но ты есть Истина!
Тебе – покой, а мне – гоморра и содом.

В саду вселенском вечный бал, игра туманностей.
Во все глаза галерка звезд, дрожь по рядам.
Весь мир поставил на «орла»! А я, по странности,
Всегда (во всём!) наоборот, на смех врагам.

Ведь Ты сказал мне, Боже мой: «Дерзай и сбудется.
Верь в силу Слова, ни на миг не усомнись.
Судьбу предсказывать легко, она не крутится:
Ставь на любовь и угадаешь свою жизнь!»

А я и ставлю на любовь! Тебе ль не ведомо?
Всегда по крупному, ва-банк! Как хочешь Ты.
Но выпадает боль и грусть тому, кто преданно
Несет свой крест, не отрекаясь от мечты.

"Всё меньше всеобщего: стёжка, родник..."

* * *

Всё меньше всеобщего: стёжка, родник,
Фиалки на склонах – не частные;
На всех - ветра шквал, буревестника крик,
Счастливые ливни не частые…

Трагических судеб одна колыбель;
Закатное солнце над пристанью…
Слезящимся оком глядит Коктебель
Сквозь нас, изучающих пристально

Докучную сказку, проросшую в быль
Сквозь насыпь событий бессмысленных…
Полынь в каждом миге, всё реже ковыль!
Всё более глупости выспренней!

Закатан чабрец под нещадный асфальт;
Родник в сточных трубах - невольником…
Триумф фарисейства! Тотальная фальшь!
Беспомощность в ямбах и в дольниках!

Всеобщего рабства последний виток.
Лишайником в небо карабкаюсь.
Стрелком високосное солнце в висок
Бьёт влёт, попаданию, радуясь.

"О смысле жизни говоря игриво..."

Такой разумный, бьющий по столу,
Таранью астраханской, взятой к пиву,
О смысле жизни говорит игриво:
«Сейчас съедим, что не постичь уму».
В пивных бокалах пиво «Дипломат» –
Гамбринуса не худшее творенье...
Философ пьян и явно невпопад
Цитирует Сапфо стихотворенье.
Едим и пьём, витийствуя легко,
О том, чем рыба в жизни увлекалась:
И в море заплывала далеко,
И чистотой Валдая упивалась.
В добро ли ей, что съедена людьми?
Имела ли хоть каплю пониманья?..
Чего во имя жертвует костьми,
Лишённая людского состраданья?
Сидим и пьём, профукиваем жизнь,
Рыбёху, как наживку, заглотили...
Рокочет гром, иль Рок кричит: "Ловись!"…
И ловимся, забыв, о чём шутили!

* * *
Мобильник сдох. Удача на нулях.
Кредиты жизни явно оскудели.
С бездомною собакой на паях
По-честному собачий холод делим.

Убитый путь, как ливерки шматок,
Из морозилки выброшенный грубо;
И шамкающих шин слепой поток,
На тротуар плюющихся сквозь зубы.

Мы не в обиде. Плакаться зачем?
Да и кому? Кто в передрягах не был?
С татуировкой блеклой на плече
Идёт заря, хипуя, кромкой неба.

Нечаянный четвероногий друг –
Бесхвостый – тощий месяц примеряет…
Безвыходностью втянутый в испуг,
Судьбе надежд заветных не вверяю.

Заря, всему и вся наперерез,
В потоке облаков попутку ловит.
А мне – к тебе!.. Ну, просто, позарез!
И сей порыв никто не остановит!

НАВЕЯННОЕ ГОРАЦИЕМ

Умру-таки не весь!
Когда умру? Бог весть!
Грядущий скорбный факт –
Естественный суть акт.

Умру не весь-таки!
Не плачьте, чудаки!
Молю, прибавь мне лет,
Господь, мой царь, мой Свет!

Любимая, не трусь!
Уйду в Святую Русь!
Ей поклонялся весь
Мой род, и чудь, и весь.

Оставлю на помин
Стихи, вина графин.
Берёзок русских ряд
Во след мне прошумят.

Хотелось бы ещё
Знать, что любим, прощён...
Об этом эта песнь,
Умру-таки не весь!

Дождинка

Капля дождя упала на ладонь,
И я подумал: также жизнь прервётся:
Кому лицом в песок, кому в огонь,
Немного человеку остаётся.

Подумав так, как если бы могла
Подумать, капля, чувствуя, что гибнет,
Не зная, что есть в небе облака,
Что есть туман, что вновь она возникнет.

А что есть я, её прервавший путь,
И путь ли – только краткий миг паденья?..
И уж не капля на ладони – суть!..
Бесстрастная реальность воскресенья.

Душа-котомка

Эх, душа моя – котомка!..

Будни скорбные.
Обобрали тебя ловко

Люди добрые.

Ни двора тебе скиталице,

Ни колышка,
Ни копеечки, ни маслица,

Ни зёрнышка.

Отпустили нагишом

Тёмной улочкой.
Вопрошают: «Хорошо ль

Тебе, дурочка?»

Что же ты, душа-печаль,

Кротость пестуешь?
Саженью косой в плечах

Не ответствуешь?

Что в молчании твоём,

Сила, слабость ли?
Оживёт ли за жнивьём

Озимь радости?

А душа моя, мой свет,

Христианочка:
«Никакой печали нет! "–

Под тальяночку, –

"Не горюй! Не голоси! –

Счастье близится! –
Люд смиренный на Руси

Не унизится".

Принуждённое О.Бедным-Горьким

"Сколько членом ни тряси, последняя капля - в штанах...

...я в начале сгусток спермы
а в конце лишь пепла горстка
не последний и не первый
на Земле мне жить
не просто... "
О.Бедный-Горький

1.
Не Демьян, который Бедный;
Не Максим, который Горький -
Просто Горько-Бедный О.
Несусветный помело!
Назовись бы Куцый-Бледный,
Или, скажем, Бочка-с-Горки...
И катился б веселО -
"О!" да "а!" на всё село.

2.
Есть в российских селеньях дедочки, -
День-деньской всё "хи-хи" да "ха-ха", -
Смеховыхухоль чешут в тенёчке...
Нет бы душу во храм - от греха!..

Капля

По стеклу стекала капля –
Капля дождика слепого.
А за каплей шлейф прозрачный –
След на сумрачном окне.

Капля двигалась не быстро –
Миг за мигом, убывая.
И пропала в пыльном поле –
Только след во все окно...

Наблюдая за движеньем,
Я ловил себя на мысли,
Что и я, и капля эта
Суть два мига бытия.

Поначалу в быстром беге
Мы надеемся на чудо:
Пролететь, не запятнавшись,
На одном дыханье мир.

Но в конце, на путь свой глядя,
Понимаем, что напрасно
Мы надеялись на чудо –
Жизнь не суетно прожить...

Чистый след вверху, а ниже
Все туманней и слабее,
И в итоге – скорбный сгусток...
Знак вопроса на стекле.

След на камне

...Вот след на камне – неглубокий след,
Рисунок древний. Был кому-то важен!
Тому, кого давно на свете нет,
А тем, кто есть, не нужен и не страшен.

Безмолвный вопль. Убитый кем-то час.
Изображенье уст, похоже, в крике...
Не воплотился в камне вещий глас,
Не бьется мысль в осатаневшем лике!

Но что-то неподвластное уму
Тревожит сердце странною тревогой.
Шел посмотреть на вечную скалу
Таким надменным... Ухожу убогим.

Наше счастье

Когда отец был непонятно весел
(А он таким бывал довольно часто),
Мать говорила: «Вновь закуралесил!
Ты только глянь, сынок, на наше счастье!»

Мать плакала. И я, в подол уткнувшись,
Навзрыд рыдал, под стать весенней туче.
Отцовские гостинцевые груши,
Не поднимая с половиц скрипучих.

Под переливы пьяного баяна
И сумрачную песню о бродяге
Я засыпал, но долго ещё мама
Сидела надо мной на бражной фляге.

Шептала с придыханием молитвы,
Взывая к Богородице предоброй.
Как Ярославна в час жестокой битвы,
Вымаливала мужу жизни долгой.

Затем стирала грязные одежды
(В сердцах ворчала: «Где его носило!»),
Чтоб поутру, как новые надежды,
Он выглядел опрятно и красиво.

На службу шел чуть свет, стыдясь паденья,
Не находя себе слов оправданья.
Как сто волов трудился на похмелье
И хлеб насущный нес, как покаянье.

Холодное расставание

Помашешь ручкой невпопад,
Пожмёшь растерянно плечами,
И неглубокою печалью
Подёрнется прощальный взгляд.

Всё правильно! – не надо лгать, -
Ты мысленно давно в дороге, -
И никакие в мире боги
Уже не в силах помешать.

Умрёт небрежное «прости»,
Как театральная зевота.
И мне смертельно неохота
Дежурство ревности нести.

Вновь каждый по своим мечтам…
Но в этот раз необратимо!..
Пусть не окажется, что там
Ты не желанна, не любима!..

"И мастерство, и мысли есть, и чувства..."

* * *
И мастерство, и мысли есть, и чувства,
Не одолела богатырка-лень;
И всё же не пишу – потерян день,
И слава Богу! И ничуть не грустно!

Подумаешь – бессмертное искусство!
Всё суета сует и дребедень!
Убита жизнь... Все смыслы набекрень.
Смешно?.. Отнюдь! – В полях гниет капуста,
И дух такой, как от плохих стихов.

И под шедевром перегной грехов.
Убита жизнь... Спроси: на что убита?
На красоту? Гармонию слогов?..
Задай вопрос: сонет или сюита?..

И тысячи извергнут жуткий бред,
И наплюют на жизнь твою, поэт,
На Красоту, которая – убита...

В поминальный день

Соберу до заката валежника ворох
И над красной рекою зажгу.
Вспомню всех, кто воистину близок и дорог,
Перед кем в неоплатном долгу.
Рыжим псом заиграло веселое пламя,
Теплым дымом лизнуло лицо...
И пригрезилось мне, что жива еще мама,
Что всхожу на родное крыльцо.
Озарился клочок невысокого неба,
Как от русской печи потолок,
Потемневший от будничных выпечек хлеба,
Каждодневных забот и тревог.
Плачет чибис над долом иль кружит кручина,
Замыкая над домом круги?
Отозвалась суровой судьбою причина
На тяжелые наши грехи...
Перед мысленным взором любимые лица,
Все туманнее облики их.
Годы, судьбы...
Горим, как в пожаре страницы...
Осенённые Книгою книг.

"Холодрыгины дети – озноб и простуда..."

* * *
Холодрыгины дети – озноб и простуда,
Тонзиллит и, естественно, жар.
А под вечер, в сверхсрочной солдатской посуде,
Майский мёд и цветочный отвар.

И пропарка (в горчичной воде по лодыжки)
Ног – до цвета индючья краса,
И нотации мамы под знатные пышки,
И отцовских запретов гроза.

Но болезнь, как домашний арест и наука,
За геройство испытывать лёд,
Как попытка извлечь из порочного круга
Бесшабашное сердце – пройдёт.

Безупречная память на гвоздике вечном
Перетрется под тяжестью лет,
И средь ночи, как санки в чулане сердечном,
Что-то грюкнет: «Бессмертия нет!».

Был бы батя – сказал: «Чепуха, разберемся! –
В темный угол грозя кулаком, –
Не печалься, сынок, непременно вернемся!
Всем чертям надавав тумаков».

Против течения

Август был густ на встречи,
На холостые речи, –
Невыносимо-праздным,
Печальным разнообразно.

Август был полон фальши.
Что с нами будет дальше?
Если чем дальше – глубже.
Чувства друг к другу глуше.

Сплошь отрицательный резус
В донорском банке нови…
Август насквозь прорезан
Глупостью, обескровлен.

Нам развернуть пора бы
Парус самозабвенья,
Мча по приливной параболе
Заветного, против теченья!

В воду, в которую дважды!..
И трижды!.. И – сколько хочешь!..
Без этой воды страшно!
Невыносимо очень!

Череда

1.

Жизнь - череда суровых отторжений:
Рождений и смертей, встреч и разлук...
Безвременно увядший добрый гений
Ей так же дорог, как столетний бук
Или злодей с извилиной одною,
Вполне довольный жизнью и собою.

2.

Подлунный мир – безумный темный плес
С чудовищною пляской отражений.
И разве можно пробовать всерьез
Искать причину в бездне искажений?
Я жизнь приемлю, как трава покос,
Как муравейник суету колес!..

"Уж благовест во все глухие окна"

* * *
Уж благовест во все глухие окна
На зорьке полусонной постучал.
«Вставай!» – пропели розовые стёкла.
Зажглась над кручей общая свеча.

Поспеть и мне б сознанием на праздник
Открытых душ. Но что-то тяготит –
Нечистый, видно, искушая, дразнит?
А время так стремительно летит!

Дамокловым мечом день мнится судный.
Преодолев соблазны, в храм иду;
Тащу грехи открыто и подспудно, –
На бойню так упрямый скот ведут.

Всё до последней буквы, вроде, ясно!
И ритуал, как тыщу лет назад.
Но таинств Дух не суетный, не праздный,
Волнует сердце – думам невпопад.

И слёзы своевольные потоком –
Всю душу на поверхность целиком…
И давний враг – в смирении широком,
Вдруг предстаёт милейшим стариком.

Знакомой незнакомке

Стояла за спиной едва заметной тенью –
Автографа ждала ничуть не суетясь.
Я чувствовал ее, как цепь родные звенья,
В невинную вступив взаимосвязь.

Как скромная жена за непутевым мужем
Вздыхала нелегко, теснимая толпой.
Я чувствовал, что ей, как свежий воздух, нужен,
Но я всецело предан был другой.

Не пушкинский роман, не блоковская дама…
Нет у ее любви надежды никакой.
Но я ей не скажу: «Ведь это ваша драма».
Возможно потому, что стала не чужой.

"Над зябью дрожь небесной нивы..."

"...С неизбежностью снегопада
Я смириться уже не смогу".
Л.Малкин

Над зябью дрожь небесной нивы –
Зыбь прорастающих светил.
Последним зябликом над ивой
Прощальный блик зари летит.

Не надо слез, молитв, поклонов!
Привычный ход вещей к зиме.
Подумаешь: листва под клёном!
И мы всё ниже, брат, к земле.

И никакого в этом ада!
Осенний вечер. Ветер. Мрак.
И неизбежность снегопада,
А как иначе, слышишь, как?

Жаль, нету Васьки

Хочу и всё – ну, хоть убей! –
Прервать абракадабру дней
И – в гости к бабушке моей,
В поселок Майский.
Взять удочки и напрямки –
К тишайшей заводи реки.
В ней просто чудо-окуньки!
Жаль, нету Васьки.

А раки-лапти – ей, не вру! –
Девчата сварят поутру,
И, забавляя детвору,
Расскажут сказки.
А я с ватагою друзей
Уйду в зарю, где соловей
Поет над сутолокой дней...
Жаль, нету Васьки.

Приехал через много лет.
Того, что было, больше нет.
Не та река, не тот рассвет,
Тусклее краски.
И – ни единого двора!
Окрест печальная трава.
И нет погоста, где была
могила Васьки.

Дальнее поле

Проясняется памяти
Дальнее поле.
Озаряются дни
Затуманенных лет...
Косит сочные травы
Родного раздолья
Под забытую песню
Не умерший дед.
Здесь под солнечным кругом
Шлифуются слитки –
Золотые,
Шершавые слитки стогов.
Их, оставленных в поле
Под черной накидкой,
Стережет старый лес
От осенних ветров.
Здесь, под вечную песню
Воды родниковой,
До сих пор плачут ивы
В полуденный зной,
И вечерний туман
Белобокой коровой
Жажду сохнущих трав
Утоляет росой.

Свидание

Такой убогий, но родной пейзаж!..
Листвы шуршанье, как молитвы шёпот.
Закат багрян и невесомым шёлком
Ложится небо на пустынный пляж.

Осенний сквер – потерянный буклет,
Изрядно проштудирован ветрами.
И я давно прочёл между рядами
Пустых аллей любимой силуэт.

Казалось бы: все жесты на зубок!..
Все дважды два зароков и признаний!..
Но волей непрописанных свиданий
Дрожу, как школьник, прогуляв урок.

"Звёздный цвет опадает. Летят лепестки…"

* * *

Звёздный цвет опадает. Летят лепестки…
Превращается лепет наивной тоски
В слово – высшую форму кручины –
Без особой на это причины.
Просто ясное гибнет… Тьма душу сечёт…
Просто умер в мальчишке поэт-звездочёт
И проснулся свидетель печали,
Не забывший, Что было в начале.