Разумовская Наталья


Чистый четверг

Вместо храма - на место теракта.*

Здесь метро нынче  Спас-на-Крови...

Бремя злобы людской словно трактор

давит звеньями зерна любви.


Хлестко вьются апрельские снЕги,

входят в праведный, истовый раж...**

Мир блаженства, беспечности, неги, -

был ли ты? Или это мираж?


Небеса так белы и так строги:

Чист четверг. Так задумал Господь:

то Христос омывает нам ноги -

всем готовым вкусить его плоть.


Не иконы - гвоздики и свечи.

Но намолен подземный пятак.

Остается в живых человечность

даже в дни самых страшных атак.


Вам, святое и скромное племя

восприявших беду как свою,

в это столь невесеннее время

я молитву свою пропою...


13.04.2017


__________________________

*Техноложка

**Снегопад из тех, что и зимой нечасто увидишь.



Эпиг на И.Й., переводящего У.Ш. Все та же. В третий раз.

И я буду ее восстанавливать до тех пор, пока мне не объяснят причин ее исчезновения:)


Все было мирно как всегда. Кого-то били.

Ничто беды не предвещало в поздний час.

Тут вопль Лифшица доносится: "Атас!

Наш Ингвар снова переводит Вилли!"

Ну, у Наташки сразу же мурашки,

Лукьянов ощетинился как еж,

а модераторы, собрав все промокашки,

взмолились: "Отче! Может, пронесешь?"

И в этой тьме, готически-гнетущей,

Чуковским осеня себя тайком,

все ждали: "Что готовит нам грядущий

люмпен-сонет?!!!". Сжимался в горле комм.

Нет, не пронес. Его бессильно вето -

на постмодерн и ТАМ управы нет:

ничто не сдержит в люмпене поэта!

В России люмпен круче, чем поэт!


В антологию ЭРПО (вне конкурса)

Мороз и солнце. Он лежал, раскинув ласты...

И в предвкушеньи о возлюбленной мечтал:

Как обтекаема она! И как глазаста!

Как желт клыков ее чарующий оскал!

Усов ее прикосновенье щекотливо,

и рыбкой пахнет нежный язычок!

А как подрагивает - деликатно и игриво -

жирком покрытый гладенький бочок!

Как интригуют пятнышки на спинке!

А шерсть - лизнешь и все: считай пропал!

Как возлежит она на хрупкой тонкой льдинке!

Как будто льдинка - это пьедестал!


А впрочем, милый друг, тебе ж до фени

любвеобильные наивные тюлени...



    © Избранное ПП


Сочельник

Осталось ждать недолго. Скоро Святки.
Сижу, пишу, почти впадая в ересь,
Оригинальностью судеб ни с кем не мерясь:
«У Богородицы сейчас, наверно, схватки.
Ей больно. Больно. Позади дорога.
Лечь отдохнуть бы… Хлев… Тупая боль…
Она рожала не Спасителя, не Бога,
Свою в истории не сознавая роль.
Рожала, коль назначено Всевышним:
Он ей доверил в этот мир впустить
Того, кто в мире оказался лишним
И все же этот мир сумел простить;
Того, чье слово даже в мире светском
Весомо (несмотря на то что Бог);
Кто стал для многих столь удобным средством
Сквозь грязь пройти и не испачкать ног:
На крест смотреть без мыслей о расправе,
Молясь, молясь (свята душа проста),
и умиляяся на Деву и Христа,
Просить ее так простодушно: «Ave!» -
И полагать, что будет она рада
Спасению мелких душ от страсти ада…
Не Бога... Нет! Она рожала Сына!
И боль в тот день была невыносима.
Но нам нет дела: с нас того довольно,
что наши души он спасет… Ей было больно.
Казалось всем, что в мире все в порядке.
У пришлой женщины в хлеву всего-то схватки.
Эк невидаль… Ведь тут такое дело:
Звезда внештатная по небу пролетела –
Быть, стало быть, великим чудесам!
Родился Бог… Зачем? – Не знал он сам.
Чтоб каждый год, свой возвышая глас,
Орали грешники: «Порадуйся за нас!
У нас есть шанс спастись от пасти ада,
Поскольку там в хлеву, в урочный час
Ты родила не мертворожденное чадо».
И радостно вещает колокольня:
Ей больно! Больно! Больно! Больно!»…


На един "ювелир"...

Не съм такава... Не аз!

Искаш да съм елмаз,

инкрустиран в измислената от тебе рамка.

Един сън да бъда, една дрямка,

затулена в тъмния кът

на сивото, което викаш -

високо, тържествено - "мо-зъ-кът"...

Забраняваш да бъда плът,

забраняваш да бъда проза...

Няма да стане... Майсторската ръка

няма да ме превърне в "нещо".

Защото съм жива. Поне така -

като пиша си стиховете - усещам...



Постфуршетное

Был алкоголь хорошим тоже.

Как люди. И все очень мило.

Но, боже мой, не от стихов же

меня стошнило?

Панкреатит? Заклятье вуду?

Пыль от словес?

Теперь я точно не забуду

конгресс...

И загрущу ли, непременно,

жива едва,

приму перед едой Шопена,

вальсочка два,

про форум вспомню, театр, сдуру - 

про букву "язь"*...

И тихо выпью за культуру.

Не чо-ка-ясь...


_____________________________

*Рассказывала как-то четвероклашкам про глаголицу, дитя сделало поделку в виде буквы. Через некоторое время другая учительница увидела ее и спросила: "А что это у тебя?". "Это буква язь!"


Ода на подвижение М.Швыдким стула во время Пленарного заседания секции "Культура славянских стран"

В заботах весь (естественно, о ближних),

подвинул стул. Так стало быть - подвижник!

А главное (вы зацените тезис, люди!),

подвинуть может "каждой, кто там будет".

(Но если ты в президиум ни-ни,

не требуй от него такой фигни).

Вам за славистику поклон особо низкий

отвешу я (зайдя тайком в сортир).

Ничто так не роднит славянский мир,

как общий всем им ломаный английский!


"А он носит с костюмом кроссовки..."

А он носит с костюмом ...кроссовки.

Взгляд его никогда не косой.

Можно, если вариться в тусовке,

стать вареною в ней колбасой,

но худой, слишком тонкий на фоне

своих младших собратьев-коллег,

"фронтовик", мастер слова "в законе",

вновь читает стихи про ...калек.

И внимают! Бросая несмело

из-за книжного стеллажа

взгляд такой, что... не взгляд то, а тело,

наземь павшее у блиндажа.

И пока его хрупкие пальцы

в такт стиху совершали полет,

открывались в предсердьях канальцы,

тек по ним горьких строк терпкий мед.

Два часа (!) неподвижно стояли,

словно каждый из них часовой,

безымянные зрители в зале.

"Что дают?" "Евтушенко! Живой!"


А потом, на пленарном, программа

чуть короче была, без стихов

(не нужна ведь поэту реклама,

там все ведают, классик каков).

Долго хлопали. Дружно. КондОво.

Почитанья в душе не тая.

Кто-то крикнул: "Да встаньте ж! Ну что вы?!!"

И весь зал... Да. Не встал. Даже я.

Вот теперь, на событьи престижном,

довожу чистовик добела:

"Слава Богу, была тогда в книжном!

Не напрасно, наверно, жила..."


13-14 декабря 2015

Буквоед - Капелла СПб


Приговорени души

«Осъдени души». Роман-играчка
За фино-мислещи, интелигентно-зрели.
Любов не е шега. Тя е спирачка:
На нас ни пречи, докато не сме умрели.
Велико нещо ли замислиш – тя те спира,
Изисква строго, настоява меко.
Душите ни за нея са квартира:
Щом свърши договорът – тръгва надалеко.
Пак ще намери – винаги намира,
Дори и в най-потайните катрени.
И всяка крачка към Доброто спира. Спира.
Без да сме съдени ний сме «приговорени»*
Със своя маркер по челата ни бележи
Че не от този свят сме. Не изпъжда.
Следи как крачим, спира ни копнежи
И глуми глупави като венец присъжда.
Не си Ередия, на Фани не приличам.
И от играта вече май сме уморени…
Не сме виновни. Ние сме «приговорени»
Към тази малка думичка «обичам»…

*этого слова в болгарском нет


Д.Тонев. "И если жизнь - всего-то лишь антракт..."

И если жизнь всего-то лишь антракт,
Бессмысленны актерские уменья.
Ты, как улитка, на горбу несешь свой страх,
В себе замкнувшись при любом прикосновеньи.

А эхо в доме (пуст теперь твой дом) -
Чем ряса на отшельнике, длинней.
Ни ключик слов, и ни любовный взлом -
Вход не откроют вглубь твоих веселых дней.

Ты, тот, кто с легкостью, что там ни говори,
В деревьях и в дровах увидишь души,
Возьми кусок бревна и сотвори
Хоть человечка, одиночество нарушив.

Когда мы снова обратимся в прах
И будем как бы умершими вроде,
и с театральными словами на устах
смешные Пульчинеллы нас проводят,

Приподнят будет занавес. И смех
Раздастся. Деревянный человечек
Трагичным голосом оповестит всех-всех,
Что здесь ты, хотя, в общем-то, далече.

И желтовато так в ночи сверкнут
Глазищи злобы, как большие печи.
И все-все-все места свои займут:
И клоуны, и люди, и их вещи.


***
Д.Тонев

Ако животът е един антракт,
безсмислен е актьорският ни опит.
Ти мъкнеш като охлюв своя страх,
затваряш се във себе си при допир.

А ехото във твоя празен дом
е дълго като расо на отшелник.
Ни с ключ от думи, ни с любовен взлом
проникнаха във твоя весел делник.

Ти, който можеш с лекота дори
да разбереш душата на дървото
вземи парче дърво и сътвори
едно човече, да не си самотен.

Когато се завърнем пак в пръстта,
когато ще сме някак си умрели
и с театрални думи на уста
ни заизпращат смешни Пулчинели

ще падне смях, ще се повдигне в миг
завесата и твоето човече
ще извести със тембър на трагик,
че ти си тук, макар да си далече.

Ще светят жълтеникаво в нощта
на злобата очите ­ като пещи.
И ще заемат своите места
и хора, и палячовци, и вещи.


Треп о свободе

Рассуждать о свободе - не менее глупо,
Чем вдыхать косинус от кефира.
Можно, конечно, засесть за лупу,
Вычесать новости из телеэфира,
Сдобрить классикой, хоррором, Пушкиным,
Нервными волокнами заштопать все дырки.
Но все равно окажется притянутым за ушки
Маленький гомункулус в большой пробирке.
Удобно третируемый в любом роде –
Хоть мужском, хоть женском, хоть даже среднем -
Отношение он будет иметь к свободе
Не большее (и не меньшее), чем телебредни.
Раньше бреднями – нынче тралами.
Недовыжженые астралами,
Недокусанные вампирами,
Недопуганные эфирами,
Недопрогнутые сановными,
Недопризнанные виновными,
Гордо слывшие неугодными,
Самоназванные свободными,
Вам ли, други мои любезные,
Тратить реплики бесполезные?
Ведь свобода – она рефлекс
Безусловный (смешно пенять).
Ведь свобода – как первый секс:
Пока не было – не понять.


А.Далчев. "Все кто пал когда-то за свободу..."

Все, кто пал когда-то за свободу,
Где б, когда бы ни были убиты, -
Братья нам. По крови. По пролитой.

***
Всички, паднали за свободата
дето и да е, са наши братя —
пак по кръв, но само че пролята.

1956 г.


Р.Ралин. Молитва

МОЛИТВА

Свобода - как хлеб.
Каждый день замешивают,
Выпекают,
Едят.

Свобода свежей
Каждый день должна быть,
Теплой,
Вкусной,
В достатке, чтоб ей поделиться с другом.

Не ешьте объедки!
Не ешьте вчерашний,
Не ешьте подаренный хлеб.
Сами замешивайте
И выпекайте
Хлеб,
Чтобы иметь,
Чтоб не просить.

Комом в горле
Вчерашний хлеб,
Подаренный хлеб.
Хлеб наш насущный дай себе сам.


---
Молитва

Свободата е като хляба.
Всеки ден се замесва,
Изпича,
Изяжда.

Свободата трябва
Всеки ден да е прясна,
Топла,
Сладка,
Достатъчна, за да я споделиш с друг.

Не яжте огризки,
Не яжте вчерашен хляб,
Не яжте подарен хляб.
Сами си замесвайте
И изпичайте
Хляба,
За да го имате,
За да не го просите.

Засяда на гърлото
Вчерашния хляб,
Подарения хляб.
Хляб наш насущни дай си го сам.


"Обноски родины кляня"

Обноски родины кляня,
пеняя ей бытье на дне,
прошу не требуй от меня (!)
презрения к своей стране.

С высот хребтов своих гнедых
избить не требуй в день раз пять.
Я не смогу и дать под дых,
куда уж там совсем распять.

Уймись, не буйствуй, не кричи!
Копытами своих коней
не затопчи... Не затопчи -
я рядом с ней. Я - рядом с ней.

Ты знаешь - зыбка, рыхла мгла.
О, как она Ей не под стать!
Ты помнишь, кем Она была.
Ты знаешь, кем способна стать.

В нервозном ожиданьи дня
свое бессилье осознав,
прошу: "Не требуй от меня (!)
тебя уверить, что ты прав."

Она из тех, что на бегу
в загон коня и седока.
И потому я берегу
ее покой. Пока. Пока.

Ей роль такая суждена:
когда от солнца рухнет треть
Она воспрянет ото сна,
чтоб больше вечно не стареть.


О светлом...

Милый мой, не торопись с ответом
на вопрос, который сердце гложет.
Будущее - не бывает светлым.
И времен хороших быть не может.

Верь мне, милый: будущее не
может быть безоблачно иль хмуро.
Оттого и ценим мы вдвойне
стрелы близорукого Амура.

Даже если завтра будет праздник
в переулке нашем и соседском,
мальчик-Время, праведный проказник
все Фигуры превратит в смешные Нэцке.

Превратит Истории набег
Факты в Сплетни, Жизни в Имена.
Быть хорошим может человек.
Но не времена. Не времена.


Апокриф

Христос пришел в тигриной шкуре.
Почти что наг, слегка небрит.
Когда до одури, до дури
хвалу ему слагал пиит.
Про белоснежность одеяния,
про благодатное сияние
лучей, идущих из очей,
что самых мертвенных ночей
угрюмый сумрак разгоняли...
И остальное трали-вали -
про ад, чистилище и рай.
Христос, в совсем тигриной шкуре,
шептал: "Нет, Отче, не стирай!".


Проезжая Воробьевы горы

Не прислоняться! К этому пейзажу...
Вдруг опрокинешь этот предзакат.
Пусть ненароком, сожалея даже...
Спугнешь мгновенье - упорхнет. Они летят
там, высоко, на самой вышней ноте...
А нам ползти среди рутины злой
и мнить себя пронзительной стрелой,
которая, по грекам, и в полете
в отдельный миг как будто недвижима.
Рутина - зона строгого режима.
Но ты, кто слышит ноты предзакатья!
Не прислоняй к пейзажу свой пиджак!
Над всей страной безоблачно проклятье...
Дано ли снять его? И если да, то как?


Воводмитрий вспоминает 2012. Элегия

Оргазм прошел. Завяли бюллетени.
Кругом тоска и дел невпроворот.
А как тогда красиво - на колени -
свалился в исступлении народ!
Как рейтинг поднимался! Как стоял он!
Как от любви толпа изнемогала!
И не пойму: чего теперь им мало?
За что теперь толпа меня ругала?
От счастья ныли в сладостной истоме...
Как слезно убеждали: "Никто кроме..."
О, год 12-й! Счастливые моменты
в несладкой, в общем, жизни раздолбая.
Как хороши, как свежи были ленты,
упавшие в тюльпаны у Абая!
Минули выборы и грянули морозы.
Общенародной страсти гомон стих.
Как хороши, как свежи будут розы...
Но хрен поймешь, в чей гроб положат их.


О слове "родина"

Это вам, детишки, не игрушки.
Слово "Родина" - святое, нафиг, слово:
мама, школа, дружба, Ленин, Пушкин...
Как горошек перца среди плова:
деликатен привкус отдалече,
но раскусишь ли случайно, по незнанью -
ляжет тяжким бременем на плечи,
обернется ежедневной данью.
Скинет глянцево-гламурную накидку:
"Любишь, мол? Смотри же, как горбата!".
И предложит сразу же навскидку
путь в заградотряды из штрафбата.
Враг для "родины" - он личный враг, не так ли?
Убивать - святое право патриота.
И нахлынут мысли, слезы, рвота -
долгие, как поиск рифмы "сакли".
Это вам, детишки, не игрушки:
слово "родина" для нас как прежде свято...
Гимн да герб, березки да избушки
на картинке, виденной когда-то...


Если ты Ной...

Всех он собрал по паре.
Все оказались твари...

***
Сладок ли мир иной?
Времени зол бег...
Если ты Ной - не ной:
знай себе строй ковчег.

Вдруг среди бурных вод
спасешься, да не один.
Страшней, если ты Лот,
доживший, блин, до седин:

живи, вспоминай дом,
что гостем твоим спален
(да, грешен был Содом,
но не лучше стал, став углем).

Сушит ли кожу зной,
режет ли острый снег -
каждый нормальный Ной
строит в песках Ковчег...


2014. Октябрьское

Пути господни неисповедимы,
И велика страна, как ни крути...
Но только вот от Вовы да от Димы
уж сколько лет не может отойти.

Чудит народ по мере просвЯщенья,
Все СМИшнее молчания печать.
Политику от просто извращеенья
день ото дня труднее отличать.

Карабкаются вверх (хоть и не шибко,
зато стабильно) цены. Зол кредит.
А у элит растет - (вот в чем ошибка?) -
не интеллект, увы, а аппетит.

И хоть есть, в целом, тяга у народа
шатнуть устои древнего Кремля -
самодУржавие крепчает год от года
(тем самым отличаясь от рубля)!

"Свобода, равенство и братство?" - Ан и нету!
"Ум, честь и совесть?" - Лузерский набор.
Зато мы обогнали всю планету
по категории "распилбюджетный вор".

Ох, далеко еще нам до Эдема...
Нас не понять ни Штатам, ни Европе:
хотим как лучше, только у Тандема
колеса снова сперли на питстопе....


Един парцал изцапан с тебешир

Душата ми е смачкана и суха
като парцал изцапан с тебешир
и хвърлен някъде на пода до дъската
в една от стаите за дълго-дълго лято...
Уилям Шекспир май ни е излъгал:
Светът не е театър. Не! Не този свят!
Ний идваме да пишем, да четем,
да правим грешки за да ги изтрием
с един парцал, натежелял от влага...
Светът - една голяма класна стая.
Там някой заповядва да мечтая,
да пиша, да променям този свят.
Душата ми е смачкана и суха...
Ами добре - не е попила яд.
Да, избеляла. Но не искам нова.
Че суха - суха е. Но без отрова.


Атеисту

Не идеален мир, но и не то чтоб плох.
И плоть творя из слов, и словом разрушая,
Живет над миром Бог, чуднОй фрилансер Бог.
Мне лично - ни на йоту не мешая.

Жаль, атеистов гул все слышен, невредим...
Поют себе, поют невнятным шатким хором.
О том, что этот Бог мешает лично им,
как что-то незадачливым танцорам.

Но выбор есть всегда: вот эту или ту
скрижаль из рук прими или ее пиши.
"Бессмысленную", но все ж веру предпочту
осмысленной кастрации души.

О, славный атеист, творения венец,
Прошу, уймись на миг. Дай почитать тайком
кусок черновика, что написал творец
на краешке небес созвездий молоком.

Сотрет, порвет и все... Не будем мы мешать
Друг другу и ему, словами и без них.
Тристрочия Басё в небесную тетрадь,
как в пропись, самому вписать нельзя. Но тих

и так беззлобен Бог, чудной фрилансер Бог, -
не издает "трудов", не рвет черновика,
что сотворен из слов. Не издает, пока
не идеален мир, хотя не то чтоб плох...

***
Каин - недостижимый пример для всех маньяков: убил всего одного, но при этом четверть человечества.


***
Был долго добрым бог, но и его "дожали".
И у Всевышнего однажды сдали нервы:
он внес поправку к изданной скрижали,
внеся в нее сонет 121-й.


***
"Кто без греха - бросай!" Звучит как манифест.
Сработало в тот раз. Но лучше бы молчал...
Он рек как будто вскользь. Попал за то на крест -
Чтоб камешки бросать не запрещал.


***

Медалей, орденов, жетонов, прочих блях,
поверь, не нужно мне - почет нам только снится.
В твоем черновике останусь на полях,
пометой на полях неначатой страницы.


Страшная сказочка

Злые люди пишут, пишут,
пишут добрые стихи.
Дождик мечется по крыше,
слышен шорох шелухи
семечек, грызомых вместе
с ядрами ядреных строк.
Пишутся стихи о Чести,
преподносится урок
Мужества и Уваженья,
остается навека.
В каждой буковке - Служенье,
от крови красна строка.
Пишут, пишут злые люди
очень добрые стихи.
Только критику, паскуде,
все "ха-ха", да все "хи-хи".
Он как слон в посудной лавке
топчет их словес хрусталь,
говорит, что, мол, булавки
их клинков булатных сталь.
Пишут, пишут, пишут люди
письма, жалобы, стихи.
Много семечек на блюде -
много будет шелухи.
Дождик мечется беспечно,
утекает без следа.
Главное - стихи о вечном!
Остальное - ерунда!


Сизиф

Сизиф катил свой Камень в гору.
И Камень двигался, шурша:
"О! Как долина в эту пору
чиста, свежа и хороша!

Стремятся травы, звери, птицы
в любви земной продлить свой род.
И лишь тебе взбрело стремиться
во мрак безжизненных пород.

Ну, оглянись, упрямец милый!
Мир полон жизни! Мир бурлит!
А ты, глупец, отдал все силы
перемещенью мертвых плит..."

Так молвил Камень и сорвался.
И вслед за ним побрел Сизиф.
И новым смыслом наполнялся
уже состарившийся миф...


"У жизни нет черновика"

У жизни нет черновика.
Так будь предельно осторожен,
когда горячная рука
выхватывает нож из ножен,
когда горячное словцо
срывается с карниза десен...
Уже исчерчено лицо
следами пережитых весен.
Морщинка каждая - сюжет:
пролог, завязка, драма и...
любви, скользнувшей мимо, след.
По прихоти шальной крови.
Как на безрыбье рыба рак,
как Словом кажется присловье -
так за Любовь любой пустяк
сойдет порой на безлюбовьи.
Морщинка каждая - строка
в роман с неясным эпилогом.
И не дано черновика:
мир начисто был создан Богом...


Киплинг Р. Мой мальчик Джек

"О Джеке слышно? Сын он мой.."
Не в этот раз.
"Когда ж вернется он домой?"
Не с той волной, не с ветром тем, что властвуют сейчас.

"Хоть кто-нибудь, скажите мне!.."
Не в этот раз.
Ведь не всплывет тот, кто на дне,
Ни с той волной, ни с ветром тем, что властвуют сейчас.


"Так нет покоя мне, бог мой?"
Не в этот раз.
Лишь в том покой,
Что незапятнан был сын твой -
Ни той волной, ни ветром тем, что властвуют сейчас.

Так, будь же горд, смирясь с судьбой,
И в этот раз,
и в час любой:
Ведь был твой сын рожден тобой
и отдан ветру и волнам, что властвуют сейчас.




'My Boy Jack'

"HAVE you news of my boy Jack? "
Not this tide.
"When d'you think that he'll come back?"
Not with this wind blowing, and this tide.
"Has any one else had word of him?"
Not this tide.
For what is sunk will hardly swim,
Not with this wind blowing, and this tide.

"Oh, dear, what comfort can I find?"
None this tide,
Nor any tide,
Except he did not shame his kind---
Not even with that wind blowing, and that tide.

Then hold your head up all the more,
This tide,
And every tide;
Because he was the son you bore,
And gave to that wind blowing and that tide.


Твоя ненависть...

Твоя ненависть - мед. Твоя ненависть - сок,
что течет в моих жилах, питая росток
всепрощения, в сердце рождая мираж
кроткой благости мира, вселяя кураж
в битве с сотней драконов циничных идей...
Если хочешь -
последней сочти средь людей.
Только помни, лютуя в угаре лихом:
Твою злобу сочту я своим лишь грехом...


Быть поэтом...

Быть поэтом - много или мало?
Просто навык сходу отличать
ямб от ям, Шагала от шакала,
сердца стук от навыка стучать...

Чтоб поэтом быть, всего-то надо
как ягнят слова свои пасти.
Вышедших из зада и из ада -
отличить, но всех таки спасти.

Боль поэта - быть всегда в блокаде
сытых гордым пафосом жлобов.
И писать стихи не славы ради -
ради тех иисусовых хлебов...

Быть поэтом - проще чем предтечей
(о пророках вовсе умолчу).
Отчего же ломит крылья-плечи?
Или ноша им не по плечу?...

Отчего не хочется в "поэты"?
Ведь давно не те уж времена,
в коих на дуэлях пистолеты
и решали, чья строфа верна...

Не грозит ни каторга, ни ссылка.
Ни "проклятья божьего" печать...
Только голос не желает пылко
жечь, рубить, звенеть, лететь, кричать...

Быть поэтом - просто, проще репы
пареной (не еденной давно)...
Будучи в блокаде - верить слепо,
что и хлеб найдется, и вино.


***

Рыбы кончились. И хлебы. Лебеду
люди кушают, предчувствуя беду...


Казнить-помиловать

К Поэту N явился черт. И говорит: "Знаешь, зашиваемся, дел невпроворот. Да и на небесах людей, то есть этих, human resources не хватает. Некому, в общем, приговоры выносить. Пособи, а?"

Поэт ошалел слегка. Думает: "Вот же ж блин! Не паркером же в него кидаться! Зачем только от чернильниц отказались?". Потом вник в суть просьбы. "А кого судить-то?"(мол, за все человечество я не в ответе).

Черт отвечает: "Да вот этого чувачка NN. У нас там все не поймут: талант он или графоманишко. Ты ж его знаешь? Даже лучше нас." Поэт N "чувачка" знал. Правда не лично, а исключительно по текстам, кои считал откровенно графоманскими. Но тут такое дело: "Казнить? Помиловать?". Не скажу, что по телу у него побежали мурашки или пот там прошиб. Не была я в его шкуре. Только подумал он (да, в шкуре не была, а мысли читать умею!), подумал он: "Эх, чернильницу бы!". А сказал: "Э-э-э". Ну да, вот так вот и сказал: "Э-э-э". Потом добавил "М-м-м-м." Черт молчал, выжидая. Нужно было решать.

В голове вдруг завертелась давняя присказка "В поле трактор дыр-дыр-дыр. Мы товарищи за мир!". И образ Спасителя почему-то. Не, не на лобовом стекле трактора, а так, перед глазами...

Поэт, неврно покручивая паркер между пальцев стал рассуждать. "Конечно же, он графоман. А графоманов надо в топку." В этот момент в голову влезла еще одна неприглашенная мысль ("Может потом и самому скидку дадут, за поставку клиентов?"), но он ее храбро отогнал. Ну, если честно, не очень храбро, но паркером в ее сторону двинул. "А с другой стороны. Он же ж не только графоман, он еще и человек." Неприглашенная мысль снова явилась, но уже в другой формулировке: "Еще чего доброго Туда потом не пустят... А интересно ж, хоть глазком глянуть..."

"Вот что, гражданин Черт!" - заявил Поэт N, приготовив паркер. Конечно же, Графоман NN виновен, но ни одному Поэту не следует забывать слова Пушкина, призывавшего милость к падшим." И хмыкнул, радостно расслабляя до того поджатые губы. Типа улыбнулся. "Помиловать!" - провозгласил он.

"Ладно!" - согласился черт и собрался уходить.
"Э-э-э" - оклинул его Поэт. - "Можно вопрос?"
"???"
"Если бы вы его казнили, то как?". Тут уже непрошенные образы, без всяких мыслей встали в очередь на пороге его сознания.
"Да мы-то его казнить не собирались. Это там, Наверху, его хотели к себе прибрать, например, как невинно убиенного гения. Но раз "помиловать" говоришь - пущай живет. Тока талант все равно конфискуем."


***
Спустя несколько лет поэт N встретил NN... На презентации 15-го сборника его произведений. Его - NN - сборника.
"Это что, черт меня обманул, получается?" - подумал N.
"Мы никода не обманываем, - ответил черт. - Мы сказали "талант конфискуем", а не "писать не будет".

И паркер выпал из нагрудного кармана.


Поколение RU

Здесь, на окраинах туманной
галактики, как прежде ждем,
что Бог снабдит небесной манной
(но вкупе с золотым дождем!).
Как прежде просим перемен.
Но вместо Бога знак рубля.
И кажется, что наш домен
в анналах вечности "ru.bla"


В золотистой гостиной. О.Уайлд.

В золотистой гостиной. Гармония

Ее руки в тон клавиш - слоновая кость -
вдруг взмывают по прихоти мысли шальной.
Так блуждает серебряный блик словно гость,
когда тополь качает поблекшей листвой.
Так срывается пена в пучине морской
Когда ветер и волны проявят вдруг злость.

Ее локоны в тон золотистой стены -
Словно нить паутинки: тончайше легка
нить на глянцевом диске цветка ноготка.
Так подсолнухи тянутся к солнцу сквозь сны,
лишь отступит ревнивый и злой мрак ночной
и над лилией вспыхнет венец золотой.

Ее алые губы, к таким же моим
прикасаясь, рубиновым стали огнем,
что в лампаде средь пурпура храма томим.
Словно раны граната кровавый надлом,
словно лотос, впитавший всем сердцем своим
капли брызнувшей крови, пролитой вином.


In the Gold Room: A Harmony

Her ivory hands on the ivory keys
Strayed in a fitful fantasy,
Like the silver gleam when the poplar trees
Rustle their pale leaves listlessly,
Or the drifting foam of a restless sea
When the waves show their teeth in the flying breeze.

Her gold hair fell on the wall of gold
Like the delicate gossamer tangles spun
On the burnished disk of the marigold,
Or the sunflower turning to meet the sun
When the gloom of the jealous night is done,
And the spear of the lily is aureoled.

And her sweet red lips on these lips of mine
Burned like the ruby fire set
In the swinging lamp of a crimson shrine,
Or the bleeding wounds of the pomegranate,
Or the heart of the lotus drenched and wet
With the spilt-out blood of the rose-red wine.


Участь Дочери Короля. О.Уайлд.

Участь Дочери Короля

by: Oscar Wilde

Семь звезд в неподвижной воде видны,
и семь же с небес горят;
cемь грехов лечь на душу ее должны -
Дочери Короля.

Алые розы у ног лежат,
ал в рыжих прядях венок.
И за корсетом к груди прижат
алой же розы цветок.

Славен был рыцарь, что мертвым лежит
в осоке и тростнике,
И вот стая тощих рыбех спешит
на пир к его мертвой руке.

Нежен был паж, что покоится здесь,
(Наряд золотой - трофей).
И вот черный ворон летит с небес,
Черный - чем ночь черней.

Зачем они здесь, мертвы и наги?
(Кровь на ее руке)
И лилий запятнаны лепестки?
(Кровь на речном песке)

Двое с востока и юга пришли,
С запада, с севера - двое.
Чтоб вороны сытную пищу нашли,
А Дочь Короля - покой.

Здесь есть лишь один, чья верна любовь ,
(Красна кровь, запекшись, красна!)
Для всех четверых приготовил он кров
(Могила на всех одна).

Средь ясных небес нет луны совсем,
И нет средь речных глубин,
На душе у принцессы грехов будет семь,
на нем будет лишь один.



THE DOLE OF THE KING'S DAUGHTER

by: Oscar Wilde

SEVEN stars in the still water,
And seven in the sky;
Seven sins on the King's daughter,
Deep in her soul to lie.

Red roses at her feet,
(Roses are red in her red-gold hair)
And O where her bosom and girdle meet
Red roses are hidden there.

Fair is the knight who lieth slain
Amid the rush and reed,
See the lean fishes that are fain
Upon dead men to feed.

Sweet is the page that lieth there,
(Cloth of gold is goodly prey,)
See the black ravens in the air,
Black, O black as the night are they.

What do they there so stark and dead?
(There is blood upon her hand)
Why are the lilies flecked with red?
(There is blood on the river sand.)

There are two that ride from the south to the east,
And two from the north and west,
For the black raven a goodly feast,
For the King's daughter to rest.

There is one man who loves her true,
(Red, O red, is the stain of gore!)
He hath duggen a grave by the darksome yew,
(One grave will do for four.)

No moon in the still heaven,
In the black water none,
The sins on her soul are seven,
The sin upon his is one.


Тост "За тараканов в голове!"

Допит стакан. ПустО стекло.
И в голову пришло...
Ужели гениальный план?
Нет. Снова таракан.

Тогда купил он дихлофос
и всех извел врагов.
С тех пор в той чистой голове
ни планов, ни шагов.

О нет, читатель, не грусти!
Поднимем же стакан
за то чтоб в мозг к нам мог придти
хотя бы таракан.

Ведь всяк мудрец вам подтвердит
суть истины простой:
что самый мрачный в мире вид -
вид головы пустой.


Опять сентябрь

Опять сентябрь. Уже который год.
Леса и парки ветреной рукой
отряхивают с веток груз забот,
чтоб видеть Небо, чувствовать покой.

Прочь суета москитов и клещей!
Под землю, змеи, - вглубь ходов неровных!
Природа обнажает суть вещей -
но не для гадов, а для теплокровных...

Понять, что ты таишь в себе тепло,
что в стужу зимней фрески не вмерзая,
биеньем сердца мерить близость мая...
Понять, что в жизни все же повезло!

Что не в тональности одной "июнь-мажор"
симфонию души своей играя,
ты все двенадцать нот пройдешь до края.
Понять, что даже вздор - совсем не вздор.

Тьма, хляби, слякоть, не видать ни зги?
Как будто снова гибель Атлантиды...
Деревья, неподвижны и наги,
твердь неба держат как кариатиды...

Дрожа в багрянце пропадающего света,
постичь, как все же крупно повезло:
жить не три месяца ликующего лета,
а чуть подольше... И таить в себе тепло.


Пуш-ап

Sic transit gloria mundi

Бюстгальтер снят. И "ушки спаниеля"
безжизненно упали к животу...

Сие - писатель, что признанию во след
вдруг постигает жизни естество:
крючок расстегнут, скинуты бретели,
в сухом остатке - уши спаниеля...
И одержимый рыночным законом,
писатель бюст вздымает силиконом:
наивных книгочеев жадный взгляд
любым объемным формам будет рад,
с развратной дрожью просмакуют "знатоки"
упругость форм, приятных для руки...
И только лишь голодное дитя
их, безмолочные, отшлепает шутя.


Свобода

Свобода это не когда ты можешь позволить себе все.
Свобода это когда ты сам определяешь, чего ты себе позволить не можешь.


Светлячки

Если ты жалок и мал,
если вокруг темно,
и к горлу подходит ком -
Стань светлячком.
Пусть кто-то увидит, как
беспомощен ты и мал,
пусть увидит: вокруг темно
(он раньше о том не знал).
Ведь можем порой и мы
свет отделять от тьмы.


Маловерие...

Опять не веришь ты, фома,
что можно так вот - вдруг -
по обе стороны стены,
не расцепляя рук,
пройти вдвоем и видеть свет,
когда вокруг лишь тьма...
И знать, что смысла в жизни нет.
И не сойти с ума...


Метафора

Как тебе рассказать про отчаяние?
На примере? На примере...

Ты сидишь в уютном зале аэропорта,
улетаешь, мысленно и вскоре наяву.
И какой-то замухрышный иностранец
вдруг роняет над твоим ухом:
"Oh! This fucking aeroport".
Улетаешь, наяву, во сне...
Возвращаешься через Франкфурт,
слушаешь грохот чемоданопада
в стенах родного аэропорта
и цедишь сквозь зубы:
"Oh! This fucking aeroport"...

...Понимая, что "аэропорт" -
не более чем метафора.
Для твоей Родины.


Нанотрагедии

Ковырятель литературы!

Ты думаешь, что трагедия это лиры-отелло-гамлеты...
Ни фига!
Трагедия - это...
Трагедия - это...
Это - когда тебя угораздит родиться бабочкой,
а дурак-воробей сожрет,
сожрет тебя ...на стадии личинки...
жирной,
желеподобной,
прожорливой
гусеницы...

Воробья придушит кошка.
Кошку потреплет собака.
Собаку пристрелит дог-хантер.
Дог-хантер сдохнет от передозы.
Все они встретятся на том свете.

Из могилы дог-хантера
вырастет сурепка.
По листу ее
поползет личинка...
И однажды, возможно, станет бабочкой.
И трагедия превратится в драму...
А, возможно, и в трагифарс -
если вдруг воробей подавится,
если кошка собаке даст сдачу,
если дог-хантер заболеет чумкой...


Пейзаж 2013

Брежневеет все в краю родимом...
Пала едросА, чуть тянет димом...
Мифы по могзам ползут туманно,
мир сужая до приставки нано-...

Не тужи ты, витязь, на распутье:
на земле не вечен даже пути,
даже оп!позиция не вечна:
слишком речка-время скоротечна.

Сколько ни прикладывай стараний -
из нее не вывести пираний.
Сколько ни кидай им хлебных крошек -
малярийных лишь размножишь мошек...

Посмотри-ка в небеса - вдруг там, над нами
млечное рождается цунами?
Вдруг однажды хлынет с небосвода
свет любви - не это ли свобода?

Смысл рубить мечом по мутной речке,
той, где пляшут нано-человечки?
Не тужи ты, витязь, не тужи:
лучше детям сказку расскажи...


Тепловизор

По кромке бытия. Вслепую. Рядом.
Своей дорогой. Каждый шаг свой выверяя.
По узкой тропке между изгородью рая
и адом.

Идем вслепую, кожей проверяя
прохладу рая, теплый сполох ада.
В восторге от самой идеи "края".
И вместе с нами движется преграда.

Вслепую - стало быть, из вида не теряя...
Шаги сверяя, легковерно принимая
тепло друг друга - за дыханье ада,
тепла отсутствие - за предвкушенье рая...
Хотя вполне хватило бы и взгляда.
Хотя тропа, наверное. прямая...


Двустишия

Верлибр - свободная любовь строки свободной
к красавцу образу в бесстыдной наготе...


***
Все будет хорошо: немножко плохо,
но как всегда не то чтобы совсем...

***
Нигде чертей не водится так много,
как под знаменами "Война во имя Бога".

***
За что Бог наградил нас амнезией?
Живем опять как будто в первый раз...


No love...

"Но был один, который не стрелял"
В.В.Высоцкий

No tender rhymes for me! No sweet desire!
No matter what you say and what has gone!
Just when I'm being killed,
when you hear "Fire!" -
please be the "one who did'nt shoot"...
Please be the one...


"Горишь ли в аду, инквизитор лукавый?"

Горишь ли в аду, инквизитор лукавый
Живым продававший подделку "Христа"?
Ты биркой "позор" вместо "добрая слава"
клеймил не имущих рогов и хвоста,
анафеме предал зачем-то Толстого,
но щедро к причастью пускал всех иуд,
запрет ввел в умах ты для смысла простого,
во имя спасенья формальных причуд...
Горишь ли уже? Иль предчувствуешь пламя?
Твой Змий оказался не больше глиста...
И твой легион не спасет уже знамя
с потрепанным брендом "Во имя Христа"...
Чернильницу ль кинет вдрууг явленный Лютер?
Шепнет ли в ток-шоу "Бессилен ты, бес!?
Чу! Данте тихонько включает компьютер
и пишет вновь софт-эмулятор небес...


Зима

Березы грязно-белые, сугробы грязно-серые,
и елочки как ершики невесть с чего торчат.
Зима прошлась по городу веселою химерою,
оставив подпись, грязную как интернетный чат.

Прохожие суровые, прохожие угрюмые
скользят по грязной наледи, с печатью на лице,
что заверяет "cogito", что означает "думаю",
а значит "жив пока еще и вижу свет в конце

тоннеля грязно-зимнего, тоннеля леденящего,
пугающего цепкостью еловых горьких лап...
Но верит в слово "cogito" душа моя пропащая,
как в то, что жизнь - не каторга, а только лишь этап..."


Знаешь, о чем мечтает...

Знаешь, о чем мечтает
черепаха - обычная черепаха,
на которой держится мироздание?
Есть у нее тайная,
древняя, страшная, грешная,
детски простая
мечта:
твист станцевать там или фламенко...
или как в том балете
по мотивам "Пигмалиона":
"Я танцевать пам-пам,
пам-пам-пам-пам-пам-пам..."

Знаешь, сколько на этом свете
черепах, на спине которых
шаткое мироздание
робко танцует твист?...


***

Вот так и кормят поросят,
чтобы зимою кушать сало...
"Вы гениальнейший поэт!"
(хотя стихо меня достало).
Вот так и кормят: "Вундеркинд!"
"Ах, если бы я так писала!"
"Глаголет он - Эвтерпа спит!"
(скорей бы уж покушать сало).
"Какой божественный игрец
на дивных лирах наших душ!"
"Однако свин он!" "Ах!" "Подлец!"
"Скорей! Скорей урежьте туш!"


***

Хочешь расскажу тебе скашку?
Хотя ты уже большой вроде мальчик...
Поросенок полюбил черепашку...
Но у сказки был недобрый финальчик.
Захотели из него сделать сало, -
а они в ответ послали всех к черту...
Все пошли, и вся толпа хохотала -
прям до слез, рвя на кусочки аорту...
потому что черепаха ...плясала.
черепаха неуклюже плясала...
Дочитал? Тогда читай все сначала.


Э.Дикинсон... Ждала бы к осени тебя...

Ждала бы к осени тебя -
я лето б прогналА,
полупрезрительно смеясь,
как муху со стекла.

А если ждать мне целый год -
его в клубки смотав,
сложила б месяцы (поврозь,
чтоб дни не спутать) в шкаф.

Была б отсрочка на века -
сочла б по пальцам я,
не поглотила их пока
тасманская земля*.

А знала бы, что суждено
с тобой посмертно быть -
как шелуху стряхнула б жизнь,
чтоб Вечности вкусить.

Сейчас, не зная о длине
беды, что нам грозит, -
внемлю. А та как монстр-шмель
все жало не вонзит.

________________
*"В 1803 году на острове
появилась британская колония,
представлявшая собой каторжное поселение."
(из Википедии:))



***
If you were coming in the Fall,
I'd brush the Summer by
With half a smile and half a spurn,
As Houswives do a Fly.

If I could see you in a year,
I'd wind the months in balls,
And put them each in separate drawers,
For fear the numbers fuse –

If only Centuries, delayed,
I'd count them on my Hand,
Substracting, till my fingers dropped
Into Van Dieman's Land.

If certain, when this life was out –
That your's and mine should be –
I'd toss it yonder, like a Rind,
And take Eternity –

But now, uncertain on the length
Of this, that is between,
It goads me, like the Goblin Bee,
That will not state its sting.


Постмодерн реальности

Живем все лучше с каждым годом.
Во всем тишь, гладь и благодать.
Прослыла Родина уродом? -
У ней особенная стать!

Во всем у нас теперь пир духа,
мораль крепчает все сильней:
чем добродетельнее шлюха,
тем ярче ценники на ней...


"Давай договоримся в новой жизни..."

Давай договоримся в новой жизни
(в кругу девятом? на девятом небе?)
не рассуждать о верности отчизне,
и уж тем паче о насущном хлебе.
Мы оба знаем: верность молчалива,
а пять хлебов насытить могут вечность.
Мы знаем, как жестока и глумлива
бывает добродетель "человечность".
Давай договоримся быть без масок,
не превращать Творенье в звукоряд:
чтоб не дарил кому попало ласок,
чтоб "нет" не говорила всем подряд.
Чтобы сердца, ошпаренные страстью,
не сдать в анатомический театр,
чтоб не искал по белу свету счастья,
чтоб счастье смело отдавала в дар...


Брюжжужжание по поводу падения поэтического ремесла

"Чудовищно упало ремесло!"
Но на кого упало - не понять.
И пишет снова по воде весло
о том, что бот на отмели опять...

Ни ронделя, ни кренделя, ни это
(как бишь его?) приличного сонета!
Строфу строгают будто бы рубанком!
ТанкА начнут - закончат дело танком.

Где триолет! Где, господи прости,
венок хотя бы мастерской кистИ!
Намыслят хокку, озаглавят "хойку" -
прочтешь и хочешь выкинуть в помойку...

Ни совести у них нет, ни цензуры!
В гекзаметре не ведают цезуры!
Но правда и гекзаметр им неведом.
За рифмою грядет рифмоид следом!

Поэтов нынче измельчал колибр:
им, срам сказать, не стыден и верлибр!
Строфы онегинской где легкость, где кураж,
где акмеизма благостная блажь!

Вот раньше, помню, были кони-люди:
им даже студень поднесешь на блюде,
они - поэты - сразу без обмана
косые видят скулы океана.

А ноненшних башка, увы, глупа:
глядят свово не выше лишь пупа...
Разводят мост. Начертан х... на нем
Вот ремесла чудовищный подъем!


Если ты хочешь...

Если ты хочешь
быть бриллиантом -
будь им...
Будут тебя на руках носить
(или же на шее)...
Будут тобой восторгаться,
пищать от восторга будут,
Будут хотеть,
хотеть,
(желать, вожделея)...
Если ты хочешь быть
бриллиантом -
будь им.
Старик-ювелир
возьмет тебя с трепетом в руки,
в морщинистые, но твердые еще пальцы,
будет тобой восторгаться,
пищать от восторга не будет,
но восторгаться - искренне,
искренне будет,
каждую грань изучит,
каждый изъян,
мельчайшую деформацию.
Лишнее отсечет -
так ведь будет лучше -
отсечет, не спросив,
хотел ли ты ампутаций.
Огранит, вставит в оправу и окружит
камнями попроще,
не захочет
с тобой расстаться,
но расстанется...
Если ты хочешь,
если ты только хочешь
быть бриллиантом -
будь им.
Ты будешь лежать в футляре
из бархата дорогого,
почти как в гробу,
в маленьком темном сейфе,
не имея никаких шансов
вырваться наружу.
Раз в год тебя будут доставать -
лишь для особо важных
мероприятий, в жару и в стужу
тщательно оберегая.
Раз в десять-пятнадцать лет
смогут перепродать
на аукционе.
Старики-ювелиры склонятся
над тобою с почтением,
будут тискать тебя, вертеть,
рассматривать так и этак,
причмокивать языком,
ехидно вставляя: "А вдруг
все-таки это подделка?"
Если ты хочешь быть
бриллиантом -
будь им...
И однажды алчный
ученик ювелира сварганит
копию и продаст
с выгодой, как же иначе.
В таком же
бархатном, как и твой, гробу
подделка тоже будет лежать в сейфе,
распираемая от гордости,
что похожа она на бриллиант,
от этого даже, возможно,
в ней станет чуть больше карат...
Если ты хочешь быть бриллиантом -
будь им...

Ты никогда не попадешь на детский утренник,
не слетишь на санках с заснеженной горы,
не нырнешь за мидией в соленое грязное море,
ты не прижмешься со взаимными извинениями
к незнакомой тебе пластиковой бижутерии
в час пик в метро,
ты много чего не...

Если ты хочешь быть бриллиантом -
будь им. Это не сложно.


Причуды медицины

По мотивам тахрирского майдана на русский лад...

Дело было на дальней луне,
где политика шибко в цене.
Раз смурнОю осенней порой
у страны вдруг пропал Геморрой...
Это как же? Ведь нам же нужны
темы острые ниже спины;
чем живот, больше; глубже, чем пах -
весь наш быт Геморроем пропах...
А теперь что - отныне и впредь
можно ровно на ... сидеть?
Нам же надо воскликнуть порой
"Ненавидим тебя, Геморрой!
Ты нам столько попортил кровИ!
Для тебя трон держал ОРВИ!
Уходи, старикашка седой:
есть у нас Варикоз молодой!"
И ушел Геморрой без обид...
Но назначил преемником СПИД.
И велел на луне на той впредь
строго ровно на ... сидеть:
все равно не понять в кутерьме,
на майдане сидишь иль в тюрьме...
Только слышно смурною порой:
"Ах, какой был у нас Геморрой!"...


Подари...

Квинтэссенция женских мечт

Подари! Мне немного ведь надо:
шубу, яхту, губную помаду,
замок с башней, полцарства впридачу,
отдых в Турции, в Лосево дачу
(и совсем чтобы насмерть влюбиться
помидоры и манго в теплице),
конь (без прынцев, ведь принц на коне -
бремя, в общем, уже не по мне)...
Ну а если приспичит судьбе
разлучить... Я совсем не заплачу.
Я с собой заберу лишь удачу,
остальное оставив тебе
(в наказанье, поверь, не в награду):
шубу, яхту, губную помаду,
замок с башней, полцарства впридачу,
отдых в Турции, в Лосево дачу...
А Пегас - не дурак, к небесам,
он за мною помчится и сам...
Мне для счастья немного ведь надо:
подурачить тебя, жизнекрада...


Форель под Брюгге

Подражание подражанию

Лов форели - помпезное что-то:
в чешуе (рудиментах оков)
выплывает форель на охоту,
созерцая штаны рыбаков...

Правда, стих не об этом немного:
он о том, как стыкуют слова...
Ведь река - как большая дорога,
а форелька не то чтоб плотва.

А вода в той реке - чисто водка,
плыть и плыть бы по этой реке.
Жаль, что рифма "форель/сковородка"
есть не в ридном моем языке.

Но зато я нашел город Брюгге.
Знаменит он лишь тем, пацаны,
что рифмуется с термином "брюки"
много лучше "штаны/Астаны".

Ну подумайте сами, ей богу,
ну какая форель в Астане!
Правда стих не об этом немного,
потому что он весь обо мне:

от щедрот я возьму форель в Брюгге,
соскоблю рудименты оков
и заставлю носить ее брюки...
с рукавами для всех плавников!


Инфляция

Сияют с небес swarovsky,
а раньше казалось - алмазы.
Слышатся отголоски,
оставшиеся от Фразы.

Как по стеклу железом -
сильно, берет за душонку...
Можно ведь и мошонку
днесь заменить протезом -

только не чувство "отвага"...
Страз блеск сквозь облака.
Вместо древес ЦБК:
всем ведь нужна бумага.

Туалетная. Не папирус.
Эра мозгопротеза.
Звук по стеклу железа -
По тверди скребет стилус:

"Смотрите на небо, детки!
Там по ночам сквозь ветки
светятся ярко пайетки."


Отлучение

Как смел меня ты обмануть?
Как смел не стать ты гениальным?
Как смел держать живую ртуть
в плену термометра анальном,
чтоб измерять горячку тем
и выяснять, над чем бы ржали?
Талант даруется лишь тем,
кто может смело взять Скрижали
и донести их, не разбив...
Не ради славы - ради Слова.
Зачем ты разрушаешь миф,
не сотворив взамен иного?
Зачем ты разрушаешь мир?
Нет. Ты не гений. Ты - кумир.
Зачем ты не писал Стихи,
а предпочел лихую Фразу?
Поверь, прощаются грехи
лишь те, что пробуждают разум,
что вдребезги крошат сердца,
переплавляя их в Граали...
Лишь тем, кто может до конца
из рук не выпустить Скрижали...
Постигнешь ли природы суть?
Талант - не золото, он - ртуть!
И если хочешь быть прославлен,
сим даром горестным отравлен, -
тебе могу я дать совет...
Но философский камень - нет!


Перспективы Роскосмоса...

Россию в целом не измерить,
умом - не очень-то поймешь.
Нам велено в нее лишь верить -
чтоб продавать затем за грош...

Но знаю я: когда-нибудь
прорвем мы небосвод
и прокладем сквозь Млечный Путь
...опять газопровод.


Важнейшим из искусств для нас является...

...ОБЪЯВЛЕНИЕ:


Отдам Космическую энергию в хорошие руки. Бог.
***
Юная привлекательная муза ищет Гения. Интим не предлагать.
***
Жгу рукописи... Горят как надо.
***
Куплю души б/у. Цена договорная.
***
Муза с опытом работы ищет талантливого поэта для продолжительного творческого союза.
***
Под дороге в ад ограничивается движение в связи с заменой благих намерений.
***
Вдохновение руками не трогать! Сказано же вам, с-ки: НЕ ПРОДАЕТСЯ! Администрация ярмарки.
***
Найден крест и терновый венец.
***
Продается совесть. В хорошем состоянии. Дорого.
***
N-го числа приема в ад не будет: инвентаризация.
***
Пропали лучшие годы жизни. Нашедшему гарантируется вознаграждение.
***
В связи с уходом Адама и Евы для работы в Эдеме нужны новые садовники.
***
Отдам Космос в хорошие руки.


Мушка


- А я тебе, Альбертыч, говорю, что никакой он на хрен не поэт... Поэт, - многозначительно выпучил глаза Шлепкин, - поэт он личность трагическая. Он весь - надрыв, он тонко организованная материя, личность, с вулканом шекспировских страстей в груди... А Понтя - разве он вулкан? Стебарь он и только.
- Лишность он, ваш Понтя - сказал Понтя и хлебнул портвешок...
- Не... Ну скажи, Альбертыч... Ну вот он - он может страдать?
- Не... - ответил опять вместо Альбертыча Понтя. - Эт как бабе в писсуар посс...ть...
Филипп Альбертович хихикнул и вставил:
- Ну, теоретически возможно...
-Теоретически? - широко расплылся в улыбке Понтя. - А ты видел? А ты, Шлепкин - видел? Нет... Недоказуемо...
- А мы сейчас спросим у специалиста...
К столу подходила Марианна Анатольевна.
- Мари, пожалте к нам... - грациозно подвинул стульчик Филлипп Альбертович.-
- О чем спорите, юноши?
- О том, сс...т ли бабы в писсуар, - прямо в лоб ломанул Понтя...
- Теоретические вопросы решаем: может ли человек, который смеется, страдать.. - торжественно-иронично отчеканил Альбертыч.
- Теоретически! - подчеркнул Шлепкин.
- А почему нет? В природе все возможно... Все страдают... - кокетливо переводя глазки с Альбертыча на Шлепкина, начала Мари Анатольевна. - Кому-то детишек жалко, кому-то старушек, кому-то стишочки свои дороги... Человек любой страдать может...
- Не... Вы, тетенька, мне прямо скажите: вы вот в писсуар...
- Понтя! - повысил голос Альбертыч... - Помню, меня один знакомый учил: если спрашивают "Как дела?" - отвечай "Хорошо", а не как есть. От "как есть" либо друга расстроишь, либо врага обрадуешь.
- Ну, мы все это знаем... - согласно кивнула головкой со свежей укладкой Мари Анатольевна.
- А как у вас дела-то? - спросил Понтя, глядя на нее в упор.
- Спасибо, хорошо. - ответила Мари, мысленно поджаривая Понтю на вулкане шекспировских страстей, полыхавшем в ее грудях...
- И все-таки....
В этот момент в стакан Понти упала муха.
- Богатым будете! - поспешила разрядить обстановку Мари.
- Ну вот всегда так - как деньги, так Понте! - "в шутку" обиделся Шлепкин.
- Угощайтесь! - Понтя придвинул стакан к Мари. - Мне не жалко!
- Ну что вы, что вы... Польщена, но вынуждена отказаться от столь щедрого предложения! - деликатно отодвигала стаканчик Мари. Ее тоненькие губки превратились в кривую ниточку, едва связывавшую ее мысли, тонкие и ранимые (как и вся она) с несовершенным (не по ее вине) мирозданием.
- А ты, Шлепкин? Хочешь? Альбертыч?
Альбертыч стрельнул глазами на Шлепкина. Тот все понял: искусство требует жертв - и залпом осушил стакан..
Радостному визгу Мари, казалось, не будет конца...
- Какие же вы все ребячливые... Ну нельзя же так доверять приметам! Как можно! Я бы ни за что не стала пить вино с мухой!
- Муху я выплюнул! - угождал Шлепкин.
- А ну предьяви! - потребовал Понтя.
Шлепкин разжал кулак и предъявил помятый мушиный трупик в полупрозрачной розоватой капельке вина, казавшегося кровью.
- Жулик! - сказал как бы сердито Альбертыч. - ты ж ее из стакана вынул.
- Не суть..
- Сссуть... - подытожил Понтя.

Через два месяца Шлепкин выиграл в лотерею. Крупно. Честно. Неожиданно для самого себя.
- Надо было мне от бокала не отказываться! - кокетливо шутила Мари Анатольевнна. И в этот момент Понтя понял... Он вдруг так все понял про клокотавший в ней вулкан и про то, как и чем она этот вулкан в себе тушит...

А ночью ему приснилась муха. Она ползла по грязной скатерти в поисках смысла... Присела на толстое пористое Понтино ухо, пересказала ему на своем мушином языке (и он, конечно, не понял), что же она такое важное ищет. Пощекотала волоски в его ушной раковине, успела увернуться от широкой ладони, которой он ее едва не прибил, проползла под рукавом Альбертыча, присела на голень Мари Анатольевны, поняла, что это пахнет не навозом, а недавно выгулянным эрделем, шерстинка которого прилипла к чулку. Взмыла под потолок - стремительно, резко, словно стараясь перещеголять Гагарина и первой очутиться в Космосе. Застыла на потолке в задумчивости.
Понтя смотрел этот 3D-сон, в котором муха была ростом с него самого, ростом со все мироздание и не понимал, почему... Почему?...
Над головой у мухи висели вверх тормашками трое мужчин и женщина. Стояла бутылка горлышком вниз, а края скатерти уходили наверх...
"Почему они не падают?" - должна была думать, по мнению Понти, смотрящего сон, эта муха, для которой гравитация - тьфу... Она сидела на потолке, таращила свои огромные глаза, словно вникая в суть беседы...
А потом стремительно взмыла вверх, вонзилась в висевшее над ней красное озеро со стеклянными берегами! Но нет... Это была не кровь... Какая-то другая красная дурманящая жидкость, но не кровь...
И полумертвая муха плавала в ней, ловя затуманившимся взглядом блеск наглых понтиных глаз. И улыбалась... улыбалась... улыбалась...


Главному паразитологу сайта...

О, да! [= ода]

Главному паразитологу сайта (здесь первоисточник )

На всяк блоху есть свой Левша.
И наш вот, тоже, между делом
(ему ж что клоп, что червь - все вша)
за паразита взялся смело.

Здесь я лирично отступлю:
Я паразитов не касаюсь
(а если изредка травлю -
так после каюсь).

Ни саксаул, ни аксакал
Умелец наш посредством речи
взял паразита, подковал,
а вместе с тем увековечил...

И все же думал про себя
(что я несу?! - про паразита!),
гвоздями тонко теребя
стопы незрелого пиита:

"Как мог ты, червь, читать и чтить
Ахматову с ЦветаевОй
и Пастернаком зарастить
луга с непаханной травой,

Как мог ты, клоп, энци-клопедий
знавать (иль педий разный мало!).
Теперь от челюстей нахала
свербит и чешется в беседе...

Как мог ты Бродским заливать
и сбраживать невеждам мозги!
Вот срезать бы с Пруткова розги,
да тыл твой слишком мелковать."

Т.д, т.п. и пр. и снова -
клеймил, клеймил, клеймил, клеймил...
Клеймо он ставил - на подковы.
И в целом, добр был и мил.*

Нет чтобы слушаться звездей,
высоких светочей пиита -
по Маяку, мол, - без гвоздей!
Чего их зря на паразита?

(Дале голосу придается особый пафос, декламируется громко и торжественно)

Ведь если скрылась тля-блоха
под риторическим вопросом,
то нет особого греха
в... протравке неба карбофосом!


*Здесь некоторые вдумчивые читатели упрекнут лирического героя в наглом подхалимаже, но, хотя это и есть наглый подхалимаж, лирический герой (я его спрашивала!) утверждает, что он намекает начальству на необходимость соблюдения принципов гуманизма в современном демократическом обществе, моделью которого является сайт.


Wordless

Don't play the fool. Don't say that you admire
all of the words dropped once into the air...
So many things can be destroyed by little "Fire!",
so many times we miss the calm "repair"...
I hate some words (It's not joke! That is true!):
I see they're changing life they're passing through...
Don't play the fool. When climbing up the hill -
be quiet as possible, be wise... Some words do kill!
But when the hurricanes of words go mile by mile -
don't pray for still. Believe me! Pray for style...


Поэтический рост

1.
Он рос, не покладая рук,
чтобы небес достичь,
чтобы сказать "Я вам - Бамбук!
А вы - газон, чтоб стричь!"


2.
Ему простор субтропик дан,
он листья-веера
кидал: "Вы все - трава-мура-
вушка... А я - Банан!"


3.
Но как-то вдруг пришел Ботан,
качая головой:
"Хорош бамбук! Хорош банан!
Хотя трава травой..."



Акт чтения

Поэт - акушер твоей мысли, Читатель:
лишь то, что ты выносил сам,
то семя, что раньше тебе дал Создатель,
подносит Поэт небесам.

Прочтенье стихов - это трудные роды,
порою поспешный аборт.
Отточен язык, словно скальпель, и воды
уже отошли, и ты горд:

мысль... схватки... как шейка сознанье раскрыто...
Потуги... Экстаз... И нет сил...
И вот из утробы поэтом добыто
то, что ты под сердцем носил...

Поэт - акушер твоих мыслей, читатель,
будь он хоть пророк, хоть Господь...
И если душой не беременна плоть -
стихи будут очень некстати...


Джиннн

***

А свистнешь в бутылку - там пусто и гулко.
И хочется выкрикнуть: "....ть!
Зачем ты, дурак, джинна взял на прогулку?!!!
В России им вредно гулять!"


***
Все спорят. Неистово, яростно. пылко.
О сливках, о сброде на дне...
Но выпущен джиннн. И разбита бутылка.
И истины - нет в том вине.

И споры идут как пожары по лесу.
Пожары идут как чума.
В святынях справляют похабную мессу.
Политики сходят с ума.

Горячие лезут в пустую бутылку.
И медью звенит Интернет.
Как будто детишки в свинюшку-копилку
подбросили свежих монет.

Так души бросают в огромную домну.
Всех бед-то лишь лень, да аврал.
Здесь Истина где-то водилась, я помню.
Скажи, ты случайно не брал?

И даже сам черт не поймет ни бельмеса.
Стал пир краше вкупе с чумой...
Но стоит ли, право, Парижа та месса?
Твой джиннн здесь замерзнет зимой...

А вылетит слово - все пусто и гулко,
и тьма так похожа на свет...
Дурак! Ты зачем джинна взял на прогулку?
Здесь истины искони нет...

Но рвется душа на фольклорную волю
(с того ль, что просторна страна?)...
Зачем? Ведь свободы там тоже не боле,
чем истины в капле вина.

И давят сильней. И упруга пружина.
Бутылка разбита. И знать,
уже никуда не укупорить джинна.
И хочется выкрикнуть...


***
Но в час, когда погряз весь мир в крови,
Не "Проклинай!" шепчу - "Благослови!"


Баба Глаша. Воводмитрий в 2018 году...

И опять пошла полиция
погулять, да пошуметь...
Молвят: "Хде тут аппазиция?
Мы хотим ее иметь!"

Спросили Абая, порылись в тюльпанах,
искали в оффшорах, в диковинных странах,
из ближних краев попытали соседей:
нет белых нигде, не считая медведей...

Пришел хенерал. Носом шмяк об асфальт.
В слезах перешел с баса типа на альт:
"Помилуй, родимый! Женат я... И дети...
Нет ленточки белой на целой планете!"

И тут наше все словно в старом кино
как встанет, как грянет, надев кимоно:
"Как нет? Тут же выборы скоро опять!
Иди хошь куда, токмо чтоб отыскать!
К утру оппозиция чтобы была!
И чтоб как 12-м чисто бела!"

Спросили Абая, порылись в тюльпанах,
искали в оффшорах, в диковинных странах,
в краях, что поближе, - на весь белый свет
нигде оппозиции солнышку нет...

Но вот... За Уралом лежит под забором
рабочий, в хлам пьяный... Назвался Егором.
Присел полицейский пред ним на карачки:
"Ах, бедный, никак он весь в белой горячке..."

Вдохнул хенерал, альт понизил на бас:
"Родимый! Да ты ж от петли меня спас!
Пишите ж в ЖЖ, чтоб узнали в Кремле,
что белые есть здесь, на русской земле!
Вставай же, Егор! Смело двигайся в путь:
в Кремле обогреють и водки нальють"...

Волшебное слово услышал Егор.
Восстал... И пошел. От Уральских от гор
до самой... Как бишь ее? - Мегамосквы...
"Мне б беленькой... Ох, не сносить головы..."

Сказали Абаю, порылись в тюльпанах,
шепнули в оффшорах, в диковинных странах.
И ахнули с завистью горе-соседи:
"В России есть белые! И не медведи!"

И шел он, и шел, наш рабочий Егор...
А следом за ним, от уральских от гор
шел слух, что Егорка идет с топором,
чтоб всем на злодейство ответить добром,
чтоб те, кто жрал, врал, да добро воровал,
с башкой или без - да пошли за Урал...

Вошед, хенерал кимоно увидал -
и сразу честь, совесть и ум как отдал!
"Нашли!" - рапортует. - "Идет из-за гор
весь белый, горячий придурок Егор!"
И смотрит так щастливо солнышку в рот..
"Да мне вот сказали - с Егоркой народ...
И тоже шагает по русской земле,
чтоб бошки кому-то проверить в Кремле..."
Опять хенерал носом шмяк об асфальт,
и бас перешел на пикантнейший альт:
"Не может! Откуда? Ведь там под забором
собаки - и то(!) не лежало с Егором!"

Спросили Абая. Порылись в тюльпанах.
Узнали в оффшорах, в диковинных странах...
Несутся с докладом: "Етишкина мать!
Все знают Егора! Мол, как же ж не знать:
в двенадцатом он так сидел под мостом,
что печень ему кто-то толстым пластом
намазал на что-то (вселился, знать, бес).
И печень потом ту снесли в ХХС.
Егору взломали ноутбук и айфон,
айпад, блог в ЖЖ, на мейл-ру, домофон,
часы, холодильник и даже топор...
И только мозги не позволил Егор
взломать нано-скальпелем с бета-лучом.
Он лазерным ловко владеет мечом,
он тучи умеет лишь взглядом прогнать..
Да разве же можно Егорку не знать?..."

Спросили Абая. Порылись тюльпанах,
спросили спецов, что секут в тараканах,
которые часто смущают мозги...
Всё в белом... Да так, что не видно ни зги...

(продолжение следует)


Мыть иль не мыть?

Любовно-политическая драма с метафизическим уклоном

Когда весь мир летит в тартарары -
то стоит ли, скажи, мне мыть полы?
Иль рассуждать с улыбкой на устах
о разных политических глистах?
И если целый мир сошел с ума -
должна ли я сойти с него сама?
Не лучше ли, прильнув к твоей груди,
шептать: "Не мир - меня с ума сведи!".
Но ты твердишь: "Все это неспроста...
Не лей напрасно слез, мой милый друг...
Помой полы. И может, как-то вдруг
все в мире встанет на свои места..."
Должно быть так же, плод отведав с древа,
надраивала твердь земную Ева...


Пигмалиону

...хоть опаленный искрой Прометея,
ты, к сожалению, не понял до сих пор,
что битва с мрамором с тобой наш долгий спор.
И что не я в том споре "Галатея".

И сладостен, и зол удар резцом
по мертвой беломраморной груди.
Каменотеса сделать вдруг Творцом -
о, тяжкий труд: терпи, резец веди...

Чтобы однажды, зачарованный игрой
теней и света на шлифованном лице,
забыв о затупившемся резце,
огонь с небес добыл бы тот герой...

О, Боже мой! Какая благодать -
из человека Скульптора создать!


Главный штаб... Фото-приметы времени.

Под аркой Штаба (Главного) стоит
ларек для петербургских сувениров.
И в воздухе искрит императрит,
и горечь томная дыхания вампиров.

Сияют блюдечки и чашечки с Петром,
кораблики, отрытки, ложки, майки.
Буденовки здесь шиты серебром,
ушанки - из плейбоевского зайки...*

И смесь торгашества и торго-торжества
вступает в схватку с воздухом весны.
Назло чертям? Иль в шутку, так - из озорства?
Но город - жив. И снова видит сны.

Среди яиц китайских фаберже
каких чудес вы только не найдете!
И ангелиц лукавых неглиже,
и ангелов над шпилями в полете.
И с краю, скромно, словно на меже -
бюст ВВП в скромнейшей позолоте.

И вспоминаю я, случайным взором
читая мне не свойственные сны,
как "Сталина портрет в простых узорах
на нас смотрел с приветом со стены"**

Мой бог! Мой Петербург! Столица мира!
Как много ангелов еще продашь весне?
Вкус этой жизни - с привкусом вампира -
не сладок мне... не тяжек мне... не нужен. Мне.


____________________________________
*реально розовые и оранжевые ушанки.
** П.Тычина


Письмо Подонку-с-большой-буквы

Или Моему соглядатаю, крадущему стихи...


Покаяние с души смывает грязь...
Кайся же! Пора бы понимать:
ты войдешь в историю! Как мразь,
жизнь мне не сумевшая сломать...

Но, возможно, в этом перст судьбы:
и спасен ты будешь, ибо слаб.
Жизнь-тростинку божией рабы
не сломал: и сам ведь божий раб.

Кровь твоя - фальшивка, киноварь.
Кайся же! Гони из сердца муть...
Ты - войдешь в историю... Как тварь,
мою жизнь ссаднившая чуть-чуть...

Оболгав, унизив, обокрав -
не меня ты погубил. Дошло ли?
Ты - войдешь в историю (ты прав):
в Книге Судеб - кляксою на поле..


"Ты помнишь Рай? Ты помнишь, как бежали?"

Ты помнишь Рай? Ты помнишь, как бежали?
Был гнев Его наигран, но Он - гнал!
И даже ангелы от ужаса дрожали.
И били крыльями. И били наповал.

Была Земля... Бесплодный мертвый мрак.
И комом в горле горькое познанье.
Страх. Немощь. Боль. И мрак. И рядом - враг.
Труд до смерти и до смерти изгнанье...

Потом уже заветы и скрижали.
Потоп, Гоморра и Голгофа - все потом.
Вначале было слово. И вначале
бичом то слово било, и кнутом.

Был отнят сад, свободный от печали,
Но мы не поняли, охвачены стыдом:
Он нас изгнал, чтоб часом не стяжали
бессмертья, не добытого трудом.

Не оценить Рай, не потерянный нелепо.
И вечность, взятая легко, - такой пустяк.
Мы верили в свой грех и в гнев тот слепо.
То был не гнев... То был бесплодный мертвый мрак.

Для сотворения миров, один чудесней
других, немало есть шальных идей...
Но, если Бог умрет, то не воскреснет
в мирах, где смертных нет, где нет людей...

Ведь только там, где кто-то верит в Бога,
он не абстракция, не идол, не кумир...
Ты помнишь, как смотрел он строго-строго:
что натворили мы? Каков тот мир?

Ты помнишь, как, сгорая от стыда,
ты слышал лишь "Виновен!" и "Умри!",
когда Он просто намекал, что без труда
бессмертья не бывает. Мол, твори,

коль можешь различать добро и зло:
бери бесплодный мрак, трудись, играй.
Нет, нам не воссоздать тот самый Рай -
но осознай же, осознай: нам повезло...

Ведь мы бы умерли от скуки в том Раю,
беззлобно раздавая имена
всем тварям божьим. Но Плод сорван. На краю
у бездны прорастают семена...

И что с того, что рядом бродит бес
и ловит души сетью из словес?
Бог через нас распят был. И воскрес.
И смертью смерть поправ - навек воскрес.

Не сожалей, что сажа не бела.
Да, мы грешны. Но отделяем свет от тьмы.
Земля - бесплодною и ныне бы была,
когда б бессмертия вкусить успели мы...

В миру, где бродит бес, грешно скучать.
Затем и ломано адамово ребро:
добро и зло Бог запретил нам различать.
Чтоб мы ослушались. И выбрали добро...


Белозимний сувенир

Ты помнишь? Ради шутки, не со зла
мы "Ренессанс" задумали игриво.
Ты сам не верил, но была на диво
зима безумна и на диво же бела.

Был зол мороз, метелица мела,
но не повымерло от стужи все живое.
И мы с тобой, забыв про ретивое,
все превращали словеса в дела...

Как озимь спали робкие надежды,
был зол безумный мир, но Свет был - бел...
И приобщались к таинствам невежды.
И отделяли зерна от плевел.

И ты увидел: есть на свете Люди.
А бандерлоги... Что тебе до них?
Катилось яблочко, лежавшее на блюде.
Как снежный ком, из сказки - в белый стих.

Ведь там, за нарисованной картиной,
есть в будущее маленькая дверь...
Во что сыграем, маясь скукой и рутиной?
Быть может, в Просвещение теперь?...

____________________________________________________________
* "Происходит от франц. (se) souvenir «помнить, вспоминать»,
из лат. subven+re «приходить на помощь», из sub- + ven+re «приходить»."


Баба Глаша. Рационализаторское... И эко-логическое.

Что-то у меня нехорошие симптомы начались - нечеловеческие, так сказать, позывы: все время улучшить что-нибудь хочется (окромя своей жизни, естессно). Особенно за свежеизбранных душа болит: ох, как отчебучат они чего или сказанут под горячую камеру - сердце аж ходуном заходится. Ну ежели они, родимые, не понимают чаво делают, дык надо ж йим помочь. Материально не могу, извиняйте, а вот советом - всегда пожалуйста.

Посмотрела я тут, посмотрела, какие у них проблемы там, и вот шо думаю...
Тигров оно, конечно, надо спасать! Я вообще (между нами) кошек люблю, даже крупных (и особливо тигров). А вот спасать их не умею. Не по бюджету мне, так сказать, развлечение. Одно лишь в этой затее плохо: штоб их спасать - летать далеко приходится. Это ж у руководителя спасательной операции почитай целые сутки уйдут, чтоб прививку зверюге сделать. Негоже. У нас вон Минсоцздрав и то расторопней. Поэтому я и предлагаю: не надо ВВП возить к тиграм. Надо... Да. Правильно! Один разок звярушек завезти в кремль и выпустить на территорию... От Спасатель всея Руси как выйдет с утра кофейку попить на балконе - сразу всех пересчитает и поймет, спасается популяция чи нет. А ежели кого из администрации слопают - не бяда: у нас етих чиновников девать некуды, найдем замену. И опять же, с другого боку, польза: попозиционер на белой лошади ужо не сунется. Это ж одно дело на кандидата наезжать, и совсем другое дело - на охраняемое законодательством поголовье в тигриной шкуре... Не пойдет. Точно вам говорю!

Или вот еще. Медведей спасать надо! Белых, правда, кажется уже спасают... Но я б не с белых начала (а то еще за попозиционных примут, доказывай потом, какой у тебя медведь: путевый, али непутевый). Я бы, хучь и неграмотная баба, медведЕй бы - в Думу пристроила (заместо этих, с медведЯми на флажках)... А что? Нажать на кнопочку по команде - дык любой цирковой мишка может. И опять же на виду, так сказать. Уж штук двести медведЕй да спасем... А если левые там што-нибудь нехорошее замыслють, так мишек не покормить маненько - и все проблемы отпадуть...

А вообще-то, по-научному, надо переходить на спасение ...крокодилов. Это дело верное. Во-первых, сначала придется освоить бюджет на завоз крокодилов из-за рубежа (у нас же они не водются?). Можно, например, оформить их как гуманитарную помощь из Египту и сэкономить где-нить чаво-нить. Во-вторых, сам собой освоится бюджет по приведению наших рек и болот к состоянию, обеспечивающему нормальное пребывание етой живности: водичку там замутить, берега камышом зарастить, шоб шуршал (и ночка шоб, уж, темная!). И опять же, в третьих, польза: рыбак-от, он же в речку с крокодилом не полезет. Не дурак он. Считай, стало быть, браконьеров победили... А за места, свободные от крокодилов (мало ли кто на пляжу полежать захочет) - денюжку брать станем. В бюджет, разумеется. А вы чего подумали? А то, что мы крокодилов хорошо спасать сможем - эт как пить дать! Зеленым скажем, что они "экологические", так сказать, даже по внешнему виду вписываются (фиолетовых крокодилов чай не бывает, да и белых, оппозиционных, - тоже). Военным скажем, что это новый вид оружия для борьбы с внешним (и особенно с внутренним) врагом. А бюджет - освоим, если спасатели кенгуру не освоят его прежде...

И вообще! Надо б назначить каждому чиновнику по зверюге для охраны (нет, ну, Вы ж поняли: не чтоб зверюга охраняла, а чтоб чиновник зверюгу!). И менять ягуар на ягуара, например. А что? Дело говорю. И будет всем нам щастье. Если выживем...


Не приходи, прошу! Не приходи...

Не приходи, прошу! Не приходи...
Они распнут опять, но не за Слово:
за то, что не нацепишь бигуди,
за то, что в пост отведаешь мясного,
за то, что не читаешь модных книг,
за то, что учишь думать, а не слушать,
за то, что хоть бессмертие постиг -
им как и раньше хочется лишь кушать,
за то, что ты придешь, увы, один
(а их - десятки, сотни, сотен тыщи),
за то, что знак не дашь, что Господин,
за то, что все равно опять отыщешь
ты повод, чтобы их грехи простить...
Не приходи: они опять распнут,
историю смотают словно нить
в клубок, назад, в ладони вложат кнут,
распнут - за то, что не убьешь врага,
объявят трусостью молчанье и смиренье...
Им истина еще не дорога.
И редки вспышки-блики озаренья.
Им бог не нужен. Бог для них - Судья,
их вера - юридическое право.
И, треснет ли харонова ладья,
они страховку взыщут с переправы.
Прошу тебя! Пока не приходи!
Не дай вкусить им плод познанья с Древа:
пусть он стучит по-прежнему в груди
тех, в ком не умерли
Адам и Ева...


"Летела по воле неангел-нептица..."

Летела по воле неангел-нептица,
душа, что со мной вроде в масть.
Летела, учила как будто бы петь:
"Ты главное помни... Авось пригодится...
Весь смысл - он не в том, чтоб лететь.
Лететь значит "вниз не упасть...""


Наша планета выбирает

Уважаемые избиратели!

Напоминаем, что какого-то числа какого-то месяца какого-то года на нашей Планете состоятся выборы Кого-то...
Для вашего удобства помимо ставших привычными видеокамер, дактилоскопии, флюорограммы и энцефалограммы вам будет предложен ряд нововведений.

Рядом с урной для голосования будет размещена обычная урна, имитатор урны для голосования и компактный шредер для того, чтобы вы могли уничтожить свой бюллетень эстетично и без вреда для окружающей среды.
Для всех четырех емкостей предусмотрен единый сверхтехнологичный дизайн, а выбрать ту емкость, которая необходима для вашего волеизливания, вы можете, ознакомившись с подробной инструкцией на задней стенке контейнера.

В кабинках для волеизлевания вы найдете помимо традиционных карандаша, ластика и авторучки с исчезающими чернилами:
1) миниатюрную бутылочку, раскрутив которую вы сможете точно определить фамилию кандидата, за которого вы намерены голосовать;
2) набор штампов: "Я против!", "Здесь нет моего кандидата!", "Меня все достало!", "Чтоб я еще раз пришел голосовать?!" и "Интим-услуги" (тел. номер вписывается избирателем в ручном режиме).
3) для тех, кто несмотря на все это по-прежнему затрудняется осуществить свой выбор, предлагается пистолет с одним патроном (автоматические дверцы кабины открываются только после выстрела). Если вы не умеете пользоваться пистолетом, то у администратора можно попросить автомат.

С целью недопущения фальсификации подсчет голосов и оформление протоколов будут проводится в равных для всех условиях: в черной-черной комнате, с повязками на глазах. Плохо видящим председателям ЦИК разрешается носить очки ночного видения.

С целью избежать "избирательных каруселей" каждый из проголосовавших обязан проглотить таблетку с радиомаячком, который по GPS будет передавать сигнал в дата-центр. Если радиомаяк подаст сигнал с еще одного участка, нарушителю придется добывать уран на соседней планете. Таблетки-маячки прошли соответсвующую сертификацию. Проведенные исследования показали, что число побочных эффектов незначительно. Отмечаются головокружение, помутнение сознания, тошнота, легкое коматозное состояние либо перманентный шок. Однако, первые три симптома характерны практически для любых выборов, а последние два , как показывают статистические данные, наступают у жителей нашей планеты в день объявления результатов. Поэтому наличие указанных побочных эффектов в маячках несущественно. Для того, чтобы определить, голосовал избиратель или нет, в таблетки-маячки введен краситель, придающий глазам проголосовавших особое, очень яркое сияние нежно-фиолетового оттенка. Если вы заметите в день, следующий за каким-то числом какого-то месяца, что у ваших соседей и коллег по работе нет этого характерного и очень приятного свечения, просим сообщить об этом в соответствующее лечебное учреждение, т.к. программа по автоматическому подсчету бюллетеней откалибрована под 100% явку. В случае несовпадения числа потенциальных избирателей с числом реально проголосовавших, придется производить корректировку численности населения нашей Планеты.

При выходе с избирательного участка вам предложат лотерейный билет, в котором нужно обвести один смайлик из числа смайликов, соответствующих числу зарегистрированных претендентов на пост Кого-то. В случае, если Вы угадаете (результаты лотереи будут объявлены в день, следующий за каким-то числом какого-то месяца), вас ждет ипотечный кредит по сниженным ставкам, с рассрочкой до следующих выборов, турполет на соседнюю планету, с правом приобретения там продуктов на месяц вперед, а также возможность выразить свой восторг в прямом эфире центрального интернета (запись участников предварительная).

Еще раз напоминаем, что стать Претендентом на пост Кого-то вы можете, оставив заявку на сайте vyborykogoto.planeta c 23 до 24 часов дня, предшествующего дню выборов.

Следуя традиции, мы снова признаем, что наши выборы не всегда являются самыми справедливыми, но зато они, безусловно, самые народные.

Мы за честный геморрой!


Бряцанье самоваром в хищном лесу...



***
Отсутствие рецептов нас едва ли
спасет от освоения небес.
Премьер чеширски улыбается, а лес
столь хищен, что уже от вертикали
нам не уйти... И в сети из словес
запутавшись, мы что-то потеряли:
не то чтоб политический свой вес,
не то чтоб навык обработки стали,
не то чтобы умение и без
чужих рецептов жить... Но как-то сдали,
и что-то сдали в ожидании чудес.
Шаманским бубном стал для нас пиар,
и истово крестясь, мы мракобесью
дань отдаем: нам надо строить самовар,
чтобы летать на нем по поднебесью.
Услышат лязг и скажут громко "Ах!"
в лесу припрятанные хищнейшие звери.
Мы любим бряцать - чтоб не выдать страх.
И да воздастся каждому по вере...

Подоплека

Читаю: "В блоге в Twitter Рогозин написал, что привез из оружейной столицы подарки – самовар вертикального взлета и действующую настольную модель системы залпового огня. «В понедельник опробую», – предупредил вице-премьер." (http://www.ng.ru/regions/2012-02-13/5_tula.html). Представила самовар. Забавно, практично, не откажусь от чая в стратосфере, если что. А вот иные связанные с данным событием заявления меня насторожили:

"Мы выступаем за технологическую кооперацию, но оружие для своей армии мы должны производить сами, на основе своей элементной базы и на своих заводах", - отмечает в заметке вице-премьер. Он уточняет, что в условиях глобального рынка и научной и торговой кооперации совсем закрыться и перейти на самообеспечение невозможно. "Однако импортировать надо не готовую продукцию, а рецепты её получения, в том числе производственную культуру и её носителей - зарубежных специалистов", - пишет Рогозин." (http://www.fontanka.ru/2012/02/12/046/). Ну, это еще ничего, выпросим мы рецепт самовара, раз сами забыли, как их строить... Но на фоне приводимых ниже слов подобное высказывание становится уже трагикомичным:

"«Мы должны быть перевооружены. Наша армия должна бряцать современным оружием, и только тогда не будет войны», — сказал Рогозин на митинге. По его словам, современное вооружение необходимо России, чтобы не стать жертвой в «хищном лесу». «Мы живем в хищном лесу, где идет борьба за ресурсы, и Россия не должна стать мишенью, жертвой этой борьбы», — заметил Рогозин.
(http://www.vedomosti.ru/politics/news/1500671/rossijskaya_armiya_dolzhna_bryacat_sovremennym_oruzhiem).

Да, конечно, воевать мы, наверное, разучились. Зато бряцать еще могем. Осталось только найти того дурака, который продаст нам свои самые технологичные рецепты, чтобы мы, изготовив по ним самовар с вертикальным взлетом, потом им бряцали для устрашения изготовителя...

Вспомнилась частушка:

"С неба звездочка упала,
прямо милому в штаны.
Пусть бы все там разорвала,
только б не было войны".


Поколение Роллинг-Еж

***

Мы поколенье ежиков в тумане.
И даже те из нас, кто типа крут
и мнит себя луной с ножом в кармане -
он на поверку еж (и лиллипут).

По анекдоту "ежик + Чернобыль
= румяный русский Колобок",
готовы мы бежать, катиться, чтобы
никто нас никуда не уволок.

Ежей туманы манят, словно звЕзды.
Хоть звезд туманности сияют не для нас.
Мы - поколенье
"Ежик-роллинг-безвозмездно
в тумане городских мейнстримных трасс".



***

И звали нас: "Забудь Отчизну!".
И звали: "Погуби мечту!",
"Лови момент!", "Забей на тризну!",
"Хватай фортуну на лету!".

И звали нас: "Купи-продайся!",
"Хозяин ты - не будь рабом!",
"Где выгода - сам догадайся!",
"Не бейся в стену хрупким лбом!"

"Живи как все! Ведь жизнь - подарок!
Так не смотри той жизни в рот!
Кто понял прелесть иномарок -
тот не умрет по воле МРОТ!".

Но мы, кто Родиной клеймен,
ежи российского тумана,
Мы не откликнулись (как странно!)
ни на одно из тех имен.


***

Мы - поколенье ежиков в тумане.
И даже те из нас, кто не ежи,
они - скорее инопланетяне,
чем homo sapiens. Не так? Ну, докажи...


Баба Глаша. Кто если не...?

Всем впавшим в предвыборное безумие посвящается...


И вот уже устав от флагов-стягов,
от площадей, от матерщины и баталий,
мы вспомним: раньше ж брали из варягов!
А нонче можно взять чуток подале..

От тока б знать, куды зарыта то собака.
А взять кого? Да на кого положим глаз...
Ну хучь вон ентого, с Америки - Барака.
А не дадуть - так нам Европы не указ!

В нацьонализме тут - не упрекнешь!
И коммунизьма тут уж нет подавно.
Ну а людЯм - любой барак хорош,
где ЖКХ работает исправно.

Одна загвоздка лишь: куды ж девать
сокровище, что нас никак не бросит...
А мы его - могем и ...обменять!
(чтоб посмотреть, как он их отедроссит).


"Среди этих диковинных деток"

Среди этих диковинных деток
с часто форматируемой совестью
матерящихся с виртуальных веток
стать бы нам дикой повестью
не сказкой не былью
не медью не пылью
а сухим нарративом о
том как били-били
да недобили
мышка бежала
зубы разжала
разговорила
мило

пусть срывают они с ветвей
смачные яблочки раздора
стать бы повестью да почерствей
постсмертного приговора
чтобы грызли молочными-то зубами
нет не сдобными надо нам быть хлебами
не сказкой восточной
не изящной новеллой
по воде проточной
идти каравеллой

за солнцем, на запад, на дикий закат
туда, где индия и нет америк
чтобы воздух хватали за дорогой мускат
без матершины без баек и без истерик
отформатированые с нуля
так чтобы не было им вкуснее песен
чем вопль их собственный "Земля!"
чтоб чужой нарратив стал неинтересен

пусть ломают молочные свои зубки
древесные жители медиа-губки
матерящиеся с ветвей
стать бы повестью
да почерствей
пусть печальнее повести
нет на свете
что с них взять
что им дать
это просто
дети


Назло Пилату (апокриф)

Пилат был хмур, был зол и строг...
"Обещано вам было встарь.
Да, он, действительно - ваш бог.
Он - невиновен. Он - ваш царь.

Он - невиновен..." - рек Пилат.
"Свободен!" - крикнул он раз пять.
"Не может быть! Не виноват?
Не может быть! Распять! Распять!

Пилат сказал, что это бог,
так, значит Риму нужен он!
Распять!" - неслось сквозь гул, сквозь стон:
народ был хмур, и зол, и строг...


В рядях оппозиционеров убыло... мозгов.

Читаю я, значит, вот здесь http://echo.msk.ru/programs/citizen/851395-echo очередное творение фельетонного "гения" Быкова, и взгрустнулось мне: как быстро человек увлекается "славой" и деньгами, как мал тот шаг от великого (искреннего протеста) до смешного (жлобоватого наезда). Скромные хомяки и черно-белые пингвины! А не бандерлогом ли притворяется уважаемый автор, опускаясь до унижения как политического оппонента (который, возможно, и не прочтет этот опус, хотя недавно сознался, что относительно событий в интернете ему "постукивают")?

Д.Быков пишет:

"И не слушая стонов и жалоб,
Он обвил свою должность, как спрут.
Юнги прут, что понравится, с палуб,
Пассажиры на палубу срут."

Нашим "юнгам", которые "прут", извините, уже за не первый юбилей перевалило. А "пассажиры" - это мы с Вами... Немцов что ли поэта подучил, как со сторонниками разговаривать? Или лавры Навального, который вот-вот в Кремль ворвется, если верить его вербализованным мечтаниям, покоя не дают?


Читаем далее:

"И уныло втирает матросам,
Обитателям трюмных низин,
Про облитость радийным поносом
И про заговор скрытых грузин."

Это ВВП-то уныло? Все новости, весь интернет развлекается только сплетнями о ВВП, ему даже камедиклаб в этом не соперник. "Обитатели трюмных низин" - это... Ба! Да это ж опять мы с вами, хомячки любимые, белой ленточкой повязанные...

А кто ж скрытые грузины? Ну никак не пойму... Ну, ладно, ладно, притворяюсь: поняла. Но! А вдруг ВВП хотел у Акунина поинтересоваться, что могло бы восстановить отношения между Россией и Грузией, узнать, так сказать, мнение человека, понимающего обе стороны. А тут поэт, глянцево издающий сборник своих виршей, без комментариев однако трудно понимаемых, подхихикнув, еще и собрата по оппозиционной "группировке" подначил, поддел так, легонько, но по национальному признаку. Хорррош, однако.

Что ж там далее на злополучном корабле творится?

"Крысы съехали вместе с мотором,
Шлюпки продали за три рубля,
Пассажиры кричат ему хором:
«Капитан, уходи с корабля!»."

Кому крысы продали шлюпки, уважаемый гений? Почему пассажиры гонят капитана (места, куда с..ть, стало мало? ) - ? Я бы заставила капитана заставить юнг надраить изгаженную палубу. Как минимум...

Особой откровенностью, я бы даже сказала "честностью" подкупает пассаж:

"Иногда я боюсь примитивно,
Поглядев в никакой небосклон,
Что уж лучше любая Скеттино,
Чем такая Путтина, как он. "

Ох, любезный, неплохо было бы ориентироваться, В какой именно небосклон Вы смотрите (я, кстати, обычно смотрю НА небосклон). А то сразу мысль появляется, что Вы при этом напеваете: "Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете \ и бесплатно покажет кино \ с [революцией] поздравит \ и, наверно, оставит нам в подарок 500 [чего-то коричневого на палочке]".

Ну и, конечно, патетичные финальные аккорды:

"Эту серую гниль и коросту
Не возьмет никакая вода..."

Вау да и только! Резко сказанули... В 19-м веке для дуэли уже было бы достаточно. Но мы ж в 21-м, эволюция, так сказать...


...А я вот - дура. Нет, это, конечно, все знают. Но я констатирую: я - дура!

Накануне того злополучного дня, когда был "диалог с народом", по результатам которого оказалось, что идет противостояние Каа и бандерлогов, когда принимались вопросы как от избирателей, так и от оппозиционеров, я как наивнейший хомяк, как самый прячущийся в утесах пингвин, отправила ВВП свои вопросы (с указанием настоящего имени, фамилии и адреса, так что, если что - отвечу по закону!). Мой вопрос начинался словами: "Уважаемый Владимир Владимирович! Скажите пожалуйста, было ли Вам стыдно за те или иные осуществленные/неосуществленные реформы...?"

А о чем спросили Вы, господа?


Тет-а-тет

Шло Рождество в одной из местных школ.
На сцене Ирод кукольный кривлялся.
А Человеку было хорошо.
А Человек - смотрел и улыбался.

Игрушечные принося дары,
волхв за волхвом (все - куклы) появлялся.
А Человек - творил свои миры.
А Человек - смотрел и улыбался.

А Человек смотрел, смотрел так жадно,
что встречный взгляд - сорвался вдруг в окно.
Шло Рождество. И было так отрадно,
как быть, наверно, вовсе не должно.

И что с того, что кукольным являлся
спектакль тот? Да разве ж в этом суть?
Ведь человек смотрел. И улыбался,
и так светло, как только не забудь.


"Все могут короли..."

Ей было 17. Она весила 72 килограмма. Наверное, у нее были планы на будущее, но она мне о них никогда не рассказывала. На всех фотографиях она улыбалась.

Но 8 сентября Ленинград был... Ленинград...
Блокада - это просто трехсложное слово, сейчас это просто слово...


Она сбрасывала зажигалки с крыш, работала на заводе, возила на саночках то воду, то трупы. Была медсестрой. Отправила младших сестренок в эвакуацию, а сама все, все так называемые 900 дней была в городе.

"Помню, соседка отрезала у себя кусок от бедра - так есть хотелось... А мы терпели. Ремни варили, лебеду искали. Крошки подбирали вот так, пальчиком..." - и она показывала, как это подбирать хлебные крошки с пола и облизывать палец. Меня это очень смешило. "Но людей мы не ели. И кошек не ели." "А что, разве кто-то ел кошек?" - с удивлением спрашивала я. Она вздыхала и заталкивала в меня очередную котлетку.

По праздникам к ней приходили другие блокадницы, они включали проигрыватель. И заежженый винил выдавал: "Все могут короли, все могут короли. И судьбы всей земли вершат они порой..."

К концу блокады она весила меньше 40 килограммов - то, к чему стремятся иные нынешние девчонки. И на фотографиях - улыбалась...

Не знаю, почему, но я не могу выбрасывать в мусорное ведро хлеб, даже заплесневевший...

Всем, кто знает слово "Ленинград", я посвящаю это воспоминание...
Низкий вам поклон.


Гражданин-поэт-начальник

Или сказ о том, как Д.Быков планктон пугал...
http://www.novayagazeta.ru/columns/50439.html?p=3#comments

Вот и он, ультиматум неброский
(хомячкам не сносить головы!):
"Выбор маленький: либо вы Бродский,
либо вы, извините, увы!"

Как представлю ту сказку! Свобода!
Бродских - 100 миллионов в строю!
И вздыхаю: такого народа
я не стОю - ведь с ним не стоЮ.

Не хожу я на митинг шикарный,
ленту белую я не ношу.
Революции запах угарный
не продам я за вип-анашу.

И пусть теплой зимой идиотской
лишь в кювет поведет колея,
слава богу, я - точно не Бродский:
я всего только навсего я.

Так зови ж меня глупой и грешной!
Мой "пингвин", мой "планктон", мне ты - свой!
Об одном лишь прошу: не жэжэшной
размышляй, а своей головой...

[перчатка]

Не хочу рифмы жесткой и скотской,
но уж больно "поэт" резв и смел.
Дмитрий Быков! Вы - точно не Бродский:
Бродский гнать люд на площадь не смел...


Грешная история (апокриф)

В мире безлюдном
(хоть был мир неплох!)
Был одинок
Бог.
И создал Адама.

Но в мире без женщин
(хоть был мир тот вечен!)
Был одинок Адам.
И создал Бог Еву.

Но в мире незнанья
(хоть был мир тот Раем!)
Еве чего-то не доставало…
(Или Адама ей было с излишком?)

Был Бог осторожен,
Но все же
Безбожным
Стал мир,
который
в начале
был столь неплох,
но бесчеловечен
настолько, что Бог
Из праха
свой создал образ…


июнь 2007


И что мне будет?...

И что мне будет? Пуля в лоб?
Посмертное издание?
Сонет? Венок? Уютный гроб?
Покой? Или страдание?

Что будет платой за слова
веселья и печали? -
Лишь мысль:
что я
была жива,
пока они звучали...


Мысли вразнобой...

О любви

Пытаясь сдернуть с возлюбленной личину, он не заметил, как снял скальп...


О религии

Господи, что думал Иисус, размышляя о младенцах, избитых Иродом?...


Об антирелигии

В последнее время все верят в фатум настолько, что склонны приписывать Иуде осознание "избранности" его для совершения акта обмена Учителя на 30 сребреников. Того и гляди появится монография "Подвиг Иуды". Господи, объясни же им, что Ты просто проверял: будут ли для Иуды деньги важнее Друга, для Пилата власть - важнее истины, для народа привычка - важнее Бога...


О творчестве

Отличить куртизанку от музы очень легко: куртизанку выбирает поэт, поэта...


И вместо юмора о политике

"Если я за что-то берусь, я стараюсь довести дело либо до логического завершения, либо как минимум привести это дело к максимальному эффекту" (В.В.Путин)


Владимир Владимирович! Убедительно прошу Вас не доводить Россию до логического завершения...


"Быть может, ты жив - для того, чтоб мне не было скучно..."

Быть может, ты жив для того - чтоб мне не было скучно.
Быть может, дышу я - чтоб не было скучно другим.
Чтоб мир этот был не совсем однозначно бездушным,
чтоб был человек в нем не глины кусочком нагим.

Пусть мы в этом мире всего только божьи игрушки:
достанет, оденет-разденет и, в ящик убрав,
забудет, возможно, Игрок, где Дантес, а где Пушкин,
кто в чем виноват, для чего был неправедно-прав.

А может быть, может быть, будет потом все иначе:
он ящик откроет, достанет, даст платье покраше.
И спросит, о чем кукла Танечка громко так плачет.
О чем слезы льет, лежа в ящике, куколка Маша.

И Таня расскажет, что в речку упал ее мячик,
И в сердце - тревога за мячик, и горек испуг.
А Маша расскажет, что где-то пропал ее мальчик,
когда ослабело сцепление кукольных рук.

Игрок улыбнется и мячик из речки достанет.
И друга найдет и вернет... Чтобы не было слез.
Мы дышим затем лишь, чтоб если однажды не станет
нас здесь, - вместо нас кто-то задал бы вечный вопрос.

И пусть ты не веришь в гипотезу: мол, ненаучно.
И нами никто не играет, и все здесь всерьез.
Но как будет куклам тоскливо, тревожно и скучно
от мысли, что в вечность поток танин мячик унес...


В.Петров. Виновный (пер. с болг.)

Это был зверь. И нельзя было иначе.
Он лаял ужасно. Мне стало жаль.
Я посадил его в машину, отвез подальше,
выпустил на волю и вдавил педаль.
Было тяжело. Но повторяю снова:
выхода не было иного!
Это был зверь.
Прошла неделя. Что-то царапает дверь,
что-то бьет хвостом, скулит, повизгивает,
бросается мне на плечи,
со слезами в глазах меня облизывает!
Жалкий, грязный,
худой, чумазый,
на боку рана,
глубокая рана такая.
Уткнулся носом. Я слушаю, понимаю,
голос собачий его понимаю.
Хозяин, - говорит - хозяин любимый!
Прошу от всего сердца, прости меня!
Это я, это я - твой пес!
Я не знаю, что там стряслось.
Смотри. Морду свою верную
слагаю к твоим ногам.
Слово собачье свое даю:
Не убегал я, не убегал!
Там за поворотом, наверное,
далеко от машины твоей я отошел.
Потерялся, вернулся, тебя не нашел.
Ау! Как это было ужасно!
Ау! Как это было опасно!
Несколько раз я прибегал к магазину,
но терялся твой запах в запахах бензина.
А ты, наверное, ты свистел
и ругал меня, пса негодного.
Но ведь я не хотел -
я искал. До сегодня,
семь дней искал! Открой дверь!
Прости меня. Это я, твой зверь.
Я не буду мешать,
буду место знать.
И с этого дня - обещаю:
я вдвое сильнее залаю!
Заходи! - говорю ему строго.
Но я сержусь! - говорю ему.
И никогда, никогда в дальнюю дорогу,
в такую дорогу тебя не возьму!


***
Нямаше как. Беше истинска хала.
Лаеше страшно и прежалих го аз.
Взех го в колата и далеч от квартала
го пуснах навънка и дадох газ.
Беше ми тежко, но повтарям го пак,
лаеше страшно и нямаше как!
И ето, след седмица нещо драска вратата,
нещо чука с опашка, скимти и квичи,
нещо ми скача върху рамената,
нещо ме лиже със сълзи в очи!
Мръсен и кален,
отслабнал и жален,
с една рана дълбока
на страна на хълбока,
търка се в мене и гледам го аз,
слушам, разбирам му кучия глас.
Господарю - той казва, - господарю любими,
от сърце ти моля, вина прости ми!
Аз съм твоето куче!
Аз не знам как се случи!
Гледай, вярна муцуна
във краката ти слагам:
честна кучешка дума,
не съм искал да бягам!
Сигур там зад завоя
съь се някак отбил
и изгубил съм твоя
автомобил!
Ау, как беше ужасно!
Ау, как беше опасно!
Стигах няколко пъти
до един магазин,
но закрит бе дъха ти
от лъха на бензин!
Ти навярно си свирил
и ругал своя пес,
но и аз съм те дирил
седем дена до днес!
Опрости ми вината!
Отвори ми вратата!
Няма вече да шавам,
свойто място ще зная
и от днес обещавам
дваж по-силно да лая!
Влизай! - казвам му строго.
Но сърдит съм ти много,
няма никога вече
да те водя далече!


[Не]достоверные прогнозы на 2012 год

Наступающий год, как известно, год Дракона, поэтому политические меры будут... Ой, чеuj-то я не того вещаю... Не... Не так надо... Жить станет лучше, жить станет веселее!

Народ будет с удовольствием смотреть фильмы "Утомленные Владимиром-красное солнышко", "Карнавальная ночь" (о митинге оппозиции 24 декабря, новолуние), интерпретируя его как римейк на "Ночь перед Рождеством".

В Думе зазвучат новые голоса, в исполнении которых народ еще крепче полюбит песню "Широка страна моя". Правда, не все слова я расслышала хорошо, беру их потому в квадратные скобки.

"Широка страна моя родная!
Много в ней лесов, полей и рек!
Я другой такой страны не знаю,
где [так мало значит] человек!

От Москвы до самых до окраин.
с южных гор, [до прочих всяких гор
олигарх проходит как хозяин,
по статьям - как взяточник и вор].

Всюду жизнь привольна и широка
словно Волга [мусором полна.
Молодым - лишь за бугор дорога,
старикам - не надо ни хрена]..."

Ведущие партии будут принадлежать ведущей партии...

Левое крыло будет увлечено другим хитом: "Взмывая выше елей, не ведая преград...". С особой, щемящей, грустью будут пропевать они строки "Детство кончится когда-то, ведь оно не навсегда...".

ЛДПР будет с искренней (что не характерно для партии) радостью подначивать оппозиционеров: "Эх, яблочко, куда ты котисся - [коли в Думу попадешь - не воротишься]".

СР-ы, пережив головокружение от успехов, запоют вслед за Сердючкой "Хорошо, все будет хорошо...".

А кто его знает, может, так оно и будет, а?

А Баба Глаша расскажет новую сказку: "Трое в лодке, не считая народа".



Трое в лодке, не считая народа...

Давно дело было, внучек, в 21 веке... Поплыли как-то значит Капитан, Кормчий, Хозяин и Народ (к веслам прикованный) по морю-окияну. Путь в Демократию, значить, искали... Какая она, энта демо-кратия, никто не ведывал. Знали только, что "демо" означает "демонстрационная версия". Просто сказано было: "Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Народу, мол, понравится."

Походили-побродили, не нашли, ну и молвят: "Надо в заморских странах посмотреть, может у них водится?". Сказано-сделано. Пришли к берегу, там лодка стоит. Большая такая лодка, в 1/6 суши. "Чья? - спрашивает Капитан. - Твоя что ль?". Это там в трюме Народ пьяный валялся. Народ глаза протер, глянул: "Мать честна, какая большая!". "Не-е, - говорит.- Не может быть, чтоб у меня так много было!". "Значит, ничья" - констатировал Хозяин и тут же все приватизировал. "Ну, поплыли тогда!" - говорит Капитан (тогда он, вообще-то, капитаном не был, просто человек был, да и хозяин тогда - не хозяин был). "А кто править будет, рулить, так сказать? Ты? Ты?" - смотрел Хозяин на двух других. - "Я у руля стоять не буду... Я вам что менеджер какой? Я - владелец!". А плыть-то хочется... Встал, значит, один из двух, тот что похрабрее, к рулю. Говорит: "Я, значится, буду Кормчим, а ты Капитаном. Или наоборот. Не важно. Не боись. Я и за того и за другого буду." Тут народ из трюма голос подает: "Ты тока смотри! Лодка заколдованная! Кто больше двух разов подряд капитанствует - худо тому будет!". "Учтем!", - сказал Капитан, колданул, заклинание какое-то буркнул. Поплыли. Долго ли плывут, коротко ли... Нет денмократии ентой. Нигде нету. На всех галерах одно и тоже. Ну, пираты иногда с одной шхуны на другую прыгают, добро похватают и шасть обратно... Хозяин на них поглядывает, эх, ему бы таких молодцев, ан нет... Капитан с Кормчим на абордаж не ходют, а Народ - такой, шо ежели его на чужую галеру закинуть, обратно ведь добычу не принесет... Так на чужой галере и останется. А в остальном народ неплохой: есть не просит, только пьет. Много пьет, но, видать, энту самую морскую воду, потому как не просыхает. А, главное, - несмотря ни на что, работает. Плывут, значит, плывут. Прошел капитанский срок, и чувствует Капитан, что руль-то, значить, и впрямь заколдованный: он от его руки убират, а тот, значить, шасть сам к ему сам обратно, и опять - стой себе да рули. Хозяину-то чего. Стоит на палубе, трубочку покуривает, на народ покрикивает, морем любуется, к чужим яхтам присматривается. А тут колымага в 1\6 суши - поди удержи. И руль этот, заколдованный, прям прирос. Позвал, значить, Капитан Друга. "Ты, - говорит, - будешь теперь Кормчим!" "Я?!!! А кем я до этого был? Я ж вроде Кормчим и был?" "Не-е, - говорит Капитан, - Кормчий это я, потому как рулю. А по бумагам я Капитан! А ты... Ну не важно! Вот сейчас, когда руль на меня прыгать будет, стало быть хватаешь его и держишь, крепко-крепко, а я пока до ветру схожу, с Хозяином погутарю, Народ проведаю." Ну, сказано - сделано. Тока руль начал прыгать Друг-по-бумагам-Кормчий его словил. Стоит, рулит. "Куда, - говорит - плыть-то?". "А куда хошь, - кричит ему Народ из трюма, - пока есть, шо пить, я грести смогу". "Нет, - говорит Хозяин - "Куда хошь" - это примитивное мышление. Каноэ у нас хлипкое, так что, пока Демократию не нашли, держи курс на Модернизацию." "Стабильность! Вот что спасет Лодку!", - сказал экс-Кормчий-Капитан, потирая руки и оглядывая морской простор. Сел он в ё-мое-не-знаю-что и поехал осматривать трюм. "Как поживаешь, Народ дорогой? Я там у руля ночей не спал, все думал, куда тебя доставить, в какие светлые края". Не успел Народ ответить, как Хозяин голос подает: "Ты, - говорит - с Народом не шибко цацкайся, потому как Лодка уже не евонная. Если что - у меня спрашивай." Выругался тут Кормчий-Капитан мысленно, но молчит, только про себя думает: "Тормознул я как-то в процессе прихватизации." И стал осмыслять, как это положение исправить.
А тот, который Друг-теперь-Капитан-Кормчий, стоит значит у руля и думает: "Народу все равно. А этих хрен поймешь: на Модернизацию курс держать? Или на Стабильность? Оно ж вроде как несовместимо. Это ж как на елку влезть, ж... не ободрамши". И народу, значит, объявляет: "Мы за стабильную модернизацию нашей Лодки и за Демократию во всем мире. А кто против - того за борт!". "На рее бы надо! - уточняет Хозяин. - Хотя эти реи такого народа не выдержат. Предлагаю начать модернизацию именно с рей...". "Вообще-то, у нас в трюме течь есть, народ по горло в воде гребет, надо бы сначала трюм модернизировать..." - издалека начал экс-Капитан, припоминая, что именно на Лодке осталось недоприватизированным, и хватит ли на всех рей, если в процессе модернизации Народ поднимет бунт...

В общем, затянулась наша сказка, а тебе спать пора...

Плывут они, плывут. А там - рифы. Не шибко высокие, не шибко широкие, но прямо по курсу. И руль вот-вот снова в руки кидаться начнет, он же заколдованный. Друг-Капитан-Кормчий говорит: "Я с рулем быть не хочу! Я, - говорит, - с народом быть хочу. Я лучше его волю, так сказать, народную буду на соседние галеры транслировать... И честно пахать на благо родной Лодки." "Моей Лодки..." - сдержанно уточнил Хозяин. - "На благо, на благо..." - торопливо добавил он, дабы не травмировать психику пока-еще-Кормчего.

А рифы все ближе...

Экс-Капитан, значить, решил пожертвовать-таки собой, и значит, вот, кидается это он к рулю. А Лодка-то ого-го: в 1/6 суши, тут пока добежишь, об Народ столько раз споткнешься... "Лево руля! - кричит. - Слева рифы обходи!". "Нет, справа надо... - вмешивается Хозяин - Где это видано, чтобы рифы слева обходили! Над нами все фрегаты в округе смеяться будут. И ром перестанут поставлять... Справа! И только справа...!" "Ты мне тут не командуй!" - заорал Капитан, а сам-то к рулю бежит, бежит, знает ведь, что щас эта штука бешенная как скаканет... Еще чего доброго Народу в руки, фиг потом выдернешь... "Вы что это, сударь, тут разорались!" - вышел из себя Хозяин - "Вы хоть и капитан..." "Позвольте... - робко вмешался Друг-Кормчий - пока что Капитан я..." "Да пошел ты!" - выругался Хозяин. "Это что? Это как? Это официальное требование оппозиции? Импичмент - мне-е-е?" - изумленно спросил Друг-Кормчий и широко открытыми глазами посмотрел на Народ, чтобы понять, шутка это или деловое предложение. И чем дольше он смотрел в трюм, тем шире, выразительнее и печальнее становились его глаза... Не, я не шучу: глаза у него действительно были ааааагромные... А народ смотрел на реи: может, и вправду модернизировать?...

А рифы все ближе...

-Баб Глаш! А баб Глаш!...
-Ась? Чего тебе?
-Ну, не спи баб Глаш! Расшиблись они? Али как? Слева от рифов прошли, да? А на реях кого повесили? А реи выдержали? А течь в трюме... Ну, не спи ты, баб Глаш!
- Да все хорошо закончилось. Перелетели они через рифы эти окаянные...
- Это как - перелетели???
- А чего им будет-то? Лодка-то была ле-ту-ча-я... И на спасательных кругах так и написано: "Птица-тройка"... Потому как не считая Народа...


Э.Дикинсон. Немного нужно, чтоб уйти..

Немного нужно, чтоб уйти:
Всего стакан воды,
Возможно, веер. Друга грусть
в предчувствии беды.

Цветок, чтоб скрасить фон стены.
И убежденность та:
что в радуге, когда умрешь,
померкнут все цвета.


***
The Dying need but little, Dear,
A Glass of Water's all,
A Flower's unobtrusive Face
To punctuate the Wall,

A Fan, perhaps, a Friend's Regret
And Certainty that one
No color in the Rainbow
Perceive, when you are gone.


Не больно...

Не хватит...

Ты знаешь... А это почти не больно.
И, в общем-то, даже почти не страшно.
И, вроде бы, сыты все и довольны.
И чувства тускнеют как день вчерашний.

Да нет... И вправду ведь - не до боли.
Кровава рана. И так обширна,
что понимаешь: не хватит соли
у них. Смеешься... Улыбка - ширма.

Пусть взглядом лезут они сквозь щелку.
Пусть. Справа, слева, хоть с табуретки
поверх той ширмы. Ведь все без толку:
пресна их соль, не горьки таблетки.

И в общем, честно, ведь - не до боли...
Чтоб нерв узрели - подашь им лупу...
Игра... Не каждый сойдет для роли
лжеманекена и полутрупа.

Их театр - звериный. Как воет труппа!
Как вольный ветер, да в чистом поле...
Смеешься... Бог мой, как это глупо!
Им все равно ведь - не хватит соли.


Как приручить пегаса...

Лечить ушибы от крыла пегаса - сложно,
и потому
седлать пегаса нужно осторожно:
попону-тьму
накидывая, - глубже спрятать в ножны
шальной булат...
Седлать пегаса - совсем не сложно,
но он - крылат.
Спугнешь - пером даст, порвет подпругу.
Что воробей -
он упорхнет... и не от испугу:
знать, ты - слабей.
Седлай пегаса! Скочи по кругу!
Нагайкой бей...
И не себе верь - ему, как другу...
И не жалей.
Ему не больно: не конь, не гуингм он -
он лишь пегас.
Нагайки свист тот - он станет гимном,
задев лишь нас...


Пойдем...

Представь

Ты только представь,
что на Страшный на суд
все придут
голяком, без прикрас...
Без заученных намертво
правильных фраз,
без бриллиантов,
колье, амулетов и страз...
стиснув губы, которые лгут...
Все придут...
Без акриловых цепких когтей,
без тугих силиконом грудей,
без очерченных четкою линией глаз,
без татушек, когда-то вводивших в экстаз...
Все придут...
И щетинки под мышками вновь прорастут,
окаштанятся локоны блонд...
Черти скажут: "Ну, здравствуй, бомонд!".
Ты представь - что на Страшный на суд
даже томик стихов своих ты не возьмешь
(а возьмешь - все равно отберут).
В той толпе...
Как, скажи, ты меня там найдешь -
если я буду лгать тебе тут?



Млечный путь

Ночь.
Снова Млечный путь прирос
к небесной черной плоти...
Пойдем!
Ты вспомнишь, где ты рос...
А там, а повороте,
там, где излучина Пути,
нас ждет, хвостом виляя,
щенок, успевший подрасти, -
щенок из Гончей стаи.

Пойдем!
Нам ни к чему часов
размеренное бремя...
Пойдем!
Скорей сорвем засов
с аптеки той, где время
хранится как опасный яд
и выдается людям
лишь столько, сколько сможет взгляд
их удержать на блюде,
что называется "Земля".
По Млечному пути -
Пойдем!
Пешком, без корабля!
По молоку идти
с тобою нам ведь не впервой...
Горчит слезой щека...
Пойдем!
Ты слышишь? - Тихий вой
забытого щенка...


К духу Киплинга

Один из кандидатов в президенты...
Он с детства Киплинга читает... Ну, так вот,
изрек он: "Бандерлоги [конкуренты]!
Сюда идите! [В мой смотрите рот!]."

Я тоже с детства Киплинга читаю...
Я помню, как шагал один отряд.
Он из Рангуна нес погибель Мандалаю.
Как с неба гром всегда являлся там закат...

Россия спит, как будто бездыханна.
Ну что ж... Возможно, ей пора уснуть.
В том сне - затопчут буйволы Шерхана:
им Маугли укажет свелый путь.

Дух Киплинга! К тебе! К тебе взываю!
Реки нам "Если"! - В этот странный век
не дай нам сбиться в квазиволчью стаю,
где так похож на бандерлога человек...


Марлезонско-кремлевский балет

До чего я люблю наблюдать
политический типа рассвет!
"Демократию вам, вашу мать?!!!
Под каким майонезом подать?
Посолить также как интернет?"

Не люблю я родной старины:
Русь в крови гниет тысячи лет.
Мне милей навевающий сны
Марлезонско-кремлевский балет!

Оппозиция делает па:
"Мы за честные выборы, вор!"
Власть не то чтобы очень слепа,
но плакатов не видит в упор.

Розовеет опять горизонт,
красит лист на воротах кремля
с сообщением: ушли, мол, на фронт
(а точней - в бэквокал короля).

До чего я люблю рифмовать
на диване соленый памфлет!
"Демократия, мол - наша мать!
Нам родимый отец - интернет!".

Не люблю я родной старины,
потому и пишу этот стих:
ведь от слов до гражданской войны
и не шаг даже часто, а чих...

Не в подвесках ли выборов суть?
Опьянясь мечтой и толпой,
оппозиция тронулась в путь
декабристской холодной тропой.

Не в Сибирь, правда, - в Па-де-Кале.
А народ - дебошир и смутьян -
мнит, что сможет понюхать в кремле
революций арабских кальян.

Только все ж.. До чего ж он хорош -
этот кордебалет от б.ЕдРа!
Им когда режиссера найдешь -
могут снова плясать до утра...

До чего ж я люблю наблюдать
марлезонско-кремлевский балет!
"Демократию вам, вашу мать?"
"Нет! Не надо! Оставь интернет!"


Летаргия позлет....

Спасибо Ю.Лукачу за жуткий образ:)


По карнизу ползет летаргия...
Я - поэзии блудная дочь
(и метафоры, в общем, другие,
и язык косный так, что невмочь),

я от образа - в ужасе. Страх!
То Хичкок ли дает в фильм свой визу?
Как в кармане налогом соцстрах -
летаргия ползет по карнизу!

Спящий век семенит по карнизу...
Спилберг! Где Вы? Скорее к окошку!
Все высокое - падает к низу
(по закону про масло и кошку)...

Ну а там чакра та, что уж лучше
не касаться ее без нужды.
Просыпайтесь, лунатики-души,
кабы не было в сне том беды...

По карнизу ползет и стекает...
Буревестник, вздремнувши, притих.
Ну а если поэт вдруг икает -
это значит: прочтен его стих.


Шашки

Спасибо Ю.Арустамову за "тему" произведения:)

Ты по черной стезе,
я - по белой.
Съесть друг друга
не можем никак.
Ты храбришься...
И я
кажусь смелой.
Только партии нашей -
табак.

Даже если
прорвусь в дамки лихо -
всех своих по пути "замочу".
Да и зрители скажут:
"Шумиха!
Им ничья лишь одна по плечу!".

Только если
задор шалопая
ты заметишь во взгляде с небес,
расскажи, как играют в чапая:
Он - сыграет.
И с нами.
И без.

Полетим лихо с черных и белых.
Для чего нам
такая стезя,
что приводит
смышленых и смелых
к одному только слову "Нельзя!"?

Научи Его
биться в чапая:
межевание света и тьмы
утомляет.
А Он...
Он - сыграет.
Он такой же азартный как мы...


Во всем виноват домен

До меня дошло, в чем причина российский бед:) Точка неправильно в домене проставлена:

Ведь доменчик gov.ru -
он на что-то похож...
"...я иду по ковру,
ты идешь, пока врешь..."


Марш согласных

Одобрение

Подавив позывы рвотные
власть сказала: "Ладно. Пусть.
Но, чур, митинг - на "Болотную":
"Революции" - боюсь...


Марш согласных

"Наш паровоз вперед летит..."

Веревку и мыло куплю в магазине
(белье постирать иль на шею надеть).
Наш поезд не мчит: на убогой дрезине
везем свою клетку, где дремлет медведь.

Мы кормим его, говорим ему "Славный"
(и он добродушно трясет головой).
И светел тот путь, что устроил нам Главный:
по узкоколейке, заросшей травой.

А рядом - поля! Широки, необъятны!
И недра - полны! И в роддомах - аншлаг...
Мы кормим медведя (нам это приятно)
и в такт той дрезине чеканим свой шаг.

О, птица-дрезина! О, как ты могуча!
Нас узкоколейка выводит на свет!
Мы верим, что завтрашний день - будет лучше!
Ведь день тот, что есть, - он, наверное, лучше,
чем тот день, которого вовсе уж нет...


Баба Глаша. Нонче теплая зима.

Нонче теплая зима.
Мишки думой маются:
мол, сойдет народ с ума
али аклимается?

Тут шабаш у них был, съесд.
Ох, рычали, бедные...
Видно, ауры их мест
депутастких - вредные.

До екстазу йих трясло
(аж мороз до копчика).
Голосят (знать, ремесло):
"Шайбу! Диму! Вовчика!"

Может, я чего не так
слышу, дура грешная,
может быть, они в пятак
просят, ох, сердешные:

тут ведь стоны в унисон,
прям по всей Руси,
а они кричат: "Гарсон!
Власть сюды неси!".

"Дима! Вова! Русь! Ура!" -
бьются до истерики.
Им же Русь та - до х... едра,
коль не до Америки.

Не могу уразуметь:
зимы что ли теплые?
Вроде главный их медведь
не был недотепою.

Ну, а эта молодежь -
сразу видно: хищные.
То ль заели их как вошь
кризисы жилищные?

В центр сошлись со всей страны
головы бедовыя,
горемыки-шатуны,
всех поесть готовыя.

"Были! Есть! И будем впредь!"
Вправду? Аль куражатся?
Даже главный их медведь
сам не рад уж, кажется.

В спячку аж не может впасть:
все анализирует,
кто кого - народ аль власть -
отмодернизирует...


Все улицы...

Все улицы, из тех, что не тупик,
в своем итоге упираются лишь в небо.
Где облачности низкой толстый шпик
смыкается с земной краюхой хлеба.

Все улицы, из тех, что не тупик,
свиваются в небесный плотный кокон.
Но прежде - тянутся как слишком долгий миг,
и снайпер-смерть - в любом из тысяч окон.

Любая улица - проспект или бульвар -
лишь в небо упирается в итоге:
иль в Солнца падшего кровавый битый шар.
Иль в мертвый снег, ложащийся под ноги.


Предвыборные сны

Сон интеллигента

Идти иль не идти? - Вот в чем вопрос!
Достойно ль смиряться под ударами судьбы?
Или восстать с дивана и пойти
на выборы и голос свой отдать?
И знать, что этим обрываешь цепь
сердечных мук и тысячи лишений,
присущих бедным - это ли не цель,
что всем желанна: голос свой отдать...
Иль не ходить? Известно ж... Просто спать...
Вот и разгадка! Вот что удлиняет модернизацию
реформ на столько лет. Вот он - ответ!
Какие ж сны в том страшном сне приснятся,
когда Вы-знаете-кто будет у руля...
Идти иль не идти? Спать иль проспаться?
Вот в чем вопрос...


Сон чиновника

А к выборам харизма вдруг пропала.
Причем так как-то подленько и вдруг!
Нет, был, конечно, поднят вверх лес рук,
текли потоки нала и безнала,

была победа... Но победа без харизмы - ! - ?
Уж лучше ведь харизма без победы.
И снова рядом рыщут дармоеды,
сторонники объявленного -изма.

О, странный сон! Как будто бы в России
(наверно, рифма виновата как всегда!)
проходят только выборы Мессии,
какими б ни были режимы и года.

О, странный сон! За секретарш главком с премьером:
чтоб ЖЭК работал - в блог писать им надо.
Народ - ЗА то, чтоб "стать миллионером",
но ПРОТИВ олигархов, словно стадо...

О, странный сон! В нем - чем первее лица,
тем меньше в них надменности и форсу...
А если вдруг харизма не приснится -
то не беда: есть знак, что это к Форбсу.


На нашем корабле (На странных берегах 2)

Step by step...
Этот степ,
да на скользком бушприте...
Экипаж словно слеп...
SOS!... И глух... Помогите!
За кормой загорается кракена глаз.
Экипаж исполняет вслепую свой джаз,
А мясистое щупальце гонит волну.
Step by step.
Шаг за шагом.
Вперед и ко дну...

Кракен! Злое виденье! Смотри мне в глаза!
Твое щупальце ныне зовется "Лоза".
Будет кисть тяжела
и кровав виноград...
Step by step.
Шаг за шагом.
Вперед или в ад?

Кто нас дернул искать золотое руно!
Step by step... Мы вслепую уходим на дно...
Посмотри мне в глаза, Кракен, хищный урод!
Если что - это море пройдем мы и вброд...
Злое око твое - не из сложных искус.
Виноградного сока бродившего вкус
пропитает все море... И будет гроза!
Говорю тебе, Кракен: "Смотри мне в глаза!

Ни на дно не хочу, ни в чарующий ад!"
Солнце винною кровью малюет закат
и под воду ныряет, как кракена глаз...
Mоре снова играет
то ли степ,
то ли джаз..


Чаще...

Я выборы бы проводила чаще:
раз в год или хотя бы в пару лет...
И были бы тогда и газ, и свет
у нас и на селе, и даже в чаще.
Чинуши бы не смели воровать,
а те, кто смел, - сажались самосевом,
и незачем бы власть критиковать
было центрально-крайним право-левым.
Все сели бы в комбайны за штурвал,
причем не осенью - весною! - и пахали!
И ВВП как триждытретий вал
рвал парусину с мачты-вертикали...
Не жизнь тогда б была, а благодать!
Крррассссивая (хотя и без прикрас)!
Когда б народ мог чаще выбирать:
хоть каждый год,
хоть каждый день,
хоть каждый час...


Из ранних (1997-2000)

***

Сквозь толпу, сквозь пояс астероидов
мчит кораблик, потерявший курс.
В смазанные лица антропоидов
заглянуть хочу и все боюсь.
Там вселенная за каждой скучной маской.
В каждой паре глаз всесилье звезд,
Но страшнее самой черной сказки
пустоты толпы глухой хаос.
И я мчусь сквозь пояс астероидов,
но не в силах разорвать его кольцо,
и за скучной маской антропоида
прячу настоящее лицо…


Покаяние вегетарианца или Философия в метро

Шуба к шубе. К волосу волос.
Мех (наружу иль внутрь - все равно шуба).
Боясь от удушья
выронить душу,
что есть сил сдавливаю губы.
Слышу тоннелем идущий
собственный голос:

у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у
Ну и что, что ходим в чужой шкуре -
Ведь холодно телу: зима!
У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у
Ну и что, что чужой ладан курим -
ведь холодно сердцу: зима!

Пусть мысли спят под шубами знаний -
без них они вымерзнут (нет сомнений!),
а укрыты как никак - горностаевой манией,
сшитой из убитых некогда гениев.

Я везу в животе мясную котлету
и, глядя на шубы,
жду лета,
когда
земля
будет тяжела плодами,
и будет тепло...
Люди
будут покрыты
только собственной кожей,
И для убийства не будет повода:
Ни холодной зимы,
Ни звериного голода.


НЕ СЕЙЧАС И НЕ ЗДЕСЬ

Муза, молчи! Не сейчас и не здесь!
Распался герб,
страна расколота.
На небо вознесся серп,
На землю обрушился молот.
Муза, молчи! Не сейчас и не здесь!
Видишь, мертвеет земля:
все города и веси
не стоят ломаного рубля,
и не у всех он есть.
Муза, молчи! Не сейчас и не здесь!
Прошлого - пало гнездо,
а будущее - забыто.
Многоликая жизнь упростилась до
примитивного быта.
Муза, молчи! Не сейчас и не здесь!
“Интеллигенция” мечется:
жалкая братия
ищет распятия,
чтобы на нем - повеситься.
Муза, молчи! Не сейчас и не здесь!
Грязь, всюду грязь -
до самой и выше крыши.
Что ты можешь сказать?
И что услышишь?
Муза, молчи! Не сейчас и не здесь!
Затаись и не надо слез.
Их и так уже было немало.
Там, где всюду “Развал колес”,
берегись колеса развала...

1997


Косовский рок

Сними сапоги:
ты стоишь на чужой земле.
Сними сапоги
и погаси свой окурок пяткой.
Ты чужой здесь,
а стало быть, - мир тебе.
Мир тебе.
И твоему автомату...

Припев:
И пусть это проклятье
для тебя страшнее черта и ада -
Мир тебе и твоему автомату!
Мир всем минам и танкам,
ракетам и просто гранатам.
Мир тебе и твоему автомату...

Сними сапоги:
ты идешь по чужому ручью.
Сними сапоги
и порежь свою ногу
осколком гранаты.
Ты чужой здесь - тебе
родниковую воду нальют.
Мир тебе и твоему автомату.

Припрев.

Сними сапоги
и почувствуй чужой ветер.
Сними сапоги
в доме твоего брата.
И подумай,
подумай, подумай:
Что ты сможешь ответить,
когда услышишь: «Мир тебе и твоему автомату»...


ВУАЛЬ

Из-под вуали легкого дождя,
чуть розовея, небо смотрит строго.
Чуть в трауре осенняя земля,
чуть тяжела раскисшая дорога.

Чуть сказочны безлистные дубы,
едва желтеют камыши, бесшумны...
И нежен влажный поцелуй самой судьбы...
Знак мира? Или он дождем придуман?

И дней ушедших в этот час не жаль,
сколь ни были б они светлы и жарки...
И так легка прозрачная вуаль
осеннего дождя в безлюдном парке...



ЗОВ

Дорога зовет
в полет/
И чернила, как кровь, –
рвут вены.
Жизнь коротка.
Как старт.
В неопознанный мир вселенной.

Этот старт –
два стиха, пара фраз,
Горстка слов,
может быть даже мысли...
Что еще жизнь творца? – парафраз
Чьей-то истинной, верной жизни.

Только взлет.
Ну а там – как бог даст.
«Мягкой посадки!»,
«Земля пухом!».
Ну а жизнь, а стихи – просто старт.
Расставание плоти с духом.

Каждый раз умирать ради пары фраз,
горстки слов, иногда и мыслей.
Жизнь поэта – всего только парафраз
Чьей-то истинной, вечной жизни.


УЛИТКА

Пружинка времени закручена умело -
как лабиринт улитки. Вечен плен.
День прожит, значит я еще на день,
как будто, постарела.

И стал, как будто на один виток
мой путь короче.
и меньше стало на глоток
пьянящей ночи.

День был весенним, значит на одну капель
мой мир стал тише.
От снега талого сегодня опустели
косые крыши,

уплыли в никуда стада
раздумий тучных.
И мир, сгоравший от страстей и от стыда
стал пепла кучей.

Ползет улитка, что есть сил -
спешит куда-то.
Мне у улитки хочется спросить:
Чем виновата

Она? За что ей вечный плен?
Откуда силы?
Тля ей твердила, что мир - тлен,
А светлячок - что мир светило...

Сама смотрела, что есть сил -
чуть не ослепла:
Был ЯРКИМ день.
Был ярким ДЕНЬ.
День ярким БЫЛ.
И вот осталась кучка пепла.


Я счастлива, что я умру однажды

Я счастлива, то я умру однажды
И - не сойдет с орбиты шар земной.
Лишь, может, над пустыней, полной жажды,
Качнется небо голубой волной.

Быть может, ветер дунет – легкий, слабый...
И я коснусь им губ и глаз твоих.
А может, где-то над застывшей лавой
начнется жизнь, и в ней родится новый стих.

Я счастлива, что я умру однажды...
Лишь только б знать, что после будет жизнь...
Что будет детство. И тогда не страшно...
И сердце на ветру не так дрожит.


ЧАША

Горячему южному В. Я.

Прочитывая улицы как строки,
запрятанные в глушь закрытых книг,
и даже на мели ища глубокий
смысл или вдохновения родник,
юг вдруг постиг, что есть на свете - север,
юг вдруг постиг, как закалялась сталь.
столкнулась ночь с туманом фонарей,
и слов метель засеребрила даль.
Зажглись слова. Так в утренней росе
вдруг загорается свет солнечного дня.
Стихи - лишь чаша вечного огня.
К нему приходят все. Горят не все.


Гамильтон. Выброшенное миром

Давно Колумб дерзнул поставить парус
и, бриз поймав, пустился солнцу вслед,
давно каноэ окружили тот корвет,
ломбарды ликование раздалось,

но и до этого в Европу гнали волны
и ветер западный причудливейший сор:
стволы деревьев, столь похожие на челны -
деревьев, неизвестных до тех пор.

О, если бы бескрайним океаном,
что ждет нас по ту сторону могил,
где есть пути к иным, возможно, странам, -

хотя б подобный дар морей приплыл!
Но нет вестей... И черный мрак тумана
всех в путь пустившихся навеки поглотил.



WAIFS OF A WORLD.

Long ere Columbus in the breeze unfurled
His venturous sail to hunt the setting sun,
Long ere he fired his first exultant gun
Where strange canoes all round his flagship whirled,
The unsailed ocean which the west wind curled
Had born strange waifs to Europe, one by one:
Wood carved by Indian hands, and trees like none
Which men then knew, from an untrodden world.
Oh for a waif from o'er that wider sea
Whose margin is the grave, and where we think
A gem-bepebbled continent may be!
But all in vain we watch upon the brink;
No waif floats up from black infinity,
Where all who venture out for ever sink.


На странных берегах...

А до острова Пасхи еще вся зима.
Так что времени будет навалом,
чтоб на берег сойти... И немного с ума.
И кормить синих птиц хлебом-салом.

Ну, а если надумаешь встать вдруг на рейд, -
ляжем в дрейф (но и в дрейфе не дрейфь!).
На "Голландце"... да, много - пустующих рей...
Но как бел за кормой пенный шлейф!

Птицы с криком срываются с лодочек-гнезд.
Хочешь, я - птицей прыгну на дно?
Разыщу жемчуга, и диковинных звезд,
или дьявола - мне все одно...

Этот "дьявол морской" - он ведь вовсе не бес:
просто рыба (как сайры вокруг).
Солнце сонное медленно сходит с небес,
словно самый спасательный круг.

Если хочешь - "Да Винчи" тебя буду звать,
на величие дам тебе шанс.
Мне в "суд линча" до рвоты противно играть.
Разыграй для меня "Ренессанс".

На "Голландце" так много пустующих рей...
Хочешь выкину новый кульбит?
Но прошу: тех - верни, поснимай с якорей, -
тех, кто злобой бесцельной убит...

Здесь все море живое: оттают сердца,
все равно - только к Пасхе пути...
Ну давай! Йо-хо-хо! К сундуку мертвеца
хоть пятнадцать живых возврати!

Ты несешься вовсю, все боясь опоздать.
Без усталости, сна и без лени.
Хочешь - дам тебе шанс стать великим и встать
перед памятью их на колени?

Если хочешь - паду перед мостиком ниц,
по бушприту пройдусь босиком...
Только ты - не гоняй зря по палубе птиц,
тех, кто с небом так близко знаком.

Ведь до острова Пасхи еще вся зима,
а матросы - всегда без вопросов.
Все на берег сойдем... И немного с ума...
Чем, скажи, покормить альбатросов?


Туман в феврале

Зачем Иван зашел в церковь, он и сам представлял весьма смутно. Не то чтобы на улице было слишком холодно, даже наоборот, наверное, - слишком тепло для февраля. Но какая-то промозглая сырость, больше смахивающая на туман, прямо вынуждала зайти в дом. Но до дома было далековато, а тут ни с того ни с сего подвернулась эта церквушка.

Настроение у Ивана было такое же, как погода. Не то чтобы День св. Валентина не состоялся, но... В общем, разослал Иван влентинки всем знакомым барышням, а к вечеру решил: "Ну их.. Клуб. Пьянка. Пустые разговоры... Потом делай вид, что ты наверху блаженства." В общем, напился он в одиночестве, а с утра, часов этак в четырнадцать, пошел гулять. Гулял долго, но не весело, стал уже поеживаться от холода. А тут эта церквушка. Народу что-то многовато, праздник, видать.

- Интересно, в кого они веруют?", - будто бы размышляя вслух, сказал стоявший рядом. Иван кинул на него беглый взгляд и, решив, что "сосед-прихожанин" ненамного старше его и юмор оценит, сказанул:
- А может в тебя... Все мы, чай, подобие божье.
- Ты действительно так думаешь? - человек как-то странно взглянул на него и, что еще больше удивило Ивана, - не рассердился. Хотя и не захихикал. Честно говоря, Иван так и не понял, о чем его спросили: взаправду ли он так думает или взаправду подобие, - но углубляться в дискуссию пока не решился.
- Хотел бы я знать, о чем они молятся... - продолжал размышлять "турист". Иван мысленно окрестил его "туристом", потому что глаза незнакомца буквально поедали, пытались поглотить, впитать целиком эту церквушку, всю: с ее атмосферой в прямом и в переносном смысле, с обволакивающим запахом ладана, с тусклым блеском окладов, с каждой трещинкой на штукатурке, с каждым сальным следом поцелуев на стекле иконы, со всеми прихожанами, со всеми искорками, разлетающимися от свечек, поглотить вместе со священником, сосредоточившим свой взгляд на Писании, с пылинками, мерцающими в полоске света, падающего из не очень мытого окна. Ивану даже показалось, что и он сам - теряет равновесие и падает. Туда, в эти странные, удивленные и в то же время спокойные, глаза...

Иван еще раз решил блеснуть юмором и знанием человеческой природы.
- А чё... У баб Мани радикулит, она молится, чтоб не болеть, ну, может еще просит, чтоб у соседки по коммуналке совесть проснулась, и она заплатила за телефон. Вон та, в сером платочке и огромных очках - завуч, Инна Семенна... Небось за двоечников молится. Чтоб их всех из школы повыперли, тогда можно заявку на звание лицея подавать. Рядом деваха - отличница. Я на доске почета в школе фотку видел. Эта кается, что колбасу в среду лопала, я сам слышал, как она Инне признавалась.
"Турист" оживился.
- Причем ее что расстроило-то!..., - продолжал Иван - не то, что колбасу из лошадей делают, а то, что она ее в среду трескала...

В этот момент к ним подошел человек в очень приличном (даже слишком приличном, по мнению Ивана) пальто - стояли-то они у самой двери, там где маленькая, сухонькая старушка, больше похожая на привидение, чем на женщину преклонных лет, продавала свечи и прочие церковные "сувениры" в терминологии Ивана.
- Эт какой-то бизнесмен, от нашего района в партию баллотировался - пояснил он.
Бизнесмен купил толстую (по мнению Ивана - жирную) свечу и тихо договаривался с "привидением" о чем-то еще.
- А вот та девочка... - "турист" указал взглядом на пятилетнюю малышку, - она-то о чем просит? Тоже знаешь?.
- Котенка она хочет! - бесшабашно ответил Иван, потому что узнал в девочке соседкую Таньку. Заодно его почему-то передернуло от вида Таниной бабушки. Злой, конечно, соседка не была, но в школьные годы Ивана гоняла она его с пацанами из подъезда регулярно.

Дверь снова открылась, вдали показался припаркованный паджерик, явно новый (слишком уж новый, подумалось Ивану). Накрыв стоявших лавиной дорогих запахов, к бизнесмену подрулила гламурная дева. И хотя она была весьма "ничего", Иван как истинный филососф решил, что поелику мир изначально устроен столь несовершенно, то спасение души этой девицы Иван оставит все же бизнесмену.
- А священник, священник-то, по-твоему, тоже что ли для себя что-то выпрашивает? - не унимался сосед.
- Да нет, наверное. - замялся Иван. - Работа у него такая. Кому двор мести, кому чушь нести. А ему вот - за них молиться.
- Двор мести, чушь нести, говоришь? Ты не поэт, случаем?
- Да не то чтоб совсем... Так... Бывает, накатывает, - неожиданно для себя робко сознался Иван и почему-то едва не упал духом.
- Да, многое изменилось... - поедал глазами все вокруг чужак. Казалось, что он ищет что-то такое, одному ему известное, то, что он когда-то давно забыл именно здесь...
- Давно в церкви не был? - спросил Иван, испытывая облегчение, т.к. и сам хаживал сюда нечасто.
- Да уж два...
- Совсем стыд потеряли! - возмутилась похожая на колобок бабуля, стоявшая рядом с Иваном. - Нельзя во время службы разговаривать!
- Мы ж шепотом.. - начал оправдываться Иван.
- Все равно нельзя!
- А ты сам-то о чем просишь? - совсем тихо, прямо в ухо Ивану шепнул "турист".
- Да я... - Иван осекся, призадумался. И вспомнил. - Да я год назад с дружбанами паленой водки хлебнул. Как из реанимации перевели, так все, думаю, выпишусь, пойду свечку поставлю...
- Чего ж ты свечу-то не купил?
Иван повернулся к "привидению", порылся в карманах, ткнул пальцем в первую попавшуюся свечку и, не взяв сдачу, стал прилаживать красную восковую палочку у ближайшей иконы.
- Что ж ты делаешь-то! А?! - опять возмутилась бабуля-колобок. - Нельзя свечу снизу растапливать, так прямо ставь. Ежели у тебя мысли праведные - не упадет. А еще, когда молитву будешь читать, смотри, как горит: ровненько, значит, Бог тебя услышал, а ежели чадит, там, гарью потянет - грешное ты замыслил, Богу не угодно.
"Турист", услышав это, впился взглядом в свечу Ивана, а тот стоял и судорожно размышлял, какую молитву читать-то, тем паче что и знал-то немного. Начал было "Отче наш", понял, что в конце все равно перепутает, и мысленно сказал: "Спасибо, что вытащил с того света". И выдохнул. Как ни странно, свеча стояла прямо, как солдат в карауле у Кремля, чадить и пыхтеть явно не собиралась. Бабуля-колобок одобрительно посмотрела и на свечку, и на туриста, и на Ивана, и было видно, что она несказанно рада совершенному ею доброму делу.

Служба закончилась, все засуетились. Иван с "туристом" пошли к выходу.
- Нельзя спиной к алтарю из церкви выходить! - донеслось им в спину.
- А ты чего сам-то даже свечу не поставил? - спросил Иван уже на улице.
Теперь уже замялся незнакомец. "Я... Я потом приду..." - сказал он как-то слишком быстро и, опустив голову, вышел за церковную ограду, растворяясь в невероятно густом для зимы тумане.
- Ё-ё-ё-ё-ё-ёжи-и-и-и-ик! - хотел было крикнуть вслед Иван, непонятно почему вспомнив любимый мультфильм. Но не крикнул.
К припаркованному паджерику подошла гламурная дева, и Иван еще раз порадовался своей проницательности, ну то есть, тому, что паджерик оказался ее, а не бизнесменов. Ивану хотелось курить, и хотя зажигалка лежала в кармане, он попросил огонька именно у девы. Заодно, как бы между прочим, спросил: "А что за праздник-то сегодня?".
- Сретение! - в голосе барышни чувствовались нотки элегантного возмущения: стыдно, мол, в наше время порядочному человеку не знать, что празнуют после Дня святого Валентина!
К девице подошел "тип в приличном пальто", с ним служка.
- Ну чё.. Подождать придется, щас батюшка типа занят, но скоро подрулит.
Служка кивнул, подтверждая: мол, подождите, не уходите, освятим мы ваш паджеро по всем правилам...

Иван курил за оградой, но уходить далеко от калитки (или от девы?) ему не хотелось. На ступеньках появилась слабая сгорбленная фигурка отца Наума. Шаткой, неровной походкой, сильно прихрамывая на левую ногу, отец Наум с удивительной "крейсерской" скоростью шел прямо на Ивана. Запыхавшись и почти не останавливаясь, он спросил тихо, но твердо... В голосе его было какое-то смирение, совершенно неподходящая ему, как казалось Ивану, кротость.
- Твой... - начал отец Наум, пытаясь укротить одышку. Но столкнувшись с неподвижным взглядом Ивана, опустил глаза, сосредоточив взгляд на кончике его сигареты, медленно тлеющей в расслаблено повисшей руке, и уже спокойнее и ровнее продолжил: "Тот, с кем ты был в церкви... Куда он пошел?.."
Иван молча махнул рукой, пытаясь обозначить в тумане нужное направление.
Отец Наум перекрестился и заторопился ковыляющей, немного жалкой, немного смешной походкой. Иван про себя подумал: "Если баб Маня его в тумане увидит издали - точно перекрестится, ишь как хромает бедолага... А она всех хромых за чертей принимает."

Народ расходился по своим делам, полный надежд, мечтаний, устремлений. Часов в восемь Иван снова увидел паджеро, видимо, уже освященный: девица поправила иконку на лобовом стекле, выругалась матом на полупьяного паренька на соседнем сиденьи и газанула, едва не сбив на переходе Таньку с бабушкой. Через пару кварталов он увидел Инну Семенну. которая у подъезда наставляла отличницу: "Ты, Анечка, нас не подведи! Олимпиада - штука очень важная, ты же за честь школы будешь бороться! А за колбасу не переживай! Бог простит! Вот олимпиаду выиграешь, он этим добрым делом прегрешение и перекроет!".
Неподалеку бабуля-колобок, выходя из минимаркета с пакетом полным сдобы, радостно сообщала товарке: "Ну так ровненько горела!.. Прям заглядение! Молодежь - их же всему учить надо!". Та одобрительно кивнула, потом бросила косой взгляд на пару старшекласников с жестянками в руках: лимонад там или пиво? - и стала рассказывать о примочках с глиняной болтушкой - от радикулита, говорят, хорошо помогает. Да, очень хорошее средство.

Сигареты закончились. Докуривая последнюю, Иван задумался: а зачем он, собственно, зашел в церковь-то? Из-за погоды? Да вроде нет. Не то чтобы на улице было слишком холодно, напротив, даже слишком тепло для февраля. Но какая-то промозглая сырость, больше смахивающая на туман, вынуждала зайти.


В поиске...

Битва на поле "Поэзия.ру"

И где я? Здесь разве не Мортал Комбат?
Промашка. А хочется драться!
Сайт есть, есть противники. Братцы!
Играть, так играть, как у нас говорят!

Ну, кто здесь Всемирное зло? Вылезай!
Прочувствуй удар левой (кнопкою мыши).
Ну как? У тебя не поехала крыша?
Добавьте в меню мое кнопку "Банзай!"

"Добавьте! Добавьте!" - кричат знатоки.
Ату его! Фас! Всмятку! В клочья!
Визжит мышь в объятиях горячей руки
с кастетами четверострочий.

Э! Кто жмет на "выход"?! Ведь рано еще!
Не кончен еще поединок.
Невидимый в.ред* под кровавым плащом
еще выпрямляет извлилины...

И бодрые вирши смиренно лежат
почти виртуальными трупами,
с пометкой: "Нельзя же быть глупыми!"
и подписью: "Мортал Комбат!"

________________________
в.ред - верховный редактор



Желтый пасьянс осени

Желтый пасьянс осени
Осень ловко тасует краплёные листья,
вскрыв сентябрем якобы новую колоду...
Я хочу ее поймать...
Я хватаю кисть...
чтобы сделать эскиз
под рабочим названием
"Желтый пасьянс осени".
Но она отрицает, что это пасьянс.
Она твердит, что мы будем играть в дурака.
Но мне нечего ставить, кроме несвободы.
Соглашается. Ставит свои облака.
И вынимает из рукава шестерку...

День в день, масть в масть, неуместные дамы,
валеты с лицами "внимание розыск",
девятый туз (опять козырный).
Я вижу крапленые листья,
и все больше надеюсь
на проигрыш...

Но она так ловко растасовала колоду...
и в один из ноябрьских вечеров
я лишь констатирую сухими некрашенными губами,
что выиграла -
свою несвободу,
да к тому же с осенними облаками...


ОФЕЛИЯ

В паутине из меридианов
и сплетенных с ними параллелей,
в дальней Дании и недалеких странах -
миллионы призраков Офелий.

Нет монастырей для душ смятенных,
без любви, без дома, без ума...
и никак не вырваться из плена
окружающего быта и тумана...

И над каждою рекой природа злая
щедро наклонила ветви ивы.
Ни одна Офелия не знает,
почему опасное красиво...

Что любовь сильна, твердили мне,
что над ней нет и у смерти силы...
Но скажи, что снится там - на дне
Йориком покинутой могилы?!

Бедный Йорик! Даже в смерти нет покоя!
смех, равно как скорбь, землей гоним...
Смех и скорбь равняются землею...
Прах шута смешается с твоим.

И запутавшись в сетях меридианов
и сплетенных с ними параллелей,
гибнут тысячи беспомощных и странных
не знакомых с Гамлетом Офелий.


***

Опавшей листвой пахнет грусть
и строгостью сосен.
Поцелуя остывшего вкус
у осени.
Она сплетничает про тебя,
называя в глаза по отчеству.
В каждой капле глухого дождя -
одиночество.
Каждой лужи зеркало бьешь -
за то, что в ней небо мутное.
За спиной шепелявит зануда-дождь:
“Беспутная...”.
Душа - паутина
на ветке острой.
С дрожью, рвется
легкая нить.
Ветер грубо дохнёт
и отправит в полет
над пустыней полей перейденных...
Глупый, ветреный - не поймет,
что и осенью хочется жить.



То, что ты не сумел прочесть в моем взгляде...

Разруби тишину – этот гордиев узел
Нашей гордости, ревности, злости, обид!
Не беда даже если клинок окропит
Темно-алая соль - взвесь из жизни и грусти.
Разруби тишину!

Разруби тишину! Я молю! Не молчи!
Закричи! Зарыдай! Отругай! Мсти, хотя бы…
Мы в молчании своем как две каменных бабы...
Бог со мной – но ведь ты… ты – мужчина!
Разруби тишину!

Разруби этот гордиев узел грехов –
Порожденье веры, сомнений и скуки.
Отпусти, обреки, если хочешь, на муки -
Криком, стоном, едва слышным вздохом...
Разруби тишину!

Разорви тишину – гарантийный талон
На приличные прочные брачные узы…
Разруби тишину - этот гордиев узел
Лжи, рожденной в согласьи немом…
Разруби тишину!

Разруби молчаливый любовный гранит:
Нет порочней игры! Нет опаснее схватки!
Ты молчишь. Я молчу. Все как будто в порядке.
Говорят - мир худой лучше доброй войны...
Не для нас! Разруби этот мрак тишины!
Не разрубишь ее - и она не простит!

И разрежет нас надвое…


Осень. Метель. Темно-белые звуки…

Осень. Метель. Темно-белые звуки
Над шпилями скошенных летом колосьев...
Это - про наши нелепые муки
Шепчет внезапно остывшая осень...
Это за нас она молит устало -
Просит у Бога снегА - отогреть
Стебли из ставшего желтым металла,
Солнца осеннего зябкую медь.
Слышишь, как плачет? - Не детски, не в голос,
Глухо, как мать, подавляя свой стон…
Прячет страстями подкошенный колос
под темно-белым пуховым платком.
Сестрой милосердия - лечит от лета…
и просит в молитвах своих столь немного
Для нашей любви темно-белого света…
Да милости нами забытого Бога...


СТУПЕНИ

Ступени. Ступени. Ступени. Ступени.
Вверх. Вниз. По эскалатору. По бетону. По мрамору.
Скрежет. Повизгивание. Мат. Песнопения.
Ветер, бьющийся о защиту картера…
Слышу лишь ветер, что свищет
Под днищем,
Облаивая и меня, и асфальт,
Вдыхаю ночь, электричество…
Но помню дни еще...
Еще помню дни… еще те дни помню…
И мысли, сдирающие скальп…

Городская до самого костного мозга –
Не обоймУ твою васильковую глубину…
Не услышу тихий вздох над пустым погостом,
Точно нацеленный
на крепко вбитую
в твердь небес луну…

Кто ты? Оборотень?
Или ты юродивый?
Выгребаю все, что есть в старом портмоне…
Хватит ли на хлеб…
с водкой…
Хватит, вроде бы…
Будешь пить – пропой ты и обо мне…

Что тебе еще отдать? Разве что ступени…
Только вижу я – у тебя свои…
Что за церковь-то? Говоришь, Успения?…
Все успеем мы – к Спасу… по кровИ…

Знаю, что грешу, все опять не так…
Кто ж из нас двоих более юродивый…
Но ты видишь? там – над Луною вроде бы
За последнею
той ступенью-то
вбит гвоздями звезд
вроде бы дверной
вроде бы косяк…



Моцарт и Сальери

Дрогнул пыльный мрак портьеры…
Что-то дрогнуло в груди…
- Кто там? Здравствуй, друг Сальери…
Слышишь? – Тихо.… Погляди…
Видишь? - Замерли. Не дышат.
Влага на глазах видна…
- Моцарт! Вдруг услышат? Тише!..
- Шепот мой? Да ни хрена…
Видишь груду на балконе -
мяса, платьев, лиц тупых…
Я держу в своей ладони
Два часа из жизни их…
Лучших (!) два часа в их скуке…
100 возвышенных (!) минут…
Нервно сцепленные руки...
Неподвижность... Нет! не лгут…
Выйду к ним – и сразу тучей
Кинутся наперерез…
Если бы платили лучше,
Я не Моцарт был бы – Крез…
- Постыдись! Не для зарплаты
Топчем Мельпомены храм…
- Кто здесь Моцарт?! Четко! Внятно!
Ты, Сальери, друг мой, - хам!..
Ну же - убивай скорее!
Слышишь - рвется тишина?
За кулисами, поверь мне,
ждет винО нас - не вина…

Дальше все шло по сюжету…
Моцарт умер в сотый раз.
В сотый раз на месте этом
Влага - вырвалась из глаз…

Крепко сжав бинокль, в партере
ждал один глухонемой…

Но вот он встал, и - боже мой! –
Зааплодировал Сальери...


***

Он так долго притворялся поэтом,
что однажды начал писать настоящие Стихи...

Он так долго притворялся поэтом,
что, когда он начал писать настоящие Стихи,
он даже не успел об этом пожалеть...

Жизнь коротка...
Но как долго она длится,
прежде чем стать короткой!..


Я умерла, а ты и не заметил…

Что тебе еще, любимый мой?
Стриптиз души?
Прости. Не могу. И не в скромности дело.
Просто – мне нечего с себя снимать.
Странно, что ты этого не заметил…

Что тебе еще, любимый мой?
Свернуть папироску – старым антикварным способом?
Спрашиваешь, что это за бумага?
Набросок стихотворения. Другой нет.
А что? Плохо горит? Прости, любимый…

Что тебе еще любимый мой?
Почитать стихи?
Прости, у меня плохая память,
а черновики ты уже все выкурил.
Что? Всегда плохо горели?
Странно, что раньше ты этого не замечал…

Что тебе еще любимый?
Опять стриптиз?
Прости. Но я еще не успела ничего надеть.
Странно, что ты до сих пор в это не веришь...


***
Я умерла, а ты и не заметил…
Ты заглотил меня – так, как ты пьешь свой «скотч».
Ты насадил, как бабочку, на вертел…
Смакуя крылья, отражающие ночь…

Была прозрачна ночь, а день был белым -
В нем было много снега, в этом дне…
Ты над моим чешуекрылым телом,
Стоял как памятник, причем надгробный, мне…

Ты видел синь бескрайнего простора,
Которого там не было в помине…
Мои слова, подхваченные хором,
Трещали щепками сосновыми в камине…

Я умерла, так не торжественно и глупо,
Как в океане виски кубик льда…
Ты не заметил… Глядя через лупу…
Но, говорят, что ты был пьян как никогда…


***
Я ушла, громко хлопнув дверью.
Но ты этого не услышал:
Ты слушал, как рваный ветер,
Бьет дождем о металл на крыше.

Я ушла, показав неприличный жест,
И состроив кривую гримасу.
Ты не увидел. Ты смотрел в тот момент
На астероид, летевший левее Марса.

Я впивалась в тебя с хищным голодом,
Оставляя царапанные раны…
Но ты и тогда поступил подло:
Ты ушел от меня… в нирвану…

Я вернулась в надежде, что и ты вернулся.
Я хлопнула дверью – ты слышишь? я здесь…
Я увидела: кто-то есть…
Но зачем мне такой - без пульса?..



В поисках темы… (о природе творчества)

Я вышла во двор, где дождь сыпал на лужи
Кислотный (по слухам), но слабый раствор.
Подумалось мне (как всегда неуклюже):
А чем ты не тема, мой маленький двор?

Газетная блажь раскисала в траве и
На пару с ней кисли куски сигареты,
И дряхлый асфальт подбирался, робея,
К скамейке, поставленной нынешним летом.

Краснели рябины, глаза укрывая
За жалюзи листьев, но все же смотрели,
Как пара влюбленных (ах, тема какая!)
Качала друг друга на детской качели.

А капли дождя тяжело и лениво
Ползли по холодной и скользкой ладони,
В которую я их зачем-то ловила…
И ныли качели в приятной истоме.

Мне было чуть грустно, мне было чуть странно
Увидеть в тех каплях овалы опала,
А ива напротив плакуче-жеманно
Как перья боа свои ветви качала.

И было всем ясно, что дело к финалу-
Лишь только б укрыться в подъезде успели!
В тот вечер я, право, ручаться б не стала
За скромность рябины напротив качелей.

Подумалось мне, что вот если зажжется
Звезда этой ночью (что, впрочем, не факт),
То, значит, в судьбе чьей-то вечной начнется
Такой скоротечный,
немного беспечный,
совсем человечий,
короче – антракт…

Я вышла во дворик, но там было сыро.
Вернулась в квартиру, но что-то не спится.
Подумалось мне: ведь послал же Бог сыру,
Есть надо! Так нет – дожидаюсь лисицу…


Юдифь

Стопою легкой попирая трупы
любимых мной и повелителем распятых,
я подхожу к заветному шатру,
и примеряю прОклятое злато...
Неистово я вытанцовываю боль,
но цепи слов, тяжелых как награда,
сдирают кожу со ступни босой,
и помнит сердце тех, кого не надо!
А вечерами... В сумраке шатра...
Одно видение меня бросает в дрожь:
Я вновь и вновь - до самого утра
вонзаю в спину страшной тени нож!
И все стараюсь и боюсь понять,
кого - врага иль друга - я убила.
Но солнце встало. Надо танцевать
босой стопой на дорогих могилах...
Но знаю твердо - станет вещим сон,
и день придет... и день такой настанет:
мой нож, словами обагрен,
по рукоять останется в тиране!


ВЦЕПЕНЯКА

Дрожат древеса древних родных дубрав.
Буреет в бору наземь падшая хвоя.
К замшелым камням я кореньями трав
Прикована, Леший, тобою.

Здесь папорот-Ник надо мной надвисает
Как злой осьми (вроде бы) ног.
И чья-то нога али лапа босая
След шмякает в скатерть дорог.

Здесь рядом водица (живая по слухам) –
К ней путь не протопан ни конный, ни пеший.
А я, блин, к камням примурована духом
По гулкому имени «Леший».

Он, бережно мхами меня облагая,
Мне филином ухает в ухо:
Ты, рОдная, глянь – красотища какая.
Ты мне тут не мри, молодуха!

Гляжу – ан и правда: синеют осины,
И клёны склонились в поклоне,
И клюквой трясет посредь самой трясины
Клон, лихо воссевший на клоне.

А ну ее, нечисть – нашлись балагуры,
Мне б только дождаться рассвету.
А Леший мне: «Родная! Ты ж вродь не дура –
Рассвету в помине тут нету.

Ты токмо пожди. Вот дождемся полночья,
Попрут из берлог упыри…
Я тута с тобою, на ентой вот кочке…
Ты тока, смотри мне, не мри!

Иголок тебе я набрал про запас –
Хвоёвых, с любовью и прочих…
А там, как пройдеть тот полуночный час,
Могу я и сам, коль захочешь

Тебя придушить, ну а ты – не мудри!
Леса мне не порти уморой…
Чу! Слышишь? Пошли из берлог упыри…
Недолго ужо… Чую… Скоро…»

Ночь прыгнула в чащу как черная кошка
Чтоб душу когтями скрести…
А тот, что над мною осьми-вроде-ножка
Зачем-то надумал цвести…

Ботаники, что ж вы наврали мне в школе,
Что, мол, у него только споры?…
Смотрю, цепенея, и даже на волю
Не тянет, и даже на споры…

И камень замшелый свалился с души
И травы разжали объятья…
Все, Леший! Готова. Давай же, души!
Не страшно теперь умирать мне!

Париж ли? Неаполь?* *Я с вами навеки
Леса, из которых нет ходу.
Души меня, Леший! Но капни на веки
Потом мне соседнюю воду***…

_______________________________________________
* «Наталья, не бросите "умирательную тематику",
собственноручно придушу когда-нить!» (местный Леший)
** Слышала несколько предложений:
увидеть Париж и умереть,
увидеть Неаполь и сделать то же самое,
увидеть не знаю, что еще, но все равно не жить…
*** см. третье четверостишие


Начинатель…

АИ

Начинатель провальных компаний,
Выгребатель дерьма из души,
Мамелюк с фигой в левом кармане,
Эпохально шагать – не спеши:
Промахнешься, креста не заметив –
Своего, где четыре гвоздя:
Славы, истины, смеха и смерти
Ждут тебя, одного лишь тебя…
Эпохально прошляпишь Иуду,
С поцелуем всегда наготове,
Собиратель немытой посуды,
Горячитель недопитой крови…
Знай герой, немудрец - не Емеля:
Будет день… будет день без стихов…
День субботний, в страстную неделю –
Потускнеет твой звонкий улов…
Тишина – та, что вечней и краше,
Вцепит ветви в разнузданный дух,
Спросит взглядом – ну кто здесь уставший? –
А точнее – который из двух?
Не шагай с каждым днем эпохальней:
Как в не жизни – пиши не пиши…
Завершитель провальных кампаний
Скинет камень с усталой души…
Поливай – хоть водой, хоть чем можешь –
Все равно будут жечь – до кости
свои строки, рожденные кожей,
свой словами непойманный стих…
Мамелюк с фигой в левом кармане,
Эпохально шагать – не спеши:
Начинатель провальных компаний,
Выгребай все что есть из души!..


ОСЕННИЕ МАРШРУТЫ

1.
Осень бьет мелким дождем о стекло…
Васильевский остров гулок…
Каблуки,
далеки,
дерзко дробят переулок…
Тяжело
Сползает в залив поток…
Лица. Как бы не ошибиться...
Лучше я вас не узнаю –
будете долго жить.
Тесен город для ближних чужих…
Из аквариума одиночества
Я смотрю на заплаканный осенью остров,
Наступая резиною каблука
На прошлое…

2.
На пыльной клумбе вымирают георгины.
Напала осень, как убийца - из засады.
Для разговора, вроде, нет причины…
Но мы вдвоем, но мы вдвоем – а значит, надо.

Мы завернем с Садовой на Гривцова –
Где жизнь еще вскипает, но чуть тише.
И ты шепнешь мне на ухо словцо,
Которое опять я не услышу.

И я найду пятак в глухой пыли,
и сохраню - как сувенир от сентября…
Ты будешь думать, как сжигают корабли…
А я, как поднимают якоря...

Мы нагуляемся во весь асфальт души,
И я в пыли опять найду двустишье.
И ты шепнешь мне снова: "Напиши",
Но я опять, наверно, не услышу…

3.
ВЕЧЕРНЯЯ ПРОГУЛКА В ЛИТКАФЕ

Накину легкую вуаль
на блеск полуприкрытых глаз.
Штрихами нанесу печаль,
чуть обозначу контур фраз,

найду изящный жест руки
и подчеркну его кольцом.
И будут странно-далеки
мои улыбка, взгляд - лицо.

Не шлейф, а легкую волну
духов создам и возле двери я
как-будто невзначай качну
на шляпе траурными перьями,

"И медленно пройдя меж столиков",
я, словно в забытьи глубоком,
среди творцов и алкоголиков
опять не повстречаю Блока...

4.
Осень. По календарю.
Словно будни серые,
тучи
Тушат
своими тушами
Кленовый пожар революции –
Наверное, это к лучшему…
Мелкие лужи. Мелкий дождь.
Мелкие склоки. Тоска неглубокая.
Уходит весна моя – не вернешь –
В осень моей эпохи…


Поющему у костра…

Паленым запахом костра пропахла ночь.
И ветви сосен прячут в небо когти.
Твоих волос растрепанные клочья
Над старой, верною тебе, гитарной плотью…

Струна дрожит и тлеет вдохновенье,
Как сигаретный дым, срываясь с уст.
И ты, дерзнув на миросотворение,
С окрестных плеч отряхиваешь груз.

И в закопченных душах боль свободы
Меняет форму, запах, цвет и вес…
И дрожь гитары заявляет сходу,
Что близок путь отсюда до небес…

А ветви сосен раздирают чернь над нами,
И вряд ли будешь ты хоть раз причесан,
Так на струне гитарной повисает
Паленый запах то ли песен, то ли сосен…


КОКТЕЙЛЬ

Когда устав от лести и упреков,
От лжи неоновой и деревянной правды,
Я прислонюсь плечом
К своей же тени
И сделаю большой глоток коктейля,
Мной созданного из добра и зла,
Неведомая и невидимая сила
Пронзит меня…
Осудит…
и простит…
и я устало выдохну
«Спасибо…
спаси…
о господи…
спаси и сохрани…»
И дрогнет воздух колокольным звоном…
И будет светел колокольный звон
Над глиною моей…

Я – никто в этом мире большом,
Полном множества пустоты…
Трансформация плоти –
Из глины в глину…
Об асфальт горяча резину,
Злошипяший авто
Пробегает мимо…
Там, среди звезд, где-то
Злошипящий проносится рок,
Натирают хвостами кометы
Асфальт неземных дорог.
Я – Никто в этом мире большом,
И поэтому я не плачу…
Я – рядом с асфальтом глины комок.
С желтой звездочкой мать-и-мачехи…



Когда устав от грусти и интриг,
От фраз дешевых, взглядов уцененных,
Подставлю я плечо
Своей же тени
И сделаю большой глоток коктейля,
мной созданного по пропорциям иным…
Неведомая, но мне видимая сила
Пронзит меня…
Осудит…
и простит…
И дрогнет воздух колокольным звоном…
И будет светел колокольный звон…

Синяя церковь, белая дверь.
Открыто. Входи. Верь.
Если стремишься – стремись
Ввысь.
Если умеешь просить, молись.
Не умеешь, имея уши, - слушай.
Над молчанием серьезных икон
Строгий серебряный звон,
Словно стук в поднебесную дверь.
Открыто. Входи. Верь.


Когда устав от суеты и счастья,
от слов горячих и больших свершений,
я позабуду, наконец, про тень,
и приготовлю вновь себе коктейль,
забыв, ЧТО есть добро
и что нет зла,
Я сяду нищенкою на ступени храма,
С изношенной сердечною сумою,
И стягивающими плоть рубцами -
Следами воспаления стихов…
Невидимая, но мне ведомая сила
Пронзит меня…
Осудит…
и простит…
И дрогнет воздух колокольным звоном…
И будет светел колокольный звон…
И я шепну на вдохе…

Не введи нас во искушение,
Боже праведный, не введи…
Чтоб потом за «не те» решения
По щекам не хлестали дожди…
И избави нас от лукавого –
В нас лукавства и так через край…
Защити нас от дела неправого,
Слово правое нам подай…
И остави нам наши долгИ –
Больше некому нас простить…
Научи нас любить других,
Не себя, не себя любить.
Сохрани и от нас спаси…
Отче, отче иже еси…


Когда устав от смерти и любви,
От бессловесности и придорожной пыли,
я стану тенью,
Собственною тенью,
и к свету поднесу бокал с коктейлем,
Чтобы увидеть грань между добром…
Услышу я негромкий голос друга…
«Спаси и сохрани…»
и хлеб насущный
под маскою затертого рубля
найду в своей суме…
шепну «Спасибо...»
и не расправлю сложенные крылья –
чтобы не ранить ими человека…
И сила, ныне ведомая мною,
Меня спасет и охранит от бед…
И дрогнет воздух колокольным звоном…
И будет светел он…


УВЕРТЮРА

Тебе б чеканое я подарила слово, Муза!
Молчанья золото легло б на твой алтарь!
Но нынче стал металл обузой -
не то что встарь...
Но не желая рвать с тобою узы -
бумагою наполню я твой ларь...

Берешь червонцы красного словца?
Бумажный век - бумажные сердца!


БЫ...

Ямбы, ромбы...
нам бы ром бы,
да корабль, да с парусами!
Вектор ветра знаем сами...
Нам бы плыть бы, да бесплотны:
Заплутали – чем оплатим
Переплеты и полотна,
Маски, музыку и платья?
Жизнь игра. Да знаем сами.
Сами знаем – жизнь игра
Слова, света, плоти, тени,
Тонкое переплетение
Строк с душой, со злом добра,
Бронзы, мрамора, бумаги,
Мыслей, звуков, поз и тел....
Вместе с тысячей Отелл
в вечность впущенные Яго...
Веря слепо в этот слепок,
Сколь нелепый, столь же точный...
Мы идем от точки к точке,
Жизнь выстраивая в строфы.
Жизнь игра. Мы это знаем,
Но идем по водной глади,
оставляя пятистопный...
Или на губной помаде...
След своей игры...
Лишь выдох...
Долгий выдох -
Вдоха ради...


***

О кактусе мечтала ветка ивы.
И о магнолии мечтал крапивный лист.
Красиво? Глупо? Глупо. И красиво!
Каприз? Каприз. Зато какой каприз!!!

Безумству тех, кто любит, песнь слагаю!
Кленовым заревом окрашу грусть дождя.
И о любви к нему - к родному краю...
спою, чернилами по строкам проведя.

О том, как ветер "вьется над сосною"
и как "учитель держит детскую тетрадь"
и как шахтер "выходит из заБоя",
рифмуя с каждым словом Ё... и Б...

ПОЮ ЛЮБОВЬ! - К шахтеру и поэту,
к политику (из жалости любя),
к тому, кто трудится - "с рассвета до рассвета",
к тому, кто делу "отдает всего себя",

кто любит жизнь, кто был судьбой оплеван,
хоть жизнь любил (что делать - зла любовь),
кто верит в счастье, кто был им разочарован...
к тем, кто не проливал чужую кровь...

К тем патетическим (но столь живым!) фигурам,
любовь к которым в детстве прививают;
к стране, что причитает "ох, я дура",
к стране, которой "я другой такой не знаю",

к стране, где щи - наваристая гуща,
где все хотят, чтоб жизнь была красива,
где о магнолии - далекой и цветущей -
мечтает придорожная крапива...


Война нЕмышей

Мы выпили немного - для души
(была душа у нас малолитражной),
и храбро навострив карандаши
рванули на войну с листвой бумажной...

Мы искромсали вдоль и поперек
бескрайность белую задуманной картины...
Мы словно бомбу бросили намек,
мы мысли понаставили как мины...

Мы, рыцари без страха и стыда,
кромсали все словесными мечами...
И за бедой к нам новая беда
навстречу шла, и мы ее встречали...

И изувечив непорочный мир стиха,
в своем творении не находя изъяна,
мы замерли... Дыхание мотылька
Послышалось мне в этот миг...

Чего же только не услышишь... спьяну...
__________________________________________________________
*нЕмыши - существа, близкородственные графоманикусам...
обычно не обладают голосом, но при определенных
обстоятельствах склонны стихотворить...



ДВА ГОРОДА

Южный город

За шагом шаг:
один, другой
и все - не те.
Жара и как
по электрической плите
иду по плитам мостовой.
Извилистый пологий спуск
по ломаным конфоркам плит -
наверно, в ад...
И в соусе томления кипит
бездействия разврат.
И как пары над мутною рекой
плывут желанья - душны и глупы.
И Голос просит с мостовой
сорваться вниз,
чтоб из разбитой скорлупы
Душа огнем скользнула в Высь...


Северный Город

Стук каблука.
Шаг.
Так
в такт.

Над Невой голубой рассвет.

Свист колеса.
Рык мотора.
Город стонет
Сто “нет!!!”
Горы стен.
Серая тень.

Над безоблачною водой
тает тонкое стеклышко льда:
“Да!”

Светофор желт.
Жди. Стоп.
Жди. Вот.
Шаг.
Так.
Два.
Дробь.

Весна.
Тает тонкое стеклышко сна,
И с высот мне ложится на плечи
Неделимая вечность.

1998- 2003


Петя Дубарова. "Утонув, звезды плавают в море..."

Утонув, звезды плавают в море.
И от соли их выгорел цвет.
Не прощаясь, как тихо, как скоро
потеряли и силу, и свет.

Только сердце мое превратится
в гробницу для них, в пирамиду.
Чтоб живыми могли возвратиться,
вызрев в плоти его как в мидии.


***

Удавени звезди в морето плуват.
Солта цвета им свеж е прегорила.
Как тихо, без дори да се сбогуват,
изгубиха и светлина, и сила.

Но моето сърце ще се превърне
в гробница за тях, във пирамида
и живи, преродени ще ги върне,
узрели във плътта му като в мида


Признай...

Тень - Плоти

Ты видел жизнь?.. Не испугался...
И до сих пор ты можешь петь?!!
Каким ты был – таким остался,
Хоть и уменьшился на треть…
Ну что ж… Не мудрено остаться:
Не переменчивы черты
У масок, созданных смеяться
На карнавале суеты.
Лишь тень – без яркости наряда,
Под маской не скрывая спесь,
Меняется средь маскарада -
Ведь знает тень, где солнце есть.
Таланту жизнь нас учит кратко:
Я был велик.
Я был.
Я.
..а.
А солнце катится украдкой
За облаком: «Слова… Слова…».
А солнце – золотое блюдо,
Где - Иоанна голова…
Ты видел жизнь? Ну, пой, покуда
Твои не кончились слова.


Дороги

Жизнь прожить – не поле перейти

Дорога смерти – приводит к смерти.
Дорога к солнцу – приводит к солнцу.
Дорога к свету – приводит к свету.
Дорога к слову – приводит к слову.
Дорога к Богу – приводит к Богу.
Если на поле твоем бездорожье –
Сам проложи дорогу…


Признай

И все ж,

    из уважения к Судьбе,
Признай:
    Любви прекрасна сила!

Признай:
    я изменила.
        Не тебе.

Признай же, что тебя я изменила.


Мечта

Может, даст Бог пожить…
Познакомиться с понятием старость.
Головы не кружить.
Забыть про словечко «шалость».
Может быть, суждены
И морщины, и пятна, и боли.
Может быть, и вины
Достанется поневоле.
Волосы будут редеть,
утверждая, что, мол, не волосы
Красят человека, а человек - их.
Изменится тембр голоса:
Станет вдруг чужд и тих…
Менторских ноток больше
Будет (да кто ж их слышит!).
Образы станут тоньше,
Будут шуршать как мыши,
Вместо того чтобы бить
Бликами солнца в стекла…
Смогу ли тогда любить –
Слабо, неярко, блекло?
Может, даст бог, смогу…
А иначе – зачем мне слово?
К старости приберегу
Метафор и рифм оковы.
Будет визжать детвора:
«Стойте! Там призрак! Дама!».
Молодости игра
Будет идти упрямо.
Будут звенеть дожди,
Осень гореть листвой…
Бьет метроном в груди:
Это миг прожит твой…
Соберет их потом детвора:
Как антик, черепки, посуду.
Может быть, буду стара…
Нет. Не хочу. Не буду.


О любви

За то, что крив изгиб ветвей...
Нет, не ругай.
С улыбкой бережно полей:
Я – твой бонсай!

Решил при выборе судьбы
Садовник рая,
Что я гожусь не на гробы,
А для бонсая…

И пусть корням ты не даешь
Свободы дикой,
Рост мал - бонсай достоин все ж
Судьбы великой.

Увы, Садовник не сказал,
К какому стилю
Принадлежу. Лишь в жгут связал.
Но я - осилю

И подрезание корней,
И пинцировки…
Садовникам всегда видней:
Они так ловки…

Масштаб секвойи – это вздор:
Ведь всюду рай,
Когда Мудрец склонит свой взор:
«О, мой бонсай…».


Кара Ма

Проталинами по белому снегу- слова.
Грешной жизнью по белой душе - слова.
Ночь безмолвна.



Над Кара-Ма Небо было. Просто было. Небо. Небесная твердь. Если вы умерли до наступления третьего тысячелетия, то вам не понять, почему это так важно...
Над Кара-Ма небо было твердым, а земля плоской. И каждый день Солнце было новым.
Сейчас небо трехмерное и пустое, а земля круглая и очень маленькая. А солнце – это просто звезда. И пусть «сейчас» – это уже много-много календарных отрезков. Но не все измеряется календарями.
Кара-Ма – это такое место, где Тварь, то есть творение еще и не помышляло стать творцом. И это страшное и страшно интересное время – конец так называемого 20-го века, похоже, никогда не собирался наступать на Кара-Ма. Время вообще там не наступало.
-Хорошо!
-Хорошо!
-Хорошо!
И так они разговаривали целый день...
Пузырьки воздуха всегда стремятся на поверхность воды - чтобы исчезнуть. Когда тебе нечего сказать – пиши. Буквы – это свежие следы на снегу. Мало кто теперь понимает, что такое твердь.
Медитация. Сидеть на полу и ничего не делать. Бессмыслие при целостности чувств. Йог, ушедший в нирвану из порванного мира. Если тебе некому что-то сказать – смотри. Антены утыкали небо, как гвозди и оно стало дырявым.
В аэропорту Ди-Тэ объяснили, что самолеты в Кара-Ма не летают, так как небо там слишком твердое. Поезда туда не идут, так как там еще нет Прогресса, а для автомобилей нет бензоколонок. Ди-Тэ ничего не оставалось, как идти в Кара-Ма пешком. В Магазине Идеологической торговли на просьбу Ди-Тэ дать карту пути на Кара-Ма служитель объяснил, что сначала надо стать Идеотом, т.е. посредством особого обряда влиться в ряды других последователей Идеи. Но в Ди-Тэ еще не накопилось достаточно духмудры, а на покупку ее у Ди-Тэ не хватало... Многого не хватало.
В Кара-Ма росло Дерево. Оно располагалось строго вертикально. Если бы земля была хоть чуточку круглой, оно бы непременно свалилось, но по счастью земля была плоской, и огромное дерево, как колонна, подпирало лазурит неба. Непорочную и неповрежденную Твердь.
Слышишь старую забытую песню? Когда по телевизору нет рекламы – замри и сделай глоток воздуха. Ибо многое тебе еще неведомо и многое не ведает тебя. Краски ползут по холсту как гусеницы, ищущие место для того, чтобы свить кокон. Лето поиска. Бабочка падает на цветок как атомная бомба, и подбитая ею пыльца срывается вниз в бесконечную глубь цветка. Во имя нового цветка.
Дорога вела Ди-Тэ из единой бетонно-асфальтовой жизни города куда-то к окраинам, где судеб становилось больше. Десятки ромашек и одуванчиков волновались, растревоженные ветром, обласканные солнцем и невидимые сквозь стекла автомобилей.
Редкие мысли становились гуще. Вялые чувства приборетали четкий вкус. И рыба, похоже, была больше заинтересована в рыбалке, чем ожидающий ее рыбак. Рыба трепетала. Она жаждала пережить эту смертельно опасную схатку. Поймать червячка, умирающего на маленьком остром крючке, и не остаться на нем - для этого нужны все силы ее мощного рыбьего тела. Рыбак - он, чудак, уверен, что ее манит к червяку чувство голода... Как глупо. Ее манит близость смерти. Танатос. Такое страшное и красивое слово. Но на то она и Рыба, чтобы поужинать и не стать ухой. Поклевка, подсечка и – пустой крючок! Рыбья рулетка, в которой человек с удочкой играет роль револьвера.
В придорожном трактире тоже торговали идеопродуктами, но требовать от Ди-Тэ идеотизма не стали. Голод был силен. Но при взгляде на рыбака у реки и сушеную воблу на прилавке Ди-Тэ не хватило мужества пообедать.
-Вода.
-Вода?
-Просто речная вода.
-Просто речная вода?
-Просто вода.
-Платите.
Ди-тэ пришлось расстаться с Монетой. Единственной монетой. Призрак голода выполз из-за обложки книги и пресловутым образом послал Ди-тэ воздушный поцелуй... Но книга, как существо разумное, быстро себя захлопнула. Стакан был уже на половину пуст, когда подорожник прошелестел сухими листьями. Ди-тэ стало горько. Это кто-то. Это я. Дорога внезапно закончилась. Еще преграждал подорожник. Огромный подорожник с пятью сухими пыльными листьями. Он просил. Всего лишь пол-стакана воды.
Когда тебе не на что смотреть – заткни уши. По возможности свои. Звук делает невидимым очень многие вещи. Зима почти бесшумна. И мы не видим ветра только потому, что слышим его. Но небо – оно молчит, молчит для того, чтобы мы его увидели. Надо только закрыть ладонями уши.
Трактирщица покрутила пальцем у виска и, пробубнив: «Грех обижать убогих», вернула Ди-Тэ Монету. Паутина на потолке была похожа на что-то вроде карты. Там, в самом уголке, почти в том месте, где сидел паук, была ниточка, именуемая дорогой на Кара-Ма. Подорожник с сочными зелеными листьями еще немного подрос и между черешками его листьев уже можно было пройти как между колонами.
Шаг. Еще один. Как это нелегко – отталкивать от себя землю. Там, где-то впереди, в туманном прошлом, которого, возможно, никогда и не было, должна быть пещера, а в ней дракон... И этот дракон пожирает девушек и бывает убит юношей. Случалось, что он поедал и юношей, но ни разу не был убит девушкой. Может быть, если бы его убила девушка, то этот вечный процесс пожирания и умирания прекратился бы, и все бы обрели покой. Но девушки не хотят его убивать – они покорно ложатся ему в пасть, и пока дракон ими давится, ждут появления героя на белом коне... Как нелегко быть драконом! Когда-то он появился в окресностях города, чтобы известить его жителей о конце... Всем городам когда-то приходит конец – от воды, от огня или от дракона, ибо там, где есть город нет и пяти праведников. Но жители быстро их изготавливают – праведников, то есть. Их изготавливают из девушек, готовых идти к дракону с тайной и чаще всего напрасной надеждой на появление героя. А дракон был вынужден ждать и вновь и вновь поедать человеческую плоть, хотя от природы и был вегетарианцем. А еще его мучил вопрос – как писать отчет Высшей Воле, и как объяснить, почему миссия до сих пор не выполнена.
Ди-Тэ, несмотря на образованность, было известно об этой истории. Не было известно лишь, ведет ли дорога от Подорожника к Пещере, или же она ведет от Пещеры к Подорожнику, что, разумеется, далеко не одно и то же.
У дерева, которое росло в Кара-Ма было много ветвей. Но плод был только один. Какой именно – никто не знает. Он был Желанный, и поэтому для каждого свой. Он был один, и поэтому его нельзя было трогать. Он был, когда восходило Солнце. Он был, когда восходила Луна. Он был расположен там, где проходило золотое сечение: примерно на две трети дерева от земли, и на одну от неба – но это так, приблизительно. Потому что в Кара-Ма еще никто не знал о золотом сечении. И пока еще никто не знал, что это за плод.
Когда ты не можешь думать – умри. Это лучшее, что ты можешь сделать. Другие превратят твою плоть в истину. Они знают как. Знают, как разобрать тебя, словно детский конструктор на элементы, и как собрать из них что-нибудь более удачное. Но когда ты не можешь умереть, значит, истина где-то близко и ты обязан ее найти.
Весна духа. Еще голая ветка с едва припухшими почками. Клейкий запах вскипающего в древесине сока. Тишина томления. Предвкушение безудержности и страсти. Что может быть эротичнее, чем едва опушенная мартовской сединой ветка вербы, и чем снег все плотнее и плотнее прижимающийся к продрогшей от холода земле? Что? В самом деле – что? Только Влюбленные...
Ди- Тэ был необходим попутчик. Попутчик – это такое существо, которое на определенном пространственном отрезке движется с тобой параллельно и постоянно с тобой говорит – даже когда не произносит ни звука. Потому что по-путчик это всегда со-бытие, с-ход-ство, а иногда даже с-мысл. Но где взять попутчика? Пути так редко совпадают, даже если дорога всего одна.
- Пойдем, рыбак!
- Не могу?
- Почему?
- Я жду рыбу.
- Зачем?
- Чтобы поймать.
- Если хочешь, ты можешь поймать меня.
- Не могу.
- Почему?
- Там рыба. Она ждет. И я ее поймаю.
Рыба очень испугалась, что рыбак может уйти, и забыла об осторожности. Она заглотила червяка очень глубоко, и маленький жестокий крючок впился в ее холодные губы. Битва. Агония. Вот она манящая близость смерти. Вот он тот час, которого ждали оба. Леска натянута до предела... как нервы. Блестящая чешуя бьется о бьестящую воду, и все это отражается в блестящих зрачках... Ди-Тэ пришлось уйти. В одиночестве. Рыбак и рыба остались вдвоем. Иногда люди называют это любовью.
Если желания все еще имеют над тобой силу, посмотри на календарь. Календаерь обычно оказывает более отрезвляющее действие, чем даже зеркало. Посмотри на календарь и скажи: «боже, как же я молод – чрезвычайно зелен и глуп. Не пришла ли пора повзрослеть?». И календарь, вместе с зеркалом в очередной раз тебе соврут: «еще рано».
Дорога стала все чаще раздваиваться, иногда растраиваться и разветвляться. Но путь Ди-Тэ проходил по ее самой широкой части. Ибо обычно широкий путь часто бывает самым коротким. Иногда у развилок стояли столбы с указателями, иногда камни, иногда вороны, иногда витязи, иногда все сразу. Витязи ломали голову – куда пойти и что, соответственно потерять. А какая разница? Ведь чтобы потерять, надо сначала найти. Но жизнь терять почему-то никто не хотел, хотя это проще простого. И происходит это ежесекундно: мы теряем ее порой по крупицам, порой кусками, а порой и всю сразу. На старте нам выдают живую воду в решете, и все несут ее, боясь расплескать, и чем труднее выбор на распутьи, тем больше капель остается в придорожной пыли. Тем меньше шансы полить росток Великого дерева на финише. Поэтому Ди-Тэ не нравилась идея размышлять у столба. А дорога становилась все уже.
Облака как верные сторожа стали закрывать Небесную твердь от нечестивых взглядов. Музыка становилась все более объемной. Голоса животных и поэтов звучали все проникновеннее. Лилия качнула белыми лепестками, и желтая пыльца была уже готова сорваться со своего места, но воздух взрогнул: «Не сейчас! Еще рано! Жди! Жди грозы!»... А облака суетились все больше: они толпились, сталкивались друг с другом, разбухали, мрачнели и многозначно переглядывались: «Жди грозы!»... Ди-Тэ тоже пришлось ждать.
И как раз в этот тихий час ожидания пересеклись пути Ди-Тэ и Поэтэзии. Под Поэтезией был мраморный постамент, а в руках было очень много духмудры. Ди-Тэ почти охватила белая зависть, но взять чужую духмудру, хотя бы взаймы, было неприятно. На вежливый вопрос Ди-Тэ, не по пути ли им, от Поэтезии было получено согласие попутить. Но духмудра оказалась очень тяжела, и надо было помочь ее нести. На узкие плечи Ди-Тэ леги два мешка чужой духмудры. И дорога вновь поползла под ногами.
Если прикосновение не вызывает в тебе трепет – не дыши. Ты либо неприкосновенный, либо неприкасаемый. И это значит, что ты принадлежишь к касте. А воздух не принадлежит. Никому. Вдохнув, ты можешь прикоснуться к Неизвестности, ты можешь заболеть опасной болезнью познания. И ты вдруг обнаружишь, что между весной и летом есть еще одно – пятое – время года. Оно называется Молодость. Как и 29 февраля оно бывает не каждый год. Обычно оно приходит тогда, когда сирень осыпается на отполированный мрак лужи. Четыре лепестка. Твой розовый крест. Пятое время года.
Рассыпанной листвой легли слова
На ветви яблонь..
Мой сон, начавшийся едва
Был сорван явью.

Мой сон, не сбывшийся едва,
Лег белой дымкой
На океан небес – как острова,
Или как льдины.

Мой сон лег тонкой цепью букв
На строфы ямбом.
Но ямб не сбылся: наяву
Лишь дождь и ямы.

И ветер с шепотом глухим
Сады качает.
Мне снились белые стихи
И крылья чаек.

Мне снилась страсть,
И знала я, что нет - не сплю.
Мне так легко любовь далась -
К стихам, бумаге и углю.

Да, рукописи не горят –
Они сгорают.
И дивных слов прекрасный ряд
Был сорван явью.

И гнутся ветви на ветру...
Внезапна осень.
Мой сон был сорван поутру –
Не явью – прозой...


Дальше Поэтэзии было нельзя идти. Можно было пересекать любые границы, но он не выходя за рамки поэзии. Там, на болотах прозы, среди кваканья телевизоров, и залежей книжного торфа, пришлось сложить свою духмудру, чтобы воздвигнуть себе новый постамент. Вежливость требовала соблюдения обряда прощания, хотя Ди-Тэ очень этого не хотелось. Но взгляд, брошенный назад, засек на горизонте призрачные фигурки – было ясно, что два или три читателя идут по следу, подбирая просыпавшиеся из дырявого поэтэзного кармана рифмы и строфы. Ди-Тэ стало спокойно: они все подберут и, наверное, даже сложат в собрание сочинений... Великая уборка. Поэтический субботник. Иногда люди называют это Любовью к искусству.
Небо изнемогало, земля боялась пошевилиться, а гроза все еще не начиналась. Все говорило: Жди. И все ждало. Стада коров казались нарисованными. Они стояли молча, чтобы не нарушить Великую тишину... Они боялись любого, даже самого незаметного движения, потому что боялись уронить Солнца, повисшие на их рогах.
Дорога раздваивалась все чаще. Это были уже не развилки, а разветвления. Дорога ветвилась. Ди-тэ казалось, что там, впереди за дельтой этой дороги-реки должен открыться океан. Но там не было ничего, кроме безвкусного запаха пустыни.

Чем далее, тем все более языческие, божества все чаще устраивали пикники. Среди жуков попадались почти исключительно скарабеи. Голова сокола не обращала внимания на мелких зверьков, лебеди позволяли себе больше чем даже быки, и кто-то постоянно пытался увезти солнце в своей колымаге.
По грубым подсчетам Ди-Тэ было пройдена уже почти половина пути. «Свой путь земной пройдя...»
Начитанность не позволила Ди-Тэ войти в пещеру, в которую вошел... неважно кто. Может быть, это к лучшему. Ди- Тэ было видно, что там, в пещере течет река.
И еще там была маленькая лодка, ушедшая в самое сердце реки. Побочный эффект культуры. Бессознательное, рожденное не тобой. Ты знаешь течения, ты можешь грести, ты можешь управлять лодкой. Но тебе только кажется, что ты движешься. Тобою движет река. Это река, которой безразлично, существуешь ты или нет. Она может кормить тебя, может убить, может вдохновлять, может нести куда-то. Это грань соприкосновения с другим миром. Это движение, которое постоянно разрушает и постоянно создает твой мир. Но в твоем мире есть мосты и лодки. А в мире реки их нет. И вот наступает день, когда ты строишь плотину...
Никто не видел, из кагого цветка созрел плод. Но ведь если есть плод, значит, должен был быть и цветок. Женщина поняла это, и сколько бы змей ни уговаривал ее сорвать плод – она решила подождать. Подождать, пока плод упадет сам. Подождать, пока на Дереве появится новый Цветок. И плод оставался. Он был, когда заходило Солнце. Он был, когда заходила Луна. И ни одно живое существо не прикасалось к нему. Потому что каждому было интересно узнать, чем все это закончится.
Если твоя душа не знает покоя – значит, наступила ночь. Выключи свою плоть и дождись завершения работы Windows. А когда снова включишься – запусти программу сканирования, установи флажок «исправлять ошибки автоматически» и пребывай в полной уверенности, что священнику удастся отмолить твои грехи. Пусть это глупо, но это поможет тебе обрести душевный покой. Однако помни, что живым нет упокоения.
Автомобиль. Он где-то рокочет. Далеко, глухо. Ожидание – духовная слабость. Бессилие – низкий старт. И начинается марафон слов. Прилунный марафон. Как там, у классика? «И при луне мне нет покоя». Конечно, нехорошо воровать чужие мысли. Еще хуже воровать чужие души. Прочь искушения. Я говорю «Нет». Это единственное слово, которое я знаю. Я говорю «нет» мраку. И безглазый, безротый, безносый белый силует, ты - силуэт без лица - мне не страшен. Я знаю, что ты победишь. Единственное, чего я хочу – проиграть красиво. Так, чтобы разорвать финишную ленточку веселым и бодрым ребенком, которому все интересно, все важно, и перед которым впереди весь мир, мир в котором еще нет дорог - пройденных другими, мир в котором ... мир в котором меня еще нет, но в который ты однажды приведшь меня, схватив жесткой холодной рукой и отняв последний глоток воздуха. Ты просто выдернешь меня из сети, даже не поняв, что я – не компьютер. Я – человек. А это, по мнению некоторых, звучит гордо. Хотя, быть может, и они ошибаются...
А гроза все еще не начиналась. Воздух тяжелел. Духота. Марево. Земля жжет подошвы как соус с острым перцем.
Мужчине было скучно. Он просил Женщину придумать что-нибудь. Но придумывал только змей, с которым у Мужчины отношения не ладились. А Женщина ждала - когда Плод упадет. Но осень так и не наступала. А значит и весна тоже.
Если ты пишешь - захлопни душу, ибо поэзия – это ящик Пандоры, который может выпустить на белый свет все то, о чем ты и не догадывался… не мучай ближних своих стихийным бедствием. Но если ты согласен с только что сказанным, – какого черта ты за клавиатурой? Музыка урагана, грохот невыразимости, аукцион тщеславия и самодовольства, самомнение мастерового… а Солнце висит – уже тысячу лет на одном и том же месте, и мало что на свете может невысказать больше, чем солнце, припадающее над полусонной землей.
У всех дорог есть начало и должен быть конец. Дорога конечна по определению, и если ты не можешь пройти ее до конца, то, видимо, ты идешь по бездорожью. Ди-Тэ не было видно, есть ли у этой дороги конец. Но у нее было начало. Начало. Начало… и оно было уже далеко. Пора было подводить итоги, хотя бы промежуточные. Но бухгалтерских курсов Ди-Тэ не привелось закончить. Сколько духмудры удалось накопить за пройденный путь? Да и вообще на что она сдалась эта духмудра? Блаженны нищие духом… блаженные нищие духом … они так до сих пор и не встретились Ди-Тэ… да и вообще мало кто встретился. Интересно, почему? ...
Ведь по дороге обязательно кто-нибудь должен идти. И наверняка, кто-то шел. В тот самый момент… но никого не было видно, никто ни с кем не столкнулся, никто ни с кем не соприкоснулся, никто никого не услышал. Только небо, беременное дождем, ждало, когда же, наконец, начнутся грозовые схватки…
На дереве висел плод. Он должен был вот-вот сорваться. Но он висел. Он был, когда капли росы скатывались по узким зеленым лентам. Он был, когда тонкая пыль вскарабкивалась на кожистые зеленые плиты. Он был, когда длинные тени переползали словно змеи с ветвей на землю. Он был, когда теней не было вовсе. Он был полон. Его были должны вот-вот сорвать. Но это самое время, обозначаемое как «вот-вот» так и не кончалось.
Надо было где-то ночевать. Гостиницы не было. Да и зачем? Ведь где бы ты ни был – ты все равно лишь турист на этой странной планете. Ты путешествуешь как все. Одни путешествуют, чтобы поваляться как обкатанный волною круглый... я хочу сказать камень, - на пляже, другие – чтобы с неистовостью осмотреть руины или то, что станет руинами через пару тысяч лет. Кто путешествует по делам… т.е. с какой-то целью… т.е. в погоне за чем-то… как тот рыбак, который… интересно, поймал он рыбу или нет?…
А гроза так и не начиналась. Сухой поцелуй пустныни стал надоедливым. Земля боялась пошевелиться, потому что знала, что любое движение может повлечь за собой катастрофу – это тяжелое, очень тяжелое небо может обрушиться в любой момент. И было ясно как дважды два четыре, что если на стене висит ружье, то оно выстрелит, и что если над землей есть небо, то однажды оно упадет... и все замерло в ожидании. Стебли травы стояли строго паралелльно. Тишина, умноженная на бесконечность... беспокойство, деленное опять же на бесконечность. В этом разумном и рациональном мире у всего есть конечные величины. И все может быть сведено к формуле. И почти все бинарно.
Ди-Тэ пришлось моргнуть, потому что вдруг показалось, что в глазах двоится. На дороге была фигура – нет не круг, не треугольник. Человеческая фигура. Даже две. Мате и Матикс. Две паралелльные линии, следовавшие по неопределенной траектории. Но - навстречу Ди-тэ.
-Вы не из Кара-Ма?
-А что это?
-Значит не оттуда... А жаль.
А плод все рос. И все ходили вокруг него на цыпочках. И все танцевали вокруг него. И всем хотелось его попробовать. А он все был и был. Он был, когда всем было весело, он был, когда всем было - нет грусти в Кара-ма не было. Он был, когда всем было скучно. Он был, когда весело и скучно было не всем. Он был, когда всех не было. Он был.
Мате и Матикс уходили. От грозы. От Кара-Ма. Мимоходом они сообщили Ди-тэ уйму интересных вещей. Но мимолетом. Они почти развернули Ди-тэ своей реактивной струей. Но им не было дела до окружающего мира. Их интересовала красота в чистом виде. Ибо искусство математики стоит неизмеримо выше музыки слова. Их было двое. Пусть это выглядит как бинарность. Но иногда люди называют это единением.
Ди-Тэ не удалось не оглянуться.

Меж ним и нею может быть проведена
Любовь, прямая и притом одна...


Эту древнюю теорему Ди-тэ удалось высмотреть на одном из придорожных телевизоров. И душещипательные сцены уже должны были вырвать из слипшихся от усталости глаз соленые крупные слезы... еще бы: мыло всегда щиплет глаза.
Если ты не смотришь мыльные оперы – не вглядывайся в Достоевского. Как ты сможешь читать, если ты не выучил азбуку. От чего ты будешь отличать прекрасное? Архетипы, обнаруженные еще Юнгом и впоследствии упомянутые древними греками, то самое бессознательное, которое ты не признаешь своим, ибо считаешь его коллективным, нападает на тебя – прямо из воздуха. Выпадает из окон в небесной тверди. И кусается, очень больно кусается, пока его не поместят в клетку сериала.
Уже было совсем темно. Слишком темно для летнего полудня. И все, кроме Ди-Тэ было неподвижно. Это было не кино. Это была картина. И на ней стоял штамп: Небо нахмурилось. И у самого горизонта виднелся черный тонкий стебелек неизвестно чего.
Вдруг перед Ди-тэ оказались рельсы. Последние рельсы города, из которого Ди-тэ пришлось уйти. Хотя, однако, но - какие рельсы после жуков-скарабеев? Время сделало мертвую петлю. О, неужели начинать все сначала? Четыре дня! В то время как за шесть можно успеть сотворить мир. О, это время! Это страшное и интересное время!
...о чем это я?... Йог, вернувшийся из нирваны в порванный мир. Скажешь, что из нирваны не возвращаются? Возьми в руки бусины слогов, и ты сможешь составить из нирваны даже прилагательное. Нирванный. Красиво, не правда ли?
Но четыре дня! Снова уходить из города... снова...


...Через четыре дня
разлука - тонкая черта,
на шпалах параллельный след -
без злобы и без жалости
меня
отчертит (нет, скорее, - отсечет)
на много лет.
А может, навсегда.
Когда же “навсегда” пройдет,
вновь запоют стихи немые.
И мы наверное докажем,
что параллельные прямые
в одну сливаются однажды...


Ди-тэ нельзя было не перейти через рельсы…
А там, чахлая придорожная яблоня клонилась под тяжестью... нет, плодов на ней не было. Было только солнце, запутавшееся в ветках. Солнце, повисшее чуть ниже грозовых туч. Или нет, это все-таки было яблоко... маленькое румяное яблоко... Идея яблока... или все-таки солнце... такое аппетитное... солнце... выброшенное кем-то... яблоко, запутавшееся в кривых ветках... солнце... такое вкусное...
И его нельзя было не съесть...
Женщина проснулась от ветра... сильного, холодного ветра.... Плода на дереве не было... начиналась гроза...


Вася

А на Страшный на суд мы придем всей гурьбой.
"Эй, салаги!..." - скомандуют черти -
"Смир-р-р-но! Эй! Рассчитались на первый-второй.
Заодно можно также на третий...".
И послышится кроткое: "Первый." "Второй".
"Третий". Будто бы все снова в классе...
Только вдруг, невпопад - не с того, что герой -
и обмолвится кто: "Гений Вася".
"Почему не как надо преставился, тварь!
Или, может, на место поставить?!!".
Но как в сказке, по-доброму созданной встарь,
грянет голос: "Эй, черти! Отставить!"
Голос будет, как водится, прямо с небес:
"И не надо, пожалуйста, прений!
Вася, может, по виду почти что и бес,
но по сути своей все же гений..."
И пока пререкаются Небо и Дно,
Вася скажет: "Ребята! Айда!
Я местечко тут рядышком знаю одно...
Там получше! Махнем-ка туда!"
Зал суда опустеет. Наполнится вновь.
Снова "Первый!". "Второй...". "Третий...", "Пятый...".
"Руки мыл? Покажи! Это, кажется, кровь?
Ты - распявший иль типа распятый?"

... И Отец улыбнется
торжественно-строго.
И обнимет и Деву, и Сына:
"Надо ж! Тут, вокруг Рая, такая трясина...
А они - отыскали дорогу!"


Загадки русской души

"Что нам стоит дом построить?
Нарисуем - будем жить"



Уверовав в могущество харизм,
в то, что богач не станет подлецом,
мы строим на "Ура!" капитализм
с ну очень человеческим лицом.

Хоть у него рога растут и хвост,
и грунт под сваями того, немного зыбкий,
Он к будущему светлому наш мост,
где социалистичны так улыбки.

Эх, знать бы, мать-РФ, что строим мы...
Голосовали бы тогда - не голосили.
"Умом Россию не понять" - твердят умы.
"Да мы-то, в общем, понимать и не просили."

И пусть вокруг как будто мрак и жуть.
Но мы - строители! На то нам и свобода:
для олигархов строить светлый путь
к демократической свободе от народа.

У нас ведь прошлое такое! Что и в снах
кошмарных не видать Европе хлипкой!
Да что нам стоит дом построить! Ну а крах -
по-русски встретим, правильно... с улыбкой.


Обет

Что делать, если дан обет молчать,
но велено внимать и говорить!
Любить. И обличать. И обучать.
Дразнить, лелеять, радовать, корить...

Обет случайный - словно в горле ком.
Виденьем Рая... Нет. Не обольщаюсь.
Развязанным Тобою языком
с Твоими чадами развязными общаюсь...

И если среди них хотя б одно
сердечко понимать Тебя готово, -
забуду слово то, что мной дано.
Ловя Тобой даруемое Слово.

Они просты. Прости их! И меня...
Гордыней вырванный, никчемный тот обет...
Его неправедно-торжественно храня -
Словам Твоим кричала бы я "Нет!".

Развязанным Тобою языком
с Твоими чадами развязными общаюсь.
Но все-таки... Как режет горло ком!..
Ничем, поверь, ничем не обольщаюсь.

Но если... все же... сердце, хоть одно,
стихами (словно ключиком) открою, -
будь проклято словцо, что мной дано!
И да пребудет данное Тобою.


К.Христов. Облачко в пустыне

От скал приоблачных сбежала тучка прочь
и потерялась, в небесах пропала.
Парила долго. Но настала ночь.
Там прилегла она, где тьма застала.

Притихла в кротком сне. А утром лаской
улыбка бледная зари ее коснулась.
Она жемчужные свои открыла глазки,
вокруг взглянула... и с испугом встрепенулась.

Глядит: равнина бесконечная застыла.
Глядит: вокруг пустыня, ни травинки.
И о родимых скалах загрустила,
вся превращаясь в жемчуга-слезинки.



К. Христов

Облаче в пустиня

Остави облаче приоблачен балкан
и се изгуби, скри се в небесата.
То ря се дълго там. А в късна нощ на стан
припадна, дето свари в тъмнината.

И стихна в кротък сън. Но щом го озари
на утро първата усмивка бледна,
безбройни бисерни очици то откри
и сепнато наоколо погледна.

То гледа: стелят се безкрайни равнини,
околовръст пустиня го обгръща.
То гледа - и в тъга за родни планини
на бисер-сълзи цяло се превръща.


Р.Фрост. Не на месте (рус. яз.). Нямало (бълг. яз.)

Не на месте

Я обратился к Богу:
узнать причину бед.
Все оказалось хуже -
нашел, что Бога нет.

Ко мне Бог обратился
(Не смейтесь! Это так!).
И Он нашел, что нет меня:
мол, не в себе чудак.



Нямало

Обърнах се към Бога:
защо ни тази драма?
Пък то било по-лошо!
Намерих, че го няма.

Към мен той се обърна.
(Това не е за смях!).
Намери, че ме нямало:
не с всичкия си бях.



Not All There

I turned to speak to God
About the world’s despair;
But to make bad matters worse
I found God wasn’t there.

God turned to speak to me
(Don’t anybody laugh)
God found I wasn’t there –
At least not over half.


Будур

Когда ты станешь многотомным, жутко важным
и значимым для всех литератур,
ты вспомнишь промелькнувшую миражем
лишь на горохе спящую Будур.

Зал будет выть и плакать от восторга.
Кидать цветы и на на руках нести -
до кладбища прям от порога морга.
Но вот Будур не будет там. Прости...

Ведь ждет Будур за все, за все расплата:
ты, взвесив многословные тома,
ей скажешь, что она в них виновата -
С-ума-сходя-сводящая-с-ума.

Покинув кладбище, споешь из "Ранних песен",
от медных труб и почестей устав.
Признаешься, что без нее мир пресен,
неотвратим и предсказуем как Устав.

О, да! Ты станешь, станешь многотомным!
Все соберешь, сочтешь и подытожишь.
Но, зал покинув, вновь со взглядом томным,
вновь на горох свою Будур уложишь.


Р.Фрост. Тень облака

Легкий бриз мою книгу открытой застал.
Он нашел в ней стихи. И листал, и листал,
словно знал, что там были стихи о весне.
Я пытался сказать: "Нет, они не по мне".

Неужели сейчас бы я их написал?
Не ответив мне, ветер страницы листал...
Лишь мелькнула тень облака, словно испуг,
что найти нужный лист не позволю я вдруг.



A CLOUD SHADOW

A breeze discovered my open book
And began to flutter the leaves to look
For a poem there used to be on Spring.
I tried to tell her "There's no such thing!"

For whom would a poem be by?
The breeze disdained to make reply;
And a cloud-shadow crossed her face
For fear I would make her miss the place.


Не смейся...

Псевдодревнеегипетская зарисовка

Адаптированный перевод (середина XXI в):

За чьто не лубит кракадыля кракадыля?
За то чьта оба лубит антилоп.
За то чьта очень мала приходыля
На водопоя вкуснай антилоп.
За то, что еще меньше ухадыля
Из водопоя быстрый антилоп.
За то, что жизнь у кракадыля кракадылля:
Лежать он в иля Ниля и слезить.
Как кракадыля антилоп не полюбить?

Здесь стена, на которой был высечен данный текст,
обламывается,
а следующий фрагмент переведен уже другим,
менее виртуозным переводчиком:


Светлейший Ра, в ладье своей взмывая
Над мудрым мраком хеоптических высот,
Метни свой взор вглубь Нила, где вздыхает
о гну-сной плоти кровожадный Тот,
и Этот крокодил, и все другие…
Светлейший Ра, в разверзнутые пасти,
Что полны вожделения и тины,
Вложи такое… Что-нибудь вложи
Такое, что не снилось и пророкам!
Я обещаю верить каждой лжи:
Что гну-с едают крокодилов ненароком,
Что крокодил пернат, что гласом сладок
и что лишь в свете утренней зари
алеет Нил - не с крови ж. Беспорядок
устраивают гну-с. Не говори
мне, отчего Нил милый полон вод -
от крокодильих слез. Как быть иначе!
Известно всем: и крокодилы плачут,
Когда гну нилы переходят в брод.
Я обещаю верить в каждый ляп,
Но, светлый Ра, скорее дай им в зубы -
Богатство, мудрость ли - любой надежный кляп,
Хотя б и был он не по-божьи грубый!

Здесь в стене опять облом.
Но мы можем догадаться, что, видимо,
Ра внял мольбам неведомого жреца, т.к.:


Бродя в бреду (иль бредя в водах Нила)
И бродом-бредом раны бередя
В чувствительнейшем «психо» крокодила,
….
Гну пили, пили, пили, пили всласть.
И Нил в тот день был не по-нильски кротким.
И гну смотрели крокодилам в пасть.
До самой глотки.

Очередной облом…

«Печаль - что пирамида, светлый Ра.
Чем выше бог - тем меньше в нем скорбей…» -
Так думал, звезды созерцая до утра,
На призме Хео-Пса жук-скарабей.
Он - жук! Пройдет от точки до квадрата.
(А что квадрат? Квадрат, он - плоскость куба…)
Вновь воды алы. (Но не с крови же - с заката!)
И жук вздыхает: «Что ему Гекуба?
Что крокодилу крокодил? Что гну для гну?
Я знаю, светлый Ра: мол, селяви.
И даже если землю обогну,
Везде все пирамиды на крови.
Но изредка божок, что помоложе,
Винтом ладьи взрезая мирный Нил,
Нет-нет, да и уронит в липкий ил
Свой ридикюль из крокодильей кожи».

P.S. Перевод, не прошедший по конкурсу

The Crocodile was dreaming
of a wing,
an angel’s wing
that touches softly
the deep & thick &
ever main mainstream.
That’s just a dream…
No angels near
were found.
That is why a Tear
dropped out
watering the Nil.



Дракон и стрекоза

Когда смотрю, как он надменно реет,
Рыгая гарью, затмевая божий свет,
Так тошно мне, что хочется на рее
Себя повесить (к счастью, реи рядом нет).

Когда он властно расправляет плечи,
Крыла вздымая ломаной дугой,
Я думаю: «Как хорошо, что я помельче,
И не дракон, и масти, кажется, другой».

Когда презренье извергает он как рвоту,
Нет дела мне до эполетов и шевронов…
Я лишь шепчу: «Закройте небо для полетов!
«Летая, гадить» - не по кодексу драконов!»

И пусть он сверху вниз высокомерит,
Порою невпопад, порой прицельно,
Тот, кто воистину крылат, - высот не мерит.
Ему все вдаль до горизонта параллельно.

Когда я вижу, как гордыней истекает
Герой, освободивший белый свет,
Убив дракона… сердце ёкает-икает:
«Как хорошо, что реи рядом нет!».



Не смейся...

Не смейся, Боже мой, -
я верю в «Фауста»,
И в донкихотщину,
и в тиходонщину,
В батрахомиомашье «Илиады»…
Нет, если хочешь - смейся!
Но, пожалуйста,
Ты не лишай меня моей наивности -
Доверчивой, жестокой и ранимой.
И хоть и нет чужих в душе, но мимо
Меня ты книгу знаний пронеси…
Не говори мне, был ли миг такой,
Когда горячая и горькая волна
Ударом жгла висок -
Всевечный и седой -
Когда ты, вспомнив День шестой,
Избрал для Страшного суда
Один весьма погожий день…
Хоть спрашивать тебя грешно,
Я все ж спрошу. Постой,
Скажи мне по секрету
(досужим любопытством
грешу и я в своей
наивности прилежной):
ты Каину вопрос
такой совсем простой -
задал зачем?!! -
Ведь ты всевидящ.
Ужель в надежде обмануться?!..
Не отвечай!
Нет! Лучше смейся надо мной!..
Ты знаешь: я люблю,
когда смеются,
и ветер, и стихи, и облака.
Я верю, Боже, в «тварь» - твое творенье.
Жизнь - только сон...
Дозволь мне не проснуться
От воплей, подгоняющих толпу
В геену… Круг десятый ада -
всезнание. Прошу, его - не надо!
Пусть простоту мою
Считают несвятой...
Я знаю: все же в ней,
такой наивной, есть
И тайна, и покой,
и сила, даже сила:
Она - не то благая весть,
Не то чертям за правду месть…
А, может, ключик от ворот -
Тебе решать, какого сада…



Весна была так холодна…

Любви извилистые ветви
она цветами не покрыла.
Лишь пел голодный старый ветер
О том, что сердцу было мило.

И мне казалось, что на свете
Правдивей песни не сыскать,
И лишь угрюмый старый ветер
Ложился на мою кровать.

Я в одиночестве суровом
Искала святость простоты.
А старый ветер пел мне снова
Про нераскрытые цветы.

Пел про весну: «Весна жестока!
Как обнаженная сирень…
И на любовь в ней нет намека:
Есть только ветер и мигрень».

Но говорят, что за весною
Приходит лето - бог любви.
И пусть оно немолодое,
Но каждому кричит: «Лови!».

Весна была так холодна -
Как обнаженная сирень.
Искала святость простоты,
Но пел голодный старый ветер -
Правдивей песни не сыскать -
Про нераскрытые цветы...
Есть только ветер и мигрень.
Приходит лето...



***

Десятки книг разберу на буквы.
Построю город.
Позову тебя.
Мы будем пить чай и слушать виолончель.

Пойдет дождь и мы будем перебирать его,
как перебирают крупу: дождинку к дождинке.
Подпорченные капли мы выбросим.

На клен под нашим окном сядет воробей
и склюет все наши зернышки.
А виолончель
будет звучать, звучать,
не обращая на нас никакого внимания.

Я возьму с полки еще книг и разберу их на предложения.
Они длинные как нитки,
и я свяжу тебе из них что-нибудь теплое.
Чтобы ты согрелся.
Ты ведь не умеешь вязать.

И не умеешь разбирать книги.
Ты их собираешь.
И не знаешь, как это опасно.
Опаснее, чем собирать
контейнеры с ядерным топливом.

Ведь если книгу расщепить на атомы,
то и одной строки
хватит, чтобы тысячу лет
освещать огромный город,
А я его построю,
И позову тебя.
И мы будем пить чай
и слушать виолончель, дождь и воробья...


Говорят, ты продал душу...

Говорят, ты продал душу
черту? Даже раза три.
Ладно. Если я не струшу...
Помолчи! Не говори!
Ладно, пусть не три, а дважды
(да хоть десять раз подряд!) -
это, видно, делал каждый,
только вслух не говорят.
Покидая мир сей грешный,
загляну на огонек.
Если только ты, конечно,
душу в целости сберег.
Может черта переспорю,
может выиграю в буру.
Если надо - выпью море,
горы в порошок сотру,
поверну обратно Лету,
дам Харону крупный куш...
Знать бы лишь, где сейф тот, где ты
спрятал лучшую из душ...
Воют люди, ржут гиены,
Бог не выдаст - знать, судьба...
...выкраду я из геены
душу грешного раба...


Мое сердце обвито ватой...

Ты ругаешь любя, клянешь.
И нарекаешь черствой…
Да! Чужда я страстей бесноватых!
Чтобы в сердце меня кольнуть,
подлинней выбираешь нож.
Зря - пронзить меня так не просто:
Мое сердце обвито ватой.

Мое сердце туго обмотано
Бело-облачными волокнами.
Не жестокое
и не жесткое.
Теплое.
Как проростки
Раскрывают и разрушают
Сухие пшеничные зерна,
Лишь только вода напоит их,
Так и сердце мое раскрыто
И разрушено быть может.
Может. Потому не кожей -
Мое сердце ватой обвито.

Мое сердце укутано ватой.
Потому что оно ранимо.
Потому что в нем то, что любимо.
Потому что в нем то, что свято.

Мое сердце поет и стучит
О свой белый глухой щит.
Но ты не услышишь –
даже набата:
Мое сердце укрыто ватой.

Я прошу - не руби с плеча.
Сам подумай и рассуди:
Как тяжела и
как горяча
Кровью
пропитанная та вата
Вокруг сердца в моей груди!

_____________________________
безумно понравился фразеологизм "сърце обвито с памук" (о черством человеке)


Страх

Страх -
это...
Ну, допустим, гроза.
А ты - один в поле,
как высшая точка,
шарахнет -
стало быть по тебе.
Страх - это...
Допустим, коза...
Вдруг она - на тебя
рога точит?

Страх - это священника
злые глаза...
Потому что непонятно,
что ж это за взгляд.
Кажется, что он должен быть за
веру, отчизну, Отца и Сына,
но он - за твое попадание в ад.

Страх - это когда орут:
"Не пищи!
Ты ж не дельфин. Возьми-ка ниже, октав на 15!"
И басишь, от страха, что не поймут.
Но слова все текут, текут...
Выше страха, стыда. Выше...

Страх - это когда от твоей страны
осталась
одна только крыша,
капители, пилястры,
вензеля, аканты,
туристы, прорабы,
рабы, иммигранты,
позолота и суета.

И вместо фундамента
пустота...


"Ты-дым, ты-дым..." - стучат колесики...

"Тыдым, тыдым..." - стучат колесики.
И пассажир без рук, без ног
сквозь лес ног целых как по просеке
ползет, взимая свой оброк.

И форма вроде бы военная,
но видно, что фальшив берет.
И медь летит, военнопленная:
ведь рук и ног взаправду нет...

Ах, мелочь, медь! Уж помолчала бы!
Да на беду свою звонка...
Летит, звенит, чтоб не печаловать
тугую сытость кошелька.

Ты-дым, ты-дым... Колеса каются.
Как сладко спать под стук колес...
И осторожно закрываются
ворота в сонный лесовоз...


Цирк

Ты окровавлен. И раздет.
И ешь песок.
И ослепляет белый свет.
И жжет висок.

Трибун неровный гул слился
в звериный крик.
Кто ты? По-прежнему дитя?
Уже старик?

О, как кричат они! "Умри"?
Или "Убей"?
Любой патриций изнутри
всегда плебей.

Но не кори их. Их пьянит
дурман резни.
Патрициев и плебс роднит
лишь вопль "Казни!".

Не слушай их "умри/убей"
И не кори.
На языке души своей
заговори.

Тебе ль стыдиться, что ты гол,
в крови и слаб?
Ты минотавра заколол,
презренный раб!

Слизав песок с разбитых губ,
переводи
с латинского, что зол и груб,
на свой: "Иди!

Отныне ты освобожден!
В жестокий век
ты не патрицием рожден.
Ты - человек..."


А в Азкабане все спокойно...

А в Азкабане все спокойно...
И Гарри Поттер на метле
летает чинно и достойно.
И что-то варится в котле.
И детвора зубрит заклятья.
И лишь на кладбище распятие
тревожную вселяет грусть.
Спят вурдалаки, монстры, звери.
Но так и хочется к портьере
приблизиться и вдруг проткнуть...
Но знаешь, что пронзится грудь
не королевская отнюдь.

А в Азкабане все спокойно.
И, кажется, утихли войны.
И учат дети черных книг
корявый сумрачный язык.
Не ради зла и не от злобы:
в надежде, что получат знак
"Отличник колдовской учебы"
или медаль "За Ересь". Так
и ныне, присно и вовеки.
Ведь не меняет в человеке
ни быт, ни блат, ни антураж
того, что охраняет страж
в твоем спокойном Азкабане:
плевелы, истины зерно...
И кажется, что здесь темно.
Лишь призрачное то распятие
тревогой освещает грусть.
А дети учат наизусть
свои забавные заклятья...
И, молчалив как истукан,
взирает Яхве. И без гнева
молчит Дитя с ладоней Девы:
"Твоя душа твой Азкабан..."


А и Бе (часть 2)

... кончается керосин.

Дотянули до луны Син,
как могли, жестко сели,
но головы целы.
Автопилот справку дает:
"Кислород есть. Жизни не обнаружено.
Жить можно и внутри звездолета и наружно."

Вышли за борт. А там - красота:
планета на небе висит,
на А похожа, да все ж не та...
А на ней должЕн быть
тот самый пиит.

Зелень вокруг, на листах ни изъяна,
ручеек чист что водка (ан нет стакана).
Стали они по пейзажу шагать...
Нет чтоб о ем стихи слагать...


А на планете Бе
бедный пиит все страдает, да все строчит
не то жалобу на небеса,
не то просто так, словеса.
То, что пишет - так не беда,
да вот кончилась у него еда.
Потом кончилась и вода.
Делать нечего, пошел к пруду
(к тому, где музы)
на свою беду...

А они там сюсюкаются шурша,
говоря, мол, планета всем хороша,
весьма, так сказать, хороша планета.
Жаль ни души нет. А им бы поэта!
Уж больно казисты Бе-планетные музы,
по виду вылитые медузы:
зуб барракуды,
нрав паскуды,
щупальца деликатные,
на ощупь весьма приятные,
яд - тактильный,
слог - щепетильный...

Сетуют, бедные, плачут, плавая...
Что за судьба, мол, у них лукавая.
И тут! "Ёмаёмаёмаёма!"
и еще несколько слов, рифмующихся с "Ять".
(это мантра такая,
хорошо помагает
трезветь и кого-нибудь вдохновлять)...
Идет целый обед...
Тьфу-ты-нуты, оговорилась: поэт...

Пошел наш поэт по водУ,
а там - народу!!!
И все так и норовят вдохновить
по самое "нехочу".
О дальнешем пока молчу,
поелику на луну Син лететь надо:
там наши двое попали в засаду.

Не успели они насладиться пейзажем,
как увидели, что за кустом за кажным...
Ёмаёмаёма! Графоманы!
По виду - типичные тараканы:
стАтны,
опрятны,
говорят приятно,
пишут красиво
(умеют пользоваться курсивом!),
ходят парочками,
пишут палочками,
волшебными видать
(с блокировкою слов, рифмующихся с "ять").
Одно непонятно:
хвост у них или грива...
А впрочем - неважно,
все равно красиво!

Музе стало вдруг
немножко неловко,
что они вот так вот, без приглашения,
с корабля на чай...
Поправила она на плече винтовку,
чтоб не выстрелила невзначай...

А у мышепоэта аж дыхание сперло:
это ж надо, во вселенной, оказывается есть Рай!
Аж до слез хорошо, аж ком в горло!
Хочешь пляши, хочешь играй,
а главное - других поэтов нет!
Зато почитателей будет море...
Муза видит: поэт в слезах. Должно быть горе!
Посмотрела она пристально, посмотрела,
дошло вдруг до нее в чем дело.
Кинулась в кусты, рвет лопушок,
садится, не стесняясь, прям при всех на корточки:
"Напиши мне, дружок, стишок!
Что хошь пиши, хоть резы, хоть черточки!"
И тихонечко зажимает ему рот
знает ведь, что произойдет:
это же А-мышепоэт:
рык тигриный,
клюв орлиный,
крыло соколино,
хвост павлина,
жабры как у рыбы,
слова - что глыбы
(вылетит - зашибет).

Шепчет ему тихонечко:
"Потерпи, пожалуйста, мышоночек!
Эта луна поэзией не испорченная совсем!
Ты кидай свой стишок на лопушок,
а местных жителей не замай!
Это у них, видать еще май,
до сентября не замерзнем,
наскребем где-нибудь керосину
и можно на планету Бе..."

А местные чай попивают себе,
поглядывают: что за гости к ним,
любуются мышиным хвостиким.
Наверно, приезжие того, хорошие:
ходят парочкой, да с волшебной палочкой.
Ну и что, что на тараканов непохожие,
всяка тварь на луне богу угодна,
и летуча,
и ползуча,
и даже подводна...

Наконец вожак, осушив стакан
(ксати видом-то не совсем таракан),
говорит: "Идите к нам, чайку попейте!
А мы под чаек поиграем на флейте!"

Муза спасибствует, винтовочку кладет,
аккуратно так, чтоб не стрельнула невзначай.
И тут! Ничего себе сюжетец!
Кончается чай...


А и Бе (часть 1)

Жили-были Поэт и Муза...
Жили-были они себе
под одною звездой,
на планетах соседних:
обозначим условно их А и Бе.
И не было между ними
никакого, понимаете ли, союза.
И вот так вот - из-за отсутствия
межпланетной там инфраструктуры
рушилась на глазах судьба
галактической литературы!
И рыдали Поэт и Муза,
и вопили, и даже писали...
И глядели большими глазами,
вылезающими из орбит,
на орбиты планет А и Бе...
О счастливой просили судьбе
(но пуще того переживали
за судьбу галактической литературы,
оказавшейся в глубочайшем кризисе
из-за какой-то там инфраструктуры).

На планете Музы (планета А)
водились поэты, по виду мыши:
рык тигриный,
клюв орлиный,
крыло соколино,
хвост павлина,
жабры как у рыбы,
слова - что глыбы
(вылетит - зашибет).
А поэзия - не идет...

Вот Муза смотрит все на орбиту
луны над планетой А,
ну аж кружится голова...
Ей бы поэта, да поди найди ты...

На планете поэта водились музы.
По виду - медузы:
зуб барракуды,
нрав паскуды,
щупальца деликатные,
на ощупь весьма приятные,
яд - тактильный,
слог - щепетильный...
А поэзия - не идет...

Вот поэт и смотрит все на орбиту
луны над планетой Бе,
так, что кружится голова...
Ему бы музу, да поди найди ты...

В общем, про это дело
сплетня наверх долетела.
И повелел господь
не то что бы к плоти плоть,
но дух типа к духу доставить,
отсутствие стихов исправить.

Сказано-сделано и вот
создали на планете А звездолет...
Так состоялся научно-технический там прогресс...
(чего же не сделаешь для муз-поэтесс!).

Проведали про то поэты-мыши.
"Ишь, говорят, это ж к небу можно летать!"
И еще несколько слов, зарифмованных к "ять".
Этак и мышьи-то сбудутся мечты.
Посовещались, решили:
"Летишь ты!"

Мышь - поэт исполнительный:
надо так надо,
напоследок окинул взглядом
планету А,
залез в звездолет,
кругом пошла голова
(от запаху керосину)...

Муза тут тоже
проверяет топливо
говорит: негоже
на керосине-то,
лучше бы с периодом полураспада...
Впрочем, дареному звездолету в сопло не смотрят...
Надо лететь - значит надо.
А то ведь из-за какой-то там инфрастуктуры
намечается гибель литературы!

А поэт на планете Бе
все строчит и строчит себе,
то есть наверх там, на небеса,
то ли жалобу, то ли так, словеса...
А поэзия - не идет.

Заводит Муза, стало быть, звездолет,
взлетает, переходит на "автопилот"
и в каюту свою идет...
Но - только бедра кладет на кровать,
под кроватью - давай шуршать.
"Мыши!" - испугалась Муза -
"Ничего себе в полете обуза!"

И точно - ни здрасьте тебе, ни привет -
ползет из-под койки мышепоэт:
рык тигриный,
клюв орлиный,
крыло соколино,
хвост павлина,
жабры как у рыбы,
слова - что глыбы
(вылетит - зашибет).

Муза ему затыкает рот:
"Тока ни слова не говорите!
Мы, понимаешь, уже на орбите,
новехонький у нас звездолет,
летать бы на нем еще снова и снова,
только вот фюзеляж
не любое выдержит слово..."
В общем, присела она на корточки,
бумажку мышу дала:
"Вы тут пишите, хоть резы, хоть черточки,
но вслух - ни слова. И все дела!".

Счастливый Мышь начал творить...
Даже не очень хотел говорить...
Подлетают к луне планеты Бе,
назовем ее, к примеру, Син...
И тут сюжетец ничего себе:
кончается керосин!...




Элегия

Одно проклятье нам дано:
воспринимать всерьез
и жизни серое сукно,
и позолоту грез.
Нам дан волшебный дар - ценить
без пафоса и поз
любви алеющую нить
и тонкость слоя грез.
И мы могли бы уж давно
без ложных слов и слез
порезать серое сукно,
стереть сусальность грез...
Но дан в проклятье - дар ценить
без ложных слов и поз
и алую на сером нить,
и блеск сусальных грез.


Ярлык

Ты все требуешь превосходства,
преклонения ждешь от всех...
Этикеткою "сумасбродство"
как магнитом влечешь успех.
Ты все требуешь благородства
среди мрази земных потех.
Дан ярлык* тебе на юродство:
тяжкий подвиг и светлый грех...
_________________________________
*Ярлык (англ. Label)
Ярлык (в татарских ханствах) — письменное повеление хана, грамота ханская или информация о конкретном воплощении законов Ясы
Ярлык — товарный знак на изделии в виде наклейки, этикетки или на прикрепленном к нему талоне, в котором указаны данные о товаре (вес, количество, цена, изготовитель, дата изготовления и др.).
Ярлык — обиходный синоним (обычно отрицательно окрашенного) стереотипа, клише, Прозвище.

(цит. по Википедии)


Джуманджевые шахматы

Вроде все как у всех. Вроде 32 белых...
Но еще 32 - разноцветные клетки.
Ты играя твердишь: "Среди пешек нет смелых
(если только они не из контрразведки)..."

Но одна вдруг дойдет - до последней черты.
Заблудившись (и в том - офицерский расчет).
"И какою фигурой теперь станешь ты?
Чай ферзем?". "Да зачем? Как и был: Ешкин Кот".

По косой проплывет мимо розовый слон...
и перо ирокеза воткнет офицер...
Твои шахматы все - как джуманджевый сон:
Белых пешек поход на цветастых химер.

Шаг вперед, а потом как всегда невпопад
(вдруг засада в кустах?) - по косой быстро бьешь.
Из кустов августейший доносится мат.
"Что за ферзь ты такой!" "Пешка я. Кошкин Еж..."

А цветные поля - широки, не объять.
И все кони твои - люты что минотавр.
А на белых полях нелегко устоять:
лишь пешком и пройдешь, вдалеке от литавр...

Ох, чудны твои шахматы! Проку в них нет,
но ладьи все летают, по пешкам паля.
"Шах!" - кричу. И смеется от счастья валет:
"Это демо-игра... Нет у нас короля!"


Мел

    На плотине белым мелом мы
    сложим эпи-тафи-лог,
    лишь бы жизнь вернуть успела нам
    души, сданные в залог...

    ("Одуванчики и молоко")



Стихи должны бы наноситься мелом.
Белым.
Твердым.
Как льды Антарктиды.
Белым.

Быть даже на светлой стене светлее,
чем стена, на которую их наносят.
И смываться любым ливнем
Слез хлынувших ниоткуда.

Стихи должны быть нацарапаны мелом.
Со скрипом,
размашистым почерком.
По-детски,
по-хулигански,
и немножечко неразборчиво.
Стихи должны наноситься до
тех пор, пока мел в руке,
пока ногти не содраны о цемент.
Стихи должны рисоваться, но
Их вынашивают и рождают…
Зачем?
Зачем?
Ведь мел –
это так…
«дешево и сердито».

На стенках,
залепленных грязью быта,
Стихи должны бы
быть наносимы…

- «Стихи должны бы…»?
Невыносимо!


Медиатор

Он не медиум... Нет! И поэт, и певец,
и артист - медиатор на пальце у Бога.
Без хулы и хвалы, на досуге, Творец
тронет струны души (если струны целы),
и душа - зазвучит, лепо или убого.

Если верно настроена сердца гитара,
то и песня пойдет высоко, налегке...
Он - не медиум, нет. Он - потрепанный, старый
медиатор. Наперсток. На божьей руке.


_____________________________________
Медиатор — третье нейтральное, независимое лицо (посредник, примиритель), помогающее сторонам разрешить имеющийся конфликт, спор.
Медиатор (плектр) — тонкая пластинка с заострённым концом, предназначенная для приведения в состояние колебания струн щипковых музыкальных инструментов.

(цит. по Википедии)


Баллада...

На перекрестии дорог,
а не в диковинном лесу
явился мне единорог...

Как окровавленный кинжал
на белоснежнейшем носу
он свой прекрасный рог держал.

И пышной гривы облака
как водо? снего? млекопад
текли на белые бока,
и кротким был кровавый взгляд.

Во сне то было? Наяву?
Уже не важно, милый друг...
Он, помню, наклонил главу.
Я, помню, отшатнулась вдруг.

Я помню, как сказала строго:
"Иди, мой дивный зверь, иди!
Я - уступлю тебе дорогу!
(ведь у меня все впереди,

А ты торопишься, возможно...)".
Наверное, неосторожно,
его я ранила тогда....
Но, впрочем, горе не беда.

Во сне то было? Наяву?
Уже неважно, милый друг...
Он вскинул гордую главу.

Как окровавленный кинжал
торжественно он рог держал.
И тихо стало все вокруг.

Из тучи выползла луна...
Как перекресток был зловещ!..
О! Этот сон был явно вещ(ь)!
"Как ты могла! Ведь ты одна!..." -
он мне шептал, топча траву и
хвостом сметая пыль с дорог, -
"О, ты, презренная девица!
Я лишь тебе и мог явиться!
Ведь на земле лишь ты одна
и веришь, что я существую..."

Во сне то было? Наяву?
Уже неважно, милый друг...
Он, помню, наклонил главу...
...Как окровавленный кинжал
прекрасный рог его дрожал...
И пышной гривы облака...
...сжимала девичья рука.

:)


Academia

Желтый лист
словно штемпель
в лист паспорта
опускает сентябрь:
виза в осень открыта...
Вид на жительство?
Нет... Лишь транзитом:
к холодам и годам,
к холодам и годам...

Ветер гонит волну,
поднимая Неву,
загоняя обратно в корыто
из серого в блестках гранита.
Над Невой наводненной
уныло застыло
небо пыльного цвета
Академии тыла
и транспорта.

Лишь пролеты моста зеленеют как лето.
Лишь крыло золотое над шпилем как скальпель:
колет пухлое месиво пыльного цвета
и срывает с небес пару капель,
разбивая их об асфальты.

Ты читаешь гранит и асфальт как скрижаль,
ты все ищешь средь серого проблески света,
эту визу в страничку загробного паспорта,
и тебе почему-то ни капли не жаль
ни отцветшего вдруг Пятистишия лета,
ни того, что вся жизнь - академия тыла
и случайно-везучего транспорта...


Круговерть

Не умирая - не родиться вновь.
И прежде каждой "лирики" - Голгофа...
Там связкою уже никчемных слов
становятся сложившиеся строфы.

За далью - даль. За высью -высь. Все - круговерть.
Мир вечный -рушится и возникает снова.
Но прежде слова - маленькая смерть.
Или большая, если это Слово...


Р.Браунинг. Memorabilia

Вольный перевод

Вы как-то раз видали Шелли?!!
И Шелли вам сказал два слова?
И вы в ответ сказать сумели?
Однако, странно! Это ново!

Вы жили прежде этой встречи,
живете после встречи, но
тот случай, о котором речь,
с чего я начал... -- Вам смешно?

Я шел по пустоши. Она
имеет, видимо, названье
и для чего-нибудь нужна.
Там было странное сиянье.

Вокруг на мили тишь и гладь,
лишь верески цвели.
И среди них светилась пядь,
с ладонь клочок, земли.

Вот там-то я тогда обрел
и в сердце сохранил
перо, что потерял орел...
А прочий вздор - забыл.


Robert Browning
Memorabilia


Ah, did you once see Shelley plain,
And did he stop and speak to you?
And did you speak to him again?
How strange it seems, and new!

But you were living before that,
And you are living after,
And the memory I started at --
My starting moves your laughter!

I crossed a moor, with a name of its own
And a certain use in the world no doubt,
Yet a hand's-breadth of it shines alone
'Mid the blank miles round about:

For there I picked up on the heather
And there I put inside my breast
A moulted feather, an eagle-feather --
Well, I forget the rest.


Как хорошо, что мы не снились Босху!..

Как хорошо, что мы не снились Босху!..
Хотя… Не помню… Может, все же снились?
Постой! Ты, мастер танцевать на отголосках!
Замри! На миг! Прошу! Ну, сделай милость…
Ведь больно, больно, больно по живому
Стиху… Не бей, прошу, пожалуйста, не надо!
Нет! Мы не Босху снились. Мы – другому
Любителю писать картины ада…
Ты видишь? - На руинах пирамид
Два легких, невесомых силуэта...
И подпись. Мол, «Сошествие во ад».
Как радостно о том болтает гид...
Но подписью – не обмануть поэта.
Смотри на лица их. Куда направлен взгляд?

Таких как мы во сне Босх не видал!
Мы – вдохновение для мастера иного...
Из тех двоих один… Один - Дедал.
Второй… второй… Скажи! Как звать второго?..


Антиперевод "Спящие"

или Как переводом испортить хорошее стихотворение...

Чтобы уже больше никто не старался перевести хуже...:)

Ночь. Речка. Сырость. Тишина...
Бреду я в поисках стишков...
Трель псов на фермах не слышна,
не слышно песен петушков.
Еще Биг-Бена звучный зов
не пробрехал пяти часов...

Вдруг вижу я: на берегу
лежат вповалку (мать честна!)
бомжи, согнутые в дугу,
недвижимы в объятьях сна.
Вот так, - я думал - ФМС
их жизни оставляет без.

Огни. Вахтовка подошла.
Но я войти в нее не смог:
лишь глянул - ну а там тела
трудяг, что спят без задних ног.
Вот так, - я думал, - Минсоцздрав
и их на жизнь лишает прав.


Да, Путь - у каждого он свой...
Ты спи, дружок... пока живой.


В моем саду шаги. Но не мои. (Э.Дикинсон)

По мотивам стихотворения Э. Дикинсон (вольный перевод)

В моем саду шаги. Но не мои.
И не моя ладонь ласкает почву.
И трубадур поет среди листвы -
об отречении от одиночества.

Иных детей игра среди травы.
Усталости иной сон дарит негу.
Но тот же все задумчивой весны
приход. И та же точность снега.


Emily Dickinson - New feet within my garden go

New feet within my garden go --
New fingers stir the sod --
A Troubadour upon the Elm
Betrays the solitude.

New children play upon the green --
New Weary sleep below --
And still the pensive Spring returns --
And still the punctual snow!


Ёт

Золотая рыба
Плещется в жидком кислороде…
Лампа в миллиард ватт
Режет глаза…
Божественная хризантема
Раскинула тонкие лепестки
По голубому атласу…
Болезненная клякса
Цвета шафрана
Растеклась по ультрамарину…

Батюшки святы!
Ну, почему? Почему
Я не могу сказать
Просто:
«На небе светит солнце…»?

***
Я не умею и не учусь писать. Умею только думать – не много, ровно столько, сколько необходимо, чтобы существовал мир вокруг меня. Это не значит, что я думаю только истину, не всегда даже только правду. Но мои мысли проверяют мир на прочность и правильность. Поэтому я думаю.

Я думаю, что

- Ночь не всегда бывает черной. Задернутых штор и трех лампочек по сто ватт вполне достаточно, чтобы разрушить этот стереотип.
- Мудрейший, а зачем разрушать стереотипы? Чтобы из них и на их месте создавать новые?...

- Смотри, Ётвоёкюдвараза, я объясню тебе, что такое йота.
- Та, на которую нельзя отступать?
- Это бутылочка с йодом. Эта с ядом. Йод лечит. Яд убивает.
- Ёт лечит. И-ад убивает. Как мудры твои слова!

- Смотри: это раритеты – редкие и ценные вещи. Это самородок. Это самовыродок. Первого убивают вторым.
- Первого убивают вторым. – сказал Ётвоёкюдвараза и взял вторым самородок.

- Мудрейший, а что такое искусство?
- Слушай, я расскажу тебе случай из моей жизни. Однажды я бродил в утреннем саду в час, когда роса едва касается клейкой смолы на почке, готовой принести свою тугую и прочную оболочку в жертву богу зеленого света, тому, что набрасывает нежнейшее кружево на исковерканные суровой стужей ветви сирени, не рискуя пока прервать ее сладкий сон о мягчайших лепестках, лепестках изумительного оттенка - такого, который имеет рассвет в то мгновение, когда Великое светило еще раздумывает, покидать ли ему уютное ночное ложе, но первые его лучи уже вырываются из-под родительского крыла с заносчивостью и гордыней, столь свойственными молодым воробьям и студентам. И в грязи я увидел желтый цветок. Люди зовут его мать-и-мачеха. Но внимание на него обращают только дети. Я увидел в этом цветке солнце и захотел его рассказать. А когда рассказал, мне захотелось его записать. Я взял облако и на этом облаке пером, которое я выдернул из крыла Пегаса, что шел за мной по пятам, словно преданный пес… Ах, что это было за перо!.. Легкий пух перышка был не просто невесом, он был дивен! Представляешь? Пегас должен уметь возносить в небеса человека: 50 – 200 килограммов мяса, костей, сухожилий, нервных сплетений и окончаний, сосудов, хрящей, волос, кожи, крови, лимфы, слюны, почек, печени, селезенки, кишок, мозга, да еще бог весть сколько тяжких дум, обид, склок, мерзости, пакости, дрязг, интриг, страстей, страданий, слез, суеты, суматохи, свар, грызни, гадостей, сплетен, крика, психозов, литературы, муры и жизни. Оно было дивное, это перышко… И я написал свет. Прямо на облаке. И был свет…
- О, мудрейший!
- Да, был рассвет… Я рассказал тебе чистую правду… Ну, почти чистую… Я действительно однажды шел через парк рано утром, потому, что пьянка накануне закончилась очень поздно.
- О!
- Ётвоёкюдвараза! Помнишь мудрость: «век живи, век учись». Сделай вывод!
- Человек должен жить двести лет. Из них – первую половину жить, и лишь вторую – учиться…

- Кстати, мудрейший, ты еще живешь или уже учишься?
- Я думаю…
- За что?
- Ты хотел спросить «о чем»?
- Нет. Я хотеть знать, в обмен на что ты думаешь.
- Я думаю, потому что я думаю. Также как птицы летают – потому что им дано летать…
Ты знаешь, Ётвоекюдвараза, был один писатель, которому очень хотелось узнать, почему люди не летают как птицы. Но он стеснялся спросить сам. И он написал огромный роман. Никто из старшеклассников не может прочитать его целиком. Поэтому они торопятся вырасти – ведь взрослых не заставляют читать. Это был очень умный и важный роман обо всем на свете.
- И о футболе?
- Нет, Ётвоёкюдвараза. Футбола тогда не было. Но обо всем остальном – о том, что было важно тогда для тех, кто тогда думал, - об этом он написал. Но школьники помнят, как правило, только один эпизод: молодая девушка, глядя в окно, спрашивает: «Почему люди не летают, как птицы?»…
- Ну, это легкая загадка, мудрейший!
- И ты знаешь на нее ответ?
- Птицы гадят меньше.
- Ётвоёкюдвараза! Хотя… Когда я стираю с рукава след птички, я могу вернуть губы из неопределенной ломаной линии в природную улыбку и говорю: «тварь, но божья»… А если надо мной облегчится завистник, божьей такую тварь уже не назовешь…
- Вот и я говорю: зачем как птицы? Пусть себе в самолетах летают!

- Мудрейший, а почему ты любишь животных?
- Животные не любят плохих людей. По крайней мере, люди в этом уверены. Чтобы заслужить доверие животных человек совершенствует свой мозг, душу, характер. В один прекрасный день, заметив, что незнакомая собака радостно виляет хвостом при твоем появлении, беспечная синица клюет хлеб с твоей ладони, а кошка, строптивая и гордая, подставляет брюшко для ласкового поглаживания, ты понимаешь, что многого достиг! Очень много… А потом понимаешь – что все это впустую, потому что животные… не умеют любить. В их природе лишь привязанность и привычка. И именно тогда… Только тогда ты осознаешь, что ты – Человек. Потому что ты любишь. Хорошо это – быть человеком – или плохо, каждый решает по-своему… А кошка считает, что лучше всего быть кошкой, которую вовремя кормят и вычесывают.
- И божья коровка, которая прилетела, чтобы перезимовать на шторе моего окна, сделала это не потому, что любит меня?
- А тебя согреет любовь божьей коровки?..

- Мои чувства и страсти
Столь сильны и неловки…
Скрыть бы их от напасти
В крыльях божьей коровки…
Троеточия: справа
И слева – от Бога.
Знак инь-ян, только алый
И ровнее немного,
И умноженный трижды-
Непростое число.
Мне б укрыться под рыжее
Полусферу-крыло.
Слушать сердце с истомой
И при каждом ударе…
Вспоминать: насекомые -
Бессердечные твари.

- Етвоекюдвараза! Сколько мы говорили: если хочешь достичь просветления и мудрости – прекрати сочинять стихи!
- А разве это были стихи?
- Вряд ли кто-то скажет так всерьез… Но – форма! Форма тебя выдает! От того, кто пишет таким размером, да еще с рифмой – за версту несет сочинительством. А это значит, что стервятники сразу же тебя почуют и начнут разбирать, переделывать, передергивать, обсасывать и глумиться над тобой более научными способами.
- Но у божьих коровок есть яд! Она меня защитит!
- Глупо уповать на защиту насекомого, хотя и они бывают мудры. Хотя… Знаешь, по молодости я тоже страдал стихами… Вообще, это ненормально, если человек растет и ни разу не переболеет стихами.
- О, мудрейший! А что ты сочинил?
- Ладно, слушай… Но никому не пересказывай!

Я у моря спросил, как
Волноваться и волновать…
Но оно, откатившись вспять
Пеной плюнуло мне в глаза.

У скалы я спросил, как
Твердым быть и не зачерстветь…
Но с вершины в далекий овраг
Сорвалась камнепадом смерть.

Я у ветра спросил, как
Быть свободным, летать без крыльев…
Но над кормой гордый флаг
Вдруг умер от штиля.

У звезды я спросил, как
Светить и не обжигать…
Но внезапные облака
Не дали ей сказать.

Я спросил у прохожего, как
Жить в этом мире без фальши…
А он мне: «Отстань, дурак!».
И поковылял дальше.


Диалог с бирюлевским б...

А жить, должно быть, просто... Это клёво!
Зря мне казалось, что сей мир устроен сложно...
Ведь погуляв с часок по Бирюлёво,
и Бодхисаттву даже встретить можно...

Хоть я релятивист, скажу я строго:
"В координатной сетке для божеств
для функции бомжа-поэта-бога
не вижу соответствующих мест!"

Вокруг кричат: "И я подобье божье!
Раз бог в амебе, значит, я - амеба!"
Все относительно... Но меньше шага все же,
видать, движенье от великого до стёба!

КривО пространство-время и дорога,
хотя и в Рим ведет, - сквозь Бирюлево,
где бомж, узнав, что он - подобье Бога,
кричит: "Быть Бодхисаттвой - это клёво!"


Второй закон термодинамики

Снег в апреле...


А в Питере сегодня буйство снега...
Не снегопад, а каменная крошка
Из тверди неба, поврежденного немножко
Душой расправившего крылья человека…

И удивленный клен застыл от боли:
Ведь панцирь почки был цветком почти разрушен,
Но неужели - зря? И он не нужен
Весне, где снега крошево и только?

Цветок, застывший на пути к свободе,
И ветка, что с тоской к стеклу прижалась, -
Они простят: ведь глупо мстить погоде…
И поняла я, что испытываю жалость.

И вспомнила, как продавец в ларьке аптечном
Спросил, продав мальчишке шприц: «А Вам что нужно?».
Снег лег на веко, застывал навечно…
И поняла я, что испытываю ужас.

И стала жизнь на сотни дней короче,
И для стихов возникли тысячи причин.
Ведь снег в апреле – это «между прочим».
А снег в душе всегда неизлечим.

И захотелось «жечь» (святое дело!).
Но в сердце том – достаточно ль тепла,
Чтобы игла ребенка не задела,
Или чтоб ветка клена зацвела?


Ампирия

Наполеония

Твердят, мол, в мире много беззакония,
Хоть и законов много, про запас…
Как хорошо, что есть Наполеония
В ментальности у каждого из нас!
Там каждый царь и бог, да и вовек
Иным царям-богам там не бывать…
Там лишь с заглавной буквы Человек,
И целый мир готов завоевать…
Наполеония – чудесная страна,
Логичная до самого нельзя.
И главное – в ней каждому дана
Наполеона скорбная стезя…
И пусть в бурлящем море беззакония
Законы, понаписанные впрок,
Нас не спасут… Но есть - Наполеония
В душе у каждого. Ах, райский уголок…



Утечка баобабов


…Не приведи бог видеть русский бунт [реформы], бессмысл…


Иван Иваныч Иванов любил масштабы.
За что друзья его дразнили: «Цахес! Крошка!»
Растил он на участке ….баобабы,
Недоучив ботанику немножко.

Но баобабы приживаться не хотели.
И потихоньку сваливали к югу.
Из леса ж приходили сосны, ели
И кедры, выносящие и вьюгу.

Соседи приходили с корешами,
Подначивали: «Ну, мичурин, влип ты!».
А он – выпалывал все кедры с корешками
И сеял, сеял, сеял …эвкалипты.

Но эвкалипты убегали к югу.
И снова доносился запах хвои.
Он сдался! И решил посеять …тсугу
В широких междурядиях секвойи.

Но и секвойя приживаться не хотела.
И вслед за ней ушла на запад тсуга.
И долго хохотала оголтело
Дальневосточно-подмосковная округа.

Соседи все сажали корнеплоды,
До диатеза кушали малину.
А он, не веря прихотям природы,
Все сеял вечное, великое, да в глину.

Иван Иваныч Иванов любил масштабы,
За что его любили все соседи.
«Ох, ма, неурожай на баобабы!...
Й-оп! Ишь драцену ободрали как медведи!».

Но он в ответ: «Ребята! Все в порядке!»,
То весел, то навеселе от рома,
Сажал, сажал… И вновь росли на грядке
Баньян. гевея, манго, теоброма…

Иван Иваныч не боялся злых насмешек.
Он знал, что с ним харизма и удача!
И вновь закапывал кокосовый орешек…
А то ведь – на инжира эта дача!



Баба Глаша из СНГ

(монолог в последнем ряду)

От тебе и путь медведя!
По Чуковскому почти…
На таком велосипеде
как педали ни крути…

Ишь как хлопают в ладоши!
Им, в партере, не впервой…
А медведь? Медведь – хороший!
Ну и что что цирковой…

Ну и что что не был в чаще,
С браконьеров скальп не драл.
Главное, что настоящий,
Кто бы там чего ни врал.

Не за сахара ж кусочек
Он велосипед ведет!
Просто он, наверно, хочет,
Чтобы весел был народ.

Ох, поотшибуть ладоши
Медведю тому во след!..
Что медведь?... Медведь хороший.
И велосипед.

2016



Апокалипсис сего дня


Ей было 13, считай ребенок,
А спросила не слабо:
«А правда -
Что будет конец света?».
Я - всезнайка, наверно, с пеленок, -
Не нашла беглых слов для ответа…

Может, да? Может, нет? Или но?
Не то но? Не то да? Не то нет?
— Да, но нет - не такой, как в кино…
Над балкано-ирако-ирано-
северкор-центрафр… гул ракет…

То ли нет? То ли но? То ли да?..
Пусть пройдет стороною беда…
Не впервой. Не впервой!! Не впервой!!!

Конец света -
у Римской империи свой.
И не был беспросветным
Ход средних веков.
Уж куда там святее! Но свет… был таков.
Что тебе конец света в коммуне в Париже,
Иль в шаманской Сибири, в империи Чжоу,
На просторах Вест-Индии, Индокитая,
Аргентины, Перу?… Поколенья сметает,
Как пылинки с комода:
Вновь, снова, опять
Гений времени - временный гений…
«Апокалипсис - мода!», -
Хочу я сказать.
Я хочу, но словами давлюсь как икрой:
Привидений далеких слетается рой.
С каждым днем ощутимее, ярче и ближе
Конец мира чужого… Чужого.

Но стоят пирамиды
Стоит Стоунхендж.
Бивни мамонтов целы
порой иногда.

Не то нет? Не то да?
Не то нет? Не то да?

Если хочешь, конечно, спроси-
Шиву, Зевса, Иегову иль Сета:
Как проходят всегда на Руси
Окончания белого света?..
Будет? Нет? То ли да, то ли но…
Цвета крови забытой вино
Наливаю в граненый бокал.
Кто бы мне тот ответ подсказал?..

1990-е - 2008


Канатная дорога

Драгалево

Майе

Два каната и холод. Ужасный холод.
И Смех. И Смех. И Смех.
Сиденья (а надо бы в ремонт их)
Ползут по-тараканьи вверх...

Что с того, что я умираю от страха,
убеждая себя, что смерть
приходит всего однажды…
Не важно.
Я все понимаю.
Я понимаю даже
свой страх.
И от этого мне страшно…

Мы обе смеемся.
Смеемся от радости.
Мы вдруг осознали,
что помним, помним,
мы помним,
что такое Детство...

И сжимаясь в комочек
От холода…
И страха невысоты,
Я смотрю на других, которые
Спокойно и как-то буднично
Ползут по-тараканьи вверх.
И в них ничего не вспыхивает,
Озаряя священным огнем
Каждую веточку
каждого деревца
На склоне, покрытом густым лесом…

Они забыли, что между дружбой
и пивом вместе
расстояние
не только в годы.
Они не хохочут от холода.
Не пьянеют от высоты.
И про «когда тебя понимают»
Они никогда не слышали…

Подъемник спускается вниз. Плавно.
Круто. По прочным канатам.
Может быть, должно быть страшно.
Все может быть в этом мире.

Мы смеемся.
Негромко.
Не истерически.
Не исторически.
Тихо и чисто.
Тихо и чисто, как птицы.
Смеемся, как птицы.
Смеемся...
Кто придумал, что птицы поют?

Птицы - смеют смеяться.

Потому что не разучились
Быть вместе и подниматься в небо.

Город тянет к себе канаты,
потрепанные, проверенные,
надежные жилы города.
Мы живы.
Мы поняли - мы живы:
Где-то внутри нас, под высохшей глиной –
Еще может звучать поднебесный смех…

И, коснувшись земли, я
сжимаюсь в комочек от страха смерти,
которой дано право
превратить меня в глину прежде, чем
я снова буду птицей…


Праздничное

День
церковной суеты
и недо-верия,
в синеве небес
кресты,
настежь двери.

Хризантемы
увядают у икон.
Тлеют свечи.
И как сторож,
за беззвучным окном
бродит вечер.

И банальны все,
до одной,
рифмы в песне.
И скрежещет
голубь когтем о дно -
в клетке тесно.

Со всей силой
нищий вжался в асфальт –
Так ведь жальче.
И из скрипки
звуки рвет музыкант
С фальшью.

Дня священного
краса
угасает.
Голубь
рвется в небеса –
не пускают.

«Колко струва? Ами бре!..
Много скъпо!»
В размышлениях о добре
Неотстъпно

Голубиной лапы скрип
слышу в сердце,
в нем же где-то там щемит
скрипки скерцо.

Вечер падает с высот
Коршуном.
И от праздничных красот
Еще горше нам.

Боже мой, о, дай мне сил

Пред иконой
Лепестки свои не свить
С тихим стоном.
И расплавленной свечой
Не растечься.
Не когтем по клетке бить, а плечом
человечьим.
И мелодии не помня,
на виду
не скрипачить.
День был дан мне
на беду,
не иначе…
Вечер спрячет в темноте
Все химеры…
О, распятый на кресте,
Дай мне веры…
В сытой суете пустых
разговоров
пусть твой светлый тихий стих
схватит город…
Пусть окутает его
теплым светом…
Мне не надо ничего,
только это -
Чтобы я могла сказать,
Да без фальши:
«Есть в сем мире благодать!
Идем дальше!»


2006


Дясно сърце...

Боли...

"Сърцето на мъдрия е надясно, а сърцето на глупавия - наляво."
(Книга на Еклесиаста)


Боли ме нещо отляво.
Дано да е сърце...
Толкова често са ми казвали,
че него го нямам…
Има, има повод за съмнение.

Боли ме сърцето...
Дано да е лявото:
За него лекарите
са научили поне нещичко,
Че има, има възможност да оздравея.

Пак ме боли.
А лявото е здраво.
Дясното било.
Дано да е моето...


Към сърцето си


Не млъквай,
само никога не млъквай,
Сърцето!

Бий, тупти, трепти, плачи!
Дори когато с мъката си свикнало,
Плачи по-тихо,
но не спирай,
не мълчи.

Да стенеш ли ти искаш?
Да, стени…
От гняв ли биеш
и трошиш стени
На почитта
с редовната безгрижност? -
Пак ще ме радваш с болката си тъжна.

Недей да спираш
своята поема,
Че колкото пък кървава да е,
Все пак е чиста
кат един елмаз.
Аз болката ти с радост ще поема:
Болиш ли ме – то значи, жив съм аз!

Да, знам, че си сред грях,
свято и светло…
Но пей!
Поне приспивна пей,
в минорно La:
И аз съм
също нечие "сърце",
Сърцето!
О, колко много
го боля!!!

26.12.07


Отказ

Гордыня, знаю твой искУс:
Ты вновь, Страдание предлагая,
Мнишь, что не вижу я подлога…
Нет... Мне мила совсем другая –
Сквозь смех ведущая – дорога…
Твой дар с улыбкой отвергаю:
«Не каждый, кто распят, – Иисус…
И не любой Иисус – Сын Бога».


Смысл...

Смысл жизни - в том, чтоб возноситься к звездам
и по пути, случайно, встретив Слово,
НЕ услыхать: "Зачем его я создал?!!
Не вижу в этом смысла никакого..."


Красивая девочка

По вечерам они идут гулять:
алкаш, с ним девочка в мальчишеских ботинках
и блеклая, в аляповатых шортах, мать.
Не рассуждают о бетховенах и глинках...
Не до кандинских маме и отцу -
черней квадрата вещи есть на свете.
Но, боже! Как они ей не к лицу!
Точней, не по ноге - ботинки эти!
Камю знаком, должно быть, алкашу -
Но и такой ему не по карману.
Я не за всех - за Девочку! - прошу...
Дай Красоту ей, как ты сыпал с неба манну.
Что впереди? Панель? Марш на плацу?
Или взлетит, задета ураганом?
Как все-таки они ей не к лицу -
ботинки, ношенные раньше мальчуганом.
Кого, скажи... Кого мне обвинять
в том, что "быть бедным" нынче стало стыдно?
...Но как легко ей, как легко гулять
в ботинках тех! И все-таки обидно...
До слез мне, Господи, за девочку обидно...


Мама мыла раму

Когда б вы знали, сколько глубины
В простом ежевесеннем ритуале –
Мыть мылом раму... Да такие сны
И декаденты даже не видали!
Стопы поставить на ребро окна,
Падешь ли – значит, насмерть, право слово.
Смотреть лишь вверх! И бездна не видна.
И мылить, мылить, мылить раму снова.
Сдирать облезлой краски шелуху –
До дерева, заноз не опасаясь…
Я верю мыльному раствору как стиху
(хоть и не часто мою окна, каюсь)…
А мыло – скользкое, и щиплет – до слезы….
Но чистота – превыше. Надо мыть!
Чтобы увидеть море бирюзы…
Ведь жизнь прожить – не небо переплыть.
Когда б вы знали, сколько глубины
В простом ежевесеннем ритуале –
Мыть мылом раму... Да такие сны
И декаденты даже не видали!


Моцарт и Сальери (апокриф)

Сальери, друг мой! Это ерунда -
что ты Сальери... Лишь за это - не осудят,
коль яда зависти малейшего следа
в напитке подаваемом не будет.

Поверь! Они оценят все труды!
Изъяны - выкинут, не находя потери...
Налей, пожалуйста! Но только не воды!
Вина! Вина! Вина прошу, Сальери!

Пока ты не убийца - ты творец!
Равновелики пред тобою все другие.
Налей еще, ведь это - не конец...
Ты слышишь звон? Начало литургии...


Плачь!

Плачь!

Плачь, Богоматерь, плачь!
Слезами омой нам лица:
В каждом из нас палач,
В каждом из нас убийца…

Может из нас любой
И Иуду казнить, и бога…
Спасаемся – лишь тобой.*
Ты не смотри строго,

Плачь лучше, слезы лей,
Взглядом сухим не кори и
Знай, что для нас – елей
Слезы твои, Мария.

Мы здесь, в аду, ждем
Не милости и не гнева…
Мы назовем дождем
Слезы твои, Дева…

Только слезой простой,
Только ты и потушишь
Мертвый наш сухостой,
Нас, торфяные души…

Злы мы и непокорны,
Но в шелухе одежд
Все ж сохранили зерна
Веры, любви, надежд…

Может, они взойдут?..
Плачь, Богоматерь, плачь…
Страшен ли божий суд,
Коль в каждом из нас палач?...

*см. Апокриф «Хождение Богородицы по мукам»




Половодье


Отреставрированы стены.
Но дух… Но дух, увы, исчез –
Когда с потоком модной пены
Ворвался в Храм ...цинизма бес.

Он убивал – крича «Мертвы!». И
…настаивал, чтоб «мертвяки»
Пред ним свои склоняли выи
И слизывали грязь с руки.

Черт окрестил его Кумиром.
Был ладан заменен на гной…
Иконы плакали. Не мирром,
Но брызгами воды шальной…

Вода сошла, осталась повесть.
Под куполом ремонт идет...
Сухи иконы. Это совесть
Им плакать больше не дает…


Эффект бабочки (а ля Бодлер)

Я знаю, что к этому ты не привык
(и мысль эта, в целом, дикА):
Из бабочек... тоже готовят шашлык
для вкусного пикника.
Шашлык из личинок - богат на белкИ,
из кокона - с хрусткою коркой...
А крылья - увы, калорийно низки
(зато их обсасывать горько).
Лизнешь чешую - и защиплет язык,
и кровь взбудоражит вопрос:
"Зачем же из бабочек делать шашлык?
Она ведь - почти альбатрос...
Взмах крыльев ее - это сдавленный крик,
в нем смерча зерно, может, есть."*
Из бабочек вкусный готовят шашлык...

Но ты... Ты - не смей его есть.


Благословляю...

Благословляю стон души,
еще не потерявшей веру,
фантазию без анаши,
Мечту, разящую Химеру...
Благословляю каждый жест
любви, не знавшей поз разврата...
Любой я поцелую крест -
из тех, где Истина распята.


Стёб да стёб кругом...

Поколение после "Пи"

Русская, в скором будущем - народная...

Стёб да стёб кругом,
а дороги - нет...
В том стебу глухом
умолкал поэт...

(взмах дирижерской палочки, смена музыки)

Новый гений

Главное, чтобы памятник стоял!

"А вдруг забудут?" - он подумал и воздвиг.
Прижизненно себе его поставил,
чтоб каждый критикующий язык
осекся, а подумавши - восславил.

Цветы заранее на монумент восклал
и караул надежнейший приставил,
чтоб не слагали здесь мочу и кал
те, кто стихи свои ведут без правил.

Тропинку он посыпал лазуритом*
Не зарастет теперь она лет сто.
И всяк поймет: он в жизни был ПИИТОМ,
а не каким-то там пегасишкой в пальто!
_________________________________
*средство от сорняков


Письмо Чингачгуку

"я простая индейская скво.
И для меня осознание своего права -
накручивать на бигуди скальпы своих врагов. "
Э.Крылова



Чингачгук! Ты ее не буди:
по ночам она скальпы дерет.
Скальп любой у нее - в бигуди,
могиканин любой - идиот.

Песню мира ты ей не ори -
наша скво на сердечко глуха:
то за горло возьмет "Говори!",
а как скажешь - ревет "Чепуха..."

По утрам ты ее не буди,
да и вечером лучше не трожь...
Ох и много у ней бигуди!
И большой под подушкою нож...

_________________________________________________________________
Комментарии:

1. Мне кажется, что "стеб" даже как литературный "жанр", даже если он замаскирован под "концептуализм", "постмодернизм" и т.п., предтавляет большую опасность, т.к. именно так происходит переход количества в качество. Увлеченное возможностью обсмеять кого-что-либо большинство передает свою "количественную" составляющую тому тексту, что был изначально задуман как единичный, уникальный, выбивающийся из парадигмы. И тем самым губит его.

2. Стремление к прижизненному увековечиванию (гонорары, тиражи и т.д. вплоть до возможных памятников) - знак перехода текста из состояния "живого организма" в состояние "исторической реликвии", а ограничение критики (посыпка лазуритом) - проявление трусости автора.

3. Сожалею, что комментарий, в котором звучала приводимая цитата, уже отсутствует на сайте, но текст не снимаю, т.к. несмотря на "мелочность" подоплеки, он все же представляет собой психологическую зарисовку.


Этот стиль «баттерфляй маслом вниз»…

Человек человеку…

До сих пор не могу взять в толк
(тут бессилен и Кашпировский):
Человек человеку - волк?
(а товарищу – волк тамбовский)

Нет! Не верю! Не верю! Обман!
Только старая ноет шарманка,
Что поэту поэт – графоман.
В крайнем случае -графоманка…




Рыночно-вдохновенное


Иду на рынок ради вдохновенья,
Как в храм божка Обычной Суеты.
Все, что без явных признаков растленья,
Здесь так прекрасно… Как прекрасно «я и ты»!

Бедро индейки, голень курицы, поджарка.
Пригретый солнцем сонный продавец.
Вот рядом обувь. Контрафакт, но все же марка.
- Отвесьте мне, пожалуйста, сердец…

Нет, я не ем… Кормить собаку надо
(хоть у меня собак – в помине нет).
А для себя? Возьму немножко яда…
И им приправлю новенький сонет.



Мастер-веб…

Ивашневу с морковью


Душа вебмастера – NetBios (но с трояном).
В каком домене водится - бог весть.
Ох, сколько Perlов - без изъяна и с изъяном -
Ему порой приходится прочесть…

Как макрос шестиклассника проста, и
Словно реестр нечищеный сложна…
Но всем известна истина простая:
Веб, что без мастера, не стоит ни рожна.

DOS, PHP, SAKAI, WIKI-злюки…
Поэтам входа в ойкумену эту нет!
А если вдруг пролезут – это глюки…
Но ведь поэт – на то он и поэт!

Мой комп… для мастера весь настежь он, похоже…
Я не включаю антивирус (то мой бренд).
Пишу Sub Private (), открываю цикл и – Боже! –
Я не хочу в конце поэмы ставить «End».



Золушка – это звучит гордо…


Парируй парным молоком,
Отпаривай мозги до глади!
Все лучшее – будет. Потом…
Не в этой… Не в этой тетради.
Шлифуй шлейфом старый паркет
(к чему беречь бальные тряпки?).
Ты – Золушка! (Значит, аскет.)
И помни про грабли и тяпки!
Ты там веселись на балу,
На то он и рай карнавала.
Но помни про сажу в углу.
Ее еще ох как немало!
А значит - огонь не погас,
А в нем закаляется сталь.
Хоть в моде сейчас плексиглас,
Тебя я обую в хрусталь.
Все будет… И сад зацветет.
Все розы. Все сорок кустов...
Их вон тот мышонок польет –
Он к балу пока не готов.



Самолет


Когда самолет прорывается в облако,
В сырую белесую муть,
Взирают с балконов на след его воблы:
«От дурень! Ведь свалится! Жжжуть!».

С балконов ему рукоплещут трусишки,
Бюстгальтеры, флоксы в горшках.
Как детские кубики снизу домишки.
И холодно так в облаках.

А там, в облаках, все из рваного хлопка,
Там ветер, а может, и шквал…
И только диспетчер вслед крестится робко:
«Лети... Только б он не упал…».

С балконов летят лепестки портулаков,
И форточки стеклами бьются…
«На что ему облако??? Мир одинаков!».
«Нет! Он улетел – чтоб вернуться…»

Качаются флоксы, качаются воблы,
Белье на ветру рукоплещет…
Когда самолет вдруг вгрызается в облако,
Другими становятся вещи.

А облако – в хохот, стелясь по-над городом:
Щекочет его самолет.
«Не бойся, диспетчер… Ох!.. Зелено-молодо…
Но этот… он… не упадет!».



В’Обюл


    Как может взгляд чужих порочных глаз
    Судить игру моей горячей крови?
    Пусть грешен я, но не грешнее вас,
    Мои шпионы, мастера злословья.


    В.Шекспир



Ну хорошо! Пусть не любовь. Пусть будет «в’Обюл».
И пусть мы только маски карнавала.
Пусть строгий взгляд навек сушеных вобл
Осудит нас… Но разве это – мало?...

Пусть не любовь. Пусть это будет «блеф»,
Пусть вся насквозь крапленая колода…
Но разве сможет уничтожить дама треф
То, чем соединила нас свобода?..

Пусть тройки и тузы ложатся в масть,
а мы – безмастные (кем бьемся – неизвестно).
Но «в’Обюл» наш, поверь, не даст упасть,
Хоть карнавал течет у края бездны.

Пусть это не любовь… Да хоть горшком
Ты назови игру святую нашу!
Лишь только б застывал средь горла ком
У тех, кто ел с корицей этой кашу…

Пусть нас осудят под предлогом «лжи»…
О, им ли правду опознать при очной ставке?
Пусть скажут «в’Обюл»… Только ты скажи,
Что это бабочка на кончике булавки.




***
Этот стиль «butterfly маслом вниз»
Нам с тобою знаком от рожденья…
Пьедестал – лишь широкий карниз.
В жидком небе спасет лишь движенье.

Этот стиль «butterfly маслом вниз»
не ведет к покоренью вершин…
Но лишь он исполняет каприз
Безразмерным считать свой аршин.

Мне твердят: «Дурака не валяй!
Ишь, плывет она по небесам!..»
Этот стиль – «маслом вниз butterfly»
Каждый может освоить лишь сам...


Милорду Жестокосердие с благодарностью



Благодарю, Жестокосердье!
Визит твоих вассалов - дар.
Поверь, ценю я то усердье,
С каким наносится удар...

Приемлю значимость урока,
Который преподносишь щедро.
Не зря посланники порока
Покинули тьмы злые недра.

Я - научилась! Плакать – внутрь, и
Смеяться, если станет больно.
Насмешки и укусы нутрий
Считать смешными (злясь – невольно!).

Без сожаленья. Без упрека.
Послов твоих, не бывших в Свете,
Прощаю… Правда их – жестока…
Но что с них взять? – Они же дети!

Простим их, пасынков природы!
Они доверчивы... Им врали,
Что все красавицы – уроды,
Что все посудины – Граали.

Они жестоки не от злости -
Из любопытства. Просто-свято
Игральные шлифуют кости
Того, что ими же распято.

Их не возьмет смущенья краска.
Ловец их не поймает в сети…
А правду их словами «Сказка!»
Новейшие опишут дети…

Благодарю, Жестокосердье!
(как мрамор благодарен стали)
Смеюсь… Любовь и милосердье -
Поверишь ли? - сильнее стали…


Превратности любви

Диета

Новому Алигьери
в связи с укрупнением литературного силуета


Узнав с дотошностью педанта
(до грамма!) рост его и вес,
сказала Беатриче Данту:
"Тяжеловат ты для небес".


Женский вопрос

Хочешь я сведу тебя с ума,
Доведу до паранойи, мой болезный?
Женщина - она тюрьма-сума,
от которой зарекаться бесполезно…

Женщины - они как аксиомы:
в них ни логики, ни следствий, ни причин.
Но любой с рождения знакомы
все приемы укрощения мужчин.

Женщины страшней монастыря,
из которого, уйдешь ли - грешен вдвое.
Не будите женщину зазря!
Ведь разбудишь - доведет до паранойи...


Банальная история

Духовной засухой томим,
поэт развлечь себя хотел.
Неподалеку серафим
куда-то по делам летел.

Вскричал поэт: "Виват, наука!
Узнаем (выпала нам честь),
на скольких крыльях эта штука
летает, если их не шесть!"

И выдрал крылышко, другое...
И третье (бяка!) оторвал!
Но серафим, от вас не скрою,
летал... Потише, но летал...

Четыре, пять и шесть - долою!
А серафим себе летит...
И тут поэт с ухмылкой злою
бряк оземь. Но воскрес Пиит!

Не без чудес быль наша, ясно.
Пиит промолвил в тишине:

"Любимая! Как ты прекрасна!
Ты - крылья подарила мне!"


Любительница - абсенту

Она:

О, кюрасоo де мон кёр!
Души моей коньяк!
О, сладострастия ликер!
Забвенья арманьяк...
Гремучей ревности портвейн!
Игривой грезы брют!
Тепла домашнего глинтвейн,
Покоя "Абсолют".
Мартини март и джинн обид...
По хересу их все!...
Ты - виски, ты как гвоздь забит
в висок...

Экскурсовод (указывая на картину):

...Во всей своей красе.

Экскурсанты (с восхищением и хихиканьем):

- А Пабло - мастер!
- Надо ж!
- От как!
- А шо там у стопочкэ у нэй?
- Саке?
- Первач!
- Текила!
- Водка?

Экскурсовод (таинственно):

- Абсент...
Абсент прожитых дней...


Здравствуй, Ночь, вороной Пегас...

Здравствуй, Ночь - вороной пегас,
на пере позолота звезд!
И о чем нынче будет сказ?
И почем нынче твой извоз?

Аль о том, что ветра взойдут,
все с востока да на восток,
Шапку с буйной главы сорвут,
С семицветика - лепесток?

"Пропадешь!" - твердит атаман...
"Не хочу пропадать!" - кричу.
Вороной мой ты конь-смутьян,
Али быль нам не по плечу?

Дай стряхну с крыльев пыль-поталь...
Дай копыто... Ай, маладцца!
Ох и славная нынче сталь!
Звонко цокает по сердцам!

"Пропадешь!" - грозит атаман.
"На таком-то коне? Вранье!"
"Пропадеш-ш-ш-ш-шь!" - плещет океан...
"Пр-р-р-ропадешь!" - грает воронье...

Ты - взмывай, поднимай ветра,
чтоб летел-летел лепесток...
То не кровь, не огонь костра
розовеет - летит "Восток".

Так и ты лети в эту стынь,
где и дали земных дальней.
Только норовом не остынь.
Прочь, забудь о земном дне!

Я б и рада с тобой... Не могу.
Мне земных-то забот-хлопот...
Птиц вот надо кормить в пургу,
а не то атаман пропадет...


***
Ты лети, лети лепесток,
обгоняй буйного коня,
за цыганскою, на восток...
Как тебе рассказать меня?


Една поезия

A poetry...

Една поезия застана помежду ни -
за да се наближим по-надалече
Да не ни пречат многобройни думи
(а те дори на дишането пречат).

Една поезия застана зад гърба ни -
и се оказахме в капана омагьосан.
и лято циганско - по-циганско от просяк -
стои пред линията с тебешира подчертана,

стои и дебне, дебне, дебне
и привечер, и призори -
от нашите души да паднат дребни
и думи, и пари.

Една поезия ни хвана във капана...
Но две поезии ги... няма да ги има.
и затова завинаги сме двама,
дори когато си приказваме петима.


2007




РАЗБИРАНЕ

Очите ти казват: "Не те разбирам".
Очите ми молят: "Не ме разбирай!
Аз не съм за разбиране,
нито за конструиране.

Един ден, по-точно една сутрин
и аз ще умра. Студентът-медик
ще вземе ножа
и ще сложи
всичко на свойте места.

Ще претегли ума ми -
ще каже "Бил малък!.."
Ще бележи счупената
гръдна кост...
ще извади от дроба ми черен камък...
и ще стигне до извода,
че
случаят е
прекалено прост...

Душата ми няма да я потърси,
дори да я види - не е нещо ново.
И ще ме обхване някакъв
мързел...

А може би пък
ще се опитам
да си сменя
изпокъсаната от студента дрешка
с нещо по-силно,
нещо по-стилно -
за да мога и аз да вляза
с модната си премяна
в извънмодните красоти...

Сигурно точно тогава
веднага ще съм разбрана.
Сега пък не съм за разбиране...

Не ме разбирай поне ти!

2006


Подстрочник (приблизительный):

A poetry...

Поэзия (!неопределенный артикль жизненно важен!)

Среди нас (между нами) встала поэзия (неопр.!)
чтобы мы сблизились еще дальше,
чтобы нам не мешали многочисленные слова
(а они мешают даже дыханию).

Поэзия встала за нашими спинами (букв., перен. "злословит о нас")
и мы оказались в заколдованном капкане
и лето цыганское (букв. "бабье лето= Indian summer"), еще более циганское, чем нищий -
стоит перед линией, подчеркнутой мелом,
стоит и подкарауливает (сторожит, выжидает)
и к вечеру, и на зоре - ждет,
что из наших душ выпадут мелкие
слова и деньги.

Одна (неопр. арт.) поэзия поймала нас в ловушку.
Но две поэзии... их не будет...
поэтому мы всегда вдвоем (один из двух - лицо мужского пола: двама -лично-мужск. форма),
даже когда болтаем впятером.


2007




ПОНИМАНИЕ

Твои глаза говорят: "Я тебя не понимаю!"
Мои глаза говорят: "Не понимай меня!
Я не для понимания (разбора).
И не для конструирования.

Однажды, точнее, однажды утром
и я умру. Студент-медик
возьмет скальпель
и поставит
все на свои места.


Взвесит мозги, скажет "Оказывается, мало!".
обратит внимание на перелом грудины,
ще извади от дроба ми черен камък...
вынет из печени камень ("от дроба ми черен камък" непереводимо: игра слов, допустимы два варианта "камень из печени" или "черный камень из легкого")
и придет к выводу,
что
случай
слишком простой...

Душу мою даже искать не станет,
Да и если увидит - не так уж это и ново.
и меня охватит какая-то лень...

А может быть
я попробую
сменить
изодранную студентом одежку
на что-то более сильное,
более стильное.
чтобы и я могла
войти в модном наряде
в красоты, находящиеся вне моды...

Наверное, именно тогда
меня сразу же поймут.
А сейчас я не для понимания (разбора).

Не понимай меня хотя бы ты!
2006


Снежност

Снежността си към всички мъже -
бяла, снежно бяла, като валс бяла
(мъже да са канени от жени,
мъже да са намерени от жени,
мъже да са избрани от жени,
мъже да усетят, че са Избрани-
да не падат върху женска глава
като сняг,
толкова често ланшен,
мъже - да се гордеят от избора на жената),
снежността си към всички мъже,
с нежността си към всичко в света,
ще изпратя по белия гълъб...
Ще литне.
Ще лети.
Ще сполети
някого.
Кого ли?
Няма да ми го каже.
А и да каже -
не съм гълъбица
да говоря езика му.


Такой, какая есть...

Перетерпев...

Ужель так просто? Дождалась?
Сумела – обмануть надежды?..
Сверхновою не взорвалась…
Не озарила мрак невежды…

Ужель сумела усыпить
Взгляд голодающего грифа? -
Танталу дав воды попить,
Подвинув камешек Сизифа…

Презрение сумев снискать
Взамен обещанных прозрений…
Из мыслей спутанных соткать
Мир без стихо-грехотворений…

Из черных пешек, вдруг, Ферзем,
На первой линии – не стала!..
Вкушая скромно глинозем,
Змеей казаться перестала…

Не обольстилась блеском лжи
В пыли словесного завала…
Теперь прошу тебя, скажи,
Тебя я …разочаровала?

Ведь нет пророчеств на крови,
Не сотрясен мир новой песней…
Поверь, я не хочу «любви» -
Мне б стать еще неинтересней…

Шепчу тебе как палачу
Любой небелокостной пешки:
«Поверь, я не любви хочу –
С меня достаточно насмешки…»



Давай поссоримся…


Давай поссоримся?
Но так, чтоб Небо – в клочья!
Чтоб Солнце – вдребезги!
Порвем порочный круг
Орбит…
Чтоб стало Междуречьем
междустрочье,
Чтоб Пряха
выронила свой клубок из рук!

Давай поссоримся!
С размахом!
Виртуозно!
Чтоб даже антивещество пронзил наш крик!
Чтоб штукатуркой
опадали звезды!
Чтоб буквы
посбегали из всех книг!

Чтоб стал до слез
(и после слез)
неузнаваем
Весь мир,
не помещаясь больше в строфы…
Чтобы любой пригорок
стал Синаем,
Забыв на миг про манию Голгофы…

Давай поссоримся?
Но так,
чтоб Небо - вклочья,
Чтоб Солнце – вдребезги,
чтоб высох Млечный Путь…
Пусть станет Междуречьем
междустрочье…
Давай поссоримся?
Потом…
Когда-нибудь…



Люби!..

Люби такой, какая есть –
И за покорность, и за спесь,
Люби, хоть мы и не враги, -
За слишком громкие шаги
и слишком темные очки,
и впившиеся в тьму зрачки,
волос распущенных обман,
незашиваемый карман
зимой весеннего пальто,
за то, что говорю не то…

Люби за слезы и за смех,
тайком и на виду у всех,
за кроткий нрав,
за дерзкий нрав,
за то, что ты всегда не прав,
за непорочность, за грехи,
за то, что падают стихи
не под обложки толстых книг,
а в параллельные миры,
за то, что правила игры
моей ты так и не постиг…

Люби… на счастье, на беду,
Тайком от всех и на виду…
Гитару сердца тереби.
Люби, люби, люби, люби…




Я – петербурженка!


Я – петербурженка!..
Брюзжит словечко вроде,
И бужениной даже отдает…
А что-то ведь такое есть в породе,
…как над Невою Ангела полет.

Венецианка Северная? – Звонко!
И, кажется, сойдет для карнавала…
Но только не подходит для ребенка,
Которого в душе осталось мало,
Но все ж он есть…

Итак, я – коренная петроградка
(нет, то район. Да и вообще, не шибко ново…).
О! Знаю, кто я! Я… Я – Дщерь Петрова!
(Ну да, я точно дщерь – отнюдь не сын
Ну а «петрова» - не Петра, Петрова града…
Хотя лукавить все-таки не надо…).

Открыла паспорт, а «с платформы говорят»,
что я родилась там, где Ленинград.

На карте нет его, однако - что нам карты?
Лишь лист бумаги для задумок драматурга…
Спортивно сориентированы старты:
бег по маршруту в Петербург из Петербурга…

Как рассказать тебе про тот маршрут?
Про то, какие чудеса на вираже,
Про то, что даже книги не наврут,
Про гордость, чуть забытую уже.

Про то, что
«Любите ли Невский?» - не вопрос,
А лишь проверка регистрации души.
Про то, что ты до Ленинграда не дорос,
как в паспорте ты там ни запиши…

Я не «Петрова Дщерь»! - Дочь Ленинграда!
Он хоть и Петербург, но Ленинград!
И сердцу - если скажут вдруг «Блокада» -
звучит в ответ: «Не будет город взят!»...


Я петербурженка, я петроградка, ленинградка,
Я северная, так сказать, пальмирианка,
Культурно-северно-столично-венецьянка.
Я, город мой, стихов твоих тетрадка…



Песенка

Да, наверно, это скверно…
Но, наверно, и мудрО:
В затхлом сумраке таверны
Встать и выпить за добро,
И, конечно, поперхнуться
Джином (ромом, коньяком),
Коль в ответ не улыбнутся,
И застрянет в горле ком…
И на бочку кинуть фразу
(слово – тоже серебро).
А побьют – так, значит, сразу
Снова выпить за добро!
Слово – звонкая монета,
А поставишь на ребро,
Крутанешь – и что планета:
Все вертИтся. За добро!..
Селяви – вертеться надо
И планетам и словам…
Эх, за что ж вы в ром-то яда?...
Я ж добра желаю вам…


Препинаки...

хвалить нельзя критиковать поставить точку
куда читатель может не понять
опять поэзия косит за строчкой строчку
и засевает рифмами опять
опять поэзия правдивая лукавит
мартышка в зеркале ты тоже человек
писать не можешь не писать куда поставит
читатель свои знаки через век


Когда Бог смеется…

… И пришел к Богу убийца. И сказал:
– Прости меня, Боже… Неправедную жизнь я вел. Убивал людей, много убивал. По приказу, по недомыслию. Долго я не понимал, какой это грех. Только когда сам стал помирать - понял…
– Зачем же ты пришел ко мне? - спросил Бог.
– По пути в ад зашел я извиниться перед тобой. - ответил Убийца.
– Откройте для него Врата Рая! - приказал Господь.
Убийца удивленно посмотрел и не решился войти.

… И пришла к Богу Блудница. И сказала:
– Прости меня, Боже! Всю жизнь провела я в поисках любви. Пыталась купить ее, обменивала тело свое на красивые слова, на деньги. Дарила… Я так хотела, чтобы любви было много!.. Очень много!… Лишь перед смертью поняла я, что любовь – это любовь к тебе! И лишь через любовь к тебе и дается любовь к людям…
– Зачем же ты пришла ко мне? - спросил Бог.
– Я пришла сказать, что люблю тебя… Сказать это прежде, чем попаду в ад…
– Откройте для нее Врата Рая!
Но Блудница не решилась войти и робко встала рядом с Убийцей.

…И пришел к Богу Богач. И сказал:
– Прости меня, Боже! Был я жаден, брал чужое, лишал я людей денег их, да и радости жизни лишал… Хотелось мне иметь всего много-много, чтобы власть моя была ничем не ограничена. Хотел я ценой богатства обрести свободу. Но перед смертью понял я, что много чего приобрел, да только не ее. Зря я жизнь прожил, господи…
– Зачем же ты пришел ко мне?
– Я зашел по пути в ад, чтобы попросить тебя о малости: сделай так, чтобы то, чем владел я при жизни, помогло бедным не испытывать нужду, чтобы стали они чуть-чуть богаче, но не повторяли моих глупостей... чтобы не прозевали они жизнь в погоне за деньгами и славой….
– Откройте и для него Врата Рая!
Но и Богач не решился войти и кротко встал рядом с Убийцей и Блудницей.

…И пришли к Богу Влюбленные. И сказали:
– Прости нас, господи! Не позволено нам было любить друг друга на земле, и лишили мы себя жизни, чтобы быть вместе хотя бы в аду…
– Нет вам прощения! - нахмурился Бог. – Зачем пришли?!! Разгневать меня?!! Почему не поверили в то, что я знаю, как устроить Вашу судьбу?!! Почему сами распорядились ею?!! Ступайте в ад!!!

– Господи, прости их! - сказала Блудница. - Это мне надо быть в геене огненной за грехи мои… А для них… для них ад уже позади. Дозволь МНЕ отправиться на муки вечные - мне все равно не привыкать....
– Нет, господи, отправь в ад МЕНЯ, - сказал Убийца, - столько жизней я погубил, что не заслуживаю Рая. Если ты простил меня – дозволь взамен погубленных жизней хотя бы одну живую душу выручить...
– Нет, Боже! – сказал Богач – Я должен быть в аду! Не будь я скрягой - были бы и у этих детишек деньги, и не мешала бы им бедность быть вместе… Прошу, не гневайся на них, на меня гневайся…
– Я подумаю… - ответил Бог, нахмурившись.

…И пришел Праведник. И сказал:
– Здравствуй, Господь мой! Как я рад тебя видеть! Всю жизнь я провел в ожидании этой минуты! Соблюдал я заповеди, не грешил, был добр ко всем. Не стяжал я ничего, не прелюбодействовал, не убивал - ни наяву, ни в мыслях. Все я делал, господи, так, чтобы угодить тебе. Праздником стал для меня смертный мой час!..
– Вот!!! – воскликнул Бог, обращаясь к стоявшим у Ворот. – Видите вы, как надо жить?! Что ж вы своим-то умом до этого не дошли?! А ты, – сказал он Праведнику, – ступай в ад!…
Сказал и заплакал.

– Как в ад?! Почему?... Боже, ты же… Я же все делал по твоему закону…
Бог вытер слезы, поднял голову и торжественным, холодным и жестким, голосом произнес: «Обидел ты меня сильно: не позволил ты мне явить мое милосердие…».
И тихо-тихо, устало повторил: «Ступай в ад…».
– Я?!!.. Да я всю жизнь убил на то, чтобы в Рай попасть! Почему в ад?!... Это несправедливо!.... Я… Да ты… Да как ты смеешь!…

Господь пристально посмотрел на Праведника… И подмигнул. И слабо улыбнулся. И, потрепав его по щеке, прошептал: «Ну вот!.. А говорил, что безгрешный…». А потом засмеялся, да так, что задрожала Твердь небесная, и долго еще эхо повторяло: «Откройте Врата Рая!..»…


Кузькина мать. И не только...

Зарисовка из будущего…

В почтовом ящике были три квитанции: за нестерильно вычищенные зубы, за несовпадение оттенка дезодоранта с цветом комбинезона и за развязанные шнурки. Что касалось первых двух – да, Кузька, действительно чувствовала за собой вину. Дело в том, что зубная щетка с одноразовым аккумулятором выключилась как раз в тот момент, когда Кузька опаздывала (ну, позарез!) - времени менять аккумулятор реально не было. Дезик?.. Ну нравится ей яблочный аромат! Так ли уж она виновата в том, что он плохо сочетается с желтыми манжетами на фиолетовом комби?… А вот шнурки! Это было тяжкое обвинение: шнурки могли причинить ущерб здоровью пешеходов, случайно на них наступивших. Т.е. прямое посягательство на свободы и права личности в демократическом государстве! И это было откровенное вранье. Не могла Кузька выйти с развязанными шнурками! Потому как с самого ее рождения мама ей покупала обувь только на липучках. Но разбираться с Министерством штрафов Кузька не хотела – дело заведомо проигрышное (в самом безобидном случае оштрафуют за неправильное оформление искового заявления). Поэтому Кузька решила заплатить. Но денег не было.

Достав нано-комп, Кузьминия перво-наперво включила две основные программы: лицензионную ИПЗУ и почти лицензионную ОСУНЧНКИ. Первая поставлялась со всеми компьютерами и расшифровывалась как «Индивидуальное предпринимательство как залог успеха». А вторая – хотя и не распространялась, но почему-то была у всех: «Основные схемы уклонения от налогов - чтобы не казаться идиотом». Сравнив результаты запросов, Кузька поняла, что сегодня ей выгодно быть переводчиком – тогда денег на оплату штрафов хватит.

Выйдя на сайт perev.ru и глянув на конвертер языков, Кузя поняла, что на данный момент оптимальной парой является Китайский – Суахили. То, что ни одним из них она не владела, ее не смущало. Разве плохо она перевела в прошлом году с древнеякутского на латынь «Монолог мамонта, умирающего в предчувствии Ледникового периода, записанный Замерзающим охотником»? Даже 100 баллов получила… (неизвестно, из скольких). Так что Кузя нисколько не сомневалась в том, что освоит китайский диалект суахили.

Она зашла на сайты jobbatization.ru, ворк_рафт.ру и некоторые другие, разместила объявление и стала ждать заказов. Это было недолго. Первым был перевод паспорта. Гугл был как всегда безупречен, но прогнав на всякий случай каждый из текстов (и на китайском, и на суахили) через перевод на русский язык, Кузя успокоилась окончательно, т.к. и там, и там слово «Саратов» было написано одинаково. Почему жителю Саратова надо было перевести российский паспорт с суахили, Кузьминию не интересовало. Вебмани пришли быстро - считай один штраф оплачен.

Потом был запрос из какого-то учреждения. Довольно длинный и, видимо, нудный.
Но, на всякий случай, повторив операцию сличения текстов на русском языке, Кузя тоже осталась довольна результатом: «Пятиугольник» был переведен как «Пятиугольник». То, что в серединке одного текста говорилось «не наносить превентивный удар, избежать конфликта», а в другом: «неситесь, ударяя – конфликта не избежать», Кузю не беспокоило. Не дураки небось – разберутся. Вебмани пришли быстро.

Третий текст был на русском. Автор писал: «Уважаемая Кузьминия, я осознаю, что Вы, специалист, посвятивший много лет переводу, специалист, сосредоточивший свое внимание на столь экзотической для российских граждан языковой паре, возможно, не захотите переводить текст с русского языка. Но для того, чтобы наши коллеги из Министерства по реформированию Министерства Народного образования поняли нас, убедительно прошу Вас перевести на китайский этот отрывок из древнего стихотворения (предположительно, начало 21 века):

«О Сколково не спрашивай поэта!
Он скажет, что осколками наук
Ты не добьешься в просвещении просвета –
Что проку в вазе выпавшей из рук?…»

Дальше дочитать (и перевести) Кузька не успела: на экране мелькнула иконка видео-почты. И появилось мамино лицо…

«Доча, - сказала мама ласково. – Ты чё, ахренела? У тя ЕГЭ по нанотехнологиям через час, а ты в хаусе зависаешь!». Мамуля у Кузи была образованная и любила загнуть что-нибудь архаичное, такое... ну... под старину. Вот и сейчас Кузьке показалось, что мама примерно на том же, 21-го века, языке к ней обратилась. Кузьминия (в отличие от сверстников) очень жалела, что ЕГЭ по русскому и литературе отменили, уже давно отменили… Мама ей иногда зачитывала тот или иной стиш из силиконового века русской литературы, приговаривая «Клевые римейки на классику тогда варганили, эх зашибись!!!»… Самих «клевых римейков» Кузька уже не застала…

Но факт оставался фактом… На ЕГЭ надо было явиться.
Кузя вынула из имидж-кейса накладные ресницы, на всякий случай измерила лазерной рулеткой их длину (чтобы не получить штраф за несоблюдение дресс-кода на ЕГЭ), выверила по запахометру оттенок дезодоранта, прицепила на джинсы хвост-жабо (дикая мода, но поди попри против нее!), убедилась, что цвет жабо гармонично сочетается с цветом подметок на летних сапогах, вышла на балкон, оседлала ёмоёмобилелёт и махнула прямо с 58-го этажа. К счастью, мотор завелся уже где-то на уровне этажа 30-го… «Уф!» - с облегчением выдохнула Кузя. Потому что иначе, возможно, пришлось бы платить штраф за пересечение зоны 10-го этажа с выключенным двигателем.

Пролетая мимо тотализатора, Кузя глянула на таблоид со ставками. Ставки на то, что отменят ЕГЭ по взламыванию иностранных серверов были 1:10, на введение ЕГЭ по квантовой физике 1:300, на то, что ЕГЭ отменят вовсе – 1:1000000.

Бюро прогнозов предвещало, что на следующей неделе введут ЕГЭ по тепломассообменным процессам внутри энергосберегающих ламп 37-го поколения, покажут церемонию 425-го венчания Принцессы (Кузька не успела прочесть имя) и Принца (имя оказалось закрыто деревьями), а через две недели – их же развод… Что погода будет... А вот какая – решит СМС-голосование почитателей природных явлений… и т.д., и т.п.

Ёмоёмобилелёт впорхнул в ЦУУП (центр по управлению учебными процессами).
Кузька проверила, надежно ли спрятан нано-комп (мало ли шпора потребуется), и пошла сдавать ЕГЭ. ЕГЭ по использованию нанотехнологий в процессе повышения рефлексии морских свинок в период избирательных компаний…

А в почтовом ящике уже лежали новые штрафы: за блики губной помады, ослепляющие встречный транспорт; за поедание бутербродов со сливочным маслом в присутствии лиц, находящихся на диете, что несомненно причиняет им моральный ущерб и является актом жестокого обращения с биологическими организмами. И штраф за неправильную парковку батискафа. Которого у Кузьки никогда не было.


Фиолетовый сон

Царила сонная прохлада.
Я шел по лугу, жив-здоров.
И на холме увидел стадо
из фиолетовых коров.

"Свежо! Оригинально! Ново!
Как остроумен их пастух!..."
И промычала мне корова
как ...натуральнейший петух.

Я думал: "Да! Наверно, надо
чтоб в серой зелени полей
паслось пурпурнейшее стадо.
Конечно, с ними веселей!".

С холма спустился я, но снова
среди лиловых клеверов
мне кукарекнула корова.
И бок ее был так ...лилов!

Я шел, не поднимая взгляда,
но под горой и на горе
встречал - пурпурнейшее стадо,
кричавшее мне "Кукаре..."

Я побежал!.. Мне стало горько.
Я плакал, спрашивая тьму:
"Где та некрашенная Зорька
с привычным и протяжным му?!.

Должна же быть на свете где-то...
в хлеву, быть может... но должна (!)
нефиолетового цвета
буренка быть - хотя б одна,

хотя б зеленая, в полоску,
в горошек, в звездочку, в строку!!!"
Бежал и слышал отголоски
глумливого "Кукареку!".

Висок мой била воплем выпи
вполне банальная строка:
"Я с удовольствием бы выпил...
Я с удовольствием бы выпил...
Я с удовольствием бы выпил...
стакан парного молока..."

__________________________________________________________________
Стихотворение о литературном процессе вообще, к сайту отношения не имеет.


Вольтерьяночка (с выходом)

(с выходом, с украинским г-каньем и вологодским оканьем)

Пой, душа моя тальянка,
хулиганочка-душа!
Поэтесса-вольтерьянка
ох и шибко хороша!

Як зостанить средь бурьяна,
шуганет ужей-ежей
и спевает, гарно, piano
(лишь на осимь этажей)...

Шо ни звук - то без изъяна,
шо ни критик - неглиже...
От нее так вольтерьянно,
шо до гоголя уже...

Лейся песня-валерьянка*
до краев и через край!
Эх, душа моя - тальянка!
Вольтерьяночку играй!...

_____________________
* = "Добавить комментарий"


Тамплиер

…Закат был тяжел, неподвижен и ал.
И главами поникли бутоны.
Созерцая закат, тамплиер умирал.
«Мой господь! Соблюдал я законы,

Я был Ордену верен, Тебя почитал… -
Я любил Тебя, Боже, всем сердцем!!!
Ты же в час мой предсмертный так просто отдал
Этот мир злым слепым иноверцам!..».

Мельтешила у самой земли мошкара,
Розы млели в истоме блаженной…
«Я так мало прошу! Разреши до утра
Мне побыть на земле этой бренной…».

Тьма глотала последнего солнца лучи,
Оттирала с небес кровь заката.
И дрожали на тоненьком стебле свечи
Лепесточки огня виновато.

«Братьев нет... Разреши - до утра! - мне хранить
Этот Храм… Знаю – близко беда!».
...И прорезала небо белесая нить,
В тишине прогорев без следа.

«Разреши уберечь мир от грозной ночи!
Иль не будет в Раю мне покоя…».
Ветра резкий порыв сбил огонь со свечи...
Тяжелее стал запах левкоя…

«Видно, ты надо мной посмеяться решил!
Ты! Мой преданный, верный слуга!
Ты - кто долго и честно хранил
Дом земной мой от злого врага!

Ты - кто верой и правдой служил Небесам!
Я любил тебя, сын мой, всем сердцем!
Ты ль сейчас мне твердишь, что мир отдал я сам (!) –
Этим злым и слепым иноверцам?...

Ты! Кого я хранил! Ты! Кого я берег!
Ты! Кому я дал в жизни так много!..
Ты ли в смертный свой час без сомнений изрек,
Что ты больше... не веруешь в Бога?!!

Или думаешь ты, столько лет сторожив
Через сад монастырский пути,
Что до тех только пор, пока будешь ты жив,
В Храм заблудшие смогут идти?..»

Грянул гром. Грянул град. И упали цветы
На песок монастырского сада.
...В Храм вошел еретик. «Это, Господи, ты
По земле их выводишь из ада…

Понял, Господи, я…» - прошептали уста.
Грозовые гремели раскаты.
Тамплиер поднял руку: «Во имя Креста!»
И взглянул еретик виновато…


В.Дэвис. Во сне...

У.Дэвис. Во сне...


Я брел по берегу реки.
Был тихим утра полумрак…
Еще не пели петухи,
Не доносился лай собак,
Часов в Аббатстве звучный бас
еще не пробил пятый час…

Я брел по берегу... Была
Ночь холодна, и воздух сыр…
Я видел на земле тела
В тряпье, заношенном до дыр.
Вот так, - я думал - без работы
До срока умирает кто-то…

Спят мертвым сном… живы ль они? -
Подумал я, и в этот миг
Скользнули по воде огни:
К реке подъехал грузовик,
Другой… Я в них смотрел, но всюду
Лишь спящих видел, тел их груду,

Лиц бледных блеклый видел цвет...
Измождены… Их тяжек труд.
Пока не наступил рассвет,
трудиться - спящих - их везут…
Вот так, - я думал - от работы
До срока умирает кто-то…

Огни скользили вдоль реки...
Как цепь сияющих гробов
Во тьме неслись грузовики,
А в каждом - двадцать мертвецов
Во сне свой совершали путь,
Чтоб труд их к жизни мог вернуть…



WILLIAM HENRY DAVIES

1871 - 1940
WALES

THE SLEEPERS

As I walked down the waterside
This silent morning, wet and dark;
Before the cocks in farmyards crowed,
Before the dogs began to bark;
Before the hour of five was struck
By old Westminster's mighty clock:

As I walked down the waterside
This morning, in the cold damp air,
I was a hundred women and men
Huddled in rags and sleeping there:
These people have no work, thought I,
And long before their time they die.

That moment, on the waterside,
A lighted car came at a bound;
I looked inside, and saw a score
Of pale and weary men that frowned;
Each man sat in a huddled heap,
Carried to work while fast asleep.

Ten cars rushed down the waterside
Like lighted coffins in the dark;
With twenty dead men in each car,
That must be brought alive by work:
These people work too hard, thought I,
And long before their time they die.

1911


"Я - бхаи!.."

...ты знаешь, кто такие бхаи? Я - бхаи...
(Элла Крылова)

Я -бхаи! Я бхаи!
Я - гордая птица!
ВысОко порхаю!
Вам так и не снится!

"Я - бхаи! Я бхаи!" -
как мантру твержу я,
на вас я - чихаю
с ухмылкой буржуя...

Крылами махаю,
ничуть не робея.
Я бхаи! Я бхаи!
А вы все - плебеи!

Я бхаи! Я бхаи!
а вы все - другие!
Порхаю, чихаю:
весна, аллергия...

PS Элла, если в Вас когда-нибудь полетят настоящие камни, возможно, я встану под удар - чтобы Вам меньше досталось. А пока - да будет СМЕХ!


Как стать хорошим?

Как стать хорошим? Насмешил!.. Умора...
Ну ладно, надиктую - ты пиши...
Представь, что мир - огромная Гоморра,
и где-то есть четыре праведных души,

Но! Кто же пятый? - В этом весь вопрос!
И есть ли он, тот "пятый элемент"?
Представь, что Бог уже огонь занес!...
Остался миг!... (Миг - относительный момент)

Представь: Гоморра - лишь огромная реклама
(кого же без реклам заманишь в ад?)...
Представь, что жизнь - такая мелодрама,
в которой зрители смеются невпопад...

Цена за шоу - грошик суеты
(лишь пригоршня прелестнейшего вздора)...
Представь - на миг! - что пятый это Ты...
Представь, что "миг" закончится так скоро...

Представь!... Что пятых вовсе не бывает...
Хорошим стать... Ну насмешил! Умора!..
Подбрось дровишек - видишь догорает
костер (но ты представь, что он - Гоморра)...


Я поняла! Стихи - суть стойло для вещей...

"Простые вещи загонять в стихи
труднее, чем отмаливать грехи, "

(Элла Крылова)


Я поняла! Стихи суть... стойло для вещей!
А нам, ковбойшам, их вогнать туда - два пальца...
Рука дантиста, скажем, в поисках клещей...
Иль вот: канву зажали злые пяльца...

Стоять, простые вещи! Загоню!
Лассо из рифм и метра как накину!
И напишу (уж точно не фигню)...
Стихи! Иль маслом (сливочным) картину...

Ну что, чудак? Метафоры не сыщешь?
Сейчас тебе все объяснит пиит!
Дантист - то бог. Нас, кариозных, тыщи,
но всех с лица Земли он удалит...

Ну, а канва - так то пространство-время,
зажатое тисками ЦНС.
И сколь ни вейся мулине - не ценит племя
расшитых крестиками-гладью поэтесс.

Стихи - контейнер для хранения вещей,
но даже если вышита цветисто
рука дантиста в поисках клещей...
Как быстро их берет рука дантиста!


П.Яворов. Слава поэта.

Слава! Слышу это слово я порою
В связи со скорбным именем поэта.
Но для меня звучит глумливою и злою
Насмешкою, издевкой слово это.
 
Полетам слава, слава идеалам
Средь блеска будней на пути всегдашних
священных клятв, обетов, ритуалов,
Торжеств, и отрезвлений страшных...
 
О, слава Песне! - от безденежья, возможно,
Дней без затишья, ночи без светила,
От знойной боли из-за клеветы ничтожной,
от зависти, взгрызающейся в жилы...
 
О, слава! Ей - недовершенной песне
С насильно, рано порванною кордой.
То эхо в душах - душах, что покрыла плесень,
И презираемых дущою гордой.
 
Я слышу "Слава!" - и поэтов славят, видно...
Свидетельство, печать о незабвеньи...
Насмешка злая! - как жестоко и обидно
Она звучит. О, слава! О, глумленье!.

1910


СЛАВАТА НА ПОЕТА
 
Слава! Чувамъ азъ понявга тая странна дума
При скръбавото име на поета: слава!
И като някоя обидна и жестока глума
Да ми звучи тя нивга не престава.
 
Слава! Славата на идеали и полети
Средъ дcлничния блъсъкъ по стъгдите прашни;
Тържествените клетви и свещените обети —
И отрезвленията страшни...
 
Славата на песень — може би за няманъ залъкъ,
За дни безъ заветъ или нощи безъ светило,
За болки знойни отъ зъбите на клеветникъ жалъкъ,
На зависть отъ забоденото жило...
 
Слава! Славата на недовършената песень,
На силомъ и безъ време скъсаната корда;
Въ душите ехо, — ехото въ души покрити съ плесень,
Презрени отъ душата горда.
 
Слава! — чувамъ азъ да славятъ и поета...
Слава — За незабравата свидетелствена дума,..
О присмехъ зълъ! — Да ми звучи тя нивга не престава,
Като обидна и жестока глума.


Деталь

ДЕТАЛЬ

Однажды Обезьян нашел Деталь.
Невзрачную и мелкую по сути.
"Увы, не серебро... Дешевка сталь,
да и узор - уж Вы не обессудьте -
но примитивен. Ерунда! Пустяк!
Не вижу в нем ни вкуса, ни старания!"
Не знал, увы, умнейший тот макак,
что для Авто - то Ключик зажигания...

Мораль: есть в мире много мелочей.
И вид их, да и роль - как у ключей.


ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА к сказке про Нильса

Нильс рос... И так кружилась голова
от уменьшенья мироздания,
что он не находил слова...
Он крикнул на прощание
тому, кто за/расколдовал:

"Мой гном!
Про волшебство забудь!
Все колдовство - химера!
Расти со мной... В том сказки суть...
И пусть я был однажды мал,
ты - не менял размера..."


Снегопад

Сегодня* на небе переполох.
И чем-то встревожен Бог.
Снежинки - ангелов стая -
ниспадают,
низлетают,
падают, примечая
избранных среди званных...
Приподнимутся и впадают
в грязь...
Под ноги всем ложась.
Разве они виноваты?
Нет. Такова расплата
за право нести Весть.
"Слышите? Он есть!"
А вокруг говорят, говорят...
"Ничего себе снегопад!
Ну и ну! Снегопад!
Снегопад! Снегопад!.."

Говорят, что на свете есть страны,
где совсем не бывает снега...
Но я в это не верю.

_______________________________________________
Написано в день, когда из жизни ушла Бэлла Ахмадулина.
В Питере был снегопад.


Если вдруг не умру...

    ...кто придумал, что птицы поют?
    птицы смеют смеяться -
    потому что не разучились
    быть вместе и подниматься в небо...
    (автоцитата)



Если вдруг не умру, то убейте меня ...на рассвете!
Когда сонное солнце привстанет всего-то на треть.
Когда спать уж легли даже старцы, поэты и дети.
Не хочу на вечерней заре! Не хочу умереть!..

Рождена, чтобы стать виртуальной, игрушкой... Но впрочем...
Ведь бывают дорожки еще бездорожней, чем эта.
Я иду и смеюсь. Смехолотом сканирую ночь... И
ночь смеется: она глубока, далеко до рассвета...

Я иду. А на правом плече дремлет Ангел Хранитель...
Ну, а слева который - он сам спотыкается тоже.
Все дороги приводят... не в Рим. Только к Солнцу, в Обитель...
Ох, смеюсь не к добру я, наверное, к ночи. Прости меня, Боже...

Но я слышу "... к добру"... Да, "... к добру" - ночь жонглирует эхом.
Если крикну я вдруг, то она - зарыдает от боли...
По дороге к рассвету иду между страхом и смехом.
По шоссе ли?.. По просеке?.. Может, по минному полю?...

Говорят, мол, пути скоротечны, а ночь постоянна.
Мне б до старта успеть - пока шаттл не вышел к зениту...
Я хочу убедиться сама (это, кажется, странно),
что Земли колобок до сих пор не скатился с орбиты...

Не успеешь, потом дожидайся попутного рейса...
А вокруг иллюстрации к мысли про черную кошку
в темной комнате - но и она, ох, с улыбкой чеширской!..
Я иду и смеюсь: "Ну и выбрала в жизни дорожку!..."
Ночь пугает меня, умоляя: "Пожалуйста, смейся..."


Из "На острове блаженных" (П.Славейков)

Чевдар Подрумче

И целый день мне не дает покоя
тот дивный образ... Смелый тот герой.
Он на коне летит, средь крови боя
окровавлЕнный меч вздымая свой.

Вернусь домой - меня не оставляет,
в моих мечтах... Конь на дыбы! Герой
вдруг навзничь падает, кровавый меч роняет...
Герой, пронзенный вражеской стрелой!

Пред статуэткою Гомера, что из меди,
кладу сигару... Вот он миг! Я завершаю…
О, вдохновение! - Дописан слог последний...

И словно бог, сквозь предалтарный чад
Гомер спокойно смотрит и кивает,
сквозь белый дым в меня уставив взгляд.




Витан Габр

…И Габр без улыбки утверждает, что неграмотность является самым явным признаком оригинальности настоящего поэта. Грамотность и образование убивают свежесть гения, говорит он, и верит в истинность своих слов…

Шел в вечность я, да вот свернул сюда,
пожил, тих-благ, в чести и на виду,
и вот теперь сквозь смертные врата
вновь по дороге в вечность я иду.



Славейков П. На острова на блажените.
(1910 год)

Чевдар Подрумче

Херой

Цял ден не ме оставя той на мира,
Тоз дивен образ. Смелия херой
На вихрен кон, сред кървавия бой
Лети замахнал кървава секира.

Дома се връщам – той и все пак той
В мечтите ми… Кон предница възпира!
Полита възнак, изтървал секира,
С стрела в гърди пронизанний херой!

На Омира пред статуйката медна
Цигара слагам… миг е вдъхновен –
Завършвам вече – думица последняя.

А като бог, през чадът предолтарен,
Спокойно поглед Омир спрял е в мен
И кива ми през белий дим цигарен.


Витан Габър

И Габър твърди без усмивка, че неграмотността е най-явният признак за оригиналността на истинския поет. Грамотността и образувание убиват свежестта на гения, казва той, и вярва в истинноста на думите си.


На път за вечността се тук отбих
И преживях живот честит и тих –
И тръгвам през вратата на смъртта
Отново пак на път за вечността.


___________________________

«На Острова на блажените досега положително се знае да са ходили само трима знаменити пътешественици: старият спокоен Омир, Бьоклин и дионисиецът Нитче!» (из запазеното в ръкопис встъпително слово за четенето из «На Острова на блажените», състояло се в Софийския университет преди излизането на книгата; текстът бе публикуван през 1980 г. от Камен Михайлов)


Крали Марко бросает камень

КРАЛИ МАРКО бросает камень

Болгарская народная песня

Собралися коледари,
триста молодцев собралось,
собралися на Балкане,
камни белые кидали.
От Балкана до Пирина.
Ни один не мог докинуть
От Балкана до Пирина.
Появился Крали Марко,
вот берет он белый камень,
вот бросает он с Балкана,
от Балкана до Пирина.
Во саду упал тот камень,
во саду у самодивы.
Поломал в саду цветочек,
бел цветочек василёчек.
Увидала самодива,
разъярилась, разсердилась,
три стрелы она схватила,
на олене поскакала,
да явилась пред Балканом,
добрым молодцам сказала:
- Эй Вы, молодцы, все триста!
Отвечайте-говорите:
кто же бросил белый камень,
камень, что в мой сад упал-то?
Много бед он понаделал!
Триста молодцев в ответ ей:
- Коль спросила, так ответим:
кинул камень Крали Марко!
Марко скачет, конь играет -
по Балкану выше-ниже,
самодива слово молвит:
- Стой на месте, крали Марко,
первую стрелу пущу я,
ту, что многих подстрелила
молодцев, тебе подобных!
И стрелу она метнула.
Марко поднял щит, укрылся,
защитил себя и лошадь.
Марко на коне гарцует,
доброго коня стегает,
самодива злится, злится.
Молвит Марко самодива:
- Стой на месте, Крали Марко,
Я стрелу пущу другую,
ту, что многих подстрелила
молодцев, тебе подобных,
вдовушек оставив много,
и твою вдовой оставит!
И стрелу она метнула.
Марко поднял щит, укрылся,
защитил себя и лошадь.
Марко на коне гарцует,
доброго коня гоняет
выше-ниже по Балкану.
Самодива злится, злится.
Молвит Марко самодива:
- Стой на месте, Крали Марко,
Третью я стрелу пускаю,
ту, что многих подстрелила
молодцев, тебе подобных,
матерей заставив плакать -
и твою она заставит!
И стрелу она метнула.
Марко поднял щит, укрылся,
защитил себя и лошадь.
Как видала самодива,
растрясла она Балканы,
да умчалась на олене.




КРАЛИ МАРКО МЕТА КАМЪК

Български народни песни от Македония

Собрали се триста момци,
триста момци коледари,
собрали се на балкано
да си метат бели камен,
от балкано на Пирино.
Никой нема да го метне,
от балкано на Пирино.
Щом си дойде крали Марко,
он си зема бели камен,
та го метна от балкано,
от балкано на Пирино.
Камен падна ю градина,
ю градина самодивска.
Потроши си рано цвеке,
рано цвеке бел босильок.
Кога виде самодива,
налюти се, расърди се,
та си зема трои стрелки
и си я'на сур елени,
та излезна на балкано,
та на момци говореше:
- Триста момци коледари,
ще ве питам да кажете:
кой си метна бели камен,
та си падна ю градина?
Ногу пакос починал е!
Проговарят триста момци:
- Що не питаш, ке кажеме,
метна си го крали Марко.
Марко коньо проигруе,
по балкано горе-доле,
самодива проговаря:
- Стой на место, крали Марко,
ке ти върлям пръва стрела,
щото си е устрелила
без брой юнаци кат тебе!
Па му хвърли първа стрела.
Марко дигна щит над него,
защити си кон и себе.
Па си Марко проигруе
добра коня горе-доле,
самодива ядосуе.
Проговаря самодива:
- Стой на место, крали Марко,
ке ти хвърлям друга стрела,
щото си е устрелила
без брой юнаци кат тебе,
щото си е оставила,
оставила удовици,
удовици како твойта!
Па му хвърли втора стрела,
марко дигна щит над него,
защити си кон и себе
па си Марко проигруе
добра коня горе-доле,
горе-доле по балкано,
самодива ядосуе.
Проговаря самодива:
- Стой на место, крали Марко,
да ти хвърлям трекя стрела,
щото си е устрелила
без брой юнаци кат тебе,
щото си е проплакала
ногу майки како твойта!
Па му хвърли трекя стрела.
Марко дигна щит над него,
защити си кон и себе.
Като виде самодива,
пукна, тресна на балкано,
сури елен вав гората.


Сигаретное

1.

Взломать смысл жизни... Слить секреты
на флешку. И от смерти - прочь!..
Жизнь... не длиннее сигареты...
И вкус точь в точь...

2.
Она стояла и курила
и было грустно ей до слез...
Что все что было - уже было,
а будет ли еще - вопрос...

Прошли года, пришли тревоги.
Но неизменны миражи.
И серым пеплом на дороге
у ног ее лежала жизнь...

А было время ведь - горела...
Но все рассеялось, как дым,
осыпав сгорбленное тело
лишь пеплом - горьким и седым...

А ведь могло все быть иначе...
Ведь кто-то получил призы.
Но ей - не выдавить для плача
из мутных глаз ни полслезы...

"Она стояла и курила..."
"И что с того? К чему детали?..."
Жизнь, догорая, уносила
на ветер пепел, цвета стали...


3. Верующая в толпе

Она в платке. Но не судите строго.
(Суждениям цена не велика).
Но, чтобы больше чем людей бояться Бога,
нужна отвага... В ней вся суть платка...


Совет

Когда захочется вдруг птиц
средь прочей требухи -
то хорошо ловить синиц
на сальные стихи.

Ты их небрежно разложи
по площади десницы.
Замри и жди. И будешь жив.
Почти как эти птицы.

И тремор вдруг охватит длань -
от трепыхнья птах...
Стихи - не более, чем дань
за синих крыльев взмах...


Р.Киплинг. Мандалай.

У старой пагоды в Мульмене, что так лениво смотрит в море,
сидит бирманка молодая, и вспоминает обо мне.
И ветер пальмами играет, и колокольчиками в храме.
Все говорит: "Вернись, британец! Вернись обратно в Мандале!*"

В Мандалай путь ведет!
Там великий наш флот!
Из Рангуна - ты слышишь? - шагает отряд
по пути в Мандалай,
где рыбы летают,
и внезапно, как гром из Китая,
над заливом проходит закат.

На ней простое было платье, я помню... Желтое с зеленым.
А имя - как у королевы, жены Тибо. Да... Супи-Ёлат...
Она какую-то сигару курила тамошнему богу
и так христиански целовала свой идол в глиняную ногу!..

Этот глины комок,
весь в цветах, этот бог,
Он зовется "Великий Бог Будда", ей-ей!
Я ее целовал прямо там, где застал
за молитвой горячей.... Где идол стоял...
По пути в Мандалей...

Когда же над полями риса густел туман, она на банджо
наигрывала... Обнимала меня и пела: "Кулла-ло-ло".
Шли пароходы, было тихо. И солнце падало. И страшно
нам было вымолвить хоть слово - столь тишина была тяжелой.

Ил и глину месили,
бревна тика носили
хатхи**... Лес вывозили суда.
Тихо падало солнце.
Мы боялись: сорвется
слово с уст, и что будет тогда?

Но я оставил это в прошлом: давным-давно и так далёко...
И нет такого фаэтона, чтоб шел из Сити в Мандалей.
Здесь, в Лондоне, солдат-сверхсрочник*** сказал: "Кто слышал зов Востока,
тому уж ничего не нужно от жизни...". И он прав, ей-ей...

Нужен лишь аромат
пряных специй, закат,
пальмы, ветер, что тихо качает
колокольчик пред глиняной статуей-богом.
На пути в Мандалай...

Мне тошно стаптывать подошвы о камни мостовых шершавых.
И ломит кости, в жар кидает от вечной сырости английской.
С полсотни горничных из Челси**** со мной гуляют величаво
и о любви толкуют много, хотя в ней ни черта не смыслят.

Их лица мясисты, а руки грубы,
им и дела-то нет до любви, до судьбы.
У меня ж есть подруга нежней и милей -
в том далеком краю, где трава зеленей.
По пути в Мандалей...

Уплыть к востоку от Суэца! Туда, где благо - это горе.
Где заповедей нет в помине, зато так жаждешь, хочешь пить...
Я слышал зов: то колокольчик звенит, зовет, велит мне быть
у старой пагоды в Мульмене, что так лениво смотрит в море.

В Мандалай путь ведет!
Там великий наш флот!
И в палатках так тошно... Но шел наш отряд
в Мандале, в Мандалай,
где рыбы летают,
и внезапно, как гром из Китая,
на Земле наступает закат...


Rudyard Kipling


By the old Moulmein Pagoda, lookin' lazy at the sea,
There's a Burma girl a-settin', and I know she thinks o' me;
For the wind is in the palm-trees, and the temple-bells they say:
"Come you back, you British soldier; come you back to Mandalay!"
Come you back to Mandalay,
Where the old Flotilla lay:
Can't you 'ear their paddles chunkin' from Rangoon to Mandalay?
On the road to Mandalay,
Where the flyin'-fishes play,
An' the dawn comes up like thunder outer China 'crost the Bay!

'Er petticoat was yaller an' 'er little cap was green,
An' 'er name was Supi-yaw-lat — jes' the same as Theebaw's Queen,
An' I seed her first a-smokin' of a whackin' white cheroot,
An' a-wastin' Christian kisses on an 'eathen idol's foot:
Bloomin' idol made o'mud —
Wot they called the Great Gawd Budd —
Plucky lot she cared for idols when I kissed 'er where she stud!
On the road to Mandalay . . .

When the mist was on the rice-fields an' the sun was droppin' slow,
She'd git 'er little banjo an' she'd sing "Kulla-lo-lo!"
With 'er arm upon my shoulder an' 'er cheek agin' my cheek
We useter watch the steamers an' the hathis pilin' teak.
Elephints a-pilin' teak
In the sludgy, squdgy creek,
Where the silence 'ung that 'eavy you was 'arf afraid to speak!
On the road to Mandalay . . .

But that's all shove be'ind me — long ago an' fur away,
An' there ain't no 'busses runnin' from the Bank to Mandalay;
An' I'm learnin' 'ere in London what the ten-year soldier tells:
"If you've 'eard the East a-callin', you won't never 'eed naught else."
No! you won't 'eed nothin' else
But them spicy garlic smells,
An' the sunshine an' the palm-trees an' the tinkly temple-bells;
On the road to Mandalay . . .

I am sick o' wastin' leather on these gritty pavin'-stones,
An' the blasted Henglish drizzle wakes the fever in my bones;
Tho' I walks with fifty 'ousemaids outer Chelsea to the Strand,
An' they talks a lot o' lovin', but wot do they understand?
Beefy face an' grubby 'and —
Law! wot do they understand?
I've a neater, sweeter maiden in a cleaner, greener land!
On the road to Mandalay . . .

Ship me somewheres east of Suez, where the best is like the worst,
Where there aren't no Ten Commandments an' a man can raise a thirst;
For the temple-bells are callin', an' it's there that I would be —
By the old Moulmein Pagoda, looking lazy at the sea;
On the road to Mandalay,
Where the old Flotilla lay,
With our sick beneath the awnings when we went to Mandalay!
On the road to Mandalay,
Where the flyin'-fishes play,
An' the dawn comes up like thunder outer China 'crost the Bay!


_______________________________________________________
В 1885 году части британской колониальной армии без единого выстрела заняли город Мандалай (Мандале). Короля Тибо вместе с семьей навеки изгнали из страны, столицей Бирмы стал построенный англичанами Рангун. С 1 января 1886 года вся Бирма стала частью Индийской Империи.

*Географический энциклопедический словарь предлагает написание "Мандалай" и "Мандале". Однако в ряде переводов используется "Мандалей" или "Мандалэй".
**хатхи - слоны. Из Мульмена экспортировался рис и древесина тика.
***срок службы с 1881 года был сокращен до 6 лет. Слова принадлежат солдату, отслужившему 10 лет.
****"из Челси". т.е. из фешенебельных районов Лондона


Ночь целует День...

Ночь целует День на рассвете.
День целует Ночь на закате.
Это волны пО морю гонит ветер
словно складки простыни по кровати...

И в смущении Небо, Землю целуя,
все алеет - от того, что прилюдно...
Это просто ветер, балуя,
манит волны, чтоб увидели чудо...


Дворцово-площадное

Зарисовка

На площади стоит императрица,
торгуемая на фотопортрет.
Украдкой курит и негромко матерится,
что нет клиентов и исхода нет...

Красива, молода и при параде,
и при Петре. И рядом со дворцом.
Она всего-то продает свой "образ" - ради
того, чтобы свести концы. С лицом.

Духовный минерал "императрит"
блестит нарядно и торжественно повсюду...
И роскоши фотогеничен вид...
И верят этой девочке как чуду.

"Был в Петербурге. Снял императрицу.
И шлю тебе ее, а с ней привет"...
Империя тихонько матерится,
что площадь есть. А вот исхода - нет.


Пургодром

Гнать километрами пургу -
и ты могешь, и я могу.
Пуржать порой, вспургнувши тишь -
и я могу, и ты хотишь.

МЫ - пургодромы мыслелётов!
Слова взметаем так и сяк...
Чтобы пегасы-беспилоты
не в свору сбились, но в косяк,

прекрасным ржаньем огласив
подзвездье над снегами слов.
Что нам с того, что мерин сив?
Зато пегасы без ослов...

И вот ты сжал пургу в горсти.
Бросаешь. Что тебе сказать?..
Все лучше словеса плести,
чем лыка не вязать...


Ужельтаса...

Ужельтаса маятать, Ана...
О, да, мой дон, Ужельтаса -
страна любви-стихов-обмана.
А дальше - только словеса.

Омой Ев, Гений Нео-негин!
Слезой божественой росы...
Чу! Слышишь? - скачут печенеги!
По облакам Ужельтасы!..

Бери браслеты, бисер, кольца!
Бери, бери их - для того,
чтоб печенега-добровольца
сманить в наш стан! Хоть одного...

О, пустьмы зги! Немо барано!
Я в печенеге том спасу
наш дивный край самообмана -
прекрасную Ужельтасу...


Очно...

"Труба"* на Невском. Злачно и порочно.
В метро течет мясистая толпа...
Ты алкаша бил. Яростно и точно.
А тот алкаш - так жаждал тумака...

Кто звал ментов, кто тыкал пальцем сочно:
мол, посмотрите - там три дурака.
Да. Три. Ты взглядом зацепил меня. Непрочно.
Ведь так алкал алкаш твой тумака...

Ты остывал. Красиво и барочно...
Наверное, и я была слегка
мила от ужаса. Но только помню точно:
алкаш твой ждал и жаждал тумака.

И вот уже пришли, кто правомочны.
Но ты им бросил легкое: "Пока!
Конфликт исчерпан. Я бегу. По делу. Срочно".
Алкаш остался с жаждой тумака.

И я опять слилась с рекой народа,
но истекала мыслью как морковь
натертая. Я подарила не любовь:
пятнадцать суток непотерянной свободы.


______________________
* труба - подземный переход\вход в метро на Невском пр-те


Теза. Д.Тонев

Д.Тонев

Теза

Зло словно свора дышит тебе в спину
(добро ведь социальное понятие).
Лишь руки для объятий ты раскинул -
и ты уже удобен для распятия.




Оригинал:

Д.Тонев

Теза

След тебе злото диша като хрътка.
(Доброто е обществено понятие.)
Разтвориш ли ръцете за прегръдка,
ти вече си удобен за разпятие.



Серебряная пуля

***

Вновь ты не с лирой, а с винтовкой Драгунова
явилось, вдохновенье (вот засада!).
Серебряное отливаю слово
Хотя промазать несказанно рада...


***

Избави боже от таланта пародиста,
а впрочем, от других талантов тоже.
И нет счастливее на свете пацифиста,
чем тот, что дал кому-нибудь по роже...


АТЕИСТ

Он знает - бога нет: проверил лично!
И значит - все возможно, дело ясно.
И жизнь до смерти протекает так отлично!
Так весело, легко и так напрасно...


ЗАКОНЧЕННЫЙ ГЕНИЙ

Он тоже глина. В виде керамзита...
И из него уже не изваять
Не то чтобы пристойного пиита,
но даже легкомысленную {тпру, вдохновение! П.4, П.4, П.4.}


СОВЕРШЕНСТВО

Я изнутри весь чист (спасибо клизьме),
хоть вам вид изнутри не по нутру...
Да и снаружи я на диво идеален:
Не в меру скромен и умеренно нахален.
Я словно небо - столь высоко голубое.
Я весь открыт, словно картинка из плейбоя...
Я так талантлив, что уже не весь умру,
хоть вы ...имеете меня еще при жизни.


ПРОГРЕСС

Давно забыты пасторали
и в кутерьме
остались только пасты, ралли
и кутюрье.

И без рекламы нет прогресса.
И без соломки мак не мак.
И от любви до просто секса
один лишь шаг.


СТАРИК ПЕРЕД ПОРТРЕТОМ

Товарищ Сталин, мы Вам верили когда-то,
и даже больше, чем себе... Но в трудный час
глаза на Вас раскрыли нам ребята.
Теперь мы вам не верим. Верим В ВАС...


БИСЕР

Калибр у бисера опять сравним с крупой,
за то, что зло не видишь, - упрекают...
О вдохновенье, не рыдай: Гомер слепой,
но угли Трои до сих пор пылают...


КУЛЬТУРНОЕ

"Культура начинается с запрета"
(из передачи на телеканале "Культура")


Культура начинается - с запрета!
(кончаемая им же - селяви).
Культура строгого режима - это гетто
для мыслей, откровений и любви.


САЛЬЕРИ

Я сказал: "Капитан! Никогда ты не будешь майором"
(В.Высоцкий)


Никогда ты не будешь майором, Сальери!
Никогда, никогда, никогда...
Пусть тебе воздадут по твоей же по вере -
Не беда, не беда, не беда.

Но к тебе не придет некто в чем-то не белом.
"Ну и что?" - скажешь ты. - "Ну и что?".
Ты пока выбирал меж душою и телом
что-то выгодно продал зато.

Думал ты, что, мол, лихо чертей олапошил:
мол, навару с той мелкой души...
Ты не станешь майором, и Пушкиным - тоже.
Хоть всех моцартов сдай, хоть спиши...


Имена

Столько раз уже "многая лета"
мне желали, что надо б врачу
показаться. Уже не Джульетта.
Но и Макбет играть не хочу.

И, наверно, нелепо и странно
отвечать на формальный вопрос
"Ваше имя?" "Каренина. Анна."
"Распишитесь за свой паровоз..."

Может быть я Наташа Ростова?
Только с самых последних страниц...
среди благости быта простого -
без балов, без вопросов, без птиц.

Может быть, я лишь ангел, уставший
штопать неба темнеющий свод...
Может быть, только имя "Наташа",
без историй, сюжетов, забот.

Но, когда с тонкой кромки рассвета
я сорвусь на лету, на бегу,
Ты окликнешь: "Наталья-Джульетта!"...
Я взлечу. Я смогу. Я смогу...


Звезды на небе

Звезды на небе...
Потому что им страшно...
Быть на земле... *

* - здесь надо бы еще один слог, но я слышу там камертон...


Беглое

Сложу я крылья за спиной... В муляж горба.
И цепи ласковой рукой оглажу снова.
Когда б вы знали, как легко играть раба,
когда к свободе мыслями прикован!

Или податься в плен? К своим-чужим...
Туда, где власть народа... Так, для смеха...
Известно ведь: демократический режим
рабовладельческому строю - не помеха...


Я знаю: на дверях ада...

Я знаю: на дверях ада
будет надпись "Велком ту Парадиз!".
Будет водка, икра, плитка шоколада
и исполнен любой (последний) каприз.

Я не то чтобы очень падший
ангел - так, на одно крыло
припадающий, не забллдший
(опечатка! читать: "не заблудший"): крыло свело
во время одной из петель мертвых
при пролете по-из поднебесью.
Просто слишком часто посылали к черту,
лезли в душу, пытаясь извлечь
примерещившегося беса.

Нет, мне с нечистью не по дороге,
просто слишком со стороны
я смотрела, как гибнут боги,
рассуждая, что это лишь сны...
Слишком уж как-то свято-просто
доверяла я небесам:
ВСЕ-могущий, мол, сможет и сам
одолеть всех чертей, любого роста...

День за днем пируэты, кульбиты,
быт как резвая круговерть.
Но застыла, остыла... Боги убиты,
и чернилами черными атеисты-черти
наносят граффити на твердь...

Крыло свело. Вниз-з-з, вниз-з-з...
Там за окнами блюз, перед окнами бриз,
в гардеробе на плечиках души развешаны,
аккуратно так, чин по чину...
Крыло болит. Это ли не причина
выпить нахаляву водки?...

Я не то чтоб совсем безгрешная,
но швейцар под надписью "Парадиз"
кричит: "Кыш отседова, птаха бешеная!"
А слабо вам и мой исполнить каприз?..
Нет, поверьте, товарищи черти,
прошу я совсем немного:
"Оставьте в покое Бога!"

Когда он воскреснет...




Признание в любви

Пролог

Безудержная синева
легла на город…
Накрыли два больших крыла
весенний холод…

И терпкой горечью любви
от глины веет -
Заразной, словно ОРВИ,
весны затеей...

И звон стоит, весенний звон
над куполами.
И в мертвой тусклости окон
Играет пламя...


1.

А в этом городе, увы, нет горизонта.
Но ночь над городом свой раскрывает зонт,
и солнце уплывает по газонам
за никому не видный горизонт…

А в этом городе, где ночь - как шерсть овечья:
тепла, глуха, некрашенно-бела,
нет горизонта, за которым человечны
все чувства, мысли, речи и дела…

А в этом городе, где чужеземец лето -
вот и прошло, как проходило много лет, -
есть перспективы и широкие проспекты,
но горизонта, за которым солнце - нет.


2.

Июнь сгорел. Поникли тополя,
приправленные горечью тревоги.
Их, наслаждения знойные суля,
Заманивают в марево дороги.

Их легкий пух, их белый прах, опавший дым,
Он льнет к ногам, моля о сострадании:
Ведь рождены мы городом одним,
Но им же и отправлены в изгнание.

Июньский зной – угар чужих страстей,
от них так истерично бьется ветер.
В жаре чужой, под маскою ничьей
Жизнь сыграна...
…а занавес так светел...

Так ночь бела, облепленная пухом,
Чуть горьковатою тревогой тополей…
Все так светло, так призрачно и сухо…
... как лист бумаги под строфой твоей.



3.

Прямые доказательства любви,
Переплетенные с неочевидной ложью:
Июнь, сирень, закат,
Неровный взгляд,
Запевшие не к месту соловьи,
И чувство холода под кожей…
Озноб души,
листва дрожит,
густеет мрак,
Глаза вгрызаются в сирень, как в небеса,
В молочные предгрозовые облака –
Скопления крестообразных звезд…
И все сильней под кожею мороз…
И где-то скрыты соловьи,
Не к месту приумолкшие пока…

Любви недоказуемая суть,
Июнь, распластанный на цепь закатов длинных,
Сирени буйство над засохшей глиной…
Нет!
Не люблю!

Но отчего же не уснуть?
Совру, что из-за песни соловьиной…


4.

Все! Началось! Он снова болен! Болен...
Он снова весь в сирени и туристах...
И снова в нем со звоном колоколен
слился звон центов и цыганского монисто.

Он словно в сыпи весь в Viola odorata,
весь в флагах, майках и речных трамваях.
И ангел-флюгер мечется, не зная,
куда укрыться от затвора аппарата.

Он снова весь в петрах, екатеринах,
матрешках, ложках, обезьянах, попугаях,
бутиках и надраенных витринах,
и манекенах, что по Невскому шагают...

В стадах музейных кротких туристозо,
Духовной жвачки алчущих исправно,
Он вновь помпезно принимает позу
(уж если ангел может - мы подавно)…

Он вновь подвержен Алым парусам.
И вновь до самого бесцветного рассвета
пролеты-крылья истово воздеты
в молитве странной к блеклым небесам.

Мой Принц, мой Петербурго-Петроград,
в жару, в бреду, в горячке ночи белой...
Как ты прекра.. Я опускаю взгляд
И каждой строчкою твое целую тело.



Эпилог

За Город Городов, за Петербург,
Который умирает 300 лет,
За высохший гранитный парапет,
Который жадно ловит ласку рук,
За желтизну полуживых кварталов,
За зелень меди монументов злых,
За денежный доход музейных залов,
За чувство приближения беды –
За все,
что город этот убивает,
а значит, не дает ему загнить,
тебя, царь Петр, тебя страна родная,
Благодарю...

Но не могу простить.


Иду. Уйду. А что останется?...

(песенка)

До мажор. Бодренько.
е/е - с надломом, слышны 2 звука (и подмигнуть)
ее - максимально долго тянуть один (с серьезным видом)


Иду. Уйду. А что останется?...
Слова, молва да смех шальной.
Пусть я беспечная упрямица,
пусть ты смеешься надо мной,

и пусть я начерно придумана -
зато я набело жива,
иду, веду я, в ус не дуя, на
коротком поводке слова,

И пусть горда, но не озлоблена,
И без презренья мой кураж
(а ты все хочешь видеть гоблина
в любой из встреченных наташ),

И пусть друг друга вряд ли встретим мы,
держу слова на поводке,
хотя от слов чужих отметины
уже на каждом каблуке...

Веду слова (ты это зна/аешь),
среди которых нет обид...
А ты все где-то добыва/аешь
пески для вечных пирамид.

Иду и не нужны мне ги/иды,
любуюсь небом и проспе/ектом...
А ты все строишь пирамииды
по типовым проеектам...

[проигрыш или свист]

Не умница и не красавица...
Так, хочешь, - смейся надо мной!
Иду, уйду... [замедляя] но ведь останется

[совсем протяжно]

молва, слова да смех шальной...

[буйный проигрыш сразу на всех инструментах]


ОБГ - воспевательное

Дружественный шаржец

Вчерась, серьезна как ЕГЭ,
ложусь я спать (в кровать).
Но тут в мой сон влез ОБГ -
и ну меня стращать!

Вскричал он: "Тра! та-та-та-тать!",
насквозь весь сон пронзя,
хотя по правилам кричать
на сонных дев нельзя!

"Что я - ПОЭТ или дитя?!!" -
гремел он не шутя.
"Поэт! Свят-свят! В анфас - поэт,
хоть в профиль - что дитя.

По-по-поэтище! Поэт!
Как пить дать!" "Так давай!"
"Помилуй грешную! Ну нет...
Лишь каша есть да чай".

О, Благороднейший Герой!
(хоть это и не так)
Мы встанем за тебя горой,
чтоб получить в пятак.

О, Бдящий Гений! Нет... Ах, йес!
Оплот Безгрешных Грез!
(И все-таки, какой же бес
тебя в мой сон принес?..)

И так до самого утра,
без видимых причин,
ему хвалила я пера
евоного очин.

Ну а поэтов... Я бы всех
послала на три буквы:
На ОБГ - там смех и грех,
и море сладкой клюквы...


Миражи...

Вариации для флейты с гитарой

Миражи. Миражи. Над пустынями лжи.
В зное звуков, в обрывках мыслей.
Твой мираж лепестком семицветным кружит,
в кругосветку тобою высланный...
Твой мираж лепестком семицветным кружит,
в кругосветку тобою высланный...

Миражи. Миражи. Над постелями крыш,
за лукавством зашторенных окон.
Небо над головой синей птицей кружит.
И клюет твой рвущийся кокон.
Небо над головой синей птицей кружит.
И клюет твой рвущийся кокон.

[проигрыш]

Миражи. Над лугами засушенных слов,
над песками заученных жестов и поз.
И ты рвешься к нему, к миражу, птицелов -
сквозь шипы тысяч тысяч садовых роз.
И ты рвешься к нему, к миражу, птицелов -
сквозь шипы тысяч тысяч садовых роз.

Но ты не принц. И не маленький. В душной ночи
ты и сам - лишь мираж, беспокойный как ветер.
Ты все ищешь того, за кого ты в ответе,
потому что не знаешь, кого приручил.
Ты все ищешь того, за кого ты в ответе,
потому что не знаешь, кого приручил.


Васильевский остров памяти. Настроение.

Тучков переулок. Весь в джипах и пыли.
Здесь юность с тобой мы когда-то забыли.
Она до сих пор, пирожки уплетая,
идет... то к мосту, а то к рельсам трамвая...
Здесь где-то на Съездовской (или на Первой?)
нам кофе и Ницше играли на нервах...
А дальше - на Третьей, где тих перекресток,
готически светел и прост как подросток, -
стоит храм, фасадом нам лишь и знакомый...
все так же в лесах... аллегория дома...
А дальше над Средним, как прежде большое
и синее, - Небо с бездонной душою...

Но нет... Быть не может! Ты видишь? Над шпилем
обрывками облака в небе застыли
листы из линованной детской тетради.
Приплыли кораблики...

              Юности ради...


            Размышления болонки, созерцающей процесс облаивания Моськой Слона

            Что за манеры! Так слона
            облаивать! Тем паче,
            что знает каждый: грош цена
            слонам (на вкус собачий).

            Вот тявкнуть, если рядом есть
            питбуль иль лабрадор, -
            вот это слава! Это честь!
            А слон? Нет, право, вздор...


            Никто

            Я - НИКТО
            в этом мире большом,
            полном множества пустоты...
            Так, трансформация плоти -
            из глины в глину.
            Злошипяще авто
            пробегает мимо.
            Я - в этом мире большом - Никто.

            А там, среди звезд где-то,
            злошипяще проносится Рок,
            натирают хвостами кометы
            асфальт неземных дорог.

            Я в этом мире большом - Никто.
            И поэтому я не плАчу.
            Я - рядом с асфальтом глины комок.
            С желтой звездочкой мать-и-мачехи...


            Р.Фрост Снежная пыль

            1 вариант

            Ветку качнули
            ВОрона крылья,
            мне на плечи стряхнули
            снежную пыль,

            настроение меняя,
            спасая хоть часть
            того горького дня,
            что хотел я проклясть.

            2 вариант

            То, как вОрона крылья
            ветку качнули,
            то, как снежную пыль
            мне на плечи смахнули,

            изменило мой взгляд,
            сохраняя в душе
            хоть частичку от дня,
            что я проклял уже.




            Dust of Snow

            The way a crow
            Shook down on me
            The dust of snow
            From a hemlock tree
            Has given my heart
            A change of mood
            And saved some part
            Of a day I had rued.


            Так много...

            ***
            Так много слов,
            что мысли заблудились...


            ***
            Иногда достоинств становится так много,
            что для совести места уже не остается...


            ***
            "Нет! Двум смертям, однако, не бывать!" -
            рекла и засучила рукава
            Одна, вторую отгоняя
            от плоти грешной и пока еще моей...
            Слежу за битвою,
            восторга не скрывая:
            хоть миг еще, но буду я жива...


            Жара. Зимой и летом. Днем и ночью.

              На юбилей Р.Бредбери


            Жара. Зимой и летом. Днем и ночью.
            Почти 450 по Фаренгейту.
            Свобода. Каждый волен жечь что хочет.
            И волен слушать барабаны вместо флейты.

            И каждый волен выбирать себе сафари.
            И, вдруг свернув с дороги, ненароком
            сапог поставить на крыло ничтожной твари.
            И, злым не будучи, случайно стать злым роком...

            Все больше золота в глазах. С минутой каждой
            смуглеет кожа от невиданной жары.
            А я... Я упиваюсь Морем жажды....
            и принимаю Вечности дары,

            учась по фантастическим рассказам
            реальности земного бытия.
            Учусь любви. И душу вижу я
            земную в смуглом и золотоглазом.

            Что книги? Бабочки с десятком-сотней крыльев...
            Жечь? Раздавить? Иль отпустить на волю...
            Пиши, фантаст. Чтобы не стала сказка былью.
            А быль не стала безысходной болью.


                Ш.Бодлер. Змея, которая танцует

                (вольное перемещение Ш.Бодлера из франкофонной среды в русскоязычную)



                Змея, которая танцует

                Любуюсь вашей чуть ленивой, безмятежной
                особой статью.
                Мерцаньем тонким кожи нежной,
                волнами платья.

                Пью волн-волос бескрайний аромат
                Иссиня-черный.
                Скитальца волны в странствие манят,
                и вот, покорный

                тем бризам утренним, что на заре велят
                встать парусам,
                к чужим брегам я отправляю взгляд:
                к их небесам…

                Ваш взгляд ни сладости, ни горечи не дал
                Мне в утешенье.
                В нем злато ли, железо ли? Металл.
                Лишь украшенье.

                Но видеть вас в движенье, в танце – рай.
                В скольженье дивном…
                Танцует так змея, почуяв край
                тростины длинной.

                Под гнетом лени сладкой чуть склонен
                Ваш лик ребенка.
                Качнувшись, вдруг напомнит он
                мне взгляд слоненка.

                Но тело, тонкий челн, падет
                в провалах волн…
                и тонут мачты в безднах вод,
                и гибнет челн.

                И с грохотом, оттаяв в миг,
                ледник сойдет,
                и влага до краев зубов
                заполнит рот.

                Я думаю, что нынче пьян
                богемским – нет.
                Пью сердцем неба океан
                И звездный свет.





                Que j’aime voir, chиre indolente,
                De ton corps si beau,
                Comme une йtoffe vacillante,
                Miroiter la peau !

                Sur ta chevelure profonde
                Aux вcres parfums,
                Mer odorante et vagabonde
                Aux flots bleus et bruns,

                Comme un navire qui s’йveille
                Au vent du matin,
                Mon вme rкveuse appareille
                Pour un ciel lointain.

                Tes yeux, oщ rien ne se rйvиle
                De doux ni d’amer,
                Sont deux bijoux froids oщ se mкle
                L’or avec le fer.

                А te voir marcher en cadence,
                Belle d’abandon,
                On dirait un serpent qui danse
                Au bout d’un bвton.

                Sous le fardeau de ta paresse
                Ta tкte d’enfant
                Se balance avec la mollesse
                D’un jeune йlйphant,

                Et ton corps se penche et s’allonge
                Comme un fin vaisseau
                Qui roule bord sur bord et plonge
                Ses vergues dans l’eau.

                Comme un flot grossi par la fonte
                Des glaciers grondants,
                Quand l’eau de ta bouche remonte
                Au bord de tes dents,

                Je crois boire un vin de Bohкme,
                Amer et vainqueur,
                Un ciel liquide qui parsиme
                D’йtoiles mon cSur !


                Акыниана

                Говорят, на все, мол, есть причина.
                Стало быть, была и в этот раз.
                В-общем, повстречал "акын" "акына".
                И завел про то свой скорбный сказ.

                Он запел, что встретил он акына,
                но акын... не то, чтобы не тот...
                только вот... не стоит и алтына:
                смотрит криво, голос плох и ноты врет.

                Пел второй, что он... акына встретил
                на своем безрадостном пути.
                Что акын... он, вроде бы, и светел,
                но свиреп: ни охнуть, ни пройти.

                Так и пели до скончанья мира
                (на других акынов не взирая).
                Вы звиняйте, я умолкну: моя лира...
                (тьфу-ты-ну-ты! моя домбра) типа с краю.


                Об чем это я? Ах да! Заглянула посмотреть,
                как бурлит жизнь на сайте.
                Вот и пою, что вижу.
                Мне очень нравится мода на скромность.
                Никто уже не называет себя поэтом.
                Нет. Те, которые Поэты, так те Поэты
                (как известно всем обитателям близлежащих планет, есть
                Поэзия.ру, Поэзия, поэзия, стихи, стихоплетство, рифмоплетство,
                рифмачество, стихо- и рифмоблудие и т.п., вплоть до самой жесткой графоманщины). Так что каждый из нас найдет себе достойную нишу...
                Из которой будет видно только то, про что он поет...


                Эпитафия

                Уважаемые коллеги!
                Объявляется конкурс для желающих занять место под эпитафией
                (текст прилагается).


                Жил. Пил. Читал литературы.
                Стихи писал.
                В любом из трех терпеть не мог халтуры.
                И вот не стал.

                Ни алкашом, ни критиком. Поэтом -
                полулегально.
                Жил. Пил. Читал. Писал. А это
                фатально...


                Разбор по составу

                Народ - он подлежащее. Сказуемое - власть.
                И пресса (дополнение) не даст ему пропасть.
                Эпоха - обстоятельства: и места, и времен.
                Она вся - сочетательство предлогов и имен.

                Ну, а поэт стеснительный, мечтатель (не)сознательный,
                он - знак. То вопросительный, то (чаще) восклицательный...


                Пробирочный перевод с русского на русский рецензии на комментарии к переводу «Змеи» Бодлера

                см. http://poezia.ru/article.php?sid=78124

                Не путать с переводом оригинала или с комментарием к переводу!


                Пусть аксиома не права,
                Но Вы не обессудьте:
                Я Вам скажу не за слова –
                По сути!

                А суть стиха, скажу Вам я,
                (пусть светоч критикует!)
                Лишь в том, что женщина – змея.
                Которая танцует.

                Она не слон и не корвет,
                Что реей в море плещет.
                Она – змея. (И тропа нет
                Изысканней и хлеще!).

                Там в бликах черных волн-волос –
                Чешуй змеиных блески.
                А в грации змеиных поз
                Волны ленивой плески.

                Она и есть змея-волна,
                Играющая лодкой.
                Она на юного слона
                Похожа не походкой –

                Манерой голову склонить
                По-детски, в неге ленной.
                (И этим юношей пленить.
                Поэтов - непременно!)

                Глаза как злато и поталь,
                Змеинно замер взгляд,
                В котором сладость и печаль
                Слились в волшебный яд.

                Им как потоком с ледников
                Оттаявших объят
                Весь мир. Рот полон до зубов-
                Бортов водою. Яд

                Струится через ровный ряд
                Их. Яд, пьяней вина.
                И тонет в нем поэт. И рад
                Испить его до дна…

                ***
                Мораль вам нужно, хлопцы? Добре!
                Поэт хотел сказать нам (в шутку!),
                Что женщине всегда, как кобре,
                Плясать под вашу дудку!


                "Как много звезд..."

                Как много звезд... Как будто, телескоп,
                Взбесившийся среди безлунной ночи,
                Приблизил всё: нетрезвый хоровод
                Туманностей и карликов, и прочих
                Больших и малых солнц… Как будто твердь
                Вдруг заскользила по плечам атлантов спящих
                И падает на землю, чтоб стереть
                И прошлое, и где-то в настоящем
                Кусочек мира… Будто бы плита
                Могильная, с пометками маршрута
                На будущее, вниз уходит круто:
                Все суета сует и суета…
                И глядя в ниспадающую высь,
                О стразы звезд ладони в кровь стирая,
                Сквозь сон кричу: «О, господи! Проснись!».
                И эхом отвечают кущи рая.


                Нерукоподаяние. Одноактная психологическая зарисовка.

                Действующие лица:

                Первый джентльмен
                Второй джентльмен
                Третий джентльмен
                Леди
                Человеки
                Ангел
                Черт
                Голос


                Первый джентльмен
                Я - не подам ему руки!

                Второй джентльмен
                Я? Да ни в жизни!

                Третий джентльмен
                Я - не стану!

                Человеки (хором)
                И я!

                Голос

                … с державностью реки,
                что на подходе к океану,
                людской поток стекался вниз.
                А он, безумный, - на карниз
                карабкался упрямо…

                Леди (испуганно)
                Мама!

                Третий джентльмен (с подчеркнутым презрением в голосе)
                Позё-о-ор!

                Второй джентльмен (с подчеркнутой «скукой» и ноткой разочарования)
                Не прыгнет.

                Первый джентльмен (невозмутимо)
                Эпатаж.

                Леди
                Но если вдруг?...

                Первый джентльмен
                Не тот этаж...

                Третий джентльмен
                Вот со второго б…

                Второй джентльмен
                И оттуда
                Не скаканула б чуда-юда!

                Леди
                Но если - головокруженье?!..

                Третий джентльмен (радуясь своей шутке)
                Он безголов!

                Леди (с ноткой сомнения)
                Но уваженье
                К чужой беде в нас не…

                Второй джентльмен (деликатно целуя перчатку леди)
                Он шутит!

                Третий джентльмен (с долей зависти в голосе)
                Он как сардина в масле в смуте…

                Второй джентльмен (снисходительно)
                Он - шут!

                Третий джентльмен (достаточно громко)
                Дебил не по годам!

                Первый джентльмен (категорично)
                Руки ему - я не подам!

                Второй джентльмен (негромко, с расстановкой, не позволяя леди перевести взгляд в сторону карниза)

                И Вы, машЕр, не подавайте…

                Первый джентльмен (официальным тоном)
                Я поднимаю тост…

                Второй джентльмен
                За дам!

                Третий джентльмен (в сторону, с легкой усмешкой)
                Нас ублажающих в крова-aйти…

                Леди
                Но…

                Второй джентльмен (любуясь бокалом, нарочито твердо выговаривая «Р» в «брют»)

                «Бр-р-рут», ей богу, недурЁн…

                Третий джентльмен (в сторону человеков, но не ясно, к кому именно обращены слова)

                Я вашей одой покорён…

                Человеки (отзываясь низким эхом, оживляясь и попарно указывая друг на друга пальцами)

                Дурён. ПокОрен. Одарён.
                НепокорЁн. Неподурён.
                Нерон. Не равен. Не ровЁн…

                Ангел (громко, перекрывая гул, глядя вверх, в сторону невидимого карниза)

                Скажи ты ей!!! - Как жил-тужил…
                Как разгонял чертей и скуку…

                Черт (еще громче)

                И как я камень положил
                В для шпаги поднятую руку!..

                Первый джентльмен (уверенно)

                Я поднимаю тост…

                Второй джентльмен (с пафосом)

                За бриз!!!
                Наш пробил час!

                Третий джентльмен (с широкой улыбкой в сторону человеков)

                И вот мы снова!…

                Леди (остро)

                Ах! Посмотрите же!… Карниз!...

                Первый джентльмен
                Ах, сво… …костюм испачкал новый...

                Второй джентльмен (нарочито громко и отчетливо - в сторону карниза, не запрокидывая голову)
                Он - пес!

                Третий джентльмен (задрав голову, еще громче)
                А сдохнет как собака!!!


                Леди (торопливо, глядя только в лицо Первому джентльмену)

                Ваш тост…
                Что было в нем, однако?

                Первый джентльмен (в растерянности)
                Мой тост?!..

                Леди (любезно)
                Вы подняли бокал…

                Второй джентльмен (добродушно)

                Чтоб усладить наш слух куплетом…

                Первый джентльмен (в глубокой задумчивости, надеется вспомнить)

                О чем же?...

                Третий джентльмен (второму за спиной первого, негромко, раздраженно)

                Хрен ста…

                Второй джентльмен (перебивает, поднося палец к губам с легкой усмешкой, и произносит иронично-нравоучительно)

                …А-кса-кал!

                Леди (растерянно)
                Он прыгает!..

                Первый джентльмен (все еще в глубокой задумчивости, покачивает головой)

                Нет, не об этом…


                Драже дождя

                Шел переулком странный дождь.
                А больше никого не шло.
                То ровно, то срываясь в дрожь,
                Бросал он капельки-драже
                На помутненное стекло
                Давно не мытого окна…
                Звенела легкая струна
                Не то мечты, не то тревог.
                Зачем? Никто ведь не промок
                Под тем дождем, но все звенела
                Струна. Дождь, не тревожа тело,
                Все шел и шел, и все искал
                Того забавного ребенка,
                Которому (Когда? - Когда-то…
                Но, видимо, давно уже…)
                Казалось слаще «сладкой ваты»
                Его безвкусное драже…

                осень 2009


                А скрипка все вопила о страстях…

                А скрипка все вопила о страстях…
                Так яростно и трепетно скри-пела…
                Ей дела не было до тех, что в новостях,
                Страстей. А впрочем, - ей какое дело?…
                Ей, хрупкой лакированной вещице…
                Ей, изнутри видавшей лишь футляр,
                Ее хранивший от невзгод и пыли,
                Хранивший голос, тоньше чем у птицы?
                Но вот рука… Маэстро! Иль фигляр?
                Повисли звуки в воздухе. Поплыли
                По акустическим волнам, взрывая мрак -
                Тот хаос, что иной зовет душою.
                Откуда знать ей, милой, хрупкой, как
                Страстишка мелкая становится большою?..
                Что эта скрипка знает обо мне
                Иль о тебе, о нем, о ней - о мире?
                Она ведь не бывала на Луне,
                Не убивала ворогов «в сортире»,
                Не одолела зной пустыни душной,
                Где дождь случается, но чаще пулевой.
                Что знать ей - милой, скромной и послушной -
                Про гильотины блеск над головой?
                Она не прыгала с восьмого этажа,
                Вен не вскрывала и друзей не хоронила.
                Но вот смычок по струнам - завизжал,
                Заныл, завел, повел… и вот заныло
                Неуловимо, где-то в глубине,
                Под толщей плоти, вспарывая мрак…
                Что эта скрипка знает обо мне?
                Откуда знать ей? И зачем? И как
                Дано понять ей, что и счастье, и беда -
                Идут, как дом и гном, ища друг друга,
                Из круга адова - вглубь следующего круга?
                Что этот ход вращает небеса -
                Футляр, оберегающий планету?...
                …И то, что скрипки этой голоса
                Слышны лишь Богу, детям, да поэту…


                …Но знаешь ведь - есть. И знаешь - воздаст.

                …Но знаешь ведь - есть. И знаешь - воздаст.
                За все: и за спесь, и за угольный пласт
                Стихов, что рядишь золотою рудой.
                Воздаст - но потом, и не прядью седой,
                Не пыльным ботинком соседской шпаны,
                Не сальной картинкой с облезлой стены,
                Не рецей на сайте, не воплем в виске,
                Не коликой в почках, погрязших в песке.
                Воздаст - но потом, некрологу вослед,
                Когда сам забудешь: был молод иль сед,
                Умен или глуп был, обласкан иль зол,
                Одет в кринолин, кимоно иль камзол,
                Стихами страдал или лавры носил,
                Кого и когда эпиграммой косил,
                Кому без обид наступал на мозоль,
                Вдыхая весны звон иль аэрозоль
                От астмы - чтоб только доплыть до весны;
                И сам не поймешь - явь была то иль сны;
                В чем ты виртуален, и что во плоти…
                Воздастся за все - как ты мир ни крути.
                И сколько ни виться стихам, только все ж…
                Рай будет. На жизнь как две капли похож.


                Пригласят: "В число поэтов, мол, хотите?"

                В маниакально-мечтательном мажоре


                Пригласят: "В число поэтов, мол, хотите?"
                Клево! Нет, что, правда? Задарма?
                Стану я среди поэтов - Нефертити!
                Посвожу я их с свово ума!

                Я их свежей мыслью - освежую!
                Я на радостях такое им писну!
                Я литературного буржуя
                (как акулу) вздерну на блесну.

                (Сам Хэмингуэй перекрестИтся,
                оталлюженный, и скажет: "Кескесе?"
                Горький строго глянет: "Что за птица?"
                Я же - кинусь в книксен: мол, как все!)

                Ох, уж я!..
                -Уж, Вы меня простите!
                Но я прямо Вам скажу, без политесу:
                Я к поэтам звал... не поэтессу.
                У поэтов нынче - музы в дефиците...


                Эпифитное

                Когда главный паразитолог сайта
                запугал всех нашествием поэтических паразитов,
                задумалась: а я-то - кто?



                А я вот просто... шлюмбергера,
                дитя бразильского подлеска.
                Пусть для иного камергера
                не из вельможных поэтеска,

                Я буду просто - декабристом,
                но не на площади Сенатской:
                на подоконнике цветистом,
                цветном, цветочном и цветастом.

                Пусть не к селу зимой бутоны,
                пускай дики и зигоморфны,
                пусть корни, раскисая, тонут
                в слоях удобренного торфа,

                но жар субтрописков, сок воли,
                как блики солнца по реке -
                бежит от корня к ареоле,
                чтоб выплеснуться в лепестке...

                Что в том цветке? Огонь фламенко?
                Жар Жанны д'Арк? Сенатской стужа?
                Ночь. Подоконник. Угол. Стенка.
                Кашпо. Пульверизатор. Лужа.

                И пусть я - просто шлюм-бер-гера,
                пусть не бразильская, и как-то-с
                я для иного камергера
                не очень, в общем-то, и кактус,

                Но там, где долог снег искристый,
                а солнце светит, но не греет,
                необходимы декабристы.
                Хотя б в кашпо над батареей.


                Цепи дождей...

                Цепи дождей
                по щекам хлещут...
                Цепи раздумий
                увечат души...
                Ты - стойкий солдатик,
                но осень - дама похлеще,
                и расплавленным оловом
                расплываются лужи.

                Железные люди,
                в кресла вдавливаясь,
                золотые дела
                в головах вынашивают...
                А ветер западный,
                в город вваливаясь,
                поднял Н2О метра на два аж.

                Свинцово небо,
                грозит кастетом -
                Оттого, быть может,
                перекошены лица.
                Сколько в городе этом
                разных «элементов».
                Менделеева бы
                с его таблицей!

                Вновь ввалилась осень,
                как незваный гость.
                Вроде знали ведь,
                что за летом-то.
                Только что ж опять
                вкривь она да вкось,
                и за что - цепями
                да кастетами?

                На Дворцовой - шум...
                митинги... "вопросы"...

                Все ОК, мосье,
                просто тьма людей...
                Просто кто-то там
                не в ладах с Гарантом.
                - Просто что?!


                Просто осень
                цепями дождей
                избивает голых атлантов...

                1997


                Как упоительно трепаться о стихах...

                1. Похвала середнячку

                Блажен, звезд с неба не хватал он,
                поскольку не был канибалом.


                2. Дешифруя да ввинчивая

                зеленое солнце корячилось нежно
                вспучив синие бесконечности
                вот возьму и поставлю им в рифму промежно
                если только найду где у солнцев конечности
                пусть гадают они я трезва ли здорова ль
                шиш корову им в рифму получат будильник
                стрекотает по кровле ларька время коваль
                приходил таракан посетил холодильник
                таракана мне жаль он голодным ушел
                он жевать не решился несвежее сало
                хорошо шиш им в рифму прочтут нагишо
                зря я што ли про солнце писала
                я билет спортлото я вабанк я джекпот
                я квадрат серебристый со словом сотри
                ты меня расшифруй а потом уже ешь
                зеленеющих солнцем стихов моих мякоть
                я сижу и шифрую словес своих код
                холодильник закрыв изнутри
                чтобы воздух в квартире был свеж


                3. *** (Исполняется хором)

                Как упоительно трепаться о стихах!
                В том трепе - смута, и смятенье, и сметание...
                В том трепе шут, и дебошир, и вертопрах
                всегда белы - до белизны сметаньей!

                То "потерплю", то "потреплю", то "По мордам!",
                То "Не звезди, да не в звезду получишь"...
                И, просклоняв, опять склоню - к стихам!
                Они ж вслед трепу - неизменно лучше!


                Первый чтец:

                Как?!! Упоительно трепаться о стихах???

                Второй чтец:

                А главное - что можно без конца...

                Третий чтец:

                Стихами спаивать и черта, и творца.


                Партизанско-патрицианское

                К дискуссии о плебеях и патрициях "от языка"

                Сначала - старый анекдот:

                - "Патриции устраивали оргии"... Василь Иваныч, а что такое "оргии"?
                - По-нашему, Петька, это пьянки.
                - А кто такие "патриции?"
                - А это, Петька, опечатка.


                Скороговорка
                Плебей плебея теребил,
                перебивая подбивал:
                "Давай патриция прибьем,
                чтоб тоже стал он плебеЁм"


                Притча
                Не то пророк, не то предтеча,
                пыхтя, тащил с собой дар речи.

                Шел жлоб.
                Дал в лоб.
                Украл мешок.
                Вот это - шок.


                Вопросительное

                Не пат. Не "Риц". Ну, почему
                я не Патриция и даже
                я - не патриций? Не пойму!
                Беда, наверное, в кураже:
                ведь не куражатся Умы -
                куражиться им на смех курам.
                "Мы не рабы - рабы немы"
                понятно только балагурам.

                Мне говорят, что бога нет,
                а трус-язык еще боится
                подать патрицию совет:

                "Коль встретился плебей -
                прибей!
                Нам демократия лишь снится..."

                Мне говорят, что бога нет...
                Так что ж язык не повернется
                подать патрицию совет?

                Прибьет?..
                Ах, нет -
                не улыбнется!


                И особенно мешков для мусора...

                Я пуглива до жути… Нет, честно!
                Я боюсь, что я жуть как пуглива!
                Я пугаюсь, когда мне вдруг место
                Уступает мальчонка сопливый…

                Я боюсь магазинов,
                конфет и слов,
                мегаполисов и мегапакостей,
                пропитанных адовым миксом
                страстишек, надежд, врак и снов,
                гламурных, как мусор,
                покрытый лаком…

                Вещей, в общем, жизненно необходимых:
                Мобильных рингтонов, накладных ногтей,
                Обезшкуренных ног куриных…

                И особенно -
                Мешков для мусора
                с запахом апельсина!

                Льстивых глаз,
                Умной злости,
                Жадной любви,
                Платных знаний,
                душистых рецензий,
                виртуальной судьбы,
                пересудов в реале…

                Без царя в голове я, но все же с идеей -
                Вроде «Курицам всем по яйцам!».
                А если - «Авторам - по правам!»?
                Предъяви-ка на мозги свои
                Патентованную лицензию!..
                И тогда я, боюсь, думать прав не имею,
                Потому как налогов на мысль не плачу…

                Но мешков для мусора -
                с запахом апельсина -
                Я боюсь еще больше!

                Нищеты и рекламы,
                Ошибок в межстрочьях,
                Параноиков, гуру и хамов
                (И себя иногда, между прочим).

                Лимузинов, попсы, казино,
                Современного типа смешного кино,
                Супер-маркетов мега-огромных
                И реалити-шоу до экстаза нескромных,
                Коллайдера, Нострадамуса,
                Передач о здоровье,
                прогнозов погоды,
                «Купи два пылесоса, а третий - в подарок»
                (если я это сделаю - доктора мне!),
                Средств от жира с эффектом соды,
                Без соды, но все же с эффектом,
                Крема с эффектом же лифтинга,
                Обязанности брить ноги,
                Хороших манер,
                Например, манеры
                Улыбаться, совершая подлость…
                Смайликов, сайтиков,
                Кукисов, вирусов,
                Поэзии, прозы, драматургии,
                Дефолта, инфляции, лизинга,
                Шоппинга, кастинга, рейтинга,
                «Пофиг»а, русского «пофиг»а,
                «нафиг»а, и «нифигасебе»,
                Восторгов, экстаза
                И диатеза,
                брезгливости и аллергии,
                А значит -

                Мешков для мусора
                (с запахом апельсина)…

                Банковских вкладов, цены на недвижимость,
                Итогов торгов евро, баксов, и тугриков,
                Зон ВИ АЙ ПИ в ресторанах, предателей,
                Глобального потепления
                в зонах с умеренным климатом,
                лагерных зон и той зоны, что в «Сталкере»:
                мол, что хотел - то тебе и аукнется.
                Бойся желаний своих!

                А я-то боюсь
                Мешков для мусора
                с запахом апельсина…

                Я боюсь
                туалетной бумаги в цветочек,
                Цирковых крокодилов, птичьего гриппа,
                Разговоров о заработной плате,
                О моде на книги, ноутбуки и платья.
                Чипсов «с запахом» икорки красной,
                помидоров с вживленными генами рыбы,
                звездных войн, 007, параллельных миров
                (и, в особенности, их пересечения),
                Когда не смешно, а за кадром хохочут...

                И я жуть как боюсь, что боюсь напрасно!

                Мне страшно, когда во след
                За сюжетом о дикой войне
                В недо-европейской стране,
                О крушении лайнера,
                Взрыве в подъезде,
                Пропаже детей,
                Рекламируется жва-
                чка… жва-
                чным живо-
                тным стать
                страшно.
                Ну да, я трусиха.

                И все-таки как иначе?

                Как жить
                без жвачки?..
                Нет, как не жвачить?!..

                Смеяться нечищеным ртом?..
                И слова из нечистых уст -
                Будут ли приняты-поняты?...

                Хруст
                Белой глазури с искусственным запахом,
                Вкус
                Резины, резины, резины, резины…
                А-а-ах!…

                Вот для мозга б такое -
                Мозганул и прочистил!

                Были бы мозги у всех - блеск!
                И с запахом апельсина…

                Из всех катаклизмов Земли
                Страшнее всего
                изобилие -
                из обилия
                много мусора…
                И запаха апельсина
                на всех не хватает,
                даже искусственного…

                Я боюсь текстов песен,
                Не связанных с нотами,
                И маршрутки, свернувшей с маршрута,
                Потому что там вечная пробка:
                Пассажиры спокойны - ведь знают,
                Что в объезд - таки выйдет быстрее…

                А еще я боюсь, когда темнеет
                На небе, в умах и сердцах!..

                Я боюсь, что я вру, не краснея…

                Я боюсь, что на мир я гляжу
                изумленно
                не напрасно, ах, не напрасно…


                Такая вот честная

                Думала написать в "о себе": "Всегда помогаю старушкам выйти из транспорта (хотя В транспорте места могу и не уступить)".
                Такая вот честная.
                Потом подумала - а как бы так бы да чтоб с рифмой?
                Пока думала, "бежа" по скользкому снегу вдогонку за троллейбусом, потеряла мысль.
                Возвращаться за ней не стала. Поэтому долго стояла, пока из троллейбуса выходил единственный (из выходивших через эту дверь) пассажир.
                Взлетела на ступеньку и, когда дверь закрылась, услышала тихий писк:
                "А выйти-то ты ей не помогла...".
                И некто, кто ведет летопись моих добрых и злых дел, чиркнул что-то в невидимый блокнот.
                "А это была старушка?"
                "На все сто".
                "Процентов или лет?"
                "Не занимайся демагогией - билет лучше покупай."
                "А можно не надо? Мне всего одну остановку..."
                "Такая вот честная, говоришь?".
                Кондукторша смотрела на меня из противоположного конца троллейбуса с тоской и надеждой, что у меня проездной.
                Я вынула из кармана десятку.
                Ноль реакции.
                Развернула - чтобы показать, что это десятка, а не проездной.
                Глаза кондукторши стали еще тоскливее, она сделала какое-то неопределенное движение.
                Кто-то записал в блокнот: "Подумала кондуктору: "Твоя работа, ты и иди"".
                Дама при исполнении сползла со своего места и двинулась ко мне.
                Пару раз ее тряхнуло на колдобинах, и она едва не села на колени опрятному старичку.
                Что-то маленькое пискнуло внутри меня, и я сделала пару шагов в ее сторону.
                Дама взяла десятку, медленно расправила ее, проверила на предмет порванности, убрала в сумочку, стала отрывать билет - осторожно заломив, чтобы линия отрыва была ровной.
                Дороги в России - не мне писать. И ее покачивало, словно айсберг на океанской волне. Троллейбус причаливал к остановке.
                Наконец, она вручила мне билет и плюхнулась на ближайшее сиденье.
                Я сказала "спасибо", взяла билет и вышла из троллейбуса.
                Блокнот опять зашуршал, и я услышала: "Кондуктор ей подумала: билет-то мне могла бы оставить, дура!".

                В вагоне метро мыслила.

                Как исправить столько ошибок? Нехорошо, когда в журнале одни двойки.
                В соседнюю дверь вошла нищенка и двинулась...
                К кому же еще? - Ко мне.
                В кармане как всегда была десятка. Но, во-первых, она на обратную дорогу, а, во-вторых, у меня "принцип": не давать наличными. Если просят «на хлеб» - веду к ларьку и покупаю: булку так булку, ватрушку так ватрушку. А так копейку отдавать - на выпивку и сигареты? Я принципиально (!) против... Как назло - случилось же! - в вагоне метро нет хлебного ларька. Слышу, что блокнот уже раскрылся, и даже что-то гудит от напряжения, как будто вокруг полно электричества. Молодая пенсионерка, сидящая передо мной открыла кошелек, достала мелочь и с улыбкой подала ее надвисшей мечом Дамокловым нищенке. "Во обнаглели - медяками дают, сволочи!.. Десятки что ли нет?".
                В этот момент машинист кому-то (кому только?) сигналил, и молодая пенсионерка (нет, наверное, ей нет еще 60-ти) не расслышала. Она обернулась ко мне (нищая была уже в другом конце вагона): "Простите. Что она сказала?". Я растянула губы на всю предусмотренную для них природой длину и громко ответила. "Она сказала: "Спасибо! Вы - добрый человек".
                Гудок стих…



                Оригами (на трех аккордах в мажоре)

                Спасешь ли друга... Или свергнешь вдруг врага -
                не жди награды: ни словами, ни деньгами.
                Одна награда лишь и дорога -
                квадрат бумаги для поделки оригами.
                Квадрат бумаги для поделки оригами.

                Не тут заломишь, там не перегнешь,
                иль развернешь не к месту "вверх ногами" -
                врага похвалишь, в друга всадишь нож...
                исправишь, но - измято оригами...
                измят квадрат для чуда оригами...

                Что линии - скрижаль? чертей чертеж?
                или царапины на старой амальгаме?
                Пока не сложишь, так и не поймешь,
                модель чего твоя поделка оригами.
                Модель чего твоя поделка оригами?

                От крика первого до самейших седин,
                долины-горы меряя шагами,
                твори что хочешь - но всего один
                квадрат бумаги дан для оригами...

                Твори - что хочешь... Но всего один
                квадрат бумаги дан для оригами.


                Четыре эпиграфа

                    "Товарищ, верь, взойдет она..."
                        (А.С.Пушкин)

                            Бетономешалка
                                (Рей Бредбери)

                                    американдрим
                                        (черт знает, откуда)

                                            В ложке -лекарство, в чашке - яд.
                                                (пословица)




                                                Как убивают государства?
                                                Не голодом, и не войной...
                                                Надежды сладкое лекарство
                                                надежнее войны иной.

                                                Надежды сладкая отрава -
                                                как панацея от невзгод.
                                                Твое единственное право,
                                                последнейшая из свобод.

                                                Что нам история? - Рулетка.
                                                Да, русская. Но пули эти -
                                                мечты злокачественной клетка,
                                                своя для каждого -тилетья.

                                                Что нам калибр? И что нам марка? -
                                                Когда мечта засядет в темя...
                                                Но вновь надежду - как припарку -
                                                прописывает доктор Время.

                                                "Пока свободою горим...",
                                                пока язык - как нож остер,
                                                дороги (даже те, что в Рим)
                                                приводят только на костер.

                                                Не верь, мой гений, не взойдут
                                                пленительного счастья звезды...
                                                Купив, нас тут же продадут.
                                                Убив - помилуют, но поздно.

                                                Ведь если дал Бог Моисея,
                                                то даст и сорок лет пустыни.
                                                Пустой, как храм, где фарисеи
                                                толпятся около святыни.

                                                Им, каждому, подай мессию...
                                                А я с молитвою простой:
                                                "Храни, господь, мою Россию
                                                от одержимости мечтой!"

                                                Бессильны лейко-лимфоциты
                                                и в одиночку, и все вместе
                                                протИв такого дефицита,
                                                как дефицит ума и чести.

                                                Храни, господь, иные страны
                                                от мечт, что сеют лицемеры!
                                                Нет для страны опасней раны,
                                                чем дефицит любви и веры...

                                                История готовит пулю,
                                                раскручивает барабан.
                                                Прими надежду! Как пилюлю,
                                                как самый сладостный обман...

                                                И упоенная надеждой,
                                                и оглушенная мечтой,
                                                ты будешь, Русь моя, как прежде:
                                                и полупьяной, и святой.

                                                Но в меру! В меру - чтоб быть в силе,
                                                не доводя до аллергии...

                                                Храни, господь, мою Россию,
                                                а вместе с ней - и все другие...


                                                Как это странно - пережить страну…

                                                Как это странно - пережить страну…
                                                Не рушить и не строить.
                                                Претерпеть.
                                                Не поднимать и не ловить волну.
                                                Увидеть:
                                                обух перешибла-таки плеть…

                                                Как пресловуты были -
                                                сбор металлолома
                                                И «Взвейтесь…!» у костра в лесной глуши,
                                                И мандарин под елкою, зеленый,
                                                Как елка... Как же были хороши
                                                Секунды детства!..
                                                А Титаник шел угрюмо
                                                К погибели.
                                                Не айсберга вина,
                                                В том, что свободы океан
                                                вдруг хлынул в трюмы.
                                                Он - чаровал, он опьянял,
                                                сводил с ума…
                                                И в душных трюмах
                                                обезвоженные души
                                                Шум слыша тот
                                                (поди попробуй утаи!),
                                                Вдруг вспоминали,
                                                что мир старый
                                                надо рушить…
                                                И на обломках
                                                имена писать.
                                                Свои.
                                                Иллюминатор открывали
                                                и «свобод»
                                                Плевки соленые и горькие
                                                глотали,
                                                В тоске своей
                                                винили пароход,
                                                Забыв, что сами
                                                сделаны из стали…
                                                Рвались на палубы,
                                                в каюты-люкс,
                                                к штурвалу,
                                                На камбуз,
                                                в рубку,
                                                да хотя б куда...
                                                И океана было - мало…
                                                МАЛО!..
                                                МАЛО!!!
                                                А океан… А океан - вода.

                                                А мы шагали
                                                в марше
                                                по спортзалу
                                                И пели песни
                                                про Гражданскую войну…
                                                Титаник шел.
                                                О, как его кидало
                                                Из волн протеста в мятежа волну!..

                                                А мы читали
                                                про изысканного зверя -
                                                Жирафа,
                                                что на озере на Чад.
                                                И каждой сказке
                                                не по-детски веря,
                                                Свой взгляд гасили и смотрели «Взгляд».
                                                И как в стихах:
                                                обняв свои колени
                                                И взгляд печальный пряча в рукаве,
                                                О «жизни» мыслили.
                                                А то: Жираф, и Ленин,
                                                И Танк, проползший гордо по Москве…
                                                А также - Жвачка, Джинсы и Гитары,
                                                «Кино» и Горький, «Queen» и «Новый мир»…
                                                Хотя тогда
                                                для нас
                                                был важен даже старый…


                                                И то «далЁко»,
                                                что нам виделось чудесным.
                                                О, как просили мы его!.. Так слезно, страстно!..
                                                (пророческой, должно быть, вторя песне)
                                                Не быть жестоким…
                                                Не жестоким быть.
                                                Напрасно
                                                С Гомером мы оплакивали Трою…
                                                С газетами - начало конца света…
                                                А душных трюмах новорусские герои
                                                Крушили стены
                                                ради цветчермета…

                                                Титаник шел.
                                                Не айсберга вина,
                                                Что место в шлюпках было не для всех…

                                                Как это странно - умерла СТРАНА.
                                                А ты живешь.
                                                И помнишь детский смех…

                                                Как это странно - пережить эпоху…
                                                По гробовой, а не по школьной, по доске
                                                Границу
                                                между «хорошо» и «плохо»
                                                Вести не глазу веря, а руке.
                                                Своей.
                                                Любить жизнь всю -
                                                И «янь», и «инь»…
                                                Терпя крушения по воле волн и Рока…
                                                Я обещаю, о Прекрасное Далёко,
                                                Не быть к тебе жестокою…
                                                Аминь…


                                                      Нелюбовь к чтению

                                                        Ведь мы здесь для этого...
                                                        Юлиан, библиотекарь



                                                      - А где Вам больше нравится читать?
                                                      У нас, или в своих читальных залах?
                                                      - Ах, как бы так сказать и не соврать?..
                                                      У нас там суета, и я устала...
                                                      У Вас же тут - покой и тишина.
                                                      И к месту все Ваши советы.
                                                      Но... Видимо, я все ж сказать должна...
                                                      Что чтение... сживет меня со свету!..

                                                      Я НЕ ЛЮБЛЮ ЧИТАТЬ! Я не люблю...
                                                      Мне чтение - подобно смертной казни!
                                                      Я не могу быть постоянно разной.
                                                      И с каждым автором душевно совпадать.
                                                      Я не могу читать, не совпадая.
                                                      И книгу, коль ее не слышу зов,
                                                      я... избегаю. Просто избегаю.
                                                      Мой ум таков.

                                                      Сей склад убитых слов, библиотека,
                                                      в меня вселяет несвященный страх:
                                                      хочу я в книге видеть Человека.
                                                      А вижу прах...

                                                      Но если книга вдруг меня сильнее
                                                      (а сколько их, могучих слов и строчек!),
                                                      в углях костра, где я сгорала, лишь стемнеет, -
                                                      найдется золота оплавленный комочек...

                                                      Библиотеки. Нерушимые империи.
                                                      Форпост недопридуманных миров.
                                                      В них сотни без-Колумб-овых Америк
                                                      и сотни для-Джордано-вых костров.

                                                      Во мне огонь Священного Читания
                                                      сжигает ересь и заносит пеплом быт...
                                                      Где мне приятнее испытывать страдание?
                                                      У Вас, конечно же, - здесь к книгам путь открыт!


                                                          Божья коровка

                                                          Мои чувства и страсти -
                                                          столь сильны и неловки...
                                                          Скрыть бы их от напасти
                                                          в крыльях божьей коровки...
                                                          Троеточия - справа
                                                          и слева. От Бога.
                                                          Знак инь-янь, только алый.
                                                          И ровнее немного.
                                                          И умноженный трижды
                                                          (непростое число!).
                                                          Мне б укрыться под рыжее
                                                          полусферу-крыло...
                                                          Слушать сердце с истомой
                                                          и при каждом ударе
                                                          вспоминать: насекомые -
                                                          бессердечные твари...


                                                          Автоэпиграмма

                                                          Посвящается всем нам

                                                          "Я избран был!" - решил поэт.
                                                          Пустыни обходя и топи,
                                                          В сердцах он выжигал свой след,
                                                          Готовя почву для утопий.

                                                          "Не Пушкин я!" - он признавал,
                                                          Но, радуясь своим успехам,
                                                          Все ж "Ай да сукин сын!" вкраплял -
                                                          С фамилией своей (и смехом).

                                                          Он бодр был и жизнерад,
                                                          И жег сердца (нет лучшей доли!):
                                                          ПОЭЗИЯ НЕ ВЕДАЕТ ПРЕГРАД!
                                                          (и не кричат читатели от боли).

                                                          "Восстань, пророк!" - себя он поднимал
                                                          С кровати на великие деянья.
                                                          И с легким сердцем лихо воспевал
                                                          Сердец, прожженных им, страданья.

                                                          И все бы так... В том не было б греха,
                                                          Коль соблюдаешь "Пэ четыре" "Правил"...
                                                          Но вот однажды честно - "Чепуха" -
                                                          Поэт свой труд (случайно) озаглавил.

                                                          И сразу - шестикрылый Серафим,
                                                          Сорвав с обложки новой модный глянец,
                                                          Изрек ему: "Ты - прав! Ты - сукин сын!
                                                          Но все же, к сожаленью, самозванец!"


                                                          Метеочувствительность

                                                          Исповедь не ведает стихов,
                                                          бисера и кружевных чулок.

                                                          ...Время незалатанных дорог,
                                                          бремя неозвученных грехов,
                                                          запах листьев, избиваемых дождем,
                                                          плесень с мыслями о неизбежности могилы -
                                                          вновь по осени души аэродром
                                                          истребители иллюзий посетили.
                                                          Стали вновь ожесточенными ветра
                                                          угрызений, плача и сомненья.
                                                          Что это? Осенняя хандра?
                                                          Недопушкинское недовдохновенье?
                                                          Вновь охаживают сплетнями дожди,
                                                          ностальгию не унять, словно икоту.
                                                          Осень жабой села на груди,
                                                          чтобы исповедь из легких вырвать с рвотой...

                                                          Да. Грешна. Горда. Горда... была.
                                                          Порвана струна той ноты "Я".
                                                          Отбелить бы душу добела
                                                          и избавиться от всякого нытья...

                                                          Стрелки на чулках... в свинарник бисер!..
                                                          Смерть... Пугает, но на то она и смерть.
                                                          Осень изморосью вновь морочит Питер.
                                                          Жизнь прожить - не исповедь пропеть.


                                                          От имени Осины

                                                          Всем нам, протянувшим свои листы и мониторы к "Аспенам"*, посвящается.
                                                          Все совпадения случайны.
                                                          Все формы первого лица соотносить только со мной.



                                                          Чтоб стать возвышенней, я встану на скамейку
                                                          и громко так скажу, чтоб не забыть:
                                                          "Должны листвой осины тихо шейкать,
                                                          а я, Поэт, осиной должен быть!"

                                                          Я перевод решаю, словно логарифм,
                                                          с упорством дуба и с неистовством мегеры.
                                                          Просил ведь Эдвард, мол, "не больше моих рифм".
                                                          А у меня - талантище не в меру!

                                                          Повыкину из кузницы и инна
                                                          все мелочевки, что в строку не влазят!
                                                          И призраков, что нагло безобразят
                                                          на перекрестке возле магазина.

                                                          А ну его, и перекресток этот!
                                                          (ведь дальше в тексте "рядом нет ни дома")
                                                          И смысл писать про стекла - в них нет света?
                                                          А мне мороки меньше и дурдома.

                                                          Порежу бури, соловьев и духи-души.
                                                          Пустых дорог привязки к небесам -
                                                          Когда самих Осин НЕ НУЖНО слушать!
                                                          (тем лучше мне - я буду громче слышен сам).

                                                          На что мне голая луна и мрак в мехах?
                                                          Эк, право, образы у Эдварда чудные.
                                                          Ведь главное - шептать должны в стихах
                                                          осины чисто русски, как родные!

                                                          И днем, и ночью у экранов зависая,
                                                          лишь не в апреле - когда будет ясно, КТО,
                                                          друг друга переводчики кусают,
                                                          как трипсы листья и за это, и за то...

                                                          Мой перевод - он не похож, но самый сильный.
                                                          (бывает ведь первоисточник типа слабым?)
                                                          Перед "жури" дрожать я буду как осина,
                                                          хотя, вообще-то, я являюсь баобабом.

                                                          ________________________________
                                                          *EDWARD THOMAS. ASPENS


                                                          Человечное- вечно. Тленное - тле.

                                                          Человечное - вечно.
                                                          Тленное - тле.

                                                          Крепко держат овечье
                                                          горло в тесной петле.
                                                          Непокорного агнца -
                                                          в жертву! Кротко и рьяно.
                                                          В честной ярости танца
                                                          не бывает изъяна.
                                                          Так в надрывности плача
                                                          фальшь едва ли слышна...
                                                          Да и в жизни ягнячьей
                                                          незаметна она.
                                                          На неведомый пир
                                                          с петлею на шее
                                                          мы идем в этот мир,
                                                          даже блеять не смея.

                                                          Кротость - вот твой вопрос.
                                                          Кротость - крест твой и бог.

                                                          Агнец - что бы принес
                                                          в жертву, если бы мог?

                                                          ...Кротко дать крови стечь.
                                                          И мясо - на вертел.

                                                          Все живущее - вечно...
                                                          За мгновенье до смерти.


                                                          Рождая в споре истину...

                                                          Как часто, рождая в споре истину, мы торопимся сделать кесарево...

                                                          ***
                                                          Dum spiro spero - прочла анаэробная бактерия.

                                                          ***

                                                          О, Пенелопа! - кричал Одиссей.
                                                          О, Пенелопа! - кричала Калипсо.

                                                          ***

                                                          Браки совершаются на небесах,
                                                          но на землю уведомление об этом
                                                          иногда приходит слишком поздно...


                                                          ***

                                                          Быть в плену своих амбиций - легко.
                                                          В плену чужих - невыносимо.
                                                          Быть свободным от амбиций - кара небесная.


                                                          Совесть - чиста и прозрачна...

                                                          Совесть - чиста и прозрачна.
                                                          Словно медуза.
                                                          Никакой обузы.
                                                          Ни одной занозы
                                                          в водянистом теле.

                                                          В общем - не совесть, а души отрада...
                                                          Как прекрасно - иметь чистую совесть!

                                                          Как прекрасно - иметь
                                                          чистую совесть,
                                                          не зная,
                                                          сколько в медузе
                                                          чистого и прозрачного
                                                          сильнодействующего
                                                          яда.


                                                          И падал снег...

                                                          В ночь небо было тяжело. К утру - прорвало.
                                                          И замело по всей земле... и замело...
                                                          Кусками ваты из седого одеяла
                                                          валился снег. И небу было тяжело...

                                                          И снег валился от усталости, наверно,
                                                          ведь не из легких это ремесло -
                                                          выбеливать и заметать чужую скверну.
                                                          И падал снег. И небу было тяжело.

                                                          По бездорожью уплывали силуэты -
                                                          с лица земли зима мела их помелом.
                                                          И в снежных тучах не было просвета.
                                                          И падал снег. И небу было тяжело.

                                                          В шаманской пляске вьюга извивалась...
                                                          и ветер снегом по лицу прохожих бил...
                                                          И Небо, еле сдерживая ярость,
                                                          грехи прощало - из последних сил...


                                                          Непросто жить, дыша словами

                                                          Непросто жить, дыша словами:
                                                          Срываться с шумным блеском словопада
                                                          В глубины ада,
                                                          Там дотла сгорая,
                                                          И возноситься тонким дымом фимиама
                                                          К надежно запертым вратам родного Рая.
                                                          Непросто жить, дыша словами.

                                                          Срываться с шумным блеском словопада,
                                                          Роняя брызгами созвучий мириады,
                                                          Которые мучительно искал.
                                                          И разбиваться о молчание скал,
                                                          Сверкать кольчугой крошечных зеркал
                                                          и, упиваясь чистотой прохлады, –
                                                          срываться с шумным блеском словопада

                                                          в глубины ада.
                                                          Туда, куда нет доступа живым,
                                                          Туда, где мертвецы страдают.
                                                          И с ними исходить огнем одним.
                                                          И веря, что страдание – награда,
                                                          Дать музыке пройти сквозь канонаду
                                                          В глубины ада.

                                                          Там, дотла сгорая,
                                                          Смотреть на муки собственной души
                                                          И - веря, что крылатая слов стая
                                                          Любое пламя может потушить, -
                                                          В шипящей алой огненной глуши
                                                          Себе шептать: «Не мучайся – пиши!
                                                          Дотла сгорая».

                                                          …И возноситься тонким дымом фимиама,
                                                          Прозрачной нитью воздух разрезая
                                                          От А до Я, от края и до края,
                                                          На крыльях легких слов... Мечтой играя,
                                                          Купаться в пене светлых облаков,
                                                          Лечить ожоги от кипевших смол,
                                                          И возноситься тонким дымом фимиама

                                                          К надежно запертым вратам родного Рая.
                                                          Стучи – ведь не открыть не могут…
                                                          Тот стук – как колокольный звон,
                                                          Как пульс стиха, рожденного трудом.
                                                          Пусть в наказанье труд, и грешен плод
                                                          Познания, но только он ведет
                                                          К надежно запертым вратам родного Рая.

                                                          Непросто жить, дыша словами…
                                                          Белить бумагу белыми стихами…
                                                          И слышать ямбы в грохоте колес.
                                                          Метелью слов безгрешных заметая
                                                          Кипящей жизни огненный хаос,
                                                          С зеленой силой молодого мая
                                                          Жизнь прославлять неровными строками.
                                                          Непросто жить, дыша не рифмами - словами…


                                                          Талый лед каблуком разбивая...

                                                          Мальчишески жестко чеканя шаг,
                                                          по-женски кокетливо - вдох бюстом -
                                                          Иду
                                                          как будто бы
                                                          просто так
                                                          по Городу.
                                                          В мыслях легко и пусто.

                                                          Мой Город видит во сне весну,
                                                          под снежным ворочаясь одеялом.
                                                          Я знаю: однажды и я усну,
                                                          и будет мне дней недопрожитых мало.
                                                          Недочеканенные сочту шаги
                                                          и капли оттепели недодышанной...
                                                          Март в Город, как в спальню, войдет неслышно
                                                          чтобы любить - не меня, других.
                                                          Тех, чья походка звенит дерзостью.
                                                          И сырость весеннюю пьют они залпами.
                                                          Не различают "скуку" и "мерзость"
                                                          и "собачью жизнь" с грязными лапами -
                                                          целуют в испачканную морду,
                                                          потому что "глупа она, но добрая",
                                                          потому что она живая...
                                                          Я однажды уйду, я знаю.
                                                          Будет Город мой спать. В ожиданьи Весны
                                                          пересмотрит он старые сны.
                                                          И увидит, как я иду,
                                                          талый лед каблуком разбивая.


                                                          Не всякая плесень...

                                                          Не всякая плесень становится пенициллином.


                                                          Одуванчики и молоко

                                                          Мне бы тенью тихой выскользнуть,
                                                          до зари, да за порог...
                                                          Мне успеть бы душу выкупить,
                                                          жизни данную в залог...

                                                          Желтой гривою покачивает
                                                          одуванчик над плитой...
                                                          Детство - девочка дурачливая,
                                                          смех святой.

                                                          В глубине озер разметаны облака...
                                                          Было время – запрещали полеты нам, на века.
                                                          Было время – нарушали запреты мы, так легко.
                                                          Мы махали пистолетами, выбивали "молоко".
                                                          Поднимались так беспечно мы в облака.
                                                          Жизнь казалась скоротечною, как река...
                                                          А потом свернулась омутом, да без дна,
                                                          скорбь к которому прикована не одна.

                                                          Лист упавший тихо кружится на воде...
                                                          То, что было в жизни нужно нам – не у дел.
                                                          Но для сердца нерастраченного нет уж слез.
                                                          Сединою одуванчиков под ногами у берез
                                                          наше солнце рассыпается – будто не было Звезды...
                                                          Не сезон нам нынче каяться (не беда, но полбеды) -
                                                          что раскаянье досрочное, все зачтут.
                                                          Облака затянут клочьями суету,
                                                          гладь реки лоскутной тиною приубрав.
                                                          Сами строили плотину мы – кто был прав?
                                                          Спотыкаются о прутья те облака...
                                                          Жизнь – старуха с вислой грудью без молока.
                                                          Нарушать теперь запреты нам не под стать.
                                                          Да и нежными букетами уж не стать.
                                                          Правила возводим сами мы – про запас.
                                                          Самолеты над лесами вновь не для нас.
                                                          Нас сжует тяжелой челюстью травояд.
                                                          Над плотиною расстелется синий взгляд.
                                                          И раздастся смех обманчивый, так легко...

                                                          В полом стебле одуванчика –
                                                          что там в сердце одуванчика:
                                                          каучук? Сок? Молоко?...

                                                          На плотине белым мелом мы
                                                          сложим эпитафи\лог.
                                                          Только б жизнь вернуть успела нам
                                                          души, сданные в залог...


                                                          Документ, дающий право на проезд


                                                          Эта совершенно правдивая история имела место 4 декабря 1995 года в СПб. “ В связи с закрытием участка первой линии метрополитена” от Выборгской до какой-то там орды подземных путешественников пользовались второй линией: Просвещение - Купчино...


                                                          Этап 1
                                                          Когда нас выбросили из троллейбуса, это было не самое худшее. Впереди было метро. И толпа - много-много хороших, но несчастных людей. А очень несчастный человек становится очень плохим.
                                                          Ступеньки бесятся и играют в чехарду, упорно не желая попадать под ноги. Спускаюсь куда-то. Как за соломинку цепляюсь взглядом за звезды. Наверное, так должен выглядеть спуск в преисподнюю. А ты идешь: через это надо пройти. Кругом люди, море людей, масса, толпа, поток, орда - много-много человеков... Не вижу лиц. Затылки, воротники, плечи. Ступенька вырывается из под ступни. Над головой бетон. Все. Отрезаны от вселенной... Человеки кругом серьезные, молчаливые, сосредоточенные. Они знают: им предстоит тяжелый труд, они должны донести себя - как единицу жизни - до заветной цели...
                                                          Душно. Искусственный свет. Воздуха нет. Движения тоже. “Пятиминутка”. Пять. Минут. Стоять. На месте. Интересно, бывают ли у вселенной простои? Что с ней происходит в это время? Наверное она накапливает в себе силы для стремительного полета в будущее... А толпа? Она тоже что-то накапливает и несомненно тоже рванет вперед, лишь только появится щель. Но то, что она накопила - не растворится в воздухе, а останется на душе легким, тонким шрамом, малозаметным порезом от вышибленного дверного стекла.
                                                          Шрамы - это страшно. В нашем подъезде мужчина “по пъянке” зарубил топором случайную гостью. Когда я утром спускалась по лестнице, еще не зная о том, что произошло ночью, я не поняла, что темные пятна на бетоне - кровь когда-то живого человека. Я брезгливо перешагнула и со знаком вопроса вышла на чистый снег. Когда я возвращалась, ступени были уже вымыты. Дома мне рассказали о ЧП. Ни он, ни она не были мне знакомы, но у нас - общий подъезд, общий город, общий воздух. И наши ниточки переплелись в одном клубке. Я не боюсь ходить по этой лестнице, но теперь у меня одним шрамом больше.
                                                          Невский - “труба”. Музыканты, нищие, торгаши. Музыка берет за душу, но не чистотой звука, а неистовым воплем “Купи меня!”. Нищие - тоже берут. Они легко и естественно вызывают жалость, но, прости Господи, не любовь. И мне стыдно давать милостыню, похожую на откуп. Честнее всех, пожалуй торгаши. Они не душу выставляют на продажу, не торгуют своим несчастьем и не смывают в трущобную канализацию высокое. Просто делают свое мелкое розничное дело.
                                                          Здесь все низко и грязно. Да, это “труба”, т.е. дальше некуда. Низкий тяжелый бетон потолка. Грязная мякоть-кашица под ногами. Стопор. Толпа топчется в тоннеле, выжидая, когда Тот, в форме, откроет дверь. Видимо так созревают революции.
                                                          Двинулись. Толпа медленной послушной рекой пробивается к заветной двери. пробиваются стареющие от жизни женщины, утомленные выпивкой и работой мужики, прибалдевшие, но (а может быть именно поэтому и) жизнерадостные студенты. Перетаскивают ноги, выволакивая ступню из-под чужого каблука, перемещают плечи, скосив губы и брови, принимая невозможные в природе позы. Театр абсурда? А что? Вся жизнь - театр...
                                                          Театр. Помню в Пушкинском ставили Гамлета. Мало что помню из постановки. Но две детали меня поразили: король в распахнутой рубашке и синтетических лосинах метался по сцене, обрушиваясь время от времени на гигантскую кровать, что не мешало ему подавать реплики; и второе - на похоронах Офелии придворные стояли под автоматическими зонтами. А как звучало “быть или не быть” - не помню. Не помню! “Жизнь - театр”, а вдруг так и уйду со спектакля, не запомнив ничего, кроме зонтов-автоматов и широкой толпы, втискивающейся в узкий дверной проем?...
                                                          Прорыв. У-р-р-р-а-а-а!!!
                                                          Человеки вокруг хватают зубами воздух и как солнцу радуются неестественно белому свету. Внос тела состоялся.


                                                          Этап 2
                                                          КПП. Боком проплываю в щель автомата. С сияющей улыбкой юродивой вытягиваю выше себя и выше них свой скромный документ, дающий право на проезд. Интересно, зафиксировано ли это право в Конституции? Или эта бумажка, доставшаяся мне с таким трудом (хочу, но не могу сказать такой ценой, потому что именно из-за цены и труд), неужели она лжет?
                                                          Ай-о-о-у-у-у... Ш-ш-ш-ш-ш...Надо потерпеть. у кошки болит, у собачки бо- ... По-моему, право на проезд не гарантировано ... ох... доку-...мента-...ми.
                                                          Уже где-то сбоку-сзади надрывно-жалобный визг контроллерши. Бои идут. И впереди тоже бой.

                                                          Этап 3
                                                          Битва за эскалатор. Ступеньки. Поехали. Вниз-з-з-з. Обш-ш-ч-ес-с-ству надо вниз-з-з. Чтобы где-то далеко-далеко через некоторое-некоторое время выехать наверх-х-х-х.
                                                          Вниз-з-з-з. Вниз-з-з-з. Криз-з-з-зис-с-с-с. Криз-з-з-з. З-з-з-арплату не платят. Все оз-з-з-зверели. С-с-с-стипендия пятьдес-с-с-сят тыс-с-сяч. Проез-з-з-здных не дос-с-с-стать. Вниз-з-з-з.
                                                          Эскалатор, розово-серый, зудкий сипит, сползая вниз. Второй эскалатор закрыт. Но вижу - по нему идет женщина. Не молода и даже не в бальзаковском возрасте. Дородная. Уверена в себе и в эскалаторе. А зря. Как заговор шепчу про себя: “Только бы выдержал, только бы выдержал”. Обошлось. Сошла. Тогда почему он не работает?
                                                          Жизнь протискивается в узкий ход. Что наша жизнь? Игра. Выигрывает тот, кто протиснется первым.

                                                          Этап 4

                                                          Над краем пропасти. Рельсы отблескивают сталью гильотины. Пожалуйста, не стойте так близко к краю. Жизнь коварна - она уходит не предупреждая. Бедная “красная шапочка” постареет за эти часы как за годы, от заботы о других она как русалочка потеряет голос. А они стоят. Над самым краем пропасти. Да, жизнь - это риск, но неужели такой глупый?
                                                          Гуд подходящего поезда. Похоже, кто-то смог войти, но нам до этого еще далеко.
                                                          Народ очень грустный, почти несчастный, но еще терпеливый. Убогий. Подошел, не вошел, вернулся со смехом и желчью грусти в голосе. Поезд-шанс, поезд-надежда, просто кусочек жизни ускользает в темный тоннель. Для нас он в будущем. Мы стоим. Терпим. Ждем.
                                                          Еще один (или одна?) убогий или убогая. На самом краю. Не дай Бог что-нибудь... А как спасти? Хотя, конечно надо не спасать, а оберегать. Но - как? Подходит состав, не входит почти никто, кроме убогого-убогой. Поезд убегает, унося еще один кусочек жизни.
                                                          Восьмая «электричка». Мы напротив дверей. Позади нас терпеливый, но настойчивый народ. Впереди - уже почти счастливый народ, раньше нас занявший место в этом поезде жизни. Входим и, не успели двери закрыться, нас выходят обратно. Посмотреть бы в глаза тому, кто обнаружил, что сытый голодного не разумеет.
                                                          Стоим. Снова под ногами лунный блеск электрических вен. Из темноты вылетает тревожный гудок. У нас уже нет выхода - только вход: в вагон или на рельсы. Еще терпеливый, но уже очень настойчивый народ сзади запихивает нас в голубую жестянку. Спасибо, братья. Ведь вы это из любви к ближнему?
                                                          Немного о рыцарстве. “Давай я тебя затолкну, а сам поеду следующим поездом?” - говорит он ей. Смешно? А может, это трагедия. Вдвоем им здесь места нет. Может быть это большая душа? Она отказалась. Правильно. “С любимыми не расставайтесь”.
                                                          “Осторожно двери закрываются. Следующая станция...”

                                                          Этап 5

                                                          Три станции как одна. Тело вытянуто, сжато и стиснуто. Голова вырывается из него к потолку, в котором ей мерещится Небо. Зачем так много людей? Почему - понятно, но - зачем? На душе осадок греха. Это мои ближние и я должна их любить. И я стараюсь. стараюсь силой воли отключить все чувства, кроме одного - будто бы мне хорошо с ними. Понемногу даже начинаю в это верить. Но вот рядом один... С ужасом чувствую, что он тоже - любит. Если бы только он знал, какая бездна между его переходным возрастом и страдальческой отрешенностью! Как же не хватает физической дистанции.


                                                          Этап 6

                                                          Черная речка. Место дуэли. Но это там - наверху. Наверху, где все светло, чисто и высоко как небосвод. А здесь - не дуэли, здесь - мышиная возня, скрытая от Неба, повседневная, будничная борьба за теплое место, без претензий на подвиг. И грязь затягивает даже память о том, что там, над головой... смертельно ранили... Да ну вас! Это было давно и неправда.
                                                          Из вагона выходят все. Мы тоже. То ли чтобы сделать людям приятное, то ли потому что нас меньшинство. Я определенно глупа - надеюсь войти обратно. Поезд, в котором осталось целых 10 минут нашей жизни убегает от нас. Его догоняет другой. Интересно, из чего строят вагоны. Если не из резины, то снимите шляпу перед природой - лишь она создала такое упругое вещество, как человек. И не пытайтесь меня убедить, что человек - не вещество. Это вещество, из которого делают историю. Чувствую, как от переизбытка испытаний бравада и самовнушение переходят в искреннее, пусть даже истерическое, веселье и радость, почти в наслаждение мукой. Страдать во имя ближнего (и вместе с ним)...


                                                          Этап 7

                                                          Приехали. Поднимаемся по родным ступеням. Сразу все - несколькими сотнями туш и душ. Рвемся к надежде, к освобождению друг от друга. Часы безжалостно режут вселенную на фрагменты. От Невского до Пионерской мы ехали полтора часа вместо обычных 20 минут. Я стала на полтора часа старше. Или насколько?
                                                          Первый шаг на эскалаторе. Серовато-розовый, он ползет наверх-х-х-х. к нормальной розовато-серой жизни. Чуть легче дышать. Но мы еще немного не в себе - мы еще друг в друге, в окружающих.
                                                          Не люблю оглядываться с высоты победителя. Но не выдержала. И вот оно: под ногами те, кто еще не дошел, под ногами - мое «прошлое», под ногами море, масса, толпа, поток, орда - много-много хороших, но несчастных человеков, каждый из которых в единственном числе звучит гордо...
                                                          Они рвутся на эскалатор - наверх - к гордой свободе друг от друга. Потому что там их ждет какая-то никому, кроме них не ведомая - жизнь.


                                                          переКРЕСТье

                                                          Кресты
                                                          в соцветиях сирени
                                                          На кладбище
                                                          кресты...
                                                          И тело чайки – крест
                                                          и тень ее
                                                          а что есть крест? –
                                                          со-единение
                                                          от четырех сторон – центро
                                                          стремление
                                                          в режим тюрьмы,
                                                          прочь от свобод и суеты...
                                                          а может, крест -
                                                          то плоти рассечение
                                                          под острым скальпелем
                                                          хирурга –
                                                          судьбы
                                                          не демиурга...
                                                          а, может быть,
                                                          (хотя быть и не дОлжно),
                                                          крест - лишь фрагмент
                                                          огромной паутины?...
                                                          оконной рамы?...
                                                          замысел картины?..
                                                          система ко-ординат или,
                                                          согласно центро-бежной силе
                                                          на все четыре стороны ПОБЕГ...

                                                          Крест. Что есть крест? –
                                                          всего лишь человек...

                                                          Всего лишь ТЫ...
                                                          Всего лишь тот,
                                                          кто вдруг,
                                                          наперекор,
                                                          кто поперек,
                                                          тебе непараллельно
                                                          исчезает...
                                                          Ты – ввысь,
                                                          а он – наискосок...
                                                          Ты – по земле,
                                                          он – напрямую к Раю...
                                                          ты шлешь его – ко всем чертям на свете,
                                                          и он идет,
                                                          но не по адресу, а просто...
                                                          идет – куда захочет сам,
                                                          а нападут ли упомянутые черти –
                                                          ложится, поперек, -
                                                          погоста...
                                                          к душе твоей им преграждая путь...
                                                          или тебе путь преграждая к небесам...
                                                          или твоей дорогою к бессмертью
                                                          не к месту став...
                                                          куда б ты ни ступил –
                                                          он на пути
                                                          твоем не более не менее - Преграда...
                                                          ты злишься, что его не обойти...
                                                          ты сожалеешь, что его нет там, где надо...
                                                          он, как и ты идет –
                                                          куда-нибудь,
                                                          поэтому, наверно, вечно всюду...

                                                          Нет, ты не любишь – ты несешь его - свой крест:
                                                          кто в силах крест любить,
                                                          когда нести нет силы?

                                                          Он говорит,
                                                          пока не надоест
                                                          ему,
                                                          и непрерывна эта нить –
                                                          беседы,
                                                          ткани,
                                                          жизни
                                                          до могилы
                                                          он существует, существует вопреки
                                                          своей непараллельности с тобою...
                                                          Одной лишь точкой вас пересекли -
                                                          И вот: одно там, где должно быть двое...

                                                          Но он и ты – не только эта точка...

                                                          Ведь ты и он... ведь жизнь и смерть...
                                                          есть... что? кто?... нет...

                                                          Лишь перекрестье линий – и не боле...
                                                          На теплом эпидермисе ладони
                                                          значок недобрый хиромант находит:
                                                          любви синоним
                                                          и синоним боли...

                                                          Снег лепестков сирени на балконе...
                                                          тень чайки на кладбищенском песке...

                                                          Есть только точка,
                                                          миг со-бытиЯ,
                                                          лишь только точка,
                                                          видимо, опоры
                                                          и вкруг нее четыре рычага,
                                                          чтобы вселенную вертеть как карусель...

                                                          Аминь...


                                                          Если б я умел писать стихи...

                                                          Если б я умел писать стихи...
                                                          Я не написал бы... Нет. Ни строчки.
                                                          Ни о том, как кружит лист ольхи...
                                                          Ни о том, какою будет наша дочка...

                                                          Я не стал бы воспевать огонь в груди,
                                                          боль за Родину иль гнев на Небеса...
                                                          Не вскричал бы "Время, погоди!",
                                                          и не звал бы истошно: "Назад!".

                                                          Если бы я мог стихи писать!...
                                                          Если бы ты их могла прочесть!...
                                                          Я бы написал: "Приди. Опять.
                                                          Я люблю. Я жду. Сегодня. В шесть."


                                                          Герои

                                                          Пришел. Увидел. Победил.
                                                          Пришел. Увидел. Побежден.
                                                          Пришел. Увидел. Не мешал.
                                                          Не приходил. Не видел. Спал.
                                                          Но это был хороший сон.

                                                          1995 г.


                                                          Жизнь не состоялась (драма)

                                                          Место действия - на том свете.

                                                          - Ты какими судьбами сюда?
                                                          - Да... жизнь не состоялась.
                                                          - У меня тоже.
                                                          - А ты кем был?
                                                          - Поэтом... А ты?
                                                          - Сперматозоидом.


                                                          Четыре слова о любви

                                                          Я люблю тебя, но...
                                                          Я люблю, но тебя...
                                                          Ты любим, но мною...

                                                          НО Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ