Марина Умурзакова


Куда идёт Луна

Куда идёт Луна?
На тайный лунный рынок
Идёт она одна
Купить себе еды,
И крупные следы
Бесформенных ботинок
Ложатся на дома,
Заборы и кусты.

Ползу внизу,курю,
Смотрю,как на девятом
Раскрытом этаже
И голый,и смешной -
Карабкается вверх,
Торопится куда-то,
Как будто бы спешит
Пойманным Луной.

Я глаз его не ви-
Жу,спит ли он,не вижу,
Но жаль,что я не он,
И жаль,что я не ко-,
Влезая от любви
На собственную крышу,
Чевряжусь над окном
Свободно и легко.

Что я не упаду
В лунёную посуду,
От окрика эй ты
Сорвавшись со стены,
И в вареве двора
Ничем таким не буду,
Пока ещё не бу-
Ду в ужине Луны.

Куда же ей спешить?
Спешит она за спальный
Уродливый район
В холодные поля,
Меня оставив жить
С моею тихой тайной,
С эй ты моим ночным,
С предутренним "не я".


Мисхор

Где камни и цветы, мешаясь воедино,
Срываются во мрак горячею трухой,
Из марева воды скорбящая ундина,
Пластаясь на руках,всплывает над волной.
В обманчивых зубцах Ай-Петри - ходят тени:
Седая тень-отец, худая тень-жених;
И валко,кое-как,вставая на колени
Тяжёлого хвоста,она глядит на них.
И силится сказать: почто не сберегли вы
Стыдливую Арзы,невинную,меня?
Легко ли мне гулять,как медь в ладонях Крыма,
А вам - как путь лозы вдоль вечного плетня?
Но нет ни голосов, ни слуха нет у мёртвых,
И празднует Мисхор большую пахлаву,
Вздымая выше снов неоновые шорты,
И выше рыжих гор взмывая наяву.
Гаремные черты,бордельные мотивы
Летят на волнорез,причудливо звеня;
И смотрит из воды потерянная дива
На судорожный блеск растраченного дня.


Джалита

Над твоими,Ялта,кофейнями,
Где лагман запивают портвейнами,
Над домами рыбачьими бывшими,
Над сараев кошачьими крышами,
Надо всеми щелями доходными
Пролетает совино-свободное
Аллах акбар.

За отнятую,за крещёную,
За Тавриду,луной злащёную,
За славянскую речь,за давнюю
Запорожскую Сечь,когда в неё
Посылаешь в ночи сигнальное,
Минаретово,матюгальное
Аллах акбар,

Из-за моря в трубу за пьющею,
Из-за гор во прицел - за спящею
За тобою следит грядущее,
Отливая своё грозящее,
Коноплёю ли дикой вязкое,
Или бьющее древней сказкою
Аллах акбар.


Янтарная зона

Из самого сердца Янтарной зоны
Торчит колокольня с большими часами;
Когда на часах пробивает утро,
Вся зона выходит заниматься делами.
С фешенебельных нар центральных бараков
Сползают холодноглазые сутенёры,
Анемичные печатники денежных знаков,
Длиннолицые аферисты,убийцы и воры.
У них хлебная пайка размером с дюну,
Их баланда играет янтарными пузырями;
Тюремная власть им лижет щикну*- она
Ждёт:они скупят её с потрохами.

-Да как вам не стыдно существовать настоящим?
Вот мы - люди будущего,нам жить,а вы-то? -
Так нас стыдит на своём скользящем,
Как капля дождя,языке,элита.
А мы - строители вот этой вот самой зоны,
Янтарь к янтарю сложили мы эти бараки.
Это теперь говорят,что в строительстве нет резона,
Что лучше жить под открытым небом,как брошенные собаки.
И мы - музыкальный фон для рэп- и рэйв-оратории
О закате культуры и конце мирового вкуса,
И - пардон за банальность - на свалке новейшей истории
Своего народа - мы гнилой политический мусор.

А ворота зоны закрыты,и капля за каплею падает
Слюна янтаря на наши славянские души;
Нас когда-нибудь в глыбе,что ещё непременно накапает,
Какие-нибудь люди будущего обнаружат.
Рассмотрят под лупой,как мух,отпечатают фотографии,
Подивятся сохранности столь редкостного реликта,
Запаяют в стеклянный цилиндр,и засунут в музей этнографии:
Восхищайся,народ,доставай предпоследние литы!
И напишут учёные книги о нашем происхождении,
О вымерших,как мастодонты,представитулях некой нации,
Занимавшей шестую часть суши и имевшей какое-то отношение
К державе с напёрсток,гордящейся европейской цивилизацией...

Все доброе утро! - бьют часы над Янтарной зоною,
И зона вылезает из сплющенных бытом блоков:
Вот забор,вот - ворота,вот - мы,пожизненнозапечённые
В застывший комок смолы в проводах с переменным током.

`ikna - по-литовски "задний проход"


Моё поколение выбрало пиво

Моё поколение выбрало пиво,
А к пиву годится копчёная вобла;
За стойкою бара легко и красиво
Пирует стоглавоединая шобла.
Баварский товар выпадает в осадок,
На каждом углу золотистая осень,
И,если у века стальные глаза,то
Мы выпьем за их за арийскую просинь.
Айн-цвай,полицай!И ты гладишь рукою
Холодное тело стального кастета,
Ты веришь - сегодня пойдут за тобою
Все те,чья полночная песня не спета.
И вот уж широкая площадь встречает
Тебя,и народом все улицы полны,
И факелы звёзд непрерывно качают
Пивных океанов ритмичные волны.
И где тебе знать,что упрётся дорога
В тупик,где забор и пятнистые стены,
И станет твой сказочный плащ полубога
Лишь битым стеклом да ошмётками пены...
Драй-фир,бригадир!Всё погибло...Да ладно,
Спасибо на том,что хоть сами-то живы!
Окончен концерт,и,ругаясь невнятно,
Бредёт поколение выбравших пиво...


Крыса

Я крыса,я дух подземелья,я знаю
Подвальные тайны панельных домов;
Когда я ночами шутя пробегаю
Мои километры бетонных ходов,
Я слышу тяжёлые трубные трюмы,
Дающие в землю горячую течь, -
Не спите,двуногие,думайте думы,
Как ваше тепло от зимы уберечь!

Глубинное солнце раскрытого люка,
С которого кто-то упал отдохнуть;
Я чую холодную твёрдую руку
И лезу по ней на остывшую грудь.
Глаза!Ничего не бывает чудесней
Потухших зрачков,а белковый ручей
Осядет в желудке недвижною песней
О сытом покое крысиных ночей.

Над люком - рассвета белёсые краски,
Внизу - лабиринтов большие пути...
Двуногие!Вам - не понять этой сказки,
И в чёрные гроты мои не войти!
Когда вы,спускаясь по грязным ступеням,
Придёте разбрасывать яд для меня,
Лишь только мелькну серебристою тенью,
И прочь убегу я в сырые края.

О вечная темень!Двуногий,послушай!
Услышишь ли поступь мою в тишине?
Ты зла мне желал,ну а я - в твою душу
Вселюсь: это просто,тем более - мне.
И будешь ты вечно таиться,и станешь
Молчать и бояться грядущего дня;
И лишь перед смертью,быть может,заглянешь
В себя,и увидишь,что ты - это я!


Лихо

Жидкий суп,кривая ложка,зарешечено окошко,
За окошком - серый двор,металлический забор.
За забором - сквер зелёный,в сквере - юноша влюблённый
Дарит девушке ромашки в мятой белой промокашке, -
Не умеешь,не дари,не позорься и не ври
Про любовь:она,дружок,-просто тоненький смешок
В тишине вселенской скуки,просто - страх,и просто - руки,
Из которых не уйдёшь,коли в руки попадёшь...

Хладнокровно,тихо-тихо засекреченное лихо
Наблюдает за тобой:бойся лиха,милый мой!
Еженощно,ежечасно бойся лиха - не напрасно
Я такой даю совет,- я-то знаю:в мире нет
Вероломнее любви: кто возводит на крови
Круглосуточные храмы,где гуляет под там-тамы
Пасху адского огня Люциферова родня?
Кто из жертвенного чана поварёшкою в стаканы
Наливает чью-то кровь:пейте,други,за любовь!
Пейте,други,пойте,братья!А раскрытые обьятья,
Что расставленный капкан,тут как тут.Когда ж дурман
Улетучится,тогда-то лишь поймёшь,что навсегда ты
Очутился в дураках:только руки,только страх,
Только слёзы и потери,только запертые двери...
Век живи,и целый век бойся лиха,человек!


Страх

1
Я боюсь широких улиц с их огромными домами,
Что как будто бы пригнулись в ожидании войны,
И,спасаясь проходными полутёмными дворами,
Я бегу в свою квартиру,как в обитель тишины.
Через пять минут пойму я,как мучительно нелепа
Квадратура пыльных окон,из которых столько лет
Я гляжу на мир,и вижу то же пасмурное небо,
Те же улицы,и тот же неизменно серый цвет.
Я боюсь...Ужели нужно жить и ждать,что будет хуже,
В глубине души надеясь то на чудо,то на то,
Что,проснувшись на рассвете,вдруг поймёшь,что страхи эти -
Сон,которому не верит и не следует никто?
2
Снова ночь.По небу бродит бледный месяц одинокий,
И,скользя холодным взором по безжизненным дворам,
Он заглядывает в окна,самовластный и жестокий:
Спите,грешные земляне,до утра желаю вам
Крепких снов...Но разве можно спать,когда в твоей квартире,
Притаился кто-то робкий,и,закутавшись во тьму,
Он молчит,и ты не знаешь,что сказать ему,и только
Лунный луч ползёт по стенке к изголовью твоему?

Страх,данишний мой мучитель,из каких архивов детства
Ты являешься ночами и дежуришь напролёт
До рассвета?Как ни глупо потакать тебе,но губы
Сами шепчут:Мама,мама,мне шестой всего лишь год...
- Шёл шестой тебе когда-то, - усмехается щербато
Месяц в небе, - это было так давно,что даже я
Плохо помню...Но не будем вспоминать: пойми,как труден
Мой рабочий день,вернее,ночь рабочая моя.

Два часа.Взгляни-ка лучше: вот метнулся тонкий лучик
В дальний угол.Вот оттуда выплывает,озарён,
Силуэт ночного гостя,- тёмен лик его,и поступь
Тяжела, руки-крючья протянул из мрака он.
Пусть комком чердачной пыли у тебя застрянет в горле
Крик,давно известна гостю эта странная игра:
Пусть,присев на край постели,он расслышит еле-еле
Тихий шелест:Мама,мама,не дожить мне до утра...


Чёрная кость

Мы - бельмо на глазу,в сапоге мы гвоздь,
Нами полон город,куда ни глянь:
Русскоязычная мы чёрная кость,
На осколках империи багровая рвань.
По базарной площади - цветным тряпьём,
По вокзальной - мусором дрянных газет
Раскидало так,что ещё живём,
Но уже считается,будто нет.

Мелкие центы в утробах шляп,
Протянутых рук позорная дрожь...
Да к дьяволу шляпы,глядите - ап!
Фокус-покус мы,шабер - кнопатый нож!
Эх,яблочко,ядрёно семечко,тьма!
Криминальная хроника - тоже мы!
Стальная решётка,за которой дома
Далеко видны из окон тюрьмы!

Нам кричат о чести,но это - зря:
Мы давно уж не верим в таких богов,
И рука рисует на стене - царя
В боевом комплекте копыт и рогов.
Мы сжимаем гибель в своих руках,
Наш девиз - "плевать", и наш друг - стакан...
Не проданы - отданы за просто так
Мы, впопыхах покинутый стан.


В стране, прилепившейся...

В стране,прилепившейся к берегу моря,как дохлая рыба,
Такой же,как дохлая рыба,осклизлой и жалкой,поверьте,
Мы тоже прожить и прижиться,пожалуй,смогли бы,
Когда б не постылая вонь разложившейся плоти и смерти.
Расшита крестами грубейшего вида холстина,
И колокол хрипло сзывает на скорбную мессу,
Но вашего траура нам до сих пор непонятна причина,
И ваша печаль представляется глупо поставленной пьесой.

А то,что мы любим,знакомо вам только по слухам,
А впрочем,какие тут слухи,-оно вам вообще неизвестно,
И вот почему ваши песни нам кажутся тягостным звуком,
А ваше холодное серое море нам кажется пресным.
И нам лишь туда,где есть всё,что нам надо,уйти бы,
Туда,где забыли про скорбь,и уже не считают потери;
Но мы,вероятно,так сильно пропахли протухшею рыбой,
Что там нас - не ждут,и тому,что свои мы - не верят.


Ваша странная нежность...

Ваша странная нежность похожа на нежность слона,
Положившего хобот на твёрдые плечи Луны,
Выходящей из тёмного омута дикого сна
На печальное небо высокой и белой стены.
Ваша сила не в силах держать оборону небес,
Распростёртых за чёрными кольями белых садов;
Вы твердите о воле,но вами не виданный лес
Не удержит Луны под покровами вольных миров.

И уже никогда,проходя свой холодный зенит,
Не увязнет Луна в ваших горьких и томных очах,
Выбирая сама из любого,что плохо лежит,
Всё что нужно и всё что не нужно в бессонных ночах.
И, даря своей песней убогий осколок стекла
На унылом кострище недавно заброшенных тем,
Не обманется блеском, а просто - была не была -
Подберёт и упрячет его,и не скажет, зачем.


Три-четыре...

Вы - посулами нас одаривали,
Во все стороны нас расшвыривая;
Из посулов варили мы варево,
И из варева гнали ширево.
А потом,зрачками разлившимися,
По наклонной сползая плоскости,
Мы смотрели в небо,раскрывшееся
Вдруг во всей его звёздной жёсткости.

А оттуда - Стрелец отчаянный,
Видно,радуясь новым зрителям,
Подбоченясь,глядел хозяином,
Не хозяином - повелителем.
И таращились дыры чёрные,
Словно дула орудий чёртовых,-
Ох,и быть войне,православные!
(Впрочем,вера для нас - не главное.)

Три-четыре...Огонь!О Господи!
Где ты?Нет тебя!Этот,кряжистый,
Ухмыляющийся - он всё спалит,
Всю Москву да все малы княжества!
Ох гулял пожар!И видали мы,
И запомнили,как видение,
Листья жёлтые с листьями алыми,-
Видно,время было осеннее.
И бродила по ним,угрюмая,
Одинокая и неприкаянная,
Чья-то тень - иногда я думаю,
Что была она тенью Каина.
1993,Октябрь


Дрожки

Ехали дрожки да мимо тюрьмы,
Видели дрожки из камеры мы,
Кинулись к окнам и стали смотреть,
Мелочь - а зрелище ведь!
Видим покрытый рогожею гроб,
Возчик,картуз нахлобучив на лоб,
Курит цигарку и машет хлыстом,
Мерин мотает хвостом.

Скрючен,измучен,простужен и сед,
Друг по этапу,по нарам сосед,
Взгляд мой поймал,да и вымолвил тут:
Душу твою везут!
Веришь ли,парень,бывалому,мне:
Всё-то не то,что на воле,в тюрьме;
Душу схоронят - а тело,оно,
Смотришь,живёт одно!

Ёдва да Емва,Великая Ва,
Заводь Руси,лагерей острова.
Кто ты да что ты - короче,забудь
Имя твоё - и в путь!
Музыка Севера!Лесоповал -
Тот же,сказал бы я,оперный зал:
Стань топором или первой пилой
В яме тоски лесной!

Местом на нарах и пайкой в руке,
Куревом стань и бревном на реке,
Кружкой чифира,мишенью ствола,-
Тут уж твои дела!
Так,на авось,до конца доскрипишь,
Выйдешь,а нет,так не надо:глядишь -
Колышек,номер,земли бугорок,
Вот и отмотан срок!

Так он сказал,да и в кашель,а я
Видел,как возчик направил коня
Прочь за ворота,и дрожки мои
Скрылись потом вдали.
Всё-таки,видимо,прав был мой друг:
Быть мне бараком и лесом вокруг;
Если ты есть,я подумал,Господь,
Ты - упокой мою плоть!


Я лягу спать...

Я лягу спать, но не усну, а буду
Тебя как можно дольше наблюдать
В глазок воображаемый - повсюду,
Где можно быть несчастным и страдать
От нелюбви; наверно, и не надо
Оспаривать решения суда:
Прими своё паденье как награду
За жизнь, и, словно в рай, войди сюда,
Где стены зарешеченных бараков
Пахаты плесенью, где проволочный стан
В глухой ночи по тайным нотным знакам
Споёт о чепухе душевных ран.

Там по стене свирепою шестёркой
Авторитета поперёк и вдоль
Размазанный, заполнишь хлебной коркой,
Подобранной с земли, пустую боль.
И по весне, едва не умирая
В чахоточном бараке, знай, что там,
на воле - о таком тебе мечтаю,
И лишь таким - люблю тебя, Адам.


Бей в доску

...Бей в доску - поминай Москву...
(из русского фольклора)

Бей в доску - поминай былое,
Есть,что вспомнить,коль видел ты
Всё,что было на месте поля,
Где на тысячу вёрст кресты!
Что кресты?На дрова да в печку:
Жить живым,а не тем кто пал!
Нам о мёртвых бы помнить вечно,
Да вот памяти Бог не дал!

Утром - живы,а что там с нами
Станет вечером,где уж знать?
Эй,которые с кошельками,
Киньте хлеба нам,вашу мать!
Мы ж за корку...Братва,да разве
Прадед наш не ходил в штыки?
Эх,в кольё окружить заразу,
Только руки,знать,коротки!

Знать,кишка стала больно тонкой -
Будь что будет и будь,что есть!
Мы ж боимся,боимся ох как
Быть людьми,а не кем Бог весть!
Вот он,вечер безвольно синий,
Пьяной кухни горящий свет:
Эх,Россия,Прощай,Россия,
Что - Россия, её уж нет...

И закусим,а после - дружно
Как накатим да по второй,
Врубим музыку,жить,мол,нужно
В кайф,и ты отдыхай со мной!
А под окнами - тёмный некто
Клеит на стену слой афиш:
Мисс Держава,Спасает Секта,
И Купите Билет в Париж...


Диалог с Антихристом

- Ой ты гой еси,бесов выродок,
Исполать тебе,сукин выкидыш,
Человечьего рода выкормыш,
Покажи свой лик!
- Я - гримаса смутного времени,
Я - дыханье тревожной осени,
Я стою над притихшим городом,
Как вороний крик!

- Кто послал тебя,злого ворога,
Нам на смерть да на долю горькую?
Али сам решил позабавиться,
Отвечай!
- Одолей океан,и выплывешь,
Может статься,к чужому берегу,
Там найдёшь моего ты барина,
Так и знай!

- Не боишься ль,холопья душенька,
Потерять своего-то барина?
Псом голодным смиренно явишься
К нам...
-Не тебе обо мне заботиться:
Стану барином сам,как водится,
И припомню "холопью душеньку"
Вам!


Цианистый Ангел

Ввалятся - в чёрном на фоне дверного проёма.
Скажут стоять на месте, дулами автоматов
Станут швырять предметы, и, в поисках тайной правды,
Вряд ли поймут, что мне ничего не страшно...

Город - по-мирному тих, по-военному тёмен.
Бритые головы лип бьются о ветер.
Через решётку в окне стального фургона
Виден последний путь - ничего не страшно...

Тайная правда уже улетела - знайте!
Я - улечу вослед, и хранитель-калий,
Ангел цианистый, в тонкий сосуд запаян,
Спит у меня за щекою, и мне - не страшно!


Комендантский час

В тишине стучит комендантский час,
На пустой гранит комендантских глаз
Скоро ляжет свет фонаря в ночи -
Город шумных лет, молчи!

До шести часов на семи ветрах
Стережёт засов одинокий страх,
До шести утра не видать ни зги;
Чу во тьме двора - шаги!

Кто идёт? Молчок...Знать, бездомный вор!
Ледяной щелчок издаёт затвор.
Задрожал квартал, и нелепый крик
В тишину упал - и стих...

- Да какого чё... Прикуси язык!
Будет день ещё, обречённо дик...
Доживём, чай... Эй! Кто глазами смел,
Погляди скорей в прицел!

Там, внизу, черней всех горючих смол,
Всех обманов злей и хитрей всех зол,
За тобой следить, затаясь, должна -
Изо всех щелей - война!

--------------

Ветер гонит обрывки колючей проволоки
Вдоль развалин, припудренных первым снегом...
Всё спокойно! - кричат свинцовые сполохи,
Улетая дымом в набрякшее бурое небо...


Ночь - бездонна и пуста...

Ночь - бездонна и пуста,
Только злачные места
Отворяют свои двери:
Проходите,господа!

Многоопытен и стар,
У дверей стоит швейцар:
Загляни сюда,прохожий,
Погоняй бильярдный шар!

Вот юлит перед тобой
Толсторожий половой:
Раскошелься,полуночник,
Осуши стакан-другой!

За окно мелькнул на миг
Чей-то драный воротник:
Это кто там замерзает,-
Отогрей её,мужик!

Отогрел - умчалась прочь,
Заработав деньги,в ночь;
Чем теперь тебе развлечься,
Чем беде своей помочь?

Открывай скорей окно,
Да ныряй скорей на дно
Безымянного квартала,
Крепко спящего давно.

Будет дворник поутру
Чистить наледь на ветру,-
Он найдёт тебя,и даже
Проворчит,что не к добру.

Он достанет из порток
Серый скомканный платок,
И глаза твои закроет,
Мол,отмучился,браток.


Дети Сорного Семени

Мы - не без роду и мы - не без племени:
Внуки войны,дети сорного семени,
Матери гнева,отцы пустоты,
Серы,как мыши,черны,как кроты,-
Вышли сегодня на тёмные улицы
В час негодяев - воров и убийц;
Спины кривятся и сумрачно хмурятся
Пятна сухих проштампованных лиц.

Эх,заливай-разливайся-ка,ты моя
Клятая трижды великая грязь;
Всё здесь чужое нам,ты лишь,родимая,
Эти фасады собой разукрась!
Сорваны двери,перила искрошены,
Замер от страха разграбленный дом,
Собственник дома,трухой припорошенный,
В месиве алом лежит под окном.
Скачет по крышам венозное зарево,
Марево-варево-жарево,эх!
Ну ж,выходите!Сегодня мы дарим вам
Наш безоглядно расслабленный смех!
Нам безразлично,что скоро доставят нас
Всех куда надо,сырой протокол
Наспех состряпают,нас же поставят на
Каменно-серый обшарпанный пол -
Носом к стене - и обоймы нам в задницы,
В спины.в затылки шутя разрядят:
Высшею мерой у них называется
То,что они с нами сделать хотят...

Долго потом городские романтики
Будут ещё по осколкам бродить,
Кушать конфеты,разбрасывать фантики,
Разных приезжих с собой приводить,
И лопотать на бессмысленно бешеной
Яростной смеси чужих языков:
Азохен вэй да Вшисткего наилепшего,
Руссише швайн, се ля ви и фак офф.
1995


Голубая звезда

Соплеменников твоих узнавала
По глазам, а тебя – не знамо
Почему, узнавала в талых,
Как луна на ущербе, дамах.
Ты курил на бульваре – ближе
Подходила, и что же – тенью,
Легче вечера, дыма тише
Улетало твое виденье.

Пририсовывала на фото
Я себе и мундир, и шпагу,
Одевала тебя во что-то
До земли, сочиняла сагу
О Форсайтах, сидела в сайтах,
Как понравиться вот такому
Непонятному, пела альтом,
К твоему подползала дому.

Караулила год за годом
Я и в полночь тебя, и утром,
А когда приезжал с восходом,
В телефонных таилась будках,
И звонила: Ангеле Падший!
Я всегда была вторым сортом!
За терпенье – того, кто краше
Темноты, подари мне, гордой!

Но лежали темные веки
На усталом небе, и ясно
Становилось мне, что навеки
Заколдована и напрасна
Голубая звезда, но только
Ты скажи мне, зачем вот эти
Звезды – ярче других настолько,
Что другие уже не светят?


Памяти отца

...Так начинают ссору с Солнцем.
Так начинают жить стихом.

        Б. Пастернак



С каким-то беглым заключенным
Притихли на мешках муки,
А товарняк под небом черным
Идет, как все товарняки,
Величествен. Луна тугая
Всю ночь видна через дыру
В стене. Я тоже убегаю
От слова странного «умру».

Умру! Так жерновами давят
Зерно, так вырубают свет
В окошке, так берут и плавят
Свинец нестреляных побед.
И так, потерянно и шатко,
Вперед, своих не чуя ног,
Бредут по пятому десятку,
И вдруг сворачивают вбок.

Вот так на станции, в тумане
Я спрыгну, будто по нужде,
И затеряюсь утром ранним
Неважно, с кем, неважно, где.
Ведь только так зовет, убого
Дразня, терзая и моля,
Обетованная земля и потаенная дорога…
И, затевая ссору с Богом,
Так начинают жизнь с нуля.


Когда ты умрёшь...

Когда ты умрешь, я одежду твою растрясу,
Потертые джинсы, дырявые шапки и прочий
Поношенный хлам, соберу и во двор унесу,
Сложив у помойки: пускай разбирает, кто хочет.
Немного спустя перестанет казаться едва,
Что ты еще в доме, твой письменный стол я открою,
И стану искать мое имя, а также слова,
Которые связаны будут опять же со мною.
Накопится стопка бумажек, а там и они
Исчезнут: ничто никуда не приходит навеки.
Так вечную память смывают летящие дни,
И в сточное море бегут календарные реки.

Все просто, и все – по-иному, коль мне умирать
Вперед: я желаю, чтоб, роясь в бумагах и письмах,
В моих дневниках, за тетрадью листая тетрадь,
Искали намек на предчувствие смерти и мысли
О бренности мира, чтоб личные вещи – и те
Кричали о скромном до святости выборе стиля,
И стало понятно вдруг то, что в земной суете
Меня проглядели, и только теперь оценили.
Наверное, это от Бога: зови не зови –
Никто не рискнет твои горести делать своими,
И мы, никого не любя, ожидаем любви –
Хотя бы посмертной, коль нас не полюбят живыми


Приснилась ты...


...Лампу зажгли у парадного входа -
Мне почему-то вспомнилась ты...
В. Ходасевич.


Приснилась ты - наутро был мороз
И солнце в клетку. На решётках окон
Искрился иней. Грузовик привёз
Убитых ёлок лес, и стал под боком
Пятиэтажки. Я поставил диск -
Вошла, запела. Грелся тёмным чаем.
Нашёл в кармане твой ирис-кис-кис -
Растаяла во рту моём, скучая.
Пошёл во двор - легла к моим ногам.
Брёл улицей - бежала всю дорогу
Пестрянками весёлыми реклам,
Блестинками витрин, и понемногу
Я начал понимать, что ты - как та,
Что я - как тот. Мы оба - те, кто прожил
Новейшую историю креста
На всём былом, и на небывшем - тоже.
О, сколько раз ты падала, а я
Молчал, я умирал, а ты - смеялась;
Нам грезились зубчатые края
Божественных начал, и всё осталось
За мёртвым этим солнцем - всё кругом
Горит, как нежить сребренников. Вечер
Ещё нескор, и путь мой бесконечен -
К тебе, моя звезда. За косяком.


Нелегал

Много театров в Москве.
Взгромоздившись на крышу любого,
Обмотай Триумфальную Арку Варшавским шоссе,
И - без водки, без писем и слёз - без единого слова,
Оттолкнись и повисни в троллейбусном сером кольце.
Хлынет кровью из горла спектакль электрических оргий -
Кульминация драмы проста и банален финал:
Оцинкованный стол в безотказно рентабельном морге -
Твой последний ночлег на земле, неформал-нелегал.
Маргинал, непутёвая недостоличная нелюдь,
В смертном неводе дна небогатый, но верный улов...
Подыхая - я знаю - по-прежнему хочется верить
В бесконечную сетку задёшево снятых углов.
Метроград, Метрополис, Мавсол, Блокамень-столица -
Сорока сороков идеально раскрученный бал,
Где, забыв обо всём, мы кричим: ничего не случится!
Не со мной! Не сейчас... Кто висит-то? Да так, нелегал...

1997, Москва, ВЛК



Пьеро

Мне крёстная в детстве однажды купила
В подарок двух кукол, одетых хитро:
Румяного, в алом трико, Арлекина,
И бледного, в белом шифоне, Пьеро.
Надев Арлекина на правую руку,
На левую руку Пьеро натянув,
Я десять минут постигала науку
Борьбы на примере сражения-буфф.

Всё алое - право, и правое - ало,
И доблести чужды смятенье и страх;
Большой Коломбиною я наблюдала,
Как тщился Пьеро устоять на ногах,
На локте, вернее, моём... Но напрасны
Усилия были, и вот на столе
Лежал он, измятый, больной и прекрасный
Пластмассовой мукой на звонком челе...

И вдруг я застыла, прижав его к сердцу,
И стало не то чтобы жалко, а так,
Как, если б, найдя потаённую дверцу,
Мы вместе шагнули в неведомый мрак.
Как, если б, ведомые тайной гордыней,
Остались бы там, и ушли вникуда...
Не знаю, как ты, только я и поныне
Твой образ, Пьеро, пеленаю в года.


Дезертиры

Я за вас, дезертиры - Мои поезда развезут
Ваши души по свету напрямо, налево и прямо.
Вас укроют леса, и до времени вас не найдут
Вездесущие жвала, глаза и наитие Хама.

Кто - медведем в малину, кто - зайцем под белый откос -
Уходите от адской прививки военного рабства,
Уносите гордыню на знамени вольных волос
Далеко на просторы незримого беглого царства.

Ваши жёны - не пушки, и деды из тёмных могил
Не поднимутся... Те же, кто сдался в холодные руки
Абсолютного Зла - не простят вам неведомых сил,
А найдут и растопчут в порыве безудержной муки.


Кемет*

Что ни пёс, то Анубис: чем выше собачья звезда,
Тем острее черты и стремительней контуры, словно,
Оттолкнувшись, вот-вот улетит, но никто никуда
Не стремится, а ждёт - горделиво, легко и безмолвно.
В бесконечности жёлтого дня зависает строка,
В неподвижности бурого вечера зреют подтексты;
Что ни слово, то бог, и поэтому, наверняка,
Что ни скажешь, всё верно, проверено, мудро и пресно.

Так о чём говорить? Что ни память, то вечная Ка.
Память смотрится в зеркало Сотис, и так оно было
С сотворения Нила в зелёных руках тростника,
И негласно пребудет вовек до скончания мира...
О песчаное небо и пёсий базальтовый лик,
Тонкий лик стерегущего души загробного бога!
Ведь, наверно, не зря в городах замирает час пик,
Если стая бродячих собак переходит дорогу...


2008, Шарм Эль Шейх - Каир

* Кемет - древнее название Египта


Убогие

Кто там сказал - пожалейте убогого,
Он-де не ведает, что он творит?
Выйдя на шлях из дремучего логова,
Бьёт наповал и на небо глядит.
Истово крестится, дёргает лапою
Рыжую цепь под рубахою, и
После, спуская добытое, капает
Пьяной слюною на губы твои.

Что же ты, делая вид, что ты молишься,
Ходишь в ближайшую церковь - к чему
Весь маскарад, коли вечером бросишься
В потную койку - к другому ль, к тому -
Разницы нет! И, припрятав зелёные,
Утром сползёшь проблеваться в сортир...
Кто тут не ведает? Ты ли, влюблённая
В хле свой насущный и собственный жир?

Кто здесь убогий? Глядишь, повенчаются
Тать со блудницей на царство - аминь!
Он - покупает, она - насмехается,
Ян презирает и пестует Инь.
Поп гонорар сосчитает - не спрячется,
Взвоет попса по машинам - пора!
Глядь уж - наследник в окошке таращится,
Шарит глазами по сводам двора.
Он не пойдёт с кистенём по окраине,
Скипетром ткнёт - и конец животам...

Банка луны в лиловатой окалине,
В небо заброшена, празднует там...
2008


Полнолуние

В полнолуние время длиннее, и кажется мал
Целый мир, и не то что полночи вбирают полгода,
А далёкое видится близким: приходит вокзал,
И стоит под окном, и стучит, и зовёт на свободу.
Есть романтика бегства в уложенных наспех вещах,
В позабытом платке, в незастёгнутой куртке, как будто
Кто-то сильный идёт по пятам, и придуманный страх
Вырастает в реальный и множится с каждой минутой.

Так бежали, наверно, в Саратов из самой Москвы,
И из Вологды в Керчь, и обратно, и, может быть, где-то
Замирали вповалку, не смея поднять головы,
Увидав над собой голубые погоны рассвета...
В полнолуние ближе земля и чеканнее шаг
Одиноких часов, и просторнее гулкая чаша
Терпеливого неба, и время натянуто, как
Простыня, и чужая судьба проживается краше...
2008