Надя Чёрная


Песня

Ветер вплетает птиц в тополя
по одной,
остальные кружат черной стаей
со мной.
Я считаю
день за днем, начиная с нуля.

Мир возникает из пустоты
по слогам.
Я учусь говорить
по губам,
но беру
только ветхозаветное ты.

Время вплетает рисунок дорог
в день.
И минуты повисли мостами,
где
берегами
мы с тобой на оставшийся срок.


"Если..."

Если бы мы гуляли по холмам у моря,
руки сплели и сомкнули плечи,
я бы забыла язык человечий
и осторожность, и страх, и горе.

Лишь бы тропинка несла по течению,
волны песка и хмельные травы.
Кто бы нашел тут на нас управу,
если лицом к лицу на мгновенье?..

Если бы мы гуляли рядом,
руки сплели и сомкнули ритмы
сердца, читающего молитву,
и безнадежно влюбленные взгляды,

Ветер бы наши стирал слезинки
и заставлял целоваться тайно,
мир бы вокруг был необитаем
ровно до следующей тропинки.


Твой сад

                  ***

Твой сад на райский не похож –

 В нем горек виноград,

Плоды невызревшие сплошь

Запретные висят.

 

В нем тени птиц и тени рыб

Порхают и клюют.

Я жажду огненной игры,

Когда бываю тут.

 

Деревьев каменные лбы

Мне преграждают путь,

Но по иронии судьбы

Здесь некуда свернуть.

 

Я вижу меч и черный щит

И в дивный рог трубя,

Надеюсь, кто-то защитит,

Но не спасет меня.


Лю

Неузнанная,
За оградой дня
Бродила где-то в сумерках безликих.
Я в щелочку взглянул:
На берегу
Ты – в королевском платье –
С руки кормила птиц.
И лес стоял,
Похожий на аттический корабль…
Потом ты стала рыцарем
в плаще.
Закутавшись в холодный
полумрак, ты
Приближалась, словно
Приведенье. И мне
Казалось – ближе быть нельзя.
Я отстранился.
Перестал смотреть.
И я страдал.
Пока ты птицей
Мне на плечо не села.
- Будешь птицей? –
Спросил я, -
Или королевой?
Пока ты за оградой,
Будь, кем хочешь.
- Я буду словом. –
И раскинув крылья,
Ты бросилась
В молчание, как
В море.
А я остался за
Оградой ночи.


Лёжа

Как медленно растет трава из щек.
И в небо убегающие вены
Пульсируют и гонят кровоток
Во все края задумчивой вселенной.

Частицы крови с запахом травы
Ныряют в тело, проникают в сердце,
Качают одуванчиков шары,
Готовые по миру разлететься.

В таких же ватных шапках облака
Смеются от щекотящих травинок
И, расплетясь на сотни паутинок,
Сливаются с движением зрачка.


"Минувшей осенью..."

Минувшей осенью,
похожей на провал,
ты голосом меня оберегал.

И ветер, и холодную волну
держал ты крепко в северном плену.

И голубые сети свысока
бросала нам небесная река.

Она ловила наши имена
и возвращала странные слова.

Из них росли деревья и цветы,
но созревали черные плоды.

И этой осенью, похожей
на Гольфстрим,
ты стал всего лишь голосом моим.


Поэт


В темно-зимнем шершавом дыму,
от мороза шатаясь и плача,
он губами искал тишину
и глаза закрывал на удачу.

Его звали вернуться назад,
но всю жизнь презирая свободу,
он звезду узнавал по слезам
и колючей любви к небосводу.

Воздух трескался холодом слов
в вечном поиске нужного слова,
голубые лампады миров
исподлобья глядели сурово.

Но когда ускользал из-под ног
край последнего ветхого пирса,
хлеб небесный вставал вдоль дорог,
серп отточенный в руку ложился.


Когда растает солнце

Когда растает солнце
и снег начнет теплеть,
когда умрет трава,
и птицы замолчат,
под океаном неба
в огромной тишине
мы будем, как травинки,
качаться на ветру.


"Я море делю на двоих..."

Я море делю на двоих -
Краюху хрустящего снега
Запей драгоценным вином
Из северного винограда.
Взгляни, как полярная ночь
Берет океаны с разбега,
И небо - корабль вверх дном,
Идет вдоль лесного фасада.

Зачем я листаю мороз
И города глянцевый томик -
Здесь нет и следа от времен
Древобородых церквей.
Усталое тело реки
Среди равнодушных построек
Выходит к весне на поклон
С охапкой немых кораблей.

Здесь солнце течет через край
И сердце гуляет по краю,
Здесь легче поверить в мираж,
Но трудно забыть о другом,
Поэтому белым вином
Мы верность свою окропляем,
Поэтому наш экипаж
Так любит корабль вверх дном.


Почуяв весну

Сосны выгнулись упруго,
Подпирая небосвод,
Собрались,тесня друг друга,
В неуклюжий хоровод.

Словно песня запах льётся,
Хвойный,крепкий и хмельной.
Лес сконфуженно смеётся,
Зацелованный весной.


"В глубине прозрачного асфальта..."


В глубине прозрачного асфальта,
В грифельной шершавой глубине
Город спит одной гигантской картой,
Видя смерть кирпичную во сне.

Набожность цемента проклиная,
Связанный цементом по рукам,
Деревянным идолам и сваям
Выдыхает горький фимиам.

Он хотел бы деревом родиться,
Приносить тяжелые плоды,
А не спать в асфальтовой гробнице
В черных латах древней пустоты.

Из груди, стесненной площадями,
Он хотел бы вырвать кол времен -
Тень орла, распаренные сани
И сухие выстрелы ворон.