НЕБО
Совру себе, чтоб не сойти с ума,
Что, если жизнь вдруг превратится в пепел,
Закатно в сердце зацветёт сумах,
И пропоёт в душе рассветный петел.
Из музыки возникнет дирижабль,
Похожий на лица посмертный слепок.
Взбежав по трапу, сяду на корабль —
Борта его прочны, и парус крепок.
И уплыву на небо — далеко,
Чтоб там, отринув прошлые печали,
Испить зари парное молоко
Под грохот волн и хлопанье перкали.
ДУШИ
Небо сливается с морем,
Тонет кровавый закат.
Птицей опустится вскоре
Сумрак с темнеющих врат.
Вспыхнув со скоростью мысли,
Звёздами светят вдали
Души, что вырвались в выси,
Прочь от греховной земли.
РАБОТА
Не трава, не обуза,
Но уж впёрло так впёрло —
Злая, мрачная Муза
Мне впивается в горло
И слова вырывает
Вместе с кровью и рвотой.
Да, на свете бывает
И такая работа.
ДЖОН КОННОР
Помню наш вертикальный взлёт:
Юность. Спесь. Неуёмный гонор.
Ты — крутая Т-восемьсот.
Я — влюблённый в тебя Джон Коннор.
Ты хотела меня убить.
Только так, и никак иначе.
Рвать искомую жизни нить —
Кем-то вшитая в чип задача.
На меня нагоняли страх
И топили в трясине зыбкой
Эти ямочки на щеках
И манящая в смерть улыбка.
Больше к звёздам нас не несёт,
Сбавь же спесь и ненужный гонор.
Что, довольна, Т-восемьсот?
Я убит.
Всё.
Прощай.
Твой Коннор.
КИБЕРРАЙ
Либо фантазии бурный взлёт,
Иль чёрно-белая киноплёнка.
Из терминаторши-восемьсот
Робот скребёт моего ребёнка.
"Скайнет" одобрил убить нас всех —
Тех, кто без чипа и без металла,
И операцию ждёт успех,
Чик — и ребёнка уже не стало.
Чик — и неведом души раздрай.
Файлы в корзину, и понемногу
К роботам близится киберрай —
Жертва угодна их кибербогу.
МАШИНЫ
Поливает утро из кувшина
Наш земной тысячелетний смрад.
За окном бездушные машины,
Думая, что в рай, шагают в ад.
Искреннее, нежное, святое
На Земле закончилось давно,
В сердце нет надежды и покоя,
Я смотрю безрадостно в окно.
Война
Сотни лет отчаянья и горя,
И над нескончаемой войной
Рдеет небо, вдавленное в море
Солнца окровавленной плюсной.
Сеет кровь закатная к разлуке
Кинова́рный отблеск на погост,
И с небес упрямо тянут руки
К чьим-то душам мириады звёзд.
ЛЕТО
Проснулся. Лето. Душно и темно.
Вопит будильник зуммером бодрящим.
Встаю, смотрю в открытое окно
И наблюдаю за происходящим.
Порхает мотыльками тишина,
Взирает брезг в окошко светлолико,
Как будто в мире кончилась война
И заросли́ окопы повиликой.
И словно встала в шаге от беды
Измученная бойнею планета,
И зеленеют благостно сады,
Царит любoвь...
Но в это время где-то
Дождь лупит, будто каплями свинца.
Донбасс расплющен градами в июле.
Лицом к лицу не разглядеть лица,
Когда оно сокрыто под кастрюлей.
Сюжет банален — он давно не нов,
Панам приятен треск чубов холопов.
Иван Петров и Пётр Иванов
В прицел друг друга видят из окопов.
Разверзся ад, и им из-под земли
Нечистый прошептал зловеще: "Пли!"
Зарёй взорвался утренний салют,
Меж звёзд я вижу алые воронки.
И знаю, мамам вскорости пришлют
На Ванечку и Петьку похоронки.
Погасли звёзды, полная луна
Сверкает хищным снайперским прицелом.
А я тихонько отхожу от сна,
Как будто побывавший под обстрелом,
Смотрю в окно, стираю пот с лица,
Глотаю чай, надкусываю штрудель.
Со стороны соседа-подлеца
Противно блеет польская овца
И гнусно лает прибалтийский пудель.
СМЕРТНИКИ
Рассуждая о сроке отпущенных лет,
в тьму зловещую с ужасом глядя,
не дрожи:
всем когда-нибудь выключит свет
неизвестный,
невидимый дядя.
Дом твой — карцер,
весна — лишь зелёный салют,
мир за окнами грозен и тесен.
А по улицам
смертники
дружно идут
под звучанье торжественных песен.
ЗВЁЗДЫ
Одиноко в час поздний —
Ни машин, ни людей.
В небо врезались звёзды,
Словно клин лебедей.
И в родную стихию
От земли унеслись —
Это души людские
Поднимаются ввысь.
Знаю, чувствую кожей,
Воздух дышит бедой,
И когда-нибудь тоже
Вспыхну в небе звездой.
ВОСЕМНАДЦАТОЕ МАРТА
Собаке — поводок, гадалке — карты,
Воришке — фомка, небесам — гроза.
Рождённым восемнадцатого марта —
Поэзия и синие глаза.
ВЕСНА И ВАГНЕР
В душе звучат весна и Вагнер,
И гаснет всполохом закат.
Взрывается рассветный магний
Сильнее, ярче во сто крат.
А в сердце март вскрывает реки,
Со льдом плывут остатки сна.
Пусть в кровь мою войдут навеки
Любовь и Вагнер, и весна!
СВЕТ
Утро призрачно и зыбко,
Мгла растаяла, как лёд.
Солнце — огненная рыбка —
В глубине небес плывёт.
Окунь-месяц кверху пузом
Отдыхает в стороне.
Дышит облако-медуза
В беспокойном белом сне...
На душе легко и ясно —
Ни тревог тебе, ни бед,
Бесконечна и прекрасна
Жизнь. А тьму сметает свет!
ЗИЛЬБЕРТРУД
ДЕВА
Ночь умчалась далёко,
Воздух ясен и светел.
Загорланил с востока
Терракотовый петел.
Месяц щерится справа,
Солнце катится слева,
И в небесных дубравах
Бродит юная дева.
Но с приходом рассвета
Исчезает девица...
А, быть может, всё это
Мне под утро лишь снится.
ЛЕЙЛА
Друг мой, сам я уже не рад.
Ты плесни нам ещё, налей!
Стал милее мне Лейлы взгляд
Васильковых родных полей.
Не хочу больше лгать себе,
В сердце снова впускаю ток.
Этим взглядом в моей судьбе
Тайну мне загадал Восток.
Славно "Hennessy" плавить мозг.
Привкус горечи — в прошлом пыль…
Лепестки там опали с роз,
Прочно в душу вошли шипы.
Грозно небо славян кипит,
Свежей силой наполнив кровь.
Кем-то был я вчера убит,
Чтоб сегодня родиться вновь.
Друг мой, сам я уже не рад.
Ты плесни нам ещё, налей!
Стал милее мне Лейлы взгляд
Васильковых родных полей.
ПОСТАВГУСТ
Сонное небо в алмазах далёких звёзд,
Месяц рогами упёрся в его края,
Я прерываю опять стихотворный пост
Ночью поставгуста, утром предсентября.
Глядя в окно, заливаю в себя коньяк,
Месяц и звёзды, рассветные облака.
По небосводу шагает Иван-дурак,
Солнце-жар-птица сверкает в его руках.
НЕСКОЛЬКО ТЫСЯЧ ДНЕЙ
Разыгралась на сердце вьюга,
Я спою тебе грустно с ней,
Как мы прожили друг без друга
Эти несколько тысяч дней.
Не печалься, моя родная,
И пойми ты одно сейчас:
Если бесится вьюга злая,
Значит, будет весна для нас.
Я, листком на ветру сгорая,
Погружённый во мрак и сны,
Слышал только дыханье мая
И мечтал о шагах весны.
И с улыбкою вьюге внемлю,
Окрылённый мечтой одной,
Что недаром на эту Землю
Я решился прийти весной.
А зима заметает снегом
Всё, что прежде терзало нас.
Снова русское стынет небо
В глубине моих синих глаз.
Затихает на сердце вьюга,
Но я спел тебе грустно с ней,
Как мы прожили друг без друга
Эти несколько тысяч дней.
НОВЫЙ ДЕНЬ
Серебром в небе месяц вышит.
Утро шепчет ему: "Умри".
Золотыми строками пишет
Солнца луч на крыле зари.
И по гаснущей звёздной пыли,
Из туманности синих круч,
Словно белая лошадь в мыле,
Скачет день, обгоняя луч.
ШАГИ ВЕСНЫ
Целый день будет снег идти,
Заметая по грудь дома.
Друг мой, ты уж меня прости,
Я, поверь, не схожу с ума.
И пусть будет мороз суров,
Разведу я костёр-печаль,
И, подбросив охапку слов,
Унесусь за мечтами вдаль
В те края, где не бродит смерть,
Где мы будем всегда юны.
Там метельная круговерть
Не заглушит шаги весны.
СЛЕД
Уснувший день цветные видит сны.
Стрекочет вечер тысячей сверчков,
А золотое яблоко луны
Покоится на блюдце облаков.
Волчицей ночь спускается к земле,
За ней волчонком семенит рассвет.
Сверкают их глаза в холодной мгле
Мерцаньем звёзд. И тает в небе след.
ЖУРАВЛИ
Тянет груз предательства ко дну,
Ревность, словно яд, бежит по венам...
В жизни любишь женщину одну,
Остальные — лишь её замена.
Отражаясь в прошлом, как в реке,
Тлеют чувства звёздами-угля́ми,
А любовь и юность вдалеке
Жалобно курлычут журавлями.
РАЗГОВОР
Бессмысленный, ненужный разговор:
Что есть поэзия, и кем в ней станем мы...
Уже рассвет — сверкающий топор —
Упал на голову сгущающейся тьмы.
И звёздами рассыпались мозги —
В горящем небе тлеет грязный след.
Остывшей ночи рваные куски
Сметает с улиц лучезарный свет.
Не три мне за искусство и про страх,
Любовь-морковь, прорыв и красоту.
Эй, граждане, ступайте мимо ...
Я — солнцедворник. Улицы мету.
2015г.
ФАНТОМНЫЕ БОЛИ
Фантомные боли лишают воли.
Воспоминание:
Утро, диван,
обшарпанная квартира.
Я — король мира.
Ты ещё спишь,
я щекочу тебе пёрышком нос,
рядом с диваном (в ногах) дремлет пёс
по имени Бета.
В сердце лето,
порхают птицы,
но на плече сидит чёрт Синица.
(Странные клички у этих чертей.)
Ты, сонная, злишься, издеваюсь любя,
Но вдруг замечаю — чёрт вселился в тебя.
***
Утро, похмелье, бутылки, смрад,
Нас больше нет. Ребенок мёртв.
"И отчего все стихи про ад?" —
Вдруг поражает вопросом чёрт.
АД
ОГОНЬ
На линии огня — стою, немного трушу,
Стреляют не в меня, а хуже — просто в душу,
И словно ад — огнём горит в окне рассвет...
Огонь!
Меня здесь словно нет...
Я будто бы лежу в гробу, купаясь в слизи,
А черви жрут мой мозг, уставший от коллизий,
И тысячи чертей вокруг вопят : "Ты наш!",
И надо мной стоит зловещий морга страж.
Отточеным ножом мои он режет вены,
И слышат злобный смех сырые морга стены.
Впиваясь в плоть мою, кровь цедит не спеша
Прекраснейший сеньор, нежнейшая душа.
Схватив за горло,
я
душить его пытаюсь,
Но он из пальцев выскользнул,
как вошь,
И в ужасе вопит —
я просыпаюсь,
Лежу в кровати,
рядом —
финский нож...
А за моим окном сияет солнце,
Осенней тая желтизной в листве,
А я влюблён,
и всю, всю, всю — до донца
выплёскиваю душу я тебе!
Мой мозг, измученный ночным кошмаром,
Упорно принимает явь за бред,
Цепляясь, держится в виденье старом,
Не верит в то, что нас с тобою нет.
Я говорю: "Нет смерти и разлуки
Тем, кто горел в любви, себя губя!"
Иду в огонь и принимаю муки,
И ад в окне рисует мне тебя:
И золото волос сквозь неба просинь,
Твоё лицо и губы, и глаза...
Вы так похожи — ты и эта осень,
А я на этот поезд опоздал.
Я жизнь хотел прожить зелёной почкой
И, никого на свете не коря,
Я понял лишь сейчас, на этой строчке,
Что почки не живут до ноября.
И мысленно твой образ воскрешая,
Я улыбаюсь — я на миг спасён,
Но мозг, в изнеможенье остывая,
Меня уносит снова в этот сон:
На линии огня — стою, немного трушу,
Стреляют не в меня, а хуже — просто в душу,
И словно ад — огнём горит в окне рассвет...
Огонь!!!
1995г.
ПЫШИ-МЫШИ
Пы́ши-мыши.
Протухшие пирожки.
В женской сумке кондом.
Аборт.
В этом городе
вздёрнется от тоски
даже самый весёлый чёрт.
Трали-вали.
Твой голос приятен мне,
да не стало в глазах огня.
Сплю под басни,
и чудится вновь во сне:
тот ребёнок не от меня.
НОЧЬ
Мне не вернуть былых желаний.
Я стал не тот. С чего бы вдруг?
Растаял вечер этот ранний,
Последний мой печальный друг.
Какая мгла, какая темень!
Как в бездну я гляжу в окно.
К нам ночь приходит лишь на время,
А на душе всегда темно.
1995г.
Я ЗНАЮ
Я знаю — ты здесь, я знаю,
Я слышу твои шаги.
И снова во сне сгораю,
Прошу тебя, помоги!
Я вижу тебя, я вижу,
Иду за тобой след в след.
Люблю или ненавижу?
Ты — тьма для меня и свет.
Не знаю, что с нами будет,
В отчаянье наяву
Себя убивают люди,
А после лишь в снах живут.
Я знаю — ты здесь, я знаю,
Я слышу твои шаги.
И снова во сне сгораю,
Прошу тебя, помоги.
КЛОЧЬЯ СВЕТА
Я собираю клочья света —
Рассыпанную солнцем медь,
Пожаром осени согретый,
Весною пробуждённый петь.
И обрываю нить сознанья,
Где кровью запеклись слова,
С тобою горечь расставанья —
Та боль во мне ещё жива.
Тех дней невымытые хари
Стоят упрямо у ворот,
Я им ору: "Уйдите, твари!" —
От крика разрывая рот.
И собираю клочья света —
Рассыпанную солнцем медь,
Пожаром осени согретый,
Весною пробуждённый петь.
УКРАИНСКАЯ НОЧЬ
Жизнь как жизнь...
Дух мой полон
стенаний и
адского крика,
Я иду партизаном
среди украинских болот.
Слева Лиля кромсает ножом
околевшего Брика,
Справа пьяный Есенин
лобзает берёзку и что-то поёт.
В стоге скрыта гармата —
то в Путина циляться хлопци,
Приглашают ковтнуты билэнькой,
шматочек сальца:
"Ты же наш, ты же свий,
краще будьмо з тобою по стопци,
Дэ в москальскых халэпах
носыло тэбэ, подлеца?"
"Я розвиднык", — кажу.
Выпиваю, и с неба на землю
Вдруг обрушились звёзды,
луна, чей-то лифчик и старый сортир.
Хлопци тягнуть цигарку,
затягуюсь ханкой и внемлю:
"Хороши украинская ночь,
Эти люди и весь этот мир!"
НА ЯЗЫКЕ ВРАГА
ВЕЧЕР
Вдалеке заката грозди —
Словно вспыхнул сена стог,
Забивает звёзды-гвозди
В небо вечер-молоток.
День вспорхнул за птичьей стаей,
Догорел костром закат.
Звёзды-гвозди, утопая
в небе,
Шляпками блестят.
Вечер тьмой тягуче-зыбкой
По земле с размаха бьёт.
Белозубою улыбкой
Озарился лунный рот.
КОНТРУДАР
Поднимаясь опять в атаку,
И, глотая свинцовый жар,
Мы отчаянно рвёмся в драку —
Контрудар.
Перекошены злостью лица
Тех, кто в смерть заходил с рывка.
И решает судьбу столицы
Лишь холодная сталь штыка.
Добежать, доползти, прорваться...
Взрывы, мат, пулемётный рык...
Мы должны до врага добраться
И всадить в него этот штык.
***
Подо Ржевом они убиты...
В длинный список одной плиты
Судьбы павших навечно вбиты
Для того, чтобы помнил ты:
Поднимаясь опять в атаку,
И, глотая свинцовый жар,
Здесь рвались за Отчизну в драку —
Контрудар!
РОЗА
Солнцем отыграна пьеса,
Лунное сыплется злато.
Сумрак срывает за лесом
Красную розу заката.
Взрывом темнеющей хмари
Небо разорвано в клочья —
Розу закатную дарит
Вечер красавице-ночи.
ВЕНЯ
Это не Вальцман — он не урод,
Круче "Алисы" и "Depeche Mode":
Миллеру сват, а Соросу кум,
Веня — властитель всех ваших дум!
Веник был в детстве потешный малыш,
Ссался, кусался, криклив был и рыж,
Шкодил, в розетку он пальцами лез,
И одолеть всё не мог энурез.
Годы летели, Венюша подрос,
Узкие плечи, с горбинкою нос.
Где-то пора шалунишку приткнуть,
Сразу наставив на правильный путь:
Чтоб от карьеры гешефт был и прок,
Надо идти в либералы, сынок.
Венечка плакал, мочился в трусы,
Но очутился на "Эхе мацы".
Это не Вальцман — он не урод,
Круче "Алисы" и "Depeche Mode":
Миллеру сват, а Соросу кум,
Веня — властитель всех ваших дум!
ВЫСТРЕЛ
Утро внезапно, как выстрел,
Грянуло в сонную мглу.
Солнце жуком золотистым
Плавно ползло по стеклу.
Строчки сверкали, как вспышки,
И растворялись во мне
После ночной передышки
На стихотворной войне.
ПЕРЕМОГА
Пешка так и не вышла в дамки,
Капитан Татаринов умер.
Выходя за приличий рамки,
Он услышал противный зуммер.
Стало гарно, затем хреново,
И ушёл на свиданье к Богу,
А по телику Вальцман снова
Нам проблеял про перемогу.
ВСЁ ПО ПЛАНУ
Подняв идиотизма планку,
Мы снова сели в ту же лужу —
Под руководством неоБланка
Сломали памятник ему же.
Ньюсовнарком набил карманы,
И принялся мочить друг друга.
Война... Разруха... Всё по плану —
Идёт история по кругу.
ПОРОШОК
На полях лежит батальон "Навоз" —
Бьёт бандеровцев снайпер Ганка.
Эй, Генштаб, ведь Грузия — с гулькин нос,
Так откуда вся "алозанка"?
Алкоголь-голь-голь, порошок-шок-шок —
Гадит химия и неплохо.
Выпивай-вай-вай, мил дружок-жок-жок,
Поимели тебя, как лоха.
МИР
Не выдумывай сказок и больше себе не ври,
Не выпучивай зенки во мглу за своим окном.
Этот мир не снаружи — он весь у тебя внутри,
Перевёрнутый кверху вонючим и мутным дном.
ДЕПРЕССИЯ
У меня сегодня
депрессия —
я как будто
врезался в столб.
По закону
геометрической
прогрессии
мы —
родившиеся из колб,
мы —
плюющиеся словами,
мы —
пытающиеся
вдохнуть,
утешающиеся
снами.
Но непросто
порой
уснуть.
Неприглядные,
как серая
туча.
Дом — без крыши,
корова без вымени...
Эх!
Местоимение "мы"
меня порядком
замучило!
Я
выхожу
из вашего
строя
и начинаю жить
от собственного
имени!
СОРТИР
С экрана силиконовое чмо
Вещает: "Как прекрасен этот мир…"
Но, если честно, эта жизнь — дерьмо,
И вся планета — лишь большой сортир.
А люди — твари, мрази и скоты,
По шею утонувшие в г...е,
И если этот стих читаешь ты,
То знай — ты также неприятен мне,
Как это силиконовое чмо,
Вопящее: "Прекрасен этот мир…"
Ведь я-то знаю, наша жизнь — дерьмо,
И вся планета — лишь большой сортир!
ПЬЯНКА
Чья неведомо то подлянка,
Но слились удальцу на го́ре
С речкой Дружбой речушка Пьянка,
И в Циррозное впали море.
Да на острове, на Похмелье,
Там, где пьяниц встречают черти,
Завершилось его веселье
Преждевременной глупой смертью.
КРАСНЫЕ РАКИ
Красные раки,
Синий запой.
В небе собаки
Над головой.
В тёплые страны
Стаей летят,
Словно из крана
Хлещет закат.
Бред на "отмене",
Ствол и висок.
Умер Есенин,
Умер и Блок.
Щёлкнул затвором,
Палец на спуск,
И приговором —
Черепа хруст.
Жмёшь, но... осечка,
Планы губя.
Траур и свечка
Не для тебя.
Саван осенний,
Белый висок.
Ты не Есенин,
Жаль... И не Блок.
КРИЗИС
Вновь кризис в двери постучит,
Наделав шороху на свете...
А русский, лёжа на печи,
Его проспит и не заметит.
Встречая пробуженье дня,
И просыпаясь понемногу,
Он скажет: "Кризис для меня —
Не помолиться утром Богу".
ДРАНГ НАХ ОСТЕН
Дранг Нах Остен — клиент погоста,
Данке шён, битте-дритте, плиз.
Для него всё легко и просто:
Вправо-влево, прыжок — и вниз.
Куропатками по сопатке —
И "чижи покидайт Кижи".
"Ку́рка, млеко, und schneller, матка!" —
Он накушался от души.
***
Дранг Нах Остена сгнили кости,
И остались мечты в мечтах...
Если внуки его к нам в гости,
То отхватят дранг остен, нах!
ЧЁРТ ПО ИМЕНИ ПОЗНЕР
Чёрт по имени Познер всегда задорен,
Пахнет серой, похабен, хвостат, небрит.
Он же — Ургант, Нагиев, Шкиряк и Зорян —
Постоянно меняет свой внешний вид.
Порошенко, Собчак, Светлаков-насяльник,
Жириновский, Шапиро и Соловьёв,
Он залазит в утюг, в дуроскоп и в чайник
И оттуда на ухо тебе поёт.
Я
Называют голодных — волками злыми,
Если грязен и хрюкаешь — ты свинья.
Вот и я получил от рожденья имя:
Разрешите представиться, это — Я.
Я, как вы, из такого же сделан теста,
Отчего же и кто за меня решал?
На последнее Я задвигали место —
Я скандалил, собачился, возражал.
Разъяснили мне: "Я, не упорствуй, сука,
Не буянь, не ругайся и не нуди,
Это место вменила тебе наука —
Получи, распишись и на нём сиди".
Предрассветное утро
льет холодный рассол.
В головах родионов —
и разлад, и раскол.
ПРЕДРАССТРЕЛЬНОЕ УТРО
Все старухи убиты —
Затупился топор.
Предрасстрельное утро —
Под конвоем во двор.
Непролазная чаща
Из несбывшихся мечт,
Ветром сломана мачта,
Брошен согнутый меч.
Наконец, завершился
Бесконечный позор,
Предрасстрельное утро —
Под конвоем во двор.
АЛЛЕРГИЯ
Сорок два, аллергия, окраина —
Три в одном.
Ко всему готов.
И ещё — отвратительный город,
Населённый стадами скотов.
Омерзительное настроение.
Очевиден финал заранее.
Отметают любые сомнения
Сорок два. Аллергия. Окраина.
ВЕНСКИЙ ОРКЕСТР
Венский оркестр со вскрытыми венами,
Морг соцтруда с отсыревшими стенами,
Крысы отметили бурно год крысы.
Ночь, белый снег, чёрный бит "Алисы".
Место моё в сумасшедшем доме,
Полностью личность раздвоена,
Сегодня я счастлив и нежусь в истоме,
А завтра вся жизнь лишь кусок...
Маниакальный я параноик,
Весело бы хохотал по ночам,
Если б со скрипом больничных коек
Ветер повешенных трупы качал.
Алкоголизм — превосходное средство
Против иллюзий и розовых снов,
Но не чумы — ею болен с детства,
Чуждый стаям привитых псов.
Эй, привитые! Здравствуйте, суки!
Я инфицирован, нездоров, —
Сам с собою давно в разлуке,
Сам себе отворяю кровь.
Строчки стихов — словно вскрытые вены,
Будущее — только прах и тлен.
И потому, не люблю перемены,
Уютно мне в тесной коробке стен.
ВИРУС
Под запах перегара и блевоты,
На грязных металлических конях
Полки двуногих скачут на работу
В отравленных, загаженных полях.
Скользящие по тёплой, сытной гря́зи,
Таблетками сгоняющие жир,
Прожорливые спятившие мрази,
Как вирус, доедающие мир.
РУССКИЕ
Сто лет злосчастья и беды,
и на кресте наш бог — Россия.
Мы,
словно вечные жиды,
не признающие Мессию.
С нас,
как с баранов,
стригли шерсть,
нас бьют и режут понемногу…
Ты спросишь: "А спасенье есть?"
Отвечу: "Лишь для верных богу!"
УЙТИ
Всё бросить и куда-нибудь уйти —
В нирвану, в безвоздушное пространство,
Где все пересекаются пути,
И время переходит в постоянство.
Где жизнь переплавляется в итог,
А контуры приобретают форму.
И с шумом набегают волны строк,
Сознанье в щепки разбивая штормом.
СВЕТОТЕНИ
На потолке блуждают светотени,
А я угрюмо думаю опять:
"Я написал пятьсот стихотворений.
Да, написал пятьсот стихотворений —
Из них не стыдно, максимум, за пять".
А на душе такой осадок мутный,
Что мне по-волчьи хочется завыть.
Ведь в нашей жизни счастья — лишь минуты.
Да, в нашей жизни счастья — лишь минуты,
Всё остальное — плюнуть и забыть.
ЗАПРОС
Словоблудием лавры стяжал
Член СП (и т.п.) — стихоплёт…
А поэт бы свой крест и отдал,
Только кто же его понесёт?
Размышляет: "Кому бы отдать?"
Но, никак не решив сей вопрос,
Поминая такую-то мать,
Он в СП направляет запрос:
"Кто способен шагнуть под свинец
Иль верёвочный галстук надеть
И, примерив терновый венец,
Не заплакать, не звать, не жалеть?"
Отвечают: "Желающих — нет.
Хоть и членов разводим, как блох…
Ведь на Землю приходит поэт
Крайне редко — почти что, как Бог».
ЦВЕТЫ
Льются по венам ток,
"Hennessy" и зима.
И Александр Блок
Сводит меня с ума.
Тихо бурчит камин,
Плачет в окне метель.
Словно осколки льдин —
Скомканная постель.
Прикосновенье сна.
Робкий полёт в мечты...
Вновь на душе весна,
И расцвели цветы.
РУССКИЙ КОРЕЕЦ
Спеклась Украина, пропал Сталинград,
И Курск, и Москва погружаются в ад.
Донбассу Володя сказал: "Не могу".
Лишь русский кореец не сдался врагу!
О, русский Ким Чен Ын,
Славен будь в веках!
О, русский Ким Чен Ын,
Трам пам пам — бабах!
Живёт русский парень в Пхеньяне родном,
С презреньем глядит на буржуйский содом,
Пиндосов ему безразлична возня —
И танки резвы, и надёжна броня.
О, русский Ким Чен Ын,
Славен будь в веках!
О, русский Ким Чен Ын,
Трам пам пам — бабах!
Бессильно грозит гуинпленов главарь,
Добраться до Кима пытается, тварь,
Но артиллеристы давно ждут у нас,
Что русский кореец отдаст им приказ.
О, русский Ким Чен Ын,
Славен будь в веках!
О, русский Ким Чен Ын,
Трам пам пам — бабах!
ХРЯСЬ
Осветив дорогу к раю,
Загорелись звёзды-свечи.
Заострённым солнца краем
Глотку неба режет вечер.
Окна города стоглазо
Засверкали в алой мряке,
Родионнокарамазо
Всюду шастают маньяки.
Под ногами кровь и грязь.
Кто попался, в череп — хрясь!
ВСЁ БУДЕТ ДЕПЕШ
Всё будет Де́пеш, рано или поздно,
Когда, на волю выбравшись несмело,
Моя душа стремглав рванётся к звёздам,
Покинув опостылевшее тело.
ВЕСТЬ
Я выдумал осень, я выдумал вечер.
Осыпалось небо листвой голубой.
Холодная мгла опустилась на плечи,
Душа погрузилась в безбрежный покой.
Сгущается мрак, но мерцает в сознанье
Чуть видимым светом приятная весть,
Что в бренности жизни, тоске увяданья,
Какая-то радость особая есть
ЛИСТЬЯ
Утро льёт в небесах молоко,
Краплет дождь, предвещая разлуку.
Все умрут — кто-то очень легко,
Кто-то — корчась от ужаса в муках.
Увяданье, сентябрь, тоска...
И пророчат нам с веток вороны,
Что, допив эту жизнь до глотка,
Мы осыплемся листьями с клёнов.
ОСЕННИЕ СНЫ
Ну вот и этот август схоронили,
Мы все умрём, не будет никого.
Играла раньше осень на виниле,
Затем — на плёнке, ныне — цифрово
Марш похоронный.
Каркают вороны,
И суть их предсказаний всё ясней.
Уже поджёг сентябрь деревьев кроны,
И с каждым днём всё ненавистней мне
Унылое очей очарованье.
Я не живу, а только жду весны,
И навевает мира увяданье
Осенние пугающие сны.
ЗОЛОТОЙ МИЛЛИАРД
Деградирует город,
вымирает село —
это русских индейцев
добивает бухло.
Этот план гениален
своей простотой —
раздербанит ресурсы
миллиард золотой.
Вот горит Украина,
а все "СМРАДы" льют муть,
цель прозрачна —
рассорить, разделить и столкнуть.
И беснуются черти,
и ничтожит ничто,
и подохнет от пьянки
тот, кто выжил в "АТО".
Но под трель "Соловьёва"
снятся сладкие сны —
будет русское лето
после русской весны,
Сивка Бурка прискачет,
отворится Сезам...
Льют нам патоку в уши,
пыль пускают в глаза.
А тем временем, шустро
истребляют славян,
сам себя уничтожить
должен глупый Иван.
Если выживет —
водку лей ему, не жалей,
разбавляй наркотою,
может, сдохнет скорей.
Деградирует город,
вымирает село —
это русских индейцев
добивает бухло.
Этот план гениален
своей простотой —
раздербанит ресурсы
миллиард золотой.
ОСЕНЬ
Осень. Тонет в огне планета.
Ветры рвут простыню зари.
Гроздью звёзды в устах рассвета
Тлеют, словно в печи угли.
Слышишь?! Раненой птицей в клетке
Бьётся лета последний стон.
Листья-капли роняя с ветки,
Землю выкраснил старый клён.
За окошком бегут лохи́,
Из колонок играет "Jazz",
Не для вас все мои стихи,
Не для вас.
Осень вывернет душу мне.
Я, в неё заглянув, блюю...
Утопить бы печаль в вине,
Но не пью.
Умирает опять Земля
И зовет за собою нас.
Ей отвечу тихонько я:
"Не сейчас".
За окошком бегут лохи́,
Из колонок играет "Jazz",
Не для вас все мои стихи,
Не для вас.
НЕ ПЕЙ, БРЭД ПИТТ
Не пей, Брэд Питт, не бредь.
Пусть без толку и зря —
Осенних листьев медь
На склонах сентября,
Вчерашние стихи,
Ненужные слова,
Забытые грехи,
Пожухлая трава...
Пусть каждому в судьбе
Поставит точку смерть,
Но я скажу тебе:
"Не пей, Брэд Питт, не бредь".
КУТЕРЬМА
Кутерьма, кутерьма, обгорает сурьма,
От июльского солнца облезла душа.
Скачет в поле сума, а за нею — тюрьма,
И телега печали ползёт не спеша.
Сильно ноет в десне воспалившийся нерв,
И от боли уже ничего не спасёт.
В диких плясках козлов и взбесившихся стерв
Опротивели все, опостылело всё.
Источает амбре сине-жёлтый сортир,
Вылезает на берег азовский бычок,
С изумленьем глядит на свихнувшийся мир...
Вот такие дела, то ли будет ещё.
Никогда не закончится этот дурдом,
Догорает Донбасс, пьёт на троне алкаш,
Пусть Гоморра вокруг, и повсюду Содом,
Утешает одно: Крым-то всё-таки наш.
НОВЫЕ СТИХИ
Вечер, лапой прикрывая нос,
Жалобно скулит в объятьях сна.
Плачет небо, и потоки слёз
Льются по прогалинам окна.
Чёрной птицей сел на Землю мрак.
За стеклом не вижу я ни зги,
Лишь чеканят мерным ритмом шаг
Осень, дождь и новые стихи.
КАПЛИ
Синеносые звёзды в рассветное небо блюют,
В паутине востока запутался жёлтый комар,
Облаками взорвался в светлеющей выси салют,
Догорает луной остывающей ночи пожар.
А внизу человечки куда-то бесцельно бредут
И под грузом забот и бессмысленных горьких утрат
Растворяются в вечности каплями жидких минут,
Не увидев рассвета, встречают кровавый закат.
ЭДУАРД ЛИМОНОВ
Этот юный старик,
Дебошир и задира,
Отступать не привык —
Он воспитан войной.
Этот юный старик,
Обошедший полмира,
Сумасшедший поэт,
Уважаемый мной.
Я бы тоже хотел
Быть задорным и юным,
Но сижу не у дел
Вдалеке от войны,
В отзвеневшей душе,
Будто лопнули струны...
И потухли глаза,
И протёрлись штаны.
Отчего всё ему —
Злому, юному деду?
Я ведь тоже поэт
И летаю во сне.
Только вот без войны
Не бывает победы.
Оттого всё ему,
Потому всё не мне.
Этот юный старик,
Дебошир и задира,
Отступать не привык —
Он воспитан войной.
Этот юный старик,
Обошедший полмира,
Сумасшедший поэт,
Уважаемый мной.
ГАМАДРИЛ
Гамадрил говорил, говорил гамадрил,
Выступала на сердце соль.
Фрау Рау уехала в Нижний Тагил,
Если хочешь за ней — изволь.
И давно скакуны наложили в штаны,
Прыг в котёл, и сварились там,
Остальные на лыжах бегут из страны —
Идиотов сбылась мечта.
Бредит пьяный Пьеро, выпадает зеро,
И опять — крокодил, кокос...
Снова кот — это кит, не смешно и старо,
Пан Курицький идёт вразнос.
Зря скакал гамадрил, я ему говорил,
Выступала на сердце соль.
Фрау Рау уехала в Нижний Тагил,
Если хочешь за ней — изволь.
"Взлетая к вышинам, орел покинул долы...
Там пажити внизу, и солнце их палит..."
Александр Блок
ОРЁЛ
Я, будто бы, приблизился к истокам.
Испивший из святого родника,
Почувствовал себя немного Блоком
И, может быть, Тургеневым слегка.
Орёл, Орёл! Ты город или птица?
Так многих ты взлететь благословил!
Позволь и мне негромко объясниться
Тебе в надежде, вере и любви.
СИГНАЛЫ
Непрерывно и непременно
Жду сигналы с других планет,
Терракотово-внутривенно
Заливая в себя рассвет.
Сорок водке и мне за сорок,
И пророчит Минздрав: "Хана!".
Из углов выползают морок,
Страх, бессонница, сатана.
Хали-гали и тыры-пыры
Бродят в небе стеной огня.
Строки в сердце пробили дыры
И пронизывают меня...
Непрерывно и непременно
Жду сигналы с других планет,
Терракотово-внутривенно
Заливая в себя рассвет.
АД
Заедая фенозепамом строки,
Хлеща себя капельницей по лицу,
Я вместе с чертями пою в караоке
Какую-то няшную песню Алсу.
О, так выглядит ад,
Теперь я знаю, брат,
Как выглядит ад.
Запусти, док, магнезию мне по вене,
Уколи внутримышечно сибазон.
У меня абстиненция, сбой в системе,
Я уже две недели, как синий слон!
О, так выглядит ад,
Теперь я знаю, брат,
Как выглядит ад.
Даже черти глядят на меня печально:
Мол, нельзя, гражданин, так безмерно жрать
Внутривенноимышечноперорально.
Нам теперь негде ставить на вас печать!
О, так выглядит ад,
Теперь я знаю, брат,
Как выглядит ад.
ЛИЦА
Когда мне грустно, одиноко,
Я открываю томик Блока.
Смотрю в него, затем зеваю
И снова томик закрываю.
Тоскливо, впору лезть на стены,
Вскрывает вечер небу вены.
И я смотрю, как снеговата
Стирает в окнах кровь заката...
Густеет мгла, и стужа злится,
Со стёкол изморози лица
Глядят и мне стихи читают,
Со мною о весне мечтают.
***
А если станет одиноко —
Опять открою томик Блока.
ЛОПНУЛ ЛЕС
Лопнул лес, шумела леска,
Гром горел, гремел гараж,
Ткань сатиновую с треском
Рекс порвал на абордаж.
Растопили изотопы
Ридикюлевый рассвет,
Из Елабуги в Европу
На коне скакал корнет.
VPN
Синеносый кондитер и вождь гиен
Запрещает восход на востоке,
Только солнце встаёт через VPN,
Где обычно, и в те же сроки.
Хоть провайдеры солнца запрет в металл
Закачали, блеснув сноровкой,
Жёлтый карлик всех снова переиграл
Искромётной многоходовкой.
ПЕРЕСМЕХИ
Где-то воет злобная собака
За окном иль на краю земли...
Начитаюсь на ночь Пастернака,
Стану подвывать ей до зари.
Скоро утро из сенной застрехи
Вытащит сверкнувшее ружьё
И закончит смехи-пересмехи —
Бешеную суку-мглу убьёт.
МЫСЛЬ
Хрон конфетный за Европу
Заливает постоянно,
"Нашефсё" по дуроскопу
Замещает Петросяна.
А боярам красть — свобода,
За державу им не больно.
"Нет на вас Отца Народов!"—
Посещает мысль невольно.
ЗВЕРЬ
Он выпивает меня изнутри.
Иногда я коньяк,
чаще грузинские вина,
И о чём-то бессмысленно говорит,
сквозь мои зрачки
взирает на мир невинно.
Зверь!
Порою он курит меня, как "план",
иногда никакой,
но чаще — я ганж отменный.
И, вдыхая меня за стаканом стакан,
идиотскому смеху
вскрывает вены.
Зверь!
По утрам он глядит из меня на свет,
говорит без лукавства
и лишней фальши:
"Из тебя получится бы мог поэт...
Только знай,
я успею сожрать тебя раньше".
Зверь!
43
Потепление. Март. Приговор:
Со́рок три, сорок три, сорок три.
Этот день, будто выстрел в упор,
В календарь, словно в дуло, смотри —
Восемнадцать. Как раненый зверь,
Бейся в грязном снегу и скули.
Барабанит морзянкой капель:
Сорок три. Сорок три. Сорок три.
УТРО
Утро. Солнце лимонным соком
Брызжет в окна, печёт спросонья
Мне глаза. Одеяло-кокон
Сброшу. Крыльями став, ладони
Унесут из ночных кошмаров
В новый день.
Растворясь в заботах,
Полечу я над тротуаром
Сонной бабочкой на работу.
МАТРИЦА
На лабутенах,
в коротких платьицах
по улицам
шастают
каракатицы —
уродливы руки,
уродливы ноги,
каракатицы катятся по дороге.
Сине-жёлтые гольфы
и шляпы-кастрюли —
дурдом,
но лишь синюю съем пилюлю,
свершается чудо,
гром гремит с небосвода,
вижу супермоделей
вместо уродов.
Исчезли кастрюли и каракатицы.
Ведь весь наш мир —
это только матрица.
Съел синюю —
секс,
рок-н-ролл,
свобода,
Съел красную —
снова парад уродов.
И я пессимист лишь по той причине,
что нынче на красной,
а ты?...
СИНИЙ СЛОН
Иногда одряхлевший мой синий слон
Превращается в бабочку махаон,
И летит он в края, где всегда ништяк,
Там, где юность готова взорвать "косяк",
И рекой льётся пиво тайком от мам,
Где все живы ещё, по семнадцать — нам.
А затем, напорхавшись в обрывках сна,
Превращается вновь махаон в слона.
КОСТИ ИЗ БУДУЩЕГО
Герасимов Коля пошёл в гастроном,
Из телика членоголовый с пятном
Проблеял: "Углу́бить, расширить, сломать!"
Союз отлюбили — скрипела кровать.
Пиндосский пират стал отцом нам родным,
А вежливый Вертер захватывал Крым,
"Небратья" Алисы бомбили Донбасс...
И врал Селезнёв: "Защитит ананас".
ЛЕВША
Мрачно висит на осине дня
Сумеречный скелет.
Вечер впечатал стеной огня
В землю кровавый след.
Звёзды сверкают, как сталь штыков,
Ночь ускоряет шаг,
Злобно швыряет из облаков
Месяца бумеранг.
Саблей зари темноту круша,
Над колокольней звезд
По небосводу идёт Левша —
Огненно-светлый крест.
КОРОЛЬ ПОМОЕК
Король помоек, поэт поэтов
Всегда в ударе — зимой и летом.
Бичей питает духовной пищей,
И души их с каждым днём — всё чище.
Пускай пропиты мозги и печень,
Стишки про звёзды, весну и вечность
Жуют без устали нищеброды,
Хмыри вонючие и уроды.
Творит поэт и не спит ночами,
И сам уже от себя кончает.
Ещё чуть-чуть и ещё немного —
И он, глядишь, превратится в бога.
Король помоек, поэт поэтов
Всегда в ударе — зимой и летом.
Бичей питает духовной пищей,
И души их с каждым днём — всё чище.
НОЯБРЬ
С клёна закапала кровь-листва,
Тает берёзы воск.
Солнца расколота голова —
В небо пролился мозг.
Гаснущих сумерек трупный яд
Высинил тело дня.
На горизонте пылает ад,
Грешных к себе маня.
Сумрак, депрессия, холод, смерть
Взрощены ноябрём.
Листьев кровавая круговерть
Шепчет: "Мы все умрём".
ЗАНАВЕС
Разбрызганы мозги по стенам
Давно уже.
Ты слишком часто резал вены
Своей душе.
На стенах мозг переливался,
К земле скользя,
Зачем ты заглянуть пытался,
Куда нельзя?
Закрыли занавес, и в зале
Стих топот ног.
Ты честно выстрелил в финале
Себе в висок.
Разбрызганы мозги по стенам
Давно уже.
Ты слишком часто резал вены
Своей душе.
ВЛАСОВ, РЕЗУН И МАЗЕПА
Власов, Резун и Мазепа
Ночью выходят из склепа,
Бродят по Киеву ратью,
Ищут, кого бы предать им.
Утро. И светлые силы
Вновь их загнали в могилы...
Мерзко воняют из склепа
Власов, Резун и Мазепа.
СЕПАРАТИСТ БУЛЬБА
Смотрю и вижу, как на картине:
Шагает Бульба по Украине,
Глядит навколо, та скажени́е* —
Повсюду янкели и андрии.
В шинках пропита родная вера,
С икон взирает Степан Бандера,
Андрии рвутся в холопы к ляху
И добровольно бредут на плаху.
С презреньем Бульба глядит им в лица,
С плеча снимает свою рушницу,
Андрии прут на него из схронов —
Стреляй, Тарас, не жалей патронов!
* Навколо, та скажение (навколо, та скаженіє), в переводе с украинского языка: вокруг, и приходит в бешенство.
Друг мой, пойми —
Я уже другой.
Плюнь на нелепые слухи.
Напоминает последний запой
Звон комариный в ухе.
Нынче ещё я слегка шальной,
Жизнь моя просрана глупо...
На потолке над моей головой
Алеет фонарь залупой.
Рвать,
если б мог я все время рвать
Душу свою из глотки...
Кто так качает мою кровать —
Неужто, Петров-Водкин?
Сука он, тварь, надо мной бродил
По потолку и стенам....
Я бы давно уже вены вскрыл —
Кровь не течёт по венам.
Треснула напрочь в последний путь
Вздутого черепа амфора.
Коль ты из тех — "типа, жру чуть-чуть" —
Знай, это — не метафора.
Неуловимый кошмарный гад
Жил моих тянет струны.
И нескончаемый мерзкий смрад
Дарит мне мир подлунный.
***
Друг мой, пойми —
Я уже другой.
Плюнь на нелепые слухи.
Напоминает последний запой
Звон комариный в ухе.
СТЕНЫ
А в душе, как всегда, опять
Вакуум.
Срамом жизнь трясёт, словно б..дь,
Раком.
Белый лебедь-любовь чмонит
Гарью.
В небе солнце ползёт, парит
Тварью.
Вот я вновь режу бритвой слов
Вены.
И, как прежде, разбит мой лоб.
--СТЕНЫ--
СУКА-ПОЭЗИЯ
Смотрю в окно, где тьме, словно лезвием,
Брюхо вспорола рассвета змея.
Есть в этом какая-то сука-поэзия.
Но, где в сей поэзии значусь я?
Я харкаю в раковину бленд-а-медом,
Ряжусь в повседневный затёртый мундир.
Сквозь стенку ругаюсь с ублюдком-соседом,
Пропившим мозги, и карманы — до дыр.
Смотрю в окно, где тьме, словно лезвием,
Брюхо вспорола рассвета змея.
Есть в этом какая-то сука-поэзия.
Но, где в сей поэзии значусь я?
ЩЕНОК
Спит на моём пороге
Робкий щенок-тишина.
С облака свесив ноги,
В небе скользит луна.
Мгла по небесной кромке,
Словно приблудный кот,
Шастает,
звёзд обломки
плетью рассвета
бьёт.
ОТКАЗНОЙ МАТЕРИАЛ
Поэт жил глупо и бестолково,
Грешил без малого тридцать лет,
К нему пожаловал участковый —
Мундир, наручники, пистолет.
Привёл беднягу он на опорник —
Дзержинский, Путин, дубинка, герб.
Прочёл пиита дебютный сборник
И попросил оплатить ущерб.
Орал он и, вымогая взятку,
Грозил: "Иначе впаяю срок!"
Лупил по почкам и бил по пяткам,
И подключал переменный ток.
Потом закинул к тюремной швали.
Поэт присел не на ту кровать,
Всю ночь его к потолку бросали
И забывали затем поймать.
К утру все спали, никто не плакал,
Хотя безрадостным был финал.
Дежурный шустро оформил рапорт,
Что арестованный сам упал.
И не оставил пиит в культуре
Следа талантом и новизной.
Слепили быстро в прокуратуре
По факту гибели отказной.
По мотивам повести С. С. Сальникова "Память ангелов".
Сон:
Мексика, предвоенный год.
Я действую быстро и грубо:
вот тебе, Лейба, за наш народ —
в голову,
ледорубом!
Меня переносит в немецкий окоп.
Бью в лоб
саперной лопаткой —
визжит, как свинья, толстый "юбержлоб",
кровь пахнет пьяняще-сладко.
Ну, всё.
Уж сегодня он точно влип,
бью вновь с удвоенной злостью,
и вот его визг переходит в хрип,
хрустят
от удара кости.
Но тут уже дальше кто-то плетёт
сна моего паутину…
Чечня. 95-й год
такую рисует картину:
я связан.
Ножом меня на куски,
оскалившись, режет Ваха.
Смеюсь в лицо.
Боль берет в тиски,
но нет никакого страха.
Сон, словно проектор, листают:
хлоп —
и Ваха стоит на коленях.
Ему хладнокровно стреляю в лоб
без всякого сожаленья...
Мне снится 13-я зима:
оплавленный Киев. Вьюга.
Там братья-славяне сошли с ума
и рвут на куски друг друга.
Проснулся.
Светает.
Спадает жара.
Дождь ночью сегодня шёл.
А на душе так легко с утра …
Всё будет у нас хорошо.
ВСПЫШКА
Снова тонет в огне Земля,
Плавит осень пожаров медь.
Для того жил на свете я,
Чтоб листком на ветру сгореть.
Жизнь — как вспышка в холодной мгле,
Пусть останется лишь зола...
Я, сгорая, отдам Земле,
Хоть чуть-чуть своего тепла.
ВЕНЫ
Вспороты неба вены,
Капает кровь на землю.
Мне не пройти сквозь стены —
Всё так, как есть, приемлю.
Пулей-стихом на части
Лоб-чистый лист расколот,
По раскалённой страсти
Сердце стучит, как молот.
Ветер, то злобно воет,
Бьётся, как птица, в стёкла,
То, как ребенок, ноет...
Кровью душа промокла.
Вспороты неба вены,
Капает кровь на землю.
Мне не пройти сквозь стены —
Всё так, как есть, приемлю.
С ничтожной суетой обжитых мест
Прощаюсь. Ухожу во мрак метели.
Там ждут меня мучения и крест,
А, может, смерть на праведной дуэли.
Но с полдороги ворочусь домой
И засыпаю, мыслию согретый,
Что я пытался, рисковал собой...
Но не судьба быть богом и поэтом.
По мотивам повести В. О. Богомолова "Зося".
Перед глазами — взрывы да воронки,
А в сердце — боль.
Сегодня заполняю похоронки —
Вчера был бой.
И душу бередят воспоминанья
Недавних дней,
Передо мною смерти и страданья
Моих друзей.
И снова мины визгом заглушают
Снарядный вой,
И на нейтралке кровью истекает
Без ног связной.
В глазах — боец, сожжённый огнемётом,
И меркнет свет,
И в памяти встает вся наша рота,
Хоть многих нет.
А скоро будут взрывы да воронки,
И новый бой,
И может быть, заполнят похоронки
На нас с тобой.
Мои мечты покоятся в палате,
Здесь совершенно неуместен торг,
По всем счетам чек предъявил к оплате
Хранитель умерших иллюзий — морг.
Вот дружбы развороченное брюхо,
А рядом — посиневшая любовь...
Смотрю на них, пока хватает духа —
Они мертвы и не вернутся вновь.
А я теперь — патологоанатом
Незрелых, глупых юношеских грёз.
Они смешны — наивен каждый атом.
И я безумно хохочу до слез.
Затем несу все грёзы в крематорий,
Горит их мясо, я вдыхаю вонь,
Я не один, ведь тьму таких историй
И до меня испепелял огонь.
Я выбежал из КПП, а ты
Уже сидел под дулом автомата.
"Всем на колени, вниз смотреть, скоты!"
Упал я рядом, под ноги солдата,
И прошептал: "Не дрейфь, прорвёмся, брат,
Чтоб краснопёрым гадам было пусто!"
Но сапогом нанёс удар солдат,
Круша мне потроха и рёбра с хрустом.
И сразу в спину ткнули автомат.
Собачий лай, удары, всхлипы, стоны...
Так нас неласково встречал штрафбат
Решётками столыпинских вагонов.
2
С рассветом пробудилась вновь земля
И загудела злобно, словно улей.
"В атаку!"— заорал комбат. И я
Рванул вперёд, ругаясь и скуля.
Дышал заградотряд в затылок пулей.
В лицо "МГ" нам полыхал огнём,
От визга мин закладывало уши.
Жизнь стала смертью, ночь смешалась с днём,
Разверзся ад — мы растворялись в нём,
И в небо вырывались наши души...
Но вот уже и вражеский окоп
Эсесовской бригады "Фельдхернхалле".
Лопаткой раскроил я "фрицу" лоб,
Меня душить пытался дюжий жлоб,
Ему прикладом по затылку дали.
Мне в лёгкие вернулся кислород,
И я увидел, захлебнувшись ветром,
Как разъярённый прёт штрафной народ,
И в панике отходит "юберсброд",
И отдаёт траншею метр за метром.
Мир обезумел и лихо пошел на взлёт,
спрятал закрылки и бешено мчится в ад:
раз — и поэзию так унесло вперёд,
что никогда
нам её не вернуть назад.
Раз — и в геенну несутся стада ослов,
Дума, правительство, армия, президент,
инок, на память зубрящий молитвослов,
и не добивший двух лет до двадцатки мент.
Нет парашюта, и выхода тоже нет,
и — никаких перспектив изменить расклад.
В службе спасения только один ответ:
"Служба закрыта, мы все улетели в ад".
Изрезав ноги об осколки сна,
Швырнув рассвета рваные куски,
Уходит ночь. Но юная луна
Вонзила в небо белые клыки.
Я просыпаюсь, сдерживая стон,
Вновь утро на меня идёт войной.
Ах, лучше б вечно полчищем ворон
Ночная мгла кружила надо мной!
"...Простишь ли мне мои метели,
Мой бред, поэзию и мрак?"
Александр Блок
Стол, ручка и бумаги лист —
Ни строчки нет на нём, он — чист.
И, хмур и зол на целый свет,
Скучает за столом поэт.
(Он ждёт, чтоб из другого мира
К нему опять явилась Лира.)
Бурчит под нос: "Слова, слова...
От них кружится голова,
Но разве кто-то вязью строк
Наш мир улучшить в чём-то смог?
Тогда зачем они? К чему?"
И Лира молвила ему:
"Проснись, отбрось остатки сна
И посмотри — когда волна
Врезается в пустынный брег,
Кто направляет этот бег,
Её растит, бурлит, ведёт?
Ужель ты видишь в ней расчёт?!
Так не ищи и в песне цель.
Мрак, бред, поэзия, метель —
Твоя стихия, ты — волна!
Пускай судьба предрешена,
Врезаясь в берег, умереть.
Пока живёшь — ты будешь петь!"
Я чеканю
В асфальтовом небе шаг.
За спиной стаей птиц
Пролетают дни.
В животе тихо
Плещется коньяк.
Волны бьются
О берег печени.
В бурях жизненных
Стал мой взгляд суров.
Помнит мальчик, когда-то
Наивно-милый,
Как за свой разоренный
Крестьянский кров
Прадед красных (и белых)
Сажал на вилы.
Вечер. Город. Бетон.
Руки фонарей
На звезду
Испуганно крестятся.
И швыряют, как прадед,
Но только злей,
Ночь-паскуду
На вилы месяца.
Оттого, что всё так,
И такие вы,
Да и я... И, вообще,
Всё не сладко,
Ночь плевалась
Гнилыми зубами тьмы,
Ей рассвет
Стал ножом под лопатку.
Гаснет звёздами
В небе асфальта шаг.
За спиной стаей птиц
Растворились дни.
В животе тихо
Плещется коньяк.
Волны бьются
О берег печени.
МОЛОКО
Вспорото неба горло —
Кровь разлилась закатом.
Солнце уходит гордо
За облака-заплаты.
Сумерки бьются в муках,
Чтоб разродиться ночью.
Выпростав к звёздам руку,
Месяц рвёт небо в клочья.
Быстро и беспощадно,
Тщетным мольбам не внемля,
Чёрный и непроглядный
Мрак поглощает Землю.
***
Тьма отступает снова.
За облаками где-то,
Поит заря-корова
Мир молоком рассвета.
МОЛОКО
Ой да,
Ясная звезда
Кочевала в небесах, в небесах.
Ой да,
Ноченька плывёт,
Словно лодочку несёт —
Дует ветер в паруса, в паруса!
Ночь с рассветом говорят,
Да всё спорят нелегко, нелегко.
И над миром льёт заря,
Плещет алая заря,
Разливает молоко,
Молоко.
Тает юная луна,
Рассыпается она
На серебряный да звёздный песок.
По земле идёт весна,
Подпоясана она —
Из зелёных трав её
Поясок.
Ой да,
Ясная звезда
Кочевала в небесах, в небесах.
Ой да,
Ноченька плывёт,
Словно лодочку несёт —
Дует ветер в паруса, в паруса!
Ночь с рассветом говорят,
Да всё спорят нелегко, нелегко.
И над миром льёт заря,
Плещет алая заря,
Разливает молоко,
Молоко.
Сгустилась ночь, зловещая до жути,
На облаке спит месяц, в стельку пьян,
В Кремле горит окно — наверно, Путин
Очередной придумывает план.
Зевает мгла — устала от рутины,
В открытом рту и сыро, и темно,
Валяется на стройке Буратино,
Бревно — оно и в Африке бревно.
Вонючий старый бомж храпит в подвале,
В перинах, развалившись, дрыхнет мэр.
Студент Витольд вдувает бодро Гале,
И плачет пьяный милиционер.
Чу?! Кто башкой колотится о стенку?
В какой недостране недоцарёк?
Здесь угадать несложно — Порошенко.
Преследует его пушной зверёк.
Приснилась всем ослам опять морковка,
И тьма наводит тени на плетень —
Такая непростая обстановка,
Когда же, наконец, настанет день?
2016