Говоришь, что все наместники - ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.
И. Бродский, Письма римскому другу.
Но сколько, сколько можно выбирать промежду кровопийцей и ворюгой?!
И. Зеленцов, Письма n-скому другу.
Утро. Непогода. Понедельник.
Снова мысли движутся по кругу.
Каждый новоявленный бездельник
Пишет в Рим неведомому другу
Письма, безупречные по стилю...
Почта ставит штемпель на конверте.
Как жестоко боги пошутили,
Наградив Империю бессмертьем!
Впрочем, что-то изменилось в этом мире.
Что-то новое в знакомом антураже.
Раньше было дважды два - четыре,
А теперь - извольте как прикажут.
Нет прочнее брака по расчету.
Тот не пьёт хитрец, что варит зелье.
Каждый праздник в кабаке у патриотов
Вызывает лютое похмелье.
Чем лечить смертельные недуги?
И куда податься на распутье?
Нынче кровопийцы и ворюги
Очень ловко совмещают эти сути.
Постарела, потемнела, похудела...
Брось, гетера, прежние мытарства:
Это раньше торговали только телом,
А теперь торгуют государством.
Море потемнело и остыло.
Осень. В парке холодно и сыро.
Варвары без всякого Аттилы
Скоро овладеют Третьим Римом.
Тихо вянут красные гвоздики.
Груда неоконченных записок.
Коммунальные работники-таджики
Пилят тополя и кипарисы.
В груди засело спицей –
И я признать готов:
Мне выпало родиться
Не в лучшем из миров,
А там, где вечный Кто-то
Нас всех видал в гробу,
И точкою отсчёта
Избрал – твою судьбу.
И видно, был в ударе,
Дерзая и творя
По паре каждой твари –
И, в общем-то, не зря,
Пустил в полёт однажды
За Солнцем горсть планет…
А мы, любой и каждый
Вписавшийся в сюжет,
В итоговую смету,
В несчитанном числе,
Случившиеся где-то
Когда-то на Земле –
Ворчим порой для вида,
Но только всей толпой
За каждый вдох и выдох
В долгу перед тобой.
Утро зовёт и шаманит,
Синеет в окне...
Снова на Север потянет,
Как птиц, по весне,
К вечным пейзажам
От тяжкого зимнего сна...
Может быть там мне расскажут -
Какого рожна
Жил против правил,
И вместо "синицы в руках" -
Душу оставил
В глухих приполярных лесах -
Только на карте пометку
Черкнув, без труда -
Словно монетку -
Чтоб снова вернуться сюда...
К ветру с востока,
Что рвёт облака на куски...
К тихим истокам
Знакомой таёжной реки.
Заводи прячет под кружевом
Утренний лёд...
И безоружным
Оставит и в путь позовёт
К дальним излучинам... кто же?
Поди разберись -
С кем нам итожить
Придётся беспечную жизнь?
Кто сосчитает
За нами земные труды?...
Кто-то меня ожидает
У кромки воды,
Между карельских берёз
И замшелых камней?
Может, Христос?
Может быть, Асмодей?...
Может быть - только
случайно на старой сосне
Вздрогнут иголки
В холодной пустой тишине...
Предрассветные окна
Тронут лёгкою мглой
Спящей девочки локон,
Что вернулась домой -
Непонятный, минутный
Отдав долг тишине,
Задремала под утро,
Улыбаясь во сне.
И не надо смеяться!
Я скажу, кто она...
Этой девочке снятся
Наши судьбы - ни дна,
Ни покрышки, ни слова
В оправданье - ну что ж!
Пропадать - значит снова
Ни за ломаный грош.
Сколько б сил ни потратив,
Как тепло ни храня -
Мы ей снимся, приятель! -
Вот какая фигня...
И как будто на ощупь
Шаг на скользкий карниз...
Пусть ей снится подольше
Наша странная жизнь -
Что контузит и ранит,
И сбивает нас влёт...
Не однажды обманет,
Но однажды спасёт.
Пусть ей снится, что нужен
Ты на свете слегка...
Наша скромная служба
От звонка до звонка.
Снятся наши прогулки -
На пол-шага за край...
Остановка, и гулкий
Полуночный трамвай,
Как друзья в неудаче
Подставляют плечо,
Как пивные нас прячут
От невзгод, и ещё -
Что сама она между
Нами век прожила...
Снятся наши надежды,
Снятся наши дела.
Пусть кто ищет - обрящет,
Не один так другой.
Пусть ей снится почаще
Кто-то рядом со мной...
Точно так же, возможно,
К смертной казни готов -
Он такой же заложник
Чьих-то мыслей и снов.
Стой! не стоит прощаться!
Исчезать - не спеши!...
Скольким девочкам снятся
Наши судьбы - скажи!
Сколько жизней шальных
У такой на плечах?...
И у каждой из них
Мы вовек в должниках.
И несчитано вроде
Нам подарено лет...
Но однажды приходит
Всемогущий рассвет.
Мир окинувши взором:
"О мгновенье, постой!..."
Этот утренний город,
Этот краткий покой...
Солнце - будто на крыльях...
Ты простил и прощён...
И сдувает будильник
Затянувшийся сон.
Жара и сушь. Весь мир - моря песка...
Песок хоронит знанья, храмы, троны,
В песок уходят царства, фараоны...
Слова и судьбы. Годы и века.
Крестьяне и рабы - невысока
Была цена: всё кануло из виду
Во мгле времён... но держат пирамиды
Песчаных дюн несметные войска.
Пустыня будто плавится вдали...
Мы брошены в великое молчанье,
И, вырезан из ткани мирозданья,
Над бездною парит клочок земли...
Давно следы людские замели
Горячие ветра - дыханье Сета…
Песчинкой в небо падает планета -
И жертвы ждёт и дышит пустота…
И горизонт - последняя черта,
А там, за ним - щербатые ступени,
Ведущие в Долину Смертной Тени -
Жестокие, безводные места,
Куда спуститься, душу укрепя,
Тебе придётся в поисках рассвета,
И как на зуб фальшивую монету
Которая попробует тебя.
И сброшена земная мишура,
Давным-давно отставлены кумиры…
Часы идут - и вот над бренным миром
Ударом гонга падает: «Пора!»
И гаснет день, как отблески костра,
В полёт сорвётся сонм теней крылатых...
Свою ладью причаливает Ра
В последний раз к последнему закату.
В тот год, когда дожди
Пойдут косить всерьёз,
И снова впереди
Нерадостный прогноз -
Найдётся человек
В любой из многих вер,
Кто выстроит ковчег
Из дерева гофер.
Пойдет и соберёт
Со всех земных концов
По паре - всякий скот,
Святых и подлецов.
Пусть каждому своё,
Пусть мир пустился вплавь...
Когда отнимешь всё,
Прошу тебя - оставь,
Божественная рать,
Мне, так тому и быть -
Не право выбирать,
А право не судить.
Словно Господу челобитье –
Наша летопись прожитых дней.
Здесь сплетаются в узел событья,
Чтобы дать продолжение ей.
Не чернилами – кровью напишет
Мемуары свои голытьба.
Здесь извечною правдою дышат
Наша Родина, наша судьба.
Переулки московских окраин! –
Вы полжизни пешком шли за мной;
Насылали свирепые стаи
Беспощадных метелей зимой.
Летом – прятались в пыльную зелень
В полумраке вечерних часов,
По задворкам в засаде сидели
В ожидании наших шагов –
Чтобы вдруг, все отбросив сомненья,
Точно в узел две жизни связав,
Вырвать силою наше решенье,
На раздумья минуты не дав.
Протянулись вперёд – лет на триста,
И не знают, что лист разграфлён –
Что прижизненно поданы в списки
Ставших былью бессмертных имён.
Глоток
Воды. Включаешь телефон,
И холодок
Сдувает поздний сон.
И за окном
Всё вроде, как вчера –
Вверх дном
Россия… Впрочем, нам пора.
Выходим из дому –
Направо и вперёд.
Знакомый издавна
Предзимний гололёд.
И снег летит –
Пока едва-едва…
Зима спешит
Вступить в свои права.
Безликие
Осенние пальто…
Мы все – великий,
Сказочный Никто.
Во власть приходит
Чёрный
Человек.
Задёрнет
Перекрёстки первый снег.
И улицы
Угрюмы и пусты,
Ссутулятся
Деревья и кусты,
А нам – изъяны
Прятать в уголки,
В карманы,
В рукава, в воротники.
Вниз по Вавилова
Бежит, стучит трамвай –
И всё, что было,
Хлынет через край.
Пощады
Не дают кондуктора –
Посланцы Ада –
Воля им с утра,
И тесно
Здесь, как грешникам в котле:
Другого места
Нет вам на Земле!
От них черно,
Пусть там они – битком!
Мы от метро –
Пешком, полубегом
В неверную,
Слепую карусель,
Сквозь первую
Осеннюю метель –
Во двор и в неизвестность –
Ни гу-гу!
Окрестности
Попрятались в снегу
И сгинули,
И дальше – пустота:
Покинули
Знакомые места
Дома – и без оглядки
В снегопад…
Играют в прятки
Сколько зим подряд?
Мелькнув под дверью –
Спутав ночь и день –
Спугнёт толпу деревьев
Чья-то тень.
Сегодня, верно,
Дни их сочтены:
Шпалеры, скверы –
Больше не нужны –
И дрогнули,
И канули во мгле,
Забыв про корни
В вымерзшей земле –
Долою с глаз,
И скрип ветвей затих,
И оставляют нас
Совсем одних –
Блуждать во тьме,
Где каждый – сам не свой,
Наедине
С пространством и судьбой...
Снежинки пляшут.
Ёкает в груди,
И в этой каше
Где-то впереди
С размаху брошен
В их полуполёт
Такой же
Невесомый пешеход –
Косой чертою,
Крестиком вдали,
Порою
Отрываясь от Земли.
Скажи, зачем ты здесь?
Зачем живёшь,
И снова – ровно в шесть
Утра встаёшь?
Куда всю жизнь –
Дорожкою кривой?...
Прохожий, обернись –
Кто ты такой?
И что теперь
Ты ищешь, как во сне –
Какую дверь
В кромешной белизне?...
Слыви
Хоть бесом:
Нам не надо в рай…
Пожалуйста, живи,
Не умирай!
Не исчезай,
Не прячься там, вдали –
Играй
Ва-банк… Но мы уже пришли.
Пришли, нашлись. С разбегу –
В вестибюль,
И прячемся от снега,
Как от пуль,
Пальто и маски
В очередь сдаём –
И в зал войдём с опаской –
И начнём
Ещё одну неделю…
А затем
В Отделе
Нерешаемых Проблем
Отключат хаб,
Отрубят Интернет –
И нас завлаб
Потащит в кабинет,
В божественном наитии
С утра,
С открытием
На кончике пера.
И чертит мелом
Отставной кумир –
Опять как переделать
Этот мир –
Слегка, помалу
Сдвинуть центр масс…
И всё начать сначала
В энный раз.
...Какое, милые, у нас
Тысячелетье на дворе?
Б. Пастернак
...И раньше – я бы не задумался,
Теперь же – голова закружится,
Когда стоит во всеоружии
Вопрос: «Кому твой выбор нужен?»
* * *
Писать стихи когда-то – чуть
Не счёл своей судьбою...
Сегодня я от них очнусь,
Как от запоя.
Ох, этот творческий задор! –
Кому он нужен?
...Скажите, сколько лет с тех пор
Прошло снаружи?
Обидно, право, что ни дня
Я не заметил,
Но знаю: мир простит меня,
И вновь приветит.
И я узнаю каждый дом
И каждый камень,
Знакомый город за окном –
Немая память
О всей своей былой красе –
Свежо преданье!...
Узнаю всех своих друзей
По их молчанью.
Узнаю, что весна ждала,
Какой погоды –
Немного солнца и тепла,
Чуть-чуть свободы...
И, как оружие, клюку
Возьму, и снова
Пойду к печатному ларьку
На Хлобыстова.
Открою выпуски газет,
Законов своды,
Увижу, как менялся свет
За эти годы.
Увижу, что мы берегли
И чем мы жили,
Что осквернили, что сожгли,
И что забыли.
Кто жив, а кто живьём зарыт
В могильной яме,
Какая роль мне предстоит
В грядущей драме?
И выбор мой – за всех людей,
Согласно чину:
Как жить – свидетелем смертей,
Или причиной?
Я Богу благодарен
За каждый лишний день:
Бежишь к метро в угаре
Дорог и площадей.
Повсюду тьма народу –
Пройти едва-едва!…
Без этих пешеходов
Куда бы ты, Москва?
Торопится весь город:
У всех – свои дела,
Свои друзья и споры,
И место у стола.
Идёшь Нескучным садом,
По Третьему Кольцу –
Весь мир тебе награда,
Весь мир тебе к лицу.
Звенят, гремят трамваи,
Направо – копры бьют,
Стучат, вгоняют сваи
В тугой московский грунт.
Долой твои заботы!
Ты – наш, когда, пыля,
Вокруг кипит работа
И строится Земля.
В конце тоннеля нам не светит.
И улыбаться всё трудней,
Когда гудит осенний ветер,
И вечер – сходбище теней.
Мигает свет, а там, за дверью,
Кругом как призраки, в ночи,
Скрипя, шатаются деревья,
Набросив чёрные плащи.
Но первый снег – известный лекарь,
И наконец зима дала
Острастку чёрным человекам
Свои обстряпывать дела –
Шуршать, нашёптывать, втираться,
И, сплетни связывая в сеть,
Входить в дома, и не стесняться
Смотреть в глаза, и не краснеть.
Сужать круги, идти по следу…
А после, путая следы –
Пожать посеянные беды
И сгинуть в лапах темноты.
И ночь – пускай ни зги не видно –
Как белый бинт, белым-бела…
И нам, быть может, станет стыдно
За наши чёрные дела.
В пейзаже – ни соринки,
Когда, не торопясь,
С утра плетут снежинки
Неряшливую бязь,
Прошитую негусто –
Пошла за узелком –
Цветною нитью чувства,
Простым людским теплом.
Шаги неспешной были
Хрустят под Новый год,
И все вокруг забыли,
Что дел невпроворот.
И ряд недель холодных
Позёмкою прошит:
Зима пришла надолго,
И тоже не спешит –
Когда неторопливо,
Расталкивая снег,
Идёт себе счастливый
Несчастный человек.
В зубах катая спичку –
Решенье всех проблем!
Сутулясь по привычке –
Пойди пойми, зачем?
Неси, приятель, бремя,
И боль свою топи.
Когда в чужое время
Родился – так терпи!
А если дело плохо –
Так вот тебе взамен
Великая эпоха –
Эпоха перемен.
Но с нами ли, без нас ли,
Приняв суму, тюрьму –
Он снова будет счастлив –
Всего лишь потому,
Что весь он был просеян
Сквозь жизни решето,
Что сросся кожей всею
Со всеми нами, что
В земную нашу волость,
Где бедствовать пришлось,
Его звенящий голос
По шляпку вбит, как гвоздь.
Событья, люди, числа –
Сегодня. Здесь. Сейчас…
И мир вокруг немыслим
Без каждого из нас.
Зима как на картинке –
Толпой в ненастной мгле
Торопятся снежинки –
И люди на Земле.
Их так несметно много,
И как бы это им:
«Кончай судить другого –
И будешь не судим»?
Чтоб где-то между прочим,
За общим бы столом,
И как-нибудь попроще –
Об очень непростом.
Но сколько слов ни скажешь –
Всё как-то невпопад:
Прицелишься – промажешь! –
И будет снегопад,
Свалившийся не к сроку,
Когда в душе темно,
Как будто ненароком
Подглядывать в окно.
Там лица – как из воска,
Хоть ранних нет седин…
Давай, Судья Светковский,
Сегодня посидим.
Давай, Судья Светковский –
Ну как же так, зачем? –
Замнём с тобой неловкость
Бутылочкой ноль-семь.
Свои не станем в доску –
Но я нарежусь в хлам:
«Бросай, Судья Светковский
Ходить по кабакам!
Хорош неволить сердце,
Завязывай бренчать!
Где там твой чёртов Перстень,
Где Меч и где Печать?
Зови меня к ответу –
Присяжные не ждут! –
И над моей планетой
Верши свой правый суд».
И, пьян и безоружен,
Готов ли я, Судья,
Узнать – что там, снаружи
Земного бытия?
…Судья посмотрит строго,
Собравшись уходить,
И скажет: «Ради Бога!
Не надо больше пить».
В этом варианте стихотворение навеяно второй частью (точнее, маленьким её кусочком) трилогии "Я, Хобо" Сергея Жарковского. Соответственно, Судья Светковский - один из персонажей. Судьи (только не спрашивайте, кого они судят!) обладают властью над пространством и, похоже, временем. Печать, перстень и мечи - судейские атрибуты, дающие им эту власть. Присяжные - мертвецы (только они не лежат в гробах, потому что "посмертно активны"). Раздел Жарковского в библиотеке Мошкова - http://fan.lib.ru/z/zharkowskij_s/
Зима как на картинке –
Толпой в ненастной мгле
Торопятся снежинки –
И люди на Земле.
Их так несметно много,
И как бы это им:
«Кончай судить другого –
И будешь не судим»?
Чтоб где-то между прочим,
За общим бы столом,
И как-нибудь попроще –
Об очень непростом.
Но сколько слов ни скажешь –
Всё как-то невпопад:
Прицелишься – промажешь! –
И будет снегопад,
Свалившийся не к сроку,
Когда в душе темно,
Как будто ненароком
Подглядывать в окно.
Подмигивать скабрезно:
Мол, нас не обмануть! –
И гонит из подъезда –
Чтоб хоть куда-нибудь.
И кто-то смотрит в спину –
Глазами чужака…
Сегодня, чтобы сгинуть,
Довольно пустяка –
Всего лишь с лёгким треском
Движением руки
Отдёрнув занавеску
Дымящейся пурги,
Чуть-чуть зайдя поглубже,
Шагами ночь деля,
Окажешься снаружи
Земного бытия.
Тучи убегают толпою,
Ловит солнце каждой каплей Земля,
И густой горько-сладкой смолою
Пахнут мокрые тополя –
Дышат в первый раз полной грудью,
Шелестят посвежевшей листвой,
И под дождь выбегают люди –
В синий омут над головой,
Словно птицы, и каждый тонет
В синеве – там, где больно глазам –
Каплям подставляют ладони,
Лица – падающим небесам.
И свои костлявые мощи
Промочила старуха-Смерть…
Вот и кончилась жизнь на ощупь –
И настало время прозреть.
Без оглядки, без креста, без опаски
Выскочить под дождь без зонта;
Жизнь мудра, жизнь чертовски прекрасна,
И непостижимо-проста.
Свет в ладонях и в глазах – да, я вижу!
И всё явственней в сердце стучит:
Возлюби своего ближнего,
Каждый каждого да простит!
Мой друг, не тревожься: живём, как жили –
Чужие в своей стране.
Здесь деньги – в чести, оружие – в силе,
А дружба – давно не в цене.
И всё, как обычно, и правят миром –
Дождались своей звезды! –
Знакомые лица, обросшие жиром,
Похожие на зады.
А те, что помельче, ни йоты не знача,
В лакеях до лучших времён –
Как камень, за пазуху ненависть прячут,
И с нею идут на поклон…
Но я обхожу министерские двери
(Полжизни о них говорим!),
Чтоб вдруг ненароком им всем не поверить,
Чтоб быть непричастным к ним –
Сытый новый век. Не борись с ним.
Слов не трать напрасно. Молчи.
Не мечи перед свиньями бисер,
И ножей на них не точи.
«Ты что замыслил?» –
Шум и кутерьма.
«Пишите письма! –
Буду вам весьма
Признателен…» –
Почти что не обман! –
Старательно
Пакуя чемодан,
И на примете
Адрес деловой –
Земля. Нью-Йорк, Манхэттен –
Боже мой!
И снова
Я – на N-ской авеню…
Хоть два-три слова! –
Вечному огню…
И память – в дырах.
Только – долгий взгляд
В последний, мирный –
Гаснущий закат…
Прозрачно небо.
Первая звезда
Из ширпотреба
Брошена с моста
В зенит –
И отражается в воде,
И мост звенит
На страшной высоте –
Качается…
Прохожие снуют.
Встречаются,
Надеются и ждут.
Вдогонку –
«Эй! как звать Вас – величать?!» –
И звонкий
Смех –
И хочется кричать,
Вон тот ларёк поджечь,
Витрины бить…
Кого-нибудь –
Сберечь,
Предупредить!
Они не слышат:
Вечный шум и гам…
Живут и дышат,
Едут по делам.
И с вами – где-то
Встретил на беду! –
Одну планету
И одну судьбу
Деля, хлеб-соль
Преламываю я,
И ваша боль –
Давным-давно моя.
И путь размечен,
Вычерчен, учтён –
И этот вечер
Тоже обречён,
И выжжена
Душа, и ночь близка…
И кто-то выживет –
Но не наверняка.
И будущее
Косится на нас
Из обречённых
Скорбных
Чёрных
Глаз.
...Каменный град, раскаленные металлические конструкции и горящие обломки, обрушившиеся на «Сферу» в день террористической атаки, чудом не погубили её полностью. Помятая, разбитая, искалеченная скульптура была извлечена из-под завалов и перемещена в расположенный неподалеку Бэттери-парк, где сейчас стоит в том виде, в каком была найдена – как памятник тем, кто погиб в результате террористического нападения на наш город и нашу страну…
Ровно через год после трагедии, 11 сентября 2002 года, «Сфера» была официально объявлена временным мемориалом жертвам террористической атаки, и в парке был зажжён вечный огонь.
Борис РУБИН
NRS.com
Подумать только: да, мы жили! –
За жизнь втридорога платили,
Бывало, вместе пиво пили,
Слегка нагуливали жир…
В Нескучный сад гулять ходили,
Одну на всех судьбу делили –
И наш невыдуманный мир,
Что нам попортил столько крови –
Но что поделать? – «S’est la vie!» –
Не зря он вечно наготове –
Нас ловит за руку – на слове,
На объяснении в любви.
А сам – известный старый склочник! –
В ответ объявит нам войну –
Испытывает нас на прочность,
Отыскивает слабину.
Нас всех подряд в мерзавцы прочит,
В ответ на зло добра не хочет…
Опять Шемякин суд хлопочет –
Что б нам ещё вменить в вину?
И в оборот берёт всё круче,
И тяжкий выбор будет мучить –
И надо ввязываться в спор.
И тут пойди придумай лучше,
Как вновь идти наперекор,
За хвост ловить счастливый случай? –
Ему плевать на нашу участь! –
И огнедышащие тучи
Приходят с Воробьёвых гор.
И небо – жёлто-неземное,
И кем-то впаяны в пустое,
Приговорённое, немое
Мгновение предгрозовое
Антенн застывшие кресты
Над всею старою Москвою,
И веет пыльною жарою,
И между небом и рекою
В полёте замерли мосты.
Но слышишь? – первых капель стайка…
Неосторожная хозяйка
Спешит скорей закрыть окно:
С размаху ветер рамой стукнет,
Вот-вот, разверзшись, небо рухнет,
И что-то будет, и на кухне
Тревожно и полутемно.
…И дом шатнётся от удара,
Пойдёт скрипеть паркетом старым –
Как шхуна в бурю, ляжет в крен.
Туда, сюда, как будто пьяный,
И вслед, прорвав посты охраны,
Рубеж дверей, препоны стен –
Войдёт непрошенный, незваный,
Густой, холодный, окаянный
Сквозняк грядущих перемен.
Прохватит грудь сухим ознобом,
Продует старые трущобы,
Пятиэтажки, небоскрёбы,
И небо – сплошь черным-черно…
Куда бежать, куда деваться,
От блеска молний где спасаться? –
В подвал? в убежище? в метро?
Когда-нибудь врасплох застанет –
А говорили: «Дребедень!» –
И обнадёжит, и обманет,
И только вдруг – навылет ранит,
И для кого-то судным станет
Обычный душный летний день –
Когда разбойничьей эскадрой
Гроза осадит Третий Рим.
В стволы закатывают ядра,
Чтоб нас швырнуть в огонь и дым.
И все бойницы на примете,
И где взять пороху – ответить?
И тучи строем взяв под ветер,
Ударят залпом бортовым –
Прямой наводкой – по балконам,
Жильцов разгонят по углам –
По нашим ветхим бастионам –
Квартирам, лестницам, притонам,
Пивным, гостиницам, дворам,
По государственным конторам,
Ларькам, подъездам, рынкам, норам,
Бульварам, скверам, чердакам –
По постсоветскому пространству,
Мещанству, скаредности, пьянству,
Чиновничьему злому чванству
Гнилых отборнейших кровей,
Мздоимству, лести, горлопанству –
И тут попробуй, уцелей.
Но мы судьбе в глаза глядели,
Чужих поблажек не хотели,
Спокойно шли под град шрапнели,
Сквозь ураганную пальбу:
Пусть нам ошибок не прощали…
Ну что ж – мы сами выбирали
Планету, время и судьбу.
Пускай сгниём, исчезнем, сгинем –
Назло кликушам не покинем
Свою последнюю твердыню
На предпоследнем этаже.
Давно пора смирить гордыню…
Да поздно, кажется, уже –
В прицелах демонов крылатых…
Ну что ж – последние солдаты
На обречённом рубеже.
Давайте, видимо, прощаться:
Какая в окна льётся тьма!...
Но стойте: рано расставаться –
И так весь мир сошёл с ума!
Гостям придётся задержаться,
Когда такая кутерьма
По крышам бьёт картечью града –
Садимся в долгую осаду,
Который час считаем кряду
Разряды молний шаровых…
Хозяин, брось чесать затылок:
Ну что поделать – шесть бутылок
И два зонта на шестерых.
И вот – как будто в амбразуры,
Поверх трагедий, в шесть прищуров
Посматриваем на разгром –
И пьём, как встарь, холодный рислинг,
И я без вас, друзья, немыслим –
И пусть за первым же углом
Откроет вечный мрачный гений
Очередное представленье –
Предвестьем смут и преступлений
Нас не застать уже врасплох:
Ну что поделать с нашей ленью?
Мы столько видели падений
Таких незыблемых эпох.
Плевать – хоть завтра по сюжету
Пускай потребуют к ответу –
По делу или по навету,
Да только – всех долою с глаз! –
За нашу вечную беспечность,
А нам оправдываться нечем,
И грозы над Замоскворечьем
Ворчат и сердятся на нас –
За наши старые проделки,
За все пивные посиделки,
За все разбитые тарелки –
И как не лень по пустякам!
Самих себя уже не слышат,
Стреляют молниями в крыши –
Вот-вот исполнят кару, свыше
Давно назначенную нам.
И в том огне не сыщешь брода…
Но оглядись по сторонам –
Не зря по краю небосвода
Кругом торчат громоотводы…
Стихает ветер, и природа
Не верит собственным глазам.
Пойди пойми их – что случилось?
Да только сменит гнев на милость –
Мол, не доказана вина! –
Дождём омытое пространство –
В божественном непостоянстве…
И глядя в небо из окна –
О, сколь отходчиво изменчив
Характер жгуче-грозовой! –
То рай, то ад нам был обещан:
Точь-в-точь узнаем – наших женщин –
Всех тех, которые собой
Пополнят списки обречённых –
Антуанетты, и Мадонны…
И наши матери – и жёны,
Назначенные нам судьбой.
Любовь не станет ждать без дела –
Выцеливает нас умело:
Ей что ни лоб, то крестик мелом –
Ну никакого нет житья!
И мир напуган и встревожен,
Но ей противиться не может,
И ощутима всею кожей
Вся предрешённость бытия.
Быть может – нашего паденья,
Быть может, мы – всего лишь тени…
Но тут раздастся трель звонка –
И ты уже бежишь в смятенье
За незаслуженным прощеньем –
И как надежда на спасенье,
За дверью – хруст дождевика.
Принять от вас – огнём крещенье.
Сгорят невнятные сомненья,
И только б надо не забыть –
Не список наших прегрешений…
А встать пред вами на колени,
И на коленях попросить –
Нет, не любить нас – вот такими –
Всю жизнь далёкими, чужими…
А лишь немного потерпеть –
Чтоб хоть молитвами моими
Остаться вечно молодыми –
И молодыми овдоветь.
Полным-полно такого вздора! –
Раздоры, сплетни, свары, ссоры,
Несправедливые укоры…
Всё это будет, а пока –
За нашим тихим разговором
Вернётся солнце, и на город
Прищурится издалека.
И древний лёд ломая в сердце,
По нашим улицам прочертит
Вечерний строй теней вчерне.
Как сразу небо станет выше,
И в нём – антенны, птицы, крыши…
И – навсегда, по всей стране
Пусть грозы молнии роняют,
Из края в край дожди шагают,
Всю грязь и пыль в кювет сметают
И все дороги топят вмиг –
И туфли девушки теряют,
Спеша по лужам, напрямик.
Земля моя! О нашем споре
Забудем, как о тяжкой хвори:
Родная, ты во всём права! –
Когда под вечер на просторе
О подоконник, словно море,
Шумит промокшая листва.
Друзья! – магистры! книгочеи!
Шуты! бессмертные Кащеи!
Долой на воздух из квартир! –
Уж раз вино не одолело –
И улыбаться неумело,
И ты, невыдуманный мир –
Что причинил нам столько боли,
Был вечно нами недоволен –
Судьбу на помощь не зови:
Ты больше, как и мы, не волен
Назначенной избегнуть доли
И не принять моей любви.
Июнь 2003 - апрель 2007
Уходит – по своим законам –
Из жизни прожитый кусок.
Обманчив и стеклянно-тонок
Моей реальности ледок.
Придуманные тёмной далью,
Оглядываемся вокруг:
Выходим – бросовой деталью
Из чьих-то неумелых рук.
Под тесной маской безразличья
Земля – как будто мне под стать! –
Не справившись с косноязычьем,
Уже берётся за тетрадь.
И начинает с середины,
С пяти или шести часов,
Когда бегут по магазинам,
И вечно не хватает слов.
Страницы, не щадя, листает –
На изумлённых горожан
Свои надежды возлагает,
Замахиваясь на роман.
Как прежде, испугавшись ночи,
На пьяный бунт поднимет голь,
Ей в демоны кого-то прочит,
И постепенно вводит в роль.
И зримой ясности предметы
Рисует на сто вёрст окрест –
И вдруг к готовому сюжету
Теряет всякий интерес.
Столетия в архивах роясь,
Глотает пыль – и где ей взять
Терпения закончить повесть,
Или всё заново начать?
С никем не узнанного места,
Ab ovo, с чистого листа –
Из нового заквасить теста
Своих людей по их постам.
Потом – вымарывай наотмашь,
Построчно – каждого из нас:
«Всё сказано, и жребий – вот ваш»,
И я отвечу: «В добрый час».
Но ты свой замысел ни разу
Не доводила до конца,
И мы теряем нить рассказа –
Всю жизнь от первого лица.
Мы куда-то спешим, мы живём кое-как, мимоходом.
Нас спасают от смерти привычка, судьба и врачи...
Словно в чёрную воду, роняем прошедшие годы,
И один от другого – попробуй, возьми, отличи.
И чем дальше, тем хуже – нам некогда даже влюбиться:
Поважнее дела нам распишут всю жизнь по часам.
Наше время меня подхватило, как хищная птица,
И несёт на съедение жадным, крикливым птенцам...
Брось добычу свою, отпусти, разожми свои когти:
Я не твой, я рождён раньше срока на чёртову тысячу лет!
Клювом – в темя, и вниз, и вверху – затихающий клёкот,
Ветер бьёт по лицу, и в глазах кувыркается свет.
Кто не хочет смотреть, кто брезглив – ничего, отвернутся!
А по мне – так пускай: лучше острые камни внизу...
В этом долгом падении, кажется, можно проснуться
И прозреть, и воскреснуть, и весь мир удержать на весу.
…Снова я живу среди людей.
Вот опять повысили зарплату…
Только год от года всё сильней
Красное смещение заката.
Всею жизнью – чёрт возьми, измерь! –
Самая надёжная из практик! –
Силу расставаний и измен…
Скорость разбегания галактик.
И ответишь – «быть или не быть» –
Средь вопросов вымученно-пресных.
В вечном уравнении судьбы
Ты и я – два новых неизвестных.
Нынче утро хрупкое, как стекло.
Окна открыты, выстужена квартира…
В эту странную осень – как меня занесло?
Как мне быть с этим миром?
Для его красоты не найдётся слов,
И ещё не придумали словам замены.
Но сегодня с ним расплатиться я готов –
Я сегодня всему, наконец, узнаю цену.
Это солнце осеннее нынче почём?
Иней на траве, ласково-серебристый?
…Выйду в парк, подмету плащом
С сонных аллей жёлтые листья.
Вся цена – пустяки! – легче, чем грош отдать –
Всё, что было, забыть, с самым родным проститься,
Всё, что любил, всё, чем жил, потерять –
Чтобы опять в эту жизнь влюбиться.
Мне улыбаются ряды берёз,
Ивы берут меня на заметку.
Отвожу от лица, словно прядь волос,
Рыжую ветку.
Скоро кончится солнце, скоро ветра придут:
Близится зима татарским набегом…
Некуда деваться, деревья ждут
Тёмных вечеров, ждут мороза, снега.
Но не вечны беды, и сегодня мы все могли б,
Выйдя во двор, услышать, как по секрету
Несколько старых столетних лип
Нам обещают дожить до лета.
Не зная расстояний,
И, может быть, любя,
Я не прошу признанья,
А просто – для тебя
Ручьи, кусты, овраги,
Весь текст лесов и вод
Оттисну на бумаге
И вклею в переплёт.
В твоей высокой власти
Держать весь мир в руках –
Кроить его на части,
Черкая на полях.
Отвлекшись на минутку,
Смотреть со стороны...
А мы в своих поступках
Отныне не вольны.
От линии сюжета
Шаг в сторону – побег!
В упор – из пистолета,
И кровь – в холодный снег.
И кто-то этой краски
Нисколько не жалел,
И тратил без опаски,
И делал, что хотел.
Мы тоже не жалели –
И всю отдать могли,
Считая в самом деле
За счастье всей Земли
Идти по ней гурьбою,
И жить в её умах,
В одной стране с тобою
И на твоих глазах.
Как роса на ветру, в нашем мире
Пропадает нечаянный след
Войн, народов, царей и кумиров,
И красивых, лживых легенд.
Не сыщись, до славы охотник,
И всю жизнь проживи тайком:
Наш Господь был обычный плотник
И ходил по земле босиком.
И, вкусив нашей жизни бренность,
Он оставил нам весь этот край –
Завещал нам смиренье и бедность,
И земной, и небесный рай –
Всё, что было когда-то прежде,
И ещё принесёт плоды...
Завещал нам свои надежды,
Свой топор и свои труды.
Осуждённый на смертные муки,
Осенил нашу жизнь крестом –
И тогда Ему гвозди в руки
Вбили плотницким молотком.
После ночи сухой и короткой –
Помнишь? – как однажды с утра
На пригреве рыбацкую лодку
Он смолил для Симона Петра…
И от глиняного порога
Уходил за солнцем вослед –
Босиком по кремнистой дороге,
За плечами неся инструмент.
…Над спящим городом вдали горит рассвет.
Объятья ночи медленно слабеют.
Ещё безлюдны скверы и аллеи,
И от росы весь мир как будто сед.
На это утро нет расходных смет,
Составлен ли бюджет? – Бог весть – но разом
Погаснут фонари, и с полуфразы,
Издалека – затеплится сюжет.
Ещё и парк вдали в туман одет,
И нет прозрачней неба над домами…
Послушайте: неслышными шагами
На город надвигается рассвет.
Под взглядом бледно-синей высоты
Здесь все движенья лишни и нежданны,
И все черты обманчивы и странны,
И улицы туманны и пусты.
Последние, пророческие сны,
Короткое, обманчивое лето…
И сходятся с закатами – рассветы,
И всё вокруг – в тенётах тишины.
Она весомей, чем любой предмет:
Глаз ночью не сомкните, и проверьте –
И кроме стука собственного сердца
Ни звука не услышите в ответ
На чьё-нибудь пугливое: «Привет…» –
Не дышат даже старые скворечни,
И птичьи тополя Замоскворечья –
Бессменные хранители примет.
И кто-нибудь укутан и согрет –
Последние короткие мгновенья,
В последнем ожиданье пробужденья –
Надежд и встреч, наград, стихов, анкет.
И хочется из дома выйти вслед
За гаснущею утренней звездою…
И ждать всю ночь, и ждать всю жизнь порою,
Как лета – осенью, как снега ждут весною –
Когда настанет над Землёй рассвет.
И не по дням порой, а по часам –
Вот так вот жить, и невзначай влюбиться –
Влюбиться в эти улицы и лица,
В тех первых пешеходов по утрам…
В тех, кто не верит выспренним словам,
А лишь мечтам,
Ветрам и непогодам,
Кто ждёт чудес в любое время года,
И дождиков по чётным четвергам.
Но этот мир принадлежит не нам,
Когда земля вздыхает полной грудью,
Когда вот-вот проснутся наши судьи –
И будут расходиться по местам.
Нас судят по поступкам и делам,
Не по статьям, без дальнего расчёта –
Зачем мы здесь? Годны ли мы на что-то?
Нужны ли мы – или никчемный хлам?
И не ведут беседы по душам,
И ни секунды нет на оправданье –
Как будто не пришедшим на свиданье,
Как будто проигравшим игрокам.
…Над спящим городом безумствует рассвет –
По небесам раскинулся пожаром,
Подкрадываясь, вспугивает пары –
И вырывает с кровью чьё-то: «Нет!…»
Одни законы правят много лет:
Влюблённые в любви не признаются –
Встречаются, стесняются, сдаются…
Гуляют до рассвета, расстаются,
И вновь встречают – завтрашний – рассвет.
Над самой беззащитной из планет –
Всесильные! – да будет ваша воля,
Испившие из общей чаши боли,
Палач и воин, Гамлет и Макбет…
Корнет, учёный, пахарь и поэт!
Горит заря на северо-востоке…
Нет-нет, неправда – мы не одиноки:
Всё это – вздор, всё – выдумки газет.
И кто-нибудь, проснувшись, трёт виски…
К чему теперь волнения в вечном споре?
Стакан воды. Во рту и в сердце – горечь,
И низкие худые потолки.
И раздаются первые шаги
По тихой мостовой, по назначенью,
Торопятся – по высшему веленью,
По мановенью чьей-нибудь руки.
И ты идёшь по кромке бытия –
И обгоняешь утренний автобус,
И под ногами, словно школьный глобус,
Чуть-чуть качаясь, вертится Земля.
И можно, разглядев на ней, узнать –
Узнать двоих на нашей остановке,
Узнать себя – влюблённым и неловким,
И эту девочку – и что уж там скрывать!
И, разбежавшись, ноги оторвать
От голубой поверхности планеты –
Пусть умереть в полёте, но рассветы
Теперь несчётно раз на дню встречать.
И ненароком время обогнать,
И там, на двух гагаринских высотах,
Вдруг вспомнить всё – все беды, все щедроты –
Не оценить, и не пересчитать.
В груди как будто чувствовать стилет,
И вниз смотреть замёрзшими глазами,
И видеть всё, что вечно будет с нами,
Родней чего во всей Вселенной нет –
Всей этой жизни призрачный балет…
И первый утренний автобус в отдаленьи,
Как через улицу шагают тени,
И как над крышами горит рассвет.
Война не кончилась, пока не похоронен последний убитый на ней солдат
Поисковая работа начинается с архива, изучения документов, которые позволяют конкретизировать территории, где шли ожесточенные бои. Затем в эти места отправляется разведка - один или два поисковых отряда с целью установления контакта с местными жителями, которые являлись свидетелями тех событий и могут рассказать о местах, где остались лежать останки бойцов - в окопах, воронках, блиндажах. Именно местные жители оказывают неоценимую помощь в работе отрядов. После установления таких мест руководители поисковых отрядов обращаются в местную администрацию, чтобы сначала получить разрешение на раскопки, а затем должным образом предать земле останки солдат.
Можно любить и мечтать,
можно жить и жалеть.
Можно, как в детстве – мать,
звать к изголовью смерть.
Подламывается, как лёд,
измученная тишина:
память не знает пощады,
старость не знает сна.
Составлен список потерь –
и не затеешь спор…
Есть места, где Война
не кончилась до сих пор.
И не проси – простить,
отдать на откуп годам:
кому-то надо платить
по неоплатным счетам.
Кто возьмётся судить?
Чьим родным написать –
кому из нас суждено
вновь и вновь умирать?
Ветер гудит в ветвях,
в страшных ночных лесах,
в той бездомной глуши,
где остался мой прах.
Снова – осенняя хмарь,
снова – ночь без огня…
Тысячу раз меня
не приняла земля.
В эту темень и глушь –
марш-бросок наугад:
снова становится в строй
Непогребённый солдат.
Снова звучит в ушах –
снова меня нашёл –
шум ночного дождя,
голос сожжённых сёл.
…Северная река.
Снова придётся вброд.
Винтовки над головой
держит погибший взвод.
Снова – вода по грудь…
Может быть, примет нас
измученная земля
в тысячу первый раз?
Пушистый снег, косматый иней,
И в сером утреннем окне –
Весь город, словно бы на льдине,
В бескрайней, белой, злой пустыне,
Со всеми странными своими
Людьми дрейфующий к весне.
Но до весны ещё далече.
Ещё пугает длинный вечер...
Вокруг - за первым же углом -
Шагов рассыпаны осколки –
Несут заснеженные ёлки,
Пустеют кухонные полки –
Хоть покати по ним шаром.
Хлопот нам всем с лихвою хватит –
Иначе что за Новый год?
Он как всегда чертовски кстати –
Он снова повод даст потратить
Зарплату за квартал вперёд.
Огни, гирлянды, шарики, витрины,
На всех лотках под снегом – апельсины,
И продавщицы радостно-щедры.
Во всех орехах ядра – изумруды,
И дети верят в ласковое чудо,
И будут верить дальше – до поры.
И мы для них – бегом по магазинам
За новым чудом бабушки Арины;
Снуют вокруг, не мешкая ни дня,
Уже с утра несчётно мест обегав,
Прохожие, засыпанные снегом,
И возле рынков – гам и толкотня.
Пускай бегут, пусть их язык занозист –
Зато их лица, щёки на морозе! –
У всех кругом румянец - маков цвет…
А вдруг – обман, а ну как всё серьёзней?
А ну как под румянцем – морды козьи
До времени не кажутся на свет?
Клыки кабаньи, перья, клювы птичьи –
А ну как только ждут - сменить обличье,
Бесовским вихрем кинуться на нас –
И сброшены личины человечьи,
И кто-то в морде прыгает овечьей
Лжедмитрием, восставшим в сотый раз.
И в сотый раз – опять одно и то же –
Бесовский хохот, визги, крик: «Лови!»
Я не могу смотреть без дрожи
На их сермяжные одёжи,
На эти куртки чёрной кожи
Без ненависти и любви.
Их что ни день – нужда по свету гонит,
В них снова подлость ищет короля...
Чьё злое сердце их беда не тронет?...
И в их руках, на их ладонях –
Вся маленькая, хрупкая Земля.
Но кто они? – рабы? калеки?
Расстриги? боги? – человеки! –
Здесь все, кто много лет назад
Не вышли из Варягов в Греки,
И вот остались без опеки,
И вот – куда глаза глядят.
Но где-нибудь – друг друга встретим:
Есть, слава Богу, на примете
Одна особенная ночь –
Такая ночь, когда мы вместе,
И надо всё простить, хоть тресни,
И на порог – лишь с доброй вестью,
И весь разлад – наотмашь – прочь!
Пусть скоро будни нас закрутят,
До дна достанут, взбаламутят,
И я опять такой-сякой…
Пусть снова – снег косой линейкой,
Болят виски, и ни копейки
Опять не сыщешь за душой,
Пусть всё давно перегорело…
Ну что ж – вздохнём, и вновь за дело –
В работе, в хлопотах, в семье –
Все в долгом плаванье к желанной,
Пока ещё такой туманной,
Прекрасной и обетованной –
Далёкой, как мечта, земле.
Кровью мир умоется,
Чёрт те что деля…
Эх, святая Троица,
Грешная земля!
Колотили минами,
Рвали на куски,
Кровь мешали с глиной
И с дерьмом мозги.
Дым в траншеях узких,
И железный дождь
Сёк и резал бруствер
И людей – насквозь.
Падала, горела
От разрывов мгла,
В небеса летела
Клочьями земля.
Огненной штриховки
Отсвистит коса -
Всей артподготовки
Вечных полчаса.
Висла пыль над степью –
Жёлто-серый холст.
Поднимались цепи
Сразу в полный рост –
За завесой дыма –
И пошли на нас…
Кто им там, незримые,
Отдали приказ? –
И, кромсая зрение
Блеском тесаков,
Бросят в наступление
Потных мясников.
Рукава закатаны,
Бляхи на ремнях,
Каски, автоматы,
Мундштуки в зубах.
По густой, кровавой
Каше – сапоги…
На колючке ржавой
Поразвесь кишки!
Огненные жала
Взрежут окоём:
Встретим их кинжальным
Залповым огнём.
Взведены гранаты…
«Боже! помоги!!!»
В ход пошли лопаты,
Финки и штыки.
В дебрях развороченных
Блиндажей, траншей
Резались по ощупи
Кадыкастых шей.
За железным лязгом
Глохнут хрип и мат.
Покатилась каска –
И в щепу приклад.
Блеск свирепой стали,
Штык скрипит о кость –
Мы зубами рвали,
Раздирали плоть.
По телам упавших –
Пыльная кирза…
Всаживали пальцы
В глотки и в глаза.
…Как всё это глупо!
Не ищи живых:
Лишь в обнимку трупы
Наших и чужих.
Кто им всем могилы
Будет отмерять?
Сколько нас здесь было? –
Некому считать.
Хрип смертельно раненых
К вечеру утих…
Смерть судила правильно,
Примирила их.
Зима зовёт к себе. Зовёт проститься -
И оттепель мешает снег с дождём...
Летают растревоженные птицы,
Крича на ветер – видно, о своём.
На наши головы свалившись с неба,
Рисует утро – как, ему видней –
Тупым пером по тающему снегу
Один из множества обычных дней.
Потом весь свет кричит о плагиате,
Что, дескать, гол король, и нос в пуху...
Как на духу, хотя бы и некстати, –
Во всём признаюсь, сбросив шелуху.
И кто-нибудь, устав от лжи подённой,
На пережитом ставит жирный крест –
И смотрит, озираясь, удивлённо:
Уже не узнаёт знакомых мест.
И каждый ранний утренний прохожий
Мучительно, с тоскою вспоминал:
Чью роль вчера – бездарно, непохоже! –
Всю жизнь – перед самим собой играл?
И время падало, летя к надиру,
Дождём событий, поисков, начал –
И этому неслыханному миру
Я удивляться не переставал.
Остаётся одна маска – я исчезаю.
Кобо Абэ
Через чёрную кальку я копировал жизнь –
Карандаш летал, невесом –
Я её черты обводил, подложив
Вместо бумаги – лицо.
Эту кожу – менять по прихоти дней,
Надевать, когда захотел...
Маской злого цинизма морочить людей,
Самому – сидеть не у дел.
Маска спрячет морщины и затравленный взгляд,
И покорность угрюмой судьбе...
Будет лгать, хохотать, говорить невпопад –
Будет жить сама по себе.
Я от мира отрезан сплошной тишиной:
Маска гнёт упрямо своё –
С кожей, сердцем, губами, глазами, душой
Сросся скверный характер её.
Пусть событья идут своим чередом,
Неуверенно, как слепой...
Маска станет моим настоящим лицом –
Кармой, карой, проклятьем, судьбой.
Перед зеркалом – страх душит слабую плоть,
Держит за руки – неспроста:
Сбросить маску, ногтями сорвать, распороть! –
Ну, а вдруг под ней – пустота?
Я никто и ничто, я безличен и слеп,
И обман здесь был ни к чему.
Маска тихо украла мой мир, мой хлеб,
И всю жизнь превратила в тюрьму.
...Дни проходят в угрюмой, безмолвной тоске,
За спиною строятся в ряд.
Разноцветный листок в неподвижной руке –
Приглашение на маскарад.
Драконьи зубы - время сева!
Мой друг, не будь слугой судьбе:
Ведь переполнить Чашу гнева,
Быть может, выпало - тебе.
Оглядываясь, лезет в норы
Бомбоубежищ высший свет:
Где будет новая Гоморра? -
В Нью-Йорке? Питере? Москве?
Гроза встаёт над окоёмом -
Всё ближе, ближе, а потом
Господь ударит Землю громом,
Как грешницу стальным прутом.
И за поруганную веру,
За козни нынешних князей
Прольёт над нами дождь из серы,
Из крови, трупов и камней.
Царапайте ногтями стены,
Кто заживо погребены
В тоннелях метрополитена -
Застигнуты, как в день войны.
Да полно: все равны за гробом! -
И снова зло врачуют злом,
И оседают небоскрёбы,
И рушится второй Содом.
И кто-то, благостен и светел,
Пытался, верно, нас спасти -
Но праведников на планете
Не насчиталось десяти.
Облака в беспорядке
И текучий ковыль...
Шваркнуть краденой шапкой
О дорожную пыль!
Где бы нас ни носило –
Края всё нет как нет:
Эти вёрсты – Россию –
Хоть за тысячу лет –
С бердышом ли стрельца,
Нацепив ли суму –
Прошагать до конца
Не дано никому.
Безнадёжные данники
Отошедших царей –
Перехожие странники
Бесконечных степей.
Лапти, посохи, сёдла...
И в полдневную тишь
Дремлют старые вётлы
Над соломою крыш.
И дороги – как шрамы,
И в стоверстных грязях –
Благолепные храмы
На мужицких костях.
И на вечном распутье
Трёх былинных дорог
Веет странною жутью
Древний камень у ног.
И за сердце когтями
Вдруг возьмёт старина:
Чьи ложились веками
На него письмена?
Кто подвёл без ошибок
Всей истории счёт,
Предназначив наш выбор
На столетья вперёд? –
Всё дорога одна мне:
Надпись острым резцом
Прочитать бы на камне –
Да затянута мхом.
И придётся дорогу
Выбирать наугад –
На побывку ли к Богу,
На свиданье ли в ад?
Что берёг для меня
Шелест летней листвы –
Потерять ли коня?
Не сносить головы?
И не всё ли равно –
Средь вот этих до слёз
Нам знакомых давно
Одиноких берёз?
Словно руки – по ветру
Сквозь струящийся свет –
Тянут тонкие ветви
На прощанье нам вслед.
Надо же – нечем напиться!
Рельсы – валдайским лесом.
Бегу от бывшей столицы
Бешеным «Невским экспрессом» –
От ветра, воздуха невского,
От камня, лаптями протёртого –
Подальше от Достоевского,
Подальше от Бенкендорфов.
Да, мы хватили лишку:
Ты помнишь, как между столиков,
Пряча топор подмышкой,
Мимо прошёл Раскольников?
Вечера ждут, наготове –
Стаи теней крылатых…
Спас-на-Крови, как кровью
Из раны, облит закатом.
Октябрьская поножовщина;
Всё время здесь – где-то рядом
Не выжившие в ежовщину,
Не выжившие в блокаду.
Сколько вытерпел, вынес –
Вышел в нашу эпоху…
Нынче здесь варят «Гиннесc» –
То хорошо, то плохо.
Гордый, высокий, жалкий –
Сколько тебе не простили?!
Нынче здесь варят «Балтику» –
Лучше бы не варили.
Обитель ангелов пленных,
Рискнувших слететь пониже,
Фасады дворцов надменных
Над лабиринтом хижин –
Бедный северный город!
Сколько сытых прищуров:
Ишь как радеют воры
За веру и за культуру!
За милю поживу чуют –
Сошлись, собрались гурьбою! –
Из-под полы торгуют
Нашей с тобой судьбою.
Милый твой абрис чёткий…
И чтобы не стало гаже –
Лучше я выпью водки
Подальше от Эрмитажа.
Сырая оттепель. Светает.
Дома – как шхуны на мели.
И мокрый снег идёт и тает,
Не долетая до земли.
Меня сбивали с панталыку
Причуды нынешней зимы.
Смотрю – опять не вяжут лыка
Сведённые с ума умы.
Зима лгала, приметы лгали
(Да и когда они не лгут?!),
Шёл снег, и люди забывали
Всё, для чего они живут.
Свои проблемы и заботы
Откладывали до поры,
Прощали, забывали счёты,
И выходили из игры.
Терпели в нас любую странность,
Не гнали ближнего взашей -
И, право, это не гуманность,
Но что-то проще и прочней.
Без громких слов, без пояснений,
Которых, может, ты ждала,
Я признаю не чьи-то мненья,
А просто – невозможность зла.
Пускай бульварные газеты
Твердят заученный урок:
«Добра на свете тоже нету»,
А нам – упрямо-невдомёк.
Какая страшная потеря!
Но только люди – как во сне –
В неё ни капельки не верят –
Скорее уж поверят мне.
И, разобраться здесь не в силах,
Всему виновница, зима
Не понимает, что случилось,
И удивляется сама.
Злое небо над головою,
Над кладбищенскою травой…
В этом мире нас – вечно двое,
Неотступно сводимых судьбой.
Мне – чужой, неотвязной тенью
Суждено за тобой плестись –
Мой прекрасный, беспечный гений,
Упоённо влюблённый в жизнь.
Пусть нам падать, вставать, оступаться,
Как по талому льду скользя –
Только б там, на краю, удержаться:
«Брат мой! стой – дальше нам нельзя!»
Он зовёт меня, он мне не верит,
Надо мной смеётся до слёз…
Моцарт, Моцарт, я – твой Сальери,
Я Иуда – будь ты Христос.
Кто стреляет в лицо, кто – в спину,
Кто-то – всё ещё ждёт чудес…
Будь ты Лермонтов – я Мартынов,
Ты мой Пушкин – я твой Дантес.
Страшный, проклятый, окаянный,
В казематный глухой коридор
Я ко многим входил безымянным
И зачитывал приговор.
Только я – твой последний попутчик,
За тобой отряжён в патруль –
И на стенах ложились кучно
Пятна крови и дырки от пуль.
Может быть, нас Господь оставил?
Может, зависть – смертельный яд?...
Только помнится имя: «Авель!»
И надломленный голос: «Брат?...»
И пускай вселенская вьюга
Нас просеет сквозь решето:
Всё равно мы с тобой друг без друга –
Никуда. Никогда. Никто.
Огни кварталов ложкой
Отчерпывает тьма:
Проторенной дорожкой
Объявится зима -
Крошить метелью дали
И как не наяву
Вычёркивать детали
И общую канву.
И от её исчадий
Все двери - на замке,
И город в снегопаде -
Как муха в молоке.
И поздно вырываться,
Трясти душевный хлам:
Зима заставит сдаться,
Забиться по углам.
Кто явится - непрошен,
Другой - давно пропал...
В снегу по крыши, брошен
Столичный автопарк.
И небыли и были
Здесь равно не в чести.
Снега похоронили
Трамвайные пути -
И в сумерках нечётких,
Оборвана давно,
Валяется проводка
Спиралями Бруно.
Торчат в снегу по шею,
Дома - как блиндажи.
Прокопаны траншеи,
Расставлены "ежи".
И где согреть ладони,
Куда уйти от зла? -
В последней обороне
Последнего тепла.
Как ни крути, а всё же молодец
Заведующий судьбами земными:
Одни впадают в детство под конец,
Другие - умирают молодыми.
Постой, остановись! Взгляни вокруг -
И ты поймёшь, как значима беспечность,
Что старость - кратковременный недуг,
А молодость - синоним слова "Вечность".
И чем такой, скажите, жребий плох? -
Застать врасплох бесплотную химеру -
Прожить за вечер несколько эпох -
Эпоху Мандельштама - и Гомера.
Ни чёрточки, ни мига не забыть -
И всё простить, пока ещё не поздно,
Кумира и врага не сотворить,
И дальше жить, не сдерживая слёзы -
Как в будущем, как в сказке, как во сне -
Чтоб в такт попасть безумствующим сердцем -
Двум-трём шагам Армстронга по Луне,
Двум-трём шагам по комнате - младенца.
Такими мы запомнимся - навек...
Короткий век - но нам ещё по силам
Пойти пешком за тридевять парсек -
И что с того? И дальше заносило!
Всего-то двадцать! - миллиардов лет.
Туманностей растрёпанной причёской
Кивает Мироздание нам вслед
Знакомой милой взбалмошной девчонкой.
Приветствую, n-мерность бытия!
Вот-вот Земля отпустит нас из плена -
И молодость закончится моя,
Но лишь начнётся - молодость Вселенной.