«Как бы я с этой женщиной жил…»
Геннадий Григорьев
Природа ни умом, ни красотой
Не обошла. Не поскупилась даже.
Любить бы эту женщину за то,
Что вместе с нею никогда не ляжешь.
Вот ты живёшь, а счастья – нет и нет.
А быть должно. Копаешь глубже, ищешь.
Любить бы эту женщину за свет.
А остальных – за воду, газ и пищу.
Без цели, без надежды на успех,
Слезливых писем, монологов матом
Любить бы эту женщину за всех,
Кого любил, но потерял когда-то.
Но воля собирается в кулак.
Ведь ты – кремень! Не размазня. Не студень!
Любить бы эту женщину «за так».
За то, что просто есть она. И будет.
За то, что очень нежная в душе,
Под слоем слов и жизненного лака.
Но снова, закусив губу, в атаку
Стремится на последнем рубеже.
За волю к повседневному труду –
Из соевой судьбы лепить конфету.
Любить бы и любить её за это.
А любишь – за сплошную ерунду.
Её послал мне бог, забыв сказать,
Что делать с дорогим его подарком.
Она врачует будто санитарка –
Дежурный бинт и взгляд «глаза в глаза».
Она – морфин, не в силах исцелять.
Кружится перелётною жар-птицей
И всё стремится к богу прислониться,
А там – «не прислоняться». И опять…
Она – богиня. Честь ей и хвала.
Она – деструктор. Собирай детали.
Она как будто из нежнейшей стали,
Закована в шелка и кружева.
Она во сне, срываясь и дрожа,
Идёт к тебе, святая и нагая.
Она – любовь. Которой избегаешь,
Но ни за что не хочешь избежать.
Её послал мне бог, забыв сказать,
Что он и так подносит всё на блюдце,
Что мы могли однажды разминуться
И никогда не встретиться опять.
Она – моя спасительная нить.
Она светлее самой белой ночи.
А я устал от слов и многоточий…
Абзац. И ничего не изменить.
Она – из книги судеб, из песка,
Бегущего в часах бесстрастно точных,
Пока не опрокинет их рука.
Она близка, до одури близка.
Шумит дождём по трубам водосточным.
Струится. И не хочет отпускать.
Она - тоска. Вселенская тоска.
И смотрит в душу искренне и прямо,
Спокойно и немного свысока.
Она - река. Холодная река,
Течёт в свои большие океаны.
И вслед за ней несутся облака.
К.
1.
Всех линий не предскажешь по руке.
Дожить бы до скупого пенсиона,
И стариться с почтенною матроной
С колечками в пупке и языке.
Отточенное шмыганье ноздри,
Тату на ревматичной пояснице.
Она уже заранее мне снится,
Любительница танцев до зари.
Топ-менеджер, приученный к труду,
Поклонница великого белана.
Ушёл от нас он рано, слишком рано,
В далёком восемнадцатом году.
А впрочем, слишком много кто ушёл.
Пора и нам примериться к могиле.
- Скажи, Серёж, а хорошо мы жили?…
- Конечно, дорогая. Хорошо…
2.
Всех писем не напишешь. Не пиши.
Они теперь на сервере желтеют.
Какая неудачная затея –
Отдать кому-то капельку души.
Не каяться, не думать, не считать.
И раздарить до дна её, по капле.
Пока плывёт твой раненый кораблик –
Улиссам и Ковчегам не чета.
Не всем мечтам сбываться. Не грусти.
Мы всё равно идём своей дорогой,
Своим путём от бога и до бога,
Он жёлтым кирпичом его мостил.
Ты только никого не торопи.
Там скоро изумрудные ворота.
Повежливей со мной на поворотах,
Я тоже иногда могу втопить.
3.
Всей правды не расскажешь. Не читай.
Слова мертвы, едва успев случиться.
Ты смутно снишься, ты меняешь лица.
А остальное – вовсе суета.
Проходит всё – и счастье, и печаль.
Пройдёшь и ты – с восхода до июня.
А там и я – талантливый и юный –
Однажды научусь тебя встречать.
Всем душам не встречаться. Не встречай.
Гони меня на все четыре. Хватит
Торжественно ворочаться в кровати
И запах вожделенья источать.
Как можно в этом скудном языке
Найти слова для глаз, ключиц, коленей?
Всей правды не впихнёшь в стихотворенье.
Всех линий не предскажешь по руке.
Привычно разглагольствует в эфире
Увенчанный молвой иконостас.
Судьба дарует ежегодный шанс
Зацикленным на музе и на лире
Задуматься о собственном кумире.
Не жди, что День Поэзии всемирен –
Всего лишь праздник каждого из нас.
Опять горит и кружится планета.
Но это лишь фантомы, миражи,
Твоей души слепые витражи,
Твоя любовь, оставшаяся где-то
Стихами на просторах Интернета.
Пойди на грех – убей в себе поэта.
Умри. И начинай спокойно жить.
Но тянет как магнитом на вершину.
И вот, сочтя искусство ремеслом,
Свой лучший стих ваяешь о былом,
Анапест разминая будто глину,
Но он всегда готов наполовину.
Так ветер никогда не дует в спину
В бессмертие идущим напролом.
Как раньше пил – так нынче не могу.
Не тот азарт. И завтра ровно в девять
Придти на службу, согнутым в дугу,
(Вломиться как развратник к юной деве)
Себе позволить также не могу…
Вообще, уже пора носить костюмы,
Переходить на командирский юмор
И отдавать команды на бегу.
Как раньше жил – так нынче не могу.
Прознав уже, что всё вернётся, с горкой,
Желаешь процветания врагу
И мажешь ему булочку икоркой.
И дурочку (я в сердце берегу
Её портрет наивно-конопатый)
Уже давно не посылаешь матом.
Но всё равно останешься в долгу.
Как я любил – так нынче не могу.
Закрыв глаза, забыв про всё на свете.
Как будто я на этом берегу,
А ты на том. И цифры на билете
Считая. Их тайком считают все.
И верить, что однажды на рассвете
Мы всё-таки найдёмся. Словно дети,
Спустя два года, в лесополосе.
зима
Забылось всё. Кому я изменял.
Кого я променял на этом свете.
И вот уже на днях через меня
Зима перешагнёт и не заметит.
Перемахнёт. А я ни там, ни тут.
Так безупречен в качестве мишени.
Стою. Смотрю, как счастливо живут,
Не спрашивая глупых разрешений.
Мне ж выбор был всегда не по нутру.
Я прячусь от себя, от всех, от мира
За пазухой двухкомнатной квартиры,
В которой рос. И вырос. И умру.
весна
Мне нравится, что ты больна не мной,
А безупречным правильным мужчиной.
Который, приходя к тебе домой,
Не вынужден выдумывать причину.
Мне нравится, а почему – бог весть.
Любовь – она без палочки как ноль. Но
Мне даже льстит, что так оно и есть.
Что от любви ещё бывает больно –
Мне нравится, что я ещё живой.
К Макарова иду по Биржевой.
И главное – причуда из причуд! –
Что я тебя ни капли не хочу.
Нас жить и любить приучили по ГОСТам.
Останься… останусь… Уйди… ухожу…
Неловким движеньем, я знаю, так просто
Разрушить доверия тонкий ажур.
Душа нараспашку сходила с подмостков –
"Любовь наизнанку", увы, не пошла.
И что хорошо для сопливых подростков –
Для нас не годится. Не айс. Не аншлаг.
Проекция чувств на житейскую плоскость
Порой принимает уродливый вид:
Расплывчатый контур – ни блеска, ни лоска.
Ты ранен. Ты тонешь. И вскоре убит.
Лишь горькая правда причудливой смеси –
Коктейль из потерь и бескрылой любви.
И сердце – как в клеточку, десять на десять,
Мишень, где пылают твои корабли.
Над дорогой словно ватная
Хмарь туманная висит.
Погромыхивает латами
Самозваное такси.
Фонари огнями хмурыми
Подменяют белый свет.
Никогда не спите с дурами,
Даже если умных нет.
Скоро дом. Подъезд и лестница.
Лифт, четыре этажа.
Что-то в нас слепое бесится,
Возбуждаясь и дрожа.
Ты зарубками и рисками
Ночь чужую не тревожь.
Где-то спит такая близкая,
Что хоть заживо под нож.
Рельсы, рельсы. Шпалы, шпалы.
Бесконечные пути...
Ты однажды мне сказала:
«Не могу я так, прости».
Не могу ни так, ни этак.
Хочешь, плюнь, а хочешь, брось.
Вот тебе и все ответы.
Рельсы, шпалы, паровоз…
Паровоз пыхтит победно.
Цепь вагонов, колея.
Кто за ним плетётся следом?
То ли ты, а то ли я.
Кто спешит на повороте
обогнать свои мечты?
Кто вперёд пролезть не против?
Может, я, а может, ты.
Въехал поезд ранним утром
в город словно неофит.
Город чавкал. Город будто
вечно ест, когда не спит.
Ест тебя, меня. И иже.
Без разбора. Без вины.
Ест и дальних. Ест и ближних.
И случайных. И приезжих.
И осёдлых. Коренных.
Мы бежали. Мы устали.
Мчались словно на пожар.
Мы у цели. На вокзале.
Мы приехали. А жаль.
Ты сказала… Мы сказали.
Разговор затёрт до дыр.
Мы стоим в огромном зале.
Смотрим новыми глазами
на застывший старый мир.
Не ангел и не бог меня берёг.
Мир, замыкаясь, стал сугубо личным,
Бесцветно серым, словно в новостях.
И всё сложилось как-то поперёк,
Наперекор тенденциям столичным,
И вкривь, и вкось, и наперекосяк.
И длится вереница скучных дел.
Разлука к бесконечности стремится.
Ни гордости не хватит, ни стыда.
Но для всего находится предел.
И в память замурованные лица
Уходят вместе с нею без следа.
И вот она, торжественно чиста,
Таращится в распахнутое небо,
Распаханное прахом стюардесс.
И небо цвета чистого листа –
Механик душ, торговец ширпотребом –
Блестит и вызывает интерес
Как в первом классе новенький букварь,
В нём были только благостные лица –
Заряженная святостью праща.
Но бог вдыхает жизнь в любую тварь,
И твари этой воздухом давиться
До самого последнего «прощай».
У природы кончаются листья
Так же скоро, как нынче слова
У меня. И неслышно, по-лисьи,
Подступает зима. Жернова
Зимних дней перемелют печали,
Без остатка в труху изотрут.
Упадёшь, начинаешь сначала –
Лишний труд.
А бывает, выходишь из дома
И привычно уже сознаёшь –
Удивительно много знакомых,
Для которых понятная ложь
Заготовлена в срок. Так и рвётся
С языка соскочить поскорей
Удивительно: люди – колодцы,
Плюй да лей
На всеядные мельницы воду
Поэтической дури и лжи.
Да, бывает, стасуешь колоду,
Что повыпало – с тем и дружи.
Не прибудет тебя, не убудет
На житейском таком вираже.
Слишком рано кончаются люди.
Я – уже.
Под сонный разговор, теряя нить,
Разглядывать прохожих и курить
За столиком из тусклого металла.
Следить, как утекают пузырьки,
Рассматривая линии руки
Сквозь призму запотевшего бокала.
Смакуя чьи-то строки по слогам
Разгуливать по невским берегам,
Вдыхая запах тины и бензина.
И лучшего приюта не найдя
Укрыться от июльского дождя
За красочной витриной магазина.
И здесь, по эту сторону витрин
Вдруг жизнь свою увидеть изнутри
За пеленою водного тумана.
Из сотен или даже тысяч книг
Она предстанет в этот самый миг
Страницами дешёвого романа.
Домысливать привычно новый том,
Мечтать о чём-то мелком и простом,
Не думать ни о боге, ни о счастье,
Шагая по умытой мостовой.
И никогда не встретиться с тобой.
А значит, никогда и не прощаться.
Как сладкое, что съелось и забыто,
Останется отдушиной для быта
Мерцанием обёрточной фольги
Красивой, но пустой как дом бумажный,
Вот так и мы останемся однажды
С тобою - не друзья и не враги.
Тупое ощущение покоя.
Как сладко, что на свете есть такое.
Как странно, что, идя на компромисс,
Капризничаем, злимся, словно дети,
Как будто всё, что нам дано на свете
Не возвышает, а бросает вниз.
Но всё, что происходит год от года,
Что правит нас – по сути, есть погода,
Течение без дна и берегов.
А свято место пусть займёт другая.
Меня судьба сама оберегает
От всех. И от друзей, и от врагов.