Хокку (или, по-другому: хайку) – жанр японской поэзии, который представляет собой в русском переводе трёхстрочное стихотворение, состоящее в целом из 17 слогов, причём
в первой – пять слогов,
второй – уже семь слогов,
третьей – пять слогов.
Однако часто переводчики не соблюдают это правило, потому что в русском языке слова и предложения длиннее, чем в японском.
Переходя к рассмотрению экспериментальных видов, нам интересно отметить изменения формы и/или содержания в том или ином эксперименте.
Например, московский поэт Герман Лукомников, используя «дописывания», напоминающие детское хулиганское рисование усов и рожек на портретах в учебнике истории, создал любопытный жанр хокку плюс. Он берёт за основу русский перевод хокку и добавляет четвёртую строку, рифмуя её со второй. Такое изменение кажется оправданным, ведь русскоязычному читателю гораздо привычнее читать рифмованные четверостишия, чем медитативные трёхстишия без рифмы. Такая русификация даёт любопытные плоды, которые мы приводим вместе с рисунками Аси Флитман из книги «Бабочки полёт, или Хокку плюс» (М., 2001). Сверху указан автор оригинала, посередине, как пауза, дан рисунок, а внизу – четвёртая строка от Германа Лукомникова, переосмысляющая или дополняющая хокку.
БАСЁ
Внимательно вглядись!
Цветы пастушьей сумки
Увидишь под плетнём,
КАК ТАЙНЫЕ РИСУНКИ.
ЛУКОМНИКОВ
БАСЁ
На ночь, хоть на одну,
О кусты цветущие хаги,
Приютите бродячего пса!
ГДЕ БЫ ВЗДРЕМНУТЬ БЕДНЯГЕ?
ЛУКОМНИКОВ
БАСЁ
Как стонет от ветра банан,
Как падают капли в кадку,
Я слышу всю ночь напролёт,
КРОПАЯ СТИШКИ В ТЕТРАДКУ.
ЛУКОМНИКОВ
БАСЁ
На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
СМОТРЮ ИЗ ОКНА В БИНОКЛЬ.
ЛУКОМНИКОВ
БАСЁ
Нынче выпал ясный день.
Но откуда брызжут капли?
В небе облака клочок.
КЛЮВЫ ВВЕРХ ЗАДРАЛИ ЦАПЛИ.
ЛУКОМНИКОВ
ИССА
Олень лениво стряхнул
Бабочку со своей спины
И задремал опять…
КАКИЕ ОН ВИДИТ СНЫ?
ЛУКОМНИКОВ
РАНСЭЦУ
Цветок… И ещё цветок…
Так распускается слива,
Так пробивается тепло,
ТАК Я СТАНОВЛЮСЬ СЧАСТЛИВЫМ…
ЛУКОМНИКОВ
Вдохновившись идеей москвича, новосибирский поэт Борис Гринберг с июня 2009 года время от времени пишет авторские хокку-«минус»: стихотворения, состоящие из двух строк и 12 слогов (5 в первой строке и 7 во второй). На наш взгляд, при таком подходе элемент недосказанности, характерный для хокку, усиливается.
***
Даже ходики
Топают как-то не так.
***
весь четверг дождит
сбудется ли что-нибудь
***
Поёт соловей
Лебединую песню.
***
Замки на песке –
Воздушных замков тени.
***
делюсь опытом
умножения скорби
***
я дворник в лесу
подметающий листья
***
На старом фото
Всё новые морщины.
***
Я тебя помню.
Просто не вспоминаю.
***
Трудно отпустить.
Бросить куда как легче.
***
Залпы салюта.
Небу, наверно, больно.
***
кто же мы, боже,
дети твои иль рабы?
***
Дом снесли. Теперь
Ещё ключ потерялся...
***
Пергамент лица,
Морщин иероглифы.
***
Ночь. Мурашками
Звёзды рыщут по небу.
***
Думал о ближних
Весь в себя удаляясь.
***
Подал нищему.
Оба стали богаче.
***
Цветущий кактус.
Улыбка Квазимодо.
***
Из небытия
до забытья транзитом.
***
Запасы кофе
Ещё мужского рода.
***
Все пути ведут…
Но лишь один приводит.
***
Апокалипсис?
Давай, после обсудим…
***
А… Так ты поэт?!
Ну, тогда всё понятно!
Другой вариант экспериментальных хокку предлагает казанская поэтесса Татьяна Нужина. Она объединила хокку и тавтограмму, отчего, на наш взгляд, внимание к одной и той же букве в начале каждого слова усиливает элемент медитативности. Приведём её хайку-тавтограммы из сборника «Колос(с) слова-2» (Астрахань, 2009):
* * *
Влажный ветерок.
Восторженную влюбленность
Возбуждает весна.
* * *
Открытый огонь,
Осторожно отстраняюсь,
Опасаюсь ожога.
* * *
Кустик крыжовника.
Как крапива, «кусаются»
Колкие колючки.
* * *
Хандрю, хвораю,
Холод хрущёвки, худо.
Хочется хлеба.
Как видим, автор старается придерживаться слоговой структуры 5-8-5 вместо классической 5-7-5. Возможно, идея создания этого цикла зародилась у поэтессы ещё в 1997 году, когда вышла её книга «Песчинки жизни», в которой есть 24 хокку и одна из самых красивых тавтограмм, текст которой приводится ниже.
СТРАННЫЙ СВЕТ СУДЬБЫ
Снег сырой слезой стекает
С серенькой стены,
Синий сумрак собирает
Сказочные сны.
Слабый свет слегка струится –
Странный свет судьбы.
Серп Селены серебрится,
Стоя спят столбы.
Скрипнут ставни,
свет слепящий –
Сквозь сырую синь...
Содрогнётся сумрак спящий,
Стужа, сырость, стынь...
Поэт Айдын Ханмагомедов, ныне живущий в Москве, родом из Дербента. Он в своём творчестве показал любопытные примеры палиндромных хокку (на данный момент их написано свыше 500!), которые представляют собой трёхстишия без соблюдения канона, но которые побуквенно читаются как слева направо, так и справа налево. Здесь содержание зачастую «диктуется» самим языком, так как автору приходится из всего словесного многообразия выбирать такие структуры, которые потом можно было бы прочитать в обратном порядке.
* * *
Я и ты боги
и мумии им,
ум и иго бытия.
* * *
Атака зарева,
но Еве на Неве она
вера заката.
* * *
Нам сила ты,
толпе тепло ты,
талисман.
* * *
Муза
ржавила дух их,
удалив аж разум.
* * *
Манит с икон
мука так умно
к истинам.
* * *
Он не миф им,
но массам
он миф именно.
* * *
В Оке в жару
кишит в тиши
кураж веков.
* * *
Я разуму
и демон, и рефери,
но медиуму заря.
* * *
Возле Кафки
перо, море, пик,
факел, зов.
* * *
Яро мчи
до рос и сур Руси,
сородич моря.
* * *
Ты помани радугу
да радугу
дари нам, опыт.
* * *
О, в идеологии
ил библии
и голое диво.
* * *
Им ас Самсон,
идеен он,
но не едино с массами.
* * *
Может, я
мутил элиту,
мутил элиту мятежом.
* * *
Вокал бога
стонет со стен
от саг облаков.
* * *
Россия –
литургия елея,
игр утиля и ссор.
* * *
Россия –
алиби ладана
над алиби лая и ссор.
* * *
На сцене
в худобе нищих, ох, ищи
небо, дух, венец, сан.
* * *
Яро манит,
сияя и зияя,
истина моря.
* * *
Лев о лилии
хит слагал, слагал стихи
и лиловел.
* * *
Я и музе бы
дал у рвов
рулады безумия.
* * *
Ум орёт
амуру мая,
амуру матёрому.
* * *
У шипов
о небе ною,
о небе ново пишу.
* * *
Ты богу туго, бытие,
и ты богу туг,
о быт!
* * *
И шорохи, и хит,
и лепет той оттепели
тихи и хороши.
* * *
Нет ума,
дух то от лиха хил,
то от худа мутен.
* * *
Во дворе месиво
соло-голосов
и семеро вдов.
* * *
Цени в себе свет…
и не цените
в себе свинец.
* * *
Муза –
рондо, азарт и пюпитр,
а заодно разум.
С. Федину
Мир удобен,
коли мы, милок,
небо дурим.
* * *
Я-де
белее лебеды тебе,
ты-де белее лебедя.
Таким образом, хокку как жанр не только хорошо привился к российской поэзии, но и дал любопытные ответвления и плоды.
Скачать статью можно здесь: https://art-storona.ru/wp-content/uploads/2020/01/2012-2.pdf
Было
время не простоя, не застоя, а другое.
Как-то дед во время спора: «Кончилось вино, еда
И вода. Помысли здраво: испеки хотя б корявый
Каравай не для оравы». Поскребла туда-сюда —
Вот, садись, седобородый. Вдруг стучит сковорода.
Колобок спел: «Никогда!
Ведь яичко не простое, ведь яичко золотое
Содержу, да не из сора рос, не ведая стыда.
Вид волнующей приправы, тайные седые травы,
Сладкой полные отравы, лопухи и лебеда.
Сеятель, певец свободы, пусть горит моя звезда!
Укачусь я без труда!».
Слышу возгласы: «Не стóит, это дело всё пустое!
Ой, как долго? Ой, как скоро? Ой, нуда, нуда, нуда!».
Что ж, пропустим смело главы, как перекати-канавы
Миновал троих в дубраве. Добрым быть ― собою мзда
Есть немáла. Небосводу эхо шлёт, как песнь дрозда:
«Укачусь я без труда!»
Ничего от вас не скрою. Дело было то весною.
Не кружися, чёрный ворон! Вот крылами бьёт беда.
Подкатил к мосточку бравый. Переправа, переправа!
Берег левый, берег правый, снег шершавый, кромка льда...
Впрочем, бог с ней, с непогодой. Тут лиса: «А ты куда?!».
Колобок спел: «Никогда!
Ведь яичко не простое, ведь яичко золотое
Содержу, да не из сора рос, не ведая стыда.
Вид волнующей приправы, тайные седые травы,
Сладкой полные отравы, лопухи и лебеда.
Сеятель, певец свободы, пусть горит моя звезда!
Укачусь я без труда!».
«Не хочу тебя расстроить, не смогла я текст усвоить.
Но избавь же от позора, спой ещё раз, тамада!».
А сама-то величава, выступает, будто пава.
«Песнь твоя не для забавы, не пустяк, не ерунда.
Но своё берут уж годы. Сядь на нос, в том нет вреда».
Колобок: «Вот это да!
Что ж, спасибище большое! Взгромоздюсь, чтоб хорошо» ― и
Жертвой пал глупец обжоры. Ни приметы, ни следа.
Ей чужой язык и нравы; не щадила нашей славы;
Не сознала в миг кровавый, чей свободный смелый дар…
Годы, люди и народы убегают навсегда,
Как текучая вода.
Дед поддатый, час был пятый. Нет, девятый. День зарплаты.
С точки зрения поэта, в небе месяц танцевал.
Средь обмана и видений, Репка вместо удобрений
Жаждет жертвоприношений, так старик наш услыхал.
И зловещим силуэтом он к окошку зашагал,
Бабку он к себе позвал.
Вспомнил чёрные все даты, как она к нему когда-то
Не питала пиетета — в сердце ей вонзил кинжал.
Дед в бреду и упоенье с возраставшим наслажденьем
Языка лишил и зренья, тело в землю закопал.
Разрасталась жажда эта, словно флюс или фингал.
Внучку он к себе позвал.
Не была та конопатой, но забил её лопатой,
Расчленил и по пакетам тело он расфасовал.
Тайны созданных растений с лаской ластятся оленьей.
Фиолетовые тени. Сумрак разум заковал.
На эмалевой стене «текéл» и «фáрес» прочитал.
Жучку он к себе позвал.
Наподобие Пилата, гладил воздух он, проклятый.
Нет уже на белом свете той, кто жалко завывал.
Был привязан к ней. Мучений наступил миг избавлений.
Не имел он представлений, что есть истина. И вал
Новой жажды ждал ответа. Репке Дед опять внимал.
Кошку он к себе позвал.
Девять раз её, ребята, убивал, да не без мата.
Восемь раз, казалось, спета песенка. Настал финал.
Но финал не помутнений. Средь мерцаний и свечений
Покарать без исключений всех стремился наш нахал.
Скоро эпилог сюжета, я и сам писать устал.
Мышку Дед к себе позвал.
Мышка та была хвостата, враз вильнула, супостата
Сбила с ног, ещё, но третий раз удар бил наповал.
Наступил рассвет осенний и картину преступлений
(Есть немало разночтений) с наказаньем показал.
«Кару! Кару!» — спрыгнув с веток, Чёрный Ворон рисовал
Над деревней свой овал.
СИНИЦА
Вот кот по кличке Твикс.
А это тупица,
Которому в поезде сладенько спится,
Пока переноску покинул, как птица,
Кот по кличке Твикс.
А это виновная вдруг проводница
За то, что к порядку в составе стремится.
Дозваться ей не удалось до тупицы,
Которому в поезде сладенько спится,
Пока переноску покинул, как птица,
Кот по кличке Твикс.
Вот в Кирове иней на трупе искрится
Кота, что здесь высадила проводница
За то, что к порядку в составе стремится.
Дозваться ей не удалось до тупицы,
Которому в поезде сладенько спится,
Пока переноску покинул, как птица,
Кот по кличке Твикс.
Бушуют, как волны, в И-нете страницы,
Народ неподдельно весьма суетится,
Наказывать и линчевать враз стремится
За то, что вот иней на трупе искрится
Кота, что здесь высадила проводница
За то, что к порядку в составе стремится.
Дозваться ей не удалось до тупицы,
Которому в поезде сладенько спится,
Пока переноску покинул, как птица,
Кот по кличке Твикс.
Скандальная мигом забыта девица,
Певец, что вдруг дверью посмел ошибиться,
Волнует Вселенную лишь проводница.
В Усть-Луге с углём терминал всё дымится,
В Донецке убитых почти что под тридцать
И столько же раненых в местной больнице,
Но есть всем и спать не даёт проводница.
Ни остановиться и ни провалиться!